От мечты до прорехи

Сергей СметанинОТ МЕЧТЫ ДО ПРОРЕХИ

Сергей СметанинОТ МЕЧТЫ ДО ПРОРЕХИ 2012

От мечты до прорехи Поэта Петра Суханова я знал на протяжении жизни в Сургуте, то естьоколо тридцати лет. Мы познакомились на одной из встреч в литературномобъединении «Северный огонек», которое работало при газете «К победеКоммунизма» в конце семидесятых. Помню кряжистую фигуру Петра в унтах, овчинном полушубке и собачьейшапке, светло-карие глаза с лукавым проблеском, неповторимое придыхание,которое отличало его мужественный баритон. Он представился водителем,прочитал стихи. Суханов частенько приезжал к заседанию на оранжевой«Татре». Рядом с одноэтажным зданием редакции на улице Просвещения онаказалась громадной. Стихи, которые читал Петр, были в основном посвященылюбви и, как тогда говорили, трудовой романтике будней. «Магистрали»,«километры» и «кубари» несуетно ворочались в его степенной«производственной» лирике. В литературном объединении Пётр с самого начала держался чутьособняком. Старше всех по возрасту, выделялся татуировкой на тыльныхсторонах мосластых кистей рук. О прошлом Петра мы знали немногое. То, чтоон родом из Прибалтики, будучи подростком побывал в колонии, был женат,разведён, снова женат, жену зовут Людмила, она с Кавказа, вот, вроде, и всё.Петр любил грубоватый юмор, солёную шутку, иногда не стеснялся обыгратьчью-то фамилию, возраст, физическую особенность. Основную оценкуличности мы выводили тогда прежде всего по стихам. Что-то исподвольвызывало недоумение, когда он читал строки. Мне пахать бы и сеять, И упасть у межи Но на Север, на Север Вырывается жизнь... Казалось, в них есть что-то нарочито-несерьёзное. Мне было не очень яcнопочему, если хочется человеку «пахать и сеять», не делать это свободно у себядома, не любоваться васильками родных полей, а «вырываться» на Севери «пахать» на Севере. И вообще, о какой меже шла речь? В то время по всейРоссии колхозные трактора распахивали даже промежутки между дорогойи лесопосадкой, не оставляя ни клочка целины. Но стихи звучные, легкозапоминались наизусть. Петр писал: Удивляюсь, Вечно удивляюсь Красоте и мужеству добра!..

Мы все вместе с ним удивлялись, как просто и хорошо сказано.В основном поэтика сухановской лирики совпадала с поэтикойсоциалистического реализма. Он не писал стихов, прославляющих комсомоли партию, но этого никто и не требовал. В октябре 1978 года новички «Северного огонька» поехали в Ханты-Мансийск, на семинар молодых литераторов. Ханты-Мансийск тогда большепоходил на деревню. Деревянные тротуары, клюква и оленина в столовой,гостиница, более похожая на дом заезжих. Добирались Обью на «Метеоре»,любуясь просторами берегов, полётом чаек и диких уток. На семинаре Петруудалось доказать свою состоятельность, мало того, на его стихи о Невскомпятачке, о героях Великой отечественной войны обратили внимание московскиеруководители семинара, которые и дали ему рекомендацию в литературныйинститут. Вздрагиваю каждым нервом, Будто бы предчувствуя беду... Сорок первый По моим артериям Мечется, Как раненый в бреду!и далее: Сорок первый Тысячами ружей Сквозь года Уставился в меня. Честно говоря, гиперболическое «вздрагивание каждым нервом»не вызывало у меня особого доверия, сама фигура поэта была далека от какого-либо выражения повышенной чувствительности. Но лирический напор, тонзаданный первой строкой был выдержан во всём произведении, а произведениявоенной лирики пользовалось у слушателей неизменным успехом. Сильно прозвучала тогда баллада Петра «Нефтепровод», в которой он ярковысказался о рабочем классе: Удел всесильных — Крутить рули! На наших спинах Вся соль земли! В творчестве на него оказали большое влияние, по его словам,литинститутские наставники Владимир Фирсов и Егор Исаев.

