В начале был самолёт

Виктория Левина В начале был самолёт Москва, 2021г.

УДК ББК Авт ЗН Виктория Левина В начале был самолёт. . .. – М. , 2020. – 152 с. ISBN 978-5-00000-000-0 УДК ББК Редактор - Ирина Коробейникова Вёрстка - А. Новиков ISBN 978-5-00000-000-00 © Виктория Левина

Оглавление «А в небе голубом горит одна звезда...» 5 В начале был самолёт. . . 6 Вариации на тему Малера 9 Уши Амана 14 Песня про попугая 17 Глубокий колодец 23 В краю непуганых фантастов 31 Звёздный час или Соло в телефонной компании 40 Хаим – миллионер с чёрными руками 46 «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала» 56 Пейзажи с набережной 57 Версификация 69 Еще одна версия любви 74 Новая жизнь 80 Шестое января 87 «Пощади меня, жизнь – этот рай у меня не кради!» 97 Сдомский перевал 98 Те слова, что хотелось сказать 106 Исчадье ада 110 Бабушка на все времена 117 Первый бриллиант 122 Об учителях и не только 135 Сефард 141 Страсти-мордасти 144





Соратник, практически соавтор и главный герой многих рассказов.

«А в небе голубом горит одна звезда...» (авторы песни «Город» А. Волохонский и В. Вавилов)

Виктория Левина В начале был самолёт... Самолёт в процессе сборки, когда он ещё только стоит на специальных конструкциях, кажется совсем небольшим. От места, где крылья крепятся к корпусу, до самого загнутого вверх кончика крыла – не более пяти метров. Но крыло это имеет довольно покатую фор- му и, чтобы осторожно продвигаться по нему, держа в руках журнал проверки и мерительные инструменты, нужно обладать основами эквилибристики и акробати- ки, которых у меня нет по определению. – Ты в порядке? – кричит мне снизу мастер, видимо уловив на моём лице тень неуверенности. – Всё в порядке, – отвечаю ему на иврите и начинаю своё передвижение. Мои проблемы – это максимализм, начисто отсут- ствующее чувство самосохранения и хромая нога. Про- двигаюсь вдоль крыла осторожно, думая только о том, чтобы моя слабая «полиомиелитная» нога не подвела и не положила конец моей карьере проверяющего ка- чество на авиастроительном заводе. Дипломов у меня – хватит на десятерых! Иврит уже в довольно сносном состоянии после множества об- учающих языку курсов. Желание преуспеть в новой должности – по самые края! Сижу на крыле и проверяю затяжку болтов специ- альным ключом с крутящим моментом. Ставлю отметки в журнале в соответствии с международными, в основ- ном американскими, нормативными документами. Всё. Болты проверены. Следующая цель – дверь. Это самый сложный объект. Тысяча всевозможных замеров и про- 8

В начале был самолёт меров. Часов пять непрерывной работы. Обедать я не хожу. Жаль потратить сорок минут чистого рабочего времени. Когда смолкает рабочий шум и все сборщики, и опе- раторы направляются в заводскую столовую, я набра- сываюсь на работу с утроенной силой. – Эй, «русская», ты почему не на перерыве? Ну-ка, марш обедать! – Мой начальник делает вид, что сер- дится, а сам с удовольствием закручивает свой «ма- рокканский» ус: любит вот таких работников, «больных на всю голову». Ну, не буду же я, в самом деле, объяснять ему, что процесс подъёма на высоту для меня мучителен и не- приятен. Лучше досидеть здесь до конца рабочего дня и сделать как можно больше! Уразумев, что обедать я не собираюсь, начальник быстро взбирается ко мне по сложному лабиринту лестниц и заглядывает в журнал: – А как ты замеряла вот это? – и указывает на самый сложный параметр проверки. Я отбарабаниваю ему всю премудрость, которой об- учалась целый год на профессиональных курсах, и об- легчённо вздыхаю. Мой босс тоже доволен. Зря он противился брать эту пожилую русскую тётку на испытательный срок инспектором по качеству. Со- ображает. Говорят, у неё какая-то там учёная степень. Ну, в этом он не силён. Неважно, что хромая. Карабка- ется по конструкциям, меряет, разбирается, на обед вот даже не ходит. Может, и вправду приживётся в их чисто мужском коллективе. Даром что «русская». В проёме ангара показывается делегация амери- канцев, которых проводят по сборочному цеху «высо- кие» начальники. 9

Виктория Левина С неудовольствием обнаруживают меня в двери строящегося самолёта, в самой середине замеров. – Почему на территории? – рявкает «главный». Но по лицам американцев читается, что их забавля- ет увиденное. Задают вопросы. Я бойко отвечаю – ан- глийский я знаю намного лучше иврита. – Кем работала раньше? – Директором по качеству небольшого «дочернего» предприятия. – А там, ну, откуда ты родом? – А-а, там была научным сотрудником «высоких тех- нологий». Недоумённо переглядываются. Долго жмут руку. Повторяют имя, чтобы запомнить и рассказать в Америке о хромой тётке с учёной степенью на строя- щихся самолётах в Израиле с инструментами, проверя- ющими крутящий момент, в руках. На следующий день «главный» приходит в сбороч- ный цех. – Слезай! – коротко командует он тоном, не терпя- щим возражений. – Пойдём, я покажу тебе твоё новое рабочее место! Я не верила своему счастью! Оказывается, после сцены в сборочном цеху «главный» прямиком отпра- вился к генеральному директору и кричал, и требовал, перевести к нему инспектора по качеству на должность инженера! Генеральный сопротивлялся, говорил, что невоз- можно брать на ставку инженера человека, который в стране совсем немного времени. Допуски, документы, секретность и прочие вещи... Но уже через неделю я сидела за новеньким ком- пьютером в офисе «главного» в качестве инженера по качеству нового «американского» проекта. 10

В начале был самолёт А потом будут несколько лет напряжённой сумас- шедшей работы, без отпусков и практически без вы- ходных. Работы над проектом продвинутого пассажир- ского самолёта, базу данных которого назовут моим именем. И в далёкой Америке все будут знать, о ком речь, когда будут загружать на экраны мои отчёты и презентации. – Почему ты смеёшься? – Мой инструктор по по- лётам на маленьком одномоторном самолёте смеётся вместе со мной. – От счастья! – кричу я и ещё крепче сжимаю в руке джойстик управления. Скоро, совсем скоро закончится моё ученичество, и я получу лётные права. И буду приходить в ангар, где паркуется моя «лошадка». И выводить мой красивый итальянский самолётик, как лошадку, на верёвочке на взлётную полосу. Будет подъезжать специальный подъ- ёмник, чтобы загрузить меня в кабину. Самой мне уже трудно взбираться на крыло самолёта, чтобы оттуда переваливаться в кабину. И я буду взлетать и петь от счастья в вышине, а потом буду приземляться! И ду- мать при этом, что «в начале был самолет. . .» Вариации на тему Малера – И вот, понимаешь, многое я сумела забыть. Пове- ришь ли, имя первого своего мужа умудряюсь забывать, иногда с трудом припоминаю: «А как звали-то?» А вот высокую кисть Стива над смычком – никак не удаётся! 11

Виктория Левина Пассажирский «Сухой» взмывал над взлётной поло- сой почти вертикально, сразу. И так же сразу я принялась рассказывать случайно- му соседу в самолёте то, что буквально крутилось на кончике языка – мою давнюю романтическую историю влюблённости в одного лондонского парнишку. Попутчик оказался русскоязычным молодым IT-ш- ником, летящим в Германию на семинар. Я же, проде- лав пересадку в Москве, летела в Ганновер. Цель полёта у каждого летящего была своя, память и судьба – тоже свои, ни на кого не похожие. И если отмести в сторону стеснительность и закомплексован- ность, можно было расчудесно провести это время в полёте в необязательных разговорах и в приятном об- щении. Мне тогда, в Москве, позарез нужно было попасть на концерт Лондонского симфонического оркестра. Билетов не было в свободной продаже за полгода впе- рёд. Да если бы и были, стипендии на приобретение самого скромного местечка где-нибудь на галёрке всё равно не хватило бы. – Куда это ты так вырядилась? – Девочки из обще- жития подозрительно поглядывали на меня. Да, вид у меня был ещё тот! Длинное ситцевое пла- тье «в пол» аляповатой расцветки с пышной цыганской юбкой шло в ансамбле с такой же цыганской шёлковой шалью. Мой ответ поставил бы в тупик самого догадливого аналитика: – Мне нужно, чтобы стражи порядка обалдели и пропустили меня вовнутрь! 12

