Important Announcement
PubHTML5 Scheduled Server Maintenance on (GMT) Sunday, June 26th, 2:00 am - 8:00 am.
PubHTML5 site will be inoperative during the times indicated!

Home Explore plamja_vechnogo_ognja

plamja_vechnogo_ognja

Published by ВОПЛОЩЕНИЕ, 2017-11-03 17:25:43

Description: plamja_vechnogo_ognja

Search

Read the Text Version

союзниками осуществлялись поставки поленд-лизу для Советского Союза. В Иранскойоперации принимал участие 24 танковыйполк. Может быть, в его составе и воевал тан-кист Иван Данилович Рева. В том же 1941 году бабушка Даша полу-чила черное письмо о том, что он пропал безвести. Все, больше его никто никогда не ви-дел. Бабушка помнила о нем и горевала всюжизнь. А прожила она 87 лет. Когда церковь 100

была в загоне, бабушка все равно ходила вхрам, молилась, ставила свечки за здравие иза упокой. Одну — мужу своему Даниле, по-дорвавшемуся на снаряде во время переездаиз Украины в Крым в тридцатые годы, вто-рую — сыну, Ивану. Но однажды какая-тоженщина, уже после войны, сказала ей, чтобыона за упокой сыну не ставила, потому как онжив. И бабушка поверила и долгие годыждала и надеялась на чудо, что откроетсядверь и ее сынок вернется живой и невреди-мый. Но чуда не произошло. За потерю кор-мильца государство выплачивало пенсию,сначала девять рублей, потом тринадцать, и,наконец, тридцать три рубля. Ее младшего сына, Афанасия ДаниловичаРеву, тоже призвали на фронт. В бою полу-чил ранение в кисть руки, и после госпиталяего комиссовали. Вернулся домой в Керчь, гдеего ждали мать, жена, маленькая дочь Лидия,моя мама. Семья пережила оккупацию. Де-душка, скрываясь от немцев, несколько днейпровел в Аджимушкайских каменоломнях.Потом семья эвакуировалась. После войны за то, что он находился наоккупированной территории, как и многихдругих участников войны, его исключили изкоммунистической партии. Это его очень под-косило. Он до конца жизни так и не смирилсяс этой несправедливостью. О войне никогда 101

ничего не рассказывал. Эта тема в семье былазакрыта. В трудные полуголодные 70-е и 80-е, когда участникам войны выдавали удосто-верение, а по ним — продуктовые пайки(масло, сыр, крупы), дедушка не захотел по-лучать ни удостоверение, ни пайки. Я хорошопомню его стоящим возле продуктового мага-зина в очереди за колбасой с номером на руке. Дедушка всю жизнь проработал шофером,водил шумные «КРАЗы». Он был безупреченв работе, его уважали и работяги, и началь-ство. Честный, порядочный, принципиальныйчеловек, он особенно не терпел лодырей и во-ров, тех, кто к государственному добру отно-сился, как к своему. Очень вкусно готовил,украинский борщ, макароны по-флотски, хо-рошо солил сало, как щирый украинец. Вос-хищался игрой актера Евгения Евстигнеева,Владимира Андреева, Петра Алейникова. Вместе с бабушкой, Евгенией Ивановной,они прожили душа в душу 38 лет. Воспиталитроих детей. Бог подарил им шестерых внукови троих правнуков. Мой родной брат, Вале-рий, назвал свою дочку Дарьей. Двоюродныйбрат, Евгений, названный так в честь бабушкиЖени, своему сыну дал имя Данил в честьпрадеда. Пока мы помним своих предков, их жизньпродолжается. Пока мы их любим, они живы. 102

 Прошло уже много лет со дня окончаниявойны, и каждое воспоминание о ней ветеранавойны приобретает особую ценность. Мывстретились с нашим уважаемым землякомАлександром Григорьевичем Лубенцовым,участником Керченско-Феодосийского де-санта и партизанского движения в Крыму,накануне очередной годовщины десанта. Онкак всегда был приветлив, доброжелателен,внешне по-юношески легок и подтянут. По-гружаясь в события давно минувших дней, онкак будто переживал их заново. Это давалосьему нелегко. Но только дважды он не смогудержаться от скупых слез, когда говорил отрагедии Багеровского рва и о пяти банках ку-курузных зерен. Он родился 30 апреля 1922 года, а спустясемь лет семья переехала из сельской местно-сти в Керчь. Отец устроился работать на ме-таллургический завод, сын пошел в первыйкласс. Школа находилась на улице Сверд-лова, напротив военкомата. Вскоре отца как«двадцатипятитысячника», так называли ра-бочих крупных промышленных центровСССР, которые по решению Коммунистиче-ской партии направлялись на хозяйственно-организационную работу в колхозы в начале 103

1930-х годов, в период коллективизации сель-ского хозяйства, командировали на работу водно из сел Ленинского района. Война застала се- мью Лубенцовых в Феодосии. Александр работал там слесарем на военном заводе. 19 августа его призвали на службу в армию, и судьба снова привела его в Керчь. Он слу- жил в составе 68-й зе- нитной батареи, что располагалась на гореМитридат. Обслуживали ее моряки береговойобороны. А когда немцы уже приблизились кКерчи, боевую установку переправили на Ку-бань. Там в конце декабря готовился к вы-садке Керченско-Феодосийский десант и тре-бовались добровольцы. Александр Лубенцови его друг Николай Шульженко из Симферо-поля перешли во флотский экипаж Керчен-ской военно-морской базы. 26 декабря онивместе с другими моряками на торпедном ка-тере высадились в порту Камыш-Бурун. Тамв состав их группы вошла рота из 302-й стрел-ковой дивизии. Шел ожесточенный бой, фа-шисты расстреливали десантников в упор. 104

Подбили баржу с артиллерийским полком, ко-торую тянул буксир. Она скрылась в волнах,погибли все. Командовал группой старшийлейтенант Гасилин, комиссаром был лейте-нант Степанов. Они тоже погибли. Из всегофлотского экипажа уцелела только их группа.До 28 декабря они сражались в бою, а 29 —фашисты окружили их, но морякам удалосьпрорваться на Аршинцевскую косу. КомиссарКалинин и капитан 3-го ранга Студеничниковс группой разведчиков вернулись пешком вКерчь. Немцы уже ушли отсюда. Группа во-шла в город 30 декабря 1941 года. Утром в 4часа. Остановились возле Дома военно-мор-ского флота, там сейчас находится зданиеЮГНИРО. Прокричали ура. На улицу сталивыходить люди. Почему-то запомнилось, чтобыло много лошадей. Керченская десантная операция — круп-ная десантная операция советских войск наКерченском полуострове проходила с 26 де-кабря 1941 по 20 мая 1942 года. Бои за Крымначались в конце сентября 1941. 26 сентябрячасти 11-й армии вермахта прорвались черезукрепления Перекопского перешейка и вошлина полуостров. Остатки 51-й армии к 16 но-ября были эвакуированы на Кубань. Един-ственным очагом сопротивления оставался Се- 105

