Книга памяти

Горька полынь впитает беды, Заколосится поле новью; Так высока цена Победы, Чтоб зачиналась жизнь любовью! И каждый был кому-то нужен!.. Чтоб жизнь была почеловечней! Чтоб верой-правдою сердечной Звон колокольный чистил душу! У войны не женское лицо Бабушке моей Анне Васильевне посвящается У войны не женское лицо! Хоть ценилась на войне мужская сила, Только хрупкая девчонка под свинцом С поля боя раненых носила. Расплелась косичка в волосах, И взъерошилась смешная чёлка. Жизнь и смерть лежали на весах! И тянула в жизнь бойца девчонка! А глаза — заплаканные все, И лицо в полоску грязевую, Ведь одна она у них на всех, Что косой косила смерть вслепую; Задевая, ранила живых; По земле тянулся след кровавый; Сколько было тех бинтов одних; Тех боёв лихих не ради Славы! Ей решать, кого сейчас волочь? Каждый дорог матке, жинке, дочке… Для кого-то навсегда настанет ночь… Все они мужья, отцы, сыночки… Может, только в этот краткий миг 155

Ей решать, кого отнять у смерти, Богоматери явив чудесный лик, Похоронку отведя в конверте… И спасти, и вынести на свет, Подарив второе день рожденье, Чтобы было жизни продолженье Через сто и много больше лет! Ради жизни мирной на земле! Ради песен звонких и бодрящих! Белый клин летящих журавлей С той поры до наших дней скорбящим Эхом отдаётся в небесах, Словно души, павшие в сраженьи, Нам курлычут в плаче о слезах Пролитых! Несут своё служенье, Охраняя Руси берега, Русые кудрявые головки Деток; даже белые снега; И смотрящих вновь в прицел винтовки… Позабывших, как из-под огня Их тащила русская девчонка, На чём свет стоит войну кляня И со лба смешно сдувая чёлку… 156

Евгений Смирнов г. Подольск Пропавший без вести солдат Пропавший без вести солдат, Каким ты был на поле боя? Ведь не за блеск и звон наград Громил нещадно племя злое. Повестку райвоенкомат вручил, Как тут же в строй отважных Для пополненья новых сил Поднялся смело и бесстрашно. На фронт отправился, как все, Простившись накрепко с родными, По летней утренней росе С односельчанами иными. За боем бой, за годом год, За метром метр отбивая, Освобождали свой народ Победу верой создавая. 157

В атаку первым шёл солдат За мать, жену, детишек малых. Не за салюты и парад, За жизнь страны в знамёнах алых. Прошитый пулями врага Или осколками снаряда, За пядь земли, что дорога, Погиб, сражённый «войском ада». А после боя как-то вдруг Товарищ, с кем довольно дружен, И перекличкой политрук Бойца в строю не обнаружил. Могилой верно стал окоп Или разрывов бомб воронка, Ни савана тебе, ни гроб, Да и домой не похоронка. Жена и дети не удел, Пропал родимый и не найден, Среди пучины ратных дел Известный случай, будь не ладен. Пропавший без вести солдат, Каким он был на поле боя? Тот муж, отец ли, сын ли, брат, Что смертью храбрых пал Героем! 158

Парад Победы Парад Победы – знаменательная дата Триумфа окончания войны, Заслугами советского солдата Дни тягот и лишений сочтены. Штандарты армий и знамёна Рейха Упали на брусчатку мостовой, И громогласно разразилось эхо Победы над ликующей Москвой. Огромный праздник дружеских народов. Ожили, расцветая, города, Была война, война четыре года, И нет её, и это навсегда. Все эти годы, сокрушая гада, Надеялись и верили в успех. Конец войне, нахлынула отрада, Такая, что была одна на всех. На всех, что за ценой не постояли, Там смертью храбрых полегли в боях, Кто с малолетства за станками встали Ковать Победу у себя в родных краях. За полководца и простолюдина, Всех тех, кого отныне больше нет, Отца ли брата, внука или сына, От бремени страдания и бед. Минута Памяти, традиционно стоя В режиме глубочайшей тишины, Помянет имя каждого героя, Сражавшегося за судьбу страны. 159

