12 КОРОЛЕЙ И СЕМЕРО СМЕЛЫХ - копия6

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАЛЕНЬКИХ ЧЕЛОВЕЧКОВ ИРИНА И АЛЕКСАНДР ПУТЯЕВЫ

Ирина и Александр Путяевы – Поэты и заслуженные сказочники, писавшие добрые умные сказки для театров и радио- спектаклей, которые благодаря библиотеке Галактического Ковчега и проекту Воплоще- ние обретают новое право на вечную жизнь. 2021г 158страниц 2

ГЛАВА ПЕРВАЯ. апахло жареными мамонтами Каюкаха было два сына близнеца. Пре- лестные мальчуганы. И всегда-то они вместе, и постоять друг за друга готовы, и выручить в трудную минуту. Так, например, когда они были совсем ещё малютками, и засыпали у мамы на руках, то по ночам плакали из мило- сердия к родителям не в два голоса, а по оче- реди. Конечно, они не понимали, что таким своим поведением продлевают им количество бессонных часов, но Каюках и Сигма нашли выход из положения, приучившись спать по- переменно. Позже, когда пришло время учиться, маль- чики ревностно отнеслись к занятиям. Они благодаря поразительному сходству вполне успешно могли бы дурачить учителей, подме- няя друг друга у школьной доски. Но проблем со знаниями у них не было никогда. Однако, если у мальчика вечная пятерка по поведению, – одно из двух: либо у него нет никакого поведения, либо он не мальчик. Так что, проказничать братья себе иногда позво- ляли. И вспоминается такой случай. Стью и Кью спешили в школу. До звонка на первый урок оставалось несколько минут. Они вполне успевали. Начавшийся внезапно ливень 3

только их подстегнул. Они ускорили шаг, и перешли на бег, но неожиданно внимание их привлекло чьё-то жалобное стенание похо- жее на мяуканье. Они остановились возле от- крытого полуподвального окна, перегоро- женного решёткой, откуда, по их мнению, и доносилось жалобное «мау». – Стью, это ты сказал «мау»? – Я, по-твоему, похож на нильского кроко- дила? – Все нильские крокодилы давно в Сибири. И – второе – крокодилы не мяукают. – А я тем более. – Тогда это, точно, не ты. – Ты ещё голову в решётку просунь, чтобы убедиться, что меня нет в подвале. Стью на всякий случай ощупал Кью: – А, возможно, это так мяукает мышонок. – Ты совсем, – сказал Кью, – совсем с голо- вой раздружился?! Мыши точно не мяукают. Они пищат. И, потом, в наших краях за по- следние пятьсот лет не встречались ни кошки, ни мышки. Только игра осталась такая: «кошки-мышки». – Это не значит, что мышек нет. – Они давно вымерли вместе с мамонтами после космической оттепели. – А, может, это карликовый мышонок. Да, такое тоже может быть. Про нас говорили, что мы тоже существуем только в сказках. Выдумают же такую чушь! А ещё утверждают, будто гномами могут стать 4

только мужчины. – Ты хотел сказать, что гномы бывают только мужского пола. – Ты сам-то в это веришь? – Я не верю… как не верю и в то, что детей находят в капусте… глупых, возможно, и находят… – Но не таких, как ты… – Тогда и не спорь по любому глупому по- воду. Хотел бы я посмотреть, что бы ты стал делать, оказавшись в чьей-то пасти?! Уж ты бы запищал, как миленький. – Нет, конечно. Я бы сопротивлялся. – Вот он так и сопротивляется. – Мяукая? – Отвлекая кота от когтей. Или мамонта от бивней. – А не проще предположить, что это и есть мамонт? – Или мамонтёнок – Или мамонтёнок. – Карликовый. – Карликовый. Прекратив споры, братья приподняли ре- шётку, и попытались исследовать тёмные углы на ощупь. Между двумя пакетами из- под сока застрял мягкий волосатый комочек. Стью в испуге одёрнул руку. – Мау-ма… – Сказало что-то тёплое и во- лосатое. – Он тебя боднул? – Я не понял. 5

– Посмотри на руку: кровь есть? – Вроде бы нет. – Тогда чего ты испугался? – Я испугался? Я не испугался. Я вздрогнул на всякий случай. Кью решил сам попытать счастья, а заодно и испытать нервы на прочность. – Шевелится. – Смотри, не задуши его своими ручищами. «Ма»! – Властно не то запротестовало, не то признательно заявило о себе существо, щуря маленькие глазки. Братья разглядывали его на свету. Один глаз у него был голубого цвета, а второй – зелёного. – Это точно карликовый мамонт. Я на кар- тинке в учебнике видел почти такого же. – Хорошенький, правда? Потерялся, бедненький. Представляешь, каково это – потеряться? А?! – Представляю. А представляешь, какой в школе переполох начнется, когда мы его при- несём? Научная сенсация! – Представляю… – Нас за это по шапке не погладят. – А мы шапки снимем. – Сенсация или двойка по поведению нам обеспечены. Как же мы его пронесем мимо дежурных? – Очень просто. Сейчас покажу. – И Кью, стянув со спины ранец, стал его потрошить. 6

Учебники полетели на землю. Ногой он спихнул их в подвал. – Теперь места вполне достаточно для найдёныша. Здорово я приду- мал? – Здорово-то, конечно, здорово, но боюсь, что нам не поздоровится, если застукают. – А ты не бойся. ГЛАВА ВТОРАЯ менная обувь для вечно вымирающего вида амонтёнку путешествовать в ранце по- нравилось. Всю дорогу он молчал. А у самых входных дверей, там, где находился пост старшеклассников, проверявших у учащихся дневники с росписями родителей за оценки, а также наличие сменной обуви, их чуть было не поймали. – Мальчики, у вас есть сменная обувь? По- жалуйста, откройте ваши ранцы. Щеки мальчуганов зарделись. Оба пре- красно понимали, что пройти контроль не удастся. – Сейчас, сейчас. – Закопошился Стью. – Будет сделано. – Я помогу. – Кью делал вид, будто пыта- ется помочь брату. На самом же деле все его 7

движения делали ситуацию неразрешимой и комичной. Стоило Стью скинуть лямку с плеча, как Кью тут же услужливо впрягался в неё сам, и таким образом запутывался. – Брату вредно носить тяжести. У него горб мо- жет вырасти. Так врач сказал. Стью и Кью вращались перед носом дежур- ной, как перепутавшие направления волчки, пока не упали на пол. – Докрутились, мальчики?! Вы и, правда, в верблюдов превратитесь, если продолжите хулиганить. Ну-ка, живо показывайте, что вы прячете в рюкзаках?! За ними уже собралась приличная очередь. – Мы ничего не прячем. – Вот мы и посмотрим. – Дежурная щёлк- нула застёжкой ранца. – Вот мы сейчас и по- смотрим. Стью и Кью засмущались ещё больше, ведь никогда раньше они не обманывали старших, даже и таких старших, которые не годились им в отцы. Да и младших они прежде не об- манывали. Фокусы они им показывали, но фо- кусы это не обман, а иллюзия, то есть узако- ненный обман. Возможно, данная сцена, разыгранная бра- тьями, показалась дежурной старшекласс- нице цирковым трюком. А, возможно, – ведь трудно читать чужие мысли, – маленький ма- монтёнок и впрямь в эту минуту был похож на задремавшую тапочку, только девочка ма- шинально спросила: 8