вастополь с прилегающим укрепленным райо-ном. Попытка вермахта взять Севастополь сходу в течение 30 октября — 21 ноября 1941не удалась. Для продолжения осады Севасто-поля командующей 11-й армией Э. фон Ман-штейн стянул к городу большую часть налич-ных сил, оставив для прикрытия районаКерчи лишь одну пехотную дивизию. Совет-ское командование решило использовать этообстоятельство для нанесения ответного ударасилами Закавказского фронта и Черномор-ского флота. В конце декабря 1941 части За-кавказского фронта при поддержке судовЧерноморского флота и Азово-Черноморскойфлотилии произвели морской десант: 26 де-кабря в районе Керчи и 29 декабря — в рай-оне Феодосии. Первоначальная численностьдесанта составила более 40 тыс. человек, В Феодосии выгрузка сил десанта прохо-дила в порту. Сопротивление немецкого гар-низона (3 тысячи человек) было сломлено кисходу дня 29 декабря, после чего в Феодо-сию стали поступать подкрепления. В районе Керчи пехота высаживаласьпрямо в ледяное море и по грудь в воде шлак берегу. Переохлаждение вызвало большиепотери. Через несколько дней после началавысадки ударил мороз и большая часть 51-йармии переправилась по льду замерзшегоКерченского пролива. 106

В результате Керченско-Феодосийской де-сантной операции советские войска освобо-дили Керченский полуостров, Керчь и Феодо-сию и заставили противника временно прекра-тить наступление на Севастополь. Разверну-тые на полуострове войска Крымского фронтапредотвратили угрозу вторжения врага наКавказ через Таманский полуостров и на не-сколько месяцев существенно облегчили поло-жение осажденного врагом Севастополя. — Вначале мы в составе флотского эки-пажа охраняли город, а потом нас направилив 83 морскую бригаду. Я был в роте автомат-чиков. Готовились к десанту. Планировалинаступать 9 мая, но немцы 8 мая прорвалифронт на левом фланге. Когда утром на насдвинулось клином более 200 танков, наша ар-тиллерия открыла огонь. Загорелось сразу 7вражеских танков. И все же в том бою нашим пришлось от-ступать до Керчи, до Капкан. Город уже былзанят немцами. Светиться в бушлатах и бес-козырках было смертельно опасно. Вместе стоварищами Александр Лубенцов бросил вморе амуницию и бескозырку, а бушлатыодин старик поменял им на фуфайки. Подкре-пившись и пересидев ночь у знакомых, онидвинулись утром в сторону Семи Колодезей.(Ленино — поселок городского типа, центр 107

района, расположен в северной части Керчен-ского полуострова, в 68 км от Симферополя.В черте поселка — железнодорожная станцияСемь Колодезей). У Александра там жил другАлександр Беспалов. Он помог ему устро-иться стрелочником в железнодорожное депо.Там тогда заправляли немцы. — И я остался работать на железной до-роге, сначала стрелочником, потом составите-лем. Жил на квартире, снимал комнату. Вме-сте с другом Александром Беспаловым мы со-здали подпольную организацию, в которуюпостепенно приходили все новые и и новыелюди. Возглавил ее Михаил Сергеевич Царев.Связались с партизанами. Но в мае 1942 годасоветские войска вынуждены были отступить.9 мая гитлеровцы вновь заняли райцентрСемь Колодезей и устроили застенок полевойжандармерии. Степь вокруг станции усеянабратскими могилами, в них захоронены ты-сячи советских людей. Из выписки начальника штаба Восточногосоединения партизан Крыма тов. Качалова:«Патриотическая подпольная Семиколодезян-ская подпольная организация в составе Алек-сандра Лубенцова и Александра Беспаловаоколо Керчи пустила под откос эшелон с бое-припасами. Разбит паровоз и 60 вагонов, 10вагонов разрушено. На перегоне Сариголь —Владиславовка разбит паровоз и три вагона. 108

Также они взорвали склад противника с горю-чим. Сгорело 120 тонн бензина и керосина.Всего было пущено под откос около десяти па-ровозов и разбито более двухсот вагонов с го-рючим и боеприпасами». — Когда я почувствовал за собой слежку,решил уйти в лес. Со мной ушли еще двоеподпольщиков. Там нас собралось полсотничеловек. Создалась диверсионная группа.Меня назначили командиром. На месте мы несидели. Постоянно выходили на задания. Взо-рвали фашистский транспорт. Выводили изстроя столбы электропередач. Уничтожалипродовольственные склады. Со мной воевалаМедиме Валиева, Алиме Абдинанова. Алиме вдеревне Кашик Ленинского района былаоставлена 51-й армией в качестве радистки.Мы приходили к ней за разведданными и при-носили продукты питания. Я и Лида Швед-ченко. Одному мужчине появляться былоопасно. Алиме фашисты запеленговали и аре-стовали вместе с родителями. А потом рас-стреляли в Старом Крыму. После войны ейпоставили памятник в Ленино. Я ездил туда,поклонился памяти отважной разведчицы. — Большая земля не могла снабдить наспродовольствием. Мы были вынуждены хо-дить по деревням, по дворам. Просили у жи-телей поесть. Они тоже бедствовали. Кто-тосам голодал и ничем не мог помочь, кто-то 109

спускал собак с цепи. А кто-то делился по-следним. Как та женщина, которая вынеслапять пол-литровых банок кукурузных зерен.Вот, говорит, три оставляю детям, а две вам.Ужас, да?! — …В 44-м году 11 апреля начались боиза Старый Крым. 12-го мы заняли город доподхода основных войск. Наша третья бри-гада взяла под контроль шоссе Феодосия —Старый Крым. Несколько румынских орудиймы развернули и заставили стрелять по немец-ким танкам. А 13 апреля встретили уже нашитанки. …После этого я работал в Ленинскомрайкоме комсомола вторым секретарем, со-всем недолго. Не смог, все воюют… На фронтпошел добровольцем. Воевал в составе 303стрелковой дивизии на Перекопе. Потом ди-визию переправили в Румынию, дальше былаБолгария. Там остановились и воевали до ДняПобеды. Добивали фашистов, контролиро-вали порядок. Войну закончил в звании рядо-вого. После войны вернулся в Керчь. Здесьжили родители. Отец работал в Керчь-морстрое. Я 30 лет проработал на одном про-изводстве — в карьере на камнерезной ма-шине. — В 1944 году нас с Александром Беспа-ловым представляли к награждению орденомЛенина. Но «снизили» до ордена КраснойЗвезды. И все равно не дали. Вместо 44-го 110

года я получил награду в 89-м. И то по хода-тайству историка Ивана Ширшова. — Я благодарен судьбе, что прошлостолько лет после войны, а я до сих пор живу.Наверное, потому, что, как теперь говорят,веду здоровый образ жизни. Уже больше 40лет каждое утро делаю зарядку. Никогда незлоупотреблял спиртным. Не курил. Этомного значит. Была такая история. Война ужезакончилась. Мы стояли в Болгарии. Наш ко-мандир лейтенант Ковзов говорит, давайтесделаем взвод некурящих. Мы согласились.Зарплату получали левами, хорошо получали.И вот установили порядок: кто закурит, бро-сает в шапку всю месячную зарплату. На тре-тий день поймали нашего лейтенанта, он в от-крытую курил. За месяц тогда многие про-штрафились. А я как бросил, так по сей деньи не курю. — Конечно, на войне было страшно. Вовремя десанта, на пяточке нас фашисты забра-сывали дождем снарядов, погибло оченьмного моряков, солдат из 302-й дивизии. И впартизанах несколько раз в засаду попадал.Но как-то страх прятать умели. Однаждышли с задания, делали последний переход.Это было перед Старым Крымом. Ровноеполе, речка, а к лесу — крутая горка. И вотмы поднимаемся на нее, а из лесу немец с ав-томатом. Мы не ожидали, и он. С перепугу 111