В начале был самолёт Куда должны были, по моим расчётам, пропустить меня стражи порядка, не раскрывалось, потому что это не было понятно в среде прагматиков и «технарей». Милиция нарядом моим, по правде, не впечатлилась и не пропустила меня даже за первый круг конного оцепления. Я горестно сидела на лавочке в Алексан- дровском саду перед Манежной площадью и чуть не плакала. Я должна была попасть туда, в святая святых моего музыкального мечтания – на концерт любимого оркестра! По аллее сада шёл парнишка со скрипичным футля- ром. На футляре красовался фирменный знак Лондон- ского симфонического. – How do you do? Его-то артистическую натуру точно впечатлил мой кибиточный вид и длинные рыжие лохмы, выбивающи- еся из-под цветистой шали. Я вскинула на небожителя заплаканные глаза и на сбивчивом английском попыталась объяснить ему, как важно для меня было именно сегодня оказаться здесь, в полукилометре от желанного концертного зала и встретить именно его – одного из музыкантов. – Let’s go! («Пойдём!») Он потянул меня за руку и повёл за собой. Странную пару пропускали беспрепятственно. И мы, благополучно минуя все кордоны с помощью пропуска Стива (так звали парня), оказались за кулисами кон- цертного зала. Стив оставил меня стоять позади сцены и помчался переодеваться во фрак музыканта. А я, ни жива ни мертва, готовилась простоять здесь все два отделения, слушая музыку, да что там два отделения: весь день, всю ночь, всю жизнь! 13

Виктория Левина Он был второй скрипкой – роль почётнейшая и важ- нейшая. Гривка белокурых волос то и дело отбрасыва- лась назад энергичным движением головы, гибкая спи- на, прямые плечи сливались в одно целое с корпусом скрипки, непривычно высокая кисть над смычком, по- луприкрытые глаза едва скользили по нотному стану. . . Я умирала от великого счастья причастности к му- зыке, творящейся на сцене, я умирала от восторга! После концерта он пошёл провожать меня до обще- жития. Но сначала он что-то долго объяснял концерт- мейстеру. Пожилой мужчина смотрел в мою сторону неодо- брительно и даже с какой-то брезгливостью. Но Стив настаивал. Я могла только догадываться, о чём шла речь. – Ох, уж эта молодёжь! – наконец махнул рукой концертмейстер. – Ладно, иди, но возвращайся не поз- же полуночи! О чём уж мы тогда говорили – не скажу, не пом- ню. Помню только, что щёки пылали, да в горле пере- сыхало. Адрес Стив записал, сидя на скамейке перед входом. Застенчиво коснулся губами щеки: – Good bye! Nice to meet you! Я чуть не расплакалась, так мне было жаль пре- рывать эту чудесную встречу с прекрасным принцем. Вот-вот пробьют часы, и его фирменный футляр пре- вратится в тыкву. . . – Вам удалось встретиться ещё раз? – Глаза IT–шни- ка блестели неподдельным любопытством. – Два года мы писали друг другу письма. Письма его были для меня симфонией Малера! Понимаешь, в музыке Малера есть всё: и любовь, и страх, и жизнь, и 14

В начале был самолёт смерть. Она поднимает тебя высоко-высоко, в какие-то запредельные дали, а потом бросает оземь, разбивая сердце и душу. . . А затем меня вызвали в так называемый «особый» отдел, который был ответственным за то, чтобы студен- ты нашего «ракетного» вуза не поддерживали контак- та с иностранцами. «Ну-ну-ну» особого отдела – и переписка прекра- тилась. – И что же, так никогда и не встретились? – явно разочаровался сосед. – Несколько лет назад у Лондонского симфониче- ского были гастроли по Средиземноморью. Я сейчас там обитаю. Купила билеты на один из концертов. Си- дим в зале с мужем, очарованы музыкой, исполнени- ем, атмосферой. А я смотрю, не отрываясь, на вторую скрипку: кисть левой руки особенно держит гриф, вы- сокая кисть правой вздымается над смычком. Длинный седой волос свободно падает на плечи и не гармони- рует со стройной, почти юношеской фигурой... – Я знаю, его зовут Стив, – говорю я мужу с безраз- личием. – Мы когда-то были знакомы. – Так подойди к сцене, окликни его! – засуетил- ся муж. – Да нет, не стоит, – вздыхаю я, думая о том, что от моей девичьей летящей походки и роскошной гривы рыжих волос и следа не осталось... – И что, так и не поговорили? – сосед смотрит на меня сочувственно. – Нет, я не смогла – стеснялась своего возраста, фи- гуры, ушедших лет и прерванной переписки. 15

Виктория Левина – Грустно это всё как-то, – разочарованно протянул сосед. – А я бы всё равно подошёл! Поговорили бы, что такого? – Ну, может быть, может быть… – протянула я со смыслом и протянула соседу афишку. – Вот посмотри, симфонию Малера они играют в Ганновере сегодня ве- чером. Еле билеты купила через интернет! – И я при- стегнула ремень безопасности. Самолёт начал снижение на посадку. Уши Амана Помню своё искреннее удивление в первые годы пребывания в Израиле, когда во всех магазинах вдруг, как-то сразу и везде, появлялись симпатичные пирож- ные с тёмной начинкой, которые назывались «уши Амана». Аппетита лично мне такое название не прибавля- ло... Да ещё эта тёмная начинка – согласитесь, ну не странно ли? А люди вокруг не выглядели ни смущён- ными, ни обескураженными, они покупали эти самые уши в больших количествах и с довольными лицами – приближался весёлый праздник Пурим! О том, что праздник этот весёлый, говорили маска- радные костюмы деток на улицах, праздничное меню на столах в каждом еврейском доме – и обязательно с вином и пресловутыми «ушами». А у меня случился явный диссонанс и с карнавалом, и с праздником... Еду в автобусе сквозь праздничный Тель-Авив. Ав- тобус с трудом пробирается по запруженным улицам. 16

В начале был самолёт Дети, разряженные, весёлые, идут рядом с родителями на свои мероприятия. Костюмы отличаются яркостью, выдумкой, настроением! Хотя на мой мрачный взгляд, слишком уж многие наряжены вампирами и прости- тутками. Спросите, почему мрачный взгляд и критиканское настроение? Всё очень просто: еду на экзамен по си- стемам Майкрософта, точнее, по сетям. Не спавши не- сколько дней, в дрожании души и тела, накрутив себя до предела, что должна, обязана сдать его! Иврит всё ещё напоминает китайский, хорошо ещё, что курс этот, который я с таким трудом «выбила» для себя в университете, читается, в основном, на ан- глийском. Все израильские реалии, и тем более, еврейские праздники, для меня всё ещё – «таинства за семью замками»... Еду на экзамен. Оставьте меня, пожалуйста, со все- ми своими праздниками – я должна его сдать, этот экзамен, я должна ответить на все вопрсы on-line, на прямой связи с экзаменационным компьютером в Америке! Не может такого быть, чтобы весь этот год, с его бессонными ночами и злыми слезами в коридо- рах университета из-за своей бестолковости, слабой информированности в области компьютеров и плохого иврита, пропал даром! Я обязана сдать. Точка. А за окном автобуса – море, праздник, карнавал, высокое небо и солнце, солнце, солнце! Просто посо- бие о несправедливости жизни. Вхожу в экзаменаци- онный центр. Толпа студентов у входа в компьютерный зал. Вызывают и усаживают каждого на его «лобное место». А глаза уже ничего не видят, кроме вопросов, 17

