И помнит мир спасённый...

Александр Новиков успокоившись, женщины кинулись собирать на стол. Отец с сыном вышли во двор покурить. Отец вынул пачку «Бело- мора» из кармана, протянул сыну, тот засмеялся: - Не, бать, я свои. Привык к «Приме». Уши-то не будешь грозиться поотрывать? - Ну, дык. Теперя тебе не больно и погрозишь. Вона ка- кой важный стал, офицер однако! Митька опять рассмеялся: - Да какой офицер, бать! Прапорщик всего лишь! Я не писал вам, недавно рапорт подал я на сверхсрочную. Ну, а так как должность уже прапора занимал, мне звёздочки сразу и присвоили. Отец, нахмурив кустистые брови, хмуро зыркнул на па- лочку в руке сына: - А ентот костыль приложением бесплатным к звёз- дочкам? Митька, слегка посерьёзнев, ответил: - Нормально всё, пап. Под Газни пару осколков словил, но кости целы, а мясо нарастает уже. – Вновь белозубо рас- смеялся: – На роду у нас с тобой, видать, с тросточками да костылями ходить! Только вишь, ты в правую осколки соби- рал, а мне в левую угораздило! Отец, всё такой же нахмуренный, задумчиво прого- ворил: - Газни. Не слышал про такой город в Казахстане, и из миномётов казахи вроде не садят. В Афганистан занесло?! Пошто не писал, засранец?! - Бать. А что писать-то было? Вас с мамой расстраивать? А сейчас можно уже. Отец уже успокоившись, кивнул на грудь сына: - И цацку заслужил каку-то? - Это гвардейка, пап. Хотя… Цацка тоже имеется. Я по- стеснялся её перед тобой одевать. 151

И помнит мир спасённый... Отец забурчал недовольно: - Постеснялси он! Чай не за то, что курей щупал, на- градили! Одевай! Мамку порадуй! А кака медалька-то? Не отважная тож? Аль повыше кака? - Ну, пап! Выше твоей трудно заслужить! Ты её в насто- ящей войне получил! – Митька говорил, вынимая из вну- треннего кармана кителя орден «Красной Звезды», акку- ратно завёрнутый в носовой платок. – А я так, басмачей отлавливал. Прошло ещё два года. Дмитрий вновь возвращался до- мой. Поседевший, с загрубевшим под чужим солнцем ли- цом. В поношенной песчанке с погонами рядового и в па- наме. На этот раз насовсем. После бурной встречи опять вышел во двор с отцом. Не дождавшись, пока сын загово- рит первым, заговорил отец: - Мить, что приключилось-то? Погоны опять без звёздо- чек, и цацки нету? Дмитрий помолчал несколько секунд, жадно затягива- ясь сигаретой. Внезапно весело засмеялся: - Судьбы у нас с тобой, бать, такие, видимо. Получать цацки, потом терять их. Но ты смог вернуть свою, а мне уже не судьба. Отец покряхтел, потом спросил: - За дело, сынок? - За дело, бать. За дело. Не жалею ни о чём. Вновь наступила зима. На улице стояли лютые уральские морозы. А в избе, как и много лет назад, трещали в топке поленья, и добротная русская печь одаривала всех своим ровным, ласковым теплом. Матушка всё также сидела за своей неизменной прялкой, а отец, вполголоса чертыха- ясь, перебирал какую-то запчасть к своему «Запорожцу». Дмитрий в своём углу чинил радиоприёмник. Отец вдруг бросил отвёртку, яростно заругавшись: 152

Александр Новиков - Да растудыть твою в качель!!! Митрий, бросай тоже валандаться, пойдём покурим! Дмитрий отложил тестер, пошёл к печке. Следом, обте- рев руки тряпицей, подошёл отец. Отстегнул костыль, по- ложив перед топкой, сел на него. Дмитрий уселся рядом на корточки. - Мить, как ты так сидеть можешь? Не затекают ноги-то? - Привычка пап. Оттуда. Утром-ночью там камни холод- ные, застудиться можно. А днём-вечером раскалённые. По- стоянно что-то подкладывать муторно. Вот и привык так сидеть. – Дмитрий рассмеялся. – На работе мужики замети- ли тоже, так сижавые за своего приняли. Оказывается зэки, у кого большие срока, тоже так сидят. Мужики закурили. Примолкли, смотря на пламя, бьюще- еся в топке печи. Взгляды обоих затуманились, словно рас- сматривали своё прошлое в жарких языках огня. Каждый видел своё. Отец видел отсветы чадящего пламени горя- щего немецкого танка. А сыну мерещились пылающие на- ливняки на перевале Саланг. Разные у них были войны и разные судьбы. Объединяло их одно. То, что сидело в их душах как стальной стержень, не давая сломаться, – мужской характер. 153

И помнит мир спасённый... Евгений Колобов г. Краснодар Прусский «пирог» Ну, и гнилой здесь климат. Восточная Пруссия. Колыбель германской военщины. Ветер постоянно приносит сырые туманы, когда тумана нет, сыпет мелкий дождь со снегом. Он такой мелкий, что отличается от тумана только большим количеством воды. К вечеру вся эта дрянь замерзает. От сырости можно спастись только внутри печек. В род- ном Севастополе, как в любом приморском городе, зимой сыро, но тут перебор. Мы здесь третью неделю, а надоело… Теперь я понимаю, почему прусаки всю историю с кем-то воевали — искали, где посуше. Располагались мы на восточной опушке леса, совсем недавно последней немецкой линии обороны, перед го- родом-крепостью Кёнигсберг. Пехотинцы на танках ловко просочились ночью через эту линию, отсекая её от города. Контратаки подавили в зародыше. Фашистам осталось два пути — сдаться или пытаться проползти в крепость. Вооб- ще такое положение войск характерно для всей Восточной Пруссии. Назвать можно «слоёный пирог». Красная армия, взломав стратегическую оборону в Прибалтике, рванула на запад, обходя очаги сопротивления, оставляя в тылу довольно крупные гарнизоны противника. Ключ к Прус- сии — Кёнигсберг. Возьмём город-крепость — стотысячная группировка немцев будет блокирована на Земландском полуострове. Наконец-то по снежному супчику добрёл до комбригов- ского блиндажа. Восемь ступеней вниз по скользким до- 154

Евгений Колобов скам, толкаю дверь, набираю в лёгкие воздуха для доклада и попадаю в рай. Занавеска, отделяющая «кабинет» ком- дива от «приёмной», откинута. Командир отдельной брига- ды полковник Шпорт сидит в торце стола на табуретке, от жара печки-буржуйки сабельный шрам, делящий его лицо на несколько частей, ало краснеет. Между колен зажата металлическая труба с лапкой для починки обуви. Полков- ник лично подбивает свои сапоги! — Товарищ. . . — Ладно, заходи, садись, старлей. Вопросы у меня к тебе. Почему ты, помощник начальника штаба полка, два дня на- зад вместо наводчика по дотам стрелял? — Я с сорок первого до училища два года наводил. На «Зверобое» войсковые испытания проводил. Лучше меня никто в полку не стреляет, а тут ювелирная работа нужна. Быстро и точно в амбразуру. — Так ты три дота уговорил тремя снарядами?! — Расчёты хорошие, слаженные, товарищ полковник. — Сверли дырку, представлю на «Отечественную войну» первой степени. — Служу трудовому народу! — я нарочно ответил ста- рой формой, предполагая, что именно эта форма наиболее близка командиру. — Товарищ полковник, извините, вы сами сапоги ремон- тируете? — Сапоги сам товарищ Сталин себе ремонтирует. Под мелкую работу думается лучше. Полковник Шпорт был старым другом товарища Стали- на ещё по Гражданской. Он и тогда командовал бригадой, только кавалерийской. В штабе стоял телефон прямой свя- зи с Верховным. Был у старого комбрига пунктик, не позво- лявший ему перейти в генеральский статус. Образование. 155

И помнит мир спасённый... Закончил он два класса церковно-приходской школы и ка- тегорически отказывался учиться. «Я», – говорил Шпорт, — «царских академиков-генера- лов в капусту крушил, зачем мне ещё учиться?!» Сталин неизменно просил очередных руководителей оставить в покое старого рубаку. Как и кто решил поста- вить его на генеральскую должность, да ещё и одного из самых передовых родов войск, для нас это была загадка. Сказать по правде, «старик» дурных приказов не отдавал, всегда выслушивал заместителей, а снабжение поднял на немыслимую высоту. — Вопрос второй, лейтенант, я тут знакомился с личны- ми делами, ты ведь Тимофеевич? — Так точно! – Дальнейшее направление разговора, мне стало понятно. — Вы, товарищ полковник, с отцом, в де- вятнадцатом году Первые командирские курсы в Москве заканчивали. Фамилия у вас редкая, я запомнил. Батя про вас рассказывал. — Гриша! — Шпорт позвал адъютанта.— Занавеску опусти и всё, что положено на стол! — Тимоша жив? — На Дальнем Востоке снайперов готовит, а вот братиш- ка младший под Нарвой без вести... — А у меня двое сыновей… Помянём потом, давай за Победу! Генеральский коньяк приятно удивил мягкостью вкуса. — Хорош коньячок у вас, товарищ полковник. — Ладно, сынок. Зови меня Фомой Лукичом. Армянский. Сам (он показал пальцем вверх) пьёт и меня не забывает. — Вишь, как, со всего курса красных командиров мы с твоим батей вдвоём остались, кто погиб, кто курву речи- стую — Тухачевского наслушался, военный переворот с ним готовил, только Кобу никто перехитрить не сможет. Давай 156

