Приморская,49. В гостях у Сербского ждать милости от природы. Взять власть – вот наша задача! Слева – ботанический, Справа – вишневый сады. В центре – рощи, дубравы и парки с транспарантами: «И НА МАРСЕ БУДУТ ЯБЛОНИ ЦВЕСТИ!» А мне все равно – пусть победят в России деревья. Желательно – фруктовые! ПОСЛЕСЛОВИЕ Опавший листок Ищет места под крышей У дома в саду! 100
Никита Ноянов Никита Ноянов *** Тихо течёт слеза По щеке рассвета? Слышать того нельзя, А ты слышишь это – Слышишь, горит костёр В глубине таёжной, Слышишь дыханье пор – Это дышит кожа Неба в ночную мглу, Серебром полыни, Дышит, как дышит луг Васильком в графине, Слышишь, растут мальки В бирюзе озёрной, Тянутся лепестки, Вызревают зёрна – Слышишь, и тишина Полирует звуки – Тихо течёт луна Прямо ветру в руки… 101
Приморская,49. В гостях у Сербского *** Скромно у смерти в табличке Крестики-нолики мы. Ночью в пустой электричке Слышу молитву зимы. Сыплется снег осторожно, Белый, ромашковый снег… Господи, слышишь, а можно Дважды в одну из рек? *** Тлеем ломтиками взглядов На краюшке лжи, Без вины, а виноваты – Вот такая жизнь. Печка топится снегами. Из трубы река – Ты да я в оконной раме, Оба в дураках. 102
Никита Ноянов *** Душат воспоминания – Низкие потолки. В час моего молчания Ты не подашь руки, Слова не скажешь нежного, Не обратишься в явь. Стёклышком боли режу я – Оставь! *** Так вязнет стих в сознанье сонном, Как мотылёк в зефирной мгле – Не бойся тени заоконной – Ещё побудешь на земле, Трахею не разрежет выдох, Как слово разрезает рот – Успеешь ты ещё на выход, Успеешь, а сейчас пройдёт… 103
Приморская,49. В гостях у Сербского *** Разбухли ватные сугробы, в них неизбежный зреет март. И небо, превращаясь в нёбо, Прижав к себе язык-закат, – молчит. И вдруг чужая мука тебе протягивает руку… *** Изломы молнии ладонной Произрастают в тишине, Струится ночь на мир картонный – Стекают тени по стене… И жалкий звук, утратив крылья, Теряет речи высоту И падает, где ночь заилит Его у вечности во рту, Так всё пройдёт, исчезнет, сгинет. А ты один – лишь ты один! – Увидишь дребезги в графине, Который цел и невредим. 104
Геннадий Обухов Геннадий Обухов Колобок Спросила как-то колобка Ответственная спичка: – Ну ты готов? – Всегда готов! – Тот рявкнул по привычке. Тогда чего сидишь в печи? В застольях не стесняются, Вон демократы-калачи С утра уж похмеляются. И наш румяный колобок Вкатил на стол беспечно И тут же съеден был до крох Предвыборную речью. Чего ж не ели калачи? Товар того же сорта. Се от того, что каждый был У них – калач притертый. 105
Приморская,49. В гостях у Сербского Максим Орлов Знакомство Мы были около любви. О. Яглинская Ходить вокруг да около не след – мы в сумме прожили поболее столетья… Непознанного в жизни больше нет, Истрачены восторгов междометья. Вам протянул открытую ладонь, чтоб жизни линию прочли без хиромантов. Форси, бахвальствуй или же фасонь, котурны надевай или пуанты – излишний труд, коль видите насквозь причины напускного фанфаронства. Мы ныне, присно будем только врозь, но для чего-то выдалось знакомство? Мы в обжитой пребудем ячее, не в силах поменять бытоустройство, а изредка столкнувшись в толчее, не причиним друг другу беспокойства. 106
Максим Орлов Памятник-2 И не видал я мертвых воробьёв – Наверное, они не умирают Вадим Ковда Не птицы мы, сучим длиннющий шлейф воспоминаний о себе любимых, надеясь пролонгировать свой дрейф за грань метаморфоз необратимых. Себя утешив: «Весь я не умру», и, дай бог памяти: «Душа в заветной Лире», мы жаждем быть всё время на юру в оставшемся без нас подлунном мире. Допустим даже: ты равновелик Есенину, а Бродскому – тем паче, но ни тунгус, ни друг степей калмык, не изойдётся в поминальном плаче. А воробьям сегодня благодать: морозы спали, солнышко в зените. И нет препятствий главному – летать! И гвалта нет о бронзе и граните. 107
Приморская,49. В гостях у Сербского Реки В Прибайкалье есть речка под названьем Куда. Мне вещует сердечко, что плыву не туда. Слишком поздно проведал про такую реку: миновал бы все беды на прошедшем веку. Обошёл все пороги и не сел бы на мель, и достиг бы в итоге благородную цель. Я души все раздоры разрулил бы зараз. И кудыкины горы покорил и Парнас. Не на этой речонке ставил я невода. Шла моя плоскодонка по реке Никуда. 108
