Размышления

*** На моём ежедневном пути Есть прекрасная чудо-аллея. Там берёзы, касаясь земли, От ветров задрожат еле-еле И листва под осенним дождём Станет ярче, а сочный багрянец Так красиво с лазурным зонтом Исполняет свой медленный танец. Блики звёзд и ночных фонарей Отразятся на мокрой дороге. Словно юное лето скорей Вдаль по этой аллее уходит. *** Так жёлтого много и даже в избытке: Вот жёлтые зайчики скачут по плитке – Затеяло солнце забаву с утра На тротуаре и в центре двора. И в небе разбросана жёлтая россыпь. «Постой, задержись!» – осень солнышко просит. А жёлто-медовые листья берёзы Качаются в медленном танце-гипнозе. Как вечный огонь, горит купол у храма, В нём тайна души, золочёная драма. Лист клёна вдруг птицей присел на карниз… Кружится сентябрь – осенний каприз. 251

*** Проснулось солнце, лес ещё в дремоте. Не слышно птиц, не слышно песни трав. Ползёт туман, он словно на охоте, Неторопливо август приступил к работе – Чуть золотит наряды для дубрав. И в полдень жарко, но не для купанья – Вода остыла, серебрится гладь. Кувшинки сникли и слова прощанья Не говорят, неловкое молчанье… Лишь остаётся лето вспоминать. Прохладу вечера согреешь тёплым пледом, Заваришь чай под яблочный пирог, Чтоб подружиться с сентябрём-соседом. Он так непредсказуемо неведом, Как перекрёстки тысячи дорог… Бабье лето Как долгожданное письмо, Когда всё нет и нет ответа, Приходит где-то в октябре Златое сказкой бабье лето. И безмятежность летних дней На фоне росписи осенней Прогонит серости теней, И станем мы чуть откровенней… 252

Рябины гроздья, как огонь! И ласково шурша, листочки В гостеприимную ладонь Присели, словно мотылёчки. Ель пожелтела от дождя, А липа как бы поседела… Очарования пора Со мной о том лишь сожалела, Что не продлить её сезон Второй природы расцветенья. Всё тишина, всё полусон… Потом зима, потом забвенье… 253

Сергей Андреев п. Селезнёвский, Тамбовская область Старик в осеннем парке Бывают осенью дни, когда грустно становится без причин. С самого утра уже в кровати приходят чаще обычного противные надоедливые мысли. Они, как пауки: в какой угол не подайся, везде плетут паутину. Обязательно думаешь о чём-то плохом, и это плохое кажется чертовски близко. Сердце чаще болит от переживаний, кровь в ушах звенит, как медные трубы, бессонница и красные глаза. Кошмары сгущают серые краски, размывая ими всё вокруг, как тучи и дождь. Всё тонет. Всё кажется безнадёжным. Опустевшим. Прогнившим и пропавшим. В парке под нависшими тучами сидел старик. Он выбрал такое место недалеко от ели, чтобы ветер врезался в спину, а в случае дождя, можно было быстро скрыться. Его глаза – напуганные, детские метались по мрачному парку, оглядывая каждый уголок. Старик кого-то ждал. С самого утра он то странно косился в зеркало, то засматривался на отражение в стекле серванта, то 254

сдерживал слёзы, подходя к окну. Очередная осень. Снова всё умирает, чернеет, тускнеет, доживает своё и опадает, уходит с обещанием вернуться. Огонёк газовой плиты во мраке кухни утром горел особо тепло, излучая крупицу жизни в могильном мире. Так думал старик, пока кипятил чайник, и сдерживал слёзы. В парк он пришёл, чтобы в итоге дождаться того, кто ещё с утра странно заявил о себе в старой квартире. Странный гость. Старик готов поклясться, что никогда не страдал шизофренией, однако утром, когда за окном ещё было по-вечернему темно, он ощутил, что совсем не один у себя. Сначала пришла мысль о кошке Мантиссе, но она должна быть на улице. Её никто не мог запустить. Вставать было страшно. Тогда старик укрылся одеялом и если это бандиты, то пускай или убьют его, или ограбят. Особых денег всё равно нет, да и врагов, значит, быть не должно. Но вдруг ощущение исчезло. Этот кто-то бесшумно вышел или растворился, как пар из чайника. Тогда старик уснул, а когда проснулся, то думал про маленький случай, как про сон. Что это ещё могло быть? Старик судорожно дёрнул жёлтыми воспалёнными веками, когда вспомнил про это и испугался. Возвращаться в одинокую холодную, давящую молчанием квартиру вовсе не хотелось. Будь он как в молодости, то мог бы убеждать себя, что на всё надо смотреть с научной стороны и присвоить каждому пугавшему пустяку правдивое объяснение. Но старость берёт своё. Былая уверенность в словах покинула, стоило лишь начаться провалам в памяти. К тому же старик даже усомнился, было ли это происшествие сегодняшним утром. А может, вчера? Паранойя – это близкий друг для тех, кто живёт в постоянном переживании. 255

