М.Сильченко Абай

■г — Татьяна, русская душою / ( у В. Г. Белинский писал: «Велик подвиг Пушкина, что он первый в своем романе по­ этически воспроизвел русское общество того времени и в лице Онегина и Ленского пока­ зал его главную, т. е. мужскую сторону, но едва ли не выше подвиг нашего поэта в’ том, что он первый поэтически воспроизвел в ли­ це Татьяны русскую женщину. Татьяна — лю­ бимая героиня Пушкина, «русская душою», становится родной и близкой казахам. Зимою 1887 года Абай гостеприимно распахнул две­ ри своего дома, и вошла Татьяна. В жилище казахского поэта в отдельном шк^фу покои­ лись томики «Тысяча и одной ночи», «Шах- намэ» вместе с Пушкиным, Лермонтовым и Крыловым. Абай часто и подолгу ночной по­ рой засиживался за своим столиком. Его можно было видеть заполночь склонившимся над томом Пушкина или над бумагой, на ко­ торой появлялись причудливо тонкие, кружев­ ные строчки казахских стихов, написанные арабским шрифтом. Иногда Абай напевал ме* лодии, которые подходили к ритму стихов. Поэт работал и днем. И только, быть может, нечаянно кому-либо удавалось услышать не­ знакомые доселе стихи и мелодии. Абай не любил работать при ком-либо. И когда за­ кончен был труд, друзья, ученики поэта, близкие заучивали, повторяли, пели «Письмо Татьяны Онегину». В казахском а\\ле Татьяна уже не гостья, а близкое, родное существо. В казахском переложении Абая Татьяна — 51

Г*.... ( идеал женщины, прекрасной в своей искрен­ ности, благородстве и достоинстве. Казахский эпос дал ряд героинь, которым близка Татьяна своими душевными качества­ ми. И в девушке Жибек («Кыз_Жибек»), и в Баян-Слу («Козы-Корпеш и Баян-Слу»), и в Эилик («Энлик и Кебек») красота и обаяние неразрывно связаны с сердечностью, верностью и беззаветным чувством. В то же время эпи­ ческие героини, по ходу повествования неиз­ бежно связанные с каким-либо испытанием своего чувства, проявляют еще и другие каче­ ства— доблесть и мужество, лукавство и хитрость в борьбе с противником. «Письмом Татьяны» Абай открывает новую страницу в казахской литературе, посвященную изобра­ жению душевной и сердечной жизни, вне столкновения родовых противоречий, враж­ ды, интриги. И потому мотив Татьяны в ка­ захской степи зазвучал совсем необычно. Поэт слил в нем лирическую задушевную теплоту с драматизмом внутренней борьбы двух характеров: Татьяны и Онегина. Точно в ответ на мистику богословов-суфиев, Абай решился показать во всей красоте и сложно­ сти переживаний внутреннюю жизнь человека с его «земными» влечениями и страстями. И в этом случае он, следуя своим русским друзьям-поэтам, вознесся «главою непокор­ ной» выше признанных восточных авторитетов. В литературе Востока существовала тра­ диция писать на тему, уже затронутую вы­ дающимся предшественником. Так, например, следуя своему великому предшественнику Низами, поэту Азербайджана, узбекский поэт 52

№ Навои создает поэму «Фархад и Ширин». Поэма о разлученных и страдающих любов­ никах— «Лейла и Меджнун», или о «бедуин­ ских Ромео и Джульетте» — одна из самых популярных на Востоке. До двадцати произ­ ведений о Лейле и Меджнуне создано поэта-- ми Востока, и каждая из них не вариант, а новое творческое воспроизведение сюжета по-, пуляриой арабской легенды. Показательно, < что и Абай распространял среди своих дру­ зей этот сюжет. Когда же Абай с увлече­ нием стал читать Пушкина, его покорил обаятельный образ Татьяны — женщины, чье счастье и судьба оказались выше и сильнее личной страсти и желаний. Тема и знакомая и новая. Нет враждующих родов, нет таин­ ственного рока. Вся жизнь—в душевных пере­ живаниях героя и героини. Следуя восточной традиции, Абай как дар величайшего уваже­ ния к Пушкину создает свои стихи об Оне­ гине и Татьяне. Из романа «Евгений Онегин» Абай выбрал только мотив любви Татьяны к Онегину. О Ленском — лишь два куплета-четверостишия «Стихи Ленского». Нет даже упоминания об Ольге. Взаимоотношения Татьяны и Онегина показаны в их письмах. Переписка открывается известным пушкинским письмом-признанием Татьяны Онегину. Абай сохраняет не толь­ ко смысл, но и образность письма. Влюблен­ ная девушка, переживающая сложное чувст­ во открытого восторга, «замирающая стыдом и страхом», полная неведения, — кто же ее избранник: «ангел ли хранитель или коварный искуситель», — Татьяна в казахском абаев- ском изображении так и не выскажет до 53

конца своего чувства. И ее обращением к Онегину до конца остается «Сиз», переда- ваемое по-русски «Вы», но на самом деле не равное по значению ни «Вы», ни «ты», а выражающее уважение, оказываемое старше­ му, любимому, уважаемому человеку. Современники Пушкина были смущены по­ ступком Татьяны — ее письмом Онегину. Ее любовь воспринималась как «легкомыслеи- ная». Критик популярного альманаха «Ате- ней» удивлялся: «печальная Татьяна, раз, и то мельком, видевши молодого мужчину, пишет ему, спустя полгода, самое жалкое письмо, уверяя, что Онегин послан ей богом! — есте­ ственно ли все это?» Одна украинская помещица возмущалась, зачем Татьяна не выдала свое письмо «в свит». И еще сердилась: «Зачем Татьяну в свит вывезли». Но Белинский тогда же высоко оценил то самое чувство, которое не понято было «све­ том», но так естественно и прекрасно пере­ дано Пушкиным. М. А. Боткину в 1837 году Белинский писал: «Меня всегда смущала лю­ бовь Татьяны к Онегину, как любовь глубо­ кая, возвышенная, но не разделенная, теперь я уверился, что она не была неразделенною. Онегин человек не пошлый, но опошленный, и потому не узнал своей родной души, Татья­ на же узнала в нем свою родную душу не как в полном ее проявлении, но как в -воз-* можности...» Именно эта «глубокая и возвышенная» лю- бовь Татьяны, узнавшей в Онегине свою родную душу... «в возможности» и была отлично понята Абаем и стала основой 54

7 ~____ ч.'СГ ого стихов об Онегине и Татьяне. Абай точ­ ! но стремится поднять Онегина в глазах чита­ теля и более сблизить его, сделать его род­ нее Татьяне. Если уже для Пушкина Онегин не был байроническим типом, но русским, национальным героем, то для Абая еще бо­ лее удаленным оказался байронизм Онегина. В ответ на «послание бедной Тани» у Абая Евгений уже не читает ей нравоученья с гла­ зу на глаз, а пишет полное раздумий и при­ знания превосходства Татьяны письмо. В этом письме Онегин сравнивает свою жизнь с тоскливой осенью, с дорогой скитальца, на­ зывая жизнь Татьяны молодым деревом с рас­ пускающимися ветвями и зеюнеющей листвой. За первым письмом следует второе. По его содержанию можно сделать вывод, что оно написано после того, как Татьяна вышла за- *муж. Одиночка, рано пресытившийся жизнью и скучающий, Онегин в этом втором письме ищет в Татьяне опоры и нравственной под­ держки. У Пушкина Онегин, встретившийся с Татьяной после ее замужества, переживает наплыв чувства и вынуждает повое призна­ ние Татьяны. Вот когда открывается это -ИИМЭНИ1/’ЭС[ 1ГВ0ИН койотом о ‘«гид!/ оаюнит/з» У Абая Онегин «жолбарс» или тигр в пер­ вом письме Татьяне, — в следующем посла­ нии становится кротким ягненком. Мотив сми­ рения, совсем не характерный для байрониче­ ского гсроя-гордеца или сильной, но одино­ кой личности. Ом склоняет свою голову пе­ ред величием Татьяны. Он раскрывает перед ней свою истомленную душу. Он покоряется судьбе. Хотя в этом образе мы и узнаем пушкинского ’ героя, • покоренного чувством 55- * 4

Татьяны, но герой русского роман-а дан Пуш­ киным в типичной великосветской обстансгг ке, в которой теперь он встречается с быв­ шей провинциальной барышней Татьяной. Абай же стремится приблизить своего ге­ роя — пушкинского Онегина — казахам, углуб­ ляя происходящий в нем психо,,огический п релом через усиление общечеловеческого, гу­ манного значения пушкинской темы, подчер­ кивание морального, воспитывающего значе­ ния романа. Не случайно признание Онегиным нравст­ венного превосходства Татьяны выражено с- помощью арабизмов, придающих письму Оне­ гина несколько приподнятый тон. В глазах Онегина героиня романа — «мих- раб», или возвышение в мечети, откуда про­ износятся слова назидания. Он встревожен* что не в силах подыскать слов, достойных: своей возлюбленной, как встревожен был бы. если бы не смог в словах молитвы передать свои чувства правоверного. И, наконец, в четвертом письме окончатель­ но разрешается основной мотив. Татьяна при­ знается Онегину, что она ждала своего счастья, лелеяла мечту о блаженстве и во­ сторженной любви, но жизнь сказалась силь­ нее мечты. Цельность образа Онегина Абай' довершает отдельной характеристикой и его- предсмертной исповедью. Герой признается,, что он ничего не нашел в жизни и просит сырую землю принять его в свои объятия. Отдельные элементы восточной поэтики,, появившиеся во втором письме Онегина, ока­ зались на втором плане, когда в предсмерт­ ной исповеди герой нашел в себе силы стро- 56

