Янтарный берег

Анатолий Балицкий А то заносчивые прусы, Прибалтов в ярости сметя, Уже поглядывают к Руссам, Мечами у кольчуг вертя. И раздражённое пространство За все столетья: – как же так? Ведь тут стреляли луки, танки, А это вовсе не пустяк? Очищен берег не волною, А смыслом мирного житья. Так долго не было покоя, Так часто плакало дитя… И все давно здесь бастионы Кровями питаны насквозь. Мелькали люди, копья, кони, Стреляли пушки через злость. В апреле, в близком сорок пятом Советский воин крикнул: «Всё! Хватило нам войны, ребята, За всех, на всех, здесь мир спасён!» На пятый форт присел средь камня И, самокрутку закурив: «Теперь вернусь к жене и к маме! И как нам всем хватило сил?» …Под красным знаменем шеренги Фронтовиков святых идут К реке Преголя… Форта стенки – Минуты памяти – их чтут. 101

Янтарный берег Парад сердец Война… Как много в этом грусти. И Кёнигсберг-Калининград Всех от себя нас не отпустит, Пока не сходим на парад. Здесь есть моих детей частица, Отец жены тут воевал. Нам тесть рассказывал: «Не спится, когда во сне бушует шквал». У форта пятого гвардейцы Ломали лютого врага, Сражались зло фашисты-немцы, Свинцом кипели берега. Апрель. Девятое. Всё стихло. Фашисты были пленены. И тесть присел в разбитых числах, В осколках давящей войны. И мысль вспорхнула высью чистой: «Дошли, почти что до конца…» Отцы! Спасибо! Жизнь, как выстрел, Приют последний для бойца. Калининград – красивый город! Форпост Российских тут земель. Он нам, живущим, очень дорог. Врагов здесь ждёт лишь только смерть. 102

Анатолий Балицкий А мирный город у залива Устроил для сердец парад. И светит солнце в день игриво – В цветущий наш Калининград! Прадеду Мусину А. М. - от моей внучки Юлии… 103

Янтарный берег Калининград – янтарный город! Как говорят – хорош собой! Как пишут – он совсем не молод, Стоит над гулкой мостовой. И входит в федеральный округ, В котором – Вологда моя. Там чайка, верю, лишь на оклик Взмахнёт крылами, как и я. И полетим мы с нею вместе Над этой русскою землёй. Вдвоём мы будем петь ей песни За мир на свете и покой. Мой прадед Мусин краснофлотцем Здесь шёл под пули сквозь апрель В том сорок пятом, где найдётся И бескозырка, и шрапнель. Пехота падала под взрывы, Стрелял навстречу Кёнигсберг, Но краснофлотцы в том порыве Шли на форты всё вверх и вверх. И был повержен старый город? Освобождён! От вражьих сил. Разбит наш злейший страшный ворог, О том наш дед медаль носил. Мы с чайкой, время не теряя, Присели к вечному огню. Спасибо, Деды! Погибая, Вы прекратили ту войну. 104

Анатолий Балицкий Калининград – счастливый город! От прадеда – в душе со мной. Он, как и я, сегодня молод, Живёт над праздничной весной. Переправа… Погост открылся предо мною Такой внезапной тишиной, Что я прочувствовал спиною: Невдалеке шёл страшный бой. Рвались снаряды, пули свистом Пугали неба синеву. Подбитый танк дымил ветвисто, И гильзы сыпались в траву. Держала холмик полурота, Лишь пятьдесят родных бойцов. Война – тяжёлая работа Для сыновей и для отцов. Сражались долго – двое суток, Погибли на высотке все. Похоронили их под утро В окопной братской полосе. А через годы в этом месте Часовня выросла с плитой: Здесь погибали рядом-вместе И лейтенант, и рядовой… 105

Янтарный берег Молюсь в рассвет неутомимо, Читаю буквы на плите: Акаев, Мухин, Репин, Климов… Все пятьдесят, как на холсте. Погост. Деревья. Гладят травы Внизу у буковок плиту. Бойцы держали переправу К нам – в обновлённую версту. Развилка судьбы Не найден последний остывший осколок Далёкой, но близкой ушедшей войны. Горел возле леса убитый посёлок. Надежды горели, разлуки и сны. А сколько снарядов, патронов прольётся Слезами кровавыми в жуткий закат? И кровью заплачет горячее солнце, И кровью умоется в ночь листопад? Прицел шестьсот метров – развилка дороги. Развилка судьбы? Два снаряда в руках. И сорокопятка. За Родину! С Богом! И эхо последнее в жизни: - Ба-бах… 106

Кира Тим Кира Тим г. Санкт-Петербург Кира Тим – непрофессиональный литератор, регалий нет, в союзах и обществах не состоит, ученых степеней не имеет. Родилась в 1983 году. По профессии – педагог. Везде, где просят биографию, пишет две строки. Считает, что ее личность весьма неприме- чательна. Но, мы те, кто есть! Зато, она очень милый человек. Просто сказка Утро. Солнышко в глаз пробивается. Упорно мой глаз утру противляется. Спать хорошо! Желудок во сне не кричит кашалотом. Во сне я богат, за мной женщины ротой. Жить тяжело. С тех пор, как король наш поехал с катушек, И запер народ по своим развалюшкам, Живем, как в аду. Охота – нельзя, хлеб посеять – запрет. Не у кого даже украсть мне монет, На оброк, да еду. Скоро заставит ходить в простыне, Что там творится в больной голове, Кто его знает. Скоро все следом умом потекут. Надо бежать! 107

Янтарный берег Надо подумать куда, и где деньги достать. Помню я пару баек.. Дед мне рассказывал, край один есть, Тридевятое царство, янтаря там не счесть! Все сверкает богатством! Город там – с трех сторон от земли: Сверху – люди, снизу – мир троллей, Русалки – в водах. Мост волшебный, который впотьмах Сбежать все стремится в небеса. Моря запах. Деревья ночами в волшебном саду Танцуют друг с другом кадриль до упаду. Мне б туда бы. Но дед говорил, туда не попасть. Вокруг того места – гоблинов рать Твердолобых. Ни злых, ни добрых людей не пускают. Надежно свой край от чужих охраняют. Просто так не пробраться. Пешком не пройти. Даже море блюдут! На лодки с портов огнями плюют. Как добраться? Рассказывал дед, один умный пострел Орла оседлал и на нем полетел. Орел, как увидал, Куда он летит, со страху бросился в море. Акулы сожрали обоих. Так и пропал.. Но лучше уж в море как корм сдохну я, Чем здесь подыхать от безумств короля! Я решил! Я иду! Но сразу вот так, в акулию пасть Желания мало как-то попасть. Как же быть? Я подумаю. С орлами общаться я не умею. 108