– У вас тапочка только одна на двоих? – Нет. – Сказал Кью, и предъявил девочке свою пару обуви. – У нас полторы пары смен- ной обуви на двоих. – Очень сложно понять. Какая-то матема- тика не для всех. Не знаю, не знаю, как вы бу- дете ходить на трёх ногах. По очереди что ли?.. – Она и сама запуталась. – Ну, да, ладно, проходите. – У нас ещё и четыре руки. – Обрадовано засмеялся Кью. – Надеюсь, что они вам пригодятся, – ска- зала гномничка, – когда вы попроситесь к доске. Уроки-то хоть выучили? – Конечно. Уже в классе мамонтёнок разыгрался. По- чувствовав себя окруженным детским внима- нием, он перепрыгивал с ладони на ладонь, цеплялся за пальцы хоботком, крутился на них, как на турникете. А к звукам «Мау» при- бавилось ещё и «р-р-р». – Какой смешной! – Дайте мне его подержать. Пожалуйста. – Не вредничайте! – А это правда настоящий мамонтёнок? – А чем вы его кормите? А он ест конфеты? Вопросы сыпались со всех сторон. И тут прозвенел звонок на урок. Учительницу математики звали Калерия Ка. Она всегда была такой серьёзной, что за- ранее, ещё до коварного «сколько будет два- жды два» внушала ученикам трепет и ужас. 9

И хотя каждый в классе знал, что по теории вероятности дважды два, как правило, будет четыре, пульс отвечающего у доски невольно подскакивал, а дыхание учащалось. – Итак, дети, здравствуйте! Садитесь, дети! Мамонтёнок спешно убранный в парту, ре- шил, что приветствие относится и к нему. Он подал звук «р-р». Это рычание Калерии Ка не понравилось. Она вонзила в учеников указательный палец: – Кто?! Не дождавшись ответа Калерия Ка пошла на звук. Слух у неё был абсолютный. Стью едва успел передать мамонтёнка гномничке, сидящей за соседней партой в со- седнем ряду. Та шептала про себя спаситель- ное: «Миленький, не шуми. Не рычи. Ну, по- жалуйста». Калерия Ка приказала: – Дай сюда немедленно. Стью нечего было предложить классной даме кроме своей руки. Он протянул её: – Пожалуйста. Калерия Ка возмутилась: – Стью, что это ещё за фамильярность?! Какие ужасные манеры… Ты раньше никогда таким не был. И, пожалуйста, закрой рот, а то муху проглотишь. Дай мне то, что у тебя внутри. – Сердце? 10

– Не надо со мной шутить, а то ты меня вы- ведешь. – Куда я вас должен вывести? Я не пони- маю. – Так дело не пойдёт. – Но что же я ещё могу дать, если у меня больше ничего нет. – Открой крышку парты, Стью. Пожалуй- ста, не заставляй меня ждать. Стью сделал шаг в сторону и предложил классной даме проверить содержимое его ранца самой. – Странно. – Сказала она. – Очень странно. Отпустив ещё несколько замечаний классу, она вызвала Стью к доске. – Начнём с простого примера. Пожалуйста, Стью, сколько будет один плюс один. Не удивляйся. Я хочу проверить не твои знание, а твоё самочувствие. Мне почему-то кажется, что ты болен. – Один плюс один будет два. А одна плюс одна будет всё равно одна. Очки у Калерии Ка полезли на лоб от та- кого ответа. Она подошла к Стью ближе. Пе- респросила: – К единице прибавить ещё одну единицу будет, Стью, единица? – Я не говорил про единицу. Я утверждал, что одна плюс одна будет одна. Калерия Ка пощупала его лоб: – Температура нормальная. – Конечно. А одна плюс одна будет одна. 11

– Хорошо. Ты сейчас нам это обоснуешь. – С удовольствием. Тем более, что это моё личное открытие. – Итак, что же ты такое открыл? Расскажи- ка нам, Стью. – Я открыл следующее: дождевая капля, падая отвесно, является одной каплей. Пра- вильно? Класс замер. – Продолжай. Мы тебя внимательно слу- шаем. – Вторая дождевая капля, попадая в преды- дущую, сливается с ней, правильно? Вот и по- лучается, что одна плюс одна получится одна, а никак не две. Разве это не открытие? Класс засмеялся. Кто-то даже воскликнул: – Надо дать ему государственную премию! – Ура! Дать Стью премию! – Дать! Дать! Ура! Мамонтёнок и эти восторженные возгласы принял на свой счёт. Он не хотел отставать от ликующей орды. И он выразил своё отноше- ние к происходящему скромным запасом зву- ков: «Ма-а-м… р-р-ма…». Учительница замахала руками и затопала ногами. Такой возбуждённой её ещё никто не видел. 12

– Прекратите немедленно эту вакханалию! Всем закрыть рты и заткнуть уши! Я требую полной тишины! Она и на этот раз чётко вычислила коорди- наты таинственных звуков. Мамонтёнок перекочевал в руки Кью. Но Карелия Ка разгадала манёвр учеников. Она сделал вид, что направляется к одной парте, а в последний момент с проворством циркуля сделала пол оборота вправо, и оказа- лась рядом с партой Кью. – Ага! – Ухватилась учительница за ухо ма- монтёнка. – А ну-ка, посмотрим, кто это у нас нарушает дисциплину?! – Всё ещё продолжая держать мамонтёнка за ухо, она пыталась щипком зацепить и ухо Кью. Девочки запротестовали: – Ему же больно. Калерия Ка, отпустите его пожалуйста. Он же ещё маленький. Он больше не будет. Он – научная сенсация. – Это облезлая кошка, а не сенсация! А мамонтёнок, – он был не из робкого де- сятка, а, вернее, не из робкой единицы, – все- рьёз разозлился и боднул бивнем ладонь Ка- лерии Ка. Да ещё и «рыкнул» на неё. Та от неожиданности взвизгнула, разжала пальцы, и мамонтёнок, если считать и хобо- ток, упал на шестую точку. Калерия Ка пере- шла на писк: – И… Пи… Пирикратите, пирикратите пи- роказничать! 13

У неё и без напряжения-то голос был да- леко не оперной примадонны, а тут, его, голос то есть, будто ошпарили кипятком. Сама же Калерия Ка стала напоминать кипящий чай- ник. – Всем встать в угол! Всем в Угол! А Кью и Стью пойдут со мной к директору школы! ГЛАВА ТРЕТЬЯ номы приспускают брюки номы адонисы постоянно подвергались нападению жестоких кризов. От них не спа- сали ни каменные стены, ни болотистые рвы, ни колючий кустарник, который адонисы высадили вдоль периметра своей территории. Миролюбивые адонисы не желали крово- пролитий. Много раз они вступали с кризами в переговоры, но те выдвигали совершенно неприемлемые условия. Например, они тре- бовали, чтобы адонисы отдавали им весь уро- жай зерна и всю питьевую воду. Но, согласи- тесь, без воды может обходиться только пе- сок в пустыне. 14

