Русская душа 2022

Русская душа Москва 2022

Русская душа ISBN 978-5-43625-535-4 ISBN 978-5-43625-535-4 МСРП



Оглавление Вступление 8 6 Евгений Колобов 21 8 Афганское танго 31 21 31 Виктор Бабарыкин 32 33 Дева-воительница 34 Антон Александров Война Пётр Первый Русская армия Парад



Вступление Загадочная русская душа. Как часто можно услышать это выражение. Почему никогда не говорят о «загадочной английской душе» или «загадочной французской душе»? Что же такого загадочного и непонятного в этой душе? Русские люди и религиозны, и атеисты, жадны и щедры, умны и глупы одновременно. Славянам присуще такое качество, как терпеливость. Именно это качество не раз приводило страну к краху. Русский народ может очень долго терпеть. В нем как будто зажата пружина. Но уж если эта пружина разжимается – тогда держись! Известно с давних пор, что русский человек неприхотлив в быту. Историк В. О. Ключевский писал о том, что нет в Европе народа, который бы был менее избалован и непритязателен, не приучен ждать милостей от природы, и более вынослив, чем русский народ. Именно эти условия и создали загадочную русскую душу. Русскому человеку еще с давних времен присущи такие качества, как прощение и сострадательность. Славяне уделяли большое внимание физическому здоровью. Внешний вид не имел для них большого значения. Известно, что славяне довольно презрительно относились к роскоши и удобствам. Очень часто те украшения, которые были захвачены на поле боя, просто зарывались в землю. Наши предки славяне всегда славились своим гостеприимством. Оскорбить гостя означало бросить тень позора на все племя. Загадочная русская душа…. Ее умом не понять, зато можно полюбить всем сердцем. В сборнике представлены конкурсные произведения современных авторов, посвященные юбилейным 6

датам 2022 года. Все поэты и прозаики видят «русскую душу» по-разному, но одно качество их объединяет, несомненно, – любовь к России, малой родине и родной природе. 7

Евгений Колобов г. Краснодар Афганское танго – Я 244, повышенный расход топлива, вынужден идти домой. Повторяю 244, Аварийный остаток топлива. Иду домой. – Рация хрипела и потрескивала. Нажал тангенту. – Понял, 244, дотянешь? — А куда я денусь. На выходе с ущелья сильно не разгоняйтесь, может, придётся садиться на дорогу. — Понял, 246 ваши действия? — Сопровождаю 244. Так. Остаёмся без прикрышки. Где-то в высоте два вертолёта, выделенных мне для сопровождения нашей маленькой колонны понеслись на базу. Да что тут осталось! Два узких ущелья и баграмская долина. — 244, завтра встретимся, подготовь рапорт о причинах срыва задания. Сунул микрофон в гнездо, вытащил из сумки блок «Явы» в картонной упаковке. Такие можно было купить только в кабульской лавке при нашем посольстве. Как неловко получилось! Вспомнил слова отца: «Никогда на войне не произноси вслух планов на будущее». А я про этот дурацкий рапорт на весь эфир разорался. Рапорт, может, конечно, пригодится, да и летунов нужно в строгости держать. Чёрт его знает, может, утечка топлива, а может, надоело взад-вперёд над ленточкой дороги летать, в скалы всматриваться. Однако, вылет боевым я им 8

засчитаю. Поймав момент, когда не сильно качало, схватился за спинку командирского кресла, встал, протянул сержанту пачку сигарет, мол, угостись и ребят не забудь. Показал, поменяться местами хочу. Не покалечившись, кое-как поменялись. Через приборы наблюдения рассмотрел болтающийся из тучи пыли флажок на передовом бетеэре. — Водитель? — На приёме. — Тут ширина позволяет, обогнать лидера можешь? — Не положено. — Можешь или нет? — Моя «Люська» под восемьдесят может. — По шоссе. Только здесь не трасса и даже не ваш полигон. Давай, скоро сужение начнётся. Скалы, нависающие над дорогой, видны были километров в трёх. Десантная машина БМД-1 была гораздо легче пехотного БМП, закреплённого за службой афганской контрразведки. Откуда взялось странное название «Люська», никто из десантников не помнил. Возможно, возлюбленная кого-то из водителей первых призывов. Входя в ущелье, двигатель взревел, и мы вырвались вперёд афганца-полковника, у которого очередной раз был советником. Рация ожила. — Почему нарушаете инструкцию? — грозно спросил полковник. — Устали пыль глотать, учитель. Да и мне первым приехать нужно, сюрприз вам подготовить, прикупил в посольской кантине кой-чего. — Люки закрыть, место опасное, и сверху нет прикрытия. Тут нам прикрытие не поможет, а люки у нас закрыты, про пыль, это я так, для отмазки придумал. И «учитель» 9