Виктория Левина возникающих на экране и кроме листочка, исписанно- го формулами. Как проходят эти четыре часа моей жизни, я не за- мечаю. Итак, последняя клавиша должна показать резуль- тат этой безумной гонки «за счастьем». Зелёненький чёртик со совами «Congratulations!» выскакивает на экране и пляшет, пляшет, пляшет перед замутнёнными слезами глазами... Я кричу от счастья так, что техники, молодые ребята, обслуживающие компьютерный экзаменационный зал, прибегают на крик. Я обнимаю их и плачу. Они целуют, поздравляют, радуются вместе с этой сумасшедшей тёткой, которая прошла сегодня этот трудный экзамен. Кстати, на се- годня, сдала его только она. То есть, я. То есть, я вскоре получу диплом инженера Майкрософта и смогу уверен- нее ощущать себя на Бирже труда, «бурсе», как здесь говорят. И для меня откроются пляжи и карнавалы. И я смогу познавать, что же это за звери такие: Пурим, Пейсах, Йом Кипур и другие таинственные еврейские празд- ники и традиции. Я буду читать книги не технического компьютерного содержания, а исторические романы и поэзию. Я вер- нусь к русской литературе и смогу пописывать свои стишата в маленькие блокнотики. И всё это потому, что зелёненький чёртик прокри- чал своё «Congratulations!» Ребята несут в зал бутылку с шампанским, громко открывают её, и мы пьём и хохочем. На большой де- коративной тарелке лежат присыпанные сахарной пу- дрой «уши Амана». Праздник начинается! 18

В начале был самолёт Песня про попугая Утро выходного дня. Наша группа, где-то чуть боль- ше тридцати человек разных возрастов и профессий, взобралась на высокие стулья одного из пивных баров в центре Тель–Авива. Стулья и высокие стойки стоят прямо на улице. На- роду в баре ещё нет, и нам очень вольготно слушать нашего гида, не стоя тесной толпой возле него, вни- мая каждому слову, а усевшись посреди улицы, раду- ясь внезапному комфорту, прекрасной тёплой зимней погоде и потрясающей информации, которую наш гид Цафрир выплёскивает огромными дозами в наши пе- реполненные и всклокоченные мозги. Мы пропускаем через себя сегодня «тель–авив- ский» период жизни Авраама Хальфи – израильского актёра, поэта и переводчика. Семья коммивояжёра и торговца мануфактурой Хальфи, отца нашего героя, проживала тогда не в са- мом комфортном месте для еврея – в украинском го- родишке Умань. Погромщики пришли ранним утром, когда их, естественно, никто не ждал. Отделили мужчин и подростков и выстроили их од- ного за другим по росту. Женщины и малые дети стали безмолвными свидетелями этого действа. Дело в том, что у погромщиков был приказ от их руководства: то- поры и другое холодное оружие в ход не пускать, а только расстреливать. У погромщиков была одна вин- товка и три пули в ней. Старший принял решение: выстроить виновных в том, что они евреи, по росту и выстрелить первый раз. 19

Виктория Левина Если пуля пройдёт через двоих (а то и через троих – в смелых мечтах погромщика), то он сэкономит патроны и сумеет убить всех семерых. Авраам стоял первым как самый младший и самый маленький по росту. Главный погромщик скомандовал: – Целься! Мужик с винтовкой прицелился и ждал команды «Пли!» Но тут отец мальчика, который стоял последним, с криком ринулся вперёд и стал впереди сына, заслоняя его собой. Мужик поморщился с досадой: «И чего это они все вдруг заорали?» Прицелился во второй раз. Но тут ему в колени упа- ла Анна, которая была домработницей в этой богатой еврейской семье: – Мужик, слышишь, мужик, не стреляй! Хорошие они люди, тихие. От них – лишь добро. Я у них больше деся- ти лет по найму, слова грубого не слышала. Не стреляй, мужик, Христом богом молю! Третий раз мужик целиться не стал. Погромщики угрюмо уходили. Анна лежала на полу, сотрясаясь в рыданиях от пережитого волнения. Авраам и вся его семья оставалась в живых. Я рыдала в три ручья! Рассказ бурлил в моём серд- це... Слёзы застилали глаза. А голос Цафрира продолжал: – И вот тогда Авраам начал сомневаться во всём: «Да, его бог и их Анна сотворили чудо – оставили его в живых. Но почему бог допустил этот погром и все другие погромы? И велик ли человек или жалок? И ве- ровать ли ему, мальчишке, в своего сурового бога либо верить в Анну, Марию, матерь божью – заступницу, что защитила его сегодня?» 20

В начале был самолёт Так и пронесёт он с собой по жизни эти вопросы и тишину свою, и скромность раздумчивую и неимовер- ную – через всю жизнь. И смеяться будет над собой, и плакать, как грустный шут, и как мать его сумасшедшая, пока не заберут её в приют для душевнобольных уже в Тель-Авиве. . . Мы бродим по центральным улицам старого Тель-А- вива, стоим перед домом, где проживала, до сих пор до конца не выясненная и не обнародованная, долгая и платоническая любовь актёра и поэта. А вот здесь он служил театру. Всю жизнь. Главная роль его – Акакий Акакиевич, «маленький человек» из «Шинели» Гоголя. Хальфи с трудом разыскал пьесу Го- голя, с трудом нашёл переводчика, перевёл вместе с ним на иврит, сделал спектакль, который утвердили, и вышел на сцену в этой своей главной роли – смотреть в зал глазами, полными слёз, глазами «маленького», униженного человека. Он так никогда и не завёл семью, «чтобы не плодить несчастных, подобных себе». Никто не знал, где он жи- вёт, хотя жизнь всей тель-авивской богемы всегда про- ходила громко, у всех на виду. Цафрир, наш экскурсовод, провёл долгие месяцы в архивах, чтобы представить нам сейчас эту жизнь в мельчайших подробностях. Хотя всё равно многое остаётся в тени. Хальфи, талантливейший поэт Хальфи, весь свой огромный литературный талант «уменьшал в точку», чтобы не быть уязвлённым миром! Скромность на гра- ни аскетизма. Скрытность на грани затворничества: – Как жаль, что у евреев нет монастырей! Я бы ушёл туда жить! 21

Виктория Левина Однажды ему выделили малюсенькую квартирку, так как он всегда жил в съёмных. Тут кто-то из актёров с семьёй и детьми стал сетовать, что он тоже всю жизнь без своего жилья. – Бери, бери, – обрадованно закричал Хальфи, – вот же есть жильё! И сунул в руку изумлённого товарища ключи. Стою в крошечном дворике – обшарпанном, нео- прятном. Здесь было его последнее жильё. Здесь он написал свою «Песню про попугая». «Шир аль туки Йоси» («Песня про попугая Йоси») Куплю попугая, звать его Йоси. И втайне от всех вот что я прошептал: Горьким вином Из души моей гроздьев Тоска о былом Струится в бокал. Ну, так знай, птица Йоси, Ты слаб, как ребенок, И ждет тебя тихая смерть, Только смерть. И тогда я, с сердцем стесненным, Стенам прошепчу: «Йоси нет, Йоси нет». И вернется твой прах из клетки в отчизну, Из белой из клетки – в желто-пыльный удел. Одинок, без подруги, не ведая жизни, Чтоб такой, как ты, любить не посмел. О нет, Йоси, нет, полюбить ты не можешь, Такие, как ты, щебетать рождены Поэту, чье сердце гнев и ярость гложут; Других же сердца холодны и грешны. Такие, как ты, для них просто шалость, Которой легко позабавить дитя. 22

В начале был самолёт Болтай, попугайчик, Утешь меня малость. Душа моя пуста... (перевод Марины Яновской) Из его немногочисленных друзей можно упомянуть поэта Авраама Шлёнского – шумного, блестящего ба- ловня судьбы! Такие противоположности, по опреде- лению, притягиваются. Вот здесь, на этом балконе, по свидетельству любимой племянницы, поэтессы Рахель Хальфи, они сидели на балконе и часами молчали. Го- ворить с человеком несложно, для долгого молчания же нужна особенная, «интимная» духовная связь… Когда мы ехали сегодня в Тель-Авив на экскурсию «по следам Хальфи», которая называется «Песня про попугая Йоси», муж рассказывал мне местные легенды о поэте: как он был одинок и как всю жизнь хранил верность памяти о своей матери. Когда её забирали санитары, она сняла со своего плеча чёрную накидку-плащ и сказала: – Сиди и жди меня здесь! Он всегда выходил играть на сцену в этой накидке, она была неизменным атрибутом его костюма и рекви- зита. В ней он играл «Шинель», «маленький человек» ... Об этой стороне жизни поэта Цафрир почему-то не рассказал, может быть потому, что весь город и так об этом знает. Смотрю на чудесную фотографию грустного клоуна «Чарли Чаплина» тель-авивского. Он взлетает над сце- ной в каком-то немыслимо-высоком прыжке, в акро- батическом трюке! А ведь ему здесь за семьдесят. Пре- красная физическая форма и измученное изношенное сердце. 23

