Московский Парнас 1/20

Московский Парнас Вестник Академии российской литературы – литературный альманах ¹1(122) – январь-март Год издания семнадцатый Проза Поэзия Публицистика Критика *** Москва 2020

«Общеписательская ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР литературная газета» Роман ТИШКОВСКИЙ МСПС «Московский Литератор», РЕДАКЦИОННЫЙ газета СОВЕТ Московской городской Владимир БОЯРИНОВ организации СП России Виктор БУЛАНИЧЕВ газета (г. Бийск) «Слово» Валентина ГОНЧАРОВА (г. Москва) (г. Геленджик) Сергей ДАШТАМИРОВ ЖУРНАЛЫ: (г. Каменоломни, «Бийский вестник» Ростовская обл.) (г. Бийск) Галина ДУБИНИНА «Новые Витражи», Леонид ИВАНОВ Международный (г. Тюмень) литературный журнал Татьяна КАМАЕВА – (г. Москва) зам. гл. редактора «Приокские зори» Алла КУЗЬМИНА (г. Тула) (г. Уфа) Альманах Виктор ЛИННИК «Донская сотня» Аркадий МАР (г. Ростов-на-Дону) (г. Нью-Йорк, США) Альманах Елена СТЕПАНОВА «Слово» Александр ТАРАСОВ – (г. Геленджик) зам. гл. редактора ИНФОРМАЦИОННОЕ Яков ШАФРАН СОПРОВОЖДЕНИЕ (г. Тула) в СМИ и ГИС Интернет: Алексей ЯШИН Евгений СКОБЛОВ (г. Тула) Ольга КАРАГОДИНА © «Московский Парнас» © Академии российской литературы Идея, состав, оформление



ББК 84 2 УДК 882 МОСКОВСКИЙ ПАРНАС. Вестник Академии российской литературы – литературный альманах. М., 2020, №1 (122), 164 с. Просим звонить: т/факс 8 (495) 691 6341 Писать: 121069, Москва, Поварская ул., 52, оф,24 «Московский Парнас» Электронная почта: [email protected] © «Московский Парнас» © Академии российской литературы Идея, состав, оформление

ЛИЧНОЕ МНЕНИЕ Закончился 2019 год. Первый довольно тяж¸лый год после многочисленных пертурбаций в Академии российской литературы. Но вс¸ же, несмотря на ска- занное, нам удалось пройти этот год вполне достойно, хотя и не без шероховатостей. Как было обещано, мы выпустили четыре номера нашего альманаха – по одному в квартал. Правда, ино- гда с заметной задержкой по времени. Когда по незави- сящим от нас обстоятельствам, а когда, чего скрывать, и по нашей нерасторопности. За прошедший год наша Академия пополнилась двенадцатью новыми членами из разных городов. Из Армавира, Архангельска, Екатеринбурга, Краснозавод- ска, Турсунзаде (Таджикистан), Элисты и, конечно, – из Москвы. Так что пожелаем нашим новичкам творческих успехов и успешного завершения задуманного. В вестнике Академии, альманахе «Московский Парнас», появились публикации из 35 регионов – не только нашей страны, но и ближней и дальней загра- ницы. За прошедший год альманах опубликовал девять рецензий и отзывов на различные книги наших авторов. Как мы давно мечтали и задумывали, нам удалось- таки, после почти 10-летнего перерыва, подготовить, издать, а затем – с удовольствием презентовать две ан- тологии Академии: детской литературы и современной сатиры и юмора. Презентация этих антологий, судя по коммента- риям в СМИ и ГИС Интернет, прошла вполне благо- получно. Надеемся, что наступивший год не будет для нас хуже прошедшего. Тем более что этот год – особый и 5

СТРАНИЧКА РЕДАКТОРА необычно красивый! Необычный из-за цифр: две двад- цатки – 2020! Особый – это ведь год 75-летия нашей ПОБЕДЫ. Поэтому весь год мы будем обращаться к теме Великой Отечественной войны – считай, во всех по- колениях жителей нашей Родины война отложила не заживающие рубцы памяти. Мы собираемся весь 2020-ый год провести под знаком нашего славного, но со слезами на глазах, юбилея… Также в этом году мы собираемся выпустить две антологии Академии – прозы и публицистики. Как всегда, подготовка сборников ид¸т тяжело. По ходу работы приходится преодолевать целый ряд неожидан- но возникающих трудностей. Но это – как и в любом издательском деле! Хотелось бы сказать ещ¸ об одном. Об активности членов нашей Академии. Ведь альманах «Московский Парнас», как мы его позиционируем, является вестни- ком Академии российской литературы. В этой связи убедительно просим не только при- сылать свои материалы в редакцию, но и проводить, насколько это возможно, работу по продвижению и популяризации нашего издания, а значит и творчества авторов Академии в местных писательских организа- циях, библиотеках, учреждениях культуры и учебных заведениях. Главный редактор Роман ТИШКОВСКИЙ 6



ПРОЗА Ольга КАРАГОДИНА СУХАРИКИ Дал¸кие семидесятые годы прошлого столетия. Счастливые дни моего детства. Мне тринадцать лет. Мы с бабушкой на даче. Родители уехали в санаторий по профсоюзной пут¸вке. У бабушки тоже отпуск, но она предпочитает проводить его на даче. У не¸ большой огород, она выросла в деревне и не умеет отдыхать. Постоянно копается в земле. Я помогаю ей. Только что собрала целое ведро крыжовника. Мы с бабушкой садимся на крылечко и начинаем перебирать ягоды. Хорошие, гладкие, ровные в одну миску, похуже – в другую… У бабушки есть одна особенность. Собирает все недоеденные корочки хлеба и сушит вкусные сухари- ки, потом складывает их в холщовые мешочки. Этих мешочков много, очень много, и я не понимаю, зачем ей столько сухарей? – Бабушка! Зачем тебе столько сухариков? Бабушка вздыхает, смотрит серыми глазами куда- то мимо меня. Словно е¸ здесь нет. Я разглядываю е¸ Прозаик, член МГО СП России и Академии российской литера- туры. Автор нескольких книг. Жив¸т в Москве. 8

ПРОЗА простое красивое русское лицо: маленький носик уточ- кой, ямочки у губ, всегда серь¸зные глаза. Постепенно она переводит взгляд на меня: – Война! Во вс¸м виновата война. Всю жизнь мою поломала. Если бы мой Ванюшка не погиб… вс¸ было бы иначе. Мы так любили друг друга. Дедушку твоего в первом бою убили. Как выжила? Сейчас не понимаю. Всю войну еле-еле концы с концами сводила и… голо- дала. Много голодала. Маму твою кормить было нечем. А, бывало, ей найду поесть, а самой нечего. При- шлось выживать. Работала с сорок третьего года. По ночам шила платья на заказ. Алечку, мою крошку, с со- седкой оставляла. Думала, кончится война – легче ста- нет. Оказалось, ещ¸ труднее. К другим мужья вернулись, а я одна с четыр¸хлет- ней дочкой на руках. Хорошо, вернулся из эвакуации завод «Салют», где Ванюша работал. Вот туда и устрои- лась на работу бухгалтером. До войны успела закон- чить техникум советской торговли. – Бабушка! А как твоя семья войну пережила? У тебя же три брата и три сестры есть. Т¸тю Катю, дядю Фиму и дядю Сережу знаю. А остальные? – Всех нас война потрепала. Долго восстанавли- вались. Т¸тю Катю немцы в Германию угнали. Отдали в немецкую семью на хозяйственные работы. Ей всего пятнадцать было. А там у этих же немцев мальчишка оказался из нашей деревни. Он у них поле вспахивал. Сынок у них родился и умер. Мальчишку того немцы до смерти забили. А когда Красная Армия освободила пленных, я е¸ сюда позвала, мне реб¸нка не с кем было оставлять. Катю никуда на работу не брали. Тогда военно-плен- ные врагами народа считались. С трудом е¸ устроила по знакомству в ресторан официанткой. Ефим у нас старший. Он первым в Москву ещ¸ до войны уехал учиться. Закончил Ветеринарную ака- 9