Всё прекрасно на земле, Если люди вместе. Всё прекрасно: Труд и честь, И любовь к отчизне!.. В этом мире нет чудес Кроме жизни. Петр очень хорошо отзывался о Маяковском, Блоке, любил Есенина,Рубцова, постепенно у него возник свой стиль, охарактеризовать которыйможно было бы одним — нагнетание противопоставлений. «Мне радостно игрустно...», «Хорошо / Живётся мне, / Оттого / И плачу», писал Петр, подобныеантитезы сухановской поэтики воспринимались на слух очень чётко. Иногда он не замечал, что противоречия захлестывают стихи до абсурда.Например, если в одном стихотворении он мог пообещать женщине: И если я От радости заплачу — Ты не заплачешь с горя Никогда. «О, если б знать...»то на следующей странице напрочь отказывал ей в доверии: Но женщине, которая не плачет, Я не поверю в жизни никогда. «Какая бы ни выпала удача...» Получалось, что обещание одарить счастьем, данное «плачущим отрадости» лирическим героем любимой женщине, полностью обесцениваетсянедоверием к ней же именно по той причине, которая делает её счастливой.Впрочем, многие поэтические приёмы применялись автором вполне удачно.Выразительно, как у Евтушенко, звучала сухановская аллитерация. Мы курьеры карьеров Гладиаторы трасс Не машины, а звери Под руками у нас. Сухановская лирика оставалась пронизана тягой к философскомуобобщению переживаемых им чувств. Он часто и продуктивно обращался кпонятиям «время», «жизнь», «судьба». Не зря в первых книгах у него звучалокак заклинание:

Пусть всё доброе Будет вечным Жизнь прекрасной, Недолгой грусть. Всё насущное Человечней Будет пусть. Петр работал в автобазе, неплохо зарабатывал. Довольно скоро его семьяполучила двухкомнатную квартиру в том же квартале, где жил я, через дом отмоего. Мы иногда бывали друг у друга в гостях. Так вышло, что на небольшойтерритории 14-го микрорайона поселилось несколько будущих писателей. Суханов учился в литературном институте имени Горького заочно. Гегельи Николай Кузанский появились у него в домашней библиотеке. Петр занялодно из первых мест в поэтическом конкурсе журнала «Смена», егостихотворение «Вздрагиваю каждым нервом...» опубликовано в журнале«Коммунист». В 1984 году в Свердловске вышла его книга «Встреча». О первойкнижке «Время первых признаний», вышедшей двумя годами ранее подредакцией А. Вершинского, он обычно говорил мало, может быть, смущаясьтого, что её содержание почти целиком перекочевало во вторую. В семье Петрапоявились две дочери, он перестал посещать литературное объединение. Однажды я попросил у Петра помощи. Ко мне из Уфы должна былаприехать мама. Её надо было встречать на железнодорожном вокзале поздновечером. А Суханов тогда водил «Газик», работая личным водителемто ли тестя (начальника одного из сургутских строительных управлений),то ли другого какого-то начальника. Петр охотно согласился. Он ждал меня в кабине автомобиля у дома наулице 50 лет ВЛКСМ. По дороге Петр рассказал мне, что немного обеспокоентем, как поведёт себя радиатор. Днём он обнаружил протечку и по советубывалых водителей, засыпал в воду горчицы. Горчица должна была закупоритьместо протечки и решить проблему. Пока мы ехали до вокзала, всё шло нормально. Припарковались у зданияадминистрации вокзала. Я встретил поезд и мы с мамой поспешили на площадьк машине. Живописная картина ожидала нас. Пока я ходил на перрон, радиаторвзорвался. Вся кабина изнутри, включая стекла, сам водитель — заляпанырыжими пятнами. Жутко пахло горчицей. Общими усилиями мы оттёрли, как могли, внутренность салона, долилив радиатор свежей воды и благополучно доехали до дома. Поддержки читателей, сургутской общественности и администрации,тюменских и московских писателей Петр Суханов не терял и в последующиегоды. Через два года после выхода «Встречи», вышла третья книга: «Мирыи меры», рецензентом которой указан В. Фирсов.