Щуплый и обтянутый бледной кожей, будто змеиной чешуей, он тошно вздыхал, словно каждый раз намереваясь кашлянуть. Нос был частично забит, поэтому вдохи и выдохи сопровождались свистами. И хотя старика часто бесила такая слабость, сильно раздражали забитый нос и невозможность набрать полную грудь воздуха, со временем он уже смирился с этой потерей. В последние годы от него ускользала память. Он не мог вспомнить каких-то людей из молодости – вместо их лиц присутствовали белые пятна; не мог вспомнить некоторые советы, которые давали ему наставники по писательскому увлечению. Даже один очень тяжёлый сон ему казался несчастным бредом – кошмар о том, будто он оказался запертым в своём теле. Иногда во снах старик слышит голоса друзей из молодости – они весело разговаривают у техникума, за школой, в его доме, на работе, спорят и всегда, когда старик неожиданно просыпается, он продолжает этот спор сам с собой. И ещё долго слышит звенящие голоса друзей. Часто старик корит себя и жалеет, что не ответил по-другому. А разве что-то изменилось бы? Старик вздохнул и дёрнул жёлтыми веками. В такую осеннюю погоду казалось, что сами облака светятся солнечным золотом. Так ярко и раздражающе для старческих глаз. Но бурые стволы в парке, пожухшая листва на обочинах, грязь на тропинках – всего этого уже коснулась рука ночного мороза. И от этого появлялось двоякое ощущение. На улице холодно, сыро, дома – тепло и сухо. Так почему не подождать старику дома, чем на отсыревшей скамейке? Однако осень всегда была у него в почёте. В молодости – это время для тёплых моментов, в старости – для навязчивых мыслей. Осень всегда имела над ним такую власть, как и над любой другой творческой 256

натурой. Новая осень навеяла мысли о смерти. О коротком периоде, когда лишь вздох становится ширмой между двумя мирами. Каждого когда-нибудь ждёт приближение к этой тонкой грани, и осенью это приближение ощущается яснее всего. Общая смерть природы словно читается в трауре природы по усопшей листве. «Ах ты, осень! Что же ты, осень, наковеркала…» Он увидел перед глазами, как наяву, свою молодость. Да, он был хорош собой. Но слишком печальный, задумчивый и уединённый. В те времена осень превращалась в пору, когда навевают странные, грустные мысли о приближающемся неведомом горе. Для писателя, который черпает из грусти вдохновение, это был настоящий золотой кладезь! Подул ветер. Тонкая смуглая кожа покрылась мурашками и побелела. Синяки в местах вен у кистей напряглись, растянулись, как барабан. Ветки голых деревьев загремели между собой, и старик вновь увидел себя прежним. От этого защемило в груди. Сколько сил? Сколько возможностей? Сколько дорог лежало перед его ногами? И как среди такого обилия не сойти с ума?! Хорошо, что родители всегда были рядом и помогали. Хорошо, что всегда выбирали за него, и их авторитетное мнение усиливалось в нём. Славные были времена! Когда все проблемы касались только родительского кармана… Друзей было очень много. Почти по всей стране, в каждом уголке кто-то находился знакомый. Но так сложилось, что ни с кем не хотелось общаться. Всю жизнь. Даже те, кто раньше всегда казался гостеприимным, со временем сдались. Старик покивал в осеннюю тишину. Да. Это его заслуга. Столько 257