– это дань восточной вежливости, хотя полковник многое мне объяснил, чего у нас многочисленные инструктора не знали или не считали нужным делиться. Вспомнился последний инструктаж-разговор в Москве с легендарным контрразведчиком. Всю войну, ту Великую, пробегал он по дальним и ближним тылам, а теперь почему-то обосновался в контрразведке. Ну, так и я ведь, четвёртую командировку не по профилю работаю. Адмирал держал в руках увесистую папку, видимо, с моим личным делом и время от времени туда заглядывал, не для того чтобы что-то там прочитать, а чтобы я не зазнавался, мол, человечек ты маленький и утруждаться запоминанием твоих героических жизнеописаний адмиралу не пристало. — Вы, э, Александр Евгеньевич, уже в курсе предстоящей задачи? — Так точно! Только не понимаю, почему я. Тут настоящий контрразведчик нужен, а не дилетант из войсковой разведки, пусть и довольно удачливый. Впрочем, всю речь я произнёс про себя. Вслух же только — «Так точно!» — Я вам скажу немного больше, чем, — он опять заглянул в папку, — чем, э-э, люди вас инструктирующие. В последнее время английские, э-э-э, коллеги усилили свой, э-э-э, интерес к данному региону, вплоть до мест традиционно контролируемых, э, нашими людьми. В Пакистане объявился первый зам начальника их парашютистов (Секретная Авиационная Служба, аналог Военной разведки), сообщают, что и Ми-6 (внешняя разведка) активизировалась, но это вам сообщали. Командиры всех четырёх эскадронов парашютистов прибыли в Пакистан, а вы знаете, парашютисты досконально готовят свои операции, за три-четыре года. Скорее всего, нас в Афганистане 10

уже не будет. Хоть полковника Атик Сайджо Наджафа повысили, но окружение полностью сменили. Вам надлежит разобраться, кто сливает англичанам секретную информацию. Почему вы? Во-первых, вы уже достаточно неплохо противодействовали как раз в этом направлении. Ни хрена себе, где «парашютисты», а где я? Это опять только мои мысли, скачущие как резвые лошадки. — У вас неплохой контакт с полковником ХАД, а он хоть и афганец, но вроде патриот своей страны. Любой патриот просто покупается гражданством Британии, опять моя ремарка, конечно, не озвученная. — У вас вроде неплохие отношения? — Да, товарищ адмирал, в последний раз он пообещал мне голову отрезать так, что я даже не замечу. — Вот видите, восточная шутка, свойственная только близкому другу. Поедете его советником. Подполковником. Временно. — Что я могу ему лично предложить взамен? — Похоже, нам придется вывести войска. Там, — он поднял палец вверх, – постоянно об этом говорят. Предложите защиту и, э, семье. Можете лично поклясться. — Реально? — Мы своих не бросаем. — А что на это скажут там? — Я тоже указал вверх. — Мне можешь поверить. Ах, адмирал, прикажут, чтоб ты не возражал и какие доказательства не приводил, так подведут, что руки по кантику, т.е. лампасу и останется только сказать «Есть». Мы с тобой люди подневольные. «Есть», автомат на плечо и кругом в горы умирать. К властям новым доверия нет. Порох не нюхали, друзей по частям не собирали. Все их реформы непродуманные и кроме вреда ничего стране не 11

приносят, но если адмирал говорит, значит, знает. — На твоего предшественника пришла информация, что готовится его похищение, так что пришлось его срочно отзывать. (Это я уже знал). — Сынок, ты танго умеешь танцевать? — Никак нет! В программе курсов данная дисциплина не предусмотрена, но в кино видел. — Вот, изначально танго танцевали двое мужчин, то сближаясь, то отталкивая друг друга. Попробуй так. Сам разберешься, кого приблизить, а кого оттолкнуть. Ты хлопчик удачливый, — он хлопнул ладонью по папке, откладывая её на угол стола. — Уж поверь мне, я знаю, это очень важный аргумент! Начальнику разведки сороковой армии дано указание знакомить тебя с оперативной развед информацией, вот от этого и танцуй. Если почувствуешь попытку захвата, из нашей зоны не выходи, ну и, конечно, сообщай по линии сороковой армии. — Есть, танцевать! Разрешите идти? — С Богом. Ещё раз удивил адмирал в безупречно отглаженном кителе. Мне же пришлось пошевелить извилинами, как танцевать с афганскими мужиками, какие признаки захвата? Если в лавке продавец вывалил свой товар, а сам закрывает дверь на защёлку — это признак похищения или просто восточные шутки. Или предлагает зайти в подсобку, мол, покажет особый товар, и желание это у него проходит при демонстрации кобуры. Нет, наверное, когда мешок на голову будут надевать, вот это признак. А в сознании мешок на меня не надеть. На крайний случай в кармане граната эфка неразлучно находится. Если есть несколько подозреваемых — классика жанра, нужно каждому, якобы, важную информацию слить. Каждому свою. 12