Всё — до последней рубахи — Отдам За отеческий флаг.заявлял поэт на 7-й странице. Он воспевал свободу передвижения: Экономлю жизнь — Летаю самолётами!.. И всегда, пожалуй, как во сне, Радуюсь Земле между полётами — Будто бы люблю на стороне!.. Правда, третьей книгой Петр был недоволен. Она казалась ему неудачной.Чувствовалось, что он находится в некотором недоумении. Бывает так, чтоавтор не совсем понимает что делать дальше, на каких принципах строитьследующую книгу, короче, зря теряет время. В «Миры и меры» опять попалимногие стихотворения первой книги, а новые стихотворные заявленияне производили впечатления чересчур оптимистичных. Скоропалительное время, Неуловимые года! Как незаметно мы стареем Кто от любви, Кто от стыда... Но грустью душу не мозоля, И жизнью землю не черня, Я даже в мыслях не позволю Невзгодам изменить меня! Ощущение времени как вывода, как приговора, («скоропалительное»),и жизни, которая может отказаться чернее земли, новое отношение к грусти,которая может «мозолить»(!) душу выдавали серьёзность переживаемых импроблем. Далеко не всё выглядело гладким в новых «мирах» Петра, хотявнешне он не показывал вида. Для меня в те годы Суханов оставалсябодрячком, готовым любой вопрос разрешить за «рюмкой чая». Он продолжилделать решительные заявления, но в издании книг наступила почтидесятилетняя пауза.

Девяностые годы — годы перестройки начались не без активного участияПетра Суханова в общественной жизни. Он резко высказался против поддержкиГКЧП, в адрес которого Андрей Тарханов послал приветственную телеграммуот писателей округа, в том числе и сургутян. В 90-е годы сургутские писатели заморочились невесть откуда взявшейся«свободой слова». Все носились с идеями примерно одного плана: издатьсобственную книгу, продать и, разбогатев, получить независимость от всех,либо начать издавать собственную газету с такой же окончательной целью.В ходе подготовки к выпуску газеты «Сургут литературный» мне пришлосьтесно столкнуться с Петром. Помню, мы встретились с ним на квартире ОлегаРихтера, взявшего на себя обеспечение технической стороны издания. У негодома стояла стоившая огромные деньги копировальная машина «РИКО»,на которой он, не выпуская из рта сигарету «Лайка», готовил выпускианекдотов, брошюры каких-то дефицитных финансовых постановлений,детективы, собственные рассказы и стихи. В одной из брошюр опубликованоедва ли не лучшее лирическое стихотворение Петра: А я люблю предсумрачную свежесть, Когда под осень, полную огня Какая-то безудержная нежность Находит запоздало на меня Мне кажутся печальными деревья, Дома и люди кажутся добрей... И хочется Уехать мне в деревню, Где грусть и хлеб Растут возле дверей. «А я люблю предсумрачную свежесть...» Пришёл Петр. Раздеваясь, он вынул из под свитера небольшоймельхиоровый поднос. На мой удивленный вопрос ответил, что носит егона животе за неимением бронежилета. Времена были на самом делебеспокойные, так что такое применение подноса понятно. Петр принесрукопись новых стихотворений, какой-то рассказ и мы несколько часовобсуждали будущую газету. Потом он поддержал начавшееся возрождение сургутского казачества. Былвыбран атаманом сургутского казачьего круга, ходил какое-то время в мундирес погонами и двумя крестами. Но бойкие сургутские казаки не долго оставалисьпод началом поэта, после одного из собраний вместо Петра атаманом избралидругого. Принимал участие Пётр и в акциях общественного протеста, когдавозникла полемика по поводу возможного строительства в черте городахимического комбината.

