правом боку и задумчиво смотрел на потухающее пламя. — Д л я этого нужна сила,— произнес он, отвечая своему собеседнику, и осторожно добавил: — Джигиты из рода Берш пошли за старшиной Исатаем, вместе с ними идет и акын Махамбет. Они зовут нас... — Нужно подумать,— говорит после долгого мол чания пожилой табунщик...— Мы часто враждовали с джигитами из рода Берш. А теперь идти к ним?.. Как будто мы не можем найти своего батыра-вожака... На до хорошо обдумать, чтобы не быть похожими на пар шивую овцу, позднее блеяние которой всегда вызывает досаду. Если мы объединимся с джигитами рода Берш, то уже нельзя будет сдерживать коней, увидев вра гов, идущих на их аулы... — Все аулы наши, аулы казахов! — Зарбай рас сердился. Стараясь успокоиться, он поднялся с места, подошел к костру и подбросил в огонь несколько ко мочков сухого верблюжьего помета. В это время со стороны реки ветер донес мягкую девичью песню. З ар бай прислушался, постоял немного, вглядываясь в темноту, и, чуть заметно улыбнувшись, вернулся на место. Эта тихая песня успокоила его, он знал, что там, откуда доносится она, в кругу молодежи сидит дом брист Курмангазы, которого друзья освободили вчера из плена. ...Прохладой веет от речной глади. Изредка слышен шлепок выпрыгнувшей из воды рыбы. Тихо, боясь н а рушить песню, переговариваются джигиты. Курманга зы задумчиво смотрит на водную гладь, по которой плывут ночные облака. Порой из-под облаков выгля дывает луна. Спокойная, задушевная мелодия рождает ся в этой теплой предосенней ночи. Миганье звезд, трепет речной волны, шелест травы , редкий спокой ный стук копыт пасущихся коней, чуть слышное урча ние речки на дальнем изгибе — чудесные и таинствен ные звуки степи и тихий, чистый голос где-то поющей девушки — все это слилось в единую прекрасную му зыку. Курмаш, настроив домбру и стремясь освобо
диться от тяж елы х воспоминаний, снова осторожно играет новую мелодию, которая рож д ается сейчас где- то в глубине его сердца. В этой мелодии он хотел вы разить и благодарность друзьям, освободившим его из плена, и лю бовь к людям, окружаю щ им его сейчас, и высказать свою тревогу за судьбу матери, за з а в трашний день... Все подсели ближ е к домбристу. — Тише, К урмангазы играет, — эти слова, произ несенные кем-то из сидящих рядом, к ак будто вдох нули силу в него. Мелодия стала ровней, исчезли нот ки скорби и тоски. Под аккомпанемент музыки неяс ный внутренний голос в этот миг впервые говорил ему, что он настоящ ий домбрист и что он не может ни на минуту зары ваться в горестные мысли о себе, рас травлять раны и тем самым вы зы вать у слушателей лишь жалость к себе, как это д елаю т другие домбрис ты— жолоучи, поющие лишь о тоске и боли народа или, в лучшем случае, рассказываю щ ие о виденном по пути. Н уж но быть акыном, рассказываю щ им наро ду о героических делах батыров, о их борьбе за счастье и зват ь народ к мечу... Л ю ди слушают его, ве рят в него, и потому он не должен бояться невзгод, он должен непрерывно делать свое д ел о — создавать такие кюйи, чтобы соплеменники поверили в свою силу. Ведь песня и кюйи — это крылья народа. И если од нажды умрет песня, умолкнут кюйи, то замрет и задох нется от тоски вся степь, весь народ. Люди должны всегда слышать зов собственного сердца. А певец или домбрист долж ен слышать не только зов своего серд ца, но и зов своего времени, своего народа. Он дол жен выражать и гнев своих сородичей и утверждать их веру в будущ ее... Новую, вдохновенную песню зап е л а домбра Кур мангазы, в юноше родилась окры ляю щ ая вера в себя, в могучую призывную силу своих мелодий. Он играл, играл, как одержимый, с каким-то бешенством вкла дывая всю страсть своей души, весь темперамент, всю силу таланта в эту новую песню. И чудилось всем, кто слушал его в ночной тиши, что просыпается степь, что она пы лает от огня мести, что по всей степи не
сется конница, как ураган см етая юрты ненавистных богачей... Совсем неожиданно на высокой нотке мелодия обо рвалась. Но никто не шевельнулся. Люди еще долго сидели у речки и с волнением д ум али о том, что было поведано в песне домбры... — Уже поздно,— сказал Курмангазы, встав с мес та, и направился к юртам. М олча встали и остальные. Мимо пасущихся коней, мимо спящего стада овец они пошли к своим хижинам... А в это время, бесшумно вынырнув из темноты, к юрте Зарб ая подошла группа джигитов. Зарбай при глашает их в свою юрту, возле костра остался лишь худощавый табунщик в треухе, он внимательно при слушивается к каждому шороху. Курмангазы последним входит в хижину Зарбая. В юрте темно, никто не обратил внимания на во шедшего домбриста. Зарбай заж ег светильник и по ставил его на перевернутую вверх дном деревянную ступу, внимательно осмотрел ночных гостей. — Ассалаумагаляйкум! Как добрались? — Уагаляикумассалем, Зарбай! Здоров ли ты? Мы бесшумно пробрались. Видишь, д аж е сторожевые псы не заметили. Коней заарканили подальше от этих мест, в камышах...— один из пришельцев подходит к светильнику, садится и, разувшись, вытаскивает из- под стельки сапога бумагу. — Это письмо написано Махамбетом. Уже многие табунщики поставили под ним отпечатки своих паль цев, должны поставить и мы... Письмо это будет вру чено самому генерал-губернатору. — «Наш влады ка — хан Женгир сын Букея — бес чинствует... — читает по слогам джигит. Письмо напи сано арабской вязью на толстом листе бумаги...— Мы не ограждены никаким законом, подвергаемся обидам, притеснениям, переносить которые далее не имеем возможности, потому что султаны и бии нас тоже угнетают и отбирают у нас скот и имущество... причиняют побои, наносят раны...». Все взгляды устремлены на чтеца, плечистого, ши рокоскулого джигита в круглой, маленькой шапке, в
плотно облегающем тело новом чапане, сотканном из верблюжьей ш ерсти. К поясу дж игита привязана ма ленькая, но тя ж ел ая булава. Кончив читать, джигит огляды вает табунщиков. — Понятно? — спрашивает он. — Зачем спраш ивать об этом?! Хватит с нас!.. — Если вы согласны, то н амаж ьте сажей большой палец и поставьте свой знак под прошением. Вместе со всеми ставит отпечаток своего большого пальца и К урмангазы . Он не может скры ть свою улыб ку, свою радость. — Ты теперь вместе с нами, ты стал настоящим джигитом-сарбазом, — говорит З а р б а й , кладя свою руку на плечо домбриста... Аул Д улата вернулся на свою стоянку. Старый, уже ослепший Ж ак ы п снова стал у ворот овечьего з а гона. Позавчера вернулся в свой аул и Курмангазы, но вернулся не один, теперь рядом со старой юртой его матепи стояла хиж ина Зарбая и С акы ш — новых дру зей Курмаша. Дулат знал о возвращении домбриста, знал и о том, что у К урм ангазы теперь стало много друзей, что опасно снова связы ваться с ним. Бай распустил слух, что простил Курмангазы и не будет требовать с него стоимости загнанного коня. А сам, затаив злобу, тайком послал письмо к приставу, разъезжавшему в то время где-то под Оренбургом, с просьбой дать со л д а т для ареста Курмангазы. По вечерам, к огда люди с работы возвращались в аул, Зарбай и К урм аш холили по ю ртам. Курмаш иг рал свои новые кюйи, а Зарбай призы вал джигитов бросить табуны б а я и ехать к с а р б азам Исатая. Сегодня вернулся в аул и С арм ан. Он изменился за лето: окреп, загорел и возмужал. В этом рослом, красивом джигите, шагающем по аулу, трудно сразу признать того нерешительного юнца, каким был преж де Сарман. Сарману повезло. Он научился грамоте. Случайно 53
устроившись погонщиком в проходивший вблизи ка раван, он дошел до Хорезма. Н а привалах молодой слуга купца обучал Сармана арабской грамоте. Оста навливаясь в каждом ауле, селе, городе, караван поч ти два месяца добирался до Хорезма. За это время Сарман научился читать и писать. В Хорезме Сарман, чтобы добраться назад до аула, нанялся проводником маленькой экспедиции русских, собиравшихся пробраться через пески Нарына к берегу Каспийского моря, а там — в Россию, в Пе тербург. Экспедицию возглавлял чудаковатый, странный, как показалось Сарману, круглобородый человек в офицерской форме без погон. Они двигались гораздо медленнее, чем караван купца, и расстояние от Хорез ма до аула прошли за три месяца. П о дороге Сарман удивлялся причудам русского хозяина, но не мог от гадать, кто же этот человек по роду занятий. Он мог, остановив всю экспедицию, лечить больно-, го в каком-нибудь ауле или срисовывать орнаменты с какого-нибудь древнего мазара, подолгу сидеть возле разукрашенного кулып-таса1 или, не уставая, запи сывать рассказы самых старых аксакалов... Этот русский знал больше казахских песен, сказок и преданий о батырах, чем иные казахи. Многое в этом человеке было непонятно Сарману, но он полю бил его и старался как можно лучше выполнить лю бой его приказ. Он -нравился С арману своей внима тельностью, великодушием и любовью к детям джата- ков. Его звали Петром Васильевичем, сам он называл себя «ориенталистом». Сарман не понимал смысла этого слова. От Петра Васильевича Сарман узнал очень многое о жизни своего народа, о его прошлом, многому нау чился у русских. Он мог теперь д аж е читать, правда медленно и по слогам, русские книги. В одном из аулов экспедицию встретил казах, лет 1 К у л ып-т а с — надгробный камень. 54
тридцати, одежда его походила на о д еж д у Петра Ва сильевича. Оказалось, что П етр Васильевич д авн о знаком с ним, и потому устроил маленький п раздн ик «в честь встречи с Сапаром — другом по училищу». Сапар три д н я сопровождал экспедицию , но ни ра зу толком не заговори л с Сарманом и держ ал ся с ним высокомерно. Петр Васильевич и Сапар безумолку рассказывали друг другу новости. Сарману особенно запомнился один их спор. — Учение доступно лишь живущ им в султанских усадьбах, — говорил Петр Васильевич. — В усадьбах султанов построены школы, живет м ул л а, который ведет мусульманское обучение детей. Э то естественно, но хотелось бы, чтобы султаны и вообщ е влиятельные казахи вместе с муллой приглаш али д л я обучения своих детей и русски х учителей. А б ы ло бы еще ес тественней, если бы учителя и муллы совместно обу чали и детей бедных. — Учение д о л ж н о быть предметом занятий достой ных. А табунщикам и дж атакам оно не принесет поль зы, будет лишь обузой. Научившись грам оте, они ста нут искать причины своей бедности,— сказал Сапар. Сарману это не понравилось. Оставив работу, он усел ся возле тюка и ст а л слушать дальш е. — Не понимаю , не понимаю теб я, С ап ар,— начал горячиться П етр Васильевич. — Н е уж то и ты таков. Что это? Общее явление в степи — умный и способный казах начинает учиться, затем служ и т, живет в рус ском городе, у сваи вает европейские привычки, вку сы, даже лучше, чем иные русские, потом возвращает ся в степь, п оры вает связи с русски м обществом, попадает под влияние губернаторских и султанских вкусов. И, быть м ож ет, потому молодые имущие казахи теперь потянулись в «святую* Б ухару. Изучают там персидские, араб ск и е языки и мусульманские законы и, возвратившись в степь, становятся муллами.— в голосе Петра В асильевича появилась нотка огор чения. 56
— Д а и русское учение для многих даже умных людей, как я уже сказал, заканчивается на поярковых шляпах, жилетах, пиджаках, узких панталонах, ке росиновых лампах и тарантасах. В духовную жизнь степного народа оно не проникает! Дорогой мой Са- пар, запомни это. — Но я говорю о другом, Петр Васильевич,— сно ва начал Сапар.— О том, что учение вредит бедному люду. Оно вредит даже некоторым из нашей среды — среды белокостных. Вы слышали о том, что старшина Исатай и поэт Махамбет перестали выполнять прика зы хана Ж ангира и призывают народ к бунту? Они тоже не бедны и знают русскую грамоту. — Не от грамоты русской идет сей бунт!— вски пел Петр Васильевич. Но затем, стараясь скрыть свой гнев, продолжал: — Русское умственное движение, русская наука пока что мало трогают сердце казаха. Таким, как ты, Сапар, многое дано. Вы первые ласточки степи, вы должны сюда нести свет разума. Не камча, а учение поднимут твой народ из глубоких темниц ислама. А что касается русской интеллигенции, то пока что интерес к казахской народности пробужден толь ко у ориенталистов, но и они занимаются изучением вашей народности только для пополнения европей ской науки об Азии, а вовсе не в целях пробуждения самосознания казахского, народа. Видимо, настанут веремена, когда народы пробу дятся сами. Ибо среди них много таких же пытливых умом людей, как этот джигит,— сказал Петр Василь евич, указывая на Сармана.— Видишь, с каким вни манием подслушивает он нас, даж е притаился за тю ками. Сарман не знал, куда деваться от стыда. Он ото шел в сторону и больше не слышал продолжения спо ра. Сарман, смущенный, стал поспешно собираться .домой. Члены экспедиции тёпло попрощались с иим и подарили много книг. Основное, они дали ему на к аз— непременно ехать в Оренбург и поступить там учиться.