Сквозь годы души вечными огнями Пылают, поминая времена, Когда надежда днями и ночами Молила, что бы кончилась война. Костры живых цветов у обелисков, Потоки рек бессмертного полка. В историю несут портреты близких, Вещая, как Победа велика. Парад Победы в марше чётким строем, Салют – победоносный атрибут, Отчизна чтит и чествует героев, Отвоевавших жизнь и мирный труд… 9 мая или Памяти ветерана ВОВ Жил один человек, я его никогда не забуду, Он уверенно глядя в глаза, мне сказал: «Ты поверь, Что покоя и счастья на свете задаром не будет…» И ушёл навсегда, и захлопнул тяжёлую дверь. Я стоял и смотрел на закат, и не видел заката. Город праздновал праздник Победы в Великой войне. Я не мог осознать, только речь пожилого солдата Как горячий свинец растеклась и застыла во мне. Белый голубь взметнул высоко, небеса облетая, Силуэт птицы мира терялся из виду вдали. Подымалась душа и, покой навсегда обретая, Удалялась всё выше и выше от грешной земли. 160

Припев: И был салют, и на исходе дня вдруг что-то ёкнуло на сердце у меня, Я понял, где-то там его душа метнулась ввысь, разрывами глуша, Остановилось время, и на миг на небесах возник знакомый лик, Он появился и исчез совсем, как будто говоря, «Прощайте», всем. 161

Ирина Карелия п.г.т. Пяозерский Дороги фронтовые – узелки на память Дороги фронтовые – Узелки на память. Переплетенье судеб, Страх и боль. На Ладоге великой Все путями машины мчались, Несмотря на вой Сирены. Самолеты пролетая, Старались расстрелять машины те, Но Ангел воинов небесных Крестом водил в своей руке! Он спас от гибели тех многих, Кто, много лет потом Спустя, Расскажут детям о дороге, Которая тогда спасла… 162

Людмила Захарова г. Пенза Бессмертный полк (Фото моего деда, сражавшегося в Великую Отечественную войну, не сохранилось) Мой дед на страшной был войне: Не повезло ему вдвойне – Лишился воин ног. Вернулся в мазанку свою… Погибнуть легче бы в бою, Чем ползать без дорог. Без ног, на низенькой доске, Руками упираясь в пол, в тоске… Не перебраться за порог. И не сдаваясь, как в бою, Катал он «полочку» свою – Иначе дед не мог. Для фронта валенки валял, К своим культям их приставлял – Надеть так и не смог. Не сохранилось деда фото. Я думаю: Ну, вот работал, Спас от морозов полк… 163

Солдаты не пришли с войны. По улицам родной страны Пройти их детям долг. Все счастливы, что нет войны. Салют высокий до луны! Уходит в небо полк… И смотрит дед сквозь облака На строй портретного полка: Идёт бессмертный полк. Шагает полк моей страны, И валенки им не нужны. 164

Колоски Чисто убрано поле. Холод, дождь моросит. Одиночкою волком Ветер злой голосит… Мокнет жнива сырая, Колет ноги стерня. Дети вязнут, сбирая Колоски ячменя. Дети зёрнышку рады… Дрожь в озябших руках. Разжевали – услада, Не наесться никак. Голод лют и не прошен. Детворе невдомёк, Почему же лепёшек Им никто не напёк? Нет и чёрного хлеба, Лишь трава-лебеда… Было близко до неба – Умер братик тогда. Не щадил голод слабых, Малых, старых, любых. И в гробах на ухабах Смерть вывозит свой жмых. 165

Сколько девочек русских Про себя забывали. На полях Оренбургских Скудный хлеб добывали. Моя мама в войну Колоски собирала… — Как прокормишь семью? – Колосков было мало… 166

Маруся Моему деду Василию и моей маме Марии посвящается. «Скатай-ка полочку2, Маруся! – Отец просил малую дочь, – Мне с вечера уже невмочь, Катай усердно, не балуйся! …Скатай-ка полочку, Маруся!» Отец мой валенки валял… Без ног в коляске ковылял, Калекой он с войны вернулся. «Скатай-ка полочку, Маруся! Солдат морозы не щадят… В какой земле мои лежат, Те две ноги? Но я не струсил. Скатай-ка полочку, Маруся! Не дотянусь я до стола… Война сожгла меня дотла – Не душу только, не волнуйся. Скатай-ка полочку, Маруся! Здесь фронт у нас с тобой теперь… И мы воюем без потерь, Когда зимой солдат обулся. Скатай-ка полочку, Маруся!» И сколько же таких Марусь В войну спасали матерь-Русь! – Не сосчитать! И не берусь. 2 Полочка» – пласт шерсти для валки валенок. 167