«г с; чп го и трезво оценить и осудить бесполезно прожитые годы. В герое русского романа Абай увидел не «лишнего человека», «обая­ тельного диалектика», хилого и запутавшего­ ся в противоречиях, а нового человека, цель­ ную натуру, или пылкую душу, которая бы­ ла,— повторяем еще раз слова Белинского,— «не в полном ее проявлении, но как в воз­ можности...» В годы создания «Онегина» Пушкин мог представить эту душу лишь в возможности. Друг русских шестидесятников, Абай, имел: уже данные приближать возможность к. реальности. Онегин Абая умирает. Но не умирает те­ ма «родной души». Поэт пишет пленительные своей искренностью и силой стихи: «Обра­ щение жигнта» и «Ответ девушки». И то к другое стихотворения относятся к 1889 году, т. е. году создания Абаем переписки Онегина' и Татьяны. Однако письмо жигита и ответ девушки характерны не теми психологиче­ скими оттенками и переживаниями, которые мог из русского романа внести в свои обра­ зы Онегина и Татьяны Абай, а скорее напо­ минают традицию народных песен и лиро- эпических сказаний. Любовная страсть и том­ ление возлюбленных изображаются традици­ онной метафорой — сокол, падающий на фа­ зана: О дерзкий сокол боевой, Ты сыт добычею жипом! Немало девушек стоят У входа в дом просторный твой. Но если ты навеки мой,— Не надо мне судьбы иной; 57

Ты — белый сокол, я — фазан, Бери и насыщайся мной. Показательно, что эта метафора порази- тел ыю близка ранним лблспским стихам «Охота с беркутами», написанным в духе на­ родного творчества. Там беркут, наслаждаю­ щийся победой над лисой, переживает со- «тояние, подобное экстазу * жениха, познаю­ щего свою невесту. И в народной лиро-эпи* •ческой поэме «Кыз-Жибек» упоенье возлюб- -лениых своим счастьем передано в традици­ онной метафоре — юный белый кречет ла- •слаждается побежденной жертвой: Меткий юный крсмет белый Реет добычу хваткой смелой И, ломая, шею гнет, — Так любовь слила влюбленных, Страстью до пой истомленных. Гусь, Лебедь, Конь, Белый верблюд — «обычные элементы символики в народном ■творчестве. И они неизменно являются спут­ никами влюбленных. Абай, обращаясь к луч- •зиим традициям и образам русских классиков, не забывает и сокровищницы казахского на­ родного творчества. Это закономерно. И Пушкин в том же романс «Евгений Онегин», в особенности, когда он создавал образ Татьяны, .жил в мире чудесной народной сказочной фантастики. Абай сам испытал муки неразделенной люб­ ви — его раннее чувство к девушке-акыну •Куандык. Первая жена поэта, Дильда, не бы­ ла избранницей сердца. Этот брак—дань •властолюбию Кунаибая и уступка родовым традициям. Настоящей жизнью, свобочпой «от условностей степного быта феодалов и 58

полуфеодален, Абай жил -в своих лирических стихах на темы «родной души». Эта тема становится одной из любимых поэтом, и зву­ чит она почти на протяжении всего творче­ ства, сначала в подражательных восточным авторам стихах и в стихотворных откликах на произведения народной лирики, а с момен­ та написания «Онегина» и «Татьяны» и, осо­ бенно, в девяностые годы — в стихах и пес­ нях в духе пушкинской и лермонтовской лири­ ки чувства. Стихи «Юности жаркий огонь», «И краснеть, и бледнеть», «Ты зрачок мо­ их глаз...», несмотря на отдельные сравнения, близкие к восточной поэтике или народной символике, Абаем созданы под впечатлением пушкинских и лермонтовских традиций. Взор мой скрыт—речь держу, Женский стыд я щажу. Иль самой невдомек? Всю ль в слова страсть вложу?! Все поймешь ты вполне. Что в сердцах есть на дне. Виду нам нс подав. Ото всех в стороне. Так высказывает свои чувства жигит де­ вушке в стихотворении 1801 года. Милый мой, дорогой, Я тебе шлю привет. Сожжена я тоской. Знаешь ты или пет? Ж'IV вестей демь-леиьскон. Жажду их всей душой. Где найду я покой. Если • ты стал чужой! Так высказывает свою тревогу девушка в стихах 1897 года. Живые, реальные люди пред­ стают нам в этих стихах. Отходя в лириче­ ских произведениях от восточной пышности и 50

народной символики, Абай тем самым осво­ бождал казахскук? поэзию от патетики и ри­ торики и приближал ее к жизни. Пушкин ранее, в силу исторических усло­ вий русской литературы, прошедший путь борьбы за реалистическую, богатую жизнен­ ной правдой поэзию, был светочем, манив- шим в первой половине девятнадцатого сто­ летия азербайджанскую лирику в лице Мир- за-Фатали Ахундова. Теперь, во второй поло­ вине столетия, он освещал путь казахской лирике. Домбра и лира ^ Задушевность и глубина чувства пушкин­ ской Татьяны взволновали Абая. Образ Татьяны оживал не только в словах. Знако­ мые и новые казахские мелодии роились в голове Аба*я. И в них он видел, слышал, ося­ зал Татьяну. Но вот настал тот момент, ко- гда слова и музыка слились з едином созда­ нии. Абай пропел «Письмо Татьяны». Пение сопровождалось домброй, национальным ин­ струментом казахов. Мотив «Письма Татья­ ны» из юрты Абая уносится учениками поэта и акынами в аул, в степь... Без йот, без написанного текста он, бе­ режно хранимый певцами* передается от по­ коления к поколению. Через десять лет после смепти Абая одпо- му из путешественников по Тургайским сте­ пям довелось услышать мотив абаевской Татьяны. Тысячеверстные расстояния ие мог-. ли стать ему помехой. И только имени авто- 60

т ра здесь, в Тургае, не знали: Исполняемый акынами напев «Письма Татьяны» стал безы­ мянным, народным. В Семипалатинской обла­ сти сейчас можно в западных районах слы­ шать «Письмо Татьяны» и в устах акынов, и з устах колхозников, и в устах школьииков- детей. В наши дни «Письмо Татьяны» Абая поло­ жено композиторами Казахстана А. Затаеви- чем (1924 год), Б. Ерзаковичем и Л. Хамиди (1932—1933 годы) на ноты. Записаны моти­ вы из следующих стихов Абая: «Сегиз аяк» (Восьмистишие), «Козимнпн карасы» («Ты, •глаз моих зрачок»), «Айтым сэлем, калам- кас» («Привет, красавица»), «Ушим олген, сыртым сау» («Я мертв, лишь внешне жив») (и другие, всего 16 мелодий-напевов. Домбра — неразлучный спутник акынов, ис­ полнявших народные песни и кюйи (мелодии), в руках Абая становится тем же музыкаль­ ным инструментом, что и лира у древних греков. Абай создает лирические стихи ин­ тимного, субъективно-оригинального, личного характера. Предшествующая Абаю лирическая поэзия достигла значительных высот в отношении таких форм и жанров, как мактау (гимн, ода), жоктау (плач), кос-тасу (песни прощания), весьма близких к безымянному народному творчеству. «Плач по Ксиесары и Намрыз- баю» певца Нисапбая, при всем своеобразии стиля, не только близок.к народному творче­ ству по форме, но и служит примером выра­ жения чувств, переживаний определенной группы, боевых соратников хана. Поэт скор­ бит, что ему не коснуться ханского плеча 61

м (знак милости со стороны владыки-хана), ! что не раздается более «уран»—боевом призыв­ ный клич. С именем хана поэт связывает и I личную честь и личную доблесть его повсташ дев-воинов, когда поет о поражении Кене- ' ^ары: При великом хане Кеие Были мы сильны и грозны. Налетали на вражий стаи Наши доблестные сыны. Словно горный степной буран, Окружали кольцом стальным Под воинственный наш уран. Исключительное, своеобразное и богатое по мастерству творение Махамбета — поэта ут участника восстания Исатая Тайманова, так­ же, в значительной мере, является лирикой военных походов. Сам же поэт — глашатаем, певцом в стане воинов. Традиционность даже наиболее одаренных поэтов — предшественников Абая мешает ид? воплотить в своих созданиях богатую пере­ живаниями их индивидуальную, своеобразную духовно-творческую жизнь. И вполне попят­ но, что, следуя восточной классической тра­ диции, многие из поэтов, в целях фиксации их творческой личности, считали необходи­ мым в самом тексте, особенно в заключитель­ ных стихах, поставить свое имя — имя автооа. Поэты «Зап-Замян» («Эпохи скорби») Му­ рат, Дулат, Шоптаибяп в своей липике, лаже при наличии критического отношения к бай­ ству, царским чиновникам, колонизаторской буржуазии, оказались певцами группы, опре- . деленного слоя казахской интеллигенции вто­ рой половины девятнадцатого века — после­ дователей исламской религиозно-философской 62

