АЛЬМАНАХ "КОВЧЕГ" Выпуск 1

- Хорошая. Фѐдор Захарович, работница твоя Прасковья Кара- сѐва, - заговорил председатель совхоза, обращаясь к бригадиру, когда все женщины вышли из правления. - Да, - утвердительно закивал головой бригадир, - уйду я, Мит- рий, на пенсию, ты взамен меня бригадиршей ставь Прасковью. Она девка бедовая! - Это ты, Захарыч, точно подметил, бедовая, – председа- тель заулыбался, вспомнив, как на свадьбе агронома и учитель- ницы Прасковья без устали пела частушки и плясала, отбивая че- чѐтку модными лакированными туфлями. – Ей бы поучиться не- много, а там, глядишь, и на моѐ место, председателем совхоза, пошла бы. Бедовая! – улыбаясь, повторил председатель. Работа по заготовке сена шла бойко. Через весь необъят- ный луг протянулись новые ряды скошенных свежих валков тра- вы, а на краю поля вырос огромный стог сена. Ближе к вечеру за сеном приехала автомашина. Водитель, весельчак и балагур Мишка Трифонов, смеялся без устали и рассказывал анекдоты. Выждав удобный момент, он хватал первую попавшуюся под ру- ку женщину и с хохотом под дружные женские визги и крики ва- лился с нею в пахучее сено. - Эй, Захарыч, - обратился он к бригадиру, - брошу баран- ку, чесслово брошу и на твоѐ место – бригадиром, к бабам! - Тю! – кривился от смеха бригадир, - чай можно-то тако- го козла, как ты, в огород запускать?! - Приходи, Мишка, приходи! Мы тебя быстро перевоспи- таем! Как шѐлковый у нас будешь! – смеялись женщины. За разговорами не заметили, как загрузили сено и всей бригадой залезли в кузов на сено. По дороге пели русские песни о тяжѐлой женской доле, о рябинушке, а затем Прасковья затянула про казака с казачкой и все подхватили эту песню. Даже Мишка, высунув из кабины свою кудрявую голову, подпевал женщинам во весь голос. Вдруг старый «газик» подпрыгнул на кочке и сильно тряхнул всех сидящих в кузове пассажиров. Нагруженное верхом сено накренилось и сидевшая с краю Прасковья, вылетев из кузо- ва, грохнулась о землю. Услышав душераздирающие женские крики, Мишка резко остановил машину и бледный как полотно кинулся к не подававшей признаков жизни Прасковье. Бригадир мигом отправил одну из женщин в медпункт за доктором. Вскоре 202

полупьяный совхозный конюх Митька привѐз на лошади доктора – поволжского немца Германа Генриховича, прозванного в наро- де Гермагенычем. По его распоряжению Прасковью аккуратно уложили в телегу на сено и повезли домой. В избе Карасѐвых со- брались соседи и женщины из полеводческой бригады. Многие из них плакали, другие выдавали свои чувства редкими вздохами. - Видимо у неѐ сильное сотрясение мозга или ушиб головы, - тихо произнѐс Гермагеныч, осматривая Прасковью. - Может «скорую» вызвать и еѐ в больницу отправить? – выти- рая слѐзы, спросила у него одна из женщин. - Ни в коем случае не беспокоить, - запротестовал доктор. – Да и нет смысла. Укол против столбняка я ей сделал, а тревожить еѐ сейчас нельзя. Я звонил в больницу, разговаривал с главным вра- чом. Если утром ситуация не улучшится, то они вышлют «ско- рую». – Доктор аккуратно приподнял Прасковьину руку и, при- щурившись, стал внимательно рассматривать локоть. – Не пойму, что у неѐ с рукой? По-моему, перелома нет, но очень сильный ушиб локтя, - рассуждал он. Затем подошѐл к сидевшему на табу- ретке с детьми на коленях Прасковьиному мужу. - В общем, так, Александр, я от тебя скрывать ничего не буду. Положение с Прасковьей двоякое. Или она очнѐтся к утру, и мы еѐ сможем отправить в больницу, или… - Гермагеныч сжал рукой плечо Александра. Сидевшие в избе женщины заголосили. - Цыть, бабы! – прикрикнул на них бригадир Фѐдор Захарович и подошѐл к Александру. – Ты, Санѐк, не волнуйся. Меня, помню, на фронте взрывной волной так шарахнуло, что я с крыши одного дома у Будапеште упал. Неделю валялси мѐртвым, без памяти, а потом ничего очнулси, – Фѐдор Захарович затряс бородой, а из глаз его покатились слѐзы, – и Прасковья твоя, тоже очнѐтся. Вон, вишь, веко-то у ей дѐргается, а раз веко дѐргается, то должно быть очнѐтся. Откуда-то из появившегося вдруг яркого света к Прасковье подошла незнакомая женщина и поманила еѐ рукой. Прасковья встала и с удивлением увидела себя ещѐ одну, ту, которая про- должала лежать, увидела сидящих возле неѐ людей, а затем, пройдя мимо мужа и детей, пошла за незнакомкой. Они вышли из двери, и пошли по мраморной лестнице вверх к яркому свету. Вышли на улицу в дурманящий запахом спелых яблок и цветов 203

благоухающий сад. За садом возвышался огромный с позолочен- ными куполами Храм, отгороженный высоким белокаменным забором с железной дверью. У стены на лавочке сидели Прасковьины родители. Отец был одет в белую рубашку- косоворотку, а мать в блузку и длинную тѐмную юбку. На голове у неѐ был повязан платок. - Здравствуйте, батюшка и матушка, - поздоровалась с ними Прасковья, - как вы здесь оказались? - Да вот, доченька, тебя встречаем, - проговорил отец, а мать, молча, вздохнула и прикрыла что-то цветным рушником у себя на коленях. Подошла та же незнакомая женщина и раскрыла перед Прас- ковьей толстую книгу. - Вот, видишь, Прасковья, это Книга Жизни. Сейчас посмот- рим, записана ты в ней или нет? Поняв, где она находится, Прасковья заплакала и упала перед женщиной на колени. - Матушка, отпустите меня обратно, у меня дети малые остались, кто же их растить-то будет? Муж целый день в поле работает, да и как ему без меня-то? – голосила Прасковья. – А я за вас буду всю жизнь Бога молить, и за родителей молиться буду, и за детей. Всю жизнь в церковь ходить буду. К Прасковье подошла мать и достала из-под рушника икону Христа – Спасителя. - Возьми, доченька, икону и поставь еѐ обратно на то ме- сто, откуда ты еѐ убрала. Это наша семейная икона, на неѐ ещѐ моя бабушка, твоя прабабушка молилась. И в церковь ходи обяза- тельно каждое воскресенье, за нас Богу молись, а мы за тебя здесь молиться будем. Прасковья взяла икону, дрожащими руками прислонила к своему лицу и стала целовать, а затем прижала к груди. Стоявшая рядом незнакомка отложила в сторону Книгу Жизни и чуть при- открыла железную дверь в белой ограде храма. - Взгляни, Прасковья, - это рай! – Впервые улыбнулась она. Из приоткрытой двери в лицо Прасковьи, лаская теплотой, ударил золотой луч света, и … она открыла глаза. В еѐ лицо сквозь незашторенное окно светило яркое солнце. Было утро сле- дующего дня. 204

- Как долго я спала, - вставая с постели, проговорила она. Задремавший на стуле подле неѐ муж проснулся, помог подняться с кровати, а затем обнял и заплакал беззвучно, роняя скупые мужские слезы. Узнав от мужа, что с ней произошло – сама она не помнила момент падения, Прасковья поплакала не- много, а затем, вытерев слѐзы, достала из гардероба хранившую- ся там икону Христа – Спасителя, ту самую, что показала ей, то ли во сне, то ли наяву мать, и поставила еѐ на прежнее место в Красный угол. Затем на удивление и страх мужа – не помешалась ли после падения – начала неумело креститься и молиться. Помо- лившись, Прасковья подошла к спящим детям и так же неумело их перекрестила, а затем каждого расцеловала. В правлении совхоза было шумно. Увидев вошедшую Прасковью, все замолчали. Первым заговорил председатель. - Что же вы на работу пришли, Прасковья Егоровна? От- дохнули бы, отлежались. Об оплате можете не волноваться, все дни вам оплатят. - Нет, нет, что вы, Дмитрий Васильевич, вы же сами гово- рите, что июль на дворе, а июль – пора сенокоса, - отмахнулась от него Прасковья. - Прасковья, можа тебе Гермагенычу показаться, пущай бы он тебя обследовал, а опосля и на работу можно, - проговорил бригадир. - Нет, Захарыч, мне теперь не к Гермагенычу, мне теперь к другому врачу ходить нужно, - проговорила Прасковья и взгляну- ла на Анастасию Сорокину. - Тѐтка Настасья, вы завтра в церковь пойдѐте? - Да пойду. Завтра воскресенье и будет большой праздник Петра и Павла. - Можно я с вами? - Можно, - кивнула головой Анастасия, – Храм Господень для всех открыт. *** Служба заканчивалась. Прасковья ещѐ раз поклонилась Спаси- телю, подошла к кресту и вышла из Храма. На улице толпились прихожане. Многие, в основном женщины и старушки, под коло- кольные перезвоны накладывали на себя крестные знамения и 205

кланялись, крестились и немногие находившиеся около Храма мужчины. Прасковья тоже осенила себя крестом, поклонилась в пояс и, развернувшись, пошла домой. Рядом с ней шли другие прихожане, многих из них она знала, они улыбались ей и радост- но кивали головами. Прасковья любила эту ведущую в Храм дорогу. По ней приносили для крещения родившихся младенцев, шли прихо- жане, славя на утренних и вечерних церковных службах своими устами имя Божие. По ней уносили после отпевания на погост отошедших в мир иной людей. Одна большая и общая для всех дорога. Вот только путь к Храму у всех разный. У каждого свой, отмеченный волей Божией, непростой, часто тернистый, иногда тяжкий, но всегда ведущий к спасению путь. 206

ЯКОВ ШАФРАН (г.Тула) Биографическая справка опубликована в разделе «Поэзия» ВСЁ В ТВОИХ РУКАХ Рассказ По аллее парка шли трое – священник, высокий и широ- кий в плечах мужчина лет сорока, с редкой сединой, в тѐмно-синей рясе и такого же цвета куртке поверх неѐ, и двое молодых людей – парень и девушка лет восемнадца- ти, оба в полуспортивных, не стесняющих движения, одеяниях. Октябрь, оправдывая своѐ звание главного художника осени, дал полную волю своей кисти, и она смело, используя всю палит- ру жѐлтых, оранжевых, красных и местами зелѐных красок, рисо- вала аллею, над которой переплетающиеся ветви деревьев созда- вали длинную сплошную арку, отливавшую всеми оттенками листьев. Земля была устлана мягкой ковровой дорожкой тех же расцветок, и стволы деревьев стояли по бокам еѐ, как колонны, местами в тени, местами освещѐнные ярким солнцем. Справа за высокой сухой травой стелилась полоса тумана, сквозь которую едва-едва виднелись деревья, а слева в ровной широкой канаве полной воды плавали редкие опавшие листья, и отражалось блекло-бирюзовое небо. Деревья отбрасывали длинные тени, ко- торые ложились поперек, создавая иллюзию ступеней лестницы. Путники вышли в сквер, прошли по ворохам жѐлтых кленовых листьев, и, продолжая разговор, присели на одну из лавочек. - Сергей, ты меня раздражаешь! - возбуждѐнно говорила девуш- ка. – Ну, почему ты не можешь успокоиться? - Почему не могу? Я могу, но не хочу! - ??? - Я столько готовился к этой сделке!.. И всѐ сорвалось… Если бы это прошло через меня, я мог получить кучу зелѐных и уже в этом месяце слетать в Париж! Ты ведь знаешь, я говорил, там в это время будет та самая престижная тусовка… А это такие зна- 207