Вскоре Суханов вновь почувствовал себя «на коне» как поэт. В 1995 годувышла его долгожданная книга «Площадь света», которая получила широкуюподдержку сургутских и ханты-мансийских журналистов. Тюменский критикЮрий Мешков положительно отзывался о творчестве поэта в газете«Тюменская правда». Книги делались толще, выпускались уже в твёрдыхобложках. Несколько стихотворений Петра Суханова вошли в Хрестоматию«Литература Тюменского края» вышедшую в Тюмени в 1996 году.К сожалению, на фоне этого успеха в отношении Петра к начинающим авторами читателям стало появляться некоторое высокомерие. Рабочая романтикато временно исчезала, то вновь возникала в его книгах, хотя, казалось,он перешёл к натур-философскому осмыслению действительности. В Сургутиногда приезжали его знакомые по литературному институту, на ежегодныхсеминарах молодых литераторов его уже выдвигали в руководители секциипоэзии. Петр, несмотря на характер, умел поддерживать хорошие отношенияс отделом культуры администрации города, с мэром города АлександромСидоровым. В 1997 году вышла новая большая книга Суханова «Высшая мера».Конечно, два года — слишком мало, для того, чтобы наполнить книгу такогообъёма достойным содержанием. Видимо поэтому, наряду с прекраснымистроками у него стало всё больше появляться невнятных, грубых оборотов.В то время в моде было покаяние. Суханов каялся и цитатой из Есенина,и от своего имени, как будто в этом покаяние и есть настоящий смысл поэзии.Но в промежутке между искренними покаянными словами мог заявить:«Я столько глупостей наделал, / что не прощу себя... / И вас.» К явнойнелепости привела его попытка вторично использовать успех стихотворения«Вздрагиваю каждым нервом...» Потрясение Вскакиваю на каждый шорох... Как тяжело больной, рву, как бинты, нервы — в которых трепещется образ... Твой! Его лирический герой повел нескончаемый разговор с женщиной, скоторой был связан кратковременной навязчивой страстью. Стихи посвящалисьсамым разным женщинам, слово «любовь» Петр понимал далеко неплатонически, поэтому диалог оказывался довольно скудным. ...не мучаясь в изменах И день, И ночь

Без лишних фраз»!.. Любить при всяких переменах!.. Любить вовсю! Во всём! Сейчас!.. «Клятва» Некоторые стихи даже поражали грубым натурализмом. «А я люблю, когдалюблю, / Когда при женщине как в бане, / когда лежишь с ней на диване...» или«В моей стране талантов — натюрморт, / Но каждый сыт своей женой икашей...» Любимые антитезы Петра порой стали выражать банальность:«Утратив правду, мы приобретаем ложь...» Программным можно назвать стихотворение «Эпилог», почему-топомещенное в середину книги. Но даже оно начиналось резко: Мы все начинали с затрещин, и мало кто знал о любви... А что до ошибок и женщин — у каждого были. Свои. В этом стихотворении образ «Октябрьской вьюги» «на лезвиях красныхштыков» мало прояснил его позицию по отношению к современной политике.Грубый материализм стал основным содержанием его творчества. Неудачнымипо признанию самого поэта вышли его басни для взрослых «В мире животных»,вышедшие в 1998 году. Большинство басен написаны в тяжелом для пониманиярваном стиле. Затем в свет вышла книжка «Про колобка и красавицу Бабу Ягу,или Шедевральное приключение Колобка во времени. Сказка для взрослых»,тоже не нашедшая успеха ни у критиков, ни у читателей. В личной жизни Петра тоже не всё было ровно. Он на какое-то время уехалв Тюмень, но пожив там недолго, снова вернулся в Сургут. Пережил ещё одинразвод, женился ещё раз. Последующие книги «Завороть», «Разнолетье», казалось, продолжилиобычные темы Суханова. Но самыми светлыми в них опять оказаисьперепечатанные из первой книги юношеские стихи. «Кто говорит, что нетгероев — / тот никогда не станет им» резонно, афористично говорил Петрв стихотворении «Сибирякам». Он тепло писал о Сургуте, сургутянах.Всё же настоящих героев у него в стихах почти не появлялось, некоторые стихипосвящены реальным людям, но, как правило, им посвящался только эпиграф,и напротив, в его поэзии действовало всё больше героев социального дна: «Какмного в нас фарса и фальши / расписанных на трудодни!..» («Корни»), «Он жил

