Борьба в степи

Речь держал Егор на взмыленном коне, Раздавался его голос в тишине: — Вот они —Алаш-орда и Дутов! Им Д олг пора платить. Расплата — по вине! Под железной их пятой стонал наш край. Не уйдут они от нас. Поверьте мне. По степи «ура» катилось, словно вал В час, когда гудит разгневанный Арал. Пули пели и косили смельчаков, Красен был песок — еще краснее стал. Завязался рукопашный жаркий бой. Кони ржали. Кровь текла, звенел металл. К ак орел, Егор носился. И Салим С ним скакал, вдыхая битвы горький дым. Офицер зарублен им, и круп коня Обагрен горячей кровью был под ним. Сабли взмах — и снова льется вражья кровь! Был Салим в сраженье том неутомим. Он рубил, клинок свой кровью орося, Не щадя и сам пощады не прося. Он рубил, колол, врагов конам топтал, Мчался конь в бою, лиловый глаз кося. Боль обиды, гнев и ненависть Салим Слил в одно, врагам удары нанося. Длился целый день в песках жестокий бой. Вечер пал на степь лиловой пеленой, 100

Руки вверх бандиты вскинули, тогда Сдался в плен и атаман, как волк, седой. На холме, что выше всех в песках Буйрек, Красный ф л а г горел, соперничал с зарей. Ч А С ТЬ ШЕСТАЯ Степь бела. Упали мяшие снега. Сердцу первая пороша дорога! Лучше нет ® степи охотничьей поры — На снегу видна звериная нога. Выводи собак и ловчих птиц пускай И не жди, чтоб замела следы пурга. В эти дни -не счесть охотнику забот. То он пса берет для пробы в оборот, То крыло у ловчей птицы смотрит он. То коня, чтобы размять его, ведет, То к седлу спешит тороки прикрепить. Где тут спать? Он и под утро не уснет. Первый снег! Разгар охотничьей поры: И лису тут дымом травят из норы, И за серым волком скачут на коне, Ловчих птиц пускают в лёт с крутой горы, Часто снег узором алым тешит гл аз,— Стень зимой несет пушниною дары! 101

2 Тракт большой — он от аула в полверсте — Шумным был, но как-то сразу опустел. Ни подвод, ни караванов больше нет, Нет домов с клочками сена на шесте. Каждый двор в степном ауле —глух и нем. Караван-сарай безлюден. Дни не те! Только—чу!—на тракте брички тарахтят. Сто, нет, двести, триста бричек там скрипят. Л ед и снег к колесам липнут на ходу. Сколько их! Куда же люди там опешат? На колесах весь богатый Оренбург — То бегут богач, купец, аристократ. Чудеса! Сидят, трясутся на узлах, Люди в выдрах, горностаях и бобрах. Это знать, что наводняла Оренбург, Проводя все дни в попойках да в пирах. Стала степь их «белобеженцами» звать. При советской власти всем им — полный крах. Но иной аристократ и ныне лют. Из домов на стужу гонит бедный люд. Осерчав, ногами по полу стучит, Всех бранит и норовит отдать под суд. «Волк обидел, —говорит о них аул,— Так они на журавле все зло сорвут». 102

День и ночь на Гурьев беженцы спешат, Будто там у них дела пойдут на лад. Каспий там шумит соленою волной — Путь открыт на Тегеран и на Багдад. Им бы всем — скорей границу пересечь. Пусть бегут! Дороги нет у них назад. — Большевик за бедный люд стоит горой, — Говорил, собрав народ, пастух степной,— На земле дли всех он вырастит цветы. Жизнь его — больш ая песня. Он — герой. Он в аулы правду Ленина несет. С этой правдою воспрянет род людской. Время шло. Болезни, голод, нищета, Гололедица и с ней падеж скота, Байский вой, визг оренбургских бывших бар — Все слилось. Зи м а была в тот год крута. Труден был тот переломный голый год, И намучилась в ту зиму беднота. Было так: в свинцовой сумрачной тиши Солнца диск пропал в заснеженной глуши. Ветер снег с барханов стронул и понес, Закачал в рост человека камыши. И пошли от них шуршанье, шорох, шум, Снег п ош ел ... А степь безлюдна. Ни души. ЮЗ