Кира Тим По морю – ладьи никакой не имею. Не добраться пешком. С одной стороны лишь никто не пробовал: Через низ в подземный мир города. Почему бы нет? Ну, а что?.. Сделать огромный подкоп и проникнуть В подземное царство, а там – как-нибудь. Идея отличная! Только копать самому – слишком сложно. Способ ускорить процесс быть точно должен! Есть мысль приличная! Нужен мне преогромный червяк, чтоб копать. Он вперед поползет, будет землю жрать, Я – за ним в рытвину. Где мне такого большого достать червяка? Я знаю! Из соседского зада быка Вытяну. План прекрасен, пойду исполнять. Сосед мне еще спасибо сказать Должен. Бык его будет отныне здоров, Достану червя, и в путь я готов. Все не так уж сложно ........................................................... Как я достал червя из быка, писать я не буду. Надеюсь, я сам очень скоро это забуду! Фуууу... Но вот уж вторую неделю в пути с ним. Все ближе к заветной цели подходим. Слышу шум. Последний глоток мой сделал червяк И лопнул от пережора, бедняга! Волной взрывной Снесло последнюю преграду-стену, И оказался я в городе подземном. Чудо чудное! 109

Янтарный берег Весь город – сплошной лабиринт. Повсюду Шныряют тролли. Надеюсь, есть меня не будут. Авось, пронесет. Сейчас на себя налеплю я грязи, Чтоб выглядеть, как эти мрази. Готово. Вперед! Куда идти, в душе не чаю, – Система хитрая какая! Хожу кругами. Я чувствую себя Тесеем, вот только вероятно Ушла в обидах Ариадна... К своей маме. Я помню в Фесе заблудился. Блуждал три дня, в итоге я женился, Чтобы жена Оттуда вывела меня. То город – только для своих. Брать в жены тролля неохота, но нет идей других. Да и не так уж и страшна Троллиха эта.. долгий путь пришелся кстати. Не хуже марокканской, – не видно ж ничего под платьем. Да и поем на свадьбе. ......................................................... Три месяца семейной жизни, не так уж много, если учесть награду. Я наверху... я это сделал!... морской вдыхаю аромат. Не знает, жалко, батя.. Прекрасен город! Если б был, жил б здесь бог. Воистину. Дворцы заморской красоты вкруг. И люди... наконец-то люди. Таких прекрасных дев давно я не видал. Таких спокойных лиц давно не наблюдал. Вдыхаю свежий воздух грудью. И чудо света – пирамида из янтаря Мерцает мягким бликом на меня. То явь, не небыль! И вправду, город сей ВОЛШЕБНЫЙ!!!!!!!! 110

Алексей Бочаров Алексей Бочаров г. Евпатория Алексей Бочаров – актер, чтец, испол- нитель, режиссер, сценарист, поэт-пе- сенник. С супругой Еленой создали творческую группу – «Алексей и Елена Бочаровы». Яв- ляются авторами, соавторами и исполни- телями песен и музыкально-поэтических композиций, которые испол- няются на концертах, звучат в Эфирах РТ, широко представлены на различных интернет-ресурсах. Неоднократные победители Всероссийских и Республиканских кон- курсов. Награждены Дипломами и Почётными наградами. Выпущены альбомы, сборники, компакт-диски. Поклон и память С Великим праздником, друзья, с Днем Великой Победы! И всем павшим в Отечественную войну, и уже ушедшим от нас Светлая память и низкий им поклон, как и Ветеранам ныне живущим! Всем участникам и свидетелям Великой Победы посвящается! День Победы! Все дальше и дальше от нас эта дата, но мы помним, какой ценой нашим отцам и дедам досталась она. «Праздник со слезами на глазах» остается самым лю- бимым и дорогим: трагичным и скорбным, но в тоже время и светлым праздником… К счастью, еще живы ветераны, отцы или деды – живые герои и свидетели Великой По- 111

Янтарный берег беды. Но всё меньше остается их, живых героев и свиде- телей той Великой Победы. В феврале 2018 года ушел из жизни отец моей супруги Елены – потрясающий тесть, Ио- сиф Исаакович Найштут, которому и посвящена эта работа. Заслуженный Ветеран Войны, боевой летчик-истребитель, кавалер многих орденов, медалей и Государственных на- град, замечательной души человек, активный обществен- ный деятель и почетный наставник молодежи. После во- йны служил лётчиком, работал на производстве и долгое время возглавлял Совет Ветеранов Центрального района Города-героя Волгограда. Это наша общая история: история каждой страны, исто- рия каждой семьи. Вряд ли найдется семья, которую не коснулась бы война. У кого-то воевал дед, у кого-то отец, сын, муж. И мы еще и еще раз чтим память: приводим де- тей и внуков к вечному огню, рассматриваем ордена и ме- дали и о каждой из них рассказываем и передаем истории из поколения в поколение... Давно закончилась война, Давно с нее пришли солдаты – Горят как раны, ордена, Горят, как памятные даты. За Брест, Москву, за Сталинград, И за блокаду Ленинграда, За Керчь, Одессу и Белград – За все осколки от снарядов. А по ночам вам до сих пор Бои под Бугом где-то снятся, И «Мессеры» строчат в упор, И фронтовое снится братство… 112

Алексей Бочаров И в майский день, в заветный час С друзьями встретиться спешите,- Но с каждым годом меньше вас, И вы за это нас простите… Что не умеем вас сберечь, Что не залечим ваши раны, И лишь на место этих встреч Приходят внуки ветеранов. Давно закончилась война, Давно с нее пришли солдаты, Горят, как раны, ордена, Горят, как памятные даты. Вам, всем, кто вынес ту войну – В тылу иль на полях сражений, Принес победную весну – Поклон и память поколений! 113

Янтарный берег Ольга Бажина г. Москва Ольга Бажина – член МСРП, член МГО Союза писателей России, член Клуба ав- торской песни «Ностальгия», член ЛИТО «ФИЛИ», член редколлегии ЛИТО «Поиск», руководитель литературной студии «От- кровение», участник проекта «Библиотека современной поэзии», проекта «Живое сло- во», альманаха «Горизонты». По специальности – преподаватель английского языка. Лауреат многочисленных литературных конкурсов. О янтаре «Защитой от болезней» встарь Назвали солнечный янтарь! Привет от солнца на ладошке С добром протягиваю Вам! Мне море бросило к ногам Расколотого солнца крошки. В пучине пряча их веками Как драгоценное руно, Как золотой песок, оно, Водою остудило пламя, Что тлело в камня глубине, И успокоило на дне. Когда ж янтарь через века Из глубины, с морского дна Выносит на берег волна, 114

Ольга Бажина Берет художника рука И душу в камень сей вдыхает, Янтарь как будто оживает, В нем солнца свет издалека Свой плен покинуть поспешает. Ему художник разрешает, Пиля его, шкуря, шлифуя И каждый взмах руки смакуя, Из щебня мутного, расколотого Рождая «Северное золото»!* *Янтарь называют «Северное Золото» 115

