Русская душа 2022

осталось что-то с нами средь запаха полыни… Багряной полосой повис внизу закат; и фонари звезду приветствуют под вечер… я также опаду листами и листвой, но брошу жадный взгляд на огненную вечность… Дожди омоют мир, и вновь начнём с основ; и времена гурьбой столпятся у причала… А жизни непростой, как выйдешь из квартир, в смешеньи лет и снов конца нет и начала… Я подниму листы и осени поэму, как цвёл, работал, зрел я рифмой изложу… Как и у всех удел, так примешь долю ты, хоть жил совсем не в тему… и не по чертежу… 201

Где хранят сейчас орехи в скорлупе из золота? Где хранят сейчас орехи В скорлупе из золота? Изумруды ядра в них! Можно чахнуть с голода! Но орешек золотой По зубам золоченым, Мы не кушаем такой Даже в крайнем случае! Понапрасну не буянь, Не ищи на карте, Нету острова Буян! В мировом стандарте! Пароходы не идут, Не летят ракеты, В кассах вам не продадут На него билеты! Золотая скорлупа, Изумруды ядра, Переменчива судьба Кинофильма кадра; Но родился не в дворцах, Так не лезь в бочонок, Может, спрятаны в ларцах, Властью облачённых! Ядра чистый изумруд, Скорлупа из золота – Отчего же люди мрут? От болезней, голода? Оттого, что господа! Блеском зачарованы! 202

Нам не выжить без труда, Мы не поцелованы Ни Фортуной, не Фемидой, Даже гном Счастливчик Не покажет клад зарытый, Просвистев мотивчик... Где хранят сейчас орехи В скорлупе из золота? Разве счастье сыщешь в них? В изумрудах холода?.. За счастьем! Счастье плыло облаком серебристо-белым; Рисовало классики на асфальте мелом; И дугой серебряной выгибало спину На морском просторе доброму дельфину; Пряталось украдкой в земляничной грядке; И стихи писало в тоненькой тетрадке; И плескалось на реке; загорало на песке; За черничкой, за грибами в лес ходило налегке; И ласкалось мягкой кошкой; И светило мне в окошко... Я ищу в кустах сирени Пять заветных лепестков. Ради этого мгновенья Днём пожертвовать готов! 203

Андрей Карюк г. Санкт-Петербург Строителю Санкт-Петербурга Ненастный день. Под цвет стального неба О берег бьет балтийская волна. У моря буйного, где побеждали шведа, С самой стихией начата война. На ней солдаты – мужики, трудяги, А вместо ружей – камень и доска. Идут тяжелые бессчетные атаки На скрытые трясиной берега. Вбиваем сваи! Укрепляем почву! Работаем, не покладая рук! Идет строительство, кипит и днем, и ночью, Растет и крепнет город Петербург. Пускай дожди гуляют по болоту, Наказ великим государем дан, А значит, выстоим! И дикую природу Нарядим в строгий каменный кафтан! 204

Наталья Заводовская с. Ратта, ЯНАО *** Творя историю, менял Россию! Он флот построил на море синем! Петра творение – великий Питер! Достойна гения его обитель. Эпоху факелом сжигал до пепла, И страстным заревом Россия крепла! Звенела, строилась краса империи. Там и покоится наш Пётр Первый! Наш пылкий, яростный Великий Пётр! Он в думах тягостных сверял итоги. И в веке нынешнем он вне забвения, Такая силища в его творениях! 205

Мария Берестенникова г. Санкт-Петербург Москве О, родная Москва, разве мог бы солдат Подпустить к тебе недруга войско? Ты ведь, верно, спала, когда били набат, В бородинских церквах так высоко. Так высоко, что птицы слетелись с полей Поглядеть, как на русских курганах, Будут биться полки твоих верных мужей, Задыхаясь во вражьих арканах. Когда плакала ты, видя толпы людей, Покидающих стены родные, Чтоб отдать тебя в руки незваных гостей, Во французские руки чужие, Верно, думала ты, что пропала страна, И не раз ещё то повторится, Но ты верь, что для русского не было сна, Когда древняя пала столица. В почерневших от дыма резных куполах, В облаченье разгрома и пепла Пригорюнилась ты, о, родная Москва, И от копоти словно ослепла. 206

Но гляди, ты француза ввела в западню, Не встречая ни хлебом, ни солью, И спасла ты столицу – сестрицу свою, Защитив её собственной болью. Уж француз не бежит впопыхах в Петербург, Окочурился, сгинул от пьянства, В замешательстве ратных боев Демиург, Бонапартово рушится царство. И чуть только покинет чертоги твои, Белокаменных стен укрепленья, Диким псом будет выть, предвкушая бои, Только в них не найдя утешенья. И тогда ты увидишь, родная Москва, Все не зря, и тебя не предали, И пусть эхом нам вторит любая молва, Но французам мы Русь не отдали. 207

Анатолий Градницын г. Иркутск Горько Отчего-то у деда Миши вдруг стали дохнуть собаки. Привезёт ему младшая дочь с зятем из города щенка, тот вырастет в хорошего, ладного кобеля, а тот через некоторое время без видимой причины возьмёт, да и околеет. А тут в очередной раз, перед тем как завести нового щенка, решил дед навести порядок между собачьей конурой и забором, поменять кое- какие прогнившие доски, которыми был застелен двор. Отодвинул конуру, приподнял одну доску и увидел под ней небольшой свёрток. Открыл, а там – завёрнутая в прозрачный полиэтиленовый пакет небольшая палехская шкатулка. Открыл и чуть не оторопел от неожиданности – в шкатулке лежала высохшая куриная лапка, аккуратно запелёнутая в пожелтевший клетчатый тетрадный листок. — Чертовщина какая-то, – хмыкнул дед, потому что не верил в эту ерунду, но на всякий случай, вынес шкатулку с её содержимым на огород и сжёг. Хорошая память у деда Миши была, не пропил он её, а потому сразу вспомнил эту шкатулку. *** Свадьбу играли зимой. После возвращения из армии породнился Андрей с семейством, которое во 208