Евгений Колобов за Сталина, да и прикончим мокрое дело. Сейчас Чапаев с комиссаром придут — не будем их смущать? — Не будем, Фома Лукич. Выпили стоя, про промокшие ноги я как-то забыл. Были вопросы про мать и отца, рассказывал пока не пришёл полковник Чапаев вместе с замполитом. — Расскажи, старлей, как ты без потерь три дота раз- долбал. — Не совсем раздолбал, товарищ комбриг, я только по- пал в амбразуры, выбил прислугу. Все форты соединены подземными ходами, солдат новых пришлют. — Обученных из рукава не вытащишь. Да нам и не нуж- но всё разрушить. Задача ослепить сектор, дать возмож- ность подрывникам и огнемётчикам подойти вплотную, по- дорвать и сделать проход внутрь системы, тогда весь узел фортов к чёрту! Хочу выполнить задачу и людей сохранить, потому вас позвал. — Чапаев, почему у Колобова позавчера не было даже раненых? — Рядом танкисты стоят, договорились с их ремонтными мастерскими. На три бронетранспортера по правым бор- там приварили крючки, навесили танковые траки, броне- вые листы. Колобов с разведчиками выбрал позицию. Три броника с пушкой выскочили перед фортом, стали в линию правыми бортами, под их прикрытием орудие подготови- ли, зарядили, по команде машины в стороны, выстрел и к следующему доту. — Кто придумал? — Он, — показал на меня Чапаев, — и придумал. — Тааак, — Шпорт растянул три буквы секунд на десять, – соседи — это полк тяжёлых танков. Попробую с ними до- говориться. Тяжёлый танк — не кустарная самоделка, да и огнём прикроют. 157

И помнит мир спасённый... Тут я влез: — Товарищ полковник, по танкам артиллерия огонь от- кроет — не дадут развернуться, лучше с хитринкой, только немцы не дураки. Два раза один фокус может не пройти. — Лады, горячиться не будем, обмозговать нужно. — Комиссар, почему Колобов кандидатский срок выхо- дил, а в партию не принят, не достоин? — Так я в полку человек новый, ещё своего мнения не сформировал. — А погибшему за Родину большевику — коммунисту, твоему предшественнику, ты не веришь? — Виноват. — Виноват, исправляй, — пресек дальнейшие объясне- ния Шпорт. — До штурма провести партсобрание, принять всех, кто достоин. На смерть солдат должен идти со спо- койным сердцем, зная, что страна ему доверяет и надеется на него. Иван Васильевич, поощрить твоего ПНШ нужно. — Так точно! — За форты я представление подписал, а «за мозгу» дам тебе, старлей, разрешение на посылку. Отправить родите- лям есть чего? — Найдётся, спасибо, товарищ полковник, только как? — Завтра к семи утра сюда. Возьмёшь пятерых бойцов, полтора десятка пленных немцев. Отведёшь их сюда, — пальцем показал на карте место, — там сдашь под расписку, там же почта, военторг, купишь себе что-нибудь сладкое. К двадцати часам доложишь об исполнении. — Есть, товарищ полковник. — Гриша, заверни из моих запасов две единицы для отца старшего лейтенанта и разрешение на посылку выдай, а ты отпиши от кого коньячок. — Обязательно напишу, спасибо товарищ комбриг, раз- решите идти? 158

Евгений Колобов — Чапаев, задержись, Гриша вызови командира второго полка. Командиры остались разрабатывать тактические приё- мы, а я побрёл по талому снегу собирать свою первую по- сылку и заказы в военторг. Собственно, кроме эсэсовского кожаного пальто мне посылать нечего, заверну в него ко- ньяк и аля-улю. Утром у блиндажа комдива уже топтались с дюжину пленных и пятеро бойцов. — Становись! — скомандовал сержант. — Товарищ старший лейтенант, пленные в количестве четырнадцати душ и команда конвоирования пять бойцов разведвзвода готовы начать движение, – доложил сержант. Я махнул рукой: — Знаю, Веситаев, кто докладывает. Завтракали? — Так точно, сухой паёк получили и на вас тоже. Нравился мне этот сержант-чеченец. Лёгкий кавказский акцент по душе. Спокойная рассудительность нравилась. Как он двигался легко и пружинисто, словно зверь, всег- да готовый к прыжку. До войны техникум сельскохозяй- ственный закончил. Несколько раз хотели его в училище послать — отказался: —Русски плёхо понимаю, — нарочно коверкая язык, от- вечал начальным людям. Командир разведвзвода, не горя желанием лишится такого бойца, всегда его поддерживал. Мол, бестолковый горец, пока ему растолкуешь, язык сотрёшь, но смел до от- чаянья. Остальных разведчиков я не знал, но вид у них быва- лый. Форма подогнана, ножи, фляги. По большому запасно- му диску к автомату на сто патронов. Малый рожковый на двадцать прищёлкнут к Томпсону, я такой же взял. 159

И помнит мир спасённый... Автомат так себе, средненький, не лучше ППШ, хотя по надёжности почти не уступает. Большое преимущество, че- тыре вида магазинов и любой диск или рожок подходит к любому Томпсону. А к ППШ два диска выдаётся, и они запросто могут к другому не подойти. Пацаны и женщины клепают, что с них спрашивать! За каждый автомат банку тушенки, самолёт союзничкам золотом придётся платить, хоть в рассрочку, но платить! Союзники, мать их, пока не испугались, что мы до Ла-Манша дойдём, вместо Второ- го фронта тушенкой отделывались. Дорого нам эта война обойдётся. Полстраны самой обжитой разрушено. Наро- ду самого плодовитого перебито. Сейчас уже двадцати- трёх-двадцатипятилетних почти не встретишь — выбиты, а война ещё не кончилась. Проклятый Гитлер, только жить нормально стали. . . , да и не один Гитлер, чтобы замполиты не говорили о подневольной Европе, по чешским, фран- цузским танкам я сам стрелял. Румыны, венгры, турки, бол- гары, французы, шведы, норвеги, финны, испанцы, португа- лы, итальянцы. Войсками, техникой, продуктами, ресурсами все с Гитлером. Даже поляков, воюющих на стороне фаши- стов, гораздо больше, чем Войска Польского. Все надея- лись откусить от Страны Советов. Возьмём Кёнигсберг, Будапешт, Вену и сразу все эти шавки антифашистами станут, товарища Сталина в укром- ное место целовать выстроятся. Пленных осмотреть. Солдаты как солдаты. Трое в наших сапогах. — Иса, — подозвал Веситаева, — троих распатронили? — Только сапаги, командыр, что ж пабэдытэлям в худом воевать? — Нормально говори, Ваньку не валяй. — Жаловаться не будут, обменяли с довеском. 160

Евгений Колобов Спустился в блиндаж комдива. Шпорта не было. Адъю- тант Григорий выдал бумаги, объяснил, где подпись, где пе- чать поставить, назвал телефонный позывной бригады. — Повнимательнее, старлей, тут чёрт знает, что творится. Где наши большие части, мы знаем, а что между. . . — Есть, повнимательнее! Построив по трое пленных, двинулись по лесной брусчат- ке. Дороги в лесу вымощены камнем — чудеса! Правда, лесом в русском понимании эти ровные посадки назвать трудно. Один из бойцов шёл впереди метров сто, четверо по сторонам. С неба не капало, но зато вокруг стоял то ли туман, то ли дымка. В глубину леса видимость метров двад- цать, по дороге сто двадцать-сто пятьдесят. Наша авиация не летала вторую неделю, хотя имела подавляющее преи- мущество. Небо было нашим, погода не давала обработать эту чёртову крепость сверху. Часа через три с той сторо- ны, откуда мы вышли, началась густая ружейно-пулемёт- ная стрельба. Пленные заволновались. Конвой передёрнул затворы. Немцы знаками давали понять, что к своим им попадать не резон, мол, запросто расстрелять могут. На самом деле, что у них в головах, бог его знает. Плохо быть пленным. Жизнь на войне ничего не стоит, а жизнь пленного… Одна- ко пока жив, организм требует внимания. Сделали привал, перекусили, покурили. Немцы свои эрзац сигареты. Опил- ки, пропитанные никотином. Мы мой офицерский «Бело- мор». Из фляжек для согрева по глотку пропустили. Я обратил внимание, что у разведчиков сапоги блесте- ли, и вода с них скатывалась. Запашок, правда, какой-то странный. — Чем сапоги мажете? 161

И помнит мир спасённый... — Свежую селёдку выпотрошить, немного погреть над огнём и ею мазать сухие сапоги несколько раз — месяц не промокают! — Здорово! Надоело с мокрыми ногами ходить. — Приносите к нам, сделаем в лучшем виде. Самый молодой из разведчиков, почти ровесник, ста- рался угодить. — Спасибо, обязательно принесу, завтра же. Сказал и внутренне обмер. Нельзя на войне про себя сроки в будущем назначать, точно что-нибудь случится. Пошли дальше. Прошли перекрёсток. На фанерке, ука- зывающей влево, написано «Хозяйство Тарасенко», ниже карандашом «Тарас — пид-с». Посмеялись. Про себя отме- тил, видимо крупная часть. Над головой мелькнула тень. Звук авиационного дви- гателя сразу же потерялся в дымке, зато нервы резанул сдвоенный визг падающих бомб. — Воздух! – опередил меня Веситаев. Мне показалось, что он крикнул раньше, чем истреби- тель пролетел над нами. Осколки мелких бомб просвисте- ли над головой, засыпая срезанными ветками. С такой же скоростью, как влетел в придорожный кювет, я вылетел из него. Аккуратная канавка доверху заполнена талой водой. Обмундирование ч/ш (чистая шерсть) насквозь не промок- ло, зато сапоги полные воды, а главное, парадная фуражка с чёрным бархатным околышком, что в Москве купил, пла- вала в канаве. Весь отряд, матерясь, выбираются из канав по обе стороны дороги. Один молодой разведчик сидел на дороге. Выловив фуражку, спросил: — Все целы? — Молодого вроде зацепило. — Как вроде? 162

