Сборник переводов

13 веков болгарского секса но объяснить тот невероятный энтузиазм, с которым Аспарух заселял дикие леса к югу от Дуная. Это в то время, когда в Европе было немало более привлека- тельных и спокойных мест для жизни. Но там не было таких милых женщин. Как мудрый сексуальный стра- тег, хан решил, что лучше делать это с русой славянкой здесь под пристальным взглядом спрятавшегося в ку- стах византийца вуайериста9, чем безуспешно домо- гаться взаимности косматой татарки с Волги. Хан Крум – основоположник болгарского садо мазо Несомненно, хан Крум является первым сторон- ником жёстких действий в болгарской истории. В 811 году он разгромил римлян на Вербишском перевале, обезглавил императора Никифора и приказал сделать из его черепа бокал для вина. Каков лайфстайл, а? Доказательством того, что хан был садо-мазо, яв- ляются так называемые Крумовы законы, которые по- велевали отсекать руки и ноги ворам. Некоторые наи- вные истории полагают, что таким образом Крум хотел бороться с преступностью. Однако, на мой взгляд, Крум был мудрым государственным деятелем и знал, что в Болгарии писать законы против преступников — это то же самое, что в Японии писать законы против земле- трясений. Вероятно, хан понимал, что этими законами ничего не изменишь, но его просто возбуждало отсечение рук и ног. 9 человек, получающий удовольствие от подглядывания за интимными или сек- суальными действиями других людей — прим. пер. 151

Анатолий Градницын 13 века български секс (оригинал) Из книги «Оптимистична теория на българския секс», 2012 г. (оригинал) Автор Иво Сиромахов Свикнали сме, когато говорим за българския секс, да употребяваме изтъркани изрази като “българските жени са най-красивите”, или “бъл- гарските мъже са много надарени”. Не бих спорил с подобни твърдения, най-малкото защото самият аз съм патриот и винаги ми е драго, когато чуя добра дума за България – независимо дали е за киселото мляко, оперните певци или удивителната потентност на несебърските гларуси. Струва ми се обаче, че потънали в топлия уют на баналните фрази, забравяме да се похвалим с едно неоспоримо историческо достижение, а то е, че ние, българите, имаме тринайсетвековни традиции в секса. Повече от 1300 години български секс! Не е ли това достатъчно ос- нование да развеем знамето на един горд сексуал-национализъм? Коя нация може да се похвали с толкова дългогодишна полова история? Днешните германци имат самочувствието, че са номер едно в пор- ноиндустрията, но по времето, когато българските ханове са докарвали до екстаз русите славянки, прадедите на германците безутешно са ма- стурбирали в тевтонските лесове. Да ме прощават французите, които твърдят, че са най-добрите лю- бовници в Европа, обаче това, на което днес му викат “френска любов”, ние го правим от седми век! Неслучайно по онова време са ни наричали “езичници”... Смятам, че историческата ни наука извършва непростим грях, като лицемерно премълчава тринайсетвековните успехи на българите в секса. В политиката и военното дело сме имали възходи и падения, печели- ли сме и сме губили битки, но в леглото нямаме поражения! За да възтържествува справедливостта и да се знае истината, аз си позволих да погледна назад във вековете и да дам гласност на някои апо- крифни хроники за славния полов живот на българските ханове и царе. Кубрат и груповия секс Кубрат произхожда от рода на оногундурите (оттам вероятно идва глаголът “онождам”). В Именника на българските ханове името му е запи- сано като Курт. Според мен фактът, че ханът е бил наричан “курт”, не е случаен. Споменаването на тази дума и до ден днешен събужда похотлив кикот сред девствените гимназистки. 152

13 веков болгарского секса Преди да умре, Кубрат събрал синовете си и ги накарал да строшат сноп пръчки. Те не успели. Посланието на Кубрат било, че една пръчка може да се прекърши, но сноп пръчки – никога. Как да тълкуваме този урок? Не е ли тази легенда една красива ме- тафора на груповия секс? Има ли жена способна да прекърши цял сноп здравии пръчки наведнъж? Като типични българи обаче синовете не послушали заветите на баща си, отхвърлили доктрината на караминьола и се пръснали по света. Аспарух и блондинките За сексуалния живот на Аспарух знаем твърде малко. Едно е сигурно — създателят на българската държава си е падал по блондинки. Само така можем да си обясним този невероятен ентусиазъм, с който Аспарух се заселва в дивите гори на юг от Дунава. Все пак по онова време в Европа е имало далеч по-привлекателни и спокойни места за живеене. Обаче там пък не е имало такива хубави жени. Като мъдър сексуален стратег, ханът преценил, че е по-добре да го направиш с руса славянка, под погледа на скрит в храстите византиец–воайор, отколкото безутешно да ръчкаш космата татарка край Волга. Хан Крум – основоположник на българското садо мазо Хан Крум безспорно е първият привърженик на хардизпълненията в българската история. През 811 година разгромил ромеите във Върбиш- кия проход, обезглавил император Никифор и направил отглавата му чаша за вино. Какъв лайфстайл, а? Доказателство, че ханът е бил садо мазо, са така наречените Крумо- ви закони, които повелявали да се секат ръцете и краката на крадците. Някои наивни историци смятат, че по този начин Крум искал да се пре- бори с престъпността. Според мен обаче Крум е бил мъдър държавник и е знаел, че в България да пишеш закон срещу престъпниците е все едно в Япония да напишат закон срещу земетресенията. Вероятно ханът си е давал сметка, че с тези закони нищо няма да се промени, но просто го е възбуждало рязането на ръце и крака. 153

Светлана Попова Светлана Попова г. Пловдив, Болгария Миссия в Лондоне (отрывок) Мэр города Провадии10 энергично раскрутил краны с горячей и холодной водой и дал душу облить себя с головы до пят. Вода хлестала по его широкому татар- скому лицу, колотила по его мощной кучерявой груди и с веселыми подскоками стекала по его титаническому брюху. Мэр города Провадии чувствовал себя велико- лепно, несмотря на слабый туман утреннего похмелья, который все еще обволакивал его мозги. Сознание вы- полненной миссии преисполняло его. Он посетил-таки этот таинственный и далекий остров, которому когда-то принадлежала половина мира. Осмотрел его дворцы и магазины. Ознакомился с положением народа. Сделал для себя соответствующие выводы и смело мог сказать, что уже имеет представление о состоянии реформы в этой развитой западной стране. Он был доволен собой, что не потерял голову от блеска и суеты Оксфорд-стрит. Но еще больше он был доволен, что уезжает сегодня в 10 Провадия — небольшой город в Варненской области (примеч. переводчика). 154

Миссия в Лондоне родную Провадию – город славного прошлого и плодо- родной земли. — Ола-ла! – заорал он во все горло. – Ла-ла-ла-а-а-а! Струи воды лились водопадом со всех сторон и со- здавали у мэра чувство безмятежности и душевной на- полненности. Постепенно муть у него в голове рассеи- валась и обретала хрустальную ясность. — Лала-а-лала-лала-лала-а! – продолжал он припе- вать, интенсивно намыливая свою короткую прическу. Он не заметил и не мог заметить, как узкий мокрый язык прополз под дверью ванной и стал медленно впи- тываться в палас. Посол взял свой чемодан и направился на второй этаж, не проронив ни слова. Судя по его зеленоватому лицу, Коста Баничаров пришел к выводу, что чуда любви с первого взгляда не свершилось. Дальнейшие перспек- тивы выглядели еще более мрачными. Посол уже дошел до середины лестницы, но остановился и прислушался. — Там кто-то есть, – произнес он, показывая пальцем наверх. — А, господин мэр… — отозвался повар, по его тону можно было предположить, что речь идет о домашнем любимце, который обитает в резиденции с незапамят- ных времен. Мальчишка извивался у него в руках с неподозрева- емой силой, корябался и кусался. Он сжал его покрепче и процедил шепотом: — Поганец непутевый, весь в мать! — Мэр?! – неспокойно произнес посол. — Мэр города Провадии – уточнил повар с известной долей сочувствия. — И как попал сюда… этот человек из Провадии? – брезгливо осведомился посол. 155

Светлана Попова — Его поселили сюда, – ответил Баничаров. – В гости- нице не было мест. Он уезжает сегодня. Посол ничего не сказал. Он уставился на палас, ко- торый зловеще промокал, как будто находился на борту „Титаника”. Над его головой раздались шлепанье ног и ругань. На верхней площадке, как из-под земли вырос мэр Провадии, небрежно обернутый узким полотенчи- ком, из-под которого торчали его геркулесовские при- чиндалы. — Вишь какие тупые эти англичане! – начал кричать он. — Одну дырку11 в ванной не догадались пробить! Одну простую дырочку! Всего делов-то! Дырка! Труба! Он согнул пальцы в кольцо и заглянул в отверстие, чтобы продемонстрировать очевидность этого нелепого пропуска. Внезапно в его поле зрения попал мрачный господин, который с болезненным выражением лица изучал промокший палас. — Здравствуйте – сказал мэр и стрельнул глазами на Баничарова. – Новый гость, а? — Это наш новый посол – сказал повар без излишне- го энтузиазма. — Молодéц! – громко пророкотал мэр Провадии. – С назначением! Господин заметно напрягся. — Очень приятно с вами познакомиться! – крикнул голый амбал с татарским лицом. – Вы же простите меня за этот вид. Это хорошо, что мы с вами увиделись. Жал- ко, что я сегодня уезжаю, а то я рассказал бы вам по- больше об этих лицемерах. Хочу, чтобы вы запомнили 11 Ванные комнаты в Болгарии оснащены преимущественно только душем и в полу есть специальное отверстие для стока воды (примеч. переводчика). 156