щ __ _ о. ^ 'ИГ школы — суфизма. И только Абай в полной мере, обогатив казахскую лирику традициями» западноевропейских и русских поэтов, утверж­ дает этот жанр, как и другие, в казахской» литературе с се национальными отличиями. лирике Абая легко прослеживаются раз­ личные ее пласты или стадии,— от наиболее близких к народному творчеству, как песня к- загадка, до более отдаленных, созданных в периоды наивысшей профессионализации и* индивидуализации поэтического творчества, как эпиграмма, элегия, сонет, газель восточ­ ных поэтов. В лирике Абая отражается и его* личная духовная жизнь и жизнь казахского народа в период, когда паибочее обострились- противоречия его основных масс и правящей* феодально-родовой верхушки, степной ари­ стократии или нарождавшейся буржуазии. В: отличие от своих предшественников, Абай в лирике становится певцом человеческой лич­ ности с ее переживаниями горя, радости,, любви, ревности, мечтаний, надежд, достиже­ ний. /Свободная от религиозных и культовых элементов, лирика Абая материалистична и* даже несколько рационалистична. Особенно- это заметно в просветительских стихах поэта. Абай связывает лирическую поэзию с жи­ знью, с действительностью. У него уже не- встретишь столь распространенной на Восто­ ке касыды — похвального стихотворения, по­ священного широко известному лицу. Зато- сатира и эпиграмма занимают весьма почет­ ное место как оружие борьбы и с феодаль­ но-родовыми явлениями и уродливыми Фак­ тами, сопутствующими колонизации'. Газель— лирические восточные стихи — находит свое

т отражение в начале творческого пути; сонет и, особенно, элегия широко распространены в конце, когда Абай тяжело переживает оди­ ночество, усиление колониального гнета и преследование со стороны продавшихся ца­ ризму степных владык, а больше всего смерть любимого сына Абдрахмана, обучавшегося в Петербурге, в военном училище. Знаменитые «Воспоминания» Абая: Я с вершины скал В мир слова кричал, Эхо отвечало вдали; Тех, кто мне отвечал, Я голами искал. Волочась по лицу, земли. Те же скалы передо мной. То же эхо — отзвук пустой. (1889) — трагедия духовного одиночества поэта и мыслителя, беззаветно любившего своп народ и остро переживавшего отсталость и кос­ ность в народных массах. Закономерной от- •сюда является и тема неудовлетворенности жизнью и прощание с мечтами юных лег. Большой человеческой скорби полны элеги­ ческие стихи: Где ты, золотая пора, Когда радость лилась рекой? Как б\\*дто вчера, лишь вчера, Л оглянешься — далеко. Умоляй, тоскуй, проклинай, Оплакивай — не вернешь, Друзья разбрелись — догоняй! Не догонишь, не найдешь. Поплачу, дай волю очам. Дай терпение, потерплю. Если есть для сердца бальзам, — Израненное исцели. (1899) <54

V» ^ ' •_Т'- ' * №■ ■ ( ['; ! ’^Ч.** Ь\\*5*/ 7> “—'^■> С...-,*_> у &,*'\"'** ,'*> - . кАх^/у-;.^ ; л, •г’$ ‘О гу.У* ИО+Ь+у* ч’ •-*> ■..ъ/Лы->у '. •у?■.7л$_о :.,у / ■*&ь&:уо/: ■ ... , *-г %у » • „ . _ , -г , . *-.*-’ '• •\" ' .. ■■_> -•--■•; ;. ''\\:.'/ ‘ ' :; '••■•>':’-'У,;, '.С ^I1 ■',7-'-'^-у. ?Л*.| ■ :у--''у^ЛЬЛ,' »'5л‘.| , •V ' |“ , - ; -- . I .• •» ) , ' 7я '■.>■_;ч?,- 7 ;:/> .-■ II .; • •- --У'•■'■•■:'■ ? •г, ......... г!:.„•'.. г.'. ’.* К- I* ^■у^гГГ'Л>- гг/'-'-о '-{••’ с- 4-4V4^7 . ■ л !:>'-' (с-ЛЛ^,/ ОЛл*. ■•4; ■ -м г* .№ :• 'I •■4.■■'•■• Зй 1 Г;;4-4(и,44^ ■ Л : •.•4'.<: , гЛ<I • •/.. '; . У/ ' Г-' :.4 .44 . ■ ■ '■Л'ы.-М--; '•У- 4.4 ■ •Ш;: ШшшШШШшиш:: :ь: ■;=,;?;___й 529 Автограф Абая

' Трудными были для поэта девяностые го­ ды. Горе и борьба наполняли их. Один из. старейший, непримиримый и злостный враг Абая —Оразбай сплотил вокруг себя недо­ вольных Абаем представителей знати. Они. сеяли смуту и порочили поэта клеветнически­ ми доносами. Наконец, в 1897 году устроили покушение па жизнь Абая. Благородный жи- гит своим телом защитил Абая от вражеско­ го удара. Тогда были пущены в ход испытан­ ные средства. Управители и родовые старши­ ны шлют в канцелярии губернатора, уездных начальников, царских судов доносы па Абая.. Поэта обвиняют во всех «смертных» грехах,, называя его «врагом белого царя», «смутьяном среди парода», неугомонным нарушителем обычаев, прав и установлений отцов и дедов. В ауле у Абая полицейский обыск. Друзья поэта Долгополов и Михаэлис высылаются в- более далекие от Семипалатинска районы. Та же мера готовится и в отношении самого Абая. Полиция не осуществила ее, боясь вспышки народного гнева. И в этой обстановке, среди постоянного раздумья о судьбах народа, о себе Абай пе­ реживает исключительный творческий подъ­ ем. Созданные в данную пору стихи наиболее глубоки, интимны и совершенны по форме. Личное и социальное в них сливается воеди­ но. Их благородная простота свидетельствует о подлинно совершенной поэзии. Среди мра­ ка и грязи, окружающих поэта, в его стихах искрятся светлые, радостные, полные опти- мизма образы любящих сердец. На воде, как челн, луна. Тишина ясна, глубока. 66

_____ Ч'У * : Лишь в овраге полночь черна Да шумит в тишине река,— > полно восторгов любви и торжества челове­ 1 ческих чувств и влечений. К этим стихам примыкают и другие, в которых, однако, на­ ряду с гимном любви и страсти, слышатся мотивы сомнений и разочарований. Большая часть этих стихов связана с 1858 годом. Этот год, как м два предшествующих, также доставил печаль и волнение поэту. В его ауле гостьей была Куандык. Она воскресила далекую юность поэта. Она же уязвила и личное самолюбие Абая, напомнив о позабытом еще покушении, она углубила и скорбь Абая. Она еще раз показала А баю, как даже в талантливых людях, творческих натурах живучи родовые предрассудки. Во время приема гостей разговор Абая с Куандык перешел в горячий спор. Куанлык, гордая своим происхождением из рода Най­ ман, упрекала Тобыкты — род Абая, будто- бы его родоначальником является раб. А если так, то что же мешало жигиту по­ бить Абая плстыо-камчей. Намек на покуше­ ние 1897 года. Разгоряченный, но сдерживаю­ щийся Абай сумел быть на высоте при этой оскорбительной беседе и только с достоин­ ством ответил Куандык, что он не остался бы живым, даже если б его только • косну­ лась плеть. Ответом поэта были и стихи, написанные им в связи с пережитой обидой. Интересно, что они не были известны до самого послед­ него времени и найдены совсем недавно. Откликнулся поэт и на смерть любимого Абиша — Абдрахмана. В сыне Абай видел 67

продолжение своего великого дела — просве­ Г щения народа. Идея вечно живого знания — лейтмотив стихов «На смерть Абдрахмаиа». Абай ждал сына, получившего образование в . столице, верил в него: Возвращенный родимой стране, Разве всех ты не звал бы вперед? Разве было б так горестно мне, Если б умер, уча свой народ? Эти стихи еще один пример того действен­ ного «пессимизма» Абая, который сочетал в себе и скорбь, горе поэта, и неистребимую мощь его народа, озаренного светом науки и знания. Лирика Абая — новый этап в области ка­ захского стихосложения. Абаем создано до 16 новых стихотворных размеров, в основе которых широко распро­ страненные в казахском народном творчестве семи-восьяисложные и одиннадцатисложные стихи «жир» с различным количеством строк в строфе — «толгау». В поэтическом мастер­ стве Абая характерно разнообразие размеров и инструментальное богатство рифмовки, вносящее в казахское силлабическое стихо­ сложение элементы тонизации и тем самым протягивающее новые нити к русской класси­ ческой поэзии. И в лексике лирических стихов Абай как новатор показал примеры обогащения обыч­ ных традиционных образов фольклора или творчества своих предшественииков-поэтов но­ выми смысловыми оттенками и значениями. Так, например, фазан в песнях Ы'ысанбая — метафора или символ беззащитного, побежден­ ного рода; у Абая он берется в смысле пре- 68

П* ----- ;_5а - (Д^ данности женщины любимому, близкому мо­ лодому человеку — жигиту. Кумыс в песне Досхожи о хане Кеиесары упомянут в качестве элемента зрительной ме- тасЬоры — «Студеный ключ, ты бурлив, как сабы прохладный кумыс». Кумыс в стихотво­ рении Абая — широко развернутая метафора с характеристикой современной поэту казах­ ской жизни, с осуждением чванливости, хва­ стовства, мелкого честолюбия. Леопардом на­ зывает себя и Исатая поэт-батыр Махамбет, выражая этим идею наводной мести и гнева по адресу султана « Баймагамбета. Раненым жолбарсом (тигром) у Абая называется Оне­ гин, побежденный возвышенным, чистым чув­ ством Татьяны. Во всех элементах и стадиях своего творчества Абай показывает себя но­ ватором в области казахской национальной поэзии. Все живое, действенное, волнующее становится достоянием его стихов. „Громы негодованияI О * гроза духа...\" Это — слова Белинского о поэзии Лермонто­ ва. Они с потрясающей силой и проницатель­ ностью характеризуют талант а.втопа «Думы», «Паруса», «Демона», «Мцыри». Негодование во имя величайшей любви. — гроза, освежаю­ щая душную атмосферу России времен Ни­ колая I — пафос поэзии «могучего духа», «неведомого избранника» с русскою душой— М- 10. Лермонтова. В этой поэзии и Абай нашел частицу своего мятежного я. И не случайно лермонтовский «Парус» переведен 69