комства, такие связи!.. Но сам виноват… Допустил оплошность, не записал номер телефона в сотовый, а бумажку, на которой он был, потерял… - Ну, что ты замолчал? – нервно спросила Ирина. - Да, ладно… - уныло проговорил Сергей. - Вот всегда так, отец Николай, - обратилась Ирина к священни- ку, - наговорит идей, наобещает кучу всего, потом замкнѐтся, не ест, не пьѐт, бегает с утра до поздней ночи, а когда возвращается, только желваки катает и глазами сверкает! И хорошо бы получа- лось что-нибудь, а то в основном так, пустое… Меня возбудит вначале, а потом раздражает очередным невезением… Теперь вот, сами видите в каком он состоянии… К лавочке слетелись голуби. Они чинно похаживали, и, оста- навливаясь, вопросительно поглядывали на людей. А между ними сновали воробьи, то, делая вид, что они уже что-то клюют, то, хитро поглядывая, замирали на месте. Ирина покрошила птицам оставшийся в кармане кусочек бублика. Крошки, как всегда, до- стались не всем, и каждая птица старалась склюнуть корм, а ино- гда прямо из-под носа у зазевавшегося соседа. Но, что интересно, они не дрались между собой! Получивший и потерявший мирно стояли рядом и ждали следующей порции свыше… - Всѐ вполне закономерно, мои молодые друзья, - приятным ба- ритоном заговорил иерей. - Человек, имеющий страстный, увле- кающийся дух, стремиться, прежде всего, удовлетворить своѐ са- молюбие через удовлетворение страстей, греховных стремлений и привычек. - Что же было греховного в той сделке, или в поездке в Париж, отец Николай?- возразил Сергей. - Мы не будем сейчас разбирать это. Давай, Сергей, лучше по- смотрим на твоѐ теперешнее состояние чередующихся раздраже- ния и печали. Вот, что нас сейчас должно интересовать, а не пра- вомерность сделки и поездки. Те состояния, в которых ты нахо- дишься, говорят о душевном неблагополучии, поэтому, может быть, лучше найти причины, приведшие к такому результату? - Это то, что нужно, отец Николай! – воскликнула Ирина. - Ну, хорошо, давайте… - тоскливо ответил Сергей. Облако закрыло солнце, всѐ потускнело, лишь золото листьев более весомо выделялось на общем сером фоне. 208

- Так вот, такой страстный, увлекающийся дух, - продолжал священник, - не добившись своего, не получив результата, внача- ле раздражается, а затем впадает в уныние и печаль. Но поскольку человек живѐт в окружении других людей, то он своей страстно- стью, раздражением, а затем тоской, оказывает на них влияние: вначале возбуждает, затем раздражает и, наконец, заражает уны- нием. - Всѐ так постоянно и происходит, - подтвердила Ирина. - Тебе всегда всѐ не нравится, - возразил Сергей. - Мы живѐм среди страстей, среди искушений, искушаемся, разжигаем и искушаем других. Всѐ это результат свободного во- леизъявления людей. - А Бог? Почему Он всѐ это допускает? – спросила Ирина. - Да, Ирина, ты права, Бог это допускает. Он позволяет демони- ческим силам искушать людей, позволяет им вызывать у людей страстный настрой духа. - Ха-ха! Вот здорово!.. – воскликнул Сергей. И, как будто в ответ на эти слова, воробьи, дотоле спокойные, сбившись в кучку, стали драться из-за чего-то съедобного в воро- хе жѐлтой листвы. - Серѐжа, помолчи, а!.. - Да, я на них… - сказал Сергей, показывая на птиц. - А зачем, отец Николай, Бог так делает? – допытывалась де- вушка. - Воля Бога в том, чтобы мы жили среди искушений и соблаз- нов. Это необходимо для того, чтобы наши слабости проявлялись. Иначе, как бы мы могли о них узнать? Так бы и жили в неведении о своих недостатках… - И хорошо бы жили! – заявил Сергей, - Всѐ, чего хотели бы, достигали, как в раю!.. - Да, как невинные дети, как девственные дикари на далѐком острове… А когда нагрянули бы нежданные, непредвиденные трудности, все бы и сломались, и погибли, - сказал отец Николай. - Интересно… Я ведь в университете изучал культуры Австра- лии и Полинезии… - сказал Сергей и впервые внимательно по- смотрел на иерея. - Повторяю, Бог допускает это, чтобы мы узнали о своих слабо- стях, и начали их преодолевать, укрепляясь и вырабатывая в себе иммунитет против искушений. Бог желает нам только добра, ибо 209

любит нас, Он хочет, чтобы мы изжили в себе наши слабости, чтобы мы выработали в себе устойчивость к искушениям и со- блазнам и психологическую устойчивость в трудные периоды жизни! - Отец Николай, а как бороться со всем этим, с искушениями, слабостями?.. – спросила Ирина. - Никак! - снова заспорил Сергей. - С одной стороны Сергей не прав, а с другой в его возражении есть доля истины, - ответил священник, - Конечно, нужно изжи- вать свои слабости, заменяя их сильными и хорошими качества- ми. Только вот бороться бесполезно, всякая борьба, как показы- вает практика, только укрепляет злой страстный дух, живущий в человеке, воюя с ним, человек его никогда не изживѐт! - А, что делать тогда, как быть? – не успокаивалась девушка. - Внешним образом нельзя уйти от искушения, - продолжал отец Николай, - это можно сделать только внутренне с помощью правильного душевного настроя и через последующее получение благодати Божьей, которая связывает проявление греха и человек получает прощение. - Я ничего не понял… - сказал Сергей, глядя на иерея. - А хотел бы понять? – спросил тот. - Я люблю логику, и чувствую, что за вашими словами, отец Николай, кроется методика, вы не могли бы пошагово изложить то, что нарисовали общо? Выглянуло солнце, как-то по-особому всѐ вокруг засияло, и ста- ло даже немного припекать. - Да, Сергей, могу, – сказал священник. - Прежде всего, человек должен понять, что он что-то не так делает. Как правило, это происходит после той или иной череды неудач и тяжѐлых обстоя- тельств, к которым приводит грех. И вот тут наступает очень важный момент. Большинство таких осознавших людей начинает бороться с собой, с тем страстным духом греха, который живѐт в них. Но своими силами, своими трудами, сколько бы времени че- ловек ни занимался, он не сможет ничего достичь. Поняв это, человек должен внутренне признать не только свою грешность, но и слабость справиться самостоятельно… - Вы говорили, что бороться бесполезно, я согласен с Вами… Но, что же нужно делать? – спросил Сергей. 210

- Нужно, признав свою неспособность самому избавиться от греха, признав свою немощь, и, имея, таким образом, смиренный, сокрушѐнный дух, просить Бога в молитве о помощи, уповая и надеясь на Его милость. Это о таких, «нищих духом» говорил Христос, что они спасутся!.. - Интересно! И далее? - А как нужно молиться? – воскликнули почти одновременно молодые люди. - Молиться нужно так: «Господи, помилуй и очисти мя, грешно- го!» и «Ибо слаб и грешен я, и только на одну милость Твою уповаю!». Но одной молитвы, повторяю мало… - А что же ещѐ?– удивилась Ирина. - Вы невнимательно слушали. Я повторяю: некоторые молятся всю жизнь и толка никакого. Главное внутри, в душе и в созна- нии решить разорвать сочувствие ко греху и заменить его Боже- ственным настроем. Но человек без помощи Божьей этого до- стичь не может, он может только сильно этого возжелать, внут- ренне раскаяться и признать себя грешным и слабым. И вот с та- ким настроем с молитвой обращаться к Богу, и делать это много- кратно. В ответ на постоянные молитвы придѐт благодать, чело- век это сразу почувствует, как освобождение от греха, от страст- ных духов, появится сила жить по-другому. Это и есть подтвер- ждение силы Божьей и правильности избранного пути. Ветер закружил листья перед сидящими, но не умчался прочь, а всѐ продолжал и продолжал, листья поднимались над землѐй и, кружась, создавали золотой солнечный конус. Люди и разлетев- шиеся в стороны птицы, замерев, любовались этим удивительным зрелищем. Прошло ещѐ несколько мгновений, и оно исчезло, как будто и не было вовсе. Так же светило солнце, так же дул лѐгкий ветерок, птицы всѐ так же, разгуливая, поглядывали на людей в ожидании корма, и наши собеседники всѐ так же сидели в тех же позах. Всѐ было то же, что и несколько секунд назад, но что-то неуловимо изменилось, что-то стало другим, и это что-то прони- кало в мир через выражение глаз этих людей, сидящих на лавоч- ке. А оно было одинаковым, словно кто-то один смотрел, словно кто-то один чувствовал и думал, словно кто-то один на несколько мгновений коснулся, и оставил в них неизгладимый след очаро- вания истины и гармонии… 211

ЗА ДОБРОТУ ЕГО! (фантастический рассказ) 1 В ту достопамятную жару, когда кругом пылали леса и торфя- ники, сгорело и село Ордынка. Тогда всѐ так заволокло дымом, что нечем было дышать, слезились глаза, и ужасно хотелось спать. Пожарные, все как один, ещѐ днѐм выехали на тушение пылающего по соседству леса. В селе на ночь остался только один дежурный. И в это время загорелось. Сейчас уже и разо- брать нельзя, то ли огонь добежал до домов с торфяного или лес- ного пожарища, то ли загорелось где-то тут, в домах. Дело усугу- билось тем, что в ту ночь кольцо внешнего огня быстро сомкну- лось вокруг села, отрезав пожарных в лесу широкой огненной по- лосой. Предприятий, как и кирпичных или блочных домов, в селе не было. Деревянные же домики стояли близко друг к другу, так что огонь шѐл валом. Поэтому людям и деваться-то было некуда. Кто-то пытался, включив насос, поливать из шланга. Но то было каплей в море огня. Насосов-то в селе нашлось немного, и силь- ное пламя распространялось так быстро, что ничего уже помочь не могло. Люди потом говорили: «Вот, если бы заранее окопать село по периметру, то ещѐ можно было бы побороться со стихи- ей!» Говорили, что за несколько дней до этого кто-то настойчиво призывал окопать село. Да, как водится, к «гласу вопиющего в пустыне» никто тогда не прислушался. Поэтому победила, на сей раз, стихия, и село сгорело в одночасье. 212

Трагедия эта потрясла всю область и через телевидение всю страну. Сгорело не только село, сгорело много людей. Смерть застигла кого в доме, кого в магазине, кого в школе или детском саду. Кто-то пытался бежать из села, прорваться через полосу ог- ня, думая, что она достаточно узкая, и сгорел в пылающем поле. Те, кто не задохнулся угарным газом и успел выскочить из поме- щения, сбивались в кучки на пустырях и огородах. Коридор извне в село всѐ же удалось пробить. Но, как всегда, помощь пришла слишком поздно. Нужно признать, что в те дни вся область то тут, то там пылала, и того небольшого количества наземной техники и авиации, а также людского ресурса не хвата- ло, чтобы справиться с этим огромным и тотальным бедствием. Жара же не думала спадать, и дождей не было три месяца к ряду. Зрелище после пожара было страшное. На пожарище тлели уг- ли, странными видениями застыли почерневшие от сажи печи с возвышающимися над ними трубами. А между ними стояли такие же чѐрные покорѐженные металлические кровати, на которых си- дели уцелевшие люди, со спасѐнными из огня пожитками. Их за- копчѐнные лица выражали одновременно и возбуждение, которое бывает при длительном контакте с огнѐм, и депрессию от невос- полнимых потерь. От всего увиденного в их глазах застыл ужас. Между ними сновали медики в белых халатах. Самых пострадав- ших уже вывезли из зоны бедствия, другим же, менее пострадав- шим, перед отправкой к месту временного проживания, оказыва- ли помощь на месте. Работали психологи, задавали свои вопросы следователи. Приехали и священники с дьяконами и активными прихожанами из самого ближнего села, где был большой храм. Они провели молебен, потом молились возле уцелевших людей, беседовали с ними, утешали их, как могли. 2 А в это время у больших серебристого цвета ворот приѐмного отделения Небесного ведомства толпились вновь прибывшие ор- дынцы. - Митрич, и ты тут?! А я думала, тут только праведники собра- лись? Ха-ха-ха! 213

