Зимой навеянные строки

Ну, наконец-то, выпал снег! Ну, наконец-то, выпал снег Такой искристый, белый, чистый. Он наготу земли прикрыл Тончайшей тканью серебристой. Окутав каждую былинку Пушистым пледом, изнемог И на ветвях сосны прелестной Он на ночь почивать прилёг. Хвалю Творца О, Боже мой, какое чудо! Как снег искрится на полях! Как серебрятся иглы елей В лучах Светила на ветвях. Как в кружева принарядившись, Сияет на закате лес. И снежный золотистый дождь кисея из снежных хлопьев Сверкая, падает с небес. На солнце каждая снежинка Горит, как огненный опал. И радугой в осколках льдинки Луч солнца, вспыхнув, заиграл. О как торжественно, волшебно. Весь мир в сиянье неземном. Хвалю Творца и славлю Бога За Землю – наш прекрасный дом. -151-

Завьюженное Весь день металась вьюга злая От дома к лесу и назад. Подобно волку, завывая, Швыряла снежный свой заряд В лицо прохожих, в окна дома, В чуть приоткрывшуюся дверь, Рвалась и выла исступлённо, Как пойманный в ловушку зверь. С сугробов снега, точно пену С разбушевавшейся волны, Срывала гребни ледяные, Творя завесы пелены. Она тропинки заметала И все проезжие пути, Чтоб в этой дикой снежной пляске Никто не смог меня найти. Вокруг посёлка вьюга рыщет, А в доме у меня тепло. Щегол в просторной клетке свищет, Сибирский кот глядит в окно. И я, в дремоту погружаясь, Вдруг начинаю видеть сны: Цветущий сад, ручьёв разливы, Приход красавицы весны. Рассыпалось солнце по снежному полю Рассыпалось солнце по снежному полю. Сверкает, искрится, любуйтесь все вволю. Природа нам дарит свой свет, чистоту. Глаза распахни, осознай красоту. Так редко мы к Свету глаза устремляем И душу свою красотой насыщаем. Тем высшим огнём, что повсюду сияет, И радостью сердце моё наполняет. -152-

Галина Плакидкина Зимние каникулы Новый год приблизился к порогу… «Старый» счёт ведёт уже на дни. Расцветает город понемногу, Зажигая яркие огни. Ребятня с утра спешит на горку. Там веселье, шум и беготня. И нельзя нарушить эту гонку, – Им для игр, порою, мало дня. Да, зимой каникулы прекрасны! Каждый час, как праздник детям дан. Не боятся дней они ненастных, А мороз – синоптиков обман. Караваном мчат ребята с горки, Не помеха тут трамплины им. Путь проложен вдаль, до самой ёлки, Сверху слышен крик: «Ура! Летим!» В новогодних днях такое чудо, - Отдых есть разгрузка для ума. Рады все каникулам, покуда Дарит вам их матушка-зима! -153-

Зима шагает… Зима шагает грациозно… Не важно, что ещё не срок, Ступает ножкой осторожно, Снежинки спрятав в узелок. Порой по ветру их бросает, Любуясь нежной красотой. То, как с подругами играет, – На танец тянет за собой. А то их ловит на ладошки, Её чарует каждый штрих, И примеряет, как серёжки, – Не знает модница других. Довольна, что подруга-осень Её не гонит со двора, Осенних дней осталось восемь, А там уже её пора. Зима теряла шарм… Зима теряла шарм день ото дня, Погасший лик… (когда-то им гордилась) И взгляд, в сторонку молча отведя, На образ свой стареющий сердилась. Пришла красоткой, бросив: «Осень, вон!» Полна задора в новеньком убранстве. Объявлен ею сказочный сезон: «Царицей буду я во всём пространстве!» -154-

Кружилась в жгучих танцах день и ночь, Стелила белоснежные постели. И ветер торопился ей помочь, Рождая в сердце звёздные метели. Но время час за часом шло вперёд, И солнце, раскаляясь, поднималось, И серый снег осел, подтаял лёд. Она старухой дряхлой оказалась… Зимнее окно С прогрессом зимних стёкол нет с рисунком И рам у окон прежних тоже нет… Принять могу я всё своим рассудком, Но в детство нужен мне один билет. Взглянуть хочу на маленький фонарик, Что сделан был ладошкой на стекле И мой кристальный, тот прозрачный шарик, Что изморозью спрятан в хрустале. Своим теплом творили мы картины, Забавой это было у детей – Лохматой ели белые седины Мы плавили дыханьем для затей. Мороз соревновался, ох, стараясь! Он окна белизною покрывал И с шалостями детскими справляясь, В отместку нос на горке им щипал! Сугробы во дворе от ветра выше, До кромок окон снег лежал порой, А шапки белоснежные на крышах С утра светились дымкой голубой. -155-

Виталий Шабаев *** Зима в Петербурге - четыре времени года. Ещё не пропал зелёный покров, Засыпало снегом всё до порога, Мороз минус десять, в заливе улов… Наутро в окно смотрит солнечный луч, И шапка уже не нужна во дворе. Надень сапоги, лед стал текуч. Плюс пять, по лужам бежать детворе. Проходит так день, смотрю из окна: Приходит к порогу снова вьюга, И шапка с собою вновь нам нужна, Дома оконная прикрыта фрамуга. Рябиновый лист еще не опал, Синицы у красных ягод летают. Красный снегирь почти их прогнал. Смотрящие люди птиц не пугают. Прекрасная в Питере проходит зима – Красивые парки, залив и дома. С одеждой что делать, не приложу я ума: На улице морозно, в метро теплота. -156-

*** Длинные ночи декабря Привлекают светом от лампы Печально сидеть у огня, Греться о кошачьи лапы. Днем ждать прилета синичек, Кормушку прикрепив к окну. Насыпать им много пшеничек И приветствовать хотя бы одну. Восторг испытать, увидев Красную грудь снегиря, Когда размах его крыльев Пугает синиц почем зря. Пройтись по первому снегу, Затем похрустеть в мороз. Предаться трусцовому бегу, Когда немного замерз. В тепле растопить шоколадку, Зефир в ней развести. Вечером, открыв тетрадку, Мысли туда занести. *** В зимнем снежном лесу я пройдусь босиком, Мои мысли и ум просветлеют, Мир откроется мне как родительский дом, В нём тело и дух не болеют. На пруду окунусь с головою под лёд, Проплыву метров десять и в лунку… Холодно телу, а дух позовёт В баню, растопить чугунку. -157-