Превращаться в песок, да ещё на голодный желудок, они не желали, и потому избрали тактику «внезапной мудрости». А ещё адо- нисы горячо любили свою землю! Кризы не были такими сентиментальными. Плевать они хотели на здешние красоты. Да им – хоть трава не расти: было бы, чем набить желудки. Любого разделают под орех, – лишь бы насытиться и поспать. Внешность обманчива. Кризы только с виду были пушистыми и добрыми. Но глаза их бегали, как мыши, а извилины вороча- лись, как кот в мешке. Никогда не угадаешь, на что подвигнет этих созданий замутнен- ный разум в следующую минуту. Мальчишки из местности малые кризы целые дни проводили в драках. Игры их были жестокими. От одного девиза, с кото- рым они выходили во двор ужаснешься: « Сердце – приправа для перца»! А от песенок, которые загоняли в раж, и во- все содрогнешься. Как вам, например, эта ре- чёвка: Эй, ботаник, почему Не спешишь доить пчелу? Выходи поговорить, А то будем больно бить. Или такие перлы: 15

Хочешь выглядеть моложе – Получи синяк на рожу. Хочешь выглядеть взрослее – Ночью в лес сверни с аллеи; Только брюки приспусти, Чтоб по полной обрести. Особым цинизмом и жестокостью отли- чался мальчик Гну. Этот гном был малень- кого роста. Не думайте, что он не вырос оттого, что плохо ел. Ел он как раз помногу. Даже мозо- лью на животе обзавёлся. Но все потребляе- мые им калории превращались в прямом, а не в переносном смысле, в рыжий пух, отходы гадкой жизнедеятельности и плохо пахнущий газ метан. У этого гнома даже ресницы были огнен- ного цвета. Так и хотелось взять мальчика на руки и погладить по шерстке, – таким крот- ким он с виду казался. Но мы бы не советовали вам этого делать: у мальчика были очень острые зубки, и ку- сался он не хуже злобной собачонки. Это о та- ких говорят: «Не клади ему палец в рот»! А подлости и коварства в нём было больше, чем жира. 16

То портфель кому-нибудь на перемене бритвой подрежет, чтобы завладеть чужим завтраком, то во время уроков приклеит жвач- кой к полу вертлявую головку расшалив- шейся гномны. Учительница, бывало, сделает ему замеча- ние, а он мгновенно найдёт оправдание: «А чего она за вашей спиной на голову встаёт? Сама виновата: надо всегда-всегда добрую и горячо всеми любимую учительницу внима- тельно слушать, а не пол волосами подметать. А то вздумала из себя Маньку-встаньку ва- лять! Ишь, какая прыткая»! И так в свою пользу лукавством и лестью любую ситуацию мог обратить. Не ребёнок, а перевёртыш в перьях! Взрослые кризы, – у них и у самих-то изви- лины были крест-накрест зашнурованы, – на эти детские шалости смотрели сквозь пальцы. Да и когда им было смотреть за детьми, если с восьми утра до восьми вечера они воевали на двух войнах, а потом читали газеты с за- метками про свои подвиги, или грели ноги у телевизоров до глубокой ночи. Не удиви- тельно, что из их деток не получалось конфе- ток. Двуротый верзила Саксам по форме напо- минал перекати-поле. Жирный и смешной внешне, он не знал жалости ни к кому. 17

В детстве он гонял мух пинками, разорял муравьиные кучи, а, когда подрос, сразу же записался на три войны. С утра до вечера ме- тал копья в тени ромашек, кромсал булавой одуванчики, а ещё и выкраивал время, чтобы докучать адонисам, с которыми, кстати, кризы ещё не были в состоянии войны. Адонисы исправно платили дань, но кри- зам хотелось иметь сразу всё, – и сразу в пол- ном объёме. Уж двуротый Саксам к каким только ухищ- рениям не прибегал, чтобы прорваться сквозь густые заросли азалий, которыми окружили себя адонисы. Он уже и лестницу к кустам приставлял, и пробовал оплевывать клумбы врага семенами моркови, и метал камни в чужой огород, и, раздирая в кровь уши, пытался протиснуться на запретную территорию, но всё безрезуль- татно. Одному ему взять укрепление было не под силу. Воевать в одиночку даже с мельницами невозможно. И тогда Саксам поклялся сгно- ить всех гномов и всю их музыку в одной большой оркестровой яме. Другое дело подростки из Нижнего Адо- ниса. Они вежливы и смышлёны. Склонны к наукам и творчеству. Каждый умел играть на нескольких музыкальных инструментах. 18

Самым же большим уважением пользова- лась скрипка. Пенье скрипок слышалось на каждом углу. Из каждого раскрытого окна неслась к облакам божественная музыка. В ней была какая-то сказочная печаль. Не- правда, что печаль не доставляет радость! Надо только открыть перед ней своё сердце, и она не причинит никакой боли… Музыка, она – как крылья – помогает парить и не падать на землю, ведь в начале начал и была только веч- ная музыка. Только она одна и была. Адонисы умели ценить прекрасное. Это благодаря волшебному умению адони- сов на вершине горы Фи красуется памятник Матушке-воде. Застывший, похожий на стек- лянную арфу водопад! Остановленные на лету неукротимые прежде струны! Звуки счастья и любви разно- сились над вечнозелёной поляной. Подножие памятника украшала выполнен- ная вязью надпись: «Вода! Вода! О, да! О, да! Нет, ты не просто Н20 – ты аж восьмое чудо «О»! И всё это великолепие должно теперь сги- нуть в тартарары?! Нет, их отцы этого не допустят! 19

А тем временем старейшины адонисов со- брались на совет. Благородный, убелённый сединами Каю- ках предложил желающим высказаться на тему, что делать, как жить дальше. Первым взял слово Куряк. Он сказал: – А если бы огурцы под ногами варваров заставить расти верх тормашками? А?! Кризы бы, точно, умерли от страха. Каюках возразил: – Мы никогда и никого не заставляли де- лать ничего против воли. Это не наш метод. – Вот нас все и колотят, потому что мы не умеем правильно плевать против ветра, изви- няюсь за выражение. А я бы как дал им тык- вой по семечкам!.. А я бы как топнул ногой!.. – Да ты сам-то, Куряк, еле на ногах сто- ишь. Смотри, как тебя качает из стороны в сторону. Ты и былинки-то в руках не удер- жишь. Тебе, дедуля, уже сколько годков-то? – Двести восемьдесят завтра стукнет. – А, может, и не стукнет… – Помолчал и добавил: «Прости, конечно, за грустную правду»… – Почему это «не стукнет»? – А потому что « до завтра» нам всем ещё дожить надо. – Это верно. – Вмешался в разговор Тук. – Звери они. Их огурцами, как шапками, так просто не забросаешь. 20

