здесь не один десяток лет тому назад, но яростные осенние ветровалы все еще не могли повалить все по гибшие деревья. Лосиха лежала и медленно пережевывала жвач ку. Д ва лосенка мирно спали около ее брюха, свернув шись колечками, как собаки. У старых лосих нередко родится сразу пара телят и непременно самец и са мочка. Н о вот то один лосенок, то другой стали вздраги вать, с жалобным скрипучим писком тыкались горбо носыми мордочками в бока и спину матери. Чем ста новилось жарче, тем больше появлялось слепней, и их жгучие укусы разбудили лосят. Старая лосиха трясла ушами, мотала головой, но слепни загудели над лосиным семейством, как пчелы над ульем. Л осята вскакивали, переступали с ноги на ногу, брыкались и жалобно стонали, словно дети. Лосиха тоже поднялась. Потовые железы на ее спине и боках открылись с весны. Они смазывали потом шерсть. На секомые-кровососы, кусая животных, замазывают свои дыхальца и гибнут от удушья. Но брюхо, ноги и другие места с короткой шерстью не имеют защиты. Лосиха била ногами, топталась на месте и сердито фыркала. Вдруг она насторожила уши и резко повернула голову в сторону, слегка присев на задние ноги. Д о ее слуха долетел треск сучка, и слепни больше для нее не суще ствовали—она вся обратилась в слух. Но слабый вете рок успокоил — он донес запах лося. Огромного быка тоже доняли слепни, и он мчался сейчас по горельнику, не разбирая дороги, к реке, чтобы укрыться в воде от маленьких крылатых кровопийц. Лось ловко перескаки вал через поваленные деревья или подныривал под них и бежал все время с одной и той же скоростью, словно
перед ним не было никаких препятствий. Вскоре шум затих. Лосиха успокоилась и мощно встряхнула всем те лом, но взлетели только те слепни, которые не успели крепко вцепиться. Лосята в ужасе бились около нее. Вопреки всякой осторожности, старая лосиха среди дня легкой рысью побежала в сторону леса. Лосята помчались за ней. На ходу она продиралась через гу стые островки осинника и березняка, подминая под себя молодые деревца и сбрасывая слепней с брюха и боков. С открытыми ртами и высунутыми языками жи вотные добежали до леса и долго еще мчались по нему, пока лосиха не наткнулась на островок густой поросли молодого мохнатого ельника в заболоченной низинке. Лосиха ворвалась туда и остановилась, з а крывшись, как одеялом, еловыми ветками. Л осята при тихли было около нее, тяжело дыша. Но запах разго ряченных животных привлек слепней и сюда, в полу мрак и прохладу сырого частого ельника. Их было здесь, конечно, значительно меньше, но все же болез ненные укусы ни на минуту не давали лосям покоя. Характер животных даже из одной семьи всегда раз ный, и вот лосенок-самочка, после особенно болезнен ного укуса в губу, не выдержал и выскочил из густого елового островка. С жалобным стоном он начал валять ся в траве, очищая спину и бока от слепней. Но сии тотчас облепили его брюхо, и лосенок, вскочив, как бе шеный, начал носиться кругом островка, где спокойно стояли его мать и брат. Не обращая внимания на тре вожное мычание лосихи, вытаращив глаза от страха, лосенок кружился по поляне, а слепней собиралось все больше и больше. Они, как шубой, покрыли свою жертву. БЗ
Лосенок падал, валялся в траве, в ужасе вскакивая, и снова бегал. Его рот широко открылся, язык выва лился. Он начал спотыкаться и падать, кувыркаясь че рез голову. Лосиха несколько раз выбиралась из чащи. Ласко вым мычанием она старалась успокоить лосенка. Под талкивала его мордой в чащу, но он ошалело продол ж ал носиться по поляне. Слепни загоняли лосиху об ратно. После каждого падения лосенок все с большим тру дом вскакивал на трясущиеся ноги, и наступило вре мя, когда он уже не в силах был больше подняться. Но он долго еще брыкался, леж а в траве. Потом движения его прекратились. Слепни оставили холодеющий труп и разлетелись. У лосихи теперь остался один лосенок — бычок. Под лучами горячего летнего солнца к вечеру бока лосенка вздулись от начавшегося разложения, и когда в вечер ние сумерки лосиха вышла из чащи и понюхала его,— запах падали ничем не напомнил ей больше об ее те ленке. Она спокойно повернулась и ушла в лес. Второй ее лосенок, бычок, весело бежал сзади.
НЕПРОШЕНЫ ft КВАРТИРАНТ Солнце в морозной дымке медленно опустилось за далекими тростниками на берегу Балхаш а. Резкий се верный ветер шумел поземкой, склоняя тростники. Едва скрылось солнце, как в них раздался тонкий писк, и крошечная темная птичка со вздернутым вверх хвостиком усеаась на тростинку. Птичка была так м а ла, что тростинка даж е не согнулась. Это был крапивник. Он поджимал под себя то одну лапку, то другую, чтобы согреть их. Вот он уверенно ю ркнул в гнездышко синиц-ремезоЕ, закрытое со всех сторон, с трубочкой-входом. Крапив ник пискнул в гнезде несколько раз и затих. Ремезы на Балхаш е не покидают свои гнезда зимой, ночуя в них всем выводком. Вскоре раздались голоса ремезов. Они спешили на ночлег. Но квартира оказалась занятой. С пронзительным писком крапивник клюнул в лоб первого ремеза, кото рый полез в свое гнездышко. Хозяин отпрянул. Птички уселись кругом гнезда и некоторое время 55
тревожно перекликались. Вторая попытка пробраться домой тоже кончилась неудачно. Маленькое перышко из лба ремеза, кружась, понеслось по ветру. А забияка крапивник высунулся наполовину из гнезда и так громко заверещал, словно не он залез в чужое гнездо, а ремезы лезли в его «дом». Между тем короткие зимние сумерки быстро сгу щались. Ярко-красная заря на горизонте начала гас нуть, а ветер сделался еще злее. Наступала длинная морозная ночь. Ремезы сидели на тростнике и перекликались испу ганными голосами — они остались без крова. Начало ^ы стро темнеть. Один из ремезов опять по лез в гнездо. Крапивник вытолкнул его и, разгорячась, сам выскочил наружу. Вереща, он начал преследовать ремеза. Конечно, другие птички не упустили этот момент. Одна за другой они юркнули в гнездо и притихли. С разлету туда вскочил последний ремез, а следом за ним — крапивник. И странное дело: в гнезде все стихло. Утром крапивник первый улетел из гнезда, а вече ром опять первым забрался в него. И так всю зиму. Ежедневно вечерние сумерки для выводка ремезов бы ли омрачены потасовкой с непрошеным квартирантом.