168

Сталинградский тополь В Сталинграде шли бои За каждый сантиметр земли. И погибали здесь, наверно, Не каждый пятый – каждый первый. Земля под бомбами дрожала И вспоминала, как рожала Траву, деревья и цветы Для счастья жить, для красоты. Стонала в ранах мать-земля, И с ней стонали тополя… Не убежать им, не укрыться С врагом-фашистом не сразиться. Лишь закрывали своей грудью От залпов вражеских орудий Солдат, что бились ночью, днём За Сталинград, за каждый дом. Где смерть была в любом окне. Горели тополя в огне, И пули ветки их срезали… Деревья пламенем пылали. Как будто свечи поминальные, Их не задули ветры шквальные. Здесь каждый сантиметр выжжен, Один лишь тополь чудом выжил. Весь в ранах, дни его грустны, Но он победной ждал весны. Дождался радостной Победы. Отцы вернулись с фронта, деды… И старый тополь опалённый Им подарил побег зелёный. Врагу Россия не досталась! С тех пор традиция осталась, 169

Что в память Сталинградской битвы – И с гордым сердцем, и с молитвой Сажают люди тополя, И радуется мать-земля! 170

Дети войны Дети войны…Их так мало осталось! Ноги ослабли, ведут их под руки. Рады они: не дают им упасть В трудном пути благодарные внуки. Взор устремлён их слезящийся в небо, Вдаль, где за дымкою призрачно тает Клин журавлиный; в далёкую небыль, В небо, всё чаще печаль улетает… Май и буйство черёмухи белой, Клин самолётов сверкает над нами, Воздух пропитан весной и Победой… Реет над Родиной Памяти знамя. Нашей страны, как рожденье второе, Празднуют люди: и старый, и малый. Строем Бессмертным шагают герои, Выжили Дети – ничто не сломало. 171

День Победы на Эльбрусе Завтра утром выходим мы в горы, А сегодня – палатку – под скалы. И, покинув в расщелинах норы, Воя, нас окружают шакалы… Жуткий плач их все ближе и ближе. За костром «смерть с косою» стоит… Звездный купол в горах – много ниже. Каждый камень тайну хранит. Только эхо на памятных плитах, Вбитых наспех в расщелинах скал. Сколько их, в сорок первом убитых, – Нам поведал седой аксакал. А в Баксане багульник цветет. На Эльбрусе – мороз и пурга. Альпинист всё идёт и идёт, Как во время войны, на врага. Покорить эти горы непросто, Не добраться сюда на машинах. Ты вверху одного с ними роста. Лишь отважным доступны вершины! Кто погиб под Эльбрусом за Родину, Мирно спящим мир сохранит. От Российских «афганцев» на Мире Мы плиту вбили гордо в гранит! 172

Рисунки Людмилы Захаровой. 173

Екатерина Пономарева г. Санкт-Петербург Было время Посвящается дедушке Было время, мальчишкой беспечным я по улицам мчался, смеясь. И домой прибегая под вечер, к мамке льнул, отчего-то стыдясь своей нежности. Глупость какая! Все бы отдал за те времена... Мама, мамочка, где ты родная? Страшным призраком встала ВОЙНА. Мирный быт уничтожен, разрушен. Смерть забрала тепло и любовь... Мама, мамочка как же мне нужен добрый взгляд. Я прижмусь к тебе вновь без стыда. Зареву в голос: «Мама! Ты останься со мной навсегда!» Только скрипнет разбитая рама и ворвется в окно пустота. 174