как даст очередью. Пули просвистели у наснад головой. Я упал, Саша подумал, что насубило, бросился назад. Я его зову, а сам ни-чего не вижу, от испуга зрение пропало навремя. А в лесу еще немцы. Открылистрельбу. И все-таки нам тогда удалось убе-жать. — Где молодость там и любовь. Я в Керчис девушкой познакомился. Прекрасный чело-век. У нас с ней ничего не было, просто нра-вилась очень, дружили. Она жила с братиш-кой. Родители погибли при бомбежке. Я импомогал продуктами. Мы тогда в конце де-кабря 41-го пришли в Керчь. Немцы готови-лись к Новому году. У них такие запасы едыбыли. Ямайский ром и что хотите. Отмечатьсобирались в Месаксудинском особняке. — Почему мы их победили? Ведь у наспорой даже винтовки не было. Наверное,строй наш, социалистический. Коммунистиче-ская партия. И Сталину верили, конечно. Ижестокость их, фашистов. Я видел Багеров-ский ров, в январе 42-го. Это жутко. Жесто-кость нечеловеческая. Их так воспитали. При-чем за такой короткий период. В 33-м пришлик власти и в 41- м уже такое натворили?! Онишли с закатанными рукавами с автоматами,как… мясники. — Конечно, я доволен жизнью. Мне ужедалеко за 80. Отец мой прожил 83 года, мать 112

месяц не дожила до 95 лет. Мы с женой про-жили больше полвека. Вырастили двоих де-тей. Старался никогда не делать людям зла.Я вообще люблю людей. Мне нравится дет-ский смех. Улыбающиеся женщины. Беремен-ные женщины. Они такие красивые. И еще ядо сих пор чувствую, что нужен людям. Этоочень важно. … На город надвигались тучи. Погодарезко менялась. Поднялся ветер. Запахло до-ждем. А мы все говорили и говорили о тяготахвойны, превратностях судьбы и непредсказу-емости жизни. Но на душе было светло и спо-койно, как бывает всегда, когда общаешься сдобрым, хорошим человеком, который спасдля нас мир на земле и сумел сберечь его всвоем сердце. 113

Елена Лапченко член «КГЛито «Лира Боспора»  Отдыхать на юг Алёша приехал вместе сбабушкой. Летний домик, в котором они посе-лились, казался сказочным. Крыльцо смот-рело прямо на голубую гладь Булганакскойбухты. Алёша впервые в Керчи. Здесь ему нра-вится всё: и ласковое тёплое море, и мелкийпесок, похожий на манную крупу, из котороймама варит кашу. А как здорово лазить поскрюченным, пригнувшимся к земле стволамдикой маслины! И солёное озеро! Оно почти пересохло,словно снегом среди лета, покрылось слоембелоснежной, самой настоящей, соли. В об-щем, здесь очень интересно. Но Алёшина бабушка не раз бывала вКерчи. Впервые она попала сюда во время Ве-ликой Отечественной войны. Довелось ей то-гда, с оружием в руках, защищать город отврагов. Надо заметить, бабушка у Алёши была не-обыкновенная. На праздники 23 февраля и 9Мая она надевала фронтовые ордена и воен-ную форму подполковника. Алёша очень гор-дился своей бабушкой. 114

Вот и вчера вечером, вернувшись с пляжаи оказавшись за одним столом, хозяева игости затеяли неторопливую беседу малозна-комых между собой людей. Алёша вдруг по-просил: — Бабушка, расскажи про войну. Ты ведьобещала показать домик, в котором тебя пря-тали от фашистов! И нимало не смущаясь, объяснил окружа-ющим, что давным-давно, когда папы с мамойещё не было на свете, его бабушка, тогда во-все ещё и не бабушка, а молодая девушка, савтоматом в руках воевала против немцев.Про автомат он не придумал. В домашнемальбоме есть пожелтевшая от времени фото-графия, где улыбающаяся, с озорными гла-зами, стоит юная Алёшина бабушка, а в рукаху неё настоящий автомат! Заметив интерес детворы, взрослые под-сели ближе и упросили таки бабушку. Оказа-лась она великолепной рассказчицей. — Вам бы книги писать. — вставил кто-то из взрослых, слушая горькую повесть отом, как декабрьской промозглой ночью шли,по пояс в ледяной воде, наши моряки-десант-ники. А с холма, на котором сейчас стоит по-сёлок, немцы методично расстреливали нашихморяков. 115

Алёша закрыл глаза и поплыли перед нимкадры из американских боевиков, где хоро-шие наши победили плохих чужих. Взрослые наоборот, широко раскрытымиглазами смотрели на это ласковое море и тёп-лый берег, с ужасом понимая, что именно этаземля была устлана мёртвыми телами воинов-десантников, защитников нашего Отечества. — Тогда погибли все, кроме меня… — сгрустью вспоминала бабушка. — Просто по-везло: меня, раненую, подобрала местная ры-бачка Анна. Сожгла моё военное обмундиро-вание, дала взамен свою старенькую оде-жонку. Немцы прочёсывали весь посёлок, за-глядывая в каждый дворик. То и дело разда-вались выстрелы. Это шла жестокая и беспо- 116

щадная расправа над уцелевшими десантни-ками и смелыми рыбаками, приютившими усебя раненых бойцов. Но никто не мог заподозрить воина-де-сантника в худущей невысокой девочке. Анна, спасшая жизнь Алёшиной бабушке,давно умерла. Алёша знает, где она похоро-нена. Сразу после приезда, они с бабушкойпошли к ней на могилку. Оттуда, с деревенского кладбища, распо-ложенного на холме, как на ладони видныкрошечные рыбацкие сейнеры, застывшие вголубой глади Керченского пролива сухо-грузы и танкеры. Издалека они кажутся игру-шечными. Потому-то сегодня утром, едва проснув-шись, Алёша отправился по уже знакомым ме-стам. Пробираясь сквозь жемчужные зарослидикой маслины, мальчик недовольно сопелносом. Хотелось поскорее окунуться в море.Но он твёрдо знал, что одному, без бабушки,на пляж идти нельзя. Обычно дома бабушкавставала рано. Однако здесь, под ласковыйшум прибоя, она могла проспать всё утро. Иэто очень огорчало Алёшу. Казалось, утробезнадёжно потеряно, когда внезапно пришламысль поиграть с бабушкой в войну. Спичкишестилетний Алёша нашёл быстро. Их во-обще никто не прятал. Алёша считался хо- 117

рошо воспитанным ребёнком и без спросу ни-чего не брал. Но в это счастливое летнее утроАлёше расхотелось быть послушным. Вчера соседские дети подарили ему легковзрывающиеся петарды, которые «по-настоя-щему» грохотали, совсем как на войне.Правда, за них пришлось отдать свои новень-кие часики. Но часики Алёше было совсем нежалко. Тем более, что в коробочке у него те-перь лежала настоящая «взрывчатка». Примысли об этом стало радостно и немного жут-ковато. Подойдя поближе к полуоткрытой двери,Алёша быстро поджёг петарду и бросил её ба-бушке под кровать. Раздался взрыв, изокошка пошёл слабый синеватый дымок. Всевзрослые, едва сообразив, в чём дело, рину-лись на звук. Шумно распахнув двери, готовясебя к худшему, с бледными от напряжениялицами, они выстроились у кровати семидеся-типятилетней женщины. В комнате пахло гарью, бабушка безмя-тежно лежала на подушках. — Ну и чего вы так всполошились? —удивилась она. — Похоже, внучек ваш развлекается! Пе-тарды взрывает у вас под кроватью. — гневновозмутился кто-то. Остальные перешёптывались, заботливоосведомляясь о самочувствии бабушки. 118