- Погоди, Нинка, не заливайся… Думаешь серебряные ворота, так и рай уже? Это только суд, соседка… - тяжело вздохнул Мит- рич. - Кому суд, а кому и пропускное бюро в рай… - возразила Нина, хотя и не так смело, как до того, так как увидела, как из ворот вы- ходит Ангел со строгим и непреклонным лицом. - Мы собрали вас, души, здесь, так как зло ваше чрезмерно и село ваше стало одним из центров непрестанного зла. Не было ни дня, ни часа, ни мгновения, чтобы у вас не творилось что-либо недоброе, нехорошее, чтобы не торжествовала гордыня, зависть и злоба, чтобы не цвели пышным цветом прелюбодеяние и чрево- угодие, чтобы люди вокруг вас, да и вы сами не ввергались в тос- ку и уныние, чтобы не было на каждом шагу воровства и надруга- тельств над добрыми и чистыми душами, чтобы не отнималось у ближних, чтобы не творилось им физического и материального вреда. Сейчас будет Суд. Нет ни одного из вас, кто бы не слышал о грядущем Суде. От вашей честности и чистосердечного раская- ния будет очень многое зависеть. Обманывать бессмысленно, это пойдѐт вам только во вред. Наш небесный «полиграф» в миллио- ны раз более чуток, чем земной. Есть те, кто не знал о Страшном Суде? Ордынцы понуро стояли у ворот. Ни один из них не смог при- знать, что в течение всей своей жизни ни разу не слышал о пред- стоящем, как думалось, в далѐкой перспективе, Суде. Хотя и не представлял себе, как это будет происходить. - Приготовьтесь, души, сейчас прозвучат серебряные трубы, откроются эти Врата, вы предстанете перед Судьѐй, и для каждо- го из вас начнѐтся Страшный Суд! Не успели прозвучать последние слова Ангела, как зазвучали серебряные трубы. Звук их был настолько прекрасен, что ордын- цы замерли в благоговейном молчании. Состояние райского бла- женства разлилось в душах. Ещѐ немного и, если бы не откры- вавшиеся в это время Врата Судилища, они могли поверить, что уже в раю. Однако жест Ангела, вежливо пригласивший их войти, был однозначен. Ордынцы думали, что увидят что-то необычное, но увиденное несколько разочаровало их. Помещение ничем не отличалось от их районного суда. И сидевший за столом на возвышении судья в обычном чѐрном одеянии, статный, с широким лбом на продол- 214

говатом лице, с большой копной белых волос и с такой же боро- дой, ничем бы не отличался от земного, если бы не тонкий золо- тистый нимб вокруг головы. Ропот удивления и разочарования пронѐсся по группе ордын- цев. И тут же, будто предвидя такую реакцию, Ангел протрубил в рог и пригласил первого из них, ближе всего стоящего Митрича, подойти к столу Судьи. Когда тот подошѐл и, сев, поднял глаза, то удивлению его не было предела. На Митрича смотрел он сам собственной персоной. - Как же это?.. – раскрыл рот Митрич. - Да вот так, Митрич! – ответил его «двойник». - А где же Судья, которого я видел? - Я и есть твой Судья, ибо я – твоя Совесть. «Вот оно что, - подумал Митрич. – Ну, со своей совестью я раз- берусь как-нибудь, не привыкать!..» О, если бы он знал, как ошибался! Эту Совесть заглушить было нельзя. На земле он мог легко это сделать, активно занявшись чем-нибудь, когда физическая усталость полностью вытесняла всякие мысли, в том числе и голос совести. Он мог забежать ве- черком, а то и на всю ночь к Лариске и забыться там. А чаще все- го он глушил поползновения совести курением и, особенно, вы- пивкой и до такой степени, что период бессмысленного отупения длился и долго после возлияний. Но то было на земле, а тут – другое дело… А Совесть звучала и звучала, вспоминала всѐ недоброе, нехо- рошее, что Митрич сотворил. И почему-то не с малолетства, а, наоборот, с последнего дня, даже с последнего мгновения жизни, и так в обратном порядке до малолетства. И некуда было деться, нечего было возразить, нечем было заглушить. И самое главное, что говорил то всѐ это он сам, сам себе в лицо! Поник головой Митрич, тяжко ему было, очень тяжко и обидно за свою такую вот жизнь. «Неужто в моей жизни так и не было ничего хорошего, ничего светлого и чистого? Неужели я ничего доброго не сделал людям?» - с тоской подумал он. И как только он подумал об этом, появился маленький Ангелочек и говорит Митричу: - А помнишь, ты как-то шѐл по улице районного города очень пьяный, толкал всех встречных и сквернословил? А на углу стоя- ла тихая, такая вся аккуратная и интеллигентная женщина и 215

молча, потупив глаза, протягивала руку за милостыней. Ты оста- новился и долго, шатаясь, смотрел на неѐ. А потом достал коше- лѐк и всѐ – сколько там было, отдал ей. - Да ведь там было-то всего несколько десяток! – не выдержал Митрич. - Ей за весь день люди столько не дали, а ты отдал тогда всѐ, что у тебя было, несмотря на то, что сам не богат!.. А вот как-то в ка- нун Прощѐного Воскресенья, ночью, ты развѐз по дворам оби- женных тобою односельчан охапки заранее нарубленных дров. На следующий день все просили друг у друга прощения, кто-то бо- лее искренне, кто-то менее, а кто-то и вовсе лицемерно, а ты в это время выпивал с дружками в пивной. - И напился так, что не помнил себя… - вставил Митрич. - Да, это очень плохо, что ты – пьяница и, выпив, скверносло- вишь и нехорошо себя ведѐшь. Но то, что ты тогда сделал, то ре- альное добро, та помощь, которую ты от всей души оказал людям, говорят о раскаянии и чистосердечной просьбе о прощении дей- ствием, причѐм тайным, то есть абсолютно бескорыстным. Ведь люди так и не узнали, кто это сделал… Так Ангелочек говорил и вспомнил все добрые эпизоды из жиз- ни Митрича, о многих из которых тот вовсе забыл или не прида- вал им большого значения. Но лицо того, другого Митрича, си- дящего напротив, было непроницаемо. Когда Ангелочек закончил, Митрич-судья позвонил в колоколь- чик, и пришѐл Ангел в чѐрном с весами. И на одну их чашу по- ложил пачку листов с описанием неблаговидных поступков Мит- рича, а на другую – добрых. И первая чаша перевесила вторую… 3 Сев на место, Митрич первым делом поинтересовался у Нинки- соседки: - Нин, а на кого Судья был похож? - Как на кого? – изумилась она. – А ты что, не видишь? На кого сейчас похож, на того и тогда был. Да вот сам посмотри! Посмотрел Митрич – и, правда, Судья был тот же, как и тогда, когда они вошли через открытые врата в зал Суда. И никакого Митрича там и в помине не было. - Ну, как ты? - спросила Нинка. 216

- Плохи мои дела, соседка, плохи… - ответил он и, тяжело вздохнув, опустил голову. - Нина Савельева, пройдите к столу Судьи, - протрубив в рог, пригласил Ангел соседку Митрича. Митрич безотрывно глядел на Судью, ожидая, что тот примет облик Нинки, но Судья оставался всѐ время разговора с ней таким же. «Долго судят Нинку, видно грехов за ней много», - внутренне позлорадствовал Митрич. «А, может и добрые поступки за ней водятся? - тут же услышал он голос. – Ведь даже за тобой они есть, почему же ты отказыва- ешь в них другим?» - Господи, прости и помилуй меня, грешного!.. – произнѐс Мит- рич давно забытые слова молитвы. В это время вернулась Нинка-соседка. Глаза еѐ были мокрые от слѐз, и она продолжала тихонько всхлипывать. - Митрич, а Митрич! Ты знаешь, а ведь нас судит здесь не кто иной, как наша собственная Совесть, - сказала она, когда немного успокоилась. – Ты глядел на судью, когда Он со мной говорил? - Да, глядел, и Судья был такой, как сейчас. - А когда я была там, - Нинка замолчала, словно ком проглаты- вала, и продолжила несколько мгновений спустя, - то он был мною… - И у тебя так? - Вот те крест! – сказала она и перекрестилась. - Эх, соседушка, крестись – не крестись, а сейчас это как мѐрт- вому припарки. - Ну, не скажи… Мы там, на земле… ну, при жизни, многого не знали. А и тут, видно, ещѐ не поздно покаяться-то. - Каяться никогда не поздно, да только, думаю, большая разни- ца в том, где это делать. - Правда твоя, сосед! – согласилась Нина… 4 К тому времени Суд над ордынцами завершился. Они все сиде- ли на своих местах и ожидали дальнейшего. Через некоторое время к ним вышел Ангел и обратился с вопро- сом: 217

- Вам всѐ понятно? Все согласны со своими приговорами? - Да… Согласен… Что уж?... Согласна, конечно… - раздалось вокруг. Ангел уже было собрался уйти, как вдруг прозвучал вопрос. - Не могу понять, за что погибла в огне вот эта девочка, трѐх лет? – спросил старик, который получил самый суровый приго- вор. – Грехов-то никаких наделать не успела ещѐ! Я – старый грешник, а умерли мы одной и той же мучительной смертью. Где же Любовь Божья и Справедливость Его?! - Я ждал этого вопроса. И хорошо, что его задали именно вы… Эта девочка, повзрослев, должна была стать изощрѐнной садист- кой и убийцей и причинить много страданий и горя людям до раскрытия своих преступлений и наказания пожизненным заклю- чением. И после этого она должна была прожить ещѐ пятьдесят лет в тюрьме до глубокой старости – есть, пить, дышать возду- хом, спать, в то время как многочисленные еѐ жертвы уже покои- лись бы в земле, и неутешное горе всю жизнь сопровождало бы их близких. Но Всеведущий, Всемогущий и Милостивый Бог по воле Своей, по милости Своей и по благословению Своему изба- вил людей от стольких страданий и бед. А этой несчастной душе дал возможность во всей красе многократно увидеть то, что она могла бы сотворить на земле, и переживать эти несовершѐнные преступления, как совершѐнные. И всѐ это ради спасения этой души. Вот в этом и есть великие Любовь и Справедливость Бо- жьи, да святится Имя Его! - А мужчина, Егор Селиванов, который всю жизнь прожил по- чти, как праведник, его-то за что горящим бревном по голове? – не унимался старик. - Этот человек, действительно, праведник. И Бог, зная о том, сколько страданий, искушений и бед должен был причинить ему в будущем горячо любимый им племянник, взял его к Себе через мгновенную смерть. - А этого то за что, Василия? Ведь он раскаялся ещѐ на земле за страшные преступления-то свои, и даже совершил много хоро- ших поступков, вплоть до того, что жертвовал жизнью, ради спа- сения другого. А его с нами… - Да, мы хорошо знаем Василия. Он - не надолго с вами, и это для того, чтобы вы увидели и услышали. А потом мы возьмѐм его в рай… 218

5 Итак, Страшным Судом для каждого ордынца оказался суд соб- ственной Совести. По делам и был вынесен приговор каждому. И вот настал момент приведения в действие этого приговора. Но произошло невероятное. Многие ордынцы забыли всѐ, что с ними происходило накануне, и стали роптать и говорить, что они ни в чѐм не виновны, что это всѐ те-то и те-то, что это всѐ из-за того-то и того-то, и так далее и тому подобное, стали говорить всѐ то, что в таких случаях говорит большинство осужденных на Земле. И вот тут, когда происходил этот взрыв личного и временами массового самооправдания, и появились медведеподобные, лох- матые и косматые особи с маленькими, горящими красными огоньками глазками. Они ничего не говорили, а только подходили по одному к каждому, крепко обнимали, так что дыхание спира- ло, и молча тащили своего «клиента» через какие-то ходы- тоннели и щели-пещеры к месту их назначения. А там ордынцы оставались наедине со своими страстями и же- ланиями, которые выросли до невероятной силы. И, не имея тела и возможностей, чтобы их удовлетворить, мучились ордынцы неимоверно, немыслимо, будто в огне горели и не сгорали. А в промежутках, будто фильм, видели воспоминания о содеянных ими грехах, преступлениях и мучились уже не в силах что-либо изменить… 6 Холодный пот струился по всему телу Митрича. Зуб на зуб не попадал от озноба ужаса, охватившего его. Губы едва слышно шептали: «Господи, буди милостив ко мне грешному!.. Господи, буди милостив ко мне грешному!..» Сознание медленно-медленно возвращалось к Митричу. Но, через чуть размыкающиеся веки, увидев белый экран потолка, он вновь с ужасом отвращался от окружающего, зажмуривал глаза, боясь увидеть продолжение страшного «фильма» о содеянном в жизни. И всѐ же постепенно мысль о том, что он у себя дома, усиливалась и утверждалась ощущениями собственного тела, тех самых ощущений, которых он был лишѐн ещѐ совсем недавно. Или это ему только снилось? Новая мысль заякорилась в его сознании. Умом он постепенно начинал осознавать, что он у себя в постели, что он спал и что это 219