ПРОЗА демию имени Скрябина. В войну был с академией в эвакуации в Петропавловске, разработал новый вид туш¸нки для бойцов Красной Армии. Его наградили за это. В сорок третьем вернулся, только благодаря его помощи и выжила. Он и сейчас доцентом там работает. Остальные: Сережа, Юля, Дуся и самый младший Ф¸дор с родителями в Смоленской области под немца- ми в оккупации жили. Сер¸жа старшим был, уш¸л в партизаны. Это после войны он перебрался в Подмо- сковье в Купавну. Женился на девушке из Белоруссии, у не¸ тут родня. Маму тогда фашисты в штаб взяли, сильно избивали, требовали выдать сына. Она ему в лес передачки носила. Кто-то из деревни стукнул немцам. Но она ни сло- ва не проронила. Какая мать сво¸ дитя предаст? Отец каждый день в штаб ходил, на колени перед немцами вставал, чтобы отпустили. Четверо детей на руках оста- вались. Еле-еле односельчане помогли е¸ вытащить. Немцы отпустили маму, а за это Катю, сестру, в плен в Германию угнали. А всего нас детей было двенадцать, выжили только мы семеро. Восьмая сестра Раиса в войну умерла от воспаления л¸гких. После войны, как Сергей женился, родителей и сестру Юлю мы с Ефимом сюда перевезли. Они в Ку- павне с Сергеем поселились, там дом большой. Дуся с Ф¸дором в Смоленске осели. В сорок седьмом я снова замуж вышла за фронто- вика. Родила для твоей мамы сестричку Танюшку. От завода «Салют» мне этот участок выделили. Вот мы со Степаном, отцом Танюшки и начали его осваивать. Радовались. Дом кирпичный заложили. Но недолгим счастье наше было. Умер Степан в пятьдесят шестом году от ран, полученных на войне. – Получается, бабушка, ты опять одна осталась? Как же ты дом одна поднимала? 10

ПРОЗА – Ох… внученька. Работала дн¸м на заводе, а все выходные здесь на участке. Сажала помидоры, огурцы, клубнику. Продавала их по выходным на базаре. Где деньги на стройматериалы брать? Кстати, здесь же и твои папа с мамой познакомились. – Как это? Неужели прямо на участке? – А я тогда плотников искала. Нашла в нашем пос¸лке. Двое братьев, бывших военных офицеров. Тоже плотничали помимо основной работы. Трудно было семьи содержать. Участок свой очень выручал. Я курочек и кроли- ков разводила, чтобы мясо сво¸ было, ну и с огорода овощи на всю зиму закатывала. У одного из офицеров сынок был. Очень ему твоя мама приглянулась. Она у тебя хорошенькая и работящая была. Вот и стал он брать с собой на работу сына-студента. Папа твой тогда в Бауманском учился. Через год они поже- нились, а ещ¸ через год ты родилась. Смотри! Вот и разобрали ведро. Теперь можешь идти к девчонкам. Они заждались. – Бабушка, а про сухарики ты мне так и не рас- сказала. Зачем так много? Сейчас мирное время. Хлеба всем хватает. – Хлеб-кормилец. Мы этот хлеб по карточкам после войны получали. По карточке было положено 500 граммов сахара на месяц. Но давали 250 граммов сахара, а вместо других 250 граммов давали печенье галеты – это на месяц. Получу в гастрономе эти галеты, иду домой, еле донесу. Дочку кормить надо. Невозможно передать, как хотелось есть! Ужасный был голод. Есть хотелось всегда. Хлеба нам давали 500 граммов, кажется. Он был очень тяж¸лый, вроде как не из муки. Его прямо горя- чим отрезали. Возьмешь кусочек, бывало, и до дома не доносишь – пока идешь, весь съешь до крошки. 11

ПРОЗА Помню, была у нас соседка Зина. Так вот она во- обще одна жила, есть ей было нечего – по карточкам очень мало давали, она стала опухать и попала в боль- ницу. А как устроилась на завод, стало легче. Хлеба вы- писывали по 800 граммов и спецзаказы для работников давали. Вот с тех пор и завела привычку хлеб да соль про запас складывать. – Оля! Оля! – кричала подружка Лидка из-за за- бора. – Пошли на речку! – Беги, – улыбнулась бабушка. – Возьми на речку хлеба с квасом из холодильника. г. МОСКВА 12

ПРОЗА Наталья ЛУГОВАЯ «ИНТЕРНАЦИОНАЛ» Юльке было десять лет, когда е¸ из снежного се- верного края решили везти в т¸плые места. Любимая учительница, узнав об этом, грустно го- ворила, что сложным может многое оказаться в новой жизни. Добродушно жалея, рисовала на доске стран- ные, смешные значки, объясняя при этом, что не толь- ко есть там буква «И», а ещ¸ «İ» с одной точкой, и даже «¯» – с двумя... Удивительно это было и диковинно, но, что бу- дет, то и будет... И Украина сразу как-то объяла е¸ с первой минуты, с первого дня. Просто даже окружаю- щим воздухом сразу, всю. Это ЧТО-ТО, невероятное, т¸плое, даже осязаемое вокруг не¸ – как будто можно было попробовать губами, как сладкий, прозрачный крем. Необыкновенное, ОНО, вроде бы покачивалось рядом так, что хотелось потрогать, раздвинуть, как волшебные шторки и посмотреть, что же дальше. Поэтесса и прозаик. Публикуется в литературных сборниках. Жив¸т в Москве. 13

ПРОЗА Тепло обнимало, кутало, грело, ложилось мягко на худенькую спину, смягчало острую пилу позвоночника и уже не снимало своих объятий, будто невесомая го- рячая од¸жка, наброшенная, ласкает каждую клеточку глубоко до самых жилочек и кровинок... Такого тепла, проникающего, Юлька никогда не ощущала раньше, даже в самые жаркие-жаркие летние дни… Идя по улице этого маленького пос¸лка, согретая, окутанная ароматом одного яркого, цветущего обла- ка – розовых, белых, сиреневых пионов, доходила до нежного другого, трогательно исходившего от малых зв¸здочек шиповника и до следующего, какого-то медо- вого даже аромата, поражаясь обилию и разнообразию расцветок уже и ягод на одинаковых, почему-то под- стриженных кустах шелковицы (потом она увидит и другие шелковичные деревья, высокие, густые, а эти ветки срезались, оказывается, для шелковичных чер- вячков, на корм нежными листьями). Радугой светились ягоды на одинаковых кустах, но, на удивление, совершенно разного цвета на каж- дом из них: от матово-белых до лиловых и сияющих ч¸рных. Их обилие и россыпи густые по земле даже, в ужас приводили – как же могут такие чудные плоды так пропадать и в таких количествах, просто зря по- гибая перезрелыми! Новый, пустой, травянистый их вкус и привлекал, и отталкивал, обижая яркие, сочные воспоминания о любимой малине. Но сладость опять звала попробовать, повто- рить это странное ощущение, приучая, знакомя с со- бой. Потом спели черешни, крупные, т¸мно-вишн¸во- коричневые до черноты, на длинных крепких ножках красавицы. И вс¸ это в изобилии росло, цвело, зрело в этом необычном и удивительном краю. 14

