Альманах КОВЧЕГ - 2

ЧУТЬ-ЧУТЬ О ДРУЖБЕ У меня друзья есть, Пусть хоть и немного. Если что случится, Соберусь в дорогу. Знаю, что не алчут Денежной награды, Им важнее, значит, Видеть меня рядом. Чтоб согреться словом Или тѐплым взглядом, Больше от меня им Ничего не надо. И плечом прижавшись, Наизнанку душу – Хорошо иль плохо, Вот что значит Дружба. Друг корить не будет, Восхвалять усердно, Он проникнет в душу, Отзовѐтся сердцем. Не считает денег, Ранги презирая. Дружба настоящая - Вот она какая. О БАРДЕ Я ХОЧУ ЗАМОЛВИТЬ СЛОВО Игорю Боронину посвящается О, голоса России, признанием известные, Звучите повсеместно, повсюду и всегда. А с хрипотцою песни, так искренне сердечные, Услышать удаѐтся лишь только иногда. Пронизанные солнцем, закатом и рассветом, Пропитанные дымом от едкого костра, Они слагались в песни, которые поѐм мы, 98

Простые, немудрѐные, но верные слова. Не надо комплиментов, ни од, ни дифирамбов. Меня пронзила гордость, как золотая нить, За бардов и поэтов, за наших музыкантов - Они в своих твореньях озвучивают жизнь. О, клан златоголосых, пора остановиться, Фиглярство и кривлянье вам не к лицу теперь. Наш бард взошѐл на сцену так резко и стремительно, Решительно преследуя совсем другую цель. ПОГИБШИМ ЖЕНЩИНАМ РОССИИ ПОСВЯЩАЕТСЯ Пою я гимн всем женщинам России, Которые погибли ради нас. Ушли и зрелые, и молодые, Чтоб жили краше их мы во сто раз. Пою я гимн тем женщинам России, Им только б распускаться по весне, Недогулявшим и недолюбившим, Незародившим жизни на земле. Пою я матерям, которых дети С жестокой той войны не дождались, Тому, кому в канун весны победной Мы помнить вечно свято поклялись. И больно мне, и стыдно, и обидно, Когда с ребѐнком, чуть навеселе, Увижу мать с открытой банкой пива, С дымящей сигаретою в руке. Пою я гимн тем матерям Отчизны, Что может быть священней и светлей? Они отдали жизнь во имя жизни, За мир и счастье для своих детей! ВСТРЕЧА ЗА ОБЛАКАМИ Меж словами читаю любовь, 99

Заплетаю средь строчек объятья, Завораживаю вновь и вновь Мимолѐтные проблески счастья. Я к тебе прикоснулась рукой, Уходя, уходить ведь не надо. На прощанье взгляни, дорогой, Обнадѐжив меня долгим взглядом. Ну, а я к тебе вновь возвращусь Из Галактики вдруг в одночасье И души твоей нежно коснусь, Мне не нужно уж большего счастья! БОЛЬ СЕРДЕЧНАЯ Сердце заболело утром рано, Это не физическая боль. И на нѐм лежит такая рана – Не освободиться исподволь. Я замечу, тех тревожит сердце, Кто всѐ близко принимает к сердцу, Для кого чужая боль сильнее И у тех, кто чувствует острее. Почему-то все идут ко мне За плечами с грузом неудач, Нерешѐнных вовремя проблем И необозначенных задач. Знают, что откликнусь на беду. Радостью зачем со мной делиться? Верят, что в беде я помогу И во всѐм, что может приключиться. Ну, и что ж! Я очень рада им, Пусть сойдутся к моему порогу, Пусть услышат, как раздастся гимн Доброте, в которой нет порока! 100

ДАНИИЛ АРТАМОНОВ Учится в 8-м классе МОУСОШ № 31 им. В.П.Храмченко г. Тулы. Писать стихи начал еще в раннем детстве. В 2010 г. за стихотворение «Посвящение Великой Победе» получил 3-е место в литературном городском конкурсе «Ступени» в но- минации поэзия. В том же году занимает 3-е место за работу «Берегите лес». Награжден почетным дипломом за участие в конкурсе «Создай свою Слободу» в 2010 г. В 2011 г. с работой «Мой поэтиче- ский сборник – посвящение славным датам» занимает 3-е место в конкурсе исследовательских и творческих работ в рамках научно-практической кон- ференции «Мы – будущее науки и творчества». За песню собственного сочи- нения, посвященную школе, на директорском балу награжден грамотой за активное участие в творческой жизни школы». В 2011 г. на городском кон- курсе, посвященном 1-му полету человека в космос, был удостоен приза зри- тельских симпатий. На праздновании Дня города был отмечен за стихотво- рение «Богата Тула именами». В 2011 году записал на студии свою песню «Новогодняя-лирическая». К 70- ЛЕТИЮ ОБОРОНЫ ТУЛЫ Тула-город-Герой, Доблести, славы земля. Нет такой в мире второй Можно ль в ней жить не любя?! Тулу нашу прославили Многие мастера. Те, что оружие правили, Чтоб защитить от врага. В час рокового ненастья, Дружно, плечом к плечу, Встали в защиту Тулы, Чтоб не отдать врагу. Доблестные солдаты, Все патриоты страны От рядовых до комбатов, Родины нашей сыны Грудью своей заслонили Город до боли родной, Тулу они защитили Суровой, морозной зимой. Геройство своѐ проявили, 101

Готовые все умирать, И немцы тогда отступили - Этот рубеж не прорвать! А рядом с солдатами встали Труженики в тылу: Окопы ночами копали, Чтоб не пройти врагу. Часто под пулями были, Трудились и стар и млад. Мерзлую землю долбили, Не ожидая наград. Войны без потерь не бывает. Как много погибло тут! Потомки о них вспоминают И память их свято чтут. Уж годы прошли незаметно Со страшной той самой войны. Но воины также победно Несут к «Трѐм штыкам» цветы. Идут ветераны бодро, Блестят орденами ряды. А следом за ними гордо - Будущее страны. Ведь будущее - дети. Пусть счастье всегда их ждѐт! Дороже их нет на свете Всегда пусть идут вперѐд! Пусть их не коснутся беды, Война стороной обойдет, А слава Великой Победы Всегда в их сердцах живет! В честь юбилейной даты Нам хочется пожелать Здоровья вам всем, солдаты, Что Тулу смогли отстоять! Живите без бед и долго, Живые легенды страны, И хоть вас осталось немного, О вас всегда помним мы! 102

БОГАТА ТУЛА ИМЕНАМИ Богата Тула именами. Здесь Лев Толстой творил, писал. Великий Петр здесь с туляками Завод оружья основал. Писатель тульский Вересаев - Чье имя ведомо стране, В мастеровитом нашем крае, Обрел признание вдвойне. Год этот тоже юбилейный Для нашей Тулы дорогой Мастеровой и оружейной, Такой любимой и родной! Работал Мосин здесь трудяга, Что «трехлинейку» изобрел. И Руднев, капитан «ВАРЯГА», Здесь воспитание прошел!.. Друзьям всегда здесь очень рады – Готов им тульский пряник в дар, На стол поставят для отрады Большой пузатый самовар! Геройский город каждый знает, Он защитил собой Москву. И сердце гордость наполняет – Я в этом городе живу! 103

ВИТАЛИЙ МОРОЗОВ Выпускник исторического факультета ТГПУ им. Л.Н.Толстого. Автор стихотворений на исторические и фило- софские темы, произведений гражданской и социальной те- матики, переводов стихотворений английских поэтов. Имеет публикацию в литературно-художественном и публицистиче- ском журнале «Приокские зори» (Тула),в альманахе «Ковчег», сборнике «Созвучие» (Москва). Автор сборника стихотворений «Если серд- цем слушать дождь» (2011). Живет в Туле. ИСКУПЛЕНИЕ Я стоял перед зеркалом в ночь И внимал его тишину. Спит природа, Всевышнего дочь, Я когда-нибудь тоже усну. Фонарей еще свет не погас, Ветер свежестью дул из окон. И пошел, и уснул я тотчас. И увидел я подлинный сон. я во тьме прошагал в темноту, И во тьме я не видел следов. И ослепнув, я шел в пустоту, Сделал тысячу ложных шагов. и увидел я дьявола вдруг, И во тьме поманил сатана. Никого, нету жизни вокруг, Только боль да греховность одна. Среди боли полился вдруг свет, Как приятен и сладостен он. «Это ад! – молвил дьявол в ответ,– Небытье, всезабвенье и стон!» Как понятна, вдруг стала мне тьма. Во грехе я про Бога забыл. И от боли сойду я с ума. Преисподня раздавит мой пыл! и не в силах я это принять, Сатане закричал: «Не хочу!» Он же начал в ответ хохотать. Что я мог, лишь молитву шепчу! 104

Вопль грешников всюду и стон. Тоже шепчут молитву они. От Всевышнего я отлучен, И во тьме сочтены мои дни! Бог позволит последний нам раз, На колени упасть перед ним! В этот миг пробил утренний час И покончил с кошмаром моим! Солнце светит опять из окна, Слава Богу, и слез не унять! И кошмар унесла тишина. И исчезла греховность опять! ОДА ЧЕСТИ Главное в жизни не старость, а честь, Главное в этом и в этом оплот, Слово Всевышнего там или здесь, Всякий услышит, кто этим живет. Всѐ, что забыто в далеком краю, Всѐ, чем живет, существует душа, Снова на Родине я узнаю, Даже когда за душой ни гроша. Слово о чести живет и во сне, Было и будет во веки веков. И предпочтет ураган тишине, Каждому это понятно без слов. Каждому, кто доживет до седин, И не забудет и в старости честь, Жизнь дарит гордость помимо морщин. В юности всѐ это надо учесть. В жизни без чести прожить – это срам! Жизнь не для этого Богом дана! Каждый поймет это в старости сам. Ну а потом даже смерть не страшна! ПУСТЬ ДУША СТРЕМИТСЯ К СЧАСТЬЮ Если горе топчет жито, Камень на душе повис. Надо вспомнить про молитву, С ней и плакать не стыдись! 105

С нею нам легки страданья, СЭотлинцслеѐсзвыетпиоткиазя-нзьаят,уч. Как надежды яркий луч! Тяжело еѐ утратить, А затем приходит стыд. А затем и зла не хватит, Горя, тягот и обид! А затем и в храм не ходим, От икон отворотясь. А затем грехи восходят, В сердце, над душой глумясь! Боль, страдания и муки, И унынье правят бал. Снова зло творят лишь руки, Если низко дух пал! Чтобы не было ненастья, Чтоб сияли небеса, Надо верить только в счастье, И в Святые чудеса! И в Христа, что Одесную Бога Вышнего сидит, Истину любить Святую, И исчезнут боль и стыд! ВЛАДИМИР ГУДКОВ Родился в Туле в 1950 году в семье рабочих. В школе любил писать сочинения, готовил стихи для КВН. Из политехниче- ского института ушел, когда понял, что техническая специ- альность – занятие не для него. После армии трудился в сбо- рочном цехе и в отделе испытаний КБП , помогал селу в каче- стве комбайнера. С годами все сильнее тянула к себе литература. В трид- цать лет стал посещать литературное объединение. Ближе к пятидесяти годам решил писать для детей. Первые публикации – в журнале «Природа и Человек»: рассказы «Длинные каникулы», «Золотая гривна», стихотворение «По Валдаю к истоку Волги». Позже бы-ли изданы сборники стихов «Тучка, слон и два жирафа», «Птичья азбука» и «Лучшие стихи для малышей». 106

Стремится к тому, чтобы стихи играли цветами радуги и озаряли вообра- жение! Живет в Туле. КОВЧЕГ Ночь слизала остатки дня С блюдца Земли степенно, Млечный Путь жемчугами обнял Нежно шею Вселенной, Солнечный ветер взмахнул крылом – Кружит месяца парус, От земли материнским теплом Томно исходит усталость. Звездных россыпей кутерьма – Где-то солирует лира, В ковш медвежий уселась тьма – Слушает фуги эфира. Рядом звучит кантата – слух Заворожила Капелла, За Полярной звездою вдруг Кассиопея запела! Наша Земля - КОВЧЕГ по сути ... Мы, спасенные Ноем, Тонем в суетной мелкой мути, Ноя забыв устои. Ной мечтал о жизни иной, Спасая тебя со мной! *С*о*лнце смеется, снег серебрится – В марте зима отступает и злится! Редких снежинок манна небесная – Вздохи зимы, недопетая песнь ее… 107

