Перекрестки

Ольга Карагодина заначками, спрятанный от супруги, и отправился на тренинг. Парапсихолог Пася встречала страждущих катарсиса в черном обтягивающем её крупные, округлые формы платье, чем немало смутила Эсмеральду, которая тоже явилась в черных лосинах и черном свитере, чуть прикрывающем самое дорогое. Эсмеральда просканировала Пасю взглядом опытного таможенника, оценила формы и вес соперницы, поправила черный берет на белокурых волосах и уселась на первую парту, выставив вперёд ногу, обутую в модный ботильон. Следующий за ней Шнурапет чуть было не запнулся о треклятую ногу Эсмеральды и чудом не грохнулся оземь. С его уст уже было сорвались нелитературные словечки, но он вовремя спохватился и проследовал на вторую парту. Праздносвета пришла вместе с Саввой, она подкараулила его на выходе из метро, и ему некуда было деться. Они вошли, мило болтая. Бледный Савва и раскрасневшаяся, щебечущая, аки птичка малиновка, малюсенькая Праздносвета. Как только они прибыли на место, Савва тут же усадил свою спутницу за последнюю парту, пообещав присоединиться к ней во время тренинга, чуть позже. Предпоследним явился Макар Федосеевич. Он долго искал аудиторию и заблудился внутри школьного здания. Теперь же, найдя нужный класс, воспрял духом, а увидев Пасю с её формами, и вообще ощутил состояние полёта. С некоторых пор, после того, как ему стукнуло семьдесят три года, и он стал хуже видеть, он предпочитал всё крупное, в том числе и женщин. Пася изумилась, узрев на пороге столь ветхое создание, но сдержалась. Старичок её несколько смутил, но поскольку взнос он принёс, то и ему выделили отдельное тёплое место у батареи. Оглядев зал, посчитав в уме доход, а он составил двадцать тысяч деревянных рубликов, ибо трое не платили – она сама, единомышленник Савва и Яхонт, который обещал подтянуться позже. – Придётся делиться с Саввой, отдам ему пять тысяч, – подумала она про себя, – кто больше работает, тот и получает, – и широко улыбнулась всем участникам слёта. Быстро собрала деньги, одарив каждого мягкой полуулыбкой, проверила паспорта, показала именные корочки, приготовленные для каждого осчастливленного катарсисом, и рассадила всех за отдельные парты в шахматном порядке. 100

Перекрёстки – Здравствуйте, мои дорогие, – начала тренинг Пася. Сегодня мы с вами познакомимся с такими понятиями как арт-поэзия и арт- пение, нарисуем картины, послушаем музыку, погадаем со свечкой, сами исполним свои стихи, я вижу в зале поэтов, споём песни… – А я не умею петь, – вставил Шнурапет. – Уверяю Вас, – блеснула очами Пася, – вы сами не заметите, как запоёте, испытав лёгкий катарсис. – Скажите, – проскрипел древний старичок с задней парты, – Так что такое катарсис? Пася напряглась, старик мог всё испортить, поэтому она скроила, как можно более широкую улыбку, чтобы дед не заметил её оскала: – Катарсис – это сильное эмоциональное потрясение, которое вызвано не реальными событиями жизни, а их символическим отображением, – громко сказала она. – К примеру, Вы слушаете, как я пою, при этом закрываете глаза, получаете удовольствие, и перед Вами всплывает образ. – Я бы лучше Вас потрогал, – честно признался старик, – Вы такая аппетитная, а как Вы поёте, мне не нравится. У меня жена в прошлом профессиональная певица. Я уже столько её наслушался, что меня ни один катарсис не проймёт. – Искусство нельзя потрогать руками, – парировала Пася, – не перебивайте меня, – и продолжила. – Так как здесь присутствует много публичных людей, всем поэтам и музыкантам приходится выступать перед большими аудиториями. Каждый из вас должен уметь ставить личные цели и добиваться их. Как ставить их, чтобы они выполнялись?! Покажу на примере народного юмора. Поймал старик золотую рыбку, она взмолилась и говорит: – Отпусти меня, дед, я любое твоё желание исполню!.. – Хочу быть Героем Советского Союза! ...И остался дед один-одинешенек с двумя гранатами против пяти танков. Так вот, чтобы Вы не попали впросак, как тот дед, вы должны научиться манипулировать в первую очередь людьми. – Пася, Вы отличный манипулятор в юбке, – ввернула Эмеральда и добавила, – в искусстве манипуляций равных женщинам нет, и не может быть, кроме некоторых неудачниц, которые имеют куриные мозги и волокутся за первым же приглянувшимся им самцом. Эсмеральда кинула взгляд в сторону Праздносветы, которую 101

Ольга Карагодина лекция вообще не интересовала. Её молящий взгляд был устремлён на Савву. – Скажите, Пася, – не унималась Эсмеральда, попутно скрипя ботильонами, – смогу ли я сегодня исполнить несколько арт-песен? Гитару я оставила у входа. Пася понимала, что Эсмеральда полностью оплатила своё выступление, и кивнула ей: – Конечно, дорогая, но только чуть позже. Есть ли у Вас спокойные песни? Вы возбуждаете публику на концертах, а у нас сегодня другие цели, к тому же Яхонт ещё не подошёл. Концерт у нас планируется к концу тренинга. Мы ещё должны с вами настроиться на разговор, написать на бумажках ваши желания. Нарисовать их. Вы принесли с собой краски? – Я принёс карандаш, – ответил Макар Федосеевич. Карандаш твёрже. – Замечательно, – отмахнулась от него, как от назойливой мухи, Пася, – мы сейчас включим тантрическую музыку, каждый из Вас закроет глаза и прислушается к себе. Я же буду медленно читать стихи. Вы найдёте свой образ, откроете глаза и нарисуете его. Откройте в себе способность видеть большие полотна, слушать симфонию. Неспроста же будущих хирургов заставляют изучать живопись. Зачем?.. А это даёт им видение больших картин, индивидуальное в общих явлениях, – Пася запнулась, вспомнив хирурга тире гитариста Дуста Кайманова, жаль он не пришёл сегодня, она бы отыгралась на нём по полной программе, и подошла к проигрывателю. По аудитории поплыли звуки природы. – Закрываем глаза, – продолжила она и, убедившись, что все выполнили пожелание, начала вкрадчивым голосом читать. Я рождена, чтоб сомневаться, Любить, страдать, жалеть и удивляться. Но я не вижу лиц, я вижу рыла. И ведь так есть, так будет, так и было... Не видя радость, мы в тоске вздыхаем, Святым родясь, в грехе сдыхаем... Слушатели внимали и сидели притихшие. Пася же переложила денежные знаки в сумочку и показала знаком Савве, который стоял у окна, что этот вопрос они обсудят позже. Савва покорно кивнул. Не останавливаясь, Пася взяла ручку, бумагу и крупно написала 102

Перекрёстки ему: «С тебя три стихотворения». Савва махнул рукой, спорить с Пасей было бесполезно. Неожиданно раздался храп. Под Пасины пассы и щебет птичек заснул Макар Федосеевич. Остальные слушатели открыли глаза. Старик портил воздух и мероприятие. Пришлось его разбудить. Следующим чтецом был Савва. Одно его стихотворение было о душе, второе об ангелах, третье о любви. Он читал так проникновенно, что прослезившаяся Празносвета вскочила из-за парты и бросилась к чтецу, но не добежала до него, путь преградила Пася. Перехватив младую деву на полпути, она подивилась её прыти и потащила обратно за парту. Савву же попросила сесть рядом с ней. Страсти разгорелись не на шутку. Рисунки получились разными. Эсмеральда нарисовала гитару, маску и розу, Шнурапет нарисовал кактус, Макар Федосеевич нарисовал женские груди, Праздносвета ничего не стала изображать, млея от прикосновения Саввиного плеча. Пася собрала рисунки и прикрепила их кнопками к доске. Дверь аудитории распахнулась, и на пороге появился Яхонт с гитарой за плечами, сияющий, аки солнышко, вышедшее из-за туч. Осмотрев рисунки, которые Пася вывесила на школьную доску, он тут же исполнил арт-песню про бумагу, которая всё стерпит. Особо его впечатлили женские прелести и большой кактус Шнурапета. Даже не вдаваясь в аспекты психологии, по рисункам было ясно, Макар Федосеевич мечтает о женских прелестях, а Шнурапет гордится своим мужским началом. Эсмеральда с трудом дождалась, пока Яхонт окончит свою песню, и одним прыжком выскочила из-за парты: – Дорогие друзья, а теперь я Вам спою свои песни в стиле «мист». Пася не успела крякнуть, а Эсмеральда уже затянула песню. Пускай огонь безумия Расплавит маску «я» – Величье безразлично! – А с небом встретится земля – Всё это происходит В объятиях нуля, Едва ли что первично… Да-а-а, такой песни Пася не ожидала. Уж на что она могла заморочить мозги кому угодно, но тут она сказала себе «пас». Здесь 103