Но как это сделать, когда афганцы тут же радостно поделятся с остальными подозреваемыми. Такие у них порядки. Значит, выдавать придётся реальную информацию, скажем, о налётах на караваны. Если караван не выйдет во время, то… ни о чем это не говорит, во-первых, он может быть, просто не выйти, и как опять же обеспечить эксклюзивность. Разведке сороковой армии срыв их противо караванных операций тоже не понравится. Так что плана у меня пока нет. Придётся ориентироваться на месте, как говорится, по обстановке. Сегодня полковник Наджаф должен был ехать в Кабул получить деньги для выплаты афганским частям своего округа. Тут ведь как, задержал зарплату на два дня, и мусульмане взбунтуются, могут и всем скопом перейти к духам. И не потому, что жадные. Столовых в местной армии нет. Солдаты покупают продукты сами и сами готовят. Денег нет — армия голодает, а про сознательность здесь не слыхали. Тут Коран, а по Корану поститься можно в славный месяц Рамадан, и то только днём, а вот «когда белую нить не отличишь от чёрной, можно хомячить всё, что захочется, правда время это, примерно около 12 часов ночи до трёх и много уже не съешь. Так вот, собирается полковник, а тут я внезапно сообщаю, что немедленно должен прибыть в Кабул, и конечно, нам лучше ехать караваном и прикрывать нас будут, едрит их за ногу, два вертолёта. Радости я у полковника не заметил. Зато углядел, как солдат с его БТРа прилаживает флажок ДРА к антенне его БТРа, а в Кабуле я прикупил такой же и тоже повесил на антенну выделенной мне БМД с экипажем десантников. «Люська» сбавила скорость. Только я собрался освободить командирское кресло, как время остановилось. Точнее, стало идти по-другому. Кусок 13

скалы, нависающий над ущельем, начал медленно сползать на дорогу. Видимость закрыли тучи пыли. Осмотревшись, понял — засада. Сзади тоже тысячи тонн перекрывали дорогу. Вспомнился рассказ офицера- десантника, попавшего в аналогичную ситуацию. – Заткнул в задницу стреляную гильзу и отстреливался, пока помощь не подошла. Я сдуру спросил: — А зачем гильзу в задницу? – Чтоб не обделаться! Странно, но страшно мне не было. К тому же я прикинул 7, 62 не удержит, а 14,7 великовата. — Экипаж по местам! Огонь не открывать, только по чётко увиденным целям. Водитель к границе завала на полной скорости, потом назад к БТРу полковника, разворачивайся так, чтоб левым курсовым пулемётом блокировать подходы к нему. Экипаж, особое внимание за вражескими гранатомётчиками. По ним огонь без команды. Командир на место. Ну, сынки, мама не горюй! Вспомните всё, чему учили. Я сдаваться не собираюсь. – Похлопал по карману, граната на месте. – Самоваром никто не собирается доживать? Самовары. Особое изобретение этих мест. Захваченному шурави отрезали по очереди руки, ноги, останавливали кровь, отрезали язык и ослепляли. Потом подбрасывали нашим. В Ташкенте было целое отделение «самоваров» Молодые ребята, погружённые в темноту и бездвижность, обречённые на долгую жизнь. Сердце в таких условиях стучит долго. О чём думали эти ребята можно только догадываться. — Командир, снаряды осколочно-фугасные есть? — Каких-то новых прислали. — Давай пол БК по завалу. Поглядим, какие это фугасы. Фугасный снаряд сперва заглубляется, а только потом 14

взрывается. Я рассчитывал таким образом, если не расчистить завал, так значительно облегчить расчистку высланной нам помощи. 60 мм это почти знаменитая трёхдюймовка. Мощное орудие 1-й Мировой, а потом Гражданской — Трах тибидох, сигнал о помощи я не послал, полковник тоже. Рация молчала. — Я Ходок, я ходок, попал в засаду в ущелье Аокжан. Завал с обеих сторон. Тут понимаю, что нет пулемётных очередей, дымных трасс гранатометов, пом–помов безоткаток и базук. Стреляет только наша пушка по каменному завалу, впрочем, без особого успеха. Рация ожила. – Я Радж, подтверждаю засаду и завал. – Вот и полковник отозвался. База ответила мгновенно. – Принял завал и засаду, высылаю соседей (вертушки), срочно готовим колонну коробок (мехгруппа). – Со стороны левого пулемёта доклад. Из БМП красная ракета. – Сигнал и не мне. Засаде. Полковник знал и готовился. Флаг на антенне доказательство. –Эх, Атик! И ты продался! Ну, это для меня не неожиданность, хотя всё равно, надеялся, что кто-то другой. Каждый раз после поездки за жалованием в Кабул Атик Наджаф приглашал меня к себе домой. За дастарханом со сладостями, моими любимыми гранатами, обязательным пловом с бараниной распивали литр водки и беседовали «за жизнь». Сегодня я планировал побеседовать за крысу и англичан. Я почти точно знал, что какие-то связи у него есть, не могли не быть. Контрразведку ХАД как службу организовали англичане, и, хотя их вышибли ещё до нашего ввода, связь с ХАД они не теряли. Для наших служб это не было 15