И З ОКНА ВАГОНА Последние дни февраля. Скорый поезд несется из Москвы на восток. Прогремел Саратовский мост через Волгу — и пошли безбрежные казахстанские степи. На стеклах вагона струятся мелкие капли первой оттепели. Снег посерел и осел. Кое-где показались про талины черной земли. Чем дальше от Волги, тем холоднее. Наутро за окном снова зима. Всюду белая степь, а по ней черной полоской пролегла железнодорожная насыпь. Она, как бесконечная весенняя проталина, чернеет на снежной сверкающей пелене. Небольшая станция осталась позади. Далеко за се мафор поезд провожают поджарые собаки. Они мчат ся вперегонки справа и слева, постепенно отставая. Со баки привыкли, что из вагонов бросают объедки, и каждая торопится схватить их первой. Поезд медленно заползает на подъем. Собаки отста ли, и только одна все еще гонится за поездом. И вдруг дикие гуси! Шесть крупных птиц торопливо шагают по снегу в сторону от насыпи. Они совсем близ 67
ко от поезда, но не улетают. Эти гуси летели ночью и под утро попали в полосу похолодания. Под гусями оказались бесконечные снега, и только железнодорож ная насыпь чернела обнаженной землей. На нее и опустились усталые гуси. Они провели здесь уже не один день, все слабея и слабея от голода. Гуси при выкли к поездам и только недалеко отходили в сто рону, пропуская их. Так и на этот раз. Когда показал ся дымок и раздался шум поезда, гуси вытянули шеи и насторожились. Поезд все ближе. Грохот нарастает. Вот поезд совсем близко — и гуси торопливо табунком отбегают от насыпи. Только старый гусак тяжело пе релетел вправо и сел на снег недалеко от гусей, отводя врага на себя. Поезд прогрохотал мимо. Н а полотне остановилась собака. О на нашла газетный сверток, выброшенный из вагона, разорвала его и съела остатки пищи, потом оглянулась, увидала гусака и бросилась к нему по твердому насту. Гусак тяжело взлетел перед носом дворняги и мед ленно полетел в степь, низко над снегом. Собака пом чалась за ним. И з окна вагона было видно, как гусь сел на снег и снова взлетел, когда собака добежала до него. Наконец, они обратились в две черные точки. Отведя врага в сторону от гусей, старая птица вернется к своей стае. Н а следующий день утром в окне вагона засверка ло солнце. Ласковый ветерок с юга принес новую волну потепления. Всюду показались лужи, побежали ручьи. На вспаханной осенью целине появились проталины. Скворцы садились на них и сразу сливались с черны ми пятнами отмякшей земли. Мне невольно представи лось, как ослабевшая стая гусей теперь с жадностью кормится на влажной земле.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ СЛЕДЫ Стайка диких гусей отдыхала на песчаной отме ли разлившейся реки. Весеннее солнце село за высоки ми островами, озаряя небо багровыми красками. Над рекой неслись табунки диких уток. С криком потяну лись на ночлег чайки и белыми хлопьями усыпали длинную песчаную косу. Н ад лугами кувыркались чи бисы, мелькая то белыми брюшками, то черными спин ками. В небе дребезжали кулики-бекасы, и где-то на озерах кричали журавли — «горнисты» утренних и ве черних зорь. В поздних сумерках постепенно стихали голоса птиц. Прошло несколько часов. Время близилось к по луночи. Гуси спали на отмели. Только старый гусак стоял на одной ноге, иногда вытягивая шею, озираясь и опять впадая в дремоту. Черное небо было усыпано яркими бесчисленными звездами. Но вот две звездочки блеснули необычайны- 59
ми зеленоватыми тусклыми огоньками и погасли на темном фоне берега. Гусак сразу заметил их и насто роженно вытянул шею. Поворачивая голову, он начал вглядываться в темноту то одним глазом, то другим. Но с берега не доносилось ни малейшего звука. Гусак успо коился, и дремота опять начала овладевать им. И вдруг, теперь уже совсем близко, опять заблесте ли две зеленоватые звездочки. — Гагонг! — властно прозвучал предостерегающий голос, и в одно мгновение вся стая проснулась и насто рожилась. — Га-га-га-га! — раздался в тишине ночи голос гу сака, когда два зеленоватых огонька быстро понеслись на гусей. Стайка дружно взлетела, а на месте ее ночлега за прыгала и завертелась лисица. Она опоздала на не сколько прыжков. Далеко над рекой, в темноте, за мирали испуганные переговоры гусей... Все это удалось представить себе, когда я утром наткнулся на следы лисы, ползущей по прибрежному песку. Конечно, я свернул по ним, чтобы посмотреть, к кому она подкрадывалась. Вот место, откуда лиса бе шеными прыжками понеслась к воде. На берегу было видно, как она затормозила лапами, взрыв песок там, где были следы гусей, а в нескольких шагах в сторону берега резко отпечатался на песке след одной крупной лапы гуся, словно у него не было другой. Это здесь стоял на одной ноге старый тяжелый гусак, прикрывая стаю. Перьев и крови на песке не было. Ночное нападе ние лисе не удалось — бдительность старого гусака спасла стаю.
It ПОЛОВОДЬЕ Апрельское солнце к полудню грело по-летнему. Мне стало жарко бродить с ружьем в тяжелых резино вых сапогах, теплой ватной тужурке, и Я сел отдохнуть на берегу реки, разлившейся широко, по-весеннему. Быстрое течение вертело воронки в мутной воде, несло клочья желтоватой пены и смытые с берегов бревна. На одном из них плыли белые трясогузки с черными «салфетками» на зобиках. Они быстро пере бегали с места на место, семеня тонкими ножками и помахивая длинными черными хвостами. Табунки диких уток то и дело пролетали над рекой, придерживаясь середины. Стрелять было далеко. Я по ложил ружье, взял в руки бинокль и любовался яркой окраской весеннего наряда селезней. Вот два красавца- крякаша летят за скромно окрашенной уткой. В би нокль хорошо видны их бархатистые зеленовато-синие головки с белыми ошейниками и ярко-коричневыми грудками. Морковно-красные лапки четко выделяются на белом брюшке с ярко-черным пятном на конце. Цветистые селезни на фоне голубого весеннего неба были очень красивы. 61
Вслед за ними, медленно махая крыльями, словно подчеркивая, что они никуда не торопятся, пролетали белоснежные чайки. А вместе с ними увязался черно- белый чибис. Он то отстает, то забегает вперед, но все же старается держаться вместе с чайками. Потом долго никого не было, пока совсем близко, над водой, не пролетел селезень-широконоска. Стрелять в него было бесполезно. Быстрое течение унесет уби тую утку. Но как красив этот селезень, когда он по падает в поле зрения бинокля — все цвета радуги свер кают на его красочном атласном оперении. Селезень пролетел, я опускаю бинокль и вдруг вижу, как напротив меня плывет бревно и на нем мок рая лисица. Д о нее так близко, что я вижу простым глазом янтарно-желтые лисьи глаза и сильную дрожь, которая трясет все ее мокрое тело. Под тяжестью ли сы бревно постепенно тонет, сначала медленно, но по том все быстрее, и вот совсем скрывается под водой. Лиса всплывает но рядом быстро выныривает бревно — и лиса опять взбирается на него, отряхивается и плы вет некоторое время, чтобы снова и снова повторять одно и то же. Но почему же она не переплывает на берег? Ведь до него всего каких-нибудь тридцать — сорок метров?! Очевидно, лиса плывет издалека и уже привыкла к бревну. Мои догадки внезапно прервались новыми событиями: на лису набросился большой бер кут. Она заметила смертельную опасность и громко залаяла, ощерившись и подняв мокрый тяжелый хвост. Беркут уже выкинул вперед обе лапы, но необычность обстановки испугала хищника, и он взмыл вверх над самой водой. Кругами беркут стал ввинчиваться вверх. Добыча не убегала! А пернатый хищник привык хватать толь ко убегающие жертвы, а не защищающиеся!
Тем временем бревно затонуло, лиса всплыла и опять взобралась на него, когда оно появилось из воды. Беркут вторично бросился на лису. Н о она залаяла еще яростнее и даже подпрыгнула на бревне навстре чу птице. И опять хищник взмыл вверх. Больше он не делал попыток броситься, но и не улетал, а кругами стал подниматься все выше и выше. Бревно с лисой уже отплыло далеко, и я взялся за бинокль. Тогда стало видно, что бревно несет прямо на мель. Искупавшись еще несколько раз, лиса подплыла на своем бревне к мелкому месту. Со всего хода бревно ткнулось в песок и остановилось. От толчка лиса упа ла с бревна, и тут же оказалось, что воды ей всего по брюхо. Бревно, освободившись от тяжести, проплы ло немного и окончательно застряло. Лиса ошалело стояла на месте, подняв мокрый хвост. Вдруг она огромными прыжками понеслась к бере гу, с шумом разбрызгивая воду. С каждым скачком делалось все мельче, и вот лиса мчится уже по грязи. Еще несколько прыжков — и берег, но в пяти метрах от прибрежных зарослей беркут снова упал на лису и сжал ее морду и спину железными когтями. Раскинув крылья и хвост, он сидел на ней несколько секунд, по казавшихся мне вечностью. Огромные когти задних пальцев, конечно, теперь глубоко вонзились в бока жертвы и достали сердце... Но в это время второй беркут упал из-под облаков. Началась яростная драка двух громадных птиц. А ли са тем временем, сильно хромая, кинулась в кусты и исчезла... Я невольно улыбнулся, вспомнив мудрую народную пословицу о том, как охотники делили шкуру неубитого медведя.
