Никколо Макиавелли. Государь

слух о его выступлении. Когда он достиг Рима, Сенат,испугавшись, провозгласил его императором иприказал убить Юлиана. Однако на пути Юлиана стоялоеще два препятствия: в Азии Песценний Нигер, главаазийского войска, провозгласил себя императором, назападе соперником его стал Альбин. Выступить воткрытую против обоих было опасно, поэтому Северрешил на Нигера напасть открыто, а Альбина устранитьхитростью. Последнему он написал, что, будучивозведен Сенатом в императорское достоинство,желает разделить с ним эту честь, просит его принятьтитул Цезаря и по решению Сената объявляет егосоправителем. Тот все это принял за правду. Но послетого, как войско Нигера было разбито, сам онумерщвлен, а дела на востоке улажены, Севервернулся в Рим и подал в Сенат жалобу: будто быАльбин, забыв об оказанных ему Северомблагодеяниях, покушался на его жизнь, почему онвынужден выступить из Рима, чтобы покарать Альбиназа неблагодарность. После чего он настиг Альбина воФранции и лишил его власти и жизни. Вдумавшись в действия Севера, мы убедимся втом, что он вел себя то как свирепейший лев, то какхитрейшая лиса; что он всем внушил страх и почтение ине возбудил ненависти войска. Поэтому мы не станемудивляться, каким образом ему, новому государю,удалось так упрочить свое владычество: разоряяподданных, он не возбудил их ненависти, ибо былзащищен от нее своей славой. Сын его Антонин также

был личностью замечательной и, сумев поразитьвоображение народа, был угоден солдатам. Он былистинный воин, сносивший любые тяготы, презиравшийизысканную пищу, чуждый изнеженности, и за этопользовался любовью войска. Но, проявивнеслыханную свирепость и жестокость — им былосовершено множество убийств и истреблены всежители Александрии и половина жителей Рима, — онстал ненавистен всем подданным и даже внушил страхсвоим приближенным, так что был убит на глазахсвоего войска одним из центурионов. Здесь уместно заметить, что всякий, кому недорога жизнь, может совершить покушение нагосударя, так что нет верного способа избежать гибелиот руки человека одержимого. Но этого не следует такуж бояться, ибо подобные покушения случаются крайнередко. Важно лишь не подвергать оскорблениюокружающих тебя должностных лиц и людей,находящихся у тебя в услужении, то есть не поступатькак Антонин, который предал позорной смерти брататого центуриона, каждый день грозил смертью емусамому, однако же продолжал держать его у себятелохранителем. Это было безрассудно и не могло некончиться гибелью Антонина, что, как мы знаем, ислучилось. Обратимся теперь к Коммоду. Будучи сыномМарка, он мог без труда удержать власть, полученнуюим по наследству. Если бы он шел по стопам отца, тоэтим всего лучше угодил бы и народу, и войску, но, как

человек жестокий и низкий, он стал заискивать у войскаи поощрять в нем распущенность, чтобы с его помощьюобирать народ. Однако он возбудил презрение войскатем, что унижал свое императорское достоинство,сходясь с гладиаторами на арене, и совершал многодругих мерзостей, недостойных императорскоговеличия. Ненавидимый одними и презираемый другими,он был убит вследствие заговора среди егоприближенных. Остается рассказать о качествах Максимина. Этобыл человек на редкость воинственный, и после тогокак Александр вызвал раздражение войска своейизнеженностью, оно провозгласило императоромМаксимина. Но править ему пришлось недолго, ибо онвозбудил ненависть и презрение войска тем, что, во-первых, пас когда-то овец во Фракии — этообстоятельство, о котором все знали, являлосьпозором в глазах его подданных; во-вторых,провозглашенный императором, он отложилвыступление в Рим, где должен был принять знакиимператорского достоинства, и прославил себяжестокостью, произведя через своих префектовжесточайшие расправы в Риме и повсеместно. Послеэтого презрение к нему за его низкое происхождениеусугубилось ненавистью, внушенной страхом перед егосвирепостью, так что против него восстала сначалаАфрика, потом Сенат и весь римский народ, и, наконец,в заговор оказалась вовлеченной вся Италия. Кзаговору примкнули его собственные солдаты,