Их даже музыка не пронимает. Игра скри- пок путает им нервную систему. Их тошнит от классики. – Так, давайте, закатим им хороший кон- церт на неделю! – Музыку жалко. – Сказал кто-то из адони- сов. – А тогда пристыдить их крапивой! Отшлё- пать, то есть, по самые уши… – Не так кате- горично предложил Куряк. – Мне бабушка рассказывала, что в старину так наказывали провинившихся. – Что им твоя крапива?! Да они её сожрут, не поморщившись. У них ведь у каждого – по два ряда зубов… а уши… уши такие, что ими рты можно утирать. Удивляюсь, откуда такие уроды берутся?! А ты, Куряк, у них даже между зубов не застрянешь. – Пожалуй, мне страшно становится. Стыдно даже. Стыдно, ой как стыдно, но и страшно, конечно. Мурашки по коже. – Всем страшно. – Точно, и страшно, и обидно, что их так много, а нас так мало. И почему так нечестно природа устроена, братцы?! Ну, почему ум- ным даётся всё, или почти всё, а глупым – всё остальное?! Поляна, на которой проходило собрание, погрузилась в полную тишину. 21

Даже весьма сведущий в регламенте попу- гай Зигзаг вынужден был произнести сакра- ментальную, но полную травматизма фразу: «Пчел надо обходить спереди, а муравьёв – сзади». И адонисы, после непродолжительных, но бурных дебатов, решили-таки оставить город. Конечно, было жаль расставаться с обжи- той землей, где каждый клочок возделан ру- ками предков и полит их потом. Конечно, очень жаль было расставаться с деревьями и цветами; птицами, которых дети кормили с ладоней, бабочками и радужными стреко- зами, которые, пробуждаясь ранней весной, делали первые кувырки в небесной синеве. Жаль всего того, отчего сильнее бьётся в груди сердце. ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ а здравствует вонючая кучка абинет директора школы напоминал ком- нату матери и ребёнка при каком-нибудь му- зее, куда сдают непоседливых родителей на время экскурсий, чтобы они не мешали детям трогать руками экспонаты. Там они могли спокойно посидеть в кресле, слегка переку- сить манной кашей, понянчить игрушечных зверюшек. 22

На стене с портретами любимчиков и под- липал из среды учеников висел увесистый крутометр. Он предназначался для наблюде- ний за повседневным поведением учащихся. Когда прибор зашкаливал, раздавался преду- предительный взрыв, и наступали школьные каникулы. Директор Хахаон Ха часто запирался в своём кабинете, чтобы, отбросив напускную чопорность, посмеяться над собой, смотрясь в зеркало, либо разыграть на зелёном сукне рабочего стола историческую битву. А, чтобы выглядеть серьёзным, надевал очки, которые на людях носить не любил. Нет, он не стес- нялся массивных линз, просто не хотел рас- страиваться лишний раз, глядя на унылые лица учителей. Он предпочитал хранить в памяти их расплывчатые образы, чтобы, выйдя на пенсию, никого уже не узнавать... Для своих невинных забав профессор брал с книжной полки оловянных солдатиков, рас- ставлял их в определённом порядке, а затем, сложив рупором ладони, трубил полковой марш. Игрушечные солдатики с колчанами для стрел взлетали на край стола, сталкива- лись лбами и валились на пол. Хахаон Ха мог часами играть в эти детские «стрелялки». Он не замечал времени, и любил повторять: «Ве- сёлое время проходит, но никогда не надо- едает, а часы, навевающие скуку, рано или поздно выносят стрелками вперёд. Первый закон Хахаона». 23

Реторты, колбы и пробирки на его столе из- вергали клубы дыма. Периодически Хахаон Ха подбрасывал в бурлящие сосуды щепотки разноцветных химических порошков, дости- гая ещё большего феерического эффекта. Забавным был этот Хахаон Ха. Он никогда не грустил. Редко бывал сердитым. Никто его в школе не боялся, разве что учителям стано- вилось как-то не по себе, когда директор так, чисто в педагогических целях, конечно, мог особо ревностным педагогам предложить по- играть с ним в «прятки». И попробуй-ка отка- заться: на-чальс-тво!.. Для обидчивых у него были наготове бродячие фразы, типа: «Люби знания в себе, а не себя в знаниях»! и «Дети учителям не игрушка»! Такое неоспоримое глубокомыслие обес- кураживало. Всё мыслимое и немыслимое пространство в кабинете директора занимали детские иг- рушки. Каких только игрушек здесь не было: и зайки, и гуттаперчевые мышки, и плюше- вые морковки, и волшебная стоп-нога, кото- рая умела ходить по потолку на костыле, и кукла с закрывающимся декольтированным платьем… Почти все эти игрушки, находящиеся в ка- бинет Хахаона Ха, были изъяты у учеников младших классов. Он неоднократно преду- преждал их, что на уроке нельзя играть в куклы. Да, да, да, и ещё раз «Да»! Детство кончилось навсегда! 24

Сам-то он, конечно, понимал, какая это жа- лость, когда кончается детство! Стью и Кью вошли в кабинет директора с понурыми головами. Калерия Ка несла присмиревшего мамон- тёнка на вытянутой руке. Уже с порога она за- явила: – Мальчики сорвали мне урок! Директор порылся в карманах и, выудив оттуда щепоть магния с какими-то добав- ками, метнул порошок на огонь горелки. Яр- кая зеленоватая вспышка ударила по глазам. – Шампанское для круглых двоечников. Ха! Обманули дурачков на четыре… кулач- ков… – Мне урок сорвали, господин директор. Вот эти двое… Хахаона Ха эта её утверждение рассме- шило до слёз. Он схватился за живот: – Сорвали урок? Ха-х… Ха-хахахахха… Как я понимаю этих детей… Ха-ха… Мне са- мому уже на следующий день после рожде- ния хотелось начать жизнь с самого начала… Сорвали урок! Сорвали урок?...Хи-хи-хи… С дерева сорвали? Хи-хих… Вы, что же, там груши околачиваете? Мальчики, а мальчики, зачем вы, милые, срываете уроки? Ха-ха-ха… – Он просто трясся от смеха. – Умора! Очень, очень смешно! За это я дарю вам два талона на бесплатное неправильное питание. Ха-ха- хо! У вас ко мне всё? 25

– Вы, вероятно, не поняли, господин дирек- тор. Эти мальчики принесли на урок живую игрушку. Вот. Полюбуйтесь. – Она протянула Хахаону Ха мамонтёнка. Директор моментально переключился на гомерический хохот: – Ха-ха-о! О! Ха-ха-о! Какая прекрасная вещица! – Он погладил мамонтенка по хо- ботку, и подпрыгнул на месте. – Ха-ха-о! Ще- котно! Чудесная вещица! Прелесть! А что, она, – действительно, живая? Хи-хи-хи!.. Ой, держите меня, а то я грохнусь на потолок. У меня, – ух ты, ах ты, – глаза закружи- лись. Давайте, дети споём: «Аты-баты, аты- баты, шла училка вся из ваты по дорожке, по тропинке, спотыкаясь без запинки»… Нет, за- будьте эту песню! Хорошие песни не лезут в горло. Так ведь? Так! Они живут в сердце!.. Вы записывались ко мне на приём? Тогда ши- роко откройте рот и скажите «А-а-а»! – Б-э-э. – Решилась передразнить дирек- тора училка. Калерия Ка уже давно успела привыкнуть к своеобразному и эксцентричному поведе- нию директора, а вот братья впервые столк- нулись с дурачеством взрослого человечка. Хотя, возможно, это было вовсе и не дураче- ством, а своеобразным педагогическим приё- мом, выраженным в острой, гротескной форме. 26