ОПАСНЫЙ СОСЕД Все утро я бродил по густому и темному лесу. На конец, впереди показался просвет, и я вышел на опушку. На крайнем дереве чернело гнездо орла. Из него слышался писк птенца. Взрослых орлов не было. Недалеко от дерева с гнездом рос шиповник. Я лег за куст в густую траву, достал из подсумка бинокль и записную книжку: хотелось выяснить, чем орел кормит птенцов. От опушки уходило вдаль поле. Правее виднелись заливные луга большой реки. Оттуда доносился скри пучий крик коростеля. Ему вторили перепела. Н ад ре кой кричали чайки, белыми точками мелькая над при брежными песками. В траве трещали кузнечики. Несмотря на жару, в густой, высокой траве было сыро и прохладно. Кое-где еще не высохла роса, и в ее капельках сверкали солнечные разноцветные огоньки. Я долго присматривался к населению травянистых деб рей. Большая улитка медленно ползла по стеблю, оставляя мокрый серебристый след. Зеленые паучки куда-то спешили, пробираясь вглубь травы, подальше 64
от света, который хлынул сюда после того, как я смял траву. Д в а полосатых полевых клопа встретились на одном листе, пощупали друг друга усиками и поползли каждый своей дорогой. В гнезде громко закричал птенец. Я поднял голову над травой и увидел летящего орла с добычей в лапах. Хищник быстро приближался: это была крупная самка большого подорлика. Она несла водяную крысу. Подорлик уже почти подлетел к гнезду, как напере рез ему из леса вылетел маленький сокол-чеглок. П о дорлик часто замахал крыльями, но чеглок быстро до гнал его, взвился вверх и с громким криком кинулся на огромного пернатого хищника, намереваясь ударить его в спину. Подорлик, отражая удар, заклекотал, перевернулся вверх брюхом, выставив когтистые лапы, и уронил во дяную крысу в траву. Чеглок сделал полукруг и опять атаковал подор лика. Так продолжалось несколько раз подряд. Потом подорлик улетел на луга за новой добычей. Чеглок по кружился над полем и скрылся в лесу. Недалеко от опушки раздался крик двух чеглоков. Конечно, там было их гнездо, и чеглока-победителя встретила самка. Через полчаса все повторилось снова. Н а этот раз к своему гнезду пытался прорваться подорлик-самец. Чеглок и его заставил перевернуться вверх брюхом и уронить добычу в траву. Пока подорлик не улетел на луга, чеглок беспрерывно бросался на него сверху, сов сем как маленький самолет-истребитель на тяжелый бомбардировщик. Близился полдень. Голодный птенец кричал в гнез де. Мне было видно в бинокль, как зеленые мухи лезли ему в глаза и в открытый от ж ары клюв. Со стороны лугов показались оба подорлика. Они
летели друг за другом, и каждый нес в лапах по водя ной крысе. Из леса черной тенью мелькнул сокол. С боевым криком он кинулся на первого подорлика и за ставил огромную птицу перевернуться вверх брюхом. Добыча опять полетела в траву. Второй подорлик, отчаянно махая крыльями, про рвался вперед, но в десяти метрах от гнезда чеглок за ставил и его перевернуться на спину, а водяная крыса упала рядом со мною. Ж алобный писк птенца, клекот подорликов, крик сокола долго нарушали тишину летнего знойного дня. Затем все стихло. Подорлики улетели на луга. Они не пытались искать уроненных крыс в траве. Чеглок вер нулся к своему гнезду. Когда я взобрался на дерево, держа водяную кры су за хвост, то поразился виду птенца: это был ске лет, обтянутый кожей! Он уже давно голодал и поэтому мгновенно вырвал у меня из рук крысу. Через две недели я проезжал мимо этого места. С дороги было видно знакомое гнездо на дереве. Инте ресно, что случилось с птенцом? Вот и шиповник, за которым я лег на траву, примя тую в прошлый раз. В бинокль было видно, что птенец покрылся перья ми и бодро сидит на краю гнезда. Вскоре подорлик принес водяную крысу и накормил птенца. Ему никто не помешал. Я уж е хотел пойти разыскать гнездо чеглоков, но неожиданно увидел одного из них. Он летел с птичкой в лапах. Все стало понятно: у соколов вылупились птенцы, и чеглок не охранял больше около гнезда сам ку. Теперь ему было не до преследования «врагов». Нужно с утра до вечера добывать пищу для своих птенцов.
С ВОСЬМИ ДО ОДИННАДЦАТИ Несколько дней наш грузовик шел без дороги, пе ресекая бесконечную пустыню Сары-TayKyiM. Кругом была видна только выжженная солнцем однообразная равнина, с редкими куртинками низкорослой полынки, верблюжьей колючки и еще каких-то «злых» растений, трогать которые можно только в кожаных шоферских перчатках. Безжизненная и однообразная пустыня навевала уныние и тоску. Впрочем, называть пустыню безжиз ненной было бы неправильно. Н а редких кустах там а риска и саксаула иногда попадались одиночные гнез дышки пустынных вьюрков. Значительно чаще мы вспугивали пустынных рябков-бульдуруков. Обычно рябок взлетал возле самой машины и садился в не скольких десятках шагов от нее, бежал немного и вдруг исчезал: его оперение изумительно гармонировало с почвой и растительностью. Заметить рябка было не возможно, если он не шевелился. В том месте, откуда
взлетал рябок, каждый раз в маленьком углубле нии земли мы находили его яйца. Примерно на де сять — пятнадцать километров пути встречалось одно гнездо. Н а третий день пути воды в бочке осталось только на самом дне. Лица у всех делались все более озабо ченными. Разговоры и смех смолкли. Невольно ду малось о том, что грузовик с «жизненным стажем» бо лее ста тысяч километров, вот-вот может выйти из строя. Но вопреки всем мрачным мыслям, трехтонка по корно неслась на юг, громыхая бортами и всем, чем можно было греметь старому грузовику на ухабах. З а небольшими буграми неожиданно показалась полоска яркой зелени. Шофер крутнул руль, и машина подлетела к небольшому роднику. К акая приятная не ожиданность! Вода выбегала говорливым ручейком из небольших зарослей тростника и, сверкая на солнце, бежала в ярко-зеленой оправе разных трав сотню мет ров, исчезая в земле. Конечно, мы устроились на отдых до следующего дня, а шофер сразу нырнул под машину и пролежал там до вечера. Наутро он снова полез под машину, сказав, что после ремонта мы поедем вдвое быстрее, «с ветерком». В восемь часов утра мелодичный свист, скорее по хожий на воркование, разбудил меня. Стайка пустын ных рябков-бульдуруков опустилась к роднику. С ми нуту птицы сидели неподвижно, разглядывая людей, а затем короткими семенящими шажками подбежали к воде и стали жадно пить по-голубиному, не отрывая клюв от воды и не запрокидывая головку вверх для каждого глотка, как это делают курицы и большинство других птиц, даж е водоплавающих.