— Ну что вы, милые! Разве я могла испу-гаться этого взрыва. — успокаивала она. —Вот в войну здесь действительно былострашно. После битвы за Керчь, я давно уженичего не боюсь! — ответила бабушка и мирнозевнула, прикрывая рот рукой. Разумеется, Алёша был наказан. Утром наморе он не попал. Взрослые доверили ему чи-стить картошку для супа, а заодно объяснили,как плохо заканчиваются подобные шалости.Ведь у пожилых людей слабое и возможно,больное сердце. Человек может испугатьсянеожиданного звука и умереть от остановкисердца. Такие игры очень опасны! Но после обеда бабушка всё же повелаАлёшу на пляж, тем более, что он пообещалбольше никогда в жизни не играть с петар-дами! 119

Василий Маковецкий член СП СССР  Глава первая Эти строки адресуются керчанам, которыепрочитали «Уроки Эльтигена» и желаютзнать более подробно о судьбе раненых де-сантников, оставленных на плацдарме 6 де-кабря 1943 года, после уходя боеспособныхчастей на прорыв. В 46-м, во вторую годовщину Победы, га-зета Краснознамённого Черноморского флота«Флаг Родины» опубликовала очерк ПетраПавленко «История Георгия Титова». Об этомчеловеке маститый писатель, друг Сталина,услышал от севастопольских военных газетчи- 120

ков и моряков, принимавших участие в Эль-тигенском десанте. На вопрос, кого из героев-эльтигенцев моряки чтят более всего, они от-ветили: Георгия Титова. Возможно, задай онэтот вопрос другой группе моряков, и фами-лия была бы названа другая. Но так уж вы-шло. Писатель в то время жил в Ялте, ле-чился. Ему помогли с Титовым связаться, со-стоялась встреча. И во «Флаге Родины» по-явился добротный очерк, — истинно писа-тельская находка среди множества подвигов инеобыкновенных судеб Великой Отечествен-ной. Это был один из первых материалов всоветской печати и даже, возможно, самыйпервый, который с симпатией рассказывал очеловеке, прошедшем через фашистский плен.П. Павленко почувствовал драму этого отваж-ного моряка. В Эльтигене Титов считался убитым. Тамна обелиске одной из братских могил в рядувосемнадцати фамилий значилась и эта: «Лей-тенант, Герой Советского Союза Георгий Ми-хайлович Титов». … В ту предрассветную рань сверкалогонь и гремели взрывы по всей протяжённо-сти эльтигенского берега. Он высаживался намотоботе № 10, вёл в атаку взвод морских пе-хотинцев, штрафников. Атакующие попали наминное поле. Титов подорвался. Только чтобежал с автоматом в руках, кричал: «Вперёд, 121

ребята, бей гадов!» — и вдруг его голос выпализ шума ближнего боя. Моряки залегли. По-слышалось: «Где командир? Убило коман-дира!» Окровавленного, стонущего Титова по-ложили на плащ-палатку, чтобы отнести в ка-кое-нибудь укромное место. Он очнулся иостановил бойцов, понял, что по атакующим,кроме пулемётов, бьёт ещё и миномётная ба-тарея. Оставаться под таким огнём — гибель.Ноги у него не действовали. И он приказалкак можно быстрей тащить его вперёд насближение с противником. «В атаку, братва.Кто знает Титова — за мной!» в отряде былии новые люди. Но и они знали Титова: этот,богатырского роста и силы, двадцатитрёхлет-ний лейтенант в боях на Малой земле отважнокомандовал штрафной ротой. Двое моряковего потащили, поволокли. Рядом ахнулвзрыв. Упал матрос Каменев, — граната уго-дила ему прямо в голову. Титова обожглоосколками, зацепило лицо чужой кровью имозгами. Он стёр с глаз эту горячую жижу. Иопять: «Вперёд, моряки, только вперёд!»Вместо убитого плащ-палатку подхватил глав-ный старшина Федоренко. Вдвоём с матросомНемовым они пронесли-протянули командираещё десятка на два шагов. Справа и слева ихобгоняли чёрные бушлаты. И тут под нимиснова разорвалась мина. Немова убило, Фе-доренко, с перебитыми ногами, отбросило в 122

сторону. Титов остался на месте без сознания.Всё это видели и потом рассказывали уцелев-шие после атаки бойцы. Титов и Федоренкопролежали неподалёку от вражеских окоповпочти трое суток до того часа, когда эту, опа-лённую взрывами, полоску земли не отбилидесантники в очередной атаке. Чуть живых ихотнесли в тыл, под кручу. Тело Титова былосплошь изорвано и побито осколками. Врачнасчитал двадцать шесть ранений. Никто ненадеялся, что он выживет. Двадцать шесть вдобавление к тем двум пулевым, которые онполучил ещё раньше, под Ленинградом и Ста-рой Руссой. Забинтованный с ног до головы,как мумия, медленно оживая, Титов пролежалв подвале медсанбата почти весь тот месяц,пока плацдарм оборонялся. Как и других ра-неных, переправить его на «Большую землю»не смогли. Вражеская блокада сжималакольцо. Чтобы спасти остатки десанта, коман-дование армии отдало приказ пробиваться насевер в район Ак-Буруна. Но как пробиватьсяс такой массой раненых? В Эльтигенских раз-валах, в подвалах и пещерах под кручей ихлежало около тысячи. У Петра Павленко обэтом сказано так: «Когда батальон Беляковапошёл на прорыв, раненые остались, импредоставили право самим добираться на тотберег». Странная фраза, не правда ли? Бес-помощным людям предоставили право самим 123

одолеть двадцатикилометровую ширь про-лива, по которой к тому же курсируют враже-ские быстроходные бронебаржи! Мне ка-жется, П. Павленко написал так уклончиво,чтобы военная цензура не почувствовала кра-молы. Кто задумается, тот поймёт: люди былиброшены на произвол судьбы. Легкораненые,способные хоть как-то передвигаться, присо-единялись к уходящей на север колонне, дру-гие, из самых отчаянных, искали хоть какое-то средство для переправы, даже привязы-вали себя к доскам. Так спасся, например, де-сантник Никифор Николаевич Коваль. По-среди пролива, замёрзшего в ледяной воде,его подобрал наш катер. Но таких были еди-ницы. Участью раненых эльтигенцев сталнемецкий плен. Как и большинства тех, кото-рые после боёв на Митридате пытались уйтииз окружения степью. Ошибки и поражения бывают во всякойбольшой войне. И с этой неудачей легко былобы примириться, если бы здесь проявилисьобычные в таких случаях факторы: неоправ-данный риск, просчёт в оценке сил против-ника и т.д. Но, по мнению многих участниковдесанта, тут роковую роль сыграли невысокиечеловеческие качества командира 318 дивизииполковника Гладкова и командующего Юж-ным фронтом генерала Петрова. ДоложивСталину о первоначальном успехе, они потом 124