Все душа, и все кружа, и все круша, Зарычал, забушевал большой буран. Все бело —ни большака, ни камыша, Снег и снег. Аула нет. Сплошной сугроб. Где овраг? Оврага нет, не видно троп. Где большак? И большака не разглядеть. Только степь, величиною в пять Еврол, И буран, сулящий холодом своим Третий день окоту — могильник, людям — гроб. Третий день на тебеневке мерз табун, Рж ал скакун и, замерзая, ржал стригун. Иссякал запас последних слабых сил, Не достал табун травы из-под снегов, Сосунок скользил и падал, слаб и юн... Шел табун сплошною массой теплых тел, Каждый конь с безмерной страстью жить хотел. Свесив вниз до снега морды, кони шли, Конь коня теплом в бураке грел... Сзади волк, не отставая, степью брел, Выбирал коня жирнее, резал, ел ... Где ж е те, кто сторожили лошадей? Снег прикрыл пластом аршинным тех людей... Лишь крюки торчат, чернея, в тех местах, Где слегли они, оставив жен, детей. Кто найдет их? Кто отроет их тела? Снег на них — белее пуха лебедей... 104

Человек, стихию встретив, всякий раз Поражен. Буран ли, шторма ль гулкий бас, Иль гроза, иль лавой хлынувший вулкан — Все гнетет, все поражает мысль и глаз. Даже вспомнив пароход и самолет, Роль науки хочет знать он без прикрас. Он ворчит: чего гордимся, дескать, мы, Коли мощь стихий сильнее, чем у м ы ... Но потом на память многое придет: Человек пришел в наш век из полной тьмы, Эту тьму он силой мысли разогнал, А она была мрачней любой тюрьмы. Океан. Громады волн... Тайфун ревет. Но, борясь с водой, суденышко и дет... Нет машин еще. Лишь парус. Но моряк Победил своим умом стихию во д ... Человек заставил молнию служить, У земли он силой вырвал злак и плод. Да, земля у нас сурова и скупа. Мощь ее глухонема, как ночь, слепа. Нет границ у тайн, раскиданных вокруг. Но дерзка, крута кремнистая тропа, И по ней ш агает смелый человек — И тверда его хозяйская стопа.

5 Отшумел буран, отвыл, отбушевал. Может быть, на третий день и он устал. .. Ветер стих. Сивобородый хан Мороз Отступил и передышку людям дал. Как бело кругомI Как много снежных гор! И закат зеленоват и желто-ал. Погребен аул под снегом. Тишина. Ночь иль день? На небе солнце иль луна? Ни еды у пострадавших, ни воды, Дымоход засыпан, печка холодна. И скота лишились многие в буран, Будет лютая зима им голодна. А потом в степи настал большой моров. Солнце ввысь багровым шаром поднялось. Много птиц в тот день померзло на лету. Покажись —и побелеет сразу нос. «Хал Мороз о камни точит свой булат», — Говорил народ, страшась его угроз... в Наконец ушла и стужа. Стал синей Небосвод. Видна дорога. И по ней С песней шел куда-то конников отряд. Коротки хвосты и челки у коней. Красный шелк большого знамени горел, Словно теплая заря весенних дней. 106

Вот они, сыны легенд — большевики! Как же так? Они собой невысоки, И глаза у них, и речь, и даже смех, Как у всех простых людей с родной реки. И народ аульный честь им оказал, Встретив их, благословляя их клинки. Жаксьгбай-река впадает в Колькамыс, Где аул стоит. Здесь конники снялись С лошадей — остановились на ночлег. К ним Арстан пришел, и речи полились. Рассказал он, как тут жил аульный люд, Как Мукан всю бедноту по-волчьи грыз. Не один Арстан — и те пришли сказать, У кого штаны — простая сыромять И армяк из грубой шерсти от овец, Что сказать? А то, как трудно им дышать, Попросить совета мудрого пришли, Как им жить, как бая лютого прогнать. Командир с большим вниманьем слушал их И смотрел в гл аза безусых и седьгх; Он открыл им — кто друзья, а кто враги, Закурил потом, задумался, затих. Красный ф лаг был чист и ярок, как восход Над хребтами гор в урочищах степных. На Тайпак бесстрашной коннице идти, Воевать и правду Ленина нести. В полдень дан приказ «по коням» — и пошло Войско в степь' гд е ни проехать, ни пройти. 107

Всем аулом провожал его народ, Пожелав ему счастливого пути! В Тайване сидел нахохленный Толстов, Плохо опал, недобрых видел много снов, Хоть войска его, заняв Урал-реку, Жгли огни сторожевых своих костров. Шел Чапай —его боялся генерал, Как лиса боится реющих орлов. Шел Чапай —и следом слава шла за ним. Сердцем знал народ, что он непобедим. Оренбург ему на помощь слал бойцов, Говоря: «Людей Чапаеву дадим. Пусть ведет их полководец и герой На врага по снежным займищам степным». Шла борьба в те дни, смертельная борьба, Белой кости с черной костью шла борьба. Жаркий опор ©ели в аулах—кто кого? С байской оворой вся степная голытьба. Были в споре большевик с меньшевиком — Всей степи решалась участь и судьба. Был Арстан с большевиками. Без труда Байских слуг — меньшевиков —громил всегда. Речь его простому люду в сердце шла, А Салим сражался. Красная звезда В пять лучей на черной шапке у него, А под шапкой шрам оставила беда. 108