всей их деревне – а деревня тысяч на пять жителей – знали практически все. Мосьпанов, отец Раи, работал заведующим на молочно-товарной ферме. Большой человек был этот Мосьпан, да только мразь последняя, за что и прокляли его доярки. Воровал и продавал он коров, а все убытки списывал на доярок, якобы «потерявших» животных. И всё сходило ему с рук. Да вот только прокляли его обиженные бабы, пожелали, чтобы он семь лет пролежал парализованным и ходил под себя. Послали за невестой сватов, чтобы привезти Раю на свадьбу в дом деда Миши. Жили-то на разных концах деревни. А приехали-то за ней не на Москвиче, что стоял в гараже, а на санях, на кобыле. В машину нужно было воду заливать, прогревать двигатель. Вот и сделал дед Миша, как попроще – кобыла-то всегда «под парами». Ох, и обиделась на это Рая, на всю жизнь затаила злобу и даже, говорят, когда позже скандалила с Андреем, в сердцах обещала изжить всю его родню. А было ей тогда всего-то восемнадцать. — Горько! – кричали гости и искренно радовались счастью молодых. Свадьба весёлая получилась, подарков и денег надарили молодым немало. И дед Миша с Татьяной, женой своей, подарили тогда молодым шкатулку с открыткой и ещё денег тысячу положили. При Советском Союзе это большие деньги были. *** А потом жизнь повернулась к каждому своим боком. Мосьпан семь лет пролежал парализованным овощем, ходил под себя, как ему и пожелали, после чего, изрядно измучив и себя и жену, почил. А Рая с Андреем немало потаскались по разным городам Союза в погоне за рублём. То на Северах поработают, то на южные моря 209

занесёт их нелёгкая вслед за старшей Раиной сестрой с её более удачливым и оборотистым, чем Андрей, мужем. Троих детей там и нажили. Но говорили люди, что средний-то сын не его, не Андрея. Уходила она от него к капитану какому-то. На целый год уходила. Но вернулась. Простил её Андрей, ни слова не сказал, не упрекнул ни разу. Приезжали они потом погостить в деревню. Уже после рождения средненького-то приехали. Вот тогда однажды совершенно случайно и услышала баба Таня, как пеленая сына, приговаривала Рая: — Игорёк, сыночек, капитанчик, мой сладенький… Ничего не спросила и не сказала тогда баба Таня, хотя нрава была горячего и спуску никому не давала. Всё поняла, но не могла сказать ничего и не желала обидеть страшными подозрениями ни сына, ни невестку. Но осталась на душе какая-то гадливая, смрадная тяжесть от подозрений и недосказанности. Долго молчала, но, не вытерпев, рассказала через несколько лет об этом деду Мише. Тот только пожал плечами и махнул рукой: «Что поделать-то теперь? Пусть всё будет, как есть. Ребёнок-то причём?» Так и молчала она до самой своей смерти. Вот только дед Миша не сдержался однажды, проговорился младшей дочери и её мужу за бутылочкой при встрече. А что до доказательств, то вот они. Не похож-то сынок на родителей своих. Ни в мать, ни в отца пошёл. И с врожденной близорукостью, хотя ни в той, ни в другой родове очкастых отродясь не было. *** В девяностых, после возвращения Андрея с Северов не заладилось у него что-то. Привезённые деньги промотал неизвестно на что. Свой бизнес открыть не смог. Привёз с заработков три машины – Ниву, легковую 210

Тойоту и корейский микроавтобус – да всё такое старьё, что еле-еле смог что-то из этого продать или поменять. Послушал тогда Раю – захотелось ей именно такую Тойоту, чтобы на ней по Якутску нарезать, именно такую Ниву, чтобы и на природу можно было выбраться. А на микроавтобусе всей семьёй и впятером не тесно. Вот только, когда поменял Андрей этот автобус на Жигули со своей выгодой, приехали к нему через пару дней новые хозяева с претензией – выяснилось, что двигатель-то с трещиной. Подшаманил, видать, Андрей автобус, благо, что сам шофёр-профессионал и автомеханик, скрыл все дефекты, да и всучил кота в мешке. Неловко, конечно, получилось, но обошлось – люди приличные оказались. Не скандалисты и не хулиганы. *** После того, как дед Миша овдовел, долго увещевал его Андрей продать дом. И, наконец, добился своего. Продал дед, да только не тому, кому хотел бы. Чуть ли не врагу своему – Сакальскому – продал. Дряной человек он, скандальный, к тому же и на руку нечист – чуть ли не в открытую лес воровал, огромными лесовозами вывозил. И ничего. Молчали все. Боялись. Долго ещё потом сокрушался дед, ведь собственными руками построил он этот дом, сколько труда и души своей вложил в него. И на тебе – отдал проходимцу за полцены. А что делать? Только у таких, как этот шакал, и водились деньги-то. Забрал его Андрей к себе, в большую деревню возле областного центра, а в придачу и все вырученные денежки и ещё крутой по тем временам телевизор, которым дед Миша очень гордился, так как купил его на деньги от коровы. Не мог он сам найти покупателя на скотинку-кормилицу, да и не особенно хотел. К тому 211