осаждавшие Аквилею, которые были раздражены егожестокостью и трудностями осады: видя, что у негомного врагов, они осмелели и убили императора. Я не буду касаться Гелиогабала, Макрина иЮлиана как совершенно ничтожных и неприметносошедших правителей, но перейду к заключению. Внаше время государям нет такой уж надобностиугрожать войску. Правда, войско и сейчас требуетпопечения; однако эта трудность легко разрешима, ибов наши дни государь не имеет дела с солдатами,которые тесно связаны с правителями и властямиотдельных провинций, как это было в Римской империи.Поэтому если в то время приходилось больше угрожатьсолдатам, ибо войско представляло большую силу, то внаше время всем государям, кроме султанов,турецкого и египетского, важнее угодить народу, ибонарод представляет большую силу. Турецкий султан отличается от других государейтем, что он окружен двенадцатитысячным пешимвойском и пятнадцатитысячной конницей, от которыхзависит крепость и безопасность его державы. Такойгосударь поневоле должен, отложив прочие заботы,стараться быть в дружбе с войском. Подобным жеобразом султану египетскому, зависящему от солдат,необходимо, хотя бы в ущерб народу, ладить со своимвойском. Заметьте, что государство султанаегипетского устроено не так, как все прочиегосударства, и сопоставимо лишь с папством вхристианском мире. Его нельзя назвать

наследственным, ибо наследниками султана являютсяне его дети, а тот, кто избран в преемники особо на тоуполномоченными лицами. Но его нельзя назвать иновым, ибо порядок этот заведен давно, и передсултаном не встает ни одна из тех трудностей, скоторыми имеют дело новые государи. Таким образом,несмотря на то, что султан в государстве — новый,учреждения в нем — старые, и они обеспечиваютпреемственность власти, как при обычном еенаследовании. Но вернемся к обсуждаемому предмету.Рассмотрев сказанное выше, мы увидим, что главнойпричиной гибели императоров была либо ненависть кним, либо презрение, и поймем, почему из тех, ктодействовал противоположными способами, толькодвоим выпал счастливый, а остальным несчастныйконец. Дело в том, что Пертинаксу и Александру, какновым государям, было бесполезно и даже вредноподражать Марку, ставшему императором по правунаследства, а Коммоду и Максимину пагубно былоподражать Северу, ибо они не обладали тойдоблестью, которая позволяла бы им следовать егопримеру. Соответственно, новый государь в новомгосударстве не должен ни подражать Марку, ниуподобляться Северу, но должен у Северапозаимствовать то, без чего нельзя основать новоегосударство, а у Марка — то наилучшее и наиболеедостойное, что нужно для сохранения государства, ужеобретшего и устойчивость, и прочность.



ГЛАВА XXО ТОМ, ПОЛЕЗНЫ ЛИКРЕПОСТИ, И МНОГОЕДРУГОЕ, ЧТО ПОСТОЯННОПРИМЕНЯЮТ ГОСУДАРИ Одни государи, чтобы упрочить свою власть,разоружали своих подданных, другие поддерживалираскол среди граждан в завоеванных городах, однинамеренно создавали себе врагов, другие предпочлидобиваться расположения тех, в ком сомневались,придя к власти; одни воздвигали крепости, другие —разоряли их и разрушали до основания. Которому изэтих способов следует отдать предпочтение, сказатьтрудно, не зная, каковы были обстоятельства в техгосударствах, где принималось то или иное решение;однако же я попытаюсь высказаться о них, отвлекаясьот частностей настолько, насколько это дозволяетсяпредметом. Итак, никогда не бывало, чтобы новые государиразоружали подданных, — напротив, они всегдавооружали их, если те оказывались не вооруженными,ибо вооружая подданных, обретаешь собственноевойско, завоевываешь преданность одних, укрепляешьпреданность в других и таким образом обращаешь