им почти дословно, И лишь в последней третьей строфе Абай несколько смягчил лер­ монтовский мотив, перефразировав последние третью и четвертую строки третьей строфы: «Бедняга, он, мятежный, V бога днем про­ сит бури ночи». Только отрывки из сгихотво- рений Лермонтова «Бородино» и шес'ь строк стихотворения «И скучно, и грустное пепеве- дены Абаем до его обращения к «Пушкину» и «Крылову» в 1882, 1885 годах. Затем, начиная с 1890 года по 1902 год, т. е. почтн до самого конца своего творческого пу­ ти Абай не расстается с Лермонтовым. Из Лер­ монтова Абаем взято свыше 25 стихотворений, не считая отрывков из «Демона» и из повести «Вадим», переведенной стихами. Уже это одно говорит о творческом родстве казахского и русского гения. Но примечательно и то, что к текстам Лермонтова Абай относился строже, нежели к Пушкинским. С Лермонтовым через Абая традиции русской литературы упрочива­ лись в литератмпе казахского народа. Такие стихотворения Лермонтова, как «Дары Тере­ ка». «Выхожу один я на дорогу», «Парус», переведены с сохранением всех особенностей оригинала. Стихи «Горные вершины», взятые Лермонтовым из Гете, Абай переводит, стро­ го придерживаясь текста Лермонтова. Но и в остальных случаях при переводах Лермонто­ ва Абай допускал незначительные отклонения или вольности. Еще В. Г. Белинский, сопоставляя Пушки­ на и Лермонтова, отмечал у Пушкина «раз­ гул на пиру жизни», у Лермонтова «везде вопросы, которые мрачат душу, леденят серд­ це...». Смущавший веселость светского обще- 70

! •ства лермонтовский стих, «облитый горечью и злостно», духовно близок Абяю, в девяно­ стые годы особенно остро чувствовавшему и свой разлад со степными обычаями и поряд­ ками. Р> духе поэзии Абая и в отдельных его приемах немало родственного музе Лсп- монтова с его вопросами и философскими об­ общениями, с его действенным п^ссммц *мом, в котором, по выражению А. М. Горького, «ясно звучит презрение к современности и отрицание ее, жажда борьбы и тоска, и от- чзс,>1по от сознания бессилия». Не потому ли многие собственные стихи Абая девяностых годов близки его перево­ дам и переложениям Лермонтова? Многие из стихов Абая, нс имеющие у ав­ тора заголовков, можно было бы озаглавить по-казахски «Ой», или по-русски «Лума». Те­ ма ответственности перед потомками за бес­ плодно проведенную жизнь или тема «Думы» Лермонтова у Абая встречается и в стихах восьмидесятых годов. Но глубокий философ­ ски- обоб Iцающи й смысл эта те м.а при ии мает во второй половине творчества поэта, т. е. именно в то впемя, когда Абай работает над «Думой» Лермонтова. Стану немым я, не загремлю опять,— Внукам судить меня, что с потомства ваять? Кпопь моя черна, в язвах сердце мое... Дважды нас в одном можно ли обвинять? Ч^об милоеепдным быть настежь откпой грудь! Кто я, предок твои? Тайна я, не забудь. Путь я стал для тебя, знай, потомок мой. Тысячи раз в бой шел я, не обессудь. Мир мне впору был, юному силачу. Гневу, спорам в дань я возжигал свечу. Враг меня донять силится клеветой. Ринулся б я вслед, — поздно! Не доскачу... 71

Это один из тех стихов, в которых более ранняя тема Абая звучит в философском пла- не и представляет собой оригинальную интер­ претацию лермонтовской «Думы» и его «пес­ симизма». Как «Дума» Лермонтова была син- тезом общес.твениых настроений тридцатых годов, так и приведенные стихи Абая, а так- же и другие .стихи, являлись синтезом пере- живаний самого поэта и примыкавшей к не­ му молодежи, его учеников и последователей, в которых поэт стремился воспитывать чувст­ во личной ответственности перед народом -и* строго критическое отношение к ходячим; степным авторитетам, покоящимся на коране, хадисе и т. д. Ниязбек Келдыбеков сохранил воспоминания о встрече с Абаем в 1897 году. Ниязбек в это ввемя учился в Семипалатинске, в медресе- Камали Хазрета. Когда Абай увидел Ниязбе- ка за книгой «Видам», содержавшей начатки обучения на арабском языке, он сказал: — «Ты сын мыслящего человека и, если хочешь быть знающим, — учись в русской школе, ес­ ли хочешь быть богат скотом, поезжай в степь, трудись. В медресе мало чему на­ учишься». Нельзя не подчеркнуть, что и в переложе­ нии «Думы» Абай провел эту же мысль о противопоставлении знания и богатства. Очень своеобразно, например, заканчивается строфа, по-русски звучащая совсем не так, как V Лео- монтова, но очень близкая ко всей поэзии Абая' того времени и его воззрениям: «Нет у тебя друга, нет и врага — спи спо­ койно. Ты алчешь богатства, продажен ду­ шой». 72

и- ~ 1 С переводами Лермонтова Абай воспринял и образ поэта-судьи, который так родственен собственным воззрениям Абая на задачи к назначение поэзии. Лермонтов дал этот об­ раз и в стихотворении «Кинжал», и в стихо­ творении «Поэт», и в «Журналист, Читатель- и Писатель». Судья безвестный и случайный, Не дорожа чужою тайной, Прплнчьем скрашенный порок Я смело предаю позору; Неумолим я и жесток... Абай дословно переводит стихотворение- «Кинжал», сохраняя его заглавие «Ханжар» по-казахски, и осталось неизвестным, перевел ли он или нет. последнее четверостишие, б- кото-ром раскрывается символика стихотворе­ ния: «Да, я не изменюсь и буду тверд душой, как ты, как ты, мой друг железный». Но именно в один год с переводом «Кин­ жала» написано Абаем стихотворение «Поэт», образ которого и есть образ судьи, сурового и беспощадного, умеющего разбираться в том, «что правда» и «что обман». Вскоре, че­ рез год — два, Абай дает еще олио стихотворе­ ние, в котором пламенные стихи поэта — судьи общества изображены с помощью ха­ рактерного сравнения: Дерзновенных помыслов пыл Превратил мой язык в копье, Чтоб в бою он сил не щадил И явил искусство свое. Стихи эти, как можно судить по метафо­ ре — «копье», по-казахски «найза», могут быть приняты как продолжение «Кинжала». В «судьбе» Абая и Лермонтова как поэтов-- 73.

•немало 'общего. И тот и другой переживали тяжелую душевную скорбь. Одиночество им доставляло непередаваемые сердечные муки, Будучи подлинными народными поэтами, оба они только немногими из своих совпемении- КПП были поняты. Тпопчестпо оставалось той стихией, в которой всего полнее могли ощу­ тить себя и Лермонтов и Абай. И не отсюда ли следует искать причин, которые прикова- ли внимание Абая к тя*п*млермонтовским ге­ роям. как Лемон и Вадим. Сведи переведенных Абаем стихотворений Лермонтова встречаются, как уже выше ска­ зано, отдельные отрывки из «Демона» и по- вести «Вялим», переложенной стихами. Из поэмы «Демон» Абай берет начало: Печальный Демон, дух изгнанья, Летал1 над грешною землей, И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилпся толпой... И затем компаиует ряд стихов, предстяв- .ляющих признание Демона Тамаре. В этой •композиции пред казахским читателем пред­ стает не байронический образ гордого оди­ ночки и не гепой «восточной повести» (по­ следняя редакция «Демона» Лермонтова), а наиболее близкий самому Лермонтову психо­ логический портрет мятежника, горло и дер­ зновенно ищущего человеческой правды. Абай переводит те места из поэмы «Де­ мон», которые у Лермонтова оставались поч­ ти неизмененными па протяжении всей твор­ ческой истории поэмы, или свыше десяти­ летнего периода, когда поэт возвращался не раз к своему созданию. Философский смысл •«Демона», отверженного богом, носящего пе- 74

---------- о чать проклятья, не стремящегося к примире­ нию с людьми, влекомого неизъяснимой си­ лой человеческой любви, — вот что увлекло я Абая, великого казахского правдоискателя- гуманиста. Из повести «Вадим» Абай дает также только те места, в которых показан этот странный урод, какой-то затаенной, не­ обычной силой и способностью привлекаю­ щий к себе людей. Казахский поэт намерен­ но выбрасывает в переводе фразы, напоми­ нающие о связи темы повести Лермонтова с Пугачевским движением, как б*ы подчеркивая этим, что его интересует не историческая сущность повествования, а ее философская, общечеловеческая сторона, восходящая, быть может, к древнейшим арабским и индийским сказаниям о добре и зле, о воле и насилии, о правде и непоавде. Творческое общение Абая и Лермонтова — яркий пример величия русской литературы, в которой, в пору тяжелого гнета со стороны царизма, помещика и буржуазии, народы бывшей царской России видели подлинное лицо своего старшего брата — великого рус­ ского народа, его духовную мощь, его неис­ сякаемые творческие силы. Крупнейший осе­ тинский поэт Коста Хетагувов пятьдесят с лишком лет тому назад написал стихотворе­ ние «Перед памятником Лермонтова». В этих стихах Лермонтов назван «предвестником желанной свободы», «священным залогом», «горящим вечно светилом», «верным спутником * и другом по крутизнам гор». Предчувствие дружбы народов, насильственно разобщен­ ных царизмом, которое ' одухотворяет стихи Коста Хетагурова. написанные на русском 75 —