Виктория Левина Он умер в больнице после успешного излечения от воспаления лёгких. У него просто произошёл разрыв сердечной мышцы. У него просто разорвалось сердце. Весь этот рассказ о Хальфи так бы и остался блу- ждать во мне, подступая к горлу, так бы и стоял слезами в глазах, если бы не написались стихи. А так – обычное дело: пишешь стихи, и напряжение спадает, ты будто бы отдаёшь бумаге излишнюю эмоциональность. Старый дом с некрашеными стенами, на балконе – тряпка и совок. Жил поэт неслышно и растерянно, божий дар взвалив на позвонок. Божий дар тяжёл. Подросток щупленький из местечка выбыл в добрый час, где погрома пьяные преступники пули не имели про запас. Там кричала Анна, и калачиком страх катился в тёмный закуток. Там глядел на мир с еврейским мальчиком безразличный и суровый бог. Будут строки чистыми и краткими. В Тель-Авив отправится поэт. Вспыхнет над заветными тетрадками непонятный синеватый свет... Но всегда, большие (нет, огромные!): жизнь, любовь, талант, земля, вода, – будут в нём сжиматься в точку тёмную страха, что хранил в себе всегда. 24

В начале был самолёт Тёмный плащ от мамы – чёрным лебедем, под крылом – наивные грехи... И однажды сердце бьётся вдребезги, чтоб закончить точкою стихи. Глубокий колодец Поженились они бурно и как-то сразу. Если у других подруг Лики случались периоды ухаживания, как это называлось на общепринятом сленге – «конфетно-бу- кетный период», то у них с мужем Герой случился суб- ботник в общежитии. И всё. Субботнику предшествовал долгий период взаим- ной неприязни. Лика пользовалась репутацией девуш- ки спонтанной, импульсивной и интеллектуальной. Обо всех её романах в институте ходили бурные слухи и разные интересные истории, которые давно уже стали «притчей во языцех» и тянулись за Ликой романтиче- ским шлейфом. Она не была красавицей и не соответствовала стан- дартам тургеневских девушек. Так, что-то среднее меж- ду «роковой женщиной» общежития № 5 и золушкой, ждущей своего принца. Она хорошо пела, даже гастро- лировала где-то по периферийным городам и весям с концертными бригадами во время каникул. Писала стихи, сидя на подоконнике своего одиннадцатого эта- жа, курила там же, в этом же закутке при подоконни- ке, и этим очень мешала старосте этажа Гере, который просто не выносил эту взбалмошную особу. 25

Виктория Левина Гера же слыл крепким парнем, спортивным и спра- ведливым. Более молодые сокурсники любили его за силу, спокойную уверенность в себе и армейскую службу за плечами. Не было на их этаже в общежитии более противо- положных и нестыкующихся личностей, чем эти двое! И поэтому, каждое собрание, проводимое Герой с це- лью поддержания чистоты на этаже и нравов прожи- вающих на этаже студентов, неизменно заканчивалось конфликтом язвительной Лики и Геры с красным от не- годования лицом. В среде студентов шептались о каком-то особенно бурном романе Лики с «нацменом» со старшего курса. Кто-то там кому-то изменил, кто-то чуть жизни от это- го не лишился. Толком никто ничего не знал. В ту ночь Гере не спалось. Он вышел прогуляться по ночной сто- лице. А на обратном пути, на выходе из лифта, в лицо ударил стойкий запах дыма из закутка этой занозы – Лики, которая, как всегда, писала там свои стишки. – Послушайте, мадемуазель, а не принести ли вам сюда вон ту большую ржавую урну вместо переполнен- ной пепельницы? Так начинался этот диалог, который затем перешёл в совместное сидение до утра на подоконнике с чтени- ем стихов, с глядением на звёзды, с объявления всем на этаже, что через два месяца все они приглашены на свадьбу в «Метелицу». Родителей на свадьбу решили не звать. Вернее, так решила Лика. – Мы потом съездим к твоим, а потом завалим к моим. Терпеть не могу эти мещанские свадьбы! Свадьба была вскладчину. Невеста сама сшила себе платье, подружки сделали ей причёску из копны густых 26

В начале был самолёт и длинных волос, дали напрокат белые туфли на ка- блучке. Мировая была свадьба! Немного подпортил «нацмен». Всё рвался в зал, всё кричал: – Что же ты делаешь? Ты же моя женщина, а я – твой мужчина! Его били, выбрасывали в снег наружу, а он опять лез в двери и всё что-то кричал, кричал... Прав был, негод- ник! Да разве ж можно знать, кто прав, в молодые-то годы? Поезд приходил часа в два ночи. Морозище стоял несусветный! Они шли несколько километров от стан- ции к дому родителей Геры, по колено проваливаясь в снег. Но на душе было очень весело! Как это будет здорово, только представьте: они, с мороза, все в снегу, вваливаются в старый домишко на краю захолустного городка в средней полосе России, открывается дверь, а он, её муж, просто так говорит: – Пап, мам, знакомьтесь, это – моя жена! На звонок дверь им открыл заспанный, не совсем трезвый мужчина в «семейных» трусах. Он долго не мог прийти в себя от известия сына, всё крутил головой и всё повторял: – Так как же это так-то, да что же мы скажем людям, родне? В доме было жарко и затхло. Пахло кошкой. Их уложили отдыхать на высокую кровать с периной и с огромным количеством подушек. А мать – тихая заби- тая женщина – всё плакала и сморкалась, когда стели- ла им. Назавтра всё было, как и положено быть на свадь- бах в маленьких городках русского захолустья: родни 27

Виктория Левина и закуски – видимо-невидимо, да гордо возвышающи- еся в углу пирамиды ящиков с водкой. Потом дико взвизгнула тётка Геры: – Мужики, наших бьют! И пошла колотить улица улицу кольями, дубинка- ми, цепями. Хорошо прошла свадьба, никого не убили. Только поздней ночью, когда уже можно было, наконец, упасть на кровать и отдохнуть от тяжёлого дня, мать Геры присела к ним на краешек кровати и, убедившись, что Гера уже спит, сказала ей тихо, но с нажимом: – Увози его, девонька, отсюда далеко, куда хочешь! Не житьё здесь... Половина его одноклассников уже погибла – кто от водки, кто в тюрьме. А парень-то он хороший, верный, мужем и отцом твоим детям будет. На отца нашего не смотри. Хороший мужик был, золо- тые руки, да водка проклятая и его сгубила. Утром следующего дня был выходной день. Пошли молодые погулять по городу. Городок был старинный, забавный, красовался луковками церквей на белом снегу. Красиво. Только очень мешали виду приткнув- шиеся к морозной земле в канавах пьяные люди. Жен- щины, мужчины, старики, даже дети. Такого Лика не ви- дела никогда ни в столице, ни в городе её родителей. У них на кафедре говорили, что по окончании вуза можно было бы взять сюда распределение на большой оборонный завод. К родителям поближе, да и квартиру не снимать. – Никогда! – решила про себя Лика. И правильно сделала. Ровно через год Лика с Герой гордо катили коляску впереди себя по такому же белому снежному насту. Те же декорации: лежащие в канавах алкоголики в об- нимку со своими бутылками. 28