подданных в своих приверженцев. Всех подданныхневозможно вооружить, но если отличить хотя бы частьих, то это позволит с большой уверенностьюполагаться и на всех прочих. Первые, видя, что имоказано предпочтение, будут благодарны тебе, вторыепростят тебя, рассудив, что тех и следует отличать, ктонесет больше обязанностей и подвергается большимопасностям. Но, разоружив подданных, ты оскорбишьих недоверием и проявишь тем самым трусость илиподозрительность, а оба эти качества не прощаютсягосударям. И так как ты не сможешь обойтись безвойска, то поневоле обратишься к наемникам, а чегостоит наемное войско — о том уже шла речь выше; но,будь они даже отличными солдатами, их силнедостаточно для того, чтобы защитить тебя отмогущественных врагов и неверных подданных. Впрочем, как я уже говорил, новые государи вновых государствах всегда создавали собственноевойско, что подтверждается множеством историческихпримеров. Но если государь присоединяет новоевладение к старому государству, то новых подданныхследует разоружить, исключая тех, кто содействовалзавоеванию, но этим последним надо дать изнежитьсяи расслабиться, ведя дело к тому, чтобы в конечномсчете во всем войске остались только коренныеподданные, живущие близ государя. Наши предки, те, кого почитали мудрыми,говаривали, что Пистойю надо удерживать раздорами,а Пизу — крепостями, почему для укрепления своего

владычества поощряли распри в некоторыхподвластных им городах. В те дни, когда Италиянаходилась в относительном равновесии, такой образдействий мог отвечать цели. Но едва ли подобноенаставление пригодно в наше время, ибо сомневаюсь,чтобы расколы когда-либо кончались добром; болеетого, если подойдет неприятель, поражение неминуемо,так как более слабая партия примкнет к нападающим, асильная — не сможет отстоять город. Венецианцы поощряли вражду гвельфов игибеллинов в подвластных им городах — вероятно, потем самым причинам, какие я называю. Не доводядело до кровопролития, они стравливали тех и других,затем, чтобы граждане, занятые распрей, необъединили против них свои силы. Но как мы видим, этоне принесло им пользы: после разгрома при Вайласначала часть городов, а затем и все они, осмелев,отпали от венецианцев. Победные приемы изобличают,таким образом, слабость правителя, ибо крепкая ирешительная власть никогда не допустит раскола; иесли в мирное время они полезны государю, так какпомогают ему держать в руках подданных, то ввоенное время пагубность их выходит наружу. Без сомнения государи обретают величие, когдаодолевают препятствия и сокрушают недругов, почемуфортуна, — в особенности если она желаетвозвеличить нового государя, которому признаниенужней, чем наследному, — сама насылает ему врагови принуждает вступить с ними в схватку для того, чтобы,

одолев их, он по подставленной ими лестнице поднялсякак можно выше. Однако многие полагают, что мудрыйгосударь и сам должен, когда позволяютобстоятельства, искусно создавать себе врагов,чтобы, одержав над ними верх, явиться в еще большемвеличии. Нередко государи, особенно новые, со временемубеждаются в том, что более преданные и полезныедля них люди — это те, кому они поначалу не доверяли.Пандольфо Петруччи, властитель Сиены, правил своимгосударством, опираясь более на тех, в ком раньшесомневался, нежели на всех прочих. Но тут нельзяговорить отвлеченно, ибо все меняется в зависимостиот обстоятельств. Скажу лишь, что расположением тех,кто поначалу был врагом государя, ничего не стоитзаручиться в том случае, если им для сохранениясвоего положения требуется его покровительство. Иони тем ревностнее будут служить государю, чтозахотят делами доказать превратность прежнего о нихмнения. Таким образом, они всегда окажутся полезнеедля государя, нежели те, кто, будучи уверен в егоблаговолении, чрезмерно печется о своем благе. И так как этого требует обсуждаемый предмет, тоя желал бы напомнить государям, пришедшим к властис помощью части граждан, что следует вдумываться впобуждения тех, кто тебе помогал, и если окажется, чтодело не в личной приверженности, а в недовольствепрежним правлением, то удержать их дружбу будеткрайне трудно, ибо удовлетворить таких людей