Евгений Колобов Плюхая водой из сапог на длинную кавалерийскую ши- нель, подошёл к бойцу. Парень никак не мог встать на ноги. Я подходил сзади и сразу увидел небольшую подпален- ную дырочку на спине. Сырая шинель в этом месте слегка парила. — Сиди, не рыпайся, сапожных дел мастер. — Как же ты так? — спросил, расстёгивая его шинель. — Растерялся. Сняли гимнастёрку, на белье два небольших пятна кро- ви, справа под лопаткой и справа под грудью. — На вылет, чепуха, сейчас перебинтуем. А у парня посинели губы, и с каждой секундой станови- лось всё хуже. Один из пленных подбежал и начал что- то лопотать, показывая то на свой рукав, то строя крест из пальцев — Медик? Доктор? Фельдшер? Немец мягко меня отстранил, смотал бинт, поднял во- щёную упаковку от бинта, разорвал на две части, прилепил бумажки на раны, а затем уже перебинтовал. Наш паренёк порозовел, оделся с нашей помощью. — Не пойму, что со мной, ребята. Вообще не больно, а силы, словно вода, вытекали. Ещё чуть-чуть и сознание б ушло. — Идти сможешь? А то носильщики есть. — Попробую, командир. — Тогда всем сушиться. Разделись, отжали бельё, портянки. Холод достал до ко- стей, зубы выбивали чечётку. В «сидорах» бойцов нашлось кое-что сухое, у кого гимнастёрка, у кого портянки. Конеч- но, максимум сухого надели на раненого. Выпили по пол- стакана. Медику-немцу тоже плеснули. У раненого забрали автомат, поставил к нему двух пленных и команда «бегом марш!» 163

И помнит мир спасённый... Через полчаса от всех валил пар. — Команда, стой. Оправиться, перемотать портянки. И в этот момент впереди заухали танковые пушки, за- стучали пулемёты. — МГ немецкие, — определил Веситаев.— А пушки вроде наши. Туман звуки приглушает, а туман в лесу даже разведчи- ков сбивал с толка. — Немецких танков здесь быть не должно. Неоткуда им взяться. — Что делать будем, командир? — Приказ выполнять. — Команда, бегом марш! — Команда, шагом. Канонада не стихала, хотя интенсивность снизилась. Точно определить направление было невозможно. То вро- де левее дороги, то правее. Боец, шедший в авангарде, остановился, поднял руку. — Стой, к бою. — В чём дело? — Машина стоит с людьми в странной форме. В бинокль рассмотрел четверых военных и открытый грузовичок вроде Доджа. Смущали чёрные фуражки с жёл- тым околышком. Подозвал Веситаева. — Ты таких видал? — Не пехота, куртки короткие, кожаные на меху, гали- фе цветом как наши. Может, лётчики, только чьи? Можно вдвоём через лес выйти прямо к машине, видимость спо- собствует. — Давай так. Двоих оставляем с пленными, ты с напар- ником через лес, через пять минут я с бойцом иду к ним по дороге, а там видно будет. 164

Евгений Колобов — Смирнов со мной, Давиденко с командиром, осталь- ным не спать, пленных посадить на задницы. Через пять минут двинулись к машине. Азарт прихватить вражеских лётчиков пересилил осторожность. Только лётчики оказались своими, ну как своими — французскими. А фуражки не чёрными, а тёмно-синими. Эскадрилья «Нормандия». Я в газетах про них читал. Тре- тья по численности и оснащению армия в мире, за месяц без особых потерь легла под Гитлера, и только несколько десятков лётчиков пробрались в Советский Союз воевать с фашистской Европой. Французы ехали в военторг, но стрельба их остановила. Нам они обрадовались как родным. Мы, артиллеристы, без своих пушек чувствовали себя не ахти, чего ж про лёт- чиков говорить. Только познакомились, со стороны нашего пункта назначения застрекотали мотоциклетные двигате- ли. Моментально машину (Додж три четверти) поставили поперёк дороги, заняли оборону. Один за другим из дымки выскочили три мотоцикла с ручными пулемётами на колясках. Наши. Танковая раз- ведка. Капитан-танкист поведал о попытке прорыва крупной группировки фашистов. Танкисты-разведчики определяют ширину прорыва. — Они лесом прут, нашим танкам в лес соваться не с руки. Сам понимаешь. Перекрёстки контролируем, но куда они стремятся, в каком направлении не ясно. — Возле нашего расположения тоже стрельба вскоре после нашего ухода началась. — Думаешь попытка прорыва в крепость? — Не знаю, с востока и запада им не пройти, может югом? Ты лучше скажи, как же мне пленных доставить? — И не мечтай. 165

И помнит мир спасённый... — Понимаешь, я не уверен, что смогу их провести об- ратно. — Шлёпни их и все дела. — Они сами сдались. — А до этого сами убивали женщин и детей. — В конце концов, у меня бумага, я их кому-то сдать должен под роспись. — Это решим. — Товарищи офицеры! — один из французов подошёл к нам, — Разрешите присоединиться. Он представился: — Капитан, — фамилия сразу же вылетела из моей голо- вы. — Хорошо говорите по-русски. — Родители жили в Российской империи, уехали до ре- волюции. — Друзья тоже говорят? — Немного — А по-немецки кто-нибудь понимает? Мне пленного нужно опросить. — Роже свободно говорит, но сперва, товарищи, выслу- шайте наше предложение. — Валяй, летун. — Мы возвращаемся к себе в «хозяйство Тарасенко», нас сопровождают: а) мотоциклисты; б) мотоциклисты за- бирают пленных, артиллерия на нашем Додже едет к нам в гости. Ухватываюсь за этот вариант: — От лётчиков я со своими свяжусь, обстановку узнаю. Примешь пленных, капитан? — я подмигнул ему так, чтоб никто не видел. Вообще я был готов на что угодно, лишь бы не участво- вать в неправедном деле. На войне иногда стреляют и даже убивают, но стрелять в безоружных, хотя и в безвыходном 166

Евгений Колобов положении… На самом деле такое развитие я обдумывал, и если бы вместо наших мотоциклистов появились немец- кие, сразу же отдал команду перебить пленных, и уже на- кручивал себя: — Виля, братишка, убили гниды! Вспоминал, как шалили, дрались с другими мальчиш- ками, ловили в море рыбу, однако, ненависть к этим про- мокшим, уставшим солдатам чужой армии не поднималась. Танкист щелчком запустил недокуренную папиросу по вы- сокой дуге в лес: — Давай бумагу. На бланке приёмки пленных химическим карандашом написал: «Пленных в кол-ве 14 чел. принял. Начальник разведки 706 танкового полка капитан Маринков.» — Быстро допрашивай своего немца, и мотайте отсюда! Вытащив из сбившейся кучки медика, подвели к Дод- жу. Я задавал вопрос французу, он переводил другому на французский, тот спрашивал на немецком, потом наоборот. Меня интересовал способ заклеивания ран в районе лёгких бумагой. Когда я лежал в госпитале, подружился с молодым док- тором, привлекавшим меня оказывать помощь раненым. Я многому у него научился и считал себя спецом по первой помощи, но сегодня оказался беспомощным. С переводом не всё получалось — немец главное называл на латыни, которую, естественно никто не знал. Постепенно всё-таки разобрались. Как я понял, главное обеспечить герметич- ность грудной клетки, а то лёгкие не смогут делать вдох, раненый умирает без кислорода. Разобравшись с грудны- ми ранениями, попросил Роже перевести, что пленные пе- реходят к танкистам. Какая тоска залила глаза немца-ме- дика! Он сразу всё понял. 167

И помнит мир спасённый... — Не сразу, — попросил я танкиста, — дай союзникам отъехать. — Само собой. Забрав у пленных свои вещмешки, кое-как загрузились в машину. Додж ощетинился стволами автоматов. Летуны повеселели, закричали: — Тавай, тавай! Один из французов сел за руль, развернулся, и мы бы- стро набрали скорость. Сырость снова стала пробирать. Сзади недолго застучали пулемёты, потом несколько оди- ночных выстрелов. На душе стало ещё гаже. По кругу по- шла чья-то фляжка, естественно, с водкой. Союзники пили не морщась. Солдаты спросили, дают ли им наркомовские. Переводчик Анри-Андрей отмахнулся. — Это не проблема. Нам позвонили, что в военторге бу- дет хороший коньяк, за ним и ехали. Виктор, не обижайся, но настоящий коньяк может быть только французским. Ко- ньяк — это название местности во Франции. Мы тебе на- льём попробовать. Немного есть, сам понимаешь, эконо- мим. Из Франции посылки редко приходят. Повернули на указателе с надписью про Тараса. Потом приехали на аэродром, дозвонился в свой штаб, доложил, где и при каких обстоятельствах здесь очутились. Оказывается, была атака на наше расположение. Отбили. За нами пришлют бронетранспортёр. Потом пили с французами. Курили французские сигаре- ты «Жиган»* — цыган по-русски. Крепкие, ароматные. Чем французский коньяк лучше армянского, я так и не понял. * Память подвела, правильно «Житан». 168