отвратительно тихо, / Любил только то, что имел» («Про мужика»), возникалито образ бомжа, то «Бабы Вали», живущей на вокзале. Он признавался в том, что не может расстаться с прошедшей эпохой: Я привязан к другой эпохе — к той, где сделан был первый шаг!.. В ней — великой или ничтожной, но сумевшей весь мир спасти, я застрял, словно крест придорожный у себя самого на пути! «Мера длины» С горечью и отчаяньем писал в стихотворение «Встреча с двенадцатью»о любимом им некогда Александре Блоке. — Эй, товарищи!.. Мир далеко?.. — Да не видно отсюда... Далече... И, как призраки, скрылись легко — словно вовсе и не было встречи. Я кричал на пустом берегу, как птенец, оборвавшийся с ветки... А когда рассвело — на снегу отпечатались нервные клетки. И в тоже время на грани между горькой иронией и глумлением звучали егостихи о демонтаже памятника Ленину в Ханты-Мансийске: тени, исчадья, гнилые пути!.. А впереди ковыляет устало — двадцатитонный Ильич... Впереди!.. Кажется, в некоторых стихотворениях у него окончательно пропадалочувство слова. Вот образцы такого письма:

С большим трудом и страшным нервным скрипом я думаю... «Тяжесть»Или Мы в каждом глобусе — как в морге А в морге — как в дыре Земли!.. Но всё-таки прозрения не оставляли Суханова и, наряду с явнымипошлостями, он отваживался на глубокое постижение действительности хотябы в самооценке: А если мир весь равен бытию и разнозначны лишь разноязычья — зачем я заблуждаюсь, что люблю, И в чем мое ничтожное величье?.. «Кручина» В одном из стихотворений Петр не остановился перед тем, чтобыпровозвестить грядущую революцию.Мы во власти блаженного искуса: — Всё моё!.. Нам и Бог не судья... Но доносится сверху: — А выкуси!.. И — опять впереди революция... «Тема» В последние годы перед кончиной Суханов склонялся к приятию идейСолженицина, об этом говорят и названия его книг — неологизмы «Завороть»,«Разнолетья» и странные окказионализмы «Похлёб», «...Безвызвездье...».В поздние годы, казалось, даже в выборе одежды старался подчеркнутьсходство с ним, одевался в какие-то нарочито упрощенные френчи и куртки, каку заключенных. Шестидесятилетний юбилей поэта праздновали в центральной библиотекеСургута. Перед его проведением было немало волнений. Боялись, что ПетрАнтонович вновь поведёт себя высокомерно, а то и начнёт скандал, но встречапрошла на удивление ровно.

Петр Суханов скончался в 2008 году после болезни. После его смертиостались рукописи, часть которых вошла в «Избранное», вышедшее в этом году.Сухановская лирика до сих пор находит активную поддержку. Составителем иавтором предисловия к «Избранному» стал член СП России, профессор,критик-шолоховед Юрий Дворяшин.21.02.2012 г.

Сметанин Сергей Егорович От мечты до прорехи