был сон, да, ужасный, страшнее не придумаешь, но сон! Но серд- цем, душой Митрич не мог принять, не мог поверить, что это был сон. Сердцем и душой он был ещѐ там, в той реальности, которая воспринималась именно как реальность, как настоящая реаль- ность! «Господи, помилуй мя грешнаго!..» - шептали губы, а зубы ещѐ от страха выбивали дробь. «Господи, помяни меня в Царствии Твоѐм Небесном!..» - молился Митрич, вспоминая слова молитв, слышанные им ещѐ в детстве или при редких посещениях церк- ви… 7 …Сколько времени он так пролежал, Митрич не помнил. Но, когда он, наконец, встал и вышел из дому, то увидел, что дым ви- сит над Ордынкой. Из-за этой сизой пелены ничего не было вид- но на расстоянии метра. Трудно было дышать, окутывала сонли- вость. Но Митрич упорно шѐл вперѐд хорошо знакомой ему доро- гой. Всю жизнь до самой пенсии он работал трактористом. Когда он чуть не наткнулся на жатку, то понял, что достиг своей цели – машинного двора. А вот и трактор, на котором он работал ещѐ два года тому назад. Митрич похлопал его по кабине и стал ис- кать плуг. Из-за дыма он искал, наверное, минут десять. Подта- щив плуг, он стал цеплять его к трактору. Вдруг возле него воз- никла чья-то фигура. Присмотревшись, он узнал Василия, кото- рый работал теперь на его тракторе. - Ты что, Митрич? – спросил Василий. - Да вот, плуг цепляю, - ответил тот. - Разве пашут в июле? – засмеялся Василий. - Ты лучше помоги цеплять! Нужно село опахать, а то сгорит всѐ! - А начальство знает? – Василий подозрительно посмотрел на Митрича. - Скоро узнает, да поздно будет! - Не-е-е, я без ведома начальства не буду ничего делать… - Не хочешь, тогда отойди и не мешай разговорами! Ты меня не видел, договорились? Василий промолчал и скрылся в дыме… Митрич пропахал вокруг села полосу земли шириной метров десять. Земля была очень сухой и спѐкшейся сверху, пахать было 220

тяжело, к тому же попадались и корни, и валуны. Приходилось останавливаться и обрабатывать землю лопатой и топором. Мит- рич справился с задачей, когда огонь по всему периметру подсту- пил ко вспаханной полосе земли. «Слава Богу! – подумал он. – Село спасено!» Когда он на тракторе подъехал к машинному дво- ру, то встретил заведующего, которого только что нашѐл Васи- лий. Заведующий кричал и ругался на чѐм свет стоит – как, мол, Митрич мог без него и без председателя взять и… Но Митрич не слушал его. Он шѐл сквозь дым к себе домой с хорошим чувством на душе, а внутри звучали серебряные трубы, такие же, как в его сегодняшнем сне. С той только разницей, что при звуке их перед Митричем возникали не врата Судилища, а дома родного села и лица знакомых односельчан, по причине густого дыма видимые только вблизи. С этого дня Митрича было не узнать. «Как подменили мужика!» - говорили люди. Он помогал сельчанам во всѐм, в чѐм мог и как мог. А если помочь был не в силах, то находил для человека слова утешения. Когда же Митрич помер, то не было в Ордынке человека, кото- рый хоть мысленно, а не сказал бы: «Отпусти, Господи, ему пре- грешения за доброту его!» САМОЕ ГЛАВНОЕ! (миниатюра) Вот и наступило «бабье лето», и, несмотря на осеннюю прохла- ду, на солнце и тепло, и весело, и хочется ходить, ходить, и любо- ваться красотой ранней осени, встречаясь с добрыми старыми и новыми знакомыми. Вот и сегодня я познакомился с новым дру- гом – бледноликой берѐзовой рощей, что тянется белыми руками- стволами к ярко синему сентябрьскому небу. Увидел еѐ и уже не смог отвести глаз, ибо люблю подолгу глядеть на переливы лист- 221

вы из зелѐного в жѐлтое, на верхушки деревьев, плывущих под небольшим ветерком в бездонную вечность, слушать колыхание ветвей, поющих тихую прощальную песню уходящим тѐплым дням, вдыхать свойственные только этому времени года запахи, из которых уже исчезли ароматы цветов, свежих и скошенных трав, вскопанной земли, и прибавились ароматы утренних туманов, дыма костров, опадающей листвы, увлажненной осен- ними дождями земли, и многие другие, которым нет ещѐ имени. А когда подойдѐшь к берѐзкам близко, то даже ощутишь их вкус, будто испил берѐзового сока, и гладкие стволы, как девичьи руки, ответным теплом отзываются на ласковое прикосновение, листья нижних веток приятно щекочут лицо, и земля такая мягкая под ногами, словно хочет раздарить напоследок свою нежность перед тем, как отвердеть под долгим морозом нашей северной стороны. Но вот солнце зашло за ствол одной из берѐз, и всю рощу до самой земли осенили прямые и широкие солнечные лучи, напол- няя светом всѐ, что они встречали на своѐм пути. И стволы, и вет- ки, и листва, и земля, и трава, и неба синева, всѐ вокруг запело под лучами, сначала тихо, потом всѐ громче, и вот уже хор, набрав силу, поѐт: «славься осень, дивная пора, вот глядится просинь в золото дубрав…». Все чувства обострены, душа летит, как птица, хочется обнять всѐ вокруг, и так стоять и стоять, нику- да не торопясь, очищаясь от вкуса сомнений, от запахов раздра- жения и от прикосновений лжи… А золотая в лучах листва призывно машет и зовѐт идти дальше, от такого призыва трудно отказаться и награда не заставляет себя ждать. Я вышел на берег пруда, окаймлѐнного смешанным лесом, иные деревья стояли совсем зелѐными, иные уже вовсю желтели, а меж ними была вся палитра переходных тонов. Лес отражался в чистом синем, как и небо, пруду, краски были не искажены, в точности повторяя натуру, лишь чуть заметная лѐгкая рябь на во- де словно говорила: «не забывайте обо мне, это – я, вода, и я иг- раю во всей этой красе не последнюю, а может быть и самую, что ни на есть, первую роль!». И так хотелось окунуться в эту про- зрачную синь, прикоснуться к камушкам дна, которые играли на солнце, как изумруды, посмотреть сквозь воду на солнце и на лесную красу, почувствовать вкус воды, услышать еѐ ласковое плескание и ощутить неповторимые запахи лесного пруда, кото- рых нет ни у реки, ни у озера, ни у моря-океана, и смыть с себя 222

всѐ ненужное, всѐ наносное, всѐ несвойственное…, жаль вода в ту пору была уже не для купания, да и воздух был холоден. Но можно и, не окунаясь, слиться со всем окружающим, доста- точно мысленно и всеми своими чувствами стать частью этой красы, этого мира, раствориться в нѐм, хотя бы на время, не пре- рывая, не ограничивая себя, столько, сколько захочется душе, мягко отгоняя все мысли и проблемы, и время остановится, и внутреннее пространство станет большим-большим, огромным, бесконечным, и новые силы начнут прибывать, вливаться широ- ким потоком, и ты почувствуешь, что всѐ вокруг – это ты, а ты – это всѐ окружающее. А это и есть самое главное! РОДНАЯ ДУША (миниатюра) Везде, где ни бываешь в Туле, на еѐ улицах, площадях, в парках и скверах, в транспорте и в местах, которые принято называть общественными, везде чувствуешь еѐ душу. Да, да, не удивляй- тесь, душу. Ибо у каждого города, как и у человека, и у любого живого существа, есть душа. Просто чувствуешь сердцем. А раз сердце чувствует, значит, есть что. Вот улочка, на которой давно не бывал, навевает что-то родное-родное, хотя ничего с нею в жизни и не связанно. А вот дом, и неказистый, и покосившийся, а взглянет на тебя с любо- вью, так и стоишь, и думаешь, что бы это могло означать, и что у тебя с этим домом связано. И ничего не связано вроде бы, а серд- це отозвалось. В городе много старых деревьев, иногда в два-три обхвата, ко- торые росли задолго до того, как я появился на свет. А рядом с ними совсем молоденькие. Всегда, когда проходишь мимо, чув- ствуешь разницу, и не только в возрасте. От старых деревьев веет спокойной мудростью, сочувствием, тихой добротой. Подойдѐшь 223

к такому дереву, прислонишься, как будто проведал свою старую бабушку, которую всѐ не досуг было навестить. А она посадит тебя рядышком и молча, спокойно так глядит на тебя, и ты пони- маешь, что она всѐ про тебя знает, жалеет, и как бы говорит – не торопись внучок, остановись, подумай, всѐ ли ты так делаешь… А вот и знакомые места, с которыми многое связано в жизни, и в юности, и в молодости, и в зрелом возрасте. Всякое бывало, но добрая волна охватывает тебя с ног до головы, окуная в море вос- поминаний. И, если что-то было и не так в прошлом, сердце все моменты переживает по другому, по добру и по любви. И в душе остаѐтся свет и нежность. Сейчас появилось много новых современных зданий, фонтанов, город всегда празднично освещѐн. И всѐ это гармонично сочета- ется со старым, так как строилось и создавалось с учѐтом души города, а значит с душой. Куда не глянешь, из любой точки города видны церковные ку- пола. Храмы – это воины духа, защищающие пространство Тулы, чтобы она жила в безопасности. Редко у какого города есть такой красивый и величественный центр, как в Туле. Здесь сердце древнего города – Кремль, внутри и рядом соборы, красивые административные здания. Здесь нет ничего механистического, давящего и гнетущего. Ото всего ста- рого и нового веет одновременно силой и мягкостью, крепостью и добротой. Чувствуется, что это центр древнего русского города с истинно русской душой. Лѐгкими любого города являются парки. Тульский центральный парк, один из крупнейших в Европе, всегда встречает своими не- передаваемыми вибрациями. Основанный давно-давно известным врачом Белоусовым, он продолжает нести в себе тот духовный заряд заботы о людях, который вложил в своѐ детище отец- основатель. И каждое дерево и деревце, каждый куст, каждая тра- винка хранят этот дух. Они хранят, преумножают и передают его своим потомкам из поколения в поколение, чтобы мы, люди, все- гда знали, что парк наш помощник, наш врачеватель и наш друг. И мы чувствуем его душу, частицу души родного города. А вот и студенческий городок Тульского государственного уни- верситета, одного из крупнейших в стране – город в городе. Он занимает пять огромных кварталов, и всегда бурлит неиссякаемой молодой энергией. Вообще, в Туле много высших и средних 224

специальных учебных заведений, и по числу студентов наш город один из первых. Юность наполняет его непередаваемыми волна- ми радости, любви, надежды и веры в будущее, и не даѐт стареть душе древнего города. Говорят, что на Крещение вся вода на Земле очищается от всего негативного, накопившегося за год. А доброе то всѐ остаѐтся. И чем больше люди сделают, подумают, создадут в душе доброго, тем больше останется. Так веками создают с Божьей помощью душу своего города люди. Можно долго бродить по улицам родного города, и не уста- нешь. Ибо, чем больше крепишь связь со своими корнями, тем больше душа города по-матерински терпеливая, добрая и нежная укрепляет тебя, делает добрее, одухотворяет и побуждает к но- вым делам любви. А что ещѐ делать человеку на Земле? МИХАИЛ ТУЛУЕВСКИЙ (п. Красный Яр, Киреевского района) Биографическая справка опубликована в разделе «Поэзия» ЦЕРКОВКА Рассказ Утро было неприятным. Впрочем, что может быть приятного в утре, когда ничего хорошего не светит ни днем, ни вечером! Да и, признаться, любил Анатолий Иванович Сергеев сон пуще бодрствования. Во сне виделись ему яркие луга, голубое небо, жаркое солнце… Счастье снилось ему, поезд, гулкий и 225