Максим Орлов Ставни Настало времечко итожить… Влюблялся чаще, чем любил. То без причин себя треножил, то истощался сердца пыл. Не сожалею ни на йоту, себя не буду яро клясть – любовь не превращал в работу, когда повелевала страсть. Как будто собраны все камни и белых нет в шкафу одежд, – не до конца закрыты ставни для всех несбывшихся надежд. 109
Приморская,49. В гостях у Сербского Василий Орочон *** Начитался Окуджавы (ах, стихи его звучат!) и бреду, больной державы на горбу судьбу влача. Не рисуюсь и не плачу, видно, каждому – свое: на болоте утка крячет, грает в роще воронье, а страна кряхтит и стонет, а слова любви – тихи. Только в ропоте не тонут окуджавины стихи, и к теплу они выводят душу зябкую в ночи. Солнце медленно восходит. Нежно дудочка звучит. *** Дойду до последнего лога и выстрелю в солнце с утра, сменяю божественный логос на древние звуки «уа». «Уа» разнесется по склонам, откликнутся сосны: «Ау». И росы, утративши скромность, вопьются со страстью в траву. Убито бессмертное солнце, безжалостно вырван язык, но звук первобытный несется до самых истоков Янцзы. 110
Василий Орочон Сотворение легенды На острове моём необитаемом – ни пальмы, ни берёзы, ни куста – сырой песок, седой гранит, не тающий в распадке снег, на сопке – два креста. Конечно, очень туго дело с топливом: уходит уйма времени на то, чтоб выловить в волнах обломок тополя и думать о полезности крестов. Когда южак особенно пронзителен, солярой дышит печь до тошноты, я злобно обзываю паразитами огромные никчемные кресты. Когда и кто поставил их – неведомо, могилы это или створный знак? Седые, обкогтённые медведями, стоят они. Зачем мне больше знать? Последний шторм четыре дня свирепствовал. Потом прибило к берегу волной подарок, неожиданный и редкостный, – огромное дубовое бревно. То утро было очень даже ласковым, и океан астматиком сипел. Мальчишеское, мелко-хулиганское занятие придумая я себе. О смерти и бессмертии не думая (хоть поводов и времени – вагон), полмесяца тесал свой крест из дуба я, а стружками кормил живой огонь. 111
Приморская,49. В гостях у Сербского …Вот, сам себе произнеся напутствие и уподобясь рыжему Христу, понёс я крест, кряхтя и богохульствуя, на небольшую хоть, но высоту. На полдороге охнул: а не бросить ли? Кому он нужен, этот мой кураж? Ну, подивятся, скажем, люди взрослые: какой дурак корячил крест на кряж?..– но дотащил. И водрузил. Ни слова я, мол, топлива лимит, а я – дурак. Но три креста, огромные, суровые, – нет, в этом что-то есть… Да будет так! 112
Юрий Педченко Юрий Педченко *** Заря. Прекрасная заря, Зачем ты тучею закрылась? И дует ветер января, Неся с собой и снег и сырость. Ведь вот, вот-вот наступит май, Томятся почки под кольчугой, И ждут тепла, тепло им дай, И завтра сотворится чудо. Под небом радуга цветов, И птиц веселые напевы. Мой край Сибирь зимой суров, Весной – как в праздник королева. *** Ты здесь была, и больше нет, Весна моей мечты, И снег давно засыпал след, Где проходила ты. Засыпал место наших встреч Вокруг белым-бело, Бегут мурашки между плеч, Что было – все прошло. Так наша жизнь бежит вперед И нет пути назад, А за окошком снег идет, Идет пять дней подряд. 113
Приморская,49. В гостях у Сербского *** Рябин багровеют кисти, Стынут в туманах зори, Падая, желтые листья, Шепчут «мэмэнто морэ». А у забора дугою, Ветер рябину сгибает, Зыбкой холодной водою Мутные лужи сверкают. Пущенный кем-то кораблик Мчится, волну рассекая, Мокрые реи ослабли, С паруса капли стекают. Ветер все больше злится, Волны на палубу мечет, Только кораблик мчится Смерти и жизни навстречу. 114
Игорь Романов Игорь Романов Пробираясь сквозь сумерки Пробираюсь сквозь сумерки Ветхих, серых оков. Потаенные комнаты. Мрачный блеск потолков. Истечение времени. Ощущенье просторов. Беспокойное мнение. Пустота разговоров. В лабиринте сознания По конвейеру точки. Беспробудные сумерки. Беглый крик в одиночке. Перламутровым отблеском Ослепит отражение. Пораженные области: Верность, вера, терпение. 115
Приморская,49. В гостях у Сербского Манифест мерцающих мыслей Манифест мерцающих мыслей На параде забытых идей. Здесь сознание ясное чистое Ставит жизнь превыше людей. Захлебнувшись алым безумием, Незаметно спускаюсь на дно. Я не жду по ночам полнолуния, На моих часах: «Все равно». Сильный взгляд, обращенный в себя, Зацепился началом начал. Красной даты календаря Я сегодня не отмечал. Вдаль обрывки сознанья летят. Сумрак прошлого в сердце стучит. Ни себя, ни кого не любя, Сохраню тишину. Помолчим. Сгустка мыслей печать на листе, В чистой жизни и в ворохе снов. Для себя, не тая, придержу Старый отблеск новых оков. 116