Ольга Карагодина рисунки не помогут. Эсмеральда извивалась в своём чёрном трико, не чуя под собой ног. Все притихли, ибо сказать было нечего. Когда она закончила песню, раздались бурные хлопки. Шнурапет пожирал её горящими глазами, Савва же держался двумя руками за голову и про себя шептал: – Больше никогда на мои концерты, никогда… Чтобы как-то её остановить, Пася взяла в руки большие добротные свечи и чиркнула спичкой: – Ну, что же, дорогие мои, вы почувствовали магию песен? А сейчас мы с вами будем учиться прогнозировать свой успех. Для этого нужно, чтобы все сели по своим местам, – Пася зыркнула на Эсмеральду. Та поправляла свитер и собиралась затянуть вторую песню, её совершенно не интересовали ни Пася с её свечками, ни Савва с его больной головой. Она нашла поддержку в горячих взглядах Шнурапета, деда Макара Федосеевича и прокричала: – А сейчас я спою песню про замкадышей… – Про кого? – не понял её Макар Федосеевич. – Про замкадышей, – ответила Эсмеральда, – про тех богатеньких дядей и тётей, которые живут в особняках за МКАДом. – Ну уж, нет, – подумала про себя Пася и пошла в атаку. Подошла к Эсмеральде, слегка придавила её бедром к доске и одной рукой мягко, но крепко взяла её под локоть, вдобавок отобрав гитару. – Думаю пора приступить к следующей части нашего тренинга. Наверное, тренинг так и продолжался бы, если бы не одно «но». Макар Федосеевич так набрался впечатлений, что ему стало плохо. Тренинг окончился быстро. С приездом скорой помощи. Старика погрузили на носилки и отвезли в больницу, с высоким давлением и подозрением на предынфарктное состояние. Пасю же врачи скорой помощи обязали сообщить его супруге прискорбную весть. Пришлось всех распустить по домам и отправиться по адресу, нашептанному ей на ухо слабым голосом Макара Федосеевича. Когда она встретилась с его женой, старушку пришлось не только успокаивать, ей пришлось заплатить моральный ущерб в пять тысяч рублей, ибо она знала о заначке мужа и каждый 104

Перекрёстки день проверяла его заветный носок на антресолях. А сегодня куда- то исчезли муж и пять тысяч. Возместив старушке моральный и материальный ущерб, Пася отправилась домой, твёрдо дав себе зарок, впредь заранее проверять каждого своего слушателя на вменяемость. Она была уверена, что до больницы старика довела своими визгами и писками чертова Эсмеральда. Дед давно не видел младых разбитных дев и перегрелся. Вечером она отзвонилась Савве. – Саввушка, дорогой, я ничего не могу тебе заплатить из денег, полученных за тренинг. Дело в том, что я всё отдала жене Макара Федосеевича на поддержание его драгоценного здоровья. Савва всё понял – Пася была одной из внучек лейтенанта Шмидта. Из тех, кто выступает на тренингах, призывая творческую элиту духовно обогатиться, а заодно внести деньги в кассу. С того дня их тесная дружба с Пасей перетекла в вялотекущую дружбочку. Всю ночь Савва сидел перед принтером и печатал дипломы. Ни много, ни мало, а целых полсотни. Надо как-то поддерживать музыкантов, а то разбегутся кто куда. Он и так им то конкурсы устраивает, то праздники, теперь вот награждения. Как их ещё заинтересовать, денег он им почти не платит. Не окупается предприятие, а бросить жалко. Сегодня он должен был вручать дипломы всем победителям предыдущих конкурсов. Народу должно было прийти много: Яхонт, Дуст Кайманов, Пася, Олёна, Реджинальда и многие другие. Не смог явиться только Арлен Колотушкин. Он ушёл в запой, у него что-то не заладилось на работе в его охранном предприятии. Поначалу он пытался бунтовать против суровой действительности и даже попытался подкараулить директора фирмы и набить ему морду, но это не сработало, ибо шеф был крепким малым и не только выкинул Арлена со своей дороги, но и из фирмы, после чего тот прибег к обычному русскому способу снятия стресса. К началу большого концерта собрались почти все участники, заявленные в программе. Первыми явились барды, за ними поэты, последней вошла Олёна, прошмыгнула в самый тёмный уголок зала и там затихла. Потом зал заполнили гости. Пася вошла в зал в чёрном с ярко-красными вставками платье, обтягивающем её пышные формы, алой розой в волосах, в чёрных ажурных перчатках до локтя и окинула всех победным взглядом, ей было интересно, 105

Ольга Карагодина какое она производит впечатление. Будучи психологом, она давно усвоила истину, что молодая красивая женщина – это чудо природы. Немолодая же красивая женщина – это чудо искусства. Она должна была поразить публику насмерть не только своим видом, но и новой песней «Маки». Ради этого она и сшила это платье. По изумлённым взглядам женщин и мужчин сидящих за столиками, проплывающая мимо них большим цветком Пася поняла – цель достигнута. Савва предусмотрел всё или почти всё, кроме одного. На концерт явился колдун. Довольно эпатажная личность, считающая себя магом высшей категории, способным управлять погодой. Он так и говорил о себе, – Магия моя велика, могу послать солнце из Москвы в Петербург. Каждый день он выходил на улицу разводить руками тучи. С ним уже был инцидент. Он пришёл на один из концертов и устроил в фойе шоу. Разбил об стену пустую бутылку из-под шампанского, разделся до пояса, улёгся на стёкла и собрал огромную толпу, включая главного администратора клуба, который сначала попытался вызвать по телефону психиатрическую помощь, а потом попросил охрану одеть деда в одежды и вывести его вон на свежий воздух. Сегодня он явился не один, а с другом. Человеком-деревом по имени Посад Вселенович, болевшим идеей всеобщего озеленения. Посад был известен тем, что несколько лет назад пытался забраться на главную новогоднюю ёлку страны, был с неё снят и отправлен на принудительное лечение, после чего слегка угомонился, но заболел другой болезнью. Стал грозой паспортисток, ибо каждый месяц официально менял имена. То он был Мартом Вселеновичем, то Февралём. Городской чудак с развевающимися седыми космами, одетый в ярко малиновый пиджак, ворвался в зал и прямиком отправился на сцену. Концерт ещё даже не начался, а дед уже выступал. Встал в крепкую стойку, широко расставив ноги, развёл руки в стороны: – Дорогие друзья, – начал он, – займу у вас немного времени, человек я занятой, мне нужно ехать на другую передачу, только хочу вам сказать, желаю добра, света и тепла. Вы не смотрите, что на улице пасмурно, я развёл тучи, – руки деда завращались, аки ветряная мельница, – и завтра будет солнышко, обещаю. Уже ночью на небе будет ясно, и выступят яркие звёзды. Савва бежал к сцене, нет, даже не бежал – летел турманом. В его 106

Перекрёстки голове вертелась песенка Ирины Аллегровой «Я тучи разведу рука- а-а-ми». Деда нужно было снимать с пенька и как можно скорее, иначе главный администратор припомнит Савве стёкла в фойе и беспокойство публики. И ему таки удалось спасти положение. Он влетел на сцену, широко улыбнулся залу, выхватил чистый бланк диплома из объёмной пачки и подал его колдуну: – Вот! Возьмите. Это диплом за ваши заслуги перед небом, тьфу, – разволновался Савва, – перед всеми. Мы польщены вашим вниманием, и даже не знаем, с помощью какого волшебства Вы проникли в зал, но раз уж Вы здесь… примите соболезнования по поводу душевного здоровья, – подумал Савва, а вслух сказал, – награждаю Вас дипломом первой степени за вклад в искусство. Дед отвлекся и посмотрел на бумажку. Диплом был красивым, но пустым. – Так там же ничего не написано, – прищурил он глаза и впиявился взглядом в Савву. – А Вы впишете имя сами, – с улыбкой сказал ему Савва, – главное, что вы его получили. А теперь мы дружно провожаем Вас на передачу и начинаем наш концерт, – громко объявил Савва, ведя колдуна под локоток к ступенькам. Кое-как он таки вытолкал дедушку со сцены, где его уже ждали два охранника, и пригласил первого участника. Это был молодой бард в вечернем смокинге, лаковых длинноносых ботинках с красивой фамилией Ясенев. Вихрастый паренёк раскланялся и затянул песню под шестиструнную гитару «На комоде слоники стерегут покой». Вторая песня насмешила весь зал, ибо она была про деревню и начиналась словами «Огородами устало вновь крадусь я втихаря», после колдуна это было даже хорошо. Дальше всё пошло, как по маслу, ровно до выхода Паси. Она вышла на сцену, сияя, аки солнечный луч через стёклышко. – Ведьма, – подумал Савва, – прокатила меня с тренингом. Пася поправила красную розу в волосах и громко объявила: – Дорогие друзья, сегодня мы поговорим об арт-пении и арт- чтении. Не знаю, рассказывал ли вам Савва о наших тренингах, это неважно. Я спою вам арт-песню «Маки», и перед вами выступят мои ученики-индиго. Все они уникальные личности и обладают не только поэтическими и музыкальными талантами, но и являются 107