Шел январь. Опускалась ртуть по трубке вниз. Пять бойцов -жрасноармейцев в К олвкам ы с На конях в разведку ехали тропой. Вдруг мелькнул, как тень, и сп рятался за мыс Человек какой-то. Вскоре пулемет Застрочил и с мы са пули понеслись. Пять бойцов в камыш высокий залегли, Прямо в снег — и защищались как могли. Черным стал д л я многолюдной банды день — Семерых бандитов пули обожгли, На снегу семь трупов стыло. Воронье, Чуя пир, уж е закаркало вдали. Не сломить бандиту красного бойца, Коль в подсумке у него запас свинца. А когда запас свинца уже иссяк, Он, боец, штыком дерется до конца. Пять бой ц ов— у пятерых один патрон. Что ж! В штыки! У них не дрогнули сердца. Тут взмахнул кривою саблей атаман Банды гой — жестокосердный бай Мукан, Зарычал: — В атаку!— ринулся вперед, В камыш ах имел он тайный, скрытый стан. Из засады он давно исподтишка Убивал отважных красных партизан. Пятерым пришлось сражаться с тридцатью, Полз М укан, стремясь по волчьему чутью 109

В тыл попасть и погубить наверняка Тех, кто был помехой байскому житью. Полз Мукан и, тяж ело дыша, кряхтел, Он один хотел расправиться с пятью. Он один хотел, но пятеро дрались Так, что все бандиты, пятясь, подались, Отступив в снегу протоптанной тропой. Н а прорыв пошли бойцы — не прорвались. Кровь их суриком краснела на снегу. П али все, но в плен бандитам не сдались. Вечер. Снег. И кровь на мерзлом берегу. П ять бойцов лежат, не сдавшихся врагу. Пять бойцов — непогребенных мертвецов. Нет! Один не умер. Дыш ит на снегу. Я не знал бойца, и имени его, Говоря о нем, назвать я не могу. Он бедняк. Его отец — простой народ. Сыном Русь его советская зовет. За отца и мать он бился, как орел, И всегда орлиным был его полет. Отдал жизнь он за казахов-бедняков... Казахстан и Русь! Пусть дружба их живет! Он открыл глаза. В горячий красный цвет Крашен снег и красен медленный рассвет. От зари красны камыш и краснотал, Кровь из ран красна — на них повязок нет. .. 110

И звезда, Что звать Полярной, и она, Будь видна, струила б тоже красный свет... Он глядит вокруг — в рассветные тана, Как в рубины, нарядилась вся страна. Степь, леса, сады, заводы, города, Перевал в горах и неба вышина, Лед на озере, и снег, и камыши — Вся страна ® огне зари красным-красна. .. .«Это сан иль явь? Все в пурпурном огне, Я опять в сраженье, еду на коне. Реет ленинское знамя надо мной. Что мне смерть? Вся жизнь моя в родной стране. Мне она свое бессмертие дает, С ней в истории земли есть место мне». Он упал на снег красивой головой — И не мертвый, но уже и не живой. Смерть да л а ему дохнуть последний раз, А потом гл аза покрыла пеленой. Саван-снёг был чист, как крылья лебедей; Так обрел свое бессмертие герой. 7 А Мукан, пятерку смелых расстреляв, В камыши ушел, как сытый волкодав. С бандой ж и л и с бандой злобу утолял, Дик и груб бывал в часы своих забав. 111

Бедный люд разгулом банд запуган был, Спать ложась, он с упованьем говорил: «Вот придут к нам Красной Армии бойцы И оружием спасут от темных сил». Верил он, что недалек тот светлый час, И в своих мечтаньях время торопил. Светлый март порой капризничать горазд. Синеватый снег крупитчат и ноздряст И похож на сахар, смоченный водой. Вдруг мороз — и сразу ляжет ломкий наст. Жайпыйты оставив, красные бойцы Д ерж ат путь на Колька мыс, и шаг их част. Командир красив собою, станом прям, Чернобров, на лбу широком виден шрам — Чем не беркут зоркогдазый без тамги '! Смотрит вдаль он — видно, рад родным местам! То — Салим. Два года был он на фронтах. Воевал и беспощаден был к врагам. Друг Егор его, как сына, воспитал. Вместе с ним и ел, и пил, и воевал. В оевать— что академию кончать, И Салим и повз-рослел и возмужал. Как он рад, что перед ним родной аул, Где он рос и где давненько не бывал. 1 Т а м г а — наглазник для ловчих птиц. 112