Янтарный берег Наталья Шабло г. Химки Наталья Шабло (Тимофеева) – поэт и переводчик. По первому образованию фи- лолог, владеет шестью языками. Второе образование – экономическое. Стихи пишет с детства. Публиковалась в периодической печа- ти, в коллективных сборниках и альма- нахах. Участник слета молодых писателей «С веком наравне».Участник, финалист и дипломант проектов «Поэт года», «Эми- грантская лира», «На земле Заратуштры», «Русский стиль». Призер фестиваля «Арфа Давида-2020». Отмечена медалью им. Анны Ахматовой и медалью «Георгиевской ленты». Автор поэтических сборников «Листья на воде», «Настежь», «Я здесь была». Метод Сидорова О, город-крепость, город-колыбель, О, Пруссия – душа милитаризма! Ты помнишь тот немыслимый апрель? Год сорок пятый и конец фашизма? На обожжённых камнях твоих стен Война печать оставила навеки, Чтоб выработать новый антиген В прошедшем ад советском человеке. 116

Наталья Шабло На Кёнигсберг был армии приказ. Но как разрушить силу укреплений? Когда она скрывается от глаз В подземной мощи прусских поколений. Был артобстрел. И кровь текла рекой Из раковин ушных у наступавших. Но ни один не пропустил свой бой, Навеки их с тем городом связавший. Апрель в цвету. И всем хотелось жить... Кто верить мог, что доживёт до мая? Но с Родиной сильнее смерти нить Бойцов связала, силы придавая. И раскалялись до красна стволы У минометов, гаубиц и пушек. И заполнялись адской смесью рвы, Лишались рощи и дома макушек. То красным заревом фортов взлетала пыль, То серым облаком бетонных мощных дзотов. Непобедимость – сказка или быль? - Когда подвергнут ярости народов, Тех, кто священным объявляют бой... - Хотя, ведь всё могло пойти иначе? И может, не было бы нас с тобой При кёнигсбергской общей неудаче. Шарлоттенбург – мощнейший из фортов, Был гаубицам даже не под силу. Не поддавался злополучный ров, Не покорялась мощь стены тротилу. 117

Янтарный берег Но батальон, сто семьдесят и пять, Саперный, что рванулся в ад кромешный, Не думал рук в бессильи опускать: Кирпич стены не может быть безгрешным! Был командир на выдумку богат. Он – Сидоров. Иван. А это значит, Что он – исконно русский и солдат, Который ход войны переиначит. Знал Сидоров, когда доставил груз, Какую заложить тротила дозу, С трофейной миной заключив войны союз, Чтоб враг увидел Сидорову козу! Был взрыв. И идеальный штурм и шторм. Был бой, на Сталинградский так похожий! От уставных отказывались норм, Была лишь смерть. Для всех живых. ...и всё же, Иваном русским оказался взят Столь неприступный пятый форт-опора! Он полыхает, пламенем объят. Выходит враг наверх в дыму позора. Разносится благая битвы весть: Путь на слиянье армии свободен! Хоть всех геройских подвигов не счесть, Саперский оказался путеводен. И он подхвачен в батальонах вмиг – Невыполнимых миссий не бывает! ...Геройский парень Ваня-фронтовик В историю под пулями шагает. 118

Наталья Шабло Взят Кёнигсберг. Звезда не зря дана. Ещё одна – на боевой пилотке. А на висках белеет седина. - Война стреляла по прямой наводке. Но ощути сейчас счастливый миг, Тот, за который воевали деды. Взят Кёнигсберг. И будет взят Берлин! И в воздухе – не гарь, а дух Победы! Кто к нам с мечом... – С тем краток разговор. Мы не приемлем силу и угрозу. И показать готовы до сих пор Геройских дух и Сидорову козу! *** Скворцы поют, черемуха цветет. И небо на лучи тепла скупится. Ах, этот високосный трудный год... И с этим тоже надо примириться. Пусть серость, и ветра из лужи пьют. Пусть тишина без песен о Победе. Но лишь бы мирным оставался люд, И не было войны на белом свете! Чтоб бывший друг не стал тебе врагом, Не преступил себя из-за присяги. Чтоб не подняться на него бегом, Испив военной горечи из фляги. Чтоб не бросать обжитых городов, От гула просыпаясь на рассвете. Чтоб никогда в подвалы из домов Не прятались испуганные дети. 119

Янтарный берег Пусть лучше в безымянной тишине Там, за окном, в цветах живёт Победа. За тех, кто пал. Кто выжил на войне – Сто горьких грамм... И помолчим про это. Детство на ладони Сохраните то, что не сохранно, Что песком сквозь пальцы норовит. Тикают часы легко и странно, Как читая древних книг иврит. Кто же вздумал их гонять по кругу – Стрелок заострённые концы? Но бегут они послушны трюку, И звенят чуть слышно бубенцы... Прочь уносит тройка. От начала. Млечный путь – как карта всех дорог. Как же быстро остаётся мало Времени для самых лучших строк! Как бы оглянуться не старались – Нет, не мы с кукушкою на ты. Вон, смотри, на стрелки намотались Две тобой непройденных версты! Вот и всё, что из чудес осталось, Да лесной клубники аромат. - Словно на ладони детство сжалось В капли ягод много лет назад... 120

Наталья Шабло У эха мамины повадки... У эха мамины повадки: Оно за мною наблюдает, Пока карандашом в тетрадке Душа неопытно рыдает. Пока все незабудки неба Я рву неистово, тревожно, Оно отрывисто, нелепо Кричит: «Не надо, осторожно!» «Ау!» – Я с ним не одинока. Не отмахнуться мне, подростку. Вдаль манит горная дорога По грозовому перекрёстку. Попутчики не знают страха – Они любители азарта. Нам гор распахнута рубаха В переплетении жаккарда. Нас ждёт немало горных кряжей, Обвалов, троп непроходимых. А эхо, словно мама, машет, Вослед перекрестив любимых... 121

Янтарный берег Штрихи весны Весна. И трели у скворешен. Набухших почек мягкий вид. Вот молодится вербой леший, Достав пушистый реквизит. Вот мать-и-мачех первый вызов С пригорка ободряет дух: Конец зиме! Ты – жив, ты выжил! Ты – бит, небитых стоишь двух. В бескрайнем торжестве живого, Прищурясь, на реку глядишь. И горло прорывает слово, И ты всей синью дня звенишь! *** Как летучая мышь трепещет, Ультразвуком простор пронзив, Так пространство закрытое хлещет В карантинный сосуд-эксклюзив. Завсегдатаи одиночеств, Мы по разным материкам Вглубь сетей дневником кровоточим, Спуск по дантовым начав кругам. Мы – обрывки, и мы – цитаты. И листает афиши Фейсбук: Мы поэты? Нет, мы – солдаты, Не сложившие в горестях рук. Мы рисуем, поем и рифмуем, Ультразвуком транслируя клич: За живое в живых повоюем, Подложив пандемии кирпич! 122

Наталья Шабло Эти руки – они для объятий. Край крыла обмакнув в облака, Крепкий спирт удаленным собратьям Разливает по строчкам рука. ...Обжигают сознание цифры. - Не сдаваться, не здесь, не сейчас! Ничего нет целительней рифмы И молитвы за всех из вас. Дождь по мостовой... Дождь по мостовой – не удивительно. Серый контур города промок. Вот прохожий на бегу стремительно Мне отвесил зонтиком кивок. Все бегут – ручьи, машины, улица, Время, мысли, капли по лицу. Намокая, белый лист сутулится, Подводя заведомо к концу Так и не написанной истории Наблюдения за дождем мои, Как плывут нелепо в акватории Люди-шлюпки, люди-корабли... 123