секретом. Наджаф англичан не любил. Высокомерие и буйство в хмелю не нравилось мусульманину, хоть и не совсем правоверному. — Ты вот тоже пьёшь, и я, но ты уважаешь наши обычаи и веру. Вы у себя строили свой социализм, а религию нашу в мусульманских районах не трогали, а наши придурки стали наступать на веру, не давая ничего взамен. Англичане религию не трогали, но вели себя как свиньи. Высокомерные свиньи, всё меряющие деньгами. Даже их мусульмане не братья нам. Рация снова забубнела. – Ходок, я Радж. На приёме. Всё в порядке, Ходок, боя не будет. Как выберемся, приглашаю на плов. – Рахмат, обязательно буду! – Конечно, мой друг. Ты свою машину поставил, так чтоб меня прикрывать? — Конечно, ты ведь мой афганский друг и учитель. Дружбу здесь ценят. Но деньги могут перевесить древние обычаи. Китайские керосиновые лампы хорошо освещали невысокий стол заставленный закусками. Две пиалы с «Посольской» водкой уже внутри. Малолетние сыновья полковника сдвигали фрукты, готовили дастархан к плову и жареному мясу. — Поговорим, Атик? — Ещё не отпустило. Если бы кто-нибудь выстрелил, как и чем дело закончилось, неизвестно. — Много там твоих было? — Точно не знаю, десятка три. В том и дело, советник, это не мои. Ты знаешь, где мой брат? — На другой стороне. — Тактично сказано. Так вот на той стороне, появилось новое движение «Талибан». — Студенты? — Начиналось с них. Строго правоверные. Суд 16

Шариата, древние обычаи и прочее мракобесие. Конец прогрессу. С вами, может, и не быстро, но мы можем построить нормальную, а может, и довольно развитую страну. Мусульманский социалистический эмират типа Омана или Алжира. Ребятишки принесли блюдо с пловом, полковник налил водки. — За тебя, мой верный друг! Я чуть не поперхнулся. Слишком необычно это было слышать от всегда сдержанного и даже грозного полковника. После «спасения» целой провинции, его положение ещё усилится. — Всё же, уважаемый учитель, хотелось бы узнать более полную картинку сегодняшних событий. — Всё-таки вы, русские, очень нетерпеливые, насладись барашком, мы не разойдёмся, пока всё не прояснится. – Он подумал и добавил: – И пока всё не выпьем. Он опять разлил «Посольской». Напряжение, державшее полдня, постепенно отступало. Неприятный разговор с начальником разведки армии и местными командирами – «Какого хрена ты тревогу поднял, ни одного выстрела в вашу сторону не было. Ты хоть представляешь, сколько народу из-за тебя подняли?» Ну и, конечно, эпитеты разные. Я же не мог рассказать реальную ситуацию. Вообще, положение советника-мушавера даже такой серьёзной организации, как ХАД, было несколько странное. Афганцы своим не считали. Приказы выполняли, если полковник их дублировал, и наши из сороковой тоже считали чужим. Так себе положеньице. С Атиком Наджафом мы общались на странной смеси языков. Английском, русском, фарси, пушту с вкраплениями таджикского. Здесь будет адаптированный перевод на русский, без обязательных славословий обоих семей, с перечислением отцов, 17

матерей, детей, братьев и сестёр, а также пожеланий обильного и многочисленного приплода его баранам и овцам, короче, всей восточной лабуды, составляющей процентов семьдесят разговора. Наконец полковник вытер руки, закурил и спросил: — Ну, с чего тебе рассказать? — С начала, если мне что-то известно, то интересно послушать с твоей позиции. – Как тебе известно, ХАД советской армии не присягала, обвинить в предательстве можешь только по отношению к себе. Англичане, основывая нашу службу, тоже не требовали выдачи военных секретов, но поданный вовремя отчёт об общем положении в стране сразу оплачивался банковским переводом. Иногда доверенные люди приносили просьбы чего-то уточнить. Я же рассматривал эти просьбы как напоминания, что мы до сих пор союзники. Ваша армия себя здесь исчерпала. Что делать, как переломить ситуацию, вы не знаете, да и в нашем руководстве это плохо понимают, у душманов же один девиз, одна цель выгнать неверных. Денег полно, оружия какого угодно даром привезут. Что делать дальше, редко кто задумывается. Афганцы высоко ценят свою свободу. Оккупанты здесь не задерживались, ни какие. В каждом афганском роду есть свои славные истории борьбы. Англичане после военного поражения вроде ушли, но только вроде. Подкупали влиятельных, уважаемых людей в правительстве. Советниками влезли в армию, контрразведку, сейчас делают ставку на талибов. Уже сейчас в каждом городе есть правительство в тени. Молодые, незапятнанные связями с вами. Живущие и судящие обо всём с позиций Ислама. Необразованному народу это нравится. Я понимаю, такой дорогой Шайтан нас заведёт в мрак прошлых веков. Советские инженеры стоят электростанции, комбинаты, где могут работать 18