ПРОЗА Ай, да Южная сторона!!! Пос¸лок вс¸ же был не типично украинским. Когда-то здесь находилось старинное немецкое посе- ление. И многие дома сохранились со странно остро- верхими крышами, с красными кирпичными стенами, с металлическими оградами и высокими калитками. Ров- ная улица утопала в густо посаженном разнообразном цветении вдоль узких тротуарчиков. Впоследствии Юлька никогда больше не видела в этих краях таких пос¸лков, будто из сказок Андерсена. А сейчас ей, конечно, казалось, что так значит здесь везде. Но были и обычные хозяйские постройки. В таком дворе и жила соседская семья. Чисто подмет¸нная до- рожка, дом, сад и огород за домом. Хозяева работают где-то, а дома две дочери. Старшая, уже почти девуш- ка, и младшая, помоложе Юльки. Их познакомили. И девочки старательно пытались начинать общение. Старшая готовила обед. Как объяснила сестр¸нка – варила л о к ш и н у . Ох, уж эта украинская локшина. Загадочная в этот день для Юльки, которая супы вообще не особенно любила, но локшина запомнилась ей потом на всю жизнь. Это было чуднóе блюдо. Девушка готовила его на веранде. Раскатывала почему-то тесто в тонкий-тонкий огромный блин. Резала его на узенькие ленточки, кото- рые играючи подбрасывала в руках, они падали опять в муку и горка змеек этих слегка подсыхала... А в кастрюле уже варился петушок. Как он туда попал, Юлька, к счастью, не видела. Но то одна, то другая ножка его вытанцовывала вверх, и Юльке было страшно подумать, что это ещ¸ и есть прид¸тся. А на столе – яркая морковка, лук, картошка. Вс¸ моется, чистится, режется ловко и аккуратно. ...Совсем взрослая, вон как умеет... 15

ПРОЗА Ну, а они, младшие, в это время первые сведе- ния друг о друге получают. Поговорили, потоптались и Юлька решает узнать, а на сколько моложе девочка, но деликатно о возрасте не говорит. Решает спросить просто: – В какой класс ты перешла? Девочка так же спокойно отвечает: – В другий. Юлька немножко засмущалась. И снова пытается спросить. Снова отвечает девочка: – В другий. Стало как-то немного совсем неловко. Но Юлька решила вс¸ же уточнить: – А в какой именно? – В другий. Неизменно отвечала девочка... Локшина варилась, чудный запах расходился уже и по всему двору, а девочки стояли друг против друга и упорно, недоуменно поглядывали одна на другую... Раздавался вопрос и неизменный ответ: – В другий... Казалось она, нахохлившаяся, сейчас просто лоп- нет от своего совершенно справедливейшего, старатель- ного этого «отвечания». Но ведь эта русская девчонка не отставала почему-то и упорно повторяла одно и то же, только на разные лады. И они друг дружку, действительно, стоили – каж- дая, честно выполняли поставленную задачу, пытаясь найти истину, совершенно понятную одному и абсолют- но не ясную, почему-то другому «объекту»... Это продолжалось не просто долго, а, на удивле- ние, очень продолжительно... Юлька, имея самые доброжелательные намерения познакомиться, и не с девочкой только, но и с этим новым для не¸ миром, людьми, конечно же, с их пове- 16

ПРОЗА дением, речью, как-то считала неправильно не довести начатое дело до осмысленного результата. И она, действительно, на разные лады и варианты пыталась вразумить девчонку ответить ей, всего лишь, точно на е¸ такой простой вопрос. Но та тоже не сдава- лась, поскольку и отвечала ведь старательно, и не хитри- ла нисколько, и дурочкой себя не считала. Юлька тоже. И звенящее: – В другий... – В другий... – В другий, – продолжало звучать с непоколеби- мым партизанским упорством. Казалось этот тупико- вый диалог – непробиваем. И, вдруг, Юлька – придумала. ОСЕНИЛО!! ...А, вот уже не отвертишься, тут не ошиб¸шься, и не придуришься... И она, так обрадовавшись придумке, осторожно, чтоб только хрусталь этот, уже атмосферы вокруг, не расколоть вдребезги на мелкие осколки, задала вопрос иначе: – А в каком классе ты училась этой зимой? – В першим, – ответила вс¸ такая же старательно- честная девочка.... ...Юлька ошарашено смотрела на этого реб¸нка. …В первом! Понятно же. Так она отвечала – во втором! Значит вот она – разгадка! «Другий» – это не просто – другой, это – в т о - р о й !! Вон оно как – познавать «иностранный» язык, оказывается... Девочки смотрели друг на друга с такой расте- рянной радостью, не веря просто, что их совместные муки – закончились... 17

ПРОЗА «Интернационал» – победил!! Победу праздновали за столом, куда их позвала старшая, ни о ч¸м не подозревавшая сестра. Соседушки!! И Юлька, до умопомрачения всегда стесняющаяся угощений, чужих застолий, приглашений, – на этот раз так радостно и хорошо чувствовала себя за этим хле- босольным столом, с этими приветливыми девочками, в этом новом для не¸ краю, с необыкновенной «лок- шиной» – добросердечной, щедрой порцией в своей тарелке, этого чуʹдного украинского супа, с его свежим, неповторимым, запомнившимся на всю жизнь, сказоч- но-незабываемо-новым для не¸ вкусом... МАНЕЧКА Пос¸лок, почти маленький городок, переходил из рук в руки уже несколько раз поочер¸дно. То немецкие войска, то наши – наступали, занимали, надеясь не уступить уже. Если бои так вымучили военных, то до какой же степени население? Бомб¸жки, пожары, оккупация, по- лицаи. Представить позже вряд ли и можно будет. Отступая в очередной раз, немцы торопливо за- чищали местность любым способом. На самой большой площади парнишка увидел фи- гуры: – Мам, люди висят... – Да нет, сынок. Это учение, тренировки. Вата да тряпки, куклы. – Нет, мама. Люди! Подошли ближе. Люди! Закрыв глаза мальчику, отшатнулись в переулок. Узкий. Перекошенные заборы. Втиснулись, домой, до- мой, дойти бы, добежать... Да не спрячет дом. 18

ПРОЗА Указ ч¸ткий. Собирают, кто что успеет. Кто в ч¸м и кто на ч¸м. Эвакуация полная. Вс¸ население, с самым ценным, необходимым имуществом забирают в Германию, семья- ми, без исключения. С казнью не подчинившихся и с благом пересел¸нных в Великую Германию. Какое переселение? Какая эвакуация? Какие бла- га пересел¸нных?! Забирали молодых, здоровых для работ. Полезных в этом деле особей... А сейчас? Да кому такие нужны, оставшиеся боль- ные, кривые-косые, да бабы с малыми детьми? Какая Германия?.. И слух силился, ш¸л из каждого закоулка, из каж- дых измученных глаз – расстреляют всех, выведут за пос¸лок и покосят очередями. Не достаньтесь никому... С самого рассвета колонна выдвинулась из город- ка. Шли, хромали, тащились, топали, брели с сумками, волочили телеги оставшимися лошадьми, катили тач- ки – кто на что горазд. Манечка запрягла убереж¸нную коровку. На тележке младшие – мальчик и годовалая девочка. Двое старших семенят рядом. Жуть и скрип стоят над гробово молчащей толпой. Колонну вели к железнодорожной станции. Узловой. Большой. Значи- тельной. Пыльная дорога тяжко вязала ноги, обволакивала, будто пыталась удержать, помешать, не отдать своих людей на неизвестность, на страх, на растерзание. И старший мальчик стал шептать, убеждать: – Не пойд¸м, мамка, смотри, видишь, как кусты, поворот – люди исчезают. Убегают... Уйд¸м, мама. Манечка двигалась, слышала, но будто онемела вся. Понимала, знала точно – идут на гибель. Но сде- лать что можно, как уйти, что это? Невозможно. Сын реб¸нок. Не понимает. Колонну ведут отъявленные су- щества... Не пощадят. Здесь же, сейчас же... 19