Игорь Романов Приют для угасшей надежды В душной квартире разбито окно, Дверь на цепи проржавевшей. Время ползет, пожирая кино, Жадно, мерзко, зловеще. Сон поглощает желание жить, Зашнуровав постоянством. Держится тонко последняя нить, Время скрепляя с пространством. Истина смята в колючий комок, Доступ закрыв к пониманью. Странник судьбы, разместивший замок, Цепь проверяет касаньем. Многоквартирный тускнеющий дом – Пристанище мыслей небрежных. Ветхие стены с разбитым окном – Приют для угасшей надежды. Взгляд наблюдателя Кто ты? Наблюдатель по ту сторону глаз… Расскажи, Что видишь сейчас? Ощущаешь, Как бег достигает предела? И мысли взрываясь, Хохочут, И нет им и дела 117
Приморская,49. В гостях у Сербского До возведенного в храм Триумфа начала Для восхождения По порванным лестницам К разбитым причалам Из сухопутного моря С иссохшим рельефом И черными дюнами, Как силуэтом. Здесь нет Атлантиды, Говорящих русалок. Лишь истощенное Дно с кораблями, Которых не стало... Так, не достигнув Цели заветной, Манящей. И свет маяка Кладбищенским Сумраком Накроет Сухим одеялом. Соленые отблески… Песчаные ветры… Взгляд наблюдателя, Кто ты, ответь мне? 118
Регина Румянцева Регина Румянцева Как благодати… Как благодати, ожидал Я окончания скандала. Ведь я сидел, стихи писал. И эта ссора мне мешала. Сосед жену приревновал. Она, конечно, отвечала. Он ей, конечно же, поддал, А ей, представьте, было мало… Летели чашки, кружки, ложки, И стены все тряслись немножко. Досталось и любимой кошке – Та грузно спрыгнула с окошка. А вечером мои соседи В беседке мирно пили чай. Её он гладил невзначай И говорил: «Ну, не серчай!». Я понимал, что две недели Могу спокойно я писать. Аванс, получка – в самом деле – Достойный повод ревновать!... 119
Приморская,49. В гостях у Сербского *** Мистер Сноу, мистер Сноу, Вы придёте в гости снова? Через час, даю вам слово! Вот спасибо, мистер Сноу! (Борис Левин) Давали мне кофе, какао, еду, И я говорил неизменно: «Спасибо большое! Я завтра приду! Приду я, приду непременно!» *** «Характер всех любимых одинаков». Я думаю, что эта фраза спорна. Для любящих – согласна, но, однако, Бывает часто, что характер вздорный. И что в итоге? Ссоры, слёзы, драки… Любовь уходит, как- то исчезает. И видишь взор обиженной собаки Взамен того, что бабочкой летает… Двигались фигуры ... Я смотрителем в картинной галерее Проработал очень много лет. Новомодный праздник «Ночь в музее» Испытал я – светский человек. Двигались фигуры на холстах, Было в них мистическое что – то. Молоточками стучал в виски сильнейший страх: «Завтра утром снова на работу…» 120
Регина Румянцева *** В сумерки распахнут сеновал… Исчезает милая деревня. Здесь и я когда – то ночевал… Дом разрушен. Выросли деревья. *** Беззаботно Счастье встретить Не получится, наверно. А пройти и не заметить - Тут какие ж надо нервы! *** Не дай мне Бог очнуться От стихов ли, от ощущенья счастья бытия… Не хочется мне в молодость вернуться - Там много горя испытала я. Не дай мне Бог старухой стать унылой, Которая считает жизнь постылой! Мне хочется востребованной быть, Любимой быть, свою любовь дарить. Дай, Боже, сил семье не быть обузой! На детях не висеть тяжёлым грузом. Друзьям помочь советом, делом иль вареньем, Или вот этим вот стихотвореньем . 121
Приморская,49. В гостях у Сербского *** Первая декада января… Так совпало. Грустно так совпало. Вспоминали Юдина, скорбя, А теперь и Сербского не стало… Злое ощущение потери Горестно тревожит до сих пор. В их исчезновение не верю, Голоса их слышу, ощущаю взор. И два светоча я призываю снова! Ваше дело живо! Мы Вас любим! Сила поэтического слова Помогает на плаву держаться людям! *** Как важно сделать выбор очень точно, И во время, и сразу на всю жизнь. И заложить судьбы фундамент прочный. И верить : «Всё получится! Держись!» Мне повезло – я в пятом классе всё решила. Мечте не изменяла никогда. И радуюсь тому, что в жизни было. Учитель я! И это – навсегда! 122
Борис Сальников Борис Сальников Сонет о привычке Привычка свыше нам дана. Замена счастию она… А.С. Пушкин Пока мы молоды, привычки нам смешны, Иль ненавистны, или попросту презренны. Мы скачем в поисках приятной новизны И видим счастье в частых переменах. Но вот нас мудрость сбрызнет серебром, И мы уж не резвимся, как телята. И ритм, и постоянство нам приятны. Привычки стали счастьем и добром. Не забывай же, друг мой дорогой, Что счастье не в одних свершениях великих, А и в отсутствии пертурбаций диких, И в том, чтоб все лежало под рукой… Пусть с молодостью я вступаю в стычку, Но я за постоянство и привычку. 123