уютный, что уносит его подальше отсюда, где никто не желает ни слышать его, ни слушать. По всем правилам, следовало бы как следует запить и уехать. И колесить, пересаживаясь с поезда на поезд, из вагона в вагон, по- ка не окажешься на конечной… Хорошо! Проводница носит чай и, ненавязчиво подсаживаясь, что-то рассказывает тебе о своей жизни, ты ей – о своей, а там и коньячок, хотя ты уже и не пьешь, да за компанию почему же и не выпить триста грамм с лимончи- ком, да не спеша, да под разговор; тем более – и коньяк хорош, и проводница Татьяна Николаевна ничего себе еще… Полупустой вагон бежит себе от березы к березе, от леска к поляне, на верх- ней полке посапывает сосед по купе – мечта! Но не будет ни вагона, ни соседа на верхней полке, ни коньячка, ни разговорчивой проводницы в его, Анатолия Ивановичевой жизни, поскольку есть и работа, и семья, и обязательства какие- то, в конце концов, и еще кое-что. «Кое-чем», скажу вам по сек- рету, было для него сочинительство, или, если хотите, писатель- ская деятельность… Слушайте, ну кто нашептал ему, что перо и бумага, и сидение далеко заполночь у письменного стола – это все, чем он будет за- полнять и свободное время, и время на сон, и даже часть рабочего времени? Кто обманул бедного мужика, сказав ему, что он писа- тель, а не бумагомарака? Зачем редакторы журналов и газет мест- ного пошиба читали и похваливали его произведения? Нет, пусть бы ругали, пусть бы ехидно морщили брови, пусть бы прятали в смущении глаза, объясняя Анатолию Ивановичу, в чем разница между хорошей литературой и его творениями. Так нет! Все в один голос утверждали, что хорошо, что очень даже неплохо, что, может быть, и замечательно, но вот печатать категорически отка- зывались. Так, значит, всему этому и пропасть? Этому великому миру, жившему в его душе и сердце, этим людям, которые стали ему больше, чем родными, этим крыльям, огромным и могучим, уносившим его в неведомые просторы и дали – пропасть? Дурак Вы, братец, Анатолий Иванович! Никому не нужны Ваши стихи и проза, Ваши дали и просторы, Ваши крылья и выдумки – не хо- тят Вас читать, голубчик, откровенно говоря. Да и кто возьмется читать всю эту ахинею, сидя в душном ва- гоне метро, в переполненном троллейбусе, трамвае и другом ка- ком городском транспорте. Кто рискнет сорвать себе и без того 226

хрупкий сон Вашими выдумками и фантазиями, придя с работы домой, уставший, как римский раб? …Любезный мой читатель! Не верьте, друг мой, Вы этим раз- говорам, все это раздраженный писательский ум, не более того. Дело же заключалось в том, что Анатолий Иванович никак не мог закончить одну весьма бодро и резво начавшуюся вещицу, обе- щавшую стать интересной, но вдруг затормозившую на полдороге и не желавшую двигаться вперед, хоть ты ее убей! Тем не менее, это и все прочее говорил себе Анатолий Ивано- вич, проходя по улочкам города Тулы в свой дом. Это он твердил себе и дома, сидя перед тупым и надоевшим уже телевизором. Цветной экран что-то бубнил, Анатолий Иванович, уставший до- нельзя, дремал, и так продолжалось бы бесконечно, но ближе к ночи показалось ему, что голос диктора вдруг стал ясным, теп- лым и домашним, и что произнес он только:  Анатолий Иванович! Мигом проснувшись, наш герой с испугом посмотрел на экран. Ничего, похоже, не произошло: диктор деревянным голосом по- прежнему твердил о пожарах, наводнениях, катастрофах и смер- тях, как будто весь мир был одной зоной бедствия. – Приснилось, – успокоено подумал он, и вновь задремал. – Анатолий Иванович, голубчик, я к Вам обращаюсь! Он вздрогнул, пробуждаясь, и снова облегченно вздохнув, убедился, что это был всего лишь сон.  Устал я слишком, – подумал он, выключил телевизор и отправился спать. Но только добрался до подушки, только дремота ласково и тя- жело навалилась ему на веки, как тот же голос произнес:  Анатолий Иванович! Вот мучение, ответьте же!  Слушаю, – потеряв над собой всякий контроль, резко от- ветил Сергеев.  Завтра, около полудня, пройдитесь, будьте добры, по Фу- чика. – и замолк. Тщетно Анатолий Иванович пытался еще что-нибудь узнать – заткнулся дурацкий ящик, и не сказал больше ни слова. Ночь прошла беспокойно, и в полдень, благо была суббота, наш герой уже шел по указанной улице. Никто не подходил, ни- кто не окликал, и он решил уже, что помрачение сознания и 227

возраст сыграли с ним жестокую шутку, как вдруг в открывшем- ся переулочке увидел он небольшую церковку, довольно-таки за- трапезного вида, но потянуло к ней Анатолия Ивановича с силой невообразимой. Бороться с этим притяжением было решительно невозможно, и он, повернув в переулок, зашел в маленький храм. Тихо и как-то даже по-домашнему уютно было внутри. Неболь- шой – человек пять – хор стройно пел что-то печальное, старень- кий батюшка служил, и Анатолий Иванович, признаться, с боль- шим удовольствием отстоял службу, подошел под причастие, рассказав перед тем священнику о своих грехах, и почему-то все никак не мог уйти, все стоял, все ждал чего-то. Настоятель заме- тил это, долго смотрел в его сторону, как будто прикидывая, а стоит ли, потом подошел к Анатолию Ивановичу.  Простите меня, Вы чего-то ждете?  Нет, я просто так, – промямлил нехотя Сергеев. Священник, явно неудовлетворенный ответом, отошел. Но Ана- толий Иванович продолжал стоять, и батюшка через какое-то время опять подошел к нему, молча взял за руку и повел в какое- то помещение. Там были столы, а на них – немного непривычная для Анатолия Ивановича пища. «Трапезная» – догадался он. По- ели, помолчали. Батюшка кивнул сотрапезникам, что-то негром- ко им сказал, и все вышли. Подсев к гостю, он как-то немного по- детски с любопытством стал его разглядывать, что, впрочем, не обижало Анатолия Ивановича нисколько. И вот тут-то его и про- рвало! Он ни с того, ни с сего рассказал старику и про свою жизнь, и про работу, и про сочинительство, и про странный голос, идущий как бы из телевизора. Священник слушал его речь крайне серьезно, ответил не сразу:  Понятно, понятно. Значит голос, говорите? Так так. Вот что, сегодня я не могу, просто не успею увидеть… – старик явно не договорил имени, – а завтра приходите-ка вечерком, ближе к пяти, или около того, отстоите службу, помолитесь, а там и видно будет. Вопросов мне пока не задавайте, – и, не давши ничего ска- зать, быстренько добавил, – все завтра. И ушел. Надо ли говорить, что спал Анатолий Иванович плохо, что до- жидаться вечера было все равно, что Нового Года, но все про- шло, стрелки часов показали пять, и Анатолий Иванович в 228

условленное время вошел в маленький храм. Батюшка уже спе- шил к нему навстречу:  Пунктуально, ничего не скажу! Что ж, значит, ждали, – он хитро посмотрел на собеседника и продолжил, – а я узнавал, хотя, честно говоря, нахожусь в некотором недоумении. Чего людям надо? И талант есть, и здоровье – нет! – подавай им вселенской славы! Не так? Честолюбие заело, а? – весело и добродушно вор- чал старик – что ж молчите? Отвечайте! Анатолий Иванович стал путано объяснять, что никакой славы не надо, что мучают сомнения, что хочет знать твердо, а уж честолюбие – тут и говорить смешно – какая слава!, глупости! – и все в таком же духе. А главное, что не получается, хоть убей, а ведь так славно начиналось, и не посоветоваться, и подсказать некому… Священник слушал внимательно, не перебивая, лицо бы- ло строго и серьезно, но в больших глазах светилось детское лю- бопытство. Он подвел Анатолия Ивановича ближе к алтарю и, оставив посреди молящихся, начал службу. Анатолий Иванович внезапно стал замечать, что слова звучат не в храме, а уже как бы внутри него, что это и не слова вовсе, а какая-то музыка медленно наполняет сердце, что заботы отошли куда-то, на сердце стало легко, и тихое счастье наполнило его душу. Он что-то шептал, повторяя за стариком неведомые, но издревле знакомые слова, не замечая текущего времени. Внезапно стало тихо, он увидел, что остался один в маленьком храме, не считая старика и еще одного худого человека. Они стояли на коленях, губы их шептали тихие молит- вы. За окном был уже не вечер, а ночь, потрескивание свечей лишь нарушало тишину, сумрак покрывал здание. Вдруг, через какое-то время, открылась дверь, ведущая в алтарь, и в лицо хлы- нул яркий свет. В проеме Сергеев увидел маленькую фигурку, склонившуюся над книгой. Это был подросток, читавший книгу в толстом перепле- те, он поднял голову, поглядел на Анатолия Ивановича и поманил его рукой. Страх и робость вдруг наполнили сердце нашего героя, но мальчик снова поманил его к себе. На этот свет шел он, как завороженный, шел долго, кажется, чуть ли не вечность, и все же не заметил, как вдруг очутился перед этим мальчиком. 229

 Ты звал меня? Зачем? Что ты делаешь? – внезапно выпа- лил Анатолий Иванович.  Я читаю книгу, – тихо проговорил тот.  Какую? – спросил Анатолий Иванович  Твою, – был ответ.  Какую?  Твою, не удивляйся. И, знаешь, неплохо, совсем неплохо, есть и чувство, и чистота, и правда.  Не может быть, – ответил пораженный в самое сердце Анатолий Иванович, – ведь нет еще окончания, да и вообще… Ни слова не говоря, мальчик потянул его за руку, заста- вил присесть рядом с собой на скамейку и протянул гостю книгу, что держал в руках. И точно – переплет явственно гласил, что это его произведение, тут был тираж и название издательства, типо- графский шрифт, казалось, еще не потерял свой необъяснимый запах, была у книги и первая страница, и последняя, и в этом не было никакого сомнения. Но стоило только Анатолию Ивановичу попытаться заглянуть в окончание, как мальчик захлопнул книгу.  Нет, нет, сам начал, сам и оканчивай! Ничего, ничего, скоро получится… Помолчал немного и снова заговорил:  Теперь иди, у меня еще дела есть. – Скажите, – робко начал Анатолий Иванович, уже вполне ясно представляя, кто сидит перед ним, – а могу я задать вопрос?  Конечно!  А нужна ли кому-нибудь вся эта моя писательская дея- тельность, кому это интересно, кого это волнует? И кто все это читает, ведь никто!  А я? – спросил мальчик, удивленно подняв брови. У Анатолия Ивановича вдруг перехватило дыхание, он не посмел больше продолжать, поклонился и медленно ушел… Книги его издаются сейчас приличным тиражом и даже, говорят, модны в иных кругах. Однако,он, как ни странно, Анато- лий Иванович славы своей не почувствовал, деньги раздал на церкви да приюты, стал часто молиться, ходить в храмы. Особенной же странностью его стало посещение пере- улка в Туле, недалеко от центра. Как придет, ходит все вокруг да 230

около, все будто ищет чего-то, но, похоже, не находит. Не знаю, нашел ли, нет ли, только не об этом сейчас речь. … Старые священники между собой, весьма келейно, говорят, что раз в год на Воскресение Господне, появляется в Ту- ле маленькая неказистая церковь, и что служит в ней сам святой Петр. Ровно неделю служит, а потом пропадает вместе с церко- вью. Кто, конечно, не верит, а кто и задумывается. Мало ли что. Я вот тоже не верил, а вчера проходил по Фучика – стоит, голубуш- ка! Соседи говорят – показалось, головами качают. Не знаю, не знаю – завтра опять пойду! СВЕТЛАНА ШИНКО (г.Тула) Окончила 11-ю гимна- зию, где углубленно изучала английский и французский языки, историю и общество- знание. Дополнительно полу- чила музыкальное образование по курсу фортепиано. Студентка факультета экономики и права Тульского государственного универ- ситета, специальность – «Юриспруден- ция». Дополнительно получает образова- ние переводчика по английскому языку. Два года занимается на отделении журналистики студенческого клуба ТулГУ (руководи- тель Л.Д. Алтунина), публикуется в газете ТулГУ «Универси- тетская газета», активно участвует в ежегодных Междуна- родных чтениях студентов, аспирантов и молодых ученых «XXI век: гуманитарные и социально-экономические науки». Пишет рассказы и эссе. 231