На Руси было принято издавна так – Тело и дух едины. Слабых порою не брали и в брак, Завершались тогда смотрины. Помня бытие предков своих, Я дух согласую с природой. Тело взаперти держит мысли мои, Сознание грезит свободой. *** Зимний лес навещу я в приятный мороз, На дорожках потеряюсь извитых. На душу действует словно гипноз Вид снега на деревьях укрытых. Кроны елей, сплетаясь между собой, Длинные образуют туннели. Гуляя, внутри ощущаю покой, Жду, чтоб деревья скрипели. Задену рукою куст небольшой, Снег осыпет мои штанины. Грусть и печаль уходят долой, Мысль унося от рутины. Холод, пар, запах лесной Наполняют воспоминания, Как в детстве бежали мы детворой На долгие лесные катания. Закончу прогулку я тёплой едой, Мир превратится в сказку. Снова запомню, как гулял сам с собой И красил жизни раскраску. -158-

*** Ранним утром он проснулся, Пододвинул стул к окну И невольно улыбнулся: Чудо было наяву. Побежал скорее мыться, Завтрак принял на ходу И сказал: «Зима творится! Я гулять сейчас пойду». Во дворе снега повсюду - На деревьях и земле. По замершему он пруду Побежит в родном селе. С горки скатится на санках, Поиграет там в снежки, Покатавшись на ледянках, Потеряет варежки. И не чувствуя мороза, Проведет весь день смеясь. Будто после он наркоза Спать захочет, возвратясь. -159-

Александр Байшев Детское… Белый, белый снег искрится, Во дворе как пух ложится, И сверкает, и кружит, Деток малых веселит. Сладкой ватой липнет к ёлкам, Не даёт скучать иголкам, Шишки с веток падают, Даже взрослых радуют. Шаг скрипит морозной нотой, Занят карапуз работой, Санки тянет за собой, Друг кричит ему: «Постой!». С горки срочно съехать надо, Щёки в красный цвет – награда, И с улыбкой целый день, Ездят все кому не лень. Звёзды выглянуть успели, И ребят мечтой согрели, Пять минут и убегут, Дома их на ужин ждут… -160-

Снегопад На снимке застыл снегопад в объективе, Кидая на свет хлопья белых перин, Картина невинно пестрит в позитиве, По телу бежит пульсом адреналин. И дышится в радость, забыты проблемы, И день растворился в объятьях Зимы, На шапках прохожих блестят диадемы, В сугробах не видно бордюров каймы. Нативная свежесть узорной эмблемой Оставила оттиск на стёклах машин, Разлучница скуки проверенной схемой Каток заморозила в тридцать аршин. С косматой причёской раскинулись ветки Давно обнажённых садовых рябин, А листья под снегом лежат, как салфетки, Когда-то сиял их цветной габардин. И вспомнилось детство… прилипшие губы К железной качели на пару минут, Хоккейные матчи, дворовые клубы, В которых ребята всегда тебя ждут. Наотмашь толкнул юркий ветер рукою, Отбросив навеянных мыслей каскад, А после в блокноте лёг новой строкою, И в этом помог озорной снегопад. -161-

Требор Фейгер Новогодний переполох Зима – это пора, в которую каждый город ста- новится немного сказочным. Но новый год – это особая пора преображений и суеты, за которой люди просто не замечают происходящего. Ведь новый год, это время, когда в мире царит особая энергия праздника, смешения добра и зла, суеты и умиротворения. На опушке глухого леса, неподалёку от Вели- кого Устюга, среди идеально белого снега стояла деревянная избушка одного из самых известных персонажей, связанных с новым годом. Открылась массивная дубовая дверь и вышел сам Мороз Ива- нович, высокий статный мужчина, с длинной седой бородой, в голубой шубе и с посохом в руках. Сегодня у Деда Мороза очень много работы, ведь сегодня канун нового года. Снял он рукавицу, свистнул и из леса к нему выехали сани, запряжённые тремя белоснежными конями. − Что, снова настала пора? – донёсся дружелюбный голос позади − Да, хозяин лесов, настала пора поздравлять всех с наступлением нового года! – радостно ответил Мороз подошедшему Лешему − Давай я помогу – Леший подхватил туго набитый мешок и поставил в сани − Спасибо братец! − Слушай, разговор к тебе есть – начал мяться Леший − Ну что случилось? Ты снова переживаешь, как всегда из года в год? -162-

− В этот раз, всё не так как всегда… − Ну а что не как всегда? Как и всегда ты тут и помогаешь мне загрузить тугой мешок подарков, силы света и силы тьмы освобождают небо и следят за порядком, а я настроен поздравлять детей! – Ходят слухи, что мать Зима и Крампус объеди- нились в этом году – обеспокоенно сказал Леший – Я справлялся с ними не раз! – с улыбкой отозвался Мороз Иванович – Из года в год моя сестрица мать Зима пытается помешать мне северными ветрами, да ледяными буранами, да так и не остановила. А Крампус, пытающийся наказать детишек за их про- казы, проигрывает всегда! Ведь вера детей в доброе, чистое и светлое всегда питала меня и в этот день и в эту ночь я могу для них сотворить любое чудо! – Надеюсь, так оно и будет, старый друг! – по- пытался улыбнуться хозяин лесов – Иди сюда! – улыбнулся Мороз и обнял одного из своих лучших друзей И вот закончив все приготовления, Мороз взял свой посох, взял поводья и отправился в путь. Первой остановкой по маршруту был далёкий Калининград и Калининградская область, так как это место было тем, с которого в нашей необъятной стране начинается новый год. Путь был спокойным и без каких-либо приключений, бубенцы весело звенели, наигрывая новогодние мелодии и поддерживая праздничный настрой. Города от Балтийска и Приморска до Краснознаменска и Нестерова были полны суеты, ведь оставались считанные минуты до нового года и вот-вот должны начать бить куранты. Всё прошло как всегда, за доли секунды Мороз Иванович пром- чался через весь регион, оставляя детям подарки, при помощи своей волшебной силы и под первые залпы фейерверков направился дальше, пролетая -163-

над дружественными Латвией, Литвой, Эстонией и Финляндией. За следующий час Мороз облетел от Мурманска до Грозного, от Брянска до Кирова и направился в столицу страны, в Москву. Во всех городах и домах он оставил подарки, которые люди смогут заметить лишь после боя курантов. Сани остановились аккурат возле главной ёлки страны, любил Дед Мороз это место, ведь именно от сюда идут поздравления по всей стране, именно она главный символ праздника, ведь это самая большая ёлка страны! Засмотревшись, Мороз не заметил, как к нему подошла высокая девушка, на вид лет тридцати, не больше, в платье, сшитом как будто из льда и снега и голову её венчала ледяная корона. – Привет, братец, я была уверена, что ты придёшь сюда – произнесла мать Зима, поглаживая одного из коней. – Здравствуй, сестрица! – улыбнулся Мороз, но посильнее сжал посох – Да не нервничай ты, я не драться пришла. – Не уже ли в канун праздника решила помириться наконец, с братом и перестать быть злой? – с наде- ждой в голосе спросил Мороз Иванович. – Я не ругалась с тобой, чтобы мириться, а просто повидаться я никогда не против, да вот только ты давно не залетал ко мне. – Прости сестрица… Обещаю, что после нового года я сразу загляну к тебе! – Как бы не было поздно, братец… Будь осторожен – сказала она напоследок, растворяясь в снежный вихрь, непривычно чистого для Москвы снега. Странно всё это было, но увы у Мороза не было времени на раздумья, времени оставалось всё меньше. Он прыгнул в сани и дёрнул поводья, и кони тут же взметнулись в воздух, но не успел Дедушка вылететь -164-