Приморская,49. В гостях у Сербского Сонет о мужестве (почти по Гете) Потеря денег – это не потеря. Возьмешь взаймы – тебе друзья поверят. Потеря чести – тяжкая беда. Для возвращения нужны года. Теряя мужество, теряешь ты навеки Лицо свое, мечту, любовь, себя! И силы адские тебе уже трубят!.. И ты в отчаяньи смыкаешь веки. Нет! Жить без мужества никак нельзя! Зачем тогда и золото, и слава? Все это превращается в отраву! О! Не теряйте мужества, друзья! И будьте в этом смысле крепче стали, Чтоб мужества в беде не растеряли! 124
Борис Сальников Все было Все было, все было, все было… Срок двадцать два года не мал. Такое же солнце всходило, Такой же мороз прижимал. Но было и нечто другое. Ни долг, ни багаж не тянул, И шли мы глухою тайгою, И рос по следам нашим гул. За нами тайга раздвигалась, За нами росли города. И гордая песня слагалась Про славные наши года. Мы радостно песнь эту пели… И ставили новые цели. Сонет о Братске Наш Братск феноменален, уникален. Его ни с БАМом не сравнить, ни с Целиной. Подобного ему нигде б вы не сыскали, Не оценили б никакой ценой. Здесь был последний взрыв энтузиазма, Самоотверженности прежних лет, Когда считалось низко, безобразно Иметь все то, что у другого нет. Где ты, романтика нужды и дискомфорта, Беспечности палаток и тайги?.. 125
Приморская,49. В гостях у Сербского Где громы-молнии начальника Ротфорта, По просекам опор гигантские шаги?.. Мы – дети романтического Братска. Мы к цели шли… Меж нас царило братство. Понедельники у Сербского Понедельник – день тяжелый, Но, поверьте, не для нас… Ждем, скорее бы пришел он, Чтоб собраться на Парнас… Здесь свершается общенье Стихотворцев и гостей, Начинающих крещенье, Критика и укрощенье Сочинений всех мастей. Первым Виктор Соломоныч Нам расскажет, что пришло От друзей неугомонных, Из источников бездонных, Со словами и без слов. А за ним и Петр Юдин, Взяв из толстой пачки лист, Самых пламенных остудит: Он – завзятый пародист. Понедельник снова с нами. Здравствуй!.. Радуйся, поэт! Снова творческое пламя Зажигает в душах свет. 126
Виктор Сербский Виктор Сербский *** Проселками с клеймом проклятым Ползу по зарослям судьбы – Верхнеуральский изолятор Назначен родиною быть. Мне не дано торить дороги, Их указала жизнь сама – Мои дошкольные берлоги: Урал, Сибирь и Колыма. Там, в лагерях и на этапах, Которым не видать конца, Энкэвэдушное гестапо Убило маму и отца. А КГБ не сообщает: (Кого в жестокости винить?) Где их посмертная общага, Где мне колени преклонить Просьба Знаю, что строка моя – ни к черту: Не дает ни света, ни тепла. В жизни я калач изрядно тертый, А в стихах – в начале ремесла. Александр Сергеевич, простите: Стариком стучусь к Вам на урок. Сделав одолжение, прочтите Несколько моих корявых строк. 127
Приморская,49. В гостях у Сербского Я внимаю Вашей строгой лире, Вижу: солнце и гроза в глазах. Мы такого в мире натворили После Вас, что страшно рассказать. И нельзя не написать об этом. Память об отеческих гробах, О фамильных родовых гербах Завещали Вы хранить поэтам. Но стремится наше общежитье Совесть на достаток променять. Я прошу Вас, Пушкин, обяжите, Обяжите написать меня! Сверстники Нам не детские вышли заботы, Нашу юность украла война, А потом шла сплошная работа – Пахота от темна до темна. Объективами видеокамер И петитной газетной строкой Нас уводят на вечный покой… Не успели побыть стариками. 128
Виктор Сербский Иосифу Гаагу Еще себя лукаво тешим И молодыми быть хотим, Но наши проседи и плеши – Осенний снег, весенний дым. Хотя и почести , и званья Для нас пекут, как пироги, Все ускоряется дыханье, Все замедляются шаги. *** Вот я уже больной и старый, Глотаю парацетамол. Ни семиструнный звон гитары, Ни празднично накрытый стол, Ни блеск погон – не привлекают, На женщин вовсе не гляжу… Годы плывут, здоровье тает, Я подползаю к рубежу, Где будет с краю моя хатка, Где пенсия за все труды. И только дочка, Только Катька Быть заставляет молодым. Мне снова видится полезным Бокал с шампанским поднимать, Любить искусство и поэзию И крепко женщин обнимать. 129