Ольга Карагодина проводниками высших сил. – Маэстро, музыку, – взмахнула рукой в ажурной перчатке. Полилась красивая, хорошо аранжированная музыка. Зал замер. Пася затянула зычным голосом. – Маки-и-и-и, я люблю вас, мои маки-и-и…. – Ах, это у неё маки в голове, – догадался Савва, – а я-то дурак, думал, она корчит из себя розу. Так-так-так. Посмотрим, какой ещё сюрприз преподнесет дочь лейтенанта Шмидта. Тем временем Пася не только распелась, она ещё попыталась станцевать. Её объёмный живот заколыхался под платьем из стороны в сторону, а уж когда она повернулась к залу задницей, исполняя очередное па, Савва и вообще задохнулся, – пора убирать со сцены эту царь-гопу. Но убрать Пасю было непросто, это Савва знал на собственной шкуре, и как он вытерпел этот кошмар, не помнил. Наконец песня закончилась. Пася отдышалась, поправила съехавшую за ухо розу и схватила микрофон: – А сейчас на сцену выйдет мой ученик. Встречайте – Леонид Хуер. На сцену поднялся старичок лет семидесяти с гитаркой в руках, в толстых очках и пачкой бумаги. Он минут пять усаживался на стул перед пюпитром, ещё минут семь его листочки разлетались в разные стороны, потому что он не мог их поставить прямо и, в конце концов, лучший птенец-индиго запел козлиным голосом песню «Забери меня с собой, я желаю быть с тобой». Нервы Саввы не выдержали, и как только козлик закончил блеять, Савва взбежал на сцену. – Дорогая Пася, дорогой Буер… – Хуер, – поправила его Пася. – Позвольте вручить вам дипломы от администрации клуба и от меня лично. К моему глубокому сожалению, индиго время исчерпали, позвольте пригласить на сцену следующего исполнителя. Многих сегодня нужно поздравить, – Савва умоляюще заглянул в широко раскрытые глаза Паси. В его голове вертелась только одна мысль, – как её убрать со сцены? Спихнуть у него не хватит сил, ибо Пася весит не меньше центнера, да и опасно это, зная её крокодилью хватку, а отправить её с миром будет тяжело. Пася оценила потуги Саввы, но не сдалась. – Хорошо, мы сейчас закончим, но прежде пусть выступит ещё 108

Перекрёстки один член нашего арт-коллектива. Савва мысленно хлопнул себя по лбу. Он же знал Пасины пристрастия и любовь к денежным купюрам и запустил руку в карман пиджака, достав из него две зеленые бумажки. – Я не только награждаю вас дипломом, я дарю вам на счастье два доллара. Положите их в заветное место, – Савва заглянул вглубь декольте, – и деньги никогда не покинут вас. Пася приняла дар и отвлеклась, разглядывая бумажки на предмет не поддельные ли они, чем и воспользовался Савва, громко объявив следующего участника. Следующий номер должна была исполнять украинская певица. Она приехала на несколько дней в Москву, где-то раздобыла телефон Саввы и напросилась на концерт. Савва достал из кармана бумажку с названием песни и испугался, увидев украинский текст. Понимая, что или Пася или украинская песня, громко объявил: – Галина Подопригора приехала к нам из украинской глубинки и порадует нас своей песней, своей песней, – заело у Саввы, – висела писенька?! Зал взорвался хохотом. Пася посмотрела на Савву взглядом бешеного гамадрила, повертела пальцем у виска, зажала в кулачок зеленые бумажки и, подхватив под руку старенького Хуера, спустилась с ним со сцены. Зал наполнился звуками украинской народной песни. Галина исполняла её акапелла, то есть безо всякой музыки. Голос у неё был зычный и доходчивый. Савва устало опустился на стул перед сценой и не мог дождаться окончания очередного балагана. Он крепко задумался о своей дальнейшей судьбе. Семью он потерял. Лучший друг его покинул, укатив в Израиль к своей ненаглядной Циле и по слухам организовал свой бард-клуб израильских поэтов и музыкантов. Что-то надо делать. Менять образ жизни, мышления. Да и Саньку необходимо вернуть в родные пенаты, ведь он её любит, очень любит и, чем больше он смотрит на всех этих певиц, тем горше у него на душе. Варламий ради юбилея Саввы приехал из Израиля. Пася бегала, высунув язык за рамками для фото. Она сделала для Саввушки коллаж, и ей понадобились рамки формата А4. А рамок как назло нигде не было – ни в переходе на Павелецкой, куда её отправили 109

Ольга Карагодина из фотоателье, ни в двух других ателье, и она зашла напоследок в книжный магазин, расположенный недалеко от её дома. Рамки там были, но не пустые, а с президентами. Без них никак не продавали. Пася решила поинтересоваться, сколько стоит власть. Оказалось, недорого, каждый президент по отдельности стоил сто шесть рублей, а поскольку на фото присутствовали два главных лица страны, то соответственно они обошлись ей в двести двенадцать деревянных. Купила. Рамку-то она взяла, а вот куда прилепить президентов, не знала и водрузила коллаж поверх власти. Показала Варламию, и он взмолился о коллаже для него. Пася никогда не ссорилась с денежными мешками и быстро нашлёпала ещё один коллаж и тут же побежала в тот же магазин. Там, как и раньше, стояли рамки. И повело Пасю путями неисповедимыми. Она потребовала в очередной раз продать ей за двести двадцать рублей президентов, чем ввела продавцов сначала в немой ступор, а потом в дикое веселье. – Зачем Вам столько портретов? Что Вы с ними делаете? В какие места вешаете? – Да ни в какие, – ответила Пася, – коллажи на дни рождения друзей и родственников делаю и под них президентов подкладываю. Представляете, как интересно имениннику, он получает в руки коллаж со своими фотографиями, а я ему сообщаю, – внутри есть сюрприз. Именинник широко раскрывает глаза, вертит рамку и ничего не находит. Тогда подсказываю ему, – приподними коллаж и посмотри, что лежит под ним. Веселятся все – и новорожденный, и гости. К тому же пустых рамок у вас в магазине нет, только с президентами, так что выбора у покупателя не остаётся. Они мне уже как родные. Скоро новый завоз? После дня рождения любимого продюсера Пасю накрыло волной. 110

Перекрёстки Пасина любовь Любовь большая сложная игра со своими правилами, в ней не может быть одного победителя, выигрывают оба одновременно или одновременно проигрывают. Пася в свои сорок пять влюбилась глубоко и отчаянно. Её избранник был молод, хорош собой и талантлив. – Ну и что, что он моложе, – думала Пася, – я тоже талантлива и хороша собой. Он молод, зато я могу быть для него путеводной звездой. Они встретились с ним в студии звукозаписи, куда Пася принесла свои песни, написанные на стихи Саввы. Она умела петь, могла сочинить мелодию, писала стихи, но не играла ни на одном из инструментов. Ей рассказали, что сейчас эта проблема легко решаема. Приходишь в студию звукозаписи, напеваешь свой мотивчик, говоришь, в каком стиле должна быть мелодия, и музыканты на живых инструментах записывают её. Обладая кипучей энергией, Пася решила задвинуть на сцене своих конкурентов, а особенно конкуренток. У многих из них были весьма плохие минусы, которые они клепали на своих компьютерах в домашних условиях. 111

Ольга Карагодина На них частенько ругались звукорежиссёры. Хорошо, один умный человек подсказал ей про студию. Она и разговорилась-то с ним, послушав его записи. Пел он не ахти, но какая музыка звучала со сцены. Переливалась гитара, плакал саксофон, скрипели скрипки. Он же и объяснил ей, что услуги звукозаписывающей студии – это хороший и качественный звук, интересное музыкальное решение, а это и есть главный залог успеха в продвижении своих песен. Половина дела, если не больше. Даже если голос не слишком хорош, его компенсирует музыка. Собрав деньги, стихи и мужество, Пася отправилась в частную студию. Как только она вошла, увидела его. Сердце дрогнуло. Высокий, с объёмной каштановой шевелюрой, карими глазами и мягким обходительным голосом, он был воплощением её снов. Её юный пион. Пася знала толк в мужчинах, через неё их прошли десятки. Как-то так случилось, но ни с одним из них она не осталась. Сейчас в сто первый раз сердце подсказывало ей: – Пася, действуй. Включи всё своё обаяние, – и она мысленно помолилась, – Господи, дай мне мудрости, чтобы понимать мужчину, любви, чтобы прощать его, и терпения к его настроениям. Силы же, заметь, не прошу, Господи! Широко раскрыв глаза, изобразив улыбку, она пошла в атаку. – Здравствуйте. Мне нужен директор этого салуна, – на дворянский манер произнесла она. Жорж, он же Игорь посмотрел на крупную, весящую никак не меньше центнера крашеную блондинку. – О! – подумал он, вот это фактура. Бальзаковский возраст, широкая корма и состояние повышенной влюбленности, свойственное женщинам этой поры. В её зелено-карих глазах бесились чёртики. – Здравствуйте, богиня, – пошутил он, – чем могу быть полезен? – Всем, – выдохнула грудью Пася, – мне нужно записать две песни на стихи моего друга. Хочу выступить с ними на сцене клуба. Видите ли, я пишу стихи, занимаюсь психологией, пою, у меня готовые мелодии и одна загвоздка в этом вопросе. Я не умею играть. Мне сказали, что в вашей студии можно записать мелодию, если автор её напоёт голосом. Это так? – Да, конечно, проходите. Сколько часов мы будем работать? 112