Святослав Крылов Святослав Крылов пгт Грибановский, Воронежская область «…Я пишу о них (рядовых героях) со всей энергией духа, какая есть во мне… Мною руководит воодушевление их подвигом» А. Платонов Огненные годы, связавшие навсегда Спустя без малого семьдесят пять лет после окончания самой кровопролитной и жестокой войны не только в оте- чественной, но и во всей мировой истории, я по крупицам, из рассказов родителей, дедушек и бабушек, узнаю всю правду о ней, героях, перенесших все её невзгоды и не утративших свои человеческие качества. Трудно сегодня представить себе, как жили дедушки и бабушки моих ро- дителей в начале сороковых годов, что они думали и чув- ствовали. Фотографии, сохранившиеся с военных лет, мало что нам могут рассказать, на них строгие молодые лица, иногда с юношеской скромной улыбкой. У моих родителей не сохранилось совместных фотогра- фий дедушки и бабушки, сделанных в годы Великой Отече- ственной войны. А только фотографии с красноармейских книжек, маленькие и поблекшие от времени. Так уж слу- чилось, что эта жестокая война подчинила себе их судьбу, первую встречу, разлуку, регистрацию семейного брака и рождение первого ребенка. Не это ли история семьи, глу- бины её природы? Когда мы говорим о судьбе, истории, которая началась в суровые годы лихолетий, то понимаем под ней жизнен- ный путь человека. А между тем судьба – это не совсем 169

И помнит мир спасённый... жизнь, это ход жизненных событий, над которыми человек не властен. Мои прадедушка – Крылов Петр Иванович, уроженец села Большая Грибановка, после получения в 1938 году звания учителя начальной школы был направлен учитель- ствовать в Тамбовскую область, где в начале 1941 года встретил свою судьбу, уроженку села Плоское Волчковско- го района Соболеву Татьяну Ивановну, которая также ра- ботала учителем в соседнем селе. Но недолго встречались молодые. Крылов П.И. в 1941 году получил по зрению бронь от ар- мии и продолжал учительствовать, а Соболеву Т.И. в апре- ле 1942 года призвали в действующую армию и направили на Брянский фронт в отдельный зенитный артиллерийский дивизион ПВО. Когда я об этом узнал, то мне сразу вспом- нилась повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихи», в которой хрупкие девушки несут нелегкую армейскую служ- бу. А моя прабабушка не тылу, а на передовой! Кто бы мог такое подумать! И все это рассказала мне её красноармей- ская книжка, которую мне показали родители. При приближении немецких войск к Воронежу праде- душку перевели работать в Б.-Грибановскую СШ №7 учи- телем истории и конституции. Но он стремился на фронт. В августе 1942 года он по собственному желанию уволил- ся из школы и поехал за документами по прежнему месту работы. Что его могло толкнуть на данный поступок? Зов любви или это был зов самой природы? Не зря писал Н. Бердяев: «Любовь всегда космична, нужна для мировой гармонии». Моя прабабушка в это время находилась дома, ей был предоставлен отпуск на десять суток (очень жалко, что я никогда не узнаю, за что он ей был предоставлен). 24 октября 1942 года, согласно свидетельству №4, заведую- щий бюро ЗАГС гр. Черников внес в книгу запись о браке 170

Святослав Крылов Крылова П.И. и Соболевой Т.И. Родилась новая семья! Но недолгим было счастье. Жена уехала на фронт, муж добился в военкомате, чтобы его забрали добровольцем. На фронт Крылов П.И. попал только в 1943 году, после демобили- зации одного из братьев — Ивана, который был призван в действующую армию с первых дней войны и в наступле- нии под Ростовом потерял руку. Крылова Т.И. вернулась из действующей армии в дека- бре 1943 года, её муж уже с ноября находился на фрон- те. Суждено им было встретиться только в победном сорок пятом. Как мне рассказал отец, дедушка не любил рассказывать о войне, считал, что он не совершал чего-то особенного, просто как умел, защищал свою Родину, свой дом, родных и близких. Единственное, что он рассказывал, как тяжело было в последние дни войны, когда его полк перебросили сначала под Витебск, а затем в 3 гвардейский кавалерий- ский корпус, что в 1945 году участвовал в Восточно-По- меранской операции в освобождении городе Кезлин, в результате которой были непрекращающиеся бои, было много убитых и раненых. День Победы — 9 мая он встретил в госпитале города Гюльцов, куда был направлен, согласно справке хирургического полкового подвижного госпита- ля № 63469. Часто рассказывал, как однажды к солдатам, среди которых был и он, когда они были отведены с пере- довой на переформировании, разговаривал командующий Вторым Белорусским фронтом Константин Рокоссовский. Это было его любимое воспоминание, особенно когда по- казывали хронику парада Победы 1945 года. Демобилизовали его только в октябре 1945 году. В справке за подписью полковника Руденко, чудом сохра- нившейся в личном архиве, ему в качестве подарка была 171

И помнит мир спасённый... выдана веломашина за № 1400106, которую он привез домой. В 1946 году прадедушка и прабабушка окончательно приехали в Большую Грибановку и всю оставшуюся жизнь связали с педагогической деятельностью. Крылов П.И. до пенсии преподавал сначала мастером производственного обучения строительных школ ФЗО, затем, после строитель- ства новой школы, в Грибановской СШ №3, Крылова (Собо- лева) Т.И. всю жизнь посвятила дошкольникам, работала в Грибановском детском саду №1. Жизнь и смерть – начало и конец человеческого суще- ствования. Мы не видели войн, не слышали взрывов гранат и свиста пуль, наши бабушки, дедушки и их родители спол- на заплатили за нашу счастливую жизнь. Так пусть всегда на Земле будет мир, а старые фотографии всегда нам будут напоминать, кому мы за это обязаны. 172

Татьяна Шулига Татьяна Шулига г. Прохладный, КБР Старый учитель В класс вошел учитель. Шум, смех, стоящий до этого сразу стих. Это был пожилой человек, невысокого роста, немного сутулый. Его лицо было худым, и густые волни- стые седые волосы особенно подчёркивали это. От правого уха к губам и дальше к подбородку шёл неровный шрам – след оставленный войной. Одет он был в этот праздничный день начала учебного года, как обычно аккуратно, но на привычном для детей пиджаке сияли ордена и медали. Войдя в класс, поздоровавшись с восьмиклассниками, он улыбнулся им своей доброй и вместе с тем грустной улыбкой. Ребята очень любили своего учителя и за его добрый и спокойный характер, и за его всегда интерес- ные уроки истории. Работал Митрофан Петрович в школе, как им казалось всю жизнь. Многие из их учителей были когда-то его учениками. Говорил он негромко, и если ино- гда повышал свой голос, его начинал душить сухой кашель, который был следствием его пребывания в плену и его ра- нений. Поэтому ребята на его уроках сидели тихо, и даже на последних партах был отчётливо слышен его негромкий голос. Сегодня ребята с нетерпением ждали своего люби- мого учителя, они знали, что он будет преподавать послед- ний год. Он был уже много лет на пенсии, но продолжал работать. Подойдя к столу, он сел и внимательно осмотрел сидящих перед ним школьников. Какие они озорные, ве- сёлые – думал он, как хочется, чтобы они были счастливы. Глядя на нарядных девочек, он вдруг вспомнил таких же 173

И помнит мир спасённый... четырнадцатилетних девочек, с которыми ему пришлось встретиться в один из самых тяжёлых лет его жизни… Это было в октябре 1944 года в Баварии: их колону уз- ников концлагеря вели на вокзал, чтобы погрузить в ваго- ны для отправки на рудники во Францию. Едва передвигая ноги, поддерживая совсем ослабевших товарищей, они, молча, двигались по одной из пустынных улиц. Изредка доносилась ругань конвоиров, поднимавших прикладами тех, кто падал. Это за два года пребывания в плену стало привычной картиной. Много времени прошло с того дня, когда в госпитале он проснулся от звуков выстрелов: то захватившие госпиталь немцы проводили «отбор». Страш- но вспоминать те минуты ужаса: тяжелораненых расстре- ливали прямо в постели. Всех легко раненных осматрива- ли и тех, кто мог передвигаться сам, грузили в машины и отправляли в концлагерь. К нему подошли двое. Заставили встать, осмотрели руки и ноги…. Один из них резко сорвал бинты с лица и головы. Очнулся он уже в концлагере. По- том их перегоняли из одного лагеря в другой, каждый раз сортируя, чтобы пленные не могли сдружиться, организо- вать группы, готовить побег. Голод, побои, унижения стали привычным явлением. Зверства фашистов к пленным уже не вызывали ужаса, а только разжигали ненависть к ним внутри и желание бороться. Но силы были не равными… Сердце, казалось, окаменело к боли, но, то что, они увиде- ли на одной из глухих улиц Баварии, заставило их изму- ченные сердца вздрогнуть, сжаться от невыносимой боли, сжать кулаки от ненависти… Из-за угла навстречу их колонне шла небольшая груп- па, человек тринадцать, как показалось издали мальчиков подростков в какой-то бесформенной одежде. Их сопрово- ждали четыре фашиста с автоматами. Дети едва передви- гали ноги. Когда колона поравнялась с детьми, у многих 174

Татьяна Шулига узников показались слёзы на глазах. Это были девочки три- надцати- четырнадцати лет, постриженные наголо, одетые в платье, сшитые из мешков. Точнее это даже нельзя было бы назвать платьем: просто в мешке вырезаны были дырки для рук и головы. На тонких, посиневших от холода ногах были одеты грубые деревянные сабо. Лица были бледными и худыми, с синими отёками под глазами. От этого их глаза казались огромными. Пальцы рук у многих были опухшими и завязанными какими-то тряпками. Их вели на фабрику, на работу. Кто видел глаза таких детей, тот не забудет никогда этого страшного выражения тоски не по годам взрослого человека, боли израненного тела и безразличия ко всему окружающему… Две группы людей: взрослые и дети, изму- ченные побоями, непосильной работой, истощённые от го- лода, оторванные от родины, они понимали друг друга без слов. Лишь единый тяжёлый вздох прошел в колоне плен- ных. В этом вздохе была не слабость и покорность судьбе, в нём слышалось грозное предупреждение, ненависть к врагу и идущая из глубины сердец боль за детей. Молча, шли эти две группы, глядя друг на друга. Митро- фан Петрович заметил среди девочек одну, как ему пока- залось очень знакомую. Её глаза кого-то напоминали. Он долго шёл оглядываясь. Девочка тоже смотрела на него, спотыкаясь и запутываясь в своей неловкой одежде. Так смотрели они друг на друга, пока группа детей не скрылась за поворотом… Потом был побег, борьба в партизанском отряде, побе- да. И только спустя много лет он узнал, что это была его двоюродная сестра Нина. Её, как и сотни других детей, увезли из родного города Ростова на работу в Германию. Измученные в неволе, истощённые, с изменившимся обли- ком они тогда в Баварии не узнали друг друга. 175