слегка образованные афганцы, учат наших людей. В наших горах нашли много полезных вещей, которые принесут нам деньги, и ничего не требуют взамен. Только дружбу. Нужно быть слабоумным, чтоб не понять этого, но у Шайтана много обликов, и он хитёр и могуществен, вы, скорее всего, уйдёте. Здесь будет резня, как у вас говорят, к бабке не ходи. Англичане придумают, как опять нас захватить. Скорее всего, через американцев. Отсюда и на вас можно давить, и на Китай. При Тераки в катакомбах Тора-Бора полгода американские военные инженеры сидели. Чего-то рисовали, даже я не знаю, такой режим секретности был. Видя, что я начал позёвывать, мой афганский друг решил сократить внутриполитический обзор. — Короче, недавно меня повысили, как ты знаешь, но окружили чужими людьми. Это значит, в правительстве не сильно на меня рассчитывают. А тут ещё пришёл человек от брата, ну, который у духов командиром, и предложил сдать солдатскую зарплату, чтоб взбунтовать провинцию. Как ты понял, что это произойдёт сегодня? — Флажок на антенне. — Не выходит. О том, что будешь сопровождать, ты сказал вчера вечером, а флаг я приказал повесить сегодня. — Кисмет-судьба. Когда ты меня обогнал, я, увидев флажок на твоей машине, понял, те, кто нас ждут, не поймут, в какой машине я, и дал сигнал об отмене. — Как же ты теперь выкрутишься? — Это идея не моего брата, и люди, скорее всего не его, так что это не моя забота. Не каждая военная операция проходит успешно. Наплетут чего-нибудь. А я завтра такой отчёт, как у вас, залипуху напишу, что нам с тобой по Серебряной звезде обеспечено. Шутка, ли — целую провинцию спасли. Два часа отбивались. Тридцать духов закопали. 19

— Пиши сорок, чего их жалеть?! И тут меня посетила подленькая мысль. А ты ведь, дружок, отменил атаку потому, что могли шарахнуть по твоему БТРу. Принимая деньги от спец служб чужого государства, наивно думать, что однажды они не потребуют более значительной услуги. В Москве доложу, что более доверять одному из первых лиц ХАД не стоит, впрочем, и раньше особого доверия не было. Не слишком изящно, но свою партию я станцевал. 20

Виктор Бабарыкин г. Новочеркасск Дева-воительница Посвящается майору разведки НатальеМалышевой, впоследствии ставшей матушкой Адрианой. Она родилась в 1921 году в Крыму, где ее отец Владимир Петрович служил земским врачом. Москвичкой она стала по стечению обстоятельств. У папы был друг – врач Дмитрий Ильич Ульянов. Брат Ульянова-Ленина. В год, когда родилась Наташа, Дмитрий Ульянов переехал в Москву. Через несколько лет он пригласил в столицу и друга. В душе маленькой Наташи уживались и религиозность, и воинственность. В детстве она часто ходила с мамой в храм – в Страстной девичий монастырь у Тверских ворот. Уже живя в Москве, она готовилась к военной стезе: стреляла, занималась плаванием и гимнастикой, бегала на лыжах. Увлекалась конным спортом, у нее был кумир: кавалерист-девица Надежда Дурова, первая в русской армии женщина-офицер. Наталия Владимировна вспоминает: «Я очень хотела ей подражать, на лошади научилась ездить и вообще готовила себя к одной профессии: защитницы Родины. Позже окончила курсы медсестер, сдала нормы ГТО. Но, как и для всех подростков своего времени, заветной мечтой была все-таки не кавалерия, а небо. А в аэроклуб 21

меня не приняли, на медкомиссии сказали, что есть проблемы с левым глазом. Объявили: летчицей тебе не быть, но зато можно парашютисткой». И она прыгнула с парашютом. Но лишь один раз. Наталия Владимировна продолжила говорить, улыбаясь: «Ужас, как мне не понравилось. И я решила пойти с друзьями в бронетанковую академию». В танкисты ее тоже не взяли: в танковых войсках – никаких девчонок. Рассердилась. И пошла в авиационный. Ну, если не летать на самолетах, то, по крайней мере, создавать их. В начале войны 22-го июня Наталья еще готовилась к очередному экзамену. Училась она хорошо. Узнав, что вся их группа решила пойти на фронт, тоже присоединилась к остальным, но военкомат не брал. Руководство страны таким специалистам давало бронь. Она говорила в своих воспоминаниях: «Да я, как сейчас помню: воскресенье, из уличного рупора – он нам чуть ли не в окно кричал – война! Мама позеленела, а я... Странно это звучит, но я ведь, можно сказать, обрадовалась. Я так рассуждала: Гитлер Европу захватил, и с немцами нам все равно воевать. Но мы же не можем напасть, СССР миролюбивая страна. С началом Великой Отечественной я с друзьями бегала по военным академиям – хотели перевестись туда. Но только одному из нашей компании это удалось, да и то потому, что у него отец был командиром Красной армии. Меня не взяли из-за того, что я девчонка. Я страшно оскорбилась: что же это такое, второй раз не берут на войну! Ну, раз так, думаю, пойду добровольцем. А в военкомате опять отказали, сказали – учись. Правда, к октябрю, когда немец подошел близко к Москве, в райкоме комсомола на меня посмотрели как-то по- 22