ПРОЗА Ещ¸ шаг жизни, ещ¸ минутка, они все вместе, жи- вые. А предприми что – и их не станет, мгновенно, сразу, всей семьи... И они шли, передвигались дальше и дальше всей толпой. По сторонам колонны – конная стража (их называли почему-то власовцы в то время. Да не до точности формулировки было). Зверь¸ такое, что луч- ше и не вспоминать, что видела уже. Но каждый шаг, каждое движение – вс¸ равно к смерти... И мать превращалась в металлический столб, про- низанный звоном таких нервов, что казалось, этот звон заполнил вс¸ пространство вокруг, и должны все оглохнуть уже от этого невыносимого звука, и пасть с коней своих их мучители. Но только гул шагов, окрики, плети и копыта – шла, тянулась процессия вс¸ так же мрачно и молча... И Манечка – решилась. Вмиг, перед кучкой кусти- ков, выползших корнями и острыми ветками на доро- гу – д¸рнула поводья, повернула плетущуюся коровку и хлестнула с силой по дорогим бокам. Тележка, еле слепленная, скрипнула, накренилась... и понеслись в лес. Мальчики за юбку, дети комком в тачке. Манька, не разбирая дороги, петляя по тропинкам и залысинам вглубь, вглубь, между деревьями, в гущу, в гущу... И жд¸т только – вот в спину очередь, вот-вот саб- ли свист над головой, пл¸тка по головам... Бежали, задыхались, не оглядывались... И вс¸. Глушь, вот она, дальше не побежишь – ни дороги, ни сил, стали, глянуть страшно. Прижались дети, малые и те молчком. Привыкли помалкивать, раз мать молчит, нельзя... Оглянулись, огляделись. Никого нигде. Догонят ещ¸! Вдруг появятся, сразу. Быстрее, быстрее, даль- ше, ещ¸ дальше, в лес, между зарослей, между кустов, аж до болота. Тишь, теплота, запах хвойный, мирный, даже жужжит что-то вокруг... 20

ПРОЗА И такая тревога и ужас в сердце. И неверие такое в содеянное. И сбывшееся ли?! Но ведь вот они, здесь. И лес вокруг. Никого больше... И стали искать, торопливо, панически, растерян- но – где же остановиться-то?! И куда вжаться, спря- таться. Поселиться даже, вот ведь ещ¸ что. Искали, думали, кумекали, как могли. И нашли ямку под кор- нем большим. Дерева давно уже нет. Горка немного над болотцем. Сухо. Давай копать, расширять, ветками прикрывать да выстилать внутри. Тряпья чуть добавили, и так мало. И вот гнездо получилось. Жиль¸ целое должно же быть, не на минутку или час ведь готовится. А на сколько? Да и думать страшно. Кто же это теперь знает... И остались в своей схованке. В доме теперь этом сво¸м. Терпели, сидели, жили, как могли. Сухари берегли до крошки, растягивали на долгий, долгий срок, может быть. Щавель рвали, вс¸, что укусить, пожевать можно. А спасала больше всего коровка. Трава пока была, вода рядом. И доилось молочко, и поились детки, и убере- глись ведь как-то, спаслись от неминуемого, рванулись, сбежали, сбежали ведь. А тут, что будет, то и будет... И потихоньку стали отходить от норы своей чуть дальше, чуть глубже в лес или, наоборот, на полянку, да к полю даже ближе. И в один чудесный день, солнечный да тихий, вы- вела Манечка свою коровку на луг попастись. А пусть поест досыта, попас¸тся, походит спокой- но, без веток, под солнцем, любимая е¸, кормилица е¸, Жданкой названная. Жданная да с тел¸ночка выращен- ная, с пальцев поенная, обласканная словами добрыми да обихоженная коровка е¸. 21

ПРОЗА И вывела на поле, а там и ещ¸ чьи-то коровы па- сутся. Надо же, что за края такие, куда вывела их дорожка лесная? Пас¸тся коровка, Манька в кустах за ветками – глаз с не¸ не спускает. Трава на лугу, ромашки белеют, господи, прямо как в жизни мирной, тишина-то какая... И вдруг видит она – на лугу что-то задвигалось, заволновалось, и коровы вразл¸т, и несутся на конях наездники, окружают с нескольких кра¸в, вс¸ те же всадники проклятые. Вс¸, нашли значит, не спаслись, не спрятались над¸жно, а коровку уж свою никак не сберегли. По- гибла кормилица, заарканили, загубили... И как крикнет Манечка дико, надрывно на весь лес, да Божий свет: – Жданочка, коровка моя милая, погубила я тебя... Да как ринется сломя голову в чащу... Нес¸тся, ног не чуя и веток хлещущих, раздира- ющих кожу до крови, – добежать бы только до деток, закрыть их собой... А за спиной топот, земля дрожит – догоняет кон- ник, значит, сейчас саблей рубан¸т, выстрелит в спину. Затопчет копытами дикими... Задохнулась, налетела на дерево, обмерла вся... А в шею – морда т¸плая, слюнки липкие, хрипом мычание. Крутанулась Манька, а перед ней е¸ корова стоит – бока ходуном, глаза аж горят... – Жданочка, животинка ты моя родная. Человек ты мой разумный, друг ты мой верный!! Плачет Манька, обнимает головушку, тело родное, ш¸рстку не раз ч¸санную любимую гладит, не нагла- дится. Услышала голос хозяйки умница-коровка. Вы- рвалась из западни да галопом и мчалась след в след за нянькой своей, с телячьих лет любимой... – Ах, ты, моя родная, ах ты, моя разумница, кор- милица, спасительница – плачет и ласкает хозяюшка е¸, а коровка терпит, понимает любовь человеческую... 22

ПРОЗА И зажили дальше. Только ещ¸ тише, да ещ¸ осто- рожнее хорониться приходилось. Не отходили уже от жилища своего далеко. Да только – сколько можно уже?! Ни сил, ни крошек не осталось. Да и знать же хоть что-то пора. А может и выйти уже можно. Что там, на Земле творится? Да может и войне конец. А немцам уж точно в их краях. А как узнать? У кого спросить? И Манька надумала. Ох, и отчаянная она стано- вится последнее время. Это же надо только – и «по- партизанила», и детей спасла, и замучила здесь совсем. Что-то же надо ещ¸ выполнить. Как-то же ещ¸ спасать- ся. И решила. Наказала старшим – ни на шаг не отходить, вместе всем быть, рядом, сколько бы ни ждать е¸. А если уж и не верн¸тся совсем, совсем – идите к людям. Выходите. Как будет, так и будет. Вс¸ во власти Божьей тогда. Не тронут вас, может. Крепится старший: – Не бойся, мама. Только ты далеко не заходи, осторожно. Тихонько. Да назад. Скорее... И пошла Манька – тихо да осторожно. По лесу, тропками еле видными, болотцами да прогалинами. Вроде как в жилую сторону направляться стара- ется. И совсем будто заблудилась, а как не заблудить, когда и вс¸ равно дороги не знала. Вот будто и лес поредел. И тропинка меж кочек – крепче. Только ду- мала побыстрее пойти, вдруг слышит голоса, как буд- то, вдали. А чьи? Сердце аж затрепыхалось. Присела, спрятаться хочет, а голоса слышны ближе, ближе. И не кинуться никуда, не исчезнуть, поздно уже! Услышат. Что, что сделать теперь? Как быть? А шаги – вот они... Да и упала плашмя, где стояла, прижалась к зем- ле, к кочкам, мох на голову греб¸т, прячется, вся в грязь вжалась, только совсем же под землю не прова- 23

