публикация

Рыболовство и морской промысел в КарелииКарелия — край озер и рек. Всего в республике насчитывается свыше 61 тысячи озер. Среди них крупнейшие в Европе великие озера Ладожское и Онежское, значительная площадь которых (6 и 8 тыс. км соответственно) находится в пределах Карелии. Древний остеологический материал свидетельствует, что первобытный человек имел дело в основном с теми же самыми видами промысловых рыб и морских зверей, что и мы. Но промысловые угодья выглядели иначе. На протяжении мезолита, неолита и бронзового века низовья рек, впадающих в крупные водоемы —Ладожское озеро Белое море, Онежское и Ладожское озера, были полноводнее, чем теперь, представляли собойудобные для промысла заливы; таковы устья рек Кеми, Выга, Суны, Шуи и др.В связи с чередующимися трансгрессивно-регрессивными циклами Белого моря, Ладожскогои Онежского озер уровень их то понижался, топовышался вновь при доминирующем процессеобщего последовательного его снижения. Современем сильно изменялась и конфигурацияпобережья, его береговые линии. Об этом можносудить по топографии древних поселений всеверной части Онежского озера, расположенныхсейчас на высоте до 41 м и на расстоянии до 6—7км от современного уреза воды. Смещениеберегов заставляло перемещаться и людей, Онежское озеровсегда селившихся у воды. Сдвигались кормовыеугодья и места нерестилища рыб, особенно в периоды повышенной влажности климата или,наоборот, его засушливости. В самом конце III тыс. до н. э. происходит почти полноеиссушение русла полноводной р. Выг вследствие регрессии Белого моря и наступлениязасухи Резкое снижение уровней водоемов в такие периоды, а затем их быстроенаполнение, естественно, заставляли также менять и традиционные места лова на новые,приспосабливаться к менявшимся условиям.Понятно, что добывание рыбы требовало не только разнообразных снастей, но итранспортных средств, прежде всего плотов и лодок. На территории Карелии при раскопкахони не найдены; в песчаных слоях дерево не сохраняется, а торфяниковые стоянки здесьеще не известны. О первобытных лодках можно судить по остаткам дубового челна израскопок А. А. Иностранцева в южном Приладожье; по челну, найденному на Дону вВоронежской обл., и наскальным изображениям Карелии, в которых лодки — один из самых распространенных сюжетов.Белое море

Особенно много их в Беломорье — около 500, почти четвертая часть всех фигур, а наНовой Залавруге даже более трети: в онежских петроглифах лодок значительно меньше(около 40). Такое внимание к лодке обусловлено ее незаменимой ролью и в повседневной,и в воображаемой(мифологической) жизни. Безлодки не могли обойтись нирядовые люди, ни герои, нибожества. Высокое качестволодки, быстрота и легкость хода,устойчивость, общий ее вид ктому же, видимо, служилипредметом общественноговнимания и престижа.При трактовке изображенийлодок, их реконструкцияхвозникли серьезныеразногласия. Одниисследователи принимали их зареально существующие лодки,использовавшиеся для охоты ипромысла, а также втранспортных целях. Другиевоспринимали их какфантастические образы —символические изображениясолнечных ладей, которые вследза уходящим солнцемперевозили в загробный мирдуши умерших. Созданиесредствами неолитическойтехники таких больших лодок,какие выбиты в Беломорье (до24 вертикальных столбиков-гребцов), К. Д. Лаушкинупредставляется невероятным.На скалах Онежского озеракроме господствующего образасолнечной ладьи, по его мнению, изображались и другие лодки, не связанныенепосредственно с культом мертвых, — «те, в которых совершали плавание мифическиегерои, по всей видимости предки, принимавшие участие в древнекарельской гигантомахии— борьбе светлых космических божеств со сверхъестественными злыми чудовищами».«Лодка и ее первый двигатель — весло, — продолжает исследователь, — быливажнейшими средствами первобытного производства и, надо думать, предметами особогопочитания. Анимистическое сознание первобытного человека одухотворяло, конечно, илодку, и весло; в стройной системе богатой мифологии такие жизненно важные предметыне могли не занимать видное месю». В отдельных случаях, считает он, древний мастерсоздавал образ обычных лодок (может быть, даже преувеличенных размеров) для того,чтобы подчеркнуть сверхъестественную силу тех, кто их нес или проводил по воде. Однакодоводы в пользу фантастической, по преимуществу мифологической природы лодокпетроглифов Карелии недостаточно убедительны, а часть из них можно отвести наосновании самого петроглифического материала. Не усиливают аргументацию и ссылки наруны «Калевалы».Соотношение реальности и вымысла — вечная тема искусства. Вполне отчетливопроявляется она и в петроглифах Карелии. Фантастическое в них переплетается с жизненно