Янтарный берег Виктория Черкасова г. Кумертау Виктория Черкасова родилась в Кумертау в 1997 году. Серебряный призёр международной литературный премии «Золотое перо Руси». Победитель международного конкурса «Мост в будущее» (2020 г.), победитель межрегио- нального конкурса «Сестра таланта». Здесь был Кант или Таинственный город Калининград… Бродил здесь Кант. Загадочный мыслитель… Немножечко здесь каждый бард… Здесь каждый сочинитель… Калининград как край земли. Как сказка. Как мечта легенда… Ты душу города пойми! Ты понял уж, наверно, Её. Хоть и не до конца Калининград прекрасен! Он словно притча мудреца: Красив. И чуть прекрасен. 124

Виктория Черкасова Янтарный город Янтарь на золото похож. И город есть янтарный – Калининград – России брошь, А так же рыцарь славный… «Сегодня» каждый день на час Задерживает город В России. Кёнингсберг сейчас Солиден, а всё ж молод… Летите же сюда скорей… Ну, иль хоть на «заставку» Поставьте город янтарей, Ведь он ворота в сказку! Замкам Калининграда В Калининграде замки есть Средневековья дух здесь бродит. На замки стоит посмотреть Ведь где-то в замке сказка ходит. Калиниград, а этот город Иной эпохой дышит ведь... Калининград и стар, и молод. Его всем стоит посмотреть! 125

Янтарный берег Виктория Север г. Санкт-Петербург Виктория Север (Михайлова) роди- лась в Якутии. Проживает в Санкт-Пе- тербурге. Работает в Генконсульстве Швейцарии. Дипломант II степени Международ- ной премии в области литературного творчества для детей «Алиса -2019» в номинации «Сказочные стихи». Публикуется в интернет-ресурсах (Международный поэтический альма- нах «45-ая параллель», Литкульт, Стихи.ру, Поэмбук), в сборниках «Ан- тология живой литературы» и сборниках издательства Перископ. Приняла участие в благотворительном выпуске аудиодиска для де- тей «Маленькие сказки – 2017». Ни слова о войне Дед Яша справа, слева — деда Лёня. Морщины, папиросы, леденцы, Усталость стариковской хрипотцы. Я — маленькая, с шариком зелёным, Обмотанная шарфом, будто ком. Они приходят, пахнут табаком. Смеются, мол, опять на лето внучка. — А где снежинки, что ж не привезла? И плавятся три месяца тепла Под солнцем, как молочные тянучки. Ползёт в атаку пепел на столе, Орёт из телевизора Пеле, 126

Виктория Север Деды из кресел вторят, я за ними. Так на войне, наверное, орут. Ни слова о войне. На пять минут На кухню, по сто грамм трофейных примут. — Вот, был бы внук, то с нами бы на пруд, А внучек на рыбалку не берут! Берут! И на рыбалку как в разведку Уходим на рассвете, как тогда — Дед Лёня мчит в товарных поездах, Дед Яша на коне. Родные дедки! Обнять бы вас, уткнуться носом в нос, Чтоб снова каждый мне конфет принёс, Чтоб дрогнула в стаканах «Изабелла», Услышать речь скрипучую, до слёз, И в комнате пусть дым от папирос. Чтоб каждый год ко мне весна летела, Как деды — в поездах и на коне. Всё о весне. Ни слова о войне. 127

Янтарный берег Связной Продуваемый метелью, встретит пули серый холм, Наши тощие шинели выпирают кадыком. Мы идём продрогшим полем, время скорчилось войной. Мы – казнящие пароли, и никто здесь не герой. Нам доверили работу – защищать и убивать, И победного исхода не подарит благодать. Мы, изодранные в клочья, на прожорливой земле Исчезаем горькой ночью в одиночном патруле… …Я теперь живу на туче, на подстанции связной, Пара новеньких скрипучих крыльев реет за спиной. Я почти что главный ангел, в поднебесные войска Преждевременно призвали и сказали: «Навсегда». Знаю, скажете устало: «Не до ангелов сейчас», Из небесного портала вам бы демонов спецназ. Крылья новенькие срежу и, минуя блокпосты, Вашим ангелом надежды я срываюсь с высоты. Голос В портовых городах, в глухой периферии Мой голос прозвучит, скандально и взасос, Срываясь на дискант, на приступ аритмии, На выкрик из толпы, набатный звучный “SOS”. Он – рифма, консонанс, мелодия для флейты, Ударит спектром чувств осеннего листа, До боли, до черты шкалы по Фаренгейту, Конечно, если есть какая-то черта. 128

Виктория Север Он будет там, где вам, возможно, станет туго, Где помощь не висит на каждом фонаре, Мой голос постучит в разбитую фрамугу И что-нибудь расскажет о счастье и добре. Вы вспомните тогда насущный запах жизни И терпкий вкус парного, с дождинкой, молока. Он будет верен вам, ему ведь только свистни, Знакомый голос мой, надтреснутый слегка. 129

Янтарный берег Проза 130

Евгений Колобов Евгений Колобов г. Краснодар Евгений Колобов родился на Кубани в семье отставного военного, прошедшего всю ВОВ. Служба в Советской и Россий- ской армии, аналитический склад ума и участие в военных действиях в «горячих точках» по всему миру дала богатый жиз- ненный опыт. Автор военного, детектив- ного и приключенческого романа. Прусский «пирог» Ну, и гнилой здесь климат. Восточная Пруссия. Колыбель германской военщины. Ветер постоянно приносит сырые туманы, когда тумана нет, сыпет мелкий дождь со снегом. Он такой мелкий, что отличается от тумана только большим количеством воды. К вечеру вся эта дрянь замерзает. От сырости можно спастись только внутри печек. В род- ном Севастополе, как в любом приморском городе, зимой сыро, но тут перебор. Мы здесь третью неделю, а надоело… Теперь я понимаю, почему прусаки всю историю с кем-то воевали — искали, где посуше. Располагались мы на восточной опушке леса, совсем недавно последней немецкой линии обороны, перед го- родом-крепостью Кёнигсберг. Пехотинцы на танках ловко просочились ночью через эту линию, отсекая её от города. Контратаки подавили в зародыше. Фашистам осталось два пути — сдаться или пытаться проползти в крепость. Вооб- 131