И вот С арм ан в своем родном ауле. Здесь многое изменилось за врем я его отсутствия. Люди были возбуждены , жили в напряженном ожи дании чего-то радостного и в то ж е время страш- И сейчас, и дя по аулу, С арм ан д ум ал обо всем этом. Заметив человека возле ю рты Сагырбая, он остановился. — Курмангазы? Узнал тебя по домбре.— Сарман и Курмаш, к репко обнявшись, подош ли к толпе мо лодежи. Их встретил Зарбай. К урм ан газы познакомил Зарбая с С арм аном . Все трое до полуночи бродили за аулом. С арман рассказы вал о всем слышанном и ви денном. Затем речь пошла о прош ении, посланном генерал-губернатору. — Прошение не принято,— тихо сообщил Зарбай. — Что ж е т еп ерь будет? — почти одновременно спросили К урм ан газы и Сарман. — Нужно се д л ат ь коней и точить пики. Собирать ся!.. Так ск а з а л И сатай,— С арман молча встал с места. — Ты к у д а? — спросил Зарбай. — В аул. Зав тр а же направлюсь в Оренбург. Бу ду учиться. С та н у писарем у генерал-губернатора, чтобы рассказать ем у о жестокости Ж ангира... Сарман уш ел. А Зарбай и К урм ан газы еще долго ходили в ночной степи, рассуждая о будущих делах. Возвращаясь домой, К урмангазы д ум ал о проис ходящем. Последние слова З арб ая подтверждали, что не сегодня т а к зав т р а наступит тот час, когда все табунщики, осед л ав коней, возьмут в руки соилы, бу лавы и пики и пойдут за Исатаем. Что ждет этих бедных, но х р аб р ы х джигитов: смерть или свобода? Возможно ли победить Жангир- хана и заставить его принять условия, выдвинутые в прошении н арод а. Можно ли найти другого хана, который был бы добрее Ж ан гира? В едь еще не было случая, чтобы табунщики побеж дали султанов и хана............... Мысли, тревож ны е мысли н аплы вали одна на дру гую. Курмангазы вспомнил то время, когда еще ре 57
бенком пас байских ягнят, к ак прокалывал и вдевал кольцо в нос маленького черного бычка, чтобы обу чить его верховой езде. А потом, взобравшись на не го, целй день пас ягнят под жгучим солнцем. Вспомнив об этом, Курмангазы как будто вновь ощутил удары, нанесенные тогда баем. Он даже вздрогнул и инстинктивно дернул плечом, словно из бегая удара камчи. Он вспомнил любимую Акшолпан. Где же она сейчас? М ожет быть, ес уже продали за десять ба ранов. В его сердце с новой силой проснулся гнев, ярост ный гнев, отуманивающий сознание... Два дня назад Акшолпан покинула маленький аул адаевцев, куда несколько лет назад она пришла вместе с отцом. Она бежала тайно, даже не сказав отцу, охраняющему байских верблюдов. Да и что мог сделать отец против человека, который в ту ночь хотел насмеяться над ней. Она бежала от позора, ее спасла собака. Умное животное встало на защиту своей хозяйки, когда та, еле вырвавшись из рук бра та бая, в разорванном платье бросилась прочь от байского двора. Брат бая, сопя и топая сапогами, ки нулся догонять ее, но собака с грозным рычаньем преградила ему путь. Акшолпан не вернулась назад, по узкой тропе она направилась в степь. С тех пор она шла и шла, отдыхая лишь тогда, когда на небе появлялась Плеяда — древний звезд ный компас чабанов и табунщиков. Отец научил ее определять дорогу по звездам. Убедившись, что идет правильно, она успокаивалась и, свернув с тропки, забиралась в гущу травы, искала дикий лук, ягоды и гнезда птичек. Чуть утолив голод, она устраива лась на короткий отдых. Лежа под открытым небом, дрожа от холода и страха, вздрагивая от каждого крика ночных птиц, она произносила слова древней молитвы, обращаясь
к далеким звездам . Акшолпан просила аллаха вы полнить лишь одну е е просьбу в ж изни — сохранить ей здоровье, честь, постеречь ее от н ап ад ок людей и зверей и дать ей си л у до тех пор, пока он а дойдет до родного аула и н айд ет своего Курмаш а. Бессонно проходи ла ночь. Акш олпан, раскидав траву, которая сл у ж и л а для нее п остелью , вставала вместе с утренней зар ей и вновь ш а г а л а по еле з а метной, заросшей тропе. Заметив человека, она еще и здали сворачивала в сторону и п р ятал ась в траве. Она б о я л ас ь всех — и конных, и пеших. И ногда тропинка терял ась, соеди нившись с широкой, пыльной дорогой, прорезающей степь, но- вскоре Акшолпан находила другую мало исхоженную тропку. За два дня А кш олпан дваж ды проби ралась к ма ленькой речке, вд о л ь которой шла д орога. Напившись, она выбирала место поглубже и, отбросив в сторону свое ветхое одеяние, погружалась в воду. Прохлад ная вода как будто прогоняла усталость, придавала силу. Она вы сти рала свое разорванное платье и кое- как зашила его очень тонкими стебельками трав. Нель зя же показываться на глаза К урм ан газы и старой доброй Алки в разорванном платье. Акш олпан знала, что Алка встретит ее, к ак родную дочь, что Курманга зы тоже будет р ад ее приходу. Но б удет л и он любить ее, как она его,— об этом Акшолпан не з н а л а . Д а и не старалась думать. Тропинка, по которой она шла, круто сворачивала к востоку и и счезал а за маленькой возвышенностью. Акшолпан постоял а немного в задумчивости, з а тем решительно з а ш а га л а дальше. З а поворотом она неожиданно столкнулась с повозкой, на которой еха ли двое русских — ж ан д арм и солдат. Испуганная Акш олпан собралась вся, как пружи на, и готова бы ла кинуться прочь о т дороги, но раз дался резкий окрик: «Стой!» и цепкие, грубые муж ские руки схватила ее выше локтя. — Хороша киргизка!— произнес сквозь зубы Усатый жандарм, впиваясь ж адным взгляд ом в чер ные, широко раскры ты е от испуга г л а з а девушки.
Одна рука жандарма, дрож а от нетерпения, уже бега ла по ее груди, безжалостно разрывая только что зашитое платье. Акшолпан с мольбой взглянула в сторону солда та. Бледный, без кровинки в лице, закусив нижнюю губу и крепко схватившись за телегу, стоял солдат. Он даж е не взглянул на Акшолпан, а смотрел на жандарма. Жандарм же, крепко обхватив девушку за талию, тянул ее к телеге. Упершись босыми ногами, в маленький куст чия и напрягая все тело, Акшолпан рванулась Но руки мужчины не ослабли, глаза его покраснели, огром ные сапоги придавили босую, израненную ногу де вушки. Ах ты, дикарка! Я тебя сейчас, сейчас...— со пел жандарм . — Господин жандарм, не измывайтесь над ней! Не видите, она совсем ещ е дитя, девочка! — вдруг послышался голос солдата. — М арш пешком! Оставь телегу для нас! — за орал жандарм , продолжая тащить Акшолпан.— З а был, как ночью нас связали эти дикари, чтобы спас ти своего голодранца! Ведь мы еле освободили свои руки! Я покаж у им еще! Н е одна девка будет моя, не одного киргиза я заарканю и в Урду, в Сибирь отправлю!.. Собрав последние силы, Акшолпан, как зверек, вцепилась зубами в руку ж андарма. Тот заорал от бо ли и, упав вместе с ней, покатился по траве. Наконец он высвободил свои руки из ее зубов и ударил Ак- .шолпан по лицу. Девушка не произнесла ни звука, она, изгибаясь, изо всех сил царапала, кусала своего мучителя. Он навалился на нее всем телом и начал душить. — Апа-а!— этот крик, крик беззащитного ребен ка, погибающего от боли и страха и зовущего на по мощь мать, огласил всю степь. И в эту минуту здоро венный кулак вместе с заж аты м камнем опустился На голову жандарма. Руки ж андарма ослабли, он медленно свалился на бок. Е ж ась от страха и стыда, изогнувшись и. закрыв руками свои оголенные коле- 60
ни, Акшолпан, с распущенными волосами, с окровав ленным лицом, см отрела на солдата. В е е взгляде не было ничего, кром е детского испуга и мольбы. Солдат молча стоял над жандарм ом. П альцы его разжались, и из его рук выпал окровавленный камень. Затем солдат медленно пошел к телеге, взял свою старую шинель и бросил ее в сторону девушки. — Возьми, дочка, укройся и садись на телегу. Иголка есть, все заш ьеш ь по дороге. Поехали...— сказал он спокойно, н а чистом казахском языке. — Куда поедем, ага ? — чуть слышно произнесла Акшолпан, все ещ е испуганно посм атривая в сторону мертвеца. — А куда идеш ь, дочка, туда и поедем...,— сол дат завернул тело ж ан д арм а в обрывок кошмы, ле жавшей на телеге, и понес его в глубь зарослей... Степан Л авочкин, т а к звали солдата, б оялся ехать прямо в аул. Там мог увидеть и узн ать его бай Ду- лат и сразу же п осл ать гонца в Урду к сотнику с из вестием о том, что русский солдат, изменив присяге, перешел на сторону неблагонадежных табунщиков. Поэтому Степан, договорившись с А кш олпан, поехал в урочище, где в эту пору должны бы ли находиться самые бедные д ж а т а к и — косари, готовивш ие сено Для ездовых коней б ая. Девушка быстро привыкла к этому д обром у рус скому солдату, зн ав ш ем у названия здеш них гор, до лин, аулов, знавшему всех известных лю дей этого края и обычаи ее народа. Степан говорил всю дорогу, как бы пы таясь раз- ллечь Акшолпан, а м ож ет быть, для того, чтобы успо коить себя, подавить свои тяжелые мысли. Он рас сказывал ей о том, что у него была сест р а, такая * е. как и Акшолпан, звал и ее Катей. В м есте с отцом °пи жили под Астраханью , в маленьком селе, напо ловину заселенном казахам и, наполовину — каза ками. У. Степана был друг, Есболом звали . О н работал
батраком на усадьбе хорунжего. Есбол был силен, крепок и смекалист в работе. П о силе не было рав ных ем у во всем селе. П оэтому богатые казаки его охотно нанимали в работники и зарабатывал он луч ше других. Умел одеться — сатиновая рубаха, шаро вары, арм як, красный куш ак — да и сам он был строен, красив. Открытый взгляд черных глаз, широ кое лицо, черные усы. И среди казахских джигитов, и среди русских парней он был уважаем всеми. Ходили они всегда втроем —„Степан, Есбол и Катя. — К атя любила Есбола, вот так же, как ты сво его... забы л его имя, подскажи, дочка!— говорил Степан. — Курмаш,— краснея, отвечала Акшолпан. — Д а , как ты любишь своего Курмаша. Отец и я не мешали им. Отец сам был батраком и дружил с молодым Есболом, уважал его за трудолюбие и честность. А что он казах, то об этом отец и не за думывался. Н астал день свадьбы. Все село узнало об этом. Старые к азаки всполошились, собрали сходку в до ме хорунжего и, вызвав отца, приказали ему угово рить свою дочь, чтобы она отреклась от некрещен- ного мусульманина. Катя заяви ла отцу, что ни за кого, кроме Есбола, не пойдет. Богачи решили устроить самосуд. В дом хорун жего были вызваны Есбол и К атя. Усадьбу хорун жего с одной стороны окружили казахи, с другой — казаки. Началась ссора и перебранка между людь ми. Есбол и Катя и тут заявили, что любят друг друга. Совет богачей решил наказать Есбола розга ми, но не смог выполнить своего решения. Слишком опасно было наказывать Есбола на виду у всех, мог ла начаться драка и резня между казаками и к аза хами. И тогда хорунжий вынес приговор — передать Катю в руки самых беспощадных казачек, пусть они накажут девку по своему усмотрению, а затем уж передадут Есболу. Злые бабы, как воронье, напали на Катю и, сор вав с ее головы платок, разув, потащили к церкви. 62