Одна стайка рябков-бульдуруков сменяла другую до одиннадцати часов. Несколько стаек пустынных вьюрков тоже прилетало на водопой. Около одиннад цати прилет птиц прекратился, и у родника наступила тишина. Ремонт машины оказался сложнее, чем пред полагалось, и мы задержались на два дня. На второй день водопой бульдуруков и вьюрков происходил в те же самые часы, что и вчера,— с вось ми утра до одиннадцати. Когда я, изнемогая от начавшейся жары, лежал в тени от натянутого брезента, мне вдруг пришел в го лову вопрос: отчего бульдуруки и вьюрки прилетают на водопой стайками, а гнездятся поодиночке? И какая точность во времени — только с восьми до одиннадца ти! Ответ на эту загадку я нашел только на следующий день, когда мы неслись по пустыне действительно «с ветерком». Было около десяти утра. В стороне от ма шины над самой землей летела стайка бульдуруков, направляясь к роднику. И вот на моих глазах недале ко от стайки с земли взлетел рябок, быстро догнал летящих и унесся вместе с ними на водопой. Впрочем, я тогда не придал этому значения. Но когда через пол часа мимо пролетела большая стая обратно с водопоя и один рябок отделился и сел на землю, я попросил остановить машину и бегом бросился к этому месту. Рябок взлетел из-под ног с гнезда-ямки, наполненной яйцами. Теперь все понятно: на водопой прилетают временные стаи. Пролетая над пустыней, они все время увеличиваются за счет взлетающих с гнезд одиночных рябков. Таким же образом идет распад стаи на обрат ном пути. После одиннадцати в пустыне не стало видно ле тящих рябков, только изредка взлетали одиночные птицы, потревоженные машиной. В двенадцать часов
дня метеоролог нашей экспедиции посмотрел на тер мометр и сокрушенно сказал: — Ого, уже за сорок перевалило! Опять сегодня градусов шестьдесят будет. Но я обрадованно воскликнул: — Товарищи! С восьми до одиннадцати утра тем пература в пустыне около сорока градусов, как и в теле птиц. Вот они и покидают гнезда только в эти часы: позднее яйца перегреваются, раньше восьми мо гут охладиться.
o c E H iim i утр о м Ранним осенним утром я вышел на крыльцо лесно го кордона. Домик стоял на берегу горной речки в уз ком ущелье. Было прохладно. Серебристый иней лежал в тени построек и на крыше. Солнце только что поднялось над горами, и яркие осенние краски деревьев запестре ли золотом березок, рубином осин и темной зеленью елок. Я сел на лавочку под окном и начал в бинокль рассматри вать склоны гор. В поле зрения попадали заросли, полянки, ка менистые россыпи — и все это в бинокль казалось совсем близко. Осень уже наложила свой отпечаток на умирающую природу. Совсем не то, что весной или летом, когда горы полны птиц и насекомых.
Цоканье фазана раздалось в зарослях шиповника на моей стороне ущелья. Но в бинокль были видны только кусты с засыхающей листвой. Вдруг я понял, что встревожило фазана — на небольшой поляне сидела лисица уже в пушистом зимнем мехе. Она сидела по-собачьи и, насторожив уши. внима тельно смотрела на противоположный склон. Там по казалась косуля с двумя крупными телятами. Они шли гуськом по середине склона, очевидно, подыскивая ме сто для дневной лежки. Окраска красивых животных удивительно хорошо маскировала их под цвет кустов, сухой травы и камней, в особенности, когда они оста навливались. Только большие белые пятна сзади выда вали косуль. У меня на глазах они улеглись среди го степриимного высокого сухого бурьяна. Из него снача ла торчала голова самки, с настороженными ушами, а затем и она исчезла. Было очевидно, что косули про леж ат здесь до вечерних сумерок. Я снова перевел би нокль на лису. Она все еще сидела на полянке и смот рела туда, где залегли косули. Потом вскочила и бро силась вниз, в кусты. На берегу речки пискнула оляп ка. Я перевел бинокль на речку в тот момент, когда «моя» лиса перепрыгнула через нее и нырнула в кусты за речкой. «Неужели она нападет на косуль?» — мелькнула мысль. Но добыча была ей не под силу. Лисица может задавить только совсем маленьких сосунков. Однажды весной мы нашли четырнадцать ножек косулят около жилой норы лисицы. Между тем лисица поднялась на том склоне выше зарослей шиповника и вышла на чистое место. В две рях показался объездчик. — Осанов! Посмотри, вон на горе легли косули, 72
а к ним подбирается лиса! — крикнул я, подаеЬя ему бинокль. Но и простым глазом было хорошо видно, как лиса скачками торопливо взбирается в гору. Вот, примерно, то место, где прошли на лежку косули. Лиса замета лась по следу, опустив нос и виляя хвостом, совсем как охотничья собака. Несколько десятков метров она шла следом, затем остановилась и посмотрела, насторожив уши, туда, где лежали косули. Подняв вверх морду, она понюхала воздух. Д о косуль было недалеко. Они идут на лежку всегда против ветра, и теперь запах их лиса, конечно, чуяла. Мы с Осановым ждали, что лиса начнет сейчас под крадываться к косулям, хотя это было бы, конечно, бесцельным делом. Но лиса поступила совсем иначе. Она повернулась и, не торопясь, с «равнодушным» ви дом начала спускаться обратно к речке. Мы видели, как она перепрыгнула и исчезла опять в тех же за рослях шиповника, откуда спустилась. И сразу там тревожно зацокал фазан, а затем с криком взлетел, спланировал на другой склон и сел в кусты недалеко от косуль. Больше лису мы не видели. Вероятно, она тоже улеглась в кустах. — Осанов,— спросил я,— как ты думаешь, что это значит? Звери ничего не делают зря! — Она след ходила нюхать. Если бы на нем была кровь, она напала бы на подранка. Возможно, Осанов был прав.
птичий коль* И з окна гостиницы открывался чудесный вид на городской сквер. Как яркие факелы, горели красные канны. Причудливыми узорами пестрели петуньи, льви ный зев, оранжевые лилии и множество других цветов. Красиво подрезанные кустарники и деревья имели форму шаров, квадратов и прямоугольников. Солнце только что встало, и большой город еше сохранял ночную тишину в этот ранний час летнего утра. Но ласточки уже носились над сквером с весе лым щебетом. Некоторые из них то и дело присажива лись на провода, и тогда были хорошо видны их ко роткие хвостики. Значит, это были молодые, только не давно вылетевшие из гнезд. Вдруг что-то зашумело в воздухе, и сверху вниз с
огромной скоростью мелькнул сокол. Глухой щелчок, облачко пуха — и он летит с ласточкой в лапах. Сокол уселся на телеграфный столб. Это был круп ный чеглок-самка. Хищник стал теребить свою жертву. Вниз полетели перышки. Чеглок оторвал и проглотил головку ласточки, бросил трупик и внезапно взлетел, сразу исчезнув за крышами домов. Я снова стал любоваться цветами на площади, сверкающими капельками росы. Но как-то невольно мысли возвращались к только что виденной трагедии. Ласточки по-прежнему кружились над площадью. И вот опять их испуганные крики, снова глухой щелчок — и чеглок уже несет на тот же столб новую жертву. На этот раз он вырвал несколько перышек, пустил их по слабому ветерку и бросил свою добычу. Трупик л а сточки упал вниз, а сокол несколько минут сидел не подвижно, нахохлившись, грудью к солнцу. Ласточки тем временем успокоились и со щебетом замелькали над площадью. Чеглок взлетел и понесся над крышами. Я долго следил за ним и хорошо заметил, как он кругами наби рал высоту. Потом его не стало видно. Прошло не бо лее минуты, и знакомый шум ветра в перьях хищника снова долетел до меня. С разгона чеглок шлепнул мо лодую ласточку, подхватил когтями и понес на столб. Третья жертва вскоре комочком упала вниз. Н а этот раз пернатый разбойник даж е не дотронулся до нее. Очевидно, он был сыт по горло. Три ласточки были уничтожены «птичьим волком», казалось, просто для забавы. Я отошел от окна с не приятным чувством беспомощности. «Зачем чеглок занимается бессмысленным убий ством?» — размышлял я, невольно прислушиваясь. А за окном опять тревожно закричали ласточки, и тут 75