побоялись сказать ему правду. Страх переднеобузданной волей Верховного сковал ихдействия. И небывалый, ни с чем не сравни-мый героизм десантников не только обернулсяпровалом операции, но и страшным позором,массой раненых, оставленных врагу. Сталинлюдей не жалел, это факт, и, однако, можноне сомневаться, он всё сделал бы, чтобы ране-ные не остались. Такой крупный прецедентбезоговорочно подрывал его жёсткую концеп-цию по отношению к советским бойцам, по-павшим в плен. Противнику давался крупныйпропагандистский козырь. Среди керчан ходили разговоры, я ихтоже слышал, что фашистский генерал, отда-вая должное мужеству эльтигенцев, приказалсвоим солдатам пройти мимо наших раненыхстроевым шагом. Не знаю, точных сведений отаком поведении противника у меня нет. Ното, что этот случай немцы использовали всвоей пропаганде, стараясь у наших бойцоввызвать вражду к советскому командованию,а у своих поднять боевой дух — сомневатьсяне приходится. Наших раненых долечивали немецкие ирумынские врачи. Разумеется, лечили по-раз-ному. В госпитале степного села Марфовкиврач-фашист, не желая попусту тратить силы,умертвил, отравил ядом троих наших тяжело-раненых бойцов. И сам был приговорён за это 125

местными подпольщиками-антифашистами ксмерти. Об этом рассказано в документальнойкниге Л. Лохманова «Ещё одна страница»,Крым, 1966 год. Немецкая военная промыш-ленность требовала всё новых и новых люд-ских ресурсов, — раненых ставили на ноги иотправляли в Германию. Многие из плена невернулись. Одних пристрелили при попыткевырваться за колючую проволоку, других до-вели до смертного истощения голодом и тяжё-лой работой, третьи, помня пережитые на ро-дине обиды и не ожидая там для себя ничегохорошего, подались после войны не на восток,а ещё дальше, на запад. Четвёртые, совершивпобег из немецкого лагеря, сумели связатьсяс французскими или голландскими антифаши-стами, до конца войны боролись в их рядах ипотом там же создали семьи, прижились вэтих странах. В январе 1945 года фашистский концла-герь Ашендорф №3 близ голландской гра-ницы подвергся ночному налёту английскойавиации. Бараки рушились и горели, охранаспасалась, как могла. А заключённые кину-лись на волю, за смятую взрывами колючуюпроволоку. В числе сбежавших из Ашендорфа№3 был и Георгий Титов. Он перебрался черезграницу и нашёл приют у голландских кре-стьян, ненавидевших оккупантов. До концавойны был активным участником тамошнего 126

антифашистского движения. Затем несколькомесяцев работал в наших органах по депорта-ции советских граждан, а в конце 1945 годавернулся на Родину, в Севастополь. Родился-то он в 1921 году в городе Чер-нигове. Из-за семейных неурядиц отрочествопровёл в интернате, учился потом в фельд-шерско-акушерской школе, но оставил её ипоступил в Ленинграде на курсы судоводите-лей. Перед войной успел порыбалить на Азов-ском море, водил фелюжку в рыбколхозе«Сыны моря» возле острова Бирючий. В Се-вастополь же он теперь поехал, поскольку тамнаходилось командование Черноморскимфлотом, представившее его в ноябре 1943года, наряду с другими отважными эльтиген-цами, к званию Героя Советского Союза. Оннадеялся получить свою Золотую Звезду, за-тем он хотел устроиться на какое-нибудьсудно по своей судоводительской специально-сти. Не тут-то было! В заслуженной наградеему, как бывшему пленному, отказали. Ви-димо, по той же причине, а также из-за ране-ний, сильно впечатлявших медкомиссию, вер-нуть его на службу или устроить на какое-ни-будь вспомогательное судно тоже не сочливозможным. Единственное, чем судьба улыб-нулась Титову в те дни, была просьба писа-теля Петра Павленко приехать к нему в Ялту. 127

Они встретились и хорошо поговорили. Сле-дом за очерком Павленко хотел писать о ге-рое-черноморце повесть, но «компетентныелюди» ему отсоветовали: повремените, мол,как-никак бывший пленный, идёт проверка.Видя к себе такое отношение, Титов сильнообиделся, махнул на всё рукой и поехал наХарьковщину к любимой девушке Галине, скоторой подружился в Германии, когда помо-гал нашим оккупационным властям. Он-тонадеялся с нею жить в Севастополе. Не полу-чилось; решил: что ж, не пропадём и в селе. Первые пять лет молодым, как и всему по-слевоенному трудовому люду, жилось тя-жело. Родилась девочка Алла, потом Валера,мальчик, — забот прибавилось. Чтоб прокор-мить семью, Георгий Михайлович брался залюбой труд. Начал работать в сельскойшколе. У него проявились недюжинные за-датки педагога. Тут всё пошло в ход: и опытвойны, о которой он сумел рассказать прав-диво, ярко, и способности к рисованию, му-зыке, обнаруженные ещё в интернате. Ноглавное, чем он полюбился детям и взрослым,было его кипучее жизнелюбие. Днём работал,вечерами готовился к поступлению в педин-ститут. Всё складывалось как нельзя лучше. Новесною 1951 года на семью вдруг обрушива- 128

ется страшный удар. По ложному доносу Ге-оргия Михайловича арестовывают, сажают втюрьму, и суд выносит приговор: двадцать летлишения свободы и поражения в правах! Зачто? За измену Родине. Как, на каком осно-вании? На том, что настоящий Георгий Титовубит и покоится в братской могиле, а этот —самозванец, присвоивший себе имя героя. И вГермании он, оказывается, работал на амери-канскую разведку. Обвинение было чудовищ-ным, шито белыми нитками. Однако, все до-воды, которые он приводил, пытаясь оправ-даться, натыкались на глухую стену. Его по-просту не слушали. Уже однажды преданный,брошенный своим командованием на волюврага, он понял, что от службистов, взяв-шихся за его дело, можно ожидать любойкрайности. В одну из ночей, на перегоне аре-стантского эшелона к местам заключения, онпробивается сквозь стражу и бежит. Подробнооб этом событии он не рассказывал даже близ-ким друзьям. Лишь однажды сказал, что егона это толкнуло отчаяние. Побег был пре-дельно дерзким, из тех, которые почти всегдаобрываются смертью. Но он уже ходил по еёкраю в Германии, когда бежал из фашист-ского плена. Повезло ему и на этот раз. 129

Глава вторая В том же, 1951 году, когда Г. М. Титоваарестовали, в Ялте, в возрасте 52-х лет умерписатель Пётр Андреевич Павленко. Разуме-ется, такое совпадение во времени могло ока-заться случайным. Но присмотримся к неко-торым обстоятельствам, причастным нашейтеме. Пётр Павленко был приближённым кСталину человеком, его другом. В Ялте онимного вечеров провели вдвоём, вместе ужи-нали, иногда беседовали ночи напролёт… Отом, что герой его очерка обвинён в изменеРодине, осуждён на двадцать лет и сбежал из-под стражи по пути к месту заключения, ута-ить от писателя, понятно, не могли. А услуж-ливый Берия, второе лицо в государстве,страшно ревновавший и до десятого коленапроверявший всякого, кто становился прибли-жённым вождя, наверняка не без удоволь-ствия доложил об этом Сталину. Мол, ИосифВиссарионович, кому вы доверились? Каж-дый такой намёк Сталин воспринимал оченьболезненно. Не менее тяжело переживал свою«ошибку» и Павленко. А может быть, именноеё он и не пережил. Не исключено, что Берия,не желая никого видеть между собой и Стали-ным, всю эту операцию и разыграл, и довёлдо конца. 130