же, не торгашеского он был склада, противно было ему торговаться и ломать комедию. Андрей – другое дело. Нашёл он тогда покупателя на корову в соседней деревне, отвёл её покупателю. Рассчитался с ним покупатель сполна. А Андрей только половину отдал отцу. Остальные себе оставил. Сказал отцу, что мужик тот вторую половину потом отдаст. Промолчал тогда дед Миша, хотя всё понял. И как всегда, махнул рукой. Привык. Привык он и к тому, что как приедет Андрей, то сразу залезет в гараж, возьмёт, что ему нужно – инструмент какой или бутор – нальёт из бочки пару канистр бензина, и был таков. Инструмент не вернёт, конечно. Ни разу не возвратил. А инструмент – это гордость дяди Миши. Чего там только не было. И всё на своём месте, в идеальном порядке. А теперь и половины нет. Про бензин вообще забудь. — Зачем тебе столько бензина? Куда тебе ездить? Москвич уже лет двадцать, как стоит, – говорил Андрей обычно, наполняя канистры. Вот так и выцедил целую бочку – двести литров. И в кого он такой? Долго бензин этот дядя Миша запасал. Перед пенсией работал на лесовозе. Чего греха таить, сливал помаленьку. А потом, когда не было такой возможности, покупал про запас. Время-то какое было? *** И что же это время проклятое с людьми-то делало? А может быть, и не во времени причина. Не хотелось бы верить в плохое, да что поделаешь. Работала Рая на Северах в торговле. По тем временам это было чуть ли не золотое дно. Снабжение – столичное, дефицит на дефиците. И она при нём. Вот и соблазнились дед Миша со своей Танюшей – заказали ковёр. Обычный ковёр, три 212

метра на два. Хоть и в деревне жили, но хотелось, чтобы культурно было, как у людей. А где ковёр-то взять? Вроде, и деньги есть, и старые друзья в райцентре помогли бы. Вот, Вася Заяц, например, в армии вместе они служили, а сейчас он не последний человек в райпотребсоюзе. Так, нет же. Ну, нет сейчас ковров. Мотоциклы есть, моторные лодки есть. Пожалуйста. А ковров нет. Вот и пришлось просить Раю. Послали деньги, сколько сказала. Через месяц ответила Рая, что будет ковёр. Привезут, как поедут в отпуск. И что же? Приехали через полгода без ковра. — А где же ковёр? – недоумевали старики. — Мыши съели, – посмеялась тогда Рая. Деньги, естественно, не вернули. *** Через пару лет жизни на новом месте выставил Андрей деда Мишу на улицу. Всё получилось просто и буднично. В один холодный летний дождливый день привёз он его с вещами на дачу младшей дочери, когда там никого не было, и оставил возле калитки. Дал чекушку водки, батон хлеба и грамм триста колбасы. Чтоб не скучал. И уехал. Хорошо, что в тот рабочий день соседи были на даче, позвонили и сказали, что какой-то дед шарится у них по участку. Через полчаса, сорвавшись с работы, приехал зять и увёз деда Мишу домой, в тепло. Сибирь всё-таки, хотя и лето. Так и остался он жить у младшей сестры, вчетвером в однокомнатной квартире. Часто потом говорил он дочери, что не винит он ни в чём Андрея, скорее жалеет его. Что с него взять? Подкаблучник. Это всё Рая, а Андрей – добрая душа, только слабый, не может постоять за себя супротив бабы. *** 213

Известно, что пути Господни неисповедимы. А для простых смертных пути-дорожки эти, к несчастью, ещё и наглой жадностью путаны-перепутаны. Подросла дочь у Андрея, поступила в техникум на платное отделение. Платить за учебу нужно, да не особенно охота Андрею самому раскошеливаться. Хотя и сыновья уже взрослые, сами зарабатывают, помогают иногда. Да видно, натура у него такая. Ну, не хочет он сам платить за всё. Посчитал, видимо, прикинул варианты и решил забрать деда назад. Пенсия у деда к тому времени уже приличная была, не то, что раньше, в безвременье, когда и три тысячи считали за счастье. Приедет, бывало, Андрей к отцу, как будто специально рассчитает – на следующий день после пенсии. — Ну что, дед, пенсию получил? — Получил, – отвечает дед Миша. — Сколько? — Три тысячи. — Покажи. И дед Миша безропотно лезет в шкаф, достает оттуда старенький блокнотик и протягивает Андрею. — Вот. — Давай половину. Тебе и этого хватит, – Андрей отсчитывает нужную сумму и быстренько домой, к Рае. *** А сейчас-то у деда пенсия неплохая. Прикинул Андрей – как раз хватит платить за каждый месяц учёбы. Вот поэтому и забрал деда снова к себе, но с условием – каждый месяц отдаёшь всю пенсию мне, а за это будешь жить и бесплатно питаться, чем Бог пошлёт. Вернее, тем, что Рая даст. Собрал дед пожитки и деньги свои, что с пенсии накопил – дочь-то с зятем денег с него не брали – и уехал опять к сыну. С тяжелым сердцем уезжал, 214

нехотя. Но надеялся, добрая душа, что хотя бы чем-то поможет родным людям. Эх, надежды, надежды… Все деньги, что дед Миша накопил с пенсии, в первый же день Андрей у него отобрал. Вот с этим и начал новую жизнь дед Миша со своим добрым подкаблучником и его полусумасшедшей Раей. Совсем плохо стало с Раей, бесилась она и злобствовала, скандалы закатывала даже при посторонних. Вдоволь наслушался дед Миша и про её несчастную испорченную жизнь, и про столько напрасно загубленных и навечно потерянных лет, и про недотёпу и неудачника мужа, и про всю его родню до седьмого колена. И даже про то, что, если бы было, куда и к кому уйти, она бы ушла тут же. Не подумала, правда, глупая баба, кому она нужна такая – наполовину плешивая, крашеная под рыжего клоуна, стерва. Много нового узнал дед Миша и о себе. А закончилось это тем, что однажды Рая чуть было не съехала с катушек и приказала Андрею сегодня же выгнать деда куда угодно, хоть к чёртовой матери. *** В автосервис, где Андрей работал вместе с двумя сыновьями, привёз он нехитрый дедов скраб, уместившийся в двух узлах, да ещё, бывший когда-то крутым, любимый телевизор. Бросил он всё это в угол и позвонил двум сёстрам, пригласив их приехать и решить вопрос с дедом. Дед Миша остался дома – в машине не было места. К тому же, пусть сами приезжают и увозят, куда хотят. Не хватало ещё бензин на него тратить. Разговора не получилось. Андрей был какой-то вялый и неуверенный, может быть потому, что женщины с ним не церемонились, справедливо считая его подонком, а может, проснулась совесть, или заболела душа? А тут ещё Игорь-капитанчик, сопляк двадцати с небольшим 215