невозможно. Если на примерах из древности исовременной жизни мы попытаемся понять причинуэтого, то увидим, что всегда гораздо легче приобрестидружбу тех, кто был доволен прежней властью и потомувраждебно встретил нового государя, нежелисохранить дружбу тех, кто был недоволен прежнейвластью и потому содействовал перевороту. Издавна государи ради упрочения своей властивозводят крепости, дабы ими, точно уздою иповодьями, сдерживать тех, кто замышляет крамолу, атакже дабы располагать надежным убежищем наслучай внезапного нападения врага. Могу похвалитьэтот ведущийся издавна обычай. Однако в нашейпамяти мессер Николо Вителли приказал срыть двекрепости в Читта ди Кастелло, чтобы удержать в своихруках город. Гвидо Убальдо, вернувшись в своивладения, откуда его изгнал Чезаре Борджа, разрушилдо основания все крепости этого края, рассудив, чтотак ему будет легче удержать государство. СемействоБентивольи, вернувшись в Болонью, поступилоподобным же образом. Из чего следует, что полезныкрепости или нет — зависит от обстоятельств, и если водном случае они во благо, то в другом случае они вовред. Разъясню подробнее: тем государям, которыебольше боятся народа, нежели внешних врагов,крепости полезны; а тем из них, кто больше боитсявнешних врагов, чем народа, крепости не нужны. Таксемейству Сфорца замок в Милане, построенныйгерцогом Франческо Сфорца, нанес больший урон,

нежели все беспорядки, случившиеся в государстве.Поэтому лучшая из всех крепостей — не бытьненавистным народу: какие крепости ни строй, они неспасут, если ты ненавистен народу, ибо когда народберется за оружие, на подмогу ему всегда явятсячужеземцы. В наши дни от крепостей никому не былопользы, кроме разве графини Форли, после смерти еесупруга, графа Джироламо; благодаря замку ейудалось укрыться от восставшего народа, дождатьсяпомощи из Милана и возвратиться к власти; время жебыло такое, что никто со стороны не мог оказатьподдержку народу; но впоследствии и ей не помогликрепости, когда ее замок осадил Чезаре Борджа ивраждебный ей народ примкнул к чужеземцам. Так чтодля нее было бы куда надежнее и тогда, и раньше, невозводить крепости, а постараться не возбудитьненависти народа. Итак, по рассмотрении всего сказанного выше, яодобрю и тех, кто строит крепости, и тех, кто их нестроит, но осужу всякого, кто, полагаясь на крепости, неозабочен тем, что ненавистен народу.

ГЛАВА XXIКАК НАДЛЕЖИТ ПОСТУПАТЬГОСУДАРЮ, ЧТОБЫ ЕГОПОЧИТАЛИ Ничто не может внушить к государю такогопочтения, как военные предприятия и необычайныепоступки. Из нынешних правителей сошлюсь наФердинанда Арагонского, короля Испании. Его можнобыло бы назвать новым государем, ибо, слабыйвначале, он сделался по славе и блеску первымкоролем христианского мира; и все его действияисполнены величия, а некоторые поражаютвоображение. Основанием его могущества послужилавойна за Гренаду, предпринятая вскоре послевступления на престол. Прежде всего, он начал войну,когда внутри страны было тихо, не опасаясь, что емупомешают, и увлек ею кастильских баронов так, чтоони, занявшись войной, забыли о смутах; он же темвременем, незаметно для них, сосредоточил в своихруках всю власть и подчинил их своему влиянию.Деньги на содержание войска он получил от Церкви инарода и, пока длилась война, построил армию,которая впоследствии создала ему славу. После этого,замыслив еще более значительные предприятия, он,действуя опять-таки как защитник религии, сотворил