ПРОЗА литься, а голоса прямо на не¸ движутся и не разобрать ни слов, ни речи ничьей, звуки только хриплые мужи- чьи какие-то. Лежит, втиснулась вся, а мысль только: – Ох, пропала моя душа, да что ж я сюда вышла, вс¸, не спастись теперь уж точно. А самое страшное, да самое горе большое – дети ж там останутся, дети там... дети... А голоса над ней уже, наступят сапоги прямо на не¸ сейчас... И ополоумевшая совсем Манька – как выпрямит- ся, как выскочит из своих кочек, да как заголосит дур- ным голосом в р¸в: – А сыночки ж вы мои, а милые мои, да не губите душу живую. Детки ж у меня там, погибнут одни, не выживут, поумирают, несчастные без меня... Вопит диким голосом, с головы трава да мох сви- сают, волосы растр¸панные, длиннющие – прядями, вода с них ль¸т... Такое увидеть – любой бывалый солдат маху даст, остолбенеет – а так и было. Парни стали, как вкопанные. Что за чертовщина. Баба будто из-под земли вылетела, враз, неожиданно. Вопит, дикая. Жуткая картина в один миг перед их глазами образовалась, онемели просто. А потом: – Мамаша, мамаша, да ты что, что с тобой, ты кто такая? Успокойся, мать... А Манька ничего не слышит, ор¸т ещ¸, одурела от страха сама, а только зв¸здочка вдруг перед глазами блеснула, да слова-то русские. И падать стала, сил больше не хватило ни на что – ни ответить, ни спро- сить, ни в сознании остаться. Так и рухнула на руки протянутые... Очнулась, а над ней парни, да молодые, да хо- рошие, усталые только очень. Плащ-палатки на них, не видать особо ничего, и только одно ясно – наши, родные. Группа по своим делам шла куда-то. 24

ПРОЗА Расспросили, поняли вс¸, объяснили, что нужно – давно выходить можно. Отогнали. Освободили. Люди, кто откуда, домой вернулись. И вот вышла Манька с детьми, пайками солдат- скими, дар¸ными, накормленными, вышла из своего лесного мира спасительного. Торопились, сколько сил оставшихся хватало, топали, шли, шли, бежали, только бы быстрее, быстрее теперь домой. Пришли... А дома- то и нет. Сгорел дом. Весь сгорел. Печки и то почти не осталось. Пепел да головешки по всему двору. Ста- ли искать схоронку посреди участка, где-то закопали перед угоном зерна немного, ямку прикрытую, при- топтанную. А нашли место – подушка вся растерзанна огн¸м и зерно обуглившееся. Обдували-веяли. Пал¸ное, горелое варили на костре в банке, от подарка солдат- ского, оставшейся. Вс¸-таки варево горячее... И жизнь продолжалась. Живые же, главное, остались. А какая жизнь – это уже и слов не было. Только зима надвигалась. Тут и не до домов уже. Это тебе даже не ямка лесная. Что-то вс¸ равно при- думывать, спасаться опять надо. И рыли, и копали, и ветками крыли, а горелой земл¸й засыпали, утрамбовы- вали, траву сушили, стелили. И топчаны лепили – хоть чуть повыше, покрепче, из хвороста плет¸ные. Обязаны выжить были. И выживали. И все силы для этого выкладывали, каких и не было уже. Но зато дождались... И закон- чилось вс¸. И Победа была. И мир наступил. И даже в школу мальчики пошли. И младшенький в первый класс собрался. И войне конец, а штанов нет. И пошить не из чего. Лохмотья и те закончились. Чуть тело прикрыть каждому. Только и удалось мешок раздобыть немец- 25

ПРОЗА кий, с орлом наштампованным на всю долевую. Де- ваться некуда, как ни крои, от штампа не избавиться... И сшили, как было. Нарядили парня, собрали в школу. Так и пощеголял парнишка через все улицы – фашистский знак на главном месте, с опущенными крыльями. Дефиле такое – почище униженных знам¸н кому-то показалось бы, пожалуй. Вылитое партизанское отродье! На дыбу бы сразу... Да только Миньке плевать на это. Вс¸. Не доста- нете. Светило солнце. Мирно сияло небо. И Минька, счастливый, ш¸л в свой самый первый-первый класс. Учить свой Великий и Могучий... Русский... г. МОСКВА 26

ПРОЗА Евгений СКОБЛОВ МАРШ В МЕТРО Снова метро. Я люблю перемещаться по столице в подземке. Мои приятели-автомобилисты посмеивают- ся надо мной, дескать, насколько могли бы расширить- ся границы моей личной свободы, обладай и управляй я автомобилем… по широким проспектам Москвы. Но я непреклонен. Дело даже не в бесконечных пробках и времени, потраченном в них, других автомобильных «замороч- ках», связанных с парковкой, штрафами и прочей ерундой, а в том, что когда уже много за пятьдесят, – садиться за руль, тем самым перестраивая свою жизнь под новые кол¸са, на мой взгляд, просто неразумно. Мне нравится отдыхать в пути, а точнее, активно отдыхать, будь то автобус, купе вагона поезда дальнего следования или вагон метро. Активно, значит занимать- ся чем-то, на что не хватает времени дома: читать, на- пример, смотреть фильмы с экрана гаджета или, может быть, даже делать короткие (и длинные) заметки в творческий блокнот. Прозаик, член МГО СП России, Правления Академии российской литературы. Жив¸т в Москве. 27

ПРОЗА Однажды я сделал наброски целой главы для дет- ской повести в жанре фэнтези за несколько поездок в метро. В моей «путевой» сумке всегда имеется очеред- ная интересная книга, которую всегда хотел прочитать, да вс¸ никак не получалось… Сегодня я без труда отыскал свободное место в до- статочно заполненном вагоне, и, хотя ехать недалеко (от «Пролетарской» до «Баррикадной»), уселся по- удобнее, достал книжку и очки. Когда читаешь в мет- ро, до нужной станции добираешься гораздо быстрее. Проверено! И сейчас, читая старую советскую фантас- тику, я словно возвращаюсь в дал¸кие шестидесятые прошлого века… из дал¸кого будущего, а именно из середины декабря 2019 года. В наши дни многие фантастические произведения прошлого и читаются, и образно выглядят немного наивно. Но знаете что? Это – прекрасно! Они, в основе своей гуманистические и заряженные энтузиазмом и по- зитивом, привлекают, притягивают, заставляют думать и мечтать. Искусственный интеллект, каким его пред- ставляли в шестидесятых… обмен разумом, пол¸ты в другие галактики, гипнотические сны, переносящие в разные пространственно-временные измерения… Стоп. Что-то меня отвлекает. Нет, не отвлекает, а раздражает. Прокрадывается, заползает в мо¸ сознание через слух. Нечто такое, что мне неприятно и что от- вергает вс¸ мо¸ существо. Я поднимаю глаза от книги и вижу сидящего на- против улыбчивого парня, впрочем, уже и не парня, а молодого мужчину, одетого по-молод¸жному. Одежда модная, но слегка поношенная (может быть из секонд- хенда), как и его рюкзак, который он зажал между коленками. Капюшон куртки, который он, очевидно, носит постоянно, сейчас откинут, густая светлая ч¸лка накрывает лоб, достигая бровей. Взгляд светло-серых 28