После побега Титов как в воду канул. Тутуместно сказать, что все подробности жизниГеоргия Михайловича взяты из личных еговоспоминаний, хранящихся в керченском му-зее, а также из рассказов его взрослых детей,друзей, бывших соседей. Очерк П. Павленконайти в архивах не удалось, — возможно, онбыл изъят из обращения. Небольшим отрыв-ком он дан в статье киевского журналиста К.Григорьева «Три встречи с Георгием Тито-вым», опубликованной в сборнике «Ваши зна-комые», Киев, 1966 год. Из этого отрывка ивзята павленковская фраза об оставленныхраненых, приведённая ранее. Добавлю кэтому, что я сам был знаком с Георгием Ми-хайловичем: нас вместе, ветерана и литера-тора, приглашали на встречи в молодёжныеобщежития, в школы. Дружбы не было, этимпохвалиться не могу, беседовали же неодно-кратно. Ни в беседах, ни в воспоминаниях,которые хранятся в музее, Титов про обстоя-тельства побега и про годы, проведённые в бе-гах, не говорил ничего. Какими они были,можно только догадываться. Однако, через недолгое время он тайновозвращается к жене и детям. Начинаетсямноголетняя кочевая, страхом наполненнаяжизнь. Где их только не носило, — по Харь-ковской, Запорожской, Киевской, Вороши-ловградской, Крымской областям, по глухим 131

хуторам и шахтёрским посёлкам. Приезжали,начинали строиться, обзаводиться хозяй-ством; но едва Титов замечал к себе со сто-роны какое-то внимание, тотчас поднимал се-мью в новый путь. И всегда старался не испу-гать, сделать это как бы нечаянно. Например,доставая карту Украины, которую возил все-гда с собой, и вдруг оборачивался к жене: «Га-лочка, подойди, глянь, какие есть на светепрекрасные места! Вот — тихая речка, лес. Атам грибы, земляника, дрозды поют. Давайпоедем, а? Ну, что мы застряли на этом степ-ном суходоле? Давай, красавица, дети будуттак рады. Всё, решено!» Или вдруг начиналрасхваливать шахтёров, их заработки. Приего ранениях ему и близко нельзя было под-ходить к шахте, однако, в Красном Луче онухитрился получить от медицины нужнуюсправку и поступил крепильщиком на шахту,на крутые пласты. Сколько-то проработал —случилась беда, попал в завал, повредил по-звоночник. И три месяца пролежал в боль-нице навзничь на твёрдой доске. Его старшаядочь Алла Георгиевна вспоминает, какие этобыли для семьи трудные времена. Отец же ина доске не унывал. Тогда, после смерти Ста-лина, он ожидал от жизни каких-то больших,хороших перемен. Вспоминая отца, Алла Георгиевна развол-новалась, раскраснелась, помолодела, — ни 132

за что не скажешь, что ей под пятьдесят, уди-вительно, как людей красит искреннее чув-ство. — Папа для нас, детей, всегда был празд-ником, — говорит она. — всё самое хорошеек нам приходило через него. Помню, я ма-ленькая, пятилетняя. Папа приходит с новойдетской книжкой и говорит: «Вот, Алла, еслиты эту книжку за сегодняшний вечер и зав-трашнее утро выучишь на память, мама тебесошьёт новое розовое платье, и мы пойдём вклуб на праздник!» А читать я уже умела.Книжка была «Федорино горе», про хозяйку-неумеху, от которой разбежалась вся посуда,потому что Федора ленилась её мыть и чи-стить. Я прямо вцепилась в эту книжку и вы-учила. И точно, утром, золотая наша мама по-шила мне новое платье, мы пошли в клуб, итам при всём народе, стоя на стуле, я громкои отважно рассказала эту сказку. Все хохо-тали прямо до упаду, и нашей с папой радостиконца-краю не было. Папа очень любил лю-дей, — и его любили. Он хорошо рисовал ка-рандашом, тушью, красками. Его рисунки по-мещала мариупольская районная газета. А ка-кой он был музыкальный! умел играть на всехинструментах, на скрипке, мандолине, бала-лайке, гитаре. Возьмёт инструмент, покрутит,приноровится, трень-брень, трень-брень, иуже смотришь, полилась знакомая мелодия. 133

Где он появлялся, там сразу начинали возни-кать новые кружки, самодеятельность. Алла Георгиевна показывает мне старуюфотографию, проводы семьи Титовых из ху-тора Степок Запорожской области, их послед-него местожительства перед Керчью. ХуторСтепок, рыбколхоз «Сыны моря» сыграли вжизни Титовых особенную роль. Здесь Геор-гий Михайлович работал до войны и сюда воз-вращался при самых трудных поворотахсудьбы. Перед отъездом уже и Валера, сын-школьник, рыбалил с отцом в колхозе. И вотжители этого крохотного селения, вдвоеменьше Эльтигена, все от мала до велика со-брались Титовых провожать. В центре фото-графии мама Галина Семёновна с уже тяжё-ленькой Светой на руках. Света попросиласьна руки, боясь, что при таком скоплениинарода не будет видно. Отца на снимке нет,— он-то как раз фотографирует, чтоб оста-лась память об этой местности, так похожейна нашу керченскую сельщину, и обо всехэтих хороших людях. На лицах провожаю-щих печаль, изумление, радость. Это надо же!Работал человек в колхозе завклубом и про-стым рыбаком, водил фелюжку и катер, былзатейником, душою всех праздничных гуля-ний, на собраниях сидел не в президиуме, агде-то на задних рядах — и вдруг оказалось, 134

что он настоящий герой, о нём пишут цен-тральные газеты, за его семьёю военные мо-ряки из Керчи присылают специальнуюбаржу-самоходку. Чудеса да и только! Чудо произошло в мае 1965 года. В два-дцатую годовщину Победы «Литературка» пе-репечатала из флотской газеты старый очеркПетра Павленко. Повторила его не потому,что нечего было напечатать для такой торже-ственной даты. Думается, все эти годы органыбезопасности продолжали, хоть и тихой са-пой, вести дело Титова и выяснили, наконец,его полную невиновность. Стало быть и писа-тель Пётр Павленко не совершил никакойошибки. Своей публикация «Литературная га-зета» как бы ставила на этом точку. Под очер-ком была приписка, что, к сожалению, ничегоо дальнейшей участи героя и жив ли он, ре-дакции неизвестно: будем благодарны, есликто-нибудь знающий отзовётся. Каким путём и через сколько дней попалэтот номер газеты в хутор Степок, не могусказать. Но какую бурю чувств он вызвал всемье Титовых и у колхозников — можноощутить и ныне, прочитывая строки, написан-ные его, Титова, собственной рукой, изписьма в редакцию и Министру Обороны: «Я,Георгий Михайлович Титов, жив! Расстре-ляйте или дайте жить!» 135

