Светлячки

падавшем была рубашка в цветочек, чёрные брюки, на ногах драные кеды, на голове ‒ лысина. Ищем. На станции метро обнаружен труп неизвестного. Внешних следов насилия нет за исключением квитанции об оплате годовой подписки на газету «Взгляд изнутри» и пяти лотерейных билетов. Гражданин Иванов был задеpжан за то, что, идя по улице, нецензуpно удивлялся кормовой части впеpеди идущей женщины. Отпущен после поучительной беседы. Оказана медицинская помощь бомжу Сапрыкину, получившему телесные повреждения по месту житель- ства на помойке. Гражданин Дудиков нарушал постановление 592 на стену православной церкви. Дежурный по участку лей- тенант Павликов, обходя вверенный ему участок, сделал Дудикову устное предупреждение. Дудиков повернулся и продолжил нарушать постановление 592 на лейтенан- та. Павликов повел Дудикова в участок. По дороге Ду- диков злостно продолжал нарушать постановление 592, причём делал это с особым цинизмом ‒ зигзагообразно. Когда Павликов доставил его в участок, он прекратил нарушение постановления 592, но не потому, что осоз- нал, а потому, что иссяк. Пенсионерка Бобрикова принесла на экспертизу жидкость от своей соседки, имеющую запах самогона и дрожжей. Написала жалобу. Гражданин Копейкин, возвращаясь ночью пьяным с работы, сбил ногой на пешеходном переходе проезжа- ющий мимо «Мерседес». Завязалась драка между Ко- пейкиным и водителем «Мерседеса» Крутым, который тоже был пьян. Обоим предъявлены штрафы за админи- стративные нарушения. ‒ Хорошо-хорошо, ‒ постучал костяшками пальцев по столу Пищук. ‒ Задержанные есть? 100

‒ Есть, ‒ по-военному чётко ответствовал Ники- форов. ‒ Полуголая девица, фотограф и баба с волком. ‒ С кем? ‒ С волком. Сидят в обезьяннике. Сказал, утром разберёмся, выпустим. ‒ Эти что натворили? ‒ насупил брови Пищук. ‒ Баба с волком гуляла на огороженной площадке для выгула собак, граничащей с большой спортивной пло- щадкой, где гражданин Карандашин, называющий себя фотографом, устроил фотосессию с обнажённой граж- данкой по фамилии Нагая прямо перед окнами жильцов многоэтажного элитного дома. Гражданка Нагая, будучи обнаженной до трусов, принимала всякие вызывающие позы. Волк вырвался с площадки и напал на Нагую, со- рвав с неё стринги, что оскорбило прохожих и жителей дома. Прохожие вызвали наряд полиции. Все нарушите- ли общественного порядка были доставлены в участок до выяснения обстоятельств дела. ‒ Та-а-к… Разберёмся. Веди-ка сюда бабу без вол- ка, ‒ грозно сверкнул очами Пищук. ‒ Без волка не получится, ‒ раскраснелся сержант. ‒ Рычит, никого к хозяйке не подпускает. ‒ Волк большой? Надо ей впаять статью за квартир- ное содержание диких животных в мегаполисе. Веди. Пусть намордник оденет. ‒ Кто? ‒ не понял Никифоров. ‒ Кто-кто! Волк! Впрочем, лучше бы на обоих на- деть. Веди! Через пять минут дверь отворилась. В кабинет мед- ленно вошла растрёпанная женщина средних лет, рядом с ней мирно шёл, поблёскивая янтарными глазами, се- рый волк из сказки про «Красную Шапочку». ‒ Почему у него такие большие зубы? ‒ чуть не вы- рвалось у Пищука, но он вовремя спохватился. ‒ Сади- 101

тесь на дальний стул у двери. Гражданка Скомо- рохина, рассказывайте, как это ваша серая скотина напала на несчастную девушку? Почему не следите? На- рушаете общественный порядок, раз, содержите дикое животное в квартире, два. ‒ М-м… ‒ замычала женщина, ‒ это не волк, это по- рода такая, это овчарка с волком. ‒ Ещё хлеще, ‒ злобно буркнул Пищук. ‒ Рассказы- вайте, как он вырвался. ‒ Мы гуляли в отведённом месте, ‒ начала хозяйка волка, нервно теребя в руках ярко-красный поводок. ‒ На соседней площадке шла фотосессия. Мой пёс нор- мально реагирует на обычных людей в одежде, а здесь девица выставила свои груди наружу и начала руками размахивать. К нам пришли друзья с лабрадором, волк выскользнул в открывшуюся калитку, и прямиком к де- вице. Девица как раз в этот момент джинсы приспусти- ла, увидела волка, испугалась, запуталась в них и начала дрыгаться ещё больше. Ну вы же знаете, как охранная собака реагирует на лишние движения. Фотограф сорвал с неё джинсы, она в одних стрингах осталась, тут волк подоспел и побежал за Красной Шапочкой, тьфу, за де- вицей. Стали они бегать по стадиону. Волк ухватил её за стринги и сорвал их, она и оказалась голой. На ней остались только туфли на пятнадцатисантиметровых шпильках. Я поймала его, отругала, а тут наряд полиции подоспел. Но ведь никакого вреда ни девице, ни фото- графу пёс не нанёс! ‒ А порванные стринги! Самое что ни на есть хули- ганство. А собака, бегающая без привязи? Двойное. Светит вам, дорогуша, десять суток или штраф. Что выбираем? ‒ Штраф… ‒ вспотела Скоморохина. ‒ Выписы- вайте! ‒ Ждите в коридоре. Сержант принесёт. 102

Нажал кнопку вызова. ‒ Никифоров! Веди фотографа с девицей. В комнату робко вошли молодые люди: парнишка в толстых очках и юная девушка в майке-сеточке, через которую просматривались все ее достоинства. ‒ Присаживайтесь, ‒ пригласил раскрасневшийся Пищук. ‒ Рассказывайте, что вы делали на спортивной площадке элитного дома? ‒ Мы проводили фотосессию для модного журнала «Образ», ‒ начал фотограф. Мы недолго. Всего полчаса. ‒ Как вы, батенька, в таких линзах фотографируе- те? ‒ поинтересовался Пищук. ‒ Искажение реальности. А почему в голом виде в общественном месте? Мелкое хулиганство. ‒ Мы выбрали время, когда народу мало. Мы соби- рались быстро отснять материал и уйти, уж больно на- тура хорошая была. ‒ Да уж… ‒ смерил взглядом девицу Пищук. ‒ На- тура и впрямь, что надо, даже волк оценил. А вы Нагая что же совсем стыд потеряли? Крутите своими прелестя- ми на глазах у изумлённой публики. Придётся вас на десять суток посадить, обдумаете своё поведение. У нас в участке и откорректируем ваш образ. ‒ Во всём виноват волк! Если бы не он… Никто бы и не заметил, ‒ засуетилась Нагая. ‒ Мы снимались для приличного журнала. За такие снимки платят большие деньги. ‒ Деньги заплатите. Не сомневайтесь, ‒ усмехнулся Пищук. ‒ Мы тут и не таких на чистую воду выводили. А вы, гражданин фотограф, выбирайте «натуру» в более скромных местах. ‒ А тётка с волком? ‒ заблестел линзами очков фо- тограф. ‒ Стало быть, не виновата вовсе. Если бы не она, никто бы и не заметил. 103

‒ Однако заметили, ‒ поправил его Пищук. ‒ С гражданкой Скоморохиной и волком мы разбе- рёмся без вас. На соседнем поле футболисты играли, вы им сорвали матч. Мимо шли мамаши с малыми детка- ми, и что они видели? Голую Нагую, бегающую по ста- диону, в чём мать родила? Все хороши. Что мне делать с вашей весёлой компанией? Волка на цепь, вас всех на десять суток. Ответите коллективно за антиобществен- ные действия, хулиганы. Были тут у меня клиенты. По- жилые. Налила бабка деду сто грамм ‒ ему показалось мало. Стал клянчить ещё. Заявил, если не нальёт, пове- сится в ванной. «Иди вешайся, старый дурак», ‒ сказала бабка. Пошёл дед в ванную, взял веревку, привязал её к брючному ремню, пропустил под рубахой и сверху на- дел фуфайку. Встал на табуретку, привязал конец верев- ки за палку и откинул табуретку. Бабка видит, дед затих, заходит в ванную и давай причитать. Вызвала участково- го. Петренко пришёл, решил снять труп. Поставил табу- рет, встал на него, достал нож, чтобы обрезать веревку. Дед возьми и обними его за шею. В результате упали оба. Петренко сломал два ребра. Между прочим, за это деду дали пятнадцать суток, как за мелкое хулиганство. ‒ Не надо пятнадцать суток, ‒ неожиданно заплака- ла Нагая, тряся худенькими плечами, усыпанными каш- тановыми локонами. ‒ Мы лучше штраф заплатим. Сколько скажете. ‒ Правильно! Штраф ‒ это официально установ- ленная плата за то, чего делать нельзя, ‒ строго рявкнул Пищук, нажимая кнопку вызова. ‒ Никифоров! Выпиши штрафы Скоморохиной и Нагой по пятнашке, фотогра- фу ‒ пятёрку. Зайди в кабинет, я тебе колбасы дам. Угос- ти волка. Я бы на его месте тоже за голой бабой бегал. Нам бы такого в полицию, патрулировать улицы. Ну и денёк! 104

Денежные мыши Гаврила Семёнович зашёл в Сберкассу в хмуром настроении. Жена с утра надавала ему кучу заданий: зайти в магазин, аптеку, забрать сына из школы, разо- греть ужин ‒ она приболела. Решил побыстрее провести инкассацию банкомата, сдать выручку и домой. У дверей «Сбербанка» его встретил управляющий банка Макар Сергеевич Оприходов с парочкой кассиров. Глаза женщин были расширены, Оприходов сам был, как терминал: рот, как почтовая щель, глаза бегают туда- сюда. ‒ Гаврила Семёнович! День добрый! У нас чрезвы- чайное происшествие с банкоматом, выдающим купюры. Слышны странные звуки и постоянно что-то шуршит. Со вчерашнего дня плохо работает. ‒ Посмотрим-посмотрим, ‒ пробормотал Гаврила Семёнович, меняя зимнюю куртку на рабочий халат. До- стал инструмент и начал откручивать переднюю панель. ‒ Отойдите. Не галдите. Что вы трётесь, как мыши на привозе. ‒ Что это?.. ‒ ткнула пальцем в груду бумажек кас- сирша Люся. ‒ Кто это сделал? Это же деньги! ‒ Это… Были деньги, ‒ разворошил пальцем бумаж- ки Гаврила Семёнович. ‒ Сколько купюр?.. ‒ Семнадцать тысяч рублей, ‒ по-военному чётко отвечал Макар Сергеевич, заглядывая в кассету. ‒ Ну-ка, дайте поворошу! Как только Макар Сергеевич копнул кучку разноц- ветных бумажек, из-под его пальцев резво выскочили две серенькие мышки, испуганно хлопая глазками-бу- синками. Бум… Кассирша Таня грохнулась на пол. 105