за пределы Москвы, как на его коней спрыгнул из неоткуда рогатый, покрытый по всему телу шерстью, рогатый зверь. – Привет, Мороз, снижайся! – Крампус ударил центрального коня в бок, и он полностью покрылся льдом – Что происходит?!? – закричал Мороз Иванович, посильнее схватившись за поводья и глядя как Крампус спрыгивает с коня. Упали сани посреди Лосиного острова, едва не пострадав от встречи с деревом. Крампус аккуратно приземлился на свои копытца и надел красную шубу. Достав из кармана берёзовые розги и махнув ими начал колдовать злых снеговиков. – Ну что, Мороз, в этом году ты проиграл? – с ухмылкой спросил Крампус – Не успеть тебе теперь поздравить детишек. – Что ты сделал? Откуда такие силы??? – Всего лишь украл силы у твоей сестры – Крампус показал голубую сферу и засмеялся – А за коня не переживай, растает через часа четыре. Снеговики, взять его! Только снеговики двинулись чтобы схватить Мороза, как из глубины леса вылетели два ствола дерева прямо в большое скопление снеговиков. Остав- шиеся в строю снеговики и Крампус опешили, ведь из леса выбежало существо, внешне напоминающее вырезанного из дерева человека, с мордой и рогами оленя, покрытого травой с ног до головы, издавая дикий рёв. В небольшую сбившейся вместе толпу прилетел огромный огненный вихрь, из которого вышел человек, одетый в серый балахон, а с небес спустилась огромная сова. -165-

– Сова, забирай Мороза и летите! А мы с Лешим их задержим – сказал зажигая огненные шары в руках парень – И подарки не забудьте, а то всё бессмысленно – добавил Леший – Да откуда вы взялись?! – заревел Крампус – Снеговики, разберитесь с ними!!! – Дедушка, простите, но вы со мной – Сова подхватила в свои лапы подарки и дедушку Мороза Сова стремительно поднималась в воздух унося за собой в безопасность Мороза Ивановича и по- дарки для детей. Мороз мог лишь наблюдать, как всё уменьшается Лосиный остров, Леший разбивает снеговиков могучими ударами, а хранитель выкру- чивал пируэты с огненными клинками. – Что происходит? Куда ты меня несёшь? – наконец сумел вымолвить Мороз – А на что похоже? Попытка Хранителя спасти новый год с моей помощью. А летим мы сейчас в Саратов, знаю я твой график. У нас осталось всего сорок минут для того, чтобы добраться – Как же я допустил, что Крампус обрёл такую силу и даже смог меня остановить… А как же мои кони? – Не переживай, Леший дождётся, когда твой конь оттает, и заберёт тройку с бубенцами. А я хоть и не твоя тройка, но поверь, могу летать в разы быстрее, так что успеем по графику! – Спасибо, Сова… Действительно большое спасибо, нужно спасать новый год! – Тогда держись, дедушка, полетаем! – сказала Сова и усадила на свою спину Мороза – До Ямала ни каких длительных остановок, всё делаем быстро и налету. -166-

– А что такого на Ямале? – непонимающе спросил Мороз Иванович – Там моя человеческая жизнь… Я должна быть под бой курантов дома… – Я всё понимаю, Сова, понимаю – Не переживай, дед, мне там нужно десять минут, а дальше я так же с тобой лечу -167-

Раиса Белоглядова Вьюга У нас с утра метёт метель, Стонет вьюга за окном. С крыш сметаются сугробы И несутся кувырком. Хорошо сидеть у печки, Где горит огонь всегда. Рядом кот мурлычет песни, Носом трётся о дрова. Вьюга стонет, вьюга плачет, Завывает невпопад, То танцует, то хохочет, Словно сводит всех с ума. Не шуми, ты, вьюга грозно, Не стучи в моё окно. Мы с котом сидим у печки. Нам уютно и тепло. А метель всё завывает, Бьётся снегом о стекло. Будто просит поделиться С ней меня своим теплом. -168-

Пойду, пройдусь по январю Пойду, пройдусь по январю, Вдохну морозный воздух свежий. Запечатлею красоту, Что приготовил январь снежный. Сегодня холодно немного, И ветерок играет снегом. На градуснике десять строго. Мороз за щёки щиплет нежно. Январь на праздники богат: И Рождество, ещё Крещение. У проруби народ. Он рад Спуститься в воды освящённые. Нырнуть бы в прорубь с головой, А вынырнуть помолодевшей. Оставить старость под водой И все болезни устаревшие. Покоритель снежных гор Гуляем мы всегда везде и всюду: Зимой и летом, осенью, весной, По дорожкам, по траве, по лужам, А по сугробам только лишь зимой. Зимой всё спит под снежным покрывалом. Нет места для прогулок малышам; — Гуляем по дорожкам и тропинкам, Но я хочу гулять и по горам. На гору снега я взобрался бодро. И пусть снежок залез ко мне в сапог, Я очень рад, что покоряю горы, Пусть из сугроба. Очень этим горд. -169-

Снеговик Я весёлый снеговик, Улыбаться всем привык. Быстро вы меня слепили, Шарфик яркий подарили. Вместо ручек — веточки, Вместо рта — конфеточка. Шапочка с помпончиком, Нос большой. Морковочка. Ткнули шишки вместо глаз, Но отлично вижу вас. Здесь останусь до утра. Веселитесь, детвора! Долго буду здесь стоять. Вместе весело играть. Будем верными друзьями, До весны останусь с вами. -170-

Вера Фетисова Сказ про сказку Готовит Дед Мороз Оленей и упряжку И хочет побыстрей Доставить сказку. Где рассыпают Ели серебро И все страницы Только про добро. Наутро Золушка Уже принцесса И к небу в честь Творца Несется месса. В той сказке солнца луч Снежинками играет И мириады бликов Рассыпает. Гирлянды снежные В хвою заплел Мороз. И всем пощипывает нос. Волшебным посохом В лед воду превратил. Встречайте Новый год – Оповестил. -171-