правдивым началом, опираясь на которое и выбрав определенные события, явления иобразы, сознание укрупняет и обобщает их, наделяет сверхъестественными свойствами.Изображения лодок сильно различаются по величине и очертаниям, группировке(поодиночке, скоплениями, в композициях), отсутствию или наличию гребцов, их числу. Привсем многообразии их роднит устойчивая традиция украшать форштевень изображениемголовы лося, экипажи обозначать невысокими, перпендикулярными корме либо слегканаклоненными столбиками. Зачастую выделена нависающая над водой корма, а такжевыступающая спереди и сзади килевая линия (балансир?). Особенно разнообразны лодкиЗалавруги, где встречаются изображения со слегка изогнутым корпусом, выступом подднищем, со скошенной кормой, миниатюрные и огромных размеров и т. д. Здесьпредставлены и каркасные лодки типа эскимосских каяков, обтянутых шкурой. Этоконтурные изображения, у которых вдоль корпуса от края кормы к днищу тянутся до 7поперечных линий, вероятно, изображающих остов каркаса. Большинство лодокнебольшие, в них от 1 до 6 человек. Но изредка встречаются более вместительные — от 12до 24 человек. Их всего около десятка. По предположению А. М. Линевского, каждыйстолбик в них означает пару гребцов, поскольку при большой ширине и высоких бортаходному человеку грести невозможно. От принципа удвоения, видимо, лучше отказаться, нои при экипажах 12—24 человека это уже почти маломерные суда. Этнографическиепримеры показывают, что даже долбленки могли достигать очень больших размеров ивмещать десятки гребцов, как например у тлинкитов Северной Америки.В целом можно думать, что близкие по виду и вместительности лодки существовали внатуре. Естественно, изображение может до какой-то степени искажать их облик. Например,низкие, в виде одной черты борта лодок на онежских петроглифах и высокие, обозначенныеширокой полосой в Беломорье не обязательно копируют «длинные и узкие» озерные, а вдругом случае короткие, типа карбасов, морские лодки, как думали А. Я. Брюсов и А. М.Линевский. Скорее, это проявление изобразительной манеры, более схематичной иобобщенной на побережье Онежскогоозера и жизненно правдивой вБеломорье.На наскальные изображенияКарелии традиционно опираются приосвещении объектов и способоврыболовства. В. И. Равдоникас,например, характеризуя петроглифыБелого моря, писал, что по сюжетамсреди них преобладают фигурыживотных и рыб и что, по всейвероятности, изображались треска,семга, сиг. Назывались изображениякитов и акул. Все это — следствиенедостаточно точного определенияизображений. На самом деле средипочти 3000 известных фигур рыбывстречаются только 5—6 раз. Всеостальные (около 200 фигур) —изображения морских млекопитающих— белух, изредка моржей и тюленей,включая нерпу. Морские звери выбитыи поодиночке, и небольшими стадами, изачастую в сценах охоты. Примерно из100 наскальных композиций едва ли неполовина посвящена морской охоте.Особый интерес представляютразвернутые, детализированные,жизненно правдивые сцены промысла