Миссия в Лондоне только одно. Демократии в Англии нет. Это ̶ не насто- ящая демократия! На лице посла изобразилась откровенная паника. — Нечего вам больше объяснять – отсек мэр. – Сами убедитесь. И не забывайте напоминать им про ванную. Паласы положили, а про трубу забыли! На первой же официальной встрече. И о клозете! Древние болгары изобрели клозет с водой, знаете об этом? И я не знал, но тут одни археологи приходили ко мне на доклад. Его открыли при раскопках. На целых 600 лет раньше евро- пейцев! В городе Провадии! Довольный эффектом, который явно произвели его слова на важного господина, мэр Провадии свесился с перил и крикнул Баничарову: — Братан, от той вкусной пачи12 еще осталось? — Осталось – сказал повар. – Разогреть? — Не попробуете ли немного пачи с бутылкой ле- дяного пива? Полезно на завтрак – любезно обратился мэр к послу. — Вряд ли – скованно покачал тот головой. Один уго- лок его рта злобно дергнулся. – Пойду прогуляюсь. Не ждите меня к ужину. Приберите этот свинарник! – по- следние слова были адресованы Баничарову. Он резко развернулся и побежал к выходу, бросив свой чемодан на лестнице. Перед тем как переступить порог, он как вкопанный остановился в прихожей и пи- скливо выкрикнул: — 93! — Что это с нашим малым?.. – пожал плечами мэр Провадии. 12 Пача — жирный суп из свиных ножек. Считается, что помогает при похмелье (примеч. переводчика). 157

Светлана Попова «Мисия Лондон» (оригинал) Автор Алек Попов 2. Кметът на Провадия развъртя енергично крановете на топлата и студената вода и се остави душът да го облее от глава до пети. Водата плющеше в широкото му татарско лице, биеше по мощните му рунта- ви гърди и се стичаше с весели подскоци по титаническото му шкембе. Кметът на Провадия се чувстваше превъзходно въпреки тънката пелена на сутрешния махмурлук, която все още обгръщаше мозъка му. Изпъл- ваше го съзнание за изпълнена мисия. Беше посетил този тайнствен и далечен остров, който навремето бе владял половината свят. Беше раз- гледал дворците и магазините. Беше опознал положението на народа. Беше си направил съответните изводи и можеше смело да каже, че вече има представа за състоянието на реформата в тази развита западна страна. Беше доволен, че не е загубил ума си пред блясъка и суетата на Оксфорд стрийт. Но още по-доволен бе, че си заминава днес за родната Провадия — град със славно минало и плодородна земя. — Ола-ла! провикна се той с цяло гърло. Ла-ла- лаааа! Водата шуртеше от всички страни като водопад и създаваше у кме- та усещане за безметежност и душевна пълнота. Постепенно мътилка- та в главата му се разреждаше и добиваше кристална яснота. — Лалаа-лала-лала-лалаа! — продължи да си припява той, сапунисвай- ки интензивно късата си прическа. Той не забеляза и не можеше да забележи тънкия мокър език, който се плъзна под вратата на банята и бавно започна да се просмуква в мокета. Посланикът взе куфара си и се запъти към втория етаж, без да от- рони дума. Съдейки по зеленикавото му лице, Коста Баничаров заключи, че магията на любовта от пръв поглед не се е състояла. Перспективите изглеждаха още по-мрачни. Беше стигнал до средата на стълбата, кога- то спря и се ослуша. — Там има някой — рече посланикът, сочейки с пръст нагоре. — А, господин кметът… — отвърна готвачът; по тона му можеше да се предположи, че става дума за домашен любимец, който обитава рези- денцията от незапомнени времена. Малчуганът се извиваше в ръцете му с неподозирана сила, дереше и хапеше. Той го стисна още по- здраво и процеди шепнешком: — Лайненце непрокопсано, на майка си се метнало! — Кмет?! — неспокойно изрече посланикът. 158

Миссия в Лондоне — Кметът на град Провадия — уточни готвачът с известно съчув- ствие. — И как е попаднал тук… този човек от Провадия? — гнусливо се осведоми онзи. — Настаниха го — рече Баничаров. — Нямало място в хотела. Днес си заминава. Посланикът не каза нищо. Беше вперил очи в пътеката, която подги- зваше зловещо, сякаш се намираше на борда на „Титаник“. Над главата му се разнесоха шляпане и ругатни. Кметът на Провадия изникна на горна- та площадка, загърнат небрежно с тясна кърпица, изпод която стърчаха херкулесовските му атрибути. — Скивай ги тъпите англичани! — развика се той. — Една дупка на банята не се сетили да пробият! Една проста дупчица! Какво му е! Дупка! Канал! Той сви пръстите си на кръг и надзърна в отвора, за да демонстрира очевидността на този нелеп пропуск. В полезрението му внезапно по- падна мрачният господин, който изучаваше с болезнено изражение мо- крата пътека. — Добър ден — рече кметът и стрелна с очи Баничаров. — Нов гост, а? — Това е новият посланик — рече готвачът без излишен ентусиазъм. — Ха така! — гръмко избоботи кметът на Провадия. Честито! Господинът видимо се стресна. — Много ми е приятно да се запознаем! — извика голият мъжага с татарско лице. — Ще ме прощавате за вида. Хубаво стана, че се видяхме. За съжаление аз днеска си тръгвам, иначе щях да ви разкажа повечко за тия лицемери. Искам да запомните само едно. Няма демокрация в Англия. Това не е истинска демокрация! По лицето на посланика се изписа нескрита паника. — Няма какво повече да ви обяснявам — отсече кметът. — Сам ще се убедите. И не забравяйте да им напомните за банята. Мокет сложили, а канал забравили! Още на първата официална среща. И за клозета! Ста- рите българи са изобретили водния клозет, знаете ли? И аз не го знаех, но наскоро едни археолози идваха при мен да ми докладват. Открили го при разкопките. Цели 600 години преди европейците! В град Провадия! Доволен от ефекта, който видимо произведоха думите му върху важ- ния господин, кметът на Провадия се надвеси през перилата и се провик- на към Баничаров: — Братко, остана ли още от оназ вкусната пача? — Остана — рече готвачът. — Да я притопля ли? 159

Светлана Попова — Ще хапнете ли малко пача е една ледена бира? Полезно е за заку- ска — любезно се обърна кметът към посланика. — Едва ли — сковано поклати глава оня. Ъгълчето на устните му злобно потрепери. — Смятам да се поразходя. Не ме чакайте за вечеря. Разтребете тази кочина! — последните думи бяха към Баничаров. Врътна се рязко и побягна към изхода, като заряза куфара си на стъ- лбите. Преди да прекрачи прага, се закова в антрето и пискливо изкрещя: — 93! — Какво му става на това момче?… — повдигна рамене кметът на Провадия. 160

История о нас и о торте Дарья Сапрыкина г. Москва История о нас и о торте Так вот что случилось в канун Нового года. Данчо уже доделывал торт — самый лучший торт года. Чтобы его приготовить, я это точно знаю, он взял самые доро- гие продукты. Данчо делал торт для меня и моей семьи и, уверен, делал его с большой любовью. Я так и вижу эту картину: осталось несколько часов до Нового года, вся деревня скована холодом, улицы уже обезлюдели. Окно его дома запотело от жара печи, кухня едва осве- щается тусклым желтым светом лампочки, свисающей с потолка… И вот он делает последние штрихи: посы- пает торт тертыми грецкими орехами (я люблю грецкие орехи), украшает его кремовыми снежинками и елочка- ми, фигурками из мастики Белоснежки и семи гномов. Торт получился сладким и вкусным — у Данчо всегда так получается. Но десерт не приторно сладкий, у него особенная, неповторимая сладость. Распробовать ее целиком сразу не получится — приятное послевкусие еще долго будет ощущаться. Это можно сравнить со сложным, но нежным аккордом, сыгранным с терпени- ем и любовью. Данчо уже почти закончил, как вдруг почувство- вал, что кто-то за ним наблюдает. Он поднял голову, 161

Дарья Сапрыкина сощурил глаза и заметил человека, заглядывающего в запотевшее от печи окно. Данчо отложил в сторону кондитерский шприц, набросил пальто и вышел посмо- треть, кто стоит снаружи. На улице трясся от холода Боко Чокоя. Чокоя его прозвали потому, что он был самым бедным цыганом в деревне. Боко жил с женой и детьми на краю деревни в каком-то сарае, принад- лежавшем общине. Да, перед Данчо стоял тот самый Боко Чокоя, растиравший руки, чтобы хоть немного их согреть. Он пришел, наверно, хлеба купить, но де- нег снова не хватит, и он будет просить долг ему в те- традочку черкануть. Но Боко молчал, не сводя с тор- та глаз — такой красоты он еще нигде не видел. Для кого ты это, братан, смастерил? Для ребятишек, что ли, своих? Мои малые, — вдруг закричал Чокоя, — тоже бы хотели такое чудо зазырить… Данчо в очередной раз дал ему хлеба «в долг» и сказал уходить. На улице ста- ло уже совсем холодно, дул сильный ветер, шел снег. Данчо доделал торт, оставил его «отдохнуть», пока сам одевался, и сказал жене и детям, что успеет вернуться до двух часов. Жена пыталась его отговорить, проси- ла никуда не ходить, но безуспешно. Данчо разогрел свою «Волгу», поставил торт рядом на переднее сиде- нье и поехал в город. Он ехал по деревне в темноте, мимо него проносились сельскохозяйственные угодья, кладбище. Данчо подъехал к развилке дорог на город. Снежинки будто бесновались перед фарами. Он пере- стал узнавать окрестности. Радио, звучавшее в машине, настойчиво советовало оставаться в этот вечер дома. Буран взбороздил пустое снежное поле в нескольких километрах от поселка. Только изогнутые ореховые де- ревья, росшие по обеим сторонам дороги, могли под- сказать путнику, куда дальше двигаться. Не знаю, тогда 162

История о нас и о торте ли Данчо наконец понял, насколько опасна дорога. Он всю жизнь провел в городе и даже представить себе не мог, сколько опасности таят добруджанские зимы. Он в мгновение опомнился и повернул обратно, к семье. Когда Данчо доехал до деревни, он остановился пе- ред последним домом с прохудившейся крышей и за- мерзшей колонкой. Погасил фары, осторожно достал торт, открыл одной рукой кое-как запертую проволо- кой калитку и тихо подошел к лачужке, не обращая внимания на брехавших сторожевых псов, сотрясав- ших цепи своим лаем. Данчо отодвинул ногой свален- ные у порога калоши, поставил торт и пошел обратно, бросив по пути пару снежков в окно. Он быстро сел в машину, но не уезжал, пока не увидел в окне несколько взъерошенных головок, припавших к мутным стеклам. Спустя мгновение на пороге показался Боко, а следом и его жена. Не включая фар, Данчо покатил вниз с от- шиба. Всю дорогу он смеялся до боли в животе. «Я знал, — рассказывал он мне позднее, — ты хотел, чтобы я сделал именно так». — «Почему бы просто не съесть торт самому, а, Данчо?» — «Ну нет, так совсем не годится. Тот торт был особенным». Прошло пять месяцев. Мы наконец переехали с семьей в Штаты и мучительно привыкали к чужой вес- не. Я нашел работу в закусочной на шоссе, которой за- ведовал прижимистый грек. Мои клиенты — небритые шоферы в клетчатых рубашках, работники соседних предприятий да фермеры. У всех официанток вульгар- ные татуировки на руках. Им всем не хватает пароч- ки зубов, а шеф-повару — одного глаза. В день, ког- да дочке исполнялось четыре года, я решил устроить ей настоящий праздник и не хотел тратить время на мытье посуды. Тогда я впервые осмелился попросить 163