День первый... День первый. Первый месяц.Старт. Год новый. Он еще не стар. Что ж, новый год Пришел опять. Старый? На полку. Изучать. Тяжелый год, Военный, сложный. По-настоящему Тревожный. Однако, в Уходящий год Сплотился, как Всегда, народ. Потери, новые Герои. Опять Страна воюет, Строит. И с рубежей тех Не сойдет. Не раз начнется Новый год. -172-

Посвящение новогодней белой ели Хотите праздник ждать всегда, Смените елку, господа. Вот была зеленой ель, Белую несем теперь. От нее светлей вокруг, И покажется вам вдруг Светлый тон в происходящем, В будущем и настоящем. Белой полосой дорога, Что от вашего порога, В даль зовущую уйдет. Стороною обойдет Все препятствия, невзгоды- Новому навстречу году. Дед Мороз из ниоткуда Принесет, конечно, чудо. И, по белому по снегу, Светлою дорогой той, Приведет вас путь к успеху За сверкающей чертой. -173-

Зимние встречи... Новый год опять настал. Он, наверное, устал. Только люди не устанут. Отмечать не перестанут. Новый. Он тебе не вечен. Старый Новый - снова встреча. Необычность привнесет, Вслед за ним, китайский год… Он Дракона зануздает, Ни за что не опоздает. Непривычное расскажет, Интересное покажет. Не теряйте интерес. С Новым годом или без… Снег искрится на дворе Или лужи в январе… -174-

Павел Палкин На холодном Ямале, на полярном Урале Если Вы не бывали – приезжайте скорей. Вы не бойтесь метелей, Вас в метели согреют Очень тёплые души северных людей! Игорь Корнилов Мне в Надым! В конце ноября, когда объявления о вакансиях с предложением работы стали «сходить на нет», а в карманах, где когда-то хрустели купюры, начали «бегать мыши», и я уже отчаялся до Нового Года найти работу, и по опыту зная, что если я до Нового Года никуда не уеду, то безработица продлится аж до весны, нежданно-негаданно вдруг зазвонил телефон. — Алло! — Константин Петрович Колобродов? — Да, слушаю… — Мы ознакомились с Вашим резюме, Вы ещё ищите работу? Это ООО «Вымпел», Вы нам резюме сбрасывали. — Да? Какой вымпел? Странное название. Вы кадровое агентство что ли? — Нет. Мы отдел кадров. Вы рассматриваете должность мастера строительно-монтажных работ, я правильно Вас понимаю? — Именно так. — Тогда Вам нужно подъехать к нам. — А где вы территориально находитесь? — В городе Челябинск. — Подождите… В вакансии было указано – ра- бота в районе крайнего севера, Ямало-ненецкий -175-

автономный округ. Какой ещё Челябинск? Вы что, кадровое агентство? — Нет. Мы отдел кадров. Вы должны подъехать к нам со всеми документами для трудоустройства. Мы их проверяем, и выдаем Вам направление на участок для проведения работ. В пункте назначения Вас встретит представитель работодателя. Я призадумался. От всего этого резко пахло какой-то авантюрой. Но выбора у меня не было. Перспектива до весны горевать без денег меня не устраивала. Но прежде всего не деньги, вернее их отсутствие, но жажда чего-то непознанного, чего-то неизведанного; то, чего не было на «земле», влекло меня на север. Какая-то непреодолимая сила тянула меня на «край света». Уже давным-давно не было той романтики комсомольских строек, которая манила молодых людей на БАМ, но север давал возможность мне, заочно закончившему ВУЗ, в кратчайшие сроки, правда в экстремальных условиях, получить тот опыт управленческой деятельности, на который в городах уходят десятилетия. По крайней мере, я так думал… Плацкартный вагон встретил «табором китайцев». На своем кошачьем языке они общались между собой довольно громко, но, казалось, никому не мешали. Только певучее «мяу-мяу» кочевало по вагону от одного койко-места к другому. Один из них пытался обучить китайскому языку пятилетнего ребёнка: он показывал картинку в книжке, потом называл это по-китайски. Смотря на картинку, ребёнок давал определение увиденному по-русски. Таким образом хитрый китаец хотел узнать побольше русских слов. Какое-то время игра продолжалась по правилам: ребёнок называл картинки по-русски, родители не возражали, китаец учил слова. Но -176-

вскоре ребёнку это надоело, он потерял интерес к картинкам, и китаец принялся готовить себе пищу. Приготовление пищи представляло собой запаривание каких-то коричневых продолговатых шариков неправильной формы, напоминающих гранулы керамзита (это такой теплоизоляционный материал, изготавливаемый из глины, размером чуть больше фаланги большого пальца). Этот «керамзит» китайцы высыпали из пакетов с иероглифами в пластиковые глубокие тарелки, заливали кипятком, и буквально, через пару минут начинали черпать пластиковыми ложками жёлто-зелёную субстанцию с плавающим в ней «керамзитам». Отправляя в рот это лакомство, они жевали, чавкая и явно смакуя, цокали, чмокали и закрывали глаза от удовольствия, при этом умудрялись переговариваться между собой. В процессе поглощения этой безумной пищи, китайский кошачий язык из мяуканья превращался в сплошное мурлыканье. Когда китайский завтрак подошёл к концу, объявили Челябинск. Прямо с перрона я позвонил своему «работодателю». «Отдел кадров» отозвался приятным женским голосом и объяснил куда мне нужно подойти с документами для трудоустройства. Девятиэтажное здание находилось прямо напротив вокзала. Поднявшись на шестой этаж, я оказался возле стеклянной двери с надписью «Вымпел». Вошёл, представился, у меня приняли документы, сделали копии. А потом объяснили, что за соответ- ствующую плату мне выдадут реквизиты и точный адрес компании, с которой якобы, уже согласовано моё трудоустройство, и убедили в том, что предста- витель работодателя будет встречать меня в месте назначения. Я взял паузу для раздумья. Денег хватало на билет домой, либо на билет в Новый Уренгой. -177-

Конечно же «Вымпел» не был отделом кадров. Это было кадровое агентство, оказывающее по- среднические услуги по трудоустройству. Однако возвращаться домой «ни с чем» я не хотел. Я был на пол пути к высокооплачиваемой работе в стабильно развивающейся компании. И, самое главное, под- купало то, что меня всё-таки встретят… И я выбрал Новый Уренгой в качестве следующего этапа моего жизненного пути, и я купил билет до этой станции, предварительно оплатив услуги кадрового агентства и получив на руки бумажку с названием и адресом некоего предприятия. И я, «сломя голову, кинулся в этот мутный омут буйной головой», потратив при этом все свои деньги. «Ну меня же встретят» - успокаивал я себя. В поезде до Нового Уренгоя был совсем другой контингент, нежели в поездах на других направле- ниях. Это были в основном «вахтовики». Весь поезд, таким образом, являл собой «шумный балаган». Создавалось такое впечатление, что все друг друга знают, и работают вместе в одной конторе. И приятно было осознавать себя, хотя бы наполовину, частью этого веселого сословья. Рядом со мной пристроилась небольшая компания таких коллег по работе. Они живо обсуждали какие-то Пангоды, вернее какой-то случай, связанный с этим населенным пунктом. Суть его была в следующем: Некая строительная компания производила в этом поселке работы по благоустройству, и имен- но – занималась укладкой дорожных плит. Все готовились к проверке строительного инспектора из Нового Уренгоя. Для такого события требовалось изготовить паспорт объекта – большой плакат с изображением, допустим, автокрана, укладывающего дорожные плиты, и текстовой части. В тексте надо -178-

