Жизнь, как один день

БИБЛИОТЕКА ЖУРНАЛА «ПРИОКСКИЕ ЗОРИ» Яков Шафран ЖИЗНЬ, КАК ОДИН ДЕНЬ Тула — 2011

ББК 84 Р7 (Рос.-Рус.) УДК 882 Ш 25 Яков Шафран. Жизнь, как один день: рассказы, сказки для взрослых, эссе: Приложение к журналу «Приокские зори».— Тула: Издательство ТулГУ, 2011.— 141 с. (Библиотека журнала «Приокские зо- ри»). Проза Якова Шафрана, представленная в данном сборнике — сочи- нения разного жанра. Это и рассказы, и фантастические произведения в форме сказок для взрослых, и прозаические миниатюры, и эссе. Но какую бы форму автор не избрал, он верен основным темам своего творчества, ярко выраженным в двух его предыдущих сборниках: «Любимая прости» и Спасение рядом» — любви к России; необхо- димости любви и действенной доброты, проявляемых к конкретным людям; путям духовного становления и их предпочтению материаль- ному, потребительскому образу жизни и языческим суевериям. Автор через художественные образы и сюжетные коллизии стремится пока- зать необходимость самонаблюдения и познания самого себя, необ- ходимость ответственности человека за развитие и реализацию спо- собностей и талантов, данных свыше, необходимость молитвенной работы души и конкретных действий для преодоления того, что сей- час называется жизненными и психологическими трудностями. И всѐ это на основе жизненного опыта автора. ISBN © Шафран Яков Наумович, 2011 © Журнал «Приокские зори», оформление, 2011 3

К ЧИТАТЕЛЮ Уважаемый читатель! Перед Вами первый выпуск Приложения к журналу «Приокские зори» в рамках Библиотеки журнала. С творчеством Якова Шафрана хорошо знакомы читатели «При- окских зорь», где автор печата- ется уже в течение двух лет. А те- перь он к тому же является тех- ническим редактором журнала, что требует дополни- тельных затрат творческой энергии, ибо ко всему, чем занимается, он подходит творчески. Возьми, уважаемый читатель, книгу, раскрой ее в про- извольном месте и прочти. Сделай то же самое ещѐ и ещѐ раз. И ты узришь душу автора, полную любви к родной земле, к своей стране, полную заботы о еѐ буду- щем. Как-то, беседуя с Яковом Шафраном, прикоснулся к его детским воспоминаниям, и стало понятно, почему это так. Очень о многом говорит восприятие им в первые годы жизни окружающего, когда в центре мироздания — малая родина, та самая земля, на которой мы родились, и которая нас вспоила и вскормила. А вокруг неѐ — Рос- сия и Москва. Все же иные земли и страны — это миры дальних концентрических окружностей. Это детское восприятие как укоренѐнное знание становится основой и помогает преодолевать самообманы и от них возвра- щаться на путь истинный. Знаковым, предопределившим многое в жизни и твор- честве автора стал день первого сентября 1957 года — день начала обучения в начальной школе. В ней было два первых класса и, соответственно две учительницы. Одна была добрейшей души человек, буквально излуча- ющая свет доброты, а другая — строгая, жѐсткой манеры поведения... И на протяжении всего этого первого дня 4

каждая из них неоднократно уводила его из другого класса в свой класс. С тех пор два этих начала состяза- лись и в жизни, и в творчестве. Но победило всѐ же свет- лое. Ведь тогда он был оставлен в классе доброй учи- тельницы... В роду у Якова Шафрана не было богатых людей, все были тружениками — ремесленниками, врачами, слу- жащими. От них он взял самые лучшие черты — ответ- ственность, организованность, преданность делу, обострѐнное чувство справедливости и нестяжательство. Это наложило отпечаток и на собственную трудовую деятельность, и на творчество. Труд стал основой жизни. А вот то, что он стал, прежде всего, трудом для людей, когда высшую оценку ему даѐт коллектив, и то, что все взаимоотношения стали строиться на прощении и добро- те, в этом — раннее влияние позднего Льва Николаевича Толстого. Потом было увлечение автором идеями либерализма, который якобы мог привести к исполнению надежд на равные для всех возможности, на справедливую и сво- бодную жизнь, когда человек мог бы реализовать все свои способности и таланты. Но, быстро потеряв всѐ, что имел, и, отрывая много времени и сил от творчества, он вынужден был тратить их только на то, чтобы выжить. Дорогой читатель, хотя книга, которую Вы держите в руках, и прозаическая, следует прежде сказать о поэзии Якова Шафрана, ибо к прозе автор пришѐл значительно позже, поэтому именно в поэзии отразился весь его творческий и духовный путь. Начинал он как поэт— лирик. Потом был духовный поиск, изучение различных религиозных и философских учений, которые порой уводили от реальной жизни. И вот в 1986 году 4 ноября, в будущий День Единства в тульском кафедральном со- боре во имя Всех Святых он принял крещение. Принятие Православия было осознанным и серьѐзным шагом. Ему предшествовали три года движения ко Христу. Это наложило отпечаток и на саму жизнь, и на творчество 5

Якова Шафрана. Поэзия становится всѐ более одухотво- рѐнной. Благодаря духовному росту, православная тематика занимает всѐ большее место в поэзии автора. Об этом говорят такие строки: Перед судом Твоим в ответе Позволь мне быть, Господь, всегда. Чтобы в Твоём нетленном Свете Прожить без горя и стыда. Или вот ещѐ: Встань пред лампадой и старой иконой, Душу пред Богом раскрой. Все испытанья приемли спокойно. Царствие Божье с тобой! Яков Шафран долгое время писал «в стол» и только в 2008 году издал первый сборник стихов «Любимая, про- сти» и в 2009 году — сборник стихов и прозы «Спасение рядом». В название книги, которую Вы держите перед собой, вынесено название рассказа, который является ключе- вым — «Жизнь, как один день». Игнорирование данных свыше способностей не проходит даром. И когда на за- кате жизни внутри звучит тихий-тихий голос: «Иннокен- тий... Иннокентий, до каких пор ты будешь бежать от самого себя? До каких пор не будешь слушать?..», герой отвечает: «Что я должен делать, Господи?» Но жизнь уже прожита, пролетела как один день, а способности остались «зарытыми в землю». Поэтому так ценен сей- час каждый день, в который хочется вместить целый год... Возникают ассоциации с героем романа Гончарова «Обрыв» Борисом Райским и с героем его же романа «Обломов» Ильѐй Обломовым. Оба героя проживали свою жизнь, избегая активного и плодотворного труда, согласно способностям, полученным ими свыше. Только 6

один делал это, убегая в поверхностное разноделание и поверхностные чувствования, а другой — в тотальное ничегонеделание. Качеством времени озабочен и герой следующего рас- сказа. «...Почему же я несчастен? У меня ведь есть точ- нейшие инструкции в отношении всех действий по рабо- те и программы деятельности по всем необходимым направлениям. Делай — получай — потребляй!.. Почему же мне нехорошо-то так?!» Он не хочет жить как Дмит- рий Старцев с его автоматизмом поведения («Ионыч», А. П. Чехова), не хочет превратиться в Ивана Дмитриевича Червякова, который «придя машинально домой, не сни- мая вицмундира», ... «лег на диван и ... помер» («Смерть чиновника»). Он недоволен жизнью обывателя и, стра- дая от этого, ищет выхода, хочет бежать от этой жизни, куда глаза глядят, как хотят бежать и герои пьесы А. М. Горького «На дне»: Васька Пепел и Наташа — в Сибирь, чтобы начать там новую жизнь, и Настя — от настояще- го в воображаемый мир «чистой любви». Но фактически это является бегством от самого себя, а, как известно, от самого себя не убежишь. Есть только один верный путь спасения и, сделав на нѐм ещѐ первый шаг, герой расска- за «Качество времени» уже ощущает окружающую его реальность по-другому. Тѐмная и светлая стороны есть в каждом человеке. Ка- кая из них возобладает, и что может помочь победить светлой стороне, чтобы не дать свершиться преступле- нию и наказанию за него? Вот в чѐм вопрос. Рассказ «Вторая натура» раскрывает психологию преступного сознания, которое может бросить человека в бездну, из которой уже не будет возврата... Можно сказать, что рассказ, хоть и отдалѐнно, но ассоциируется с темами произведений Ф. М. Достоевского. Раскольников из «Преступления и наказания» совершил убийство прежде в сердце своѐм, решив, что это будет по совести. Так же и Виктор, пусть и менее интеллектуально развитый, и менее рефлексирующий, сначала допускает преступное действие в своей душе. И, несмотря на проблеск чего-то 7

светлого в душе, несмотря на тихий голос совести, он решается на само действие. Поэтому Достоевский и го- ворит, что «совесть без Бога есть ужас, она может заблу- диться до самого безнравственного», до убийства чело- века в человеке. И так же, как четырѐхдневный Лазарь не мог воскреснуть сам, так и человек не может спастись без Бога. «В это время прозвучал однократный удар ко- локола, через некоторое время второй... Виктор знал — так призывают к молитве...» Этими словами заканчива- ется рассказ, и эти слова указуют единственно правиль- ное направление заблудшей душе — к покаянию, молит- ве и спасению. «Это о таких, “нищих духом” говорил Христос, что они спасутся!..» — что имел в виду священник, говоря эти слова, и о том, как преодолевать ежедневные психо- логические трудности, повествуется в рассказе «Всѐ в твоих руках». Образ отца Николая созвучен образам священнослужителей, описанным Н. С. Лесковым, тем, кто одновременно и достойно несѐт свой сан, и является живым человеком, и не отгораживается от мирян, как это делают иные современные «их преподобия». Не могут ложные суеверные традиции и дух потреби- тельства вывести нас и современную Россию из трясины бездуховности, зависимости и нищеты. Об этом и о роли личного духовного пути и совести каждого фантастиче- ские рассказы «Иванов день» и «За доброту его», кото- рые перекликаются с темами произведений М. А. Булга- кова и Н. В. Гоголя. О необходимости духовной и культурной преемствен- ности, необходимости избавления от наваждения «золо- того тельца» сказки для взрослых: «Серый Волк», «Вре- мя тому быть» и «Наваждение». «...Ушло пришлое лихо, да не в нѐм одном беда. А, прежде всего, беда в тех, кто этому лиху внутри себя ворота отворяет...» Народ, как и человек, оставаясь гостеприимным, должен охранять самобытность своего дома. «И себя спасти, и всем, как едину быть» — вот путь, который приемлем для нас в противовес потребительскому обществу, лозунг которо- 8