— Дом родной! — вскричал С ал и м .— Мой милый край! — Обнял тут его, как сына, О лжабай; На плечах повисли братья у него, И смеясь, и плача: — Брат, не уезжай! — А Салим был полон думы о борьбе С байской бандой, что опааней волчьих стай. Утром, сев на отдохнувших скакунов, Зарысил отряд под мерный стук подков; Был Арстан в разведку послан и донес: — Банда в сборе. Атаман их жив-здоров. В камыш ах сидят, все ружья зарядив. — Молчалив С алим , подтянут и суров. Густ кам ы ш — в нем впору барсу зимовать. Тих к ам ы ш — зимой медведь в нем м ожет спать.. Тверд камыш — его и саблей не срубить. Част камыш — собаке мордой не продрать. Не пройти по камышу, не зная троп, Трудно в нем гнездо разбойничье сыскать. Перегаром спирта синего дыша, Скачет бай, не замечая ничего. Бай Мукан чернобородый бьет коня. «Всех в куок-и! Пощады нет ни для кого!» Банда вся за атаманом мчится вскачь, Ждет она в бою успехов и удач. 8 К. Джумалиев ИЗ

Снежный вал. .. И сразу грянул дружный залп. — Мы впросак попались!— взвился чей-то плач. Соскочил с коня Салим, бойцы за ним. Не щадя, врагов расстреливал Салим, Меток был его стремительный огонь, Весь отряд его был цел и невредим. Снег краснел от вражьей крови. Бай Мукам Потемнел, бессильной яростью томим. Бай Мукан, создатель шайки, был не трус. Откусил он, разъярясь, свой черный ус И бойцов клинком немало погубил. Он кричал, рубя: — Аллахом я клянусь, Что в живых мы не оставим никого... Где Салим? Узнаю крови его вкус. Был Салим в рядах бойцов, и понял он, Что еще не потемнеет небосклон, Как отряд его растает до конца. Л яж ет в снег, бандитской сворой побежден, В этот час Арстан джигитов в бой прислал. И поплыл над камышами сабель звон. Что за бой, коль нет в нем быстрых перемен! — Или смерть вам, или все сдавайтесь в плен! — Закричал Салим, тесня бандитский сброд. 114

А бойцы стреляли лежа и с колен. Бой стихал. Ар'стан уюпех его решил. Где Мукан? Камы ш ему надежней стен. Кончен бой. И кончен байской банды путь. Можно сесть, заж ечь костры и отдохнуть. Круглый холм могилы братской вырос там. Где с утра рубились люди грудь на грудь. И бойцы с холм а по горсточке земли Взяли. В бой идешь — погибших не забудь! И Салим папаху снял и так сказал: — Славен тот, кто за народ геройски пал. Он в грядущих поколеньях будет жить. Склоним стяг, он, словно кровь героев, ал. Склоним стяг, пробитый пулями в боях, И споем, друзья, «Интернационал». Ч А С Т Ь СЕДЬМАЯ I Вот и осень! Ярче блеск полночных звезд, Нету птиц у опустелых темных гнезд. Воздух чист, прозрачен, сух, а степь желта И видна кругом на много-много верст. Солнце льет уже не знойные лучи, И катун-трава вошла в осенний рост. Широка равнина. Быстро скачут в ряд Пять коней, на них пять всадников сидят. Кто они? При них винтовки без штыков, Сабли добрые у всех у них звенят. 115

Из пяти — безусых трое да старик, А один джигит приковывает взгляд: Красота в скупых простых его чертах, В форме рта, в витых усах, в разрезе глаз. И шинель кавалерийская на нем В новых изжелта-коричневых ремнях. И на черной шапке ал ая звезда, И до блеока чищен хром на сапогах. Рядом с ним словоохотливый старик. Не пришлось ему читать газет и книг, Но зато в просторной памяти его Песен бьет неиссякаемый родник. В басни, байки, поговорки и стихи Речь свою он обряжать давно привык. Говорит он: — Колькамьвс как великан Средь озер. Владел им долго бай Мукан. Лучших трав и водопоев не найдешь, Хоть галопом обскачи ты десять стран. Колькамыс — владенье родичей твоих, Там теперь разбит средь трав их мирный стан. Был Мукан земле не другом, а врагом, А теперь трава и синий водоем Отошли навек родным сынам земли. М ать земля! Мы по-сыновнему поем Гимн тебе и отдаем тебе труды. Чтобы пышно расцветало все кругом. 116