благочестивую жестокость: изгнал марранов и очистилот них королевство — трудно представить себе болеебезжалостный и в то же время более необычайныйпоступок. Под тем же предлогом он захватил земли вАфрике, провел кампанию в Италии и, наконец, вступилв войну с Францией. Так он обдумывал и осуществлялвеликие замыслы, держа в постоянном восхищении инапряжении подданных, поглощенно следивших заходом событий. И все эти предприятия так вытекалиодно из другого, что некогда было замыслить что-либопротив самого государя. Величию государя способствуют такженеобычайные распоряжения внутри государства,подобные тем, которые приписываются мессеруБернабо да Милано, иначе говоря, когда кто-либосовершает что-либо значительное в гражданской жизни,дурное или хорошее, то его полезно награждать иликарать таким образом, чтобы это помнилось как можнодольше. Но самое главное для государя —постараться всеми своими поступками создать себеславу великого человека, наделенного умомвыдающимся. Государя уважают также, когда он открытозаявляет себя врагом или другом, то есть когда он безколебаний выступает за одного против другого — этовсегда лучше, чем стоять в стороне. Ибо когда двоесильных правителей вступают в схватку, то они могутбыть таковы, что возможный победитель либо опасендля тебя, либо нет. В обоих случаях выгоднее открыто

и решительно вступить в войну. Ибо в первом случае,не вступив в войну, ты станешь добычей победителя крадости и удовлетворению побежденного, сам же ни укого не сможешь получить защиты: победительотвергнет союзника, бросившего его в несчастье, апобежденный не захочет принять к себе того, кто непожелал с оружием в руках разделить его участь.Антиох, которого этолийцы призвали в Грецию, чтобыпрогнать римлян, послал своих ораторов к ахейцам,союзникам римлян, желая склонить ахейцев кневмешательству. Римляне, напротив, убеждалиахейцев вступить в войну. Тогда, чтобы решить дело,ахейцы созвали совет, легат Антиоха призывал их небраться за оружие, римский легат говорил так: «Quodautem isti dicunt non interponendi vos bello, nihil magisalienum rebus vestris est; sine gratia, sine dignitate,praemium victoris eritis».*[5]. И всегда недруг призывает отойти в сторону, тогдакак друг зовет открыто выступить за него с оружием вруках. Нерешительные государи, как правило,выбирают невмешательство, чтобы избежатьближайшей опасности, и, как правило, это приводит их ккрушению. Зато если ты бесстрашно примешь сторону одногоиз воюющих, и твой союзник одержит победу, то, как быни был он могуществен и как бы ты от него ни зависел,он обязан тебе — люди же не настолько бесчестны,чтобы нанести удар союзнику, выказав столь явнуюнеблагодарность. Кроме того, победа никогда не

бывает полной в такой степени, чтобы победитель могни с чем не считаться и в особенности — мог попратьсправедливость. Если же тот, чью сторону ты принял,проиграет войну, он примет тебя к себе и, пока сможет,будет тебе помогать, так что ты станешь собратом понесчастью тому, чье счастье, возможно, ещевозродится. Во втором случае, когда ни одного из воюющих неприходится опасаться, примкнуть к тому или к другомуеще более благоразумно. Ибо с помощью одного тыразгромишь другого, хотя тому, будь он умнее,следовало бы спасать, а не губить противника, а послепобеды ты подчинишь союзника своей власти, он жеблагодаря твоей поддержке неминуемо одержитпобеду. Здесь уместно заметить, что лучше избегать союзас теми, кто сильнее тебя, если к этому не понуждаетнеобходимость, как о том сказано выше. Ибо в случаепобеды сильного союзника ты у него в руках, государиже должны остерегаться попадать в зависимость кдругим государям. Венецианцы, к примеру, вступили всоюз с Францией против Миланского герцога, когдамогли этого избежать, следствием чего и явилось ихкрушение. Но если нет возможности уклониться отсоюза, как обстояло дело у флорентийцев, когда папа иИспания двинули войска на Ломбардию, то государьдолжен вступить в войну, чему причины я указал выше.Не стоит лишь надеяться на то, что можно принятьбезошибочное решение, наоборот, следует заранее