ПРИТЧА Дверями подъездов лязгая, Развесив уши антенн, Пара детин-новостроек В клещи зажала ветхий Покосившийся дом. Сотнями форток чхая, Твердью кичась бетонной, Они напирают бойко: Уйди, мол, с пути - затопчем, Хиляет тут всякая рухлядь! Домишко молчал уныло ... По стеклам-глазам потухшим Стекали потеки-слезы: Что скажешь - внутри громил Холодная сталь арматур ... Печально, в стенах ведь этих Он вырастил ЧЕЛОВЕКА, Вдохнувшего в крупнопанельных Энергию быстрого роста: Квадратными сотами быстро Растут крепыши одноликие! Железобетонные ульи – Семейных ячеек рой! Фигурами угловатыми Они облака подперли, Себя возомнив Атлантами И пыжась выровнять небо Плоскоголовостью крыш! Когда высотой деревья Затмят их высокомерие, А небоскребы шиком Принизят величье оных, 108

Стыдясь подъездами битыми, Пролетами скверных слов, Они сиротливо вспомнят, Как в глупой лихой браваде На предка они начхали… *** Одолел меня жуткий сон: В небе – черные вороны… Я застыл, лишь – бессилья стон… Черный глаз – в мою сторону. Сон – ранимой души трофей, Утро сны обращает в прах: Колобродит рассвет Орфей, Солнце вновь растопило мрак! Все от Бога, в нас часть Его, Хлеб в поту мой и быт мой строг – Внемлю гласу Всевышнего И судьею мне только Бог! РАИСА ДОРОГОВА Родилась в 1953 году в Кировской области, в настоящее время живет в городе Липки Тульской области. Имеет музы- кальное образование. Начала сниматься в кино, телесериалах и ТВ программах. Писать начала случайно, рассказывает, как однажды проснулась ранним утром, а губы шептали: \"Лю- бимый мой Иисус Господь, душа ликует и поет...\" и вот пишет уже 8 лет. Состоит в литературном объединении \"Муза\" и \"Ковчег\". БЕРЕЗКА Березка, склонившись к окошку, Бьет ветками прямо в стекло… А ветер, срывая листочки, Танцует игриво, легко! 109

И кружатся листья в такт ветру, Уставши, ложатся ковром, И ветер сонливую песню Заводит с осенним дождем… И мы, человеки, как листья На Божьей Лозе в Небесах, Подуют невзгоды и быстро Теряем духовность в сердцах. Нам в вере быть крепкими надо – Цвести на небесной Лозе!.. Держаться Эдемского сада – Плоды приносить во Христе! ДИАЛОГ - Где, Ты, Бог, Спаситель мой? - Пред тобой, дитя. -Ночи мгла, забыт покой… -Утешитель – Я! -В моем сердце свет потух!? -Я его зажгу. -Плачу…будто чищу лук. -Я слезу смахну. -Как болит моя душа! -Я – целитель твой… -Из меня любовь ушла?! - Нет, Любовь с тобой… -Согрешила и боюсь… -Я готов простить. -Пред Тобой, Господь, винюсь… -Будешь в Царстве жить! ПУСТО БЕЗ ТЕБЯ За все Тебя благодарю, О, мой, Спаситель Боже, Любовь и преданность дарю Тому, кто всех дороже. Полны мольбы мои уста… К Тебе простерты руки, Ведь без Тебя вся жизнь пуста И сердце полно муки… 110

НЕБО БЕЛОЕ, КАК СНЕГ Небо белое, как снег… Золотой сентябрь резвится – В вихре с ветром для потех Он срезает листья бритвой! И летят они, кружась, Землю златом покрывая… Чтобы радовался глаз, Мир вокруг обозревая… БЛАГОДАТИ СЧАСТЬЕ Ждет нас Бог, сынов зовет… Житницу готовит! Всю пшеничку соберет И Собой укроет! В Боге радостно душе, Сладко утешаться… И не хочется уже Со грехом общаться. Потому, что чистота – Высшее призванье! Она в Истине Христа – В вере и познанье. ВАЛЕНТИНА БЕЛЕВСКАЯ Родилась и выросла в городе Советске Тульской области. Окончила Тульский политехнический институт по специаль- ности – экономист, отделение журналистики при ТПИ. В Ту- ле живет с 1971 года. Стихи пишет с детства. Печатается в местных газетах, в альманахах «День тульской поэзии» и «На крыльях Пегаса». Является членом творческого клуба «Род- ник» и «Пегас». БЛАГОДАРЮ. Я повторяю заповеди Божьи, Душа – чиста, Сложу все нужды, принесу к подножью Его Креста. За грех людской, что на себе пронес Он, 111

Простить молю, За яркость встреч, неугомонность весен, Благодарю, За жизнь земли, за подвиг Страстотерпца, Что веки чтим, Благодарю Всевышнего я сердцем И буду с Ним… Победа над пучиной буден – Есть Сила Божья. Мы ж – «родники» его, мы вместе будем, Ему поможем. МАТЕРИНСКАЯ МОЛИТВА. Храни тебя, сынок, И, грешного, помилуй, Преодолеть чтоб смог Все тяготы, мой милый, Не скинь в пути креста, Живи во страсе Божьем, Спасенный, чтоб предстать Ты смог к Его подножью, Чтоб, ближнего любя, Жил в здравии и силе, Чтоб ангелы тебя На крылышках носили, Чтоб не постигла мгла, Чтоб ясны были очи, Молитва чтоб смогла Спасти тебя, сыночек. И материнских слов Божественная сила Во веки чтоб веков Везде тебя хранила… Несокрушимый щит Со дна достанет моря, Укроет, защитит От боли и от горя. ТЫ НАДЕЖДУ В СЕРДЦЕ ДРУГА ЗЫБКОМ… Евангелие от Матфея, гл. 18 ,15-17 Ты надежду в сердце друга зыбком, 112

Веру в нем прилюдно не убей, На грехи, паденье иль ошибку Укажи, но втайне от людей. Будешь ты тогда вдвойне богатым, И счастливым будешь оттого, Что в лице его увидишь БРАТА, Обретешь ты БРАТА своего. Если ж он не понял, не послушал, Ты свидетелей с собой возьми, Слово зарони ты другу в душу, Подтвердят его пускай они. По Дороге Жизни, в Церковь друга Отведи, еще ведь было встарь: Закружила дум порочных вьюга – Стал он как язычник и мытарь… Ты надежду друга в сердце зыбком, Веру в нем прелюдно не убей, На грехи, паденье иль ошибку Укажи, но втайне от людей. ТВОРИ ДОБРО Под куполом небесным во Вселенной, Где светом звезд – рассыпанная ночь, С добром неугасимым и нетленным Поторопись, чтоб страждущим помочь. Так, оказавшись вроде бы случайно, Ты, рядом с тем, тебя кто видеть рад, И, сотворивши милостыню втайне, Знай, что добро вернется во сто крат. Пусть время дремлет в сладостной истоме, И «завтра» лучше станет, чем «вчера», Да будет свет в гостеприимном доме, Каким бывает только Свет Добра. Благодеянье, сотворившись втайне, Наполнено любовью, в тот же час Размножится по небесам бескрайним И разрастѐтся в миллионы раз. Рассвет раскинет крылья над землею Туманной пылью золота зари… Твори добро и будь самим собою, Безмолвно, безвозмездно, но твори… 113

МИЛОСЕРДИЕ. Милосердие – сердце милое, Все успеть очень трудно ему: Обогреть наши будни стылые, Свет пролить на густую тьму. Беспокойное и горячее, Не красуясь у всех на виду, Но всеслышащее и зрячее, Тонко чувствующее беду, На себя принимая твердь ее. И на тяжком земном пути Помогите, прошу, Милосердию Уголок в ваших душах найти. Не из дерзости, не из жалости, Миром целым, вместе, не врозь, Помогите ему, пожалуйста, Легче всем чтобы нам жилось. Милосердие – сердце милое, Дар, что свыше, Небес Божество, Никакой, самой грозною силою Равнодушным не сделать его! ВАЛЕНТИНА КАРПОВА Родилась в 1954 году на станции Скуратово Тульской обла- сти в семье железнодорожника. В 1960 году семья переехала в город Белѐв Тульской области, а в 1969 году в поселок Плехано- во Ленинского района Тульской области, где проживает до сих пор. Поэзией увлекается с ранних лет. Была одним из участни- ков сборника поэзии и прозы \"Добром платите за добро\", выпущенного к 100- летию профсоюзов. Печаталась в областной газете \"Тула\", в районной газе- те \"Засечный рубеж\", заводской газете. Неоднократный лауреат поэтиче- ских конкурсов среди самодеятельных авторов. В 2008 году при поддержке комитета по культуре, молодѐжной политике и спорту при администрации муниципального образования Ленинский район издала сборник стихотворений \"И жизнь, и слѐзы, и любовь...\" *** Трудно быть милосердным 114

Средь житейских дорог! Вряд ли я буду первым, Кто постичь это смог! Даже вряд ли десятым: Всѐ у глаз, на виду... За Христом, вновь распятым На Голгофу иду... Больно видеть и слышать, Что творится кругом... Их бы возненавидеть... Держу сердце с трудом... Как любить предающих Мать, Отечество, Русь? Что им до создающих? Объяснить не берусь... Как тут быть милосердным? Просто руку подать? И не лопнуть как нервам? Как не выть, не страдать? Исчезают понятья... Не воротятся вновь... Что разрушит проклятья? Неужели любовь? *** Блажен, кто кротко, молчаливо Идѐт за Господом, Христом! Кто строит жизнь не суетливо, Кто укрощает плоть постом! Кто горизонты чѐтко видит, Не мечется из края в край, Кто мыслью сущих не обидит, Кто избегает брани лай! Жизнь - постоянное вращенье Среди соблазнов и \"хочу\" Ввергает помыслы в смущенье: Что все мне сильной по плечу! 115

Ах, как опасно самомненье! Как ненадѐжна его твердь! Пусть не совсем, но отреченье... Вполне возможно не успеть Пред Ним склониться покаянно, Всѐ осознав, сказать \"прости\", Быть рядом, возле постоянно, С смиреньем тяготы нести! Блажен, кто кротко, молчаливо Идѐт за Господом, Христом! Кто строит жизнь не суетливо, Кто помнит вечное \"потом\"! ТАТЬЯНА ШЕЛЕПИНА Родилась 27 ноября 1945 года в г. Алексине. Является членом литобъединений «АЛЛО» города Алекси- на и «Пегас» города Тулы, членом московского Совета «Ли- то». Еѐ стихи были опубликованы в газетах города Алексина − «Призыв», «Алексинские вести», «Алексинская городская» и города Тулы − «Тульская правда»; в альманахе «Созвучие» (Москва); в еже- годнике «День тульской поэзии 2011» (Тула); в литературно-художественном альманахе «На крыльях Пегаса» (Тула). Некоторые стихотворения положе- ны на музыку. В 2010 г. вышла книга «Понемногу обо всѐм». Живет в г. Туле. СИНИЙ КАМЕНЬ Отвези меня на Синий Камень − Чтобы я здоровая была, Встану на него двумя ногами, Чтоб болезнь из тела вся ушла. Только тот меня поймѐт, кто болен, У кого для жизни силы нет, Кто своей болезнью обездолен, Для кого не мил весь белый свет. Я пока терплю, и о болезнях 116