Мышки вздрогнули и тут же закопались в бумажки. ‒ Какие хорошенькие-е… ‒ потянула к кучке руки Люся. ‒ Займитесь Таней! ‒ рявкнул Макар Сергеевич. ‒ Дайте ей нашатыря! ‒ А вы с мышками ничего не сделаете? ‒ заволнова- лась Люся, приподнимая с пола белокурую голову кол- леги. ‒ На мороз выкину, ‒ с досадой выпалил управля- ющий. ‒ Приводите быстрее в чувство Татьяну, скоро банк открывается. ‒ А можно я их домой возьму для сынишки с доч- кой? ‒ не унималась Люся, глядя на приходившую в себя Татьяну. ‒ А может, их с Таней поделим: одну мышку ей, одну ‒ мне. ‒ Нет, ‒ буркнул управляющий. ‒ Будут жить здесь. Наш золотой, тьфу, серый запас, питающийся «зе- ленью». Отправьте водителя в зоомагазин за клеткой. «Денежные мыши» будут символом нашего банка. Гаврила Семёнович сначала схватил одну мышку за хвостик и опустил её в трёхлитровую банку, потом вто- рую, присыпав зверушек остатками купюр. Через пару часов на столе Макара Сергеевича стоя- ла двухэтажная клетка. В ней для проживания мышей было всё: два домика ‒ на первом и втором этажах; плас- тиковая поилка; несколько лесенок; кормушка и беговое колесо. Посередине первого этажа водитель насыпал горку семечек, прикрыв разорванным надвое евро. Потекли с тех пор клиенты в этот банк бурной рекой. Всем хотелось посмотреть на денежных мышей, а некоторые и потомство от них просить стали. Так две маленькие мышки вывели к большому успеху скромный филиал отделения «Сбербанка». 106

Дворник Сурен ‒ Ну и где этот главный менеджер по охране окру- жающей среды и прилегающих территорий к нашему объекту? Куда пропал с радаров? ‒ нахмурила брови ад- министраторша, строго глядя в глаза охранникам. ‒ Пал- ки валяются, камешки. Мальву зачем-то скосил. Старший по смене замялся. ‒ Галина Михайловна, да вы садитесь. Чайку попей- те. Сейчас мы его позовём. Случилось что? Галина Михайловна зашла в охранницкую, бросила сумочку на диван, предназначенный для начальства. ‒ Сейчас приедет руководство объекта. Нашлись по- купатели. Нужно будет показать им здание. Где Сурен? Андрей подтянул форму, быстро надел головной убор и бросился вглубь пустого здания, которое охра- няют вот уже несколько лет, и в котором давным-давно никто не живёт. Не успела Галина Михайловна заварить чай, за ок- ном послышались шаги. В окошке мелькнул серый плащ начальника строительного концерна и с ним какого-то незнакомого мужчины в белом костюме. ‒ Мишка! ‒ окрикнула второго охранника Галина Михайловна. ‒ Открывай двери. Приехали. ‒ Здравствуйте, Пётр Иванович! – улыбнулась Гали- на Михайловна боссу. ‒ Будем смотреть объект? ‒ Знакомьтесь! Гелик Ашотович Папакян, возмож- ный будущий владелец этого здания, ‒ представил брю- нета в белом Галине Михайловне. ‒ Чай пить не будем. Некогда. Пойдёмте сразу осматривать помещения. С чего начнём? Командуйте! ‒ Предлагаю начать с самого знаменитого места в этом доме, с крыла, где работал, хоть и недолго, знаме- 107

нитый советский диктор Юрий Левитан, ‒ заиграла ямочками на щёчках Галина Михайловна. ‒ Прой- дёмте по лестнице на второй этаж. Сыпется всё в доме, лет двадцать пустой стоит, всё никак своего хозяина не дождётся. Сносить дом нельзя ‒ памятник сталинской эпохи, только реставрировать. Проходите-проходите. ‒ О! ‒ воскликнул Гелик Ашотович, ‒ да это уни- кальный дом! Сам Левитан! ‒ Да-да, многоуважаемый Папакян! ‒ поддакнул Пётр Иванович. ‒ Знаменитые люди ходят по ступеням этого дома. Вы же тоже не последнее лицо в строитель- ном бизнесе. У нас тут даже ваш земляк работает ‒ Су- реном кличут. Дамы, вперёд, ‒ галантно отставил ручку Пётр Иванович, пропуская администраторшу. Галина Михайловна первой ступила в тёмный ко- ридор, шагнула вперёд и обомлела. Уникальная дверь необычного жёлтого цвета, выполненная в форме по- лукруга, прикрывавшая студию легендарного диктора, таинственно исчезла. Вместо неё зияла большая дыра, в которую был виден большой дубовый стол, ‒ за ним когда-то сидел небольшой человек в очках, обладавший огромной силы голосом. Пётр Иванович вопрошающе посмотрел на Галину Михайловну и было открыл рот, но промолчал. Галина Михайловна стояла ни жива, ни мертва, с тоской глядя на сиротливые петли. Зато Гелик Ашотович бросился в бой. Он щупал стол Левитана, стучал по стенам, прыгал на полу и вы- глядел, как малое дитя. ‒ Откроем гостиницу и при ней музей! Народ по- тянется, ‒ решил Папакян. А потом начался осмотр других этажей, и длилось всё это более часа. Всю оставшуюся часть осмотра Пётр Ива- нович на Галину Михайловну даже ни разу не глянул. 108

Когда комиссия ушла, Галина Михайловна в ярости опустилась на стул, и тут в охранницкую с улыбочкой вошёл Сурен. ‒ Звали? ‒ Убью! ‒ взлетела петардой Галина Михайловна. ‒ Где дверь от Левитана? ‒ От кого? ‒ не понял Сурен. ‒ Ты дурак али как? ‒ метала синие молнии из глаз администраторша. ‒ Ты самый хитрый из армян, не зна- ешь, кто тут Левитан? ‒ Вроде, этот Левитан пейзажи лихо рисовал, ‒ по- чесал затылок Сурен. ‒ Я тебе сейчас покажу картины! ‒ погрозила кула- ком Галина Михайловна. ‒ За голову Левитана Гитлер обещал двести пятьдесят тысяч марок. За твою не дал бы и гроша. За Левитаном Гитлер готовил специальную группу СС к заброске в Москву, чтобы его ликвидиро- вать. А ликвидировать с объекта придётся тебя. ‒ Шпион, что ли? ‒ вытаращил карие глаза Сурен. ‒ Сурен! ‒ зашипела Галина Михайловна. ‒ Ты в школе учился? ‒ У-у-чи-и-лся, ‒ по-восточному протянул Сурен. ‒ Кто дверь украл? ‒ перешла на крик Галина Ми- хайловна. ‒ Какую дверь? ‒ икнул Сурен. ‒ Жёлтую на втором этаже. ‒ Не знаю, ‒ непонимающе мотал головой Сурен. ‒ А кто знает? Зови охранников, сейчас спросим. Андрей! Михаил! Идите-ка сюда, ‒ зычно крикнула Га- лина Михайловна, ‒ оглядывая кучку столпившихся му- жичков. ‒ Андрей! Ты старший по смене. Отвечай, как на духу. Где дверь Левитана? ‒ У Сурена на даче, ‒ спалил его охранник. 109

‒ Ах-х …Воришка! Самый целеустремлённый дворник ‒ сметаешь всё на своём пути. Завтра что- бы дверь была на месте! Ясно? На следующий день Галина Михайловна пришла на работу на час раньше. В дворницкой на стойке стояла ваза с цветами. Андрей распахнул перед ней дверь, его глаз заплыл синим цветом. На ступенях стоял улыбаю- щийся Сурен в армянской национальной шапке. ‒ Проходите, уважаемая Галина Михайловна. Дверь на месте, стол на месте, стул на месте, портрет Левитана нашёл. Повесил над столом. А можно, я ваш сейф на дачу заберу? Вы же всё равно им не пользуетесь? Сухарики Далёкие семидесятые годы прошлого столетия. Счастливые дни моего детства. Мне тринадцать лет. Мы с бабушкой на даче. Родители уехали в санаторий по проф- союзной путевке. У бабушки тоже отпуск, но она пред- почитает проводить его на даче. У неё большой огород, она выросла в деревне и не умеет отдыхать. Постоянно копается в земле. Я помогаю ей. Только что собрала це- лое ведро крыжовника. Мы с бабушкой садимся на кры- лечко и начинаем перебирать ягоды. Хорошие, гладкие, ровные в одну миску, похуже ‒ в другую. У бабушки есть одна особенность. Собирает все недоеденные корочки хлеба и сушит вкусные сухарики, потом складывает их в холщовые мешочки. Этих мешочков много, очень много, и я не понимаю, зачем ей столько сухарей? ‒ Бабушка! Зачем тебе столько сухариков? Бабушка вздыхает, смотрит серыми глазами куда-то мимо меня. Словно её здесь нет. Я разглядываю её про- стое красивое русское лицо: маленький носик уточкой, 110

ямочки у губ, всегда серьёзные глаза. Постепенно она переводит взгляд на меня: ‒ Война! Во всём виновата война. Всю жизнь мою поломала. Если бы мой Ванюшка не погиб… всё было бы иначе. Мы так любили друг друга. Дедушку твоего в первом бою убили. Как выжила? Сейчас не понимаю. Всю войну еле-еле концы с концами сводила и… голо- дала. Много голодала. Маму твою кормить было нечем. А, бывало, ей найду поесть, а самой нечего. Пришлось выживать. Работала с сорок третьего года. По ночам шила платья на заказ. Алечку, мою крошку, с соседкой оставляла. Думала, кончится война ‒ легче станет. Ока- залось, ещё труднее. К другим мужья вернулись, а я одна с четырехлетней дочкой на руках. Хорошо, вернулся из эвакуации завод «Салют», где Ванюша работал. Вот туда и устроилась на работу бухгалтером. До войны успела закончить техникум советской торговли. ‒ Бабушка! А как твоя семья войну пережила? У тебя же три брата и три сестры есть. Тётю Катю, дядю Фиму и дядю Сережу знаю. А остальные? ‒ Всех нас война потрепала. Долго восстанавли- вались. Тётю Катю немцы в Германию угнали. Отдали в немецкую семью на хозяйственные работы. Ей всего пятнадцать было. А там у этих же немцев мальчишка оказался из нашей деревни. Он у них поле вспахивал. Сынок у них родился и умер. Мальчишку того немцы до смерти забили. А когда Советская Армия освободила пленных, я её сюда позвала, мне ребёнка не с кем было оставлять. Катю никуда на работу не брали. Тогда во- еннопленные врагами народа считались. С трудом её устроила по знакомству в ресторан официанткой. Ефим у нас старший. Он первым в Москву ещё до войны уехал учиться. Закончил Ветеринарную академию им. Скрябина. В войну был с академией в эвакуации в 111