ПРОЗА глаз сначала блуждает по пространству вокруг и, на- конец, замирает на мне. В руках он держит смартфон, из динамика кото- рого достаточно громко, так что слышно мне через про- ход, несмотря на гул движущегося поезда, звучит музыка. Это хорошо известная у нас, а ещ¸ лучше – в Германии, строевая песенка, начинающаяся со слов: «Вен ди зольдатен дурш ди штадт марширен...», кото- рая исполнялась под оркестр в составе воинских под- разделений… в том числе, и СС. Я вдруг понимаю, что оставшиеся четыре перегона до «Баррикадной» я читать уже не буду. Парень-мужчина, глядя в мою сторону, продолжа- ет нахально ухмыляться. Он понял, что «достал» меня и мы с ним на одной волне, хотя и с разных сторон. Собственно этого результата он и ожидал. Видимо, я ему сразу чем-то не понравился, и этот цирк он устраивает специально для меня. Я мельком оглядываю стоящих рядом пассажиров – никакой реакции. Кажется, что никто ничего не заме- чает, хотя я не сомневаюсь, что музыка очень хорошо слышна в радиусе нескольких метров, как минимум. Людей немало, но никто не смотрит в сторону челове- ка, слушающего специально не в наушниках, а через динамик фашистские марши в московском метро. Между тем он включил следующий трек – раз- да¸тся очередной марш, очень популярный в Третьем рейхе «Lore, Lore, Lore…» По всему, у него целая под- борка, а может быть и ВСЯ память телефона заполнена этой и подобной хренью… типа речи фюрера на каком- нибудь нацистском «Съезде Великой Германии»... Я чувствую, как что-то внутри меня зашевелилось и медленно поползло из области сердца вс¸ выше и выше. И вот оно уже в голове. Потом снова в сердце. Поскольку из глубин памяти всплывают кадры из до- кументального фильма Михаила Ромма «Обыкновен- 29

ПРОЗА ный фашизм». Впервые я посмотрел его по телевизору, будучи ещ¸ подростком, года через два после выхода на экраны. А потом ещ¸ и ещ¸ раз, когда появлялась такая возможность. В новом времени я его относительно недавно пересмотрел в интернете… 1933 год, нацисты прихо- дят к власти в Германии… Фюрер принимает парад… Сожж¸нные в печах концлагерей… документальные свидетельства зверств нелюдей, архивные фотодоку- менты... Уничтожение миллионов людей… бомбарди- ровки… пожарища... Нюрнбергский процесс… колонна пленных немцев на улицах Москвы, за которыми сле- дуют поливальные машины и… вот эти марши… Этот подонок, а теперь – отныне и навсегда я его считаю только таковым, недослушав до конца, вклю- чает следующий марш истинных арийцев, как мне по- казалось, сделав звук чуточку громче. Интересно, он собирается заниматься этой демонстрацией (лично для меня, в этом сомнений нет) до тех пор, пока я, опустив плечи, не выйду на своей станции? Сам он, судя по всему, скоро выходить не собирается. «Станция «Китай-город». Платформа справа», – разда¸тся из динамика. Народ выходит и заходит, но никто не обращает на нас внимания. «Нас» – это по- тому что и он, и я понимаем, в ч¸м проблема этой неза- планированной совместной поездки. И мы продолжаем упорно смотреть друг другу в глаза, только он при этом улыбается, а я нет. Потому что теперь мне вспомнился художествен- ный фильм 1976 года «Горячий снег» по роману Юрия Бондарева. Как раз тот эпизод, где командир бата- реи лейтенант Дроздовский, которого играет Николай Ер¸менко отда¸т приказ красноармейцу Сергуненкову (его роль исполняет Александр Кавалевров) «уничто- жить гадину» – немецкую самоходку, пулем¸т которой не да¸т нашим бойцам поднять головы из окопа. 30

ПРОЗА И Сергуненков, обреч¸нно взяв противотанковые гранаты, обращается к своему товарищу-ездовому на- последок: «А ты, Рубин, коней мучить будешь – на том свете найду…» Задачу он выполнить не смог, его срезает пулем¸тная очередь… Тем временем со смартфона звучит очередной марш. Он знаком и мне, это «Хорст Вессель» – марш штурмовиков СА, позже ставший по сути вторым гим- ном фашистской Германии. 26 июня 1941 года мой дедушка, тридцати шести лет от роду, получил в военкомате винтовку и уш¸л на фронт красноармейцем. Маленький, тихий служащий из Конотопа, которому «однажды прекрасным утром постучалась в окошко небольшая, казалось, война...», он очень пригодился там, на передовой, поскольку в совершенстве владел немецким языком. Дедушка начал свою войну в 1941-м и окончил 9 мая 1945-го, отвоевав (как я узнал из открытых ар- хивов Министерства обороны в интернете) на Втором Украинском, Четв¸ртом Украинском, Воронежском и Запасном фронтах. Бог убер¸г его, и он вернулся с ор- деном Красной звезды и медалью «За боевые заслуги». И… он сделал ещ¸ одно главное дело своей жизни. Моя бабушка и папа, которому тогда было девять лет, как члены семьи красноармейца, воюющего в действую- щей армии, получили право на эвакуацию из Конотопа, который в скором времени заняли фашисты. «Следующая станция Пушкинская», – раздалось из динамика. – Осторожно, двери закрываются». Мне показалось, что он сделал музыку ещ¸ громче, наверное, прочитал что-то новое в мо¸м лице и теперь наслаждался эффектом и своей безнаказанностью. В са- мом деле, что ему может сделать лысеющий дядюшка – очкарик в нелепой кепке? Да ничего! А на любые сло- ва у него, разумеется, заготовлен ответ. Поскольку он 31

ПРОЗА всего лишь безобидно слушает музыку, что не запре- щено законом. И ему совершенно наплевать на то, что это кому-то может не понравиться. Кому не нравится, пусть не слушает. Или ездит на личной машине. У меня, само собой, другой взгляд на ситуацию. Он сформировался ещ¸ тогда, когда я услышал первые аккорды «Wenn die Soldaten». И даже не взгляд, не мнение, а решение, которое по ходу движения транс- формировалось в призыв к действию. Вот… и строки из Высоцкого вспомнились: «…Наши м¸ртвые нас не оставят в беде, наши павшие, как часовые…». Вс¸, пора. Если не сейчас, то никогда. Если не я, то никто. Родина-мать зов¸т… Я, намеренно изображая старичка, который не без труда приподнимается со своего места (отчасти так оно и есть) встаю, снимаю очки и вместе с книжкой укладываю в сумку. Надеваю перчатки. Кажется, что все эти действия тянутся медленно, как в замедленной проекции. На деле – всего десяток-другой секунд. По- езд уже начинает замедлять движение, приближаясь к станции «Пушкинская». Я делаю один шаг, но не в сторону дверей, а пря- мо к человеку, который слушает сам и заставляет слу- шать других фашистские марши… в мо¸м метро. В моей Москве. В моей России. И он ничего не успевает, поскольку расслаблен, самоуверен и самодоволен. Ничего опасного он не ожи- дает от дедушки, который может лишь кривиться, если ему что-нибудь не нравится. А зря. Поскольку если ты, парень, делаешь кому-то вызов, заявляешь о себе, то должен быть готовым ко всему. Рядом с любителем нацистской музыки стоит юно- ша в наушниках, с другой стороны дама, из уха кото- рой тоже торчит, но беспроводной наушник, и она с кем-то вед¸т торопливую беспрерывную беседу. 32