Я стараюсь вслух не говорить, Верно, исцелюсь, и дух воскреснет, И, как прежде, стану ярко жить. Отвези меня на Камень Синий, Милый, умоляю я тебя, Быть хочу я вновь здоровой, сильной, Жить в покое, милого любя. АТЕИСТУ Ты говоришь, что Бога нет. А я тебе не верю! А как же этот вечный свет, А как же в небо двери? Бог есть у каждого в душе, Он властвует незримо И во дворце, и в шалаше. Он не проходит мимо Нас, грешных, каждого любя, И, в трудную минуту, О горестях твоих скорбя, В тебе врачует смуту. Ведь всѐ, что во вселенной есть, Лишь Господу подвластно, Он нам несѐт благую весть, Не стой же безучастно! Дела все Господу видны, И мысли все известны, И прославлять Его должны Мы, люди, повсеместно. + ПРОЩЁНЫЙ ДЕНЬ День сегодня был прощѐный, Светлый день по всей Руси. Кто виной отягощѐнный? Ты прощенья попроси. 117

Если ты обидел друга, Если близких оскорбил, Всепрощения наука Даст тебе душевных сил. Если ж, вольно иль невольно, Разобидел кто тебя, Не показывай, что больно, Ты прости, Христа любя. Как и кроткий наш Спаситель, Людям за грехи не мсти, Ведь в небесную обитель Злому сердцу не войти. МОЙ АНГЕЛ Мой Ангел пресветлый Спасает меня, В ночи беспросветной Бессонно храня. Он Богу повеет Молитвы мои, Он тучи развеет Сияньем любви. Пред Богом помянет, Молясь за меня Он в радости, в горе Со мною всегда, На суше, на море, Все дни и года. Посланник Господний, Прошу, не покинь Меня и сегодня, И завтра, аминь! 118

ГЕННАДИЙ ГОМАНЧУК Родился в 1949 году в Белоруссии. В семье любили петь русские и советские песни. Писать стихи начал в Туле, в школе под влиянием учительницы русского языка. Окончил Тульский политехнический институт, инженер - электромеханик. Ра- ботал в оборонной промышленности, на заводах. Изобрета- тель. Публиковался в газетах. Читал свои стихи в клубе авторской песни, на вы- ступлениях художественной самодеятельности, на тульском телевидении. Публикуется в альманахе \"На крыльях \"Пегаса\". Автор книги \"Деловой поне- дельник\". Член литобъединения «Пегас». МОЛИТВА Матерь божья, Матерь божья! Нас любовью одари. Снизойди на мир наш сложный, Светом сердца озари. Матерь божья, Матерь божья! Я искал твои глаза Дев и женщин сны тревожа, Чтоб достойнейшей сказать: Моя женщина земная! Мир мой в песню преврати. День и ночь, моя родная, Ты любовью освяти. Моя женщина земная! Стань мне счастьем и судьбой. И дарам твоим внимая Преклонюсь я пред тобой! ПРИМИ КАК ДАР Тебя любовью одарили - Умножь ее в душе своей, Отдай дарящим, чтоб хранили, Раздай другим - до лучших дней. 119

И одаряя их сердечно Одну лишь мысль в себе храни: Чтоб то даренье было вечным Любовь раздать должны они. И если каждый одаренный И преумножит и раздаст, Мир будет счастьем озаренный, - Всем любящим Господь воздаст. СВЕЧА Мне ангелы зажгли свечу. Я о любви над ней шепчу. В еѐ огне - твой яркий след, Среди теней - твой силуэт. Свеча - лампада в алтаре, Очаг, зажженный на заре. Я песнь пою тому огню, И от ветров его храню. Несу свечу, как света стяг, С мольбой о счастье на устах. А в Судный день скажу: \"Воздай! Прими свечу, как пропуск в рай\". Скажу: \" Со мной судьба моя. Хочу всегда быть с нею я. И та ж в руке еѐ свеча - И трепетна и горяча\". 120

ПОЭЗИЯ ______ _ 121

ПОЭЗИЯ ______ _ ПРОЗА АЛЕКСЕЙ ЯШИН ОЛЬГА БУГРИМОВА ГЕННАДИЙ МАРКИН ЯКОВ ШАФРАН ЕВГЕНИЙ ЗАЛЕССКИЙ ВАЛЕНТИНА ПИНАЕВСКАЯ СЕРГЕЙ ОДИНОКОВ РОМАН РОМАНОВ 122

АЛЕКСЕЙ ЯШИН Алексей Афанасьевич Яшин родом из Заполярья. В числе его высших образований — литинститут им. А. М. Горь- кого. Член Союза писателей России (СССР) с 1988 года. Автор 21 книги прозы и свыше 500 публикаций в периодике Москвы, Тулы, Воронежа, Екатеринбурга и др. Главный редактор всероссийского ордена Г. Р. Державина и медалей им. Н. А Некрасова и М. В. Ломоносова литературно-художественного и публици- стического журнала «Приокские зори», член редколлегий ряда москов- ских и тульских периодических изданий. Лауреат литературных премий им. Л. Н. Толстого, Н. А Некрасова, А. П. Чехова, В. В. Маяковского, Алек- сандра Фадеева, Валентина Пикуля, Ярослава Смелякова, В. А. Каверина и «Московского Парнаса». Награжден рядом литературных медалей, По- четной грамотой Министерства культуры РФ и Благодарностью Ми- нистра культуры РФ. Кавалер ордена «Владимир Маяковский». Академик Академии российской литературы, член ее Правления. Литературное творчество совмещает с научной работой: профес- сор Медицинского института Тульского госуниверситета. Ученый- биофизик с миро-вой известностью. Заслуженный деятель науки РФ, доктор технических на-ук, доктор биологических наук, имеет два ученых звания профессора, Почетный радист России, лауреат премий Тульского комсомола (1977 г.) и им. Н. И. Пирогова (2008 г.), академик ряда россий- ских, иностранных и международных академий. Почетный член Между- народного биографического центра (Англия. Кембридж). Удостоен по- четных наград, в том числе медалей им. А. Нобеля, В. И. Вернадского, Н. И. Вавилова, И. П. Павлова, С. П. Боткина и И. М. Сеченова. Имеет ака- демические звания «Основатель научной школы» и «Заслуженный дея- тель науки и образования». ВТОРОЕ ВОСКРЕШЕНИЕ ЛАЗАРЯ Рассказ Старинный мой знакомец Николай Андреянович дождался третьего тысячелетия от Рождества Христова и на середине шестого десятка своей жизни первый раз в оной поменял место работы: уволился из некогда зна- менитого ракетно-пушечного НПО «Меткость» и, имея ученую степень от технических наук, устроился доцентом в главный городской вуз, который в свое время и сам закончил. Поначалу его очень поразили происшедшие здесь перемены: из чисто технического института с выраженным военным уклоном он превратился 123

в университет классического типа; это навроде как Казанский университет, где экстерном получил диплом юриста Владимир Ильич… Разумеется и здесь уже имелись юридический, экономический и прочие факультеты и специальности, которые Николай Андреянович, как истовый инженер- конструктор старой закалки, обобщенно называл торгово-воровскими и милицейско-бандитскими. Ему пытались коллеги по кафедре объяснить, что это веление времени, стране нужны миллионы экономистов, юристов и содержателей публич… тьфу-тьфу, то есть специалистов по гостинич- ному хозяйству и туризму, но Николай Андреянович «срезáл» их лаконич- ной фразой: – Число юристов пропорционально количеству преступников, а эконо- мистов – обратно пропорционально экономическому же развитию страны. Матерые дóценты, в среде которых не было принято зубоскалить над временно-постоянными трудностями молодой российской демократии, вдруг вспоминали об учебном процессе и спешно расходились. Более же всего Николая Андреяновича восторгало наличие в университете специ- альности «Теология», кафедрой которой заведовал главный в городе свя- щенник с анархистской фамилией Кропоткин, и медицинский факультет. Впрочем, если околоцерковная специальность воспринималась им с юмором, то к медицине Николай Андреянович относился с почтением, хотя и не являлся профессиональным больным. Что такое профбольной, ему объяснил как-то сосед-психиатр при встрече в рюмочной. – Понимаешь, Андреяныч, вся сущность профессионального больного укладывается в старинный анекдот. Сидит себе Иисус Христос на небеси и смотрит оттуда на страдания земных болящих и корыстолюбивых врачей- выжиг. Как помочь первым? Отпросился он ради благого дела у остальных участников Св. Троицы и прибыл в город Т., устроившись в четвертую горбольницу врачом-терапевтом (Архангел Гавриил снабдил его дипло- мом об окончании курса и ординатуры в Смоленской медакадемии). В первый же рабочий день в кабинет вкатился на коляске профбольной, не ходящий с рождения. Вкатился, понятно, не для лечения, а для получе- ния справки на ежегодную инвалидную аттестацию. Христос же, вспом- нив двухтысячелетней давности историю с исцелением Лазаря, возьми да и скажи: «Встаньте, больной, с кресла и идите». Пациент послушался, встал, отроду не ходивший, сухо поблагодарил эскулапа и вышел в кори- дор. Обступили его дожидающиеся в очереди: «Ну как он – новый док- тор?» – «Да как и все, даже руки не помыл перед приемом! Вот теперь и инвалидность снимут». …Рассмеялся Николай Андреянович, но очень ему захотелось подроб- нее узнать об университетском медфакультете. Бог помогает страждущим от полезной, несуетной любознательности, поэтому сразу после рассказы- вания анекдота в рюмочную-распивочную вошел гражданин – явно доба- вить к уже ранее выпитому: на посошок, так сказать. 124

Но уже через мгновенье Николай Андреянович и вошедший дружески похлопывали друг друга по плечам, поочередно восклицая: – Сколько же мы с тобой не виделись, а? Николай же Андреянович пояснял психиатру, что третий в их компа- нии – бывший его сосед по окраинной улице Севастопольской в металлур- гическом предместье Косолучье, где он сам жил в студенческие годы с родителями в частном доме. Фамилию бывший сосед имел харáктерную: Язвишин, что соответствовало его натуре и манере вести разговор. С еще большим восторгом Николай Андреянович и Язвишин обнару- жили, что оба теперь являются доцентами в одном и том же университете, причем второй трудится на медфакультете по части просвещения юноше- ства биохимией и биофизикой. Николай же Андреянович немедленно пе- ревел разговор на диковинный в их вузе факультет. Язвишин с мрачным юмором кратко, но толково все обрисовал. Выходило так, что преподы собрались на факультете серьезные, с большим опытом работы в различ- ных медвузах страны, а вот со студиозусами сложнее… впрочем, как и на всех других факультетах: дети своего торгово-воровского времени. – Понимаешь, Андреяныч, даже при нынешнем полном крахе вузов- ского образования надо все-таки делать различие между медициной и все- ми прочими специальностями. Это даже официальными документами и правилами регламентировано. Возьмем вот защиты диссертаций. Юрист по образованию смело может становиться кандидатом, а потом и доктором тех же экономических наук. Если, конечно, нужное количество доллáров наскребет. И так далее в любом сочетании: инженер-строитель выходит в педагогические кандидаты, некогда выпускник пединститута – в биологи- ческие доктора… Официально де-юре и де-факто существует только два ограничения: ученую степень по медицине и по ветеринарии может полу- чить только человек с базовым медицинским или ветеринарным образова- нием, соответственно. Тож и обучение студентов, пусть даже отменных оболтусов. Инженер, экономист, юрист… Сейчас они запросто могут купить диплом на толкуч- ке – и хрен с ними! Зачем профессорам и доцентам за зарплату – пособие по безработице из кожи лезть вон, вдалбливая в малоспособные головы тонкости наук? Все одно в стране инженеры никому не нужны, экономики никакой нет и в помине. Про юристов уже и не говорю. То есть ни вреда, ни пользы. А вот медикам, даже той их части, что в лечебники идут, а не в департаментские клерки или на иное теплое место, все же дело придется иметь с живыми людьми … кроме патологоанатомов. И ветеринарам, коль о них вспомнили, тоже с живыми коровами, баранами и котами общаться. Отсюда и особый спрос с медфакультетовских! Опять же, Андреяныч, при сегодняшней всеобщей усредниловке все и всея, контингенты-то различные. Сам понимаешь, на ваши технические и все прочие специальности большинство ребят идет от армии косить, а де- 125