примириться с тем, что всякое решение сомнительно,ибо это в порядке вещей, что, избегнув однойнеприятности, попадаешь в другую. Однако в том исостоит мудрость, чтобы, взвесив все возможныенеприятности, наименьшее зло почесть за благо. Государь должен также выказывать себяпокровителем дарований, привечать одаренных людей,оказывать почет тем, кто отличился в каком-либоремесле или искусстве. Он должен побуждать гражданспокойно предаваться торговле, земледелию иремеслам, чтобы одни благоустраивали свои владения,не боясь, что эти владения у них отнимут, другие —открывали торговлю, не опасаясь, что их разорятналогами; более того, он должен располагатьнаградами для тех, кто заботится об украшении городаили государства. Он должен также занимать народпразднествами и зрелищами в подходящее для этоговремя года. Уважая цехи, или трибы, на которыеразделен всякий город, государь должен участвоватьиногда в их собраниях и являть собой пример щедростии великодушия, но при этом твердо блюсти своедостоинство и величие, каковые должныприсутствовать в каждом его поступке.

ГЛАВА XXIIО СОВЕТНИКАХ ГОСУДАРЕЙ Немалую важность имеет для государя выборсоветников, а каковы они будут, хороши или плохи, —зависит от благоразумия государей. Об уме правителяпервым делом судят по тому, каких людей он к себеприближает; если это люди преданные и способные, томожно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо онсумел распознать их способности и удержать ихпреданность. Если же они не таковы, то и о государезаключат соответственно, ибо первую оплошность онуже совершил, выбрав плохих помощников. Из тех, ктознал мессера Антонио да Венафро, помощникаПандольфо Петруччо, правителя Сиены, никто неусомнился бы в достоинствах и самого Пандольфо,выбравшего себе такого помощника. Ибо умы бывают трех родов: один все постигаетсам; другой может понять то, что постиг первый; третий— сам ничего не постигает и постигнутого другимпонять не может. Первый ум — выдающийся, второй —значительный, третий — негодный. Из сказанногонеопровержимо следует, что ум Пандольфо был еслине первого, то второго рода. Ибо когда человекспособен распознать добро и зло в делах и в речахлюдей, то, не будучи сам особо изобретательным, онсумеет отличить дурное от доброго в советах своих

помощников и за доброе вознаградит, а за дурное —взыщет; да и помощники его не понадеются обманутьгосударя и будут добросовестно ему служить. Есть один безошибочный способ узнать, чего стоитпомощник. Если он больше заботится о себе, чем огосударе, и во всяком деле ищет своей выгоды, онникогда не будет хорошим слугой государю, и тотникогда не сможет на него положиться. Ибо министр, вчьих руках дела государства, обязан думать не о себе,а о государе, и не являться к нему ни с чем, что неотносится до государя. Но и государь со своейстороны должен стараться удержать преданностьсвоего министра, воздавая ему по заслугам, умножаяего состояние, привязывая его к себе узамиблагодарности, разделяя с ним обязанности и почести,чтобы тот видел, что государь не может без негообходиться, и чтобы, имея достаточно богатств ипочестей, не возжелал новых богатств и почестей, атакже чтобы, занимая разнообразные должности,убоялся переворотов. Когда государь и его министробоюдно ведут себя таким образом, они могут бытьдруг в друге уверены, когда же они ведут себя иначе,это плохо кончается либо для одного, либо для другого.