было отразить: название предприятия, должность, фамилию и отчество ответственного за производство работ. Изготовление паспорта доверили ответ- ственному, но не совсем грамотному работнику. Он очень художественно и убедительно изобразил автокран, а вот с текстом вышла неувязочка. Текст ему предоставили написанным «от руки» на бумажке, вот он его и скопировал. Проверяющий проехал по выложенным плитам, и остался вроде бы доволен, но тут заметил паспорт объекта на фонарном столбе. — О! Даже паспорт повесили… Молодцы! Ну-ка, ну-ка, почитаем… А что такое начучка? — Да что Вы, Пётр Ильич, какая ещё начучка? — Ну вот же написано: ответственный за проведение работ: начучка Петров Е.В. Проверяющего проводили с Божьей помощью, а потом начали разбираться, кто это, то ли в целях экономии места на бумажке, то ли за неимением времени, написал «начальник участка» сокращённо через точку и дефис. Виновника не нашли. Ребята рассказывали много смешных историй, но вот это была самой яркой, и ещё запомнилась мне она благодаря названию населенного пункта – Пангоды! Время шло. Поезд двигался к назначенной цели, и потихоньку пустел. Пейзажи за окном были серые и нагоняли тоску. Начинало темнеть. Когда доехали до станции Коротчаево и совсем стемнело. Изучив расписание движения поезда, я знал, что это предпоследняя станция. Собрав бельё и сдав проводнику, я понял, что в вагоне остался лишь один пассажир – я! Подозревая, что сейчас на улице экстремально низкая температура, а прибываем мы ночью, я решил одеться потеплее – доставал теплые вещи, и тут же одевал их на себя. -179-

Вдруг в вагоне погас свет, и в моё сознание начало вползать какое-то беспокойство, сначала осторожно своими черными щупальцами, проникая всё глубже, и постепенно заполняя всё его пространство. Ещё бы чуть-чуть, и места разуму в нём уже не осталось. И началась бы паника, неуправляемая и некон- тролируемая. Мне становилось страшно. Темнота в вагоне, темнота за окном. Куда я еду? Зачем? С какой целью? Зачем мне всё это нужно? Но тут в черноту за окном начали врываться свечки: одна, две, три… много! Это были факела газовых труб. Сейчас вы не увидите такого зрелища. С какого-то года экологи запретили сжигать газовый конденсат таким образом, а экономисты заставили собирать конденсат в резервуары и подвергать переработке. А во время описываемоего путешествия, этими факелами была «утыкана» вся тундра на Ямале. Я заворожённо смотрел на эти свечки-факела. Я думаю, похожие чувства испытывала булгаковская Маргарита, летящая верхом на щётке на шабаш – пугала неизвестность впереди, но, вместе с тем, было чувство щенячьего восторга от происходящего. «Вот она – страна газовиков. Вот он край газодобывающих скважин и магистральных трубопроводов» - думал я. И вот странная штука – страх и беспокойство, охватившие меня, когда погас свет в вагоне, начали куда-то улетучиваться, и, в конце концов от них не осталось и следа. Опять появилась уверенность в выбранном пути. В полном спокойствии я ступил на перрон конечной станции поезда, даже ни сколько ни удивившись отсутствию приветственной таблички в руках представителя организации, для работы в которую я был направлен. Да и представителя никакого не было. На перроне вообще почти не было -180-

встречающих. «Вахтовики», высаживаясь из вагонов, быстро разбегались организованными группами по своим транспортным средствам, которые ожидали их на огромной площадке возле вокзала. Да! Меня никто не встречал. Денег у меня не было ни копейки. Почти двое суток я ничего не ел. Мой сотовый телефон давно разрядился, да и отрицательный баланс на счету не давали никакой надежды куда-то кому-то дозвониться. Сам аппарат коммерческой ценности не представлял – битый-перебитый, «сто лет - в обед». Месяц был ноябрь. Север был крайний. Мороз – сильный (градусов сорок, не меньше!) От всего этого можно было впасть в отчаяние. Здание вокзала я сразу же обозвал курятником – маленький зал ожидания, уставленный рядами-насестами для людей-кур. За поляризованным стеклом находились блюстители порядка, наблюдая за пассажирами. Для них уже вокзал виделся серпентарием, и они, как посетители зоопарка, наблюдали за змеями-людьми за стеклом. Люди понимали, что за ними наблюдают, но делали вид, что не догадываются об этом. Впрочем, представители власти пару раз за то время, что я провёл тогда на вокзале, явили себя народу. Один раз, чтобы успокоить разбуянившегося подвыпившего пассажира. А второй раз, когда появился тот бедолага с распухшей ногой. Каким образом он оказался на вокзале – непонятно. В сорокоградусный мороз он был без тёплых вещей и шапки. Передвигался он на костылях и нуждался в срочной госпитализации – левая стопа распухла, было такое ощущение, что сейчас начнется гангрена. Скорее всего у него не было ни денег, ни документов. «Мент» вышел из «зазаркалья», задал ему пару вопросов, посмотрел на ногу, пожал плечами, потом начал разговаривать по рации. Вскоре подъехал УАЗик, бедолагу посадили в -181-

машину и увезли. Хотелось верить, что его отвезли в больницу, где ему была оказана помощь… Однако люди в погонах за стеклом абсолютно никак не реагировали на тех «пройдох», что под видом встречающих таких, как я, увозили куда-то вновь прибывших новоиспечённых «вахтовиков», обещая при этом баню и столовую. Кто-то сразу понимал «развод», но некоторые уезжали с «встречающими». Буквально через несколько часов, уехавшие возвра- щались на вокзал, но уже без денег, а некоторые и без вещей. И никто ни разу не пожаловался, по крайней мере, при мне. Я же, осознав своё положение, решил дождаться утра, а потом пешком отправиться в свою контору, адрес которой у меня был. Я достал из папки направление на работу, которое мне выдали в кадровом агентстве «Вымпел» за соответствующее вознаграждение, и начал изучать. Название фирмы, адрес: город Надым, улица такая-то, дом такой-то. Уставший мозг долго переваривал скудную информацию. Улица, дом, улица, дом… Надым. Надым? Надым! Какой Надым?!? Я чуть не заорал от злости. Потом чуть не заплакал от обиды. Ведь город, в который я приехал, купив билет на последние деньги, назывался Новый Уренгой! Мне стало тошно и закружилась голова. Я решил выйти на улицу освежиться. Хотелось пить, я поднял пушистый свежий снег. Пожевал. Импортные «марш- рутки» чинно стояли на площадке возле вокзала. На некоторых табличках было написано – «Надым», но никто не хотел брать безденежного пассажира, даже если салон был полупустым. «Спасение утопающих – дело рук самих утопаю- щих» - подумал я и решил попробовать поспать до утра в зале ожидания в «курятнике». Долго ёрзая на неудобных сиденьях, мне всё-таки удалось «закима- -182-