ПРОЗА Я резко хватаю своего оппонента за белокурую шевелюру, чуть притягиваю к себе и, что есть сил, всаживаю правое колено в его лицо. Вс¸ происходит молниеносно, пожилой мужчина, дремлющий рядом, даже не пошевелился. Удар вышел очень сильным, я попал где-то в область челюсти, и парень поплыл. Глаза закатились, помутнели, из носа закапала кровь. Когда мне было шесть или семь лет, этому при¸му научил меня папа. За последние пятьдесят лет я его не применил ни разу. Но вот, пригодился… Смартфон, выпавший из его рук валяется в проходе и молчит, очевидно, сбились настройки. Поезд уже на «Пуш- кинской» – Извините, товарищи, – обращаюсь я ко всем и ни к кому конкретно, – концерт окончен. Мой враг вс¸ ещ¸ не очухался, что-то бессвязно бормочет, размазывая по лицу кровавую слизь. На меня с изумлением глядят студент и дама, поперхнув- шаяся на полуслове, но они не в силах даже пошеве- литься, поскольку вс¸ произошло слишком быстро. А может быть, они испугались меня? Мало ли что... Уже покидая вагон, предварительно, совершенно случайно наступив на смартфон, я услышал за спиной женский визг: – Позвоните машинисту! Вызовите полицию! Тут страшная драка! Крики раздаются тогда, когда пассажирская масса, сгрудившись на перроне «Пушкинской» уже ввалилась в вагон. Сердце бешено колотится, норовит выскочить из груди, и, хотя за мной никто не гонится, я быстренько, насколько позволяют силы, взлетаю вверх по лестнице перехода на «Тверскую». Уже около эскалатора, я на всякий случай снимаю куртку, сворачивая е¸ подклад- кой наружу, и поворачиваю кепку козырьком назад. Это на тот случай, если по горячим следам будут ло- 33

ПРОЗА вить пожилого хулигана – нарушителя общественного порядка на Московском метрополитене имени В.И. Ле- нина. г. МОСКВА Фото Р. Тишковского 34



ПОЭЗИЯ Сергей ОВЧАРОВ *** Ранняя осень... Солнце какое! Жёлтая проседь Листвы. Нет покоя – Городом старым Бреду. Тихой тенью Шагает на пару Со мной вдохновенье. *** Разметалось по городу Настроенье моё. Дождик, капли за ворот, Ветер песни поёт. И бегу улыбаюсь. Физкультурная выгода: Не промокнуть стараюсь, Через лужи я прыгаю. Поэт и прозаик. Член СП России и Академии российской лите- ратуры. Жив¸т в Москве. 36

ПОЭЗИЯ *** Начало сентября. Рассвет бордовый. Прохладный ветерок. А свет фонарный – И по асфальту от теней окрас тигровый. Здесь не иссякнет на душе запас словарный, Чтоб вдохновенно фантазировать о многом, Степенно размышлять о важном, новом, Узнать, куда петляет путь-дорога, Напутствуя поэта добрым словом. *** Растянулось летняя пора – На дворе сентябрь, жарко очень. Рад, конечно, этому, ура! Настроение – шикарно, между прочим. Город спит. Мне рано на работу, До метро привычно пошагаю. По дороге рифмовать охота – Вдохновенью нет конца и края! *** Дождь по городу хлобыщет, – Так сентябрь в права вступил. Тёплый ветер что-то рыщет, Улицы опустошил – Нет прохожих под зонтами, Рычат дороги авто-мастью. День такой… Но, между нами, Осень к нам пришла, – вот счастье! 37

ПОЭЗИЯ *** Золотятся камыши – Сентября чаруют краски. С удочкой стою в тиши. Вижу, утки-пучеглазки Меж осоковых плывут. Сказка – это время года, где искрится перламутр по воде, от небосвода… *** Дождик такой начался, – не добежать, Мне до метро. Что ж, укроюсь под скромным навесом. Ливень придётся мне здесь, на ветру, переждать В залоге стоять обстоятельств – без интереса. Вдруг сбоку толкает промокшая насквозь особа: – Простите, подвиньтесь – смеётся, – я зонтик забыла… – Вот это подарок судьбы, ничего себе, опа! В груди сразу, как-то приятно, заколотило!!! Как из ведра, над столицей стихия бушует. Я куртку свою одолжил незнакомке случайной: – Залило, гляди, по колено, почти, мостовую! – А день, всё равно – шепчет барышня – необычайный! СЕНТЯБРЬСКАЯ СТОЛИЦА Дождь, не сильный, заливает Город расчудесный наш, Счастью нет конца и края, Вот осенний ералаш. 38

ПОЭЗИЯ Я иду, счастливый точно, Без зонта, поднявши ворот. Район Северо-Восточный, Сердцу моему так дорог. *** Холод. Сентябрь. Дождливо. Заморозки обещали – Синоптики врут, особливо Нам про погоду вещая. Да пусть себе морось бушует, Привыкнуть к ненастьям – успели. Ветры немного подули – Люди не задубели. Оденемся, чуть потеплее, Осеннюю на ноги обувь – Так-то оно вернее, И человек не знобок! *** Сентябрь ветром расшумелся. Но – не дождливо, да и ладно, Листвой, как в сказке, разгорелся И показался беспощадным. А я бреду себе, довольный, Уткнувшись носом в ворот куртки, Широкой улицей Привольной, Творя свои миниатюрки…. 39

ПОЭЗИЯ *** Сентябрь в городе, и ветер, И солнце – не дождливо даже. Я в парке птаху заприметил – Распелась особливо важно! Что, бабье лето? – Рано слишком. Тепла былого отголоски?.. Вовсю гоняют мяч мальчишки, Шумят болельщицы-берёзки. *** Холодный вечер сентября – Промозглая погода, сырость. Я торопился и не зря, Попробуй здесь, проиллюстрируй Восторженных порывов жадность, Осенний дождь, фонарный свет… К теплу и чаю в мир тетрадный Спеши, там шелест – им согрет Мгновенно станешь – рифмы всюду, Согреют осенью горя! Пока запоминай к этюду Холодный вечер сентября... *** Хороший вечер, свет фонарный. Закаты сентября какие! – Весь город, верно, антикварный. Дома стоят, как раздвижные, 40

ПОЭЗИЯ В игре сверканий окон разных. Мелодия ветров спокойных. Крутую, ощущаю, связность С тобой, мой град, благопристойный! *** Осени холод – обычное дело. Теплее одеться – привычно, конечно. К бабьему лету, не скорому, смело, Шагнула природа беспечно. Мы переждём в свитерах и штормовках Погоду, где зябнуть приходится людям. Деревья, в листвы золотых окантовках, Замрут в стихотворном этюде. *** Шагаю терпким сентябрём, Листвы шуршащей ароматы, Недавним дождичком измяты, – Блестят в соцветье налитом. Вдыхаю грудью полной воздух. – Святая Русь! – И осеняю себя знаменьем крестным. Знаю, лишь здесь – душе по жизни роздых! г. МОСКВА 41

ПОЭЗИЯ Анатолий ПОЛЕТАЕВ Январско-февральские зарисовки ОДА БЕССНЕЖНОМУ ЯНВАРЮ Морозно. Слякотно. Простудно. Всё перемешано в Природе… Зима проходит как-то нудно. При всяко-разной непогоде… А мы попрятались, как птицы, Кто в избы, кто в многоэтажки. В них, главное, друзья, не спиться – От водки, пива или бражки. *** Цветочница Марина, Но не из магазина, А уличной торговлей Балуется она… По облику Марина Совсем не Джу Мазина, Но волшебством и тактом, Пожалуй, с ней равна… Литератор по призванию, но геолог по профессии. Член СП Рос- сии и Академии российской литературы. Выпустил несколько книг. Жив¸т в Москве. 42