го — «Себя спасти, со всеми поврозь». Тогда все наши семьи будут, как «Силомир с Росинкой в любви жить- поживать, добра наживать, крепкое хозяйство вести, да детей» в своей вере «умными, честными, верными и ра- ботящими растить...» Сказки Якова Шафрана ассоции- руются с русскими народными сказками и с творчеством таких русских писателей-сказочников, как А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, П. П. Ершов, В. Ф. Одоевский и С. Т. Аксаков. В разговоре Яков Шафран поделился своими планами: закончить два романа, над которыми он сейчас работает. Один из них — о путях рождения личности из рыхлого и поверхностного, как раньше говорили, «лишнего» чело- века, а второй — о перипетиях современного руководи- теля компании, пытающегося честным путѐм создать и продолжить своѐ дело, о глубинных корнях сегодняшне- го состояния России. Автор работает также над циклом рассказов и поэтическим сборником. Во всѐм этом, по его словам, очень помогает журнал «Приокские зори», как консолидирующий печатный орган, с которым он поддерживает самую тесную и плодотворную связь. В заключение можно сказать, что то, о чѐм пишет Яков Шафран, наполнено во многом его жизненным опытом и глубокими размышлениями о сути бытия, о прошлом и о будущем России. Конечно, автору ещѐ есть над чем поработать в плане техники и художественности своих произведений. Но, думается, что в главном, он верен цели нашего журнала «Приокские зори» — возрождению нашей Великой Рос- сии. Алексей Яшин, профессор, главный редактор журнала «Приокские зори», член Правления Академии российской литературы, кавалер ордена «Владимир Маяковский». 9

ЖИЗНЬ, КАК ОДИН ДЕНЬ РАССКАЗ Воспоминания, воспоминания… Кто ими управляет, почему приходят именно эти, а не другие, и почему именно сегодня?.. Вот и сейчас почему-то вспомнилось то, что произошло почти сорок лет тому назад… Он шѐл на работу, как обычно, через Баташовский парк. Не первый год знал он эту дорогу, всѐ было знако- мо, и внимание отвлекалось только на что—то новое. Вот и сейчас ранним весенним утром, когда снег уже сошѐл и светило солнце, на фоне свежего умытого ап- рельского неба из набухших почек проклѐвывались ярко зелѐные молодые листочки. Он шѐл, любуясь этой при- ятной новизной. И, вдруг, он услышал голос. Нет, нет, не подумайте, со здоровьем у него всѐ было в порядке. Да и раньше этого никогда не было, может быть, только пару раз во сне. Голос и голосом-то назвать нельзя было. Это была, ско- рее всего, мысль, но очень сильная, яркая и захватившая всѐ его существо. Единственное, что отличало эту мысль от других, было обращение к нему по имени. «Иннокентий, ты должен стать писателем! — зазвуча- ло в нѐм.— Ты должен стать писателем!» Он невольно содрогнулся от повелительности этой не- сколько раз повторившейся мысли. На всякий случай даже оглянулся — не шутит ли кто. Но в парке, по- утреннему пустынном, никого не было, кроме несколь- ких далѐких прохожих, также как и он спешащих на ра- боту. «Легко сказать, стань писателем!..» — подумал он. Нужно сказать, что мысли его вот уже несколько лет как вертелись только вокруг того, где бы заработать де- нег. Молодая семья, ребѐнок, жена получает гроши… На жизнь их зарплат явно не хватает. 10

Нет, конечно, склонность к писательству и способно- сти у него есть, как и есть о чѐм писать. Но Иннокентий прекрасно представлял, сколько труда и времени отни- мет у него писательская работа, и то, как тяжело будет пробиться в советской системе, чтобы тебя увидели и напечатали. А деньги нужны уже сейчас, сегодня и зав- тра, чтобы кормить семью. На асфальте то там, то тут были лужицы, и приходи- лось их всѐ время обходить, чтобы не забрызгать хорошо начищенные ботинки и выглаженные брюки. Отвлѐк- шись на очередную лужу, он услышал пение птиц. Они заливались, радуясь восходящему солнцу, весне и ново- му дню. «Да, и как не радоваться, если Бог им всѐ пода- ѐт, что необходимо для жизни безо всякого труда с их стороны…» — подумал Иннокентий. Мысли его снова вернулись к тому, что его только что так потрясло. «Да, у меня есть способности и желание писать. Но писать придѐтся в стол, так как я максима- лист и говорить неправду не смогу. Может быть, ни одна живая душа никогда не увидит мои труды. А ведь для того, чтобы заработать дополнительные деньги, столь необходимые в бюджете семьи, нужно будет тратить много времени после основной работы. И, кроме этого, уделять время и дому, и ребѐнку. По ночам писать что ли? Да хоть и по ночам, но скрыть от домашних не удастся. Всѐ равно найдут, как мать нашла в своѐ время дневник. И поднимут шум, будут пилить: что, мол, дела- ешь, о семье подумал, на что тратишь время и силы?» Он не заметил, как дошѐл до проходной. Народ уже торопился пройти турникеты, так как до начала рабочего дня оставалось только пять минут. В отделе всѐ было, как обычно. Кто-то уже сидел за кульманом, несколько сослуживцев, сбившись в кучку, что-то весело обсуждали, несколько женщин вертелись возле зеркала, поправляя свои причѐски, соседка испы- тующе глядела в маленькое зеркальце, нанося последние мазки ярко красной помадой. Всѐ было, как обычно, и в то же время он чувствовал присутствие чего-то иного, 11

непривычного, постороннего. И он понимал, что это бы- ло не вовне, а в нѐм самом. Но работа требовала внимания, нужно было срочно доделать чертѐж. Начальник бюро вчера два раза подхо- дил, испытующе глядел то на кульман, то на него, и, ни- чего не говоря, отходил. Это молчание было опаснее, чем любые слова. Задание могли передать другому ра- ботнику, а его внепланово отправить в деревню на сено- кос. Несмотря на то, что он недели две тому назад вер- нулся с прополки свеклы. Работу свою Иннокентий не любил. Да и получал он за неѐ, как молодой специалист немного — сто двадцать пять рублей, как говорили, «грязными», и небольшую квартальную премию. Но это всѐ же, какие-никакие, деньги. «А, если писать, пусть и в стол, то, когда найдут «правду», могут и безработным сделать… Вот если бы мать тогда не нашла дневник, и родня не подняла шум на весь дом и по телефону по поводу написанных там нескольких мыслей... Наверняка его взяли на заметку. А если это будут рассказы, повести, романы, стихи, что тогда?» Мысли всѐ вертелись вокруг да около мучившей его темы и не давали сосредоточиться на чертеже. В отделе стоял неистребимый запах канцелярии, запах старых хранящихся годами бумаг, папок, книг, запах металличе- ских частей кульманов, старой мебели, запах еды. Мно- гие, особенно семейные женщины, обедали на рабочем месте. Всѐ это вместе с запахами парфюмерии и косме- тики, с запахом средств от тараканов годами впитыва- лось в стены, обои и потолок. И удалить это ничем уже было невозможно… — Рамаданов, как продвигается дело с узлом паро- нагревателя? — неожиданно раздался над ним голос начальника бюро, Николая Яновича. — К выходным обязательно закончу… — Иннокентий,— голос начальника приобрѐл тѐплые отеческие интонации, что было очень плохим призна- ком,— ты должен был закончить чертѐж ещѐ к прошлым 12

выходным. К тому же, наверняка, у тебя, как всегда, бу- дет куча ошибок, которые придѐтся исправлять. И нет гарантии, что при их исправлении не будет сделано но- вых… А, может, в колхоз, а, Рамаданов, вместо Кузне- цова? В колхоз ему ехать очень не хотелось. Снова эта тяжѐ- лая физическая работа по десять часов в день, прожива- ние в неприятно пахнущей комнате, кишащей мухами и мышами, отсутствие возможности нормально помыть- ся… — Николай Янович, буду оставаться после работы и к среде постараюсь сделать. — Ну, смотри, постарайся, чтобы к выходным прове- рить и закончить! — Ладно… Он отогнал подальше мешавшие работе мысли и, взяв карандаш, пододвинулся к кульману. Но мысли продолжали крутиться вдали от работы. «Как бы хорошо сейчас сидеть где-нибудь, желательно в деревне, на природе, или в городе в садике возле дома в беседке, или, на худой конец, просто в отдельной комна- те, и писать, писать, писать... Сколько идей, мыслей, об- разов в голове… И всѐ пролетает, утекает в небытиѐ. Пойти покурить что ли?» В курилке никого не было кроме одного незнакомого сухощавого выше среднего роста длинноволосого парня. — Иннокентий,— представился он. — Александр… Ну, как работается, довольны? — Да, так себе,— не стал откровенничать Иннокентий. — Тут организуется хозрасчѐтный пуско-наладочный участок в тресте «Сельхозмонтаж». Сто восемьдесят плюс премия ежемесячная сорок процентов. Командиро- вочные, опять же, два сорок в день. Можно в месяц на одних командировочных сэкономить рублей тридцать. Итого, всего вместе будет рублей двести восемьдесят. И квартальная премия, если объект сдаѐтся в срок. Иннокентий учащѐнно задышал. «Боже мой, в два раза больше, чем я получаю сейчас,— подумал он.— Денег 13

на всѐ хватит: и одеться всей семье, и магнитофон ку- пить, и питаться нормально, то есть, жить, не отказывая себе ни в чѐм». Он закурил вторую сигарету. Александр, последовав его примеру, тоже достал пачку. За окном во всю свети- ло солнце, но кое-где по углам двора ещѐ белели грязные клочки снега. Почки вербы, что росла у самого окна, уже сильно набухли, готовясь выпустить на свет Божий пу- шистые светло серые комочки… — А где это? — задумавшись, произнѐс Иннокентий. — Могу дать вам телефон знакомого, он там главным инженером работает. — Давайте,— он достал записную книжку и, положив еѐ на подоконник, записал телефон. В отдел идти уже было незачем, так как вот-вот дол- жен был начаться обед. Поэтому они направились сразу в столовую, и пришли туда чуть раньше, когда там было ещѐ мало людей. — А где вы, Александр…— начал, было, Иннокентий, но тот перебил его. — Давай на «ты», ну, что мы будем… — Давай. — Где я работаю, ты хотел спросить? — Ну, да. — В технической библиотеке. — Так там же копейки платят! — не сдержался Инно- кентий. — Да, сто десять. Подошла их очередь. Сегодня, как оказалось, на завод прибыла комиссия из министерства, и выбор блюд был необычно богатым, да и сами блюда отличались, прямо скажем, изысканностью. Каждый взял себе, что хотел: Иннокентий, пользуясь случаем,— чечевичный суп, плов и компот, а Александр, как обычно — котлету с картош- кой и чай. Они сели за столик у окна. Столовая была на втором этаже и перед ними была верхушка заводской стены, за 14

которой была видна дорога и далее до самого горизонта ещѐ светло-серое, пока ещѐ не зазеленевшее поле. Александр полез в карман за носовым платком, и на пол упал листок. — У тебя листок упал,— сказал Иннокентий. Александр поднял и, занимаясь платком, положил ли- сток на стол. Иннокентий взглянул на листок и увидел начисто переписанное мелким аккуратным почерком стихотворение. — Это что, стих? — для чего-то спросил он. — Ах, да… — растерялся Александр. — Переписал понравившийся? — Нет… Сам пишу,— нехотя ответил он. — Давно? — Да, порядочно… Какое-то время они ели молча, и видно было, что Александр растягивал процесс еды, чтобы не закончить обед раньше Иннокентия. — А ты пойдѐшь работать в «Сельхозмонтаж»? — наконец, спросил Иннокентий. — Нет. — Почему?! Такие деньги и главный инженер знако- мый? Я думал ты меня с собой приглашаешь… — Я там не смогу писать… Когда они закончили обед, у раздаточной стояла боль- шая очередь. Все столики в столовой были уже заняты, и народ, живо переговариваясь и смеясь, дружно стучал ложками и вилками, отдыхая после однообразной рабо- ты. В коридоре Иннокентий и Александр расстались и разошлись по своим отделам. Иннокентий пришѐл к себе, сел за стол, достал из кар- мана клочок бумаги с телефоном главного инженера, бережно переписал его в записную книжку и положил еѐ на своѐ привычное место — в левый нагрудный карман пиджака. Но через некоторое время, немного поколебавшись, он снова достал записную книжку и, подойдя к телефону, стоявшему на тумбочке у входа, набрал номер… 15