Янтарный берег ще такое положение войск характерно для всей Восточной Пруссии. Назвать можно «слоёный пирог». Красная армия, взломав стратегическую оборону в Прибалтике, рванула на запад, обходя очаги сопротивления, оставляя в тылу довольно крупные гарнизоны противника. Ключ к Прус- сии — Кёнигсберг. Возьмём город-крепость — стотысячная группировка немцев будет блокирована на Земландском полуострове. Наконец-то по снежному супчику добрёл до комбригов- ского блиндажа. Восемь ступеней вниз по скользким до- скам, толкаю дверь, набираю в лёгкие воздуха для доклада и попадаю в рай. Занавеска, отделяющая «кабинет» ком- дива от «приёмной», откинута. Командир отдельной брига- ды полковник Шпорт сидит в торце стола на табуретке, от жара печки-буржуйки сабельный шрам, делящий его лицо на несколько частей, ало краснеет. Между колен зажата металлическая труба с лапкой для починки обуви. Полков- ник лично подбивает свои сапоги! — Товарищ. . . — Ладно, заходи, садись, старлей. Вопросы у меня к тебе. Почему ты, помощник начальника штаба полка, два дня на- зад вместо наводчика по дотам стрелял? — Я с сорок первого до училища два года наводил. На «Зверобое» войсковые испытания проводил. Лучше меня никто в полку не стреляет, а тут ювелирная работа нужна. Быстро и точно в амбразуру. — Так ты три дота уговорил тремя снарядами?! — Расчёты хорошие, слаженные, товарищ полковник. — Сверли дырку, представлю на «Отечественную войну» первой степени. — Служу трудовому народу! — я нарочно ответил ста- рой формой, предполагая, что именно эта форма наиболее близка командиру. 132

Евгений Колобов — Товарищ полковник, извините, вы сами сапоги ремон- тируете? — Сапоги сам товарищ Сталин себе ремонтирует. Под мелкую работу думается лучше. Полковник Шпорт был старым другом товарища Стали- на ещё по Гражданской. Он и тогда командовал бригадой, только кавалерийской. В штабе стоял телефон прямой свя- зи с Верховным. Был у старого комбрига пунктик, не позво- лявший ему перейти в генеральский статус. Образование. Закончил он два класса церковно-приходской школы и ка- тегорически отказывался учиться. «Я», – говорил Шпорт, — «царских академиков-генера- лов в капусту крушил, зачем мне ещё учиться?!» Сталин неизменно просил очередных руководителей оставить в покое старого рубаку. Как и кто решил поста- вить его на генеральскую должность, да ещё и одного из самых передовых родов войск, для нас это была загадка. Сказать по правде, «старик» дурных приказов не отдавал, всегда выслушивал заместителей, а снабжение поднял на немыслимую высоту. — Вопрос второй, лейтенант, я тут знакомился с личны- ми делами, ты ведь Тимофеевич? — Так точно! – Дальнейшее направление разговора, мне стало понятно. — Вы, товарищ полковник, с отцом, в де- вятнадцатом году Первые командирские курсы в Москве заканчивали. Фамилия у вас редкая, я запомнил. Батя про вас рассказывал. — Гриша! — Шпорт позвал адъютанта.— Занавеску опусти и всё, что положено на стол! — Тимоша жив? — На Дальнем Востоке снайперов готовит, а вот братиш- ка младший под Нарвой без вести... 133

Янтарный берег — А у меня двое сыновей… Помянём потом, давай за Победу! Генеральский коньяк приятно удивил мягкостью вкуса. — Хорош коньячок у вас, товарищ полковник. — Ладно, сынок. Зови меня Фомой Лукичом. Армянский. Сам (он показал пальцем вверх) пьёт и меня не забывает. — Вишь, как, со всего курса красных командиров мы с твоим батей вдвоём остались, кто погиб, кто курву речи- стую — Тухачевского наслушался, военный переворот с ним готовил, только Кобу никто перехитрить не сможет. Давай за Сталина, да и прикончим мокрое дело. Сейчас Чапаев с комиссаром придут — не будем их смущать? — Не будем, Фома Лукич. Выпили стоя, про промокшие ноги я как-то забыл. Были вопросы про мать и отца, рассказывал пока не пришёл полковник Чапаев вместе с замполитом. — Расскажи, старлей, как ты без потерь три дота раз- долбал. — Не совсем раздолбал, товарищ комбриг, я только по- пал в амбразуры, выбил прислугу. Все форты соединены подземными ходами, солдат новых пришлют. — Обученных из рукава не вытащишь. Да нам и не нуж- но всё разрушить. Задача ослепить сектор, дать возмож- ность подрывникам и огнемётчикам подойти вплотную, по- дорвать и сделать проход внутрь системы, тогда весь узел фортов к чёрту! Хочу выполнить задачу и людей сохранить, потому вас позвал. — Чапаев, почему у Колобова позавчера не было даже раненых? — Рядом танкисты стоят, договорились с их ремонтными мастерскими. На три бронетранспортера по правым бор- там приварили крючки, навесили танковые траки, броне- вые листы. Колобов с разведчиками выбрал позицию. Три 134

Евгений Колобов броника с пушкой выскочили перед фортом, стали в линию правыми бортами, под их прикрытием орудие подготови- ли, зарядили, по команде машины в стороны, выстрел и к следующему доту. — Кто придумал? — Он, — показал на меня Чапаев, — и придумал. — Т-а-к, — Шпорт растянул три буквы секунд на десять, – соседи — это полк тяжёлых танков. Попробую с ними до- говориться. Тяжёлый танк — не кустарная самоделка, да и огнём прикроют. Тут я влез: — Товарищ полковник, по танкам артиллерия огонь от- кроет — не дадут развернуться, лучше с хитринкой, только немцы не дураки. Два раза один фокус может не пройти. — Лады, горячиться не будем, обмозговать нужно. — Комиссар, почему Колобов кандидатский срок выхо- дил, а в партию не принят, не достоин? — Так я в полку человек новый, ещё своего мнения не сформировал. — А погибшему за Родину большевику — коммунисту, твоему предшественнику, ты не веришь? — Виноват. — Виноват, исправляй, — пресек дальнейшие объясне- ния Шпорт. — До штурма провести партсобрание, принять всех, кто достоин. На смерть солдат должен идти со спо- койным сердцем, зная, что страна ему доверяет и надеется на него. Иван Васильевич, поощрить твоего ПНШ нужно. — Так точно! — За форты я представление подписал, а «за мозгу» дам тебе, старлей, разрешение на посылку. Отправить родите- лям есть чего? — Найдётся, спасибо, товарищ полковник, только как? 135

Янтарный берег — Завтра к семи утра сюда. Возьмёшь пятерых бойцов, полтора десятка пленных немцев. Отведёшь их сюда, — пальцем показал на карте место, — там сдашь под расписку, там же почта, военторг, купишь себе что-нибудь сладкое. К двадцати часам доложишь об исполнении. — Есть, товарищ полковник. — Гриша, заверни из моих запасов две единицы для отца старшего лейтенанта и разрешение на посылку выдай, а ты отпиши от кого коньячок. — Обязательно напишу, спасибо товарищ комбриг, раз- решите идти? — Чапаев, задержись, Гриша вызови командира второго полка. Командиры остались разрабатывать тактические приё- мы, а я побрёл по талому снегу собирать свою первую по- сылку и заказы в военторг. Собственно, кроме эсэсовского кожаного пальто мне посылать нечего, заверну в него ко- ньяк и аля-улю. Утром у блиндажа комдива уже топтались с дюжину пленных и пятеро бойцов. — Становись! — скомандовал сержант. — Товарищ старший лейтенант, пленные в количестве четырнадцати душ и команда конвоирования пять бойцов разведвзвода готовы начать движение, – доложил сержант. Я махнул рукой: — Знаю, Веситаев, кто докладывает. Завтракали? — Так точно, сухой паёк получили и на Вас тоже. Нравился мне этот сержант-чеченец. Лёгкий кавказский акцент по душе. Спокойная рассудительность нравилась. Как он двигался легко и пружинисто, словно зверь, всег- да готовый к прыжку. До войны техникум сельскохозяй- ственный закончил. Несколько раз хотели его в училище послать — отказался: 136