Перекрёстки – Как пойдёт, – Пася показала ряд недавно сделанных керамических зубов. Любовь – это жгучее желание отдать себя без остатка, главное, чтобы кто-то взял.. В тот день Пася грохнула все свои деньги и даже осталась должна студии, но контакт с мужчиной её мечты был налажен. Последующие две недели Пася строчила стихи и каждые два дня ходила их записывать. По истечении этого времени у неё в кармане был диск с её песнями и ОН. Жорж переехал к ней в однокомнатную квартиру на окраине Москвы, оказалось, он был иногородним и снимал комнату в коммуналке. Пася быстро выяснила о своём избраннике всё или почти всё. Он имел музыкальное образование, неплохо играл на клавишных, отлично пел. Она пообещала в ближайшее время вывести его на сцену. Для этого надо было написать совместные песни, и они днём на пару закрывались в студии, вечерами же предавались безудержной любви. Пася отдавалась вся без остатку, Жорж же действовал по принципу, если ты хочешь научиться лучше любить, нужно начать с кого-то, кого ты терпеть не можешь. Впрочем, с Пасей было легко, она заводилась от одного его прикосновения к её полной груди. Дальше всё шло по накатанной. Он тонул в Пасиных персях, и, как сказал поэт Жуковский, – к ней на перси тихо сел голубок, обнял их крылами. Через месяц Пася представила Жоржа Савве. – Знакомься. Уникальный музыкант. Сочиняет музыку, стихи, отлично поёт, играет на клавишных инструментах, занимается аранжировкой песен и просто красивый парень. Савва смотрел на Пасю, Жоржа и думал: никогда не приводите женщине логических аргументов, ибо в этом случае Вы выглядите в ее глазах полным идиотом. Пася подцепила альфонса. Просто так она его никому не отдаст. Савва поёжился, вспоминая крепкие руки и туго затянутый галстук на его хилой шее. – Замечательно, – улыбнулся Савва, – в сегодняшнем концерте представим ваш дуэт. Своя студия – это хорошо. Полезно для всех наших музыкантов. Вон, Олёну, – Савва кивнул в сторону Олёны Вездессущей, нервно пьющей чай перед своим выступлением, – давно пора записать. Может, она хоть в студии бояться не будет, там людей нет. Хорошая она девушка, но нервная. 113

Ольга Карагодина Пася передернула плечами: – Савва на кой чёрт она нужна? Отпусти ты её с миром. В лес ходить, волков не бояться. А эта боится и лезет, боится и лезет. Тьфу. Смотреть противно, сейчас край чашки откусит. – А что за песню вы будете исполнять? – спросил Савва. – На твои стихи, Саввушка. Песня называется «Клоун». Зал бурно аплодировал. На сцене пел новенький певец. Пел хорошо, у него был прекрасный баритон, в припеве ему подпевала светящаяся счастьем Пася. Она притоптывала красной туфелькой и подбрасывала вверх игрушечного клоуна, иллюстрирующего песню. Так продолжалось восемь месяцев. Теперь на каждом концерте большую часть времени выступал Жорж. Он заматерел, перекрасился в яркого блондина, и у него появились поклонницы. Пася зорко следила за ними и никого не допускала к любимому. Она всегда стояла рядом. Путь Жоржу на сцену она прокладывала трупами других исполнителей. В уголке рыдала задвинутая на обочину Олёна Вездессущая. Дуст Кайманов плюнул на Савву и его тусовку и подался к рокерам. Арлен Колотушкин стал выступать все реже и реже. Он задумался о новом проекте, не связанном с Саввой. Только Яхонт составлял достойную конкуренцию Жоржу, но его Пася не боялась, кто-нибудь ещё тоже должен петь. Прошло время. Олёна сидела после своего выступления в баре и пила чай, когда из дверей зала выбежала рыдающая Пася, и она, несмотря на неприязнь к толстухе, все же пожалела её: – Что случилось, Пася? Тебя кто-то обидел? – Нет, – дрожали у Паси губы, – сейчас пройдёт. Всё пройдёт. Он бросил меня. Понимаешь? Бросил. – Кто? – не поняла Олёна, считая Жоржа сыном Паси. – Жорж, – всхлипнула, обмякшая Пася, – мы с ним были восемь месяцев. Я для него сделала всё. Официант, – грозно крикнула она. К ней подскочил молоденький парнишка. – Сто пятьдесят коньяку и закуску. – Сюда? – спросил оробевший юноша. – Нет, – рявкнула, утирая слёзы Пася, в зале на столик двадцать девять положите меню. Сейчас закажу. Через двадцать минут Пася, выпив триста грамм коньяка, вышла на сцену и прочитала стихи. 114

Перекрёстки Знаешь, милый. Я королева. От меня не уйдёшь налево... От меня ходят только вперед, Или на трон, или на эшафот! С этого дня карьера Жоржа у продюсера Саввы закончилась. О нём услышали спустя полгода. Он добился больших успехов. Стал записываться на радио и в телепередачах. Рядом с ним всё чаще стала мелькать немолодая сухощавая женщина-поэтесса. Понесло и Пасю. От горя и неразделенной любви она решила завязать с музыкальным бизнесом, и случай подвернулся. Один из её многочисленных учеников предложил ей поработать в гробовой конторе «Земля и небо». Пообещал большой заработок и пустяковые обязанности. Её задача состояла в ежедневных звонках на главный городской пункт «Скорая помощь». Ей надо было узнавать из первых уст от врачей скорой, кто из пациентов умер по дороге в больницу, быстро передать информацию директору конторы, который в свою очередь тут же отправлял своего агента к родственникам, дабы упредить остальных, ибо конкуренция между похоронными бюро была жесткой. Борьба за клиента велась не на жизнь, а на смерть. На этой стезе Пася нашла себя и окунулась с головой в новую работу. Это давало ей пищу к размышлениям, она открыла новые грани человеческого бытия в призрачном мире с той и этой стороны. Её лекции на семинарах наполнились мистическим смыслом. Музыка её больше не волновала. 115

Ольга Карагодина Воинствующий старикан Многоэтажный панельный дом сотрясался от ругани. На лестничной площадке бушевал семидесятидвухлетний Николай Иванович. Главный бухгалтер ЖСК слабо отбивалась от воинствующего старикана. Сил у него хоть отбавляй, настоящий тигр. Весь его день был расписан по минутам. В семь утра он делал дела по маленькому, ровно в семь тридцать по большому, а в восемь просыпался. В данный момент он предпринимал попытки выгрызть свои кровные денежки, которые, несправедливо внесли в его платёжку по коммунальным услугам. Как выяснилось, он слишком много разговаривал по телефону со своими двумя сестрами, которых люто ненавидел, считая, что все неприятности в его жизни исходят от них. Младшая Верка перестроила подвал их общей, разделенной на троих дачи по своему усмотрению, средняя Люба во всём поддерживала сестру. Жил он один и неплохо. 116

Перекрёстки – Всё бы ничего, – считал Николай Иванович, – но все бабы дуры: бывшая жена, сёстры и его единственная дочка. Он вспомнил, как они с женой поссорились на даче, после чего она от него ушла. – Подумаешь, – в его мозгу всплыла картина пятилетней давности. Он захотел с ней близости, а у него с первого раза не получилось. Ну-у попросил её, чтобы она ходила без штанов, пока он копается в огороде и ждала, когда у него появятся силы для исполнения супружеского долга. И оно появилось. Побежал он к ней в дом, а у него прямо из-за спины воры украли косилку. Он и двинул ей пенделя. Ей бы только трахаться. Приготовилась старая дура. Ещё говорила, что я ей машу ручкой с огорода, мол, сымай штаны, готов я. Тьфу, – сплюнул на пол лестничной клетки Николай Иванович и просверлил дыру в бухгалтерше. – И эта не лучше, – кипятился он, – обдирает стариков. Тоже мне счетовод. Всё пытается найти адекватное отражение движения денег ЖСК. У неё в голове записаны только две графы: профукали и скоммуниздили. Надо её переизбрать, – решил он и громко заявил: – Антонина Петровна, вы таки пересчитаете мою оплату или нет? Или Вы действуете по принципу «Пересчитать, как я хочу», «Пересчитать, как хочет ГНИ» и «Пересчитать правильно»? Дык, мы вас переизберём на общем собрании. Антонина Петровна знала, что старик просто так от неё не отвяжется. Делать ему на пенсии нечего. С самого утра он ходит по дому и ищет приключения. Буквально позавчера он вызвал милицию к девяностолетней старушке, объявив прибывшему на место происшествия наряду, что её пора забрать из квартиры. – Воняет из-под двери, – брякнул он, – она, наверное, умерла. Когда же дверь вскрыли, оказалось, что старушка чувствует себя нормально. В другой раз он вызвал милицию, объявив, что его соседка, бывшая преподавательница русского языка, вылила ему под дверь горшок мочи. Местному отделению милиции он надоел, и теперь они не торопятся приезжать. В итоге Николай Иванович сам ходит по всему дому и наводит порядок. Уже сегодня он нецензурно обругал инвалида по зрению председателя дома за то, что тот 117

Ольга Карагодина случайно ткнул его палкой в больную мозоль на ноге. Пообещал вызвать психиатрическую помощь соседке этажом выше, его раздражает её заунывное пение, которое он слышит в своей кухне, обозвал попугаем сына бизнесмена из трёхкомнатной квартиры, видишь ли ему не понравился зелёный хохол парня и пирсинг в его носу. Привязался к молоденькой аптекарше с четвёртого этажа, объявив ей, что он недоволен своей половой жизнью, итогами Великой Отечественной Войны и спросил, нельзя ли купить у них в аптеке надувного Гитлера? И вот теперь напал на неё. Она пошла на хитрость. – Николай Иванович, я вот что подумала, так как вам тяжело платить за городской телефон, пусть ваша дочка подарит вам мобильный. Вы будете с ней разговаривать, сколько захотите, а главное, вы свои деньги будете учитывать сами. Сколько положили, столько и наговорили. – Он у меня есть, – буркнул дед, – это для меня дорого. – Ага, – улыбнулась Антонина Ивановна, глядя на его багровую лысину, – тогда вам дешевле говорить по городскому телефону, но соответственно и платить за него. Не мне же оплачивать ваши переговоры? Или ещё проще. Просите, чтобы вам перезванивали, тогда платить будет тот, кто звонит. Подумайте сами. Вы же настоящий интеллигент, – а про себя вздохнула, – человек, много думающий о том, что его совершенно не касается. Хочет и рыбку съесть и на велосипеде покататься. Николай Иванович задумался, потёр лысину, грозно сверкнул очами и выпалил: – Ладно, заплачу за этот месяц и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, кинулся к себе домой. Как только он вошёл в квартиру, раздался телефонный звонок. Он схватил трубку: – Кто звонит? На том конце провода ему послышался голос младшей сестры Веры. Вновь вспыхнувший гнев охватил Николая Ивановича целиком и без остатка: – Пошлы на х.., – выкрикнул он и бросил трубку. Попив чайку, съев печенье, он успокоился и решил позвонить дочери. Набрал номер: – Алло. 118