Вот тогда-то Титова и пригласили на жи-тельство в Керчь; по приказу командующегофлотом за его семьёй пошла военная баржа-самоходка. Думали: придётся перевозитьбольшое хозяйство, семья-то не маленькая,трое детей, но почти никакого имущества уних не было, только те гостинцы и подарки,что дали в дорогу соседи. Баржа подошла к керченскому причалурано утром, все её большие и маленькие пас-сажиры стояли на палубе. Жадно смотрели нагород, которому было суждено стать для нихнавек родным. Этот момент полон был такойкрасоты и волнения, что ничего подобного немог бы вызвать и гриновский бриг с его алымипарусами. И это была не сказка, а явь. Ко-мандование флота из своих фондов выделилосемье трёхкомнатную квартиру в новом доме.Правда, этот дом ещё достраивался, — четыремесяца пришлось жить в общежитии. Стара-ясь ускорить переселение, Георгий Михайло-вич каждый день ходил, помогал строителям. До сих пор многие помнят, каким прекрас-ным было это новоселье. Поздравить и обнятьТитова приехали боевые друзья. В трёх ком-натах их собралось не менее сорока человек.Были там и моряки из 386-го отдельного ба-тальона морской пехоты: лейтенант Пётр Дей-кало, старшина первой статьи Игорь Аннен- 136

ков, командир того самого мотобота, с кото-рого они высаживались; был там лейтенантНикифор Коваль, подобранный на доске по-среди пролива; был там и главный старшинаПавел Федоренко, моряк, подхватившийплащ-палатку с раненым командиром, когдаубило Сергея Каменца… От Титова они не от-ходили, куда он, туда и они, — и то один, тодругой срывал кулаком слезу. Не моглинаглядеться на живого. Новоселье шумело доутра. Георгию Михайловичу нашлась в Керчи иподходящая работа: он стал директором клубаюных техников при железорудном комбинате.Отдался этому делу со всем пылом души. Вто время мало кто из керчан знал, каковабыла его жизнь до переезда в Керчь. Но хва-тало и того, что знали. Столько в нём было ума, ответной теп-лоты. Так живо и без бахвальства он расска-зывал о войне, что люди к нему тянулись,наперебой приглашали в школы, на предпри-ятия. Однако не раз я замечал, как во времявыступления он вдруг прерывал рассказ, —скулы его каменели, глаза наполнялись сле-зами, рот вздрагивал и перекашивался. Он немог говорить всей правды. Горкомовские ра-ботники просили его: пожалуйста, своё мне-ние о полковнике Гладкове и брошенных ра-неных оставьте при себе, сосредоточьтесь на 137

героических поступках. И он сдерживался.После всего пережитого, намыкавшись с се-мьёю по чужим квартирам и своим недостро-енным домам, он не хотел на оказанную честьотвечать излишней строптивостью. Теперь,читая листки его воспоминаний, видишь, ка-ких усилий это ему стоило. Но Титова волновало не только прошлое.Честный человек, истинный патриот, он немог спокойно смотреть на чванство партийнойэлиты, на звёзды Брежнева, на чудовищныеошибки, допускаемые во внешней и внутрен-ней политике. Тут его прорывало, он выска-зывался смело и откровенно. Однажды примне зашёл разговор о Чехословакии, о том, скакой неприветливостью, а порой даже ивраждебностью встречают советских туристовпосле памятного 1968 года. Георгий Михайло-вич так и вскинулся, глаза его засверкали. — А что же вы хотите? — сказал он. —Братья-славяне решили обновиться, строитьсоциализм с человеческим лицом, а мы сразув крик: «Контрреволюция!» И шлём танки.Опозорились на весь белый свет. И ещё оби-жаемся, что нас не пирогами встречают? —Вот вам, а не пироги! — и показал собесед-нику шиш. 138

Очень выразительно это у него вышло.Это была боль человека, который хотел гор-диться своей Родиной, страшно за неё пере-живал. Инвалид войны, он работал за троих. По-мимо хлопотного руководства клубом юныхтехников, помимо лекций, бесед и встреч, нанём ещё лежал долг помощи друзьям-ветера-нам, приезжавшим к нему отовсюду: и быв-шим пленным, и просто ищущим справедли-вости людям, которые к нему обращались.Собственное благополучие его совершенно неволновало. Людей же, чувствуя их правоту,он поддерживал, как только мог. Выслушивалисповеди, писал заявления, прошения, хода-тайствовал. Временами, стараясь помочь, уби-вался за других так сильно, что сам потом хо-дил больной. Доставалось и от своих близких, обижен-ных и измученных тем, что он весь растрачи-вается на стороне. Этой трудной проблемы ка-саться не будем. Кто из активно живущих людей не имеетнедругов? Были они и у Титова. И уже опятьначали болеть, открываться раны: опять вос-палились печень и желудок, заставив припом-нить фашистские лагеря, где к вареву из от-рубей добавлялись древесные опилки. Эта бо-лезнь не уходила, давала себя знать все ски- 139

тальческие годы, — теперь же боли станови-лись подчас невыносимыми. Работу с юнымитехниками пришлось оставить. Он перевёлсяв спецучилище № 5 воспитателем. Последнейего должностью был пост охранника в лодоч-ном гараже на дальней окраине города, в Жу-ковке. Году, кажется, в семьдесят девятом, я еговстретил около судоремонтного завода поджи-дающим автобус, в полинялой полосатой пи-жаме и тапочках, страшно исхудалого. По-хоже, он сбежал из больницы. Я неумело по-шутил, сказал, всю-то свою жизнь вы, Геор-гий Михайлович, откуда-то сбегаете. Он махнул рукой и ничего не ответил. Но вспоминаю я его не таким. Вспоминаюза сколько-то годов до того, счастливым ибодрым. Девятого мая на Митридате, посредивеликого праздничного многолюдья. Был тамтакой эпизод. Привезли бочку свежего пива,девушка-продавец долго возилась, выколачи-вая из неё деревянный чоп, — и вдруг этотчоп вырвался. В небо ударила пенная струя,орошая праздник пивным дождём. Народвозопил от восторга, засмеялся. Девушка рас-терялась. А один из пирующих подскочил,выхватил у неё насос и, смеясь, начал егоустанавливать. Это был Георгий Михайлович.Он усмирил бочку, мускулистыми крепкими 140

своими руками ввернул, ввинтил в неё патру-бок насоса и сам же первый начал напениватькружки желающим. Ветеранам наливал впервую очередь. Подзывал: — Николай, айда сюда, освежи душу! —Саня, попей свеженького! А не копошись вкарманах, я угощаю! Угощаю, ребята, под-ходи! Девушка испугалась: — Дяденька Титов, спасибо, но дайте ясама, а то вы меня разорите. — Не бойся, красавица, не разорю, яналиваю, а ты считай: — оплата моя! И продолжал одарять ветеранов. Прекрасная была минута, хохот, смехстоял кругом. Сам он из-за болезни пива непил, водку едва пригубливал, но угощениедрузей было его страстью, до последней ко-пейки. Какой он был в те минуты красивый, —синеглазый, с этой своей синей, порохом обо-жжённой щекою: эта отметина войны ни-сколько его не портила. По всем распадкам и склонам Митридатаперекатывались песенные хоры, — один хорнаплывал на другой и тут же набирали силуголоса третьего. Страстные глаза Титова го-рели счастьем, он готов был обнять всю эту 141