Кью заплакал. – А вот этого делать не надо! Хахаушки тут лить не надо! Не надо де- лать из воды Н2О! Глупо! Глупо и расточи- тельно! Слёзы – дурацкое изобретение кроко- дилов! Мамонтёнок издал трубный звук, чем вновь рассмешил директора школы. От неожиданности он сел на ковёр. Сказал, чуть ли не брызжа слюной: – Да он живой! Нет, я же вижу, что он из- даёт звуки! Ха! 0-ха-ха! Мамонтёнок спрыгнул на пол. Он до- вольно покачал хоботком, а затем буквально привязался к черному шнурку ботинка на ле- вой ноге директора. Вероятно, он принял бо- тинок за зверушку. – Мальчики, мальчики, я придумал. – Ска- зал Хахаон Ха. – А давайте-ка меняться? Я дам вам две плюшевых морковки, а вы мне – это чудо природы. Как его зовут, однако? – Мы не знаем. – Сксал Стью. – «Мы не знаем»! Мы ничего не знаем, ока- зывается? А как вы в будущем собираетесь управлять государством?! Позор! А двойку поцеловать – не хотите ли? Давайте так: к двум морковкам прибавлю ещё две двойки в четверти по пению. – А мы… мы хорошо поём. Мама сказала, что мы родились с пятёрками по пению. Мы очень даже прилично поём. 27

– А с этого дня будете петь плохо. Это же, хихи-кс, здорово! Скажите, что директор раз- решил. Договорились? Калерия съязвила: – А от себя я вам добавлю экскурсию в угол. – Затем, широко открыв рот, сказала за- ветное «А-а-а». Директор зааплодировал в ладоши: «Вы, мадам, чистая оперная дива. Вам на сцене надо бы изображать машину «скорой по- мощи». Ха-ха-ха. Только, пожалуйста, убавьте звук до минимума и улыбнитесь. Ваша улыбка напомнит мне улыбку беззу- бого крокодила. Хи-хи-ки-ки… мора»! Калерия Ка, поджав узкие губы, продол- жила: – А-а-а! Я поставлю их в угол равнобедрен- ного треугольника! Ну, дети, соглашайтесь. Очень выгодный обмен. Мамонтёнок, видимо, его больше всех напряг этот торг, нагадил на ковёр. Директор, вставая с ковра, не сразу заме- тил, что вляпался в навозную кучу. Он взял с полки морковку и принюхался к ней. – Странно, хи-хи, очень странно. Вчера ещё она ничем не пахла. Дети, вы не чувству- ете постороннего запаха? Стью и Кью только брезгливо сморщили носы. 28

Калерия Ка опустила глаза. Директор обошел её сзади, потянул воздух носом, и грозно вскинул брови вверх. – Что вы, что вы! – Смущенно произнесла Калерия Ка. – Как вы такое могли подумать?.. Я честная женщина… Я-я… Только тут директор заметил болтавшегося на шнурке мамонтёнка. – Так это он?! Как он посмел?! Брысь, оран- гутанг! – Хахаон Ха резким движением стрях- нул мамонтёнка с ботинка. – Со мной ещё ни- кто так не поступал! Да-с, сударь Вонючая Кучка, или – как вас там?.. Хахаон Ха раздосадованный выбежал в ко- ридор. Следом за ним вылетела, оправдыва- ясь на ходу, Калерия Ка: « Я… Я порядочная женщина. Я… Я-я... Я завтра выхожу замуж». Но директор был непреклонен: – Никто ещё так глубоко не плевал мне в душу! Да-с! По пояс – плевали! Да-с! Но только по пояс!.. Ха-ха-ха-очки тут вздумали разводить! Стыдно! Да-с! А вам бы, уважае- мая Калерия Ка, подошло бы разнос погоды делать где-нибудь на Большой Медведице! Да-с! Стыдно! Братья не стали дожидаться развязки скан- дала, и, прихватив с собой мамонтёнка, на цы- почках вышли из кабинета. В это же самое время прогремел страшный взрыв. Он наделал много шума, но не причи- нил никакого вреда ни зданию, ни учащимся. 29

В окна полетели ненавистные учебники и колпаки. Крутометр возвестил о начале летних кани- кул. А карликовый мамонтёнок в честь этого дня удостоился имени Каникула Ка. ГЛАВА ПЯТАЯ е стоит обижать говорящих птиц аюках и Куряк готовили гномов к пересе- лению. Разведчики адонисов присмотрели непода- лёку с Голубым озером заболоченную и уже потому почти неприступную землю. Ко- нечно, она требовала ухода, но вполне годи- лась для ведения сельского хозяйства. И по- том, запасов питьевой воды в этой местности было предостаточно. Хватило бы и самим пе- реселенцам, и ещё бы на тысячу лет по уплате дани осталось. Другое дело, что бесплатная вода кризов вряд ли бы устроила. Их больше заботила сама идея порабощения и подчине- ния. На берегу Голубого озера уже несколько месяцев работала бригада свайщиков и плот- ников. Ими было изготовлено несколько пло- тов и с десяток лодок. Водный транспорт го- тов был в любое время доставить переселен- цев вглубь заболоченного острова, где уже появилась первая насыпная площадка 30

под строительство домиков. Из таких пло- щадок планировалось собрать столицу нового государства. Предстояло проложить и пря- мые водные магистрали, которые бы связали между собой части города. Каюках распорядился разобрать и погру- зить на повозки Водопад. Его планировалось смонтировать на новом месте. Первыми тронулись в путь дети и женщины. А гномы-хлебопашцы остались до поры до времени в своих домах, чтобы создать види- мость жизнедеятельности. Стью и Кью остались дома с матерью. Кто- то ведь должен был изображать беззаботно играющую детвору. Попугай Зигзак – домашний баловень и ве- ликий шалунишка – гонялся за хоботом ма- монтенка Каникулы Ка. Ему не нравилось, что Какикула Ка беззастенчиво опустошает его кормушку. Зигзагу удалось прилично ощипать мамон- тёнка. Тот не мог взять в толк, что птице от него нужно. «Может, думал Каникула Ка, он хочет построить из его волос гнездо для двоих, тогда почему этот процесс проходит так болезненно»? – Эй, птица, тебе что, делать нечего? Чего ты щиплешься? – Сам дурак. 31

– Зачем обзываешься? – Спросил Каникула Ка, прикидывая из-за какого угла последует следующий выпад. А Зигзак, спрятавшись за занавеской, слегка хлопнул крылом, сделав вид, что давно вылетел в окно. Но его разбойничий глаз всё видел сквозь сетку ажурного тюля. Зигзаг го- тов был лопнуть от злости, наблюдая, как по- жиратель его припасов раздувает от удоволь- ствия щёки. Ему так и хотелось крикнуть: «Хватит жрать-то! Чудовище, остановись, по- ковыряй в ушах»! Но он сдерживал гнев. Он выжидал. И в тот момент, когда мамонтёнок сунул хобот в блюдце с водой и распустил уши, сузив таки образом обзор, напал на него сзади, пуская в ход острый клюв и когти: – Получи, ворюга! Будешь знать, как оби- жать говорящую птицу! У мамонтёнка, к счастью, кожа была тол- стой, и, в общем-то, хаотичные клевки попу- гая не причиняли ему острой боли. Но они были обидными. – Это ты-то говорящая птица? Попугай отлетел на безопасное расстояние: – Я! – А я говорящий мамонтёнок. Вот и давай поговорим, а? Давай поговорим по-хоро- шему, ну? – Ты сначала прожуй, а потом и говори сам с собой, говорящий дурак! 32