И помнит мир спасённый... К счастью они остались живы, но тот день остался раной в их сердцах. Прошло много хороших лет мирной жизни. И вот сейчас, сидя перед молча, ожидающим классом, старый учитель вспоминал тех детей, чьё детство было украдено войной. Он решил, что, несмотря на праздничный день, он расскажет своим ученикам о том страшном дне, об их сверстниках в годы войны. Он только боялся, что дети его могут не понять. И всё же он начал урок истории не по программе. Он видел перед собой серьёзные лица детей. Слёзы на глазах… Переправа сквозь огонь «Друзья мои! Мы живём в суровое, великое время, Оно настолько необычайно и неповторимо, что каждая правдиво написанная строка сегодня принадлежит истории. Будем честны. Позор и презрение тому подлецу, кто сфальшивит, кто вздумает кривить душой! Будем честны перед своей совестью, ибо совесть наша отныне есть совесть свидетелей на суде, к которым будут обращаться грядущие люди». Эфенди Капиев 1942 год. Семнадцатого июля 1941 года молодой командир мино- мётного расчёта полковой батареи Иван Олейников впер- вые вступил в бой с врагом в районе города Рудни. Город был захвачен немцами 14 июля. Это было страшное время, когда в «котле» окружения оказались двенадцать дивизий наших войск. Смоленское сражение вошло в историю, как одно из самых больших и упорных сражений начала ВОВ. Задержка врага в этом районе явилась крупным успехом срыва гитлеровского плана «молниеносной войны». 176

Татьяна Шулига 129-я стрелковая дивизия 457 полк, где он служил, были сформированы в городе Сталинграде, ещё до войны. В марте 1941 года Ивана призвали в армию. Он с детства мечтал стать кадровым военным. И когда его направили на учёбу в школу младшего командного состава, его радости не было границ. Гордый он ходил по Сталинграду, радуясь, что мечта сбывается. Но июнь 1941 года сломал его жизнь, как и миллионам его сверстников. 11 июля 1941 года их дивизия прибыла в район Лиозно и вошла в состав армии Западного фронта и уже 14 июля в связи со стремительным наступлением немецких войск оказалась в полуокружении восточнее Витебска. Почти по- терявшие связь части 129 стрелковой дивизии получили приказ обеспечить оборону по реке Днепр. Шли непрерыв- ные бои. В городе Рудни немцы перешли к обороне из-за нехватки горючего, врыли танки в землю. Именно в эти дни Иван впервые увидел залп тогда ещё экспериментальной батареи реактивных миномётов, применённый бойцами Флёрова. Это был второй в истории Великой Отечествен- ной Войны огневой налёт «Катюш». У немцев были отбиты две улицы города Рудни. Бои носили встречный характер. Но немцы сжимали кольцо окружения. Силы были не- равными. Наши 16-я и 2-я армии, изнемогая, дрались за Смоленск. Уже была отрезана немцами дорога Москва – Минск, идущая через город. Преимуществом врага был ав- томатный и пулемётный огонь, насыщенность артиллерии и танков. Советские войска несли потери, но был приказ: ни шагу назад! Не хватало оружия, боеприпасов. Ивана послали на машине в тыл за снарядами для ба- тареи. Когда он вернулся, линия обороны наших войск уж была прорвана. Единственная возможность помочь окру- жённым частям, техникой, боеприпасами и при возмож- ности дать им выйти из окружения, проходила по старой 177

И помнит мир спасённый... смоленской дороге с переправой через Днепр у села Со- ловьёво. Большие бои шли возле Соловьёвской переправы: толь- ко здесь оставался мост, где ещё не было немцев, и можно было двигаться на восток. Немцы, понимая стратегическое значение этого участка фронта, устремили сюда свои удар- ные силы. Перед частями, защищавшими переправу, стояла задача сохранить эту тонкую нить жизни … И на эту пере- праву устремились все… Это не было организованным отходом, это было бег- ством. Машины, повозки, верховые, пешие, санитарные обозы, гражданское население ближайших сёл – все стре- мились обогнать друг друга, никто никому не уступал до- рогу. Днепр в этих местах был не слишком глубок и широк. Но понтонная переправа не в силах была пропустить этот могучий поток. Образовалась пробка. У каждого, кто был на войне, остались в памяти свои горячие, а порой гибельные точки того времени. Повествуя о тех событиях, Иван Фёдорович говорил, что он прошёл в своей жизни два «Ада»: ад Соловьёвской переправы и ад плена – шталаг – 304 Цайтхайн. Пользуясь своей безнаказанностью немецкие самолёты «Ю-87» нещадно бомбили переправу. Кровь стыла в жилах, когда во время пикирования эти самолёты-юнкерсы вклю- чали сирены. За этот вой и рёв их называли «певунами» или «иерихонской трубой». Это был кошмар: шум машин, стоны раненых, крики обезумевших беженцев, запах кро- ви и вой сирены. От взрывов бомб дрожала земля, подни- мались фонтаны воды в Днепре. Понтонные и паромные средства сбивало фугасами. Их едва успевали менять, вос- станавливать. Разбитые машины, повозки и орудия оста- вались в воде, по ним бежали, перепрыгивая, пехотинцы. Днепр был красным от крови. Убитых не успевали убирать 178

Татьяна Шулига и хоронить. Медсанбаты были разбиты, бойцам оказыва- ли помощь в полевых условиях, насколько это было воз- можно. Порой машины не могли проехать из-за трупов. На беженцев: женщин, стариков, детей было невозможно без боли в сердце смотреть. Они как подкошенные падали от пулемётных очередей самолетов. Матери закрывали свои- ми телами детей, пытаясь их спасти. Иван, подъехав к переправе, не мог найти свою бата- рею. От налёта самолётов отогнал машину ближе к лесу, но это не спасло. Прямым попаданием бомбы машина была разбита. Двигаться против этого непрерывного потока лю- дей и техники было невозможно. Пытался искать среди них своих однополчан. Недалеко от переправы он увидел на опушке леса миномёт, рядом с которым лежали убитые бойцы. Это был миномёт калибра 82 мм БМ-36. Он хорошо знал, как работать с таким миномётом, но были нужны хотя бы ещё два человека, чтобы переносить его и мины на по- зицию. Остановил двух проходящих мимо солдат, вместе с ними, как смог, похоронил убитых. Узнав, что парни отста- ли от своих частей, предложил: — Ребята, есть целый миномёт, мины, нас трое, а значит, можем организовать миномётный расчёт и пойти на по- мощь тем, кто ведёт сейчас бой с немцами. Нельзя уходить. Нам бы только суметь переправиться на тот берег, но сами видите, какой встречный поток… - Мы из пехоты, — сказал один из них, – и не умеем об- ращаться с минометом. - Я всё вам покажу! Давайте знакомиться. Я — Иван. Бойцами были Егор Ильич Куксов из Тамбовской обла- сти и Александр Никитич Сухов. Собрали разбросанные лотки с минами, разделив между собой груз, подошли к переправе с миномётом и запасом снарядов. Ожидая оче- реди на переправе, Иван увидел, как одна из бомб упала 179

И помнит мир спасённый... на плот, на котором артиллеристы переправляли орудий- ный расчёт. Лошадей и людей потянуло в глубину тяжёлое орудие. Олейников крикнул: — Что же вы стоите? Рывком сбросил с себя обувь, сняв отточенный как кин- жал штык винтовки, бросился в воду. Нырнул, обрезал по- стромки, и лошади поплыли к берегу, таща за собой людей, которые держались за обрывки вожжей и постромки. Слег- ка отдышавшись, Иван медленно поплыл к берегу. То ли вода была холодной, то ли силы кончились, он еле доплыл до берега. На берегу его задержал молодой полковник, видя, что Иван босой и без оружия, закричал: — Вы дезертир! Где ваше оружие? Где ваша часть? Есть приказ: ни шагу назад! По законам военного времени!!! На шум подошли артиллеристы и объяснили полковнику, что если бы не помощь Ивана, погибли бы и люди и лоша- ди. Узнав, что Иван сформировал миномётный расчёт, пол- ковник помог ему переправиться на другой берег Днепра. Этим полковником был комендант переправы Александр Ильич Лизюков. Его бойцы вели бой за переправу. Сутки Иван Федорович под его командованием вместе с новыми друзьями сдерживал наступление врага. На вторые сутки он увидел отходившую к переправе свою батарею и ко- мандира полка майора Кимстач Аверкия Павловича. Полу- чил указание поступить в распоряжение своей части. Шёл четвёртый месяц пребывания его на фронте. Он уже не был тем молодым и неопытным парнишкой, при- бывшим на фронт. Он стал опытным миномётчиком, умел ориентироваться на местности, находить выгодную пози- цию во время боя. Только, как он говорил позже, он не мог смириться со смертью людей. Обозлённые сорванным планом «молниеносной войны» немцы перебросили на Смоленское направление 78 диви- 180