ПОЭЗИЯ *** Мне повезло сегодня. Мне повезло вчера… А завтра? А про завтра – всё в тумане. Хотя известно, Будут вечера, Как и вчера, В обмане всё, в обмане… *** Февраль уж наступил… А снега – кот наплакал! Но я не загрустил И даже не заплакал… А то, чего хотел, Уже не сможет сбыться! Спасёт – по горло дел – И нежеланье спиться. *** И каждый – спасался, На это способен Как мог! Лишь Бог, На это способен И то не всегда, Не каждый… А однажды… Пора бы мне *** Подумать о Душе. И на каком, Хотя бы так: Скажите, рубеже А что это такое? Она меня Опять побеспокоит? 43

ПОЭЗИЯ *** Люблю я хлеб и крепкий чай! Не ждите рифмы «Невзначай». Люблю я чай и свежий хлеб! Не ждите рифмы типа «Феб». Люблю я то, люблю я это! Не ждите рифмы «Жду ответа». Вот так и пишутся стихи! Не ждите рифмы «Се – грехи!». РАЗНЫЕ СУДЬБЫ Был алкаш. Писал стихи. Помер. За свои грехи? А другой? Вполне резонно Пресмыкался возле трона. Всё имел: квартиру, дачу И Госпремию в придачу. Ну, а смерть – их примирила. Навсегда соединила… *** Почему ты решил, что Жизнь – Улыбается только тебе? Почему ты решил, что Истина – Только в вине? Почему ты решил, что дыма Нет без огня? Почему ты решил, что беды все – От тебя? г. МОСКВА 44

ПОЭЗИЯ Михаил РУУШАН ХОЛОКОСТ Это рассказала мне старушка. Ей о том поведала свекровь. В сорок первом загремели пушки, Полилась с границ людская кровь. Горохов есть малый городишко, Там он, возле Луцка, и теперь. Не потратив времени излишка, Немцы его взяли без потерь. Тут же оживилось сучье семя, Час Бандеры, наконец, настал. Выжечь всё Израилево племя, Кончился еврейский их кагал. Площадь обнесли они колючкой – Это гетто, но без жёлтых звёзд. Чтоб семитов всех согнать до кучи, Легче так отправить на погост. Прятались с детьми и стариками По подвалам и по чердакам. Что их ждёт, евреи знали сами. Слёзы – лишь украдкой по щекам. Поэт, член МГО СП России. Автор нескольких поэтических сборников. Жив¸т в Москве. 45

ПОЭЗИЯ Выродки евреев отловили. Трое суток люди без воды. Если что, наотмашь, суки, били. Даже крошки не было еды. В этой клетке под открытым небом, Детский, звонкий раздавался смех. Не просил у взрослых кусок хлеба, Не желал каких-либо утех. Лет пяти, совсем ещё малышка. Сердце ранил этот странный смех. Думать не хотелось: вскоре крышка, Может быть, случится не для всех... ВСЕХ свезли к неровному оврагу, Друг за другом положили в ряд. Пуля, как награда за отвагу, – Палачей бандеровской подряд. Наскоро землёю забросали. Только, видно, не добили всех. Слышно было, кое-где стонали, Там земля чуть поднималась вверх. В сорок третьем делали дорогу, Из могильных памятных камней. Чтоб пойти по ней с Бандерой в ногу, Без могил не сможет жить еврей. До сих пор живёт эта дорога. Стали камни кое-где менять. Мы придём, украинцы, ей Богу, Чтобы вам на месте подсказать... г. МОСКВА 46

ПОЭЗИЯ Алла СВИРИДОВА АННА АХМАТОВА На коленях прабабка её замолила грехи… Так в предсмертные дни и жила, и писала стихи. Только так, не иначе – судьбой не сломать, не согнуть. Так закончила Анна, известная Бунина, путь. Всем потомкам в наследство оставила волю свою. С ней Ахматова Анна жила и нашла колею: Не роптать и не жаловаться на злодейку-судьбу, И с присущим величием жить, неподвластным рабу. Как скала, принимала судьбы и удар, и укор… Только с Господом тайный в молитве вела разговор. И молила за сына, молила она за родных, Сколь часов у «Крестов» простояла жестоких, СВЯТЫХ… И писала, писала прошенья, писала Вождю… Только слёзы застыли… Зима – не пролиться дождю. Только голос стал тише и чёткою русская речь. Поэтесса и прозаик, автор нескольких книг, член СП России и Академии российской литературы. Жив¸т в Москве. 47

ПОЭЗИЯ Сын. Единственный! Как от тюрьмы и сумы уберечь? И какому святому молиться и в ноги упасть?! Знать, судьба – не сестрица. И жёсткая мачеха – власть. Знать, не годы, а сроки она прожила-пробыла И бессмертные строки «алмазным резцом» насекла. В НЕЙ ЖЕНЩИНА ЖИЛА Слаб голос мой, но воля не слабеет, Мне даже легче стало без любви. Высоко небо, горный воздух веет, И непорочны помыслы мои. Анна Ахматова Жила в ней женщина, хоть прядь седа. Была любима, и сама любила, Ни взглядов не боясь людей, суда. И чувства все в себе всегда носила. Ведь мнений столько, сколько и людей – Не ей их слушать, в тишь уединяться. Сомненья – прочь, в тоске не тлеть своей. Её любовь – до капли отдаваться. Любить и сердцем, и душой до дна. Когда она (а ей ли в том виниться?) Уйти, разрушив дом, любовь, должна… Ни перед кем не сможет притвориться. И только сердце трепетное знает, Насколько глубоко она страдает… 48

ПОЭЗИЯ У ОСТРОГА Стояла долго я у врат тяжёлых ада… Анна Ахматова У острога, как на паперти, подаяния прошу. Рядом жёны, сёстры, матери, как и я, чего-то ждут. Заточён тут сын любимый мой – Нет ни вести, ни письма. Не уйти от этих стен домой – нет другого ремесла. Щедрый год – готовы закрома спелым яблокам, зерну. Вот и я за вестью засветло льну к заветному окну. Может, сжалятся тюремщики, принесут благую весть. Сколь жестоки те яремщики? И за что такая месть? Никого властям не прочено* – Честь превыше для него. Что ж он сделал, что заточена в кандалы душа его? *** Десять лет! Как в бездну, канул он. Жду письма – на сердце мгла. Жизнь проходит чередою лун, в чётках круглого** числа. * В 1949 г., в ноябре, был арестован и приговорён к 10-ти годам исправительно-трудовых работ сын, Лев Гумилёв. ** Чётки состоят из бусин. 49

Поменяла местами ПОЭЗИЯ ЛЮБОВЬ ИХ СУДЬБЫ ЕДИНИЛА И в Киевском храме Премудрости Бога, Припав к солее, я тебе поклялась, Что будет моею твоя дорога, Где бы она не вилась. Анна Ахматова Любовь их судьбы единила… Ахматова от самого венца ЕЁ несла – своё светило. Серебряного века два певца… Теперь идти по жизни вместе, Как Бог велит, до самого конца. И душ случилось перекрестье… Но как тонка судьбы живая нить – Не протянуть через столетье… Молила в церкви, чтоб остался жить… Но разлучит их не могила: Обыденность, тревоги, жизнь… Колокола звенят уныло Протяжной песней укоризн. От боли только сердце стыло. ………………………………………. Она, попав во время года пятое – Любовь. Святая средь молитв, икон? Иль грешница в цепях земных оков? Слепой судьбой жестокою распятая… г. МОСКВА 50