Петропавловске, разработал новый вид тушёнки для бойцов Красной Армии. Его наградили за это. В сорок третьем вернулся, только благодаря его помощи и выжила. Он и сейчас доцентом там работает. Остальные: Сережа, Юля, Дуся и самый младший Фёдор с родителями в Смоленской области под немцами в оккупации жили. Серёжа старшим был, ушёл в парти- заны. Это после войны он перебрался в Подмосковье в Купавну. Женился на девушке из Белоруссии, у неё тут родня. Маму тогда фашисты в штаб взяли, сильно из- бивали, требовали выдать сына. Она ему в лес передач- ки носила. Кто-то из деревни стукнул немцам. Но она ни слова не проронила. Какая мать своё дитя предаст? Отец каждый день в штаб ходил, на колени перед нем- цами вставал, чтобы отпустили. Четверо детей на руках оставались. Еле-еле односельчане помогли её вытащить. Немцы отпустили, за это Катю, сестру, в плен в Герма- нию угнали. А всего нас детей было двенадцать, выжили только мы семеро. Восьмая сестра Раиса в войну умерла от вос- паления лёгких. После войны, как Сергей женился, родителей и сес- тру Юлю мы с Ефимом сюда перевезла. Они в Купавне с Сергеем поселились, там дом большой. Дуся с Фёдо- ром в Смоленске осели. В сорок седьмом я снова замуж вышла за фронто- вика. Родила для твоей мамы сестричку Танюшку. От завода «Салют» мне этот участок выделили. Вот мы со Степаном, отцом Танюшки и начали его осваивать. Радо- вались. Дом кирпичный заложили. Но недолгим счастье наше было. Умер Степан в пятьдесят шестом году от ран, полученных на войне. ‒ Получается, бабушка, ты опять одна осталась? Как же ты дом одна поднимала? 112

‒ Ох… внученька. Работала днём на заводе, а все выходные здесь на участке. Сажала помидоры, огурцы, клубнику. Продавала их по выходным на базаре. Где деньги на стройматериалы брать? Кстати, здесь же и твои папа с мамой познакомились. ‒ Как это? Неужели прямо на участке? ‒ А я тогда плотников искала. Нашла в нашем по- сёлке. Двое братьев, бывших военных офицеров. Тоже плотничали помимо основной работы. Трудно было се- мьи содержать. Участок свой очень выручал. Я курочек и кроликов разводила, чтобы мясо своё было, ну и с огорода овощи на всю зиму закатывала. У одного из офицеров сынок был. Очень ему твоя мама приглянулась. Она у тебя хорошенькая и работящая была. Вот и стал он брать с собой на работу сына-студента. Папа твой тогда в Бау- манском учился. Через год они поженились, а ещё через год ты родилась. Смотри! Вот и разобрали ведро. Теперь можешь идти к девчонкам. Они заждались. ‒ Бабушка, а про сухарики ты мне так и не рассказа- ла. Зачем так много? Сейчас мирное время. Хлеба всем хватает. ‒ Хлеб-кормилец. Мы этот хлеб по карточкам после войны получали. По карточке было положено 500 грамм сахара на месяц. Но давали 250 грамм сахара, а вместо других 250 грамм давали печенье галеты ‒ это на месяц. Получу в гастрономе эти галеты, иду домой, еле донесу. Дочку кормить надо. Невозможно передать, как хотелось есть! Ужасный был голод. Есть хотелось всегда. Хлеба нам давали 500 грамм, кажется. Он был очень тяжелый, вроде как не из муки. Его прямо горячим отре- зали. Возьмешь кусочек, бывало и до дома не доносишь ‒ пока идешь, весь съешь до крошки. Помню, была у нас 113

соседка Зина. Так вот она вообще одна жила, есть ей было нечего ‒ по карточкам очень мало давали, она стала опухать и попала в больницу. А как устроилась на завод, стало легче. Хлеба вы- писывали по 800 грамм и спецзаказы для работников да- вали. Вот с тех пор и завела привычку хлеб да соль про запас складывать. ‒ Оля! Оля! ‒ кричала подружка Лидка из-за забора. ‒ Пошли на речку! ‒ Беги, ‒ улыбнулась бабушка. ‒ Возьми на речку хлеба с квасом из холодильника. Три письма «Здравствуй, моя милая крошечка! Крепко заочно целую и желаю быть здоровой. Ещё привет мой милой дочке и поцелуй её за меня несколь- ко раз. Она, наверное, стала ещё больше и говорит что-то новое. Я очень часто смотрю ваши карточки и такое впе- чатление, что нахожусь рядом с вами. Сейчас только что вернулся с занятий. Сижу в палатке, которую вчера толь- ко сделали. Письменным столом служит моя коленка. Ре- шил написать несколько строк. Возможно, от меня долго не будет писем, не беспокойся, т.к. от станции мы далеко и не знаю куда опустить. Ящика у нас нет. Вот скоро мы разобьём эту нечисть и с победой вер- нёмся домой, и тогда заживём все вместе своей дружной семейной жизнью, а пока прошу, крошечка тебя, успо- кой себя сама. Береги дочку, не жалея для этого ничего. Крепко целую, твой муж Ванюшка. Мой адрес: Почтовая полевая станция №1755 4 О. С. Б. Пульрота. 4. VI. 1942 г.» 114

«Здравствуй, дорогая моя жинка Маруся! Шлю тебе свой командирский привет и креп- ко-крепко тебя целую! Ещё привет моей милой козочке Алечке, поцелуй её покрепче за меня. Милая крошка Маруся, сегодня получил письмо от тебя. Большое спа- сибо, пиши почаще. Сегодня мы прибыли на своё место расположения. Сейчас находимся в Тульской области от передовой пять километров, так что не сегодня, завтра, получим приказ выступать. Ты, моя крошка, знаешь, что война без жертв не бывает. Так что, возможно, придётся и мне поплатиться жизнью. У меня будет одна просьба. Воспитывай и люби дочку, ведь она не будет знать свое- го папу. Я, конечно, буду тебе писать, пока жив. Ведь мы уже собирались один раз выступить, но нас всё время перебрасывали на разные участки, возможно, и сейчас куда переедем. Настроение бодрое и у меня, и моих бой- цов. Эти дни всё время были в походе. Мои бойцы всё время спрашивают, как Москва? Не бомбят ли? Дочка, наверное, стала большой, наверное, уже ножками пере- ступает и скоро будет бегать. Я с удовольствием сейчас хоть на одну минуточку заглянул в комнату и посмотрел на вас. Я вас часто вижу во сне и ещё больше любуюсь на фотокарточки. Кормят нас хорошо, табак дают, но нет курительной бумаги. Привет от Ивана Алексеевича. Он стоит и смотрит, как я пишу, а сам уже наполовину спит. 12. VI. 1942 г.» «Здравствуй, дорогая моя Маруся! Живу по-старому. В настоящий момент строим дзоты, окопы, занимаем линию обороны. Сейчас отошёл в палатку. Она из сосен и ёлок. Очень приятный запах и пишу письмо, а ребята мои продолжают рыть укрепле- ния. Вам с дочкой сейчас тяжело. Прошу, продай мою пару шерстяных брюк, хромовые сапоги, ботинки, все 115

вещи. Если вернусь, купим новые, а умру, то ничего и не нужно. Береги дочку. Я верю, что мы побьём этих проклятых озверевших фашистов и вернёмся к сво- им на родину. Крошечка, в личном разговоре с комис- саром узнал, мы должны столкнуться с противником на днях. Много писать не могу. Надо идти к ребятам. Крепко целую, твой муж Ванюшка. Мой адрес: Западный фронт. Почтовая полевая станция №1755 4 батальон Пульрота. 27. VI. 1942 г.» ‒ Олюшка! Мне осталось недолго жить. Вот и под- няться уже не могу. Возьми коробку в буфете. Там за вещами посмотри. Хотела её маме твоей ‒ Алечке от- дать, решила, пусть у тебя хранится. Там письма от моего Ванечки, ‒ показала в сторону старого, но креп- кого дубового буфета слабой рукой Мария Васильевна. ‒ Будет время, почитай. Дедушка твой очень любил свою доченьку… Мамочку твою. Жалею только, что могилу его так и не нашла… Может, ты разыщешь? Убили его в первом бою у деревни Анино. Двадцать семь ему было, ‒ заблестели слёзы в выцветших глазах. ‒ Хороший он был. Добрый. Любили его люди. Финскую войну про- шёл и… не стало моего Ванечки. Посмотри. Там письмо от его командира лежит. Я торопливо подбежала к буфету. Отодвинула кучку ровно сложенного постельного белья. Достала старую коробку от шоколадных конфет. На ней даже не было пыли. Осторожно открыла и достала жёлтые, истлевшие от времени листочки, сложенные треугольниками. Они напоминали засушенных птичек. Птичек сорок второго года. Их было всего четыре. Три от деда и одно от коман- дира, в котором он сообщал о смерти Ивана Алексеевича Александрова, павшего смертью храбрых. Письма были 116

написаны чернильным карандашом. Было видно, как торопливо их писали. Буквы скачут, словно плачут. Многие строки стёрлись, но я пытливо водила паль- цем, пытаясь разобрать каждую. Бабушка внимательно смотрела на меня и молча плакала. «Уважаемая Мария Васильевна! На Ваше письмо даю печальный для Вас как для жены и матери дочки, которую он так часто вспоминал с гордостью ‒ «Моя дочка» ‒ ответ. Для всех родных, которые вырастили, вскормили такого боевого, мужественного и умелого ко- мандира. Ваш муж был убит 9 июля 1942 года у деревни Анино и там же похоронен. Мой лучший командир, кото- рого я любил больше всех за его деловитость, стойкость и уважение. Вы должны были получить похоронное извещение, если не получили, возможно где-то затеря- лось, я вышлю второй раз. Вот такое печальное известие. Пишу карандашом, потому что нахожусь на передовой. Командир пульроты, лейтенант Мишакин А.Ф.» По моей щеке покатилась предательская слеза, ‒ не хотела расстраивать бабушку: у неё последняя стадия рака. Знала, сейчас она внимательно смотрит на меня. ‒ Бабушка! А каким он был? Ты мало рассказывала о нём. ‒ Работал начальником цеха на заводе «Салют» до сорок первого года. У него было много друзей. Любил компании. Играл на гитаре, хорошо пел. Мы прожили-то с ним всего два с лишним года… В сороковом пожени- лись, в августе сорок первого мама твоя родилась. За- вод эвакуировали. Ему дали отсрочку на год, потому что грудной ребёнок. В мае сорок второго забрали отсюда из Москвы и всё. Пропал мой Ванюшка. Мама твоя, хоть и крохотная совсем была, словно чувствовала всё. Очень крикливая и беспокойная была. Всё плакала и плака- 117