возможностей и упущенный талант. Вся жизнь на кончике пальцев, бегающих по клавиатуре. Строка за строкой. В те времена казалось, что писательство – это выход, отдушина на все случаи жизни! Казалось, это возможность увековечить своё имя в мировой истории и литературе. Писатель-фантаст, создатель своих странных, причудливых миров. Кем он стал теперь? Одиноким стариком, сидящим в парке и ждущим, что в наступающем тумане кто-то появится. Новые воспоминания, как призраки, вскружили глаза и голову. Боль отпустила. Сколько раньше было любви… Любовь, как весенняя зелень – появляется от тепла и умирает от сухости. Старик вновь покивал. Он вспомнил её. Увы, от большой любви сильнее бьются стёкла, роняются серванты, ломаются зеркала. Два сына, как два разбитых зеркала, отражали его молодость. Они сбежали, будучи молодыми и горячими, желающими жить одним днём. Сам он не был таким, но всегда любил таковым казаться. Вновь осень пробила на чувства. Что лучше – быть для себя или казаться для всех? А что, если его дети тоже просто хотят казаться остальным, а на самом деле они робкие и тихие? Слишком поздно это выяснять. Старик покивал. Он понял правильный ответ. Жаль, теперь его не используешь. Он понял отца, понял слова, брошенные напоследок. «Я не вернусь!» «Ах ты, осень! Что же ты, осень, наковеркала… Или, как было в том стихотворении…» По белой щеке опустилась слеза. Ветер сдул каплю и обдал холодом острое лицо, утопающее в грустных морщинах. В завершение дум и печалей осень сжала кулак на горле старика. Он ждал. Он знал. Рано или поздно она 258

стиснет холодную руку и удушит ледяной хваткой. И никто, кроме неё, ничего не узнает. Но старик покрутил головой. Дурные мысли заставили его ожить. Он всё ещё ждал. Кто-то обязательно должен прийти и узнать его секрет жизни. Кто-то, кого он до безумия хочет увидеть. Это будет тот самый человек, из- за которого от волнения дрожат колени. Небо затянулось облаками, и золотые нити солнца скрылись. Туман поднялся неожиданно. Его появление ничто не предрекало, поэтому старика обдало холодным потом. Он только сейчас понял, что один в парке. Туман тянулся от недалёкого пруда, обнесённого плиточной дорожкой. Но этот пруд ни за что не сравнится с тем, вокруг которого старик гулял со своей чёрно-белой собакой, похожей на охотничью. Спустя столько лет, старик с трудом пробивал гранитные буквы её клички в своей памяти. Что-то связанное с весельем… «Веселун? Весельчак?» «Осенью особо чувствуется одиночество. И если есть, кому подержать, ещё хорошо. Но если ты и так один, это убийственно!» Туман окружил парк. Всё забрал под свой расплывчатый закуток – набухшие от сырости стволы, притоптанные листья, траву, скамьи, чёрные урны. Теперь вместо тонких лучей здесь хозяйничал седой шаман. В какой-то момент сбоку что-то задвигалось. И он появился. Высокий юноша, слепленный из туманного теста. Увидев его, старик подумал, что тело пришельца было набито облаками, подобно пугалу. Старик мигом узнал знакомую тень и дрогнул в сердцах. Да. Это был тот самый кто-то, который приходил ещё с утра в квартиру. - Быстрее! – прохрипел старик, помахав рукой. После резких движений закололо сердце. – У нас мало 259

времени... – Произнёс и схватился за грудь. Незаметно старческим глазам тень подошла в густом облаке тумана и бесформенной кучей, чем-то напоминающей человеческую, остановилась у скамьи. Сердце сжалось сильнее. «Этого не может быть!» – кричал рассудок. «Никто мне не верил!» – восхищалась душа. Укутанный в перламутровый туман, как в плащ, с пустыми глазницами призрак уставился на старика. Из немого рта, казалось, вот-вот вылетит фраза: «Зачем ты меня ждал?» Он уселся напротив старика высокой статной фигурой и грозно посмотрел на соседа. Молодость – время грубости и поспешности. В противовес ей, старость – опыт и мягкость. Существует ли видимая черта межу двумя крайностями? Некий баланс, возраст, после которого уже осознанно понимаешь, что ты не грубый, как прежде, а мягкий и разнеженный. Старик прохрипел. Его сердце резко сжалось и судорожно напряглось. Тень стояла напротив с нависающей головой. Пустые глазницы впивались в смуглую кожу, и казалось, будто вот-вот прозвучит приговор. Неуверенно старик начал шептать, переходя на уверенный хрип: - Умоляю, когда вернёшься, будь смелее. Увереннее. Умоляю, общайся, с кем только вздумается, с кем захочешь… Обращайся в издательства… И напомни мне её голос, умоляю! Нет времени на страх… Не успел старик расплакаться от последнего слова и накинуться на призрака, как сквозь перламутровый плащ тумана проступили солнечные лучи. Произошло это так, словно дым улетучился струйкой в небо. Старик ещё некоторое время посидел на скамейке, но понял, что достаточно замёрз. Он встал, оглянулся по сторонам, вновь ожидая встречу с призраком. Однако 260