Видишь, вон покос? Владеет им Малтык. Как дитя к любимой матери, приник Он к земле. А где Мукан? Он на песках! В батрачкоме заправляет большевик. Перед ним все байство здешнее дрожит, С саблей схож его отточенный язык. Помнишь дни — вели мы с Дутовым бои И точили на кам нях штыки свои? Помнишь, как громили шайки Байгутты? Все прошло, да и быльем все поросло. А теперь поют на зорьках соловьи. Позабудь о горе, радостью ж иви... Говорил и говорил речистый дед, Скрасив путь. Уже горел вечерний свет. Поднялись пять конных быстро на бугор — Им открылся Колькамыса сизый цвет. Милый сердцу заповедный Колькамьгс! Ты весной — лазурен, в осень— сиз и сед! 2 Гогоча тревожно, гуси поднялись, Лебедей большая стая взмыла ввысь, И джигит с усами черными вздохнул — Был родным ему просторный Колыкамыс. Вспомнил все. Воспоминанья без числа Перед ним в одно мгновенье пронеслись. Здесь рожден джигит, и здесь его купель, Здесь его качала в детстве колыбель, 117

Здесь он пас овец, вихрастый мальчуган, Зной палил его, сбивала с ног метель. Здесь он плакал и мечтал, страдал и пел, Здесь он слушал зверя вой и птицы трель. У воды —кибитки бедные, но в них Слышен смех и всплески песен молодых. Вот джигит овраг увидел и опять Вспомнил дни былые — вспомнил и затих. Это тот овраг, где некогда без чувств Весь в крови лежал всю ночь в кустах сырых. Взгорья те — Кара-Адыр зовут их тут — Тоже в нем воспоминания зовут. Взял он там бандитов в плен. И в тот же день Он аул родной покинул — в пору смут. Много лет он шел дорогами войны — Был в боях. На рубежах родной страны Охранял с ружьем спокойствие ее. Были дни его тревогами полны, Смерть встречал в лицо, был ранен восемь раз, И всегда травой степною пахли сны. В орденах уже была джигита грудь. Он вступил на путь наук, на трудный путь. Как горняк руду берет из недр земли — Знанья брал он, чтоб народу их вернуть.

Нынче он аул увидит и опять Грудью всей сумеет радостно вздохнуть. 3 Солнца нет. Л учи несут прощальный свет, Облака окрасив в нежный желтый цвет, Колькамыс чуть тронут рябью. В камыши Пал туман, он дымно-густ и сизо-сед. Вот сейчас погаснет луч — и наконец Темнотой ночною будет мир одет. Дед рысцой догнал джигита: — Салим-жанІ Видишь ю рту? Там живет твой друг Арстан. — И Салим, коня пришпорив, поскакал К черной юрте, хоть и был неэван-неждан. Рад Салим, что жив товарищ боевой — Большевик, бесстрашный воин, партизан. Куц, широк и сив Арстана старый конь, В воду влез он по колено. И огонь, Просочась из черной юрты, осветил Свежий сноп чакана, косу и супонь. Где ж Арстан? Салим привстал на стременах. Опустив на гриву конскую ладонь. Как ты мил в закатный час, родимый край! В юртах пьют уже вечерний крепкий чай, Скупо масло выжимают из кишки, Подают домбру домбристу— поиграй! 119

Вот Арстан, из юрты выйдя, закричал: — Ну, жена, гостей с почетом принимай! Здравствуй, мой Салим, любимый, милый брат] Заходи же! Всей душой тебе я рад. Весь аул тобой гордится, весь наш край. О тебе везде и всюду говорят.— И позвал Арстан:— Вставай, аульный люд, Земляку свои объятья раскрывай. Встречен был Салим аулом как герой. Д руг Арстан ему устроил пир горой. Чай густой и красный сразу закипел, И барашек был зарезан молодой. Д о утра друзья сидели у огня, И всю ночь текла беседа их рекой. Про дела в степях рассказывал Арстан, А Салим — про храбрых красных партизан. По душам велся сердечный разговор. И когда над темным озером туман Поднялся и вспыхнул заревом восток, Изложил Салим Арстаяу смелый план. — Прибыл я, — оказал Селим, — не отдыхать, А затем, чтоб байский скот конфисковать. Собирай ты бедняков и батраков, Горячо железо — надобно ковать. В списке баев есть М укан. А он хитер. Со скотом он может в степь откочевать.. . 120