вок родители пристраивают: чтобы в проститутки-содержанки с юности не подались, а диплом получат – уже поздно: некондиция, перестарки! А на медицинский, по большей части, идут по семейной традиции. Но самый ценный кадр – это не потомственные, так сказать, а по призванию. Это как в добрые старые времена… – Вот видишь, – перебил Язвишина Николай Андреянович, – так вам несказанно повезло! А мне так, хотя и недавно в преподах, уже с усилием приходится идти на лекции и смотреть в пустые глаза этих тинейджеров. – Не все так гладко, как тебе кажется. Здесь другая напасть: всеобщая коммерциализация… – Да-да, знаю, платных студентов у вам три четверти или поболее, а плата самая высокая в университете. – Нет, не в этом дело. Здесь уже, как говорят мои коллеги-медики, по- рочный круг патогенеза: любой шаг в жизни сейчас требует денег, а деньги можно только тем или иным способном отнять от такого же бедолаги. Я понятно говорю, Андреяныч? – Врубился. Это как сегодня утром, завтракаю на кухне яишенкой на сале свином… вредно в нашем возрасте, но вкусно. Так вот, а кухонный-то динамик голосом местного журналюги Щеголькова радостно сообщает: дескать, наш город переживает самый пик экономический; из трехсот ты- сяч работающих половина состоит в малом и среднем бизнесе. То есть, переводя на русский язык, на одного работающего человека в городе при- ходится один торгаш. А так как это абсурд, чтобы у продавца имелся толь- ко один статистический покупатель, к тому же малоденежный бюджетник, инженер или студент, то получается: торгаши друг у друга отовариваются. – Совершенно верно. Медицина наша уже давно де факто стала плат- ной, в основном черным, реже – серым налом. Поэтому и нынешние сту- диозусы, уже с молоком матери, или тем комбикормом, детским питанием, которым их вскармливают, основу и смысл жизни видят в деньгах. Жела- тельно в зеленых или кремового оттенка с двойной надписью: латиницей и греческими буковками. – Прислушиваешься, Андреяныч, например, в транспорте, в универси- тетских курилках: о чем наши воспитанники талдычат? – Конечно, о мобилах, стоимости иномарок, крутых компах. Самое ин- тересное и странное для их возраста – совсем не говорят о девицах? – Все это так, наблюдательный ты наш, но вот тет-на-тет, как говорят в Нижнем Новгороде по-французски, они говорят только о том, как по окон- чании вуза устроиться в самое зашибательское по деньгам место. Юристы – по части взяток, экономисты и ориентирующиеся на чиновничество… впрочем, тоже о взятках. И так далее. Не сомневаюсь, что в военных учи- лищах и духовных семинариях о том же речь ведут, ведь термины «воен- ный бизнес», «церковный бизнес» у всех на слуху. Не миновала чаша сия и студентов-медиков, готовящихся, так сказать, к труду на поприще самой гуманной профессии. 126

Мне вот в прошлом году дали дополнительную четверть ставки – чи- тать первокурсникам лекции по медицинской этике. Никто не взялся: дис- циплина, дескать, философская, а мы узкие профи. А вот ты, брат Язви- шин, склонен с отвлеченным рассуждениям – тебе и карты в руки! Чет- верть ставки на дороге валяются, вот и взялся. Предмет и самому занимательный, но несколько щекотливый в наше корыстолюбивое время. Я не люблю часы отчитывать, то есть отбарабанил заученно свою «пару» по конспекту, выверенному по программе – и был таков. Тем более что предмет этот – действительно, палка о двух концах. С одной стороны, про бескорыстие врача надо рассказывать, ссылаясь на Гиппократа и русскую земскую бессеребрянную медицину, с другой… надо учитывать реалии нашего сегодняшнего здравоохранения. До скандалов дело доходило. Как-то обмолвился на лекции, дескать, услугами серьезных медучреждений – не обнищавших МУЗ и МСЧ* – сейчас могут пользоваться за баксы-евро только бандиты, воры, спекулян- ты-торгаши, чиновники-взяточники и «прочие честные предпринимате- ли». Студенты, научившиеся понимать мой язвительный юмор, оттаявшие душой, дружно рассмеялись. А через день меня заведующий кафедрой вызывает в неурочное время. Вхожу в кабинет-закуток, а половину его жилплощади занимает некто огромный, в версачевской белоснежной тройке, с гневом на черноземной морде, что на фотографии не умещается. Сразу в назидательный крик: «Вы нарушаете конституцию, проповедуете социальную рознь! Я, как депутат областной думы и предприниматель…» Хотя и с легкого похмелья (накануне день ангела куму справляли), но внимательно выслушал чесучево-белоснежного, а под конец и вовсе узнал в достопочтенном депутате – знаешь, Андреяныч, кого? – Кольку Резни- ченко, да-да, того самого из наших косолученских мест, с Доменной ули- цы, кого из ментовки за взятки вышибли. Вспомнил? Я ему и говорю: «Здорово, Коль! Помнишь, как я тебе сопатку расшиб, когда ты после мен- туры уже пробовал права качать по старой памяти, к бате моему примо- тался: флаг красный на доме не накануне, а поутру на Первое мая выве- сил?» Слегка остолбенел Коля-депутат, несколько смешался, но лицо трени- рованное не потерял и, сделав выговор завкафедрой, вышел, хлопнув две- рью. Еще и другие истории случались. Завкафедрой нервничает, а мне мой вредный характер не позволяет «держаться в рамках». Вот завтра, навер- ное, опять будут по начальству в отношении меня звонить. А почему? По- тому что опять на лекции правду-матку начал резать. Не робейте, мол, ре- бята. Лет через пять, как раз когда вы университет закончите, случится ги- гантский наплыв платежеспособных пациентов. Дело в том, что к этому * Муниципальное учреждение здравоохранения и медико-санитарная часть. 127

времени всем честным предпринимателям, а они начали свою деятель- ность в молодом возрасте, стукнет по 35-40 лет, и их организмы, испор- ченные нервически-активной жизнью, пьянками, половыми излишества- ми, неумеренной жратвой, срочно потребуют ремонта. А в массе своей провинциальной они до загранлечебниц не тянут, масштаб не тот. Вот и бросятся в объятия местных эскулапов, а те – то есть и вы уже – скоренько растрясут их карманы, прописывая, как писал Чехов в рассказе «Сельские эскулапы», olii licinii и ammonii causticae*. Будет, дескать, ребята, и на ва- шей улице праздник! И знаешь, Андреяныч, читаю я лекцию и присматриваюсь к мечтатель- но задумавшимся студентам. Далеки их мысли от медицинской этики. Да- же на 100 % знаю: о чем они мечтают. *** Первокурсник Димка Жвакин, родом из районного городка соседней области, сидел на самом верхнем ярусе амфитеатра лектория. Далеко вни- зу горячился доцент Язвишин. Ранневесеннее солнышко припекало лицо Димки. Он снисходительно слушал разошедшегося препода, трогательно рассказывавшего о традиционном бескорыстии русских врачей. Звучали имена Мудрова, Пирогова, Захарьина, Боткина, святых докторов земской медицины, на последние свои копейки покупавшие лекарства для безде- нежных пациентов-крестьян. Однако солнце размаривало, Димка впадал в полусон-полуявь. Голос доцента все глуше доходил до верха амфитеатра. Жвакин оглянулся впра- во-влево: Катька Роганкова увлеченно переписывала с чьего-то конспекта по биологии, а сидевший слева Арсен Алвазян откровенно спал по стойке «смирно». …И привиделось в полусне-полуяве Димке нечто чудесное, навеянное словами лектора. Вот он, уже Дмитрий Васильевич, окончил курс и интер- натуру по специализации – какой? Это неважно – по какой. Будучи по- провинциальному сметливым, он не помчался, как другие дурачки, в Москву. А что в ней, первопрестольной? Кто его там ждет? Конкурентов тьма, а вся высокая зарплата уходит на оплату съемной квартиры в Черта- ново и транспорт с тремя пересадками. Нет, он вернулся в родной городок, где уже через полгода прослыл истинным целителем. Бабки, профессио- нальные больные, за него свечки Богу ставят в храме Николая Уугодника. Аж из самого областного города в очередь записываются по мобильнику. Вся местная братва, администрация, крупные ларечники, армянская и да- гестанская торговые диаспоры у Дмитрия Васильевича пользуются. Сидит он в кабинете № 12 в белоснежном халате, сшитом по заметно полнеющей фигуре, а изящная медсестра-услада Нонночка выкликивает через полуотворенную дверь очередного пациента: * Касторовое масло и нашатырный спирт. 128

– Джавахарлаев! Заходите. Входит обычно сановитый, но здесь вовсе потерявшийся от нахлынув- шей хвори владелец главного в городе супермаркета «Копейка рубль бе- режет». Доктор даже и не делает обычных манипуляций со стетоскопом и градусником, просто внимательно осматривает со стороны бедолагу и дик- тует очаровашке-медсестре: – А выписать ему олии лицинии и аммонии каустице. Расцветает в восторге до того бледный язвенник Джавархарлаев, с чув- ством жмет руку доктору-целителю и, уходя, ловким движением руки ме- чет на столик Нонночки конверт двухсантиметровой толщины. Откуда же эти олии и аммонии в память запали? – А это воспоминания деревенского детства: старый патефон и грампластинка, сохранившаяся с шестидесятых годов: художественное чтение рассказа Антона Павловича о сельском фельдшере, заменившем на приеме доктора, уехавшего с прияте- лем-становым на охоту… Всего полгода проврачевал доктор Жвакин, а все у него вроде как есть: отселился из родительской «хрущевки» в собственный загородный кот- тедж, женился на дочери главы города, Нонночке-утешительнице купил квартиру в центре (жена больно страхолюдная и толстая), две нехилые машины в гараже… Ан чего-то не хватает, например, собственного верто- лета, как у некогда бывшего академика-глазника, тоже целителя всемир- ной известности. Опять же дачи в Ницце, квартиры в Париже – для отдыха от трудов праведных. И много чего другого. Увы, с местных доходов не разжиреешь, по-настоящему богатых людей в районной глубинке не водится. «Эх-х! – мечтает Дмитрий Васильевич, – уже затемно собираясь идти от страстных ласк Нонночки в уютной квар- тирке домой, к пресно-ржаной супруге, – вот бы подцепить московского олигарха, а то и вовсе хана-султана из нефтяного княжества? Обнимает, уже готовый в путь, раскаленную от избытка женского фермента эстрагена Нонночку, а та чуть не вдогонку: – Димуля! Ты опять забыл наши часики. Дмитрий Васильевич задорно ухмыляется и надевает на запястье насто- ящую швейцарскую «Омегу» с платиновым браслетом. И Нонночка прыснула весело в ладошку. У часов своя история, и они с Нонночкой называют их талисманом и спасителем любви. Дело все в том, что теща его в последние два-три года сильно сдала, какая-то неведомая хворь по части селезенки к ней привязалась. Супруг кучу денег, сэкономленных на ремонте городского водопровода, на ее ле- чение в столичных лечебницах потратил, но – все тщетно. Супруга к огор- чению городского головы Григория Кузьмича угасала. Ведь он хорошо помнил, что на ней, еще более некрасивой и толстой, чем дочь их, он же- нился в далекие советские времена, взяв в приданое от тестя, второго сек- ретаря райкома партии, стартовую должность секретаря комсомола того же района. 129