рить», но мой сон был напрочь «разрушен» громкими голосами только что прибывших пассажиров. Группа, человек шесть, ввалившись в зал ожидания и весело переговариваясь, расположилась рядом со мной на свободных местах. Видя мою недовольную гримасу, один из них начал оправдываться: — Ты извини, Братан, мы тут поезда подождём. Ты не против? А мы из Пангод приехали, вахту от- тарабанили, по домам едем. Ты сам откуда будешь? Не дождавшись ответа, он повернулся к своим, те спешно рассаживались по свободным местам. Между рядами поставили большой рюкзак. — Ну доставай закуску быстрей. Чё тянешь? Кота за хвост!? Наливай… — Выпьешь с нами, Братан? У нас праздник. Вон у Васи сын родился. Держи… Я хмыкнул что-то невнятное, вроде «поздрав- ляю», но от выпивки отказался. — Ну тогда поешь. Не побрезгуй. Вот это было королевское предложение. После двух суток голодовки глаза не могли спокойно смотреть на две раскрытые консервированные сайры в масле. А когда на импровизированном столе появился кусок солёного сала, и острый нож стал нарезать тонкие ровные ломтики, желудок спазматически сжался до размеров горошины. По телу разлилась приятная истома и стало клонить в сон, однако ребята донимали расспросами: Кто? Куда? Откуда? Зачем? И я поведал им свою грустную историю. Слушали внимательно, не перебивая, а потом тот, кто постарше – высокий коренастый худой мужик со смешными седыми усами – сказал: «Короче так, на окраине города есть магазин, на- зывается «Вахтовик». Рядом со зданием – большая площадка. Каждое утро туда подъезжают «вахтовки» -183-

за рабочими. Часов в десять уже никого нет, все разъезжаются. Развозят людей по месторождениям. До Надыма ты конечно не доедешь, но окажешься заметно ближе к этому городу. А может и… Чем чёрт не шутит.. Вскоре ребята начали собираться. Объявили их поезд. Все по очереди пожали мне руку. Пожелали удачи. Каким-то теплом от них веяло. Я даже не знал их имён, но было такое впечатление, что знал их вечно. Они стали для меня родными в этом Богом забытом краю. Время было около пяти утра, когда я решил дви- гаться в сторону магазина «Вахтовик». Денег не было даже на рейсовый автобус, а идти было довольно далеко, если верить мужику со смешными усами. Напоследок я решил выйти на площадку, где разношёрстные транспортные средства ожидали своих пассажиров-«вахтовиков». Здесь были и «вахтовки» - будки на колёсах, прицепленные к какой-нибудь серьёзной машине – Уралу, или КАМАЗу; были и УАЗики-буханки, и ГАЗели пассажирские, и автобусы – импортные большие, и отечественные поменьше. Вся это чудо-техника стояла в ожидании поездов. Проходя мимо новенькой синей «вахтовки»-Урала, я обратил внимание на табличку на переднем стекле. Название мне показалось знакомым. Я подошёл к кабине со стороны водителя. Водитель опустил стекло. Не слушая моих вопросов, он призывно махнул головой – садись в кабину, погрейся! Водителю было на вид лет тридцать-тридцать пять. Новенькая куртка оранжевого цвета и норковая шапка с распущенными ушами. Лицо – тёмное, почти чёрное. — Олег – представился водитель, -184-

— Константин. Ты, случайно, не в Надым? Мне до Надыма нужно. — Нет, Костя. Я до Пангод еду. Поехали со мной. До Пангод довезу. Опять эти Пангоды. Ох уж эти Пангоды. За время своего путешествия я был настолько измотан, и физически, и морально, что даже не удивился, и мне не показалось странным, насколько быстро водитель предложил незнакомому человеку куда-то с ним ехать, даже не спросив про деньги. Я сходил на вокзал за сумками. Пока я ходил, Олег вскипятил воду кипятильником, и засыпал в кружки растворимый кофе. — Сахар клади сам. От горячего напитка закружилась голова, но кофе не бодрил, а напротив, клонил в сон. — Иди в будку. Поспи. Там тепло. Я печку включил, чтоб ребята с поезда не замерзли. Часа полтора у тебя есть Сон срубил меня мгновенно, стоило мне оказаться в теплой натопленной будке, и вытянуть ноги, улег- шись на заднем сиденье. Через час с небольшим я проснулся, видимо сработал какой-то внутренний будильник, и перебрался опять в кабину к Олегу. — Ну вот. Выглядишь уже лучше. А то смотреть было страшно. Ну теперь рассказывай. По окончании моей эпопеи, Олег попросил показать ему то направление на работу, что дали мне в Челябинске. — Ага. Фирма вроде знакомая. Хотя я в Надыме никогда не был, но название встречалось. О! Так тут телефон начальника отдела кадров есть, и даже сотовый. Чё не позвонил-то? — Да телефон разрядился, и баланс отрицательный. — Так попросил бы у кого-нибудь. -185-

— Денег нет. — Деньги, деньги, как будто всё решают деньги… Я пожал плечами. — В общем такой расклад. Сейчас подойдет поезд. Там человек пять будет из России. Потом поедем в аэропорт. Прилетит «борт» с Украины. Там, по-моему, восемь человек. И мы выезжаем до Пангод. В восемь часов с моего телефона позвонишь начальнику отдела кадров. — Олег. У меня нет денег! — Если я ещё раз услышу про деньги, я тебя высажу. Понял? Рассвет ещё не озарил бескрайние просторы Ямала, с едва угадывающимися дорогами на снежном поле, с низкорослыми деревцами и кустарниками, с пирамидами буровых вышек на горизонте, с ма- гистральным трубопроводом, транспортирующим голубое топливо на запад, с факелами газовых труб, с горящим в них днём и ночью конденсатом, с горизонтальными факельными установками, сжи- гающими тот же конденсат, выстреливая его, как из гигантского огнемёта, параллельно земле. Всё это великолепие ещё не открылось взору безбашенного путешественника, когда Олег протянул мне трубку сотового телефона. — Звони! Ещё только десять минут восьмого, но, будем надеяться, что твой начальник уже проснулся. Звони, а то скоро пропадёт связь. Я набрал номер, напечатанный на бумажке, великодушно предоставленный мне работниками кадрового агентства «Вымпел». Длинные гудки, казалось, длились целую вечность. Наконец в трубке прозвучал сонный недовольный голос. — Алло! -186-