Со всех сторон начался свист, визг, брань. Казаки, их жены и дети смеялись, издевались над Катей, на зывали ее самым и скверными словами.— Степан по добрал вож ж и, помолчал, уставившись в одну точку, и снова п родолж ал. —...Вместе с отцом и Есболом мы бросились в толпу, чтобы освободить нашу Катю. Но нас смяли, Катю затащ или в церквушку и закры ли двери. Са мые отъявленные буяны и бесстыжие казачки собра лись у входа и ж дали того момента, когда моя сестра будет выброшена за дверь. Есбол озверел, он где-то достал коня и вместе с джигитами, прорезав толпу казаков, подскакал к две ри церкви, сорвал замок. А оттуда бабы пинками вытолкнули избитую, измазанную саж ей , обнаженную сестру. — Эх, дочк а, что не приходится терпеть бедному мужику. Он хуже вашего дж атака живет. Потому и издеваются н ад ним, над их дочерьми,— Степан вновь дернул вож ж и и ударил коня. Двуколка пош ла быстрее. — Есбол схватил Катю, усадил в седло. Сбив грудью коня нескольких казаков, он стремительно по несся в степь. Началась погоня. Но джигиты задержали каза ков. Село раскололось надвое, казахи уложили свой скарб на телеги и под охраной джигитов покинули насиженное место. А ночью по приказу хорунжего был подожжен наш дом, во время драки убили отца. Отомстив, к а к мог, за позор Кати и смерть отца, я в ту же ночь тайком направился в Астрахань. В род ном селе мне оставаться было нельея. Работал в горо де. Стал вот солдатом. А теперь еду с тобой, дочка. Примут табунщ ики — буду с ними. Не примут — степь широка, дорог много, проживу... Получив весть об Акшолпан, Курмангазы, не мед ля, прибыл в урочище к косарям. Радости его не бы ло предела, ем у хотелось броситься к любимой Ак шолпан, поднять ее на руки и беж ать по степи, крича
о своей радости, о своем счастье. Но у него не хва тило смелости сделать это на глазах у старших, он не мог н аруш ать вековые традиции степи и, стараясь скрыть свои чувства, слушал взволнованный, сбив чивый рассказ Акшолпан. В Степане он сразу же уз нал того солдата, который сопровождал его вместе с жандармом и из-под охраны которых его высвобо дили друзья. — Мы многим обязаны тебе, русский человек. Ты спас от беды нашу дочь. Но мы бедные люди. У нас нет хорошего скакуна или шелкового халата, чтобы одарить тебя. И поэтому мы предлагаем тебе свою руку, свою дружбу. Просим тебя остаться с нами. Будь братом нашим,— ск азал самый старый из косарей. И повел всех на чай в свой шалаш. — Если хочешь, иди с нами, мы идем в поход — идем, чтобы встать под знамя батыра Исатая. Он собирает войско против хана Джангира, — предло жил Курмангазы, когда старшие кончили беседу. Степан молча взглянул на Курмангазы и протянул ему руку.— Будем братьями. Договорившись с мальчиком, приехавшим к ко сарям на телеге, Курмангазы сразу же отправил Акшолпан в аул, к своей матери. А сам пошел по шалашам, чтобы рассказать о предстоящем по ходе. Возвращаясь в аул, Курмангазы вспомнил рассказ Акшолпан. Если днем радость встречи с любимой не давала вдуматься в смысл всего сказанного ею, то теперь он д о боли сжимал кулаки. «Месть, только месть! Только она может успоко ить сердце,— мысленно разговаривал он сам с собой.— Нас могут побить, убить, как убили когда-то батыра Срыма и его сарбазов. Но лучше умереть от меча в бою, защищая свою честь и гордость джигита, честь матери, невесты, чем, согнув спину, ждать удара бай ского бича». Приближаясь к аулу, Курмангазы даже не слы шал звонких^песен девушек и джигитов, сидевших возле качелей у костра, он был поглощен своими мыс лями. Весь его гнев — страшный гнев юного сердца,
возмущенного несправедливостью, выливался в бун тующую, грозную мелодию, которую Слышал только он сам — композитор Курмангазы. Неожиданно он зримо представил пред собой тол стое, мясистое лицо Дулата. — Мир тесен д л я нас с тобой, Д улат. Моя плеть еще поиграет на твоей^спине,— прршептал он. Ему захотелось подойти к юрте бая. Какое-то дет ское озорство охватило его, захотелось сейчас же, хоть через щелочку, заглянуть в ю рту бая, чтобы увидеть, чем ж е занимается он в этот миг, когда воз мущенный народ готовится к мести. Отпустив коня и осторожно’ пробравшись между спящими отарам и овец, джигит бесшумно раздвинул края белой кошмы. В большой шестистворчатой юрте собрались ро дичи бая. Н а почетном месте, облокотившись на пе рину, полулежал сам Дулат. П рямо перед ним, низко согнувшись, сидел рыжебородый длиннолицый мулла. — Мой господин, будьте начеку! В аулах рода Берш начались смуты,— медленно, как бы взвешивая каждое слово, произносит Мулла, подбирая уголок развязавшейся чалмы. — Во главе черни находится проклятый аллахом и всемогущим ханом Джанги- ром старшина Исатай. Его правая рука — акын Ма- хамбег. Дуке, сделай все, чтобы уберечь свой скот, что бы он не попал в руки нищих д ж атак ов и пастухов. Подбрось милостыню своим рабам и смягчи их чер ные, коварные душ и, ненасытные утробы. Так пове левает всесильный аллах во избежание смуты. Аминь!.. Услышав ,этот разговор, К урмангазы поспешил к Зарбаю. — Об этом долж ны знать все табунщики,— сказал Зарбай.— А зав т р а, когда Д улат соберет всех чаба нов и сторожей, ты должен быть в толпе и узнать обо всем, что хочет сделать бай. М ы этой ночью уходим в степь, в назначенное место, где должны встретиться все джигиты. 5 - 65
Рано утром по вызову Д у л а та у байской юрты собрались чабаны и сторожа. ; В толпе была и сестра З а р б а я Сакыщ. Она при шла, чтобы получить плату за труды.'Заметив Курман- газы, она подошла ближе и стала рядом. — Курмаш, где ты пропадаешь?— краснея от смущения, спросила девушка.—Ты редко\" бываешь у Курмангазы не ответил, он ласково взглянул на Сакыш и хотел было сказать ей о приезде Акшолпан, но в это время открылась дверь байской юрты. Дулат шагнул к толпе, и, подняв к небу руки, начал: ^^ — Мой повелитель в небе аллах, а моя опора на земле — это вы! Спасибо вам, мои верные слуги. Вы получите дос тойную плату за свой честный труд!..— из юрты вы шел сын бая и встал сзади отца. — Видит аллах, я доволен вами,— продолжает Дулат. — Змея надевает шкуру ящерицы!— громко, так, чтобы услышали все, произносит; Курйангазы. Дулат останавливается на- полуслове. ‘ — Это сын пастуха СагырбЛя,— шепчет баю сын,— которого я «угощал»тогда. Помнишь? Говорят, он мечтает опять ст&ть\"'вольным джигитом и хочет увести наших табунщиков к Исатаю. — Зачем собайе железо, а ему воля? — обрывает сына ДулаТ. ~ ■' —Эй Ты\", подойди сюда! Подойди, говорю!— стре мясь скрыть свой гнев, Дулат обращается к Курман газы. — Что, за оплатой?— произносит он с издевкой.— Ты же не хочешь работать. Зачем тебе есть мясо, а? И за труды своего отца Сагырбая не получишь. Ты конокрад и власти требуют, чтобы я сослал тебя в »р- динскую тюрьму. А я-то старался спасти его от -суда.
Думал, он оценит мою доброту. Вижу, что зря ста рался. Придется по-иному поступить! — Что ж , бай . говорят, мирза что хочет, то н делает... — Д овольно, конокрад! Отец, отойди в сторону! Голодная соб ака! — схватив висящую у двери плетку, сын бая бросился к домбристу. — Язык твой нужно вырвать, щенок! В русскую тюрьму сослать!— произносит сквозь зубы Дулат. Курмангазы одним ударом опрокидывает Аубаки- ра на землю и - вскочив на коня, стоявшего у юрты, скачет в степь. — Д жигиты мои, где вы?! Поймайте и свяжите . этого, щенка! Ж ивее!— вопит Д ул ат. Но никто не спе шит выполнять его приказ. — Д а гд е ж е мои слуги-оруженосцы? Разве ни кто не хочет выполнить мой приказ?! — Д уке, о том, где ваши слуги, спросите у сле пого Ж акы па. Он знает, где слуги и табунщики! — го ворит появившийся в толйе мулла. — Коня. Живее! — приказывает Дулат. ...К старой юрте Жакыпа на гнедом разгорячен ном скакуне подъезжает Д улат с наемными джигита ми. Двое здоровейных парней выталкиваю т старика на улицу. — Говори, старый пес! Ты знаеш ь, куда девались табунщики. П очему мои табуны б ез. присмотра бро дят по степи?!— размахивает плетью Дулат. — Эй, Д у л а т,— говорит старец,— попридержи* коня. Ты многое видел, ' но помниш ь ли ты батыра Срыма?! С ры м погиб, но родились новые батыры, они седлают коней... . — З а т ак и е слова,' за непокорность отнял аллах . глаза твои, безродная собака,;— гневно произносит Дулат, разм а х и ва я плетью н ад головой старика. — Д ул ат, у тебя есть глаза, но .ты не видишь, что делается вокруг. Ты слеп и глух! Оглянись назад, Дулат! — спокойно говорит Ж акы п. I ... Д алеко-далеко в степи видны тучи. Оттуда д о носятся глухие раскаты грома. Н ад долиной несется прохладный ветер, предвещая близость грозы. Н о 67
Дулат не видит туч, не слышит грома, он смотрит в сторону аула и в страхе роняет камчу. Он увидел, что из-за соседнего холма выезжает отряд джигитов, вооруженных соилами, пиками, лу ками и булавами. Вглядевшись, бай узнал Зарбая, едущего впереди. Вскоре степь огласилась громким, голосом Зарбая. Он нараспев читал стихи Махамбета. Табунщики повторяли его слова: Е сли хан не стыдится зла. Если он жаден, как зверь, и жесток. Если он грабит народ, - То какой в этом хане прок?.. П ока не возьмешь в руки острую пику. П ока не оседлаешь боевого коня... Джигиты подъехали к аулу. Навстречу всадникам выбегают дети, за ними и взрослые. В толпе появляется Сакыш. Она бежит к брату и, ухватившись за стремя, идет рядом. Возле крайней юрты,.-рядом с Акшолпан стоит мать Курмангазы, седая мудрая Алка. Она смотрит- туда, где в толпе конных едет ее сын. «Чем же кончится этот поход. Кто же сильнее — народ или хан? Верную ли дорогу избрал сын?» — думает мать. Вытянув вперед руки, она чуть слышно ппоизносит слова благословения: «Благословляю те бя, мой сын. Аллах свидетель. Пусть удача сопутству ет тебе всюду. Аллах всемогущий! Продли жизнь сыну моему, возьми жизнь мою, но дай счастья сыну! Аминь»,— раскрыв ладони, она сделала жест омовения лица. — Зарбай, Степан, смотрите! М ать благословляет нас, она одобряет наш поход!— говорит Курмангазы. — Я буду теперь всегда с тобой. Мы будем вмес те. Мать благословила нас. Поход будет нашей свадь бой!— громко произносит Акшолпан, пробравшись скйозь толпу к Курмангазы. — Возьми меня с собой. Я не хуже джигита держусь в седле. — Слушай, слушай, Акшолпан моя! Какая могу чая, прекрасная мелодия!