языке, — венок у подножья памятника вели­ кого русского поэта. Многочисленные пере­ воды .и переложения Лермонтова на казах* скин язык — нерукотворный памятник, воз­ двигнутый поэту Абаем. А бай-ага «Абай-ага», «Абай-жап» — так звали поэта не только его близкие и родные, выражая сыновнюю или братскую преданность. Так звали по-казахски Абая все, кому приходи­ лось обращаться к нему за советом или по­ мощью. Абай был мудрым советником народа. По степным традициям казахи искали суда у признанных и почитаемых биев — мудрых су­ дей. По голосу сердца они шли к Абаю за разрешением больших и малых тяжб. Даже из отдаленных уездов — Каркаралинского, Павлодапского, Устькаменогорского и ЗаГган­ ского, обращались к Абаю как к беспристра­ стному и нелицеприятному судье. Личное обаяние и авторитет Абая привлекали к не­ му всех, кто страдал от несправедливости, взяточничества, лицеприятия царских чиио 'ни­ ков и степных казахских феодалов-управите- лей. К Абаю шли послушать мудрый совет, по­ лучить слово утешения в беде, найти под­ держку в нужде и скорби. Воспоминания современников сохраняют нам благородный облик Абая — мудрого просвети­ теля и друга обездоленной бедноты. Поэт в самой различной обстановке и усло­ виях, по тому или иному поводу или вопро- 76

1 су стремится рассказать своим одноаульцам о достижениях человеческой мысли и миро- вой науки, стремится вселить веру в силу человеческого разума, пробудить интерес к тому, что далеко выходит за пределы аула и казахских степей, за пределы узких и бед­ ных феодально-родовых интересов. Племянник поэта, Архам Исхаков, вспоми­ нает, как однажды Абай рассказывал одно­ аульцам о древнем письме через изображение предметов речи. . Современник Абая, Наушабай, был свидете­ лем интересной беседы поэта с его сыном Абдрахманом на традиционную в восточной философии тему. «Что выше в природе — бе­ лее или черное»? В этой беседе Абай, истолковывая обще­ принятую символику, подчеркивает опять-та­ ки значение просвещения и роль человече­ ского разума. «Человек обозревает мир, отражающийся в темпом зрачке». сС това наносятся на бумагу темными чер­ нилами». «Темные волосы юноши — знак поры рас­ цвета ума, знания, воли». Так образно Абай передавал свои мысли сыну. И когда Абдрах- маи заинтересовался, откуда это все отец по­ черпнул, Абай ответил: «разум — источник познания людей». Участвуя в диспуте в Семипалатинске с • миссионером о. Сергием, Абай поражает при­ сутствующих силой логики и разумности до­ водов. опровергающих догматизм и схоласти­ ку вероучения. Много заботится Абай и о том, чтобы 77

близкие ему люди и, вообще, казахи, сопри­ I касавшиеся с ним, обучались грамоте и при­ выкали к разумному и полезному труду. Карамжап, проживший много лет в ауле Абая, вспоминал, как Абай дал ему скот к настаивал, чтобы братья Карамжана пере- стали промышлять конокрадством и занялись бы честным трудом. В ауле Абая жили братья-сироты Анияр и Данияр. Их привели к поэту. Посмотрев поочередно на того и другого, Абай заметил: «Жадные глаза у Да- нияра. Не выйдет из пего толку». Вдумчи­ вый и скромный Анияр понравился Абаю- Его Абай определил в городское училище. Впоследствии, получив образование, Анияр поступил на службу. В ауле Абая нашел приют и покровитель­ ство талантливый Муха. Он полюбил девуш­ ку, которая должна была стать женой стари­ ка. Обоих ожидало суровое возмездие рода: Абай спасает влюбленных. Муха становится другом Абая и его последователем. Научившись игре на скрипке, Муха исполняет произведения русских и западноевропейских композиторов. Муха распространяет и произведения Абая. Он был одним из лучших исполнителей абаевского письма Татьяны и других мотивов. Дочь Абая Гуль-Бадаи, сыновья Абдрахма» и Магауя обучались в русских школах. Аб- драхман окончил петербургское Михайлов­ . ское училище. Вокруг Абая вырастает целая школа его1 последователей — молодых поэтов. Старший сын Абая Акылбай и Мягяуя многим обяза­ ны отцу в росте и совершенствовании свое­ го поэтического дара. Абай беседами и сове- 78

тами расширял их кругозор, учил, как надо писать, подсказывал темы. Молодые поэты абаевской школы составляют целый этап е- истории казахской литературы, — они рабо­ тают над сюжетной романтической поэмой к историческими сюжетами из жизни казахско­ го народа и его фольклора. Таковы поэмы «Медгад и Касым» — о борьбе раба с хозяи­ ном плантатором на берегах Нила и «Ша­ миль» — о легендарном герое борьбы кавказ­ ских горцев против Николая Первого. По­ эту Кокпаю Абай советовал написать <б известном казахском хане-реформаторе Аблае,. который в борьбе за создание единого казах­ ского ханства одним из первых степных пра­ вителей еще в восемнадцатом столетии • пред­ видел историческую закономерность сближе­ ния казахов с русскими. Постоянным участником абаевской школы- был отличный домбрист и певец Алмагомбет. Любил Абай слушать также исполнение домбристом-сказителем Бейсембаем героиче­ ских сказаний о Коблаиды-батыре и народ­ ной лиро-эпической поэмы «Козы-Корпеш к Баян-Слу». Летом, в жаркую пору, Абай подле юрты, с теневой стороны, сидел и разговаривал с- одноаульцами, слушал пение или сам расска­ зывал. Если Абай замечал ошибки или неточ­ ности в исполнении м\\'зыкальиых произведе­ ний, он немедленно брал домбру и показы­ вал, как следует исполнять. Василя, внучка Абая, рассказывает: «Когда мне было еще девять лет, я слышала из уст деда ' имена русских поэтов — Пушкина, Лер- моитова и их стихи».

Зимой, в доме, за массивным круглым низ­ Г ким казахским столом, Абай собирал домаш­ них, читал им свои стихи и стихи русских, ; поэтов, рассказывал сюжеты русских народ­ ных сказок о Петре Первом, о Ваньке-Каине и приключенческие романы западноевропей­ ских писателей: «Три мушкетера» А. Дюма, «Шерлок Холмс» Копан Дойля, «Хромой бес» Лесажа. Любил Абай рассказывать сказки из «Ты­ сячи и одной ночи». У него в книжном шкафчике можно было видеть сказки Шехе- резады. При Абае постоянно находился та­ лантливый рассказчик Баймагомбет. Абай пе­ реводил французские романы с русского на казахский, перерабатывал несколько сюжетов, делал их более доступными и затем репети­ ровал с Баймагомбетом, который потом дол­ жен был распространять сюжеты в устной передаче. Абай следил, чтобы Баймагомбет тщательно воспроизводил материал и забо­ тился не только о целостности сюжетной схемы, но и о том, чтобы до слушателей до­ ходили характерные особенности персонажей романов. Абай и сам ппи пеп.есказ^вашчт тща­ тельно выделял особенности действующих лиц и требовал того же от Баймагомбета. С Баймагомбетом он репетировал мимику, же­ сты, интонации и только после тщательной отделки разрешал выступать перед слушате­ лями. Напряженно и продуктивно протекал день Абая. И будучи для окружающих образцом неустанного искания знаний, Абай являл при­ меры чуткого и заботливого воспитания и передачи этих знаний всем, кто общался с 80

----* -яо. ■-? ним. Большая часть молодежи, дружившей с Абдрахманом и Магауей, становилась гра­ мотной. Книги были не только у сыновей Абая, но и у их друзей. В ауле Абая Габит- каном, Кокпаем, Кишкине-муллой, Мурсеитом были открыты школы-медресе. Сюжеты странствуют Это было в 1898 году. У Абая собрались домашние и близкие — его постоянные слу­ шатели. Была и детвора. Абай прочел своим гостям басню «Дуб и Трость». Ее сюжет взял поэт у Крылова. Диалоги Дуба с Тро­ стинкой передают основной мотив—противо­ поставление гордости и бахвальства скромно­ сти и добродетели. Этот мотив общечелове­ чен. Его вместе с сюжетом басни «Дуб и Трость» Крылов взял у французского басно­ писца Лафонтена. Этот же мотив восходит к многочисленным сюжетным схемам арабских, сирийских, византийских сборников, пред­ ставляющих, в свою очередь, переводы и пе­ ресказы индийского сборника «Панчатаитра» (Пятикнижие). «Дуб и Трость» в изложении Абая— одна Ь из вариаций этого сюжета. И в творческом воплощении его у Абая заметно сказались особенности самого Абая как поэтз-проезети- в теля и философа. В речь горделивого Дуба Абай вводит многократные обращения к Ал­ лаху. Их. разумеется, нет у Крылова, как нет у Абая «Зефира» или «Эола». Абай заставляет г Дуб в обращении к Трости назвать ее «греш­ й ником» и «беднягой» и в заключение еще раз в-5 29 81