лет, постоянно наезжал с какими-то глупыми полууголовными разговорами, пытаясь изобразить что-то крутое по фене, и угрожал своим родным тёткам рэкетом и расправой. Забыл, наверно, что одна из них после дембеля из армии одела его и денег дала, а потом ещё и оформила ему по блату водительские права. Это при том, что собственные родители единственное, на что расщедрились – это устроили пьянку по случаю возвращения сына. На следующий день у деда Миши случился инсульт. Забрали его по скорой в областную больницу. Обследовали. Оказалось, что, помимо прочего, в моче у него кровь. Подумали тогда дочери о страшном и почти немыслимом. А вдруг это Рая с Андреем? Нет, зря так думали. Оказалось, что это симптом геморрагического инсульта. В больнице деда лечить не стали, сказали, что нет смысла, так как это живой труп – у него на руках уже начали образовываться трупные пятна. Хотя на вид – вполне нормальный, вот только двигаться и говорить он уже не мог. Здоровый-то был мужик, сильный, с большим запасом прочности, не у каждого такой есть. Да только ненадолго его хватило. Забрала деда Мишу к себе старшая дочь, а через день увезли его на скорой, только не в областную больницу, там не брали, а в районную шарашку рядом с городом. Бросили там одного в коридоре, а ночью он умер. Как установили позже, от кровоизлияния в желудок. А потом выяснилось что-то абсолютно невероятное, даже мистическое. Только выписали деда из областной, как в тот же день туда же привезли Андрея. С инсультом. Случай тяжелый. Пришлось экстренно делать операцию, вскрывать череп. По медицинским показаниям, в подобных случаях на следующий день нужно проводить ещё и операцию на легких. 216

*** Когда после похорон поминали деда Мишу, раздался звонок. Звонил Игорь. В его голосе звучала дикая злоба и издёвка: — Ну что? Добились своего? Можете радоваться, твари! Отец только что умер… Дальше была истерика. Вторую операцию Андрей не выдержал. Хоронили его с наглухо забинтованной головой – сильно разнесло лицо и голову. Никого из родственников Андрея, кроме детей, на похоронах не было, как и родственников Раи. Все Раины умерли раньше. Два узла с дедовским скарбом так и остались в автосервисе. Кому они нужны, эти старые вещи? Разве что на тряпки. Любимый дедов телевизор стоит в бытовке. Вспоминают ли мастера, когда в перерывах собираются вокруг него, о его хозяине, которого они никогда не видели, но о котором слышали, об Андрее, или о двух его сыновьях, которые после всего этого уволились по собственному желанию, не сработавшись с коллективом? Кто знает… Горько? 217

Павел Даниленко г. Москва 67 дней 1 Молодой парень, многообещающий выпускник архитектурного факультета Роман Иннокентиевич Навроцкий, растянулся под согревающими лучами солнца на деревянной лавке, вынесенной из блиндажа. Китель и ремень, аккуратно сложенные, лежали в ногах. «До чего ж погода хорошая, Вась. И не скажешь, что завтра уже октябрь», – обратился он к своему товарищу. Погода, и в правду, была практически летняя, и офицеры закрывали глаза на неформальный вид и досуг своих бойцов. Молодые ребята наслаждались неожиданным бабьим летом и на какое-то время даже смогли забыться и насладиться безмятежностью. Если бы Роман чудесным образом перенёсся из окопов Подмосковья на пляж довоенной Европы, никто бы и не заподозрил в нём советского человека. Скорее бы его приняли за итальянского актёра или испанского музыканта. – Перед смертью не надышишься, – не поднимая глаз, ответил ему Вася. Василий носил абсолютно сочетающуюся с его характером фамилию – Зайчик. Зайчик сидел на деревянном ящике рядом с другом и натирал приклад своей винтовки. Во всём его облике не было ничего устрашающего, совсем он не походил на солдата со смертельным оружием в руках. Точно так же он сидел у костра и чистил печеную картошку 218

пять лет назад, когда и произошло их знакомство с Романом. Судьбоносная встреча произошла в лагере для первокурсников от Московского инженерно- строительного института, куда оба поступили на пути к своим мечтам построить новый мир. Они сразу признали друг в друге «своих» и с тех самых пор ведут неразлучную дружбу. Даже на войну они пошли вместе. – Говорят, в первом бою человек понимает, какую цель он себе поставит: победить или выжить. – Роме захотелось пофилософствовать. Вася знал своего друга как облупленного: когда ему скучно, он начинает заводить разговоры на каверзные темы. Излюбленный прием – это задать пугающую тему, о которой люди предпочитают не думать, и выступить в роли арбитра. Прошлый раз, когда с Роминой подачи, разгорелся спор, есть ли разница между немецким призывником, который не хочет воевать, и идеологически заряженным эсэсовцем, чуть не дошло до драки. Мнения разделились: кто-то считал, что эсэсовца надо застрелить, а призывнику дать шанс сдаться, а кто-то, что враг он и есть враг. Сделав тогда определенные выводы, Вася предпочёл впредь не вступать в препирательства и на этот раз промолчал. Рома же считал такие разговоры крайне полезными. Если задуматься о страшном и рассмотреть дальнейшие варианты развития событий заранее, то, столкнувшись с ситуацией на деле, будешь знать, что делать, и избежишь ступора. – Слышишь, Вась, это ты хорошо придумал световое оружие применить. Немцы придут и ослепнут, как твоё ружьё сияет! До блеска натёр! – Помнишь, как Андрей поцарапал щеку на стрельбах? Вот я так не хочу. И вообще, правильнее говорить фашисты или, в крайнем случае, Германцы. Немцы на старорусском означает «чужестранцы, не 219