белух. Белуха — китообразное животное, близкое дельфинам. Держатся они стадами иежегодно заходят в Белое море, оставаясь здесь с мая по октябрь. В древности они,видимо, заплывали в полноводное устье р.Выг. Соблазн добыть такого крупного зверядлиной 4—5 м был велик; взрослая белуха дает до 150 кг жира и ценную шкуру. Это чуткоеживотное ловят сетями. Изображений рыб в петроглифах всего несколько. В трех случаях это экземпляры наиболее ценных пород (семга, стерлядь) или необычных по своему образу жизни и размерам видов (сом или налим). Все они: и сом (налим?) в известной триаде Бесова Носа, и стерлядь у руки Беса (там же), и крупная семга в центре XII группы Новой Залавруги — образы символические, с явно мифологической окраской. И только две сцены, в которых присутствует по крупной рыбе (семге), реальны: одна в западной группе Бесова Носа, другая в северной группе Бесовых Следков в Беломорье. Возможно, в Новой Залавруге имеется сцена ужения рыбы с лодки, но настаивать на этом не приходится, так как ни леска, ни рыба не обозначены, видно только «удилище». Таким образом, рыболовство и морской промысел отражены в монументальном наскальном искусстве Карелии по-разному и не адекватно их реальной роли в повседневной жизни. Эпизодическая морская охота занимает много места, в то время как постоянный и наиболее надежный источник пищи — рыболовство — почти обойден вниманием. http://histfishing.ru/biblio/tema/2-thestoneage/312- savateev-yua-rybolovstvo-i-morskoj-promysel-v-kareliiДеревянные лодки КарелииЖители Кижского приходаславились как опытные лодочники.Секреты строительства кижанок былиизвестны многим, но заказы получалимастера, имевшие славу средиодносельчан.У местного населения, жившего поберегам крупных озер, сформировалисьособые типы судов — «кижанка» и«сойма», которые использовались длярыболовного промысла и перевозкигрузов. Благодаря особенностямстроения носовой части, они легко

рассекали волны. Даже в ненастную погоду на кижанке, оснащенной парусами и рулем,можно было пересечь Онего-батюшку. Длина кижанки в среднем составляла 4-6 метров,соймы — 7-10 метров. Местные владельцы судов, в основном, занимались перевозкойгрузов по Онежскому озеру, но нередко отправлялись с товарами и дальше пореке Свирь в Кронштадт и Петербург. На продажу вывозили масло, рыбу, скот, дичь, а вЗонежье везли муку, соль, крупу и колониальный товар. Ежегодный доход от торговли иперевозки грузов в конце XIX в. для Заонежских сойм составлял до 30 рублей, для кижанок— 10 — 15 рублей. Строительство лодки-кижанки обычно проходило на сарае дома, где жил мастер. Здесь имелись все необходимые приспособления и инструменты, а также запас материалов и заготовок. Убранство домашней мастерской и процесс шитья лодки остаются неизменными по настоящее время. К строительству приступали обычно ранней осенью или весной. В первую очередь в лесу искали основу для кокоры-штевня. Именно кокора придает кижанке ее неповторимый изапоминающийся силуэт. По манере обработки выступающего над линией борта корняможно было определить мастера-строителя. Начинали строительство с подготовки матики— киля будущей лодки, затем наращивали набои — доски обшивки, «сшивая» их меднымигвоздями, укладывали опруги — шпангоуты.Хороший мастер из заранее заготовленного материала мог построить лодку за две недели,а с опытным помощником — за несколько дней. В течение года мастер делал в среднем 15лодок. С 30-х годов XX века кустарное производство перешло в государственныемастерские. В 40-60-e гг. Волкостровская судостроительная мастерская снабжала всюокругу ботами, соймами, кижанками.Реконструкция лодки северорусского типа — «водлозерки» В Карелии и Архангельской области до сих пор говорят: «шить лодку», вместо«строить лодку» или «делать лодку», хотя теперь имеется в виду именно постройка лодкина гвоздях. При этом только пожилые люди помнят, что глагол «шить» когда-то имелпрямой смысл. По их словам, последние шитые лодки существовали «до войны», затеммастера перешли на гвозди, и со сменой поколений технология была полностью утеряна.Конструкция же, форма и основные приемы постройки оставались прежними, благодаряэтому для реконструкции требовалось сделать только один шаг, обратный переход сгвоздей на шитье корнями. В качестве шовного материала использовались традиционные для местности (оз.Водлозеро, Восточное Заонежье Карелии) еловые корни. Они были самымраспространенным материалом в судостроении, поскольку растут непосредственно вверхнем слое лесной подстилки, которая в густом темном ельнике совершенно незадерневшая и настолько рыхлая, что корни можно добывать без лопаты голыми руками.Необходимая толщина корня соизмеряется с толщиной обшивки, оптимум лежит в пределах1/3–1/2 толщины доски. При высыхании корни становятся хрупкими, так что после сбора ихнадо немедленно очистить от коры и хранить до употребления в ведре со смолой иливодой. По некоторым свидетельствам, засохшие корни или вицы распаривали перед