Евгений Колобов —Русски плёхо понимаю, — нарочно коверкая язык, от- вечал начальным людям. Командир разведвзвода, не горя желанием лишится такого бойца, всегда его поддерживал. Мол, бестолковый горец, пока ему растолкуешь, язык сотрёшь, но смел до от- чаянья. Остальных разведчиков я не знал, но вид у них быва- лый. Форма подогнана, ножи, фляги. По большому запасно- му диску к автомату на сто патронов. Малый рожковый на двадцать прищёлкнут к Томпсону, я такой же взял. Автомат так себе, средненький, не лучше ППШ, хотя по надёжности почти не уступает. Большое преимущество, че- тыре вида магазинов и любой диск или рожок подходит к любому Томпсону. А к ППШ два диска выдаётся и запросто может к другому не подойти. Пацаны и женщины клепают, что с них спрашивать! За каждый автомат банку тушен- ки, самолёт союзничкам золотом придётся платить, хоть в рассрочку, но платить! Союзники, мать их, пока не испуга- лись, что мы до Ла-Манша дойдём, вместо Второго фронта тушенкой отделывались. Дорого нам эта война обойдёт- ся. Полстраны самой обжитой разрушено. Народу самого плодовитого перебито. Сейчас уже двадцатитрёх-двадца- типятилетних почти не встретишь — выбиты, а война ещё не кончилась. Проклятый Гитлер, только жить нормально стали. . . , да и не один Гитлер, чтобы замполиты не говорили о подневольной Европе, по чешским, французским танкам я сам стрелял. Румыны, венгры, турки, болгары, французы, шведы, норвеги, финны, испанцы, португалы, итальянцы. Войсками, техникой, продуктами, ресурсами все с Гитле- ром. Даже поляков, воюющих на стороне фашистов, гораз- до больше, чем Войска Польского. Все надеялись откусить от Страны Советов. 137

Янтарный берег Возьмём Кёнигсберг, Будапешт, Вену и сразу все эти шавки антифашистами станут, товарища Сталина в укром- ное место целовать выстроятся. Пленных осмотреть. Солдаты как солдаты. Трое в наших сапогах. — Иса, — подозвал Веситаева, — троих распатронили? — Только сапаги, командыр, что ж пабэдытэлям в худом воевать? — Нормально говори, Ваньку не валяй. — Жаловаться не будут, обменяли с довеском. Спустился в блиндаж комдива. Шпорта не было. Адъю- тант Григорий выдал бумаги, объяснил, где подпись, где пе- чать поставить, назвал телефонный позывной бригады. — Повнимательнее, старлей, тут чёрт знает, что творится. Где наши большие части, мы знаем, а что между. . . — Есть, повнимательнее! Построив по трое пленных, двинулись по лесной брусчат- ке. Дороги в лесу вымощены камнем — чудеса! Правда, лесом в русском понимании эти ровные посадки назвать трудно. Один из бойцов шёл впереди метров сто, четверо по сторонам. С неба не капало, но зато вокруг стоял то ли туман, то ли дымка. В глубину леса видимость метров двад- цать, по дороге сто двадцать-сто пятьдесят. Наша авиация не летала вторую неделю, хотя имела подавляющее преи- мущество. Небо было нашим, погода не давала обработать эту чёртову крепость сверху. Часа через три с той сторо- ны, откуда мы вышли, началась густая ружейно-пулемёт- ная стрельба. Пленные заволновались. Конвой передёрнул затворы. Немцы знаками давали понять, что к своим им попадать не резон, мол, запросто расстрелять могут. На самом деле, что у них в головах, бог его знает. Плохо быть пленным. Жизнь на войне ничего не стоит, а жизнь пленного… Одна- 138

Евгений Колобов ко пока жив, организм требует внимания. Сделали привал, перекусили, покурили. Немцы свои эрзац сигареты. Опил- ки, пропитанные никотином. Мы мой офицерский «Бело- мор». Из фляжек для согрева по глотку пропустили. Я обратил внимание, что у разведчиков сапоги блесте- ли, и вода с них скатывалась. Запашок, правда, какой-то странный. — Чем сапоги мажете? — Свежую селёдку выпотрошить, немного погреть над огнём и ею мазать сухие сапоги несколько раз — месяц не промокают! — Здорово! Надоело с мокрыми ногами ходить. — Приносите к нам, сделаем в лучшем виде. Самый молодой из разведчиков, почти ровесник, ста- рался угодить. — Спасибо, обязательно принесу, завтра же. Сказал и внутренне обмер. Нельзя на войне про себя сроки в будущем назначать, точно что-нибудь случится. Пошли дальше. Прошли перекрёсток. На фанерке, ука- зывающей влево, написано «Хозяйство Тарасенко», ниже карандашом «Тарас — пид-с». Посмеялись. Про себя отме- тил, видимо крупная часть. Над головой мелькнула тень. Звук авиационного дви- гателя сразу же потерялся в дымке, зато нервы резанул сдвоенный визг падающих бомб. — Воздух! – опередил меня Веситаев. Мне показалось, что он крикнул раньше, чем истреби- тель пролетел над нами. Осколки мелких бомб (20-50 кг) просвистели над головой, засыпая срезанными ветками. С такой же скоростью, как влетел в придорожный кювет, я вылетел из него. Аккуратная канавка доверху заполнена талой водой. Обмундирование ч/ш (чистая шерсть) насквозь не промок- 139

Янтарный берег ло, зато сапоги полные воды, а главное, парадная фуражка с чёрным бархатным околышком (в Москве купил) плавала в канаве. Весь отряд (наши и чужие), матерясь, выбираются из канав по обе стороны дороги. Один молодой разведчик сидел на дороге. Выловив фуражку, спросил: — Все целы? — Молодого вроде зацепило. — Как вроде? Плюхая водой из сапог на длинную кавалерийскую ши- нель, подошёл к бойцу. Парень никак не мог встать на ноги. Я подходил сзади и сразу увидел небольшую подпален- ную дырочку на спине. Сырая шинель в этом месте слегка парила. — Сиди, не рыпайся, сапожных дел мастер. — Как же ты так? — спросил, расстёгивая его шинель. — Растерялся. Сняли гимнастёрку, на белье два небольших пятна кро- ви, справа под лопаткой и справа под грудью. — На вылет, чепуха, сейчас перебинтуем. А у парня посинели губы, и с каждой секундой станови- лось всё хуже. Один из пленных подбежал и начал что- то лопотать, показывая то на свой рукав, то строя крест из пальцев — Медик? Доктор? Фельдшер? Немец мягко меня отстранил, смотал бинт, поднял во- щёную упаковку от бинта, разорвал на две части, прилепил бумажки на раны, а затем уже перебинтовал. Наш паренёк порозовел, оделся с нашей помощью. — Не пойму, что со мной, ребята. Вообще не больно, а силы, словно вода, вытекали. Ещё чуть-чуть и сознание б ушло. — Идти сможешь? А то носильщики есть. — Попробую, командир. 140