ер упомянуть о боге — источнике жизни и смер­ I ти. Дуб выхвачен из грунта налетевшим . шквалом. Трость, пригнувшаяся к земле, спа­ сена. Красной иитыо проходит у Аба я и в его стихах и прозаических философских размыш­ лениях и наставлениях стремление помочь казахам освободиться от догматического и некритического отношения ко всему, о чем учит ислам, о чем говорится в коране. Мета­ форическое представление об Аллахе в бас­ не «Дуб и Трость» у Абая близко тонкому ироническому отношению к «правоверным» поклонникам Аллаха в персидских и арабских пословицах. Их Абай знал и ценил. Вот не­ которые из них для примера. «Если бог по мудрости закроет одну дверь, — по своей милости он укажет какой- нибудь другой путь». «Иезванным нельзя итти даже в дом бо­ жий» (МУкку). «Что Алий-Ходжа, что Ходжа-Алий». Следует лишь подчеркнуть, что сомнения и ирония Абая несколько прямее и резче, чем в приведенных пословицах. Большинство из двенадцати заимствованных Абаем у Крылова басен восходят или к Фран­ цузской или к греческой басне и являются казахскими вариантами странствующих сюже­ тов. Таковы у Абая басни «Осел». «Ворона», «Лисица», «Стрекоза и Муравей» и др. Показательно, что в переводах и перело­ жениях Абая мет пи одной басни Крылова, являтои'онся откликом ия собмт?ш )8|9 гола. Те же басни, в которых у Крылова дамы са- тиры на административный аппарат Николая I, &2

о I как «Слои и Моська», «Музыканты» или «Пестрые овцы», Абай обрабатывает в духе «странствующих сюжетов». Например, в бас­ ме «Слон и Моська» Абая привлек не отклик Крылова на журнальные отношения начала девятнадцатого века, о чем он едва ли мог знать, а близкая ему тема осмеяния чванли­ вости и пустозвонства. Абай и в собственных стихах бичевал кичливых неучей и хвастунов- верхоглядов. Не хвастай, коль не учен, Будь скромностью наделен, Зачем походить на тех, Кого зовем: «Пустозвон»? Об истинном знании и скромности говорит Абай и в прозаических изречениях—«Гаклиа». «Хвастун, бахвалясь, лжет кривой душой. Позорен он и жалок. Пусть же он не ждет почета и внимания к себе. Только знания и вежливость сделают тебя человеком» (из 21 изречения). Басня служит тем же целям, что и стихи и проза. Абай отлично сумел образы-аллего­ рии басен Крылова сделать воплощением жи­ вых человеческих черт. Казахская литерату­ ра, как и русская и литература других'-наро- дов, в особенности фольклор, зачатки басие- творчества имеет в животном эпосе. У каза­ хов существуют небольшие притчи-аналоги о еже, сурке, лисице, медведе, сороке и т. д. Скотоводческий быт в прошлом близко стал­ кивал казахов со зверями и животными, друзьями и врагами. Антропоморфизм анало­ га'доходил до полного отождествления жи- вотного и человека. Почти все герои-живот- ные аналогов и притч превращались в людей 83

или, наоборот, — люди становились живот­ ными. Остатки этого сказались в том, что в уста животных вложены, например, выражения удивления, испуга: «ой-бай-яй», «чум-чуй» и др. Логически невозможные отношения меж­ ду животными или животными и человеком представляются как реальные. И весь рассказ звучит как наставление или нравоучение. Абай сохраняет метафорический смысл за каждым образом, который он берет из жи­ вотного эпоса: лисица — символ лукавства, волк — хищник, медведь — простак и увалень, сорока — сплетница. Это те же значения, что и у других народов. Но общение Абая с Крыловым позволяет казахскому поэту по­ нять и показать знакомые уже образы в но­ вом их качестве. В переводах басен Крылова Абаем они перестают быть наивно-реалисти­ ческими аналогиями, а становятся типизирую­ щими социальные явления характеристиками. Перевод басен Крылова дает возможность Абаю познакомить свой народ с русской реа­ листической традицией басни. В отношении к басням Крылова Абай про­ явил все свое искусство, чтобы сделать их доступными и понятными казахам. Известно, что И. А. Крылов в переводах басен Лафон­ тена — французского баснописца, допускал включение понятий или сиен, присущих рус­ ской жизни, но со-всем не характерных для французов. У Крылова в басне «Крестьянин и Смерть», взятой у Лафонтена, мужик рас­ суждает о «подушной», «барщине», «оброке». Так думать или рассуждать француз не мог. В сюжет басни греческого сатирика Эзопа .84 !

° \"-та. «Май и Ласточка» Крылов искусно вплетает живописную картину северной русской зимы: И подлинно: опять отколь взялись морозы, По снегу хрупкому скрипят обозы, Из труб столбами дым, в оконницах стекло Узорами заволокло. Интересна также абаевская интерпретация басни «Крестьянин в беде». Героем басни оказывается не обыкновенный русский му­ жик, а богач, владелец дома и лавки. Отсюда и мораль — тяжесть одиночества богача, попав­ шего в беду, как любимая тема Абая, неодно­ кратно в своих стихах осуждающего страсть к наживе и хищничеству. Стремясь на мате­ риале русской басни осудить пороки и недо­ статки казахской жизни, Абай ряд понятий, связанных с крестьянским бытом, заменяет или описательными формулировками, или же не совсем тождественными, но близкими по • значениям словами, знакомыми казахам. Так, слово клеть заменено словом лавка, — это не совсем одно и то же. Но клеть — слово, хо­ рошо знакомое лишь в русской среде. Выбро­ шено Абаем идиоматическое выражение: «Хоть по миру поди с сумою». Эта фраза не только не звучала бы в казахском переводе, но и не вызвала бы у казахов соответствую­ щих представлений о беде и нужде. Поло­ жение в ауле бедноты и работников далеко не походило на нищенство — «хождение по миру». Не сохранены Абаем колоритные русские простонародные имена. Вместо кума Карпыча, свата Клнмыча, соседа Фоки (напомним по­ путно, что и в басне «Демьянова уха» сосед тоже Фока), у Абая встречаются нарицатель- 85 4

ные казахские понятия и наименования род- сгвенпиков и близких — «агайыпын», «досжа- рыи». И, наконец, слово Жучка передано со­ ответственным казахским идиоматическим на­ именованием собаки — Мойнактаи. Перевод Абаем басен Крылова был связан также с разработкой таких элементов творче­ ства, как пейзаж, жанровые сцены, бытовые картинки. В эпоху Абая можно было гово­ рить лишь о зачатках художественной прозы. И работа Абая над пейзажем или жанровыми сценками была значительным шагом к буду­ щей художественной прозе. Вот примеры. Крыловский вариант басни «Ворона и Лиси­ ца» начинается вступлением дидактического содержания: Уж сколько рпз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна: но только все не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок. Затем следует эпизод счастливой находки сыра: «Вороне где-то бог послал кусочек сыру». Абай при переводе басни вступление выпу* скает, но зато дает довольно распространенный эпизод, характеризующий счастливую ворону. «Глупая, трусливая, озираясь, ища что-то, шла ворона... Вдруг.:, опустив глаза, затаив дыхание, увидала сыр, схватила его и, держа в зубах, взлетела на дерево». Этот эпизод нужен был Абаю и потому еще, что трудно было бы подобрать казахскую формулу к идиоматическому русскому обороту: «Бог послал кусочек сыру...» Распространяет Абай эпизод в басне «Дуб и .Трость» о вихре на Кавказских горах, пе­ ренося его ближе к концовке басни: «Черная- 86

оО черная туча села на Кавказских горах. По­ слышался гул. Вихрь смешал пыль с тума­ ном. кчнеиий, разгульный буян-вихрь». Зачастую Абай видоизменял вступительную или заключительную части басни, приближая их к жизни и миропониманию казахских масс. Несколько ранее Абая, в восьмидесятых го­ дах, поэт и педагог Алтынсарин перевел на казахский язык три басни’ Крылова: «Две мухи», «Ворона и Лисица», «Крестьянин и сын». В подражание Крылову, Алтынсарин создал свою басню «Добрая Лисица». И Ал­ тынсарин н Абай не расходились в понимании идейного смысла басен Крылова. Однако у каждого из поэтов были свои творческие особенности в передаче крыловской аллегории, языка и даже композиции басни. Алтынсарин, пользуясь одиинадцатисложным размером, до­ стигает спокойно:''';, сдержанного тона в пере­ даче крыловских сюжетов. Язык Абая взвол­ нован н остр. Семпсложный размер помогает изложению Абая быть более звучным, легким. Алгьшсарии заменяет рассуждения Крылова повествовательными эпизодами. Абай сохра­ няет крыловский тон вступительных или за­ ключительных -рассуждений. Глубже, острее и доходчивее становится сатира Крылова казах­ скому читателю переводов и переложений ве­ ликого баснописца Крылова. Вслед за Абаем Крылова на казахский язык переводит известный казахский прозаик-пе­ дагог Испандиар Кубеев. А затем, в начале двадцатого столетия и вплоть до наших дней, выходят новые и новые переводы басен Кры­ лова на казахском языке. На смену популярнейшей среди казахского 87

т народа и других восточных народностей са1 тире Ходжа Насреддина приходит с Крыло­ вым с Запада, из России, русская сатириче- ская традиция и оставляет свой глубокий след в казахской новейшей литературе. Поэмы Масгуд, достойный жигит из Багдада, как- то раз, возращаясь глухой дорогой домой, пришел на помощь неизвестному старику. Он спас старика, которому грозил кинжал граби­ теля. В награду старик приводит Масгуда к древней гробнице, над которой шумит лист­ вой дерево. А на дереве три плода: белый, красный и желтый. Выбирай, как рассудишь в сердце своем. Если белый съешь плод, будешь всех умней, Желтый съешь — будешь первым из богачей. Красный съешь — станешь всем ты женщинам мил, Все они искать будут любви твоей. Масгуд выбирает красный плод. Так не лучше ли выбрать тот из плодов, Тот из трех, что женскую даст мне любовь? Ведь женщин — полмнра, их власть велика, Их любовь драгоценней любых даров. Будет враг у меня, не лишусь я сна: : У врага есть мать, дочь, сестра, жена. У жены его также нандется мать — Окажет заступничество хоть одна. Ни один человек без ссор не живет, О ссоре толкуешь с женой наперед, Если гневен муж, на жену положись: Для гнева и злобы лекарство найдет. Старик одобрил выбор Масгуда и благо' словил его. Масгуд стал визирем. Ему прива­ лило счастье. И постигло его испытание. Ха­ 88