употреблением в горячей воде. По другим — корни даже кипятили в смоле, что делало ихболее стойкими к гниению, однако, как показал опыт, длительное кипячение в смоле делаетих ломкими. Практически хранение в смоле с непродолжительным кипячением оказалосьнаиболее удобным вариантом. «Завиты» корни были перед опусканием в смолу, однако это можно делать и непосредственно во время шитья, по мере продевания их сквозь отверстия. Киль («днище»), вытесанный из елового бревна, соединяется со штевнями (носовой и кормовой «кокорами», или «коржинами») массивным клинообразным замком с деревянными нагелями, так что вся конструкция еще без обшивки обладает достаточной жесткостью, ее можно передвигать и переворачивать с боку на бок. Кокоры вытесываются из нижней части ствола ели с большим корнем, отходящим под прямым углом. Из этого корня получается загнутая вверх и назад часть штевня — «коковка» очень характерный приемв северорусском судостроении, придающий судам колоритные «поморские» или«карельские» очертания. Форма носа лодки вообще являлась чем-то вроде «торговоймарки», в каждой местности и на каждом озере она была своей и прочно сохраняласьтрадицией. К настоящему времени лодка на Водлозере сильно эволюционировала,приобрела транцевую корму и способность глиссировать с подвесным мотором, однакоформа носа сохранилась прежней, и по-прежнему лодка называется «водлозеркой». Водлозерка предназначалась в первую очередь для рыбалки, короткий киль иокруглые обводы обеспечивали маневренность на веслах и удобство при работе смережами и сетями, а высоко поднятые нос и корма — хорошую мореходность приотносительно небольших размерах. Зато под парусом она ходила неважно, сильнодрейфовала при боковом ветре, и для транспортировки грузов на Водлозере существовалдругой тип лодок — он назывался «килевая лодка». По форме такая лодка была оченьблизка к кижанке; благодаря длинному и глубокому килю она ходила под парусом лучше. https://vk.com/topic-27058393_25996661 Традиции и обычаи карелов В далёкой древности, делали насевере Карелии из муки и соли фигурки ввиде людей и животных. Называли их «хлебосольки». Изготавливали их не для баловства изабавы, а для дела – в жертву богам. В Архангельской области до сих порживёт легенда о рыбаке-Степане. Жил в давние времена Степан-рыбак,бригадир ватаги рыбацкой. И ходила о немслава по всему краю архангельскому, что изего ватаги все живыми домой возвращались ,

да с богатой добычей. Обычно собирались в последний день перед походом рыбаки уСтепана в доме, вино пили, песни грустные пели да мешали муку пополам с солью, чтобыне зачервивела мука да не закисла от морской воды. Кусочки соленого теста запекали впечи и складывали в мешочки. Называли эти кусочки хлебосольками. В дальнем походеразвариваешь такой кусочек в воде, бросишь туда рыбу да пшено- славная уха получается.Однажды перед походом собрались рыбаки, как всегда в доме Степана, а в уголке, встороночке, сидела дочь Степанова, Пелагеюшка, и лепила из соленого теста фигуркиразные: зверюшек всяких, чудных человечков да часовенки православные. Когда стали рыбаки выходить их дому, положила Пелгеюшка поделки свои в туесокотцовский, где хранилась у него иконка чудодейственная. И лишь сам Степан даПелагеюшка об этом знали. Когда в походе далеком надвинулись на суденышко льды тяжелые и холод лютыйвытягивал душу из тела, когда заблудились в пурге добровольцы-разведчики, заперсяСтепан у себя в каюте, достал иконку архангельскую и молился святым православным, чтобне сиротили детей рыбацких. Затем снял с себя крестик нательный, достал хлебосолькиПелагеюшкиы и, зажав их в просоленных руках, просил бога поспособствовать их ватаге. Иту же отошли льды гремучие, отпустила стужа лютая, утихла пурга, и возвратились накорабль разведчики с нартами, груженными добычей богатою. И не было в деревнеСтепановой сирот, не остались голодными семьи рыбацкие. И когда стал Степан слишком старым, чтобы в море ходить, раздал он хлебосолькиПелагеюшкиным внукам. Те стали дарить их соседям, а соседи ставили их под образа. И непокидали их дома удачливость и достаток. А дома те славились хлебосольством иприветливостью. https://nsportal.ru/shkola/obshchepedagogicheskie-tekhnologii/library/2013/12/20/master- klass-po-testoplastike-dlya ПОМОРСКИЕ ЛОЦИИ И «КНИГА МОРЕХОДНАЯ» О.