— Я ничего не слышу, кроме людского шума и топота копыт. — Д а ты слушай, слушай, вот она, мрлодия эта!—• Курмангазы, торопливо расстегнув чехол, приторо ченный к седлу, достаем домбру, подаренную Узаком, и ударяет по струнам... Гроза надвигается все ближе и ближе. И уже р а о I каты грома, слившись воедино о бунтующими кюйями Курмангазы, крылатыми песнями М ахамбета, несутся над степью... ч
О ВН УК АКЫНА ездеход медленно, но упорно шел вперед. Свист ветра заглушал звук мотора, снежинки яростнб бились о стекло кабины. Иногда казалось, что мы стоим на месте. Но шофер по никому не видимым признакам находил дорогу и уверенно вел машину. Рядом с ним, закутавшись в теплый тулуп, сидел председр,-»ель колхоза. — Мы не заблудились? Где ж е дорога, я не вижу ее?— с тревогой обращался он к шоферу. — Она под колесами, — усмехнулся водитель. — Скоро мы доедем до Бирлестика? — МИнут через сорок, — ответил шофер, посмот рев на спидометр. —■.Через . Бирлестик проходит Джеландинский тракт. Там всерда проезжают машины, идущие с зер ном из Константиновки, Джеланды , Лепсинска — в Андреевку. Вы можете устроиться в кабине любо' го грузовика,— говорил председатель, обращаясь ко мне.— А от Андреевки до станции Лепсы каждый день автобусы ходят. Сам он ехал в Екпенды по неотложным делам, ка сающимся подготовки к весеннему севу. Почти одновременно с нами к дорожному ларьку Бирлестика подъехала машина, груженная зерном. Задние колеса грузов'ика были обтянуты цепями. М а шина остановилась. Из кабины вышел молодой паре нек в промасленном полушубке, в больших валенках и теплой ушанке. Он осмотрел свою машину, затем, подняв воротник и защищаясь от ветра,' боком пошел к ларьку. Уже отворяя дверь, ов обернулся в нашу сторону и улыбнулся. — Интеллигентный шоферишка, — сказал с ехид ством председатель, заметив белый воротничок ру башки и черный галстук паренька. — Даже галстук нацепил. — А не переночевать ли вам здесь? Я могу догово риться о ночлеге, у меня здесь знакомые. Будут про- 70
езжать другие, поопытнее, тогда и поедете. А то с этим парнем можно застрять в дороге,—-забеспокоил- Я решил ехать, так как редакция требовала сроч ного возвращения в Алма-Ату, 1 — Ну, смотрите, вам виднее. Когда парень, наскоро перекусив, направился к выходу, я подошел к нему. ■ — Пожалуйста,- места в кабине хватит. Ехать вдвоем хорошо. А то одному в такую погоду про бираться по сугробам не так-то весело, — обрадовал ся он. . — Хозяин, н е скажешь — машины сегодня проез жали в сторону Андреевки, есть дорога? — спросил он у продавца. — Туда много машин проехало, д а только оттуда нет. Значит, где-то застопорило. Вам лучше обождать. Но парень не дослушал. — Поехали, товарищ, дорога есть? Он плотно закры л кабину, включил фары и завел машину. — Тоже мне советчик. Знал бы он, во что обхо дится это «ожиданье», — как-то по-мальчишески сер дито бубнил ш офер себе под нос. — Зерн о пропадает, машин не хватает, а тут гово рят— «пережди». Ему-то что, он стоит за прилавком да торгует водочкой, даже хлеба в ларьке нет. А зер но прямо в бунтах под снегом леж ит, чуть соломкой прикрыто. С клады все переполнены. Как ни говори, а все Дее больше миллиарда пудов мы нынче собрали. Знаете, что сегодня я услышал? Нагрузили мою м а шину, и я полез в кузов, чтобы брезент сверху натя нуть. Подходит старик сторож, помогает мне. Ну, я и спрашиваю его: «Как вы думаете, скоро зерно на эле ватор вывезут?» А он: «Как ты думаешь, сынок, кто должен на этот вопрос ответить?» — Потом махнул рукой и продолжает: «Поди, тож е про себя решил, что больше сю да не ездок? Дорога-То трудная. Шофера раз в две недели приезжают, а остальное время ясной погоды ждут. А зерно мокнет под снегом. Совести у вас, шоферов, нет!»
Хотел я ответить ему крепким словечком, да сдер жался: старый человек, уваж ать надо. Правду он го ворил. Сейчас многие из нашей братвы отказываются ехать в дальние рейсы. Разные причины находят. Потом старик помог мне завести машину и говорит на прощание: «Не сердись, сынок, за мою вспыльчи вость... Ведь зерно пропадает, а мне больно от этого. Я старый человек, многое видел, но такого богатства не видел». Не сдержался я, да и высказался. . «Вот увидите, ата, я послезавтра снова за зерном приеду!» Дед усмехнулся. По-детски .у меня получилось. Самому стыдно. — Почему стыдно, разве вы больше не поедете ту да за зерном? — Я? — парень с обидой посмотрел на меня и вновь отвернулся. Кругом стояла серая мгла; Ветра как не бывало. По обеим сторонам дороги поднялись высокие сугро бы. Большие снежинки, как рои белых пчел, тихо кру жились в свете фар. Глубокий след, проложенный м а шинами, проехавшими до нас, был укрыт ровной пушистой пеленой. На каждом повороте водитель н а жимал на сигнал. — В таких местах встреча нежелательна — не разъехаться, — говорил он. — Как вас зовут? — полюбопытствовал я. — Науруз Ордабаев. А вас? Я ответил. Машину покачивало, как на волнах. Науруз медленно вертел баранку. Иногда казалось, что он дремлет, но из-под косматых бровей он зорко следил за дорогой. — Закурим? — Я вытащил папиросы. — Давайте. Сейчас, наверное, по радио какой-ни будь концерт передают. Вот бы послушать... — мечтал он вслух. — Еще километре четыре осталось до оврага, если выберемся из него, то там до Николаевки, рукой по дать. Потом Андреевна... Науруз задумался и невпопад отвечал на вопро- 72
сы. Я случайно вгляделся в его лицо и неожиданно для себя нашел в нем какие-то давно знакомые черты. Он улыбнулся, и эта улыбка почему-то взволновала меня, она была до боли знакомой. Где ж е я видел его?' Почему-то в памяти ясно и четко начали вырисовы ваться картины природы родного аула. Мой аул зовется Карлыгаш, что значит Лдсточка. Он небольшой и расположен в одной из самых краси вых долин предгорья Джунгарского Ала-Тау. Наш старый домик стоит на южной окраине аула. За домом сразу начинаются, горы. Если вы захотите подняться на вершину этих гор, то идите по узкой глубокой тропинке, которая берет свое начало прямо в центре аула. Она, эта тропка, змейкой ползет вверх и манит вас выше и выше, раскрывая взору все новые и новые чу десные картины природы. Вот вы поднялись на пер вую высоту Ж ар-К абак (обрыв-бровь), сзади вас степь, простирающаяся на много верст, а впереди появляется еще много тропинок и встают другие, еще более заманчивые по красоте вершины. Сверните на левую тропинку, и после^долгих трудов, пробив об витые буйным диким хмелем кусты боярышника, вы подниметесь на самую величественную из здешних высот — гору Сарданкол. Отсюда видно все вокруг. За Сарданколом хребты, укрывающие древнее рус ское село Лепсинск, где в старину любили отдыхать богачи. З а хребтами видны сверкаю щие на солнце белизной пики Джунгарских гор. Они лежат полу кругом и обрываются далеко на востоке у знамени тых Джунгарских ворот. На северном склоне Сарданкола есть маленькая скала, где, п рорезая камни, бьется родник. Вцепив шись корнями в голые выступы скалы, низко н а клонившись к роднику, стоит могучий боярышник. Он стар, но цветет и сейчао. К аж д ая ветка его обвя зана десятками разноцветных тряпочек и лент. По верх старых, у ж е испепелившихся повязок сделаны новые. Не мотивы суеверия приводят сюда людей. Любой малыш из моего аула расскажет вам историю появле 73
ния таких лент, и вы поймете, почему этот родник стал местом паломничества здешних жителей. Родник священ тем, что когда-то сюда, оставляя капли крови на лепестках цветов, приполз раненый старец — любимый акын моего аула. Он знал каждый кустик в'горах, и потому проходившая по этим местам одна из.ш аек банды атамана Анненкова принудила акына стать проводником. Акын должен был водить врагов по горным тропам, помогать отбирать скот и убивать бедняков, которые жили одиночками в этих горах. Старый певец долго водил.их по горам и вывел на вершину Сарданкола, и тогда все люди, живущие в долине и в ущельях гор, увидели вражескую стаю и, объединившись, бросились на вершину горы. А акын, подстегнув коня, поднялся на самую высокую точку и запел песню. Враги не понимали слов этой песни. Но ее внима тельно слушали бедняки, незаметно подползавшие к вершине. Песней акын приказал своим окружить высо ту со всех сторон и разом броситься на врагов... Когда начался бой, акын стремительно бросился вниз, его конь прорезал вражеское кольцо, но пули, посланные вдогонку, вонзились в его тело. Он дополз до родника и, утолив жажду, умер под тенью могу чего боярышника. В своей последней песне он назвал этот родник «Маржан тамшы» '. До сих пор люди помнят о нем..придя.к роднику, оставляют эти яркие ленты на могучем боярышнике в знак уважения к памяти старца-левца. И зимой и летом вокруг родника и скалы цветут цветы, Потому что родник своим дыханием согревает берега в лютые морозы.-охлаждает в зной. И зимой и летом- вы можете зачерпнуть из М ар жан тамшы пригоршню свежей, чистой, холодной и вкусной воды и, роняя сквозь пальцы светлые, искря щиеся на солнце жемчужные капли, утолить свою жажду. Маржан тамшы неиссякаем, подобно тому как не иссякаем родник народной мудрости. О священном ' М а р ж а н т а м ш ы — жемчужқые капли.