Метель из прошлого Неспокоен сегодня дедушка, растревожила память душу. Шепчет: «Мне б немного хлебушка с кипяточком. И я – хоть в стужу, Хоть в мороз, доплетусь тихонечко. Помогу... А так, силы кончились. Подтолкните меня легонечко... Не смотрите, что руки сморщились И от холода непослушные. Я Войною приучен к трудностям... Вот сирена ревет воздушная. А в аду – не до детских глупостей. Я – большой! Все мы стали взрослыми. У Блокады лицо не детское... Тело пусть все в кровавой коросте, но не пустим мы свору немецкую В Ленинград. Наше дело правое. Не возьмете, враги, нас измором. И другой нам не нужно славы, только мирное небо над городом». Тебе, дедушка, все померещилось. Память душу твою растревожила. И свершилось, что было обещано, наступили деньки погожие. Небо мирное над Россией. Но не слушал слова мои дедушка. Его мысли метель уносила далеко. И просил он хлебушка. 175

Враг ошибся Из мучных отходов чудо-месиво, но под стать изысканным пирам. Пайка хлеба слишком мала весила – лишь сто двадцать пять заветных грамм. Скалились фашисты: «Не продержитесь, скосит голод дружные ряды. Слабые, больные, как осмелитесь дать отпор. Надолго ль лебеды хватит для геройства Вам и мужества?» Но ошибся беспощадный враг. Сквозь преграды ледяного ужаса гордо взвился наш победный стяг! Продержались. Выстояли. Выжили. Победили грозного врага. Только из мучных отходов выжимки Питерцы запомнят навсегда. 176

Юлия Погодина г. Пермь Тихая война Лето начинается с деревни, С петухами – свежесть и рассвет. Там для нас без косточек варенье, У окна, прищурясь, курит дед. «Деда, ну давай! – с сестрёнкой просим, – Расскажи нам правду о войне! Почему ты ордена не носишь? А фашисты – люди или... не?» Деда, говорили, был в Берлине! Там и встретил славный месяц май... Молча ватник старенький накинет, Хлопнув дверью, дед уйдет в сарай. Рубит он дрова, беззлобным матом Отгоняет любопытных кур. Через час в руках уже лопата... — Деда, ну когда же перекур? Дед спешит на старенькую кузню – Там работы нонче через край. «Некогда, родимые, о грустном! Ни к чему вам это слышать, чай...» 177

Тихий стон под вечер болью в спину. Да и рана... Дождик будет, знать... «О войне так много сказок длинных – Почитайте! Шагом марш в кровать!» Сплюнет дед нетрезвые проклятья: «Сказки писаны, и правда не нужна». Память – ненавистное занятие. Молча плачет дедова война. Дождь лавиной провалился в осень. Люди с непокрытой головой – Каждый горсть земли тебе подбросит. Отдыхай, мой дедушка-герой! Как жестоки детские вопросы... Ты прости, что мне казался злым! Вас из дома уходило восемь, А вернулся ты один.... живым. Срубленные яблони Молодость измерена не вёснами, Не безумством яблоневых дней... До чего же быстро стали взрослыми Воины с улыбками детей! На ветвях обрубленных сукровица Затвердеет капелькой-смолой. Как тут не ссутулиться, не сгорбиться Матери, оставшейся одной! Истекают ультрафиолетами Дни, бедой отравленной весны. Разве мы растили вас для этого? Возвращайтесь, мальчики, с войны! 178

Чужие могилы Давно прошла война, давно забыта. Могилы поросли густой травой. Живу в достатке, весело и сыто. Не ангел, не подлец и не герой. Тревожусь обо всём и понемногу: То чувства, то насущные долги. Как прежде всуе поминаю Бога И временами клянчу: «Помоги!» Всё ничего, но замирает сердце, Когда по вечерам иду домой И вижу домик, где над ветхой дверцей Звезда алеет раной боевой. Пусть нет давно старухи Катерины, Что проводила четверых на фронт, Её я помню: горбик и морщины, Усталый взгляд, сухая складка-рот. Держала коз, на кладбище ходила И для чужих заброшенных могил Старушка чудом находила силы: «Подишто кто-то тоже вас любил». Несёт им плюшку, веточку герани, То сыплет у надгробия пшено: «Моих, чать, тоже кто-нибудь помянет: Туда мне не добраться всё равно...» И взглянет так, что режет под лопаткой. Я по весне на кладбище приду. Откину снег, поправлю ей оградку, Четыре розы положу к кресту. 179

