Зеркальный шар

Денежный конвой Андрею Ракоши-Шулецкому, философу и умному человеку Это было давно. Точнее - 16 мая 2007 года. От тех времен сохранились фотографии, которые не только имеют теги, автоматически поставленные камерой, но и рассортированы по датам в моих альбомах. С точки зрения Вселенной 12 прошедших лет – сущее ничто, да и в масштабах иной человеческой жизни они несущественны. Но я прожил столько этапов на разных эшелонах бытия, что все видится бывшим в поза-позапрошлой жизни и случившимся не со мной. Впрочем слово «случившееся» не подходит; в тот день не случилось ничего особенного, вообще ничего не случилось. Просто испытанные ощущения относятся к разряду острейших. (Чтобы пояснить сказанное, приведу сходный пример. Неделю назад я был потрясен сценой во дворе нашего 14-этажного 10-подъездного 800-квартирного дома, стоящего на одной из тихих улиц миллионного города. Я вышел из парадного, спустился с крыльца и увидел, как охотится маленький ястреб-перепелятник. В горизонтальном полете на высоте 2 метров он напал на голубя, - закогтил его и унес в чащу болотного сухостоя между домом и автодорогой.) Итак, вернемся в майский полдень 2007 года. В тот год я работал директором уфимского филиала одной Нижегородской транспортно-экспедиционной компании, имел «белую» зарплату 40 тысяч, просторный кабинет, десяток подчиненных, служебный автомобиль и безлимитный бензин по топливной карте. (Компания эта, к сожалению, здравствует до сих пор, но названия я не озвучиваю – не из пиетета, а из нежелания пиарить ее хоть одним словом. В августе 2007 меня оттуда уволили за то, что по вине водителя пропал автопоезд с грузом пивной бутылки на сумму 124 тысячи рублей. Но в мае все казалось прекрасным… и даже удивительным.) Я был почти молод, себе казался полным сил. Впрочем, о себе я могу писать листами, гораздо лучше и короче сказал Булат Шалвович: Еще моя походка мне не была смешна, Еще подошвы не поотрывались, За каждым поворотом, где музыка слышна, Какие мне удачи открывались! Вот о повороте-то и хочу рассказать. 1

*** Музыка не была слышна; не слышалось ничего, кроме шума покрышек по асфальтограниту трассы М7 «Нижний Новгород – Уфа» – лучшей ее части, пролегающей по Республике Татарстан. Точки описываемых событий уже не помню, не могу назвать даже траверс населенного пункта – обозначу лишь отрезок между отворотами на Большую Елгу и Шумково. Открыв Яндекс-карту, каждый поймет, что дорога там бежит среди длинных полей и редких перелесков без человеческого жилья на километр в обе стороны - даром, что места являются сердцем России. Впрочем, это сейчас водитель может проложить маршрут из Нурлата в Гондурас по интернетским картам, а тогда в машине не было даже GPS- навигатора и ехали мы вслепую, по знакам и дорожным указателям. Говоря «мы», должен пояснить, что моим спутником был системный администратор филиала - киселеобразный юноша Паша, к чьему имени хочется в рифму прибавить кое-что не вполне нормативное. Ничего плохого он мне не сделал, только остался на своем месте после моего увольнения, хотя именно я брал его на работу и выбивал из хозяина повышение зарплаты. Также во внерабочее время Паша разводил в однокомнатной квартире персидских кошек. Но минимемуар - о другом; я вспомнил все в справочном порядке. Итак, мы ехали вдвоем с сисадмином на корпоративной 16-клапанной «Дэу-Нексии». Эта чудесная во всех отношениях машина навсегда осталась в моей памяти. (Кажется, из всех 13 машин - от желтого «Москвича 2140» до свекольного джипа «Гранд Чероки» - бывших когда-то в моем пользовании, я больше всех любил серебристую «чаечку» с затонированной задней частью.) На ней я всласть поездил по России на восток, север и запад; собирался даже в Омск, да меня отговорил один дальнобойщик, сказав, что после Кургана придется тащить машину на себе, поскольку к этому времени у нее отвалятся колеса. И как раз на той «Нексии», покрывая М7 (перегон Поспелово – Большая Тарловка), я однажды развил скорость 199 километров в час, что осталось абсолютным рекордом, не побитым даже на «Ягуаре XJ7», который давала мне поводить подружка по имени Наташа. Мы направлялись не в Нижний Новгород, а возвращались в Уфу из Казани, куда ездили в татарский филиал компании, чтобы забрать сервер, им не нужный. Поездка за компьютерным «железом» на расстояние 528 километров в один конец (без учета еще сотни по городам) не была роскошью. Тот сервер весом в 20 килограммов стоил 120 тысяч рублей. 2