Й уснул Салим в тот Час, когда рассвет Облака окрасил в нежно-желтый цвет, Грянул хор разноголосых певчих птиц, Тростники засты ли — утром ветра нет — И вода была озерная чиста, Как глаза детей, которым пять-шесть лет. В полдень к озеру сошлись и стар и мал, Весь аул приезд Салима взволновал, Старики и недоуздки принесли. Говор шел: «В степи пастуший день настал, Отберем у баев окот, что мы пасли, Он по праву нам всегда принадлежал». А в родной степи богатства велики: Вон идут стада — коровы и быки, Вон овец отары движутся к воде, Вон коней гнедых и сивых косяки, Вот бредут верблюды, шеи наклонив, И шаги их величавы и лепки. Будто крылья белых чаек на реке. Белых юрт десяток виден вдалеке. Баи — там. И главарем у них М укан. Чай не пьется. Пиала пуста в руке. Знает он, кого в ауле обижал, И врага он видит в каждом бедняке. 539 121

Тушит свечку он слюной. Она чадит. И Мукан наедине с тоской сидит. Гибнут все его отары и стада! Ведь за ним уполномоченный следит, Тот Салим, кто у М укана пас овец И хозяйской плетью был частенько бит. Весь аульный люд пришел на важный ' сход, Старики, мужчины, дети — весь народ, У старух и то прийти достало сил! Ведь сегодня отбирают байский скот! Бай Мукан поодаль сел один, как перст, Тронул лоб — и стер рукой холодный пот. Встал Салим. Затрепетала в нем душа, Начал речь он, не волнуясь, не спеша. Бай Мукан сидел с усмешкой на губах, И была усмешка та нехороша. Только сход усмешки злой не замечал, Весь аул Салима слушал не дыша. — Кем был Мукан? Он весь тут перед нами. Кого из вас камчою он не сёк? У всех у вас он волчьими когтями И з горла рвал последний ваш кусок. Заклятый враг всей голытьбы аульной И верный друг царя с Алаш-ордой. Бездушный, бессердечный и разгульный, Он был для вас несчастьем и бедой. Он волостью, как самодержец, правил, 122

Йз пастуха сосал ой кровь и пот, Немало он на кладбище отправил И по миру пустил детей-сирот. Он к белому царю на трехсотлетье Престола ездил в северную даль, И лишь за то, что бил вас бычьей плетью, Он золотую получил медаль. Когда А лаш -орда над всею степью Упрочила .владычество свое, Всей бедноте грозя штыком и цепью, Мукан вош ел в правительство ее. Вы видите надгробный серый камень На холмике, где вырос краснотал? Пять воинов погаными руками Мукан близ Колькамыса расстрелял. За красными бойцами, как за зверем, Охотился М укан все эти дни. Слезам его теперь мы не поверим — Из нечистот родясь, текут они. Пожни, М укан, все то, что сам посеял, Отпировал ты свой последний пир. А зло, которое ты на земле содеял, Возьми с собой в потусторонний мир. Ты пролил крови человечьей реки, Ты не щ адил и не ценил людей, Уйди от нас и пропади навеки, И нашу степь не оокверняй, злодей I 123

Туі\" хлопки единодушно раздались, В первый раз все это слышал Колькамыс. — Ты сказал нам правду сущую, Салим, — Возгласил старик, и крики понеслись: — Н е щадил он — и ему пощады нет. Он волков наглей, хитрее желтых лис! Слово взял тут проницательный Арстая: — Не один у нас в степи злодей Мукан, Много их — муканов малых и больших, Мы для всех для них, друзья, плетем аркан. Байству мы должны сломать опинной хребет И создать Советский новый Казахстан. Поглядите, вон гурты овец идут, Слышно всем, как кобылицы громко ржут. Это все —труды аульной бедноты, Пот со лба, подошвы мясо, раны зуд. У Мукана-тунеядца бедняки Нынче окот по справедливости берут. Часть скота сдадим в артель, другую — Пастухам Мукана-бая, беднякам. Но поймите вы, что это не трофей И не дар из уважения к трудам, Это ваш соленый пот и ваш а кр о вь...— Снова треск хлопков раздался по рядам. Д а, Мукана не боятся бедняки — Речь ведут и поднимают кулаки, Темных тайн твоих, М укан, не берегут, 124

Окот сосчитан, вскрыты клады у реки. Ты сидишь и водишь веткой по песку, А в гл азах все злее волчьи огоньки. 5 Чтоб делить его, в низину гонят окот. И глядит и не насмотрится народ На четыре вида сытого скота: Пастухи на лош адях полны забот, Холмогорок гонят, блеющих овец, И с верблюдами опешит вер блюдовод. Величав верблюд, свисают два горба, И нежна, как бархат, нижняя губа. Кораблем пустынь плывет он не спеша, Не гнетут его мешки и короба. А за ним собратий целый караван, Всех их тут сейчас решается судьба. Косяки гнедьгх соловых лошадей, Вороных, каурых, серых лошадей Во главе с тем сиво-пегим жеребцом, Что прослыл средь понимающих людей Как венец породы, счастье т а б у н а ,— Косяки коней идут среди степей. Но аркан свистит, и вот, за горло сжат, Конь храпит, глазами бешено косит. А бедняк к нему бежит, чтобы обнять, —- Конь теперь ему навек принадлежит! >25