—* -&> I лифат переживает беду. Из туч хлынула вре­ доносная вода и осквернила все реки и ко­ лодцы. Народ пил воду и впадал в безумие. Извещенный стариком Масгуд с халифом не пили воды и успокаивали обезумевший на­ род. Но ярость толпы оказалась сильнее. Ви­ зир с халифом уступили и, выпив по кружке воды, впали в безумие. Так случилось, что сброд лишенных ума, И умных двоих их рассудка лишил. Таков сюжет одной из поэм Абая «Мас­ гуд». Вероятно, он заимствован из какого-то восточного сказания, но какого именно,— неизвестно. На заимствование из книги «Тысяча и одна ночь» сюжета второй поэмы «Сказание об Азиме» указывает сам Абай. Есть у Шехерезады рассказ такой, Изложу его полнозвучной строфой. Жили братья в Багдаде и звали их Одного Мустафой, другого Сафой. О приключениях Азима, сына Мустафы, рассказывается в поэме. Унаследовав от от­ ца дар художника и обучившись в медресе, Азим прочно встал на путь честного труже­ ника. Его все уважали и любили за его ис­ кусство и труд. Но, как всегда бывает в сказ­ ках, — неожиданная перемена... Появляется старик, оказавшийся алхимиком, и предлагает Азиму секрет превращения меди в золото. Азим- поддался соблазну, принял старика и во время угощения потерял сознание. Он был схвачен неизвестно кем, очнулся в гробу, на палубе корабля. Во время бури, угрожавшей кораблю, ста­ рик, по настоянию корабельщиков, освободил 89

Азима 113 плена и открыл ему секрет, как до­ быть на горе Кап-тоу чудесную землю, что превращает медь в золото, Когда Азим, преодолев ряд препятствий, достиг горы и наполнил землей мешок, старик обрезал ве­ ревку, по которой Азим должен был спу- скаться с горы. Азим на горе встретился с целым сонмом чудовищ. Он нс растерялся. Убил одного и:\\ них. Чудовища скрылись, а из шкуры убито­ го, оказавшегося драконом, Алим сплел рем­ ни и с их помощью достиг земли. Четыре дня шел Азим, наконец перед ним вырос зо­ лотой замок. А в замке дие красавицы. Они побранили Азима за его связь с пройдохой и предложили остаться у них. И сказали они: «Точно брата, тебя Полюбить мы успели. Останься у нас. Не возлюбленным нашим, а братом будь. Дружбу в сердце твое мы хотим вдохнуть, А когда наступит разлуки пора, Снарядим тебя обе в обратный путь». Азим остается и оказывается владетелем замка. Па этом обрывается поэма. Сюжеты сказок «Шехерезады» или «Тыся­ чи и одной ночи» условно могут быть разби­ ты на три группы: героические, авантюрные и плутовские сказки. Поэмы Абая о Масгу- де и Азиме восходят к авантюрным сюже­ там. Но в них, подобно повести о мудрой деве Такаддул, из первоисточника, весьма от­ четлива дидактическая тенденция. Есть осно­ вания предполагать, что,и самая обработка сюжетов Абаем сделана с намерением уси­ лить дидактический топ сказаний. Абая при­ влекает в сюжете «Масгуда» то, что жигит 90

-------- -я э помогает не важному баю, не большому вель­ може, не хану, не батыру, а простому чело­ веку. В истории с приключениями Азима боль* шую роль играет победа скромного ремеслен­ ника, труженика юноши над предателем и обманщиком алхимиком. И все испытания, пе­ режитые Азимом, должны лишь усилить ос­ новной мотив повествования — торжество справедливости, честности, мужества, дружбы. В обоих сказаниях, которые условно могут называться поэмами, фантастика п приключе­ ния столь близки казахским устным расска­ зам — легендам. Многие элементы сказаний являются общими местами сказочных сюже­ тов. Таковы три плода — белый, желтый и красный и выбор одного из них. Они так же символичны, как три дороги на выбор перед героем многих сказок. Эпизод с поиском чу­ додейственной земли также общ многочи­ сленным поискам героями сказок различных чудодейственных предметов. Корабль и плен­ ник, путешествующий в гробу, герой, попа­ дающий в плен, — сюжетный элемент из' во­ сточных сказаний и западных, он имеет не­ которую аналогию в путешествиях Бобы, ко­ торый также невольно попадает к разбойни­ кам. Борьба с чудовищем, борьба с драко­ ном, герой, спрятавшийся в брюхе, и т. п. — все это элементы, которые живут на Восто­ ке и на Западе. Абая мог привлечь новеллистический харак­ тер сказаний, и, разрабатывая дидактические элементы их, поэт также не забывает под- черкнуть такие моменты, как дружба, счастье, любовь — все то, что наполняет жизнь чело- 91 4

века горем или радостью, все, что является обычным и человечным. В русской литературе семнадцатого века авантюрные западноевропейские сюжеты, вы­ тесняя религиозную дидактику и мораль, подготавливали почву для национальной и самобытной литературы. В казахской литера­ туре, благодаря Абаю, происходил аналогич­ ный процесс. Авантюрные сюжеты восточно­ го происхождения рождали интерес и вкус к аналогичным западным сказаниям. Любопыт­ ство заставляло сначала слушать «Трех муш­ кетеров» А. Дюма, «Хромого беса» Лесажа (в ауле Абая, под заголовком «Хромой фран­ цуз»), народный сказ о Петре Первом, сказ о Ваньке-Каине. А затем это слушание уже переходило в традицию и формировало не только литературные вкусы, но и новые по­ нятия. Абай делал великое дело, облегчая муки рождения в степи новых идей и идеа­ лов. Третья поэма об Искандере (Александр Македонский) также представляет под пером Абая воспроизведение широко распространен­ ного и на Востоке и в русской литературе сюжета. Абай, несомненно, знал «Поэму об Алек- сандое» или «Искандер-Намэ» великого Низа­ ми. Не могло быть также неизвестным Абаю и казахское народное сказание об Исканде­ ре, которое, в свою очередь, представляло, вероятнее всего, устный вариант восточных литературных сказаний. Записанное в степях, прилегающих к Иртышу, оно по духу и ряду мотивов близко к восточной классике и от- 92 к

I. —«- п т- л личается меньшим количеством эпизодов да наличием фантастики. Как у Низами, а затем и у Навои, в первой части поэмы Абая Искандер изображен изве­ стнейшим в истории полководцем и всесиль­ ным правителем. Победы его разглашали гонцы, Его слава летела во все концы. Он в далекие страны грозой прошел — Соберут кровавые жатвы жнецы. Беспощаден, смел, кровожаден и зол, Выше туч воспарил Искандер-орел, Цветущие земли, пространства пустынь — Нигде он предела себе не нашел. Но так же, как у Низами, вторая часть поэмы изображает Искандера, ищущего раз­ решение различных философских вопросов. У Абая герой поэмы стремится проникнуть в тайники человеческой мудрости. Но этот мо­ мент, составляющий основное содержание поэмы Абая, воспроизведен своеобразно и оригинально. У Низами Искандер объезжает весь мир, добираясь до его западного, южно­ го и восточного края, и затем отправляется в последний путь из Индии, через Тибет в северные страны, где должно быть идеаль­ ное государство, составлявшее мечту всей жизни героя. Он достигает этой «божествен­ ной земли» и беседует с ее жителями. Низа­ ми дает интереснейшую картину своего рода первобытной трудовой коммуны: «Мы — ничтожные набожные люди, ни на волос не отступаем от правды... Не стремим­ ся ни к какой кривде, кроме честной игры, иной не знаем... Если наш друг ослабел, помогаем ему, если поразит беда, терпеливо сносим. 93 'П

Если кого-либо из нас постигает ущерб и о той разрухе мы узнаем, мы его желания из своего кошеля удовлетворяем, собственными средствами его пополняем. Никто из нас не владеет большим имуществом, чем другой; у всех нас имущество поделено поровну. Все мы считаем друг друга равными, не сме­ емся над чужими рыданиями. Никогда мы не опасаемся воров, нет у нас в городе воево­ ды, в деревне караульных... Нет у нас в до­ мах замков и запоров, нет сторожей при ко­ ровах и овцах... На золото и серебро мы не льстимся, и никому оно не нужно. Не нае­ даемся мы, как коровы и ослы, но и не за­ крываем уста для сухого и влажного. Из нас в молодости никто не умирает, только лишь старцы, прожившие долгую жизнь». Убедившийся на опыте в невозможности для своего времени появления идеального правителя, просвещенного монарха и гумани­ ста, Низами создает в своей книге утопию. В христианских сказаниях об Искандере — византийской «Александрии» и русских ее пе­ реводах Александр Македонский попадает к браминам (в Индии) и из уст их главы слы­ шит такую же повесть об идеальном царс'1 ве Философско-дидактический смысл п°эмы Абай развивает отчасти на материале, близ­ ком казахам из корана, отчасти привлекал и углубляя известный мотив многих сказаний об Александре — его беседу с Аристотелем. Утопию, как далекую и миропониманию каза­ хов и творческой манеое своей, Абай о:тяв- ляет в стопоне. Искандер в поэме Абая попа­ дает в цаоство Аллаха и требует даров. Ал­ лах дает ему глазничную кость —мотив из 94 _Й