Перекрёстки – Привет, – стараясь быть ласковым и нежным, промуркал Николай Иванович, – что делаешь? Из трубки слышалось гробовое молчание. Он ещё раз спросил: – Алёнушка, привет. Чего молчишь? Наконец на том конце провода послышалось шевеление. – Папа, – всхлипнула дочь, – ты почему меня послал на хутор бабочек ловить? Ты хочешь, чтобы и я перестала с тобой общаться? Тебе и так уже не с кем поговорить. Только что мне звонила бухгалтерша из твоего дома, просила тебе материально помочь. – Боже мой, – хлопнул себя по лысине Николай Иванович, – у меня что-то со слухом, и продолжил елейным голоском, – так это ты была? А я тебя с гадкой Веркой перепутал. – Папа, – усмехнулась дочка, знавшая, на что способен её папаша, – уверена, что ни Вера, ни Люба с тобой разговаривать не будут. Деньги я тебе привезу, только мне стыдно заходить в дом. Ни одного человека не осталось, с кем бы ты не перебрехался. Давай встретимся в метро. – Ах, ты стерва, – вновь вспыхнул Николай Иванович, – мать твоя гангрена, и ты в неё. Не нужны мне твои деньги. – Папа, – строго сказала дочь, – через полчаса жду тебя в метро. Николай Иванович плюнул на телефон и вышел из квартиры. На лестничной клетке стоял его сосед из соседнего холла и курил сигарету. – Борька, – радостно потёр руки старикан, – до сих пор куришь? Дымом тянет в мою квартиру. Кончишь раком. – Тьфу, – сплюнул Борис, – вдруг осознав, что стариков надо убивать в детстве, – Николай Иванович, бегите скорее вниз. Бизнесмен из шестьдесят четвертой квартиры выбросил на помойку кучу вещей. Стоит сходить посмотреть. Лично я видел в баке магнитофон и ещё что-то. К тому же вниз пошли Мария Петровна и Елизавета Алексеевна. Николай Иванович встрепенулся, его мысли переключились в другом направлении. У него образовалась новая куча дел. Построить старушек, получить деньги с дочери, забрать магнитофон, а с Борькой он позже разберется. Никуда не денется. Спустя минуту его сдуло с лестничной клетки. В ближайшие два часа дом мог жить спокойной жизнью. 119

Ольга Карагодина Цыганка С утра день выдался морозным, было очень холодно. Клара Аркадьевна сидела орлицей на колесе в салоне троллейбуса, потому что именно там больше всего шло тепло от печки. Её ноги сильно замерзли, пока ждала транспорта, и теперь она в блаженстве шевелила пальцами внутри своих модных ботильонов. Она, зажав в руках пакет с гостинцами и миниатюрную дамскую сумочку, ехала в больницу к своей подруге. Всё было относительно хорошо: голова в холоде, ноги в тепле, только кожаное сиденье холодило, и ей казалось, будто она сидит на куске льда. Клара поёжилась, прислушиваясь к своим чувствам, когда неожиданное шевеление справа отвлекло её от могильных ощущений, исходящих от сидения. К ней подсела смуглая, плотная женщина, с живыми карими глазами, одетая в хорошую дублёнку. Кларе Аркадьевне показалось, что она напоминает цыганку. Женщина примостилась к ней как можно ближе и наклонившись тихо сказала: – Вы не подскажете мне остановку возле Парка Культуры, надо зайти в церковь. Клара, ушедшая было в свои думы, отмахнулась: 120

Перекрёстки – Подскажу. Где там церковь, я не знаю, а остановку покажу, – и хотела было отвернуться к окошку, но не тут-то было. Смуглянка тронула её за перчатку. – Наклонись ко мне, я тебе кое-что скажу. Клара изумлённо вскинула брови, вытаращила серые глаза, но наклонилась к незнакомке. – Мы с тобой не случайно встретились, – зашептала та, – ты цветы любишь. Этим летом у тебя погибло много цветов на подоконнике, да? Глаза у Клары стали расширяться ещё больше, в полном недоумении, она припомнила, что и правда этим летом, после ужасающего смога, накрывшего на целый месяц Москву, повыкидывала кучу цветов, которые не выдержали природных катаклизмов. – Да-а-а, – медленно протянула она, – а Вы откуда знаете? Смуглянка улыбнулась и быстро зашептала: – Ты же их все уничтожила? – Все, – выдохнула Клара. – Правильно сделала, – продолжала шептать незнакомка, – на тебе сглаз лежит, на твоей маме девять сглазов, у мужа твоего шрам есть на руке, его два раза от смерти спасли. Дочь твоя крестик потеряла. Тебе надо спасать семью. – Как? – в ужасе всплеснула руками Клара, – которую обуял безотчетный страх. – Помогу, – усмехнулась смуглянка, – сейчас ты выйдешь вместе со мной на остановке. Купишь один батон хлеба, десять яиц, и мы пойдём в церковь. Я же вижу, ты божий человек. Тут Клару что-то внутри кольнуло: – Ни хрена ты не видишь, – подумала она, – я даже не крещеная, – но ответила смуглянке, – не могу я выйти, в больницу еду, меня там ждут. – Ничего, – не унималась смуглянка, внимательно присматриваясь к Клариным дорогим перчаткам и изящной кожаной сумочке, – ты же хочешь спасти свою маму? – Кошмар, – испугалась Клара, – если я сейчас выйду с этой ведьмой на остановке и пойду в церковь, неизвестно куда она меня заведёт. Отберет сначала сумочку, потом продукты, а то и вовсе без норковой шубы оставит, и моя мама действительно заболеет с горя, 121

Ольга Карагодина что у неё такая придурочная дочь, – и пустилась на хитрость. – А Вы мне скажите, чем помогут хлеб и яйца? И не снимете ли Вы ненароком порчу по пинкоду моей кредитки? – Что ты, что ты, – замахала руками смуглянка, – ты, наверное, подумала, что я цыганка. Ан, нет, мама у меня сербка, папа русский. – Да-а-а, – недоверчиво протянула Клара, – а выглядите вы настоящей цыганской колдуньей. Кажется, я догадываюсь. Вы шептуха как минимум в восьмом поколении. Из тех, что наводят порчу на соседей, звонят и сопят по телефону в три часа утра, сжигают почтовые ящики и накладывают проклятье перед дверью. А вы случайно не умеете снимать порчу по фотографии или фотороботу? – Ты со мной не шути, – сказала смуглянка, – у твоего мужа одно яйцо не работает. – Да что Вы говорите, – удивилась Клара, – мне кажется, у него всё работает, и он не крипторх. – Хто, тьфу, кто, – поправилась порчельница. – Крипторх, – повторила Клара. – Это что за болезнь такая? – поинтересовалась та. – Что-то лошадиное напоминает. – Собачье, – ответила Клара, – это когда у собачки одно яичко недоразвито, таких собачек ещё с выставок снимают. Теперь мне понятно, зачем Вам понадобился десяток куриных яиц. Снимать порчу с яйца моего мужа. Пассажиры троллейбуса оживились и стали приглядываться к двум женщинам, сидящим на колесе. – Зря шутишь, – покачала головой злыдарка, – ты не знаешь силу яиц. Вся сила – в яйцах! – У мужчин, это точно, – хмыкнула Клара, – а ещё не надо класть яйца на серебро, оно от этого чернеет. Кстати, Вам скоро выходить. Смуглянка огляделась и, сообразив, что времени у неё остаётся всего одна остановка, яростно зашипела: – Зря не вериш-ш-шь, вспомни свою подружку на букву М., она на тебя сильный сглаз сделала. Не пойдёшь сейчас со мной, всё плохо у тебя будет. Сама раком заболеешь, мама твоя умрёт, дочь несчастной будет. Нельзя с такими порчами ходить и ничего 122

Перекрёстки не делать. Троллейбус затормозил. Смуглянка подошла к двери и оглянулась на Клару. Клара сидела с широко открытыми глазами, полуоткрытым ртом, прижимая к себе сумки, и с испуганным интересом смотрела на цыганку. Та, молча, вышла из троллейбуса и погрозила Кларе пальцем в окошко. – Фуф-ф-ф, – выдохнула Клара, – пронесло. Не поддалась на чары, против гипноза устояла. Хорошо, успела вовремя опомниться, а то стояла бы сейчас на морозе у паперти без денег, без шубы, с одной авоськой яиц. Убежала от цыганского счастья. 123