роднике сложено много легенд. Говорят, что вода Маржаң ташны исцеляет, от болезней. Не ра?, гоняя свою отару по склонам Сарданкола в знойные дни, я приходил к скале, чтобы отведать живительной влаги. И каждый раз встречал там чер ноглазого мальчика — сына пасечника, жившего не далеко от родника. Мальчик был внуком того самого акына, что погиб у родника.- Он строил игрушечные деревянные мель ницы и ставил их на маленьких водопадиках. Это бы ло в годы войны. С тех пор прошло много времени, и я не мог вспомнить имени мальчика. Но что заставило вспомнить о нем сейчас, в кабине этой машины? Я вйовь посмотрел на шофера. Чуть покачиваясь и изредка дымя папиросой, он задумчиво смотрен вперед. Но вот еле'заметная улыбка вновь коснулась его губ. От неожиданности я вздрогнул. Это был он1 Сын пасечника, внук акына, строитель игрушечных мельниц! Да, да, он!.. Теперь мы говорили без умолку, рассказывая друг ' другу о хвоей жизни, о работе. На щ ф окончив десятилетку, работал тракторис том, а д й ы б д а н азад стал шофером. Отец так и не вернулся,с фронта, погиб под Берлином... Машина раза два останавливалась, и тогда Науруз брался за лопату. Расчистив снег, он садился за руль: Наконец мы благополучно миновали овраг и вышли на равнину. Снова засвистел ветер. Неожиданно очутились в хвосте длинной автоко лонны. Колонна стояла. Вплотную подъехав к последней машине, Ңауруз выключил мотор. ~ А. ңу,-пойдемте посмотрим, что там случилось. Схватив лопату, он побежал от машины к машине, стучал-в кабины и спрашивал: ~*-Вчем дело, почему стоите?— Одни ему не отве чали, а другие, отворив дверцу, провожали его креп кой.бранью. —'Нечего лю дей тревожить. З ал е за й в кабину и кутайся, а не то нос отморозишь. Д ож ди сь трактора — к утру будет! — говорили они. 75
Возле одной из машин пы лал огонь. Трое в тулу пах жгли старую покрышку. Ветер налетал на пла мя, рвал его, прижимал к земле, но огонь разгорался сильнее. — Здорово горит! Браток, нет ли у тебя старой покрышки? Тащи сюда, к аж д ая покрышка горит поч ти два часа. Дотянем до утра,— обратился один из них к Наурузу. — Ж дать?! Нужно расчищать дорогу и ехать, а не ждать!— ответил Науруз. Науруз пошел дальше. Головная машина глубоко зарылась в снег. В этом месте поперек дороги образовался длинный глубокий снежный вал шириной в несколько десятков метров. Затем широкое гладкое поле, расчищенное ветром, а там еще вал. Нужно было преодолеть четыре снежных вала, а потом... Потом ветер не страшен. Дорога сворачивает вправо, и машины пойдут по направлению ветра, вдоль снежных заносов. Главное — пробиться голов ным машинам и проложить след. Науруз снова стучался в кабины и говорил о своем плане, но его по-прежнему не слушали. Колючие сне жинки щипали лицо, попадали з а ворот. Науруз опять пошел к головной машине. Снял по лушубок, поглубже натянул ш апку и, взяв лопату, на чал расчищать снег. Дверь кабины отворилась, выглянул шофер. — Эх ты, воробей, ты чего, решил меня вытаски вать? Ха-ха! А ну, надевай свою ш убу и убирайся о т сюда, а не т а оледенеешь, как цуцик. Копали, да ни чего не- вышло. — Не твоя забота,—огрызнулся Науруз.— Про- .гревай мотор! Дверь кабины захлопнулась, но ненадолго. Шо фер вылез и, взяв лопату, тоже начал расчищать снег. Немного погодя из кабины вышел еще человек, види мо, пассажир, он взялся откидывать куски снега рука ми. Подошли со второй машины, с третьей... Чем сильнее выл ветер, тем яростнее работали люди. 76
— Э-э-э-й, тащите лопаты сюда! — весело кричал Науруз. — Давай, давай, малый,— подбадривали его. Л о пат было мало, и люди работали по очереди. Посте пенно образовалась широкая выемка. — Заводи мотор! — крикнул кто-то шоферу. —Да я воду спустил,— виновато ответил тот. — А ведро есть? — Давай сюда! — крикнул Науруз и, схватив вед ро, бросился к огню. На огонь поставили сразу три ведра снега. Одна группа водителей не останавливала работу у голов ной машины..Остальные готовили воду, грели моторы. Все суетились, бегали, слышались веселые выкрики, и уже никто не обращал внимания на ветер и холод. Науруз раскраснелся, вспотел, устал, но не бро1- сал работы. — Огромный мужчина в тулупе, один из тех, кто вна чале грелся возле костра, вдруг схватил Н ауруза, при тянул к себе й крепко обхватил правой рукой. Левой рукой он достал из кармана четок водки и, колупнув пробку, поднес его к губам Науруза. Н ауруз мотал головой, барахтался. — После, после! — кричал он. — Нет, ты сейчас глотни. Это нужно от холода. Науруз хотел вырваться из рук, но человек с бутылью еще крепче сжал его. Все весело рассмея лись. — Глотни, говорю! — заревел мужчина.— Дурень тымой. Ну, сделай глоточка два, а то ведь ты этак захвораешь,—добродушно прибавил он. ■ ру Нау>уз глотнул несколько раз и вы рвался из его — Нувот н все. Это сейчас полезно. Теперь быстро надевай свой полушубок, иначе пропадешь. А такой ларень в дороге всегйа нужен. Ох, к ак нужен... •заревел' мотор, и первая машина медленно двину лась с места, Пройдя метра два, она снова встала. ~ А ну, начались! ~ Веселее, ребятки! Поддай газку! Пошли, пошли! 77
— ,Е щ е раз, взяли!— М ашина вновь двинулась и пошла, пош ла тихо, но уверейно. Проехали первый вал и остановились у второго. Снова закипела работа. Расчищ али дорогу, подцепив тросом, вытаскивали вторую машину, третью... И через час добрались до поворота. ' _ ~~ — Н е отставать, товарищ и!— крикнул шофер го ловной машины. Двинулись все восемнадцать машин. Белая степь осветилась огнями фар. Звуки моторов заглуш али свист ветра. В Николаевке мы увидели трактор, шедший на встречу. колонне. Заметив машины, тракторист свер нул в сторону и стал. Высунувшись из Кабины, шофера весело помахали трактористу. у — О поздал, браток! Д орога за Николаевкой б ы л а расчищена, и ма шины набирали скорость. . » Науруз, как и прежде, молча вел машину, сосредо точенно вглядываясь вперед. Теперь, после недавнего происшествия, он казался мне совсем другим, взрослым, закаленным водителем, который перевидел многое. Л иш ь по-детски сжатые губы и веселые глаза выдавали его. — Успею! — вдруг сказал он. ? Я не понял его. — С держ у слово, данное старику. Завтра снова буду в Дж еланде,— ответйл он. и прибавил газу. «Интеллигентный шоферишйа>,^- вспомнил я сло ва председателя. Но теперь этң елрва звучали по-ино му и имели другой .смысл/. . ' . ■\" - \\ — У спею !— повторил Науруз. -
Д У М Ы ЧАБАНА ' » ' тот маленький треугольный конверт, похожий на фронтовое солдатское письмо, прошел длинный путь. Чабан,из колхоза, расположенного в глубокой до лине Джунгарского Ала-тау, написал эти строки в ми нутыкраткого отдыха во время перегона своей отары с летних пастбищ на зимовье. Затем письмо попало в руки неизвестного путника, по просьбе моего друга донесшего его д о ближайшего аула и опустившего его в почтовый ящик. И вот оно у. меня. Скудо рассказы вает в нем чабан о своей работе и в конце письма просит: «Ты знаешь, что у нас на зимовье в Сары-кумах сена мало. Д а и где его взять в песках? Овцы у нас не выносливые,, не породистые, эдильбаевских овец поч ти нет. Ёсгь'ли книги об Эдильбае? Приш ли мне...> . Мой друг с д етства любил книги. В то время как мьТ, все дети ау л а, барахтаясь в пыли, играли в асы- ки — бабки; Он целыми днями мог не выходить из юр ты и читать,\", ■Долго сийел я н ад письмом и д ум ал. Нет; книги об Эдильбае еще не написано. Нет еще Унас книТЧ) ж изни чабанов. А ведь на протяжении ве ков наш' народ занимался скотоводством, кочевал по степи, перегоняя байские отары с места на место. Толь ко сорок лет н аза д он перешел к оседлой жизни, на чал стройтя» свои заводы и шахты, осваи вать пустыни. Но ипо сей день овцеводство остается любимым заня тием казахов. СейчаС; когда м ы начали великое соревнование за нзобнлйе продуктов животноводства, за то, чтобы на род «аш )&йл еще богаче и чтобы на к аж д ом столе бы ло вдоволь м яса и молока, труд чабанов — этих рядо вых, знаменитых и скромных лю дей — приобретает Решающ^ значение. Я рерил ответить своему, другу не частным пись мом, а этими зам еткам и о жизни чабанов. 79
Начну с рассказа об Эдильбае. Никто не зиает точ но, когда, в какое время жил и трудился Эдильбай. Лишь чабаны-аксакалы передают о нем различные легенды из уст в уста. Вот одна из них. Много, очень много л ет назад, во времена хана Джангира, а возможно, и еще раньше, где-то в пусты не, в маленькой юр\\е жил молодой смелый джигит Эдильбай. С детских лет он, как и его отец, пас байские ота ры. П о всему краю шла слава о юном Эдильбае, как об искусном чабане, который мог сохранять скот даже в самые свирепые джуты — гололедицу. У бая были несметные отары, и Эдильбай берег их' как зеницу ока. Но сколько ни старался джигит, бай ни разу не поблагодарил его и не считал его за человека. Д ж и гит решил убежать, уйти туда, где не могут настичь его ни грозный бич бая, ни расправа биев. Он решил отправиться к бедным джатакам , жившим в глубине пустыни, на голой, безводной земле. Эдильбай знал, что у дж атаков нет скота, и поэто му решил байское стадо отдать беднякам. Но разве обыкновенные овцы выдержат такой дальний путь по пескам, где нет ни воды, ни клочка травы? В отарах бая изредка попадались крепкие'и круп ные животные, они выделялись своей выносливостью, силой, неприхотливостью. Во всех отарах джигит н а шел лишь немногим более десяти таких овец и в тем ную ночь погнал их через пески. Долго, не дни, а месяцы шел Эдильбай, но когда он пришел к бедным джатакам, овцы его выглядели еще здоровее и сильнее прежнего... Весной каж дая овца ЭдилЬбая приносила по два ягненка, и к осени каждая семья дж атака, получала здоровенного восьмипудового барана. На \"всю зиму хватало мяса и сала, из шкуры можно было сшить целую шубу, а из шерсти — изготовить целую кошму. Кто знает, сколько продолжалась бы такая жизнь, но однажды в аул к джатакам добрались гонцы бая. .эдильбай был убит. Но овцы, выращенные джата-
ками, остались. С тех пор они стали назы ваться в на роде «эдильбаевскими». Эта легенда. Но в ней много правды. Эдильбзевская овц а прекрасно переносит суровый климат, ей не страш ны ни холод, ни ж а р а , ни степные ветры; Она- наход^ит себе корм на сам ы х пустынных местах и в лЮтую' зим у и в знойное лето. Она может, нетеряя в весе, не тер яя сил, переходить в год до двух тысяч километров. Поэтому чабаны всех полупустын ных и степных областей Казахстана стрем ятся иметь в своих отарах больш е эдильбаевских овец. Но таких овец в Казахстане ещ е м ал о, потому что ещецйктоне заним ается планомерным разведением и распространением этих животных. Р аботники К азах ского института животноводства д о сих пор не вклю чились в эту благородную работу. В течение многих лет они завозили в К азахстан из С таврополья, Украи ны, Астраханской области десятки ты сяч баранов-про- изводитейей'. Конечно, это повлияло на создание в на шей республике большого количества тонкорунных овец. V-,'V - -- Но значит л и это, что мы долж ны недооценивать эдильбаевекую овцу? Казахстан — это не только степи и полупустыни. На престорах моей республики вы м ож ете увидеть гус тые леса и высокие горы с вечными снегам и и льдами на вершинах. К огда на равнинах ц ветут сады, на склонах казахских гор еще воют снеж ны е метели. И ча баны, гоняющие свои отары зимой и летом по горам Казахстана в Киргизии, еще долго, по сравнению со своимр -Друзьями — чабанами степных районов, вою ют с морозов:'й снегом. Природные условия в горах, естественно, совсем иные.-чея^в степях и полупустынях. В степи лето длин ное, горах длиннее зима. Зауо как прекрасны горные пастбищ а летомі Ни какая и засу х а — ничто, не м о ж е т выжечь этих богеты»цвёчгами и травами лугов. Но быстро-^ проходит короткое, всегда обильное осадаами летоГи снова горы окутаны метровыми слоя- “н