Дарья Сапрыкина отпустить меня с работы пораньше. Весь день я прого- варивал про себя заученные фразы, выдернутые из ка- кого-то разговорника. В короткий перерыв между оче- редным наплывом голодных клиентов я стремительно развязал свой белый фартук, сорвал с головы грязный полосатый колпак и направился в офис, где сидел шеф и что-то подсчитывал, занося результаты в пухлую те- традь. Из приемника звучала кантри, за окном шел дождь, а я на ломаном английском пытался объяснить, почему хочу уйти сегодня пораньше. Грек бросил свою бухгалтерию, облокотился на стол, снял очки и несколько минут молча смотрел на меня, думая о чем-то своем. Потом резко встал, сходил на склад, где стояли холодильные камеры, и вернулся с тортом, украшенным фигуркой Микки Мауса. Сунул мне его в руки и буквально вытолкал к выходу. Помню, как, стоя у двери нашей закусочной, шеф махал мне на прощание. А я бежал под теплым дождем через всю парковку, прижимая коробку с тортом к себе. История с торта (оригинал) Автор Захари Карабашлиев Ето какво се случило в новогодишната нощ. Данчо завършвал тор- тата — най-хубавата торта тази година. За нея — знам — използвал най-скъпите продукти от хладилника си. Направил я за мен и моето се- мейство, правил я с много любов — сигурен съм в това. Виждам го в чер- ната новогодишна вечер, в скованото от студ село, в безлюдния център, през запотения прозорец на фурната с пушещия комин, осветен от жъ- лта, висяща от тавана крушка. Мога да си представя как е украсявал тази торта — с настърганите орехи (обичам орехи), с изваяните от масло снежинки и елхички, Снежанка и джуджета… Била е сладка и вкусна торта — неговите бяха такива. Не удавени от захарен сироп и безинте- 164

История о нас и о торте ресни, а сладки по един мек, многопластов начин. Вкусът й ще достигне до теб като сложен, но нежен акорд, изсвирен с търпение и любов. По едно време, както се бил увлякъл в довършването, Данчо усетил, че някой го гледа. Вдигнал глава, присвил очи и забелязал човек да наднича през потния прозорец на фурната. Оставил шприца, наметнал кожуха и излязъл да види кой стои отвън. Навън зъзнел Боко Чокоя. Чокоя му ви- кали защото нямало по-беден циганин от него в селото. Мисля, че на румънски прякорът му означава «чорбаджия» или «земевладелец». Боко живеел с жена си и циганчетата в една съборетина на края на селото, собственост на общината. Стоял Боко Чокоя, потривал ръце и уж хляб бил дошъл да купува, пък май пак не му стигали парите и пак ша ма пи- шиш в титратката, а очите му все в тортата бягали. Такава торта не бил виждал Чокоя никъде. За кого я правел бат’ Данчо таз торта? За дицата си? Мойте дица — викал Чокоя- такоз чудо куга ша видят… Данчо му дал поредния хляб на вересия и го отпратил. Навън вече било много студено, силен вятър бил излязъл, валяло. Завършил тортата, оставил я да постегне малко, докато се преоблече, и казал на жена си и децата, че ще се върне до два часа. Жена му опитала да го разубеди да не ходи никъде, но без успех. Данчо запалил волгата, качил тортата отпред на седал- ката до себе си и тръгнал към града. Излязъл от тъмното село, минал селскостопанските дворове, гробищата, наближавал разклона за между- градския път. Все по-диво обаче се мятали снежинките пред фаровете на волгата, пътят ставал все по-неузнаваем, по радиото предупрежда- вали хората да си стоят у дома. На няколко километра вън от селото снежната виелица изравнила пустото поле, само по огъващите се оре- хови дървета от двете страни на автомобила можело да се ориентира човек къде е пътят. Не зная в кой момент Данчо разбрал сериозността на положението си, защото той бе градско момче и не познаваше ковар- ството на добруджанските зими. Вразумил се, слава богу, обърнал колата и забързал обратно към своето семейство. Когато стигнал селото обаче, Данчо спрял пред най- крайната къща с пропадналия покрив и замръзналата външна чешма. Изгасил фарове- те, внимателно извадил тортата, отворил с една ръка завързаната с тел портичка и закрачил към съборетината, без да обръща внимание на дръгливите пазачи, които опъвали синджирите от лай. Поразритал купчината гумени галоши пред прага, оставил тортата и заотстъпвал, мятайки снежни топки по прозореца. После скочил в колата, но не тръ- гнал, докато не види няколко чорлави главички да залепват на мътното стъкло. След миг на прага се показал Чокоя, а подир него и циганката. 165

Дарья Сапрыкина Данчо, без да пуска фаровете, се заспускал надолу по баира към центъра и коремът му сигурно се тресял от смях. «Знаех си — каза ми след това — че ти така щеше да искаш да направя.» А защо не я занесе у дома да си я изядете вие, бе Данчо? «Е-е-е, не може то така. Нарочена беше тази торта.» Пет месеца по- късно вече живеехме в един равен американски щат и се мъчехме да свикваме с чуждата пролет. Аз намерих работа в една закусвалня до магистралата. Клиентите бяха брадясали шофьори с ка- рирани ризи, работници в съседните предприятия и фермери. Сервитьор- ките бяха с лоши татуировки по ръцете и липсващи зъби, собственикът беше стиснат грък, а готвачът — с едно око. На четвъртия рожден ден на дъщеря ми аз бях зает да мия планини от чинии. За пръв път този ден се престраших да поискам да ме пуснат по-рано. Цял ден репетирах наум репликите си, скалъпени от един разговорник. В кратката пауза между поредния наплив от гладни клиенти развързах решително бялата си престилка, свалих си раираната мръсна шапка и закрачих към малкия офис, където шефът пресмяташе нещо в една тетрадка. От джубокса дрънчеше кънтри музика, навън валеше дъжд, аз на развален английски опитвах да обясня защо искам да си отида днес по-рано у дома. Гъркът спря да пише, облегна се на стола, спусна очилата си надолу и ме гледа известно време, сякаш заслушан в нещо свое си. После рязко стана, отиде до хладилното помещение и се върна с торта, декорирана с Мики Маус. Тикна я в ръцете ми и ме заизбутва към изхода. Помня го как махаше за довиждане и стоеше на прага, наполовина отворил вратата, докато аз тичах през паркинга с тортата в топлия дъжд. Молоко И был голод в той земле (Бытие 12:10). Я еще не родился. Моя сестра уже среди живых. Пройдет год, и она станет моей старшей сестренкой. Сейчас ей два года. Наша семья ее очень любит, а боль- ше всех — мама, но она не может оставаться с сестрен- кой дома, потому что вместе со всеми окучивает куку- 166

Молоко рузу на колхозных полях. Вся деревня жалуется, что в прошлом году был голод, весь урожай отобрало госу- дарство, и в домах не осталось ни единого зерныш- ка, за зиму все запасы подъели, а в огородах взошел только лук и чеснок. Хлеб у нас по карточкам, поэтому съедать нужно каждую корочку. Папа плавает на ко- рабле, все остальные работают в поле, а дома только наша прабабушка, которая должна присматривать за Анушкой. Так, с ударением на «у», зовут мою сестренку. Она любит прабабушку Софию, хоть та старая и страшная. У прабабушки осталось всего несколько жел- тых зубов, ее губы сомкнуты, линия рта длинная и го- ризонтальная, а уголки губ опущены вниз. Один глаз у нее тусклый. Иногда прабабушка делает сложное дви- жение, будто что-то приклеилось с внутренней сторо- ны и она, желая оторвать это с помощью века, помо- гает себе всей головой. Говорит, что у нее катаракта. Этот глаз белесый, словно на нем туман, сквозь кото- рый виднеются таинственные галактики, а откуда-то изнутри упрямо и слепо смотрит круглое черное небо. Другой глаз теплый и темный. Но и он молчит, как мол- чит глаз человека, который многое знает. Когда солн- це пробивается между прабабушкиными морщинами, веками и ресницами, черный ободок вокруг зрачка становится полупрозрачно-коричневым, и внутри него сверкает неподвижная золотистая пыльца, а сам зра- чок остается совершенно равнодушным, точно страш- ный туннель, ведущий куда-то внутрь. Белки обоих глаз пожелтели от старости. Лицо прабабушки — непроницаемый треугольник, обвязанный темным платком, и на вершине этого треу- гольника маленький гребешок. Когда бабушка в платке, сложно заметить, что у нее ее волосах шишка разме- 167