— Здравствуйте! Мне Ваш телефон дал Александр. Вам ещѐ нужны инженеры на пуско-наладочный уча- сток?.. Да, да… Я согласен. Когда к вам можно подойти? Так… записываю… Хорошо. До свидания! — сказал Иннокентий и положил трубку. И вдруг он услышал, как кто-то громко и тяжело вздохнул. Иннокентий оглянулся, но в отделе никого не было… … Прошли годы. За это время Иннокентий сменил много мест работы. Не потому, что у него не получалось. Нет, напротив, он везде поднимался по служебной лест- нице и хорошо зарабатывал. Просто ему всѐ быстро надоедало. И добившись успеха, он переходил на новое место в поисках впечатлений. Дома Иннокентий не си- дел, сложа руки, а брался то за одно, то за другое. Со стороны могло показаться, что он ищет, чем бы занять себя в свободное время. А вот писать он так и не стал… И вот однажды, когда возраст берѐт своѐ, у Иннокен- тия началась бессонница. Пить снотворное он не хотел, а народные средства плохо помогали. Несколько ночей он слонялся по квартире среди полок с книгами, сидел на балконе, даже гулял по улице возле дома. Сегодня он тоже стоял на балконе и вглядывался в чистое ночное небо, сплошь усеянное звѐздами. Ни о чѐм не думалось, но на душе было какое-то немного тревожное состояние, словно душа его чего-то ждала. Так он стоял и смотрел, заворожѐнный, на звѐзды, ко- торые переливались всеми цветами радуги. И, вдруг, внутри зазвучал тихий-тихий голос. «Иннокентий… Иннокентий, до каких пор ты будешь бежать от самого себя? До каких пор не будешь слу- шать?..» «Что я должен делать, Господи?» — почему-то имен- но так молча вопросил он. Но голос ничего не сказал. Вместо ответа на Иннокен- тия нахлынуло воспоминание, как он много лет тому назад ранним весенним утром шѐл по Баташовскому парку на работу, когда услышал тот же голос и те неза- 16

бываемые слова. Было такое ощущение, что между тем утром и этой ночью прошѐл всего один день. Иннокентий зашѐл в комнату и сел за стол. «Жизнь, как один день …— подумал он, зажѐг настольную лампу и достал тетрадку. — Отныне я буду писать, используя для этого каждую свободную минуту моей жизни!» КАЧЕСТВО ВРЕМЕНИ РАССКАЗ Звонкий голос никак не вязался с ситуацией. И такой назойливый — над самым ухом — и всѐ ближе, и всѐ громче!.. Я закрутил головой и проснулся. По тропинке рядом с тем местом на поляне, где лежал, молодая женщина вела группу малышей. Голос принад- лежал ей. «Видимо учительница или воспитательница. И что раскричалась так, будто не видит, что человек отдыха- ет?» Группа прошла дальше, всѐ снова стихло, но заснуть уже не мог. Был летний солнечный день. Стрекотали кузнечики, пели птицы, шелестел в кронах деревьев ветер. В высо- ком голубом небе не было ни единого облака. Казалось, если так, лѐжа на спине, долго-долго смотреть ввысь, то можно улететь и раствориться в его беспредельности. Солнце уже основательно припекало, но вставать совсем не хотелось. Ведь уже года два не мог выбраться на при- роду. «И, правда, зимой и летом — одним цветом, зелѐный в офисе сидел»,— невесело и почти стихами пошутил сам над собой. 17

Приходилось часто работать по выходным и брать ра- боту на дом. Многие друзья работали менеджерами в коммерческих фирмах, но ни у кого не было такого объ- ѐма отчѐтности из-за огромного ассортимента продук- ции, как у меня. Такой режим настолько вошѐл в плоть и кровь, что, когда не было работы, убивал время за ком- пьютером, бездумно путешествуя по сети, или столь же бездумно переключая кнопки на пульте управления те- левизором. Благо жил со старушкой мамой, и никто не мог помешать делать то, что хотелось… Шум проехавшей электрички отвлѐк от раздумий. «Так, следующий поезд будет в сторону города через час…» — автоматически подумалось во время брошен- ного на часы взгляда. Была середина дня, отдыхать бы да отдыхать. Но вечером — застолье по случаю дня рожде- ния шефа и бывшего друга студенческих лет. То, что я оказался сейчас на природе, получилось, бла- годаря визиту в одну смежную фирму в районе станции метро «Сокольники». Удалось очень быстро решить все вопросы. А так как сегодня вечером был запланирован, как сейчас говорят, корпоратив, перед которым участ- ники получали три часа свободного времени, то, позво- нив шефу, получил от того разрешение не тащиться че- рез всю Москву, а ехать домой, готовиться к вечеру. Од- нако, обрадовавшись неожиданно свалившейся свободе, я сел на Ленинградском вокзале в электричку и поехал за город. «Глаза бы мои не видели ни шефа, ни всех этих поряд- ком наскучивших коллег! Но… должность, эта долж- ность… Нужно поддерживать отношения, общаться, участвовать в общих мероприятиях, иначе будешь не своим!..» А что такое быть «не своим» свежо в памяти с про- шлой работы. Там, всячески отделяясь от коллектива, уходил в свой внутренний мир, где было хорошо и уют- но, и откуда так не хотелось никуда «выходить»… Это привело к тому, что сослуживцы постоянно смотрели на меня косо и подозрительно, при приближении замолкали 18

и перестали приглашать на вечеринки даже по большим праздникам. В итоге, когда появился «свой», могущий выполнять обязанности, меня потихоньку «ушли по соб- ственному желанию». И теперь, наученный горьким опытом, я дорожил своей должностью, которая давала неплохие деньги и приличный уровень потребления. Только с отдыхом ничего не выходило. Шеф не любил выезды на природу, и весь «корпоратив» заключался в ресторанных посиделках, боулинге со спиртным, посе- щениях поп-концертов и спектаклей авангардных трупп и во всѐм в том же духе, то есть в духе шефа. Вот и сейчас завладело непреодолимое желание отды- хать. Но страх потерять работу был сильнее. Поэтому, несмотря на сильное желание никуда не идти, вообще не вставать и не двигаться, всѐ же приподнялся и сел. А в траве рядом кипела жизнь. Десятки разных насекомых целенаправленно выполняли какие-то, им одним извест- ные, действия, согласно программам, заложенным в них изначально. «И счастливы они, наверное, и никаких сомнений, и никакой рефлексии не ведают. Почему же я несчастен? Ведь есть точнейшие инструкции в отношении всех дей- ствий по работе и программы деятельности по всем не- обходимым направлениям. Делай — получай — потреб- ляй!.. Почему же нехорошо то так?!» Существо разделилось как бы на две части. Одна по- буждала встать, а другая — очень этого не хотела. Неко- торое время внутри шла борьба. В конце концов, побе- дила вторая часть существа, и, откинувшись на спину, сорвал длинную травинку и, как в детстве, стал еѐ за- думчиво жевать… Сколько так пролежал, наслаждаясь контактом с зем- лѐй, травой, наслаждаясь всей жизнью вокруг себя, я не знал. Но было хорошо, так хорошо, как не было уже дав- но… Начало темнеть. «Да что же это? Они там уже начали собираться! — встрепенулся, но, представив очередную ночь с вином, «девочками» и всем, что в таких случаях полагается, 19

остановился.— Однако, если меня там не будет, это пер- вый сигнал для них, что становлюсь «не своим»…» Вскочив, оделся и, размахивая кейсом, быстро пошѐл к станции. Но, несмотря на принятое решение и реши- тельные действия, что—то было не так. Физически это выражалось в неприятном чувстве, как говорят в народе, «сосания под ложечкой». Тянуло вместо «корпоратива» поехать в вечерний парк, окунуться в его прохладу и бродить, бродить, вспоминая свои давние ощущения от контакта с деревьями и вечерним небом, которые посто- янно жили в душе. Остановившись, потоптался на месте, но, решив подумать в электричке, продолжил свой путь к железной дороге. На перроне было почти безлюдно. Многие, в основном дачники, уехали с предыдущей электричкой. А новая их партия ещѐ не успела накопиться. Вдали показался по- езд. За лесополосой в лучах заходящего солнца ярко бле- стел золотой крест местной церкви. Крест надолго при- влѐк внимание. Глядя на него, почувствовал, что куда— то понемногу уходит беспокойство, отрицательные эмо- ции. Возникло желание вспомнить какую-нибудь молит- ву. Но кроме двух-трѐх слов вспомнить ничего не уда- лось. В это время загрохотал въезжающий на станцию пас- сажирский поезд и заслонил лесополосу с крестом. По- езд почему—то затормозил и остановился, хотя на этой станции пассажирские никогда не останавливаются. Прямо пред мной оказалось окно купе, в котором сидели две женщины и мужчина. Они о чѐм-то беседовали, из- редка поглядывая на перрон и, как казалось, на меня. «Боже мой, хорошо бы сейчас сесть вот в такой поезд, оказаться вот в таком купе и поехать, куда глаза глядят — на новое место, в другую, новую жизнь. Что здесь держит меня? — подумал я, и сердце забилось.— Всѐ, что нужно и что есть, всѐ это со мной — голова, руки, ноги, знания, профессия, навыки, опыт, даже премия, полученная вчера в конверте, и зарплата, выданная ра- нее, на карточке лежит… Уехать куда-нибудь в провин- 20

цию и начать жизнь заново, без этих попоек и «развле- чений», и ненужного, а порой и противного душе обще- ния. И нужно-то всего для этого сделать сейчас несколь- ко шагов, постучать в окошко проводника, показать при- личную купюру, сесть и уехать… Сколько ещѐ простоит этот поезд — минуту, две, три, а может быть пять се- кунд?.. Нужно решиться!» Всѐ бурлило и кипело в душе, но я продолжал стоять, как и стоял. Вот поезд тронулся, поехал… Люди, сидя- щие в купе, улыбнулись и помахали рукой, как водится у пассажиров. Это вывело из ступора, и, сделав шаг, два, пошѐл быстрее, наконец, потрусил и побежал. Но было уже поздно, поезд начал набирать скорость. Мимо мелькали окна купе и таблички «Санкт-Петербург — Адлер». «Поздно, поздно, опять поздно…» — подумал в отчая- нии и остановился. На перроне раздались смешки, и одна женщина покру- тила пальцем у виска. Но я отнѐсся к этому совершенно равнодушно. Что это было по сравнению с тем шансом, который выпал, и который упустил? Я знал, что это был шанс, так как, снова окунувшись в ту жизнь, которую вѐл, не смогу собраться с силами и совершить такой по- ступок — взять и уехать на новое место, в новую жизнь… Уже стемнело. Сев в подошедшую электричку, закрыл глаза и погрузился в себя. «Всѐ нормально, ещѐ успею к началу… Жаль только, что не заехал домой. Не помешало бы принять душ и переодеться», — пытался успокоить себя. Мерно постукивали колѐса, периодически звучали названия станций, электричка останавливалась, выходи- ли и заходили люди — шла обычная дорожная жизнь. Открыв глаза, стал вглядываться в темноту. Скоро должны начаться пригороды огромного мегаполиса. Да вот и огоньки, дома — старые и современные, низкие и высокие. И среди них храм — большой белый с синими куполами и звѐздами на них, весь освещѐнный храм. 21