Холодный ветер Ветер холодный, ветер свободный, где ты бывал? Гладил ты поле сильной ладонью. Выступы скал Часто впивались в ноги босые, но шёл вперёд Ты через тундру, через пустыни. Сковывал лёд, Светлые воды, тёмные волны рек и озёр. Шёл ты за бурей. Шёл ты за штормом. Шёл за грозой – Следом за тучей, тучей, что точит молний ножи. Что же ты видел, ветер могучий? Мне расскажи! Ветер склонил свою гриву седую, ветер завыл: «Видел и боль, и смерть, и войну я. Братских могил Слышал я стоны, скупые укоры… Но всех больней Видеть, как детство вырвано с корнем, страх матерей! Жалкой соломкой, сломленной веткой, рваной струной Жизнь начинали бедные детки вместе с войной! Горько рыдала над сыновьями Родина Мать. Слёз же сиротской, недетской печали не сосчитать! Я задыхался от гари и дыма концлагерей, Где каждый час становились седыми сотни детей! Видел я то, что забыть невозможно (я не сумел) – Солнечным утром детские ножки шли на расстрел. Да, я всё видел! Да, я всё слышал и не забыл...» Ветер замолк и ударил по крышам что было сил. Отзвуком боли, гневом стихии были полны Эти рыдания ветра скупые, сына Войны. 180

Он вернулся назад Он вернулся домой и уже никого не любил. На войне потерял он и руку, и память, и душу. А она так жалела его, выбивалась из сил: Огород, пятилетний ребенок, работа... И лучше Без него, без скандалов, истерик, без сорванных штор. Отреветь над могилой и жить благородно и чинно. Счастье было так близко: вернулся живым - хорошо! Но вернулся другим: незнакомым и нет, не мужчиной. И она не жила. Стиснув зубы, считала года. Платья, кольца, духи, разговоры душевные - мимо! То ночами не спал, то казалась невкусной еда, Он от боли стонал, иногда забывал её имя. Ей бы с этим порвать - молода и ещё расцветёт. Как там? «Смена пути, режиссера и всех декораций»... Но она так старалась и билась, как рыбка об лёд. Нет, не просто уйти, но гораздо труднее остаться! Наплевать на советы, соседей участливый взгляд! Снова вспомнит начало войны, всё в мельчайших деталях: Спит в кроватке сынок, она плачет:» Вернёшься назад?» Он смеясь говорит: « Я вернусь. Я своих не бросаю!» 181

Надежда Сысоева с. Леуши, ХМАО-Югра Железное поколение Моей бабушке Огрызковой Марии Васильевне посвящается…. 182

Бабушка милая, Марья Васильевна, Что ты в жизни своей видала? Кроме забот и труда непосильного, Кроме детей, что одна поднимала? Муж – кормилец, семьи всей опора, Как и другие, ушел на фронт. Все на плечи твои полегло, и горе – Похоронкою в сорок втором. Лес валила в военные годы – Ведь мужиков везде не хватало… И невод тянула в любую погоду, И бакены по ночам проверяла… А дома скотина, стирка и прочее – Некогда голову приклонить. Работа с утра и до поздней ноченьки… Тяжкие годы, что говорить… ...Ох, и горек он, вдовий хлеб со слезами, Но детей подняла, невзгодам ответила. А годы стремглав пролетели с ветрами, Как жизнь промелькнула – ты и не заметила! …Что вспоминается? – Вечные трудности, Голод, война, заботы, лишения… Все на плечах, на руках своих вынесло Наших дедов железное поколение! 183

Деду, погибшему в 42-м…. Светлой памяти моего деда Огрызкова Ивана Михайловича… Ты ничего не знал обо мне, И я о тебе знаю мало, Но, знать, угодно было судьбе, Чтобы я тебя отыскала! Чтоб через семьдесят с лишним лет Я пришла на твою могилу, От всей родни принесла привет, Землицы родной положила. …Каким ты был, веселым иль нет? Есть ли кто на тебя похожий? Мне б найти и увидеть портрет, Узнать, как ты жизнь свою прожил… Хотя, какая же это жизнь? Всего тридцать один годочек! Если бы не проклятый фашизм, Растил бы своих сына с дочкой. А то ещё б пяток народил – Ведь детишек тогда помногу Рожали – и этим счастлив был, Не знал ни беды, ни печали. Но не дала разжиться война, А сразила как птицу в небе! Над могилой твоей тишина, Из родных никто ещё не был. Долго искали тебя, прости… Но сегодня…. Какое счастье, Что нам удалось тебя найти, Через столько лет повстречаться! Душа твоя покоится пусть И знает, что помним мы свято. Известен нам твой воинский путь, И чтим мы героя солдата! 184

