Нескучные истории большого города

– А знаешь, Маша, – вдруг говорит Виктор Констан- тинович, – эту токкату и фугу Бах сочинил, когда вер- нулся из Любека обратно в Арнштадт. – Зачем он туда ездил? – Не ездил, а ходил. Пешком. За триста семьдесят километров. – Почему же пешком? – У него не было денег нанять карету. – Расскажите, – прошу я. – Пожалуйста. – Хорошо, – соглашается Виктор Константинович. Его негромкий голос звучит в тишине пустого зала и я закрываю глаза... ...Октябрь 1705 года в Германии выдался дождли- вым. Узкая раскисшая дорога, петляя карабкалась на высокий холм, и когда Иоганн Себастьян Бах поднялся на него, то в сероватой мгле холодного утра, вдали, на- конец, увидел остроконечные шпили и башни вольного императорского города Любека. Почти две недели шел он пешком сюда, чтобы послушать игру великого ма- стера Дитриха Букстехуде. На минуту вспомнился Арнштадт.Как глупо вы- глядело заплывшее жиром лицо суперинтенданта, объ- явившего ему о назначении органистом Новой церкви. «Господин Бах, служба будет отнимать у вас три дня в неделю. В воскресенье с восьми до десяти утра, четверг с семи до девяти, в понедельник вечером, кро- ме этого, вам вменяется в обязанность заниматься со школьным хором»... Арнштадский орган! Двадцать четыре регистра, два ручных мануала, ножная клавиатура. Какой музы- кальный инструмент может сравниться с ним! Таин- ственно блестят десятки больших и малых труб, зву- чащих на разные голоса. Будто сразу все инструменты симфонического оркестра заключены в них. От нежной 100

флейты до грубоватого тромбона. А как похоже мо- жет орган передавать завывание ветра, грохот мор- ского прибоя, обвал в горах и шум леса, подчиняясь при- хотливым изгибам импровизаций... Ученье в Люнебурге, скучная служба в герцогской капелле в Веймаре. Но сейчас появилась хоть какая-то самостоятельность. Возможность сочинять музыку, совершенствоваться в игре на органе, скрипке, альте, клавесине. Но он ещё не достиг совершенства. Он это ясно чувствует. Совершенства, позволяющего назвать себя мастером. И поэтому пришёл теперь в Любек: слу- шать и учиться у мастера Дитриха Букстехуде, орга- ниста Мариенкирхе – церкви святой Марии... Узкие улочки, где лавки украшают затейливые вы- вески выводят Баха на широкую площадь с красивой церковью. Он входит во внутрь, поднимает голову. Лучи неяркого солнца заглядывают через узкие цветные стёкла, высвечивая золочённую оправу органа, вдохновенное лицо старого Букстехуде. Старый мастер играет торжественный хорал, и Бах напряжённо ста- рается понять, запомнить искусные повороты мелодии. Но вот замер, растворился последний аккорд, Ио- ганн Себастьян порывисто встает и по узенькой лест- нице спешит наверх, на хоры, где усталый Букстехуде вытирает большим клетчатым платком потное лицо. Услышав шаги, он оборачивается, и, наконец, они встретиись. Знаменитый органист и никому еще неиз- вестный Иоганн Себастьян Бах... Наступил новый 1706 год, но Бах всё ещё не мог по- кинуть Любек, расстаться с Букстехуде. И вместо раз- решённых четырёх недель,задержался здесь на четыре месяца. Только в феврале Бах отправился в обратный путь. Он идёт по дорогам Германии, и звучит и просит- ся наружу музыка, живущая в его душе... 101

...«ПРОТОКОЛ, составленный графской консисто- рией в Арнштадте по делу органиста Новой церкви Иоганна Себастьяна Баха, который долгое время без разрешения находился вне города, пренебрегая фигу- ральной музыкой... вводил в хорал много странных ва- риаций, примешивал к нему много чуждых звуков, чем приводил в смущение общину...» – Что за недопустимые вольности в исполнении хоралов! – Как мог органист во время проповеди уйти в вин- ный погребок! – Бах не умеет ладить с хористами! В консисто- рию поступила жалоба от фаготиста Гейерсбаха!.. За длинным столом сидят уважаемые члены цер- ковной общины – консистории. Под завитыми париками Иоганну Себастьяну хорошо видны их надменные, ту- пые лица. Они обвиняют его! – Я находился в Любеке, чтобы там совершенство- вать в некоторых отношениях свое мастерство... – Да, я действительно назвал лентяя Гейерсбаха «свинячьим фаготистом», но он ужасно плохо играет на фаготе и портит звучание всего оркестра... – Священник так долго читает проповедь, что я замерзаю на хорах за органом... – Господин органист, – суперинтендант, ещё боль- ше заплывший жиром за время отлучки Баха, опираясь кулаками о дубовый стол, тяжело поднимается с мес- та, громко откашливается. – Господин органист, – по- вторяет он. – Нашей церкви не нужны музыканты с не- зависимым характером. Или вы будете выполнять, что предписываем мы, или подбирайте другое место служ- бы. А пока все ваши провинности будут внесены в про- токол... Господин писец, составьте оный... 102

...Лето 1707 года в Германии выдалось жарким, и, шагая по пыльной дороге из Арнштадта в Мюльхаузен, усталый Иоганн Себастьян остановился возле малень- кого крестьянского домика, крытого красной черепи- цей, попросил пить. Девочка лет двенадцати, напевая что-то, загнала упирающуюся корову во двор, вынесла Баху большую фарфоровую чашку молока, и вдруг улыб- нулась ему. – Тяжело? – спросила она, указывая на туго наби- тый мешок, который Бах опустил на землю. – Тяжело, – подтвердил Бах и тоже улыбнулся. – А что там? – Книги и ноты. И он снова поднял мешок на плечо... К вечеру он, наконец, придёт в Мюльхаузен и после пробного выступления будет принят на место орга- ниста... Ему будет положено содержание: 3 меры зер- на, 2 сажени дров, 3 фунта рыбы и 85 гульденов… ...Виктор Константинович остановился, помолчал, потом спросил: – Маша, знаешь для чего я рассказал эту историю? Мне кажется, вы представляете композиторов, живших сто, двести, триста лет назад, скучными, желчными людьми, только и знавшими, что сочинять трудные фуги, сонаты, этюды. А-а, прав я, или нет?.. Но ведь они тоже были молоды, страдали от непонимания, влюблялись, наконец... Представь себе. Молодой, пылкий Бах, изящ- ный Шопен, увлекающийся Лист... Всё, всё, мы закон- чили! – повернулся Виктор Константинович к дверям. Там уже стояла преподаватель Горбунова и нетерпе- ливо постукивала по циферблату наручных часов паль- цем с длинным ярко-красным ногтем. – Извините, уже уходим, – повторил Виктор Кон- стантинович, и мы пошли к выходу. 103

– Одну минуточку, – остановила его Горбунова и приказала своей ученице, – Мариночка, деточка, ты пока разыграйся. Затем взяла Виктора Константиновича за рукав. – Мне крайне неприятно заводить этот разговор, – начала она, – но дело в том, что я в курсе. Ваши отноше- ния с Танечкой Полянской, как говорится, не сложились. Нет-нет, не спорьте. А она девочка с нежной, где-то даже ранимой душой... Виктор Константинович, вы в интер- нате человек новый, недавно сами окончили консервато- рию, и пока притрётесь, привыкнете к педагогическому процессу. Нет-нет, я, конечно, вас уважаю и исполнитель вы неплохой, говорят, к республиканскому конкурсу го- товитесь... Дай, как говорится, бог, но бывает, и у меня бывало, не сложится с учеником, бьёшься, бьёшься, а – никак. Так вы не обижайтесь. Танечка хочет перейти ко мне в класс. Я уже и её отцу звонила, он не возражает. А к его мнению обязательно нужно прислушаться. Он та- кой пост занимает! Кстати, прекрасный человек. И тоже с нежной и ранимой душой. Так как же? – Пожалуйста, – сухо ответил Виктор Константи- нович. – Желаю успеха... Только считаю, раз Полянская была моей ученицей, то и надо было ей сказать об этом самой. – Ну зачем вы так, дорогуша. Не принимайте близ- ко к сердцу. Хотите совет? Сколько у вас еще учеников перебывает! Десятки, если не сотни. Так стоит ли на каждого тратить здоровье, нервы? Что такое работа? Маленькая часть проявления нашего бытия. Маленькая часть. И не нужно из неё раздувать большую... Ладно, ладно, не будем спорить – взглянув на Виктора Кон- стантиновича произнесла Горбунова и повернулась к ученице, – Мариночка, ты уже разыгралась? Тогда начи- най Баха. И вспомни его портрет. Тот, где он в камзоле и в парике. Одним словом, очень серьезный композитор... 104