«Наверное, служба идѐт». И вдруг в сознании всплыла одна молитва — «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Когда повторил еѐ несколько раз, стало легче. Храм уходил на задний план, а поезд продолжал двигаться к Москве. Я повернул голову, про- вожая храм и повторяя про себя молитву. «Завтра же, непременно завтра, нужно зайти в церковь возле дома и поговорить со священником!» Оставшиеся полчаса пути пролетели незаметно, будто что—то произошло с самим временем. Оно не тянулось как обычно, когда не занят работой. Будто изменилось качество времени. И когда диктор объявил: «Граждане пассажиры! Наш электропоезд прибывает на конечную станцию. Просьба, перед выходом проверьте, не остави- ли ли вы в вагоне свои вещи» — это не раздражало уже, как обычно. Выйдя из поезда, прошѐл по перрону и вошѐл в метро. Но у перехода остановился в раздумье. «Ехать или не ехать на вечеринку? Эх, будь что будет! Не хочу и не поеду!» И, не став подниматься по эскалатору, уверенно напра- вился к платформе в сторону своего дома. «А завтра непременно в храм и к священнику!» — ре- шил я про себя. ВТОРАЯ НАТУРА РАССКАЗ 1. В Селезнѐвке считалось, что не было семьи богаче, чем Карасѐвы. Ничем они особенным не выделялись среди односельчан. И одевались, как все, и в магазине покупа- ли, что и все. Жили в доме, правда, большом, но обыч- ном, ничем особенным не отличавшимся от других до- 22

мов. Только самое необходимое было в доме, никакой роскоши. Участок — как у всех, да и машина всего одна, и та «Нива»… И, тем не менее, все думали, что Карасѐвы богачи. По правде сказать, Карасѐвы мало с кем общались из односельчан. Но разве это могло быть аргументом в пользу их богатства? Да, они были нелюдимыми. И, если случалось, кто-то заходил к ним в дом или обращался с вопросом на улице, говорили всегда кратко, по суще- ству, как говорится, по делу. Карасѐвы, в своѐ время, чтобы прокормить семью, тор- говали на рынке в областном центре. Глава семейства часто и надолго отлучался, ездил в Турцию и привозил оттуда баулы, полные одежды. Потом они вместе с же- ной стояли за прилавком. В его отсутствие жена торго- вала сама. Но это всѐ было давно… В настоящее время Карасѐвы больше не торговали. Жили они вчетвером: отец — Николай Степанович, мать — Ольга Афанасьевна и две дочери — старшая Нина и младшая Людмила. Дочери после школы нигде не учи- лись и не работали. Да и какая тут в Селезнѐвке работа? И в городке, рядом с которым находилось село, работы не найти. На двух давно уж «дышащих на ладан» заво- дах местной промышленности, а также на хлебном и молочном заводах, все держались за рабочие места, как за спасательный круг. В сфере же торговли да в несколь- ких офисах все места давно уже расхватали. Так себе городок… То, что Карасѐвы не работали, для сельчан было аргу- ментом в пользу их богатства. Однако Карасѐвы вели себя не как богатые, не так, как рассказывали о жизни богатых многочисленные телесериалы. 2. Сельчане в большинстве своѐм посудачили— посудачили по поводу Карасѐвых, да и перестали… Но были и такие головы, что никак не могли успокоиться. 23

Мешала им жить эта загадка, как нерешѐнный ребус за- ядлому любителю. Одним из таких был Витька, как его все звали, ушлый парень лет семнадцати, только что окончивший школу и не нашедший ещѐ себе занятия по душе, склонный ко всяким авантюрам. Это такой тип людей, про которых при более близком знакомстве гово- рят: «И откуда что берѐтся? Ведь его никто этому не учил, да и научить бы не успел!..» Как—то во время од- ной из пирушек с такими же, как он, ребятами, Витька сказал, что в два счѐта может разгадать загадку семьи Карасѐвых, и побился об заклад, что сделает это. Собу- тыльники знали, что тот или иной ответ они получат, так как, если Витька что обещал, то непременно выполнит. Карасѐвы всей семьѐй иногда уезжали на несколько дней. Двоюродная сестра Николая Степановича, Вера Сергеевна, работала смотрителем музея изобразитель- ных искусств в областном центре. Ольга Афанасьевна и старшая дочь Нина любили живопись, и Николай Степа- нович с Людмилой сопровождали их на новые выставки. Потом роли менялись, когда они шли на концерт класси- ческой музыки в филармонию. А драматический театр был любим всеми членами семьи... Витька знал о таких отлучках и потому, наблюдая за Карасѐвыми, увидел однажды, как они уселись в «Ниву», и та по морозцу, по уже прочно лѐгшему декабрьскому снежку покатила в сторону шоссе. И он решил действо- вать. Выждав день, и убедившись, что к вечеру и ночью они не вернулись, он рано утром подошѐл к дому. Было ещѐ совсем темно, так как пасмурное небо скрывало луну. Усыпив собаку припасѐнным заранее, а точнее украден- ным в больнице городка, хлороформом, Витька по зара- нее составленному плану обогнул дом и подошѐл к окну, выходившему во двор. Некоторая трудность заключа- лась в том, чтобы открыть форточку, но, немного пово- зившись, он сделал это. Всѐ остальное для худенького и ловкого парня уже не представляло особого труда. И че- 24

рез несколько минут он оказался в большой и простор- ной комнате, наверное, гостиной. Дом Карасѐвых был одноэтажным. И Витька, заглянув, на всякий случай, во все комнаты, не стал подниматься по вертикальной металлической лестнице на явно нежи- лой чердак. Он сразу остановил своѐ внимание на комна- те, которая, скорее всего, была библиотекой или кабине- том, а, может быть, и тем и другим одновременно, судя по стеллажам и шкафам с книгами и по большому пись- менному столу, стоящему посередине. «Есть, есть у меня способности сыскаря! — с удоволь- ствием и некоторой гордостью подумал Витька. — Сей- час всѐ, как пить дать, раскрою!» Он, не включая света, достал из кармана маленький фонарик и открыл по оче- реди ящики стола, не роясь в них пока, а просто огляды- вая. Один из ящиков заинтересовал его более всего. В нѐм лежала книга с учѐтными записями доходов и рас- ходов семьи. И он решил покопаться в ней. Судя по за- писям, расходы действительно были небольшими и не превосходили расходы его семьи и других семей его зна- комых. Но интересно было не это, а то, за счѐт чего Ка- расѐвы удовлетворяли свои потребности, если нигде не работали? Ведь не сыпались же им деньги с неба? Этот вопрос также недолго оставался без ответа. «Как прият- но иметь дело любопытному человеку с организованны- ми и аккуратными людьми», — подумал он, так как в руках держал сложенные в стопочку и обѐрнутые узкой бумажной лентой квитанции о снятии денег в банкома- тах Сбербанка. Дальнейший непродолжительный поиск дал ответ и на последний вопрос: «Источник?» Оказыва- ется, Карасѐвы, как показывали договоры, в период с 1995-го по 2000-й год клали деньги на счѐт в банке. Эти деньги, насколько он знал из рассказов односельчан, происходили, скорее всего, от торговли, которой Карасѐ- вы занимались как раз в те годы. Цифры в итоговой гра- фе на одной из бумаг говорили о примерно трѐх миллио- нах рублей. «Тогда, если брать проценты, — прикинул Витька своей быстро соображающей головой, — в месяц 25

выходит где-то двадцать пять тысяч. Жить можно четве- рым, если учесть, что есть огород, сад, кое-какая жив- ность и машина. Вот и весь секрет «богатства» таин- ственной семьи!..» Положив всѐ на место, он стал закрывать один ящик за другим, но его внимание привлѐк свѐрток, лежавший в последнем из них. Через прозрачный полиэтилен про- свечивалась стопка, сверху которой лежал конверт со штампом «УЮ-...». Витька видел такие конверты у свое- го дружка, отец которого присылал письма из «мест не столь отдалѐнных», а, проще говоря, из колонии. Заин- тересовавшись находкой, он развернул пакет. Там дей- ствительно лежали письма из колонии и ответы на них. Все конверты были аккуратно разложены по датам. Он вытащил один из середины стопки, достал письмо и стал читать. «Дорогая моя, любимая, Оленька, здравствуй! Если бы ты знала, как я жду твоего письма, как я скучаю по твое- му письму, вернее по тебе. Вот уже три года я нахожусь здесь. Сам виноват, но ты знаешь, что именно здесь я понял, что люблю тебя. Ты — первая и единственная девушка, которую я полюбил. Какие слова мне найти, хорошая моя, радость моя, чтобы выразить мою любовь к тебе? Не устаю об этом писать уже три года и думаю о том, как мы будем жить с тобой, когда я выйду. Ты для меня — весь свет, и я всѐ сделаю, чтобы ты была счастлива, довольна, чтобы у нас была хорошая семья, чтобы наша дочурка росла здоровенькой и умненькой, чтобы у нас, если захочешь, были ещѐ де- ти! Родная моя, я благодарен тебе за твою добрую душу, за то, что ты простила мне то страшное зло, которое я сделал тебе…» Витька не успел дочитать, как вдруг одновременно почувствовал сильный удар по голове и увидел сноп яр- ких искр, брызнувших перед ним. В следующее мгнове- ние письмо и фонарик выпали из рук, всѐ померкло и он, потеряв сознание, упал грудью и лицом на стол, весом своего тела немного задвинув открытый ящик. 26