Я будто вижу наяву… Суров декабрь сорок второго. Морозно, и метель метет. В походе двое суток снова. Приказ: спешить, ведь враг не ждет. Мой дед идет. Устали ноги. Хотелось спать и пить, и есть… Трудны солдатские дороги! Нельзя свернуть, чтобы присесть. Снег зачерпнул большой ладонью И в рот, чтоб жажду утолить, Лицо протер, отринув сонность… Еще бы ноженьки помыть! Потом бы, сладко потянувшись, Уснуть на день. А то и два… Но он идет вторые сутки 185

И с нетерпеньем ждет привал. У них приказ: на речке Мышков Успеть позицию занять И сразу же без передышки Врага готовиться принять. Забыв про голод и усталость, Ругаясь, на чем свет стоит: Степь бесконечна – так казалось… Злой ветер вокруг них свистит. Глаза прям на ходу слипались, И ноги, кажется, не шли… Но будто сделаны из стали – Всё одолели и смогли! И там, на полотне дорожном, Где танки не смогли пройти, Лежать остался дед мой тоже С кровавой раною в груди. …Я – словно там! Всё вижу четко: Их переход, бой на снегу… И как он падает на бровку… Забыть об этом не могу! На боевых полях остались… Мемориал в Ханты-Мансийске Хранит героев имена. Три бабушкиных брата в списке На этом сером обелиске… Их тоже забрала война. Еще безусые ребята… Печальной стала их судьба! Со школьных парт ушли когда-то, Надеялись прийти обратно… А получилось – навсегда! На боевых полях остались, Где лил с небес свинцовый дождь. 186

Отцами никому не стали, Мужьями даже не бывали! Ушли так рано! Не вернешь. Они о будущем мечтали И тоже так хотели жить! Дружили, ссорились, влюблялись… На фронт ушли… И там остались… Наш долг – об этом не забыть! 187

Галина Удалова г. Москва Советскому солдату (Сказка по И. Туричину «Крайний случай») Совсем не в тридевятом царстве, Тридесятом государстве, А на нашей на земле Жила женщина в селе. И была она красива, И сильна, и горделива. Глаза синие речные, Косы русые густые. Волшебством не занималась, Всё трудом ей доставалось. Её мужа все ценили, Но кулаки его убили. Три сыночка с ней остались, Матери помочь пытались. Жили дружно шалуны, Выросли богатыри. 188

Самый старший был Степан, Быстрый был, как ураган. На границе он служил, Мир, покой наш сторожил. Средний – Лёша-хлебороб. На полях он был, как Бог. Работать на земле мечтал, Знатным комбайнёром стал. Ну, а младший был Иван. За словом он не лез в карман. Был умён и так смышлён, Стать учёным грезил он. Но однажды ранним утром Солнце спряталось в дыму. Все поля покрылись пеплом. Что случилось? Почему? Слёзы, кровь кругом! Она, Пришла разлучница – Война! Степан тогда в дозоре был. Фашистов много он убил. Погиб, навеки замолчав, Ведь враг был точно саранча! Узнала мать, что сын погиб. Стал чёрным белый свет. Засеребрилась седина В косе за много лет. 189

Пошёл Алёша воевать. Танкистом храбрым стал. Но матери пришлось узнать, Что без вести пропал. Седою стала голова. Поблекли женщины глаза, Как будто вся их синева Слезами вышла... И тогда, Пришёл Иванушки черёд Идти и защищать народ. До зорьки мать всё у печи. Хлеб испекла она в ночи. И каравай свой подала, Сказав Иванушке слова: —Тебя, сынок, народ оденет и накормит, Но ты возьми с собою материнский хлеб. И пусть твоя душа запомнит, Что лучшей для тебя защиты нет. Пусть в холод хлеб тебя согреет, Беду он от тебя пусть отведёт. Пусть страх твой быстро он развеет, А в крайний случай пусть тебя спасёт. Взял в руки каравай Иван И разломил его. Часть матери своей отдал, Часть спрятал глубоко. 190