Я начал робко, постепенно «набирая обороты» и увеличивая экспрессию. Под конец своего мо- нолога я просто орал в трубку, сдабривая обычные лексические единицы нецензурной бранью, не ставя цель, однако, оскорбить начальника в Надыме, но для связки слов. Когда я закончил, стало понятно, что человек на «другом конце провода» окончательно проснулся. Он виновато произнёс: — Я сейчас не могу отправить за Вами транспорт, извините. Мне нужно добраться до офиса. Перез- воните мне в девять часов. Хорошо? Ему трудно было возразить. Я согласился. Что мне ещё оставалось делать? Хорошо, что хоть теперь работодатель узнал о моём существовании, и даже согласился помочь добраться до Надыма. Собствен- но, все свои претензии я должен был высказать представителям кадрового агентства «Вымпел», а не кадровику в Надыме. И я это прекрасно понимал. Пол девятого, когда мы уже ехали по Пангодам, видимо по тем самым плитам, которые укладывал летом начучка Петров, Олег опять мне сунул под нос телефон. — Звони. Я сейчас тебя высажу. Мне нужно на базу. Я опять набрал номер, который уже выучил наизусть. На этот раз ответ последовал быстро. Теперь уже кадровый работник начал резко и грубо выражаться в мой адрес, правда без использования ненормативной лексики. — Ты что, вчера родился? Ты что – маленький ребёнок? Ты вообще куда попёрся? Это же крайний север. На улице минус сорок пять! Почему без денег оказался? Пропил? Почему из Челябинска не позвонил? – корил он меня. -187-

Мне было, что возразить, но я промолчал, тем более, что на словесные перепалки уже не было сил. — Ты до Пангод добрался? Около пяти километров в сторону Надыма находится наш вахтовый посёлок. Транспорт в ту сторону ходит довольно часто. Доберёшься туда. Там решим, что с тобой делать. На долгое прощание времени не было. Я вылез из кабины. Забрал в будке чемодан и сумку. И тихонько побрёл в сторону Надыма, туда, куда указал мне Олег. Я так и не понял, русский он был, или с Украины. Мне это было «всё равно». Для меня он был прежде всего Человек! Бескорыстный. Сердобольный. Можно сказать, он спас меня. Можно сказать, я ему жизнью обязан. На развилке я остановился в раздумье. Одна дорога вела прямо, другая отворачивала налево. На дороге стояла машина – старенькая автовышка. Люди в жёлтых касках, в корзинах наверху, меняли лампы на столбах освещения. Возле машины, подняв голову вверх, стоял мастер в белой каске. Я подошёл к нему, чтобы уточнить, правильно ли я иду в Надым. Но мастер отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Тогда я обратился к водителю. Молодой парень с широким рязанским лицом подтвердил, что я на верном пути, и предложил мне посидеть погреться в машине, пока не появится «попутка». — Спасибо, Братан. Но я лучше пойду потихоньку. А то, боюсь, засну. Прошел я, однако, не больше десяти метров, когда меня обогнал Уазик-буханка тёмно-зелёного цвета, и остановился. В салоне сидели три человека, судя по виду – рабочие. Один из них, видя мою беспомощность, помог мне забраться в машину, и затащить мои вещи. — Куда путь держишь? -188-

Вместо ответа я протянул направление на рабо- ту – листок бумаги, приобретённый в Челябинске. Ребята посмотрели, почитали, и сказали, что нам по пути, что довезут меня прямо до места. И вот спустя пол часа, я уже сидел в кабинете начальника строительного управления. Высокий стройный старик лет шестидесяти с седыми, аккуратно подстриженными волосами, при усах, в строгом черном костюме, «пожурив меня по-свой- ски» для начала, потребовал потом мои документы. Посмотрел диплом, трудовую книжку, и сообщил, что берет меня на работу в своё управление прорабом (производителем работ), и что в Надым мне ехать не надо – с ближайшей «оказией» он отправит мою трудовую в головной офис в Надым, в отдел кадров. — Вопросы есть? – спросил он сурово. — Только пожелания: позвонить матери, поесть и поспать. – ответил я. Так начались мои трудовые будни на крайнем севере. В краю газодобывающих скважин, буровых вышек и магистральных трубопроводов. А в Надым я попал только через десять лет. -189-

Надежда Сысоева Целебный бальзам А зимний лес затих во власти сна, Укрытый толстым теплым одеялом. Над ним большая круглая луна, Словно фонарь туманно-нереальный… А утром солнце брызнет золотым, И снег ему огнями отзовется: Из чисто белого вдруг станет он цветным, На каждой ветке зайчиком займется. И воздух, словно снег, он также чист. И, кажется, красивей не бывало, Чем этот лес, что в сладком сне затих Под серебристым нежным покрывалом. Остановись, затихни и вдохни. И насладись мгновением волшебным. Тишь, чистоту и свет душою всей прими – Ей это как бальзам целебный! Уже скоро… Февраль уже скоро помашет заснеженной веткой, Растает, исчезнет под силой весенних лучей. Осядут сугробы, морозы уйдут незаметно. А птичьи рулады звучать будут все веселей. Заплачут слезами под солнцем холодные крыши. Помчатся по улицам, все заливая, ручьи... Весну не попросишь быть хоть на немного потише...- Шумит и бурлит... Просыпается жизнь для любви! -190-

Северный конвой Конвой величественных елей Дорогу снежную хранит От ветра, снега и метелей: Он против них стеной стоит. Порой бывает, у селений Сугробы ветром наметет, А здесь, под снежных елей сенью, Дорожка ровная идет. Они любой удар стихии Весь принимают на себя, Одеты в шубы снеговые До самых кончиков стоят. А на дорогу не пускают Поземку, снег и ветер злой… Свою работу четко знает Дорожный северный конвой. Накануне Рождества Тихо-тихо снег кружится, Так волшебно, не спеша, Кажется, что не ложится, А танцует, ворожа. Если чуть прикроешь глазки, Оторвешься и взлетишь! И закружишься, как в сказке Под рождественский мотив. Все сегодня фантастично! Мы - в плену у волшебства. Нежно, сказочно, мистично Накануне Рождества. Ждешь, когда зажжется в небе Вифлеемская звезда, И восторгом, где бы не был, -191-