– Я дурак?! – Не я же?! – А это почему же? – Да уж потому же – потому… – Ну, и почему же? Не знаешь что отве- тить? – Дуракам отвечать – что луну освещать! – Нехорошая ты птица, Зигзаг, а ещё в пе- рьях… – Не учи учёного – поешь хренка печёного! – Да разве я против? Неизвестно, насколько бы затянулась эта перепалка, и чем бы она закончилась, не по- доспей вовремя Стью и Кью. – И как вам только не стыдно, малявки?! Хватит доводить друг друга до белого кале- нья. Вы должны жить дружно. – Да, – сказал Кью,– надо дружить. Дру- жить полезно. В дружбе много витамина «Д». – Как с таким троглодитом дружить? – Сказал Зигзаг. – Он скоро от обжорства пре- вратится в фабрику по производству пахучих отходов! – Лучше бы ты, Зигзаг, – сказал Стью, – научил друга летать. – Для этого ему придётся сильно похудеть. А, чтобы похудеть, надо поменьше есть чу- жих витаминов. От чужих витаминов при по- лёте пучит. – Я могу вообще не есть. Не поем недельку, – и превращусь в селёдку. 33

– Легче тухлую селёдку научить летать, чем тебя. – Сказал мамонтёнку Зигзаг. – Всё! Прекратите нести ерунду и подайте друг другу руки. – А где же я руку возьму? – Спросил ма- монтёнок. – Да, если бы они у нас были… – Сказал попугай. – Птица, не будь попугаем!.. – Сказал Ка- никула Ка. И они оба рассмеялись. А смех, как известно, восстанавливает мир и заставляет землю вращаться вокруг солнца. ГЛАВА ШЕСТАЯ овесть, к ноге! ну имел звание младшего ефрейтора, и даже был удостоен медали «За взятие репей- ника». Это случилось в прошлом году, когда его вместе с Саксамом послали в наряд по охране складских помещений. Со старшиной не поспоришь. Послали в ка- раул – значит так кому-то надо. Противней всего, что тебе-то это, точно, не надо! Но куй, как говорится, характер, пока ремень в твоих руках. Гну уже третий раз заступал в наряд. 34

– Ещё одна такая ночка, и я попрошу роди- телей, чтобы они сменили мне пол. – Хочешь стать девочкой? – Спросил Сак- сам. – Не хочу стать совой. Это не нормально: не давать солдатам спать по ночам. Ночью все должны дрыхнуть. Правильно? – Правильней не бывает. Рядом со складами находился пустующий котлован, перекрытый досками. Убрав пару досок, можно было приспособить его под вре- менное убежище. Там можно было бы переждать непогоду. Но всё упиралось в проверяющих. Часовому, оставившему свой пост, грозил трибунал. Гну уже в первое дежурство пришла мысль использовать какое-нибудь устройство для раннего оповещения. На эту роль подошла бы маленькая писклявая гусеница, великое мно- жество которых постоянно паслось в кронах деревьев возле солдатской столовой. Они умели неплохо лаять по-собачьи. Гну удалось приручить лающую гусеницу. Она признавала только его и Саксама. При подходе же чужака поднимала сумасшедший лай. Гну перенес зелёную дворнягу на новое ме- сто, ближе к складским помещениям. Он по- садил её на лист инжира, который предвари- тельно обильно полил сладким сиропом. Гу- сенице это должно было понравиться. 35

Саксам сказал: – Место! Сидеть! Гусеница, довольно виляя хвостом, приня- лась за еду. – Смотри, – сказал ей Гну, – не переусерд- ствуй! И вот ночь, когда безумно хочется спать, а не служить, настала. Старшина Пуп Ок определил юным вои- нам задачу, а сам отправился в тёплое кара- ульное помещение изводить бодрствующую смену. – Я проверю, как вы несете службу! Смот- реть в оба! Враг не дремлет! «Как бы не так, – подумал про себя Гну, – ещё как дремлет! На фиг врагу этот репей- ник?! Враг сейчас спит в тёплой кроватке и смотрит сны про яблочное пюре, а мама только успевает менять ему подгузники»… Луны не было видно. Стоять на посту при северном ветре и проливном дожде два часа кряду было не просто тоскливо, а чрезвы- чайно тоскливо, глупо и унизительно тоже. Неужели для того, чтобы стать генералом, нужно пройти через этот ад? Интересно, за- чем вообще кому-то понадобилось за- хламлять склады этим гадким растением? Свойства репейника понятны: вцепляться в одежду и запутывать волосы. Но разве можно репейник считать современным оружием? Куда надежней фингалетка. Эта даст – так даст: синяк под глазом обеспечен. 36

Как только начальник караула скрылся из вида, Гну и Саксам стали звать гусеницу: – Буська, ко мне! Гуська, на-на-на! – при- манивали они её пахучим сиропом. – Гуська, мы тебе что-то вкусненькое принесли. Гну, ты её видишь? – Пока не вижу. – Ползёт, ползёт, рожа ненасытная… Тю- тю-тю-тю-тю… Так, иди сюда скорее… Гну взял гусеницу на руки и повязал ей ошейник. Конец длиннющего поводка он привязал к ноге Саксама. – А почему, Гну, ты не привязал её к своей ноге? – Потому. Потому что мне так удобно. Ты всё понял? – Понял. – Чего ты понял? – Я понял, что больше не увижу свою ногу. – Трус. Ладно, я привяжу Гуську к своей ноге. – Это по-честному, Гну. – Ты так ничего и не понял? Сейчас мы от- правимся спать в котлован. И там нам будет не страшен ни ветер, ни дождь. – А если нас придут проверять? – Буська-гуська поднимет лай и дернет меня за ногу. Я проснусь… Ты проснёшься… И мы опять окажемся на посту во всеоружии. 37

– Ты уверен, что Буська осмелится лаять на старшину? – Она, что, по-твоему разбирается в зва- ниях? Я так не думаю. Ей всё равно, на кого лаять. – А я точно после этого проснусь? – Как миленький проснёшься, если, ко- нечно, ума хватит… – Хорошо бы ещё и старшину к чьей-ни- будь ноге привязать. – Размечтался… Старшина Пуп Ок это со- весть нашей армии, а совесть к ноге не привя- жешь! ГЛАВА СЕДЬМАЯ аши ушами, пока не оглохнешь! жасный и двуротый Саксам и гнусный Гну, которые вечно ошивались вблизи доми- ков адонисов, прознали о готовящимся бег- стве «синих колпачков». Так они окрестили адонисов за их пристрастие к этому цвету. Сами же кризы носили исключительно крас- ные колпачки. Будучи очень тщеславными, Гну и Саксам понадеялись на свои силы, и захотели вдвоём разделаться с «синими колпачками», которые понятия не имели ни о стратегии, ни о тактике ведения войн. А они, как-никак, прошли курс молодого бойца. 38