С появлением в городе доктора-целителя появилась и надежда, но Дмитрий Васильевич все больше ориентировался на мнение Григория Кузьмича, а тот, мужик еще крепкий по женской части, как-то вяло гово- рил с зятем о болезни Настасьи Ивановны. Поэтому зятек обеим женщи- нам говорил что-то невнятное: дескать, по селезенке он не спец, так как про болезни этого второстепенного органа им забыли рассказать в университе- те… Устав уговаривать, супруга пошла в наступление на доктора- благоверного: либо вылечишь маму, либо же заставлю отца выгнать из больницы и вообще из города твою проститутку-медсестру! Дмитрий Ва- сильевич настолько испугался, что избавил Настасью Ивановну от поги- бельной хвори даже без олии и аммонии – одним прикосновением руки.* С этого дня он приобрел двух верных друзей – тещу и жену, простив- ших ему Нонночку сейчас и на будущее, несколько охладевшего к нему тестя, а главное – злейшего врага на всю жизнь: секретаря-референта главы города Инессу, разведенную тридцатидвухлетнюю бальзаковку, отчаянно красивую, в самом женском соку, которая уже несколько лет почти в от- крытую жила с Григорием Кузьмичом, полностью обрела власть над ним и строила вполне конкретные платы. Увы, выскочка-доктор, клистирная труба, их разрушил… А выздоровевшая Настасья Ивановна зачастила к косметологу и каждое утро проводила в женском фитнесс-клубе «Баба ягодка опять». В честь зятя заказала торжественные молебны вол всех трех городских храмах. Тесть официально поблагодарил целителя и по наущению супруги по- дарил ему швейцарские часы ручной работы, изъяв миллион рублей из фонда ремонта ветхого жилья. Прошло еще полгода, а в самый канун яблочного Спаса, он же очеред- ная годовщина ГКЧП, пополудни в кабинет № 12 бесшумно вошел, веж- ливо отстранив вставшую на его пути Нонну, некто в костюме лондонско- го пошива, в шляпе за тысячу долларов и темных очках. Попросил ауди- енции наедине. Говорил с легким акцентом кратко и убедительно: – Сэр, я представляю его величество эмира Иллязара Барлык- Елдирдина ибн Бенладерна XVI-го. Эмир тяжело болен, а мы получили самые авторитетные референции о вашем высоком врачебном искусстве. Предлагаем вам, достопочтимый сэр, заняться лечением его величества. При вашем согласии мы проследуем на городскую площадь имени Лени- на, где нас ждет вертолет, который доставит в город Белгород. Там на взлетной полосе и с работающими двигателями стоит личный «Боинг- * «Пришед в дом Петров, Иисус увидел тещу его, лежащую в горячке. И коснул- ся руки ее, и горячка оставила ее; и она встала и служила им. Когда же настал вечер, к Нему привели многих бесноватых, и Он изгнал духов словом и исце- лил всех больных» (Матф., 8, 14-16). 130

747» эмира, который доставит вас на Ближний Восток. Понятно, что в слу- чае успешного излечения сумма гонорара вас приятно удивит. – Послушайте, – ошарашенно спросил доктор, – у меня два вопроса: во- первых, вы в состоянии пригласить лучших врачей из Америки и Европы; во-вторых, почему надо лететь через Белгород? – Его величество в течение года пользовали около полусотни мировых медицинских светил, в том число шесть нобелевских лауреатов. Увы, они даже не могли диагностировать заболевание. Эмир уже третий день в ко- ме. Дорога каждая минута. Что же касается Белгорода, то это ближайший отсюда город с аэродро- мом, с которого могут взлетать лайнеры. Так вы согласны, сэр? Кстати или некстати, Дмитрий Васильевич припомнил некогда слы- шанное: в Израиль можно лететь рейсами из Москвы или из Белгорода. Второе намного дешевле. Разумеется, он согласился, поцеловал на проща- нье Нонночку, позвонил домой, что убывает на несколько дней в зарубеж- ную командировку. Уже на следующее раннее утро его ввели в больнич- ные покои эмира. Робко посторонились перед вновь прибывшим сконфу- женные нобелисты из ведущих клиник Америки и Европы. Навстречу ему бежал взволнованный главный визирь. Переводчик по- русски озвучил его стенанья: «Что же вы так поздно, его величество уже час как беседует с аллахом!» Доктор невежливо отстранил визиря, подошел к одру безжизненного эмира и громко сказал: – Талифа куми!* И эмир Иллязар (то есть Лазарь, по-арабски), и так далее, встал и обнял целителя. Тому даже показалось, что от вмиг порозовевшего ибн Бенла- дерна попахивает кунжутной халвой, жареным миндалем и запретным для мусульман «Клико» высшего сорта. Обалдевший от радости визирь дал какую-то команду по мобильнику, и по всему нефтеносному эмирату уда- рили в тулумбасы, запели карнаи. – О, аллах, как я проголодался, – молвил эмир и, полуобняв доктора, повел его в столовые покои со спешно накрываемым достарханом на пять- сот персон. …К специально зафрахтованному для Дмитрия Васильевича аэробусу с сауной, бассейном, рестораном и десятком девушек для развлечений героя дня провожал эмир со всем двором. У трапа главный визирь вручил эску- лапу сертификат о пожаловании титула великого паши-целителя всех вре- мен и народов, высший в эмирате орден Золотого верблюда с пальмовыми * «Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! Иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет» (Иоанн., 11, 43-44). Та- лифа куми! – Встань и иди! – Те же слова Христа, что и приведенные выше, но по-арамейски – язык древних иудеев. 131

листьями, обсыпанный брюликами по двадцать карат, а сам эмир протянул сиреневого оттенка чек на Bank of New York. Соблюдая этикет и достоин- ство, Дмитрий Васильевич все же скосил глаза на чек и никак не мог со- считать количество нулей в сумме: что справа, что слева они еле умеща- лись по ширине листа. В этот момент со стороны Египта, из Нубийской пустыни налетел по- рыв жаркого суховея. Чек зашелестел на ветру, выпал из рук и закружился в танце по бетону взлетной полосы. Доктор быстро нагнулся. А великий визирь поднял вверх руку с колокольчиком и отчаянно затрезвонил, давая команду экипажу самолета разогревать двигатели. Студенты зашумели, повскакали со скамей, собирая свои конспекты. А Катька Роганкова и проснувшийся Арсен Алвазян с интересом смотрели на Димку Жвакина, съехавшего со скамьи, засунувшего голову под крыш- ку парты и что-то суетливо ловившего на полу, прихлопывая обеими ла- донями. – Ты чего, Дим? – Да так, ручку уронил. Из аудитории Димка выходил с сомнительным чувством. С одной сто- роны, жаль, если недавняя мечта не сбудется, а с другой – повезло: хлопая ладонями по полу, он нашел сложенную вдвое сотенную бумажку, кем-то из предыдущих слушателей оброненную. К сожалению, не долларовую. ГЕННАДИЙ МАРКИН Публиковался в литературных альманахах «На крыльях Пегаса», «Тула», «Солова», «Московский Парнас». Лауре- ат творческого конкурса объединѐнной редакции мини- стерства юстиции России (2004г.), Дипломант Союза пи- сателей России (2007г.), Лауреат литературной премии «Левша» им. Н.С. Лескова (2008г.). Ответственный сек- ретарь межрегионального литературно-художественного и публици- стического журнала «Приокские зори», член литературного объединения «Пегас» при Тульском региональном отделении Союза писателей России. СТАЯ Рассказ Владимиру Петровичу Шадрину посвящается… Сумерки наступили неожиданно. Казалось только что светило солнце и вдруг, словно по чьей-то команде, навалилась полутьма, сквозь которую на 132

небосводе одна за другой стали вспыхивать яркие звѐзды. От сильного мороза потрескивали покрытые инеем деревья, вдоль которых рысью бе- жала запряжѐнная в сани лошадь. Сидевший на козлах извозчик приподнял ворот овчинного тулупа и втянул голову в плечи, надеясь таким образом укрыться от пробиравшего его насквозь мороза, а затем подстегнул лошадь вожжами. - Ну, пошла, холера! - прикрикнул он и повернулся к сидевшему в са- нях курьеру. - Шалью, вашбродь, голову-то укройте, теплее будет, а то, как бы не замѐрзли в дороге-то. - Ничего, ничего, голубчик, ты обо мне не беспокойся. Лучше лоша- дѐнку свою шибче погоняй. Приедем на станцию там и согреемся, - прого- ворил курьер, дыхнув паром из-под обледенелой аккуратной бородки. - До станции-то ещѐ вѐрст двенадцать будет и лес заканчивается. А в чистом поле оно завсегда холоднее. Так что, вашбродь, голову-то шалью обмотайте, не побрезгуйте, - не отступал от курьера извозчик. - Погоняй, голубчик, погоняй. А как на станцию приедем, так полу- чишь от меня ещѐ и на водку, - проговорил курьер, но всѐ же послушал совета извозчика и начал надевать на себя шаль. - Благодарствую вас, барин. Это мы со своей Матрѐной вас быстро до станции доставим. Она, Матрѐна-то, у меня не кляча какая-нибудь, она ездовая, - проговорил извозчик и, взмахнув плетью, со свистом опустил еѐ на спину лошади. – А ну пошла, холера! Почувствовав ожог, лошадь фыркнула и, выпуская из ноздрей пар, ускорила ход. «Приспичило же ему на ночь, глядя ехать. Другие-то кульеры поумнее оказалися. Остановилися на станции ночлегом, а ентот, вынь и положь, везти приказал. Спешное у него какое-то поручение. Да и я тоже – хорош, поддался на его уговоры. Деньги за прогон хорошие посулил, аж две ко- пейки за версту! А так я бы ни за что не поехал. Эх! Сидел бы сейчас на постоялом дворе, пил чай горячий да в карты играл. Нет, угораздило же меня согласиться, - мысленно ругался извозчик, изредка бросая взгляд на своего пассажира. – Ну, ничего, ничего, недалече осталося, авось доедем. Главное чтобы впотьмах дорожные вехи из вида не потерять. Если собь- ѐшься с пути, тогда всѐ..., - извозчик не захотел даже думать о том, что может произойти с ними в пути, если они ночью в снежном поле собьют- ся с дороги. – Авось доберѐмся, - повторил он, но уже вслух». Вскоре, как и говорил извозчик, лес закончился, и дорога вышла в чистое поле, прижи- маясь однобоко, к стоявшим друг от друга на небольшом расстоянии ло- зиновым вехам. Глухой топот конских копыт, мягкое поскрипывание са- ней и одинокое треньканье бубенца, слились в единый звенящий на морозе перезвон, сквозь который путники отчѐтливо услышали леденящий душу протяжный волчий вой. Извозчик оглянулся и увидел на лесной опушке, на фоне тѐмных силуэтов заснеженных деревьев несколько пар светящих- 133

ся глаз. Волки вновь завыли, наводя своим протяжным, заунывным и тре- вожным многоголосьем, на путников панический страх. - Волки! Волки! Вашбродь, волки тама из леса вышли! – крикнул из- возчик, указывая плетью в сторону леса. Курьер, откинул от лица шаль и посмотрел в ту сторону, куда указывал извозчик. Его охватил панический страх. - Гони, милый! Гони быстрее! Спаси, не дай погибнуть! – закричал пе- репуганный курьер. - Дык… я что же?! Нужлишь и мне помирать-то охота?! – запричитал извозчик и под продолжавшиеся крики курьера, быстрее погнал лошадь. – Пошла, милая! Пошла, Матрѐна! Ну, же! Родимая не дай сгинуть тута! Пошла, холера! Кляча! Дохлятина! Пошла! Пошла! Родимая моя Матрѐна! – кричал извозчик, не переставая стегать лошадь. Та, учуяв волков, задрала вверх голову, вздыбила на загривке волосы и словно обезумев, помчалась во всю свою лошадиную прыть. Волки бросились в погоню, обходя извоз- чиков с обеих сторон. - Гони! Гони! Не погуби, голубчик! Век благодарен буду! – продолжал кричать извозчику курьер. Шаль и башлык с его головы сбились, обнажив русые длинные волосы. - Топор, топор возьми! Он тама под соломой лежит! – крикнул из- возчик курьеру, стегая волков плетью. Окружив повозку плотным кольцом, голодные, худые, с острыми выпи- рающими хребтами и рѐбрами, с облезлой шерстью волки попытались наброситься на лошадь, но никак не могли вцепиться в неѐ зубами. Одно- му из хищников всѐ же удалось это и он, рыча, повис на ней и так висел, пока та из-за боли не сбавила ход. В тот же миг на лошадь набросилось сразу несколько волков, а она, заржав, попыталась лягнуть их задними но- гами, но конская упряжь мешала ей. Несчастное животное с трудом по- вернуло голову и взглянуло на извозчика жалобным взглядом, словно прося защиты, а затем, захрипев, повалилось на бок. Несколько волков попытались запрыгнуть в сани и находившиеся в них люди с ужасом уви- дели рядом с собой страшные оскалы волчьих пастей. Курьер спрыгнул с саней и попытался убежать в сторону леса, но волки, вцепившись в его ноги, заставили остановиться и утонуть в глубоком и ставшем багряным от крови снегу. Извозчик продолжал отчаянно отбиваться от нападавших на него волков, стегая их плетью… Василий Яковлевич Шатров вышел на балкон своей квартиры. Утро выдалось по-весеннему тѐплым и солнечным. Со стороны автобус- ной остановки слышалось хлопанье дверей маршрутных микроавтобусов, а от городского рынка нарастало людское многоголосье. День был выход- ным, и многие горожане спешили на рынок. Внизу во дворе дома на дет- ской площадке веселилась детвора. Постояв немного на балконе и полю- бовавшись наступившим новым днѐм, Василий Яковлевич вернулся в комнату и плотно прикрыл балконную дверь, за которой остался уличный 134