чудному, но все-таки дали направление в одну из дивизий народного ополчения». Поэтому Наталью Малышеву взяли на фронт не сразу. Она уже перешла на третий курс Московского авиационного института, когда немецкие войска были на пороге любимого города. В октябре 1941-го для обороны Москвы уже принимали всех добровольцев. Наталье Малышевой, которая занималась в институте конным спортом, пробовала прыгать с парашютом, отлично стреляла и умела оказывать первую медицинскую помощь, предлагают пойти в разведку. Еще и немецкий она хорошо знала. Когда она была переводчицей на допросах, некоторые пленные немцы даже принимали её за свою. «Просилась в медсестры, но взяли в дивизионную разведку. Нашей разведротой командовал человек- легенда Николай Михайлович Берендеев. Героя Советского Союза он получил еще на финской. Я им подходила. Тогда же, во время битвы за Москву, и произошел случай с раненым. Вечером двое наших ушли в разведку. Через некоторое время мы услышали перестрелку в тылу врага. На первом же своем задании я спасла своего раненого однополчанина. После ожесточённого скоротечного боя мы не знали, как поступить. Скоро будет рассвет, а двое наших ребят не возвращаются. Мы остались на подстраховке: если что, прикрыть огнем. Долго ждали. Вернулся лишь один, его ранило легко. Принес важные данные о том, что немцы накапливают силы. И рассказал, что его напарника ранили в бедро, и он не мог идти. Пока наши решали, что делать, я за вторым отправилась. Нашла его по следам. Разведчика звали Юра Смирнов. 23

Он так обрадовался, думал, что за ним уже не вернутся. Рана тяжелая, жгутом ее перетянула, перевязала. Что делать? Идти-то он не может. Ну, я свой ремень зацепила за его ремень и потащила. Он руками помогал мне ползти. И тут случилось чудо: пошел снег, я такого ни до, ни после не видела. Слава тебе, Господи! Сползли мы по склону к реке, как-то проскользнули мимо немцев. Мне его было по склону вверх не поднять, но тут наши подоспели и нас вытащили. Это было 19 декабря 1941 года. Через восемь месяцев меня направили на трехмесячные курсы. Очень секретные. После них служила уже в армейской разведке. Нашей 16-й армией и командовал Рокоссовский. Он нас часто инструктировал перед заданиями». А вот, как пишет Анна Даниловна. «Наталье приходит мысль. Она раздевается до белого белья, чтобы на снегу было незаметно, бежит по следам туда, где лежит раненый. Туда-то она подбежала быстро, на белом снегу ее не особо видно, и поэтому миновала обстрел. А обратно как ползти? Вдруг пошел снег, неожиданно, сплошной белой стеной. Наташа Малышева примотала к себе этого своего однополчанина, и они с трудом это место преодолели, покрытые абсолютно белым слоем снега». Кто увлекается древней историей, поймет меня. Наташа, на вид хрупкая девушка, стала для бойцов «Полени́цей», одной из тех, которых звали «девами- воительницами» в русских былинах, «женщинами- богатырями». В былинах эти женщины-воительницы в своих боевых навыках не уступали мужчинам- богатырям. Чтобы завоевать их руку, будущий муж должен был осилить их в поединке, что удавалось с трудом. Их занятие — полякование: они ездили в чистом поле и бились с богатырями. Из-за силы их могли 24

принять за мужчин. Не имея богатырского вида, Наталья Владимировна со своим внутренним характером оказалась находкой для разведки, стала выполнять различные задания командования. Попав воевать в Сталинград, когда советские войска взяли город, она ходила по улицам и призывала остатки гитлеровцев сдаться. Они кричали ей вслед: «Предательница!» В эти минуты ее могли подстрелить, но какая-то невидимая рука не давала им произвести выстрел. На протяжении всего времени, когда она воевала на войне, были смертельные угрозы ее жизни. Много раз на фронте ее отправляли одну на прослушку немецких телефонных линий. «Наши задачи изменились: работали с агентурой в немецком тылу, ходили за линию фронта связными. Ведь когда немцы осознали масштаб партизанской войны, они очень прижали партизан и подпольщиков, и те могли только ночью выйти на диверсию. А вот днем перемещаться под видом гражданских, собирать и передавать данные им было сложно. И это делали мы», – продолжает она рассказ. Однажды такая вылазка едва не стала для нее последней. Художник Александр Шилов в одной из бесед рассказал своим друзьям. «Рисуя портрет матушки Адрианы, я услышал такое воспоминание: «И вот немец застал меня, когда я прослушивала. В этот момент получила от немца удар в спину автоматом. Я поняла, что мне конец, что сейчас меня расстреляют – на месте преступления застигнута. Вся я, как сейчас помню, съежилась, взяла пистолет, чтобы застрелиться. Он заметил движение моей руки, вырвал этот пистолет, взял себе, а потом неожиданно говорит: “В общем-то, я с девчонками не воюю, уходи отсюда”. Я не поверила в 25