парк, как и прежде, утопал в одиночестве. «Как и я…» Неуверенным шагом старик поплёлся домой. Понял ли призрак послание? Приходил ли за этим? А зачем ещё обращаться молодому к старому? За опытом или за подсказкой? Старик покивал и, сжав зубы, вошёл в подъезд. Одинокая квартира уже ждала его. 261

Михаил Войтович г. Владивосток Гимн отверженных Не познать нам тепла домашнего, Не испить из колодцев осёдлости, Не имеющих срока годности Для адептов века вчерашнего Мы – кочевники вне обязательства Хранить верность устоям общества, Наш удел – сладкий яд одиночества В предлагаемых обстоятельствах. Бесконечен наш путь отверженных Под холодными яркими звёздами. Как птенцы, что расстались с гнёздами, Мы летим над полями безбрежными. Восстаем из земли колосьями, Выпадаем дождями обильными – Добровольные вечные ссыльные, Мы поем гимн безудержной осени. 262

Осеняющей дланью господенной, Потемневшей от ветра и времени Всех живущих без рода и племени, Всех идущих без флага и родины. Колыбель и могила для избранных, Ты для нас стала любящей матерью, Открывающей тайны Создателя На страницах, еще не написанных. Обитель муз Не для ушей, а для души, Не языком, а сердцем, Без суеты в ночной тиши Стихи стучатся в дверцу. Услышать тихий этот стук – Великая удача, Идем к нему дорогой мук Сквозь стену плача. Через осеннюю хандру, Дожди и ветры, В кругу собратьев по перу, Забытых в недрах. Идем глухи, слепы, немы, В грехе и боли, Не от тюрьмы и от сумы – От тяжкой доли. Слагаем рифмы из словес, Без сна, в смятенье Под сенью сумрачных небес – Незримой тенью. 263

Качает маятником-грузом – То ввысь, то оземь, Где правит бал обитель муз Царица-осень. Та, чьи объятья холодны, Суля забытье На ржавом острие иглы С истлевшей нитью. За лабиринтом – лабиринт, Тупик за тупиками, Душа, одетая в гранит – Сама как камень. Но иногда в завалах фраз Среди старья и сора Плетет Эвтерпа внутри нас Свои узоры. В них суть и ясность бытия, Гармония и сила, Где кто-то чертит моим «я», Что будет, есть и было. Осенний дождь Осенний дождь Пока лишь робко мнется у окна И смотрит сквозь стекло печальным взглядом, Кто эта женщина? О чем молчит она? Осенний дождь уже стучится градом Бокал вина И ворох серых смятых простыней Хранит следы былых побед и сплетен, Вокруг завеса призрачных теней… Бокал вина смел со стола осенний ветер. 264

Уставший бог Задернул в спальне шторы, Скрипит в углу кровати старый панцирь, Как в водевиле – пошлом и дешевом Уставший бог мир закружил в безумном танце. Вчерашний день Был пойман за руку с поличным, Но растворился в утреннем тумане С ухмылкой хитрой, наглой и циничной – Вчерашний день сегодняшним не станет. Забытый блюз На старой треснувшей пластинке Играет осень и смеется вволю, Танцует в рыжей выцветшей косынке Забытый блюз – начало следующих историй. Осень Ты в платье цвета фонарей, Среди задумчивых лесов, С печальным взглядом мудреца В мельканьи красно-желтых дней, Уходит в небо дым костров – Земля без края и конца. Ты хлеб её, ты соль её, Медовый вкус пшеничных сот, Опавших яблонь долгий стон Налита жизнью до краёв, Её страстей водоворот В ушах – знакомый странный звон. 265

Он слаще песен всех сирен, Сильней любых оков и пут Зовет туда, где смерти нет, Где больше не возводят стен – Заблудших душ ночной приют На склоне облетевших лет. Ты вдохновляешь на покой Всех, не нашедших отчий дом, Всех, проскочивших поворот, Кого нет рядом – с глаз долой, Из жизни прочь, из сердца вон – Окрашен алым небосвод. И снова нечего терять – Невидим тот, кто сжёг дотла Все переходы и мосты… О чем жалеть, зачем нам знать, По ком звонят колокола В плену танцующей листвы. Тоска по дому На чужбине я гость, вечный странник, Там почти растворяюсь в забытом тепле. Где мой чай, где мой треснувший подстаканник? Они самых изысканных вин мне милей. Там улыбки на плоских рисованных лицах, Там нет мусорных куч и облезлых дворов, Но мне берег в изломанных линиях снится Среди серых камней и растерзанных мхов. 266