шум. Усевшись в кресло и взяв городскую газету, он углубился в чтение, надеясь из сообщений узнать что-то новое о своѐм заводе, на котором ра- ботал до выхода на пенсию. Не найдя в газете для себя ничего интересно- го, Василий Яковлевич отложил еѐ и, решив пообщаться с бывшими кол- легами по телефону, снял трубку. Та привычно загудела длинным гундо- сым звуком. Он уже почти набрал знакомый номер, но в это время в ком- нату вошла жена Любовь Владимировна. - Решил кому-то позвонить? Опять про завод будешь расспраши- вать? Дай же людям отдохнуть от себя, хотя бы в выходной день, - посето- вала она. - С чего ты взяла? Это нам кто-то позвонил, - пожал плечами Ва- силий Яковлевич. - И кто же? – сдерживая улыбку, спросила Любовь Владимиров- на. - Сказали, что ошиблись номером, - вздохнул Василий Яковлевич. - Что тебе ещѐ сказала телефонная трубка? - Она мне сказала, что ты у меня самая лучшая в мире жена, - за- смеялся Василий Яковлевич. А затем подозвал к себе Любовь Владими- ровну и заговорщически добавил, - только трубка мне это сказала по очень большому секрету, - сделав ударение на слово «очень», полушѐпотом про- говорил Василий Яковлевич. - Ну, раз тебе такое сказала трубка, тогда мыть руки и быстро к столу, завтрак остывает, - тоном, не терпящим возражений, сказала Лю- бовь Владимировна. После завтрака Василий Яковлевич вновь вышел на балкон и не- много постояв, вернулся в комнату, сел на диван. - Маешься без дела? – присев рядом с мужем, ласково спросила Любовь Владимировна. - Не могу без дела сидеть, не привык, - развѐл руками Василий Яковлевич.- Пойду на дачу что ли схожу, погляжу, что там новенького? - Что там может быть новенького? Там, наверное, уже всѐ ста- ренькое растащили, - вздохнув, проговорила Любовь Владимировна. - Взгляни, на деревьях листочки новые появились, а ты говоришь: что там новенького? – укорил Василий Яковлевич жену. – А на даче уже, наверное, травка новенькая поблѐскивает. Новая жизнь народилась. А то давай вместе сходим, свежий воздух всѐ-таки. Любовь Владимировна улыбнулась словам мужа и вздохнула. Вот уже около года еѐ одолевает недуг. Теперь далеко от дома она уходить не решается, да и лечащий врач не разрешает совершать дальние прогулки. - Да нет, я уж лучше дома останусь, по хозяйству займусь, - прого- ворила она. – Да и дочь с внуком обещали в гости прийти. - Ну, а я схожу на дачу, может быть там что-то подремонтировать нужно, - проговорил Василий Яковлевич и направился в прихожую. – Да, 135

кстати, ты не знаешь, к чему это волки снятся? – спросил он уже стоя в дверях. - Какие волки? – переспросила Любовь Владимировна. - Обыкновенные, серые и злые. Сон я видел, будто волки напали на извозчиков. После услышанного у Любови Владимировны возникло чувство беспокойства. - А кровь видел? – спросила она у мужа. - Видел. Волки вначале загрызли лошадь, а затем принялись за людей, - ответил Василий Яковлевич. Любовь Владимировна стояла молча. Беспокойное состояние уси- ливалось с каждой минутой. - Василий, может быть, ты сегодня дома останешься? – неуверен- но спросила она у мужа. – Дочка и внук в гости обещали прийти, а ты уходишь. - Да нет, всѐ-таки схожу на дачу. Я там не долго буду, а дочка с внучком пусть не уходят, пусть меня дождутся, - проговорил Василий Яковлевич. - А что это ты вдруг решила меня дома оставить? - Да что-то на душе неспокойно, - пожав плечами, проговорила Любовь Владимировна. - Не говори ерунды, - засмеялся Василий Яковлевич и, поцеловав жену, открыл дверь. – Я скоро вернусь. Принадлежавший Василию Яковлевичу садовый участок в шесть соток с небольшим дощатым домиком находился в ранее существовавшем са- доводческом товариществе «Агро». В перестроечные времена, когда огромный градообразующий завод оказался вдруг никому не нужным, а работникам перестали выдавать заработную плату, чтобы не умереть от голода, люди ринулись на свои садовые участки. Выращенные своими руками овощи в основном шли на засолку, но были среди дачников и те, кто мог позволить себе выставить продукцию на продажу, что являлось для них единственной возможностью пополнения семейного бюджета. Вскоре как водится, на дачные участки повадились ходить и любители полакомиться за чужой счѐт. Частенько люди, придя на свои дачные участки, обнаруживали там не только опустошѐнные грядки, но и раз- громленные дачные домики, а ещѐ хуже вместо них свежие пепелища от пожаров. Эта нехорошая тенденция очень быстро стала набирать обороты и вскоре достигла такого размаха, что люди стали бросать свои дачные участки. К тому же за долги товарищество было отключено от центрального электро и водоснабжения, после чего электрические провода и металлические трубы были разворо- ваны. И только самые настоящие любители общения с природой, муже- ственно продолжали возрождать разорѐнные набегами свои родные шесть соток. К таким людям относился и Василий Яковлевич Шатров. 136

Взглянув на то место, где когда-то красовались огромные метал- лические ворота, бывшие гордостью садоводческого товарищества, а те- перь украденные вместе с трубами, Василий Яковлевич вспомнил о том, как однажды они с женой шли на дачу и обнаружили эти ворота закрыты- ми на засов. Постояв немного в нерешительности, он, несмотря на возра- жения жены, под еѐ тревожным взглядом, смело перелез через ворота и, сдвинув в сторону тяжѐлый засов, открыл их. Такой же тревожный взгляд был у Любови Владимировны и сегодня, когда она провожала его на дачу. «Чего это вдруг она так забеспокоилась? – подумал Василий Яковлевич и достал мобильный телефон». - Дочка с внуком пришли? – спросил он после того, как услышал голос жены. - Нет, ещѐ не пришли, - ответила ему Любовь Владимировна. - Пусть обязательно дождутся меня, я не долго. - Хорошо. А ты чего звонишь-то? - Я звоню, чтобы сказать тебе, что я тебя очень люблю, - проговорил Василий Яковлевич и отключил телефон. - Угораздило же меня рассказать ей этот свой дурацкий сон про волков. Наверное, очень еѐ расстроил или ещѐ хуже напугал, - проговорил он вслух. Подойдя к своему дачному домику, Василий Яковлевич услышал громкую музыку и шум голосов. «А это ещѐ что такое там у меня проис- ходит? – мысленно спросил он себя и перешагнул порог». На диване, табу- ретах и перевѐрнутых вверх дном ящиках, в которых Василий Яковлевич хранил урожай яблок, сидели и пили баночное пиво, курили и громко сме- ялись подростки. Они дурачились, матерясь, обзывали друг друга и кида- лись вещами. В домике царил хаос и беспорядок. Входная дверь была вы- бита и болталась на одной дверной петле, оконные стѐкла и рамы разбиты, немногая мебель сломана, посуда разбросана, на полу накиданы окурки. - Вы что здесь делаете? – громко спросил Василий Яковлевич. Подростки не ожидали появления хозяина дачи и молча смотрели на вошедшего. - Я спрашиваю, что вы здесь делаете? – придав голосу строгость, вновь спросил Василий Яковлевич. - Проходи, дядя, гостем будешь, - проговорил один из подростков и после его слов все дружно засмеялись. - Гостем будешь, ха-ха-ха! – смеялся своей собственной шутки гово- ривший подросток. - В гости приехал, хи-хи-хи! – смеялась рыжая и нетрезвая девчонка. - Дедушка к нам в гости приехал из деревни, гы-гы-гы! – смеялись и другие подростки. - Это надо сфотографировать, как дядя к нам в гости приехал, - громко смеясь, проговорила сидевшая на диване одна из девчонок и навела на Василия Яковлевича объектив мобильного телефона. 137

- Вы зачем рамы и стѐкла разбили? – повысил голос Василий Яковле- вич. - Дедушка рассердился! - Дедушка нас сейчас всех накажет! - В угол поставит и ремнѐм надаѐт! – сквозь смех стали выкрикивать подростки. «Наркоманы они что ли? Или пьяные? – подумал Василий Яковлевич. – А детишки-то не из бедных семей, - пришѐл он к мнению, увидев на под- ростках богатое одеяние и дорогие мобильные телефоны, которые они держали в руках». Подростки продолжали смеяться и выкрикивать пош- лости. - А ну марш отсюда, а то я вашим родителям расскажу, как вы себя ве- дѐте! – прикрикнул он на них. - Иди ты, дядя, сам отсюда. Не съедим мы твою дачу. А родителей сво- их мы уже давно не боимся, - проговорил один из подростков, и демон- стративно развалившись на диване, стал пить баночное пиво. Другой под- росток засмеялся его шутке и, вынув из кармана джинсовых брюк пачку дорогих сигарет, закурил. - Если вы сейчас же не уйдѐте, я вызову милицию, - проговорил Васи- лий Яковлевич и для большей убедительности достал мобильный телефон. - Ого! Дядя-то с навороченной мобилой! А ну, дай-ка я посмотрю, что у тебя за аппарат? – перестав смеяться, проговорил всѐ тот же подросток и, поставив в сторону банку с пивом, попытался вырвать у Василия Яковле- вича из руки телефон, но тот ловко отклонил его руку. – А дядя-то ещѐ брыкаться вздумал! – проговорил он и вновь стал отнимать у Василия Яковлевича телефон. В тот же миг сидевшие подростки вскочили со своих мест и наброси- лись на Василия Яковлевича. Понимая о том, что в маленьком и тесном дачном домике ему от навалившихся на него подростков не отбиться, Ва- силий Яковлевич выскочил на улицу, набирая на ходу номер телефона милиции. Подростки выбежали следом и, выкрикивая ругательства, нача- ли бить Василия Яковлевича. Он, бывший спортсмен, стал обороняться, но силы и возраст были не равными. Его били по лицу и голове, в живот и по спине, навалились на руки, сковав движение, обхватили за ноги. Вскоре Василий Яковлевич устал и под многочисленными ударами, сыпавшимися со всех сторон, упал. Основанная на бессознательном подчинении боль- шинству, ликующая и улюлюкающая, лишѐнная чувства жалости, впавшая в азарт и обезумевшая толпа, избивала руками, ногами и выломанными из забора палками лежавшего на земле окровавленного и умирающего человека… Почувствовав вкус крови, ощутив стадный инстинкт, голодная стая никак не могла насытиться. Окровавленный извозчик, выронив из рук плеть, из последних сил полз по снегу, пытаясь спастись, но волки, дико и страшно рыча, не давая ему никакой надежды, рвали на части его плоть. 138