Татьяна Шулига зий, в составе которых были 14 танковых и 13 моторизо- ванных дивизий, около 1300 самолётов. Операция носи- ла название «Тайфун». Но об этом он узнал после войны… Наши бойцы героически сражались. Силы были неравны- ми. Авиация противника не давала поднять голову. В боях в районе города Вязьмы рану в сердце принесла гибель ставшего другом Александра Сухова. После войны он уз- нает, что тогда он и его товарищи по оружию попали в так называемый «Вяземский котёл». Маршал Советского Союза Г.К. Жуков писал: «Благода- ря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в районе Вязьмы, мы выиграли время для ор- ганизации обороны на Можайской линии. Почти две неде- ли они сковывали до 28 вражеских дивизий, за это время прибыли пополнения войск на Московском направлении». Трагические дни первых месяцев войны: нескончаемые потери и десятки тысяч взятых в плен наших солдат. 9 октября 1941 года в разгар боя осколком одного из снарядов Егору Куксову оторвало руку. Иван, сорвав с себя ремень, остановил кровь, наложив жгут. Сделал, как мог, перевязку и уложил товарища на повозку, кричал, звал са- нитаров. Но раненых в эти дни было столько, что их не успевали собирать и увозить. Решил отправить раненого на повозке, находящейся в расположении роты. Но оказа- лось, что ездовой Андрей Несторович Спирин (он был, как говорил Олейников, с Алтая) тоже ранен. Помог ему лечь на повозку и попытался вывезти раненых солдат с поля боя сам. Оглушённая звуками снарядов лошадь не слуша- лась, немецкие танки были уже почти рядом и непрерывно обстреливали. Один из снарядов упал рядом, и мгновен- но упала убитая осколком лошадь. Танк, лязгая гусеница- ми, приближался к телеге, раздавив по пути их миномёт. В руках Ивана было только ружьё. Как жалел он в этот миг, 181

И помнит мир спасённый... что нет гранат или хотя бы одной бутылки с зажигательной смесью… Танк начал погоню за человеком. Убегая, думал, что если его убьют, так хоть от ребят в сторону уведёт нем- цев. Увидев впереди окопчик, прыгнул в него. Мелькнула мысль: может, там осталась бутылка или граната. В окопе был наш раненый офицер. У него был только пистолет. Они вжались в землю. Танк, прокрутив гусени- цами над окопом, двинулся вперёд. Думая, что опасность миновала, они выглянули из окопа. В это время рядом ра- зорвался снаряд. Офицер, охнув, сполз в окоп. В следую- щую минуту разорвался снаряд с другой стороны окопа. «Вилка», – мелькнуло в голове,– «следующий снаряд будет в окоп». Хотел поднять офицера, но увидел, что тот уже мёртв. Вы- прыгнул из окопа и упал за ближайший куст, прижался к земле. Над ухом прозвучал противный звук снаряда, взор- вавшегося в том окопчике. Стряхнув с себя землю, попы- тался встать, и тут же был сбит с ног ударом приклада в челюсть. Над ним, направив на него автоматы, стояли два фашиста. Прозвучала команда: — Stein auf! Los! Иван поднялся на ноги, выплюнул кровь вместе с выби- тыми зубами, понял, что челюсть сломана. Несмотря на боль и то, что всё плыло под ногами, в го- лове сверлила мысль: «Бежать, только не плен, только не плен, срочно бежать!»… Жизнь принесла ещё много испытаний. Был плен, побег, опять плен, борьба в организации сопротивления под ру- ководством писателя Степана Злобина в концлагере Цайт- хайн. После освобождения из концлагеря 23 апреля 1945 года как активный член группы сопротивления прошёл проверку и остался на фронте при штабе 5-ой гвардейской армии 1-го Украинского фронта в качестве водителя, был 182

Татьяна Шулига демобилизован в 1947 году. Он так и не узнал, что стало с его боевыми друзьями… Но навсегда в его памяти оставались дни боёв на Смо- ленском направлении, «Вяземский котёл» и та переправа сквозь огонь, через испытания к Победе! Воспоминания Ивана Фёдоровича Олейникова легли в содержание этого рассказа. Много лет данные о Соловьёв- ской переправе были засекречены. По данным ОДБ « Мемориал»: Егор Ильич Куксов про- пал без вести, Смоленское направление 10.1941г; Андрей Нестерович Спирин — красноармеец пропал без вести 11.1941г.; Александр Сухов погиб 01.09.1941г на Смолен- ском направлении. Майор Кимстач Аверкий Павлович по- гиб 10.1941г; Герой Советского Союза полковник Александр Ильич Лизюков погиб под г. Воронежем в 1942году. Олей- ников Иван Фёдорович 1921г.р. попал в плен 9.10.1941г. Вязьма. Отправлен: шталаг IVH(304) Цайтхайн, освобожден 23.04.1945 года. 183

И помнит мир спасённый... Светлана Рожкова г. Вышний Волочёк Хроника моей семьи Рожков Владимир Александрович. 2.12.1918 – март 2005 г.г. (Короткая справка о биографии деда занесена в «Книгу Славы» г. Иваново, «Новая Ивановская газета» 2003 года). Дед родился в деревне Сущёво Лысовского района Горьковской области. После окончания школы учился в Горьковском педагогическом институте имени Горького. С 18 августа 1938 года работал учителем начальной школы в селе Шадрино Каверинского района. С 30 августа 1939 года стал директором этой же школы и неполной средней Шадринской школы. На военную службу был призван Ка- веренским РВК 23 марта 1942 года и направлен в Первое Ленинградское дважды Краснознамённое имени С. М. Ки- рова военно-пехотное училище. В связи с тяжёлыми боями под Ленинградом курсанты прошли ускоренное обучение. Владимир Александрович был направлен на Волховский фронт в состав 939 стрелкового полка командиром расчё- та 82 мм миномёта в звании сержанта. Участвовал в боях на Синявинских высотах, в прорыве блокады Ленинграда. Во время наступательных действий на Синявском направ- лении в 1943 году был тяжело ранен – потерял ногу. При- знан негодным к несению военной службы комиссией при э/госпитале №1498. Вот как он по воспоминаниям моей матери, Рожковой Клавдии Григорьевны, рассказывал об этом эпизоде жизни: «Сидели мы в Синявинских болотах, 184

Светлана Рожкова кормили комаров и вшей; проведёшь, бывало, рукой по затылку, и в ней пригорошня их остаётся. Стреляли редко, снарядов было мало. Мы сидели молча, а по нам фрицы стреляли!» Но рассказывал он это уже перед самой смер- тью. Я девочкой помню его рассказы об оглушительной артиллерии, когда снаряд подавали в зарядное устрой- ство, и после выстрела шла отдача. Не успевал отскочить, забывался и получал не слабый удар в плечо от отдачи оружейного залпа. Старались заткнуть и уши, потому что стоял оглушительный грохот, который надо было перекри- кивать при подаче команды. Но вспоминать не любил о войне. Говорил, что мало послужил, после ранения был ко- миссован. Зато по ночам я иногда просыпалась от команд, подаваемых дедом: «Орудие! К бою! Пли!» и ещё что-то неразборчивое. Я вслушивалась, на первых порах будила бабушку Анну Васильевну, проработавшую всю жизнь ме- дицинской сестрой в посёлке Новое Леушино Тейковского района Ивановской области. В любое время дня и ночи её, в отсутствии врача на деревне, могли разбудить, вызвав к больному ребёнку. И она была готова спросонок, накинув кофтёнку или пальтишко, бежать на другой конец посёлка, чтобы сбить жар, сделать укол, назначить для начала необ- ходимые меры, которые следовало принять для лечения и оказать первую помощь. По существу, она собой заменяла отсутствующего в вечерние и ночные часы врача, который приезжал только в дневные часы приёма из города. На во- йне же она была совсем молодой санитарочкой. Война деду снилась ночами всю оставшуюся жизнь. Мне, гостившей у них лишь на летних каникулах, стало по- степенно привычным иногда подслушивать беспокойные военные сны дедушки, представляя, как он мужественно командует орудиями, от залпов которых, и разрывающихся рядом ответных снарядов земля встаёт на дыбы, подни- 185

И помнит мир спасённый... мая стену тумана из пыли и дыма… От канонады идущего боя закладывает уши, и трудно дышать, и хочется от ужа- са происходящего вокруг припасть к земле, спрятаться в ближайшем окопе, грозящем стать последним твоим при- станищем. Но что греха таить, мне выросшей в Советском Союзе, хотелось веселья и детского девчоночьего счастья, а видя, что воспоминания не из этого числа, я и не мучила взрослых особенно расспросами, как и что было, но и такие вечера воспоминаний изредка всё же бывали. Чаще же дед за ужином, собиравшим всю семью, выпивал рюмочку вод- ки и «митинговал» с телевизором, бурно выражая эмоции несогласия с тем, что, по его мнению, не соответствовало действительности, о чём рапортовали с высоких трибун. Есть ещё один эпизод, о котором хотелось рассказать, как о счастливом случае в его жизни. Не будь его, всё могло быть более трагично. После взрыва и ранения в ногу кон- туженный солдат остался лежать на земле, истекая кровью; подобран был чуть ли не случайно, в спешке. Забирая его и бросая в кузов грузовика бесчувственное тело, спасатели даже не знали, что он был живой! В сознание он пришёл позже; очнулся, застонал; наверное, вызвал немалое удив- ление тем, что оказался жив; был довезён до ближайшего госпиталя и сдан там на руки врачей. После излечения в госпитале вернулся он работать в школу, несмотря на по- лученное ранение, которое закончилось для военного вре- мени, на взгляд стороннего наблюдателя, может, и счастли- во – начавшаяся гангрена потребовала ампутации ноги, но после операции дед остался жить и прожил до восьмиде- сяти семи лет, тогда как многие с войны не вернулись. Но на самом деле, что легко рассказывается, переживалось, как личная трагедия очень тяжело. До недавнего време- ни мне были неизвестны такие факты, которые знала моя мама в пересказе бабушки Анны Васильевны. Оказывается, 186