говорящие на нашем языке», от слова «немые». – Вася не смог сдержаться, чтобы не сумничать. – Немцы – выговорит и картавый, и заика. Пока будешь вспоминать это твоё «германцы», тебя уже три раза подстрелят, – в разговор вклинился ещё один бывший Ромин одногруппник, а ныне сослуживец, Архип. Настоящий русский богатырь, словно с картины Васнецова сошёл: два метра ростом, ручища как у медведя. Такой немецкую пушку в узел завяжет. Несмотря на свой возраст, он лет на пятнадцать старше Ромы и Васи, все трое учились в одной группе. Архип очень гордился тем, что получил высшее образование. Гордилась им и вся его семья. Ещё бы! Первый в роду от сохи. Роме почему-то казалось, что, несмотря на могучую внешность, Архип вряд ли имел дух победителя. Не каждому здоровяку дано стать защитником. Скорее всего, в ополчение он пошёл «как все», чтобы не прослыть трусом, хотя сам он утверждал, что записался самым первым во всём институте. – Ребятки, а вы на всякий случай прощальные письма написали своим родным? Я вот в тридцать седьмом на корабле в шторм попал. Всё, думаю, утопну. Так мне тогда сердце кольнуло, что с родными не простился…. Взял листок и как давай душу изливать! Написал, в паспорт убрал, паспорт за пазуху. Ну, думаю, труп мой найдут, до жены письмо уж доведут, уважут покойного. А потом как-то раз-раз и стихло море, дошли мы целёхонькие. А письмо то я аккуратно дома переписал и с собой всегда на сердце ношу. Мало ли когда смерть встретит меня – а письмо при мне. – Ты бы лучше вживую всё жене сказал. Глядишь, ворчать бы на тебя меньше стала. – Рома продолжал приставать к друзьям. – Да разве такие слова, что перед гибелью приходят, повторишь? Там начинается: «Ты – это я. Запомни, я 220

буду вечно жить в тебе. Загрустишь – обрати свой взор в отражение, и я улыбнусь тебе…» или как-то так, я запомнил. Но разве в жизни я смогу Людочке такие дифирамбы пропеть? Это ведь совсем другое, когда понимаешь, что всё, конец. Я таких слов не подберу. А по бумажке читать или как стих выучить – фальшиво выйдет. Зайчик, оставаясь за спиной Архипа, тихонечко встал и принялся безмолвно изображать актера на сцене, явно переигрывающего с драматургией. Рома не удержался и рассмеялся. Архип, уловив его взгляд, обернулся. – Тьфу на вас! – по-доброму крикнул он и тоже засмеялся. Но через мгновение тревожные мысли снова взяли верх в его голове. – Зачем вы пошли на войну, ребятки? Молодые ещё совсем, дурачитесь тут, вам бы жить да жить… – Ради будущего, ради детей, – не задумываясь ответил Вася, отметив про себя, что больно рано Архип их хоронит. – У вас же нет детей, – с недоумением возразил Архип. – Нет, зато у тебя… – Двое. – Архип улыбнулся, вспомнив своих мальчуганов. Он в своих сыновьях души не чаял, и уже все уши прожужжал друзьям, какие они славные. – Вот ради твоих детей мы и сражаемся, – сказал, как отрезал, Роман. 2 Перед уходом на фронт у Ромы состоялся очень тяжелый разговор с мамой. Он затрагивал тему, которую никак нельзя было бы не замечать, даже не случись войны. Ромина мама немного недолюбливала жену своего сына, Наташу. В открытую она не выказывала своё раздражение, нет, она всем видом показывала, что скрывает свою нелюбовь за фальшивым великодушием. 221

У посвященных в их семейные дела и сомнения не должно оставаться, что она мать-героиня, подавляющая свои истинные чувства из бескрайней любви к сыну. «Ромочка любит всех, кто любит его, – всякий раз приговаривала женщина, когда речь заходила о выборе сына. – Видимо, я плохая мать. Я не смога научить его грамотно распоряжаться своим сердцем». Зная отношение матери к своей избраннице, Рома небезосновательно беспокоился за судьбу жены в случае собственной кончины на поле боя. – Мама, я прошу тебя лишь об одном. – Ой, сыночка, не смей даже начинать этот разговор! Я и думать не хочу о дурном раскладе! Я вчера виделась с Терентием Ивановичем, ну, ты его знаешь, высокий такой генерал, с дядей Антоном он в шахматы любил играть, упокой Господь его душу. Так вот, я его попросила, чтобы тебя в штаб перевели. – Я хочу попросить лишь об одном, – хладнокровно продолжал Роман, уклоняясь от полемики на другую тему, – я прошу тебя уважить мои чувства, хотя бы в знак твоей любви ко мне. – Ромочка, ну что ты такое говоришь?! Не нужны мне никакие наставления, ни на какой такой случай! Ты вернёшься домой и сам распорядишься за всё, что ты там хочешь. – Мама, я тебя прошу, всего один раз поговори со мной серьёзно. Из-за того, что люди не задумываются о плохом, они всегда оказываются не готовы к трудному выбору и волевым поступкам. Поэтому я хочу сейчас с тобой обсудить самую волнующую меня тему. Мать молчала. – Я прошу тебя, если я не вернусь, позаботься о Наташе. – Дорогой мой, ну о чём речь… – Не перебивай, пожалуйста. Это важно. Я прошу, 222