Облачившись в кору сосны, как в доспехи, гномы кое-как протиснулись сквозь колючий кустарник. Теперь деревня адонисов была перед ними, как на ладони. Гну и Саксам с интересом наблюдали за не- понятной возней странной говорящей птицы и не менее странного, пытающегося взлететь волосатого пузыря. – Кто это такие, Гну, ты не знаешь? – Спро- сил Саксам. – Какие-то идиоты. Похожи на кузнечиков, но не кузнечики. – А я и не знал, что идиоты летают. – Летают, только очень низко. На всякий случай они затаились. А тем мамонтёнок Каникула Ка постигал азы падений и взлётов. – Летать надо постепенно и плавно, а не так как ты. Так только мешки с пылью летают. – Учил Зигзаг. – Я стараюсь. – Оправдывался Каникула Ка. – И крыльями, крыльями работаем. Крыль- ями, а не копытами. – Где я тебе крылья возьму? – Ах, да, я и забыл, что у тебя их нет. Хо- рошо: тогда маши ушами. Вначале –разбег… Хорошо! Уже хорошее, чем хорошо! Так, от- лично! Просто дельтаплан, а не животное... – Приветствовал Зигзаг каждую удачную по- пытку разбега. 39

Он просто упивался ролью наставника. – Стараюсь. – Говорил тяжело дыша ма- монтёнок. – И не аплодируем себе ушами, а машем ими. Маши, пока не оглохнешь! Представь, что ты легкокрылая бабочка. Включи вообра- жение. Ну, давай, давай! Всё хорошо, только тебе задница мешает. – Выражайся яснее и приличнее. Не «зад- ница», а шестая точка. – Тогда уж не шестая, а пятая. – У кого пятая, а у меня шестая. – Хорошо. А ты научишь мою пятую точку выкладывать в небе такие могучие кучки, ко- торую ты сейчас сделал? – Легко, Зигзаг! Этому я тебя научу. Ветка под ногами Гну хрустнула, он упал, а при падении больно укололся о торчащий из земли засохший шип растения. Вскрикнув, Гну прокусил Саксаму руку, которой тот пы- тался придержать приятеля. Ходивший ходуном кустарник до смерти перепугал мамонтёнка. От неожиданности он, оттолкнувшись от земли левой ногой, по- летел вверх метра на два, и только чувство страха удерживало теперь его в воздухе. Не зря говорят, что многими великими от- крытиями и заблуждениями мы все обязаны нашим страхам. Но, преодолевая их, мы ста- новимся сильнее. 40

Вот и мамонтёнок Каникула Ка, преодолев порыв страха, неожиданно для себя обрёл уверенность. Да, он древнее этих шорохов в кустах! Он, может быть, древнее самого страха! – Я лечу! – Упивался он собственной побе- дой! – Я лечу! – Ты летишь! – Вторил ему попугай Зигзаг! У тебя получилось! Саксам тёр ладонью укушенную руку. – Извини. – Сказал Гну, поправляя на груди разъехавшиеся пластины коры, заменявшей кольчугу. – Я не нарочно. – Всё равно больно. – Понимаю, брат. Ненавижу птиц! Я ещё могу понять существо, которое машет дуби- ной, а, чтобы так, перемалывать попусту пу- стоту… Не могу этого понять. Перестрелял бы всех из рогаток. Жаль, что у меня нет ро- гатки. – А я прихватил одну. – Молодец! Теперь мы им покажем, где пе- рья зимуют! Гну подобрал с земли камешек и вставил его в кожаное гнездо, болтающееся на двух резинках, затем оттянул «затвор» до самого подбородка, прицелился и выстрелил. Камень угодил мамонтёнку в пятку. Но это не причинило ему вреда. Каменная дробинка лишь придала некое ускорение гневу. 41

Гну прежде никогда не приходилось ви- деть разгневанного мамонтёнка. И это по- нятно: он и не разгневанного никогда не ви- дел. И лучше бы ему его никогда не видеть, потому что мамонтёнок с самой-самой пти- чьей высоты произвёл опорожнение желудка. Навоз, как всегда, лёг кучно и накрыл, а, если быть точным, закрыл стрелявшему прицель- ный глаз. – Фу ты! – Только и смог сказать Гну. – Как некрасиво! Как гадко он меня обгадил, зве- рюга! – Совсем некрасиво! – Засмеялся было Сак- сам. – Посмейся у меня! – Гну отвесил ему под- затыльник. – Теперь твоя очередь стрелять. – Я, вроде бы, очередь не занимал. – Приказываю, как старший по званию. – А вдруг у этой птицы расстройство же- лудка, Гну?! – Это не птица. Кто тебе сказал, что это птица? Где ты видел рогатую птицу, да ещё с таким количеством помёта на борту? Это не птица, а пикирующий бомбардировщик. – Да, но желудок-то у этой не птицы, ой, какой вместительный… – Стреляй! Я приказываю! 42

ГЛАВА ВОСЬМАЯ еликтовые часовые гор дивительное место это голубоё озеро! Рай для не умеющих плавать, потому что плавать, в общем-то, и не обязательно. Мы приходим в этот мир, чтобы смотреть и запоминать. По- чему? Да потому, что это красиво. Запоми- нать то, что ты видишь, то, что с тобой проис- ходит, это, действительно, очень красиво. Тот, кто этого не понимает, никогда не станет поэтом, композитором или художником. Он проживет жизнь, может быть, и весело, но не- интересно. Весело, например, покататься на качелях полчасика, но болтаться целый день бельевой тряпкой на верёвке, согласитесь, скучно. Так что, всё относительно в этом мире. Это место не зря приглянулось адонисам. Воды здесь было столько, что она едва успевала испаряться. А та, что не успевала ис- паряться, превращалась в реки и озёра. Климат здесь был близок к экваториаль- ному. Рядом – высоченные горы. Они-то и делали погоду непредсказуемой. Утром температура в горах доходила до плюс двадцати, а ночью до минус шести гра- дусов. И так круглый год. Зима, весна, лето и осень складывались в один день. 43

Времена года ближе к вершинам, станови- лись временами одного дня, и сменялись по- очередно, как бы напоминая о быстротечно- сти времени. Сами же вершины были по- крыты вечными снегами. У подножья гор, да и в самих горах, росли великолепные брамелии. Цветы эти росли прямо на деревьях. Забраться на самую ма- кушку, – значит, стать ближе к солнцу. А быть ближе к солнцу, кто же не мечтает? Солнце дарит тепло и свет. Оно отогревает листья в холодную ночь. Бутоны набухают и переполняются нежностью, источающей тон- кий, волшебный нектар. Им питаются эльфы и крохотные птицы колибри. Их фартучки «перепачканы» многокрасочной пыльцой растений. Оттого птичье оперенье перели- вается всеми цветами радуги, отливает золо- том и серебром. В горах этих давным-давно поселилось племя гномов чиркунчиков. Они жили здесь ещё со времён последнего ледникового пери- ода. Тогда, в те незапамятные времена, мно- гие растения и животные погибли. А чиркун- чики пережили холода, уйдя в подводные пе- щеры, где вода никогда не замерзала. Среди гномов этой расы не было ни одной женщины. Все они были бородатыми низко- рослыми, но очень выносливыми старичками, то есть реликтовыми гномами, сведения о ко- торых остались лишь в классических мифах и сказках. 44