свое, такое нечаянное спасение и, съежившись, ожидая пули в спину, начала от него отходить в сторону леса. А он мне говорит: “Остановись”. Я остановилась, он вынул пистолет и говорит: “Забери свое оружие, иначе тебя свои же расстреляют, если ты вернешься без табельного оружия”. Александр Шилов продолжил: «Эту историю она скрывала много лет. Скрывала и то, как после войны ходила по лагерям для военнопленных и искала того офицера, что не убил ее». Да, она 18 раз ходила за линию фронта. Войну закончила лейтенантом. Был еще такой случай, который она считает божественным чудом. Вот она выходит из части в форме, делает вид, что едет в соседнюю дивизию. По пути переодевается в простое платье, чтобы сойти за местную. Рокоссовский поручил ей проникнуть в ближайшую деревню в качестве связной. Одна из семей передавала армии сведения от партизан. Разведчик, который ушел к ним накануне, не вернулся. Ждать было нельзя. Но Малышева это важное задание проваливает. Не поняла пароль. «А пароль прост – будут стоять грабли зубцами к тебе, значит, заходить нельзя, а если они будут тыльной стороной, то заходи, тогда связь будет. Она все это нашла, увидала эти грабли – они стоят ребрышком. А потом обратно повернулась, и вдруг грабли повернулись...» – рассказывает Иван Чернов. Не один час она просидит в кустах, гадая, что это значит и можно ли входить, но все же вернется в штаб. По пути будет рыдать от того, что идет ни с чем. Каково же будет ее удивление, когда, увидев ее, все бросятся к ней обниматься и целоваться. Окажется, что хозяин того дома сдался немцам, и те ждали связного в засаде. 26

Журналист Анна Данилова полгода кропотливо записывала все рассказы матушки Адрианы. То невыполненное задание Рокоссовского – не первое чудо, которое случилось с ней на войне. Анна Данилова пишет: «Наталья Владимировна прошла Великую Отечественную войну без единого ранения. Секретные задания ей поручал лично маршал Рокоссовский. Наталью Малышеву не брала ни одна пуля, а немцы, схватив, отпускали. Этим чудесам она много лет не придавала значения, пока однажды не попала в церковь». В канун 1990-х. Наталья Малышева тяжело заболела. Ей грозил полный паралич. Это произошло буквально перед выборами депутатов в Верховный Совет России. Тогда она сняла свою кандидатуру. Оказалось, что это был знак свыше. Наталья Малышева осталась в стороне от политики. Ни с кем не встречалась, первое время почти не выходила из дома. Но худшие прогнозы не оправдались, и когда она смогла передвигаться, отправилась в ближайший храм. Тайные визиты в церковь, которые она совершала последние несколько лет, уже можно было сделать явными. Она рассказывала, как пришла к богу. Они приехали со своей фронтовой подругой отговаривать ее сына, в ту пору он был послушником, отговаривать его, чтобы он из этой дыры, из Ярославской области, приехал назад в Санкт-Петербург. “Мы сидим в этой избушке, в которой он снимал угол, и вот он заходит – под потолок ростом, в этом черном одеянии, такие огромные голубые глаза… И все...» – вспоминает Владимир Мищенко. «Отец Сильвестр тогда и предположить не мог, как эта встреча перевернет жизнь тети Наташи, которую он знал с детства. Когда дома собирались однополчане 27

его родителей, она всегда была немногословна. Всегда человек очень собранный, очень внимательный, очень неординарный. О ней мало что можно было узнать, она всегда была под грифом «Секретно», – утверждает архимандрит Сильвестр. – Стальная женщина. Хочется отметить, что воспитание верующей мамы не прошло даром. Я понимаю, в те годы было тяжело открыто говорить о вере, и она пронесла свою веру в Бога в душе». Наталья Владимировна Малышева как-то сказала о тех военных годах: «Я все-таки решила: не поеду в эвакуацию, буду защищать Москву. Понимаю: сейчас в подобное с трудом верится, но такое было время. И мы были именно такими. Я понимала, могут быть репрессии, конечно, был страх? Знаете, я ведь до сих пор себя спрашиваю: ну как такое было возможно? Столько репрессированных, столько разрушенных церквей. И, тем не менее, моя дивизия ополчения – это 11 тысяч добровольцев, которые никак не подлежали призыву. За неделю сформировали! У нас были дети из репрессированных и священников, которые тоже страдали. Я лично двоих знала, у кого отцов расстреляли. Но никто не таил злобы. И вот эти люди поднялись над своими обидами, все бросили и пошли защищать Москву, многих из которых она обижала. И в тылу было несладко: заводы перемещали, 12-часовой рабочий день, без выходных! Я никогда не была поклонницей советской власти, в партию не вступала. И ведь могла уехать в эвакуацию с институтом в Алма-Ату: там солнышко, фрукты. Но как уехать, когда понимаешь: а здесь, по улицам Москвы, немцы будут ходить?! Думаю, не закончу жизнь благополучно, если не объясню тот наш порыв. Народ сам поднялся, о себе не 28