только я догадался, в чем дело: у чеглоков в это время года бывают птенцы, но у этой*самки-разбойницы, оче видно, кто-нибудь разорил гнездо и уничтожил птен цов. Однако потребность выкармливать у нее еще не прошла, и она-то заставляла ее ловить добычу для своего несуществующего потомства. Хищница ловила, бросала и опять ловила. Мне стало жалко молодых ласточек. Сколько их погибло и еще погибнет от этого «пернатого волка»! Вдруг знакомый щелчок раздался около самого моего окна — и несколько перышек ласточки влетело в комнату. Это было уже чересчур! Я бросился к ружей ному чехлу, быстро собрал свою двустволку — и оглу шительный выстрел из двенадцатого калибра разорвал тишину раннего утра. Чеглок выронил из лап ласточку, сорвался со стол ба и улетел. Больше он не появлялся над площадью. Хотя до столба было далеко, но, очевидно,' я все-таки ранил хищника. Ласточки по-прежнему с громким щебетом носились над сквером, когда я возвращался обратно в гостиницу из отделения милиции. Там я уплатил штраф за нару шение тишины и спокойствия в общественном месте, но был доволен — пернатый хищник получил по заслу-
Ж ИЗНЕННЫ Й ОНЫХ Восход солнца застал меня с удочками на берегу озера. В этот ранний час не было ни малейшего ветер ка. Зеркальная гладь воды казалась розоватой от осве щенных солнцем облаков. Совсем розовые чайки одна за другой медленно летели на луга. Н ад водой быстро носились ласточки — они просыпаются самыми первы ми из дневных мелких птичек. Но чем выше поднималось солнце, тем хуже стано вилось мое настроение: поплавки неподвижно лежали на воде — рыба не клевала. Я менял червей, забра сывал удочку на разную глубину, переходил с места на место, наконец, с досады начал разводить костер, чтобы вскипятить хотя бы чаю, раз нет ухи. Случайно я увидел, как недалеко от меня, около сухого куста тальника, сел самец лугового луня с до бычей в лапах. «Конечно, у них там гнездо!» — решил я, с ожесто чением раздувая едва тлеющий, шипящий хворост. 77
Пока я возился с костром и пил чай, лунь еще два раза приносил добычу. Рыба упорно не клевала. Заехать за мной должны были только после полудня. Делать мне было нечего, и я решил выяснить, чем луни выкармливают своих птенцов. Найти гнездо по сухому кусту тальника, около которого садились луни, не представляло трудности. Но оказалось, что куст находится на крошечном ост ровке и к нему надо брести по колено в холодной воде. Пришлось лечь в траву и наблюдать издалека. Вскоре над лугом показался светлый самец луня. Он нес добычу. Бурая самка взлетела ему навстречу, ловко схватила из его лап полевку и села с ней обратно на островок. Я немного переместился, и мне хорошо стало видно в бинокль, как она рвала на части добычу и кормила птенцов. Гнездо находилось у самой воды на островке. Н е замечая меня, сам ка скормила добычу и тоже улетела на охоту, а птенцы все еще дрались из-за какого-то кусочка. Неожиданно самый крупный птенец так энергично рванул кусочек, что не удержался и выпал из гнезда в воду. Испуганный и мокрый, он торопливо забрался обратно в гнездо и стал отряхи ваться. Взрослых луней долго не было. Солнце стало силь но пригревать. Птенцы раскрыли клювы от жары и трясли головами, отгоняя мух. Но самый крупный пте нец, еще мокрый, не страдал от жары, освеженный не ожиданным купанием. Около моего стана раздался гудок машины. Това рищи заехали за мной раньше времени. У них на про токе рыба тоже не клевала, и они решили ехать домой. Через неделю я опять ночевал на берегу этого озе ра. Н а этот раз клев был замечательный. За утро я 78
наловил много крупных золотистых сазанов и в пол день с удовольствием ел ароматную уху. Пока не пришла машина, я отправился к гнезду луней посмотреть еще раз, чем они выкармливают птенцов. Но когда добрался до гнезда, наступил днев ной перерыв в кормлении птенцов. Обе взрослые пти цы отдыхали на стогах свежескошенного сена, вдале ке от гнезда. На заливных лугах в полдень был вообще «мерт вый час» для птиц. Д аж е ласточек не было видно над озером. Умолкли в кустах коростели и перепела. Но зато полдень — это часы насекомых: стрекотание са ранчовых неслось со всех сторон; пчелы, мухи и мно жество других летающих насекомых кружилось над цветами. Слепни и шмели с гудением проносились над головой. Лунята, изнемогая от ж ары и мух, лежали в гнезде, растопырив короткие крылышки и широко открыв клювики. Вдруг самый крупный птенец вылез из гнезда и сделал несколько неловких шагов к воде. Она убыла за неделю и теперь не доходила до гнезда. Птенец забрался в воду и затрепыхал крыльями. Брызги обда ли его и даже долетели до гнезда. Долго после купания птенец сидел спокойно в гнез де, не раскрывая клюва, тогда как остальные мучились от жары. Ему помог жизненный опыт. Вскоре после этого случая мне пришлось поехать на целинные земли, где на тысячи километров протя нулись сейчас посевы пшеницы. Огромное количество комбайнов и другой мощной техники грохочет там днем и ночью. Ожила степь. Зерно полилось в кузова автомашин. И здесь я опять увидел, как быстро при способились птицы к новым условиям. Трактор тащил по степи комбайн. Ш ирокая полоса 79
посева пшеницы срезалась под корень и исчезала в недрах машины. А следом летели степные орлы, лу ни, коршуны, пустельги и другие хищные птицы. Всего вторую осень здесь появились комбайны, а птицы уже приспособились. Они кружат над самыми машинами, не боясь людей, и камнем падают на мы шей, полевок и сусликов, которых вдруг стало видно, как на ладони, на широкой полосе убранного посева. Все дальше бежит за комбайном полоса обнаженной земли, и за ним неотступно летят птицы. Как грачи и скворцы ходят весной за тракторным плугом, уничто ж ая вредных насекомых в разрыхленной земле, так и пернатые хищники летают за комбайном, хватая гры зунов. Н о вот произошла какая-то минутная неполадка. Трактор остановился. Люди торопятся быстрее испра вить повреждение. А пернатые хищники спустились на землю: они ждут! Тронулся агрегат, и опять в воздухе закружились птицы. Лисицы тоже изменяют своей привычке охотиться ночью. Услышав шум комбайна, они вылезают из степ ных логов, оврагов, перелесков и бегут за комбайном, хватая мышей, — правда, на почтительном расстоянии. Д аж е волки и те не могут устоять от этого соблазна. Д ень и ночь бегут по степным дорогам автомобили с зерном. Яркий свет фар вырывает у темноты кусок освещенной дороги, и напуганные тушканчики, ежи и другие ночные мелкие зверки беспомощно прыгают из стороны в сторону или мчатся перед машиной. Но не крошечным лапкам тягаться с мощным двигателем — и много зверков попадает под колеса. Едва рассветает, как над степными дорогами появ ляются коршуны и другие пернатые хищники. Каждый
из них торопится прилететь первым, чтобы полако миться ночными жертвами автотранспорта. Домой, в Алма-Ату, я возвращался из Северного Казахстана по новой железнодорожной магистрали Моинты-Чу. Поезд быстро мчался по безводной пусты не Бетпак-Дала, и странно было видеть на телеграф ной проволоке ласточек, на кустах саксаула — лесных вьюрков и других северных птиц. Это шел осенний про лет, и крылатые путники отдыхали здесь при перелете через пустыню. Небольшой сокол-чеглок, тоже гнездящийся в лесу, сидел на вершине телеграфного столба. Вот он сор вался и полетел рядом с поездом. Я стал наблюдать за ним из окна. И вдруг на моих глазах разыгралась степная трагедия: наш поезд вспуг нул жаворонка, и он полетел в сторону. Как тень, мелькнул за ним сокол, нырнув под дым паровоза. Меткий удар — и чеглок несет в когтях жертву на вер шину телеграфного столба. Высовываюсь из окна и смотрю назад; еще не прошли последние вагоны, а чег лок уже сидит на столбе и теребит перья со своей до бычи, пуская их по ветру. Быстрая приспособляемость диких зверей и птиц к новым условиям иногда удивляет своей целесообраз ностью.
‘ЕДКИЙ СЛУЧАЙ На рассвете в тугаевых зарослях Или раздаются крики фазанов. И вот, стараясь не шуметь, с ружьем в руках, идешь на эти крики. Затаив дыхание, вгляды ваешься вперед, досадуя на хруст травы, скованной серебристым инеем осени. Но фазана нигде не видно. Он услышал шаги и сейчас бежит по кустам. Так мож но проходить все утро и ни разу не выстрелить. Нужно спешить туда, где фазаны кормятся. Там они затаи ваются и подпускают близко. Где-то вправо раскатился первый выстрел, над ку стами взметнулось пороховое облачко, и дымок повис в тихом свежем утреннем воздухе. Замелькала над ку стами фазанка и, планируя, пошла на посадку в дале кие тростники. Наперерез ей несся ястреб-тетеревят ник. Фазанка успела долететь до тростников и прямо упала в них. Ястреб покружился над этим местом и улетел в лес. Искать фазанку в густом тростнике бесполезно. На пуганная, она убежит далеко и затаится в непролазных дебрях. Все чаще стали раздаваться выстрелы охотников. Я тоже выстрелил несколько раз, но как назло, у меня фазаны не вылетали. Ж аль, что со мной нет собаки!