чтобы ты в память обо мне и в память о моей любви к тебе, мама, не оставила мою жену в беде. Она и без вашей с папой помощи не пропадёт, но так как я желаю ей всего лучшего и, в случае геройской кончины на поле боя, не смогу уже о ней позаботиться, я прошу об этом тебя. Вне зависимости кто победит, времена будут тяжелые. Поэтому я прошу тебя дать ей крышу над головой и место за обеденным столом. – Я понимаю твой благородный позыв, но к чему же ты меня подводишь? Она будет жить в моём доме, я буду её кормить, а она будет по кабакам гулять с женихами? – Ну по каким кабакам, мама?! Откуда у тебя вообще о Наташе такое мнение? Она же жена моя! Ты меня этим оскорбляешь. – Рома чуть не повёлся на провокацию, но всё же сохранил линию разговора. – Я допускаю, что когда-нибудь она сможет снова полюбить, и в её жизни появится новый мужчина. Она не посмеет в таком случае отягощать тебя собой, будь уверена. – Ты с ней самой-то хоть это обсуждал? – Нет, конечно. Только с папой. За час до волнительного диалога с матерью, Рома запер за собой дверь в отцовский кабинет – между двумя взрослыми мужчинами состоялся разговор, закончившийся крепким рукопожатием. 3 Последний вечер перед отправкой сына на фронт родители Ромы, на удивление, провели на другом конце города в кругу своих коллег и друзей. «Сынок, мы будем не раньше десяти завтра, – предупредил Иннокентий Давидович. – Не беспокойся, к проводам мы успеем. Постарайся ни о чем не переживать сегодня. Отдохни. В буфете стоит бутылка хорошего коньяка, но я бы всё же не рекомендовал». Проводив родителей с еле скрываем выражением радости, Рома буквально набросился на свою красавицу жену. 223

Несмотря на летнюю погоду, осень проявляла себя в мелочах: листья начали желтеть, ветра задули с севера, а светать стало с каждым утром всё позже и позже. В последнее довоенное утро Романа солнце показалось над горизонтом в девять часов утра. Молодой парень не спал уже около получаса, но боялся пошевелиться, чтобы не разбудить свою возлюбленную. Она спала с улыбкой на устах. Рома знал, что как только она проснётся, волшебный мир её сновидений сменится суровой реальностью, в которой всего через пару часов она будет вынуждена отпустить своего мужа на войну. Рома наслаждался этим моментом и отчетливо понимал, что находится в одном из тех мгновений, которые врезаются в память навсегда. Где бы он ни оказался, сколько бы ему Бог ни отвёл, он всегда будет вспомнить это утро, эту улыбку, и ему будет хорошо. Последний раз у молодой пары была такая сказочная ночь больше года назад, когда отец Романа лежал в больнице, а мать уехала на три дня в командировку. Не то, чтобы родители как-то притесняли молодых, вынужденных жить с ними из обстоятельства неимения собственного жилья, но ведь дискомфорт молодой девушки, живущей у свекрови, очевиден. Разве можно расслабиться, когда в доме всё время кто-то есть, хоть даже и за закрытой дверью. На протяжении полугода Рома с Наташей пытались забеременеть, но ничего у них не получалось. Передовая на тот момент медицина разводила руками – у обоих здоровье было в абсолютном порядке, и с совместимостью проблем не было. Однако почему-то Бог не давал им ребенка. Это обстоятельство давало Роминой маме дополнительный повод для критики Наташи. Мысли, что внука у неё нет из-за каких-либо факторов, не связанных со здоровьем снохи, она даже не допускала. Усугубляло ситуацию ещё и понимание 224

того, что как только Наташа принесёт ей внука, всё изменится. Даже против собственной воли она полюбит мать ребенка своего сына, это проявление инстинкта. Ребенок от плоти и крови Ромы поставит Наташу, эту девицу без происхождения, на одну ступень с ней самой – мать и жена семьи Навроцких. 4 – Ты что, идиот? Боже мой, я всю жизнь посвятила воспитанию сына, а он вырос дураком… Кеня, ну чего ты молчишь? Вмешайся! – Ромина мама в ужасе ходила по комнате, будучи не в состоянии совладать с эмоциями. Иннокентий Давидович, давно догадавшийся о намерениях сына, сохранял спокойствие и не считал возможным ругать взрослого человека за проявление своей натуры. Он понял сына и принял его решение. Решение, которое невозможно подвергнуть ни критике, ни сомнению. Решение настоящего мужчины. Решение, после которого Навроцкий старший понял, что его работа в должности отца окончена, и он справился с ней на отлично. Теперь у него не ребенок, а по-настоящему взрослый сын, заслуживающий отношения с отцом на равных. Ромина мама же категорически отрицала возможность взросления Ромочки: «Где тут настоящий мужчина? Это Ромашка наш взрослый и серьёзный мужчина? Ой, не смешите, это мамочкин ангелочек, иногда он озорничает, и его увлекают всякие глупости, но это ребёнку простительно, он же ещё маленький. Ишь ты, на войну какую-то идти надумал…» – Зачем тебе это надо? Они там отношения выясняют, играют народами и странами, а ты станешь пешкой в чужой игре. Пройдёт пару лет, всё успокоится, а загубленные жизни уже не вернёшь. Отсидись. Или давай отправим тебя к тёте Ане в Америку. – Я понимаю абсурдность ситуации, и совершенно согласен с глупостью положения, в которое загнали себя 225

наши вожди. Но раз допустили такой исход, выбора уже нет. Пока война закончится, пока эта пара лет пройдёт, пока всё успокоится, всех, кого я люблю: и тебя, и папу, и Наташу – вас всех успеют сто раз убить. Это же звери, они нас за людей не считают. Я на войну не как советский гражданин иду, поддавшийся призыву, а абсолютно осознано, в роли защитника своих родных. – Нет, ну точно идиот… 5 Солнечную негу прикончил неожиданный свист и последовавшие за ним взрывы. Земля затряслась, и Роме показалось, что на его глазах взорвалось всё, что только могло взорваться. Грохотало где-то за лесом, а разлеталось всё в клочья прямо здесь. Рвануло за блиндажом, и с неба посыпалась горячая глина. «Ничего себе, – удивленно заметил Роман, – никогда не думал, что земля так нагревается от взрыва». Одеваться пришлось уже в блиндаже под непрекращающиеся разрывы снарядов практически над головой. – Что, Вась, вот и наступает момент, ради которого мы тут собрались? – чтобы справиться с волнением, Рома снова решил подколоть друга. – Обидно было бы погибнуть, даже не увидев живых фашистов? Канонада прекратилась лишь на доли секунды, но вреда это затишье принесло ничуть не меньше, чем непрекращающийся артобстрел. В промежутке между разрывами снарядов до бойцов донеслись вопли раненых, оставшихся снаружи. Через мгновенье новые взрывы уже заглушали те страшные крики, но вой из блиндажа не ушёл. Это уже был другой вой, зарыдали обороняющиеся, прячущиеся от бомбёжки. Некоторые ополченцы только сейчас осознали, куда они ввязались. Они поняли, что кошмар, происходящий снаружи сейчас, лишь ознаменовал начало. Можно даже сказать, что для тех, кто сидит в укрытиях, разрывы 226