Мы идем назад в родной двадцать четвёртый класс, и я вижу как расстроен мой педагог. – Виктор Константинович, – вдруг неожиданно для себя говорю я. – Я от вас никогда-никогда ни к кому не перейду. – Спасибо, Маша, – улыбается он. – А вы правда, к конкурсу готовитесь? – Да, только не знаю, что из этого выйдет. Мы пришли, Виктор Константинович порывисто поднял крышку рояля, тихо попросил: – Послушай, – его руки легли на клавиатуру, и свет- лая, прозрачная до мажорная прелюдия, с которой начи- нается баховский «Хорошо темперированный клавир», зазвучала в классе... Поздним вечером дождь, наконец, прекратился. Я распахнула окно спальни и, поёживаясь от свежести, натянув на себя одеяло, посмотрела на блестящее, будто свежевымытое небо. И мне почему-то вспомнилось: узкая, раскисшая до- рога, сероватая мгла холодного утра, и молодой Иоганн Себастьян Бах, идущий в город Любек слушать игру ма- стера Дитриха Букстехуде. 105



Я вас никогда не забуду Сегодня мы освобождены от уроков – дежурство в столовой. Нас пятеро: Ира, Равшан из шестого класса, десятиклассница Синицына, я и Пулат. Вста- ли мы раньше всех – без пятнадцати восемь завтрак дол- жен быть уже на столах. Когда мы пришли в столовую, то первым делом заглянули в меню – маленький лис- точек, висящий возле раздаточного окна. И как назло, на второй завтрак в листочке значи- лась колбаса! Значит придётся нарезать триста пятьде- сят семь порций и проследить, чтобы честно досталось всем. А то старшеклассники живо утянут по лишнему куску. Обед: борщ, гречневая каша с жареным толстолоби- ком – сегодня в интернате один из двух «рыбных дней». И еще кисель, из-за неистребимо въедливого запаха кар- болки, в которой полощут стаканы, прозванный «меди- цинским». Наконец, ужин: рисовая каша с молоком. Потом уборка столовой и наша следующая очередь дежурить наступит через двадцать четыре дня. А пока, надев белые фартуки, мы приступаем. Засоня Равшан ежеминутно зевает, мне тоже хо- чется спать, но я терплю. Пока мальчишки снимают со столов стулья, и расставляют их, мы с Синицыной на- крываем столы. Шесть стаканов, столько же глубоких тарелок, ложки, хлебница – готово! Стаканы, тарелки, 107

ложки, хлебница – этот тоже накрыт. Потом нужно бу- дет еще нарезать гору хлеба, разлить по стаканам чай, переложить черпаком из огромных, дышащими жаром кастрюль в тазы манную кашу и наполнить ею тарелки. Мы едва справляемся со всем этим, как в дверях столовой показывается строй первоклашек во главе с воспитательницей. За ними второй класс и скоро столо- вая наполняется привычными звуками... После завтрака мы сидим за столом и нарезаем тол- стые колбасные батоны на аккуратные кругляки. – А наш класс едет на зимние каникулы в Ленин- град! – небрежно бросает Синицына. – Ну да-а, – недоверчиво в один голос переспраши- ваем мы. – Откуда знаешь? – Классный руководитель сказал. Под большим се- кретом. – Мы что, хуже? – обидчиво заявляет Равшан. – Да с вами в дороге хлопот не оберёшься, – объясня- ет Синицына. – Вот перейдете в десятый, тогда поедете. – Подумаешь, взрослые, – обижается Равшан. – Мы... мы, кстати у вашего класса в футбол выиграли. Со счётом 5:2! – Если хочешь знать, мы специально поддались, чтобы маленьких не обижать. – Ой-ой-ой, сказала тоже, не обижать. Тогда давайте опять сыграем! – А я уже была в Ленинграде, – гордо сообщила Си- ницына. – Целый месяц у родственников гостила. – Расскажи об этом городе, – прошу я. – И про улицу зодчего Росси, – добавляет Пулат. – Зодчего Росси?.. – переспрашивает Синицына. – А-а, вспомнила! Это недалеко от магазина «Гостиный двор». Сначала будет скверик перед театром. Там ещё пенсионеры всегда сидят, в шахматы играют. Тут эта улица и начинается. 108

– Как же она выглядит, – интересуется Ира. – Ничего особенного. Короткая, узкая. Только и ра- дости, что на этой улице хореографическое училище. Я видела, как оттуда балерины выходили. Сами худые, а одеты прямо как картинки, по последней парижской моде. – А я читала, что эта улица считается самой краси- вой в мире, – заметила я. – Подумаешь, – не согласилась Синицына. – По- моему, есть улицы гораздо красивее. – Если бы я был в Ленинграде, – вдруг тихо произ- нес Пулат, – то рассказал бы о ней совсем не так... – 244, 245, 246... – Уф! – Равшан остановился, вытер лоб рукавом. – Пока эту колбасу нарежешь, вспотеешь весь. Маша, сколько ещё осталось? – Сто одиннадцать кусков, – быстро считаю я. – Двадцать минут работы, – добавляет Синицына. – Поднажмём? – А у меня сегодня День рождения, – сказал Пулат. – Что же ты молчал, – дружно удивляемся мы. – По- здравляем! – Только подарка нет, – говорит Синицына. – Но ни- чего, считай, он за нами. – Когда я была маленькой, то перед Днём рождения старалась не спать всю ночь, – призналась Ира. – Зачем? – удивился Равшан. – Чтобы не пропустить, когда наступит этот день. – Ну и как, не пропускала? – Не-а, всё равно засыпала. – По-моему, – говорю я, – в День рождения обяза- тельно должно что-нибудь произойти. – Что? – спросил Пулат. – Не знаю. Но обязательно хорошее. – Правильно. Например, я в этот день нашла соба- ку, – подтвердила Синицына. – Пошла в булочную, смот- 109

рю – собака. Лежит возле дерева и скулит. А все равно- душно проходят мимо. Я собаку домой и привела. – Где она сейчас? – поинтересовался Равшан. – С нами живет. – А кто с ней гуляет? – Когда из школы возвращаюсь, то я. А утром – мама. – Вы в многоэтажке живёте? – спросил Пулат. – Да, на девятом этаже. – Тогда твоей собаке очень плохо. – Она привыкла. Часто выбегает на балкон, кладет лапы на перила и долго смотрит вниз. – Видишь, а ты говорила – привыкла. Собаки долж- ны жить на земле. Вот моя никогда-никогда бы не смогла жить в многоэтажке. – У тебя тоже есть собака? – спросила Ира. – Конечно! Орос. Настоящая пастушеская собака! – Ой, я, кажется по телевизору в какой-то передаче видела, как в Австралии пастушеские собаки охраняют овец. – Подумаешь! Мой Орос не только это умеет! Он один на один любого волка загрызет. А прошлым летом вместе с нами чуть в песчаную бурю не попал. – Расскажи, – прошу я. – Хорошо. В тот день на пастбище прискакал наш председатель. Крикнул, что идет песчаная буря. И мы сразу погнали отару домой. По пути всё время огляды- вались. Далеко на горизонте виднелась узкая черная по- лоска. Она приближалась, росла, заволакивала небо. Мы еле-еле успели пригнать овец. А потом сидели в юрте на кошме: пили чай. Снаружи было темно, как ночью. Юрта сотрясалась от ветра, на зубах хрустел песок. Орос лежал в углу и тихонько скулил. А отец взял комуз и за- пел старинную песню о том, как красива пустыня, как прекрасна её душа... 110

– Вот это жизнь! – восхищённо произнёс Равшан. – В городе что увидишь. Проснулся – иди учиться. Вечером позанимаешься на скрипке – и опять спать. Скукотища одна! – А ты летом приезжай ко мне на каникулы, – пред- ложил Пулат. – Научу на лошади ездить. – Я бы приехал, – вздохнул Равшан. – Да родители не отпустят. – Можно мне тоже приехать? – неожиданно для себя говорю я. – Конечно, Маша. Тебе понравится, обязательно понравится. Все думают, подумаешь, пустыня, что там смотреть. А она знаешь, какая разная! Весной, когда тра- ва по пояс, и летом! Пустыню только понимать нужно... Ой, директор идёт! Действительно, в столовую неожиданно вошла Люд- мила Алексеевна. Она прошла между столами, заглянула на кухню, потом подошла к нам. – Ну, как дежурится? – поинтересовалась она, по- том сказала, – Ирочка аккуратнее, аккуратнее нужно. Погляди, у тебя все куски разные. Дай нож. Директор придвинула к себе батон колбасы, сняла целлофановую обёртку и быстро и ловко начала наре- зать одинаковые, похожие один на другой ломти. – Людмила Алексеевна, – спросил Равшан. – Прав- да, что десятиклассники поедут на зимние каникулы в Ленинград? – Наверное, поедут, – утвердительно кивнула она. – Отдохнут, наберутся новых впечатлений. Город-то пре- красный! – А почему только они? Мы тоже хотим в Ленин- град! Людмила Алексеевна вздохнула. – К сожалению, школа не может послать всех уче- ников. Но у нас всё же возникла одна идея. 111