(Для осознания масштаба по ценам 2007 года приведу пример. Именно тогда мы купили жене первую новую (не подержанную, а взятую у дилера) машину. С таким же мотором DOHC, как и служебная, только укомплектованная кондиционером и электростеклоподьемниками, оснащенная электрозеркалами и оборудованная сигнализаций «Magicar 5», зеленая «Нексия» обошлась нам в 330 тысяч.) Мы выехали из Уфы на рассвете 15 мая, без приключений прибыли в татарскую столицу, состыковались с веселым Артуром - директором Казанского филиала - заселились в забронированный номер отеля «Татарстан», прокатились в офис фирмы и забрали сервер (который тихо оставили в багажнике на гостиничной стоянке, рассудив, что не следует привлекать лишнего внимания его переноской туда и сюда), после чего отдали вечер тихим радостям жизни. То есть взяли с собой бухгалтершу Гузель и пошли в ресторан «Шаляпин», стоящий неподалеку от Богоявленского собора. Там наелись и напились, потом гуляли по ночной Казани и радовались с каждым часом все сильнее. Впрочем, о том гораздо изящнее писал (не Окуджава, а я) в повести «НАИРИ» и повторяться не вижу смысла. Событие, к которому я подхожу медленно, состоялось на следующий день: когда мы с сисадмином выспались после угарной ночи, умылись, получили завтрак, входящий в стоимость номера, переложили драгоценный груз на заднее сиденье и пустились в обратный путь. Ездил я по М7 не раз и прекрасно знал, что будет впереди. На Мамадышском перекрестке нам предстояло остановится, подойти к ларьку, которым владели два знакомых мне брата-татарина, и съесть шашлык из свинины, лучший на трассе. Затем мы должны были переехать через Вятку и следовать без остановок, не обращая внимания на ответвление к городу, спрятавшемуся у слияния рек Елы и Буги и носящему название Елабуга. Слегка задержаться на платном мосту у Нижнекамской ГЭС, питающей завод «КамАЗ». Поплутать по развязкам через Набережные Челны, взглянуть на каменный сталагмит привокзального отеля, в котором я однажды… (Впрочем все, что пережил я одной предзимней ночью в отеле, которого сегодня нет на карте, изящно описано в «Пчеле-плотнике».) После Челнов опять вырваться на оперативный простор и ехать быстро. Так быстро, как можно лететь по изумительным дорогам Татарстана, и жалеть лишь о том, что от Казани мы едем на восток, а не на запад. Что в другой стороне осталась Чувашия и мы не попадем в Цивильск, не заглянем в неказистое придорожное кафе, которое всегда предлагает поджарку из телятины и настоящую «китайскую» смесь с ростками бамбука. Но по въезде в родные пределы нас ждало село Верхне-Яркеево, где водительская забегаловка «Автодвор» наслаждала мясной солянкой, 3