Питались гномы рыбой и водяными мы- шами. Мыши по ночам вылезали из своих нор, чтобы отправиться на рыбалку. Пары не- больших рыбин им вполне хватало, чтобы насытится. В свою очередь чиркунам доста- точно было загарпунить одну такую мышь, чтобы обеспечить себя пропитанием на це- лый месяц. Ловить мышей было не просто. Зрение у мышей было плохим, и подкрасться к ним не составляло никакого труда. Но вот реакцией они обладали отменной. Чуть шорох заслы- шат – кидаются в сторону, как ошпаренные. Так что, навыки от гномов требовались нема- лые. Но они жили и не тужили. Их любимым развлечением было водить хороводы вокруг сундучка с древностями. По вечерам они брались за руки и пели тя- гучие, полные какого-то тайного смысла песни: Раз - ромашка, два - ромашка. Колокольчик – динь-динь-динь. Ты – дурашка, я – дурашка. Ножку в сторону подвинь. Потолкаются так, переминаясь с ноги, и начинают ссориться. 45

Один другому и говорит: – Ты мне на ногу наступил. – А это не твоя нога. – Возмущается. – А чья же? – Спрашивает, морща лоб и иг- рая желваками. – Это моя нога. Больно же! – У тебя что, одна нога? – Две. – Так что ж ты орёшь, как резаный? Я же тебе только на одну ногу наступил, а не на две! Ты тоже мне на ногу наступил. Вот мы и поквитались. Того и гляди начнут рвать друг другу бо- роды и биться на кулаках. Но, смотришь, уже через пару минут пыл остывает, и гномы, как ни в чём не бывало продолжают петь: Одуванчик, одуванчик, Ты даёшь любому сдачи. Ты – не сорная трава, Ты – и меч, и булава, Не какой-нибудь кочан, – Ты со стрелами колчан. Га-га-га, да, га-га-га, Ты погибель для врага. Поют и ругаются. Ругаются и мирятся. 46

Вот и решай: они злые, или они чуточку ненормальные? Злые относительно кого, если они никого, кроме себя не видели? Чокну- тые? А по сравнению с кем? Вот очковые мишки, которые целые дни проводят на деревьях, объедая мякоть браме- лий, те, действительно, ненормальные! Бра- мелии за всю свою жизнь цветут только один раз! Вдумайтесь, один раз за целую жизнь! Вот кто чокнутый и недобрый! Вот кто не це- нит истинную красоту! А понять их можно: кушать-то хочется… А они, чиркуны, реликтовые часовые этих заповедных мест, холят и лелеют один един- ственный сундучок, в котором хранятся за- сохшие цветы. Разве не стоят всего золота мира древний одуванчик и волшебный коло- кольчик, звон которого разносился когда-то над берегами Голубого озера? ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ятеро смелых к отступлению готовы ыдавшие свои недружественные намере- ния горе полководцы Гну и Саксам вынуж- дены были ретироваться. – Мы вам ещё покажем! – Орал взбешен- ный Гну. – Я сделаю из этой говорящей птицы конверт, вложу туда ощипанные перья, и отошлю его праотцам! 47

– Да уж, мы будем жаловаться нашему про- курору! – Поддерживал его Саксам. – Мы не позволим марать наши ясные головы! В мире ещё осталось правосудие для сильнейших! Мы самые сильные! – Да! – Топнул ногой Гну, да так, что с него посыпались остатки доспехов. – Мы наисиль- нейшие! Я лично запрягу вас, как лошадей, заставлю пахать и сеять, и вы будете своим навозом и потом удобрять камни, пока из них не вырастут рубины и алмазы… В общем, они ещё много каких бед наобе- щали юным адонисам и их друзьям, пока не охрипли, и уже разобрать их проклятий не мог даже полиглот Зигзаг, а уж он-то мог го- ворить одновременно на шести языках. Правда, понять его было невозможно. И ка- кой смысл несли эти его «бурмунгундин» и «триантонумзамбирбуси», которыми он со- провождал легко узнаваемые, но вполне при- личные ругательства, было не ясно. Гну и Саксам, еле волоча ноги, отправи- лись за подмогой. То, что в скором времени тут появятся взрослые кризы, сомневаться не приходилось. Они давно искали повод, чтобы начать войну. Теперь жди беды. Нельзя было терять ни минуты. Мальчишки побежали к своим. Зигзаг всполошил всю округу: « З-з-з… Кризы! З-з-з…Кризы! З-з-з… Кризы»! Крик его был слышен за версту. 48

Думается, что не только адонисы, но и сами кризы хорошо слышали этот обморочный звон. – Вот раззвонился… – Пытался в полете за- крыть ему клюв ухом мамонтёнок Каникула Ка. – Я не буду молчать! Не затыкайте мне клюв! Я хочу произнести прощальную речь! – Это у него с перепугу. – Вот прилетим на место, тогда и произ- носи свою речь. Ты же кризам знак пода- ёшь… – А я хочу говорить сейчас! – Не унималась птица. – Прям хоть уши затыкай. – Сказал мамон- тёнок. И в этот самый момент рухнул на землю. Зигзаг пронесся мимо хозяйского дома. Остановил его только шест, на котором до не- давнего времени развивалось знамя водопада. Больно ударившись о флагшток, Зигзаг поте- рял сознание. Подоспевшие на помощь Стью и Кью де- лали ему искусственное дыхание. – Надави ему на грудную клетку. – Совето- вал Кью. – А я что делаю? – Сильнее дави. – Я и так сильнее… – Расступитесь. Расступитесь. Дайте мне его грудную клетку. – Разминал ноги мамон- тёнок. 49

Вероятно, услышав пугающее слово «клетка», Зигзаг дернул ножкой и задышал: «Не хочу в клетку». – Ну, вот, – одобрительно мотнул головой Каникула Ка, – ну, вот, мы и ожили… Вот мы и пришли в себя… – Где я? – Открыл глаза Зигзаг. – В тарелке с супом?.. Зигзаг не к месту вспомнил своего трою- родного брата, который жил в золотой клетке у кризов. Тот отличался свободолюбивым ду- хом, но, увы, как часто случается, только при жизни. Как-то раз, воспользовавшись оплошно- стью хозяев, забывших закрыть клетку, он обрёл было волю. Но она, к сожалению, ока- залась недолгой. Брату надо было бы лететь в открытое окно, а он почему-то, – может, верх одержало природное любопытство, – сел на край горячей кастрюли, где готовился суп, и свалился в неё. Финал был плачевным. Попу- гай сварился заживо. Обидно то, что перьями в наваристом супе никто не поперхнулся. И троюродный брат Зигзага уже не услышал, как похвалили стряпню хозяйки: «Отлично приготовлено! Очень, очень вкусно»! А мораль, по-види- мому, такова: мало обрести свободу, надо ещё уметь ею распорядиться. 50