– Какая? – в один голос поинтересовались мы. – Не сейчас, не сейчас, – она вернула нож Ире, по- том повернулась к Пулату. – Пойдем со мной, – произнесла Людмила Алексе- евна и вдруг провела рукой по его темной короткой ше- велюре. – Пойдем, нужно поговорить, сынок, – добавила она. – Интересно, о чём это они будут разговаривать? – сказала Синицына. – Может, за что-то поругает? – предположила Ира. – У него сегодня День рождения, а кто ругает в та- кой день, – не согласилась я. – 355, 356, 357,– громко отсчитал Равшан. Потом за- кричал во все горло, – Ура! С колбасой закончили! Из раздаточного окошка высунулась голова повара тёти Гали. Она неодобрительно покосилась на нас. – Накрывайте, накрывайте столы. Второй завтрак скоро... А ты, крикун, возьми ещё кого-нибудь и дуйте быстро на склад, за стаканами. Принесите штук сорок, а то боя много... Но вот окончен второй завтрак, мы опять поставили стулья на столы вверх ножками, протёрли швабрами пол в столовой.Теперь у нас есть свободные тридцать минут. Школьный врач Роза Альфиятовна и молодая, смешливая медсестра Света снимают на кухне пробу – изо всех сил дуют на ложки и осторожно пробуют горя- чий, дымящийся борщ. – Что будем делать? – спрашивает Ира. – Я, например, в библиотеку, – говорит Синицына. – Мне Елена Борисовна обещала свежую «Юность» оста- вить. – Ну а я в физкультурный зал, – отзывается Равшан. – Посмотрю, как там наши в баскетбол гоняют. – Только не опаздывайте, – предупреждает Ира, – ровно без десяти час, чтобы все были на месте... 112

Я выхожу из столовой, чтобы размять ноги, обхожу спальный корпус и неожиданно вижу, что на моей люби- мой скамейке, рядом со старым островерхим тополем, сидит Пулат. Он сидит, откинувшись на спинку скамейки, его по- чему-то опухшие глаза закрыты, лицо напряжено и мне кажется, будто он старается оживить в памяти долгую цепочку барханов, идеально круглое, словно вычерчен- ное циркулем, раскаленное солнце, тонкий свист ветра, рябь на песке, одинокий куст саксаула, отбрасывающий короткую тень. – Я сегодня уезжаю, – вдруг говорит Пулат. – Насо- всем. – Как насовсем? – оторопело переспрашиваю я. – Звонили из дома. Отец сильно поранил ногу, вра- чи, говорят, нужна ампутация. А после отца в семье – я старший. – Может, всё еще обойдётся? – пытаюсь утешить его я. Он что-то хочет ответить, но отворачивается, и я вижу, как вздрагивают его плечи от беззвучных слёз. – Директор сказала, что я в любое время смогу воз- вратиться... А дома буду рисовать. Пустыню, верблюдов, людей... Маша, можно буду тебе писать?.. Хоть иногда? – Конечно. Обещаю сразу отвечать на каждое письмо. – Подожди меня здесь, я быстро,– просит Пулат и бежит в спальню. Я гляжу ему вслед и понимаю, как мне будет его не хватать... Пулат вернулся, протянул свернутый в трубку не- большой лист ватмана. Я развернула его, увидела свое лицо за дождевым стеклом. По стеклу медленно сползают дождевые кап- ли, оставляя за собой бороздки следов. Пасмурно, се- рые тени лежат у меня под глазами, прячутся в уголках 113

плотно сжатых губ. И я о чём-то мечтаю под аккомпане- мент дождя... Мы молча стоим на школьном дворе, смотрим, как Пулат садится в интернатовский «Москвич». С ним са- дится и Галина Римовна, чтобы отвезти на вокзал и по- садить на поезд. «Москвичёвский» мотор не желает заводиться, шо- фёр Боря, открывает капот, начинает проверять свечи. – Ребята, – вдруг вспоминает Синицына. – Мы Пулату на День рождения так ничего и не подарили! – Пусть каждый принесёт любимый рисунок... – не- смело предлагаю я. – Правильно! – поддержали меня все. – Вы только не уезжайте! Я тоже поспешила в спальню, и, выдвинув из-под кровати чемодан, в самом его углу нащупала острую грань. Мой талисман. Крошечный осколок небесно-голубого камня – лазурита. И, крепко зажав в ладони, попроси- ла: – Пожалуйста, помогай теперь Пулату. Во дворе шофёр Боря наконец завел мотор. Опер- шись на капот, он курил и терпеливо ждал, наблюдая, как со всех сторон протягивали Пулату рисунки. Космиче- ские корабли. Натюрморты. Зверей в зоопарке. Свобод- ные композиции. Изображения гипсовых масок, храня- щихся в учительской и с величайшей осторожностью выдаваемых на уроки. Рисунки ложились один на другой, превращались в большую стопку и хозяйственная Синицына, вытащив из кармана бечёвку, её перевязала. Пулат бережно взял рисунки, обернулся, посмотрел на меня. Тогда я шагнула вперед, раскрыла ладонь и про- тянула осколок небесно-голубого камня. – Талисман, – объяснила я. – На счастье. – Ну всё, ребята, – объявил шофёр Боря. – Нужно ехать, а то на поезд опоздаем. 114

Машина медленно тронулась с места, осторожно развернулась на школьном дворе, мы увидели, как Пулат опустил стекло, высунул голову и крикнул изо всех сил: – Я вас никогда не забуду!.. 115



Академконцерт Ясижу в родном двадцать четвёртом классе и ра- зыгрываюсь. Клавиша ми бемоль третьей ок- тавы западает и, пробегая арпеджио клавиатуру рояля, попадая на эту ноту, мой палец не находит привычной опоры. Прошло уже минут пятнадцать, как педагоги спус- тились на первый этаж в зал, и академконцерт, наверное, начался. Мне не хотелось, переминаясь с ноги на ногу, томиться в крошечном тамбурчике перед дверью зала в ожидании своей очереди. «Светка Алсуфьева играет сейчас сонату. Или этюд», – подумала я. Потом, как считалочку, быстро произнесла: – Алсуфьева, Богунова, Демакова, Икрамова, Исла- мова, Квасникова. Моя фамилия была шестой и это значило, что до са- мого окончания школы все академконцерты, экзамены, коллоквиумы, зачёты по гаммам, читке нот с листа всег- да будут приниматься в этом, раз и навсегда установлен- ном порядке: Алсуфьева, Богунова, Демакова, Икрамова, Исламова и лишь потом я, Квасникова. «Играть первой всё-таки лучше», – подумала я, представив, как Светка смело заходит в зал и потом, по- сле экзамена, вдруг начинает бледнеть и, обхватив рука- ми голову с пышными светлыми волосами, шепчет: «Ой, девочки, мне только сейчас страшно стало». 117

Я смотрю на ноты, стопкой лежащие на рояле. Сверху – толстый коричневый том с вытисненным на обложке выпуклым профилем Моцарта. Лицо его, за- думчиво и сурово. И мне кажется, что Вольфганг Ама- дей Моцарт напряжённо думает сейчас о том, как я, уче- ница Маша Квасникова, исполню на академконцерте его знаменитую сонату номер десять. Я беру ноты, медленно перелистываю страницы. За сонату я совсем не волнуюсь. Самые трудные места по- лучаются звонко и чисто. Я чувствую себя сухой и под- жарой, похожей, наверное, на маленькую антилопу, во время бега высекающую из каменистой почвы светлые искры. Как-то я рассказала про эти свои ощущения Вик- тору Константиновичу. Он улыбнулся, потом сказал: – Ты права. Во время исполнения никогда нельзя раскисать, нужно быть собранной, всё время думать, ду- мать, думать... – и добавил, – вот ты слишком форсиру- ешь звук, а эта соната должна звучать так, будто её ис- полняют на клавесине. Старинный инструмент клавесин я однажды видела на концерте в Консерватории. И удивилась. Его клавиши были черного цвета. – Ну-ка догадайся, – сказал Виктор Константинович. И видя, что я молчу, объяснил. – В те времена считалось, что изящные белые женские ручки лучше смотрятся на темном фоне. Поэтому, клавиши делали черными. Я опускаю руки на клавиатуру, смотрю на свои пальцы с обгрызенными ногтями – привычка, от которой не могу избавиться и думаю, как бы смотрелись на тём- ном фоне мои руки? Тогда, на концерте, меня поразило звучание клавесина, будто по хрустальной вазе провели металлической палочкой. Я долго добивалась похожего звука, много раз по- вторяла каждый пассаж, каждую ноту. И однажды Вик- 118