В начале был самолёт Отца Геры за этот год уже дважды лечили в больни- це от «белочки». Гера, её муж, не пьёт из принципа, спортом занима- ется. Насмотрелся он всякого в своём городке, на сво- ей окраине, не хочет уподобляться. Лика располнела после родов, раздобрела, от прежней красоты – воло- сы роскошные да глаза остались. Живут они теперь в городе Лики, в большой кварти- ре её родителей. Навестить родителей Геры приехали в отпуск. Гера очень скучает по матери. – Мы тут домик в деревне взяли, – устало говорит отец. – Хороший домик, дубовый, крепкий. Лет сто ему уже! Речка, озеро, лес, воздух чистый – красота! Зарос- ло там всё, хозяева за сто баксов отдали. Вот окрепну, поеду в деревню, приведу там всё в порядок – красота будет вам с внуками туда приезжать! Одно неудобство: вода уж больно далеко – метров тридцать колодец в глубину будет. . . Речь его становится всё более несвязной по мере того, как пустеет стакан на столе. И вот уже храп пьяного прерывается всхлипывани- ями матери Геры: – Что тебе править-то? Себя бы тебе в руках дер- жать... *** Двоих детей семи и четырёх лет, двух девочек – до- чек нужно было срочно увозить из района повышен- ной радиации. На работе дали отпуск, и вот они уже вчетвером стоят на перроне знакомого городка. 29

Виктория Левина На станции их никто не встретил. Гера и Лика бредут по улочкам с детьми, с огромными чемоданами, кото- рые наготовлены для детей месяца на два, и теряются в догадках: – Может, с отцом что случилось? – Гера выглядит взволнованным и расстроенным. – Телеграмму я от- правлял с уведомлением. Должны были встретить. Дверь была не заперта на ключ. Они вошли в тём- ную маленькую прихожую. В квартире, как всегда, было душно. Пахло долго не проветриваемым помещением. Кот глядел на них со стула. Храп пьяного отца разно- сился по комнатам. На кровати лежала мать с мокрой тряпкой на голове и плакала. На шее, руках и лице ви- днелись старые и новые синяки. – Ох, деточки! Да как же у меня из головы-то вы- летело, что вы сегодня приезжаете? Ох, дура я дура! – причитала она и плакала. И всё прижималась к сыну, и всё прижималась... Отца, невменяемого, скрученного судорогами, си- него, с белой пеной у рта, сын и соседи погрузили в грузовик и отправили в специальную больницу. А мать захлопотала по дому, завела тесто, стала печь шанеж- ки, которые Лика терпеть не могла. Детей оставлять в этом доме не хотелось, но выхода не было – не везти же их обратно в радиацию! – Будут они у меня как куколки, с бабушкой в дерев- не, – щебетала помолодевшая и повеселевшая мать. Когда-то она была красивой женщиной. Сын пошёл лицом в неё. Герку на курсе Ален Делоном звали. – Дом у нас хороший, крепкий, сто лет ему, – за- вела она ту же песню, что и батя. – Только колодцы больно глубокие: пока тащишь воду – намаешься! Ну, 30

В начале был самолёт да с божьей помощью – не пропадём! Вон внученьки помогут. А внученьки испуганно смотрели на Лику, и их им- портные белые платьица казались в этой квартире чем-то чужеродным и неуместным. Через два с половиной месяца Лика с Герой сошли с поезда-узкоколейки, который не доезжал до деревни километра два-три. Идти предстояло через перепахан- ное поле в сторону леса, который темнел вдалеке. Там, у этого леса, где-то в деревянном дубовом эко- логичном доме, были их детки, их дочечки: пьют у ба- бушки парное молочко, вымывая радиацию и токсины, и едят свежие шанежки. Эта мысль грела Лику и при- давала силы Гере тащить по полю тяжёлые чемоданы с гостинцами родителям и дочкам. Связь по телефону с деревней была плохая, и ба- бушка всё это время, когда бывала в городе, звонила с почтамта и говорила, что всё у них хорошо. Два белых комочка, которые катились по полю в их направлении, Лика заметила сразу. Она подумала – за- йцы. Но почему белые? Зайцы летом должны быть се- рыми. И вдруг она услышала, что эти зайцы кричат во всё горло! Они бежали, бросив чемоданы, навстречу детям и тоже кричали во всё горло. Дети просто упали им на руки, плача и смеясь. Грязные, в оборванных, когда-то белых «импортных» своих платьицах, они вжимались в родителей своими грязными тельцами и завшивевши- ми головками и не могли говорить от волнения. – А бабушка, бабушка где? – заволновался Гера. – Бабушка в городе, у неё головка болит. Мы здесь одни. У нас нечего кушать. Нам соседи хлебушек с мо- лочком дают, – затараторила старшая. 31

Виктория Левина Такой сердечной боли Лика ещё не ощущала никог- да. В глазах потемнело, и она грузно уселась на землю и заплакала. А младшая дочка ласково гладила её по голове и говорила: – Мамочка, у тебя тоже головка болит? Хочешь пои- грать моей куколкой? И совала ей в руку небольшого мёртвого крысёнка, которого всюду таскала с собой в карманчике. В доме было грязно, сыро, пахло плесенью, объед- ками и мочой. Выгребная яма во дворе представляла собой две доски с огромной дырой посередине. Дети боялись ходить в такой «туалет» и ходили по-малень- кому тут же у дома, в лопухи. А ночью выходить во- обще боялись и закрывали дверь на топор от пьяных сельчан. Соседи жалели девочек и даже изредка расчё- сывали их длинные пушистые волосы и смазывали их керосином от расплодившихся вшей. – Мамочка, иди сюда! Мы сейчас тебе покажем, как мы доставали воду из колодца, когда бабушки несколь- ко дней не было. Барабан крутился бесконечно долго, пустое ведро с плеском шмякнулось на глубине в воду. «Метров тридцать» – машинально пронеслось в мозгу у Лики. А потом дочки крутили барабан вдвоём, изо всех сил, чтобы показать, какие они сильные и самостоя- тельные. Лика заглянула в колодец. На его дне, далеко-дале- ко, темнела чёрная вода. «Глубокий колодец», – подумала Лика и опять поте- ряла сознание. 32

В начале был самолёт В краю непуганых фантастов Поймите меня правильно – к писателям-фантастам я себя не отношу. Написался как-то по случаю ро- ман-фэнтези да пара-тройка фантастических расска- зов. Вот и весь мой багаж в этой области литературы. А область, надо отметить, весьма примечательная! Га- рантирую, если попадёте на конвент или литературную тусовку, на которую съедутся эти самые фантасты – го- ловная боль обеспечена! Говорю по собственному опы- ту. Термины непонятные, которыми так и сыпят знатоки вымышленных миров, ввергнут вас в культурный шок, а то и в тяжкие комплексы профнепригодности. Так случилось и со мной. Хотя ко времени описы- ваемых событий я уже закончила полугодичный курс коммерческого романа, по следам которого и напи- сался мой роман-фэнтези, а точнее, городское фэнте- зи, главным героем которого я выбрала собственного мужа, а также выпустился сборник рассказов-фэнтези, который уже издали за грант в одном столичном изда- тельстве. Так что вопрос ехать ли или не ехать на семинар писателей-фантастов, который проводился в зимней Карелии, сомнения не вызывал. Конечно же – ехать! Семинар назывался очень завлекательно: «Зимняя сказка Карелии» и обещал нам с мужем – избалован- ным солнцем и жарой жителям Средиземноморья – массу незабываемых минут северной экзотики. Год назад на фестиваль «Петроглиф» я, как человек активный и принимающий посильное участие во мно- гих фестивалях и конкурсах, отослала рассказ о мисти- 33