Появляется чувство досады, и невольно ускоряешь шаги. Колючие кусты чингила, молодая поросль джиды цепляются за одежду, царапают руки и производят та кой шум, что фазаны успевают убежать. Но вот и речка. Извилистая и узкая, она все время делает неожиданные повороты. Берега ее кое-где за росли тростником. Сюда прибегают на водопой ф а заны. Снова неподалеку раздался выстрел. И тотчас же туда пронесся ястреб. Из-под самых ног с криком вырвался фазан-петух. Косые лучи заиграли на его ярко-медном оперении. Все это продолжалось одно мгновение — фазан свернул за дерево и, недосягаемый для выстрела, полетел к тро стниковым зарослям. Я стоял, опустив ружье, и разочарованно смотрел вслед, удивляясь тому, как я его не заметил. Фазан еще не долетел до зарослей, как снова по явился ястреб и погнался за ним. Он заметил опас ность и, отчаянно работая крыльями, по прямой поле тел к тростникам. Ястреб, постепенно снижаясь, разви вал все большую скорость. Развязка произошла, когда фазану оставалось не сколько раз взмахнуть крыльями, чтобы скрыться в спасительных зарослях. Ястреб схватил его — и оба упали в тростник. Облачко пуха и перьев повисло в воздухе и медленно поплыло в сторону. Вскоре, борясь с одышкой, я уже подбегал к этому месту. Было ясно: ястреб приспособился безнаказанно хватать фазанов, которых выгоняли охотники. Поэтому он и летел прямо на выстрел или на крик взлетевшего петуха. «Пернатого волка» нужно было застрелить во что бы то ни стало!
К месту расправы ястреба с фазаном я подошел осторожно, с ружьем наготове, хорошо зная, что хищ ник не улетел. Наконец, первое фазанье перо на траве и несколь ко перышек на тростнике. И вот он, фазан: его длин ный хвост торчит из травы. Ястреба нет. Значит, он все-таки незаметно улетел. Поднимаю мертвого фазана. Н а нем кровь от ран, нанесенных ястребиными когтями. Внезапно вижу второй неподвижный хвост. Д а это же хвост ястреба! От неожиданности я роняю фазана. К ак могла произойти гибель обеих птиц? Разгадка была в моих руках. Шея ястреба глубоко распорота. Произошел редчайший случай в природе; когда ястреб и фазан упали в тростник, хищник сразу нанес смертельные раны своей жертве когтями и клю вом. Фазан, защищаясь или случайно, в предсмертной агонии, ударил ястреба острой шпорой, угодив, своему убийце в горло. Я бережно уложил фазана и ястреба в рюкзак. Д о ма из них сделал чучела, и они висят над моим столом в кабинете, напоминая о замечательном случае, кото рый произошел осенним утром в Карачингильском охотничьем хозяйстве.
НОЧНЫЕ ЛАСТОЧКИ На стеклянной веранде Дома отдыха гнездились л а сточки. Форточка в стене никогда не закрывалась, и птички влетали через нее. Под потолком было их гнез дышко. Каждый вечер отдыхающие ужинали на веранде. Темная южная ночь смотрела в открытые окна, и ли стья в саду казались черными. Ночные бабочки и дру гие крылатые насекомые кружились около люстры под потолком. Как только на веранде зажигали свет, ласточки на чинали потягиваться, расправлять крылышки и перего вариваться, словно наступило утро. Через несколько минут птички уже носились около люстры, хватали ночных насекомых и носили их в гнездо. Однако их птенцам в этот поздний час хотелось только одного — спать. Но родители по очереди долго щебетали на краю гнезда, пока, наконец, кто-нибудь из птенцов не открывал клюв. Но стоило одному птенцу схватить 86
корм, как тотчас просыпались все, и сразу откры вались пять желтых клювиков. Этот «неплановый» ужин продолжался у ласточек до тех пор, пока на ве ранде не гасили свет. Но однажды произошло несчастье. Одна из ласто чек с веселым щебетаньем погналась за бабочкой слишком низко, и кот внезапно мелькнул из-под сто ла... Поднялась суматоха, отдыхающие бросились ло вить кота, но отнять у него удалось только труп ла сточки. Каково же было удивление отдыхающих, когда на следующее утро во время завтрака опять пара ласто чек продолжала выкармливать птенцов. Значит, одна из них была мачехой или отчимом! Новая ласточка оказалась на удивление «бестолко вой». Она влетела в форточку с кормом и отдала насе комых птенцам. Но вылететь обратно в сад в ту же са мую форточку она уже не могла и беспомощно со валась в стекла или кружилась под потолком, пока не прилетала другая ласточка с кормом и не уводила ее за собой. Найти форточку, через которую она только что влетала, было для новой ласточки непреодолимым препятствием. Не могла она привыкнуть и к ночной ловле насекомых при электрическом свете. Через неделю птенцы вылетели из гнезда в ту же форточку. В природе встречаются птицы, оставшиеся без гнезд. Они-то и становятся мачехами и отчимами. Так было и у ласточек.
РИСКОВАННАЯ ИГРА Ярким солнечным утром я шел по старому лесу Карачингильского охотничьего хозяйства. Это был не обычный лес для тех, кто вырос среди сосновых боров, березняков или тайги. Узкие мелкие листья джиды, не много похожие на тальниковые, не давали и половины тени, обычной для других деревьев. Совсем не зеленый, а голубовато-серый цвет листьев и кончиков ветвей, как легкой дымкой, окутывал деревья и придавал всему лесу сказочную окраску. А какой сильный пряный за пах разносился от множества ярко-желтых соцветий на каждом дереве! Джидовый серебристый лес всем своим видом го ворит о юге. Настойчивый сорочий крик привлек мое внимание. На большой поляне, где накануне была скошена и уве зена трава, сидело три сороки, на некотором расстоя нии друг от друга. Они взмахивали хвостами, стреко тали и смотрели на какой-то шевелящийся комок. В
бинокль было хорошо видно, что это лисица так заинтересо вала сорок. Она лежала на спине, виляла хвостом и пере ворачивалась то на один бок, то на другой. С четвертой стороны из гу стой нескошенной травы вышел фазан и, весь вытянувшись, то же стал смотреть на лису и тревожно цокать. А лиса все переваливалась с боку на бок, ложилась на спину, болтала ногами и непрерывно виляла хвостом, медленно прибли жаясь к одной из сорок. Та не улетала и даж е боком подскакивала ближе к лисе. Не более трех метров отделяло их друг от друга. Д ва ме тра... Еще меньше... Лиса перевернулась на живот и молниеносным прыжком кинулась на сороку! Лиса опустилась точно на то место, где сидела со рока, но её там не было: отчаянно застрекотав, она успела взлететь вверх... и тут ж е опять села на поляну в десяти шагах от лисы. А та, не вставая, переверну лась jia спину и завиляла хвостом, словно это совсем не она «публично» чуть было не схватила сороку,- Остальные сороки подскакали поближе. Фазан то же сделал несколько осторожных шагов в сторону ли сы. Его цоканье и сорочье стрекотание далеко разно сились по лесу. Лиса еще раз подкатилась к той же сороке. Когда она вторично бросилась на сороку, то ту спасли только какие-то доли секунды. Но, успев взле теть, сорока, как завороженная, опять села на поля ну. Все началось сначала, как будто ничего и не прои-
зошло. Между тем фазан сделал еще несколько шагов вперед и оказался ближе к лисе, чем сороки. Лиса точно так же стала подкатываться к нему. Фазан замер на месте, отчаянно зацокал, вытянулся весь как только мог, но не отступал, а лиса была уже в двух метрах от него. И вот рыжей лентой зверь мелькнул в воздухе. Ф а зан, как яркая ракета, взвился вверх, отчаянно крича и... тут ж е опустился на поляну, зацокав. Лиса повалилась на бок и опять стала подбираться к ближайшей сороке. Конечно, она, в конце концов, схватила бы одну из сорок или фазана, но всему поме шала четвертая сорока. Она прилетела на крик и за метила меня, в бинокль наблюдавшего из-за густого куста за назревавшей драмой. Новая сорока застрекотала как-то по-особенному. Сороки и фазан замолчали, а лиса вскочила на ноги, и уши ее сразу встали, как два пальца, показывающие вперед. Она подняла вверх нос и только теперь почув ствовала мою близость. Круто повернувшись, лиса ис чезла в зарослях молодой джиды. Сороки одна за другой улетели, фазан убежал — и на поляне все стихло. Лесное представление не успело закончиться. Занавес опустили раньше времени. Впро чем, финал был ясен...