подобную которой я ел всего однажды – в 1983 году, в Лейпцигском ресторане забытого названия. И уже совсем поздно вечером, после заезда в офис и выгрузки сервера, я мог наконец оказаться дома. Где лучшая в мире женщина, любимая жена Светлана приготовит мясные пирожки из пресного теста, носившие в нашей семье радикальное наименование «пиписьки», а в огромном холодильнике «Самсунг» стынет литровая бутылка водки «Смирнов №21». (Поесть я любил всегда, поесть вкусно любил вдвойне, поесть в дороге – втройне, а поесть и выпить дома, когда уже некуда больше спешить, люблю десятикратно. Я не ем, чтобы жить, а живу, чтобы есть. Иного смысла жизни не вижу.) Но в тот момент все лучшее оставалось впереди. Мы просто ехали по залитой солнцем М7. Мимо летели поля и леса, перед глазами сверкал капот, в магнитоле крутилась кассета «Шолом Алейхем», спидометр показывал уверенные 130: в те годы татары еще не повесили своих камер, и кое-где можно было чуть- чуть разогнаться. Я крепко держал руль, хоть и ехал на азоте; медузоподобный Паша глядел в окно. Трасса была не сильно загруженной; лишь время от времени, заставляя мои «дворники» подпрыгивать от ударной волны при суммарной скорости 250 километров в час, мимо свистели встречные фуры, да иногда я обгонял попутные. Моя служебная «Дэу» с госномером С475РУ 52 в самом деле была потрясающей машиной. Не имев лишней массы – ни кондиционера, ни ЭСП, ни даже защиты картера – облегченная «Нексия» имела невероятную разгонную динамику и потрясающую эластичность коробки передач. Не напрягаясь единым мускулом, лишь делая kick-down с 5-й повышающей на мощную 3-ю, я обходил кого угодно, всегда успевал встроиться в просвет. И, смягчая глагол в форме настоящего времени, который складывала буквенная часть номера, выражал уважение к обойденным коротким подмигиванием «аварийки». (Ведь какой же русский не любит быстрой езды, хотя по духу я немец, по хозяйственным привычкам эстонец, а по мировоззрению – еврей.) Когда передо мной, быстро вырастая в размерах, возникла серо-зеленая машина, ползущая с черепашьей быстротой, я без кик-дауна, не выключая пятой, обошел ее по встречке, нырнул обратно и нашел себя за металлической фурой. Не любив ехать медленно, через некоторое время я опять выставился влево и тут же снова спрятался вправо. Потом, оценивая расстояние до встречных фар, еле видных в ярком свете дня, сделал еще несколько коротких бросков. 4

- Виктор Викторович, - неожиданно подал голос Паша. – Посмотрите, куда мы попали! Я оторвал глаза от очередной кормы и огляделся. Дорога делала долгий пологий поворот - кажется, левый. Достаточно длинный участок оказался на ладони. Я увидел впереди нас и позади невесть сколько одинаковых 10-тонных фур с глухими железными кузовами серовато-сливочного цвета. Борта их были опоясаны бело-сине-красными полосами, отмечены двухголовыми орлами и обозначены надписями «Банк России». Впереди вереницы полз броневик, ощерившийся черным дулом; такую же камуфлированную черепаху я обогнал перед тем, как сюда вклиниться. Колонна растянулась на добрый километр, дистанции между фурами позволяли втиснуться небольшому бронепоезду. - Виктор Викторович… - Паша кашлянул и осекся. – Это… - Это денежный конвой, - сказал я. – Везут наличность из Москвы в Уфу. А, может, в Челябинск. Или в Ёбург. Или… - Вы представляете, сколько там денег? – перебил сисадмин. – Хотя бы в одном грузовике? И даже если там одни десятки? - Даже если одни пятерки, - я вздохнул. Сейчас уже трудно поверить, но в тот год еще ходили зеленые пятирублевки. - Идиоты, - сказал Паша. – Как они дали нам въехать в самую гущу денег? Я смотрел вперед. Там, в мареве невидимого выхлопа, за глухими стальными дверцами «гаражного» типа покачивалась сама жизнь. Точнее – все, что я от нее недополучил, родившись не там, не тогда и не в той среде. Все, за что я без колебаний отдал бы остаток своих дней, если бы они что-то стоили на весах вечности. Там был заперт автомобиль моей мечты - темно-красный «Шевроле Камаро Berlinetta» 1979 года выпуска. Харизматичный 2-дверный зверь с 3- метровым моторным отсеком, прячущим 250-сильный 5-литровый 8- цилиндровый 4-карбюраторный V-образный двигатель, от рокота которого дрожат рамы на четырнадцатых этажах. 5