Увлекается спортом - художественной гимнастикой (вы- полнила разряд кандидата в мастера спорта, в настоящее время тренирует юных гимнасток), современными танцами, участву- ет в группе поддержки ТулГУ. Интересуется живописью импрессионистов, современной музыкой и психологией. ЛЕСТНИЦА (размышления о выборе жизненного пути) Надо мной голубое небо. Такое голубое и невероятно чистое, что невозможно отвести взгляд! Передо мной лестница. Вроде вверх. Но, возможно, это обман. Нет, значит вниз. А вообще трудно сказать с полной уверенностью, не нужно, не стоит. Вещи обманчивы. Лестница – это жизнь. В любой точке пространства и времени, на любой ступени развития ты стоишь посреди большой дороги - лестницы. И выбор – только последующее движение вниз или вверх. Идешь и сознательно выбираешь путь вперед- вверх, именно так и никак иначе. Не хочешь ни вперед-вниз, ни назад-вниз, ни назад-вверх, ведь в данных случаях будет возврат, деградация. Хотя это еще бабушка надвое сказала. Ладно, просто загон, предположим так. Выбираем вперед-вверх. Стоп, а если позади лестница шла вверх, куда же дальше вперед? Это ровная прямая, что ли, получается? Нет! Хотя, возможно, но в таком слу- чае прогресса тоже нет, хотя и есть движение вперед. Но нет, не соблюдены два главных требования, а юношеский максимализм, присутствующий у всех или на поверхности, или где-то глубоко внутри, заставляет выполнять оба требования: и вперед, и вверх. Только еще бы не споткнуться и не полететь с треском вниз, а ведь чем выше стоишь, тем ниже и дольше, а, следовательно, – больнее. Как понять, где именно ты на данный момент находишь- ся и насколько высоко к этому времени уже вскарабкался? И есть ли вообще самая нижняя и верхняя ступени? Как это знать, если в один прекрасный момент открылись глаза, и в голову пришла мысль о том, что ты не то, чтобы на воображаемой лестнице, а еще и в условно обозначенной точке «М», на кривой прямой под названием «Лестница». Даже не на прямой, а на сумме прямых, соединенных множеством точек в пространстве, делящих прямую на отрезки и названных условно в языке «лестницей». Каждая та- кая, как я, и каждый такой, как ты, стоим на этой сложной фи- 232

гуре, непонятно где и относительно чего. Ладно, допустим, - лестница, пусть ее середина. Ну, возможно даже, ближе к условно существующему началу. Молекулы, мик- рочастицы, их суммы, образующие вещи, предметы, людей, дру- зей, близких,- все вертится вокруг тебя и в то же время вокруг этой злосчастной лестницы. Вы в чем-то похожи, только вторая имеет власть над первой. И каждый стоит перед выбором. Что дальше? Куда двигаться? Ха, а ответа одного и для всех нет! Идентификатор сломался, лестница, кажется, вот-вот сейчас раз- валится. Приблизительно через двенадцать тысяч лет. Только вот откуда начинать отсчет - неясно. Если с этой минуты, та вышена- званная циферка кажется приличным сроком, хотя бы относи- тельно себя. Но если через минуты наступит конец? А, может, и ничего не произойдет, и лестница не развалится. Никогда. Не столь важно – решение нужно принимать сейчас. Сколько можно ждать, если оглянуться назад, так столько ре- шений было принято, и к чему они привели? К необходимости решать еще раз! Надоело! Но если остановиться и больше ничего никогда не решать – остановка, начало конца, начало регресса. Хотя почему так принято, что регресс – нечто страшное и неже- лательное? Вернусь к истокам, абсолютному незнанию, непони- манию, превращусь в простейшее существо без имени и лица. Стоп! А сейчас что я из себя представляю? Груду хлама без про- шлого и с неясным будущим, самовлюбленное существо без име- ни, но с огромными амбициями, бесполезное для общества и не- заметное для лестницы. Больше нет грусти и сожаления в глазах. Только едкое осознание фактов, явно не улыбающихся мне. Такая скучная жизнь…Не будет длиться вечно… Навечно не твоя… Ах да, выбор… Итак, я пребываю на в условной плоскости в, на фигуре «лестница», расположенной в данной плоскости и имеющей общие точки с другими плоскостями. Что дальше? Мне нужно вперед-вверх. А где это? Куда это? Вдруг впереди обрыв, край лестницы, а истинно вперед – это влево или вправо? Да, по- жалуй, я просто не так развернулась. Налево, раз - два. Так, толь- ко бы теперь было вперед-вверх. Совсем одна… И никто не скажет, где цель, потому что в жиз- ни столько дел, столько дел…Да всем просто плевать, где они находятся, куда движутся, и куда все это катиться! Весь мир по- терян, ведь его составляют отдельные индивиды, образующие 233

общество в целом. Только у них слишком мало времени на этот бред, они решают жизненно важные, насущные проблемы вроде подборки галстука к рубашке и уборки дома. И самое ужасное в том, что вроде хочется написать эту строку с сарказмом, но у нас на самом деле голова болит о том, чтобы найти работу, удержать- ся на месте, заработать на хлеб, иначе твоя семья умрет с голода. У второй половинки те же проблемы, вы на грани срыва, ругае- тесь, разводитесь, дети повторяют ваши ошибки. Грязная посуда тухнет на столе, счастье рушится чуть ли не с момента заключе- ния брака. И нет места, куда можно было бы уйти, спрятаться и подумать. Нужно все самим решать и выбирать. Помощи ждать- не откуда, зато мы свободны! О чем мечтаешь – не говори, просто двигайся. И, по мере возможностей, вперед-вверх. О, человек, ты одинок! Надоело, знаем. Только вот эта истина не помогает никак. Свобода и возможность выбора - вот наше счастье. А свобода выражается через возможность выбора. Вот и все, что у нас есть. Хотя фаталисты знают свою истину - выбора не существует, только судьба и предписанное будущее. А мы, как упорные ребятишки, еще пытаемся что-то решить, возможно, да- же изменить, подправить судьбу. А у нас даже выбора нет. Ниче- го нет. Ну хотя бы просто определиться, где же это вперед-вверх...На севере, юге, востоке, западе, где-то по середине полюсов? Забу- дем о движении как таковом - определить бы, где необходимое нам направление. А если сделаем выбор, но окажется это решение неправильным? Шаг вперед и, оступившись, мы уже летим вниз. Эх, это был правый край лестницы. Неправильный выбор. Что же теперь будет? Упадем, разобьемся? Шмяк! Мы переломали кости, но живы! И теперь лежим чуть ниже, на той же самой ступенча- той дороге. Взгляд вверх - лестница идет серпантином! Пожалуй, этот вариант для наших фаталистов. Но если правда в том, что так и будет, тогда данное обстоятельство не может не радовать - ве- роятность допустить ошибку сводится как минимум к минимуму и как максимум к нулю. В случае просчета мы просто вернемся на более низкий уровень и, со временем, все вернется на круги своя. Однако минус в том, что мы потеряем бесценное время. Но не будем заморачиваться, для нас нет границ и края, хотя предпола- гать о возможном существовании бортика необходимо для жизни. Надо мной голубое небо. Такое голубое и невероятно чистое, 234

что невозможно отвести взгляд! Невозможно и потому, что вари- антов продолжения моей жизни несчетное множество. Через ми- нуту все может остаться так, как есть, или же измениться до не- узнаваемости. Я не могу отвести взгляд от красоты моего неба, страшно потерять его, сделав выбор, за плечами ответственность, давящая психологически и морально. Я отвечаю перед собой за решения. Боюсь ли я себя? Возможно. А тем временем пора уже сделать выбор, хватит рассуждать о том, чего никогда не понять. Итак, от решения зависит будущее: или я угадаю, или я плюх- нусь, или карты не знают или не хотят говорить. Если выпадет второй вариант, тут возможны вариации: или окажусь на нижней ступени, тем самым, регрессируя, или же наверх, таким образом, перевернув пространство и прогрессируя посредством скачкооб- разного прыжка вперед. Есть и еще один вариант - в результате ошибки лестница исчезнет раз и навсегда из моей жизни. Я или прекращу свою жизнь, или буду стоять на месте. Ладно, допустим, я сделала неверный выбор и вышла из игры. Меня только один кошмар преследует: что, если после моего ухо- да из этой жизни, условно - после смерти, там, в другом измере- нии и пространстве - не знаю, что уж там будет, но что, если там будет... новая лестница? И снова выбор – отбор? И при таком рас- кладе я испытываю противоречивые чувства: с одной стороны не страшно прощаться со старой лестницей, не принесшей ничего, кроме разочарования и головной боли, такой надоевшей, но род- ной и любимой, ставшей если не самой жизнью, то ее смыслом. С другой стороны, неужели все существование - лестница и сводит- ся к ней? Кружится голова, только бы не оступиться... Стоит еще раз осмыслить все, помедлить с принятием решения. Ведь сказано же в Святом Писании, что суд будет вершиться по земным делам человека. Насколько же ответственен, важен и значим этот путь наверх, по лестнице не только для земного моего существования, но главное для вечной жизни моей души… 235

ГАЛИНА ЛЯЛИНА (г. Донской Тульской области) Биографическая справка опубликована в разделе «Поэзия» О КАЧЕСТВЕ МЫСЛЕЙ (миниатюра) Мысль не должна творить ни в коем разе Каких-нибудь уродств и безобразий Мысль есть первоисточник Мирозда- ния и всего сущего. Вселенная сотворена Божественной мыслью. Энергия мысли яв- ляется самой могущественной из всех су- ществующих. Сила мысли велика. Еѐ энергия способна как созидать, так и разрушать, в зависимости от того, какой заряд в ней преобладает – положительный или отрицательный. Положительный – это свет, добро, любовь радость. Отрицательный – зло, ненависть, обида, жестокость.. Бог создавал всѐ совершенное и делал это с любовью, с абсолют- ной, ничем незамутнѐнной любовью. То, что мысли имеют свойство материализовываться, знают все или почти все, но мало кто задумывается об ответственности за мыслетворчество и осознаѐт, что любая мысль порождает след- ствие в виде получаемых радостей или горестей. Человек создан по образу и подобию Бога. Это должно по- буждать к чистоте помыслов, к любви к себе подобным, к един- ству и гармонии. Человеку изначально дана свобода воли и сво- бода мыслетворчества. Человечество сделало свой выбор не в пользу Божественного пути. Оно пошло иным путѐм, путѐм раз- деления и разрушения, зла и насилия над природой. Как мыслило, так и творило. Зло создаѐт хаос, нарушает гармонию, принося вред всему окружающему миру. По Космическим законам это наказуемо. 236

Мы порой негодуем и ужасаемся тому, что происходит в природе. А не по нашей ли вине случаются катаклизмы? Так ли уж светлы, чисты и безукаризненны наши мысли? Пусть каждый ответит сам. Силы природы сами по себе инертны, но негативное мыш- ление людей приводит их к хаотичным и разрушительным дей- ствиям. Потому мы имеем бедствия в виде землетрясений, бурь, оползней, смерчей, разных торнадо и прочих неприятных и опас- ных сюрпризов. Творить, созидая красоту и гармонию, могут только чистые и светлые мысли, возникающие от добрых побуждений и беско- рыстных желаний, то есть от любви и добросердечия человече- ского. Чтоб что-то строить, что-то созидать, Красиво мыслить надо и мечтать. Мысль не должна творить ни в коем разе Каких-нибудь уродств и безобразий. Лишь чистые помыслы и любящие сердца способны создать прекрасный окружающий мир и привести к эволюционному про- движению. Научиться мыслить о всеобщем благе, мире, о любви и гармонии – это основная задача для человека просвещѐнного и здравомыс- лящего. Если мысленно проектировать всѐ красивое, чистое, светлое, то в скором времени всѐ так и будет. Качество мыслей зависит от качества души. Духовность – основа мира, добра и процветания человечества. Высокодуховный чело- век не способен своими помыслами и действиями принести вред себе подобным и окружающему миру. Духовный человек – это просвещѐнный и просветлѐнный человек, открытый миру, добру и Божественно истине. Развивая и укрепляя духовно-нравственные ценности, можно ка- чественно изменить себя, свою жизнь и окружающий мир. Всѐ в наших руках, стоит только очень постараться и очень этого захо- теть. А чтобы стать духовным человеком, следует поработать над очищением своих мыслей и чувств. Существует мощный очи- 237