Евгений Колобов — Тогда всем сушиться. Разделись, отжали бельё, портянки. Холод достал до ко- стей, зубы выбивали чечётку. В «сидорах» бойцов нашлось кое-что сухое, у кого гимнастёрка, у кого портянки. Конеч- но, максимум сухого одели на раненого. Выпили по пол- стакана. Медику-немцу тоже плеснули. У раненого забрали автомат, поставил к нему двух пленных и: – Команда, бегом марш! Через полчаса от всех валил пар. — Команда, стой. Оправиться, перемотать портянки. И в этот момент впереди заухали танковые пушки, за- стучали пулемёты. — МГ немецкие, — определил Веситаев.— А пушки вроде наши. Туман звуки приглушает, а туман в лесу даже разведчи- ков сбивал с толка. — Немецких танков здесь быть не должно. Неоткуда им взяться. — Что делать будем, командир? — Приказ выполнять. — Команда, бегом марш! — Команда, шагом. Канонада не стихала, хотя интенсивность снизилась. Точно определить направление было невозможно. То вро- де левее дороги, то правее. Боец, шедший в авангарде, остановился, поднял руку. — Стой, к бою. — В чём дело? — Машина стоит с людьми в странной форме. В бинокль рассмотрел четверых военных и открытый грузовичок вроде Доджа. Смущали чёрные фуражки с жёл- тым околышком. Подозвал Веситаева. — Ты таких видал? 141

Янтарный берег — Не пехота, куртки короткие, кожаные на меху, гали- фе цветом как наши. Может, лётчики, только чьи? Можно вдвоём через лес выйти прямо к машине, видимость спо- собствует. — Давай так. Двоих оставляем с пленными, ты с напар- ником через лес, через пять минут я с бойцом иду к ним по дороге, а там видно будет. — Смирнов со мной, Давиденко с командиром, осталь- ным не спать, пленных посадить на задницы. Через пять минут двинулись к машине. Азарт прихватить вражеских лётчиков пересилил осторожность. Только лётчики оказались своими, ну как своими — французскими. А фуражки не чёрными, а тёмно-синими. Эскадрилья «Нормандия». Я в газетах про них читал. Тре- тья по численности и оснащению армия в мире, за месяц без особых потерь легла под Гитлера, и только несколько десятков лётчиков пробрались в Советский Союз воевать с фашистской Европой. Французы ехали в военторг, но стрельба их остановила. Нам они обрадовались как родным. Мы, артиллеристы, без своих пушек чувствовали себя не ахти, чего ж про лёт- чиков говорить. Только познакомились, со стороны нашего пункта назначения застрекотали мотоциклетные двигате- ли. Моментально машину (Додж три четверти) поставили поперёк дороги, заняли оборону. Один за другим из дымки выскочили три мотоцикла с ручными пулемётами на колясках. Наши. Танковая раз- ведка. Капитан-танкист поведал о попытке прорыва крупной группировки фашистов. Танкисты-разведчики определяют ширину прорыва. 142

Евгений Колобов — Они лесом прут, нашим танкам в лес соваться не с руки. Сам понимаешь. Перекрёстки контролируем, но куда они стремятся, в каком направлении не ясно. — Возле нашего расположения тоже стрельба вскоре после нашего ухода началась. — Думаешь попытка прорыва в крепость? — Не знаю, с востока и запада им не пройти, может югом? Ты лучше скажи, как же мне пленных доставить? — И не мечтай. — Понимаешь, я не уверен, что смогу их провести об- ратно. — Шлёпни их и все дела. — Они сами сдались. — А до этого сами убивали женщин и детей. — В конце концов, у меня бумага, я их кому-то сдать должен под роспись. — Это решим. — Товарищи офицеры! — один из французов подошёл к нам, — Разрешите присоединиться. Он представился: — Капитан, — фамилия сразу же вылетела из моей голо- вы. — Хорошо говорите по-русски. — Родители жили в Российской империи, уехали до ре- волюции. — Друзья тоже говорят? — Немного — А по-немецки кто-нибудь понимает? Мне пленного нужно опросить. — Роже свободно говорит, но сперва, товарищи, выслу- шайте наше предложение. — Валяй, летун. — Мы возвращаемся к себе в «хозяйство Тарасенко», нас сопровождают: а) мотоциклисты; б) мотоциклисты за- 143

Янтарный берег бирают пленных, артиллерия на нашем Додже едет к нам в гости. Ухватываюсь за этот вариант: — От лётчиков я со своими свяжусь, обстановку узнаю. Примешь пленных, капитан? — я подмигнул ему так, чтоб никто не видел. Вообще я был готов на что угодно, лишь бы не участво- вать в неправедном деле. На войне иногда стреляют и даже убивают, но стрелять в безоружных, хотя и в безвыходном положении… На самом деле такое развитие я обдумывал, и если бы вместо наших мотоциклистов появились немец- кие, сразу же отдал команду перебить пленных, и уже на- кручивал себя: — Виля, братишка, убили гниды! Вспоминал, как шалили, дрались с другими мальчиш- ками, ловили в море рыбу, однако, ненависть к этим про- мокшим, уставшим солдатам чужой армии не поднималась. Танкист щелчком запустил недокуренную папиросу по вы- сокой дуге в лес: — Давай бумагу. На бланке приёмки пленных химическим карандашом написал: «Пленных в кол-ве 14 чел принял. Начальник раз- ведки 706 танкового полка капитан Маринков.» — Быстро допрашивай своего немца, и мотайте отсюда! Вытащив из сбившийся кучки медика, подвели к Дод- жу. Я задавал вопрос французу, он переводил другому на французский, тот спрашивал на немецком, потом наоборот. Меня интересовал способ заклеивания ран в районе лёгких бумагой. Когда я лежал в госпитале, подружился с молодым док- тором, привлекавшим меня оказывать помощь раненым. Я многому у него научился и считал себя спецом по первой помощи, но сегодня оказался беспомощным. С переводом 144