снарядов звучат как гарантия жизни. Ведь как только они прекратятся, противник пойдет в наступление, и с врагом придётся столкнуться лицом к лицу. И даже те, кто не смеют мечтать о победе, ставя себе целью лишь выжить, будут вынуждены сразиться и оказаться сильнее своего врага. Обезумившие от ужаса мальчишки, словно по команде, рванули из блиндажа наутёк. В бою шансов выжить, как им казалось, не было совсем, а если быстро бежать из зоны обстрела, может и повезти. «Куда! Убьёт! Назад, идиоты!» – Рома пытался удержать своих однополчан от неминуемой смерти под огнём артиллерии. Про некоторых парней он с первого взгляда сделал вывод, что толку от них не будет. Не каждый, записавшийся в ополчение храбрец, на деле боец. Понимали это и командиры. И рады были бы они протестовать, не брать с собой на верную смерть желторотых парнишек, но добровольцев осознанных, понимающих, куда они идут и зачем, раз-два и обчёлся. Очередной снаряд попал по блиндажу, и с потолка посыпалась земля. Неожиданно для всех, сохранявший доселе спокойствие комиссар рванул вслед за бежавшими ополченцами попытать удачу снаружи. Никто из оставшихся не воспринимал беглецов за предателей Родины и дезертиров. Все понимали, что как бы не пыжился перед боем, пока не окажешься на передовой, не поймёшь, место ли тебе на войне или нет. – Саныч-то необстрелянный оказался! – расхохотался Архип. Он подобрал с пола комиссарскую фуражку, бережно отряхнул и водрузил себе на голову. «Негоже без воеводы в контратаку будет идти», – прокомментировал он свой поступок. Комичная ситуация и героическое решение притупили ужас солдат. На лицах бойцов показались улыбки. Роман обнял Архипа, как мог он сомневаться в смелости этого 227

человека… Грустные мысли о смерти отступили, в глазах ополченцев проблеснула надежда. Прозвучало заветное слово «контратака», означавшее, что враг отбит, и теперь сила на нашей стороне. И пусть пока лишь только в фантазиях. 6 С Наташей Рома познакомился в институте. Она была единственной девушкой, не пытавшейся кокетничать с ним. Правду говорят, что мужчин привлекает недоступность. Рома – потомственный интеллигент, сын выдающегося инженера и учёного. Его успех и карьера были предначертаны ещё до его рождения. Главное было родиться мальчиком, а дальше уж его мама позаботилась, чтобы он не упустил ни капли своего врождённого таланта и наследственного потенциала. Ничего удивительного, что девочки по нему с ума сходили. Наташа же, наоборот, зарекомендовала себя очень скромной и тихой девушкой. Никогда она не пыталась привлечь внимание, никогда не пыталась выделиться или представить себя в лучшем свете. И ведь ей было что скрывать – девушка была столь наполнена исконно русской красотой, что стоило кому-то хоть раз заглянуть в глубину её глаз, и он уже не мог спать ночами, мучимый мыслями о юной красавице. Этой участи не избежал и Рома. В Москву девушка приехала из небольшого сибирского городка, который со дня на день поглотит тайга. Девочку воспитывал один лишь отец, у которого из родни была только дочь. Он обучил её всему, что знал сам. А много ли охотник знает о воспитании девочки? Отец научил Наташу честности, скромности и самодостаточности. «Когда-нибудь, – говорил он, – всё, чему я тебя научил, станет для тебя большой проблемой. В крупных городах не любят сильных женщин. Но 228

ты не отчаивайся, найдётся и на твой век молодец, для которого ты будешь слабой». Наташа поняла, что он имел в виду, когда почувствовала непреодолимое желание расслабиться и довериться Роме. Она не встретила того, кто сильнее неё. Она встретила того, с кем почувствовала себя защищенной. 7 Спустя час обстрел прекратился, и воцарилась тишина. Было слышно, как снаружи потрескивает горящая древесина. Раненых снаружи уже не осталось. Эх, вот если бы все те парни, выбежавшие под вражеские снаряды, дождались этого момента… Побеги они сейчас, оставшиеся бы прикрыли их огнём, и большая часть добралась бы до тыла живыми. Наверное, их бы наказали, но они были бы живы. Вряд ли бы их судили со всей строгостью – это же не кадровые военные, а вчерашние студенты, рискнувшие испытать себя в роли защитников на поле боя. Одно лишь то, что они хотя бы попробовали, уже возвело их в ранг героев. Послышались отдалённые крики, они нарастали волнами, всё громче и разборчивее. И вот уже всего в паре десятков метров, из соседнего блиндажа, раздалось: «Немцы! Идут!» Через мгновение Архип тоже выкрикнул это страшное слово, понесшееся эхом дальше. Вся первая линия обороны уже знала – враг рядом. Немцы пошли в наступление. Сейчас начнётся ближний бой. Застрочил пулемёт. «Ну всё, – понял Рома, – они на расстоянии выстрела. Пора!» Бойцы повалили из блиндажа. От летней идиллии, царившей здесь час назад, не осталось и следа. Перед защитниками раскрылась линия фронта: мешанина из грязи, тел и обломков. Никакой выжженной земли, скорее вспаханное поле. Казалось, что даже рельеф изменился, стал значительно ровнее. Рома примерно представлял, 229