V* О ■■о «хадиса» — учения Магомета, хорошо знако­ мого казахам. Находившийся при Искандере «мудрейший из мудрецов», Аристотель, рас­ крывает символический смысл дара: «Кость—глазничная кость, — таков был ответ,— В этом мире сокровищ столь ценных нет, Чтоб насытиться ими мог алчный взор, Лишь земля насыщает глаза вполне. Аристотель изрекает задушевные мысли самого Абая — просветителя-демократа, и не случайно концовка поэмы представляет уже от автора обращение к народу, по мотивам близкое многим стихам Абая. Жизнь кратка, поманит и уже ушла. Говори, встретив радость, нс «есть», — «была». Если совесть м чость, как т<шаг», продал,— Презренны и слова твои, и дела. Интересно, что и в народных сказаниях об Искандере встречается поучение о том, что «надо жить хорошо и правду любить». Этот мотив — речь старика, объясняющего эпизод народного сказания, почему мертвый Искан­ дер подымал руку: «Этот хан говорит нам, что ничего он с собой не взял, все здесь оставил» т. е. вся наша жизнь на земле и для земного. А бай лишь углубил этот мотив и связал его с философским авторитетом Ари­ стотеля. Углубил Абай и мотив наводного сказания о живой воде. В народном сказании Искандер педел достать живой воды, чтобы жить тыся- чу лет, и затем отказался от своего намере­ ния. В поэме Абая Искандер встречает чу­ десную воду, подкрепляет силы вместе с воинами и идет далее к царству Аллаха. Мо- тивы народных сказаний с их символикой 95

Абаем снижаются и включаются в общий тон повествования. Все три поэмы Абая были переходной сту­ пенью к появлению в казахской литературе сюжетных романтических поэм, созданных учениками Абая. Опыт учителя был творче­ ской лабораторией. < Гаклия Так на русский манер произносится араб­ ское слово, обозначающее мудрость или муд­ рые изречения. На протяжении 1890 — 1898 годов Абаем написано сорок четыре таких изречения или по-казахски «кара-сез». «Гаклия» — итог раз­ мышлений и чтений великого казахского мыс­ лителя, воплощенных в своеобразной форме очерков, посвященных каждый в отдельности какой-либо теме, а в целом углубляющих де­ мократическо-просветительские идеи Абая. В изречениях, или «кара-сез», во всем величии и обаянии своей духовной жизни вырастает ка­ захский классик. Он остается наедине с самим собой, у себя, за круглым рабочим столом, в кибитке или в комнате зимнего дома, в глу­ боком раздумье о судьбах казахского наро­ да, его безграмотности, бескультурье, родо­ вых пережитках, и ему, с присущей поэту силой мысли и творческого воображения, представляется ступень за ступенью движе­ ние казахского народа вперед —к знанию, к науке, к новой плодотворной жизни. Поэт-мъщ* литель убеждает отцов и матерей, чтобы они еще с детства окружали сынов и дочерей 96

- 'V\" .• своей заботой о разумной воспитании. Играя и забавляясь, пусть учится ребенок познавать окружающий его мир. Пусть дитя слышит разумное слово и видит ласку. Когда же при­ дет пора учиться, — сумейте заинтересовать • ученика, ведите его от более близкого и до­ ступного на полном языке к более трудной Фгу.ке—тюркской и арабской, персидской' и русской. По-русски непременно следует нау­ читься читать, — это путь к знаниям, творче­ скому труду, искусству. Труден путь к зна­ нию. Он куда труднее, чем водить скот и тем богатеть. Но ребенок должен научиться пе­ реносить трудности и закалить свою волю. Мелкие и поспешно приобретенные знания недалеки от невежества. Их часто поощряют царские чиновники. Не следуйте им. Учитесь у народа и сами, став образованными, учите других. Эти мысли, разбросанные в различ­ ных «сез», развивают стройную систему на­ ставлений Абая—великого и замечательного учителя жизни. Они, как в зеркале, отражают тот этап в жизни казахов, когда практиче­ ские, прикладные цели образования влекли многих из молодежи, когда переводчик-ка­ зах или переписчик бумаг в канцелярии уезд­ ного начальника считался достаточно образо­ ванным. Абай зовет свой народ, особенно мо­ лодежь, познать богатство знаний человече­ ства, приобщиться к культуре, особенно к русской. В размышлениях Абая о знаниях, науке, культуре вырисовываются наглядно стадии общественных идеологий казахов. Вот пред нами эпический, героический образ батыра. В четырнадцатом «сез» Абай говорит, что 7- № 97

л «батырлык»— не только понятие о силе и М} жестве или отваге. но также воплощение гуманности, благородства, как в русском бы­ линном богатыре — «вежества». Абай напоми­ нает, что о человеке, лишенном «батырлык», говорят, будто у него сердце волка. Поэт-мыслитель в своих рассуждениях, в соответствии с историческими изменениями в жизни казахов, показывает нам выделение в «батырлык» элемента научных знаний, про­ свещения, которые теперь, в эпоху Абая, де­ лают человека личностью, которые форми­ руют и культивируют сознание людей. В «Гаклия» Абай выступает противником богатства как критерия оценки людей, богат­ ства, дающего права обладания и преимуще­ ства над беднотой. Труд должен стать мери­ лом стоимости и достоинств человека среди народных масс. «В богатстве ли польза, в бедности ль вред». «Богат если ты скотом, так и бога можешь подкупить», — так в афористической форме Абай передает свои мысли о страсти к накоплению, развращающей и разлагающей морально человека. В «Гаклия» явно чувст­ вуется влияние, антропологической философ­ ской теории. Человек — в центре внимания Абая-мыслителя. Но мыслитель и поэт, жие- ший в степи, в гуще казахских народных масс, Абай видит человека в определенной общественной среде и условиях. В прозаиче- с.ких и'зоечеииях поэт-мыслитель становится обличителем зависти, выслеживаний друг друга родовой партийной борьбы при выбо- рах д'олжпостных лиц. В двадцать четвертом изречении Абаем задается вопрос, «можно ли 98

- чг- владеть одним общим пастбищем, т. е. жить I и процветать в мире и согласии, когда нас, нормальных и здоровых людей, с головой и ногами, разъедают рлсппи и раздоры? У нас так заведено, — возвышается кто-либо богат­ ством, знатностью, весь род переживает ра­ дость и счастье. Но разве не большее счастье ;ь стать богатым через посредство труда. Как мать, рождающая и воспитывающая ребенка, переживает радости и скорби, так и народ, рождающий своих знатных людей». В этой аналогии Абай воплощает свою любимую мысль о разумной, счастливой жизни, осмо- ванттой на взаимном уважении и дружбе. «Гаклия» — синтез стихийно-материалисти­ ческих воззпеиий Абая, навеянных чтением Спенсера, Писарева, Милля. Наивио-мятепиа- ^ диетические представления народной филосо­ фии, порождающие анимизм или антропомор­ физм, в «книжной» философии Абая вытес­ нены образно-метафорическим представлением физиологических функций органов чувств человека. В диалоге Сократа и Аристоди- ма из двадцать седьмого слова дана следую­ щая мысль: «Пусть будет так, пусть бог — творец человека. Но он дал человеку пять чувств. И ими человек связан с внешним ми­ ром. Вот зрение, оно большой дар. И как за­ щищен глаз бповыо, лбом. И пока человек жив, он обладает даром всматриваться, раз­ личать окружающее. И если бы не ухо, не голос, — смогли бы мы различать мотивы, или получать вести? И не для обоняния ли служит нам нос, не для вкусовых ощущений язык? Так не следует ли отсюда, что нам нужно беречь наши органы чувств»? 99

* Абай воспроизводит величественный образ античного философа Сократа, разрушавшего алтари отечественных богов и гонимого афи­ нянами. И в этом образе ищущего неустанно со своими учениками «неведомого бога» фи­ лософа Абай видит свою судьбу мыслителя, подвергающего критике казавшиеся до него незыблемыми догмы ислама. Обп,-мнение Абая к Сократу было особенно своевремен­ ным, когда в самом исламе процветало осо­ бое философское мистическое направление — суфизм, проникшее и в труды казахских по- этов-книжников,—Аубакира Жмсмппека, Шей- хуль, Ислама и других современников Абпя. Религиозные воззрения Абая приближались к деизму французских просветителей и после­ довавших их учению русских мыслителей. В воспоминаниях об Абае его современников есть ссылки и на Аллаха и его пророка Ма­ гомета, созерцавшего бога и беседовавшего с ним, приписываемые поэту. Неоднократны упоминания об Аллахе и в «Гаклия». Но неизменно одно стремление Абая — освобо­ дить человеческую мысль от веры в свое бессилие перед всемогуществом божества. Освободить разум и волю человека от мелоч­ ной опеки имамов, мулл, хаджи. «Мусульмане, — читаем мывдвадцчть вось­ мом «сез», — быть ли иному богатым, тему бедным, иному сознательным, иному тем­ ным— бог предопределил... Но у иных ропи- телей из двух детей: одно дитч разумно, другое же неразумно. Не могу- же быть все в народе дурными, как и все хорошими. Мы .сами движемся по тому или иному п\\'тн в жизни...» «Бог — творец богатства и бедно- ,100