А. ДВИНИНА Белое море было первым морем Северного Ледовитого океана, с которым познакомился русский человек. На его просторы русские мореходы спускались по порожистому Выгу, тихой Нюхче, полноводным Онеге и Двине. От устья одной реки до устья другой «дружились» они к берегу «матерой» вдоль южного, восточного и западного заливов Белого моря. Этот далекий и тяжелый путь шли на веслах и бежали под парусом. Издавна известна поморская поговорка: «На море тихо - не лихо, да гребля лиха». При ветре, под парусом путь одолевали легче и быстрее, но не каждый ветерок помогает, вот во время гребли и приговаривал мореход: «Припади- ко ветерок, да не порато поркой, да не покосной».Эти поговорки, как «досюльные», т. е. стародавние, помнят теперь только старые поморыМурманского и Беломорских берегов, а молодежь подзабывать их стала - плавают намоторных лодках, да и рейсовые пароходы между населенными пунктами ходят чаще. Из Студеного, Белого моря вышли мореходы в Студенец - море Баренцево. Шли насеверо-запад губой Кандалухой, т. е. Кандалакшским заливом, до устья Нивы, а дальшеподнимались по Ниве и через систему озер реками и волоками добирались до глубоковпадающего в сушу Кольского залива моря Студенца. Выйдя отливом в открытое море, шлии на восток, и на запад вдоль берегов материка, осваивали их. Вскоре открыли и второйпуть на Север через Горло Белого моря, к северо-востоку от него встретили острова Колгуй,Вайгач и Маточку - Новую Землю, а затем и устье Оби. Океанскими просторами дошлисмельчаки до Груманта - Шпицбергена.

На далекий суровый Север русские люди шли за пушниной, птицей, солью. Успешнопромышляли и добывали их на суше, но скоро проведали, что на море можно былопромышлять еще и морскую рыбу, и зверя, и рыбий зуб - моржовый клык, высокоценившийся для различных поделок и украшений в Новгороде, Киеве, в заморских странах.Но не только богатая добыча влекла человека в край «зело дальней и отлогой», манилоизвечное неуемное желание понять, изведать окружающий мир, стремление к ещеневиданному и неиспытанному. Вдоль пути на берегах материка и островов, на местах остановок мореходов,возникали первоначально временные корабельные пристанища, а затем путники,осваиваясь и обживаясь, оседали на постоянное житье. Так возникали на берегах северныхморей, обычно в бухтах, устьях рек, на участках, обеспечивающих промысел, постоянныепоселения: деревни и починки. Они были невелики. Наиболее крупные из них сталиназывать становищами. Промысловое закрепившееся население называлось поморами, авесь обширный приморский район поселений - Поморьем. Но исками сохранялся и обычайпромысловиков ставить временные поселения на берегах Белого и Баренцева морей напериод морских промыслов - весновальной и летней страды. Места их иногда менялись взависимости от времени и условий промысла. Временные поселения назывались станами в отличие от постоянных промысловыхпоселений - становищ. Поморские лоции различают их. В одной и той же бухте могли«становить» свои отдельные станы различные группы промысловиков, становища жеразвивались как общее местообитание. Как поморы осваивали моря, видно прежде всего порайонам их расселения на берегах и времени появления поселений. О заселении Поморьясвидетельствуют многие документы: летописи, грамоты, указы, писцовые книги, вкладные вмонастыри, купчие на участки земель и промыслы. По этим документам узнаем и главныхзахватчиков земель и угодий - это посланцы посадников, бояр и богатых людей Новгорода,поселенцев, на свой страх и риск осваивавших пустоши и монастыри. Не на безлюдныхморских и речных