(За этого поджарого хищника, летучего демона шоссейных дорог, я и сейчас готов продать душу дьяволу - да, увы, нечистый не спешит ее покупать.) Туда поместилась и 3-этажная вилла в Лигурийских Альпах с коньячным погребом, морским бассейном и высоковольтным периметром, испепеляющим всякого, кто без спроса подойдет ближе, чем на 300 ярдов. И официально необитаемый остров Кокос у побережья Коста-Рики, вместе с белым коралловым пляжем, единственным шезлонгом под зонтиком и мулаткой, которая разбирается в цветах флажков и знает, когда я прошу поднести джин, а когда – шэрри. (Не стоило даже говорить о ящике «Бушидо» и бочонке «Макэллана».) Ну и, конечно, там лежали вороха платьев от Диора, Сен-Лорана, Дольче&Габбана, Версаче, Армани, Валентино и Коко Шанель, заказанных в единственном экземпляре для моей жены. И горы сумочек от Прада, шеренги туфель от Стюарта Вайцмана, штабеля коробок с бриллиантовыми диадемами от Ван Клеефа и Арпельса, пересыпанные стразами Swarowski – тоже для нее, единственной на свете. И многое прочее, о чем я стал мечтать лишь лет десять спустя. В частности, надежда улететь из этой страны, чтобы никогда не возвращаться назад. Ведь над нами уже гремел мой личный «Боинг 747-400» с единственной парой кресел в гигантском салоне, которому позавидовал бы Элвис Пресли, владевший всего лишь «Созвездием» марки «Локхид». А самое главное, там таилась возможность больше не заниматься ерундой, не заниматься ничем вообще, только сидеть в кабинете и писать свои книги. (Последнего, впрочем, я все-таки достиг.) Я взглянул в зеркало заднего вида, нижним краем показывающее спинку сиденья. Не удовлетворившись, быстро обернулся. (Еще мудрый Иеремия говорил, что негр не может побелеть, а барс – лишиться пятен и сделаться кроликом. Так и я, будучи неправедным с рождения, всю жизнь состоял из пороков. Но химера абстрактного человеколюбия меня никогда не терзала. В эпоху описываемых событий я увлекался стрелковым оружием. Умел пользоваться любым, обучал стрельбе, коллекционировал резинострельные версии советских пистолетов. В дальние командировки всегда ездил с черным «ТТ» в наплечной кобуре. Мера покажется лишней лишь тому, кто всю жизнь провел на зарплату библиотекаря. Но в тот майский день 2007 года по карманам моего пиджака было распихано полмиллиона рублей тысячными купюрами. Я никого не ограбил и не убил, просто вез 6

деньги, которые моей бухгалтерше Гульназ передала Артурова Гузель, неделю назад посещавшая Нижний Новгород, где знали о предстоящем рандеву в Казани. Экономика постсоветской России зиждилась на неучтенном «нале», возглавляемое мной ООО не выбивалось из общего порядка. В писательстве я переживал всплеск кровожадности: шел период «Ошибки» (2004) и «Снайпера» (2007). Да и вообще, годы жизни в России не могли сделать из меня Флоренс Найтингейл в мужском обличье.) Я обернулся назад, надеясь увидеть то, что было нужно. А нужны мне были базука (реактивный гранатомет) и автомат Калашникова. (Здесь требуется еще одно отступление. Я редко когда и мало с кем бывал добрым самаритянином. Я не оглядывался на нормы, а ради благополучия близких был готов переступить границы. В 2007 году мне исполнялось 48 лет. Всего 48, как хочется сказать сейчас. Теперь я знаю, что было потом. Я всю жизнь работал, платил налоги, содержал полицейских и судей, армию и флот, депутатов всех уровней. Вся эта никчемная братия исправно жировала на деньги, на которые я мог бы купить своей жене еще одно кольцо с изумрудом - или даже целый браслет! - а она могла привезти мне из Копенгагенского фришопа еще один флакон туалетной воды «XS». А по достижении 60 лет государство отсрочило мне пенсию в надежде, что я до нее не доживу. Тогда я не дошел до нынешнего озверения, но все-таки видел жизнь под правильным углом зрения. Я уже знал, что лучшее средство от головной боли – гильотина. Сознавал, что я – потомственный интеллигент в 4-м поколении с 2 высшими образованиями, ученой степенью и педагогическим званием – для поддержания на плаву вынужден заниматься черт-те чем, по сути черной работой. И среда, где приходится существовать, не могла считаться дружественной. Поэтому гипотетическое ограбление денежного конвоя, принадлежащего государству, которое украло у меня целую жизнь, я видел делом допустимым. Впрочем, написал я это не в оправдание, а в пояснение к изложенному ниже.) Держа руку на руле, а ногу на педали газа, я видел происходящее и знал, что надо было бы сделать, имейся тут все необходимое. В мыслях я расписал свои действия по пунктам. Остановиться. Выскочить и два раза выстрелить из базуки: по фуре, которая ползет сзади, и по той, что покачивается впереди. Взять АКМ и срезать тех, кто прибежит на взрыв. (Я не считал себя жестоким. Но я не пожалел бы охранников, сидевших у крупнокалиберных пулеметов Владимирова, слушавших музыку и обсуждавших девок вместо того, чтобы следить за порядком во вверенном конвое. 7