Дарья Сапрыкина ром с пол-яйца. Волосы заплетены в две тонкие и ред- кие косички, и шишка появляется, стоит прабабушке только снять платок; бледно-розовая, покрытая тонкой кожицей, через нее видны тонкие красные корневи- ща капилляров. Когда мы немного подрастем и каждую осень будем уезжать в далекий город Русе на другом берегу Дуная, прабабушка будет садиться на низкий стульчик, медленно скидывать платок на плечи, а ее голова будет становиться маленькой, беспомощной и круглой. Потом она вынет из-за пазухи чистый носовой платок, накинет его на голову, словно епитрахиль, а мы с Анушкой друг за другом, зажмурившись, преодолевая отвращение, откусим от шишки, исполняя ритуал. Тогда прабабушка в порыве умиления и искренней любви, вместо того чтобы попрощаться, произнесет «Хоть бы съесть ваши зубки» и вздохнет, будто видит нас в по- следний раз. Моя сестренка еще очень маленькая, поэтому пра- бабушка кажется ей огромной, даже когда сидит на низком стульчике. Со всеми своими рубашками, жи- летками, нижними юбками и фартуками она похожа на выросший перед кухней черный самшит. Конус из складок на юбке, изогнутый кверху, с бородой, подпи- раемой деревянной тростью. Иногда прабабушка мо- жет часами сидеть вот так и смотреть куда-то внутрь себя. Рядом с ней расстелен коврик, на котором игра- ет моя сестра. Коврик не шерстяной, он соткан из ло- скутков хлопчатобумажной ткани, пестрый и мягкий на ощупь. У Анушки есть две куклы. Одна — настоящая, у нее ноги, тело и голова из резины, а одежки сшиты из тка- ни в сине-розовую клеточку. Эта кукла очень послуш- ная: только ее уложишь, на голубые глаза сразу же опу- 168

Молоко скаются веки, и она засыпает. Другая кукла — обычный початок кукурузы с вывернутыми наизнанку сухими листьями. У нее длинные до колен светлые волосы и платье до земли в красно-желтую клеточку. Анушка знает, что это кукуруза, но ей нравится смотреть на нее долго и сосредоточенно. Она проводит пальцем меж- ду прямыми рядами зерен и медленно, будто счита- ет, кивает на каждое зернышко. Глядит, как ее палец скользит по плечам зерен, всматривается в пустую темно-красную линию между ними, видит, как все по- степенно растет. Темно-красные линии между зернами становятся глубокими трещинами. Она, запыхавшись, едва успевает перепрыгнуть с одного зерна на другое и укрепиться в желтом углублении на верхушке. Выше, у «волос» это сделать еще труднее. Зерна там больше, пальцу сложнее двигаться по ним, да и трещины шире, их дна не видать. Девочка разгоняется, перелет дол- гий, и воздух свистит в ушах, только не смотри вниз. Приземляясь, она поскальзывается, но успевает заце- питься ногтями за покатую спинку последнего зерна и из последних сил подтянуться к сухим распущенным волосам. Придя в себя после этих страшных прыжков, Ануш- ка кладет обе куклы рядом — настоящую, с закрытыми глазами, на спину, а из кукурузы — на живот, бережно укутывая волосами, чтобы она заснула. 169

Дарья Сапрыкина Мляко (оригинал) Автор Иван Станков «А настана глад в земята» (Битие, 12:10). Аз още не съм роден. Сестра ми е вече при живите. Тя ще ми бъде кака след една година. Сега е на две. Всички вкъщи много я обичат, най-много мама, но не може да стои у дома с нея, защото сега е кампания по око- паването на царевицата в текезесето. Селото се оплаква, че миналата година била гладна, че държавата прибирала всичко до шушка, че по къ- щите няма нито едно скрито зърно, че всичко е изядено през зимата, а в градините само лукът и чесънът са станали. Хлябът е с купони и трябва всяка коричка да се доизяжда. Татко е на път с кораба, всички останали са на полето, вкъщи е само прабаба ни, която трябва през тези дни да гледа Анушка. Това е името на сестра ми, с ударение на «у». Сестра ми обича баба София, макар тя да е стара и страшна. Има само няколко жълти зъба, устните са скрити, линията на устата е дъ- лга и хоризонтална, с малки извивки надолу в краищата. Едното й око е мътно и от време на време тя прави сложно движение, нещо вътре се е залепило, иска да го отлепи с клепача и си помага с цялата глава. Казва, че имала перде. Това око е по-белезникаво, сякаш е паднала мъгла върху него и из мъглата се виждат загадъчни галактики, а отвътре кръглото черно небе се е втренчило насам упорито и невиждащо. Другото око е топло и тъмно. Но и то мълчи като око на човек, който знае много. Ко- гато слънцето си проправи път между бръчките, клепачите и миглите на баба, черното около зеницата става прозрачно-кафяво и вътре про- блясва неподвижен златист прашец, а самата зеница остава напълно безразлична, като страшен тунел, водещ навътре. Бялото и на двете очи е пожълтяло от старост. Лицето на баба е непроницаем триъгълник, завързан в тъмната й забрадка, при върха този триъгълник се стеснява в малка козирка. Кога- то е забрадена, не си личи, но в косите си има един израстък, колкото половин яйце. Понеже косата й е сплетена на две тънки и редки плитки, израстъкът се вижда, щом си свали забрадката — бледорозов, покрит с нежна кожица, през която се виждат тънките червени коренища на капилярите. Когато поотраснем малко и започнем да си тръгваме всяка есен към далечния град Русе в другия край на Дунава, баба ще седне на ни- 170

Молоко ското столче, ще свали бавно забрадката назад към раменете и главата й ще остане малка, безпомощна и кръгла. Сетне ще извади от пазвата си чиста носна кърпа, ще я заметне върху косата си като някакъв обреден епитрахил, а ние с Анушка един сред друг, със стиснати от отвращение очи ще отхапваме ритуално израстъка. Тогава баба в пристъп на умиле- ние и истинска обич отронва вместо сбогом «Да ви изяде баба зъбките» и въздъхва като при последна раздяла. Сестра ми е много малка и баба затова й изглежда огромна. Дори когато седи на ниското си столче, тя прилича на израснал пред мутвака черен чимшир с всичките си ризи, елеци, фусти и престилки. Конус от дипли, изкривен при върха и подпрян с брадата си на дървен бастун. По- някога с часове стои така и гледа навътре. Наблизо до нея е разпъната чергата, върху която сестра ми си играе. Чергата не е вълнена, тъкана е от памучни парцали, шарена и мека на пипане. Анушка има две кукли. Едната истинска, краката, тялото и главата са от гума, а дрешките са от плат на сини и розови карета. Тази кукла е много послушна, щом я сложиш да легне, веднага върху сините й очи се спускат клепачите и тя заспива. Другата е най-обикновен царевичен кочан с обърнати наопаки сухи листа. Тази втората има дълга до коленете руса коса, а роклята й на червено-жълти релефни квадрати се спуска до земята. Анушка знае, че това е царевица, но обича да я гледа дълго и съсредоточено. Прекарва пръст между правите редици и бавно, сякаш брои, кимва с глава при всяко зърно. Гледа как пръстът й се плъзга по раменете на зърната, вглежда се в празната тъмночервена линия помежду им и вижда как постепенно всичко расте. Тъмночервените линии между зърната стават бездънни пукнатини. Тя се задъхва, едва успява да прескочи от едното до другото зърно и се закрепва в жълтата вдлъбнатина на върха. Нагоре към косата е още по-трудно. Там зърната стават по-големи, ето и самият пръст по-трудно върви срещу тях, и пукнатините са по-широки, дъното им не се вижда, момичето се засилва, прелитането трае дълго и въздухът сви- сти в ушите й, само не трябва да поглежда надолу. При приземяването се подхлъзва, но успява да се хване с нокти за облия гръб на последното зърно и със сетни сили се изтегля нагоре към сухата, разпусната коса. Когато се поуспокои от тези страшни прескачания, Анушка слага двете кукли една до друга — истинската по гръб със затворени очи, а царевичната по корем, като грижливо я завива с косата й, за да заспи. 171

Галина Федорина Галина Федорина г. Москва Сочинение - описание Восьмилетняя Майя пишет сочинение-описание на тему: «Что я увидела из окна в пять часов вечера». Она живет на первом этаже, ее окно выходит на тихую улочку с восточной стороны. «Сегодня ровно в пять я посмотрела в окно и увидела, как солнце медленно шагает по нашей улице». Бабушка заглянула ко мне в тетрадь и сказала, что солнце не шагает по улицам, а светит на небе. Я посмотрела внимательнее и убедилась – оно именно шагало. У солнца были пыль- ные кроссовки «Адидас» и серые брюки, обрезанные до колен. Я сказала об этом бабушке, но она отругала меня за то, что я не выполняю задание учительницы, ведь надо описывать только то, что мы видим. Тут в комнату зашел папа и попросил бабушку не мешать моей поэтической мысли. Ну или мыши, я не расслышала. Но ведь я на са- мом деле видела шагающее солнце и даже расплакалась, оттого что никто не верит мне. Выслушав меня, взрослые рассмеялись: и правда, было очень похоже, но на самом деле это папа нес большое зеркало, а в нем отражалось заходящее солнце. У меня получилось: «Папа идет по улице и несет в зеркале солнце, которое согревает мою комнату». Папа поправил меня, что отражение солнца не греет, но может на мгновение осветить комнату. И я пе- 172

Сочинение - описание реписала снова: «Папа идет по улице и несет в зеркале солнце, которое на секунду согрело меня, но на самом деле лишь блеснуло лучом». Тут бабушка сказала, что у меня получилась какая-то бессмыслица и это не похоже на описание. Я снова посмотрела в окно и нацарапала: «Десять минут шестого. По нашей улице идут две серые полосатые кошки и три человека в темной одежде. Ни у кого из них нет солнца». Реалистично описание (оригинал) Автор Мариета Йовчева Мая е на осем години и пише домашно: реалистично описание на тема: «Какво видях от моя прозорец в 5 часа следобед». Прозорецът е на първия етаж, източен, на не много оживена улица. «Точно в 5 часа следобед днес погледнах през прозореца на дневната и видях слънцето да върви бавно надолу по нашата улица. Баба надникна в тетрадката ми и ме поправи, че слънцето не върви, а грее отгоре. Аз обаче се вгледах много внимателно — вървеше си. Беше обуто с прашни маратонки «Адидас» и сиви панталони, срязани над коленете. Обясних на баба, а тя ми се скара, че не спазвам указанието на госпожата да описваме само това, което виждаме. Тати влезе за малко в стаята и каза на баба да не ми пресича поетичните порои. Или порове, не разбрах до- бре. Аз обаче наистина виждах слънцето да върви и се разплаках, че не ми вярват, и като погледнаха, възрастните се разсмяха: точно така из- глеждало, а всъщност баткото носел голямо огледало и то отразявало слънцето на залез. Така че написах: «Баткото носи по улицата слънце в огледало, което ми огря стаята.» Тати ме поправи, че няма как отразено слънце да грее — само е осветило стаята за момент. Така че започнах отново: «Баткото носи по улицата слънце в огледало, което ме огря за миг, но всъщност само ме е осветило.» Баба обаче каза, че не било ясно за какво става въпрос и изобщо не звучало особено реалистично. Поглед- нах пак през прозореца и написах: «В 5 часа и десет минути следобед по нашата улица минават две сиви раирани котки и трима души в тъмни дрехи. Нито един от тях не носи слънце.» 173