ла. Часами не могла её успокоить. А страшно, как было… Люди с вещами пешком из Москвы уходи- ли. Как ни выгляну в окно, они идут и идут к окраине города. А я тогда подумала: «Останусь здесь. Если Мо- скву сдадут, значит погибну». Куда мне было идти? Мои родители под Смоленском в деревне под фашистами… ‒ Бабушка! А этот Мишакин приезжал к тебе по- том? ‒ Нет. Думаю, и он погиб. Там такие бои шли… Тан- ковые атаки и с воздуха. Говорят, это Анино почти стёр- ли с лица земли. Мясорубка там была. Видно никто не уцелел. Подходы к Москве защищали. ‒ А как же ты выживала здесь? ‒ Подойди к моей кровати, ‒ позвала меня бабушка. ‒ Загляни под матрас. Я осторожно просунула руку под старый полосатый с пружинами матрас. Пошарила рукой. Наткнулась на холщовый мешочек. Достала его. В нём лежали сухари- ки из чёрного хлеба. ‒ Зачем? ‒ изумилась я. ‒ Голодала сильно, ‒ слабо вздохнула бабушка. ‒ Никогда! Слышишь! Никогда не выбрасывай хлеб! По- ложи на место. Бабушки не стало через два месяца. Я отсканирова- ла все письма деда. Неоднократно делала запросы о его захоронении, но ни в одном из архивов мне так и не дали ответа. У дедушки не было наград. Он не прошёл всю войну. Он погиб в первом бою. 118

Разговоры в редакции ПОЛКОВНИК ОТСТАВКЕ ПЛОХОТА Захар Сергеевич Плохота ‒ человек добродушный, прямой, деятельный, спортивный, вездесущий, много поколесивший по Руси. Это и понятно, когда служишь в армии, выбирать не приходится. Куда Родина прика- жет, туда и отправляешься. Долго служил в Казахстане. Ушёл на пенсию и перебрался с семьёй в Москву. Всю жизнь Захар Сергеевич писал стихи в стол. Немного он поработал военным журналистом, и награда нашла сво- его героя. В столице он смог реализовать себя на лите- ратурном поприще. Показал стихи друзьям, они, в свою очередь, привели его в литературный альманах. Судьбы людей часто пересекаются, каждая такая встреча несёт человеку что-то новое. ТЕАТР ОДНОГО АКТЁРА ‒ Стой! Куда идёшь? ‒ перехватил быстро идущую в редакцию Елену Шамаханскую помощник главреда Захар Сергеевич Плохота. ‒ Шеф занят! ‒ Я на минуточку, ‒ попыталась его обойти Елена, ‒ новый альманах заберу и уйду. ‒ Посиди-ка ты со мной в коридоре, моя хорошая! Захар Сергеевич крепко взял писательницу за локо- ток и поволок в уголок, где стояло большое старинное зеркало в раме. Рядом с зеркалом имелись два кресла для посетителей. Елена подумала: старый вояка взял её в плен! Нужно продумать план прорыва из окружения! 119

Захар Сергеевич усадил её на кресло, второе при- двинул рядом, расположившись напротив собесед- ницы. Теперь не уйдёт! Только через его труп! ‒ Поговори со мной!.. ‒ Гитара семиструнная-я-я… ‒ продолжила, тихо- нечко запев Елена, о чём тут же пожалела. Захар Сергеевич восхищённо расплылся в широчен- ной улыбке. Хотел было подхватить песню, но вовремя спохватился. Кабинет шефа рядом, у него трое посетите- лей. Не поймут. ‒ Ты посиди пока тут. Шеф занят. А я тебе про цы- ган расскажу. ‒ Про кого? ‒ не поверила своим ушам девушка. ‒ Театр «Ромэн» знаешь? ‒ продолжал, не обращая ни на что внимание, Захар Сергеевич. ‒ Кто же его не знает! ‒ тряхнула светлой головой Шамаханская. ‒ Был бы я цыганом, украл бы я тебя! ‒ Я на лошадь похожа? ‒ засмеялась Елена. ‒ Да нет. Это к слову. Я недавно получил подарок от цыган. ‒ Что вы говорите?! ‒ Они мне подарили две бутылки коньяка! ‒ За песни? ‒ охнула Елена. ‒ За мою книгу стихов! Я был в ресторане с женой. Свой новый сборник обмывал. Много пил. За соседним столиком шумные цыгане сидели. Дай, думаю, почитаю им. Ты же знаешь мой левитанский голос! К тому же, моя жена на них смахивает. Она ‒ смесь русских и азербайд- жанцев. Я им, чтобы они не сомневались, сразу сказал, что она в молодости тоже работала в театре «Ромэн»... ‒ Правда? ‒ вытаращила голубые глаза Елена. ‒ Пела? Или танцевала? 120

‒ Ни то, ни другое. Она им это… ‒ руки Заха- ра Сергеевича завертелись над головой, совершая непонятные манипуляции, какими владели маги конца прошлого столетия Алан Чумак и Анатолий Кашпиров- ский. ‒ Мозги крутила! ‒ подсказала Елена. ‒ Да нет, ‒ отмахнулся Захар Сергеевич, ‒ не мозги. А волосы! ‒ А-а-а… парикмахершей работала, ‒ догадалась девушка. ‒ Да. Она у меня ух… ух… ‒ заухал филином Захар Сергеевич, не услышав незаметно подкравшегося глав- реда Лисянского. ‒ Захар! Отпусти Шамаханскую, будь человеком! И позвони издателю насчёт тиража. Его так и не при- везли. ‒ Есть! ‒ подскочил со стула помощник, доставая мобильный телефон. Через минуту по коридору разнесся бравый голос от- ставника: «Наиль! Твою мать! Где тираж? Зачем он мне? Шамаханская приехала, ждёт тебя, не дождётся. Лисян- ский? Тоже ждёт. Завтра? А что мне шефу сказать? Кто надоел? Я техред, по совместительству помощник глав- реда, чтобы ты знал! Куда идти?..» И СНОВА О ПЛОХОТЕ Заседание литературного клуба. Приглашены толь- ко члены Академии. Захар Сергеевич ‒ член клуба, но не академик. Поскольку он первый помощник главного редактора, то обязан присутствовать на всех заседаниях. Главный редактор ставит новые задачи перед членами академии, назначает ответственных. 121

Главный редактор: ‒ За международную деятельность предлагаю на- значить ответственной Коровкину Зину. Она скоро летит в Италию. Обещает посетить местные русскоязычные литературные круги. Поднимите руки, кто за? Против? Захар Сергеевич ерзает на стуле, душа мятётся, он не выдерживает: Редактор, что мне вам сказать, Вам шлёт привет италомать. В зале хохот. Редактор сдвигает к переносице кусти- стые брови: ‒ Захар! Первый в нашей стране Пушкин, второй ‒ великий Михалков, а ты шестой. Запомни, шестой! Пе- реходим к другим вопросам. Неплохо было бы нам под- ружиться с питерским журналом «Аврора», редактор там женщина… Захар Сергеевич не может пропустить мимо ушей. ‒ Женщина Аврора?! Это хорошо. Интересно, как и чем она стреляет? ‒ Захар! Перестань, ‒ шепчет ему в ухо сидящий рядом казначей Машкин, ‒ вишь, главный сердится. ‒ Сам молчи, Какашкин, ‒ отбрыкивается Захар Сергеевич. Главред строго смотрит из-под очков на Захара Сер- геевича. ‒ Помолчал бы ты Захар! Ты ‒ не член академии. ‒ Зато я член клуба, ‒ парирует Захар Сергеевич, и немного помедлив, добавляет: ‒ в любом случае, я ‒ член. Редактор утирает платком вспотевшую лысину. ‒ Это не собрание, это сборище баранов! Дать бы тебе, Захар… медаль за… Редактор не успевает договорить, ибо Захар Сергеевич радостно добавляет: 122

‒ Надо было дать, а потом поддать. Мы не знаем, что придумал редактор. Он по- просил у собрания отлучиться на минутку. Потом по- просил выйти Плохоту. И больше мы его не видели. Вернувшись, редактор сказал, что послал его в баню. Тьфу, на почту. ПЕРДОЛЯ Сидя в редакции, внимательно слушая главреда, Иван Иванович потихоньку потягивал коньячок из плас- тиковой бутылки. Ему можно. В восемьдесят пять мож- но всё. Про него даже песня есть: «Меня зовут Иван Ива- ныч, мне девяносто восемь лет. Я не снимаю брюки на ночь, и не гашу в уборной свет». Распахнулась дверь. В светлую комнату, залитую лучами тёплого осеннего солнышка, впорхнула женщи- на. Относительно его совсем молодая, лет пятидесяти с хвостиком. Хвостик можно не считать ‒ А-а… ‒ протянул главред. ‒ Знакомься, Иван, наш оргсекретарь. ‒ Хорошая, ‒ оторвался от пузырька Иван Ивано- вич. ‒ Наверное, поэт? Как вы думаете, ‒ обратился он к женщине, ‒ сколько мне лет? ‒ Ну… ‒ замялась она, соображая, как бы не оби- деть старика, ‒ думаю, семьдесят пять. ‒ А вот и нет, а вот и нет, ‒ оживился Иван Ивано- вич. ‒ Восемьдесят пять! ‒ Вы молодо выглядите, ‒ поддержала его оргсекре- тарь. На десяточек не угадала. У вас ещё всё впереди. ‒ Да! ‒ зарделся Иван Иванович. ‒ Скоро выйдет моя новая книга со стихами. Только вот редактор меня 123

ругает. Рифмы плохие. Говорит у какого-то Серёжи, не могу вспомнить какого, они лучше. А хотите, вам напишу посвящение. Прямо сейчас. Какую бы рифму придумать к вашему имени. Как вас зовут? ‒ Оля её зовут, ‒ отозвался главред, ‒ давай рифму! ‒ Оля-фасоля, Оля-доля, Оля-воля, Оля-пердоля, эх… ‒ хватил большой глоток коньяку. ‒ Ты пока думай, ‒ сказал главред, ‒ а она пусть идёт. Сам до Тулы доедешь? ‒ Обижаете. ‒ Тогда поднимем рюмочку. За пердолю! ПИСАТЕЛЬ-ПРОКУРОР ‒ А ещё у нас недавно появился новый писатель- прокурор. Как вы думаете, ‒ обращается главред к со- беседникам, ‒ о чём он пишет? ‒ М-м… ‒ замялись мы. Главред достаёт здоровенную толстую книжищу. На обложке большими буквами написано «Будни про- курора». Эвон как, подумалось. В основном, прокуроры, выходя на пенсию, занимаются «посадками» в огороде, а отдельные продолжают сажать граждан в мемуарах. РАЗГОВОР С РЕДАКТОРОМ Разговариваем с главным редактором литературного альманаха. Он показывает списки членов нашего твор- ческого клуба, анкеты, фотографии. Все анкеты лежат стопкой, рядом к папке приколот отдельный список. Редактор: 124