3. Когда Витька очнулся, то оказалось, что он сидит на стуле с крепко связанными за спиной руками. Перед ним на диване сидела девушка. Это была младшая дочь Кара- сѐвых — Людмила, непонятным образом оказавшаяся в доме. Судя по голове возвышающейся над спинкой ди- вана и далеко вперѐд выдвинутым коленям, это была вы- сокая девушка. На вид ей было лет восемнадцать, что соответствовало действительности. У неѐ были правиль- ные черты, не сказать, чтобы красивого, но довольно симпатичного лица. Длинные ноги и прямая спина поз- воляли судить о еѐ стройности. Серые большие глаза смотрели на Виктора презрительно и строго. — Ну, что, очнулся?.. Почему ты здесь? Зачем понадо- билось рыться в столе отца?! — Я не вор… — проговорил Витька, ощутив при этом сильную боль в голове. — Да что ты?! — Правда… — язык с трудом ворочался, но говорить было нужно, чтобы как—то оправдать своѐ присутствие здесь. — Тогда с какой целью ты забрался в дом? И Витька всѐ откровенно рассказал ей, как он пообе- щал, поклявшись, что разгадает тайну этой, то есть, еѐ загадочной семьи, тайну, которая не давала некоторым селезнѐвцам спокойно жить. — Ну, и как, разгадал? — Да, всѐ понятно… Нагребли денег, теперь с процен- тов живѐте. — Не нагребли, а заработали! Знаешь, как родители пахали? За границу мотались — раз, потом на рынке в областном центре стояли, торговали в любую погоду — два, от рэкетиров терпели — три, да и кроме рэкетиров было много чего — четыре. Домой приходили — с ног валились. Годы так работали без отпуска и отдыха, что- 27

бы семью обеспечить. Ведь все деньги, что раньше были накоплены, сгорели в один миг, спроси у своих родите- лей. — Да знаю я… Ладно, проехали, я вот чего хотел спро- сить у тебя… — Ну? — Во-первых, откуда ты взялась? — С чердака. У нас там что-то типа мансарды. Я люб- лю там читать, и засыпаю, когда поздно засиживаюсь. — А-а-а… Поленился я по лестнице, что в кухне, под- няться. Решил — чердак, как чердак… — Ну, а, во-вторых? — Что, твой отец сидел? А мать ждала? Прямо, как в сказке! — Ты же всѐ прочѐл… Что спрашиваешь? — Людми- ла, судя по рассыпанной пачке писем, подумала, что он знает всѐ. — Конечно, прочѐл, — соврал тот. Учиться врать ему было не нужно. Более умелого лгу- на в Селезнѐвке не найти. Вообще, нужно сказать, что в Витьке жили как бы два человека. С одной стороны это был любознательный, рассудительный и достаточно практичный парень. А с другой, он и сам порой удивлял- ся, откуда что бралось в его голове. Иногда такие жела- ния возникали, и такие мысли приходили в голову, будто он был и не Витька вроде, а уголовник со стажем. И хоть он иногда сам пугался наиболее изощрѐнных преступ- ных идей, но душой чувствовал, что они ему близки. Вот, например, одно время он довольно серьѐзно обду- мывал план изнасилования своей классной руководи- тельницы — молодой замужней женщины, с записью всего это на потайную видеокамеру, с тем, чтобы потом шантажировать еѐ и, таким образом, добиваться для себя преимуществ в классе и школе. Он отдавал себе отчѐт, что ему больше всего был интересен сам процесс наси- лия и шантажа, чем какие-то цели и личные выгоды. Витька старался спрятать свою вторую натуру за первую, и это ему хорошо удавалось. 28

«Изнасиловать… Интересная мысль… А может эту?.. Но дерѐтся сильно… Да неужели дерѐтся? Подошла сза- ди на цыпочках и стукнула по голове. Разве это драка?... А ничего деваха, аппетитная! Ишь, смотрит как на меня, видно ждѐт продолжения разговора…» — пронеслось в его голове, и он, решив продолжить разговор об еѐ отце, закинул удочку. — Интересно, неужели так всѐ могло быть? Людмила долго молчала, испытующе глядя на Витьку. Это был первый человек в Селезнѐвке, который узнал про них всѐ. И будет ли она теперь молчать, или не бу- дет, история еѐ родителей может стать известной всей деревне. «Так пусть лучше он получит понимание всего, тогда происшедшего, из моих уст, чем будет рассказы- вать так, как он понял. Ведь наверняка он просто пробе- жался по письмам, — подумала она. — Может быть, то- гда всѐ, что он будет рассказывать, будет совсем по ино- му звучать и восприниматься людьми». — Когда мой отец, будучи ещѐ парнем твоих примерно лет, изнасиловал мать, тогда ещѐ девушку… — М-м-мг… — промычал Витька, с одной стороны, чтобы скрыть удивление, а, с другой, чтобы показать, что он это всѐ знает. — Короче, свидетели видели, как он выходил из еѐ до- ма (мои будущие родители жили в большом селе далеко отсюда) и показали на него. По заявлению родителей мамы было возбуждено уголовное дело. Экспертиза по- казала вину отца, и ему дали срок. — А как понять его письма о любви и ответы твоей мамы? — спросил Витька, которому, честно говоря, это становилось всѐ более интересным своей необычностью. — Был суд и приговор. Моего будущего отца отправи- ли в колонию. Мама на суде не присутствовала. Говорят, что он был очень подавлен всем случившимся, всю вину признал полностью и сказал, что готов понести самое строгое наказание. 29

— Но ведь он мог жениться… Ну, то есть… — замялся Витька. — Ты понимаешь, что я хочу сказать?.. И ника- кого суда бы не было. — От него такого заявления не последовало. Да и мама была гордой. Она не согласилась бы, даже за большие деньги. Мы с ней говорили на эту тему, — добавила Людмила. — А потом полюбила? — Да! Потом полюбила, но это было потом. — Интересная история… — Отец рассказывал, что в колонии ему часто прихо- дил на ум образ мамы, еѐ лицо, походка, всѐ, что было с ней связано. Он много думал и мысленно общался с ней. Представляя, как бы он по-другому повѐл себя в той ро- ковой ситуации, как бы он не поддался вдруг нахлынув- шей звериной страсти. — Времени у него для этого было хоть отбавляй! — ухмыльнулся Витька. — Да, там времени было предостаточно. А в той ситу- ации как будто затмение какое-то нашло…. Вот так два чувства и жили в нѐм: вина и любовь. Он даже написал письмо своим родителям с просьбой найти хоть какую— то еѐ фотографию и прислать. — Сказка, да и только… Развяжи мне руки, я ведь не грабить пришѐл, а только узнать!.. — Ничего, посидишь ещѐ!.. — с одной стороны Люд- мила опасалась его, а с другой, зная, что он будет рас- сказывать, хотела, чтобы узнал правду из еѐ уст. — Ты можешь верить, можешь не верить, но всѐ точно так и было. Конечно, словами всего не передашь. В колонию с миссионерскими визитами приезжали священник и при- хожане храма, расположенного недалеко. И отец с инте- ресом слушал их беседы, располагаясь всѐ более и более душой к тому, что слышал. И вот однажды он решил обо всѐм рассказать отцу Михаилу. Тот с большим сочув- ствием отнѐсся к исповеди. Отец покаялся во всѐм и ска- зал священнику, что часто представляет, как он повѐл бы себя по-другому в той ситуации, и, что это другое пове- 30

дение, представляемое им, приносит ему чувство радо- сти в душу и успокоение. Отец уверовал, стал ежедневно читать Евангелие. Но ничто не могло вытеснить образ Ольги, моей буду- щей матери из его сердца. И по совету отца Михаила Николай решился написать ей обо всѐм. — И она ему поверила… — то ли утвердительно, то ли недоверчиво сказал Витька. — Мама вначале, конечно, с большими сомнениями отнеслась к этим письмам. Думала, что он просто хочет раньше освободиться, поэтому и развѐл всю эту лирику. Однако ей объяснили, что закон обратной силы не имеет, и что от их переписки ничего не изменится. Досрочное же освобождение зависит только от его поведения в ко- лонии. Тогда мама просто из любопытства и какой—то жалости стала изредка отвечать на его письма. — И полюбила его, который еѐ изнасиловал… Ну, раз- вяжи, руки затекли и плечи болят!.. — Нет, полюбила она его потом, когда он вернулся и стал за ней ухаживать. А во время переписки у мамы возникло к нему смешанное чувство жалости и интереса, которое потом сменилось на уважение и, чем дальше, тем больше. — Чего это вдруг? — высунула нос его вторая сторона. — Не вдруг, а постепенно. Отец очень много писал о своѐм раскаянии в том, что совершил, о своих пережива- ниях и мыслях по этому поводу. А также о том, как бы он поступил совершенно по-другому, если бы та ситуа- ция повторилась, о том, как бы он ухаживал за ней. Он писал об этом во всех подробностях. Эти письма — про- сто стихи в прозе. — Интересно… Влюбился что ли, сидя там? — так и подмывало его поглумиться. — Не влюбился, а полюбил… — А может, твоя мама была беременна тобой, поэтому решила, пусть у ребѐнка будет хоть какой, но отец? — Нет, зная маму, не думаю. — И что, поженились сразу, как вышел? 31

— Нет, мама поставила условие. Они вначале встреча- лись только в общественных местах, на людях — в кино, в клубе, на праздниках, в гостях… Это длилось полгода. — А потом? — Потом мама разрешила приглашать еѐ на прогулки, но близко к себе не подпускала. У них не было близости год, как он вернулся из колонии. — С характером твоя мать! И что, видно, выдержал мужик? — Витька, тихо вздыхая, пытался найти более удобное положение на стуле. — Выдержал! И только после этого испытания мама пригласила его в дом к родителям, где он сделал офици- альное предложение. Но родители мамы были категори- чески против. — А его родители? — Да, совсем позабыла! Дедушка и бабушка по его линии оказались людьми очень порядочными, чистосер- дечными и душевными. Они полностью признали вину сына и долгое время пытались хоть чем-то помочь семье моей мамы, которая тогда во многом нуждалась… Но мамины родители ото всей помощи отказались сразу и в течение всего времени не изменили своему слову. Хотя от самого знакомства с ними не отказывались и обща- лись. — А когда твои будущие отец и мать стали встречаться и близко общаться? — спросил Витька, вторая натура которого в это время втайне уже смаковала обладание телом девушки. — Когда они решили пожениться, их родители с обеих сторон собрались вместе без «виновников торжества» и поговорили по душам. Родители мамы, несмотря ни на что, были категорически против. В итоге мои будущие отец с матерью вынуждены были уехать. Они расписа- лись и венчались в районном центре, там же нашли квартиру и устроились на работу. — Интересная история. Если бы я не читал писем, — соврал Витька, — ни за что бы не поверил, что так быва- ет! 32

— Оказывается, бывает! И я — верное тому доказа- тельство, — улыбнулась Людмила. Она подошла, постояла некоторое время в раздумье и развязала ему руки. 4. Витька уже вполне отошѐл от удара, голова не болела, только, дотрагиваясь до шишки на затылке, он испыты- вал боль. А так всѐ было хорошо. Он вольготно разва- лился в кресле, широко расставив ноги, руки положив на подлокотники. Перед ним сидела красивая девушка, еѐ длинные светло-русые косы были опущены по обеим сторонам груди, которая заметно выделялась из-под ха- латика. Прямые пальцы рук живо жестикулировали, до- трагиваясь до лица, оправляя полы халата, ложась на подлокотники или на колени. Витька видел еѐ ноги — прямые, упитанные и загорелые. И, слушая, он попере- менно бросал взгляды на руки, на ноги, на грудь, на шею и губы, так влекущие к себе... Это, с одной стороны, и чѐртова вторая натура, с другой, почти доконали его. Витька чувствовал, как спирало дыхание, и напрягались мышцы … Чтобы сбросить напряжение, он задал вопрос. — И что, родители твоей мамы так и остались одни и не помирились с дочкой? — Нет, нет, помирились. Потом приняли как факт, а когда познакомились поближе с отцом, стали его ува- жать и ценить за отношение к маме и потом к нам, де- тям. Но родители не были одни. У мамы была старшая сестра, Мария. Она к тому времени уже была замужем. Вышла она за парня, который любил еѐ и ухаживал за ней два года, как говорится, не отходил от неѐ и еѐ окон. — Вот это, да! — Каждый день дарил цветы, делал подарки, куда-то приглашал. Родители души в нѐм не чаяли и всѐ время ставили маме в пример — вот, мол, за каких нужно за- муж выходить. Всѐ шло к свадьбе, к долгой и счастливой семейной жизни. 33