ПЕРНАТЫЙ БОМБАРДИРОВЩИК В декабрьский солнечный день было не по-зимнему тепло в горах Тянь-Шаня. На южных склонах ущелий снега нет, и подниматься по узкой горной тропе легко, как осенью. Несмотря на оттепель, скованная первыми морозами природа спала зимним сном. Над ущельем медленно проплыла огромная пти ца — бородач-ягнятник. Распластав двухметровые крылья, бородач летел, как планер. На гребне перева ла он сел, красиво выделяясь на фоне голубого зимне го неба. Вскоре бородач широко расправил крылья и без единого взмаха, только немного подпрыгнув, под нялся в воздух. Кругами он ввинчивался вверх все вы ше и выше. Вдруг что-то отделилось от птицы и стре мительно упало вниз. Бородач красиво спикировал и уселся на то же самое место на гребне перевала. Спустя минуту, он снова поднялся и, опять что-то выронив, сел на прежнее место. В третий и четвертый раз бородач повторил одно и 90
то же, и только тогда удалось рассмотреть, что он бро сал вниз камни: видно было, как один из них подпры гнул и раздался стук. Птица явно играла, хотя это и был не молодой, темный бородач, а светлый — старый. Но игры у животных обычно направлены на трени ровку хватания добычи или защиту. Охотники расска зывают, что бородачи, подобно степным орлам, подни мают на воздух черепах и бросают на камни, разбивая так панцырь. Крупные кости обглоданных скелетов они тоже бросают на камни, разбивая и проглатывая потом осколки вместе с костным мозгом. Есть об этом ука зания и в литературе. Так это или нет, пока точно не установлено, но, возможно, что бородач не просто бро сал камни, а, играя, одновременно тренировался.
под мостом Огромная темная туча быстро приблизилась к солн цу и закрыла его. Степь приобрела какой-то серова тый, осенний вид. Замолкло стрекотание насекомых, исчезли птицы. Послышались далекие раскаты грома. С неумолимой быстротой надвигалась гроза. Мы с товарищем шли по пыльной степной дороге вдоль железнодорожного полотна и беспомощно ози рались по сторонам. Укрыться от дождя было негде. Неожиданно за поворотом показался деревянный мост через лог. «Скорей туда!» И вот мы бежим к спасительному мосту, то и. дело оглядываясь назад. В воздухе запахло дождевой водой. Вот-вот мы при мем холодный душ. Отдельные крупные капли уже за шлепали по пыльной дороге. Тогда мы «нажали» и, когда нырнули, наконец, под мост, ударил гром и дождь хлынул сплошной лавиной. Мы прижались к стенке и долго не могли отды шаться. Кругом шумел летний дождь, которого так 92
ждала земля. Всюду бежали мутные ручьи. Л ужи пу зырились под ударами крупных капель. Но дождь стал быстро стихать. Гром раскатывался уже далеко впереди, тучи проносило. Только теперь мы заметили, что не одни под мо стом. Между деревянных балок виднелись гнезда поле вых воробьев. Они сидели там, испуганно поглядывая на нас, но не слетая. П ара ласточек спокойно сидела на краю гнезда и чистила перышки. В гнезде попискивали уже оперившиеся птенцы. Д ве жилых норки сусликов чернели около наших ног. Дождь еще не кончился, когда послышался шум поезда. Он все нарастал. Мост начал трястись. Вдруг страшный грохот над нашими головами невольно заста вил прижаться к стенке, на миг пахнуло жаром топки,— по мосту пронесся локомотив и застучали колеса ваго нов. Грохот и лязг были такими сильными, что я не мог разобрать слов товарища. Он, как рыба, открывал рот, показывая куда-то рукой. Я посмотрел по направлению его протянутой руки и улыбнулся: ласточки, как ни в чем не бывало, продолжали чистить перышки. Воробьи в гнездах тоже сидели спокойно, давно привыкнув к шуму поездов. Только теперь я заметил несколько ле тучих мышей. Они неподвижно висели вниз головой в темных пролетах трясущихся деревянных балок. Все эти подмостные жители «не обращали внима ния» на страшный грохот поездов. Ко всему, оказывается, можно привыкнуть!
НА РАЗЛИВЕ Еще с вечера вода в реке Или прибыла и стала за топлять прибрежные низинки, а к утру залила тугаи. На низких покосных местах река разлилась на несколь ко километров. Домик бакенщика, где я жил этой весной, стоял на высоком месте и был недосягаем для половодья. Мимо него неслась мутная река, необычайно широкая и не обузданная в своем весеннем величии. По ней плыли ветки, сор и деревья, смытые с берегов. Далеко внизу шлепал колесами пароход, и его дымок едва виднелся за островами. Это буксир тащил баржу-магазин от одного домика бакенщика до другого. Н а залитых лу гах чернело несколько полосок земли. Н а них собра лись со всего луга перепела, и странно было слушать, как они кричали хором. Яркое солнце поднялось из-за гор, и алые лучи его заиграли на водном просторе. Они осветили картину бедствия в затопленных тугаях. Всюду было слышно 94
тревожное цоканье фазанов, испуганные голоса со ловьев, славок, пеночек. Натуралисту в такое время можно увидеть много интересного. И вот я уже бреду по тугаям с бинок лем и фотоаппаратом. Н а мне высокие резиновые са поги. Воздух насыщен запахом мокрой древесины. Раз лив прекратился. Вода больше не прибывала. На поваленном дереве, наполовину затопленном во дой, сидел заяц. Он был совершенно сух. При виде меня заяц сжался в комочек и замер. Только сердце маленькими толчками колыхало его шкурку с левого бока. По зайцу полз большой жук-навозник, но он терпел, боясь пошевелиться. Я стоял в нескольких шагах и фотографировал зверка. Невдалеке из воды поднимался длинный бугор, по крытый кустами и деревьями. Но почему же заяц сидел на дереве, а не спасался от наводнения на этом бугре? Очевидно, на бугре была лиса или дикий кот. Я решил проверить свою догадку и шагнул в сторону бугра, но в этот момент заяц не выдержал. Он прыгнул и шлеп нулся в воду, окунувшись в нее с головой. Затем уди вительно быстро и легко поплыл к берегу, выскочил на бугор и притаился под кустом. Мне было видно в би нокль, как он мелко дрожал, весь мокрый и необычай но тонкий. Конечно, где-то поблизости находился хищник, ина че заяц не остался бы около самой воды. Обойдя стороной, чтобы не беспокоить зайца, я поднялся на бугор. Это был небольшой удлиненный островок среди затопленного тугая. В самом конце его металась лисица. Вероятно, где-то поблизости затопило ее нору с лисятами. Не допустив меня на «выстрел» 95
фотоаппарата, лисица бросилась в воду и быстро уплы ла за деревья. Я побрел дальше по затопленным тугаям. Н ад самой головой с джиды шумно слетела фазан ка и с криком села на другое дерево. Прячась за де ревьями, я двинулся к ней с фотоаппаратом наготове. Но фазанка опять перелетела дальше. «Ага! Отводит от птенцов!» — догадался я, вернул ся обратно и стал внимательно осматриваться. Но всюду была вода и ни одного клочка сухой земли, где могли бы скрываться фазанята. И вдруг я заметил их. Около дерева, с которого слетела фазанка, виднелся небольшой пенек. Он был покрыт пуховой шапочкой из крошечных фазанят. Они вывелись не более как три-четыре дня тому назад. Вся «жилплощадь» пенька была плотно занята ими. Пока я фотографировал фазанят, испуг их прошел. То один из них, то другой стали вытягивать шейки и что-то склевывать с пенька. Только тогда заметил я, что вверх по пеньку непрерывно поднимались муравьи, которыми фазанята и завтракали. Под пеньком, ве роятно, был затоплен муравейник, и его обитатели спасались тоже на пеньке. Неожиданно прилетела фазаниха, с шумом уселась на соседнее дерево и тревожно цопнула. Фазанята сразу замерли, обратившись опять в неподвижную пу ховую шапочку. Ни одна головка больше не двигалась. Я задумался. Что же делать с птенцами? Они по гибнут на этом пеньке. Пришлось переложить пуховые теплые шарики в шапку. Я знал, что недалеко за лесом вдоль берега тянется песчаный бугор, заросший куста ми. Вскоре я добрался до него и выпустил там трех фазанят. Они бойко побежали по песку, словно плю шевые шарики на тоненьких ножках. За ними потя- 96