ГЛАВА XXIIIКАК ИЗБЕЖАТЬ ЛЬСТЕЦОВ Я хочу коснуться еще одного важногообстоятельства, а именно одной слабости, от которойтрудно уберечься правителям, если их не отличаетособая мудрость и знание людей. Я имею в виду лестьи льстецов, которых во множестве приходится видетьпри дворах государей, ибо люди так тщеславны и такобольщаются на свой счет, что с трудом могутуберечься от этой напасти. Но беда еще и в том, чтокогда государь пытается искоренить лесть, он рискуетнавлечь на себя презрение. Ибо нет другого способаоградить себя от лести, как внушив людям, что, еслиони выскажут тебе всю правду, ты не будешь на них вобиде, но когда каждый сможет говорить тебе правду,тебе перестанут оказывать должное почтение. Поэтому благоразумный государь должен избратьтретий путь, а именно: отличив нескольких мудрыхлюдей, им одним предоставить право высказыватьвсе, что они думают, но только о том, что ты самспрашиваешь и ни о чем больше; однако спрашиватьнадо обо всем и выслушивать ответы, решение жепринимать самому и по своему усмотрению. На советахс каждым из советников надо вести себя так, чтобывсе знали, что чем безбоязненнее они выскажутся, темболее угодят государю; но вне их никого не слушать, а

прямо идти к намеченной цели и твердо держатьсяпринятого решения. Кто действует иначе, тот либоподдается лести, либо, выслушивая разноречивыесоветы, часто меняет свое мнение, чем вызываетнеуважение подданных. Сошлюсь на один современный пример. ОтецЛука, доверенное лицо императора Максимилиана,говоря о его величестве, заметил, что тот ни у когосовета не просит, но по-своему тоже не поступаетименно оттого, что его образ действий противоположенописанному выше. Ибо император человек скрытный,намерений своих никому не поверяет, совета на их счетне спрашивает. Но когда по мере осуществления онивыходят наружу, то те, кто его окружают, начинают ихоспаривать, и государь, как человек слабый, от нихотступается. Поэтому начатое сегодня назавтраотменяется, и никогда нельзя понять, чего желает и чтонамерен предпринять император, и нельзя положитьсяна его решение. Таким образом, государь всегда долженсоветоваться с другими, но только когда он тогожелает, а не когда того желают другие; и он долженосаживать всякого, кто вздумает, непрошеный,подавать ему советы. Однако сам он должен широкообо всем спрашивать, о спрошенном терпеливовыслушивать правдивые ответы и, более того,проявлять беспокойство, замечая, что кто-либопочему-либо опасается творить ему правду. Многиеполагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми,

славой своей обязаны не себе самим, а добрымсоветам своих приближенных, но мнение это ошибочно.Ибо правило, не знающее исключений, гласит:государю, который сам не обладает мудростью,бесполезно давать благие советы, если только такойгосударь случайно не доверится мудрому советнику,который будет принимать за него все решения. Но хотяподобное положение и возможно, ему скоро пришел быконец, ибо советник сам сделался бы государем. Когдаже у государя не один советник, то, не обладаямудростью, он не сможет примирить разноречивыемнения; кроме того, каждый из советников будетдумать лишь о собственном благе, а государь этого неразглядит и не примет меры. Других же советников небывает, ибо люди всегда дурны, пока их не принудит кдобру необходимость. Отсюда можно заключить, чтодобрые советы, кто бы их ни давал, родятся измудрости государей, а не мудрость государей родитсяиз добрых советов.

ГЛАВА XXIVПОЧЕМУ ГОСУДАРИ ИТАЛИИЛИШИЛИСЬ СВОИХГОСУДАРСТВ Если новый государь разумно следует названнымправилам, он скоро утвердится в государстве ипочувствует себя в нем прочнее и увереннее, чем еслибы получил власть по наследству. Ибо новый государьвызывает большее любопытство, чем наследныйправитель, и если действия его исполнены доблести,они куда больше захватывают и привлекают людей,чем древность рода. Ведь люди гораздо большезаняты сегодняшним днем, чем вчерашним, и если внастоящем обретают благо, то довольствуются им и неищут другого; более того, они горой станут за новогогосударя, если сам он будет действовать надлежащимобразом. И двойную славу стяжает тот, кто создастгосударство и укрепит его хорошими законами,хорошими союзниками, хорошим войском и добрымипримерами; так же как двойным позором покроет себятот, кто, будучи рожден государем, по неразумиюлишится власти. Если мы обратимся к тем государям Италии,которые утратили власть, таким, как корольНеаполитанский, герцог Миланский и другие, то мы