‒ Давай посмотрим, кто сдал анкету, а кто нет. Бери бумажку, записывай недостающих, их надо бу- дет обзвонить. ‒ А этот список брать? ‒ показываю рукой на от- дельный. ‒ Да нет… Это трупы. ‒ В смысле? ‒ не верю своим ушам. ‒ Померли, ‒ бодро отвечает главред. ‒ Вот возьмём Молчанова. Хороший был критик. Большие надежды на него возлагал, а он взял и помер. Девять у нас их уже за десять лет существования нашего творческого клуба. ‒ По одному в год, ‒ мрачно отвечаю, думая, кто следующий. ‒ Это я записал их, чтобы случайно не ошибиться и не позвонить, родственников не взбудоражить, ‒ бурк- нул главред и захлопнул папку. Жизнь. ДОРОГАЯ РЕДАКЦИЯ Часто слыша фразу «мысли материализуются», я и не предполагала, насколько! Приехала в редакцию по делам. Как и обычно, в дверях меня радостно встретил поэт, прозаик, подполковник в отставке и правая рука редактора Захар Плахута. За чайным столиком сидел главред с чашкой в руках, вторая чашка стояла рядом. Стало быть, я помешала чаепитию. ‒ О! Больные выздоровели! Заходи, дорогая. При- саживайся. Замерзла, поди? На улице сегодня минус де- вять мороза. Садись, кофе выпей, ‒ кивает редактору, ‒ нальём ей в кофе водочки? Главред вдруг преобразовался в хамелеона: на гла- зах начал превращаться из белого человека в красноко- 125

жего и обратно, играя цветными пятнами по щекам и лбу. ‒ Захар! Перестань ёрничать! Ольга пришла по делу. Я уже давно думаю на тему, что если заменить все- го одну букву в твоей фамилии, получится ПЛОХОТА! От слова «плохо». Собственно, он сказал то, что я давно уже сделала в своих байках о Захаре Сергеевиче. У меня от неожи- данности брови сделались домиком. Захар Сергеевич это заметил и радостно плеснул в чашку кипяток. ‒ На! Не облейся, а то наш главный вот-вот это сде- лает. Видишь, как его чашка накренилась? Сейчас дет- ство вспомнит. Не знаю, что собирался ответить главред, но в этот момент дверь распахнулась. На пороге возникла плотная женская фигура в тёмно-синем драповом пальто, кокет- ливой чёрной шляпке, роговых очках с ярко-красными губами. ‒ Здравствуйте! Я к вам. Моя фамилия Хохолкова. Пришла купить последний выпуск альманаха. Там есть моя публикация? ‒ обратилась к главреду. ‒ Если нет, возьму один экземпляр, а если есть ‒ десять. ‒ Вы садитесь, дорогая Валерия Николаевна. Ваша публикация будет только в следующем номере, а теку- щий стоит взять и почитать. ‒ Да. Присаживайтесь, а посадит вас прокурор, ‒ внёс свою лепту Захар Сергеевич. ‒ Какой вы лихой, ‒ закокетничала Валерия Никола- евна, приподнимая под шляпкой одну бровь. ‒ На значок ГТО готовится, ‒ ввернул главред, ‒ грозно буравя глазами Плахоту. Но тому хоть бы хны. Он уже взял даму под локоток, пытаясь одной рукой снять с неё пальто. 126

‒ Вы уже платили членские взносы за следую- щий год? ‒ спросил он. ‒ Ей не надо. Она не член нашего клуба, ‒ ответил редактор. ‒ Вот, Ольга, пиши в свою книжку, ‒ задорно хохот- нул Захар Сергеевич, ‒ она не член! А кто? Стало быть, членша. Остатки женщины! ‒ Захар, я тебя сейчас убью, ‒ меняя мозаику на лице, пошёл фиолетовыми пятнами главред. ‒ Налей даме чая. Она с мороза. ‒ Налью, налью… ‒ засуетился Захар Сергеевич, бы- стро пристраивая пальто на вешалку. ‒ Ну что? Будем се- годня говорить о наших мертвецах? ‒ обратился к главреду. ‒ О каких мертвецах? ‒ очки Валерии Николаевны съехали на кончик носа, тёмно-ореховые глаза, напол- ненные ужасом, воззрились на Захара Сергеевича. ‒ А-а… пустяки, ‒ протянул он. ‒ Речь идёт о тех, кто в реальности помер, а в номере альманаха мы пред- ставляем их как живых. Вот, если, к примеру, вы умрёте, что мы должны напечатать в альманахе: ваш рассказ или некролог? Валерия Николаевна, выпучив по-рачьи глаза, по- перхнулась чаем и засобиралась домой. ‒ Не обращайте на него внимания, ‒ засуетился главред, ‒ ему на почту пора. А мы с вами ещё должны побеседовать по вашей прозе. ‒ Захар! ‒ скомандовал Плахуте, ‒ Проводи Ольгу. С ней уже всё решили. ‒ Да-да… ‒ отрапортовал Захар Сергеевич, сдирая мою куртку с вешалки. ‒ Позвольте, мадам, раздеть вас! Тьфу, одеть вас! ‒ Позволяю, ‒ стараясь сохранить остатки лица, от- ветствовала я, торопясь скорее выйти вон. Захар Сергее- вич потопал следом. 127

‒ Ольгунчик, ‒ расплылся в широченной улыбке он, открывая входную дверь, галантно пропуская меня вперед, ‒ ты тоже пиши, пиши. Тебя отличат, тьфу, наградят. А остальную шоблу мы поставим на место. Кстати, ты слышала, вроде, в декабре опять будут вру- чать памятные медали. Пойдёшь получать? А то в про- шлом году я промахнулся. Перепутал Союз журналистов с Союзом писателей, ну, теперь-то у меня два удостове- рения есть. Имею право. ‒ Подумаю, ‒ ответила, прыснув потихоньку в ку- лак, вспоминая его прошлогодний заход за медалью. МЕДАЛЬ Захар Сергеевич ещё с юности, когда служил млад- шим лейтенантом, обожал вафли. Обычные советские вафли ‒ сухие, хрустящие, лёгкие, мелкопористые, из- готовленные из жидкого взбитого теста, в шоколадной глазури и обязательно со знаком качества. Он гордился вафлями и страной, которая их выпускает, с каждой зар- платы покупал несколько коробочек. Вечерком, не спе- ша, с наслаждением ел их за чаем. Он и Риту к ним при- учил. Прошло время, исчез Советский Союз, а с ним и те самые неповторимые вафли. Захар Сергеевич переживал потерю остро, но, в конце концов, смирился. Дослужил до начальника штаба, уволился, ушёл на заслуженный отдых. Что делать на пенсии? Решил попробовать себя в творчестве ‒ стал писать стихи, сочинять прозу. Под- визался к военной газете, его даже стали печатать. До- служился на писательской ниве до члена Союза писате- лей-переводчиков, так как знал неплохо польский язык. 128

А поскольку давно осел в Москве, вскоре нашёл уважаемое литературное сообщество и стал актив- ным его членом. Однажды зашёл в супермаркет и увидел те самые вафли, на которых не было знака качества, но зато на ко- робке светились пять шикарных медалей ‒ престижные международные награды: вот ‒ бронзовые, полученные на международном профессиональном конкурсе продук- тов питания «WORLD FOOD MOSCOW»; вот ‒ золотые, с международного профессионального конкурса продук- тов питания «WORLD FOOD MOSCOW», дипломы 1-й, 2-й и 3-й степени, выданные на конкурсе «Лучшее кон- дитерское изделие» на 5-м Московском международном сахарном форуме. Взял по старой привычке пять коро- бок. Дома, за чаем, бережно раскрывая их, любуясь упа- ковкой, водил пальцем по нарисованным медалям. ‒ А ведь я ‒ заслуженный человек и достоин таких медалей. Пишу стихи, прозу, неоднократно печатался в разных литературных альманахах, служу в редакции всеми уважаемого журнала «Московский прибамбас», выступаю на собраниях, помогаю редакции... Его мысли прервал телефонный звонок, словно там, наверху, кто-то прочитал эти думы и решил ответить на монолог. Звонил один из членов литературного клуба. ‒ Захар, привет! Павлинский беспокоит. Слышал новость? Можно получить памятную медаль им. Лер- монтова. Ты же у нас член? ‒ Член, ‒ машинально ответил Захар Сергеевич. ‒ Так вот, ‒ тараторил голос в трубке, ‒ через не- делю будет большое собрание членов Союза писателей. Всем будут вручать памятные медали. ‒ А что для этого нужно? ‒ засуетился Захар Серге- евич. 129

‒ Ничего особенного, ‒ радостно вещал Максим Иванович, ‒ приходишь за полтора часа до начала собрания, регистрируешься, пишешь свои данные в ан- кету, проходишь в зал, слушаешь выступающих, полу- чаешь медаль. ‒ Спасибо. Буду. ‒ По-военному чётко ответил Захар Сергеевич. Лицо его засветилось, глаза заблестели, очки вспотели. ‒ Рита, ‒ крикнул жене, ‒ меня наградят. ‒ Посмертно? ‒ отозвалась жена. ‒ Не смешно, ‒ буркнул Захар Сергеевич. Спустя неделю Захар Сергеевич, собираясь на меро- приятие, инструктировал Риту: ‒ Купи графин водки, закуску, фрукты, торт. Когда вернусь, чтобы всё стояло на столе. Будем медаль обмы- вать. Мои звёздочки в юности помнишь? Бросаешь на дно стакана с водкой и залпом выпиваешь. Одна звезда ‒ один стакан, две звезды ‒ два. И так далее. ‒ Захарчик, ‒ нежно погладила рукой по гладко вы- бритой щеке супруга Рита, ‒ тебе уже нельзя стакан зал- пом. Так и окочуриться недолго. Я тебе поставлю боль- шую рюмку. Договорились? ‒ Нет, стакан, ‒ заартачился Захар Сергеевич, за- стёгивая клетчатое пальто, натягивая на голову кепку в духе Шерлока Холмса. ‒ Гуд бай, Ритуся! ‒ и поспешил захлопнуть дверь. В зале гостиницы, где проводился съезд писателей, царили шум и гам. Вокруг несчастных взмыленных се- кретарей, которые сидели за отдельными столиками, столпилось неимоверное количество мужчин и женщин. Все хватали анкеты, быстро заполняли их, проходили в зал. Захар Сергеевич тоже выхватил листок, нервно за- полнил его и поспешил сесть поближе к сцене. Началось собрание. Говорили много. О путях истории, о том, как 130