Галина Федорина Сказка о Микки (но не Маусе) Микки был сторожевым псом. Некрупным, но силь- ным, коренастым и отважным двортерьером. Он был воспитанным, но в меру и не в ущерб своей решитель- ности, ибо известно, что мысль убивает действие. Это был пес-храбрец: ни один мускул на его морде ни разу не дрогнул при виде собак крупнее его, наоборот, он обращал их в позорное бегство к изумлению тех, кто не знал о его бесстрашии. Вообще Микки был идеаль- ным сторожевым псом. А такие собаки нужны испокон веков… Их работа – верно служить своим хозяевам, ох- ранять, что велят, и прогонять чужих. Сторожевые псы нужны в любом доме и селе. Вот, например, почему го- ворят, что село без собак – это проходной двор? Да как почему? Потому что в селе проходимцев нет, все они в городе. Шучу-шучу, только бы не сказали обиженные городские, что в селах уже никого не осталось, а эту книгу кому-то надо читать… Не стоит бежать от культу- ры, надо родниться и сближаться с нею. Так вот, Микки был сторожевым псом, хотя, когда он был еще щенком, ничто не предвещало ему такой карьеры в охранном бизнесе. Хотя кто в То Время знал что-нибудь об охранном бизнесе? Никто и не слыхал о таком, тем более Микки. В противном случае он был бы очень горд, узнав, что его деятельность – это на- стоящий бизнес. Впрочем он и без того был гордым и серьезным. Правда, когда моя мать принесла его до- мой, это был просто маленький мохнатый комочек с 174

Сказка о Микки (но не Маусе) мышиной мордочкой. По-настоящему мышиной, так что сама собой напрашивалась кличка Микки. Но он не был похож ни на кого, кроме самого себя. И признавал только своих хозяев и никого другого. Однако даже им Микки не позволял приближаться к его еде, она при- надлежала только ему, и любая попытка побеспокоить его во время еды могла обернуться для нарушителя неприятностями. Микки был настоящим ловеласом и иногда он пропадал из дома на несколько дней. Где его носило, что он ел, где спал, какие препятствия и трудности ему приходилось преодолевать во имя люб- ви, было известно только ему одному. Бывало, что он возвращался уже из последних сил и лежал пластом у входа, как груда тряпья, вялый и будто мертвый… Разо- рванное ухо с запекшейся на нем кровью или рваные раны на шее – следы жестокого соперничества были более чем заметными. Я бы даже сказал жуткими… Од- нажды Микки лежал неподвижно и не ел целых два дня. Даже ушами не шевелил. Казалось, что он сдался. Вот и говорите теперь, что от любви не умирают. Микки и вправду погибал от жестоких ран, полученных в бою за любовь. В это было невозможно поверить, но бед- няга был при смерти, и нельзя было понять, стоила ли игра свеч или он покидал наш мир напрасно. Однако на третий день, когда обычно случается воскресение, Микки, приоткрыв глаза и превозмогая себя, дополз до миски с молоком. Так началась его очередная новая жизнь. Она началась символично, с глотка молока, как у новорожденного. Моя мать порой говорила мне, что собаки не уми- рают дома, а уходят как можно дальше и ждут смерти, спрятавшись вдали от людских глаз. Чтобы не мучить своих хозяев, не заставлять их страдать и не видеть, 175

Галина Федорина как беспомощны они в этот момент. И собаки, и хозя- ева. Безусловно, и для того чтобы не чувствовать боли от осознания того, что им нельзя помочь. Так говорила моя мать. И когда ей пришлось в очередной раз лечь в больницу, я вспомнил ее слова. Я и не думал, что она не выйдет оттуда. Мама и раньше ложилась в больни- цу. Потом я узнал, что в то время как она медленно угасала в неоновом свете больничных ламп, будто ко- леблющееся пламя догорающей свечи, той холодной декабрьской ночью Микки выл до утра, наводя ужас на жителей нашего городка. Это был душераздирающий, жуткий вой, и ничто не было в состоянии остановить его. Микки выл целую ночь, и его вой говорил всем, что близится что-то плохое, происходит что-то страш- ное. Он выл в первый и последний раз в своей жизни. Утром он сбежал из дома и больше не возвращался. Его нашли ближе к вечеру на холме, у подножия горы. На том месте, где он гулял с моей матерью и где он с высунутым языком бегал вокруг нее. Там я впервые увидел, как Микки улыбается: раскрыв пасть, высунув язык, слегка прижав уши, готовый к игре. Да, он улы- бался, как человек, и каждый, кто увидел бы его в этот момент, понял бы это. На этом самом месте его и на- шли: он свернулся калачиком, укрыв нос хвостом, как он всегда делал в холода. В холода, когда тепло – это жизнь, и оно так ценно… В тот же миг, когда не стало моей матери, погас свет в глазах Микки. В 150 километрах от нее, но в то же время так близко к ней. Ибо верность есть верность и в жизни, и в смерти. Микки не хотел оставлять мою мать одну, поэтому он обогнал ее и ждал в начале ве- дущей в небо лунной дорожки, припорошенной звезд- ной пылью. И он шел с ней к звездам, виляя хвостом и 176

Сказка о Микки (но не Маусе) победоносно оглядываясь по сторонам: Микки всегда был горд собой, чего же еще ждать от столь необычной звездной прогулки. А когда они останавливались, что- бы отдохнуть (ведь путь на небо долог), он сидел ря- дом с ней, взбивая хвостом звездную пыль, и время от времени чихал с довольным видом. Ведь он знал свое место и понимал, что собака-друг всегда пригодится. Так было испокон веков. Верный друг нужен всегда – и на этом свете, и на том. Верность нельзя променять ни на что – ни на этом свете, ни на том. Поэтому верность свободно проходит в разные миры и никому даже не приходит в голову останавливать ее и спрашивать, куда она направляется. Я представляю, как ей открывают двери, любезно приглашая войти. Любой мир нуждает- ся в верности и становится счастливее, если частичка верности попадает в него. Верность – редкое явление, и ее не хватает на всех. Не так ли? Посмотрите вокруг себя, и вы поймете. Я, оглядываясь вокруг и убеждаясь, что Микки боль- ше нет, сразу понимаю, что верности в этом мире стало меньше. Но все же, когда наступает вечер, я поднимаю взгляд к звездам и чувствую, как слезы застилают гла- за. Знаете почему? Потому что там наверху Микки ви- ляет хвостом, поднимая звездную пыль, и улыбается мне. Улыбается, раскрыв пасть и высунув язык, слегка прижав уши, гордый и довольный собой. 177

Галина Федорина Приказка за Мики (ама не Маус) (оригинал) Автор Александър Урумов Мики беше куче-пазач. Нисък, но набит и здрав, порода “улична превъз- ходна”, но куражлия. Интелигентен, но не прекалено и не за сметка на решителността му. Защото е известно, че мисълта убива действието. И юнак беше това куче — хич и не му мигаше окото пред доста по-ви- соки песове от него, та направо ги обръщаше в позорен бяг за учудване на незапознатите с храбростта му присъстващи. Изобщо — Мики беше идеално куче-пазач. А кучета-пазачи са нужни във всяко време — и Преди, и Тогава, и После… Работата им през цялото време е да са верни на сто- паните си, да пазят каквото трябва и да гонят когото трябва, т.е. ло- шите. Кучетата-пазачи вървят с всеки дом и с всяко село. Ето например защо са казали хората — село без кучета — вълци го яли? Ами как защо? Защото на село вълци няма, вълците са в града. Майтап де, сега да не вземат да се обидят гражданите, че то селяни не останаха, а тази книга все някой трябва да я чете… Не трябва да се бяга от книжовността, а трябва да се сродяваме с нея, да ставаме близки. Та Мики си беше куче-пазач, макар като малък хич да не му личеше, че му предстои такава кариера в охранителния бизнес.То Тогава кой ти зна- еше за охранителен бизнес. Никой не беше чувал, камо ли Мики. Иначе със сигурност щеше да бъде много горд, ако знаеше, че неговата дейност си е цял бизнес. Всъщност той си беше горд и напет и без да знае това. Но когато майка ми го донесе вкъщи, той просто беше една космата малка топка с миша муцунка. Толкова миша, че направо си беше дошъл с името — Мики. Но приличаше само на себе си и на никой друг. И признаваше само стопаните си и никой друг. Но дори и на тях не даваше да пристъпят до храната му — тя си беше негова и всеки опит да бъде обезпокоен щеше да завърши с лека злополука за нарушителя. Беше любовчия тоя Мики и понякога по цели дни и нощи не се прибираше. Къде ходеше, какво ядеше, къде спеше, през какви препятствия и премеждия преминаваше в името на любовта — само той си знаеше. Имаше случаи, в които едва се при- бираше и се просваше пред входната врата — проснат като захвърлена дрипа, отпуснат, безжизнен сякаш… С разкъсано ухо и засъхнала кръв по него или с раздрана кожа по врата — следите от тежките мъжкарски битки бяха повече от видими. Та и стряскащи даже… Веднъж Мики не яде и не помръдна цели два дни. С ухо не мръдна дори. Изглеждаше, че се беше предал. Кажете после, че от любов не се умира. Мики направо си отиваше 178