Светлана Рожкова попав в госпиталь, дед написал ей письмо, в котором про- сил его не искать, так как он без ноги никому не нужен. Но бабушка, у которой к тому времени уже был сын, мой отец, Рожков Владимир Владимирович, 1941 года рождения всё же его разыскала и привезла в деревню Боярское Соколь- ского района. Позже у них родился Павлик, мой дядя, ко- торый успел подарить мне имя, и которого я помню, как третировавший меня фактор жизни, потому что он любил меня дразнить, спрашивая, что в моей голове, шарики или опилки. Не знаю, помню я это сама, или таково действие внушения от рассказов взрослых, но будто я утверждала, что «попилки», и ни в какую не соглашалась, что «шарики». Папин брат, будучи очень талантливым инженером с выс- шим образованием и золотой медалью, не сумел реали- зоваться в жизни, рано покинув её трагическим образом; мне говорили, что он очень любил со мной нянькаться и баловал, покупая подарки и вкусняшки, но я тогда была слишком мала, чтобы что-то помнить. Возвращаясь к воспоминаниям о деде, остаётся доска- зать не так уж много, но и не мало, если говорить о том вкладе, который он внёс не только в историю своей семьи, но и в историю тех мест, где ему довелось жить и работать. С 29 октября 1943 года он работал учителем математики и истории Боярской неполной средней школы Сокольского района. С 21 августа 1945 года стал директором этой шко- лы, с 6 июля 1949 года – директором Сокольской средней школы, с 15 августа 1953 года – директором Новолеушин- ской средней школы, с 20 марта 1964 года – завучем в этой школе, с 15 августа 1967 года работал учителем школы. На- граждён орденами Отечественной войны 2-й и 1-й степе- ни, медалями «За победу над Германией», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945г.г.», «За трудовое отличие», юбилейными. На пенсию вышел с 1978 187

И помнит мир спасённый... года. Являлся инвалидом войны второй группы. Ходил на протезе. Испытывал по ночам фантомные боли в отсутству- ющей ноге. Держал кур, кроликов, сажал в огороде овощи, содержал сад с плодовыми и кустарниковыми деревья- ми. Умел делать великолепное домашнее вино. Сам скор- няжил. Выписывал кучу газет, и журналов, называвшихся тогда «роман-газетами», имел богатую библиотеку книг по истории, энциклопедии, древнему искусству и культуре, многотомные труды классиков и коммунистических лиде- ров Ленина, Сталина. Водил «Запорожец», выделенный ему как инвалиду и ветерану Великой Отечественной войны. Как председатель в Совете ветеранов войны и труда сде- лал много добрых дел для своих односельчан, добиваясь правды, заступаясь, видя несправедливость, действуя че- рез официальные уполномоченные социальные органы власти, писал, защищал, объяснял, требовал, где мог, ез- дил, ходил, ходатайствовал. Многие жители села должны быть ему благодарны. «Прошёлся» в «Бессмертном полку» вместе с моим сыном Иваном. Передал мне определённую склонность к поэзии и театру, давая наказ стараться, пи- сать, если есть склонность и желание, потому, как и сам на правах хобби вёл в школе кружок поэзии и театра. Привет- ствовал и поддерживал меня в моих начинаниях. Читая его письмо ко мне, когда я ещё была школьницей, я плачу, потому что в нём он мне, по существу, даёт наказ писать! И он бы сейчас гордился мною, как я горжусь им!!! 188

Светлана Губанова Светлана Губанова г. Красноярск Во имя жизни, во имя Победы Стояла осень тяжелого 1944 года. Дыхание войны ощу- щалось и в их далеком сибирском селе, и в их маленькой бедной избушке. Из большой дружной семьи здесь жило трое – мать с двумя малолетними дочерями. Троих братьев проводили на фронт еще в июне 1941 года. Летом стало известно, что в селе открывают детский дом для детей, оставшихся без родителей в первые годы войны. В начале октября прибыли первые пятеро – три девочки и два мальчика разного возраста. Через неделю еще де- сять. К концу года в детдоме было уже более сорока вос- питанников. Директором назначили Николая Прокопьевича, учителя математики, проработавшего в школе всю свою жизнь. По возрасту и здоровью на фронт его не брали. Николай Про- копьевич хорошо помнил Анастасию как отличную уче- ницу, старательную и организованную девушку, она была бессменной старостой в классе, и предложил ей работать в детдоме воспитательницей, взрослых и опытных не хвата- ло. Анастасия с радостью согласилась, это была стабильная помощь семье, хоть какой-то заработок. В помощь организации работы детского дома был утверждён попечительский совет, в который вошли: ди- ректор МТС, председатель сельсовета, председатель кол- хоза, директор молокозавода. Попечительский совет взял 189

И помнит мир спасённый... на себя обязательство повседневно оказывать помощь детдому. Многие дети прибыли в детдом плохо одетыми, без об- уви. Помещение ещё не было подготовлено к зиме – не хватало дров. По решению бюро РК ВКП (б) действующие предприятия района в порядке общественной помощи из- готовили и передали в детский дом обувь, одежду, мебель, тетради, учебники и письменные принадлежности. А окру- жающие сельские советы подвезли к детдому дрова. Сердце сжималось от боли при встрече с этими детьми. Кроме страха перед голодом, холодом, неизвестностью, было в их глазах ещё что-то внушающее ужас – грохот взрывов, разруха, гибель родителей, пустота и одиночество. Как же их отогреть хоть немного, порадовать, успоко- ить, пожалеть обиженных, усмирить агрессивных, создать, насколько это возможно, домашние условия, чтобы дети почувствовали, что здесь теперь их родной дом! Анастасия с волнением, да и не без страха приступи- ла к своим обязанностям, её назначили в группу девочек. Старшие были почти ровесницами и не признавали и не слушались ее, младшие – молчаливые и замкнутые часто плакали. Лучше всех себя чувствовали сестры Надя и Катя, да брат с сестрой Семен и маленькая Лида, они были не одиноки. Юная воспитательница не стремилась завоевать авторитет и послушание воспитанниц, она просто всегда была рядом. Благодаря своему терпению, чуткости, интуи- ции она вскоре стала мудрой подругой-советчицей стар- шим девочкам, заботливой старшей сестрой младшим. В ее обязанности входило утром собрать детей в школу, одеть, накормить, убрать, уложить спать вечером, просле- дить за одеждой. Помочь с уроками ей было нетрудно, ведь совсем недавно она с отличием окончила школу и хорошо помнила все школьные предметы. 190

Светлана Губанова У детского дома была основная главная задача – сытно и полезно накормить детей. С 1 сентября 1943 года по- становлением СНК № 942 были введены единые государ- ственные нормы снабжения продуктами питания детей детских домов. Но государственное снабжение не всегда соблюдалось, шла война. Поэтому во многом помогали кол- хоз, молочный комбинат, находящийся в селе, районный хлебозавод. Помогали и сельчане. Талантливой оказалась детдомовская повариха тетя Маша. Из имеющихся скудных продуктов готовила не только суп да кашу. Весна сорок пятого проходила в напряженном и радост- ном ожидании конца войны. Вот и День Победы! Детский дом охватили радость и слезы, воспоминания о потерях и ожидание новой жизни. На деле же в сложившемся распорядке ничего нового не произошло. Все мысли и дела были заняты успешным окончанием учебного года и планами на летние каникулы. Окончив школу старшие воспитанники, которым уже ис- полнилось четырнадцать-шестнадцать лет, уезжали в крае- вой центр и поступали в ФЗО, швейное и железнодорожное училища. Грустно было Анастасии провожать Надю и Катю, Галину и Лилию. Но радовало, что вступают они во взрослую жизнь, подготовленные не без ее помощи. Не один год еще писали ей девочки слова благодарности, рассказывали о своей жизни, интересовались жизнью детдома. Детский дом просуществовал в деревне до 1950 года. О его дальнейшей судьбе Анастасия не знала, но всегда помнила эти трудные, но насыщенные событиями годы. Выстояли, выжили, стали полноценными гражданами сво- ей страны её воспитанники во имя Великой Победы, во имя жизни. Именно в таких детских домах по всей стране были спасены тысячи жизней детей-сирот в суровые годы войны. 191

И помнит мир спасённый... К 50-летию Победы Анастасия была награждена Юби- лейной медалью «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.». 192

Евгений Миронов Евгений Миронов г. Санкт-Петербург Зоя Степановна Прямо перед тем, как началась Великая Отечественная война, Зоя Степановна Миронова окончила девятый класс средней школы в городе Терийоки на Карельском пере- шейке. О начале войны сообщил чёрный круглый репродуктор. Первые дни и недели войны все, кто был рядом с ней, искренне верили: что вот-вот Красная Армия начнёт гро- мить врага на его территории, как об этом сообщали стро- гие средства массовой информации и как все наглядно ви- дели в чудесных патриотичных предвоенных кинофильмах. Никто тогда не предполагал, что суровая война может затянуться надолго. Но только когда настал месяц август и всем граждан- ским лицам передали команду эвакуироваться. Пришлось тем тяжёлым временем ей вместе с матерью Александрой Павловной пешком через чёрные и огненные пожарища порой в едком дыму пробираться к городу на Неве, слыша за спиной канонаду орудий и взрывы снаря- дов и бомб. Войскам был отдан приказ: при отступлении не оставлять после себя камня на камне. Так Зоя Степановна вместе с матерью очутилась в го- роде Святого Апостола Петра, который финские войска блокировали с Севера, а нацистская военная группировка замкнула блокадное кольцо с Юга. Финны заняли рубежи по прежней границе, но дальнейшее наступление быв- 193