тор Константинович, улыбнувшись, поднял большой па- лец вверх... Задержавшись в учительской, Виктор Константино- вич прошёл в зал последним. Он сел, огляделся. Заведу- ющая фортепианным отделом Дамира Юлдашевна раз- ложила перед собой индивидуальные планы учеников, стопку экзаменационных листов, обернулась и, убедив- шись, что все педагоги уже собрались, сказала: – Ну что ж, начнём. Сегодня играют шестеро. Дема- кова заболела – её мать мне с утра пораньше позвонила, а Икрамовой педагог попросил перенести академконцерт попозже. – Девочка участвовала в соревнованиях, много уро- ков пропустила, – встрепенулась Горбунова, – даже вы- полнила третий разряд по шахматам. – Вообще-то наша школа профессионально учит му- зыке, – заметила Дамира Юлдашевна. – А если у Икрамо- вой преобладает шахматный талант, то может ей имеет смысл перейти в спортивную школу. Эту девочку мы тя- нем с третьего класса. – Ну если так ставить вопрос, – вздохнув, произнес- ла Горбунова, – то кто из наших учеников станет хоро- шим музыкантом? Единицы. А куда денешься? Тянешь и тянешь из-за нагрузки... Вот, например, Шаповалов – ни слуха, ни ритма... – Это ваш крест, – улыбнулась Дамира Юлдашев- на. – Доведёте его до четвёртого класса, потом переве- дём мальчика на дирижёрский отдел, легче и ему и вам станет. У дирижёров требования по фортепиано гораздо легче... Давайте начинать... Виктор Константинович, вы ближе всех к выходу сидите. Пожалуйста, пригласите Алсуфьеву. ...Я всё же не выдерживаю и медленно подхожу к двери в зал. – Кто играет? – интересуюсь я. 119

– Светка Алсуфьева, – сообщает Юля Богунова. И до- бавляет, – слышала Икрамовой и Демаковой сегодня не бу- дет, так что всё закончится быстро... Пойдёшь с нами в ки- но? На четырёхчасовой сеанс американский боевик крутят. – А билеты достанем? – Мальчишки обещали взять. – Квасникова, оказывается ты мою сонату играешь! Я оборачиваюсь. Милочка Хачатурян, прищурив- шись, недовольно глядит на меня. – Не твою, а Моцарта. Извини, а почему я не могу её играть? – Потому что играю её я! Милочка считалась лучшей пианисткой школы. И привыкла относиться к одноклассникам сверху вниз. Впрочем, у неё были на это основания. Я хорошо помнила, как месяц назад в школьный двор неуклюже въехал большой голубой автобус с над- писью «Телевидение» на боку. Выскочившие из него люди потянули в здание гибкие как змеи длинные про- вода, осторожно понесли софиты. Потом телеоператор долго усаживал Милочку за рояль, заходил справа, слева. Милочка играла Шопена, картинно откидываясь и зака- тывая темные с поволокой глаза, а затем, снисходительно слушала, как директор Людмила Алексеевна рассказы- вает, какая она, Милочка, талантливая, как добросовест- но относится ко всем без исключения предметам, актив- но участвует в общественной жизни школы и готовится к конкурсу пианистов... – Виктор Константинович, – Вам нравится, как Мила играет? – однажды спросила я своего педагога. Он задумался, потом ответил: – Мила, конечно, способная девочка. Но уверен, ты можешь играть гораздо лучше, – и добавил, – не оби- жайся. Пока ты похожа на утёнка из сказки Андерсена... Но вспомни, чем заканчивается эта сказка... 120

– Хочешь послушать, как я играю сонату? – вдруг неожиданно для себя предлагаю Милочке. – Пойдем в двадцать четвёртый класс. Милочка снисходительно кивает. Я села за рояль, коснулась клавиш. И, будто соску- чившись по тёплым человеческим пальцам, инструмент звонко пропел упругую тему – первые такты сонаты Мо- царта номер десять. «Вперёд, вперёд! – мысленно командую себе я. – Темп, темп, не смей раскисать!» И с кончиков пальцев, один за другим, срываются звуки, похожие на звучание старинного клавесина, будто по хрустальной вазе провели металлической палочкой. Я дослушала пока затихнет, пропадет последний звук, обернулась. Милочка сидела молча, потом криво улыбнулась и старательно-равнодушно заявила: – А не боишься, что твоё исполнение будут сравни- вать с моим? Ведь я играю после тебя. «Ей не понравилось. Ей, конечно не понравилось!» – решила я. И испугалась, что подведу Виктора Констан- тиновича. Ведь он так грустно сказал вчера вечером на последней репетиции. Сказал, смущаясь, стараясь не встречаться со мной взглядом: – Маша, я очень, очень надеюсь на тебя... Милочка пошла разыгрываться, а я, опустила крыш- ку рояля и прижалась к ней головой. Потом закрыла глаза... ...Луи Маршан подошёл к клавесину, чуть откинув- шись, осторожно присел на краешек обитого дорогим красным бархатом стула. Быстрым движением потёр друг о друга маленькие изящные кисти рук. Бах тоже посмотрел на свои руки. Широкие в ла- донях, с длинными пальцами, они очень были похожи 121

на крестьянские, привычные к любой работе. Могли сжимать рукоятку плуга, обтёсывать камни, строить дома. И ему вдруг показалось, что он, одетый в потрё- панный старый камзол, в немодном парике, выглядит странно в этом прекрасном зале, где собрались разря- женные придворные и сам король. По желанию короля Августа он всю ночь в тряской карете добирался сюда, в Дрезден, чтобы посостязаться с Луи Маршаном, из- вестнейшим музыкантом Европы. Маршан эффектно бросил руки на клавиатуру, и его пальцы, словно легкие бабочки, запорхали по клаве- сину, извлекая серебристые журчащие звуки. «Мюзет- та, дорогая Мюзетта, красавица Мюзетта» – мелодия весёлой французской песенки закружилась про залу. Не переставая играть, Маршан чуть повернул го- лову в завитом, надушенном парике, незаметно взглянул в зал. Как всегда, всё идёт прекрасно. Вот герцогиня с дорогим ожерельем на поблекшей шее, позабыв о ду- хоте, перестала обмахиваться веером, а его величество благожелательно постукивает по подлокотнику кресла. Сейчас он, Луи Маршан, проведёт тему этой песенки в басах, пробежит клавиатуру двойными октавами, следующую вариацию расцветит триллерами. И сейчас ещё раз покажет свое умение. Кто в Дрездене, и даже во всей Германии сравнится с ним, когда Франция при- знаёт его, Луи Маршана, первым музыкантом Европы! И король Август хорошо понимает это, раз предложил жалование в полторы тысячи талеров!.. Улыбаясь, Маршан кланялся аплодирующему залу и, направившись к королю, едва не задел какого-то человека в скромном чёрном камзоле, стоящего рядом с клавесином. – Великолепно, мсье Маршан, восхитительно. Мы весьма и весьма довольны, – произнёс король и неожидан- но добавил. – Теперь попросим показать свое искусство господина Баха. 122

Маршан недоуменно обернулся. Человек в черном камзоле, как-то основательно, совсем по-крестьянски, устроился за клавесином, заиграл первые такты прелю- дии. Её звуки, казалось рождались из самого сердца ин- струмента, заставляя, затаив дыхание, вслушиваться в каждую ноту, в каждый пассаж. «О-о-о-о!» – пронеслось по залу удивлённое воскли- цание. «Мюзетта, дорогая Мюзетта, красавица Мюзет- та» – изящная, как севрский фарфор, мелодия той же самой французской песенки, что играл Маршан, зазвуча- ла под пальцами Баха. И всем, собравшимся в этом зале, вдруг показалось, что музыка превратилась в молодую грациозную девушку. Она присела в церемонном поклоне, и в её блестящих глазах жили грусть, радость, ожида- ние счастья... Луи Маршан насторожился. Какая неслыханная до- селе манера игры! Он, Луи Маршан, объездивший многие города Франции и Италии, никогда не встречал подоб- ного. А что за смелые модуляции, величественная гармо- ния. Непостижимо! Фантастично! Он наклонился к стоящему рядом разряженному вельможе, спросил: – Кто это? – Веймарский органист Иоганн Себастьян Бах. А Бах порывисто встал из-за клавесина, быстрыми шагами подошел к французу. – Господин Маршан. Мне приятно познакомиться с таким даровитым музыкантом, как вы. И беру на себя смелость пригласить к дружескому состязанию на органе. Потом вынул из кармана камзола карандаш, бы- стро набросал на нотном листке несколько строчек. Произнес, протягивая листок Маршану: – Вот тема для импровизации. Соблагоизволите соз- дать свою. 123