нулись крошечные полукрестики следов. Вот один ф а заненок юркнул в траву и затаился. Двое еще бегут. Вскоре свернул в траву и второй. А третий, самый сильный, убежал дальше всех, но и он тоже скрылся в траве. Ну, теперь все в порядке. Если мать найдет ф аза нят, они будут жить. Трех я оставил в шапке и бере жно понес к бакенщику. Вчера я видел, что у него ку рица вывела цыплят. Дедушка Сидорыч сидел на завалинке и курил. Се дой, в белых валенках, он был словно покрыт инеем- Несмотря на свои семьдесят пять лет, Сидорыч считал ся одним из лучших бакенщиков на Или. — Зачем принес фазанят? — сурово спросил ста рик и нахмурил брови.— Отнеси их обратно. — Д а вот, дедушка, затопило их в тугаях, я и при нес. Под вашу курицу выпустим, пускай растут, а трех я на бугор... — Тебе говорю, иди и сейчас же выпусти,— прер вал меня сердито Сидорыч,— неужели не знаешь: ф а занята не будут жить с курицей! Скорее отнеси обратно. Сидорыч встал и ушел в избушку, не сказав мне больше ни слова. Обескураженный, я побрел обратно с шапкой в руках. В ней тихо попискивали беспомощ ные птенцы. Теперь я и сам припомнил: фазанят очень трудно выращивать без матери. Вот и песчаный бугор, где я выпустил фазанят. Чет кий, крупный след фазанки поверх моих следов гово рил о том, что она прилетела сюда вслед за мной. Сле ды шли по песку вдоль , берега, через большие интервалы — значит, фазанка быстро бежала. Затем она перешла на шаг. И з травы на песок выбежали кро шечные полукрестики цыпленка. Фазанка пошла даль-
ше, а поверх ее следов теперь виднелись следы фаза j ненка — он бежал за матерью. Еще такие же полу- | крестики выбежали на песок, и теперь три птицы дви гаются дальше. Наконец, по следам видно, как на- j встречу прибежал третий птенец, услыхав зовущий го- лос матери. Фазанка все бежала вперед и вперед: | птенцов слишком мало, где-то должны быть еще... Но j три птенца в это время путешествовали у меня в шапке. Через некоторое время следы всего семейства исчезли в кустах. Мне долго пришлось бродить по ку стам в поисках выводка, пока из-под самых ног не взвилась ракетой фазанка. С нее упал пуховый птенец. Вероятно, она грела фазанят под собой и так неожи- данно взлетела, что один не успел выбраться из перьев и был поднят на воздух. Высыпав фазанят из шапки, я бегом бросился в ку- сты и возвращался к бакенщику с таким чувством, будто у меня с плеч свалилась тяжесть. В небе звене ли жаворонки, словно далекие серебряные ручейки.
ЧЕРНАЯ ПЕВЛЛГОДАРНОСТЬ Около речкк начинался невероятно крутой подъем, но азарт охотника упорно погнал меня к вершинам гор. Успешная охота за козлами зависит от того, кто кого заметит первым. Но попробуйте двигаться неза метно, когда маленькие птички-чеканы тревожным чё- каньем извещают все ущелье об опасности. Они прово жают вас за перевал до следующего ущелья и «с рук на руки» передают другим чеканам, которые прово жают по своему ущелью и передают, дальше. Под такое чёканье нечего и думать незаметно подобраться к гор ным козлам. ...Последняя пара чеканов осталась внизу. Но тут новый сигнал опасности раздается по склонам гор: это закричали сурки. Целый час под их крики взбираюсь вверх. У меня нет надежды увидеть козлов. А выше, заранее знаю, тревожно засвистят горные индейки — улары. 7. 99
Трудно охотиться в открытых горах, когда все вре мя за тобой следит много глаз. Только через час тревожные сигналы остались по зади, и я пробираюсь в полной тишине. Облака то и дело окутывают вершины гор. Здесь, на высоте, живут крупные горные козлы — тау-теке. Однако сколько я ни шел, как осторожно ни осмат ривал склоны гор в бинокль, козлов нет, хотя следов много. Поднимаясь все выше и выше, я присматривался к обитателям подоблачных высот. Пушистые звездочки чудесных горных цветов — эдельвейсов виднелись среди камней. Крупные белые бабочки — аполлоны, мелькая красными пятнами крыльев, порхали на альпийских лугах. По-осеннему грустно цвели незабудки, синие генцианы, аквилегии и другие яркие альпийцы. Из кустов арчи выпорхнула крошечная синица со вершенно необычной фиолетовой окраски. Ученые на зывают ее расписной синицей. Кроме названия, почти ничего не известно о жизни этой редкой птички высо когорья. Она посмотрела на меня, наклонив головку, и опять юркнула в чащу. Свежие следы крупного барса отпечатались на сы рой земле и заставили оглянуться по сторонам, хотя я и знал — барсы первыми не нападают на людей. Недалеко на камнях показались улары. Одна из птиц нарушила горную тишину громким свистом. Это была редкая дичь — я вскинул ружье и прицелился, но за крутым поворотом скалы посыпались ка мешки. «Козел!» — догадался я, опустил ружье и бросился к скале, осторожно подкрался к ней и выглянул. Но козла там не было. Виден был только его свежий след 100
и на нем еще живая раздавленная кобылка. Насеко мое шевелило красными ножками и усиками. С бьющимся сердцем стал спускаться вниз, куда уходили следы. Они были хорошо заметны, щебень и камень здесь сменил типец — любимая трава горных козлов. Но, странное дело, козел, спускаясь, все время кру жился, иногда оставляя на траве клочья шерсти: зна чит, он, леж а на земле, бился, сползая вниз. Я ничего не мог понять. Что могло случиться с козлом? Ведь все это только что происходило, примятая трава еще вы прямлялась. Козел где-то рядом... Осторожно подполз к уступу склона, куда уходили следы, и заглянул вниз. Там, завалившись среди камней, леж ал на спине горный козел. Он дрыгал ногами, бился и не мог под няться. Я подошел к нему. Козел притих и вытаращил на меня испуганные светло-карие глаза, перечеркнутые полосками черных зрачков. Мне ничего не стоило застрелить животное, но я за метил, в какое нелепое положение попал козел. Копы то его задней ноги было крепко засажено за рог. Оче видно, козел так энергично почесал затылок копытом, что с размаху забросил ногу далеко з а рог, и она заст ряла выемкой под бабками в развилке между рог. Кру жась и падая, козел сползал вниз, пока не застрял в камнях. Конечно, это был исключительный случай в приро де, хотя мне припомнился такой ж е случай с горным козлом и с сайгаком в Алма-Атинском зоопарке. Я сбросил рюкзак, достал фотоаппарат и несколько раз заснял козла. Но когда взял в руки ружье, мне стало 101
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206