Что за день! Как много счастья он принес! Ш ел дележ скота, и каждый сердцем рос. Не забыли ни старух, ни стариков. Вон седой Малтык, хоть он сейчас и бос, Получил не мало — десять животин, Гонит их, не пряча теплых сладких слез. .. Вечер пал на степь неярким серебром, Скот клеймен, но не мукановым клеймом. В черном чайнике кипел душистый чай, Кажды й шел с открытым радостным лицом. А М укак? Уже милиция его Увела. И разговора нет о нем. И Салим с отрядом двинулся в район, Гроздья звезд покрыли темный небосклон, Степь, дыша томящим запахом травы, Спать звала и обещала тихий сон. Счастлив был Салим — он выполнил свой долг. Светлый день в родной степи увидел он. Вот взошла на небо полная луна, Стала вдруг травинка к а ж д а я видна. Норка суслика, цветок, катун-трава... И Салим слегка привстал на стремена. Без конца, без края степь и степь кругом, Путь широк пред ним, и цель ему ясна.

6 Поседел, и снова вижу я ее — Землю, где дымилось отчее жилье, Где я рос, потом, мужая, в жизнь вступил. Все цветет вокруг, все блещет, все поет. Степь моя! Настой цветов и горьких т р а в ... Колькамыс! Родное озеро м ое... Посмотри! П о лону вод и там и тут, Лебедят окликая, лебеди плывут. Близ гусей ныряет множество гусят, Берега — в траве, она как изумруд. Золотой полудой блещет серебро — То лучи тепло и свет на воды льют. Тридцать лет назад — всей кровью помню я — Всем вокруг владела байская семья. А теперь хозяин здесь — колхозный люд. И к зиме сюда, в озерные края, Гонят скот: трава сочна и зелена. До снегов тут кормит скот моя земля! Как орел, что, сбросив старый пух в апрель, Новый пух растит — страшна ль ему метель! — Так колхоз наш богатеет кажды й год. Из товарищества выросла артель, «Колька мыс» ее зовут. Пасется скот, Есть корма с ее немереных земель. 1?7

Посмотри, подгрудной кожей пыль метет, Ж ир неся на круглых спинах, чуть идет Племенной отборный скот — «зеиги- баба», Шерсть, как шелк, на нем лоснится. Этот скот Величав, спокоен, важен на ходу. Водопой его у самых чистых вод. У коров породы швицкой шерсть седа И блестит, как серебристая вода. Молока неисчерпаемый родник Принесли с собой их сытые стада. Расплодил коров элитных наш колхоз, А везли их много тысяч верст сюда. Симментал — с оленьей шеей, круторог, Коренаст, вьгсокогруд, коротконог. Ходит он, расставив ноги широко, Много жиру в нем, накопленного впрок. Он — красавец с кудреватой головой — Нам в степи породу вывести помог. Симменталок чистокровные стада По степям бредут без троп и без дорог. А вон там неторопливо, как всегда, Ищут тени холмогорские стада. Холмогорский окот высок, собой красив, Не жирен. По нраву здесь ему вода. Как в верблюде, сыне нара, сила в нем, Переносит он и зной и холода.

Где полынь с люцерной дикою растут, Овцы в д ал ь гуртами тесными идут. От зари и д о зари Шопан-ате, Покровителю овец, поклоны бьют. На конях за ними едут пастухи И ягнят н а седлах бережно везут. Посмотри на едильбаевоких овец — Кисть художника и скульптора резец Передать могли бы гордую их стать. Курдюки и ш ерсть со множеством колец. Высоки их шеи, ноги их длинны. Их ведет с та р и к — восьми сынов отец. С едильбаевской овцой совсем не схож Меринос — к у д р я в он, статен и пригож. Из-за шерсти тонкорунной меринос Никогда не попадает зря под нож. Волосок любой на нем — как ш елка нить, Волоска потолще в шерсти не найдешь. Вот бредет в степи верблюдов длинный ряд. Чу! Как неж но колокольчики звенят! Стал один верблюд, омакуя, есть шалфей, Л другой горбач люцерне дикой рад. Третий сыт и, шею вытянув, следит За игрой неугомонных верблюжат. Средь двугорбы х виден ясно в стаде том Дромадер — верблюд с гребенчатым хвостом, С бахромой на гордой, умной голове. 9 Қ. Джуиалиев