нужно и не нужно писать, как объединить начинаю- щих писателей и классиков. Захар Сергеевич даже зааплодировал председателю собрания за слова: «Писа- тели не должны замыкаться в себе. Только в общении, читая произведения друг друга, литераторы набираются мастерства, становятся опытнее». Правильно, ‒ подумал он про себя, ‒ главное ‒ под- вешенный язык, ибо язык ‒ оружие литератора, всё равно что пистолет. Чем крепче язык, тем сильнее воин. Хотя, конечно же, он ждал вручения медалей. Наконец, торжественная часть закончилась. Пред- седатель встал, громко сообщил о вручении памятных медалей участникам съезда. Захар Сергеевич выпятил грудь, приготовился. Дырочку на пиджаке он ещё вече- ром просверлил. После тридцать пятой медали слегка размяк, потому что устал ждать. После шестьдесят седь- мой его охватило лёгкое беспокойство: не забыли ли про него? После восемьдесят второй побагровел, ибо меда- лей и присутствующих оставалось всё меньше. Каждый участник съезда, получив свою награду, быстро уходил из зала ‒ праздновать. Когда достали последнюю медаль, в зале оставались три человека ‒ Захар Сергеевич, убор- щица и охранник. Председатель улыбнулся, посмотрел в глаза Захара Сергеевича: ‒ Благодарю вас за терпение. Вы один досидели до самого конца заседания. ‒ А где же моя медаль? ‒ максимально спокойно по- старался спросить несостоявшийся медалист. ‒ Я же за- полнил анкету! ‒ М-м… ‒ протянул председатель, копаясь в бума- гах, ‒ как ваша фамилия? ‒ Плохота! Плохота моя фамилия. Я, между про- чим, тут вам не нос моржовый, а подполковник нашей доблестной армии, хоть и в отставке. 131

‒ Не волнуйтесь! Сейчас разберёмся, ‒ мягко отве- тил председатель, доставая анкету. ‒ Та-а-к, ‒ про- тянул он, ‒ Плохота Захар Сергеевич. Вам не положена медаль. ‒ Как это не положена? Не заслужил? ‒ вмиг сделал- ся заикой возмущённый Захар Сергеевич. ‒ Просто вы ‒ не член Союза писателей, ‒ поднял на него глаза председатель, потирая рукой лысину. ‒ Я ‒ не член? Не член? ‒ сжал кулаки Захар Сергее- вич, собираясь объяснить председателю в ближнем бою, кто тут член, а кто нет. ‒ Вы, ‒ продолжил председатель, ‒ член Союза пи- сателей-переводчиков, а это совсем другая организация. ‒ А-а… ‒ взвыл диким вепрем Захар Сергеевич и бросился из зала вон. Рита сидела за накрытым столом одна вот уже четы- ре часа ‒ муж всё не появлялся. «Верно, с друзьями-писателями пошёл обмывать свою медальку», ‒ думала она. Неожиданно дверь распахнулась, на пороге возник муж. Красный, как редкая разновидность бойцовой рыб- ки, с бурыми пятнами по лицу. Пьяный в щи, изрыгаю- щий нечленораздельные звуки. ‒ Где медаль? ‒ съязвила Рита, глядя на мычащего мужа. ‒ Проглотил али не досталось? ‒ Да я их раком! Я их… Володи Дубинины, подгуз- ники на подтяжках, козепопцы, кони педальные, чтоб им всю жизнь ежей рожать! ‒ Ну, хватит, ‒ не выдержала Рита, ‒ прекрати ис- терику! ‒ Ты ещё! ‒ не мог остановиться Захар Сергеевич. Шагнул в кухню, схватил графин с водкой и, встав в позу горниста из пионерского лагеря «Артек», осушил его одним махом. 132

Всю ночь перед его глазами стояло плачущее лицо жены. Вокруг её головы летали бронзовые и золотые медали с вафельной коробки. Он проспал до обеда. Вечером Рита, обмотав голову мужа смоченным холодной водой полотенцем, посадила ужинать за стол. ‒ Завтра заедешь в свою редакцию, получишь ме- даль. ‒ Как так? ‒ не понял Захар Сергеевич. ‒ Я обо всем договорилась. Впрочем, ‒ вздохнула Рита, ‒ как и всю жизнь договариваюсь. Кушай ‒ никого не слушай. Завтра будем обмывать твою медаль. Да… и вафли к чаю я купила. ДРАКА В РЕДАКЦИИ На одном из собраний творческого клуба поэт Иван Каинов, вернувшийся из поездки на Соловки, решил за- читать присутствующим своё стихотворение, написан- ное в путешествии. ‒ Соловки! Моя сбывшаяся мечта. Я написал сти- хотворение, находясь в храме. Отдал его попу. Очень благодарил. Очень. Сказал, на стенку повесит. Пусть прихожане читают. Сейчас зачитаю. По-моему, получи- лось гениально. Иван отставляет одну ногу, вытягивает руку вперёд, поднимает голову повыше и, задорно тряхнув русым чу- бом, начинает читать стихотворение. Собравшиеся молча слушают. Неожиданно из даль- них рядов зала раздаётся грубый голос, прерывающий тишину. ‒ Слышь! Гений в шляпе. Бред собачий. Бедные прихожане. 133

Каинов поперхнулся, лицо его побагровело, пре- вращаясь в панцирь варёного рака. ‒ Да что ты понимаешь в поэзии! ‒ Я критик как-никак, ‒ поднялся со своего места большой румяный мужчина. ‒ В приличной газете рабо- таю. Веду поэтическую колонку. В стихах разбираюсь. Повторяю, бред собачий! ‒ Да я! Как сейчас дам в рыло! ‒ замахнулся щуп- лый Каинов на здоровяка с фамилией Антресолев. ‒ Агрессивный поэт! В психушку пора, ‒ не уни- мался критик. ‒ Достал! ‒ сорвался с трибуны Каинов, рванув что было силы, в задние ряды. Разнимали творческую интеллигенцию всем собра- нием. НЕКРОЛОГ Иван Иванович сидел над кастрюлей, наполови- ну наполненной прозрачной водой, монотонно снимая шкурку с клубней картофеля. Мысли крутились вокруг грандиозной победы «чёртова яблока» на всём земном шаре. Перед ним стояла объёмная сетка. Жена собира- лась делать картофельные котлеты под грибным соусом, но не любила чистить картошку. Ушла в магазин за сушё- ными грибами. Глядя на очередную картофелину, Иван Иванович пустился в размышления о далёком прошлом чужеземного клубня: о насильственном его внедрении в землю русскую, о картофельных бунтах и крестьян- ских волнениях, о создании в 30-х годах прошлого сто- летия научно-исследовательского института картофель- ного хозяйства, о памятниках картофелю и полотнах живописцев, посвящённых сему овощу. Чёртов клубень завертелся в его руках, выпал и покатился под стол. 134

Иван Иванович чертыхнулся, нагнулся и полез на четвереньках за картофелиной. Скорее бы кончи- лась эта суета! У него ‒ недописанная пьеса! Он мог бы сейчас написать целый акт о страстной любви молодень- кой девушки к профессору кафедры экономики!.. Звонок городского телефона раздался в самый не- подходящий момент. Иван Иванович ещё не успел вы- лезти из-под стола, как пребольно стукнулся лбом о ножку: «Да что б тебя! Кого это несёт на мою голову!». Кряхтя и охая, поднялся с колен. ‒ Я могу поговорить с Иваном Ивановичем Серко? ‒ спросил незнакомый голос. Точнее не совсем незнакомый, ‒ напоминающий кого-то из знакомых, как будто писателей, но вот кого, никак не мог вспомнить. ‒ Иван Иванович у телефона, ‒ бодро ответил он. ‒ С кем имею честь? ‒ Ефим Аркадьевич Кукуш. Новый президент лите- ратурного сообщества «Рассекаем словом», членом кото- рого вы являетесь вот уже десять лет. Я вот по какому во- просу. Вы же знаете практически всех собратьев по перу. Не могли бы вы мне помочь в общении с ними?! Мне передали личные дела, печать, устав... Готовлю откры- тое совещание по реорганизации нашего литературного братства. Предложения такие: мы введём новый устав, закажем новые корочки, отличительные знаки и многое другое. И я хотел бы попросить вас поддержать меня в одном очень тонком вопросе... Иван Иванович крепче прижал к уху трубку, внимая новоиспечённому начальству, почему-то ожидая подвоха. ‒ Да, я слушаю вас, ‒ вежливо сказал Иван Ивано- вич. ‒ Вы же знаете, ‒ осторожно начал Кукуш, ‒ недав- но нас покинул Пётр Афанасьевич Долгопаев. И никто, 135

никто из наших литераторов не пришёл проводить его в последний путь. Что про него знали люди? Ни- чегошеньки не знали! Что он писал, какие у него рега- лии, книги, сколько их... Я, знаете ли, по образованию юрист и кое в чём разбираюсь. Так вот всё нужно делать заранее, скажу я вам. А посему, полагаю, крайне важ- но, чтобы у каждого уже был готовый некролог. Так вот пусть каждый член нашего сообщества сам себе его и напишет! ‒ Чего? ‒ не поверил своим ушам Иван Иванович. ‒ Некролог? Шутите, что ли? Некролог! ‒ начал было вы- ступать он, но услышав в трубке пыхтенье, опомнился: ‒ Такой, чтобы бы красивее, чем резюме?! Понимаю, хо- роший некролог литературную газету освежит. А по- звольте полюбопытствовать, где и кто будет хранить эти некрологи? ‒ К карточке с биографией приколем! ‒ продуман- но ответил Кукуш. ‒ Зато случилось непоправимое, ‒ опаньки, достаём готовый некролог, а там про покойно- го ‒ всё: где родился, на ком женился, сколько медалек заработал, книжек выпустил. Вверху под фамилией ста- вим год рождения, тире, после ‒ прочерк. Пока. Потом заполним. Слова всякие хорошие, заранее продумать надо. Вы, Иван Иванович, человек активный. Поручаю вам придумать «рыбу». ‒ Какую такую рыбу?.. Горячего и холодного копче- ния?.. Это что же получается: один некролог на всех что ли будет?.. ‒ Ну почему один и тот же, ‒ задышал в трубку Ку- куш. ‒ Названия книжек разные, медальки тоже, опять же места рождения иные. А общие слова должны быть величественными и в тоже время скромными. Такими, чтобы за душу брало. Вы, батенька, не понимаете?! Каж- дый сам формирует свою похоронную процессию. Хо- 136