Ведь, во-первых, болваны сами выбрали свою судьбу и за работу с рисками получали больше, чем я в бытность доцентом Башгосуниверситета. А во-вторых, любую работу следует выполнять добросовестно и за ошибки платить. И, в-третьих, с чего бы я стал кого-то жалеть, если никто и никогда не жалел меня?) Я знал и то, что следует делать дальше. Всех перебив, забраться в подорванную фуру. Набрать мешков с банковскими пачками. (Или распотрошить палету, принайтовленную к полу: я никогда не знал, как именно перевозят деньги.) Скрепя сердце, поджечь свою «Нексию», инсценировать попадание гранаты при налете со стороны. Отойти от дороги и расстрелять еще две-три фуры, устроить на шоссе голливудскую метель из банкнот. (Ведь Россия - не политкорректная Япония. Законопослушный россиянин – мертвый россиянин. Большинство моих сограждан уже тогда захлебывалось в нищете, пренебречь возможностью мог лишь идиот, а идиоты по трассе не ездят, они стоят раком на огородах. Хепенинг стал бы точкой сгущения особенностей, создал затор, возможно даже ДТП со столкновениями, дымом и огнем. В этой неразберихе уже никто бы ничего не соображал. До нас с сисадмином никому бы не осталось дел.) Нагрузившись деньгами, мы должны были пересечь поле и скрыться в лесу, который темнел у дальнего его края. А дальше действовать по обстоятельствам. Если добыча состояла из десятирублевок, то зарыть ее через километр в приметном месте, вернуться на дорогу, изображать случайно пострадавших. Добраться до Уфы любым способом, разыграть перед начальством трагедию, а спустя месяц приехать сюда и все забрать. А если в льняных мешках оказались бы тысячные купюры (пятитысячных, кажется, еще не появилось), то никуда не возвращаться и не ехать. Уйти в болотные глубины Татарии, спрятаться у какого-нибудь деревенского пьяндыги, вызвать из Уфы жену. Отсидеться сколько надо, потом купить поддельные документы и пересечь границу в качестве туристов, летящих в Турцию по путевке. Но по дороге завернуть в Швейцарию, посетить пластического хирурга и сменить имена еще раз. И раствориться без следа в цивилизованной стране. В Германии, Голландии, Швеции, в США. Или даже в Бразилии, но в квартале для белых. На худой конец – хоть в Мексике, там нет зимы и дешева текила. (В те времена все было возможно. 8

Еще не вышла на нынешний уровень тотальная слежка за людьми, еще не началось вторжение в личное пространство вплоть до видеокамер, устанавливаемых в институтских туалетах. И у нас с женой еще не взяли отпечатки пальцев, ненавязчиво подвергнув унизительной процедуре при смене внутренних паспортов. Не существовало и современных антропометрических баз, в которые сейчас заносят даже при перевыпуске дебетовой карты Сбербанка. Имея средства, мы могли исчезнуть и возродиться в новом качестве, чтобы жить иначе.) Ну и, конечно, в любом случае после устройства денежного схрона следовало ликвидировать попутчика: честно говоря, кошатник уже тогда перестал вызывать у меня доверие. Но, увы. Увы, увы и увы еще раз. От моих взглядов базука в машине не возникла; на заднем диване лежал лишь чертов сервер – черный, как могила Чингачгука. (Позже, изгнанный с должности, я намеревался сделать фирме прощальный подарок за доброе отношение: парой точных пинков вывести этот баснословный девайс из строя. Но мерзавец Паша держал свою комнату запертой, а ключ носил с собой. Я не смог ни уничтожить базы 1С, ни даже стереть файл win.ini на компьютерах внутренней сети. Не сумел я и опустошить банковский счет ООО, поскольку администрация и бухгалтерия были разнесены в компетенциях.) Мы ехали молча еще некоторое время, потом спутник забеспокоился: - Виктор Викторович, а не пора ли нам отсюда сваливать? А то нас подстрелит или охрана или кто-нибудь еще. С этим нельзя было не согласиться. Выбрав момент, я выскользнул на встречку и, развив огромную скорость, обогнал колонну. Я, конечно, сильно рисковал, но съезжать на обочину и пропускать их вперед не хотелось, я не желал подвергать себя искушению вклиниться в кучу денег еще раз. Да, кроме того, конвой сильно задерживал наше продвижение, а мне все сильнее хотелось домой. Больше ничего особенного не произошло, да и нечему было происходить. Мы благополучно остановились в Мамадыше и съели по два шашлыка на картонных тарелочках, с кольцами сладкого лука и очень острым кетчупом впридачу. После Вятки мы заправились на «Татнефти» у соприкосновения с Набережночелнинским шоссе, потом ни с того ни с сего свернули в загадочную Елабугу. Там поесть не смогли, не нашли ничего достойного, но 9