Приморская,49. В гостях у Сербского *** Прижмусь усталой головой к березе. Посетую на сложности житья. Увижу мир в поэзии и прозе, Как в том альбоме кройки и шитья, Разрезанным на мелкие кусочки. Кто их сошьет, чтобы укрылись швы? Ведут березы разговор в лесочке Последними остатками листвы. О вечности. О предках и потомках. Добре и зле. О мире и войне. О жизни и о смерти и о том, как Уйдет зима, придет черед весне. А первые несмелые снежинки Застенчиво над городом парят. И мир вокруг, как копия картинки Из нового – для внуков – букваря. Екатерине Я выдыхался. Надоело жить. Замучили болезни и напасти. Опутали подлоги, горы лжи. В метеосводке – полоса ненастий… А ты несла мне радости и счастье И вновь хотелось В этой жизни Жить. Спасибо, дочь. Из-под небытия Меня для жизни новой откопала. Звезда скатилась. И роса упала. И ожили страницы «Жития…» 130
Вадим Скворцов Вадим Скворцов Под музыку восторженного утра Бежим в тумане, как по облакам, Под музыку восторженного утра, Здесь прошлое не липнет к каблукам И не кричит кукушка поминутно. Спокойствием обласканы мечты, В ромашковой прохладе дремлют мысли, Грядущего туманные черты... Весь грешный мир к друзьям моим причислен. Здесь каждый день, как новый крыльев взмах, Далёкое и близкое – всё рядом, Я там, где с виноградинкой в губах, Приветливым меня ты ищешь взглядом. Снится мне Россия На море – солнечный узор, Глазуньей небо разметалось, Тревожный день на плечи гор, Сердясь, сложил свою усталость. Протяжно что-то прокричал Круизный лайнер у причала, А день по-прежнему молчал, Но нежность вечер мой встречала. Ковёр мерцающих огней Она, смеясь, стряхнёт на город, Вечерний взлёт души моей Для песен наилучший повод. Ни жёлтых улиц суета, 131
Приморская,49. В гостях у Сербского Ни плен кофейных ароматов, Но лишь красивая мечта Забыть поможет об утратах. И волны небо всколыхнут, И песня к Волге устремится, Моя Россия даже тут, За морем, продолжает сниться. Дворник В улыбках улиц скрылись тучи, А в окнах – капельки надежд, Опять досадный мелкий случай Пугает чернотой одежд. Спокоен молчаливый дворник, Танцует весело метла, Усатый чистоты поборник Согрелся чарочкой с утра. Огнём хмельных воспоминаний В нём сердце полыхнуло вдруг, И ветер давних предсказаний Забытый обнажил испуг. Не зная, сколько дней осталось Отяжелевший крест нести, Хотел старик хотя бы малость В душе осенней подмести. Мечтал найти успокоение В холодном небе октября, Но хладнокровно настроение Ему шептало в сердце: зря… И суетятся говорливо В осенних лужах воробьи, Сметает дворник терпеливо С души сомнения свои. 132
Иван Тузов Иван Тузов Стихи – отраженье души Не хочу, не смогу и не брошу, Каждой клеточкой слышу: пиши! Может, слог мой не очень хороший, Но стихи – отраженье души! Когда весело мне или скучно, Я, наверно, и лучше бы смог Написать, лишь бы было созвучно Звонкой гамме есенинских строк. Я люблю, когда уходит лето Я люблю, когда уходит лето, И жары спадают паруса, А душа уставшего поэта Вслед за ветром рвется в небеса. Листопада тихо вальсы кружат, Паутинки от росы дрожат. В зеркалах, счастливо-чистых лужах, Осени красуется наряд. Свежесть дня набросит дрожь на плечи, Ночь просторами Вселенной оглушит. Осень – доктор все печали лечит, Очищая сердце от обид. 133
Приморская,49. В гостях у Сербского Осенняя грусть Отпылало лето Искрами костра. Золотистым цветом Кружатся ветра. Стылые дорожки Листьями шуршат, Ёжится в ладошке Льдинкою душа. Стали звонче дали Сквозь печаль ветвей. С плачем в небо звали Крики журавлей. Ангелом за ними Воспарить бы мне, Через грусть и иней – К майской синеве. 134
Виктор Цеберябов Виктор Цеберябов *** Мысли вылились в мир неизбывным потоком, тротуар изнывает от бега безжалостных ног… Дверь не скажет хозяину комнаты – кто там, ветер выдул из моря и паруса что только смог. И прибрежной скале есть о чём нам поведать, только нужно ли нам это – жизнь коротка! Может, тем, что за нами увяжутся следом скажут больше, чем нам, эти небо, простор и река… *** Очищенное место под кровом и в душе… Мороз ли где-то треснет, распутица уже; пришёл миропорядок к Пришествию опять – и то уже отрадно, что есть где лечь и спать… *** Посидим на дорожку – путь готов, как всегда… Грустно только немножко – и вдали города. И вдали в суете быть, над добычей кружить чайкой, коршуном в небе, и во власти пружин… 135