Ольга Карагодина Юбилей За окном с пяти утра щебетали птахи. Их голоса перекликались и звенели в тишине. Дачный посёлок мирно спал. Птички пели о наступающем дне. Семену не спалось с трёх ночи. Он готовился к юбилею своего друга Серёги. Тому стукнуло шестьдесят лет. Семён вздохнул, – Серега всего на год старше. В следующем году ему предстояло пройти тот же самый рубеж. Получается, Серёгин юбилей – что-то вроде репетиции. Семён посмотрел на Наташу. Её красивые тёмные волосы, подёрнутые сединой, разметались по подушке. Он её любил. Годы не остудили чувств, просто они стали более размеренными и спокойными. Птичий щебет окончательно поднял его с постели. Он тихонько выскользнул из-под одеяла и на цыпочках, стараясь не разбудить Натаху, отправился на кухню. В холодильнике было припрятано пиво. Семён пил. Много работал и пил. После Афгана. Вот и вчера он принял на грудь поллитрушку. В конце концов, до четырёх часов дня он сто раз протрезвеет. Посмотрел расписание. Ему нужно было выйти за два часа, чтобы спокойно доехать на электричке и метро до армянского кафе «Дудук». Почему Серега выбрал это кафе, он не понял. «Наверное, дешевле у армян, хотя вряд ли, – подумал он, 124

Перекрёстки прихлёбывая пиво, – поглядим. Народу будет много. Наверняка, Серёга всех своих походников пригласит. Эти любят погулять и веселиться умеют.» Семён пару раз в юности сходил с ним на катамаранах по Волге, очень ему понравилось. Костры, палатки, песни под гитару до самого утра. А как женился на Наташке, всё, завязал с походами. Наташка этого никогда не понимала, предпочитая домашний уют или санаторий, а лучше всего дача. Они каждый год на всё лето выезжают на дачу, и он на электричке ездит на работу в Москву, благо работает не каждый день. «И пьётся на воздухе лучше,» – хмыкнул он, поглаживая холодный запотевший бок бутылки. Медленно отхлёбывая живительную влагу, он вспоминал Серёгу, как они с ним мальчишками воровали у соседей по дачам яблоки. Однажды попались, и старый дед Василий из ружья прострелил ему солью спину. Больно было. И так Семён замечтался, что не заметил, как бутылка выскользнула из его рук и брякнулась на пол. На звук тут же прибежала сонная Наташка. Босая, в ночной ситцевой рубашке, украшенной мелкими синими цветочками. Увидела разлитое пиво и всплеснула руками. Цветочки заколыхались и зарябили. Птичий щебет перебил вопль: – Пьёшь! С вечера пьёшь? Марш в кровать, никаких юбилеев тебе не будет. В гневе она была прекрасна. Глаза горят, рубашка облегает выпуклости, голос звонкий, как у молодой. «Да-а-а, – подумал Семён, – эта лошадка ещё может взбрыкнуть…» – Всё-всё-всё. Не пью. Пойду, дрова наколю, хмель выветрится, а ты мне рубашку погладь. Оранжевую. В два часа иду на электричку, собери что-нибудь закусить. – Я тебе дам закусить. Марш в душ! Вот за её командирский характер Семён её и любил. Настоящая бой-леди, ежели что не так, и треснуть может. Семён поёжился. При ней он не любил напиваться. Ему было боязно видеть, как их становится двое... и он послушно пошёл в душ. В четыре часа пополудни Семён, одетый в ярко-оранжевую рубашку, подошёл к кафе. – Дундук, – прочитал он. На крыльце показался Серега. 125

Ольга Карагодина – Не дундук, а дудук. Это инструмент такой. Привет, Сеня. Заходи. Уже почти все собрались, сидят за столом. А чего Наташку не взял? – Она приболела, – сказал Семён, старательно прикрывая рукой ярко-красный загривок. Напоследок Наташка все ж дала ему тумака. Он не обиделся. За столом ему были рады. – А-а-а, кто пришёл, – воскликнул Вовка ветеринар, – Сеня, собственной персоной, за последние двадцать лет, которые я тебя не видел, ты почти не изменился. Вовка его узнал, а он Вовку нет. Раздобрел, пузо отрастил, три подбородка, вот его жена Катя, тогда она была его девушкой, почти не изменилась. Такая же худенькая, стройная, только морщинок прибавилось. Серёга тоже держался молодцом, постарел, конечно, но остался таким же поджарым, как в молодости, и с таким же бесшабашным, задиристым характером. И началось. Сначала все наперебой говорили тосты – дети, друзья, внуки. Потом Серега взял припасенную гитару, и начались песни. Звучали Визбор, Дольский, Ким, Никитины, Окуджава, Розенбаум. Я помню, давно учили меня отец мой и мать: Лечить – так лечить! Любить – так любить! Гулять – так гулять! Стрелять – так стрелять… Услышав припев известной песни, Семён прослезился, вспомнил Афганистан. – Официант, взревел он, – вина и фруктов! – Поконкретнее, пожалуйста, – уточнил молодой армянин в белоснежном фартуке с перекинутым через руку полотенцем, – красного, белого? Что из фруктов? – Двести грамм и огурец! В скором времени пришли музыканты. Их было двое. Один со скрипкой, а второй с дудкой, которая называлась дудук. Сначала они играли армянские народные мотивы, а потом включили синтезатор и под записанную танцевальную музыку, добавив к ней живую скрипку и дудук, пригласили всех на танцы. Дудук заиграл 126

Перекрёстки веселую песенку «семь сорок», и дамы кинулись в пляс. Приняв на грудь около литра водки, Семён смотрел на девицу перед собой и удивлялся, как он не заметил такую красотку сразу. Пригласил её на танец, она согласилась, но Семену она не понравилась. Он припал к её груди и понял, что её-то и нет. То ли дело Наташа. – Плоскогрудка, – выдохнул он водочными парами в лицо костлявой девице, – пойду к следующему тосту подготовлюсь. Девица, получив комплимент, покраснела и с радостью его отпустила. Сама же пошла приглашать на танец ветеринара. После танцев раскрасневшиеся и запыхавшиеся дамы опустились на стулья, а Семён созрел для тоста. – Дамы и господа, – над столом повисла тишина, все уставились на тостующего, который, судя по всему, принял философскую дозу. Его мозг переполняли гениальные воспоминания, а поганый рот не мог перевести их на русский язык. Семен оглядел мутным взглядом зал, и ему показалось, что гостей удвоилось. – Дамы и господа, – повторил он и опять замолчал. Один из гостей, близкий друг Сереги подсказал Семену: – Леди и джентльмены, – походники дружно подхватили игру. – Граждане, – засмеялась полная толстушка, её Семён не помнил, вообще. – Товарищи, – откликнулась Галина, которая когда-то нравилась ему. – Мужчины и женщины, – хихикнула плоскогрудка. – Быки и коровы, – рыкнул ветеринар. – Голубые и розовые, – засмеялся юбиляр. – Сеня, что ты хотел сказать, говори напрямую без личных обращений. Семён сосредоточился: – Серёга! Яблоки. – Что яблоки? – не понял юбиляр, – ты хочешь на закусь яблоко? Дык, они в вазе перед тобой. – Воровали яблоки, – сфокусировался Семён. – Ах, яблоки, – засмеялся Серега. – Помню-помню, как ты за солью к деду Василию сходил. – А куда попали солью? – поинтересовался ветеринар, считавший себя единственным врачом за праздничным столом. В конце концов, ветеринария смежная наука, и в походе ветеринар справляется с мелкими неприятностями даже лучше 127

Ольга Карагодина обычного врача, ибо у него была большая практика, отточенная на собаках и кошках. Помнится, когда Серега случайно попал себе по ноге топором, он моментально остановил кровь. – Какая тебе разница, – промычал Семён, – в сидячее место и чуть повыше. – А-а, – протянул Вовка, – и как ощущения были, тимуровцы? – Хреново, – икнул Семён, – сейчас уже плохо помню. Серега меня в речку окунал. На всю жизнь запомнил нашу совесть, стоящую с ружьём наперевес. Дамы и господа, – опять начал Семён и осел на стул. – Надо же, – хмыкнул Вовка, – он всегда был самый крепкий по части спиртного. Что будем с ним делать? – На воздух его надо, – сказала Катя, – он там быстрее отойдёт. Положим его на стул в летнем кафе, пока подарочный шар будем запускать, а потом раскинем спички, кто его потащит домой. – Его дача рядом с нашей, – подоспел полковник Валера, – мы его с Ириной отвезём на своей машине. Пусть пока полежит тут, потом загрузим. – В багажник, – засмеялся ветеринар. – На заднем сиденье разложим, – парировал полковник, привыкший командовать всеми – и солдатами, и походниками. Когда Валера собирался в поход, вся группа знала – больше думать ни о чём не надо. Валера решал все вопросы сам: где ставить палатки, где строить столовую, где разжигать костёр и сколько продуктов может взять дежурный на обед. Любая попытка сделать что-либо по своему усмотрению приводила к наказанию. Провинившийся получал два наряда вне очереди. В походе это выражалось просто. Виновный дежурил два, а то и три дня подряд. А значит, пока все загорают и купаются, он должен собрать хворост, разжечь огонь и приготовить завтрак, обед и ужин. Подъём в шесть утра. Автоматически к провинившемуся приписывалась вся его семья – жена и дети. Но Валера был веселым, любил петь песни и за каждого члена экипажа мог порвать глотку любому чужаку. За это его и любили. Был надежным. Все дружно закивали головами, и только ветеринар, всегда споривший с полковником на медицинские темы, ибо полкан в них не разбирался, ввернул: – Вы его с Ириной сдадите с рук на руки Наташе или положите 128