ститель – искреннее пока- яние и всепрощение. А также природные очистители – огонь и вода. К примеру, можно зажечь свечу и, прочитав молитву, подольше смотреть на пламя свечи, думая о хорошем, прекрасном. Омовение в святых источниках тоже во благо и телу, и душе, спо- собствует очищению мыслей. Мысль – это могущественный инструмент, данный Богом человеку для создания красоты и совершенства. Осознавая свою ответственность перед Мирозданием и оправдывая звание «Человек», каждый из нас может и должен желать благоденствия для всех и почаще думать и произносить: «Пусть всему миру будет хорошо!» 238

239

ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ ЛЮДМИЛА АЛТУНИНА ЯКОВ ШАФРАН 240

ЛЮДМИЛА АЛТУНИНА (г.Тула) Биографическая справкаопубликована вв разделе «Проза» «ВООБРАЖУЛЯ» И КОЛЬКА Жизнь – дар Божий Сегодня у Аси Огурцо- вой День рождения. Ей исполни- лось пять лет. Мама по этому случаю сшила ей красивое ат- ласное платье из разноцветных клиньев с тремя крохотными бантиками на ярко-красной вставке-кокетке. Асе завязали на макушке огромный алый, атласный бант. Она стала такая хорошенькая, похожая на куколку. Мама, всплеснув руками, радостно воскликнула: «Сол- нышко ты мое, ясное, ягодка ты моя сладкая, ну просто пре- лесть!» и отпустила дочку гулять во двор. Они жили в своем де- ревянном доме с голубыми наличниками, с желтой калиткой, большим двором, чисто выметенным, по бокам которого стояли два огромных тополя. А вдоль огородного тына росла черемуха. Она буйно цвела по весне, распространяя в округе горьковато- сладкий аромат, от которого кружилась голова. А летом вся со- седская детвора залезала на нее есть ягоды. Самые крупные и сладкие росли почему-то наверху, куда добраться могли по гиб- ким сучьям только мальчишки и Асин брат. Он был старше ее на три года. Они и Асе, и другим девочкам сбрасывали маслянисто- черные черемуховые кисточки. Дальше тянулся длинный огород. А за забором – большая, во всю улицу лужа – «лыва», говорили по-сибирски. На другой стороне улицы жила подружка Аси Таня. И Асин папа переносил девочек через лужу на руках, надев высо- кие, болотные сапоги. А мальчишки плавали в луже на больших деревянных корытах, в которых их мамы стирали белье. Они, наверное, представляли себя моряками, лужу – морем, ванну – кораблем или лодкой. Вместо весел они ловко гребли маленькими деревянными лопатками, которые сами же мастерили из дощечек. 241

Ася побродила по двору, поиграла в разноцветные стек- ляшки – осколки битой посуды, аккуратно сложенные ею под то- полем, понаблюдала за курицами с маленькими цыплятками и охранявшим их петушком. Одной ей не игралась, к подружке Тане пойти мешала огромадина-лужа. И Ася решила влезть на забор и посмотреть на себя, нарядную, в отражение в темной лу- же. Она прошла осторожно по вытоптанной на меже средь жгучей крапивы узенькой тропинке, тянувшейся вдоль забора и по чере- мухе влезла на забор. Уселась на столбик. И от радости тихонько засмеялась. Так хорошо ей показалось наверху! Было видно всю улицу и крыши домов на других улицах, ярко-желтые подсолнухи в соседних огородах и ползущие по заборам тыквы с желтыми цветами-вазами. А когда, нагнувшись, она посмотрела вниз и увидела в луже отражение хорошенько-прехорошенькой наряд- ной девочки с ярко-красным огромным бантом на голове, ей ста- ло совсем весело. Ася стала громко напевать: «Маленький, зеле- ненький, коленочки назад, в траве кузнечик прыгает чему-то очень рад. Он рад, что светит солнышко, он рад, что зеленца. Он сам такой зелененький – коленочки назад…» Ася очень даже по- нимала этого зеленого кузнечика, про которого она пела. Ей тоже было, как и тому кузнечику, очень хорошо: светило летнее сол- нышко, дул теплый ветерок, кругом зелено и ярко и сама она в новом, нарядном платье. Ася радовалась от души. - Воображуля, Огурец! – прервал ее безмятежную радость ядовитый голос соседского мальчишки Кольки, отъявленного ху- лигана на всю их улицу Зеленую. - Огурец, Огурец, не ходи на тот конец – там мышка живет, тебе хвостик отгрызет, - дразнил он девочку. Ася старалась не обращать на Кольку внимания, хотя ей было обидно, что он снова дразнится и обзывает ее еще и вооб- ражулей. Колька, хулиганистый и озорной мальчик, был постар- ше Аси. Он учился в школе, но плохо. И Асин брат помогал ему делать уроки – «взял на буксир», называлось это на школьном языке. Колька стоял по другую сторону улицы и лужи и в руках держал большое красное яблоко: «А тебе я не дам даже откусить, - показывая девочке язык, сказал он, - поднес яблоко к губам, вдохнул его аромат, зажмурив глаза: «А пахнет медом – это самое сладкое и вкусное на земном шаре яблоко!», - поддразнивая Асю воскликнул он и уже собирался вгрызться в его мякоть зубами… Но в этот самый момент, неаккуратно повернувшись, чтобы де- 242

монстративно отвернуться от Кольки, Ася упала с забора в ого- род, в самую гущу крапивы, которая мгновенно обожгла ей руки, ноги, лицо и шею. Асе показалось, что весь мир и небо над ней перевернулись и почернели. Она истошно закричала, заплакала и будто провалилась в черноту. Колька, наблюдавший всю эту картину, моментально сунул за пазуху яблоко, которое он так и не успел откусить, и прямо че- рез лужу бросился в Асину сторону. Он ловко перемахнул через забор, – наловчился лазая по чужим огородам, – и, ползя на чет- вереньках и приминая крапиву, приблизился к истошно вопящей девочке: - Ася, не плачь, ты чо – сильно ушиблась? Смотри, я в крапиве след проделал, ползи по нему за мной, не ожалишься. Мы счас ожаленные места холодной водой намочим, я всегда так делаю, и меньше будет больно… И девочка, все еще плача, правда чуть тише, поползла за мальчиком через крапиву. Когда они очутились в картофельной грядке с мягкой, не жалючей ботвой, Ася, сидя на земле и все еще громко всхлипывая, увидела разодранный подол платья, потрога- ла на голове сбившийся набок бант и заревела с новой силой. Ко- ля беспомощно и растерянно стоял над ней, соображая, чем еще он может помочь девочке. Он понимал Асину беду – порванное, новое платье. Если бы он порвал новые брюки, ему крепко доста- лось бы от родителей. Коле было жаль Асю, но он не знал, как еще ей помочь, как ее утешить. И вдруг он вспомнил про яблоко. Запустив руку за пазуху, моментально извлек его и протянул Асе: - На, бери, ешь, оно самое сладкое и вкусное на всем земном шаре, ты такое никогда еще не ела… Девочка сквозь слезы посмотрела на мальчика и на яблоко в его руке, из-за которого просвечивали солнечные лучи, взяла яб- локо и крепко прижала его к груди. - Спасибо, Коля, - всхлипывая, сказала она и улыбнулась. От калитки к Асе уже бежала встревоженная ее плачем мама… 243

ЕЖИК – ГОСТЬ Однажды весной, в мае, папа принес из лесу ежика. Ежик же колючий, с иголками, и папа нес его в шапке. Ежика выпусти- ли на полянке возле дома. Он сначала сидел, притаившись, свер- нувшись в клубочек. Потом высунул черный носик с маленьким пятачком и стал нюхать землю кругом. Лена с Аней с интересом разглядывали ежика. Им очень хотелось его потрогать, погладить. Но иголки больно кололись, а до носика и мордочки в мягкой шерсти он не позволял дотронуться. Пугался, сразу же сворачи- вался в колючий комочек и затихал. Девочки знали, что ежи любят молоко. Они принесли ему молока в блюдечке, морковку и хлеб. Молоко он только разок лизнул. Морковку понюхал, но есть не стал. Хлебца поел совсем чуть-чуть. «Надо принести ему что-нибудь вкусненькое», - реши- ли девочки. Они сбегали в дом, достали из холодильника сливоч- ное масло, сыр и колбасу. Положили еду перед ежиком. Он, быстро-быстро дергая носиком, все обнюхал. Его черные, круг- лые глазки оживились. И еж с удовольствием все съел. Особенно ему понравились сыр и масло. Сестрички даже добавки ему при- носили. - Надо отнести ежа назад, на то место, где я его подобрал, - сказал папа, когда ежик закончил есть. Девочкам не хотелось расставаться со своим колючим гос- тем, но они понимали, что ежику надо домой и отпустили его. Но один, без их папы, он может не найти назад дорогу и заблудиться. С собой ежу даже гостинец дали – спелое, сочное, красное ябло- ко. И наказали папе, чтобы он наколол это яблоко ежику на игол- ки. «Пусть он домой вернется с подарочком и обрадует родных своих ежей», - сказали они. Папа так и сделал и обо всем, - как он отпустил ежика, как наколол ему яблоко, и как тот быстро побе- жал и скрылся в кустарнике, - он рассказал дочкам. А еще папа пообещал сводить девочек на то место, в гости к ежику, или, если снова его встретит, принести его опять к ним погостить и пола- комиться вкусненьким. 244

ЗИМНИЕ ГРИБЫ В самый канун Нового года пятилетняя Лена решила пойти за снежными грибами. Она самостоятельно одела шубку, шапку, теплые брючки, сапожки и варежки. Взяла в руки небольшую, плетеную корзинку и сказала: - Я пошла искать снежные грибы. Пойдешь со мной, Аня? - Дя, пойду. Мы вместе много найдем гибков. Мама помогла Ане одеться. И сестрички вышли во двор. Они взяли лыжные палки без колец и полезли в сугроб. С вечера была метель. И за ночь намело много снега. Ярко светило зимнее солнце. Снег, словно драгоценные камни, искрился в его лучах. День был нехолодный. Девочки, лазая по сугробам, по колено проваливались в рыхлый, пушистый снег, катались и ползали по нему. Раскапывали его палками, выискивая снежные грибы. Это Лена сама придумала – искать грибы под снегом. Сестрички плотно набили корзинку снегом, поставили ее на стол, стоявший возле крылечка, у дома. Уселись за этим столом напротив друг друга на скамейки и увлеченно стали лепить формочками грибы из снега. Вылепленные грибки они выкладывали на столе в рядок. Когда грибочки подморозились и уже не рассыпались в руках, девочки сложили их в корзинку и оставили ее на столе. - Это – подарок для Деда Мороза и Снегурочки. Они ночью придут, увидят зимние грибы и очень обрадуются, - сказала Лена. – Хорошо ведь, Аня, что и мы с тобой приготовили для них ново- годний подарок, правда же? - Пьявда, - охотно согласилась малышка. Проснувшись утром, девочки первым делом побежали к ел- ке, посмотреть, какие подарки принес им ночью Дед Мороз. Они сразу же увидели свою корзинку, наполненную белоснежными грибами. Но, о чудо! Вместо снежных грибов в корзинке были самые настоящие грибы -шампиньоны. Они лежали горкой, один к одному, маленькие, беленькие, свеженькие – точь в точь как их снежные грибочки. Удивлению и восхищению девочек не было конца. - А я знаю, это Дед Мороз превратил наши снежные грибы в настоящие! – радостно воскликнула Лена. Он же волшебник – все может! А в Новый год разные чудеса случаются. 245