Приморская,49. В гостях у Сербского *** Как незримы следы в темноте, так и время в руках не удержишь… Нам сквозь годы лететь и лететь, и устать нам бы надо не прежде, чем устелят тревожные дни тем, кто следом, хоть малую тропку… На поляне столетние пни покрываются порослью робкой. *** Не грустно мне – и это не поэта судьбою озарённая стезя… Кому-то здесь, под дождиком, нельзя, кому-то и полёта не изведать – не ведомо, где вскинется мотив неслыханной и тем манящей песни… И как не быть поэтом ярым, если сквозь розы зов в грядущее идти. *** Зацепиться за краешек дум, но, конечно же, не за последний… Осознать бы, куда нас ведут это небо, что так нынче бледно, эта в синих разводах река с берегами, как Брестская крепость?.. Или им надо лишь отвлекать нас от помыслов, даже свирепых? 136
Юлия Черезова Юлия Черезова Январь Пусто, холодно и тихо – Как обычно в январе… Новый год промчался лихо, Бросив ёлки во дворе. Мишура и хлам салютный – Грустный мусор, чепуха… Вязкий день немноголюдный Сунул нос в свои меха. Время движется лениво – Утром долго снятся сны… Слышно лишь, как терпеливо Долбит дятел ствол сосны. Февраль Ветреный изменчивый февраль – Переход из времени в пространство... Между облаков непостоянства Солнечных лучей диагональ. Первая февральская капель Барабанит радостно морзянку, Шлепает в карнизную жестянку, Сообщает: к вам придет апрель! Утром глянешь – минус двадцать три, Знать, зима закончится не скоро… Но вдали собак несется свора, И поет весна у них внутри! 137
Приморская,49. В гостях у Сербского Март Ах, какой яркий день, Сосен падает тень На огромные снежные кучи. Небо – синь, бирюза, Солнце слепит глаза, И на время попрятались тучи. Март для наших широт – Днем – тепло, ночью – лёд, Утром ветер и снег-господин. Март в России не прост, Но однажды на холст Его бросил художник один. Исаак Левитан Был великий талант, Славной русской природы певец. Всякий видел весну, Неба голубизну, Да не в каждом проснулся творец... 138
Юлия Черезова Апрель Март раздавал свои надежды – Придет апрель, а с ним тепло, Все скинут зимние одежды, И станет на душе светло. Итак, апрель... Все та же слякоть, И снег, и холод, и ветра, И все б ледышкам утром звякать, – А быть весне давно пора! Медведи спят в своих берлогах, А волки воют на луну. И в ледяных своих чертогах Зима упрятала весну. Мы ждем, надеемся и верим, На небо головы задрав, Что все же люди, птицы, звери Дождутся солнца, луж и трав. 139
Приморская,49. В гостях у Сербского Май Холодный май забыл, зачем пришел. Он вроде собирался красить город В зеленый цвет и птиц учить летать. Но вместо этого он крепко спит, рыдая Сначала снегом, а потом дождем. Кричу ему: вставай, довольно ныть! Еще есть время, целая неделя – Ты Май или не Май, в конце концов! Держи себя в руках – и все успеешь: Подуешь теплым ветром на цветы, На бабочек, на ледяное море, На сумрачные лица горожан... Мы ждали тебя, милый, целый год, Твердили «не май месяц» ежедневно, Надеялись на милости твои... ...О, кажется, меня услышал он! Июнь Машина мчалась сквозь июнь, Степная жизнь летела мимо. Кругом трава – куда ни плюнь, Просторно и необозримо. Стояла адская жара, Асфальт сминался, как тетрадка. В вечернем небе – мошкара, И утром – с творогом бурятка. Калейдоскоп всего трех дней Вертело солнце вместе с нами: 140
Юлия Черезова Река, купание коней, Коровы, лес, поля с цветами. Дацан с монахом, мантра «Ом», Слепни, источник минеральный, На горный водопад подъем... И фотоснимок моментальный. Июль Июльский южный ветер с очистных Сооружений вновь принес жару. Из-за кустов малины молодых Как на ладони видно Ангару. Ах, этот гадкий запах мне знаком – Он детства моего большой привет. Одна из самых главных аксиом – На жизни детство оставляет след. Качаясь среди яблонь в гамаке, Я вспомню про другие времена – О жизни в знаменитом городке, Когда совсем иной была страна. Все изменилось у родных осин, Лишь тот же теплый ветер нечистот. (Зато, по крайней мере, не хамсин). …Стоит июль, тепло и все цветет. 141
Приморская,49. В гостях у Сербского Август Август грустный и веселый, Скорой осени гонец, Пахнет волей и неволей, Близкой школой, наконец. Вкус и цвет, и свет, и запах Август щедро раздает И на мягких летних лапах Тихо продолжает год. Он то плачет, то смеется, Льет дождем и снова зной, Ночью яблоня встряхнется, И раздастся яблок бой. Время астр и звезд летящих, Ароматов горьких трав, Губ, секретов не таящих... Это – августа состав! Сентябрь Всего в двенадцать карт колода, И так известна нам игра... Стоит сентябрь девяткой года – Побита летняя пора. Забыты летние наряды, И легких мыслей быстрый ход, Серьезны осени обряды, А дни у всех полны хлопот. 142