рошие похороны ‒ не импровизация, им нужно по- святить жизнь!.. ‒ М-м-м… Вроде как, каждый писатель ‒ герой сво- ей истории?.. ‒ разнервничался Иван Иванович. ‒ Я даже не знаю, с чего начать! ‒ Начните со школьной клички покойного. Пойми- те! Некролог должен захватывать с первого же абзаца. Вы же писатель!.. Если он унылый, никто дальше и чи- тать не будет. Подведите итог жизни человека, распиши- те его жизнь в хронологическом порядке. Читателям ин- тересно узнать что-нибудь пикантное из прошлой жизни покойного... ‒ То есть я должен написать о том, кем бы следовало быть покойному?.. Что-то в этом роде? ‒ Не совсем. Некролог ‒ это линейка, измеряющая, как высоко человек смог подняться, как он распоряжал- ся своими возможностями, какую репутацию сколотил к концу жизни. Каждый умерший сказал миллион смеш- ных вещей в жизни, совершил много интересных по- ступков. Поиграйте с фразами так, чтобы они подошли почти любому человеку. И не вставляйте никаких имён. Помните, вы пишете только «рыбу». Иван Иванович всё больше ужасался маячащей пе- ред носом перспективе. ‒ Ефим Аркадьевич, вы прямо-таки некрологовый наркоман... ‒ попытался снять с себя эту задачу Иван Иванович. ‒ В первую очередь, я юрист, ‒ поставил собеседни- ка на место президент. ‒ Но по работе часто сталкиваюсь с печальными ситуациями и знаю, как важно всё делать заранее. Вы же не знаете, когда умрёте? И я не знаю. Мо- жет, вы сто лет проживёте! Пусть бумажка себе и лежит. Хлеба не просит. А о больных членах нашего коллектива надо уже начинать думать. Вы поинтересуйтесь при слу- 137

чае здоровьем каждого: на них некрологи нужны в первую очередь. ‒ Старое дерево дольше скрипит, ‒ возразил Иван Иванович. ‒ Вы знаете, что в Европе уже давно так делают? ‒ слегка повысил голос Ефим Аркадьевич. ‒ Люди долж- ны радоваться, что им написали некролог. Значит, в жизни человека было много интересного и красивого. Поймите главное, смерть ‒ это повод написать историю про жизнь, про время, в котором жил человек. Непростая задача. Через неделю жду результат... «Пи-пи-пи...», ‒ запикала трубка. Иван Иванович посмотрел с тоской на уполови- ненную сетку с картошкой и решил её бросить. Лучше, подумал он, пока жены нет дома, накидать черновик некролога и отправить его по-быстрому Кукушу. Чтоб от- стал. Лидия Петровна вошла, сияя лицом. Ей удалось найти белые сушёные грибы ‒ подливка обещала быть отменной. Слух поразила подозрительная тишина. ‒ Ваня!.. ‒ позвала она, но никто не откликнулся. Тогда Лидия Петровна быстро стянула пальто, по- шла проверить комнату. Её глазам открылось страшное: упавшая книжная полка придавила голову мужа. Его го- лова покоилась на листе бумаги, рядом валялась ручка. Руки его беспомощно повисли, казалось, он даже не ды- шит. Лидия Петровна бросилась вызывать «Скорую по- мощь», а вызвав, аккуратно отодвинула полку и сунула мужу под голову маленькую подушку. Голова слабо за- шевелилась, Иван Иванович открыл глаза, приподнял голову, и Лидия Петровна увидела: 138

Некролог Иван Иванович Серко родился в Подмосковном городке Алексин. С детства был шаловливым, впе- чатлительным мальчиком… Медики приехали быстро. Констатировали у Ивана Ивановича сотрясение мозга средней тяжести и увезли в больницу. ‒ Алло! Алло! Больница? Как себя чувствует Серко Иван Иванович?.. ‒ обрывала телефон Лидия Петровна. ‒ Выписать завтра? Ни в коем случае! Пусть его вначале осмотрит психиатр! Да. Я приеду. Да. Заберу сама. Зачем психиатр? Он сам о себе некролог пишет. Психически здоров? Нет уж, подержите его у себя недельку-другую, а я пока поищу хорошего специалиста. Говорит, задание дали? Кто? Начальник Кукуш? Через час отправляйте бригаду «Скорой помощи» на улицу Воровского, дом 7, квартира 52. Зачем? Это адрес Кукуша Ефима Аркадье- вича. Еду к нему!.. РЕЙДЕРСКИЙ ЗАХВАТ Вымысел ‒ не есть обман. Замысел ‒ ещё не точка. Булат Окуджава «Я пишу исторический роман» Писатель Вениамин Яковлевич Пеструшкин, всю жизнь проработавший в литературных изданиях, давно мечтал сделаться руководителем литературного сообще- ства. Шли годы, а он так и пахал в разных журналах то за- местителем главного редактора, а то и корреспондентом. 139

Пеструшкин был очень талантливым человеком. И главное, отличался красноречием. В последнее время он трудился в литературном сообществе «Союз гуся и пера». Коллеги по перу восхищались его творче- скими порывами и работоспособностью. ‒ Милейший, ‒ говорили они, ‒ с вашим талантом надо быть руководителем. Недооценивает вас наш пред- седатель. Пеструшкин только морщился: председатель вечно был им недоволен и даже пару раз пытался выгнать из союза. Они знали друг друга давно и всю жизнь спорили. Кочерыкин кричал во всеуслышание: ‒ После меня ‒ кто угодно, только не Пеструш- кин! Жизнь ‒ штука забавная сама по себе, хотя зависит от того, с какой стороны на неё смотреть. Прошло несколько лет. Кочерыкин вынужден был уйти в отставку. Первым вместо него избрали на пост председателя бывшего адвоката Ефима Аркадьевича Кукуша. Тот рьяно взялся за дело по сбору денежных знаков с гусьперовцев, пообещав коллегам новые красивые корочки и медальки. Те уже и дырочки в пинжаках просверлили. Наобещал золотые горы в продвижении книжного дела, попросил каждого написать себе некролог, чем насторожил коллег не на шутку. Одна поэтесса даже хотела подкараулить Кукуша возле дома и стукнуть кирпичом по голове. Но Кукуш скоропостижно отправился в мир иной без помо- щи поэтессы: у него случился сердечный приступ. Так и остались гусьперовцы с дешёвыми корочками и без меда- лек. Снова встал вопрос, кому быть председателем. Вот тут Пеструшкин и вышел вперёд на общем со- брании с предложением выбрать нового главу союза. Гусьперовцы растерялись, вспомнили заслуги Пеструш- 140

кина, всю жизнь находящегося рядом с Кочерыки- ным и выбрали его. От радости Петрушкин едва не задохнулся. ‒ Есть! Принят! Председатель союза ‒ Вениамин Пеструшкин. У Пеструшкина началась новая жизнь. ‒ С чего бы начать? Со взносов в союз? Не годится ‒ это Кукуш практиковал. Медальками этот народ не возь- мёшь, тут опять Кукуш напортачил, царствие ему небес- ное. А деньги надо добывать, чай, не советское время. Аренду помещения надо оплачивать, журнал «Рождаю- щие ветрА» выпускать. Придумал побольше новых литераторов в союз на- принимать: взнос приличный. Пару человек принял, вот тебе и арендная плата. А за публикацию своих графо- манств гусьперовцы сами заплатят. Завертела жизнь каруселью. «Союз гуся и пера» раздувался не по дням, а по часам. Гусьперовцы не успе- вали знакомиться с вновь прибывшими. Потянулись в союз люди из разных организаций: «Из сочувствую- щих испанским быкам и русским свиньям», «Общества любителей тёщ», «Гильдии весёлых аскетов» и многих других. Пеструшкин только успевал деньги собирать. Да вот беда: мешали ему два почемучки ‒ Скоморохова и Сердобольцев. Эти везде свой нос совали. Организо- вали в социальной сети группу «Союз гуся и пера» и о любом чихе размещали там информацию. Поначалу Пеструшкину даже нравилось, что они держат руку на пульсе, много про него пишут, сообщают обо всяких на- писанных коллегами книжках. Но ведь этого им было мало! Они ещё участвовали во всех делах союза, заста- вив Пеструшкина организовать инициативную группу из гусьперовцев. 141

Надоел Пеструшкину этот надзор. А тут и случай подвернулся: пригласили его председателем в другой союз ‒ «Движение обременённых временем». Подсобрал он ещё деньжат, и написал заявление об уходе с поста председателя. Гусьперовцы поначалу притихли, а потом собрали инициативную группу и опустили с Богом. Не ожидал Пеструшкин, что так легко всё решит- ся, подобиделся на коллег с перьями. Пришёл в «Движе- ние обременённых временем», да не пошла там работа. Оказалось, его не самым главным позвали, а помощни- ком акулы пера ‒ поэтессы Касаткиной. Получалось, он теперь и не командир вовсе, а карась, что плавает под брюхом матёрой хищницы в литературном океане. ‒ Ну-у… Ничего, ‒ стал успокаивать себя Пеструш- кин, ‒ вернусь назад. Председателем. Кинулся писать, что отменяет своё решение, да не тут-то было: инициативная группа ему отказала. Мол, бросил товарищей в одночасье, сгинул в один день, не нужен нам такой председатель, мы другого уж выбрали. Тогда Пеструшкин решил воззвать к народу в соци- альной сети, покаяться, вернуться, пообещать так боль- ше не делать. Кинулся писать письмо, а его уже и в груп- пе нет. И там уволили! Скоморохина с Сердобольцевым постарались! ‒ Налётчики! Захват группы «Союз гуся и пера» в интернете путём рейдерства. Шантаж! Благородное со- брание бывших вышибал, вышедших из гильдии сочув- ствующих женским абортам! ‒ возмущался Вениамин Яковлевич Пеструшкин... И по сей день пишет Пеструшкин бумажки в разные инстанции, пытаясь восстановить свои права, да никто связываться не хочет с крысой. Даже в Америку Дональ- ду Трампу написал жалобу о притеснении русских писа- телей. Ответа не получил, по сей день пишет. 142