— И что же? — Но, когда они поженились, начало происходить что- то загадочное. Появились какие-то недомолвки со сто- роны мужа. Всѐ поменялось местами. Теперь Мария всѐ внимание направляла на него, а он, казалось, не то, что- бы охладел, но стал каким-то задумчивым, порой, как бы не слышал, что к нему обращаются. Периодически он куда-то убегал, как говорил по работе (он работал элек- триком), но денег особых она не видела, да и возвращал- ся часто подвыпившим. — Нормальное дело… — Для кого нормальное, а для кого и нет! Это всѐ ещѐ можно было как-то понять, если бы он не переменился по отношению к Маше. — Может, это всѐ женские придирки? — Потом выяснилось, что он гуляет. В селе-то, даже большом, долго скрывать что-то не удастся, даже если это всѐ происходит в соседней деревне или районном центре. Вскоре она узнала, что он не к друзьям ездит, а гуляет то с одной, то с другой, то с третьей… — Дела-а-а… Любвеобильный какой!.. А сам подумал: «Чѐрт, ещѐ немного и я не выдержу!..» — Да, уж… Вот два примера. Один изнасиловал, а в итоге оказался примерным и любящим мужем и отцом на всю жизнь, а другой говорил, что любит, ухаживал, денег не жалел, и оказался бабником и хамом. — Хм-м… — промычал Витька и зевнул. — Батюшка, отец Виктор, настоятель нашего храма, — увлечѐнно стала рассказывать Людмила, — сказал, что в человеке преобладает то, к чему тянет его душу. Когда душа тянется к Богу, то, если человек и согрешил, или совершил преступление, он с Божьей помощью может вернуться на путь истинный и жить как верующий. А когда душа тянется в противоположном направлении, то, как бы человек не обманывал других и себя самого, жизнь всѐ равно расставит всѐ по своим местам. 34

5. Рассказ Людмилы вызывал у Витьки двоякое чувство. Несмотря на происки его второй натуры, был у него уго- лок души, где жил тѐплый образ умершей матери и хра- нилось воспоминание о девчонке, которую он любил, но бросившей его. Там же хранились очень редкие беседы с отцом, когда тот был трезв. Там на отдельной полочке жили герои сказок и книжек, которые в своѐ время про- извели впечатление на его юное сознание. Это простран- ство души ощущалось им как что-то светлое, жѐлто- золотистое с проблесками зелѐного и голубого. (У него были способности к живописи, но никто не помог раз- вить их). А с другой стороны было иное пространство, царство его второй натуры, занимавшее большую часть души, где преобладали чѐрные, коричневые и серые цве- та, от которых веяло холодом, и где то и дело вспыхива- ли ярко красные пятна и стрелы. И тогда ему хотелось совершить что-то из ряда вон выходящее, чем-то выде- литься таким, что всех повергнет в ужас, а его в восхи- щение самим собой. Вот и сейчас это красное просто бурлило в клубах тѐм- ного. И это бурление распирало его сознание, и чтобы освободиться от этого давления, он должен был действо- вать. Да он и не сопротивлялся этому, предвкушая до- вольство собой от своих действий. В другом, светлом уголке души, блеснул на какое-то время огонѐк то ли свечи, то ли солнечный луч, как бывает, когда он отра- жается от стекла напротив. Одновременно с этим раздал- ся какой-то тихий-тихий голос. Но сознание Витьки уже кипело, и он не мог, да и не хотел расслышать, что этот голос ему говорил. — Видишь, какими хорошими могут быть насильники? — наконец проговорил он и, встав с кресла, сделал шаг по направлению к Людмиле. — Давай, я тебя как бы из- насилую, но сидеть не буду, а сразу на тебе женюсь! Ха- ха-ха!.. Любить буду, не пожалеешь! 35

— Ах ты, негодяй! Уходи прочь, гад! Я думала ты бо- лее или менее порядочный парень, несмотря на то, что рылся в бумагах. Ну, думала, что из любопытства это делал. Думала, прочитал мельком про родителей, так уж расскажу, как есть, чтобы люди узнали правду, а то наговорит… Дура же я наивная! А ты вот как?!.. Он отступил на шаг назад — Да я пошутил… — протянул он, ухмыляясь. — Если ты такое сказать смог, что же у тебя тогда на уме?! — воскликнула девушка. — Человек может спо- ткнуться и сделать злое, но, если у него чистая душа, это является ошибкой, наваждением. А ты так спокойно го- воришь и ещѐ улыбаешься при этом. Может быть, ты всѐ спланировал заранее, пока я тут рассказывала? Витька хмыкнул. Вторая натура так и лезла из него, заставляя вести себя в соответствии с еѐ, натуры, сутью. Первой Витькиной половины как бы не существовало. Вернее он ощущал еѐ, но где-то очень-очень далеко, где она сжалась в комок и подавала оттуда слабый-слабый, едва слышимый голос. Обычно две его натуры боролись друг с другом на равных, в тех или иных ситуациях пре- обладая друг над другом. Но такого подавляющего пре- имущества одной над другой он ещѐ никогда не замечал. Людмила молча глядела на него своими ясными и чуть насмешливыми глазами. Не в силах вынести не только еѐ взгляд, но даже присутствие, Витька повернулся к ней боком и, постояв так несколько мгновений, словно при- слушиваясь к чему-то, опустив голову, пошѐл к выходу. Людмила пошла за ним. — Наша жизнь — это дорога. А дорога имеет всегда два направления. И у тебя есть выбор, в каком направле- нии идти… Людмила закрыла за ним калитку и вошла в дом. На улице, словно ток прошѐл по Витькиному телу от макушки к ногам. «Ток, ток…» — подумал он. Витька был смышлѐным малым и неплохо разбирался в физике. «В электричестве притягиваются разноимѐнные заряды, а одноимѐнные отталкиваются… А у нас произошло 36

иначе. Да, но ведь души — это не конденсаторы, пласти- ны которых меняют свой заряд в зависимости от другого заряда, — думал он. — В моей душе поднялось всѐ про- тивоположное душе Людмилы, и, когда это произошло, мы оттолкнулись. Значит, в человеческих отношениях отталкиваются противоположные состояния душ, а по- добные, стало быть, притягиваются. Но почему же в мо- ей душе поднялось и вышло наружу всѐ противополож- ное Людмиле?..» Думая так, Витька обнаружил, что стоит на обочине дороги. По дороге в обоих направлениях двигались ма- шины. Он некоторое время отрешѐнно наблюдал за ни- ми. И вдруг его осенило. «Если едешь в машине, а навстречу тебе движется другая, то твоя скорость по от- ношению к встречной машине складывается из скоро- стей обеих машин, так? То есть, она будет значительно больше, чем скорость движения твоей машины по доро- ге, — мысли Виктора быстро выстраивались в логиче- скую цепочку. — И, когда люди движутся к разным по- люсам, к разным целям, при взаимодействии таких лю- дей в их душах все процессы ускоряются. Людмила — чистый человек, нужно честно это признать. Значит, по- лучается, что моя вторая натура — не вторая, а главная во мне, поэтому она так значительно усилилась при об- щении с Людмилой…» …Виктор по-прежнему стоял на обочине. Состояние было не из лучших — его подташнивало, руки и ноги были ватными и немного, то ли от холода, то ли от напряжения, тряслись. Перед ним была дорога. Он по- смотрел направо — небо там было светлее, лѐгкая пеле- на облаков, окрашенная в розовые тона, говорила о вос- ходящем солнце. «Небо хмуро поутру — моряку не по нутру», — вспомнилась старая поговорка. И действи- тельно, на другой стороне небосвода над уходящей вдаль дорогой висели тяжѐлые свинцовые тучи, не предве- щавшие ничего хорошего. На их фоне ярким золотом блестели купола храма. Витька стоял в нерешительно- сти, не зная куда идти. Наконец, он пересѐк дорогу и по 37

тропинке, шедшей вдоль неѐ, направился вправо в сто- рону своего дома. Так он прошѐл некоторое расстояние, снова обдумывая и обдумывая всѐ, что произошло сего- дня утром. Последние слова Людмилы и его мысли у обочины не выходили из головы. В это время прозвучал однократный удар колокола, через некоторое время вто- рой… Виктор знал — так призывают к молитве… ВСЁ В ТВОИХ РУКАХ РАССКАЗ По аллее парка шли трое. Священник — высокий и широкий в плечах лет сорока с редкой сединой мужчи- на в тѐмно-синей рясе и такого же цвета куртке поверх неѐ. И двое молодых людей — парень и девушка лет восемнадцати, оба в полуспортивных, не стесняющих движения одеяниях. Октябрь, оправдывая своѐ звание главного художника осени, дал полную волю своей кисти, и она смело, ис- пользуя всю палитру жѐлтых, оранжевых, красных и ме- стами зелѐных красок, рисовала аллею, над которой пе- реплетающиеся ветви деревьев создавали длинную сплошную арку. Земля была устлана мягкой ковровой дорожкой тех же расцветок, и стволы деревьев стояли по бокам еѐ как колонны местами в тени, местами освещѐн- ные ярким солнцем. Справа за высокой сухой травой стелилась полоса тумана, сквозь которую едва-едва вид- нелся парк, а слева в ровной широкой канаве полной во- ды плавали редкие опавшие листья, и отражалось блек- ло-бирюзовое небо. Деревья отбрасывали длинные тени, которые ложились поперек, создавая иллюзию ступеней лестницы. Путники прошли по ворохам кленовых листьев и, про- должая разговор, присели на одну из лавочек. 38