Виктория Левина ческих мирах Севера и Зауралья. Вот по следам этого фестиваля и вспомнил обо мне, вероятно, его основа- тель и руководитель – Владимир Софиенко. Об этом интереснейшем уникальном человеке я расскажу немного попозже, а сейчас я пытаюсь дать хронологию событий, предшествующих поездке в Ка- релию в январе месяце в деревню Корза, что в ста двадцати километрах севернее Петрозаводска. – Сюрприз, я готовлю для тебя сюрприз! – дурашли- во напеваю я мужу, присматривая билеты на самолёт до Москвы, а затем на поезд до Петрозаводска. Муж, у которого имеется уже достаточный опыт на- ших с ним экстремальных путешествий, начинает осто- рожно расспрашивать, что я задумала на этот раз. – Мы летим в Карелию! – А что такое Карелия? – Карелия – этот такая часть России, граничащая с Северным морем. Недалеко от Финляндии. Там очень красивые места! А летом там комары. Лучше полететь зимой: лес, озёра, этно-деревни. Да, кстати, вот тут и пишут – жить мы будем в старинных деревянных домах в небольшой деревне в тайге. Мужу эти слова ни о чём не говорят, но опасаться он начинает уже с этих первых фраз: муж всё-таки, знает, с кем дело имеет. Затем были ещё месяца три ожидания, небольшой переписки с организаторами, суета с билетами на по- езд и на самолёт. Были опасения, не депортируют ли нас обратно в Израиль по прилёту в Шереметьево: у нас ведь как раз вялотекущая война аэропортов. Из Израиля назад на Москву десятками отправляют потенциальных наруши- телей паспортного режима. Летят россияне и не толь- 34

В начале был самолёт ко по туристической визе, а затем остаются, пытаясь ухватиться за любую возможность остаться в стране. Таких случаев десятки тысяч. Вот и проверяют наши таможенники граждан России, которые вызывают со- мнения, и отправляют их назад. А за это на границе с Россией заворачивают «зеркально» наших и без объ- яснения причин – домой. Такая вот война аэропортов. Я-то привыкла, часто в Москву летаю. А вот муж мой – человек чувствительный. Учил истово слова «Ка- релия», «деревня», «Петрозаводск», чтобы не заверну- ли на границе. Да потом ещё поезда. Взяла билеты в люкс, чтобы минуть тяготы общественных туалетов в долгой две- надцатичасовой дороге. А муж всё равно скорчил ро- жицу. Ох, знать бы ему тогда, что эта услуга в поезде скоро, очень скоро, покажется ему царским троном, по сравнению с дыркой в доске на шестнадцатиградус- ном морозе в деревне! Но обо всём по порядку. Прилетели в Шереметьево. На границе всё прошло гладко. В зале ожидания нас встречал водитель такси с табличкой. Подхватил мой чемоданишко, а я вприпрыжку с палочкой поскакала за ним. Муж следом. Только сели в машину, я мельком взглянула на ин- теллигентное лицо молодого человека и дерзко пред- положила: – Вот сейчас вы мне скажете, что вы – философ по образованию или теософ, или писатель. Парень ошарашено посмотрел на меня: – Почему вы так решили? – Да потому, что каждый раз в Москве водители так- си, которые меня везут, оказываются из этих категорий 35

Виктория Левина населения. Ой, нет, вру – был ещё один концертирую- щий скрипач. Парень вдруг смеётся и говорит: – Да, угадали, учился в МГУ на философском. Тео- соф. Книги пишу. Дальше уже беседа понеслась без остановки до са- мого Ленинградского вокзала. Прощались, как лучшие друзья. Муж вздремнул на заднем сиденье. И только, когда уже подъезжали к Ленинградскому, понимающе спросил: – Опять философ? Или писатель? Андрей, так звали нашего нового друга, уточнил дату обратной поездки и сказал, что встретит нас пря- мо у вагона. Ленинградский вокзал удивил нас обилием меди- цинских масок на лицах – из-за «китайской» эпиде- мии. Мы тоже надели свои средства индивидуальной защиты и притаились в зале ожидания. Кстати, могли бы пойти в зал для VIP-клиентов, у нас же были билеты в люкс-вагон, но я как-то не сообразила. В купе нас встретила проводница Аня – замечатель- ная русская красавица. Кстати, ехать назад мы тоже бу- дем с ней, на тех же местах, в том же вагоне. Все. Поезд тронулся. Двенадцать часов заснеженных лесов, деревень, небольших городов за окном вагона. Приличная еда из ресторана, чистая приятная постель, телевизор, улыбающаяся Аня. Жизнь прекрасна! Утром поезд пришёл в Петрозаводск. Встречаться участники-семинаристы должны были возле вокзала на площади. Где именно, я не совсем поняла из рисун- ка, присланного руководителем Володей. И вот мы сто- им на привокзальной площади, щуримся от летящего в лицо снега, притаптываем от мороза. 36

В начале был самолёт – Ну, куда теперь? – Муж выглядит озадаченным. – Погоди, я сейчас перезвоню. В телефоне приподнято весёлый голос Володи Со- фиенко: – С приездом, израильтяне! Через пару минут мы подъедем на белом микроавтобусе. На боку написано «Карелия». Ждите! И вот мы уже вваливаемся с сумками и чемоданчи- ками в белый автобус: все двенадцать семинаристов, неизвестно откуда появившиеся на площади. Семинар начинается. Дорога заняла около двух часов, с небольшой оста- новкой в лесу у памятника военным событиям во вре- мя Отечественной войны. Володя рассказывает историю обнаружения дзотов и землянок. Муж осторожно гладит снег рукой, отдёргивает руку – холодно! К этому времени уже все потихоньку привыкают, что я перевожу ему на иврит всё, о чём го- ворится. А вот и деревня: несколько домов в лесу. Самый большой, двухэтажный – это Дом писателя Володи Софиенко. Он здесь живёт, пишет, проводит семина- ры прозы. Наш учитель и Мастер, Дмитрий Казаков, встречает нас, семинаристов, у дома. Ура, вроде бы до- брались! Снимаем внизу обувь. Ох, как пригодились домаш- ние тапочки, которые мы везли из дома! Взбираемся по крутой лестнице на второй этаж, где и будут проходить наши занятия, обеды, мероприятия все пять ближайших дней. В доме кабинет Володи и комнаты «мальчиков» и «девочек» по четыре человека. Мастер спит в светли- 37

Виктория Левина це. А нас с Йоськой ведут через два дома в избушку, где будем жить мы у поварихи Светланы. Идём к Светлане. Снег скрипит под ногами. Мороз заметно крепчает. Входим в сени, затем в тепло на- топленные комнаты. В проёме двери нас встречает Света – наша ближайшая подруга на все последующие дни. Голубые добрые глаза, приятная улыбка, вся такая чистенькая, аккуратненькая. За Светой важно выгибает спину огромный важный и пушистый кот, который по- переменно будет все эти дни делить с нами постель. – Оставляйте чемоданы, потом разберётесь! – ко- мандует Софиенко, берёт кастрюли с готовым обедом на всех и относит их в Дом писателя. А мы бредём за ним по снегу начинать учебный процесс. Я часто думаю и недоумеваю – как удалось Дмитрию Казакову уместить в эти пять дней такой огромный ку- сок обучающего материала? Программа получилась су- пер-насыщенной! Мы слушали лекции, писали огром- ные домашние задания, потом обсуждали написанное. Для справки: уже на второй день нужно было написать рассказ по классической схеме: завязка – развитие (кульминация) – развязка на пятнадцать тысяч знаков минимум. Меньше мастер не принимал. – Учитесь держать red-line. Будьте профессио- налами. И рассказы писались – ночами, в попытке успеть до распечатывания перед завтраком. Я, конечно, сильно подозреваю, что у семинаристов были домашние заготовки. Но я честно писала своё в телефоне: лэптоп мне было очень несподручно везти. А потом я пересылала это Хельге, которая обращала всё в нужный формат и отсылала на печать. 38