Сказка о Микки (но не Маусе) от лютите рани в любовните схватки. Не беше за вярване, но береше душа, горкият, и никак не можеше да се разбере дали си е струвала бит- ката или пък напразно си тръгва от тоя свят. На третия ден обаче, когато обикновено се случва възкресението, Мики с полуотворени очи и с мъка се довлече до паницата с мляко. Така започна един от поредните му животи. С малко мляко, като сукалче, като че символично за начало. Понякога майка ми ми казваше: Кучетата не умират вкъщи, те изли- зат някъде навън, отдалечават се от дома си и така умират — скрити и незабелязани от човешко око. За да не безпокоят стопаните си, да не им причиняват мъка и за да не ги гледат те колко безпомощни са в този миг. И кучетата, и стопаните. Сигурно и за да не им причиняват стра- дание от факта, че не могат да им помогнат. Така ми казваше майка ми. И когато й се наложи за пореден път да влезе в болница, аз си спомних за думите й. Не вярвах, че няма излезе оттам. И друг път беше влиза- ла в болница. После разбрах, че докато тя изгасвала бавно в неоновата болнична светлина, като мъждукащо пламъче на догаряща свещ, в оная студена декемврийска нощ Мики цяла нощ виел за ужас на съседите в малкото градче. Виел пронизително, виел страховито и нищо не било в състояние да го спре. Виел цяла нощ и този вой говорел на всички,че нещо лошо идва, че нещо лошо се случва. Виел за пръв и последен път в живота си. На сутринта избягал от вкъщи и повече не се върнал. Намерили го привечер — там, на високото, в подножието на планината. Там, където се разхождаше с майка ми и където тичаше с изплезен език около нея. Там за първи път видях как Мики се смее — с отворена уста, с изплезен език, с леко свити уши, готов за игра. Да, смее се като човек и всеки, който го погледнеше, можеше да го разбере. Там, на това място, го намерили сгу- шен на кравай, покрил с опашка муцунката си, както правеше в студено време. В студено време, в което топлината е живот и е толкова ценна... В същия час, в който угаснала майка ми, угаснали очите на Мики. На 150 километра далеч от нея и същевременно — толкова близо до нея. Защото верността си е вярност и в живота, и в смъртта. Защото Мики не е искал да остави майка ми сама, затова е избързал и я е чакал край лунната пътека, покрита със звезден прах, която води към небето. И е вървял с нея към звездите, махайки с опашка и оглеждайки се победонос- но — Мики обикновено е горд със себе си, та какво остава за тази толко- ва необикновена звездна разходка. А когато се спрат да си починат — пъ- тят към небето е дълъг — той седи до нея, тупа с опашка в звездния прах и киха доволно от време на време. Защото знае мястото си и защото от куче-приятел винаги има нужда. И Преди, и Тогава, и После. От верен при- 179

Галина Федорина ятел винаги има нужда — и на този, и на онзи свят. Вярността не може да бъде заменена с нищо на света — и на този, и на онзи свят. Затова вярността минава свободно през вратите между различните светове и никой дори и не мисли да я спира и да я пита къде е тръгнала. Даже си представям как й отварят вратите и любезно я канят да влезе. Всеки свят има нужда от вярност и всеки свят се радва, когато струйка вяр- ност се влива в него. Вярността е кът навсякъде и навсякъде не достига. Не е ли така? — само погледнете около себе си и ще видите. Аз, като погледна около себе си и като видя, че Мики го няма, веднага разбирам, че вярността в този свят е намаляла. И добре, че, ако се слу- чи вечер, вдигам поглед към звездите и усещам как очите ми започват да сълзят. Знаете ли защо? Защото Мики отгоре тупа с опашка, вдига звезден прах и ми се смее. Смее се с отворена уста и изплезен език, с леко присвити уши, горд и доволен от себе си. 180

Магазин товаров для дома Анастасия Мосинец г. Санкт-Петербург Магазин товаров для дома (отрывок) В ней пряталось солнце и тихие пылинки, деревья с мелкими красными яблоками, даже река разливалась, словно поле счастливца, была и зима – красивая, снеж- ная, и светлый ветер прятался в улыбке Маши. Ячо не мог понять, как остальные этого не замечают. И хоро- шо, что не замечают, потому что тогда бы Маша исчез- ла из городка – из маленького городка, полного су- хих осенних листьев. Ячо долго работал в цирке «Соле Мио», исколесил всю Италию – чистил лошадей и кор- мил старого льва Леоне, который был болен. Ячо жалел льва. Но во всей Италии не было улыбки, как у Маши из захолустного городка, где оставалась и его мать. Млад- шие братья умчались в Мадрид и не звонили, и Ячо не звонил, хотя и думал о матери – о женщине, темной, словно ночь после трудного дня. 181

Анастасия Мосинец Мать подметала площадь городка. У нее болели ноги. Пока Ячо кормил Леоне, он представлял старушку с метлой и мечтал, как она сядет на поезд на централь- ном вокзале Софии и приедет к нему в Палермо. Ячо к тому времени накопит денег и поведет маму в ресто- ран. «Большим человеком стал», – скажет его мама и забудет о метле, пока они будут гулять по городскому парку. И лишь в самом конце, когда уже растает вечер и Леоне, несчастный больной Леоне, уснет, Ячо спро- сит маму, но очень-очень робко и тихо: «Мам, а что с Машей?» Даже не будет об этом спрашивать – скажет только: «Работает ли еще тот магазинчик товаров для дома?» «Ну да», – сказала ему мать по телефону. Ее тем- ный голос сиял, он был беспокойный и сдавленный, но светил назло пустому кошельку. Маша оставалась в городке, где даже река пересохла, где исчезли поля, но Маша не уехала в Мадрид. «Держи, Маша, это тебе шаль из Неаполя, такая вот первоклассная шаль». «А в цирке есть другие девушки?» «Есть и другие девушки, Маша. Но они не…» Как ей сказать, что в ее улыбке таятся уголки, где растет дикая ежевика, в ее улыбке – маленькая улочка, что ведет к их дому на самом краю городка – а это даже и не городок уже. Это просто пу- стое место, если оттуда уедет Маша. «Ну что ты за человек такой, Ячо, – говорит ему мама. Не можешь нигде осесть. Подует ветер с юга – и ты исчезаешь куда-то. Куда – в Италию, в Данию?» У его матери было трое сыновей, все смуглые, как доро- га, что рассекает одичалые поля. Все красивые, как об- лака, гордой вереницей плывущие к Черному верху. Но они постоянны… «А ты… тебе всё не сидится. Куда ты собрался?» «На первый попавшийся поезд. Я сажусь на 182

Магазин товаров для дома него – мне нравится смотреть мир, смотреть на чужие поля». «Тогда почему ты возвращаешься?» «Так ради магазинчика товаров для дома», – думает Ячо. «Вот сандалии из Палермо, Маша», – говорит он ей. «А у тебя нет подруги в Палермо?» «Да так… Но эти сандалии для тебя». А она, Маша, – маленькая, словно те дикие яблонь- ки, что растут на холме над городом. Дома там часто пустуют, а ведь это красивые дома. Ячо больно их по- кидать. «Эта шляпка для тебя, Маша». Он не хочет гово- рить, что ее забыла какая-то дама, и Ячо забрал шляпку себе. Это вовсе не значит, что у него нет денег. У Ячо много денег. В день, когда он приезжает домой, мама не идет подметать своей медленной красивой метлой пло- щадь, хотя на плитку – ведь стояла осень, глубокая, словно озеро, – нападало два миллиона листьев. Мама не идет на работу, потому что Ячо привез столько де- нег, столько денег, что они идут в ресторан «Балкан». Он покупает двадцать девять кебабов и три пива, а для матери – «Пина Коладу». Он не ест, а смотрит на маму и на братьев – как те заглатывают кебабы. Он думает, что же стало с Леоне. Цирк наверняка уехал куда-то, и наверняка старый лев Леоне тоскует по своему сторо- жу Ячо из Брезника, Болгария. Магазинче за домашни потреби (оригинал) Автор Здравка Евтимова В нея имаше слънце и тиха прах, дървета с малки червени ябълки, има- ше и река дори, разляла се като нива на щастлив човек, имаше и зима– хубава зима с много сняг, и светъл вятър имаше в усмивката на Маша. Ячо 183

Анастасия Мосинец се чудеше как другите хора не виждат това. Добре, че не я виждат, защо- то тогава Маша можеше да изчезне от градчето – малко градче, пълно с изсъхнали есенни листа. Ячо бе работил дълго време в цирк „Соле Мио“, бе обиколил цяла Италия – чистеше конете и хранеше стария лъв Леоне, който бе болен. На Ячо му беше жал за лъва. Но в цяла Италия няма- ше усмивка като на Маша от неговото затънтено градче, където беше останала и майка му. Малките му братя бяха хванали по Мадрид и не се обаждаха, и Ячо не се обаждаше, макар че си мислеше за майка си – една такава тъмна жена, като привечер след уморителен ден. Майка му мете- ше площада на малкото градче. Краката я боляха. Докато хранеше Леоне, Ячо виждаше старата с метлата, и си мислеше как тя ще хване някой влак от Софийската централна гара и ще дойде при него в Палермо. Ячо е събрал пари и ще заведе майка си на ресторант. «Ти стана голям мъж», ще каже майка му и докато се разхождат из градския парк, ще забрави метлата. Едва най-накрая, когато вече вечерта се е стопила и Леоне, горкият болен Леоне, е заспал, Ячо ще попита майка си, но много-много тънко и тихо: «Мамо, какво става с Маша? Даже няма да пита това, само ще каже: –Още ли работи онова магазинче за домашни потреби?» Ами да, беше казала майка му по телефона. Тъмният й глас грееше, той бе припрян и притеснен, но грееше въпреки празното портмоне. Маша бе в градчето, където дори реката е пресъхнала, където нивите са из- чезнали, но Маша не е тръгнала за Мадрид.»Ето ти, Маша, това е шал от Неапол, един такъв страхотен шал. В цирка има ли други момичета? Има други момичета, Маша. Но те не са… Как да й каже, че в усмивката й са се притаили местата, къдеторастат диви къпини, в усмивката й има малка уличка, която води до тяхната къща в самия край на градчето – а то вече дори не е градче. То съвсем нищо няма да е вече, ако от него си тръгне Маша «Това са сандали от Палермо. Маша», казва й той. Нямаш ли си някое момиче в Палермо? «Ами не знам. Но тия сандали са за тебе». А тя, Маша, е дребна като ония диви ябълки, които растат по баира над градчето. Къщите там често остават празни, а са гиздави къщи. Ячо го боли като си тръгва от тях. «Тази капела е за тебе, Маша». Не иска да й каже, че една госпожица си е я забравила и той я е прибрал. Не че няма пари. Ячо има много пари. В деня, когато си идва, майка му не отива да мете с бавната си красива метла площада, макар че по плочките – нали беше есен, дълбока като езеро – са нападали два милиона листа. Майка му не отива на работа. Защото Ячо донася толкова много пари, толкова много пари, че отиват в ресторант „Балкан“. Той купува двайсет и девет 184