Только дома дожди и осенние ветры Соберут наконец меня в то, что я есть – Моря зов, неба свет и тайги километры Принесут долгожданную весть. Только дома я тот, кем задуман Всевышним Жить на этой суровой холодной земле, И при этом суметь для других стать не лишним, Пустить новые корни в остывшей золе. 267

Надежда Андреева г. Новосибирск Царица Леса Шуршала осень в голове, Вольна тигрица сменить право, Когда ручей журчит в душе, Но вне души идёт облава. Припасть к траве осенних грез, Вдохнуть поглубже свои мысли, А ветер перемен, что проза, Ковром цветов мгновение выстлал. Царица леса, ты – тигрица! Не зная клетки и цепи, Проходят блики вереницей В мечтаньях девы, вдоль тропы. Облава где-то в стороне Проходит мимо места рая. Лёжа под солнышком в траве Ты возродишься умирая. 268

*** И божьи слезы вновь на нас с небес. Я сквозь разводы окон наблюдаю грусть. Там осень золотом играет листопада песнь, А я сижу на подоконнике босая, ну и пусть. Я наблюдаю свысока за суетой людей Спешащих по своим делам, они для них важны. За голубями, что клюют вчерашний хлеб, Которым кормит их озябшая бродяжка. Смотрю, как под зонтом спешит малец, Не обходя всех встречных Луж, а прям по ним. А на заборе воробушек сидит, осиротев, Глотая папирос прохожих встречных дым. Начало сентября, а осень уже в праве, Наводит распорядок, снимая с кроны летние цвета. Разбрызгав жёлтой краски на листву рябины, А лист осины, что металл, накалом докрасна. Все небо серой дымкой, не видно облаков. Не видно солнышка лучей сквозь серость полотнища. Да, возможно, в этом и родится наша грусть, Но также вдохновение несут поэтам, пролетая, птицы. Закутаюсь поглубже в старый мамин плед, Вдохну парок из кружки кофе с коньяком. Как хорошо вот так встречать рассвет, Как хорошо, сидим вдвоём с котом! Он мне мурчит осенних дней сонату, И шерстка мягкая, как тёплый черный плюш, И, выпив кофе, собираться надо, Пойду во двор, во власть осенних душ. 269

Игорь Ильницкий г. Алматы, Казахстан На ладонях твоих На ладонях твоих Лист осенний затих, В нём последний привет – Солнца яркого свет. В уходящую осень Все печали мы бросим, И хрустальным стеклом Снег закроет наш дом. Зима в небе колдует, Ветер с севера дует. Опустели поля, Загрустила земля. Только ты, дорогая, Не тревожься, родная. Моё сердце с тобой И с любимой землёй. 270

Не страшны нам морозы И плохие прогнозы. В любовь верит зима, Ведь грешила сама. На ладонях твоих Поцелуй губ моих. В нём душевный привет – Солнца яркого свет. Старый сад В старый сад я вхожу, По тропинке иду. У деревьев в саду О судьбе расспрошу. Расскажи мне, черешня, Для кого твоя песня? Расскажи мне, рябина, Кого жарко любила? Почему же ты, вишня, Замуж так и не вышла? Так красиво цвела Весной крона твоя. Прошептала мне слива: «Вишня ветер любила. С ним кружилась она, Не жалея себя». 271

Разлетелись цветочки, Поредели листочки. Ветер к ней охладел – Навсегда улетел. Одиноко грустит, Ночью лунной не спит, Вспоминает года, Когда ярко цвела. Я в саду постою, Свою песню спою, Грусть-тоску разгоню, К себе вишню прижму. Расскажи мне, черешня, Для кого твоя песня? Расскажи мне, рябина, Кого жарко любила? Почему же ты, вишня, Замуж так и не вышла? Так красиво цвела Весной крона твоя. 272

Поезда Поезда, поезда, Словно наши года, Вы летите куда, Поезда, поезда? Одинокий перрон, Вам, отвесив поклон, Свет прольёт фонарём За вагонным окном. Стук знакомых колёс Наши годы унёс. Не попасть в тот вагон, Далеко теперь он. Загорится звезда, Загудят поезда, И мечта навсегда Улетит без следа. Солнце в небе встаёт, Новый день поезд ждёт. Время час не вернёт, Молодость не придёт. Поезда, поезда, Мы без вас никуда, Как и наши года, С вами будем всегда. 273