Юлия Черезова Мы стонем – ах, ну где ты, лето, Остановись, не убегай! Еще чуть-чуть тепла и света… Но едет осени трамвай. Звенит, гремит трамвай девятый: «Прочь от колес и хватит нюнь, Недолго ждать, когда изъятый Пожалует опять июнь!» Девятка – знатная актерка. Изгибом желтых вензелей В девятке прячется шестерка, Как обещанье летних дней. Октябрь Октябрь с пушкинской усмешкой Швыряет под ноги листву, Меж веток кружевной мережкой Продернув неба синеву. В лицейский день багрянца много – Нет кленов, да полно рябин. И радость пушкинского слога Сама сияет, как рубин! Давай, октябрь, в наши кружки Вина искристого налей! Мы пьем за Вас, товарищ Пушкин, Чтоб сердцу стало веселей! 143
Приморская,49. В гостях у Сербского Ноябрь Море волнуется раз – Теплый ноябрь погас. Море волнуется два – Зимние стынут слова. Море волнуется три – Горькие слезы утри. Море замерзло четыре – Что-то изменится в мире. Море растает пять – Будет весна опять. Море согреется шесть – Счастье, наверное, есть… Декабрь Декабрь – поздний вечер года. Стоит морозная погода, И стынут руки, ноги, нос… И часто грустно нам до слёз. Везде сплошная безнадёга – Темнеет рано, и дорога В окне маршрутки не видна. …И у Вселенной нету дна… Скитаясь в холоде и мраке, Мы одиноки, как собаки, Мечтаем о простых вещах – Горячей ванне или щах… Но чу..! Рождественская месса Добавит жизни интереса! 144
Юлия Черезова И мир светлеет и теплеет – Видать, небесный свет нас греет! Сияют елки, млеют лица, И многим хочется напиться От радости волшебных дней! (Но все же много ты не пей.) Всех ждут сюрпризы и подарки! С друзьями встречи будут ярки. Так жизнь опять полна чудес! А год уже почти исчез… Ботинки После шестого класса я перешла в новую школу – мы пере- ехали в другой район, и ходить в прежнюю школу стало дале- ковато. Конечно, я совершенно не хотела никуда переходить, сопротивлялась изо всех сил. Мама вроде бы соглашалась со мной, обещала подумать насчет перевода и всячески усыпля- ла мою бдительность, но… наступило первое сентября – а я, оказывается, значусь в списках новой школы! Я, понятно, за- кручинилась, внутренне поражаясь вероломству взрослых, но делать-то нечего – в тринадцать лет собой не распоряжаешь- ся. Вздохнула я глубоко, поплакала, да и поплелась в школу, совершенно не представляя, что меня там ждет. Мама, кстати сказать, работала здесь же, в школе, и это слегка успокаивало, а с другой стороны, в седьмом классе уже как-то не хочется присмотра родителей, а он был неизбежен в такой ситуации! В общем, в расстроенных чувствах пришла я в школу, а там…. Ну прямо паноптикум какой-то – так мне показалось. Некоторые ученики смотрелись явными полууго- ловниками, а несколько девочек выглядели так, будто их пора уже замуж отдавать, причем давно. Класс, по мнению учите- лей, был «сложный», к тому же в этом возрасте подростки 145
Приморская,49. В гостях у Сербского как-то особенно злы и беспощадны ко всем, кто хоть как-то от них отличается. Поначалу школьная жизнь показалась мне терпимой: да, меня никто не замечал, но и не трогали, этого было доста- точно, чтобы привыкнуть к новому обществу. Я изо всех сил старалась увидеть в каждом из одноклассников что-нибудь хорошее, дабы подружиться с кем-нибудь, но меня все упор- но отвергали, мотивируя тем, что моя мама работает в школе, и я тут же пойду наябедничаю, если что. «Если что» – этого я никак не могла понять. В моей старой школе я всегда была хорошим товарищем… Надо сказать, что на фоне зрелых девиц с формами я смо- трелась сущим заморышем – тощая маленькая девчонка, по- пулярности это, конечно, не прибавляло. Хорошей учебой, умом и воспитанием сей коллектив покорить было невозмож- но – как-то не котировались здесь такие достоинства. Но что- бы даром они не пропадали, наша классная руководительница решила использовать меня на всю катушку – посадила в ком- панию крепко курящих и матерящихся пацанов – двоечников, которые списывали у меня все, что было возможно – причем с моими ошибками. Я должна была положительно влиять на оболтусов, но вот как – этого мне никто не сказал. В общем, школьная жизнь была тяжелой и нудной, и в школу я ходила как на каторгу. Уже прошло полгода после переезда нашей семьи в новую квартиру, но обустройство было в самом разгаре – требовал- ся ремонт, предметы обстановки и так далее, кто переезжал, тот знает. Родители мои были люди небогатые, а тут такие постоянные расходы. К тому же они все время нервничали, притираясь к совместной жизни с бабушкой, и я старалась их не нагружать своими проблемами. Но тут подкатила осень со слякотью и холодом, и выяснилось, что мне необходимы осенние сапоги. Это была проблема! Начало восьмидесятых, в магазинах нет ничего. Взрослые сапоги мне были безна- 146