Надгробный памятник кебапчета и три бири, а за майка му – «Пина Колада». Той не яде, ами глед майка си и братята си – как гълтат кепабчета. Пита се какво ли става с Леоне. Циркът сигурно е заминал някъде; старият лъв Леоне сигурно жали за своя пазач Ячо от Брезник, България. Надгробный памятник Под вечер в пустеющий парк приходит пожилая пара с велосипедом. Жена крутит педали, а муж семе- нит рядом, поддерживая ее, чтобы не упала. Через не- сколько минут у мужчины перехватывает дыхание, и он садится на скамейку, а она продолжает робко сжимать руль. – Не найдется сигареты? – спросил меня поблед- невший мужчина, устраиваясь рядом. – Мне не следует курить, потому что у меня астма, но каждый раз, когда мы приезжаем сюда на велосипеде с супругой, я очень волнуюсь, и мне необходимы две-три затяжки, чтобы успокоиться. Вам, наверное, смешно, что мы в таком возрасте учимся кататься на велосипеде, но мы мечта- ли об этом с детства. У наших родителей в свое время не было денег на велосипеды, а мы так хотели мчаться наперегонки с ветром! Сейчас государство вернуло мастерскую моего отца, и мы решили взять оттуда небольшую сумму и, нако- нец, осуществить свои детские мечты. Отец был скуль- птором и владел небольшим ателье на улице Цветна градина. Он лепил гипсовых амурчиков и балерин. Они хорошо раскупались, но после 9 сентября 1944 года 185

Анастасия Мосинец спрос на них упал, так как всё это объявили буржуаз- ной сентиментальностью. Тогда отец начал отливать Георгия Димитрова и Ста- лина. Он обходил школы, заводы и фабрики и предла- гал их бюсты директорам. Большинство отнекивались и говорили: «Мы наполнили классы, цехи и кабинеты товарищами Сталиным и Димитровым. Есть и десяток лишних…» «В таком случае, – перебивал отец, подпи- шите вот здесь, что отказываетесь покупать бюсты во- ждей наших устремленных к светлому будущему наро- дов, а уж я-то знаю, что делать с этими расписками!» Директоры начинали дрожать от страха и раскоше- ливались на гипсовые отливки отца. Я не хочу оставить у вас впечатление, будто бы мой отец был каким-то вы- могателем и мошенником. Просто его подучили колле- ги похитрее, как заработать один-другой лишний лев. Однажды отец принес откуда-то бюст Гитлера из первоклассного мрамора. Он решил переделать его в Сталина и продать какому-нибудь партийному комите- ту. На свой день рождения, выпивая с кумом за здоро- вье, отец похвастался этой идеей, а на следующее же утро его арестовали. Кум сдал его милиции. Когда мы виделись с отцом в последний раз, он рас- сказал, что в государственной безопасности его спра- шивали: не поддерживает ли он связь с какой-нибудь секретной диверсионной фашистской группой? И еще: не считает ли он кощунством из материала, из которо- го сделан Гитлер, преступник, ваять образ руководите- ля мирового пролетариата? Главный упрек – циничное отношение к светлому идеалу человечества! Мой отец не был циником. Он был настолько стыд- лив, что даже не пожелал, чтобы женщина, которая по- 186

Надгробный памятник зировала ему для обнаженной Венеры, разделась. Он был, скорее, наивным и добродушным человеком. После его ареста мы с матерью остались одни. Она шила юбки и блузки женщинам нашего квартала, а я начал мастерить надгробия. Я унаследовал талант отца. Мои работы пользовались большим спросом, потому что только я мог отливать на надгробиях ангелов, ко- торые, казалось, вот-вот расплачутся. Кроме того, я так правдоподобно высекал перья на их крыльях, что они могли взлететь при первом дуновении ветерка, если бы не цемент, который крепко держал их ноги на по- стаменте. В прошлом году сын доносчика пришел ко мне и сказал: “Цыгане переплавили бронзовый бюст с моги- лы моего отца. Сделай ему другой, из мрамора, чтобы его не могли больше украсть. Я хочу, чтобы ты изваял его со всеми орденами и медалями – пусть каждому, кто взглянет, станет ясно: он был не простым человеком!” Я предложил сделать бюст из черного мрамора (как душа его отца). Но он не согласился. Потом я придумал сделать рот кума из мраморной пыли и гипса, которые рассыплются через год, оставив страшное зияние – не- двусмысленный намек, что покойный при жизни был доносчиком. Но я передумал – слишком уж сложно. Легче потом пойти на кладбище и обезобразить фи- зиономию этого человека молотком. Но и это было бы бессмысленно, так как его сын тут же бы заказал дру- гой памятник. В конце концов, мне пришла в голову идея сделать памятник полым. Я набил его изнутри сахаром – при- манить подземных червей и других ползучих гадов, чтобы они наполнили белый мрамор гнусным содер- жанием. Снаружи кум будет выглядеть победоносно и 187

Анастасия Мосинец гордо, а на месте его сердца кишат черви, ящерицы и змеи. Это мое сыновье возмездие. Потому что нель- зя построить счастье на несчастье разрушенной тобой судьбы! Преступление покупать белый хлеб детям, об- рекая чьих-то мальчишек и девчонок на голод. . . Старик сильно закашлялся и покачнулся вперед. Его жена подбежала с велосипедом и сказала: “Ну всё, пой- дем! Ты что, опять рассказывал историю своего отца? Забудь об этом! Все давно прошло”. “Не могу забыть, – ответил скульптор надгробий. – Это жжет меня изну- три, словно пылающий уголь”. И, схватив руль велосипеда, он с женой побрёл к выходу из парка. Надгробные паметник (оригинал) Автор Станко Нацев Привечер, когато паркът опустее, идва едва възрастна двойка с коле- ло. Жената натиска педалите, а мъжът подтичва край нея, придържайки я да не падне. След няколко минути мъжът се задъхва и сяда на пейката, а тя продължава страхливо да стиска кормилото. — Имате ли цигари? – попита ме побелелият човек, докато се наста- няваше до мен. – Не бива да пуша, защото имам задух, но когато дойдем тук със съпругата ми и с колелото, много се вълнувам и трябва да дръпна два-три пъти от дима, за да се успокоя. Сигурно ви е смешно, че на тия години се учим да караме велосипед, но това е нашата детска мечта. Родителите ни нямаха навремето пари да ни купят колела, а толкова искахме да се надбягваме с вятъра! Сега взехме малко пари от реституираното ателие на баща ми и решихме да осъществим най-накрая хлапешкото си желание. Баща ми беше скулптор и имаше малко ателие на улица “Цветна гра- дина”. Изработваше гипсови амурчета и балерини. Много се купуваха, но след девети септември 1944 година търсенето им намаля, защото ги обявиха за буржоазни сантименталности. Вместо тях той започна да 188

Надгробный памятник прави бюстове на Георги Димитров и на Сталин. Ходеше по училища, за- води и фабрики и ги предлагаше на директорите. Повечето от тях се дърпаха и казваха: “Напълнихме класните стаи, цеховете и кабинетите с другарите Сталин и Димитров. Имаме и дузина в излишък…”“В такъв слу- чай – прекъсваше ги баща ми – подпишете тук, че отказвате да купите бюстовете на вождовете на нашите устремени към светлото бъдеще народи, пък аз знам какво да правя с тези разписки!” Директорите се разтреперваха от страх и вадеха пари да купят гипсовите отливки на баща ми. Не искам да останете с впечатлението, че баща ми е бил някакъв изнудвач и мошеник. Просто така го бяха научили по-хитрите му колеги, за да изкара някой и друг лев в повече. Веднъж татко донесе отнякъде бюст на Хитлер от първокачествен мрамор. Реши да го преработи в Сталин и да го продаде на някой пар- тиен комитет. На рождения си ден, когато се чукаха за здраве с кума си, той се похвали с тази идея и още на следващата сутрин го арестуваха. Кумът го беше предал на милицията. Когато го видяхме за последен път, той ни разказа, че в Държавна сигурност са го питали дали не поддържа връзки с някоя тайна, подривна фашистка група? И още: не смята ли за кощунство от материала, от който е направен престъпникът Хитлер, да извае образа на ръководите- ля на световния пролетариат? Главният упрек бил в цинично отноше- ние към светлия идеал на човечеството! Баща ми не беше циник. Той беше толкова свенлив, че дори не пожела да съблече жена, за да му позира за гола Венера. По-скоро беше наивен и добродушен човек. След задържането му останахме сами с майка ми. Тя шиеше поли и блузи на жените от квартала, а аз започнах да правя надгробни памет- ници. Бях наследил таланта на баща си. Търсеха ме много, защото аз единствен можех да правя надгробни ангели, които бяха готови всеки момент да се разплачат. Освен това изработвах перата на крилете им толкова истински, че можеха да отлетят при първия полъх на вятъра, ако не бях прихванал краката им към постамента със силен цимент. Миналата година синът на доносника кум дойде при мене и рече: “Ци- ганите са претопили бронзовия бюст от гроба на баща ми. Искам да му направиш друг, от мрамор, за да не могат повече да го крадат. Искам да го скулптираш с всичките му ордени и медали, за да е ясно на всеки, който го погледне, че не е бил случаен човек!” 189

Анастасия Мосинец Предложих му да направя бюста от черен мрамор (като душата му), но той не се съгласи. После намислих да изработя устата на кума от мраморен прах и гипс, които след година ще се разрушат и ще се об- разува грозен отвор, подсказващ недвусмислено, че покойният приживе е бил доносник, но се отказах поради голямата сложност на работата. Най-лесно щеше да бъде след време да отида на гробищата и да обезо- бразя физиономията на този човек с чук, но това щеше да е безсмислено, тъй като синът му моментално щеше да поръча нов паметник. Накрая стигнах до идеята да направя паметника кух. Натъпках го отвътре със захар, която да привлече подземните червеи и другите га- дини, и те да изпълнят белия мрамор с гнусно съдържание. Отвън кумът изглежда победоносен и горд, а на мястото на сърцето му ще се тъпчат червеи, гущери и змии. Това е моето синовно възмездие. Защото не можеш да градиш щастието си върху нещастието на съсипан от тебе човек! Престъпление е да купуваш бял хляб на децата си, обричайки на глад нечии чужди момчета и момичета… Старецът се закашля силно и се люшна напред. Жена му дотича с ко- лелото и каза: “Хайде да си вървим! Ти сигурно пак си разказвал история- та на баща си? Забрави я! Това е отдавна минало.”“Не мога да я забравя – отвърна надгробният скулптор. – Пари ме отвътре като жив въглен.” И като хвана кормилото на велосипеда, двамата с жената се затъ- триха към изхода на парка. 190