Расправившись со своими жертвами, волчья стая скрылась в лесу, изредка напоминая о себе лишь протяжным и далѐким воем. Вскоре поднялся сильный ветер и пошѐл снег. Разыгравшаяся не на шутку метель замела зимнюю дорогу, лозиновые вехи и волчьи следы. И только сиротливо стоявшие занесѐнные снегом сани напоминали о той страшной трагедии, которая произошла здесь в зимнем заснеженном поле под молчаливым взглядом звѐздного ночного неба. ОЛЬГА БУГРИМОВА (биографическая справка – в разделе «Поэзия») КОЖЕУРОВ Рассказ В послевоенное время в районное отделение милиции пришѐл работать бывший фронтовик Павел Кожеуров. Человеком он был смелым, судя по орденским планкам на кителе. Участок ему из-за разбросанности населѐн- ных пунктов достался большой. Туда же входила и наша деревня. Молодой и рьяный парень лихо взялся за наведение порядка в отведѐн- ной ему территории. Через некоторое время его имя стало наводить страх на тунеядцев, хулиганов и особенно на самогонщиков. Надо сказать, что самогоноварением занимались все поголовно и все- гда. Не изжит этот порок на Руси и сейчас, а даже, кажется, получил широ- чайшее распространение. Кожеуров лично на своѐм грохочущем и чихающем «козле» приезжал в деревню внезапно, заходил в первый попавший дом и грозно спрашивал: - Самогонка есть? - Что ты, Пал Петрович! На кой ляд она сдалась нам? – дрожащими голосами отвечали хозяева. Но участковый точно знал, что они давно за- нимаются столь незаконным делом. Не глядя на хозяев, без всякого ордера на обыск, милиционер начинал осматривать избу. Нюх на брагу у него был получше, чем у собаки-ищейки. Где-нибудь в углу, под грудой набросан- ного хламья, он находил корчагу с брагой и, пыхтя от натуги, молча, выно- сил еѐ на улицу. Под сокрушѐнные взгляды обомлевших от ужаса хозяев, Кожеуров демонстративно выливал содержимое на землю, победоносно поворачивался и, грозя указательным пальцем перед побелевшими от страха лицами хозяев, садился в свой «козѐл» и уезжал в другой конец де- ревни. 139

Его тактика приносила свои плоды. Никто не мог предугадать ход его мыслей и действий. Но по деревне моментально проносился слух, что при- ехал «сам Кожеуров!» и уже начал обыски. Самогонщики срочно прекра- щали своѐ производство, унося и аппараты, и брагу, и готовую самогонку в кусты – место, заросшее ивняком и высокой травой. А зимой прятали всѐ куда- нибудь в хлев или под насест курам. Но дотошный милиционер и там находил принадлежности самогоноварения. Спрятать от него практи- чески было ничего нельзя. В это время мой отец работал председателем колхоза. Он тоже был фронтовиком, имел несколько контузий и ранений. В биографиях Коже- урова и папы было много общего: крестьянские дети, фронтовики, вое- вавшие на соседних фронтах, работяги, каких поискать. Естественно, они крепко дружили. А дружба началась с одного, довольно неприятного случая… По русскому обычаю, в деревнях широко, с размахом справляли все праздники: Вербное воскресенье, Пасху, Красную горку, Троицу. К рели- гиозным праздникам прибавлялись ещѐ и советские. Работать было неко- гда. Праздники переходили в похмелье, и, не успев отойти от одного, люди находили повод веселиться на другом празднике. Папа понимал, что про- зеваешь с посевом день весной, останешься голодным на целый год. Уго- ворить выйти в поле никого было невозможно. Все словно сошли с ума. И вот в день, когда папа приехал из полей, увидел такую картину: на бугре – месте, где проходило очередное гулянье, звучали песни, танцевали краковяк, разрывалась гармошка от музыки. На папины уговоры выйти в поле на сев никто не реагировал. Он убеждал, горячился, доказывал, но всѐ тщетно. Говорил, что уполномоченные из района не дают житья, торопя его срочно сеять. Будучи человеком вспыльчивым, папа побежал домой, взял ружьѐ и бегом вернулся на бугор. Бледный и возбуждѐнный, он вы- стрелил в воздух. Мгновенно наступила тишина, а затем народ начал в страхе разбегаться. Папа в гневе кричал, чтобы завтра все были поле. Мама в это время занималась нами, детьми. В дом вбежал глухонемой парень, которого в деревне звали Быбыкой и жестами начал показывать ей, что папа с ружьѐм гоняет народ. При этом Быбыка сгибал большой указа- тельный палец правой руки. Всем было известно, что папа получил ране- ние на войне в руку и у него не сгибался палец. Мама по жестам поняла, что нужно спасать людей и, бросив нас, помчалась к месту сборища. Чуть раньше, услышав выстрел, туда подъехал Кожеуров и застал папу с ружь- ѐм, опущенным дулом вниз. Фронтовик плакал, спрашивая неизвестно кого: -Что мне с ними делать? Что делать? Ведь земля высыхает. Подбежала мама и, увидев плачущего мужа, прижала его голову к себе, и, гладя его по волосам, уговорила пойти домой. Папа послушно пошѐл с ней, как ребѐнок. Участковый ехал за ними следом, не вмешиваясь и не 140

комментируя происшедшее. Оставив машину у двора, он следом за ними вошѐл в дом… Уже за столом, они долго о чѐм-то говорили. Не знаю, пожалел ли Ко- жеуров папу, увидев нас в доме, один другого меньше, или проникся его проблемами, но в район он ни о чѐм не доложил. И их дружба продолжа- лась до папиной смерти. А в тот день милиционер посадил моего трѐхлет- него брата на колени и спросил: - Ну что, малец, самогонка в доме есть? -Есть, дядя Пася. Под кловатью стоит,- ответил трѐхлетний Коля. Все замерли, не зная, чего ожидать от участкового. -Неси, пить будем с мужиками, - с усмешкой глянул Кожеуров на всех. И в этот день Кожеуров с папой так надрались самогонки, что дедушка никуда не отпустил милиционера. Для нас каждый приезд «дяди Паси» был праздником. Он заходил в дом в красивой форме, снимал с головы фуражку и торжественно водружал еѐ на радостного Колю. А нас, девчо- нок, одаривал конфетами и блестящими, обтянутыми желтой фольгой, шарами на резинке. И мы в диком восторге носились с «золотинками» по комнате, не давая никому покоя. Женщины тут же доставали из печки щи, картошку, жирные томлѐные блины. А напоследок бабушка вытаскивала сковороду печѐных, в коричневых крапинках яиц, издававших аромат на всю избу. Печѐные яйца были любимым блюдом «дяди Паси». И в допол- нение ко всему, дедушка торжественно доставал четверть с мутноватой жидкостью- самогоном. При всей строгости, и я бы сказала, удальства, Кожеуров никого не обидел несправедливо. Понимая, что в деревне самогон является жидкой валютой для расчѐта за услуги: привоз сена или соломы, вспашку земли, колку дров, Павел Петрович снисходительно относился к многодетным семьям и вдовам. Но никогда не щадил заядлых торговцев зельем. Он был лучшим «Анискиным» в нашем районе. Спустя много лет, он стал начальником районного отделения милиции и ещѐ строже следил за законностью и правопорядком. Но высокая должность районного масшта- ба не испортила его светлую душу и честную репутацию. Прослужив в органах милиции полвека, он ушел на заслуженный отдых. И, как частное лицо, часто приезжал в деревню порыбачить со знакомыми мужиками. 141

ЯКОВ ШАФРАН (биографическая справка – в разделе «Поэзия») БОМЖ Рассказ Василий неспешно брел по мосту, что широко раскинулся над железной дорогой и далее над речкой, сейчас, зимой, заметенной снегом, и оттого кажущейся широкой, а летом – мелководной, зажатой разросшимися дере- вьями и кустарниками, все более наступающими на нее, заполоненной водорослями и затянутой тиной. А ведь он еще на своем веку помнил реч- ку более широкой и более чистой. Знающие люди говорили, что лет сто пятьдесят тому назад, она была полноводной и красивой, в ней водилась рыба, а в жаркие дни здесь у моста было массовое купание горожан. Он любил мост. Если очень медленно идти по нему, останавливаясь и подолгу глядя на темные застывшие фигурки любителей зимнего лова, то так можно было провести минут пятнадцать времени в один конец. А если по два раза туда и обратно, то и час времени можно было убить. Ведь ему некуда было спешить. Василий любил мост еще и потому, что по нему обычно шло гораздо меньше людей, чем по улице. Нет, он любил людей, но боковым зрением подмечал, как они непроизвольно старались обойти его, а если это не поз- воляла уличная скученность, то хотя бы отвернуться. Только бродячие кошки и собаки не чурались его. Чуть поодаль за рекой – его родной завод, на котором Василий прорабо- тал токарем почти пятнадцать лет. Все также стоят корпуса, трубы, и про- ходная – на месте. Утром также торопятся пройти в нее люди – правда, их становится все меньше и меньше. Что-то иногда вывозят с завода на гру- зовиках – подмечал Василий – значит, работа какая-никакая идет. А вот в его времена завод все три смены кишел людьми. На то и слово такое – за- вод, завели и работает. Последние годы, а ныне – и более того, завод стал кончаться, ослабла пружина, некому и нечем стало завести… Однако, когда Василию надоедало ходить по мосту взад и вперед, он возвращался на улицу. Он старался держаться ближе к местам, где можно было найти пропитание, спасаясь в холода и непогоду трассами тепло- снабжения, подъездами домов с чердаками, в которые в дневное время, если повезет, можно было зайти вслед за милосердным или, наоборот, безразличным жильцом. На свалках, куда частенько выбрасывали старую деревянную мебель и строительный мусор, можно было найти, наломать и натаскать в укромный угол деревяшек, и, запасясь заранее кипой газет, разжечь небольшой костер. Но это только в сухую зимнюю, позднеосен- 142

нюю или, наоборот, ранневесеннюю, опять же, сухую погоду. А вот в зимнюю ростепель, какие сейчас все чаще и чаще бывают, или в промозг- лое межсезонье, когда все, в том числе и газеты за пазухой, отсыревает, костер уже не разжечь. В благодатную же летнюю пору Василий, поев, уходил на берег реки и там бродил или спал на траве до тех пор, пока снова не захочется есть. Тут в километре в спальном районе был старый двухэтажный дом, из тех, что строили пленные немцы после войны. Дом был уже расселен, но его на протяжении двух лет почему-то не сносили. Этажи были отключе- ны от электричества, от газо- и теплоснабжения (внизу все было «заверну- то», а газовые и водопроводные трубы с батареями, как и прочие атрибуты жилого помещения, тут же буквально за ночь вынесли рачительные дач- ники и городские огородники). Но в подвалах было тепло – забыли, види- мо, по рассеянности или еще по каким-то неведомым причинам отключить горячую воду. В доме этом и ночевали местные «бомжи»… Однако дом вчера все же снесли. «Бомжи» разбрелись кто куда. Василий же, однолюб, пока никак не мог стронуться с привычных мест, с которыми у него много было связанно по жизни. Но ночевать-то где-то нужно было – зима ведь на дворе. Что делать? На всех подъездах на сейчас – кодовые замки – не зай- ти. А если даже дождаться пока кто-то выходить или заходить будет, то не пустят, прогонят прочь «вонючего «бомжа». Да даже если и зайти – с пло- щадки прогонят, а проходы на чердаки и райские места – подва-лы – за- крыты на прочные замки. Остается только, если кто-то из милостивых жильцов или дворник пустят в подвал переночевать, согреться, а то и пожить, как в собственном доме. Но вероятность этого невелика… Можно было бы на теплотрассе пристро- иться – тут участок недалеко над землей проходит. Но мороз сегодня креп- кий и ветер сильный, от которого не укрыться… Да… хорошо, когда тепло. Костер бы сейчас не помешал. И чтобы го- рел, не угасая, и греться, греться возле него, выгреть всю стужу из тела, избыть эту хроническую застарелую дрожь, ставшую уже внутренней дрожью, дрожью, казалось, каждой клеточки. Представил Василий этот костер, в огне горящие поленья, вспомнил, как в детстве любил смотреть в топку печки – жили они в частном доме, – слушать, как потрескивает огонь, любил бросать в него старые газеты и наблюдать, как они, охвачен- ные голубыми языками пламени, разворачиваются, на миг еще сохраняя свои письмена, и рассыпаются в пепел. Однажды, будучи еще несмышле- ным пацаном, бросил он в огонь рублевую бумажку, а мать увидела и всы- пала ему. Но успел он увидеть – красиво горел рублевик, совсем не так, как газетная бумага. Потом мать объяснила, сколько всего она могла ку- пить ему на этот рубль. Вася долго переживал… Деньги горят красиво, и в прямом и в переносном смысле. Так и сгорели в большой, страшной, но невидимой – мерзнущий Василий все никак не мог подобрать слов для названия – той «печи», сгорели все их с женой Ан- 143