Шинель надел, обнял он мать, С лица её убрал слезинки. Шагнул во тьму он воевать, Добавив матери морщинки. *** Позвал Ивана генерал: — Есть дело для тебя. Жар-птицу надо, чтоб достал С фашистского гнезда. Чтоб не простой солдат то был, А чин слыл офицера. Чтоб тайны все он нам открыл, Пыл гордости умеря. — На то я и солдат Иван, В лицо смотрю я смерти. И у меня созрел уж план, Поймаю «птицу». Верьте. Надел халат, взял автомат, Гвозди и дощечки. Мешок, конечно, маловат, Но всё же на местечке. Верёвку тоже не забыл, Хлеб материнский положил. Готов идти на дело Солдат Иван наш смело. А через фронт пробраться – Не то, что с волком драться. Глаза и уши тут врага, Куда ни глянь, везде тайга. 191

Он полз, как ящерица здесь, А там взлетал, как птица. То камнем падал же с небес, То замирал, как спица. Тенью пробрался в тыл врага. И вышел на дорогу. Плывут по небу облака, А сердце бьёт тревогу. — Вот тут-то, птица-жар, тебя Мы схватим, жизни не губя. Собрал из досточек, гвоздей Колючих маленьких ежей. Связал верёвкой в цепь ежей И спрятал их среди камней. Верёвку бросил по траве, Сам спрятался в густой листве. Сидит и ждёт в засаде он, Вдруг едет танк, как злой дракон. Протарахтел тут грузовик, Вёз он брёвна напрямик. А вот машина. Вся блестит. Не «жар» ли «птица» там сидит? Иван верёвку потянул, Ежи ползут на караул. На них наехала машина. Трах-трах, и лопнула вмиг шина. Вскочил тут фриц, за ним другой. Ругаются наперебой. 192

А третий с тонкими усами Молчал и скрежетал зубами. — Ты-то, господин «жар-птица», Мне нужен очень, как зеница, – Сказал Иван. Взял автомат. Убил фашистов наш солдат. Офицер залопотал И своих скорей позвал. Стукнул тут Иван врага, Чтоб закружилась голова. Сунул фрица он в мешок, Взвалил на плечи, уволок. Фронт ночью тихо перешел И в часть явился чуть живой. — Я раздобыл «жар-птицу» вам, Верен я своим словам. — За подвиг твой награда есть, Ты сохранил солдата честь! – Сказал Ивану генерал И орден гордо ему дал. — Служу я Родине святой И за народ стою горой! На Ивана все глядят, Удивлённо говорят: — Ты длиннее будто стал. В строю со мною ты стоял, – Сказал Ивану Николай. — Что случилось? Отвечай! 193

— Выходит, не по дням растёшь, А по делам ты вверх идешь! — Всё это, братцы, чепуха! Не в сказке ж мы! Ха, ха, ха, ха! В сторонку сел Иван тихонько И развернул он холст легонько, Где хлеб от матери лежал, И словно он горячим стал. Как будто только из печи Достала мать его в ночи. Родные вспомнил он глаза, Скатилась по щеке слеза. *** А фашисты в это время Искали офицера след. Фельдмаршалу сказали имя, Иван – причина всех их бед. — Что-о-о?! – завизжал фельдмаршал так, Что звякнули все стёкла. Найти! Поймать и расстрелять! Он красным стал, как свёкла. И в комнату вошел солдат, Похож на обезьяну. Был он немножечко горбат, Не перечесть изъяну. Прозвали Фрица Рыжий лис Не просто так, за дело. Смотрел на всех он хитро вниз, Жестоко, подло, смело. 194

Приказ он получил такой: — Не спать ни днём, ни ночью. И, несмотря, что он хромой, Поймать Ивана срочно. *** Стал Лис думать да гадать, Как с Иваном совладать. Сколько ноченек не спал! План придумывал, искал, Как заманить богатыря В ловушку, чтоб наверняка. Придумал танки в ход пустить И Ивана захватить. Окружить врага тайком, Пока все спят глубоким сном. Танки ринулися в бой, Скрыв автоматчиков собой. Прорвались к русским в тыл они, Дым, взрывы, копоть и огни. Иван с товарищами спали И нападения не ждали. Вскочили по команде враз, Готовы воевать тотчас! Чтоб танки дальше не прошли, Иван гранаты взял с земли. Пополз на чудищей вперёд, Взорвал! И пусть их чёрт берёт! 195