КАК КОТ РЫЖИК ЯБЛОКИ РВАЛ Однажды вместе с Леной, Аней и их мамой в дальний ябло- невый сад пошел кот Рыжик. Он там всегда мышей ловил и по- этому любил туда ходить. А сестрички вместе с мамой собирали яблоки. И Рыжик им помогал. Он забирался на яблони высоко, туда, куда не могла палкой дотянуться мама, и сбивал яблоки ла- пами. Вначале он не умел этого делать. Просто лазил по яблоням, прыгал по веткам. А потом стал внимательно наблюдать за тем, как яблоки сбивают палкой. Увидел качающееся от удара яблоко и решил с ним поиграть. Ударит Рыжик лапами несколько раз по яблоку, как по мячику, и с интересом наблюдает, как оно раска- чивается. Яблоко покачается-покачается от ударов, да и упадет на землю. Рыжик заглядывает вниз. Смотрит, куда оно упало. Ему это явно нравится. И выбирает для игры другое яблоко на высо- ких ветках. И все повторяется снова – яблоко отрывается от ветки и летит вниз. А с земли их собирать маме помогают Лена и Аня. Вот так Рыжик и научился яблоки сбивать. И с тех пор его всегда брали с собой яблоки рвать. КАК КОШКИ НА ОХОТУ ХОДИЛИ У сестричек Лены с Аней жили в деревенском доме кошки. Целых четыре. Рыжий кот папа по кличке «Рыжик». Серая в не- обычную, закругленную по бокам полоску, мама – «Мурка» и два игривых котенка. Их сыночек – весь в папу-кота. Такой же рыжий с круглой, очень миленькой мордочкой и живыми, умными гла- зами, добродушный и доверчивый. «Маленький Рыжик» звали его. И дочка – вся в маму-кошку, такая же серая, в полоску, но без кружочков. «Маруська» звали ее. Она была похитрее своего ры- жего братца и везде-везде лазила. Жили кошки очень дружно. Ко- тята все время резвились между собой и ввязывали в свои игры кота и кошку. Маруська всегда спала с мамой-кошкой в теплом, уютном домике-корзинке, обтянутой красивой тканью. Ма- 246

ленький Рыжик предпочитал спать с папой на высокой, большой коробке. Они с нее, как с вышки, обозревали все вокруг. Рыжик любил своего сыночка и нежно его вылизывал. Мама тоже выли- зывала своих деток, поэтому они всегда были чистыми, с гладкой шерсткой, розовыми носиками, ротиками и ушками. Когда Лена с Аней шли гулять в аллеи, кошки увязывались с ними. Они, как собачки, бежали рядом. Впереди всех шествовал Рыжик. Он деловито обнюхивал каждую норку, кидался на каж- дый шевельнувшийся от ветра листок. Увидев согнутую пополам березку, он вспрыгнул на нее, а за ним забрался и маленький Ры- жик. Вдвоем они гордо и с достоинством посматривали вниз. Мурка же была более игрива. Она озорно вскарабкивалась то на одну березу, то на другую. И, игриво, блестя глазами, повернув набок голову, посматривала сверху, видят ли другие члены ее се- мейства и маленькие хозяйки, как ловко она вскарабкивается то на одно, то на другое дерево. Она быстро-быстро точила когти о кору гнилых, поваленных деревьев, нюхала мхи и трусцой бежала вслед за Рыжиком и девочками. Котята боялись потеряться, по- этому держались поближе к своим маме и папе. А чуть теряли их из виду, начинали жалобно и призывно мяукать. Тогда Лена с Аней звали их, и они быстро прибегали, ловко перепрыгивая че- рез высокие, сухие травинки, смешно потряхивая задними лапка- ми, намокающими от еще невысохших дождевых капель. Потом маленький Рыжик забрался высоко на березу и боял- ся слезть назад. Девочки не смогли бы его достать. Они стояли внизу и звали Рыжика, подставляя ему ладони, приглашая его прыгнуть на них. Но котенок боялся это делать и мяукал все настойчивее, жалобнее. Тогда Мурка забралась к нему, лизнула его в нос и лоб и стала показывать, как надо спускаться. Не голо- вой вперед, как пытался слезть Рыжик, а задом. Кошка медленно продвигалась по стволу дерева, останавливалась и призывным, ласковым: «Мур», видимо, означавшем на ее кошачьем языке «Иди ко мне», звала к себе котенка. Когда он, нерешительно и с большой опаской переставляя раскинутые в разные стороны лап- ки, приближался к ней, она его поощрительно лизала в мордочку и спинку и спускалась ниже. Снова звала к себе Рыжика. И так понемногу они спустились на землю. Рыжик сразу же начал лас- ково тереться о бока Мурки, тыкаться ей в мордочку. Так он, 247

наверное, просил прощение за свое озорство и благодарил маму за то, что она спасла его. В яблоневом саду кошки стали охотиться на мышей. Они ходили от дерева к дереву, принюхиваясь к земле, бурым листьям на ней. Наверное, уловили запах мышей, а может, почуяли следы зайца и других зверушек. Вдруг девочки услышали тонкий мы- шиный писк и тут же увидели, как из густой, сухой травы вы- прыгнул Рыжик-большой. В зубах он держал серенькую, пища- щую мышку. Лене с Аней было жаль маленькую мышку. Они хо- тели ее спасти и кинулись к коту, чтобы отнять ее. Но Рыжик по- бежал вдоль яблонь. Отбежав на некоторое расстояние, он отпу- стил мышку. Однако, едва она хотела убежать, как он тут же при- давил ее лапой, а потом взял в зубы. И так он то отпускал мышку, то снова хватал ее зубами и лапами. За его игрой немного пона- блюдали кошка Мурка и котята, привлеченные писком мыши. А потом они подбежали к Рыжику, желая, видимо, вместе с ним съесть мышку. Но Рыжик недовольно заурчал, схватил мышку и скрылся с нею в траве. Кошка с котятами сели и недоуменно смотрели ему вслед. Мурка посидела-посидела, лизнула поочередно своих котят и тоже скрылась в траве с противоположной стороны. Вскоре она прибежала оттуда какая-то ошарашенная, держа в зубах пронзи- тельно пищащую мышку. Точно такую же, какая была у Рыжика. Котята кинулись к матери, стали нюхать мышку, но Мурка отбе- жала в сторону, недовольно урча. Котята не решались больше подбегать к ней, наблюдали за нею со стороны. Потом Мурка от- пустила мышку, кинувшуюся бежать. Она тут же прижала ее ла- пой к земле и позвала котят: «Мур, Мур». Маленкьий Рыжик и Маруська со всех ног кинулись к маме-кошке и под ее наблюде- нием стали играть с мышкой. Как только мышка пыталась скрыться в траве, она хватала ее зубами, подносила к котятам и выпускала. Котята трогали ее лапками, неумело пытались вце- питься в нее зубами. Дав котятам наиграться с мышью, кошка схватила ее, убежала в траву. Потом, один за другим, облизыва- ясь, появились кот и кошка. Надо было возвращаться домой. По дороге назад девочки валялись в густой, шелковистой и высокой летом траве. Теперь трава порыжела и полегла коричневыми вол- нами на землю. Пожухлая, она одновременно напоминала песча- ные барханы и была похожей на длинную, густую шерсть ламы. 248

Волны ее были такими мягкими, как перина. Сестренки повали- лись на траву и стали кататься по ней, приглашая включиться в их игру – купание на волнах и бабушку. Потом они лежали на мяг- ких травиных перинах. Смотрели в небо, где стремительно одно- временно летели три самолета, оставлял за собой белый след. Снизу, от корней травы, тянула прелью, сыростью и холодом. В небе плыли белые, пушистые облака, похожие на сахарную вату. Девочки выкрикивали: «А это – облако-кораблик. Мы поплывем на нем в другие страны. Там живут жирафы и слоны». «А это об- лако похоже на Снежную королеву». «А это – на змея-Горыныча с тремя головами». Кошки тоже резвились в траве. Они валялись, играючи, грызли друг друга, драли лапками, играли в догонялки. Потом ходили вокруг, принюхивались к круглым, глубоким норкам сре- ди травы, но больше им не удалось поймать ни мышку, ни земле- ройку. И девочки даже радовались тому, что им не попалась зазе- вавшаяся мышка, ведь она такая маленькая, с такими живыми черными глазками и тоже хочет жить. «А может, даже у нее в теплом, мягком гнездышке есть маленькие детки, и они погибнут без мамы», - предположила Лена. – А кошки хищные, совсем об этом не думают»... ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК ОСЕНИ ИЛИ ЯБЛОКО ДЛЯ МАМЫ Стоял последний день осени – 30 ноября. Был последний день недели – воскресенье. Всю ночь шел дождь, а утром показа- лось яркое солнышко. Было тепло и тихо, как весной. Лена с Аней тотчас собрались на прогулку, потому что солнышко скоро могло скрыться. От горизонта уже поднимались тяжелые, серые тучи, грозя снова затянуть небо и все вокруг сделать серым, пас- мурным и тоскливым. Хотя девочки гуляли в любую погоду и не боялись дождей, но при солнышке гулять было куда лучше. К 249

тому же они собирались вместе с бабушкой пойти в дальнюю ал- лейку и найти несколько еловых веточек к Новому году. Ждали, что скоро выпадет снег и тогда туда без лыж никак не доберешь- ся. Ели росли в дальней аллейке. Туда надо было идти через все широкое поле, потом еще по длинной аллейке. И тогда придешь к елочкам. Они стояли, как одна семья – побольше и поменьше, как мама с папой и детками. Чуть подальше, по березовой аллее, еще зеленела одна такая же еловая семья. Девочкам, конечно же, было жаль срывать веточки с елей. Они их стали искать внизу, под елями. И скоро нашли целых пять штук. Теперь их можно было отнести домой, поставить в вазу и вынести в прохладное место, в сени. Так они лучше сохранятся до Нового года. А перед самым Новым Годом и приходом Деда Мороза со Снегурочкой в их де- ревенский дом сестренки внесут букет из еловых веток в зал и сразу же остро запахнет елкой. Они поставят его посередине сто- ла и украсят серебристым дождем из фольги, маленькими, ярки- ми, стеклянными шариками и даже гирлянду повесят. По вечерам она будет гореть и перемигиваться разноцветными огнями. Рядом с украшенными ветками встанут Дед Мороз и Снегурочка в голу- бой бархатной, икрящейся серебром шубке и высокой золотой короне. Девочки с бабушкой уже собирались возвращаться домой, но почему-то решили заглянуть в яблоневый сад. Он со всех сто- рон окружал аллейку и тянулся ровными рядами яблонь куда-то далеко, до другой аллейки. Весной сады были все в бело-розовом цветении, испускающем чудесный аромат. В конце лета и в сен- тябре Лена с Аней, папой и мамой приходили сюда за яблоками. Но в ноябре яблоки уже не растут. Весь сад облетел, ветви яблонь почернели от дождей и еще не успели просохнуть. Однако идти по их длинным, бесконечным рядам и вспоминать, какие тут рос- ли огромные и душистые, красные и зеленые яблоки, было при- ятно. 250

О чудо! Каково же было удивление и бабушки, и ее вну- чек, когда они увидели, что земля под одной из яблонь была сплошь усеяна зелеными яблоками, зарывшимися наполовину в гнилые, коричневые листья. Бабушка подняла одно яблоко, дру- гое, третье – все свежие, твердые, незамерзшие и не гнилые. Так девочки вместе с бабушкой набрали целый пакет чудесных яблок. Анечка нашла одно, очень маленькое, величиной с грецкий орех, яблочко с засохшим маленьким листиком на его ножке и сказала: - Я отнесу его бьятику. Он еще не умеет ходить ножками и бьять ючками, но когда подъястет, будет игять яблочком. Тут Лена подняла вверх голову, чтобы разглядеть само- лет, звук которого доносился до земли. Самолет летел так высоко, что казался маленькой, голубоватой птичкой. За ним оставался и расплывался по синему небу белый след. - Вон, Анечка, гляди, самолет летит, - указала она в небо. Аня тоже задрала вверх личико. И вдруг они вместе уви- дели большое, красное в розовую полоску яблоко, висевшее на яблоне. - Яблоко! Яблоко! – радостно закричали девочки, протя- гивая к нему руки. - Такие красненькие яблоки как раз наша мама любит. Мы всегда с ней в саду их находили, – сказала Лена, - давайте его со- рвем для мамы. – А как мы его достанем? – спросила она, обра- щаясь к бабушке. Бабушка попыталась потрясти яблоню, но ствол ее был толстый и ничего не получилось. - Надо найти какую-нибудь палку и сбить его,- предложи- ла она и стала искать палку. - Бабушка, бабушка!, - радостно закричала Анечка, - я нашла, вот, - и подала бабушке тонкую засохшую былинку. - Молодец, Анечка, что нашла, но это всего лишь сухая травинка и ей не сбить яблочко. Она сломается, да и не достанет до него. Надо найти что-то подлиннее и потолще. Тут же Аня побежала к сухим, высоким зарослям травы иван-чая и принесла травинку потолще и подлиннее. Но и она не годилась для сбивания яблока. Лена еле сорвала крепкую былин- ку конского щавеля и сама пыталась дотянуться до яблока и сбить его. Но, стукнувшись о толстые яблоневые ветви, былинка слома- лась пополам. С нее посыпались на девочку темно-коричневые, 251