— Сергей, ты меня раздражаешь! — возбуждѐнно го- ворила девушка. — Ну, почему ты не можешь успоко- иться? — Почему не могу? Я могу, но не хочу! Девушка, вскинув брови, с удивлением посмотрела на него. — Я столько готовился к этой сделке!.. И всѐ сорва- лось… Если бы это прошло через меня, я мог получить кучу «зелѐных» и уже в этом месяце слетать в Париж! Ты ведь знаешь, я говорил, там в это время будет та са- мая престижная тусовка… А это такие знакомства, такие связи!.. Но сам виноват… Допустил оплошность, не за- писал номер телефона в сотовый, а бумажку, на которой он был, потерял… — Ну, что ты замолчал? — нервно спросила Ирина. — Да, ладно… — уныло проговорил Сергей. — Вот всегда так, отец Николай, — обратилась Ирина к священнику, — наговорит, наобещает кучу всего, по- том замкнѐтся, не ест, не пьѐт, бегает с утра до поздней ночи, а когда возвращается, только желваки катает и гла- зами сверкает! И хорошо бы получалось что-нибудь, а то в основном так, пустое… Возбудит меня вначале, а по- том раздражает очередным невезением… Теперь сами видите в каком он состоянии… К лавочке слетелись голуби. Они чинно похаживали и, останавливаясь, вопросительно поглядывали на людей. А между ними сновали воробьи, то, делая вид, что они уже что-то клюют, то, хитро поглядывая, замирали на месте. Ирина покрошила птицам оставшийся в кармане кусочек бублика. Крошки, как всегда, достались не всем, каждая птица старалась склюнуть корм и иногда прямо из-под носа у зазевавшегося соседа. Но, что интересно, они не дрались между собой! Получивший и потерявший мирно стояли рядом и ждали следующей порции свы- ше… — Всѐ вполне закономерно, мои молодые друзья, — приятным баритоном заговорил священник, — Человек, имеющий страстный и увлекающийся дух стремится, 39

прежде всего, удовлетворить своѐ самолюбие через удо- влетворение страстей, греховных стремлений и привы- чек. — Что же было греховного в той сделке или в поездке в Париж, отец Николай? — возразил Сергей. — Мы не будем сейчас разбирать это. Давай, Сергей, лучше посмотрим на твоѐ теперешнее состояние, когда раздражение и печаль сменяют друг друга. Вот что нас сейчас должно интересовать, а не правомерность сделки и поездки. Те состояния, в которых ты находишься, го- ворят о душевном неблагополучии, поэтому, может быть, лучше найти причины, приведшие к такому ре- зультату? — Это то, что нужно, отец Николай! — воскликнула Ирина. — Ну, хорошо, давайте… — тоскливо ответил Сергей. Облако закрыло солнце, всѐ потускнело, лишь палитра осенних листьев более ярко выделялась на общем сером фоне. — Так вот, такой страстный, увлекающийся дух, — продолжал священник, — не добившись своего, не по- лучив результата, вначале раздражается, а затем впадает в уныние и печаль. Но поскольку человек живѐт в окру- жении других людей, то он своей страстностью, раздра- жением, а затем тоской, оказывает на них влияние: вна- чале возбуждает, затем раздражает и, наконец, заражает унынием. — Всѐ так постоянно и происходит, — подтвердила Ирина. — Тебе всегда всѐ не нравится, — возразил Сергей. — Мы живѐм среди страстей, среди искушений, иску- шаемся, разжигаем и искушаем других. Всѐ это резуль- тат свободного волеизъявления людей. — А Бог? Почему Он всѐ это допускает? — спросила Ирина. — Да, Ирина, ты права, Господь это допускает. Он позволяет демоническим силам искушать людей, позво- ляет им вызывать у людей страстный настрой духа. 40

— Ха-ха! Вот здорово!.. — воскликнул Сергей, глядя как воробьи, дотоле спокойные, сбившись в кучку, ста- ли драться из-за чего-то съедобного в ворохе листвы. — Серѐжа, помолчи, а!.. — Да, я на них… — сказал Сергей, показывая на птиц. — А зачем, отец Николай, Бог так делает? — допыты- валась девушка. — Воля Божия в том, чтобы мы жили среди искушений и соблазнов. Это необходимо для того, чтобы наши сла- бости проявлялись. Иначе, как бы мы могли о них узнать? Так бы и жили в неведении о своих недостат- ках… — И хорошо бы жили! — заявил Сергей, — Всѐ, чего хотели бы, достигали, как в раю!.. — Да, как невинные дети, как девственные дикари на далѐком острове… А когда нагрянули бы нежданные, непредвиденные трудности, все бы и сломались, и по- гибли, — сказал отец Николай. — Интересно… Я ведь в университете изучал культу- ры Австралии и Полинезии… — сказал Сергей и впер- вые внимательно посмотрел на священника. — Повторяю, Господь допускает это, чтобы мы узнали о своих слабостях, и начали их преодолевать, укрепляясь и вырабатывая в себе иммунитет против искушений. Господь желает нам только добра, ибо любит нас. Он хочет, чтобы мы изжили в себе наши слабости, чтобы мы выработали в себе устойчивость к искушениям и соблаз- нам и психологическую устойчивость в трудные перио- ды жизни! — Отец Николай, а как бороться со всем этим, с иску- шениями, слабостями?.. — спросила Ирина. — Никак! — снова заспорил Сергей. — С одной стороны Сергей не прав, а с другой в его возражении есть доля истины, — ответил священник, — Конечно, нужно изживать свои слабости, заменяя их сильными и хорошими качествами. Только вот бороться бесполезно, всякая борьба, как показывает практика, 41

только укрепляет злой страстный дух, живущий в чело- веке, воюя с ним, человек его никогда не изживѐт! — А, что делать тогда, как быть? — не успокаивалась девушка. — Внешними действиями нельзя уйти от искушения, — продолжал отец Николай, — это можно сделать толь- ко внутренне с помощью правильного душевного настроя и через последующее получение благодати Бо- жией, которая связывает проявление греха и человек по- лучает прощение. — Я ничего не понял… — сказал Сергей, глядя на священника. — А хотел бы понять? — спросил тот. — Я люблю логику, и чувствую, что за вашими слова- ми, отец Николай, кроется методика, вы не могли бы пошагово изложить то, что нарисовали общо? Выглянуло солнце, как-то по-особому всѐ вокруг заси- яло. Стало даже немного припекать. — Да, Сергей, могу, — сказал священник. — Прежде всего, человек должен понять, что он что—то не так де- лает. Как правило, это происходит после той или иной череды неудач и тяжѐлых обстоятельств, к которым при- водит грех. И вот тут наступает очень важный момент. Большинство таких осознавших людей начинает бороть- ся с собой, с тем страстным духом греха, который живѐт в них. Но своими силами, своими трудами, сколько бы времени человек ни занимался, он не сможет ничего до- стичь. Поняв это, человек должен внутренне признать не только свою греховность, но и слабость, невозможность справиться самостоятельно… — Но, что же нужно делать? — спросил Сергей. — Нужно, признав свою неспособность самому изба- виться от греха, признав свою немощь и имея, таким об- разом, смиренный, сокрушѐнный дух, просить в молитве Господа о помощи, уповая и надеясь на Его милость. Это о таких «нищих духом» говорил Господь, что они спа- сутся!.. — Интересно! И далее? 42

— А как нужно молиться? — воскликнули почти одно- временно молодые люди. — Молиться нужно так: «Господи, помилуй и очисти мя, грешного!» и «Ибо слаб и грешен я, и только на од- ну милость Твою уповаю!». Но одной молитвы, повто- ряю мало… — А что же ещѐ?— удивилась Ирина. — Вы невнимательно слушали. Я повторю: некоторые молятся всю жизнь и толка никакого. Главное внутри, в душе и в сознании решить разорвать сочувствие ко гре- ху и заменить его Божественным настроем. Но человек без помощи Божией этого достичь не может, он может только сильно этого возжелать, внутренне раскаяться и признать себя грешным и слабым. И вот с таким настроем в молитве обращаться к Господу, и делать это многократно. В ответ на постоянные молитвы придѐт благодать, человек это сразу почувствует как освобож- дение от греха и от страстных духов, появится сила жить по—другому. Это и есть подтверждение силы Божией и правильности избранного пути. Ветер закружил листья перед сидящими, но не умчался прочь, а всѐ продолжал и продолжал кружить. Листья поднимались над землѐй, создавая золотой солнечный конус. Люди и разлетевшиеся в стороны птицы, замерев, любовались этим удивительным зрелищем. Прошло не- сколько мгновений, и оно исчезло, как будто его и не было вовсе. Так же светило солнце, так же дул лѐгкий ветер, птицы всѐ так же, разгуливая, поглядывали на лю- дей в ожидании корма, и наши собеседники всѐ так же сидели в тех же позах. Всѐ было то же, что и несколько секунд назад, но что-то неуловимо изменилось, что-то стало другим, и это что-то проникало в мир через выра- жение глаз этих людей, сидящих на лавочке. А оно было одинаковым, словно кто-то один смотрел, словно кто-то один чувствовал и думал, словно кто-то один на не- сколько мгновений коснулся и оставил в них неизглади- мый след очарования истины и гармонии… 43

ИВАНОВ ДЕНЬ ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ 1. Утром из города выехала разбитая «копейка», о «древ- ности» которой можно было судить по внешнему виду, и покатила, тарахтя и погромыхивая на каждой выбоине, которыми так богато шоссе. За рулѐм сидел мужчина лет сорока плотного сложения с короткой стрижкой и в тѐм- ных очках. Рядом с ним — мальчишка лет пятнадцати загорелый вихрастый, внимательным взглядом наблю- дающий проплывающие вокруг пригородные пейзажи. И на заднем сиденье — щуплый подвижный мужчина ше- стидесяти лет с седой бородкой клинышком и в соло- менной шляпе. Того, кто сидел за рулѐм, звали Виктором, и по сухим строгим чертам лица его можно было судить о деловито- сти, боровшейся в настоящий момент с остатками сна. Мальчик Ваня, его сын, напротив, был бодр, ясные голу- бые глаза его и лѐгкая улыбка говорили о предвкушении удовольствия от предстоящего путешествия. Мужчина в шляпе, Афанасий Арсентьевич, отец Виктора и, соответ- ственно, Ванин дедушка небольшими влажными глазами с нескрываемым удовольствием глядел на открывающе- еся вокруг него и чему-то удовлетворѐнно кивал голо- вой. Все они ехали по своим делам в дальний город за тысячу километров, хоть на какой, да на своей машине, не торопясь, ибо некуда было спешить, и свободно, бу- дучи сами себе и своему движению хозяевами. Виктору нужно было решить вопросы с партнѐром по делу, кото- рый, к тому же, уже давно звал его к себе в гости отдох- нуть, порыбачить, поохотиться, походить по лесу за гри- бами да ягодами и попариться всласть в новой баньке. У Афанасия Арсентьевича в том городе была дальняя род- ня, с которой он не виделся уже лет двадцать, и, когда 44