– Господа, господа, какой превосходный ждет нас за- втрашний вечер! – громко сказал один из королевских придворных. – С разрешения вашего величества пригла- шаю всех в свой дом. Там, кстати есть прекрасный орган. – Что ж, мы с удовольствием посетим сие друже- ское состязание двух достойных музыкантов, – произ- нес король Август... Луи Маршан удобно вытянул ноги, откинулся на сиденья. Карета катила быстро и четвёрка свежих сильных лошадей с каждым мгновением уносила его все дальше и дальше от Дрездена. Маршан посмотрел в окошко кареты. Стояло ран- нее утро, но на полях уже трудились крестьяне. Оде- тая в лохмотья маленькая девочка лет пяти погоняла хворостиной худую корову с обломанным рогом. Корова упиралась, не хотела идти и, задрав морду вверх, громко мычала. «Как бедны крестьяне в Германии, – подумал Мар- шан. – Хотя и во Франции они не намного богаче». Он вздохнул. Совсем неплохо приобрести имение какого-нибудь разорившегося аристократа. С лесом, лугами, речкой, удобным домом и, конечно, несколькими деревеньками. А, главное, дворянский титул. Маршан представил, как заметив его карету с пыш- ным гербом на дверцах, крестьяне снимают шапки, низ- ко кланяются. Да, чёрт возьми, приятно быть обладателем гром- кого титула. Граф де Маршан. Маркиз де Маршан. Гер- цог де Маршан. Как это ласкает слух! Он уже приглядел себе имение в Пикардии. Со ста- ринным замком. Речкой, змеящейся между лугами. И что- бы купить его, принял предложение короля Августа. Полторы тысячи талеров жалованья – огромная, неви- данная сумма! 124

Маршан до крови закусил губу. И откуда только на его пути взялся этот Иоганн Себастьян Бах! Органист из какого-то заштатного го- родишки. Но... Нужно признать, в этом городишке живет действительно гениальный музыкант. Маршан вздыхает опять. Нет, он поступил правильно, что не стал дожи- даться состязания, а ранним утром, наняв карету, втай- не покинул Дрезден. На его репутацию первого музыкан- та Европы не должно лечь ни единого пятна. А поместье... Ну что ж, он, Луи Маршан, умеет терпеливо ждать. Сейчас он отправится в Мадрид. И его величество король Испании, конечно, с радостью примет его на службу... ...Я удобно села за рояль, попробовала педали, и вдруг этот тесный физкультурный зал, где вдоль стен стоят шведские стенки и свисает с потолка толстый ка- нат, на котором так здорово раскачиваться, медленно за- кружился, поплыл, и я, ученица седьмого класса Маша Квасникова, оказалась перед старинным клавесином. Его клавиши были черны, как ночь. Я положила на них руки, улыбнулась, подумала, как, наверное, эффектно выглядят они на темном фоне, и взяла первые ноты знаменитой сонаты Вольфганга Амадея Моцарта номер десять. 125



КОШКА ХАРЛЕЙ-ДЭВИДСОН Вызов Мы чинили Сашкин велосипед, когда увидели во дворе чужих ребят. Их было двое. Впереди шел высокий парень в пёстрой ковбойке и кроссовках на босу ногу. Другой, плотно сбитый и коренастый, се- менил чуть сзади, размахивая спортивной сумкой. – Да это же ребята с десятого квартала, – удивлённо сказал Сашка. – Что им нужно? Пришедшие направились прямо к нам. – Здорово, – сказал высокий и пожал Сашкину руку. – Кто у вас самый главный? – У нас все главные, – отозвался Артём. – Ну раз так, тогда мы ко всем дело имеем. Говори, – он обернулся к коренастому. Тот важно выступил вперед, достал из сумки свер- нутый в трубку лист бумаги, развернул и громко прочёл: – Вызов! Футбольная команда десятого квартала вызывает вас на матч. А раз хвастались, что играете луч- ше всех, обещаем сухой счет 10:0 в нашу пользу. Всё! – А 25:0 не хотите? – возмутились мы разом. – Так принимаете вызов? – Принимаем! 127

– Тогда завтра в пять часов на пустыре за детским садом. И они ушли... – Ребята, у них очень сильная команда, – сказал Сашка, – я видел, как они играют. А лучший форвард – этот высокий. Его еще «Витя-Больница» называют. Он на игру всегда с чёрной повязкой на левой ноге выходит. – Зачем? – удивился Толик. – У него такой сильный удар, если в кого мячом по- падет, сразу в больницу ложиться нужно. А повязка для предупреждения. Мы переглянулись. – А по какой системе они играют? – опять спросил Толик. – По системе сборной Бразилии. Мы вздохнули. – Да, влипли, – грустно сказал Толик. – Что же де- лать? Может, откажемся играть? – Как можно? Нас потом засмеют, трусами обзывать будут, – заявил Артём. – Нет, нужно что-то придумать. Мы замолчали и начали думать. Так сильно думать, что даже голова заболела. И тут Толика осенило. – Ура! Придумал! – радостно закричал он. – Нужно Дачкина пригласить! – А кто это? – поинтересовался Артём. – Ну даёшь! – удивился Сашка. – Ты что, Дачкина не знаешь? Дачкина-профессионала? – Почему профессионала? – У него прозвище такое. Он только за марки играет. – За какие марки? – Ты что, маленький? Тебе всё объяснять нужно? Приходишь к Дачкину, просишь: «Дачкин, сегодня матч, будешь за нас играть?» А он говорит: «Гоните два блока Бурунди, или там серию фауна и флора Сингапура тогда 128

буду». А иначе ни в жизнь не будет. Его многие пригла- шают. У него даже расписание за кого играть на целый месяц вперёд расписано! – Где же достать такие марки? – Давайте у Марины попросим. Ей отец из Индии присылает. И мы пошли к Марине... Дверь открыла Маринина бабушка. – Марина музыкой занимается, – сообщила она. – Ей еще полтора часа на пианино играть. Вот тогда и при- ходите. Она хотела закрыть дверь, но Сашка выступил впе- ред и произнёс трагическим шепотом – Серафима Степановна! На карту поставлена честь! – Что, что поставлено? – испугалась Маринина ба- бушка. – Какая честь? – Наша, Марины и ваша тоже! Серафима Степановна выпустила ручку двери и тоже шепотом спросила: – Случилось что? Говори сразу. – Понимаете, – начал Сашка, – нам прислали вызов. И если его не принять, подумают, что струсили. А чтобы выиграть, нужны Маринины марки. Вот! – Только и всего, – обрадовалась Серафима Степа- новна, – я уж чёрт-те что подумала. Сейчас Марину по- зову. Музыка в соседней комнате прекратилась и к нам вышла Марина. – Бабушка мне всё рассказала, – сообщила она грустно и вздохнула. – Если очень нужно, я, конечно, марки не пожалею. – Марина, – сказал Толик, – бежим скорее к Дачки- ну, а то его ещё кто-нибудь переманит. – Я только переоденусь и марки возьму. Вы пока меня во дворе подождите... 129

Марина догнала нас у выхода со двора. В руках она держала завернутый в газету кляссер с марками. – А у тебя блок Бурунди есть? – поинтересовался Артём. – И флора и фауна Сингапура? – У меня только индийские, – ответила Марина, – мне их папа из Индии присылает. – Что он там делает? – Мосты строит. Недавно в штате Керала знаете ка- кой большой мост построили? Об этом даже в газетах писали! Марина развернула газету, раскрыла кляссер Мы взглянули и обалдели. Таких марок мы не ви- дели никогда в жизни. Марки были всех размеров: боль- шие и крошечные, треуголки, ромбы. А что на них было изображено! Многорукие танцующие боги, прекрасные дворцы, слоны, обезьяны, птицы с роскошным оперени- ем. Всего и не перечислишь! Мы помолчали, а потом Сашка сказал: – Если за них Дачкин десять голов не забьёт, пере- станьте меня уважать... В доме Дачкина лифт не работал, и мы пешком по- топали на седьмой этаж. Из-за двери доносились звон- кие удары мяча. – Это Дачкин тренируется, – с уважением произнес Сашка. – Он, когда вырастет, за «Спартак» играть будет. Говорят, его уже персонально пригласили. Мы робко постучали. Дачкин был одет в трусы и сине-гранатовую фут- болку клуба «Барселона». Он посмотрел поверх наших голов и спросил: – Чего пришли? – По делу, – ответил Сашка. – Завтра сыграешь за нас? – Завтра? – переспросил Дачкин. – Нет, завтра не могу. 130