побродили над Шишкинскими прудами и сделали несколько хороших фотографий. Нагулявшись, не без труда выбрались обратно на М7 и поехали дальше. Отстояв недлинную очередь к кассе перед шлагбаумом, переехали через Каму, выбрались из города-автозавода. Проезжая через час мимо Мензелинска, я сожалел, что нельзя прямо на ходу выпить любимой минеральной воды. Разморенный дорогой, Паша спал и я его не будил; даже мертвецу предстояло проснуться, едва колеса покинут зеркальное полотно Республики Татарстан и загрохочут по башкирским колдобинам. После отворота на Чишмабаш я сбросил скорость до положенных девяноста километров в час и занял среднее положение на своей полосе, как делал всегда, подъезжая к границе субъектов РФ. Впрочем, дорога была на удивление пустой; я ехал спокойно, никому не мешая и никого не обгоняя. Едва нос «Нексии» нырнул под алюминиевую арку, украшенную сине- бело-зеленым флагом с семицветным зонтиком курая и надписью «Добро пожаловать в Республику Башкортостан!», как из придорожных кустов возник мордатый капитан ДПС и поднял полосатый жезл. Прижавшись к обочине, я опустил стекло. - Ну что, товарищ водитель, - ласково спросил он, просунувшись ко мне в окно. – Будем ждать свидетелей, или сами признаете, что пересекли сплошную? - С чего начинается Родина? - сказал я сисадмину, который потягивался и протирал глаза. ДПС-ника, конечно, стоило оправдать: наша машина имела номера Нижегородского региона. «Свидетель» - облезлый трактор «Беларусь» - ждал за теми же кустами, мерно постукивая на холостых оборотах. Спорить смысла не имелось; все знали, что кто в погонах, тот и прав. Впрочем, я был при деньгах. Любая командировка приносила мне прибыль, потому что я собирал все чеки и по приезде выжимал из работодателя по максимуму. На этот раз мне и вовсе повезло: за мизерную сумму я купил у «Шаляпинского» официанта фальшивый счет, и даже водку, выпитую с Артуром, намеревался провести как безобидное чахохбили из кур. И задержка на составление протокола не стоила пятисот рублей, переданных из рук в руки без свидетелей. Через полчаса вокруг нас шумел «Автодвор», а перед нами дымились чашки с солянкой, принесенные вежливой девушкой в цветастом передничке. 10