увидим, что наиболее уязвимым их местом быловойско, чему причины подробно изложены выше. Крометого, некоторые из них либо враждовали с народом,либо, расположив к себе народ, не умели обезопаситьсебя со стороны знати. Ибо там, где нет подобныхизъянов, государь не может утратить власть, еслиимеет достаточно сил, чтобы выставить войско. ФилиппМакедонский, не отец Александра Великого, а тот, чтобыл разбит Титом Квинцием, имел небольшоегосударство по сравнению с теми великими, что на негонапали, — Римом и Грецией, но, будучи воином, а такжеумея расположить к себе народ и обезопасить себя отзнати, он выдержал многолетнюю войну против римляни греков и хотя потерял под конец несколько городов,зато сохранил за собой царство. Так что пусть те из наших государей, кто, властвуямного лет, лишился своих государств, пеняют не насудьбу, а на собственную нерадивость. В спокойноевремя они не предусмотрели возможных бед — пообщему всем людям недостатку в затишье не думать обуре, — когда же настали тяжелые времена, онипредпочли бежать, а не обороняться, понадеявшись нато, что подданные, раздраженные бесчинствомпобедителей, призовут их обратно. Если нет другоговыхода, хорош и такой, плохо лишь отказываться радинего от всех прочих точно так же, как не стоит падать,полагаясь на то, что тебя поднимут. Даже если тебя ивыручат из беды, это небезопасно для тебя, так как тыокажешься в положении зависимом и унизительном. А

только те способы защиты хороши, основательны инадежны, которые зависят от тебя самого и от твоейдоблести.

ГЛАВА XXVКАКОВА ВЛАСТЬ СУДЬБЫНАД ДЕЛАМИ ЛЮДЕЙ И КАКМОЖНО ЕЙПРОТИВОСТОЯТЬ Я знаю, сколь часто утверждалось раньше иутверждается ныне, что всем в мире правят судьба иБог, люди же с их разумением ничего не определяют идаже ничему не могут противостоять; отсюда делаетсявывод, что незачем утруждать себя заботами, а лучшепримириться со своим жребием. Особенно многиеуверовали в это за последние годы, когда на нашихглазах происходят перемены столь внезапные, чтовсякое человеческое предвидение оказывается передними бессильно. Иной раз и я склоняюсь к общемумнению, задумываясь о происходящем. И однако, ради того, чтобы не утратить свободуволи, я предположу, что, может быть, судьбараспоряжается лишь половиной всех наших дел, другуюже половину, или около того, она предоставляет самимлюдям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая,разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья,крушит жилища, вымывает и намывает землю: всебегут от нее прочь, все отступают перед ее напором,

бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, — развеэто мешает людям принять меры предосторожности вспокойное время, то есть возвести заграждения иплотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либоустремилась в каналы, либо остановила свойбезудержный и опасный бег? То же и судьба: она являет свое всесилие там, гдепрепятствием ей не служит доблесть, и устремляетсвой напор туда, где не встречает возведенных противнее заграждений. Взгляните на Италию, захлестнутуюею же вызванным бурным разливом событий, и выувидите, что она подобна ровной местности, где нет ниплотин, ни заграждений. А ведь если бы она былазащищена доблестью, как Германия, Испания иФранция, этот разлив мог бы не наступить или покрайней мере не причинить столь значительныхразрушений. Этим, я полагаю, сказано достаточно опротивостоянии судьбе вообще. Что же касается, в частности, государей, то намприходится видеть, как некоторые из них, еще вчераблагоденствовавшие, сегодня лишаются власти, хотя,как кажется, не изменился ни весь склад их характера,ни какое-либо отдельное свойство. Объясняется это, яполагаю, теми причинами, которые были подробноразобраны выше, а именно тем, что если государьвсецело полагается на судьбу, он не может выстоятьпротив ее ударов. Я думаю также, что сохраняютблагополучие те, чей образ действий отвечаетособенностям времени, и утрачивают благополучие те,