Мы с надеждой посмотрели на Марину. – Ну, Дачкин, ну, миленький, – выступила она впе- рёд. – Нам очень нужно... Хочешь, за это я с тобой в кино пойду? – Нет, – снова отказался Дачкин. – Вы идите, а то мне еще удар «сухой лист» отрабатывать. – Ничего не поделаешь, – зашептала Марина, – при- дется марки отдавать... А мы тебе марки принесли, – до- бавила она громко. – Если плохие, назад несите, я и смотреть не буду. Но Марина уже раскрыла кляссер. Дачкин подался вперед, глаза его заблестели, он вы- нимал марки из «гнёзд», осторожно засовывал обратно, вытаскивал вновь. – Откуда у вас такие? – наконец, спросил он. – Марине отец из Индии прислал. Не выпуская кляссера, Дачкин почесал затылок, по- думал и сказал: – Согласен. Где игра будет? Мы обрадовались. – На пустыре, за детсадом, в пять часов. Дачкин почему-то опять задумался и наконец отве- тил: – Ладно, приду прямо туда... На следующий день весь 5«Б» жил только предсто- ящим матчем. Толик, Артём и даже Марина чертили в тетрадях сложные схемы с подключением вперёд край- них защитников. Севка с третьей парты предложил ис- пользовать систему «Дубль В», но она была сразу отвер- гнута, как устаревшая. Севка обиделся и больше советов не давал. На перемене к нам подошел Валера Ниязов из 6«А». – Ребята, – сказал он. – Наш класс тоже за вас пой- дет болеть. Только вы сами себе хуже делаете. 131

Мы насторожились. – Перед игрой отдыхать нужно. «Спартак», напри- мер, в Тарасовке отдыхает. Другие команды тоже. А вы что? За сегодняшний день у вас накопилась, наверное, страшная моральная усталость. Мы посмотрели друг на друга. – Действительно, – неуверенно произнес Артём. – Какие-то мы бледные. – Вот-вот, я же говорю,– подтвердил Валера, – вам сейчас отвлечься необходимо. Сходите в кино, набери- тесь положительных эмоций. Потом игра сразу пойдет. И мы сбежали с последнего урока в кино... Моральная усталость отпустила нас без десяти пять, когда мы пришли на пустырь за детсадом. Болельщиков собралось очень много. Они стояли вокруг пустыря, громко переговаривались и размахива- ли руками. Увидев нас, наши девчонки разом загалдели, а кто-то затрубил в пионерский горн. Мы сложили портфели в кучу и начали переодевать- ся. К нам подбежала Марина. – А Дачкина ещё нет, – волнуясь, произнесла она. – Подождём немного, – предложил Толик. – Он же обещал. – Ну, ребята, пора начинать! – к нам подошёл судья матча Сергей Таранов из девятого класса. – Мы не можем, – сказал Артём. – У нас самого сильного игрока нет. В команде десятого квартала зашумели: – Если не можете, так и скажите! Нужно их сразу дисквалифицировать! – Делать нечего, – произнес Сашка. – Пошли, ре- бята! И мы вышли на поле. Вдруг послышался шум и, расталкивая зрителей, к нам подбежал Дачкин. 132

– Еле успел, – радостно сообщил он. – Весь день сегодня над тактикой думал. Вот что, самое главное – отдавайте мне мяч, а остальное дело техники. – Все поняли? – строго сказал Сашка. – Как кто за- владеет мячом, сразу отдавать Дачкину! И тут судья дал свисток... Первые минуты матча сложились для нас неудачно. «Витя-Больница», с чёрной повязкой на левой ноге, сра- зу повел мяч прямо к нашим воротам. Он обвел Артёма, потом Севку и ворвался в штрафную. – Толик, выходи навстречу! – крикнул Сашка. – Сам выходи. Я в больницу не хочу попадать! «Витя-Больница», не встречая сопротивления, про- бежал еще немного и спокойно закатил мяч в пустые ворота. – Ура! Гол! Давай, еще! – закричали чужие болель- щики. Наши девчонки притихли, а горн сразу замолк. Мы начали с центра поля. – Мяч! Мне мяч! – крикнул Дачкин и рванулся по краю. Артём верхом сделал ему передачу. Дачкин, головой мягко сбросил мяч на ногу и технично обыграл защит- ника. Наши болельщики немного ожили. Дачкин обвел еще одного. – Дачкин, давай! – заволновались девчонки. – Ми- ленький, давай! Дачкин на бегу помахал им рукой и затанцевал с мя- чом. Таких финтов мы никогда еще не видели. Его тело изгибалось под самыми невероятными углами, мяч, буд- то привязанный невидимой ниткой, подлетал вверх, уда- рялся о бедро, колено, голову и не опускался на землю. И наши и чужие болельщики затопали ногами, за- свистели от восторга. Дачкин остановился, взял мяч в руки и поклонился зрителям. 133

– Игра рукой! Штрафной! – завопили соперники. Хотя мы всей командой построили стенку, «Витя- Больница» сильным ударом забил нам ещё один гол. В этот момент раздался свисток. – Конец тайма, перерыв! – объявил судья... Мы стояли в окружении мальчишек и девчонок и утирали пот. – Тактически неправильно играете, – заявил Ва- лера Ниязов. – «Витю-Больницу» персонально опекать нужно! – Его буду опекать я! – решительно сказал Сашка – Молоток! – поддержал Дачкин. – Ты его жёстче, жёстче держи, а главное, мне мяч отдавайте! – Сашенька, – заволновалась Марина. Может, не нужно тебе его опекать? У него же удар сильный! Со всех сторон нам надавали столько советов, что в конце концов мы запутались... Весь второй тайм мячом владел один Дачкин. Он обводил двух, трех игроков подряд. Но почему-то ничего не получалось. Пока он обыгрывал одного, второй опять догонял его и вступал в борьбу. От злости мы даже позеленели. – Дачкин, пас! – орали мы хором. – Дай пас! Но он и не думал расставаться с мячом, и все про- должалось снова и снова... В самом конце игры Дачкин помчался к воротам. Он вышел один на один с вратарем, обыграл его, и вдруг, изо всех сил послал мяч далеко в сторону. – Нечестно! – закричал Сашка. – Это ты нарочно де- лаешь! Дачкин повернулся к нам. – Не нравится, я и уйти могу, – сказал он. – Ну и уходи! – закричали мы. – Уходи, профессио- нал проклятый! 134

После матча мы возвращались домой молча. На- строение было таким, что и не расскажешь. Страшная моральная усталость, наверное, опять одолела нас. Мы уже почти дошли, когда увидели, что нас ждут ребята из команды десятого квартала. К нам подошел «Витя-Больница» и сказал: – Давайте, по-честному. Дачкин с нас тоже марки взял. Сначала мы остолбенели, а потом рассмеялись. – Так переиграем? – предложил «Витя-Больница». – Завтра, в пять, на том же месте, – ответил Сашка за всех нас. 135



Клакеры На перемене Марина сообщила: – А мне на сдачу в магазине лотерейку дали. – Ну-ка, покажи, – заинтересовался Артём. Марина достала дневник, вытянула из-под обложки лотерейный билет. – Серия 037, номер 124349, – прочитала она. – Дай сюда, – потянулся за ним Сашка. – Сейчас скажу, выигрышный или нет. Он взял билет и начал сосредоточенно нюхать. Сна- чала понюхал одну сторону, потом другую и сказал: – Пустой он. Не выиграет ничего. – А зачем нужно нюхать? – удивилась Марина. – Ты что, не знаешь? Выигрышный билет всегда бен- зином пахнет. Если хочешь выиграть машину или мото- цикл, лотерейку нужно выбирать по бензинному запаху. – Дай, посмотрю, – сказал Артём. Он взял у Сашки билет и сразу сказал: – Да, здесь надеяться нечего. – А ты какую примету нашел? – поинтересовалась Марина. – Вот смотри! Видишь, номер из шести цифр. Пер- вые три в сумме дают семь, а последние – шестнадцать. Несчастливый он. Лучше сразу выкинь, или подари кому-нибудь, чтобы не расстраиваться... – Как жалко, – огорчилась Марина, – а хорошо было бы выиграть машину или мотоцикл. 137