тониной сбережения. Только тогда, в начале девяностых, не сами они бро- сили деньги в «огненное жерло», а эта, как потом выяснилось, ненасытная «печь» сама втянула их – и не только их, а миллионов людей – деньги в свое чрево. А те немногие, что были в наличии на руках, как и зарплаты, вмиг обесценились. Суммы, достаточной для покупки цветного телевизора с большим экраном и хорошего холодильника в купе с ним, теперь хватало лишь на несколько буханок хлеба. Хорошо еще, что детей у них не было! Подбила Василия жена тогда, в девяносто четвертом, вместе податься в «челноки». И подались, стали на пару ездить в Турцию, возить оттуда тю- ки с баулами, набитые вещами и обувью, и торговать на рынке. Первые два дня торговли, как сейчас помнил он, прошли бойко – Антонина энер- гично призывала покупателей, могла преподнести им товар с лучшей сто- роны… А на третий день подошли к ним трое крепких улыбчивых ребят. – Хорошо работаете,– говорят,– мы тут наблюдали. Пора и делиться – без охраны сейчас никак нельзя. Могут обидеть нехорошие люди и сильно. Будете нам «отчинять» столько-то и столько-то – никто и близко к вам не подойдет. Торгуйте на здоровье хоть до второго пришествия! Не понял Василий – не то, что они имели в виду,– не понял, зачем и по- чему они с женой должны отдавать «кровно заработанные» кому-то, ника- кого отношения не имеющему к их труду. Заартачился он, а те – еще настойчивее. Заартачился Василий еще сильнее, а у ребят тех не только улыбки сошли с лиц, но и порозовели они сильно тогда. Василий ни в ка- кую – «Нет!– говорит.– Пойдите прочь, бездельники! Ни гроша вам, огло- еды, не будет!» Изрядно побили они тогда Василия. Антонина кричала в голос, но никто на подмогу так с места и не сдвинулся. Избили так, что все внутри отбили. Деньги все, что были к концу рабочего дня (а день тот был намного удач- нее первых двух) отобрали, и из товара все, что приглянулось, прихватили, а остальное свалили с прилавка и вешалок в грязь – накануне всю ночь лил дождь… Холод забирался вовнутрь, и от него никуда не деться. Из тамбура ближнего супермаркета его вчера выгнал заступивший вечером охранник. Он же сегодня и днем до самого вечера дежурит. Злой очень – не пустит… Нужно идти до дальнего крупного магазина – в мелких нет таких, обогре- ваемых воздухом тамбуров, – а это с километр будет. Сильный мороз да с ветром сегодня. Эх, согреться бы получше. Костер бы вечерком в укромном уголке раз- вести, благо кипу газет он вовремя на свалке из рук почти подхватил, да рассовал их за пазуху, да по карманам. Да-а-а, хорошо бы напитаться теп- лом, да до ночлега добраться – через плотину километра два-три будет. Там дворничиха знакомая добрая живет – из тех, кто один на миллион,– в подвал пустит. Переночевать: день и ночь – сутки прочь. Само по себе расстояние-то небольшое, когда был здоров и не «бомже- вал», мог пройти за двадцать минут. Даже с тюком вещей хаживал. А сей- 144

час, дай Бог, минут за сорок добрести на больных ногах и с больной пояс- ницей – да и то, если ветер в спину. Да, натаскался он в свое время хорошо. И сказать – шесть лет «челно- чил». Но однажды в двухтысячном, когда в очередной раз ехали из Тур- ции, решил не распаковывать большой тюк и не распихивать по сумкам вещи, чтобы не терять времени, а взвалил его на плечи и понес к термина- лу. И то ли слишком тяжелым он оказался – утрамбовали больше обычно- го, то ли повернулся не так, а что-то вдруг оборвалось внутри у Василия, в глазах потемнело от сильной боли в животе. Бросил он тюк наземь и опу- стился рядом с ним не в силах подняться. Пришлось жене просить помо- щи, чтобы довезти его до больницы, благо уже на своей территории были. А там, в больнице врачи определили – разрыв тонкой кишки. Видно Васи- лий от побоев рекетирских так и не оправился, а где слабо, как известно, там и рвется. Василию удалили часть кишечника, под страхом смерти запретили под- нимать тяжелое и прописали строгую диету. С тех пор Антонина стала «челночить» одна, а он торговал на рынке. Вот как раз на том месте, где он сейчас и идет в дальний супермаркет. Только раньше рынок был вещевым, а теперь – продовольственный. Да и тот вскорости собираются сносить и строить вместо него торговый центр или, как сейчас любят говорить, ад- министративно-хозяйственное здание. Рядом с рынком – мусорный контейнер ближнего супермаркета, куда раз, а то и два раза в день выбрасывают негодные продукты. Возле «пасут- ся» нищие пенсионерки, у которых пенсии такие, что после оплаты ком- муналки не хватает на питание, или наоборот. К контейнеру и «бомжи» подтягиваются «ловить куски с барского стола» – все же пенсионерки из милости дают им кое-что, и подбирать оставляют. Иногда, если повезет, выносят невесть откуда еще – тут уж у «бомжей» пир. Вот и сейчас две старушки – одна высокая, плотная и широкоплечая в коричневом платке, из-под которого выбиваются седые пряди волос, в се- ром халате поверх тонкого пальто и в латаных-перелатаных сапогах; дру- гая щупленькая, худенькая, невысокого роста в белом вязаном платке, как- то особенно повязанном на голове, в длинном темно-синем потертом паль- то и в явно не по размеру больших ботинках, по лицу скорее татарка – ко- пошились в контейнере, встав на цыпочки и двигая локтями над головой. Василий, отроду метр девяносто, подошел и отодвинул озлобленно за- шипевших на него старух, сгреб содержимое контейнера, сколько мог, и вывалил на снег. Женщины, разобравшись, что он не враг и не соперник им, стали дружно рыться в куче. А Василий в порыве благодушия накло- нил контейнер и, повернув его, опер на лежавший поблизости ящик. Те- перь рыться в нем и доставать содержимое стало проще. Быстро разобрав кучку на снегу по сумкам, пенсионерки подошли к контейнеру, и они втроем – на добро нужно отвечать добром – стали вытаскивать из него и сильно побитые яблоки, и банки просроченной морской капусты, и обрез- 145

ки заветренной то ли колбасы, то ли ветчины, и подгнившие бананы, и зачерствевший распакованный хлеб, и раздувшиеся пакеты кефира и ря- женки. Женщины складывали все это в сумки, Василий же, которому все это нести было некуда, набил небольшой пакет – на ужин и на завтрак, а пообедал на месте. Так они втроем «оприходовали» весь суточный выброс из супермаркета. Повезло сегодня – раньше времени, наверное, вынос про- дуктов сделали, народ не успел собраться. Когда подошли припозднивши- еся старушки и двое «бомжей», то ничего съедобного уже не осталось. Ва- силию стало жалко их и он, не раздумывая долго – такой он был человек – раздал бедолагам весь небольшой запас и направился к супермаркету. Су- етливо заторопились прочь и минималпенсионерки. Василий шел по улице, на противоположной стороне которой стоял дом, где он раньше жил, когда еще был женат. Или – как правильнее ска- зать?– где он раньше был женат, когда там жил? Вот и окна и балкон зна- комые (хотел сказать «родные», но даже внутренне не смог – какие род- ные? – уже столько времени прошло, да и давно отвык соотноситься с та- кими атрибутами уютного бытия, как квартира. Да… Разладилось у них тогда с Антониной. И понятно-то все по- человечески. Источника материального другого не было, а с него, инвали- да, какой прок? Только и годен, что за прилавком сидеть, в лучшем случае стоять. А ей и туда ехать, и там бегать и искать, покупать да волочить, а потом все это – домой, да на рынок и с рынка (тогда складов на рынках еще не было). И везде деньги платить, а их на все не напасешься, и так не густо. Ну вот, поездила она, натаскалась с год, да и нашла себе молодого помощника – мужика сорока трех лет из области, моложе себя на пять год- ков (Василий-то был старше ее на шесть лет). Она познакомила их, пред- ставила: «Вот – помощник! А заодно и сам-с-усам, «челноком» научится (а чего там учиться?), и нам будет помогать, и себе деньги зарабатывать. Ко- роче говоря, вроде так они договорились – он ей помогает таскать, а она его обучает всему «челночному» ремеслу, «натаскивает». Стали они ез- дить вдвоем, а Василий на рынке сидел и товары обоих продавал. Так они и жили. Помощник поначалу уезжал в свой район – городок находился в часе езды от автовокзала, не так далеко. А потом стал все чаще оставаться у них ночевать, надоело мотаться туда-сюда. И Василий пони- мал, не возражал. А через полгода Евгений – так звали его – и вовсе посе- лился у них на постоянное житье-бытье… «Что-то то ли мороз все крепчает, то ли ветер такой холодный – до ко- стей пробирает»,– думал Василий. Он поднял воротник куртки – одно название, пора было во многих местах ее, разорвавшуюся, зашивать,– за- пахнулся поплотнее, скрестил руки на груди – все теплее. Навстречу шла пара – мужчина и женщина, оба лет сорока, в дубленках и меховых шапках, веселые. Идут, смеются. Увидели его, смех, видимо, застрял в горле, потупились. Прошли молча мимо… и Василий мимо – каждому свое… 146

– Теперь эта комната будет твоя,– сказала однажды Антонина, показы- вая в сторону бывшей дочерней, где жил Евгений. Василий было «рыпнулся», зашел в бывшую с их женой спальню, но там были уже не только вещи «соседа», но и он сам, глядевший своими ясными серыми глазами. А под короткими рукавами футболки перекатывались крупные ядреные мускулы. – Ну что тебе, Василий? Живи, живи в той комнате. Тепло, сытно. Что еще нужно? Живи!– молвил. Все понял он, молча перешел в отведенную ему комнату. Да и что мог инвалид поделать – любовь зла! И зажили они втроем в двухкомнатной квартире, которую Василий получил от завода. Так прошло еще полгода. И как-то Антонина говорит: – Вась. Ну что тебе на рынке мужику на шестом десятке да инвалиду сидеть? Отдыхай дома! – А торговать, кто будет? – Да мы сами и будем. Вот тут-то и засосало у него под ложечкой. Как прошибла догадка – худо будет! Он знал, ежели баба чего захочет, все сделает. Но догадка до- гадкой, а жить-то нужно. Торговлю у него отобрали, а вместе с ней и долю от дохода за работу. Денег не стало, до трудовой пенсии еще далеко, а пен- сия по инвалидности – «курам на смех». Устроился Василий вахтером на четыре с половиной тысячи – в охранники его не взяли по состоянию здо- ровья и по возрасту. В сумме вместе с пенсией хватало на коммуналку – половину от общей платы за квартиру и услуги платил он – и на питание, более ни на что не оставалось. Все бы ничего. Жил бы хворый в тепле да в относительной сытости. Да не тут-то было… «Что же за холод сегодня?– Василия бил озноб, зуб на зуб не попадал. Хорошо, что супермаркет уже рядом. Он вошел через автоматически от- крывающиеся двери и забился в угол, поближе к решетке воздуходува, из которого потоком лился спасительный теплый воздух. «Слава Богу!» – подумал Василий, встал лицом к решетке, стремясь вжаться в стену, слиться с ней, стать как можно менее заметным. Тепло, хорошо, стала постепенно уходить хроническая зябкость – рай! «Как бы подольше меня не трогали, чтобы прогреться, как следует. До по- хода через плотину к дворничихе еще остается часа два. Раньше ее дома не будет еще». Задремал Василий, научился дремать как лошадь, стоя. Сквозь дрему слышал, как открывались и закрывались створки автоматических дверей, как рядом, со стороны переулка открывалась и закрывалась дверь простая, слышал шаги, говор, смех людей, шелест шин и мягкий рокот моторов проезжающих машин. Сменяя один другой, наплывали дремот- ные образы и растворялись, почти не осознаваемые, оставляя после себя лишь тяжесть на душе. Временами дремота отходила, вот и сейчас в ответ 147