Евгений Колобов не всё получалось — немец главное называл на латыни, которую, естественно никто не знал. Постепенно всё-таки разобрались. Как я понял, главное обеспечить герметич- ность грудной клетки, а то лёгкие не смогут делать вдох, раненый умирает без кислорода. Разобравшись с грудны- ми ранениями, попросил Роже перевести, что пленные пе- реходят к танкистам. Какая тоска залила глаза немца-ме- дика! Он сразу всё понял. — Не сразу, — попросил я танкиста, — дай союзникам отъехать. — Само собой. Забрав у пленных свои вещмешки, кое-как загрузились в машину. Додж ощетинился стволами автоматов. Летуны повеселели, закричали: —Тавай, тавай! Один из французов сел за руль, развернулся, и мы бы- стро набрали скорость. Сырость снова стала пробирать. Сзади недолго застучали пулемёты, потом несколько оди- ночных выстрелов. На душе стало ещё гаже. По кругу по- шла чья-то фляжка, естественно, с водкой. Союзники пили не морщась. Солдаты спросили, дают ли им наркомовские. Переводчик Анри-Андрей отмахнулся. — Это не проблема. Нам позвонили, что в военторге бу- дет хороший коньяк, за ним и ехали. Виктор, не обижайся, но настоящий коньяк может быть только французским. Ко- ньяк — это название местности во Франции. Мы тебе на- льём попробовать. Немного есть, сам понимаешь, эконо- мим. Из Франции посылки редко приходят. Повернули на указателе с надписью про Тараса. Потом приехали на аэродром, дозвонился в свой штаб, доложил, где и при каких обстоятельствах здесь очутились. Оказывается, была атака на наше расположение. Отбили. За нами пришлют бронетранспортёр. 145

Янтарный берег Потом пили с французами. Курили французские сигаре- ты «Жиган»* — цыган по-русски. Крепкие, ароматные. Чем французский коньяк лучше армянского, я так и не понял. * Память подвела, правильно «Житан». 146

Ирина Арсентьева Ирина Арсентьева Ирина Арсентьева (Коробейникова) – прозаик, педагог-биолог, Президент ОО «Международный Союз Русскоязычных Писателей», член Международного со- юза писателей имени св. св. Кирилла и Мефодия, член РОО «Союз писателей Крыма», автор семи книг. Организатор литературных конкурсов, редактор. Бросить якорь... Морякам – защитникам Родины и военным кораблям посвящается. Самое главное в жизни, на мой взгляд, – бросить якорь у своего берега. Бывает – прибьется ищущий лучшего места под солн- цем к чужой земле, крутится, мечется. Вроде и место под солнцем нашел, а места себе не находит. Не принимает его эта земля, как он не старается. Чужак он, и чужаком на все времена останется! Я на своей земле лежу, и в этом мое предназначение – лежать на своей земле, вернее у ее берегов... Имена Нахи- мова, Корнилова, Лазарева навеки связаны с этой землей, пропитанной русской кровью… Старым стал, часто ворчу в последнее время. Коррозия стала разъедать металл. Раньше хорошо было – устрицы, мидии, гребешки облепят – соли вообще не чувствую. Толь- 147

Янтарный берег ко мягкие ноги ползают по мне, массажируют старое тело. А теперь этих массажистов и не отыщешь. Въехала как-то на днище одного судна из Японского моря дикарка рапана, и теперь в море проживает на пра- вах хозяина. Вычистила все дно, извела моих мягкотелых любимцев. Теперь вот от соли страдаю. И нет управы на эту рапану. Жили бы морские звезды, я бы с ними давно договорился. Но им, видите ли, у нас в Черном море соли не хватает. А я от этой соли мучаюсь – коростами обрастаю. Водоросли одни только и радуют – после прилива много их на меня цепляется. Одна радость для старика... А когда-то я тоже был молод и бодр... Когда-то я был ни кем иным, а эскадренным 120-пушеч- ным броненосцем Российского императорского флота!!! Слышите, как гордо звучит!!! А родился я в 1835 году в городе Николаеве. Отец мой, полковник Воробьев, немало сил положил, чтобы сделать свое детище совершенным. В 1838 году окрестили меня и дали при крещении имя «Три Святителя» в честь епи- скопов-богословов первых веков христианства – Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Богослова. У меня было два старших брата, носивших то же имя, что и я. В тот же год, сразу после крещения, спустили меня на воду, и переправили из Николаева в порт тихого белоснежного города Севастополь, где прожил я до своего совершенно- летия, и где закончилась славная моя жизнь. В те времена владычицей морей была Великобритания, и все ее корабли носили исторические имена. Это было традицией английского флота давать кораблям имена исторические. А в России были иные традиции. Как узнало английское Адмиралтейство, что Российский флот строит новые корабли и планирует им дать названия двенадцати апостолов и трех святителей, очень расстроилось и запа- 148

Ирина Арсентьева никовало, сосчитав до пятнадцати. Позже узнало, что име- на «Три святителя» и «Двенадцать апостолов» получили только два судна и успокоилось. К моменту моего ввода в строй я считался не только сильнейшим кораблем Российского флота, но и всего мира. Меня вооружили четырьмя 12-дюймовыми и четырнадца- тью 6-дюймовыми пушками, которые позже заменили че- тырьмя 8-дюймовыми. Водоизмещение я имел немалое – целых 13.300 тонн и был по тем временам совершенством роскоши, простора и уюта. Офицерская кают-компания была отделана красным деревом и отличалась необыкновенным уютом – в ней была прекрасная мебель, библиотека и пианино. Нежную грустную мелодию слушали по вечерам матросы линкора и морские обитатели, которые не без страха подплывали к никелевой броне. Пеньковые канаты заменили на цепи, и они стали превосходным украшением борта. Воевал я много, к военным действиям привык. Такая ра- бота у военного – воевать. Но вот первый день учебной ар- тиллерийской стрельбы боевыми снарядами помню до сих пор. До того времени я ни разу не слышал 12-дюймовых пушек, мал был. А тут показалось мне, что самый страш- ный гром не может сравниться с грохотом этого орудия. Наивным я был тогда. Самый сильный звуковой эффект я испытывал только тогда, когда стрелял залпами весь борт корабля. Вот это сила! Вот это мощь!!! Послужной список мой прост – «Участвовал в Крымской войне 1853 – 1856 г.г.» Вот такая биография – ничего примечательно- го, обычная биография военного. «Погиб во время первой обороны Севастополя». 11 сентября 1854 года поперёк фарватера, между Кон- стантиновской и Александровской батареями, были зато- 149

Янтарный берег плены семь устаревших кораблей российского флота. Это решение было принято для того, «чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем самым спасти Сева- стополь», о чем доложил командованию П. С. Нахимов. В списке затопленных были «Сизополь», «Флора», «Уриил», «Силистрия», «Селафаил», «Варна» и я. Экипажи этих судов вместе с корабельным вооружени- ем пополнили ряды доблестных защитников города на ба- стионах, которые обручем окружали Севастополь. В днищах всех кораблей были прорублены отверстия. Я погружался очень медленно и видел, как все они пошли ко дну. Даже после нескольких выстрелов в мою подводную часть я все еще держался на плаву. Икона «Трех Святите- лей» в этот раз вновь защитила меня, как не раз это делала в боях. Корабли противника вспарывали брюхо на острых шпи- лях красавцев линкоров, опустившихся на дно морское, и не было для военного картины прекраснее этого момента. Все, что от меня осталось после уничтожения в 1922 году, адмиралтейский якорь на цепях. Лежу теперь на по- бережье, ворчу по-стариковски, рассказываю о легендар- ной судьбе Флота Российского крабам и креветкам. Поль- зуясь случаем, и вам рассказал о том, что помню. Ведь самое главное в жизни, по моему мнению, – бро- сить якорь у своего берега. Берега, пропитанного кровью... И отдать жизнь за этот берег. . . 150