И помнит мир спасённый... ший генерал-лейтенант царской армии барон Карл Густав Эмиль Маннергейм прекратил. Зоя Степановна вместе с матерью оказалась в блокаде. Познали они: что такое норма на человека в 125 грам- мов хлеба, испечённого вместе с опилками, регулярные бомбёжки, артобстрелы, пожары каменных домов и массо- вые смерти людей. В марте 1942 года дистрофически тощих Зою Степанов- ну вместе с матерью вывезли на Большую землю вместе с другими жителями блокадного города на Неве в зелёном деревянном кузове грузовика через скованное спаситель- ным льдом Ладожское озеро по Дороге Жизни. — К сожалению, – вспоминала Зоя Степановна, — я не помню лица шофёра, вывезшего нас на Большую Землю. Все водители сидели за рулём в зелёных ватниках, ватных штанах, валенках и ушанках, да и двери у кабин грузови- ков поснимали заранее, чтобы без задержек выбраться из машины, которая пошла бы под лёд. Мы видели, как один грузовик затонул – провалился в серую пучину Ладожского озера. – При этом остальные автомашины объезжали ро- ковую майну и продолжали двигаться дальше, поскольку имелся приказ: не останавливаться ни при каких обстоя- тельствах! Вывезенных из блокады поселили в районе села Кири- ши. Через пару месяцев Зою Степановну вместе с матерью, ещё окончательно не окрепших после голодухи, мобилизо- вали в госпиталь, находящийся поблизости. — Работать приходилось в большом напряжении, — го- ворила Зоя Степановна, — нам слабым девчонкам доводи- лось таскать здоровенных мужиков в основном тяжелора- неных, в том числе уже с ампутированными конечностями, которые самостоятельно передвигаться не могли. — Кру- 194

Евгений Миронов гом алая кровь, страшные раны, тяжёлые стоны, а плакать и спать было некогда. Через три месяца Зоя Степановна узнала, что её родная сестра Анна трудилась медицинской сестрой в соседнем госпитале. – Перед тем, как началась Великой Отечествен- ной войны — в июне 1941 года — Анна окончила медицин- ское училище в городе Лодейное Поле по специальности медсестра-акушерка. И Анну в первые же дни войны моби- лизовали на службу в армию. Далее они служили медицинскими сёстрами все вместе в одном прифронтовом госпитале, помогали солдатам и офицерам выжить, защищали людей от смерти. В 1944 году после снятия блокады наши советские во- йсковые части начали продвигаться на Запад, а вместе с ними на Запад продвигались и прифронтовые госпитали, в одном из которых несли службу Родине, народу и при- ближали общую Победу сестры милосердия – сестры Анна Степановна и Зоя Степановна и их мать Александра Пав- ловна Миронова. Демобилизовали их только в октябре 1946 года. С той поры они жили на Карельском перешейке в горо- де Терийоки, который в 1948 году переименовали в город Зеленогорск. Профессия — медицинская сестра — осталась их призва- нием на многие десятилетия. 195

И помнит мир спасённый... Екатерина Попова (Калиткина) г. Ташкент, Узбекистан Мгновение из вечности Посвящается моему деду Калиткину Константину Нефёдовичу и бабушке Ялынычевой Антонине Ивановне, которые прошли всю Вто- рую Мировую и вернулись героями. Шум снарядов ненадолго стих, и в голове с непривычки появился звон. Впрочем, он мог появиться и из-за уста- лости, которая тяжёлой шинелью давила на плечи. Рядом застонал солдат, и, сама того не замечая, я тихо запела ко- лыбельную из своего недалёкого детства. В сон клонило так, что глаза периодически застилало чёрной пеленой. Но как можно спать, когда им так больно? - Тонь, пойди отдохни, а я подежурю, – сказала Вера, подойдя ко мне и нежно положив руку на плечо. - Я в порядке. Справлюсь. – Махнула я рукой и продол- жила петь. Песня уносила меня на широкие просторы украинский полей и чистого от бомбардировщиков неба. Боль уходи- ла в небытие и казалась ненастоящей. Война обратилась страшным сном, который легко развеется с первыми луча- ми солнца. - Тонь, — услышала я снова над головой, – Тонь, он умер. Отпусти его руку. Я открыла глаза и встретилась со стеклянным взглядом солдата. Ему на вид не было и восемнадцати лет, крепкий, 196

Екатерина Попова (Калиткина) красивый. Он мог стать инженером или известным учёным, но сейчас он просто смотрел на меня, как будто я един- ственное, что осталось в его жизни. Так оно и было. Над головой снова ревели самолёты и грохотали пушки. Со временем к этим звукам привыкаешь и уже совсем не обращаешь внимания. Я отпустила холодную руку и встала. Спина казалась деревянной, словно была частью стула, с которого я не поднималась несколько часов. Внезапно в лагере поднялся шум. Это привезли раненых. За окном садилось солнце, я и не думала, что уже вечер. Ещё бы знать какой день? Но больше времени на раздумья у меня не было. Молодой хирург Костя быстро осматри- вал прибывших и давал указания, кого на перевязки, кого на операцию, а кому просто дать побольше морфия. Перед глазами мелькали рваные раны, оголённые кости, а иногда и внутренние органы. Но я уже привыкла и спокойно, но быстро, по локти в крови, спасала жизни. С того момента, как привезли раненых, прошло две- надцать часов. Двадцать поступивших отделались легкими ранениями, шестнадцать были прооперированы, а семеро скончались. Мы уже давно перестали плакать над погибши- ми. В людях просто уже не оставалось слёз. С лицами-ма- сками мы выполняли свои обязанности, лишь иногда давая волю чувствам. Многие медицинские сёстры, воспользовавшись за- тишьем, отправились спать, но я не могла заснуть под сто- ны и крики. В такие моменты я доставала старенький то- мик со стихами и вполголоса читала. То ли мой голос имел успокаивающий тембр, то ли они вслушивались в слова, но солдатики затихали. Когда им было легче, то и мне ста- новилось спокойнее. А потом был обход. И снова морфий или вынос мёртвого тела. Иногда я срывалась, и хотелось бежать без оглядки. Но от войны не убежишь. И я снова 197

И помнит мир спасённый... сажусь рядом с койкой, беру пока ещё тёплую руку и тихо начинаю петь колыбельную о просторах своей родины. 198

Даниил Каменский Даниил Каменский г. Орёл Судьбы в лицах В войне пострадало огромное количество людей, а сколько людей — столько и судеб, каждая со своей истори- ей, «историей в лицах». Моя милая и добродушная соседка преклонных лет, ба- бушка Нина, рассказала историю одной женщины, с кото- рой она работала на заводе после войны. Звали ее по име- ни и отчеству — Анной Филипповной. Она была молчалива и немногословна, носила длинное чёрное платье-футляр, а из-под темного платка, покрывающего голову, выбивались седые пряди волос. Коллеги по цеху не любили её оттого, что седовласая женщина имела статус «изменника Роди- ны». (Люди часто доверяют сухим фактам, не вникая в суть). Анна Филипповна была человеком семейным дворян- ских кровей. До войны работала учителем немецкого язы- ка, воспитывала двухгодовалого сына. Муж ее был офи- цером, и проживали они по месту его службы. Поскольку войны в 1941 году ничто не предвещало, летом, когда на- ступили каникулы, учительница вместе с семьёй отправи- лась в Орел на отдых к своим родителям. 22 июня мужа призвали, и он отправился на войну, а Анна Филипповна с сыном остались в родительском доме. Деревня у них была небольшая, и когда немцы оккупировали Орёл, кто-то из местных жителей рассказал фашистам, в каком доме про- живает учительница немецкого языка. Немцы предложили Анне Филипповне работать на них, на что она ответила отказом. Когда фашисты схватили сынишку, угрожая убий- 199

И помнит мир спасённый... ством, сердце матери затрепетало, словно бабочка, плотно закрытая в банке, и Анне Филипповне ничего не остава- лось, как согласиться стать переводчицей, чтобы спасти свое дитя — самое дорогое, что у нее было. Немцы Анну Филипповну забрали, но ее любовь и душа остались на родине, с сыном. Как только Анна Филипповна оказалась в Германии, то первое, что она попросила раз- решить ей сделать, это написать письмо на Родину. В нем она добровольно отказалась от своего мужа и сына. Боль- ше она им не писала, так как понимала, что в противном случае, то клеймо, которое неизбежно на нее легло, ока- жется также и на ее семье. А значит, когда, дай Бог, война закончится, и Советский Союз одержит победу, в чем она не сомневалась ни на минуту, так как она для этого делала все, что могла, у ее сына не будет светлого будущего. Она не могла этого допустить. Любая мать желает своему ре- бенку только добра и хочет для него самого лучшего. Анна Филипповна уповала на Бога и верила, что муж-офицер не оставит сына. Шли военные годы. Учительница немецкого языка рабо- тала переводчицей у немцев за хлеб. Отношения с немца- ми были очень сухими, официально-деловыми. Она ловко подделывала документы, приближая победу СССР. Война закончилась. На родине Анну Филипповну от- правили в лагерь как предателя. Сколько же ей пришлось там пережить, один Господь знает! Женщины подвергались постоянному насилию, избиению, испытаниям голодом, хо- лодом и тяжелой работой. В лагере она родила сына, но мальчик родился больным. Анна Филипповна очень люби- ла ребенка, сердце ее сжималось от боли, когда она брала его на руки. Он был такой маленький, беззащитный и такой любимый. Но она не могла о нем должным образом забо- титься, и через год мальчик умер. 200