Перекрёстки под калиткой, чтобы протрезвел? Неизвестно, что хуже: Наташа или летающие зигзагом пьяные комары. За спиной полкана раздались смешки. – Разберемся, – отчеканил Валера и скомандовал, – все на улицу запускать шар. Готовимся к старту. Гости послушно вышли на свежий воздух. Сын юбиляра Мишка вынес большой красный шар в виде сердца с надписью «Папа! С днём рождения» и подал спички Валере: – Разрешите доложить, товарищ полковник. Шар к пуску готов. Валера взял спички и пустил красного петуха. Шар в его руках надулся, затрещал, затрепетал, гости напряглись и, не мигая, смотрели на Валеру. Сзади послышалось шевеление. Ирина оглянулась. К ним неровными перебежками двигался Семён. Ирине вспомнилась песенка: И повсюду в эти майские дни. Сильно пьяные ходят они… Голова его ходила из стороны в сторону, руки были вытянуты на ширину плеч, ноги полусогнуты, взгляд фокусировался на шаре. Вторым его заметил ветеринар: – Валера, – крикнул он, – к нам плывёт мозжечковой походкой Семен. – Какой походкой? – уточнил оглянувшийся полковник. – Мозжечковой, по-простому, пьяной, – присвистнул Вова, глядя, как Семён перебирает ногами. – Говори по-человечески, – грозно рявкнул полковник и случайно выпустил шар. В этот миг налетел порыв ветра, и горящее сердце юбиляра зацепилось за ветки близстоящего дерева. Сучья начали потрескивать. Народ растерялся. С одной стороны заваливающийся на газон Семён, с другой угроза пожара. Как всегда, не растерялся полковник. – Михаил, – скомандовал он одетому во всё белое сыну Серёги, – живо на дерево. Снять шар с сучьев любой ценой. Мишка, зная характер главнокомандующего, спорить не стал и тут же полез по стволу вверх. Валера обвёл взглядом присутствующих. – Женщины страхуют Михаила под деревом, дети стоят в стороне, мужчины – за мной, Ирина, заводи мотор. Прохожие с ужасом наблюдали, как молодой человек, весь в 129

Ольга Карагодина белом, лез по стволу дерева на самую его макушку. Как он по тонким ветвям пытался добраться до горящего шара. Как он начал трясти ветви, пытаясь его стряхнуть. Как, в конце концов, шар оторвался от ветвей и взмыл высоко в небо. Как толпа наряженных людей сначала тревожно смотрела на смельчака, а потом дружно кричала «ура». Как четверо крепких мужчин поднимали здоровенного пьяного мужика и грузили его в машину. Семён крепко спал. Ему снились изрыгающий огонь огромный красный шар в форме сердца, ангелы в белом и Серёгин сын на дереве. Он очнулся утром лежащим на крыльце у двери собственного дома, пытался вспомнить, что с ним было вчера вечером. Вроде, ходил на юбилей. Щебетали птахи. Их голоса перекликались и звенели в тишине. Дачный посёлок мирно спал. 130

Перекрёстки День Победы Майский день света и радости. Праздник Победы, час памяти. Ефим Львович поднял трубку телефона. – Алло, Фима. Ты меня слышишь? Как дела? Не забыл, что послезавтра большой праздник? Приезжай к нам, мы с Капой ждём тебя в гости, – из трубки звучал бодрый голос Семёна, друга детства. Семёну в этом году стукнуло восемьдесят пять лет. На фронт он попал, будучи ещё мальчишкой, в сорок пятом году, почти в самом конце войны, но успел несколько месяцев послужить и даже получить медаль. Друг был на три года младше его, поэтому ему повоевать не удалось. Он к нему ездил не каждый год и, честно говоря, был немного не готов к приглашению, хотя звонку очень обрадовался. У него были несколько другие планы, он собирался съездить на кладбище к своему отцу. Но праздник намечался через день, и он мог везде не успеть. – Сёма, рад тебя слышать. Обязательно приеду, жди. Ефим Львович собирался встать пораньше и отправиться на кладбище, но слишком поздно лёг спать. По телевизору до глубокой 131

Ольга Карагодина ночи шёл военный фильм. Встал он только в два часа дня. Долго завтракал, читал газеты, которые исправно покупал каждый день вот уже пятьдесят с лишним лет. Потом они с женой сходили в магазин купить продуктов на праздники, и только к шести часам вечера он попал на кладбище. Погода выдалась чудесной. Майское солнышко ласково пригревало, свежая, изумрудная листва была девственно чиста и трогательна. На кладбище в этот вечер было на редкость тихо, людей не видно, и лишь легкий ветерок нежно перебирал седые кудри Ефима Львовича. Он даже подумал про себя, что так тепло и приятно только в детстве бывало, когда мама тёплыми руками перебирала его волосы. С этими мыслями он поправил оградку, посидел на скамеечке напротив памятника Льву Ефимовичу, поговорил с ним, посмотрел на часы. Времени было много, половина восьмого. Завтра надо было ехать к Сёме. Ефим Львович собрался было домой, но тут его осенило: Цветы! Сёме нужно привезти цветы. Гвоздики или на худой конец тюльпаны, а он не взял с собой лишних денег. Марина перед выходом сказала ему про букет, а он запамятовал и теперь занервничал. Присел на скамеечку подумать, и тут его осенило. В конце концов, на кладбище никого уже не осталось, а цветов на могилках полно. Если он возьмёт штук пять гвоздик, ничего страшного не случится. Конечно, это нехорошо, но ведь никто не видит, и он это делает не специально, а на благо друга. Марине скажет, что купил в палатке. Осмотревшись вокруг, уяснив, что на дорожках никогошеньки нет, Ефим Львович прошёлся по участкам. Многие в эти праздничные дни навещали своих усопших родственников, и на могилках лежали не только цветы, но и много всякой еды. У кого печенье, у кого яички, у некоторых даже стояли чекушки с водкой, и, конечно же, почти везде лежали цветы. На одной из могилок, ограда, которой не закрывалась, Ефим Львович углядел более или менее свежий букет с красными гвоздиками. Прошмыгнув внутрь, он отобрал пять самых крупных и отправился к воротам на выход. Двухметровые ворота оказались наглухо закрытыми. Ефим Львович посмотрел на объявление, висящее рядом с воротами и, медленно шевеля губами, прочитал: «Уважаемые посетители! Кладбище работает с 8.00 утра до 19.00 вечера». Ефим Львович глянул на часы и понял, что попался. Стрелки показывали восемь тридцать вечера. Посмотрев на небо, он заметил, как быстро солнышко садиться за 132

Перекрёстки макушки деревьев, и понял – скоро стемнеет, а он останется один одинешенек на кладбище ночью с букетом гвоздик. Перспектива его ужаснула, и он кинулся рысью по дорожкам в надежде найти хоть одну живую душу. Минут через десять, когда уже в третий раз пробегал мимо своего участка в конце аллеи показались два мужских силуэта. Обладая с детства хорошим чувством юмора, Ефим Львович подумал: «А вот и покойнички вышли погулять. Подышать весенним воздухом», – и прибавил шагу. Он быстро нагнал псевдопочивших и крикнул им: – Эй-й, мужики! Двое довольно молодых мужчин оглянулись. Увидев перед собой старичка с букетом гвоздик, удивились, их брови изогнулись, и один из них, тот, что покрупнее, громко хохотнул: – Здрассьте. Дедушка, а Вы, из какой когорты – живых или мёртвых? Ефим Львович не стал обижаться, понимая, что в его ситуации играть надо по тем правилам, которые предлагают. В конце концов, лучше посмеяться над собой, нежели сидеть на кладбище до утра, а потом объяснять работникам ритуал-сервиса, почему он ворует цветы с могилок. – Ребятушки, – начал он ласково, – я тут засиделся малёк, прошляпил время закрытия. Мне бы выйти отседова. Не знаете, как? – с надеждой в голосе спросил он. – Дедуль, – ответил белобрысый парень, явно принявший на грудь не меньше пол-литра водки, – ворота давно закрыты, можно только через забор. Вас перекинуть? Вы, я смотрю, за цветами пришли. Ефим Львович с ужасом посмотрел на двухметровый заборище, но выхода у него не было. – Ладно, ребят, помогите. Мне домой пора, меня жена ждёт. К другу завтра идти, он ветеран Великой Отечественной войны. Так что Вы уж меня пересадите через ограду. Белобрысый кивнул другу: – Ну чё? Кинем деда? Тот, что повыше ростом, ответил: – Давай. Раз бегает по кладбищу, рано ему ещё тут находиться, – и поманил Ефима Львовича за собой. Они прошли немного вперёд по аллее, потом свернули на 133