В Коломне –центре православия Вера Кошелькова г. Воскресенск В Коломне –центре православия 9 июня мы посетили древний город Коломну. Он встретил нас гостеприимно и солнечно. Коломна – центр русского православия. Впервые я был там осенью 2010 года. Увиденное поразило меня своей красотой и величием. Нашими гидами были Денис Минаев – поэт, директор издательства «Серебро слов», Галина Саму- сенко – поэт, Сергей Калабухин – прозаик. Нас сопро- вождали также воскресенцы Виктор Лысенков, Марина Золотова, Елена Юрова и Галина Васильчук. Коломенцы также приветствова- ли нас тепло и радушно. В памяти осталось всё самое красивое и величественное. Чистота и порядок, вели- колепные храмы, старые здания и переулки с ухожен- ными цветниками вызывали восхищение. Непреступ- ная крепость - мощные стены и башни Коломенского кремля наполнили меня гордостью, что мы, болгары, относимся к славянской общности. Мы сфотографи- ровались у памятника святым братьям Кириллу и Ме- фодию, за которым открывается великолепный вид на Москва-реку. Наш очаровательный экскурсовод Ольга Травкина интересно рассказала историю Коломны. 191

Вера Кошелькова Сначала крепость была деревянной и неоднократ- но завоёвывалась монголо-татарами. Затем началось строительство величественных кирпичных стен, обли- цованных белым камнем. Строительство этого прекрас- ного объекта началось в 1525 году и продолжалось всего шесть лет. Коломенская кремлёвская стена про- тянулась на двадцать один метр, в то время, как длина стены Московского кремля составляла девятнадцать метров. Со временем длина стены достигла двух кило- метров. До нашего времени сохранились семь башен из семнадцати и остались два участка стены. Я испытал национальную гордость. У Коломенского кремля вспомнил тот факт истории, что белокаменный великий Преслав более шестисот лет не уступает по красоте Константинополю. Прогулка продолжилась по старой части города, улочкам Москворецкая, Арбатская, Пушкинская. Мы видели дом, где жил Борис Пильняк, фотографирова- лись у мемориальной доски, размещённой на доме, куда приезжали Анна Ахматова и Сергей Шервинский. Звучали стихи Анны Ахматовой, Олега Кочеткова в ис- полнении Галины Самусенко. Мы сфотографировались на память у Маринкиной башни и у памятника великому московскому князю Дмитрию Донскому. Он объединил русские княжества. После разгрома монголо-татарской Золотой Орды на реке Дон, на Куликовом поле, князь Дмитрий стал име- новаться Донским. После прогулки мы обедали в кафе «Караван», об- менялись книгами и электронными адресами. Надо было спешить, потому что нас ждали в «Чер- кизовском центре досуга и культуры имени В. Д. Шер- винского». Экскурсовод Юлия Семёнова начала свой 192

В Коломне –центре православия рассказ с церкви Святого Николая. Эти места часто по- сещала поэтесса Анна Ахматова. Местные жители даже не могли подумать, что эта маленькая черноволосая женщина с орлиным носом станет классиком мировой поэзии. Мы побывали также в зале музея, где сфор- мирована постоянная экспозиция «Черкизово-Старки: история, быт, люди». Нас встретила директор музея Марина Родина. Мы познакомились с жизнью замеча- тельного русского врача, основателя эндокринологии в России, Василия Дмитриевича Шервинского и его младшего сына Сергея Васильевича – искусствоведа, поэта и переводчика. Их дом посещали многие знаме- нитости того времени. Благодаря Сергею Васильевичу имение в Старках в 30 – 50 годы двадцатого века стало одним из самых ярких культурных центров Подмоско- вья. Эти места посещали Валерий Брюсов, Анна Ахма- това, Борис Пастернак, Михаил Лозинский, Александр Кочетков, Вера Меркурьева, Марина Цветаева и другие. Один из залов музея показывает русскую жизнь со- ветского периода. Оказалось, что один русский солдат, сражавшийся в боях на Шипке, собрал мелкие чёрные семена и при- вёз из Болгарии. Когда их посеяли в грядки, выросла зелень лука шалот, а на второй год чудесный красный лук. Эта история с болгарским овощем не забыта. В 2009 году в селе Мячково установили даже памятник под названием «Счастье наше, луковое». Сегодня бол- гарский красный лук высоко ценится в области. Перед отъездом из Коломны мы посетили фирмен- ный магазин «Золотой улей». Там были представлены образцы продуктов пчеловодства. Там же мы приобре- ли коломенские сувениры. 193

Вера Кошелькова На этом путешествие по Коломне закончилось. Мы тепло поблагодарили Дениса Минаева, Галину Саму- сенко и Сергея Калабухина. В Коломна – центърът на православието (оригинал) Автор Лъчезар Стаменов 9 юни ни посрещна слънчев и приветлив. Предстоеше ни да посетим старинният град Коломна – центърът на руското православие. За първи път бях там през есента на 2010 година и това, което видях тогава, ме порази с красотата и величието си. Наши домакини щяха да бъдат Денис Минаев – поет и издател, Галина Самусенко – поетеса и Сергей Калабу- хин – прозаик. Придружаваха ни воскресенците Виктор Лисенков, Марина Золотова, Елена Юрова и Галина Василчук. Коломна ни посрещна също слънчева и приветлива. Стори ми се още по-красива и величествена от съхраненото в спомените ми. Достоле- пието и чистотата будеха възхищение в свикналото ми с родната дей- ствителност съзнание. Величествените църкви, старинни сгради и алеи с отлично поддържани цветни лехи будеха възхита. Непревземаемите крепостни стени и кули на коломенския кремъл ме изпълваха с гордост, че и ние българите принадлежим към славянската общност. Направихме си снимки пред паметника на св. св. Кирил и Методий, зад който тече река Москва и се откривше величествена панорама. Нашата очаровател- на екскурзоводка Олга Николаевна Травкина увлекателно ни разказваше за историята на Коломна. В началото крепостта е била дървена и многократно е превзема- на от монголо-татарските орди. Това наложило да бъде подобрена. За- почнало строителството на величествени тухлени крепостни стени с пълнеж от бял камък. Строежът на това величествено съоръжение е започнал през 1525 година и продължил само 6 години. Стените на коло- менския Кремъл са високи 21 метра, а тези на московския 19. От тогава тя е „превземана” само отвътре. За съжаление непревземаемата кре- пост не удържала на настъплението на времето и от 17 кули и около 2 километра стени до наши дни са оцелели 7 кули и два участъка стени. Реших да си върна националното самочувствие. Припомних си факт от родната история. Белокаменният Велики Преслав е съперничел по 194

В Коломне –центре православия красота с Константинопол повече от 600 години преди градежа на Ко- ломенския Кремъл. Разходката из старата част на града продължи по улиците – Мо- скворецкая, Арбатская, Пушкинская... Видяхме къщaта, в която е живял Борис Пилняк. Снимахме се пред паметната плоча поставена на къщата, пред която са седели Ана Ахматова и Сергей Шервински... Звучаха стихо- ве от Галина Самусенко, Ана Ахматова и Олег Кочетков. На излизане от крепостта си направихме снимки за спомен пред Маринкината кула и паметника на великият московски княз Дмитрий Иванович Донски. Той през 1380 година обединява руските княжества и с общи сили разбива монголо-татарската Златна орда на хан Мамай при река Дон в Куликовската битка. След тази победа получава прозвището Донски. След голямата разходка седнахме да обядваме в закусвакнята „Кара- ван”. Докато обядвахме си разменяхме книжки и електронни адреси. Трябваше да побързаме, защото вече ни чакаха в Центъра за отмора и култура „В. Д. Шервински” в село Черкизово. Ексурзоводката Юлия Семьо- нова започна своя разказ пред църквата св. Николай със стихове от Ана Ахматова. Поетесата често е посещавала тези места и се е разхождала по брега на Москва река. Тогава местните жители даже не са предпо- лагали, че тази слаба чернокоса жена с орлов нос ще влезе в класиката на световната поезия. Ние също се разходихме по любимите места на поетесата – от църквата с камбанарията пред нея до Музея с посто- янната експозиция „Черкизово – Старки: история, бит и хора”. Посрещна ни директорката на музея Мария Родина. Запознахме се с историята на забележителния руски лекар, основоположник на ендокринологията в Русия Василий Дмитриевич Шервински и малкият му син, Сергей Васили- евич – искуствовед, поет и преводач. В техния дом са гостували много известни личности за своето време. Благодарение на тях имението им в църковния парк Старки през 30 – 50 години на 20 век се превръща в един от големите центровете на руската култура в Подмосковието. Там са гостували през този период Валерий Брюсов, Ана Ахматова, Борис Па- стернак,Михаил Лозински, Александър Кочетков, Вера Меркурева, Марина Цветаева и др. Разгледахме изложбената зала с класна стая от съветския период и залата показваща руския бит. Оказа се, че един руски войник, сражавал се на прохода Шипка, е донсъл от България малки черни семена. Когато ги посял в градината пораснал арпаджик, а на втората година чудесен червен лук. Тази история с българския зеленчук не е забравена. През 2009 195

Вера Кошелькова година в село Мячково са открили даже скулптура с име „Счастьяе луко- вое”. Днес „българският” червен лук е на голяма почит в района. Преди отпътуването ни от Коломна посетихме фирмения магазин „Златен кошер”. Там опитахме от предлаганите пчелни продукти и си взехме сувенири за спомен. С това завърши нашето посещение в Коломенския район. Оставаше ни само да благодарим на нашите сърдечни домакини – Денис Минаев, Галина Самусенко и Сергей Калабухин. . 196

В Коломне –центре православия 197