В начале был самолёт Теперь самое время рассказать о семинаристах – молодых, талантливых, много знающих! Мне было вна- чале очень некомфортно из-за того, что ребята сыпа- ли терминами, мне неизвестными: киберпанк, сеттинг и пр. и пр. Да и возрастная категория у меня иная. А ещё я обнаружила, что я, позиционирующая себя, как русскоязычный поэт и публицист, многого не пони- маю по-русски, по крайней мере, из того молодёжного сленга, которым так и свиристели ребята. . . Короче, я напрягала рецепторы слуха, интуицию и способность к мимикрии, как только могла! На занятиях требовалось озвучивать замечания к текстам других пишущих. Ну, вот только представьте себе: сначала вы читаете больше десяти текстов непро- стого содержания (фантастические миры, атрибутика и антураж в большой степени отличаются от привычных), а затем нужно давать на всё это свои замечания. Взял текст в руки – скажи, что ты думаешь по этому поводу. Сначала я ещё пыжилась, пыталась что-то выдавить из себя, но день на четвёртый сдалась. Читать-то чита- ла, а вот критических замечаний из меня уже было не выжать. Спасибо Мастеру – сделал мне скидку на воз- раст и на частичную утерю восприимчивости к языку за многолетнюю жизнь вдали... А тем временем в горнице писались сказки, си- нопсисы, фантастика и фэнтези. Много смеха, хохота, шуток, литературных находок! Бедный мой Йоська вы- держивал пару часов после завтрака и возвращался в наш домик до последующих трапез или экскурсий. Зато на экскурсиях было интересно и ему! В доме культуры деревни Эссойла нам рассказывали, как делать обе- реги и лепить калитки (карельские пироги), как вести 39

Виктория Левина хозяйство, прясть пряжу, писать гусиными перьями и чернилами, играть в народные игры. Йоська, в фартуке лепящий пироги, был неотразим! А я, обряженная в карельский сарафан и рубаху, стала на пару часов звездой И-нета! А потом был нешуточный мороз и деревня Рубчойла с деревянной церковью Иоанна Крестителя и с про- сторными карельскими избами, чудом сохранившими многовековый уклад. – В этой реке добывают золото. А вот рядом с эти- ми домами проходили съемки фильма «Холодное лето пятьдесят третьего». У мужа в глазах слёзы: – Я сейчас умру от холода! Пальцы ног онемели... Хватаю Володю: – Йоська совсем замёрз, веди его погреться! Они припускают почти бегом в эко-избу, в которой нас ждут после пешей экскурсии по деревне. Там мой неприспособленный к холодам муж попадает в забот- ливые руки карельских тётушек. Его растирают, уса- див около обогревателя и печи, поят горячим чаем и глинтвейном. Муж спасён. А нас в это время снимают на телекамеру операто- ры местного Петрозаводского телевидения для Перво- го канала России. – Как вы решились на эту поездку? – Оператор бе- рёт у нас с мужем интервью. – Мы всегда были романтиками, и ничто экстремаль- ное нам не чуждо, – отвечаю я и с улыбкой вспоминаю наш первый день в Корзе. Снегоход, переваливающий- ся по лесной дороге с боку на бок, свистящий ветер в лицо вперемежку со снегом, и восторг от увиденного: 40

В начале был самолёт мохнатые разлапистые ели в снегу, замёрзшие озёра, снежные обрывы. – Как бы вы оценили эту поездку для себя? – Наверное, как незабываемую, интересную, нео- быкновенную! Володя подсаживается и говорит: – Это вы ещё бобра моего не пробовали! Я не верю своим ушам: – Как – бобра? – Мы всегда готовим бобра в прощальный вечер. Я иду в лес, добываю мясо. Жена готовит. Сейчас жена Лена в городе, некому было заняться. Сам я еле успе- ваю все: и в город за продуктами, и баню каждый день топить. . . Да, была и баня: деревянная, во дворе у нашей хо- зяйки Светы. Она натопила её жарко, и мы зашли вов- нутрь, сгорая от любопытства – неприспособленные дети цивилизации. Ничего, справились. Теперь знаем, как здорово по- сле баньки обернуться тёплым тулупчиком, сунуть ноги в валенки и пробежаться в дом по хрустящему снежку. А у Светы на столе – борщ с домашней курочкой, блины на цельном молоке, брусничный чай. А потом – писать в телефоне домашнее задание под потрескивание поленьев в печке рядом да под похра- пывание мужа в обнимку с пушистым котом... Куда только не заведёт судьба! И вот торжественная «раздача слонов»: держу в руках сертификат об окончании курса, радуюсь и пе- чалюсь одновременно. Радуюсь, что возвращаюсь в привычные блага цивилизации. Печалюсь, что расста- юсь с новыми друзьями, такими талантливыми, такими 41

Виктория Левина необыкновенными! Я приеду отведать бобра, ребята, только свистните! Звёздный час или Соло в телефонной компании Я напеваю себе под нос арию из оперы «Мазепа» и домываю десятый кабинет на своём пятом этаже. Ка- бинетов много, а я одна. Нужно поторопиться – я хочу оставить минут двадцать в конце, чтобы успеть ещё раз пройтись мягкой тряпочкой по полочкам в кабинете Генерального директора. Мне нравится убирать у него в кабинете. Ну, во-пер- вых, есть с кем переброситься несколькими фразами на английском о том, какие планы на будущее и как дела в семье. А во-вторых, он посвящён в то, что я не собираюсь возюкать тряпкой по полу до пенсии. Есть у меня, как говорят здесь, «мотивация». Он, да ещё Меир – мой знакомый с пляжа, который устроил меня сюда на работу уборщицей, – это пока два человека, с которыми я здесь знакома. Недавно Меир сказал мне: – Приходи завтра ко мне в кабинет. Вот адрес. Я ра- ботаю заместителем директора телефонной компании. С работой сейчас трудно, но я попробую тебе помочь. Сердце чуть не выскочило из груди от радости! Я знала, знала, что рано или поздно это произойдёт, и меня пригласят на работу! Заметьте – не пошлют на ра- боту с записочкой из биржи труда, а именно пригласят, как сегодня! 42

В начале был самолёт – Спасибо! – Я, стараясь не выдавать обуревавшей меня радости и гордости за себя и в моём лице за всех инженеров бывшего Союза, сменивших страну, поло- жила чаевые в задний карман шортиков и на радостях побежала окунуться в море, которое благо ласково плескалось тут же рядом с прибрежным ресторанчи- ком, где я получила первую свою работу официантки по приезду в Израиль. Никакие сомнения в тот миг не закрались в мою глу- пую оптимистичную голову – какая связь между мной, обладательницей знаний по космическим технологиям, и телефонной компанией; как можно работать инжене- ром в стране, не зная элементарно языка общения? Домой я примчалась радостная и тут же с порога выдала «страшную тайну» дочкам: – Ну, всё, мои дорогие! Меня приглашают на работу! Дочки смеялись и прыгали вместе со мной. В кабинете у Меира коллекция настенных часов, ко- торой он очень гордится. – Кофе? Сколько сахара? – Меир придвигает мне кофе и звонит кому-то по телефону. – Сейчас придёт твой будущий начальник и расска- жет, что к чему. На пороге вырисовывается лысый тип со вздувши- мися пузырями на потёртых джинсах, с ведром и тряп- кой в руках... Я, стараясь не показывать в тот момент, что я думаю по поводу этой новой работы в престижной телефон- ной компании, брела по коридору за моим новым на- чальником. Интересно, как пройдутся дочки по поводу моей «карьеры»? Ну, что ж, физической работы я не боюсь – уборщи- цей так уборщицей! Видимо, права моя старшенькая: 43

Виктория Левина – Мать! Учи иврит! Будешь хорошо знать язык, полу- чишь какой-нибудь местный диплом на курсах – тогда уже и работу инженера, даст бог. В конце коридора показался Меир. Он не ходит, он летает в свои шестьдесят семь! – Ма нишма?(«Как дела» на иврите). «Ты, правда, хочешь знать, как дела?» – подумала я про себя. Но вслух не произнесла. Моя необоснованная оби- да, что он не взял меня сюда сразу на какую-нибудь должность директора, например, ещё не прошла. – Я хочу пригласить тебя на свой вечер. Понимаешь, я выхожу на пенсию. Будет много людей, с которыми я работал, приглашённых, кому помогал... Я хотел бы, чтобы ты выучила и сказала несколько слов от име- ни новых репатриантов, например, как я помог тебе устроиться на работу. Ты же знаешь, с работой сейчас очень трудно, а у нас здесь хорошие социальные усло- вия, кондиционеры. Если бы не я, прыгала бы ты до сих пор по пляжу с подносами... «Наверное, ты прав. Я приду на твой вечер». Длинное чёрное платье, новые шпильки на ката- строфической длине каблуках – не лучший прикид для езды в автобусе, я вам скажу! Вчера мы со старшей дочкой поехали к ней на работу, чтобы выбрать обувь для торжественного вечера. Дочка работает на частной итальянской обувной фирме, хозяином которой явля- ется зять Меира (!). Что ни говори, а здорово он нам помог, этот неугомонный Меир! Мы долго выбирали туфли и наконец выбрали что-то умопомрачительное! (Кстати, прошло уже две- надцать лет с момента описываемых событий – а туф- ли до сих пор живы и надеваются по знаменательным 44