Ольга Карагодина тропинку между участками и, пройдя ещё немного вперёд, упёрлись в забор. Именно в этом месте он просел и действительно был чуть ниже. Тот мужик, что был крепче, нагнулся и сказал белобрысому: – Давай, ставь деда с букетом на меня и подсаживай его на забор, потом сами перелезем и снимем его с обратной стороны. Белобрысый подал руку Ефиму Львовичу и помог ему взгромоздиться на спину крепышу. Тот кряхтя угнездился на сильной, твёрдой спине, потом встал, выпрямился во весь рост и на мгновение замер с букетом гвоздик. Белобрысый прыснул: – Дед! Ты прям, как памятник самому себе получился. Стой так, обопрись одной рукой о стену, сейчас я перелезу и по ту сторону забора сниму тебя. Он одним махом перелетел забор рядом с Ефимом Львовичем и через мгновение подал ему руку: – Давай букет, опирайся двумя руками о забор и подтягивайся. Как повиснешь, Валера выпрямится и тебя подтолкнет. Ефим Львович честно повис на заборе и почувствовал, как сзади его ухватили крепкие, жилистые руки Валеры. Передав Ефима Львовича с рук на руки белобрысому, тот и сам ловко перескочил ограду. Мужики поздравили старика с успешным приземлением, сунули в его руки гвоздики и, похлопав по плечу, растворились в темноте, ибо пока всё это происходило, над кладбищем сгустились ночные сумерки. Домой Ефим Львович явился грязным, но довольным. Марина похвалила его за шикарные цветы, поругала за грязь на плаще, покормила и уложила спать. Утром, пока они ехали к Семену, жена расспрашивала его, где он купил такой шикарный букет и почему так поздно вернулся? Ефим Львович не стал ей рассказывать про кладбище. Он объяснил долгое отсутствие поиском хороших цветов для Сёмы: мол, обегал всю округу, пока, такие красивые нашёл. Семён Львович с Капой встретили их радостно. Долго обнимали. Капа поставила букет посередине праздничного стола, отметила хороший вкус Фимы. Ефим Львович же после третьей чарки за Победу начал читать другу стихи. Сёма, грудь твоя сияет орденами, Геройски ты прошёл сквозь дым войны. Пусть голова твоя седая, Но мыслями и духом сильный ты. 134

Перекрёстки И я дарю тебе гвоздики, Как символ пройденной войны. А наша дружба нерушима, Так будь же здрав и счастлив ты. Они подняли ещё одну рюмку, потом ещё одну… и яркие гвоздики светили им, ибо только они знали страшную и тёмную тайну Ефима Львовича. 135

Ольга Карагодина Серёга Наркомания зло – эту истину Сергей знал давно. Он всей душой ненавидел наркоманов. Да надо же такому случиться, на ловца и зверь бежит. Работал он в среднем бизнесе, все дни просиживал в офисе, двигался мало, поэтому сейчас пешком поднимался по лестнице на четвертый этаж. Для поддержания здоровья. Дома его ждала жена Марина, и наверняка его ужин уже дымился на столе. Он прибавил шаг, когда заметил в пролете между третьим и четвертым этажами тёмную фигуру. Молодой паренёк африканской наружности держал в руках маленький пакетик. Заметив мужчину, он сверкнул белками глаз и подмигнул ему. Сергею в голову ударила кровь: наркоман паршивый, товар показывает. Не говоря ни слова, он подскочил к парню, схватил его за тёмно-серую куртяшку с капюшоном и поволок вниз. Благо, имел большой рост и ширину, практически два на два. Друзья частенько посмеивались над ним: – Серега, ты у нас крупный шкафчик с крепкими антресольками. Парень взвыл, что-то залепетал, но Серега его не слушал. Доволок до двери и выкинул на улицу. На следующий день около подъезда его поджидали двое. Один мужик чуть мельче Сергея, но довольно крепкий, другой худенький 136

Перекрёстки и пониже. Тот, что пониже, достал какую-то книжицу и ткнул ему в нос. – Попрошу остановиться и пройти к нашей машине. – А Вы кто такие? Документики имеются? – осведомился Сергей. – Сейчас узнаешь, падла, – прошипел мелкий мужичок, ткнув ему в нос удостоверение ФСБ. – Ответишь за хулиганство. – Ну-ка, дай почитаю, – начал наливаться злостью Сергей. – Какая там написана фамилия? Свищев? Что-то я таких фамилий в районном отделе не знаю, – и прихватил руку мужичка повыше локтя. Тот испуганно забился. Товарищ Свищева не растерялся и, схватив Сергея за вторую руку, попытался загнуть её за спину. Сережа изумился нахальству, выпустил мелкого нападающего и сцепил руки перед собой. – Ну, давайте, орлы. Расцепите ручки. Мужики повисли на его руках, как пиявки. Тот, что был выше ростом, прохрипел: – Валера, доставай наручники. При слове наручники Сергей побагровел, расцепил руки и, сделав стряхивающее движение, откинул нападавших, мгновенно прихватив обоих за воротники курток. Марина ждала мужа. Он задерживался, и она нервничала. На обеденном столе остывала жареная оленина, добытая мужем на охоте. За дверью послышалась возня и голос Сергея: – Марин, открывай. Руки заняты. Зови Дарли. Она распахнула дверь и, пропустив вперёд собаку, открыла рот. На пороге стоял красный, аки поздняя рябина, Сергей, в его руках барахтались двое мужчин. Один из них практически висел над полом. Сергей втолкнул их в квартиру, не выпуская из рук, и громко скомандовал ротвейлерше: – Дарли, охранять. Собака подошла ближе и грозно зарычала. Мужики притихли. Сергей скомандовал жене: – Быстро набирай Василича и поднеси мне трубку к уху. Возьми из кармана этого червя, – Сергей потряс в воздухе мелким мужичком, – удостоверение подполковника ФСБ. Проверим, что за птица. 137

Ольга Карагодина Марина с расширенными глазами начала нервно шарить по нагрудному карману молча взбрыкивающего псевдо ФСБэшника. Тот брыкался, но молчал. Достала книжицу, развернула и прочитала: – Начальник управления Центрального округа подполковник Свищев. В это мгновение тот, что повыше, попытался вывернуться и достать Сергея ногой в пах. Это он сделал зря, ибо Дарли приготовилась к прыжку, она была чемпионом Москвы по кусачке. Но хозяин остановил её и в ответ двинул злоумышленнику ногой под зад. – Не трепыхайся, карась. Дотащив обоих до дивана, кинул подполковника на подушки, второго же зажал ещё крепче, повалил на пол, и сел на него верхом, заломив руки за спину. Марина прибежала с телефоном и поднесла трубку к уху мужа. – Алло. Василич, привет. Пробей-ка по базе, есть у вас в управлении некий подполковник Свищев? Что случилось? Потом расскажу. На охоту через неделю? Конечно, поедем. Не торопись, я подожду. Чего пыхчу? Кабанчика завалил. Тем временем Свищев попытался вскочить с дивана и кинуться со спины на Сергея, за что тут же получил в лицо струю нервно- паралитического газа от Марины, которая в одной руке держала телефон, а в другой баллончик. Ещё через мгновение огромная собака крепко взяла его за ногу. Крепко, но аккуратно, ровно так, чтобы удержать, но не прокусить. Его глаза заслезились, горло сдавило, он зашёлся кашлем. Враг был повержен. Дарли скосила глаза в сторону хозяина. Тот одобрительно крякнул, восхищаясь собакой и женой. – Дарли, плюнь его, – и крикнул в трубку, – ну что? Нет такого? Я так и думал. Василич, приезжай на оленину. Сейчас. Да пару мальчиков возьми. На меня совершено нападение. Чего ржёшь? Кто осмелился? Нашлись два дурака. Через семь минут Марина, до сих пор держащая в руках удостоверение, открыла дверь. На пороге стоял Олег Васильевич. Начальник отдела Центрального округа по борьбе с преступностью и террористической деятельностью. – Проходи, Олег. Сережа двух баронов наркомафии поймал. Вот с этим удостоверением. 138

Перекрёстки Олег Васильевич шагнул внутрь квартиры, за ним вошли трое молодых парней. Двое с автоматами и один в штатском. Посмотрел удостоверение, услышал кашель. – А что это у вас один из баронов кашляет так надсадно? – спросил он Марину. – Дарлюша взяла за горло? – А-а, – махнула она рукой, – это я его спрыснула, он мешал Сергею держать крупную птицу. – Разберемся, – улыбнулся Олег и махнул мальчикам, – взять. Спустя неделю Сергей, собирая вещи в лес, осматривая ружьё, сказал Марине: – Через три дня едем с Олегычем в Тверскую область за кабаном, а завтра мне вручат грамоту и выдадут денежную премию за задержание двух хануриков, которых ловят уже несколько месяцев. Олега повышают за отлично сработанную операцию. Готовь лосятину, приедет проставляться. Да, чуть не забыл тебе отдельная премия за смелость и отвагу, проявленную при задержании особо опасных нариков. Ящик шампанского. Дарли выдать двойную порцию мяса. Так Сергей очистил свой микрорайон от торговцев наркотиками и их крыши. Слухи про СЕРТАПО – Серегина тайная полиция – распространились быстро. 139

Содержание Сплав. ......................................................................................... 3 Новый год.................................................................................22 Хандра......................................................................................33 Счастливый троллейбус.............................................................38 Крольчиха................................................................................ 44 День рождения тёщи.................................................................47 Витагра......................................................................................54 Арбуз........................................................................................57 Покрышкин...............................................................................60 Ульси ....................................................................................... 66 Встреча с кошкой Джойкой...................................................... 70 Лара..........................................................................................75 Горшок.......................................................................................87 Маска........................................................................................90 О блондинках и брюнетках........................................................93 Музыкальная шкатулка............................................................ 96 140

Пасина любовь......................................................................... 111 Воинствующий старикан.......................................................... 116 Цыганка.................................................................................. 120 Юбилей................................................................................... 124 День Победы............................................................................131 Серёга...................................................................................... 136 141

Карагодина Ольга Геннадьевна ПЕРЕКРЁСТКИ рассказы Редактор Г. Беспалова Вёрстка А. Зеленова Сдано в набор 08.11.2011. Подписано в печать 30.11.2011. Формат 145х210. Бумага офсетная. Заказ № ???? Тираж 100 экз. Отпечатано в ООО Типография «Современные полиграфические системы» 121354, М., Дорогобужская ул., 14. Тел.: 8 (495) 223-67-05; 8 (495) 989-74-19 ISBN: 978-5-905206-13-9 9 785905 206139