сын сказал, что едет туда да на машине, он решил вос- пользоваться случаем, благо времени у него свободного было хоть отбавляй. Ну, а у Вани этого времени было — целые каникулы, и страсть к путешествиям у него тоже была, поэтому он упросил отца и мать и сейчас сидел рядом с отцом, глядя на открывающийся перед ним мир. Они проезжали мимо знакомых мест. Вот за пригорком появилась белая пригородная церковь с тѐмно-зелѐными куполами, рядом с нею кладбище за металлической оградой; обильно растущие кустарники скрывали памят- ники и надгробия, лишь кое-где видны были они, напо- миная людям летом о зиме жизни. А вот уже мастерские, обычно громыхающие и лязгающие металлом, и спящие в это воскресное утро. Далее пригороды закончились, и началось поле с перелесками. Ваня оглянулся на деда и заметил, что тот с печалью глядит в окно машины на уходящий в даль родной город, и что-то чуть-чуть защемило в сердце Вани, совершенно помимо его воли. Отец, не отрываясь, глядел вперѐд, крепко сжав пальцами руль. Привычно работал мотор, в открытую форточку бокового окошка залетал свежий утренний ветер. Ваня сосредоточился на этих ощущени- ях и вдруг почувствовал, как на него что-то снизошло, какая-то невидимая сила. Он не мог дать ей ни объясне- ния, ни описать точно, что он ощущал в этот момент. Одно он мог сказать, на что бы он сейчас ни глядел, что бы ни возникло в его сознании, во всѐм ему виделись как бы две стороны. Вот сухое дерево на обочине, вот мусор, обильно разбросанный на лужайке, вот ещѐ молодая и красивая женщина, сутулившись и опустив голову, идѐт по тропинке — во всѐм этом и в себе самом он ярко, буквально на какое—то мгновение, увидел взаимодей- ствие неких двух начал, которые он не мог описать. Это ощущение так же быстро исчезло, как и появилось… Отец, по-прежнему глядя вперѐд, крутил баранку руля, по-прежнему глухо работал мотор и в форточку залетал ветер с ароматами свежего летнего утра. И окрестные пейзажи, и всѐ встречаемое по дороге больше не вызы- 45

вали того ощущения, что было несколько мгновений то- му назад. «Да, и было ли что вообще, может, просто по- мерещилось?» — подумал Иван и решил разгадку этих своих наблюдений оставить на потом. — Что головой вертишь? Так и отвернуть недолго, — не улыбаясь, пошутил Виктор, обращаясь к сыну. — Ничего, Ваня, ничего… Наше везде с нами, — зага- дочно, как он любил это делать с некоторым эдаким «прищуром», произнѐс Афанасий Арсентьевич. — Не хочешь вернуться? — спросил Виктор. — Не, пап, ты чего? — Да, я так… Снова наступило молчание. Впереди до самого гори- зонта, где всходило солнце, простиралась бескрайняя холмистая равнина. По земле навстречу машине полился свет. Вот он дошѐл до них, осветил всѐ в машине, внача- ле ослепил, а затем тепло обласкал лица, отразился в задних стѐклах, побежал от машины дальше к городу. И вот уже всѐ вокруг проснулось, ожило, и трава по обочи- нам дороги засветилась ярким бисером утренней росы, обещая хорошую погоду. Высоко летали ласточки, был слышен стрекот кузнечиков и медведок, начался тѐп- лый, уже летний в сию пору в этой полосе день. Справа пошли поля озимых пшеницы и ржи, а слева, сколько хватал глаз, тянулся луг, разнотравье радовало обилием полевых цветов, а по краю гордо синели луго- вые красавцы васильки. Но что это, Ваня видит среди трав огромный камень—валун, как будто сказочный ве- ликан сидит на лугу и отдыхает после ратных трудов, солнце блестит на росе, покрывшей его стальные доспе- хи, а рядом лежит шлем — это валун поменьше. Ваня загляделся на великана и не заметил, как впереди на шоссе показалась стоящая у обочины машина. Жен- щина, увидев их, подняла руку, прося остановиться, а мужчина, копошившийся в моторе, разогнулся и так сто- ял у капота с ключом в руке. Виктор затормозил, вышел и, подойдя к мужчине, долго о чѐм-то говорил, загляды- вая в мотор. 46

— Просят помочь, у них серьѐзная поломка, а им нуж- но ехать — мать при смерти, — сказал он, подойдя к своим. — Так что располагайтесь, — огляделся вокруг. — Да вот хотя бы под тем деревом, там хорошая тень, часа через два позавтракаем и поедем дальше. Виктор вернулся к поломанной машине, а Афанасий Арсентьевич с Ваней, захватив с собой провизию и по- ходные сиденья, перебазировались под высокий кряжи- стый дуб, что рос в окружении лип и каштанов недалеко от дороги и бросал изрядную густую тень, что было немаловажно в это уже по-южному жаркое утро. Бросив сиденья на землю, они уселись, прислонившись к стволу, а продукты сунули подальше в густую траву, ещѐ влаж- ную от росы. — Посидим немного и соберѐм ветки и хворост для костра, чайку попьѐм, — сказал дед, снимая башмаки. — Эх, ножки мои, ножки… Снимай и ты ботинки, дай но- гам отдохнуть, да чтобы через них тело пообщалось с матушкой-землѐю, не бойся пока роса, — улыбнулся он, зная как Ваня побаивается холода. Ваня снял ботинки и, действительно, уже через пару минут почувствовал, как через ступни в тело стала вли- ваться сила. Дед много чего знал и не понаслышке, лю- бил поговорить со знакомым знахарем, у которого все в роду были такими, много читал, пропадая днями в чи- тальном зале городской библиотеки, что-то всѐ выписы- вал из книжек. Он никого не «пользовал», как это дела- ют многие новоиспечѐнные «целители», которые узнают чуть-чуть, двухдневные курсы окончат и несутся во всю прыть лечить людей. Нет, дед брал что-то для себя, про- верял и, если нравилось и помогало, применял. Бабушка, порой, злясь на него или шутя, крутила пальцем у виска, но претензий к нему не предъявляла, так как, «тьфу- тьфу», не сглазить, на здоровье дед не жаловался. Ваня задумался и не сразу заметил, что рядом на куст сел пѐстрый зяблик. Дед, увидев его, сделал движение, зяблик вспорхнул, но не улетел, а начал летать вокруг. 47

— Гони его, гони прочь! — закричал Афанасий Арсен- тьевич и, отломив ветку, стал гоняться за зябликом. Ваня встал, не понимая зачем, и с улыбкой стал смот- реть за действиями деда. Наконец зяблик куда-то улетел, дед сел, недовольно поглядывая на внука. — Надо было вдвоѐм его гнать, сделал бы, потом я бы тебе объяснил! — Зачем, дед? — Зачем, зачем? Затем… — Ещѐ злился тот. — Ну, деда, скажи!.. — Рябая птица — не к добру! Я еѐ вовремя погнал, только села, но всѐ равно… Да, и ты не помогал. Что-то произойдѐт… — Я в это не верю! — с убеждением юнната ответил Ваня. — Мг-мг… Не верит он, Фома неверующий… Погля- дим, что нам снесѐт курочка-ряба вместо золотого яичка. — Где твоя ряба с золотым яичком? Да, и мышки что- то не видно. Дед, ты чего? — улыбался во весь рот Иван. — Мы ехали на машине на восходе солнца — вот тебе яичко, и всѐ так хорошо начиналось — вот тебе золотое! — Подбоченясь и выставив клинышек бородки вперѐд, задиристо сказал Афанасий Арсентьевич. — Дед, не смеши… Опять ты своѐ, — продолжал улы- баться Ваня. — Вот увидишь, вот увидишь… Яйцо пестро, востро, костяно, мудрено… — Дед бил, бабка била, мышка бежала… — Да, и мышка… — сказал дед, и поглядел на часы. 2. Понадобилось всего минут пятнадцать, чтобы собрать топливо для костра, благо в лесополосе, отделявшей од- но поле от другого, было вдоволь сушняка. Но ещѐ не вернулся Виктор, и путники не могли заняться ко- стром и приготовлением еды. 48

— Пойди к отцу, узнай, скоро ли? — сказал Афанасий Арсентьевич. Иван встал, сделал пару шагов и споткнулся о корягу, чуть не упав. Удивлѐнно ойкнув, он восстановил равно- весие, широко, просто, до ушей улыбнулся и обернулся на деда, глядя своими ясными, смеющимися голубыми глазами, ожидая обычного в таких случаях замечания. — Ну, что с дурачка взять? Головой думай, да под ноги смотри! — проворчал дед, и только по вибрациям его голоса было заметно — любит внука, ох, как любит, и переживает за него. — Иди уж, дурень… Ванька хмыкнул довольный, словно дед похвалил его, и пошѐл к отцу. Ремонт общими усилиями был завер- шѐн, и мужчины, вытирая ветошью руки, обменивались последними замечаниями. Подошла женщина с букетом васильков, и они с мужем стали без конца благодарить Виктора за помощь. И было за что, тот в машинах разби- рался, как заправский автомеханик, и был мастер на все руки. Но принимать благодарности, как и разливаться в них, не любил, поэтому по-деловому и достаточно сухо- вато простился и, подтолкнув сына за локоть, пошѐл в сторону дуба. Позавтракав, чем Бог послал, и чуть отдышавшись по- сле чая, путники вернулись к своей машине. Виктор включил зажигание и машина, поднимая клубы пыли, тронулась с места. Росы по обочинам дороги уже как не бывало, в машине было жарко, и вокруг в природе чув- ствовался зной. Проехав с километр, Виктор стал при- нюхиваться и искать глазами что-то вокруг себя. Через пару минут все отметили запах горелой резины, и по- скольку ни в поле, ни на лугу ничего не горело, значит, оставалось только одно — горело в машине, и это была проводка. Они снова остановились и вышли. — Вот незадача… — проговорил Виктор. — Ну, Ваня, что я говорил? — победно дѐрнул бород- кой Афанасий Арсентьевич. — А, что ты говорил, отец? — спросил Виктор. 49

— Да, зяблик рябой крутился всѐ вокруг нас… Я его гнал, а Ванька-дурень не стал, хоть я и приказывал ему! — Какой ещѐ зяблик?! Ой, я не могу, — насмешливо хмыкнул Виктор. — Примета такая, сто процентов, жди беды!.. — вос- кликнул обиженно дед. — Отец, сколько раз я тебе говорил, не впутывай меня в свои приметы и в свои старые басни, как и во все твои «старорежимные» истории! Я в это не верю! — А во что же ты веришь? — Только в то, что имею в руках!.. — ответил Виктор и нахмурился. Афанасий Арсентьевич промолчал, при этом, как—то странно подѐргивая одной ногой и крутя головой, как будто он что-то искал у себя под ногами. Ваня знал, что дед не понимает, откуда в сыне взялось столько этого, как он говорил, нового безбожного нахрапа. Но и суеве- рие деда уже всех достало. Поэтому, глядя на деда и от- ца, он не мог сдержать улыбки, и не насмешливой, и не ироничной, и не презрительной, и не дурашливой, про- сто улыбки, в которой проскальзывало, может быть, не- которое сочувствие к ним, ко всему, что окружало, и ко- торая словно говорила: «Ну, как же вы не понимаете?.. Ведь ничего плохого не случилось… Может это всѐ во- время произошло, и нам всем на благо?..» — Нужно менять проводку, а то ещѐ закоротит где— нибудь, — раздражѐнно сказал Виктор. — А сейчас при- дѐтся толкать нашу «тачку» до ближайшей деревни, так что, братцы, засучивайте рукава! Сегодня воскресенье, да и утро ещѐ, и вряд ли кто проедет скоро. Пока будем ждать, дотолкаем сами. По карте примерно в двух километрах была деревня, и путники дружно взялись за дело. Дорога была достаточ- но ровной, мужчины были все не слабого десятка, и ма- шина неплохо катилась туда, куда еѐ толкали. Правда, солнце уже пекло нещадно, и по спинам, и по лицам тѐк обильный пот, попадал в глаза, заставляя их одной рукой 50