Вечером, освободившись от сервера и приняв душ, я сидел в свежей «гавайской» рубашке у круглого стола под фикусом Бенждамена в нашей маленькой кухне на улице Академика Королева, запивал горячие «пиписьки» холодным Смирновым и рассказывал жене про денежный конвой. Она слушала-слушала, потом потрогала сувенир – прозрачный голубовато-зеленый камень на лакированной дощечке – привезенный ей из Елабуги, и запела жалобным голоском: Солнышко на дворе, А в лесу – тропинка. Сладкая ты моя Ягодка малинка… А допев, достала припасенную баночку дюймовых корнишонов. Уезжая даже на сутки, я радовался возвращению к любимой женщине так, словно отсутствовал целый год. *** Я включаю компьютер, запускаю Winamp – и мой кабинет наполняется ангельскими звуками. Это наша лучшая подруга и коллега по писательскому цеху, виолончелистка Ольга Бесс поет песню, которую она сочинила на стихи моей жены: Зачерпни звезд побольше – малых – Крупных нам уж не увидать… На самом деле видал я и крупные, да вот только зачерпнуть не удосужился. Я прожил довольно бестолковую жизнь. Судьба несколько раз давала шансы, но я ими пренебрегал. В 1976 году, перед самым аттестатом, моей первой школьной любовью стала еврейка Ирина А. Если бы я переборол неприятие своей мамы и на ней женился, то давно бы жил в Израиле, забыв Россию, как страшный сон. Летом 1991-го я был единственным математиком выездной предметной комиссии БГУ в зауральском городе Сибай. После одного только вступительного экзамена на юридический факультет я мог увеличить свое благосостояние на 2 однокомнатные квартиры. Но довольствовался тем, что в бане Сибайского миллионера меня парил березовым веником Абзелиловский прокурор. При том, что в бане мне всегда становится плохо и я ее не люблю. В 1992 (или 93) главный редактор «Вечерней Уфы» Явдат Бахтиярович Хусаинов хотел сделать меня своим заместителем. Если бы я ушел в профессиональную журналистику, то – не сомневаюсь! – мутная волна демократии вынесла бы меня в Москву. И жил бы я сейчас на Тверской и посматривал свысока на тех, кто живет на проспекте Вернадского. Но я 11

остался доцентом БГУ и тупо работал там, пока зарплата не сравнялась с жалованьем уборщицы в банке «УралСиб». В 2007 знакомый турок Ибрагим, владелец рыбного ресторана на улице Ататюрка в курортном городке Алания, звал меня на работу. Предлагал должность менеджера, способного исправить нестыковку между персоналом, говорящим только по-немецки, и «руссо туристо», не знающими ничего, кроме компьютерного английского. Ибрагим был готов подписать договор, согласно которому за общение на трех языках я имел бы продленную визу, проживание в его апартаментах, бесплатные еду и выпивку и по 5 евро за каждую голову соотечественника. Будучи полным дураком, я не решился остаться в Турции, а вернулся в Россию, где меня ждала невостребованность. В 2012, будучи индивидуальным предпринимателем, владельцем магазина медизделий, экзопротезов молочной железы и ортопедических бюстгальтеров, я… Впрочем о том, какие возможности на миг вспыхнули тогда, вспоминать слишком грустно. А вот с бонусной наличностью мне не везло. В том же 2007 году - на той же машине, отмеченной эгоцентричной аббревиатурой «сру» - во время командировки в Пермь мы с коммерческим директором, толстяком Дамиром, битый час стояли у ворот фабрики Гознака. И ждали, когда на конвейере произойдет взрыв и через кирпичную стену выбросит пару миллионов. (Отмечу, что татарин Дамир – в отличие от «единоверца» Паши – оказался настоящим человеком. Тоже принятый на работу мной, он уволился из солидарности после моего изгнания, хотя имел прекрасный служебный кабинет с кожаным диваном и массой веселых девушек за стеной. Кроме того, вынужденно приняв мою должность, он подписывал акт сдачи служебной «Нексии». И подписал так, что мне удалось утаить комплект почти новой шипованной резины «Goodyear», которую я потом продал то ли за 8, то ли даже за 12 тысяч рублей.) К сожаление, в тот день ППФ не взорвалась. Хотя и об этом куда изящнее написано в «Отеле «Калифорния»». Но никогда нигде я не оказывался так близко от перемен к лучшему, как 16 мая 2007. Конечно, описанные фантазии были столь же глупыми, как надежда на смерть американского дяди-миллионера, которого у меня нет. Но запирали деньги наверняка столь же безалаберно, как и охраняли. Дверцы фургона, за которым мы ехали, могли распахнуться и осыпать дождем счастья. Хотя с учетом направления и количества фур стоило предположить, что конвой вез не ароматные банкноты, а мешки с мелочью из Московского монетного двора. И, раскрывшись, грузовик обрушил бы на нас лавину силумина, после которой мне грозил ремонт служебной машины за свой счет. Все это так. 12

Но tempori mutantur. А жизнь еще не кончена. Меня греют слова, которые однажды написал Андрюша Ракоши- Шулецкий: И на нашей улице перевернется инкассаторская машина! © Виктор Улин 2019 г. 50 стр. ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОДИН ОЧЕРК ИЗ СБОРНИКА Книга доступна по ссылке https://www.litres.ru/viktor-ulin/zerkalnyy-shar/ 13