И поэтому эдильбаевские овцы здесь теряют свою ценность. Тут нужны животные другой породы. Они должны сочетать в себе выносливость и по вадки своих диких сородичей — архаров, плодовитость и мягкошерстность лучших пород мериносов. За созда ние такой породы вот уже много лет борются чабаны Киргизии (где почти .все овцы содержатся на горных пастбищах) и горных районов Казахстана. ■Д л я этой цели они старались поймать и приручить архаров. Н о это удавалось редко. Д а и архаров в на ших горах уже осталось мало,— в течение многих лет они безжалостно уничтожались и уничтожаются бра коньерами или погибают от когтей хищных зверей. Ученые откликнулись на призыв чабанов. Работни ки К азахского института животноводства Н. Бутарин, А. Ж андеркин и А. Йсенжулов создали на Курмектин- ской опытно-экспериментальной базе после долгого^, кропотливого труда новую породу овец. Отцом этой овцы был дикий архар. Поэтому новая -порода полу чила название «архаро-меринос*. У нее отличная шерсть, крупное телосложение, а главное — она хоро шо приживается в горных условиях и плодовита. К аж дый баран-производитель весил сто — сто пятнадцать килограммов, а настриг шерсти составлял восемь с по ловиной -—девять килограммов. Чабаны в свободное время приходили в Курмекты, чтобы полюбоваться новыми овцами. Маленькие, толь ко что родившиеся ягнята архаро-мериносов были уди вительно бодры, резвы и Крепки в любую погоду. Первые экземпляры этих овечек попали в отары колхозов Нарынколского и Кегенского районов, Алма- Атинской области. Авторы новой тонкорунной породы овец были удостоены большой награды, им присужде ны Сталинские премии. С'тех пор прошло немало лет. И вот на днях в мест ной газете я прочитал заметку чабанов одного из са мых крупных овцеводческих колхозов имени Кали нина, Нарынколского района. Это было обращение к ученым — авторам, создавшим породу казахский ар- харо-меринос. Чабаны писали о том, что ученые, удовлетворив
шись первыми успехами, поспешили закры ть свою экс периментальную б азу. Начатое дело они не довели до конца. Уехали, не оставив даж е у к аза н и й о том, как разводить архаро-мериносов, не о к аза в никакой прак тической помощи по внедрению новой породы в про изводство. . В результате, сейчас архаро-мериносов в отарах почти не осталось. Новая порода, представленная очень малым коли чеством голов, растворилась среди м ассы овец других пород — ставропольских, кавказских, алтайских, ка захских... Не так давно я побывал у знакомы х чабанов. Пре одолев трудные перевалы, перерезав знаменитую вет рами Сухотинку— пустынную равнину, лежащую на большой высоте, проехав могучие «Ц арск и е ворота* — ущелье, где скалы висят над головою путника, мы очу тились, на территории горных районов. Казалось, что мы, выехав из солнечной теплой А лма-А ты , попали на полюс холода и снега. Вот и село Д ж а л а н а ш , где про ходила районная партконференция. Чабан У зун-Булакского овцесовхоза Айтуган Бите- ев говорил: — У меня в отаре пятьсот овец, и мне нынче уда лось сохранить их и получить хорош ий приплод, н а стричь много ш ерсти. Но не в этом дело. Меня и всех чабанов наших сейчас волнует вопрос: почему ученые бросили свою -работу по внедрению в производство ар- харо-меринбсов? Почему они уехали о т нас? Сейчас, когда мы, чабаны , воюем за высокую продуктивность отар, за то, чтобы держ ать овец в сохранности в лю бую погоду, нам необходимы архаро-мериносы. Поче му товарищ И сенжулов, один из создателей этой по роды овец, который обещал нам развести у нас арха- ро-мериносов и довести количество производителей этой породы хотя бы до 300 голов и д аж е ставший Для этой цели председателем соседнего колхоза, не выполнил своего обещания? И сен ж улов побоялся трудностей. Он уехал в город, бросив колхоз. А мы на деялись на него, к ак и на его друзей — ученык. Не к лицу эТ0 ученым товарищам!.. 83
После конференции я беседовал со миояиии овце водам»,, зоотехниками, чабанами и слы ш атаж тобпо роде овец прекрасные отзывы. Возвратившись в Алма-Ату, я побывал » Казах ской академии сельскохозяйственных наук. Здесь, в Институте животноводства, ученые признали упреки овцеводов правильными. Итак, существуют две породы овед, пригодных для разных климатических и природных зон Казахстана. Эдильбаи незаменимы д л я степей полупустынь. Ар- харо-мериносы — для горных районов. Почему же в колхозах т ак мало овец именно этих пород? С этим нельзя мириться. Наша животноводческая наука должна помочь практикам. Идет борьба за освоение «второй целины», И это значит, что нужно не только выводить новые породы овец, но в равной степени добиваться'жоренного улуч шения культуры и быта чабанов. Кстати поговорим о быте. Но для этого на» нужно повторить свое путешествие. • , Долог и труден путь к берегам небольшой горной реки К ар-К ара. Соединяя Киргизский Ала-тау с могучим Тянь-Шанем, леж ат хребты Терскей. Сотни родничков бегут с вершин, об разуя Кар-Кара, стреми тельную и бурную в горах и спокойно-прозрачную в долинах. По этой реке граничат К азахстан и Киргизия- По ее берегам летом на плодородных пастбищах пасут ся стада колхозов обеих республик... Почти сто лет назад здесь с караваном, направ лявшимся в Кашгарию', проходил замечательный ка захский ученый, путешественник Чокан Валиханов. Он писал, что это «единственные места во всей Джун гарии, отличающиеся черноземным грунтом и густо заросшие травою...». В те времена в летнюю пору здесь паслись табуны коней, многочисленные отары байских овец. В сотнях дырявых войлочных юрт жили чабаны. Поднявшись на высокий холм, седой чабан мог лю боваться картинами родной природы и сколько угод: но мечтать о собственной юрте без. з.аплаток и дыр. 84
Картины здешней природы не изменились, но ста рые юрты'исчезли. Н а их месте стоят новые, из белого войлока:.. Совершив трудный путь, мы остановились возле одной из них. Зд есь живет Герой Социалистического Труда Сейдахмет Коргасбаев. Толсты е разноцветные одеяла, ковры, обшитые орнаментом, хорошо отделан ные кошмы, окованные сундуки... Б о га т о убрана юрта. •Радушный хозяин встретил н ас и усадил вокруг разостланной на пфпу скатерти — дастархана. Мед ленно оотягйвая крепкий чай из м аленьких пиал, мы начали разговор о жизни чабана. Н о начали его не сразу. По старым традициям гость д о л ж ен рассказать о всех новостях «внизу», то есть о пути, о колхозе и во обще орб всем, что интересует хозяев. Постепенно ро ли меняются, и у ж е не я, а С ейдахмет ведет рассказ. Ухой за скотом — трудное дело. Чтобы вырастить хорошо упитанных овец с мягкой шерстью, нужно н а ходитьхорошие выпасы, знать кли м ат, повадки живот ных. Немалый опыт помогает чаб ану весной направ лять овец туд а, где реже трава, потому что в таких местах рано вы сы хает зелень. Утром отару нужно дер жать ца склонах гор, куда солнце загляды вает поздно, после обеда — гнать к берегам реки, в это время про хладнее ^тдм; Да,.'трудна-и благородна профессия чабана. В ней, как н во'всякой другой, есть своя романтика — роман тика ^полном смысле этого слова. И приходится лишь со»сал%ть о том, что до сих пор почти н ет книг, расска- зываюдайс.'о скромных тружениках, идущих за тучны ми стадами по долинам и склонам гор. Доятю длится беседа. Трудно с непривычки сидеть на ПОДуу д астархан а,— болят ноги, которые ты подо- брад'Гпод себя, — и мой сосед-горожанин кряхтит, переваливаясь тс? на один, то на другой бок. •ВоПаты, а живем неважно,— смущенно говорит Сейдахяет.—- Вот стульев нет,— п оясняет он, замечая, «то нам трудно сидеть,— сами видите, в юрте нет мес та Для ййхІдПопробуйте поставить стул, так сесть нель з я - П у с т и т крыша. Низко она, а поднять нельзя:
чуть посильнее ветер и снесет ее. Ветры и бури здесь сильные. Поэтому чабаны вынуждены и спать и си деть, и обедать на кошме. Откинув полог, мы выходим из юрты. Горный ветер бьет в лицо: чабаны подгоняют отары ближе к жилью. Доносится рычанье волкодава. Когда мы вернулись, хозяй ка, поправив ватный фитилек и подлив в плошку ж и ра, зажгла чадящую коптилку. 1 — Керосин у нас есть, но л ^ п у сейчас зажечь нельзя, ветер мешает,— говорит сейдахмет.— У коп тилки п лам я большое, оно не гаснет. Ночью мы долго не могли заснуть из-за едкого за паха гари и дыма, который стлался внутри юрты, так как на ночь дымоход закры вается куском войлока — тундиком. ...Через д ве недели мы были уж е далеко от Кар- К ара— у чабанов Семиречья, на джайляу Джаман тас. И снова мы испытали все неудобства жизни в юрте. Другой чабан — Толеу Ш анаев, как и Сейдах- мет, рассказы вал нам о бытовых неустройствах чаба- Когда-то д л я чабана было проблемой досыта на кормить семью и найти теплый ночлег. Теперь чабан богат. Зараб отки его высоки. В семье каждого живот новода есть радиоприемник, книги. Но он хочет жить в еще лучших условиях: не возле керосиновой лампы и в прокопченной юрте. Хочет ж ить так, чтобы была у него светлая теплая комната, книги, мебель, баня. Толеу говорил неторопливо, спокойно, но тоЦдость.. слов и ответов на все возникшие в беседе вопросы сви детельствовала о том, что этот разговор не раз возни кал в кругу чабанов,— сказанное было выводом дол гих раздумий... Четыре, а иногда пять месяцев в году проводят ча баны на летних пастбищах. Зимой они уходят на зи мовье, где д л я овец построены теплые кошары — базы из самана, прочной дернины или -камышита. И в эти морозные дни суровой казахстанской зимы
иа склонах гор или в пустынных снеж ны х степях вок руг овечьих кош ар стоят юрты чабанов. Дым ят они днем и ночью,- В этих юртах, п оддерж ивая неугасаю щий огонь, живут лю ди, несущие ответственность за колхозное добро. Д о б р о это исчисляется многими мил лионами рублей'. Крепчает мороз, свирепствует ветер. Он сбивает чабана с ног, когда тот идет к к о ш ар ам . Чабан при бавляет корма овц ам , плотнее п рикры вает двери и снова возвращается в юрту, к костру. Так живут чабаны не неделю и не д ве, а долгие месяцы. Из года в год. Автор этих строк несколько лет н а за д сам работал помощником ч аб ан а в одном из к олхозов Семиречья изнает эту жизнь. Он помнит тоскливые месяцы, про веденные у непрерывно чадящего к о стра. В эту пору чабан, отправив семью на центральную усадьбу кол хоза, живет один. И что уж тут говорить о чистоте жилья, о свежем белье. Человек не м ож ет даж е на короткое время расстаться с тулупом. Нет, это происходит не только в отсталы х колхо зах, не в одном или двух районах и не только в Ка захстане. Проехав п о зимовьям Т ургая, Иргиза, Кзыл куги, Оила, Ж илы сая, Ала куля, Б а к а н а са, Чаила, Улы-тау, Бостанды ка, знакомясь с бытом чабанов Киргизии, мы видели юрты там, гд е должны быть дома. В любое врем я года люди часто ж и ву т в «алтая- ках» —шестиногах — так по количеству упоров назы вают свою ю рту чабаны . Казахская н ародная мудрость гл асит: время лечит раны, обновляет землю , рождает новую жизнь. Новое рождается в трудной борьбе со ст ар ы м , отжившим. Но новое в культуре быта зависит п реж де всего от жизненного уровня народа. Богаты казахск ие колхозы. У них достаточно средств для строительства ңе только дом ов, но и бань, магазинов на летних и зимних стоян ках овец. Во вре^ “я переходов из \"Зимовья на п астбищ а и обратно ча баны могут пользоваться палаткам и, к а к это делают туристы, геологи. 87
Но странно, когда заводиш ь речь.о быте чабанов, часто слышишь ответ: ——Но ведь чабан привык ж ить в юрте, эта ж е тра диция. А п отом — экономично ли строить дом тим, гае можно обойтись хорошей ю ртой? Но разве можно смешивать условия жизни,вызван ные нуждой, и традиции народа? Известно, ли во сколько обходйтся государству эта «традиция?* Н едавно нам довелось говорить с писателемХабдо- лом Слановым, он знакомился с жизнью животново дов, чтобы написать о них книгу. В одном из колхозов, где побы вал писатель, чабаны на зимовьях и пастби щах ж ивут не в юртах, а в домах. Там отказались от юрт еще и потому, что на войлок для одной юрты рас ходуется 540 килограммов шерсти, а на веревки для за крепления войлока и остова юрты уходит ее не мень ше 60 килограммов. Через два-три года юрта прихо дит в ветхость, войлок для нее нужно валять снова. Л егко подсчитать, во сколько обходится, каждая юрта. А сколько их разбросано по Казахстану, Кирги зии, Туркмении, по всей Средней Азии? Сотни тысяч! Д ом а ж е для чабанов, построенные из самана и камней в колхозе, о котором рассказывая мне Габдол Сланов, удобны и экономичны. Сейчас на .том месте, где два-три-года назад стояли юрты, пролегла неболь шая улица, по обеим сторонам которой высятся свет лые дома, магазин, баня. Такие дом а нужно строить везде. Большинство гор Казахстана и Киргизии покрыто лесами. А там , где нет леса, есть все возможности де лать кирпич, саман, пользоваться дерном— древним строительным материалом казахов.