– Ребята, – вдруг сказал Толик, – родители обещали купить мне мопед. – Не может быть, – не поверил Сашка. – А нельзя, чтобы тебе мотоцикл, как у Киану Рив- за купили, ну того, кто в «Матрице» играет? – спросила Марина. – Ребята, – грустно сказал Толик, – мне обещали ку- пить, если только я в музыкалке с пятёркой в следующий класс перейду. – Ну и перейди, – сказала Марина, – это же так просто. – Это тебе просто, – обиделся Толик. – а у меня кисть зажатая и с памятью плохо. Проклятую сонату наизусть никак выучить не могу. – На мопеде можно на рыбалку ездить, – мечтатель- но сообщил Артём, – и весной за тюльпанами. – Да что рыбалка, – сказал Сашка, – на нём путеше- ствовать можно. Весь мир посмотреть! – Как нам все завидовать будут, – удовлетворённо прибавил Артём. – Ты, Толян, не бойся. Племянник мо- его крёстного в автомастерской работает. Если в мопеде что-то сломается, он любые запчасти достанет! – Толик, а ты будешь меня катать? – спросила Ма- рина. – Я сошью белое платье и буду разъезжать с тобой по городу. Это ещё в одной американской картине было. – Да отстань со своими киноартистами, – сказал Сашка. – Ты что, не слышала, что ему ещё пятёрку полу- чить нужно. – А когда экзамен в музыкалке? – поинтересовался Артём. – Неделя осталась, – вздохнул Толик. – Ни за что не успею. – Нужно успеть! – строго сказал Сашка. – Ну всё, Толян, теперь ты у нас под контролем. Кино и футбол отпадают. Мы каждый день к тебе заходить будем, про- верять. А Марина с тобой по музыке позанимается. 138

– Вот ещё, – обиделась Марина. – Мне самой в драмкружок на репетиции надо и по литературе должны спросить. – А кто на мопеде по городу разъезжать хотел? Не станешь Толяну помогать – близко к мопеду не подой- дёшь! – Ребята, – жалобно попросил Толик. – Мне и мопе- да уже не хочется, ну его к чёрту. Я же не выдержу целую неделю без кино и футбола. Но мы настояли на своем... После уроков мы проводили Толика до дома и под- нялись к нему. Он открыл крышку пианино, достал ноты. Марина уселась на стуле рядом с ним, а мы устроились на диване, под большой японской гравюрой. Толик начал играть какую-то пьесу, похожую на большой разноголосый хор, дошел до середины, сбился и вздохнул. – Ты что остановился? – спросил Артём. – Да не выходит ничего. На осень, наверное, останусь. – Только не волнуйся, – попробовала успокоить его Марина. – Начни сначала. Толик начал сначала. – А что напоминает тебе эта музыка? – вдруг спро- сила Марина. Толик надолго задумался, потом сказал: – Ничего не напоминает. – Как ты не понимаешь! Эта музыка похожа на теа- тральный спектакль. Вот здесь, в начале, – она ткнула пальцем в ноты, – действующие лица только знакомятся, а ты гремишь изо всех сил. – Сашка, пошли на кухню, – шепотом произнес Ар- тём. – Вы занимайтесь, занимайтесь, – быстро добавил он. – Мы вам просто мешать не хотим. Мы вышли на кухню и плотно прикрыли дверь. – Чего это она про театр начала? – спросил Сашка. 139

– Наверное, так нужно, – пожал плечами Артём. – Марина же отличница, а про искусство столько знает, что даже учителя удивляются. – Всё-таки нам самим тоже нужно что-нибудь при- думать, – задумчиво сказал Сашка, – какое-то техниче- ское средство... Может записать Витькину программу на магнитофон? Попросить студента консерватории сыг- рать и пустить вместо Витьки запись? – Если бы он за занавеской играл. А так не полу- чится. – А если какого-нибудь отличника под Толика загри- мировать? – неуверенно предложил Сашка. – Скажешь тоже, слушать смешно... Ладно, катим по домам. Маринка усидчивая, часа два с Толиком зани- маться будет. Они осторожно открыли дверь и на цыпочках прош- ли через комнату – Как ты можешь ничего не знать про театр? – го- рячо говорила Марина, сверкая глазами. – Это же так интересно! Вот, например, раньше были люди, которые могли провалить самый лучший концерт, или наоборот, сделать так, что самая слабая опера или пьеса имели громкий успех! Артём вдруг остановился посреди комнаты и заин- тересованно спросил: – А что это были за люди? – Клакеры. Их специально нанимали, – сказала Марина. – Этих клакеров ещё в фильме про Иоганна Штрауса показывали – Артём, ты что там застрял? – с лестничной пло- щадки крикнул Сашка. – Ладно, – попрощался Артём с Толиком и Мари- ной. – Завтра в школе увидимся... – Кажется, есть одна идея, – обрадованно сообщил Артём. – Только нужно продумать всё, как следует. 140

– Что продумать? – поинтересовался Сашка. – Стой, ты куда заворачиваешь? Нам же в другую сторону нужно. – В библиотеку. Хочу про одних людей подробнее узнать. Клакерами называются... Все оставшиеся дни мы тщательно разрабатывали блестящую артёмовскую идею. Но Толик ничего об этом не знал и честно готовился к экзамену в музыкалке... В день экзамена мы стояли возле музыкальной школы. – Боюсь я, ребята, – пожаловался Толик. – Пока из дома на автобусе ехал, не боялся, а сейчас боюсь. Зря, наверное всю неделю занимался. – В зал! Проходите, товарищи, в зал! Начинаем, – пригласила всех какая-то учительница. – Ты только соберись,Толян, соберись и сыграй без ошибок, – сказал Артем. – Считай, мопед уже у тебя в кармане. Зал был почти заполнен. Поодаль сидели чьи-то мамы, папы и бабушки, а комиссия устроилась отдельно, за длинным столом, покрытым зеленой скатертью. Мы прошли вперёд, почти к самой сцене и устрои- лись в третьем ряду. Сначала играла какая-то малышня и не было ничего интересного... Когда, наконец объявили фамилию Толика, он по- явился на сцене такой бледный, что мы даже испугались и, чтобы его подбодрить, слегка похлопали. Толик сел за рояль, начал первую вещь. Играл он не очень хорошо, даже остановился в двух местах, а окон- чив пьесу, достал из кармана платок и вытер вспотев- ший лоб. Марина вполоборота повернулась к залу и громко произнесла томным голосом: – Сколько чувства в этом исполнении! – Действительно, – поддержал её Артём, – редчай- шая интерпретация композитора Баха!! 141

– А какая блестящая техника, – добавил Сашка. – Любой виртуоз позавидует!!! Несколько человек удивлённо посмотрели на нас, а мужчина в очках, сидевший в комиссии, даже привстал со стула. Толик глубоко набрал в легкие воздух и заиграл сонату. Мы изо всех сил старались показать, как нам нра- вится его игра. Артём наклонился вперед, обхватил голо- ву руками, раскачивался из стороны в сторону, все время громко повторяя: – Просто гениальное исполнение! Как поет инстру- мент под его пальцами! Вот потенциальный победитель конкурса Чайковского!!! Марина смотрела на сцену вос- торженными глазами, каждую минуту громко вздыхала и повторяла: – Как эта игра трогает душу! Сашка показывал сразу два больших пальца и огля- дывался, приглашая людей из других рядов тоже востор- гаться Толикиной игрой. – Вы считаете, у мальчика в самом деле есть способ- ности? – произнесла полная женщина, сидевшая рядом с Сашкой. Она перестала обмахиваться газетой, достала из су- мочки шоколадную конфету и отправила в рот. – Конечно, есть! И ещё какие! – повернулся к ней Сашка. Он хотел ещё что-то добавить, но вдруг запнулся и попросил: – Одолжите, пожалуйста, газету. Хоть на полчаса. – Газету? – переспросила женщина. – Ах да, в ней интересная статья о нравах канадского профессиональ- ного хоккея. – Обязательно прочитаю, – поспешно пообещал Сашка и сунул газету в карман. А Толик уже закончил играть и встал из-за рояля. Тут-то мы и начали ему аплодировать. Мы хлопали не 142

