Золото Сербии

Евгений Колобов, Николай Зайцев Золото Сербии Краснодар Мурманск 2019

УДК 82-3 ББК 84-4 К61 Издано Международным Союзом Русскоязычных Писателей Авт ЗН Колобов Евгений, Зайцев Николай Золото Сербии. – М., 2017. – 1000 с. ISBN 978-5-4496-1186-4 Аннотация УДК 82-3 ББК 84-4 ISBN 978-5-4496-1186-4 © Колобов Евгений, 2019 © Зайцев Николай 2019

Оглавление Сотник Билый 5 Тайная мечта Вука Сречко 11 Дозорный Сашко Гулый 14 Подхорунжий Андрей Свырько по прозвищу Батька Швырь 20 Сербия. Лагерь русских волонтёров 26 Тайное послание. Кому? 32 Беляна. 42 По следам всю правду не узнаешь 49 Вахмистр Степан Гамаюн 53 Перевал 60 Табор на берегу 63 Праздник Святой Троицы 69 Первый осмотр 78 Станица, четыре года назад 80 Залога в Яшкиной балке 84 Будем думать 88 Сотник Николай Билый 90 Жизнь в прибрежном лагере. Мысли и планы 96 Вторая вылазка 101 Сашко Гулый. Зачем лягушки? 105 Водяной шайтан 108 Конец сидения 113 К острову 119 Гибель форта 121 Сундук 124 Гроза 128 Пустые хлопоты 131 Петля судьбы 138 Григорий Молибога 139 Сашко Гулый 140 3

Подхорунжий Андрей Свырько (Батька Швырь). 146 Сотник Николай Билый. 147 Эпилог 147

Золото Сербии Сотник Билый Перевал, где-то в Сербии или Македонии Справа застрекотала птаха. Не удержался, посмотрел в небо. По голубому полотнищу в бешеном ритме кружили две точки: яс- треб гонял свою жертву, сужая круги, готовился к решающей атаке. Невольно улыбнулся. А ведь чуть сам чуть не поверил в первое мгновенье. Нет, не птица божья это. Самый острый на ухо Сашко сигнал тревоги подаёт. Припав к камням горной гряды, принюхался. По- рыв пряного от весенних трав ветра донёс запах чего-то кислого. А вот и лошадиный дух. Сербы, греки или застава турецкая, про которые Вук Сречко предупреждал. Нашёл глазами Сашка, пока- зал, чтоб рассмотрел получше. Грицу дал знак выдвинуться вперёд, остальным — замереть. Снял и надёжно пристроил заплечный ме- шок-сидор. Лёг на спину, упёршись ногами в камень. Здесь склон был не такой крутой, так что отдышаться можно было спокойно, не боясь соскользнуть вниз. Синее небо почти без облаков, солн- це приятно грело кожу и уже нагревало камни. Какой здесь воз- дух пахучий. У нас весной тоже свежая трав пахнет и акация, ког- да цветёт голову дурманит. Каштановые рощи в горах за версту слышно, но здесь оливы, лавр, апельсины, кустарник неведомый, да каждая травинка старается своим запахом выделиться. Даже знакомые цветы здесь пахнут сильнее. Разглядеть среди камней Грицко без привычки практически невозможно. Пластун, зная своё дело, двигался бесшумно, не тре- вожа веток. Гамаюн и сербы только угадывались. Батька Швырь, повинуясь команде застыл чёрным камнем без движенья. Вот ведь две противоположности — две разные опасности. Для Швыря каж- дый бой мог стать последним и умереть он на старость собирался 5

Евгений Колобов, Николай Зайцев героической смертью, чтоб «сынкам меньше досталось иродов-су- постатов». Я и сейчас вижу, как он говорит эти слова с прибаут- ками, пряча улыбку в седые обвислые усы. А глаза так и зыркают по сторонам, внимательно оценивая обстановку. Слишком много шуток в речах пластуна над своими годами, но не хотелось бы оказаться под его прощальным обстрелом. Грицко литературных журналов не читал, даже не знал что та- кие существуют, а был строгим рационалистом. Все свои жизнен- ные движения делал по кратчайшей прямой, не задумываясь как он будет выглядеть со стороны. Сухой как камыш. Стойким стеблем гнулся под любым ветром, но не ломался. И не собирался. Он про- сто воевал. Уползая ужом из любой засады, выбирал новую пози- цию, стрелял, рубил, а то и бросал нож или камень с неожиданной стороны. Заполучить такого пластуна в ватагу мечтал каждый атаман, суля золото и славу. А что мог предложить друг детства, сотник Билый, известный только в пластунских станицах? Уйти в даль- ний поход, из которого можно не вернуться? Чем пронять и, как достучаться до души? Хотя истина проста: пока не спросишь, не узнаешь. … Сухой камыш шелестел под лёгким ветерком. Плавни. Без- брежное море камыша. Стоят, колышатся в выцветших стеблях тёмно-коричневые вытянутые шапки-папахи. Словно казаки за- стыли в вечном дозоре, наблюдая за тобой. Дальше за сухостоем сплошные ряды зелени. Тянутся к солнцу стебли, раскинуты в раз- ные стороны. Сплетены — не пройти кажется. Только утки, цапли и чайки видят с высоты, где лиманы соединяются с морем, где реки делясь на многочисленные гирла и протоки, заросшие камышом. Замотал башлык, так, что остались только глаза, тучи комаров уже ждут, жужжат: — Давай к нам казаче, поспешай! Ждём. Сейчас мне нужно найти «заход» в этот особый мир, где теря- ешь ощущение времени и направления. Человек в плавнях слы- шит только шелест листьев и жужжанье миллионов комаров. Для 6