берегах селились пришельцы-промысловики, а среди аборигенов - карел,саамов. Поселения были невелики, два-три двора и разбросаны по берегам, отстояли другот друга на многие версты. Постоянные поморские поселения в Двинском заливе на Летнем берегу известны ужев XIV в. - это Уна, Луда, Ненокса, существующие и поныне. Они упомянуты в Уставнойграмоте 1398 г. великого князя Василия Дмитриевича. В 1419 г. «мурманы» - норвежцы разграбили и пожгли многие поселки в этих районах:Ондреянов берег, Торпилов стан, Хечиним, Чиглоним (Цигломень), Кег-остров, Кяростров. Вдокументах XV в., свидетельствующих о владениях Марфы Борецкой и Николо-Корельскогои Соловецкого монастырей, упоминаются поселения на Поморском берегу Онежскогозалива, и среди них впоследствии знаменитые своими кормщиками и лоциями Шуя, Сорока,Сума и Кемь. Слава о моряках из этих мест живет и поныне. Много поселений на Поморском берегу возникает в XVI в. - это Нюхча, Унежма,Нименьга, Шижня, Вирьма, Колежма, а на Летнем берегу Двинского залива - Солза,Сюзьма, Яреньга. На Карельском берегу Кандалакшского залива поселения продвигаютсяна северо-запад, среди них Кандалакша, Кереть, Ковда, Калгалакша. Обживается и северный берег Кандалакшского залива: Умба, Сальница здравствуютздесь уже более четырехсот лет. Терский берег заселяется в конце XV- XVI в. почтиодновременно с Кандалакшским. Старые поморские села - Кашкаранцы, Варзуга, Кузомень,Тетрино, Стрельна - были в числе обширных земельных и морских угодий Марфы Борецкойна Белом море. Осваивался и западный берег Горла Белого моря. Несколько позднее были освоены в Онежском заливе южные берега Онежскогополуострова; поселения Пурнема, Лямца, Пушлахта упоминаются впервые в документахначала XVII в. Недостаточно данных для точного определения времени заселениявосточных берегов Белого моря, но уже в XV в. здесь промышляли поморы-зверобои - инаметились центры их промысла - о. Моржовец, мыс Конуши, к которым они ходили изКойды, упоминаемой в документах 1471 г.

Писцовые книги 1608-1610 гг. насчитывают на Мурманском берегу 47 становищ.Основывали поморы деревни и становища, стремясь освоить наши северные моря,использовать их богатства. «Море - наше поле» - поморская поговорка. Трудно было осваивать все эти дальние пути. У поморов первоначально не было никарт, ни описаний, только слыхали они «завлекающие» рассказы о далекиx сказочныхземлях. На материковых берегах и на островах Беломорья, Мурмана, Сибирских морей небыло ни опознавательных знаков, ни пристанища. Помор-первооткрыватель пускался вбезвестный путь, отходя от одного прислона, он не знал, где и когда достигнет другого. Вплаваниях он рассчитывал лишь на себя, на поддержку товарища, на советы старшего, наудачу, да на далекого Николу из Мирр Ликийских - мифического покровителя моряков,рыбаков и охотников. На трудных и опасных путяхбыл накоплен первый опытплавания и промысла в жесткихусловиях полярных морей ивыявилась необходимость работысообща, т. е. организацииколлектива - в одиночку моря неодолеешь. Во главе каждой группы,отправляющейся на промысел,стоял кормщик, наиболее опытныйи знающий бывалый промысловик.Он был в ответе за успех и неудачуплавания и промысла передсовестью своей, перед сиротами,коль что случится, да на Страшном суде. Знания об этих плаваниях передавались изпоколения в поколение и отражены в Поморских лоциях. В Поморских лоциях много наблюдений над течениями и глубинами. Но враспоряжении поморов не было приборов для их определений, поэтому обычно лоцияограничивается сообщениями: «а вода по салмы ходит быстро», или: меж островов «водамырит» - идет бурно. Определения глубин даются точнее, иногда измеряются глубинысаженями, иногда четвертями, но н некоторых лоциях авторы ограничиваются замечаниями:«и куйпогу посложнее сажени» или «а при воде через коргу будет глуби и грузной лодьи».Для каждого становища указывается, при какой воде возможен, подход к нему. По лоциям можно установить многие «тонские места» - места ловли рыбы, а такжепункты в Норвегии, к которым «бральщики ходили за рыбой». https://www.liveinternet.ru/users/comtesse_lomiani/post218570448