жалея ладоней, так, что они побелели, а потом покрас- нели. Мы аплодировали и кричали изо всех сил: «Браво, браво, бис! Анатолию Кондратьеву пятёрку!», а Сашка вдруг нечаянно крикнул «Россия, вперед!» и испуганно замолчал. Мы аплодировали, оглядываясь на зал, приглашая присоединиться к нам. Но все почему-то молчали, не- доуменно пожимая плечами. И только полная женщина, которая дала Сашке газету, лениво похлопала несколько раз и достала ещё одну шоколадную конфету... После экзамена мы вышли в коридор и стали ждать отметку Толика. – Кондратьев Анатолий, – наконец, объявил кто-то из комиссии. Мы вернулись в зал и насторожились. – Видно, что Кондратьев занимался лишь послед- нюю неделю. Отсюда и результаты. Оценка – три. – Плакал наш мопед, – грустно произнес Сашка. – И почему не получилось, мы же всё по-научному дела- ли? – и вдруг, вспомнив, спросил Марину, – лотерейка с тобой? У меня газета с таблицей есть. – Вдруг мы мопед все-таки выиграем? – с надеждой сказал Артём. – Не может быть, чтобы сразу в двух мес- тах облом. – Ой, я билет дома забыла, – огорчилась Леночка. – Постой, постой, – сказал Артём, – я и так помню. Номер – 124349. Серия 037. И мы стали искать этот номер в газете. – Есть! Вот наш номер! – закричала Марина и по- казала пальцем на середину столбца. – Выиграли!!! Смо- трите, что написано – ракетка для настольного тенниса! – Да, – произнес Артём. – Это, конечно, не мопед. – Я знаю, что нужно сделать, – сказал Сашка. – У те- бя, Марина, рука счастливая. Купи новую лотерейку... Только выбирать все равно нужно по бензинному запаху. Верная примета! 143



Эффектный торт с малиновым снегом Артём вышел из школы и остановился. Домой идти не хотелось. Он оглянулся, посмотрел на большие электрические часы, висящие на троллейбусной остановке. Часы показывали двадцать минут третьего и Артём вздохнул. До шести, когда он договорился с ребята- ми погонять в футбол на пустыре за детсадом, оставалась ещё пропасть времени. И вдруг увидел, как к нему бежит Толик. – Привет, – сказал Толик, стараясь отдышаться. – Ты что сейчас делать собираешься? – Не знаю, – честно признался Артём. – Тогда пошли ко мне. Нужно торт испечь. – Какой торт? – удивился Артём. – Эффектный, с малиновым снегом. У матери день рождения и нужно испечь ей торт. Ну, как подарок. По- можешь? – Легко сказать, поможешь! Ты когда-нибудь торты делал? Подари лучше духи. – Духи все дарят. А торт гораздо оригинальнее. Вот, смотри! Толик достал из кармана аккуратно сложенную га- зетную вырезку. На ней большими буквами было напе- чатано: «ВЕЛИКОЛЕПНОЕ УКРАШЕНИЕ К ИМЕНИН- НОМУ СТОЛУ!» И чуть ниже: «Огромной популярностью в Европе пользуется новинка кулинарии ЭФФЕКТНЫЙ ТОРТ 145

С МАЛИНОВЫМ СНЕГОМ. Простота изготовления и прекрасные вкусовые качества делают его желанным для любого торжества. Фирменным рецептом делится знаменитый болгарский кондитер Петко Петков». Дальше следовал рецепт. – Действительно, – удивился Артем. – Я и не знал, что по рецепту всё так просто делается. – Я же говорил! – обрадовался Толик. – Мы, запро- сто, этот торт за час испечём. Пошли быстрее! – Ладно, – согласился Артём. – Только в шесть меня ребята на пустыре ждать будут. – Не бойся, успеешь, – махнул рукой Димка... Они пришли к Толику домой и сразу принялись за работу. – Хорошо растереть 150 граммов сливочного масла с тремя столовыми ложками сахарной пудры, – прочел Артём начало рецепта. – Толян, где масло? Ты его пока растирай, а я пудру делать буду. Толик достал из холодильника брусок масла и уди- вился: – Замёрзло, так замёрзло, топором не разрубишь! Артем секунду подумал и предложил: – Давай немного на сковородке подогреем? Толик зажег газ и вывалил масляный брусок на ско- вородку. – Сахар на верхней полке возьми, – прибавил он. Артем протянул руку, вытащил пачку рафинада. – Ты что, сахар-песок не мог купить? – рассерженно произнёс он. – Да ладно, сейчас мы его запросто в сахарную пуд- ру превратим. Толик вытащил мясорубку, привинтил к столу, за- сыпал в нее, наверное, полпачки рафинада, налёг на ру- коятку. Мясорубка взвизгнула, закряхтела, ручка чуть поползла вверх и намертво остановилась. 146

– Дай помогу, – предложил Артём и тоже вцепился в ручку. В мясорубке раздался треск. Она с трудом, рывками перемалывала сахар. На газовой плите вдруг раздалось шипение. Вместо большого плотного масляного бруска по сковородке рас- теклась мутная лужица, которая плевалась во все сторо- ны горячими брызгами. – Быстрей газ выключай! – крикнул Артём. – А то совсем масло сгорит! Толик бросился к плите, но вдруг остановился и отчаянно начал тереть кисть правой руки. – Обжёгся, чёрт! – сказал он. – Сунь под холодную воду, – посоветовал Артём. – Он боком пробрался к плите, выключил газ. Сковородка, на которой ещё совсем недавно лежал большой масля- ный брусок была совершенно пуста. – Ладно, – произнес Толик, – обойдемся без масла. – Только полезнее будет без лишнего холестерина. Он вытащил руку из-под крана, встряхнул её. – Вроде прошел ожог, – сказал он, добавил, – что там дальше в рецепте? – Последовательно прибавить два желтка, 200 грам- мов муки и порошок ванилина, – прочитал Артём. – Это запросто! – обрадовался Толик – Вот мука, ванилина сколько хочешь. И яйца есть, – он уже вдохно- венно разбивал яйца в миску. – Ты что делаешь, повар?! – закричал Артём. – Нуж- ны же одни желтки! – Вот промахнулся, – сказал Толик. – Ничего, я их сейчас ложкой отловлю. Непослушные желтки сначала выскальзывали из ложки, потом расплылись оранжевым озерком. – Все равно отловлю, – пообещал Толик и достал две голубые трубочки. 147

– Для коктейля, – сообщил он, протягивая одну Ар- тёму. – Давай оттягивать! – Что? – не понял Артём. – Белки. Через минуту в миске появились пузыри. – Ты в какую сторону дуешь? – возмущался Артём. – Ты же от себя дуешь! – Они во внутрь не тянутся, – оправдывался Толик. – Трубочка слишком тонкая. – А-а, ладно, – сказал Артём. – Кончай оттягивать, так муку засыпем. Только ванилина побольше добавим – мне его запах нравится. Они засыпали в миску с яйцами муку, пять пакети- ков ванилина, потом развинтили мясорубку. – Что-то сахарной пудры мало смололось, – заметил Толик. – Давай тогда рафинада добавим – всё равно в духовке он в пудру превратится. Что там ещё в рецепте написано? – Тесто выложить в форму и выпекать до золотисто- го цвета в духовке, – прочитал Артём. – Это мы запросто, – сказал Толик, вылил содержи- мое миски в форму, засунул в духовку и включил её на полную мощность. Артём уселся на стул, погладил себя по животу. – Слышу голодное урчание, – сообщил он. – Может малины съесть для аппетита? Я у тебя в шкафу целую банку видел. – Нужно ещё малиновый снег сделать! – спохватил- ся Толик и потянул к себе рецепт. – Белки слегка сбить, добавляя сахар и малину. Он осторожно разбил два яйца и вилкой вытянул белки. – Сахар только кончился, – сказал Толик, – весь ра- финад в торт ушел. 148

– Давай сбивать так, – согласился Артём Они добавили в яичный белок малину и начали усердно работать сбивалками. По кухне летал малиновый снег! Вдруг из духовки повалил дым. С каждой секундой он становил гуще и темнее. – Ой, – закричал Толик, бросаясь к духовке. – Мы про торт совсем забыли! Он выключил духовку, открыл дверцу плиты и из неё сразу же потянуло кислым запахом горелого теста. Толик полотенцем обхватил форму, вытащил из ду- ховки и поставил на стол. Эффектный торт почему-то получился крошечным и совершенно чёрным. – Ты подгреби этой штукой, – Артём снял со стены изогнутую металлическую лопаточку. – Со всех сторон подгреби – он и вывалится из формы. Толик пошуровал лопаточкой со всех сторон, потряс форму, но торт держался как влитой. – Прилип, что ли, – сказал Артём. – Дай я. Он изо всех сил начал трясти форму, потом взял мо- лоток и, перевернув форму, долбанул им по днищу. От формы отвалился крошечный кусочек, с при- липшим квадратиком рафинада, почему-то коричневого цвета. – Да-а, – протянул Артём, – такой торт не будет эф- фектно смотреться на именинном столе. Он подумал и предложил. – Давай малиновый снег доедим, а потом другим блюдом займёмся. В твоём холодильнике я селёдку ви- дел. Отварим к ней картошку – вот это и будет «велико- лепное украшение к именинному столу!» Давай, а? 149