Он идет, изящен, важен, и притом Он привык холмов и гор не замечать, А за ним, тяжеловаты на подъем, «Кезтумсаки» с «домбрабасами» идут. Холм в пути — они в обход его, кругом. Сколько здесь, в степи, пасется табунов Кровных холеных арабских скакунов! Уши их, как тростники, стоят торчком. Шеи — как у лебедей, а звон подков Музыкален на отменном их скаку. И ветра колышут дымы их хвостов. Рысаков орловских сразу отличишь — Только раз на них, как надо, поглядишь. Широка их рысь, а мускулы круглы. Каждый конь с огнем в крови—литой крепыш. Круглокруп, широкогруд, неутомим — Мнится, он перемахнет через Иртыш! Посмотри — коней адаевских пасут. Их в народе «синешейками» зовут. Словно вихри —быстролетны и легки, Птицу охватят и зубами разорвут На бегу, как быстро птица ни лети. Вон они —сухим копытом оземь бьют. Вон табун коней казахюких — тяжелы, Шираки в шагах, мясисты, как волы, Эти кони, гривы длинные у них, А в буран они надежнее скалы.

Езди год на них— и спину не собьешь. Неказисты, но достойны похвалы! Серый в яблоках туркменский резвый конь — Жилист, оух, в глазах негаснущий огонь. То «Теке-жаумид» с козлиной головой. Оседлай, но плетью ты его не тронь. Он летит, к а к вихрь Туркмении своей, И хорош д л я быстрых скачек и погонь. «Колькамыс» скотом гордится. По стране Славен он своим трудом на целине. Сев прошел. «Кубанка» в стал а в полный рост. Есть простор, где шелестеть ее волне, Где рассветы ждать, закаты провожать. Где цвести и зреть пшенице в тишине! Черных юрт у Колька мыса больш е нет — Стал у вод его поселок. Он одет В изумруд садов фруктовых и в цветы. В прах развеян ы напасти преж них лет, Вместо юрт стоят кирпичные дом а, И сияет в окн ах их электросвет. В клуб больш ой ты, гость наш добрый, загляни — В нем горят весь вечер теплые огни. Никогда он не пустует. В дверь его Пастухи идут, табунщики. Они, 131

Став свободными, счастливыми людьми, Путь прямой нашли в невиданные дни. В «Колькамьгсе» много лет уже Салим Председателем. Сидим мы, говорим. Собеседники: Арстан, седой Малак, Табака плывет душистый синий дым, А вокруг молчат. Притихла молодежь, Чтя Салима благонравием своим. Знаю т все: Салим в колхозе не щадил Ни трудов своих, ни времени, ни сил. Отдал он себя народу целиком... Вспоминая, он о прошлом говорил. — Слава нашему Салиму! — иногда Вооклицал джигит, не одерживая пыл. Где ж е старец Олжабай? Скончался он, До ста лет дожив, и с честью погребен. Перед смертью он сказал: «Мечта сбылась! Явью стал отцов и дедов давний сон!» А М укан? Злодей был сослан в Джетысу И уже не приезжал из тех сторон. Подросли Салима братья. Оба тут Отдают народу знания и труд. Врач — один, другой — способный педагог. Любит их и уважает здешний люд. А они Салима-брата, как отца, П одавая всем пример, глубоко чтут.

.. .Песню спел я про борца-богатырй. Пусть ни жемчуга в ней нет, ни янтаря, Спел к а к м ог про степь, борьбу и ж изнь в степи, П равду чтя, сыновним рвением горя. Это — дар любимой Родине моей В светлый день сорокалетья Октября.

СО Д ЕРЖ А НИ Е Д р уж ба и любовь. Поэма. П е р е в о д К . А лт ай­ с к о г о .....................................................................3 Борьба в степи. Поэма. П е р е в о д К . А лт ай­ с к о г о .....................................................................61

Д ж ум а ли ев Каж им БО РЬБА В СТЕПИ Редактор М. Д . Львов Обложка и титул художника И. Г. Николаевцева Гравюры иа дереве В. Н. Ростовцева Худож. редактор В. И. Морозов Техн. редактор Г. В. Белькова Корректор И. В. Симакова Сдано в набор 251'/ 1' '. Подписано к печ 5/УІІІ 1959 г. А 03584. мага 70X 92'/». П л. 44, (4.97). Уч.-изд. 4,59. Тираж 3000 ! Издательство «Советский писатель» Москва К-9. Б. Гнездниковский пер., 10 Типография № 5 УПП Ленсовнархоза Ленинград, Красная ул., 1/3