Юлия Черезова дежно велики, а детские… Все-таки я уже не была ребенком. Положение стало безвыходным, становилось все холоднее, денег, сапог и времени искать их не было. Я очень жалела родителей, попавших в такой переплет, и однажды в обувном магазине увидела прекрасные черные ботинки для мальчиков – весьма изящные, что было даже странно для изделия совет- ской обувной промышленности. Они продавались совершен- но свободно и очень мне понравились – и видом, и ценой, и доступностью. И я сделала маме предложение, от которого она не смогла отказаться – купить мальчишеские ботинки мне и младшей сестре. Мама посмотрела на меня, пожала плеча- ми – и мы их купили. Если бы я знала, какие последствия повлечет за собой по- купка этих ботинок! Помнится, в третьем классе на уроке чтения мы читали в «Родной Речи» рассказик про то, как не- кий чернокожий рабочий пришел в магазин для белых купить своей дочке туфли, а все издевались над ним и кричали ра- систкие гадости, когда туфельки девочке не подошли. Хозяин магазина не желал принимать туфли назад, утверждая, что белые люди их теперь не купят. И только белый рабочий – коммунист понял негра как человек человека и купил эти зло- получные туфли для своей дочки. Ну, понятно – пропаганда и все такое, но почему-то этот рассказ мне вспомнился, когда на следующий день я пришла в школу. Я ощутила себя сразу и бедным негром, и его дочкой. Весь класс тыкал в меня и мои ботинки пальцами, ржал и свистел. Мне сказали все кто мог, кто я и что у меня на ногах, причем повторялось это каждый день по многу раз. Я не могла себе позволить рыдать на глазах у всех. И не могла снять ботинки, чтобы ходить в чем-нибудь еще – во-первых, мне не в чем было ходить, а во-вторых, я не собиралась сдаваться. Оправдываться я тоже не хотела – с какой стати? Но и маме я тоже не могла ничего сказать – ведь эти ботинки были моим выбором, что уж тут скулить… Класс с вожделением ждал, когда же я сдамся и побегу жаловаться хоть кому-нибудь, особенно старались девочки «на выданье». 147
Приморская,49. В гостях у Сербского О, у них-то все было в порядке! И внешность, и сапоги, и положение в классе…. Сжав зубы и совершенно заледенев внутренне, я каждый день ходила в школу, выдерживая там атаку на ботинки и свою непохожесть на прочих, и даже слез у меня почему-то не было. Я замечала, что некоторые ребята мне сочувствуют, но свое расположение они выказать не сме- ли, боялись осуждения девиц из классной «элиты». И только моим двоечникам, в окружении которых я сидела, было со- вершенно наплевать и на меня, и на мои ботинки. И это было лучшее, что они могли сделать. Так прошло месяца полтора, наступила зима. Мне купили зимние сапоги, и донимать в классе меня стали гораздо мень- ше. Я расправила плечи, завела знакомство с самой невыно- симой девчонкой в классе, желтоволосой грубиянкой и матер- шинницей, которая могла отбрить каждого, включая учителей – так, как ей в голову взбредет. На фоне остальных она мне казалась честной и искренней. Одноклассники, конечно, тако- го никак не ожидали, и меня окончательно оставили в покое. Через два года класс расформировался, и жизнь моя пошла уже совсем по-другому, с иными радостями и новыми дру- зьями. С той поры я почти никого не встречала из своих бывших однокашников, да и не особо хочется. Но, как ни странно, я испытываю к ним нечто вроде благодарности – я повзрослела тогда в один миг, научилась разбираться в людях, ценить на- стоящие чувства, не глядя на внешние атрибуты. Для тринад- цати лет это немало. А маме я обо всем этом рассказала по- том, нескоро, когда страсти улеглись, и эта история оказалась в прошлом… 148
Нелли Чупина Нелли Чупина *** До расставанья путь недолог. Вновь осязанья сентября… И все мы, всуе говоря, – Страдаем из-за недомолвок, Сказать так хочется о многом, Но оглянуться недосуг… Тебе, несовершенный друг, Оставшийся за тем порогом, Я шлю приветы из апреля С веселым лепетом ручьев. Я знаю – ты уже готов Избавиться от недоверья. *** Ночь – синяя дочь дня Л. Мартынов Ночь – синяя дочь дня, Что тебе до меня? Распростёрла крылья, Сон опять отняла. Смурые звезд взгляды Через окно – рядом… Может считать звезды? Утро уже – поздно. Как же я без тебя, Ночь – синяя дочь дня? 149
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185