Так и остался в рамках безграничного недоуме- ния. СУДЬБА ПРЕЗИДЕНТА Бывший президент литературного сообщества «Гусь и перо» Вениамин Яковлевич Пеструшкин метал- ся во сне. Ему снилась встреча «Большой восьмёрки». За столом сидели: президент Соединённых Штатов Аме- рики Доня Трамп, госсекретарь Трампа ‒ Майк Помпео, президент Бразилии Жаир Болсонару и он, Вениамин Пеструшкин. Доня Трамп, чтобы позлить остальных, сказал: ‒ Меня скоро назначат президентом Земли! Майк Помпео поддакнул ему: ‒ Не земли! Президентом Вселенной! И только президент Бразилии, медленно отпивая глоток бразильского кофе, спокойно процедил: ‒ Пеструшкин никого не утвердит. Вениамин Яковлевич проснулся в поту, шепча гу- бами мантру: «Лучшее в России от американских пре- зидентов ‒ ножки Буша». Часы показывали полдень. Он проспал совсем не- много, забравшись в постель, когда за окном стало све- тать. Всю ночь Пеструшкин лихорадочно отслеживал публикации Скоморохиной ‒ ведь это она, обладатель- ница «волчьей хватки», вместе со своим дружком Сердо- больцевым облазала все литературные сайты, пытаясь со- брать на него компромат. Его преследовали! Сергею Есе- нину угрожал «чёрный человек», ему ‒ две чёрных тени: Сердобольцев и Скоморохина. Люди с большой буквы «Ё». Он уже написал руководству сайта «Поэтессы по вызову», где печатала свои графоманские стихи Скомо- 143

рохина, чтобы её убрали с портала. Ответа ждал три часа. Написали: «Не имеем права убирать авторов без причины. Скоморохина на сайте давно, националь- ную рознь не разжигает, матом не ругается, никого не обижает. Уберите её из «любимых авторов» у себя на страничке и больше не будете видеть её публикаций». Вот же незадача ‒ на плантации кофе важнее всего чай! Не думает Скоморохина, на кого вилкой замахнулась. А он ей ещё покажет! Вениамин Яковлевич спустил ноги с дивана, надви- нул тёплые тапочки-котики, натянул халат, поставил кипя- тить воду в чайнике, замурлыкал сочинённую им самим песенку «На свете много чудачков в очках и без очков». Его преследуют! Преследуют как писателя и граж- данина, и ни одной собаке нет до этого дела. Не на кого положиться. Старинный друг, поэт Барабашкин собрал- ся помирать и по этому поводу занялся выпуском своих книжек в красивых обложках, чтобы покупали быстрее. Критик Микульский пьёт, как лошадь, ведро за вечер, приговаривая: «Не пьют только на небеси, а на Руси ‒ кому не поднеси». Посмотрел бы на себя со стороны, сплошные кровь с водкой. Сказочница Линейкина раз- даёт всем шоколад и книжки к нему впридачу. Бежать! Срочно бежать из этой страны! Вениамин Яковлевич сел перед монитором, поста- вив рядом чашку с крепко заваренным чаем, в который плеснул граммов сто армянского пятизвёздочного конья- ка. Отхлебнул из чашки и нажал кнопку телефона. Ан- глийской он знал хорошо. ‒ Алло! Алло! Это Министерство внешних связей Бразилии? Соедините меня с министром иностранных дел. По какому вопросу? Мне нужно политическое убе- жище в вашей стране. Суть вопроса? Свержение с прези- дентского поста и преследование выдающегося писате- 144

ля современности Пеструшкина. Сейчас не может? Хорошо. Передайте ему слово в слово всё, что я вам сказал. Жду ответа на мой номер телефона. Ответа из Бразилии Вениамин Яковлевич не полу- чил, зато ему позвонили из самой крупной литературной организации с предложением дать за заслуги перед Ро- диной льготную путёвку в санаторий нервных болезней. ‒ Ничего-ничего, ‒ решил для себя Вениамин Яков- левич, ‒ есть ещё Организация объединённых наций. Он добьётся слушаний по правам человека! Не просто че- ловека, а писателя! Сейчас не тридцать седьмой год ста- линского режима, на Соловки не сошлют. В стране глас- ность и демократия, так её растак. Да его за одну книгу «Ворчалка старого крокодила» к Нобелевской премии можно представить! Большому Нобелю ‒ большой шно- бель! Большому кораблю ‒ большая торпеда. Большо- му писателю ‒ большое будущее. В борьбе за здравый смысл победа будет за мной! Посольств много. Не при- няли в Бразилии ‒ примут в Уругвае. НЕЗАБУДКИ РОССИИ Мир литературы часто потрясают различные мисти- фикации, и однажды на очередном съезде писателей про- изошел чрезвычайный случай. Взбунтовались женщины. Потребовали раскола Союза писателей на два лагеря: мужской и женский. Раньше в Союзе писателей женщин было мало, теперь же их ряды расширились, и им надо- ело находиться в тени гениальных мужчин. Посовещав- шись, они пришли к выводу: нужен свой независимый союз. По этому случаю на сцену поднялась представи- тельница прекрасной половины, возглавляющая отдел переводчиков. 145

‒ Дорогие коллеги, мы не можем более сидеть сложа руки и смотреть, как вы рассматриваете нас и наше творчество под лупой. Многие достойные произведения, написанные женской рукой, безжалостно выбрасывают- ся вами в корзину, потому что их написал не мужчина. Обратите внимание, главные редакторы почти любого приличного издания ‒ это седовласые старцы. Почему-то они считают, что женщины способны писать только дет- ские книжки или любовные романы. Мы способны на большее и хотим создать свой, независимый союз писа- телей ‒ «Незабудки России». Председатель чуть стакан с водой не опрокинул. ‒ Боже мой! ‒ взвился он на стуле. ‒ О каких неза- будках вы говорите? Это несерьёзно. Никто не умаляет ваших заслуг. Среди женщин есть прекрасные поэтессы и прозаики с мировым именем. Вспомните Анну Ахма- тову, Марину Цветаеву, Беллу Ахмадулину, Людмилу Улицкую, Агнию Барто. Многие из вас красивы, умны, талантливы. Во все времена в Союзе писателей были женщины... Но переводчица не унималась. Её подбадривали со- ратницы, подмигивая, размахивая руками и надушенны- ми платочками. ‒ Вы всё об одном. У каждого ‒ свой Пегас, и гар- цует у каждого он по-своему. И не надо ёрничать о кра- сивых женщинах! Мужчины почему-то думают, что у красивых уже кто-то есть, в итоге они либо не достаются никому, либо тому, кто ни на какую мысль не способен. Не надо нас сравнивать с домохозяйками, которые про- сят в магазине: «Мне, пожалуйста, вон ту фаянсовую кису!» А это не киса, а Семен Михайлович Буденный! Мы достойны быть услышанными, хватит нам быть ба- бами на сеновале под грузом именитых писателей, кото- рые подкладывают под нас стопку своих книжек, чтобы 146

не проваливался зад. Противопоставим женскую литературу мужской, уж, если на то пошло, мы дав- но заняли самые видные места на книжных полках. Кто не знает Дарью Донцову, Татьяну Устинову, Александру Маринину?! Женский взгляд на мир гораздо богаче. Мы не мужчины, которые встречают человека по одежде, а провожают по морде... Председатель: ‒ Кстати о мордах, как это слово будет звучать по-английски? Переводчица: ‒ Mug. Председатель: ‒ Браво! Раз уж морда проявилась, давайте сделаем кулак. А по-испански? Переводчица: ‒ Torcer el hocico! Председатель: ‒ Вот и занимайтесь переводами! Зачем вам свой союз? Его же не признают ни у нас в стране, ни за ру- бежом. В литературе нет различия между мужчинами и женщинами. Всё дело в таланте, все писатели делятся на известных, безвестных и пропавших без вести. Читатель часто не знает, кто кроется под псевдонимом. Я знаю ге- ниальные романы, написанные мужчинами от женского лица. Вы мне напоминаете историю про два портрета: академика Иванова, который изобрел паровоз, паро- ход и самолет; и академика Петрова, который изобрел академика Иванова. Предлагаю создать рубрику «Неза- будки» в журнале «Работница» и на этом закончить дис- куссию. Переводчица с вызовом: ‒ Незабудкой по лицу. Председатель: 147

‒ Договорились. Мне только что передали, что вам звонил муж. Говорит, вашу шубу украли. Переводчица бросилась бежать. Председатель, потирая руки: ‒ Ну что же… Для многих женщин красивая шуба не столь материальна, сколько психологическая ценность. Так распался «незабудковый союз», даже не начав- шись. БЕНЕФИС «Сегодня бенефис. Более трёх десятилетий я пишу стихи. Издала несколько поэтических сборников. Сме- нила более десятка любовников. Сама режиссёр своего спектакля. Вечером на меня будут устремлены десятки глаз. На концерт придут знакомые поэты и барды. Буду читать свои новые стихи. Барды исполнят песни на мои стихи. Поэты и бывшие любовники будут читать в честь меня свои стихи!» ‒ думала про себя Травиата, стоя у гладильной доски с пыхающим паром утюгом. На доске переливаясь, искрясь серебряными и золотыми нитями, лежало воздушное платье, сшитое её знакомой портни- хой. В зале известного столичного клуба собралось мно- го народу: нарядные женщины, пахнущие дорогими духами, мужчины в вечерних костюмах, барды в по- тёртых джинсах с гитарами. А как многие у них разных букетов ‒ розы, лилии, герберы... Официанты мечутся между столиками, принимая заказы... Травиата сидела за первым столиком с новым обожа- телем. Скоро зал наполнился, и она поднялась на сцену. ‒ Дорогие друзья! Начинаем наш концерт! Сегодня мы будем выступать друг перед другом и друг для друга. 148

Все вы знаете, мастер сцены ‒ тот, кто может зака- тить грандиозную сцену... Травиата осмотрела зал. За пятым столиком сидел её предыдущий поклонник Подкорытов. Всклокоченные подёрнутые сединой волосы, мешки под глазами от еже- вечерних возлияний в попытках поймать музу. ‒ На сцену приглашается Пётр Подкорытов, ‒ сразу решила взять быка за рога Травиата. ‒ Петя! Расскажи нам стишок! Подкорытов провёл рукой по волосам, стараясь их максимально пригладить, и встал рядом с бенефициант- кой. Зыркнул на передний столик, за которым лысоватый Егор Пидкуймуха буравил его карими глазами. Нынеш- ний прихвостень Травиаты был моложе её лет на пят- надцать. ‒ В борьбе за внимание женщины, ‒ начал Подко- рытов, ‒ у поэта есть только один соперник – его поэзия. Дорогая! Всё для тебя, ‒ сказал он пафосно и поцеловал Травиате ручку. Травиата, Травиата! Бетховен. «Лунная соната». Обнажаются с утра Твои тело и душа. Я сижу, грызу морковку, Я люблю тебя, плутовку! ‒ Подкорытов ‒ дурак! ‒ донеслось до слуха чте- ца. ‒ Говорят, гениальность ‒ это болезнь. Подкорытов! Ты абсолютно здоров! Подкорытов вычислил нападающего. Им оказался Леопольд Козявкин, его предшественник в борьбе за Травиату. 149