В начале был самолёт дням!) Потом по дороге домой мы прикупили элегант- ное платьишко, хорошие духи – ну, всё что надо для завтрашнего спича со сцены. Текст тоже был написан, утверждён на семейном совете и выучен. Вот только в автобусе не очень-то удобно было про- ехаться в таком виде – при параде и с цветами; люди сворачивали шеи при виде высокой блондинки в длин- нющем чёрном платье, на высоченных шпильках, кото- рая всю дорогу бубнила себе что-то под нос, загляды- вая в зажатую в руке бумажку. В машине надо ездить, голубушка, в таких нарядах, в машине! Ну, до машины ещё очень далеко, машина у меня появится только лет через шесть. . . А пока учи, учи текст, чтобы не осрамить- ся с твоим первым в жизни спичем на иврите перед многолюдной аудиторией! Народу действительно было много – тысячи две. Огромный зал заседаний с трудом вмещал всех пригла- шённых. В воздухе витали аппетитные запахи следую- щего за торжественной частью банкета. Я лично никого здесь не знаю, но некоторые люди подходят ко мне, улыбаются, здороваются – видимо, запомнили меня в белом халате и со шваброй в руках в коридорах ком- пании. Я вручаю цветы Меиру. Он очень обрадовался, что я пришла, перепоручает меня организатору вечера, чтобы тот объяснил мне, когда наступит моя очередь сказать слова со сцены. Издали приветливо машет мне рукой наш Генеральный: – Домой я подброшу тебя на машине, не убегай! – кричит через головы. Нет, всё-таки я работаю с очень приличными людьми! – Мы знаем, что ты всегда помогал и помогаешь людям, оказавшимися в непростой ситуации. Сейчас здесь присутствует одна из твоих подопечных – Викто- 45

Виктория Левина рия. Она хочет высказать тебе свою благодарность за помощь, которую ты оказываешь её семье. – Виктория, на сцену! – Ведущий очень кстати про- тягивает мне руку и помогает подняться по ступенькам на сцену. Только бы не упасть – ноги предательски дрожат и запутываются в длинном платье. На кой чёрт я это всё нацепила? Так, спокойно! Сказать речь. Аплодисменты. И вдруг – меня понесло! Уж не знаю как, но я вовсю лепила на иврите неза- планированное: – Я хотела бы спеть для тебя в подарок, Меир! И для всех вас! В голове почему-то мелькнули кадры из мультфиль- ма: «щас спою!», когда я увидела испуганное лицо рас- порядителя. Он ещё пытался спасти ситуацию: – Но наши музыканты не знают ваш репертуар, го- спожа! – Ничего. Я без музыки. А–капелла. И я запела украинскую песню. Я вдруг почувство- вала себя уверенно. Голос набирал силу, креп и летел ввысь, как тогда, когда я пела афишные концерты под куполом Домского собора в Риге, на конкурсах в кон- цертном зале Чайковского или на гастролях моего ка- мерного хора! Я пела украинскую песню, которую любила моя мама, и которую мы поём теперь с дочкой. Здесь, в этом зале, никогда ещё не пели украинских песен! Ну, и что – всегда есть первый раз (есть такая пословица на иврите). Я закончила песню. В зале стояла тишина. Начала вторую, третью. После третьей люди опомнились от шока, и зал взорвался аплодисментами! А я пела! За 46

В начале был самолёт украинской песней последовала русская, потом ария из оперы, потом музыка эпохи Возрождения... Я уже себе не принадлежала – я принадлежала этому залу, музыке, этим людям, столпившимся в проёмах дверей, рабочим, накрывавшим банкет, поварам, вышедшим из кухни. Я пела. Минут сорок, как мне потом сказали. По- том так же внезапно, как и начала, замолчала. . . Таких аплодисментов я не «срывала» никогда! Зал аплоди- ровал стоя. Люди взбирались на сцену, чтобы вручить мне цветы, предназначавшиеся Меиру, говорили мне какие-то слова, обнимали и целовали. По-моему, я со- рвала всю дальнейшую программу. Люди вывалились в банкетный зал. После пережи- того напряжения я с удовольствием уплетала с отмен- ным аппетитом всякие бутерброды с деликатесами, окружённая толпой новоявленных почитателей. Кто-то потянул меня за рукав. Возле меня стоял наш Генераль- ный, Давид, который взял у меня охапку цветов и потя- нул к машине. Так я и уезжала – в директорской машине, с букета- ми цветов, провожаемая объятиями людей, с которыми работала, и которых даже не знала по имени – изра- ильские имена не сразу поддаются запоминанию ново- му человеку. Уезжала в новую жизнь, где мне предсто- яло много чего – выучиться, построить карьеру, крепко стать на ноги в новой стране. Песни придадут мне сил. Это был мой звёздный час. 47

Виктория Левина Хаим – миллионер с чёрными руками Проснуться в первый раз в новой стране – особен- ное чувство! В крови ещё бродят и пенятся переживания послед- них дней отъезда, прощальные напутствия, взгляды, слёзы, обещания... А реальность уже стоит в дверном проёме – будит, тормошит, поторапливает! – Ну-ка, подъём! Едем смотреть квартиры на съём! В дверях стоит хозяин посреднической фирмы, ко- торая занимается предоставлением квартирных услуг. Вчера он встретил нас в аэропорту, привёз в Тель-А- вив и поселил в прекрасную, как сейчас говорят, экс- клюзивную гостиницу в самом сердце Тель-Авива у моря. Не хочу, чтобы у вас сложилось превратное впечат- ление, что вот так сказочно легко – из аэропорта – в новую жизнь, в центр страны, в шикарную гостиницу – начинается жизнь эмигранта или, точнее, возвращенца в страну обетованную! Иногда этот процесс намного более болезненный и не столь приятный. А нам просто крупно повезло! Наш домашний учитель иврита, у которого мы брали свои первые уроки, тогда ещё абсолютного незнакомого и пугающего этой незнакомостью языка, дал нам адрес добровольческой организации на Украине, которая по- могает семьям в обустройстве первые три дня в новой стране. А там – летите, голуби, уже сами! 48

В начале был самолёт Хозяин фирмы по съёму квартир работал с этой фир- мой посредником, встречал новоприбывших, поселял их в отель, подыскивал вместе с ними квартиру, кото- рая станет первым жильём и пристанищем испуганных, робких, огорошенных новизной и всеми свалившимися на них за последние дни испытаниями новых репатри- антов, жмущихся, как овцы к вожаку, к этому первому в их жизни израильтянину, который ещё и по-русски понимает! Это потом он станет моим хорошим другом и това- рищем, с помощью которого я и мои дети будем поку- пать свои квартиры! Да и я ему помогу с английским, который был для него камнем преткновения для по- ступления в университет. Он возьмёт язык за пару лет, поступит в свой сороковник на отделение юриспру- денции, закончит его и откроет вместе с дочерью юри- дическую фирму! Но об этом как-нибудь потом... А пока мы едем с ним в его микроавтобусе по не- скольким адресам посмотреть сдаваемые квартиры. Не знаю почему, но я сказала на приёме у консула в Кие- ве, что хочу жить в Бат-Яме. От кого-то прослышала, что городок приемлем для жилья, стоит на самом берегу моря (переводится как «дочь моря» или «русалка» – как кому больше нравится), с приемлемыми ценами за съём квартиры. – Проходите в салон! – Чопорная хозяйка не очень приветливо оглядывает с головы до ног нашу группу и предлагает прошествовать за ней. На меня смотрит особенно нелюбезно. Это я потом пойму, что славянский тип лица и блондинистые во- лосы вызывают у местных представительниц слабого пола отторжение по определению, так как внушают опасение за устойчивость их семейного очага. 49