Д АР И ГА т первые мы Встретились с ним на Графской при- в Севастополе. Он сидел прислонившись к мраморйом-у -льву и задумчиво см отрел на надписи знаме«вт0^л|йсн, к а к будто мысленно п редставлял се- бе картав^ событий, - когда-то происходивш их здесь На крлеед^у него., л е ж а л а тетрадь, и з которой виднел ся краедвос^фбтографии. Мое; в$я*ганйе .привлекли-его к раси во е смуглое ли цо н яерн%-брови н а д узковатыми р азр езам и глаз Какое-й) внутреннее чувство п одсказал о, что он степ яяк. казедстанец. — К азах стан а?— Молодой человек вздрог нИ,ет |^р*ь^аМ ности, по его лицу ск о л ьзн ул о еле за- мегяв^іі^рш кеийе. Видимо, я наруш ил его покой и п&этожу^офв-был извиниться, но он спокойно повер нулся ^ в в ^ й н у в на меня, ответил по-казахски. —' Я-Чй^.Семиречья.— Он осторож но, стараясь не помять, фотографии, полож ил т етрад ь в о внутренний карма'в^|л;;г. Сквозь'расстегнутый воротник б ел ой накрахм ален ной руйащкЛ бы ла ви дна матросская тельняш ка. — Слу»іите? — ^ { ^ С нахО ж усь в отпуске.— Он смотрел на нвдлываювчй® со Д-на моря подводную лодку.— Вы впервые? -Севастополе? Здесь очень ред к о можно встретій^^^Ърхотанца. - г Я ота*щл. -После знакомства мы вм е ст е пошли по — Он привел м еня к памятнику затоп л ен н ы м кораб- -прохладному, пахнущ ем у морем и ры- зй^ййг^Ак^нрнума и рассказывал о причудливых ЗДитетегйЭоморских глубин. Затем м ы стояли у па- *П1тВДасК<еаа.рск<шу, лазили по р в а м четвертого бас- ™°на, -Дй'Ког.да-то ср аж ал ся молодой Л е в Толстой. ** м ы 'в ош л и в здание п ан о р а м ы «Оборо на Сеадбтавйля», п еред нами ож и ла к ар т и н а герои- аскйбиШ й','происходившей здесь б о л ее ста лет на- 3“я- ®<&-~они; герои любимых книг: м а тр о с Кошка и
матросская дочка Даш а Севастопольская, принесшая воду солдатам, адмирал Нахимов, только что заме нивший в бою смертельно раненного Корнилова. \\ И еш е не в силах переж ить и осмыслить только что -увиденное, мы поднялись на Малахов курган,где горел вечный огонь— памятник неизвестному матро су, а потом, молча, стараясь скрыть слезы, Стояли на Сапун-горе, возле монумента в честь погибших здесь советских солдат. — Н аш и бились насмерть, как и на Малаховом кургане,— чуть слышно произнес он.— Ммого, очень много лю дей погибло на этом клочке земли...— глубо кий вздох вырвался из его груди. Он повернулся в сторону мемориального домика-музея, к которому ве ла лестница славы. Там, в музее, сказано о тех, кто погиб... Где-то в этих местах, а быть может, на этой горе, погиб и мой отец... Он тоже защищал Севастополь. В последнем письме он писал об этом, м ать тогда никак не могла запомнить это слово — Севастополь... Слава вам, храбрые. Слава, бесстрашные! Вечную славу поет в а м народ. Доблестно жившие. Смерть сокрушавшие. П амять о в ас никогда не умрет. Я вслух читал эти строки, золотыми, буквами вы веденные на монументе, и старал ся оттолкнуть комок, который подкатывался к горлу. А мой новый друг, опусти» голову, уже шагал по молодому саду, окру жавшему памятник со всех сторон. Дойдя д о маленькой яблони, он опустился на ко лени и вытащил из кармана полулитровый белый тер мос. Открыв пробку, осторожно стал поливать куст... — Это в память об отце...— сказал мне друг.— Здесь к аж д ое деревцо имеет свою историю. Я привез эту яблоньку из аула, где мы жили с матерью... К ак называется аул, где живет ваша мать? —• Ее нет. Она умерла.... Больше я ни о чем не сп раш ивал его. К вечеру я устроился н а ночлег в той ж е гостинице, где жил он.
За целый вечер и всю ночь моряк не проронил ни слова. — У меня есть десять свободных дней, и я могу, если вы-не против, пойти вместе с вам и в поход по южному берегу,— ск азал он утром.— С обирался один путешествовать, д а ж е маршрут составил. Пойдем на Херсонес, Балаклаву и через Б айдарские ворота вый дем к Форосу, а там — Алупка, В оронцовский дворец, Гаспра, Мисхор, Л ивадия... Я с радостью согласился. В тот же день мы выехали из С евастополя и нача лисвое путешествие по Крыму. Мы п обы вал и во двор цах Бахчисарая, гостили в Форосе, гу л ял и по сказоч ному парку Воронцовского дворца, загл ян у л и в грот, затененный могучими дубами. Г оворят, что в тени этих дубов, в сад у возле Гаспры, Л е в Толстой писал своего «Хаджи М урата»... Что и. говорить, увлекательным б ы ло путешествие. Хотелось поделиться впечатлениями. Н о мой друг был очень скуп на слова, задумчив. Л иш ь один раз, когда мы сидели на п ляж е возле М исхорского парка, он вдруг разговорился. В это'бремя н едалеко от берега плы л теплоход ‘Хрусталь», и с п алубы его доносились чудесные зву ки старинного вальса. Быстрые волны с шумом раз бивались о большой камень, на котором стоял а скуль птура русалки. Затем волны, ш урш а по галькам, подбегали к си д я іц ей н а берегу м аленькой белокурой Девочке. Каждый р аз, когда вода п одход и ла близко к ногам, девочка радостно вскрикивала и м а х ал а ручон- нказмзаид,. и волны, к ак бы подчиняясь ее вол е, отступали Т Вы слышали историю появления этой скульп туры?-т- спросил мой друг. И, не д о ж и д а я сь ответа, начал свой рассказ. П о д аккомпанемент т о усиливаю щегося, то замираю щ его шума волн и звуков вальса, пнповедал одну из чудесных татарски х легенд, ро дившихся на южном берегу Крыма. \" Другой такой красавицы не б ы ло во всем Кры- \"У.—говорил он.— 1(е $вали Арзы. В один весенний День ее заметил стары й хитрый Ашир. Г л аза старика 91
заблестели от восторга и жадности. Ашир часто пе реплывал море, бывал у -турецкого паши и возил «му подарки. Н а этот раз старый Ащир решил, что Арзы будет хорошим пополнением гарема турецкого паши. Когда ю ная Арзы пришла з а водой к роднику у скалы, слуги Атпира схватили ее и, связав, бросили на дно парусника... А через год люди аула, где раньше жила- Арзы, стали замечать, что каждый вечер-из_-моря выплыва ет русалка с сыном на руках ' и тянется- к. родничку, где когда-то набирала воду ю ная красавица. \"Русалка никому не причиняла зла. Е е черные..глаза всегда вы раж али тоску, глубокую тоску и страшное торе. Никто не знал, что это бы ла Арзы... Вместе со своим маленьким сыном она беж ала из дворца нена вистного паши и с высокой скалы бросилась в родное Черное море. И Море; превратив красавицу р русалку, донесло ее д о родных берегов.., - Мой друг умолк. Девочка, сидевшая на берегу, вскочила и с радостным криком побелела в сторону парка. ~ *••' \". ' Уже не было слышно -музыки с моря. Теплоход «Хрусталь» цсчез вдали. - - 1 ' — Вот. и вся история Арзы..-. Таков .-конец леген ды... -V- проговорил он 9Н О в^ч§^;..Ы ы шно>как будто разговаривая сам. с сюбоЙ. .^эВДіж згеплохода заставил его встрепенуться. Он быстро встал. Вскоре МІЫ взобрались на вершину Ай-Тодора, К подножию древних, выточенных из камня колоннад, • стоявших в тени могучих пКатанов. Когда-То давно, еще.; вр второй половине первого тысячелетия до на шей эры, здесь была крепость тавров. Неприступные скалы со стороны моря, каменные стены со стороны суши защ ищ али ее от иноземных захватчиков. Отсюда, с вершины Ай-Тодора, открывался чудес ный вид на море. Подойдя к самому-краю скалы, мы долго сидели, любуюсь синей гладью,.. Мне давно хотелось спросить у моего друга причи ну, заставившую его отказаться от поездки в родные края и проводить отпуск здесь,- в местах, тде он слу жит. И сейчас, кажется, настало время начать этот 92
разговор. Он был й хорошем настроении, радовался тому, что сегодня такой солнечный жаркий- день, что так много отдыхающих совершают морские прогулки на лодках, катерах и<р.зже на морских велосипедах;. — Спустимся к-'морю1 Поплаваем!— предложил МОЙ Друг. Г'-, ’ .• По узкой тропе; прорубленной в скале, мы спус тились вниз. В прозрачной диетой воде плавало мно жество еще очень .кежных. как тонкая вуаль, маль ков медуз. Нисколько озорных мальчишек сидели на берегу и поочередно бросались в море е коротеньки ми, тонкимП и острыми тросточками- из проволоки. Они охотились за крабами. Особенно удачно нырял самый маленький. Каждый раз он выплывал на по верхность с добычей» ' — Малыш, я сейчас поймаю Тебе самого большого краба, который ходит здесь по дну!— крикнул моряк. Его охватил азарт. Он сбросил одежду на согну тые перила маленького причала д л я лодок. Подняв шись на большой камень,'он прыгнул в самое глубо кое место и вскоре вынырнул,Лержа в руках большого, безобразногр- краЧ5а« Ребята завизжали от восторга. — А вы почему стоите? Идите купаться. Вон там мельче и ровнее дно!— крикнул, он Мне. Уже стоя в воде и подставляя спину бегущей вол не, я увидел, как и з расстегнутого кармана пиджака, висевшего на перилах, выскользнула тетрадь. Р ас крывшись, она упала на .камни и неожиданно набе жавший ветерок листал ее страницы. Н е успел.я ска зать об этом другу, как Ветерок набрался сил, разво рошил тетрадь, подхватил фотографию, спрятанную в ней, поднял высоко и бросил в море, подальше от ку пающихся. У слыш ав крик мальчишек и увиДев фото графию, мой д руг в тот же миг нырнул пряма,под ка мень и, уж е выплыв-'на другой стороне, молниеносно схватил снимок. Все это произош ло в несколько секунд. Моряк по бледнел от волнения. Он бережно положил фотогра фию на белый лист тетради. Н а ней была изображе-' на девуш ка-казаш ка. Она сидела на стуле, на коле нях раскрыта книга. Но девушка не читала, а казалось.