думали, и все знали, на что идем». Я считаю, что она «Дева-воительница», женщина- воин, женский персонаж, зачастую королевской крови, которая обладает сильным характером и занимается типично «мужским» делом, обычно войной (хотя порой и ремеслом). Антиподом ей является другой штамп — беспомощная дева в беде. О таких писали, что по средневековой литературной традиции дева-воительница, лишаясь невинности, лишалась и своей воинской силы, становясь обычной женщиной. Тем не менее, это условие соблюдения девственности не обязательно встречается. Также не является обязательной принадлежность к королевскому роду, хотя в классических примерах выполняются оба требования. В древних легендах встречается мотив сватовства героя к подобной деве, которая соглашается на брак только под условием, что он превзойдёт её в типично мужских боевых искусствах — причём она оказывается настолько сильной, что жених может победить её только хитростью. Общепринятых гипотез об истории сложения данного женского образа, его предпосылках и развитии нет. Существует несколько разных версий происхождения, а также и мнений о том, насколько значимой подобная концепция была вообще. Хочу рассказать еще обо одном послевоенном случае. Вскоре офицер войсковой разведки Малышева, к тому времени уже капитан, отправилась на Родину. Подумывала поступить в медицинский, но в итоге все- таки вернулась в МАИ. Ее зачислили сразу на третий курс. Когда началась специализация, она подала заявление на новое направление: ракетные двигатели. Ей отказали. Возмутилась: почему? Неофициально 29

объяснили: специализация не женская, в группу набрали только мужчин. Как она добилась своего, хроники умалчивают. Сама матушка Адриана об этом тоже не рассказывает. Но как удалось узнать корреспонденту “РГ”, что в заявлении на имя руководства МАИ студентка Малышева с подкупающей непосредственностью написала, что хочет создавать двигатели для ракет, потому что с детства увлекалась Циолковским. И добавила: “А если вы думаете, что это не женская профессия, то должна вам напомнить: во время войны я прекрасно справлялась со всеми мужскими обязанностями”. Профессора, давясь от смеха, постановили: ну как же в ракетные двигателисты такую не принять... Распределили в НИИ-88 в Подлипках, ныне это город Королев. «Там располагалось несколько КБ», – вспоминает Наталия Владимировна. – Руководили легендарные личности: Исаев, Севрук. А всю ракету целиком вел сам Королев. Рассказывает Александр Шилов: “Я был приятно удивлен. Она понимала, что надо хорошо сидеть, а ей ведь было, конечно, тяжело, все-таки возраст под 90 лет. И вы знаете, к этой картине часто подходят, только не подумайте, что я хвастаюсь, смотрят и молятся на нее, как на икону, говорят: “От нее идет какой-то свет”. Действительно, от матушки Адрианы шел какой-то внутренний свет, такой духовный внутренний свет. 30

Антон Александров пгт Фосфоритный, Московская область Война Война. Не может быть прощенья Для тех, кто начал этот ад… Но нет малейшего сомненья, Враг должен повернуть назад. И нет понятия морали, Когда по миру льётся кровь, Когда сердца полны печали, В них вытесняется любовь. Там все становятся друзьями, Ведя огонь плечом к плечу, Чтобы смертельными боями Закрыть дорогу палачу. На фронт уходят добровольно, И провожает мать с мольбой… Никто не знает, как ей больно, Что не вернулся сын домой. 31

Пётр Первый В эпоху Первого Петра С Россией все считаться стали. Его политика мудра – Мы своей жизнью доказали. Окно в Европу прорубив, Туда, где сильного не ждали, Весь этот русский креатив Эмансипацией назвали. Великий Царь своей страны, Прославивший Россию флотом, Герой большой величины, Рождённый пушечным оплотом. И помнят в крепости Азов, Как исполин «Апостол Пётр» Ровняет землю берегов, Ведя войну на пересмотр. И помнят Нарва и Кронштадт, Как два Архангельских фрегата В руины крепость превратят С поддержкой русского солдата. Во славу доблестных побед Великий русский реформатор В истории оставил след Как превосходный триумфатор. Тяжёлый долгий труд рабов Под свистом плети драматурга, Под бой просаленных кнутов Лежит в основе Петербурга. В эпоху Первого Петра С Россией все считаться стали. В безумном Мире без добра Нет места принципам морали. 32

Русская армия С русской армией белый свет Неизменно идёт по Миру, Дать насилию жёсткий ответ, Закреплённый русским мундиром. Этих мужественных бойцов, Прославляемых русской силой, Всякий враг будет знать в лицо И найдёт для себя могилу. Оправданья насилию нет! Милосердию Божьему слава! В русской армии Божий свет Укрепляется нашей Державой. Кто сказал, что добро не должно С автоматами двигаться к цели? Ведь примеров историй полно, Где победы показаны в деле. Нарушая границы России, Всем агрессорам надо понять: Захлебнуться в своей тирании Не удастся уже избежать. 33

Парад Солдаты ходят на параде У всех красиво на виду, И каждый в праздничном наряде, И чёткий шаг у них в ладу. На всех погоны золотые И боевые ордена, В ружье патроны холостые: Давно закончилась война. Таким красивым мирным строем Гордится русская страна Во славу нынешним героям, Которыми полна она. 34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50