Конечно, очень страшно было, И труса тут же бы убило. А храбрость страху не подвластна, Ивана сердце не угасло. Лежал он раненый в траве На родной матушке земле. Та листьями его укрыла И от врагов его закрыла. Лежало много здесь солдат. Кто-то погиб от зла гранат. А кто-то раненый стонал, От боли корчась, маму звал. Рыжий лис забрал солдат, Чтоб при допросе всё узнать: Где Иванушку искать И как ему его поймать. *** Всех в заточении держали. Часовые тут не спали. Строгий все дозор вели, Чтоб не сбежали храбрецы. А Иван и Николай Раны всем перевязали И задумываться стали, Как из плена им сбежать, Чтобы смерти избежать. Спать хотелось, есть и пить. Боль унять, про всё забыть. И нащупал тут Иван Хлеб, что матерью был дан. 196

Снова мягким показался, Словно только из печи. — Может, это крайний случай, И всем съесть его в ночи? Не успел ещё подумать, Автоматчики пришли. И прикладами, толчками На допрос всех повели. Рыжий лис трусливым был, Себя охраной окружил. Стал выспрашивать, пытать: — Кто Иван иль где искать? — Ты сперва нас накорми, Напои, спать уложи. А потом уж и пытай, Рыжий лис-соглядатай. Фриц умом не отличился И, подумавши, решился Накормить русских солдат, Чтобы правду всю узнать. Накормил пленных ребят, Потом выстроил всех в ряд. — Ну, поели и попили, А теперь мне доложили: Где Ивана я найду, К лютой смерти приведу? 197

— А теперь мы спать хотим, Охраняй, как Херувим. Тут всё понял рыжий Фриц, Что стал посмешищем границ. — Всех повешу! – заорал, На Ивана указал. — Стой! – тут крикнул Николай, — Ты свой рот не разевай! Готов выдать я бойца, Не руби ты сгоряча. — Ой, какой ты молодец! Сразу видно удалец! Тебя в Германию отправим, Там красиво жить заставим. В молочных речках там купайся, В кисельных берегах валяйся. — Ладно, хватит песни петь, А Иван-солдат я есть! — Что за день! Как он удался! – Крикнул Фриц. – Ну, что, попался?! — Врёт он всё, – сказал сосед, — Я Иван, и я не сед. — Нет, Иваном меня кличут. — Нет, меня Иваном тычут. — Все тут врут, – сказал Иван, — Меня искал фашист-болван. 198

Тут с досады Фриц заплакал, Взял графин, чуть не заквакал. Бац, его о пол и вмиг Стрельба кругом, и дым возник. Сам Фриц под стол полез спасаться, Истошно стал на всех ругаться. Иван товарищам: — В окно! Разбили вдребезги стекло. Пока фашисты в панике Палят туда-сюда. Забыв про раны, пленники Бегут уж у ручья. *** — Победа! – закричал фашист, — Удрали русские! Победа! Из-под стола тут вылез Фриц. Бойцов советских нет и следа. Кто жив остался, из щелей, Как тараканы, выползает. А Фриц счастливый, как Кощей, Солдат с Победой поздравляет! Фельдмаршалу соврать решил, Не первый раз он согрешил. — Напали русские на нас, Отбили пленных и тот час В лес побежали хитрецы, Но всех убили! - Молодцы! 199

Фельдмаршал руку Фрицу жал, Слова заветные сказал: — За подвиг этот беспримерный Положен Фрицу крест железный. Живых всех пленных изловить И смерти их предать велит. *** Иван с товарищами шли Без передышки, как могли. К дороге еле все дошли, К колючей проволке пришли. Колючка в несколько рядов. Не подползти – много узлов. Хитрая преграда – Для русских не засада. На проволоку Иван пал, Зубы стиснул крепко. — Переходите! – прошептал. Колючки впились цепко. Солдаты по спине прошли, Иголки в тело все вошли. Иван и двинуться не может, Лай собак его тревожит. — Слезай, Иван! — Я не могу! Колючки не пускают. Идите в лес! - Мы не уйдём! Друга не бросают. 200