что ждёт его снаружи, от того и не впал в оцепенение, в отличие от Васи. Мир Зайчика рухнул. Он понял, что военные действия для солдата с винтовкой кардинально отличаются от войны для аналитика в парке с газетой. До этого момента он представлял войну в виде многопараметрической функции. Васе казалось, что существуют вводные условия, задача одержать победу, и человек в этой сугубо расчётливой системе должен всего лишь следовать правилам: офицеры должны грамотно решить задачку, а солдаты четко исполнить их указания. Но разве эти изувеченные тела похожи на расчёты? А воронки от горизонта до горизонта, покуда взгляд лежит, похожи на клетки листа с решением? Разве можно в точности реализовать инструкцию, когда вопрос жизни – это лотерея попадёт ли в тебя снаряд? Нет, это какое-то безумие, это что-то непредсказуемое. А как можно ввязываться в дело, не имея ни малейшего понятия, как оно устроено? «Это явно была ошибка!» – вот какие мыли вертелись у Васи в голове. Чуть ли не каждый первый, покидая укрытие, попадал на распутье. Рома оказался неправ – вопрос стоит не между «выжить» и «победить», а между «выжить» и «убежать». 8 Когда Роман записывался в ополчение, он отчётливо понимал, что ждёт его на поле боя. Он отчётливо понимал, что может погибнуть или остаться изуродованным калекой. Также он понимал, что ждёт его, если он не встанет на защиту. Понимала это и Наташа. – Родная моя, я буквально на пару дней всего. Нам нужно выиграть время для подхода основных войск. Откинем вражину от Москвы, а дальше уж военные их до Берлина сами проводят. Нас, может, и на передовую-то не пустят – умелых солдат хватает, мешаться им только будем. Может, мы с ребятами 230

поможем укрепления строить, а там, глядишь, и домой отпустят», – Рома смеясь отпрашивался у жены на войну. Наташа делала вид, что верит, и подыгрывала мужу ответной улыбкой. «А представляешь, если, когда всё это кончится, мне медаль дадут за героический вклад в победу? – продолжал он, – хочешь стать женой героя? А после войны, как герою, свою квартиру дадут, представь. От родителей съедем. Ты только представь!» Рома пытался отвлечь Наташу от мыслей о грустном исходе. Наташа и сама пыталась отвлечься, но слёзы предательски текли из глаз, и она даже не пыталась их утирать. Она всеми силами старалась показать мужу, что верит во всё, что он говорит. Она понимала, что должна отпустить его с лёгкой душой. Ведь если он будет переживать, что оставил дома любимую с надорванным сердцем, как же он сможет сконцентрироваться и сберечь себя… 9 «За Родину! За Сталина!» – немного поодаль послышался бас командира взвода, в который входила и троица ополченцев. Воцарилась ужасающая тишина. Не сработал призыв. Ситуация обострилась до предела, по отделениям пошло роптание. Роман понимал, что враг вот-вот победит, а победу ему отдавать никак нельзя. Позади Москва. А в Москве Наташа. И Родители. И миллионы человек. Москва – это сердце Родины. Нельзя её сдавать. Нужно было срочно что-то придумать. Где-то вдалеке раздался робкий крик: «За маму!». Бойцы замерли. В их груди стало закипать что- то неконтролируемое. Не один Навроцкий думал в правильном направлении. Быстро сообразив, что надо делать, он прокричал: «За Наташу!» Архип, получивший ответ, ради кого оставил отчий дом Рома, хлопнул его по плечу и бросился в окоп, чтобы занять огневой рубеж до того, как пулемётный огонь доберётся до их позиции. 231

«За Светлану!» – прокричал кто-то вдалеке. Это было последнее разборчивое имя, призывающее ополченцев стоять не на жизнь, а насмерть. В следующую секунду раздался настоящий рёв несметного войска: мужчины выкрикивали имена тех, за кого они готовы были отдавать и забирать жизни. Вчерашние студенты и их преподаватели, музыканты и бухгалтеры, рабочие с заводов и пенсионеры – все как один ринулись в бой. Вражеский огонь косил неопытных смельчаков десятками, но пули, разрывающие грудь, а не спину, не могли остановить самоотверженную ярость защитников, готовых драться до последнего. 10 Пятый день зимы. Наташу разбудили непривычные ощущения в животе. Однако, проснувшись, она услышала взволнованные разговоры за дверями спальни и вмиг забыла о дискомфорте. Ромины родители явно обсуждали что-то хорошее. Судя по заливным трелям Роминой мамы, новость была настолько радостной, что девушка даже на секунду предположила о капитуляции немцев. Не подавая знаков о своём пробуждении, Наташа встала с кровати и тихонечко подкралась к двери. С минуту подождав, она услышала заветное слово “контрнаступление”. Вот оно, то самое событие, будоражащее сознание москвичей на протяжении двух месяцев. Девушка поняла, что заветный час настал. Сколько же было пролито слёз, сколько раз душа терзалась сомнениями: правильно ли она поступила, отпустив мужа. Она ведь могла его остановить. Стоит ли этот город всех жертв? В дверь спальни постучали, и поток мыслей оборвался. Наташа машинально открыла, даже не задумавшись, что своей молниеносной реакцией раскроет, что подслушивала. В комнату зашёл Иннокентий Давидович. 232

– Наташа! Наташа! Девочка моя! Мы перешли в наступление! – на глазах старика были слёзы. – Ромочка! – Наташа только сейчас поняла, что это значит для Родины, и что это значит для неё. – Идём скорее к столу. Нам нужно отметить такую радость! Ой... Прости, дорогая, я опять забыл, что тебе нельзя... 233

234