думала о чем-то, мечтательно-гля^я вдаль. Вся фигу ра девушки была освещена какий-то еле‘ заметным внутренним светом. Фотография напоминала репро дукцию с картины художника. 5 — Вы любите живопись? Г' О н резко повернулся: — Причем здесь живопись?!— Потом, стараясь ус покоиться и словно извиняясь з а свою резкость, тихо проговорил: — Это единственная ■фотография... Просто свое, личное...— Он снова сделал паузу. — Н а снимке ваша девушка? Он ответил не сразу. Л иш ь после долгих раздумий тихо начал: — Это большая история..'. Я уже говорил, что учился в Лепбинске. Там встретил и ее.-т-он указал иа фотографию. Снова воцарилось тягостное молчание. — Она тогда еще только в пятый класе ходила. Я был чуть старше. Ж изнь у меня как-то светлее стала. Мы вместе бегали по старому черемуховому саду, вместе учили уроки, читали книги, мечтали вслух. Еще тогда тата рин из Лепсинска рассказал нам легенду об Арзы... Мы окончили школу. Я решил стать моряком и по шел в Высшее мореходное училище, она захотела быть географом и пошла»в институт. Расставаясь, мы поклялись сохранить верность,— он глубоко вздохнул, посмотрел на мальчишек, все ещ е собиравших крабов. Потом разгладил края фотографии. — Ч етыре года я проучился в училище и год на ходился & плавании. И за все Зто время почти каж дый день я говорил с друзьями о ней. Все мои това рищи знали, что в этом году м ы с ней встретимся в Алма-Ате и приедем сюда, на Черное море. Поэтому они просили капитана дать мне отпуск, готовили меня в дорогу. Я боялся, что д о''м оего п риезда в Алма-Ату она защитит диплом, и ее сразу пош лю т на работу. И что бы заранее знать, куда дали ей направление, просил срочно наііисать письмо в М оскву. Я должен был в Москве сделать остановку, зайти к другу.
В своем письме оһа писала о том, что хорошо за щитила диплом, выходит замуж и едет на юг респуб- Он смотрел-На волны и, видимо, старался говорить спокойно и ровно. — Она просила- прощения, что не\\ написала рань ше о том, что у нее есть друг, которого -она очень любит... Маленькие краболовы давно ушли: Солнце спря талось за Ай-ТоДор, А могучие золнывсе били и. били о выступы Камней, как будто стремясь унести их по дальше и спрятать на дно.. Мой собеседник смотрел на безмолвные камни и думал о своей любви. Он, уже не обращая внимания на меня, вслух восстанавливал все подробности_события, происшедшего всего лишь несколько дней назад. — Вначале я не. поверял прочитанному,— тихо про изнес он,— но почерк был ее... Скомкав письмо, ничего не видя и ничего не слыша, шел я пег улицам Москвы... Когда я очнулся, был вечер. Ночь я не спал. Ре шил вернуться назад, на корабль. Ехать в Казахстан не имело смысла. Впервые я понял, .как я одинок. Раньше никогда не думал об этом.:. Перед возвращением долго бродил по Москве и случайно прочел а ф и ш у т о м , что в Академии-ху дожеств проходит выставка картин казахских худож ников. И я побрел туда. Хотелось увидеть что-то свое, родное. Ведь я так долго находился в море,— он отор вал свой взгляд от волн.— Вот вы спрашивали о жи вописи. Да, я люблю живопись,— ответил он и вновь продолжал. Я шел по залам выставки и вглядывался в каж дую картину, стараясь найти в них знакомые места родного края. Я видел много хороших картин. Ходил по залам и слушал, рассказы Экскурсоводов. Старал ся думать только о виденном, слышанном и хоть не много забыть о 'своем горе. Перед одной -из картин я неожиданно для себя останоц/лся. Ж гучая боль'уда- рнла в сердце и приковала к месту. Хотелось крик нуть, броситься вперед. Но я стоял, стоял как вкопан ный. Передо мной висел ее портрет.
Д а , дй, тогда я сразу узнал\" ее. И^-мааИяся, я вскрикнул в ту минуту. Потому чтет вокруг Меня сө- брались люди. Они с удивлением, не понййая в чем дело, смотрели то на меня, то н а картину;., Во мне родилась страшная ревность'8'художнику В моем воспаленном воображении рисовалось сов местное счастье художника и той, исо^орую я любил. Я чуть не сделал глупость, решив сорвать картину со стены. Л иш ь голос, женпіинй-экскурсовода яичного успокоил меня. .' •• г __ ' «В своей картине «Портрет девушки» художник Кенбаев создал своеобразный, полный света и любви образ юной казашки. Первоначально полотно называ лось «Портрет молодой казахской балерины Н.» — Это репродукция с нее;— он указал на высох шую и растрескавшуюся ют морской воды фотогра фию и медленно встал. С моря дул-ветерок. Наступа ла вечерняя прохлада. . .._ : - — И вот я хожу здесь, Дернуться-на корабль сей час и рассказать все друзьям у меняне-;хватает сил. Кончается срок отпускал и- море хочется, может быть, в плавании быстрее забудбУся горе... :— А как зовут ее? - .. , Он остановился и; гляд^>наЗ*Алекий. огонек в море, тихо ответил; ~\\ ’ — Дариса,'..’ -• Но я не смог понять, то ли аж н азв ал имя девушки, то ли вы разил глубокое сожаление. Ведь слово «да- рига» по-каэдйск»'имеет два смысла. Это и имя де »:!-,'.'1вушки, и даірззйенне сожаления* похожее на русское «О.-СуДіЛаГ - Сйдй :в-'СТороне на старой заброшенной скамейке под диким лавровым кустом, я д ум ал о нем,-о моем новом друге. . '- .фнГСтоял, широко расставив ноги, на самом краю пропасти. Внизу лежало утихшее море. Над древней Тавридой опускались сумерки. Н а фЬке вечернего не- ба, слившегося с морей, он к аза л ся мне великаном, собравшимся шагнуть, в \"Таинственную голубую даль. Наверное, он мог бы не колеблясь броситься вниз со скалы, чтобы спасти друга. Н о маленькое письмо
девушки легко сразило его, он растерялся, сник. Я вспомнил, как несколько лет назад, получив такое же письмо, как и мой друг, я ушел из города вместе со студентами-лыжниками. И, не зная усталости, не об ращая внимания на лютый мороз, четыре дня шел по заснеженной степи. Затем послал ей резкое письмо, перестал ходить. Она долго ж д ал а меня и лишь через три года вышла замуж и навсегда покинула наши края. Как я позже жалел о своей глупой гордости... А что если и это письмо такое же... оно действи тельно похоже. Я встал, торопясь высказать свою мысль. — Вы уверены в правоте своих выводов, уверены, что поступили правильно, решив не ехать к ней? А если она ждет сейчас, в этот вечер. Вот так же тоскли во глядит вдаль... Вы не подумали об этом? Бывает же так, что мы, люди, иногда сами придумываем беду и преувеличиваем ее! — Ждет, говорите! — он схватил меня за ворот. — Да, ждет! Ведь вы сами сказали, что она на писала «выхожу замуж». А за кого выходит, не за вас ли?! Он крепко обнял меня, затем оттолкнул в сторону и вдруг бросился к краю пропасти. Он виновато махнул рукой: — Какой я глупый! Это я так, от радости. Сейчас же поеду к ней. Здесь рядом дорога, всегда такси есть. Быстро в Симферополе бу ду, а там на самолет... — он уже беж ал сквозь кусты к дороге. — До встречи! — донеслось откуда-то из темноты. Не в силах шелохнуться, я стоял на прежнем месте, ничего не видя вокруг. Возможно, что тогда так не ожиданно тем н а стала ночь, а быть может, глаза за туманило от волнения. Не помню. В тот миг я думал только о нем. М не хотелось, чтобы слова мои оказа лись верными, чтобы друг мой нашел свою любовь.
Е БАУБЕК * —> ели ты в детстве никогда не произносил слова «мам а», если ты не ощ ущ ал прикосновения мяг ких, теплых, нежных рук матери, не чувствовал ее ды хания, не слышал колыбельных песен, сказок. Если не видел ее улыбок, если она никогда не склонялась над тобой и не шептала хороших, теплых слов, не учи ла ходить по земле, в холод не согревала своим теп лом, в голод не кормила своей грудью... Если ты потерял ее так рано, что сознание твое не могло ощутить ее близость, а память сохранить черты ее лица, то поверь, друг, тебе особенно будет дорог и понятен тот великий смысл, который люди вклады вают в слово «мать»... И все твое существо будет протестовать против су ровых законов природы, против смерти, лишившей тебя матери. Ты всегда будешь искать улыбку и ласку, и когда в тебе проснется первое волнующее чувство любви, то все твое существо пожелает, чтобы эта любовь была глубоко взаимной. Но когда юность войдет в свои права, ты поймешь, что есть еще одно такое же глу бокое по смыслу, как «мать* и «любовь», но еще более великое и священное слово — «Родина». И если ты на стоящий гражданин своей земли, то посвятишь свою жизнь служению Родине. Мы хотим жить свободной, радостной, счастливой жизнью, мы хотим жить в мире и дружбе со всеми народами, но свобода и счастье человека зависят, в первую очередь, от свободы и счастья матери-Родины. Мы любим жизнь, любим мечтать и претворять мечту в действительность. Мы хотим жить не зная, что такое война. Мы хотим забыть это страшное слово. Мы хотим жить... не слишком ли много мы говорим об этом? Вспоминаются слова Спинозы: «Свободный чело век менее всего думает о смерти, и мудрость его осно вана на размышлениях о жизни, а не о смерти». Мы— свободные лю ди, и поэтому мы говорим о жизни... 98
«Я советский юноша, мне двадцать лет. Я уже про шел часть своего пути, но впереди еще много прег рад,— молодой лейтенант снял каску, вытер пот с лица, прислушался, к отдаленному гулу снарядов и снова наклонился над блокнотом.— Вот она, моя золо тая дорожка, идущая через вершину двадцатого столе тия — вперед и выше. Она проходит по просторам моей великой Родины. Вот мой город, вот мой университет, вот моя люби мая Ж анна. Я иду к ним через огонь войны. Я спешу, я тороплюсь,- Мне надо добраться к ним быстрее, но поперек моего пути стоит с автоматом враг*... За бру ствером упал снаряд, дрогнула земля. Комья мелкой глины посыпались в окоп. Лейтенант закрыл блокнот и схватил автомат, быстро надел каску... Он писал всю ночь при лунном свете, писал все утро и не смог записать все, о чем думал в эти крат кие минуты между атаками противника. Первые лучи солнца достигли окопов, враги уси лили обстрел. Начался бой — недолгий, но страшный. Силы немцев во много раз превосходили наши. Фа шисты шли в атаку вслед за танками, прикрываясь огнем своей артиллерии. Подразделение молодого лейтенанта не вышло из засады, не отступило, и тогда фашисты с яростью бро сились к уже заваленным землей окопам. Враги тор жествовали победу. Но вдруг ожила земля, из разва лин поднялись советские солдаты. Началась рукопаш ная схватка. И кто знает, чем кончилась бы она, если бы в это время не подоспело подкрепление. Атака была отбита. Вдвое уменьшилось число бой цов во взводе. Снова наступила ночь. Сидя в блиндаже, при свете коптилки раненый лейтенант дописал строки. Он был юн, этот лейтенант, круглолицый, широколобый, чер новолосый, с еле заметной озорной детской улыбкой на устах Он лю бил смех, любил читать стихи Пушкина и Лермонтова, Байрона и Гете, любил музыку Иогана Штрауса и П етра Чайковского, Бетховена и Моцарта. Он был настоящ им жизнелюбом. «Н аш поэт и мечта тель»,— говорили о нем с любовью солдаты.
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161