праздничную гору. Глядя на него, я позавидо-вал: «Вот, не зря жил человек, не зря вое-вал». Георгий Михайлович умер 14 сентября1981 года. Природой этому богатырю было от-пущено здоровья на полтораста лет, а он про-жил только шестьдесят. И я сейчас думаю: если мы в эти трудныепьяные времена забудем наши тризны на Мит-ридате, забудем Титова, героев Эльтигена иАджимушкая, если их место в наших душах,в умах нашей молодёжи займут новые обо-ротни с толстыми бумажниками, на «мерседе-сах», — свершится непоправимое, мы преда-дим сами себя, окажемся гнилью, худшими издлинной череды поколений. Хочу верить, что этого не произойдёт. 142

Марина Молодцова член СРПВК  Какое ёмкое и страшное словосочетание.Дети войны долгое время были в тени потому,что были живы многие ветераны войны, кото-рые могли и имели право рассказывать овойне, о цене Победы. Но их становилось всёменьше и меньше и дети войны, как связую-щее поколение, должны сказать своё слово,чтобы потомки погибших в горниле войны,знали о ней правду, гордились своей страной,несли эту эстафету дальше, через века, иначеснова придёт беда, — название которомунацизм и фашизм, который давно поднялсвою голову, в начинающей подзабывать горь-кие уроки истории, Европе, а сегодня ужеохватывает многострадальную Украину. Я сама отношусь к поколению детейвойны, но я родилась в 1944 году и войну пом-нить не могу. Но тяжёлое послевоенное голод-ное детство навсегда отпечаталось в моей па-мяти. В предлагаемом очерке я хочу рассказатьо двух судьбах реально существующих и жи-вущих рядом с нами людей, — скромных, му-жественных, порядочных — и попытатьсянайти истоки их несгибаемого жизнелюбия иоптимизма. 143

 Бориса Васильевича Конограя и его семьюя знаю уже больше 20 лет — это наши соседипо лестничной площадке. Человек, неравно-душный к проблемам дома, он постоянно что-то организует: газификация дома, благо-устройство двора или контроль за исполне-нием услуг ЖЭКом. Будучи давно уже напенсии, он ни минуты не сидит без дела: хло-почет на даче, в лодочном гараже, уделяетвнимание двум внукам и двум дочерям, а ведьон несколько лет назад похоронил свою един-ственную и горячо любимую жену Евгению.Не опустил руки, не сдался на милостьсудьбы. Не сломался. Откуда истоки такогохарактера? …Родился Боря 28 мая 1938 года в ста-нице Фанталовская, Темрюкского района,Краснодарского края. Ему было всего тригода, когда началась война. Отца, ВасилияВасильевича, после небольшой армейскойподготовки отправили на фронт. Больше Боряего не видел. Шли письма с фронта, которыебережно хранятся, как ценнейшие реликвии,в семье Конограев. Он, пройдя всю войну ря-довым пехоты, погиб в Польше 14 января1945 года, где и был похоронен. Но об этомчуть позже. 144

А пока, осенью 1941 года, всю семью: маму,Клавдию Михайловну, трёхлетнего Борю, се-милетнюю сестру Иру и четырнадцатилетнегобрата Лёву, немцы, которые уже хозяйничалив станице, погрузили на телеги и подвезли ккерченской переправе. Подводы уехали назад, а около 200 семей,в ноябрьской слякоти, три дня ожидалибаржу, на которой были переправлены в ок-купированную Керчь. Они расселялись повсему Крыму. Семья Конограев была опреде-лена в районе села Отважное, за Феодосией.Три года жили в землянке. Село охраняли ру-мынские войска. Голодали страшно. Летом ивесной хоть какие-то травы, коренья, фрукты.Зимой многие умирали от голода и холода.После освобождения Крыма, в апреле 1944года, семья вернулась на Кубань. К счастью 145

их дом уцелел, так как в нём размещался штабнемцев, а во дворе мастерская, где осталосьмного запчастей для ремонта авиатехники (в2 км. находился полевой аэродром). Целыхдомов в станице оставалось мало. Семья отремонтировала дом, расчистилаогород, заросший будяками, которые рубилии использовали, как топливо. До 1949 годаничего не росло на их запущенной земле, таккак зимы были суровые, пролив замерзал,даже деревья вымерзали. В 1947 году умер от голода старший брат– подросток. Но постепенно восстанавливаликолхоз. Появились первые МТС и земля, по-немногу, приходила в себя. Несмотря на малый возраст, Борис Васи-льевич хорошо помнит 9 мая 1945 года. Ктому времени была восстановлена телефоннаясвязь и радио — у них в доме полгода жилисвязисты. По радио вся станица и узнала оконце войны. Что тут было! И кричали, и пла-кали, и смеялись! О том, что отец погиб,узнали намного позже: 21 декабря 1945 годаоб этом им сообщил Темрюкский горвоенко-мат. И только в мае 1985 года, после длитель-ных поисков могилы отца, Борис Васильевичпобывал в Польше, в городе Калишу, в 200-хкм от Варшавы, на братской могиле № 627.Оттуда он привёз горсть земли на родину. А 146

письма — треугольнички, которым удалосьразыскать своих родных, до сих пор бережнохранятся. Последнее письмо пришло неза-долго до гибели, где отец писал, что предстояттяжёлые бои и форсирование Вислы. В ходеэтих боёв и погиб рядовой Василий Василье-вич Конограй. В моих руках эти пожелтевшие от вре-мени, сотни раз перечитанные фронтовые тре-угольники писем. «…Живите с надеждой набудущее, молитесь за меня. Жив останусь, 147

вернусь с великой победой к вам, мои анге-лятки. Какая тоска по своей дорогой Родине,как её хочется видеть, да жаль, что разъеди-няет наши жизни не одна тысяча километ-ров». (Из письма от 28 декабря 1944 года). Авот последняя весточка: «…Берегите мои за-писочки. Может они вам только и будут па-мятью обо мне. 10 января 1945 г.» А жизнь брала своё. В 1953 году Борисзакончил 7 классов, затем, в Керчи, металлур-гический техникум по специальности: «Разра-ботка рудных и россыпных месторождений». 148

На практике был в г. Шахты под Кривым Ро-гом, на преддипломной на Урале, под Ниж-ним Тагилом (г. Благодать). В 1957 году поокончании техникума, получил направлениена шахту им. Коминтерна в г. Кривой Рог надолжность горного мастера. Служба в рядахСоветской Армии. Всё, как у всех. В 1960году вернулся на Кубань, в посёлок Сенное,Темрюкского района, мастером горногоучастка. В 1962 году пережил тяжёлуютравму: сбила машина. Перевезли в Керчь,где было много родственников и где в боль-нице водников, его подняли на ноги. В это время, КСУ №117 набирал масте-ров, прорабов. Были командировки по всейУкраине, принимал участие в строительствеСеверо-Крымского канала, ЖРК, завода «За-лив». В 1970 году закончил Одесский инже-нерно-строительный институт, заочное отде-ление, по специальности: «Промышленное игражданское строительство». Принимал уча-стие в строительстве кислородной станции«Ямбурггазпромстрой» в 1986-87 г.г. В 1993году в возрасте 55 лет вышел на пенсию. Свою единственную встретил в Керчи в1964 году. Евгения Семёновна Потичук тожев своё время училась в Одессе в политехниче-ском институте по специальности инженер-электромеханик. В 1965 году родилась перваядочь Светлана, в 1970 г. — Ольга. Пять лет 149


Like this book? You can publish your book online for free in a few minutes!
Create your own flipbook