Души полнятся всегда. Та звезда явила миру, Что рождается Христос, Он - Спаситель и Мессия От грехов, беды и слез. Потому ликуйте, люди! Рождество - великий день! Все простим, свободны будем, Отведем обиды тень. Лишь добром и благодатью Радуйте сердца свои! Все вернется, всем воздастся... С Рождеством, друзья мои! -192-

Наталья Шестакова Под ёлкой Глава из повести «Что я помню из советского детства» Однажды я никак не хотела ложиться спать, и мои неопытные родители решили меня за это наказать. Но ставить меня в угол было жалко, к тому же единственный свободный угол комнаты был занят новогодней ёлкой, и мой отец не придумал ничего лучше, чем поставить меня под ёлку. И вот я стою под ней в цыплячьей фланелевой рубашонке и смотрю вверх. Надо мной огромная густая пахучая ёлка, я как будто в лесу. Этот праздничный лес освещается разноцветными огнями то в одной части, то в другой, а внизу горит красная лампа. Лампу добавили потому, что гирлянду уже много раз ремонтировали и каждый раз укорачивали. А чтобы не было, как в подъезде, лампу выкрасили красной гуашью. Наверное, каждый когда-то мечтал войти в такой лес внутри ёлки. И эта мечта из-за своей недосягае- мости делалась ещё более привлекательной. До сих пор я люблю лежать под ёлкой и смотреть вверх. А тогда это и вовсе казалось чудом. Между ветками сверкают продолговатые сосульки в юбочках, розовые шары, пряники с посыпкой, медведь с отбитыми ушами, а ещё кукуруза. Это потому, что мы догоняли и перегоняли американцев и пытались выращивать кукурузу в больших количествах в пятидесятые. Но кукурузе не нравилось у нас расти, ей нравилась -193-

тёплая Бразилия, поэтому-то из затеи ничего не получилось. А кукуруза на ёлке осталась. Но самым главным был космонавт на прищепке, стоявший в серебристом костюме высоко на ветке у ствола, готовый к подвигу. Вряд ли в то время я задумывалась о победах человеческого разума и духа, но интуитивно эта сторона существования ясна, пожалуй, каждому в любом возрасте. То есть я понимала, что на ёлку просто так не попадают. Вот звезда – в ней есть тайна, поэтому она на ёлке. Шишка здесь по праву происхождения, часы – по логике вещей, прянику просто повезло. А космонавт был здесь, потому что мы были первые в космосе. Он махал поднятой рукой, улыбался и был самый смелый. Как хочется потрогать какую-нибудь игрушку! Вот есть шарик с узорами, совсем близко. Я отодвигаю ветку… Где же шарик? Это какой-то обман. Раздаётся звон, шарика уже нет и не будет. Зато на полу есть прекрасные сверкающие осколки! Теперь они мои. Я торопливо набираю полную горсть, пока не отобрали. Но что это? Жгучая боль в ладони. Мать пытается разжать мою руку, но я не хочу отдавать доставшееся мне чудо. По руке течёт откуда-то взявшееся красное, а я плачу и не могу понять, почему испортился от моего прикосновения шарик, почему я не могу взять себе даже его осколки, и как такая красота могла превратиться в это ужасное ощущение. Рука болела ещё два дня, и мне казалось, что так теперь будет всегда. И придётся всё время ходить с бинтом, и даже не получится собрать деревянную пирамидку. Но нет, всё прошло. И теперь, когда я сталкиваюсь в жизни с более серьёзными вещами, я уже знаю, что всё обязательно пройдёт. А сере- бряный космонавт по-прежнему машет мне рукой и -194-

улыбается, я смотрю на него и верю, что всё будет хорошо. Наваждение Миша медленно подошёл к хорошо знакомой двери. Тяжёлая, почерневшая от времени, с налипшими комочками конского навоза, приставшими клоками сухой травы дощатая дверь со скрипом приоткрылась, внутри было темно. Миша сделал шаг вперёд. Глаза привыкли к темноте, и проявились пересекающие прохладную конюшню тонкие, рассеивающиеся золотые лучи, в свете которых мелькали сухие былинки и труха сыплющегося сверху сена. Посреди конюшни стояла рослая, голова под потолок, баба. В белой, длинной, как в старину, рубахе. Её толстая светлая коса была перекинута через плечо вперёд, а большими руками она крепко держала края про- висшего под тяжестью подола. В подоле были ягоды. Баба пристально смотрела на Мишу, он разглядел её водянистые навыкате глаза. Миша оторопел и некоторое время неподвижно стоял молча, но потом понял, что нужно кричать. Он набрал в грудь воздуха, но крик никак не мог вырваться… Дышать тоже стало тяжело. Миша заметался и проснулся. В окно уже вовсю пробивалось молодое весеннее солнце. После пробуждения Миша даже обрадовался, что ничего не случилось, всё как обычно. Но ему было немного не по себе и как-то стыдно, что он, взрослый парень, испугался бабы в конюшне. Он встал, накинул фуфайку, вышел во двор, по-хозяйски обошёл пристройки, подошёл к конюшне, подправил петлю на двери. В конюшню уже ворвалось солнце. Там ждал его Стёклышко. Увидев хозяина, Стёклышко -195-

бодро замотал головой. Миша с грустью тихонько похлопал его по холке. Стёклышко был беспородным, своенравным и плохо воспитанным жеребцом. Он ни за что не стал бы стоять привязанным к забору; размахивая головой, он срывал привязь и уносился, куда ему вздумается. Работать он не умел, да и был невелик ростом. В общении с людьми он признавал только дружбу с Мишей, и то на своих условиях, но деревенских детей катал. Стёклышком назвал его маленький Миша потому, что левый глаз у коня был затянут полупрозрачной голубоватой плёнкой. Девять счастливых лет провели они вместе, носились по бархатистым горам, и вот теперь со Стёклышком нужно было расставаться. Талые сугробы превратились в мокрую кашу. Солнце прогрело деревенские крыши, тяжёлый снег с шумом бухался вниз. На Мишу навалились весенние заботы. Старший брат давно уехал в город, и теперь была Мишина очередь помочь отцу отремонтировать технику, поправить покосившиеся за зиму ворота, просушить погреба, если рано вода сойдёт – надо будет заменить нижний венец бани, подгнившие опоры забора. Нужно было сделать всё быстро. Дело в том, что Миша собрался жениться. Все говорили: рано. Зачем жениться в девят- надцать лет? Еще и призыв на носу. Придёшь из армии – женись. Если серьёзно – дождётся. И чего ей в город этот приспичило? Жили бы в деревне, здесь все свои. Миша и сам чувствовал, что что-то не то; вроде бы и радостно, но подмешивалась тревога, снились сны какие-то странные. Но решил так решил. Не отказываться же теперь. Миша достал рабочие инструменты, разложил у ворот. Ещё сырой деревянный настил во дворе -196-