Золото Сербии человека, случайно попавшего сюда, здесь нет ориентиров, только пластуны неизвестно как, находят нужные направления. Забудь про прямые линии, про солнце и звёзды. Только па- мять, внимание и чувство времени и расстояния. Сверху лист у ка- мыша шершавый, не продраться, а кромка острая как бритва, ре- жет открытые руки. Сотник замедляется, оглядывается. Всё верно. Не подводит чутье. Вон и «залом» в стенке камыша. Все стебли в одну сторону небольшой наклон имеют, а в этом месте природный порядок нарушен. Значит ему туда. Через полсотни шагов, сухой жёлто-коричневый камыш на- чал меняться на жёлто-зелёный, вот и обманчиво-жизнерадост- ный зелёный. С каждым шагом земля становилась всё влажнее и влажнее. Поворот влево. Через час должна быть протока. Зелень, шелест, влажная жара. Потревоженные комары закрывают солнце. До вечера всё затаилось. Только гадюки бесшумно шныряют в по- исках птичьих гнёзд, очень яйца они уважают. Четверть часа по щиколотку в воде, теперь осторожней, ина- че можно ухнуть с головой в протоку. Ныряй потом за винтовкой! Только по полосе пригнутых как морская волна камышей, узнаёт пластун противоположную сторону протоки. Быстро раздевается и ныряет в прогретую воду. Распугивая серебряные стаи рыбы, под- ныривает под волну камыша. Вода прозрачна, но его транспорта не видно. Проплыв метров пятьдесят, периодически ныряя, нашёл и в несколько приёмов вытащил четырёхметровую тычку-шест и привязанный нему плотик-лодку. Привязав на камышину тряпицу, чтоб на обратном пути быстро найти место схрона, поплыл с пло- том к одежде. Час по протоке, стоя на крошечной деревянной площадке, управляя шестом, четверть часа посуху (по колено в воде). Теперь плотик на плечах, час по другой протоке, ещё волок. Узкая поло- ска чистой воды, делится на две, ему вправо и вот молибоговский балаган, стерегущий два конных прохода и водный путь по речке. Вёрстах в трёх другой балаган ещё дальше «крепостица» с пуш- кой. Такими сторожевыми линиями перекрыты все возможные тропинки и проходы, по которым немирные черкесы старались пробраться к стадам, отарам и табунам казаков. 7

Евгений Колобов, Николай Зайцев Между балаганами хамыляли пешие и конные разъезды, ста- ничники ходили на охоту и за рыбой, и всё равно время от вре- мени отчаянные абреки проскальзывали к станицам. Чаще бес- следно пропадали в негостеприимных плавнях или нарывались на балаганы и тогда пластуны, выбив их лошадей, загоняли не- званых пришельцев в гиблые топи. Болотных трясин здесь нет, но когда проваливаешься по грудь в ил, а твёрдого дна нет. Чистой воды над илом на пару ладоней, причём, если ладони ставить па- раллельно поверхности, моментально выбиваешься из сил, без посторонней помощи чужак не выберется, а помогали не всем. Утонувших мусульман Аллах в рай не пускает. Балаган, это две, три или четыре стены, высотой по шею из двойных камышовых матов, заполненных глиной. Иногда отгоро- женное место для кострища, так чтоб огня не особо видно было. Сторожевая вышка до пяти метров высотой. В случае опасности, на вышке зажигался сигнальный костёр. Соседние балаганы, шли на помощь. На молибоговском бала- гане вышки не было. Уж очень удобное место было для засады. Два пеших прохода и приличный участок реки как на ладони. Особые места службы, заставили вырабатывать особые приёмы ведения боевых действий, а казаков — особые качества и умения. Со временем из кубанских казаков выделился особый вид — пла- стуны. Пласта — это то, что под ногами в плавнях. По довольно плотной пласте подходил к своему родовому ба- лагану пластун Григорий Молибога. Задолго до выхода из камыша, Грицко понял что на островок прибыл гость: тянуло лёгким дым- ком и ароматной ухой. Скорее всего одиночка, так как голосов не слышно, но стоило убедиться. Перед тем как выйти, казак замер, скрываемый шелестящими листьями, пристально рассматривая просеку. Сразу бросилось в глаза, что гость замазал трещины и отвалившиеся куски стенки балагана — свежая глина не успела высохнуть и жирно поблёскивала в лучах солнца. Дрова в костер- ке догорали, превращаясь в белую труху углей. В подвешенном на перекладине котелке мирно булькала уха, благоухая ароматами трав и рыбы. Под навесом за грубо сколоченным столом сидел 8

Золото Сербии Микола. Разморённый от зноя, в одном исподнем, крутил в руках слабо тлеющую трубку, затягивался, пуская дым вверх. Грицко поморщился, поправил тушу подсвинка на плече, и вы- ходя из камыша, сказал: — Да уж бросал бы ты табак. Совсем провонялся. За версту разит. — И тебе не хворать, — оживился сотник, поворачиваясь на го- лос. Улыбнулся, оценив добычу.— Как раз на уху вышел. Тебя ждал, не хотел один снедать. — Давно отаборился? — спросил Грицко, сбрасывая добычу в тень и проходя к воде. Скинул старенький бешмет, снял и пропо- лоскал пропотевшую рубаху. Умывался казак шумно, с наслажде- нием. — Из станицы на заре вышел, — ответил Билый, нарезая боль- шие краюхи хлеба. — Соскучился? — спросил Грицко, беря со стола чистую тряпицу и вытираясь. — Ага. Пришёл службу проверить — балаган пустой, наружная обмазка отвалилась. — Местами. — Где дядья? Гриц снял котелок, аккуратно поставил на стол. Микола улыб- нулся, оценивая чужой аппетит. — На охоте был или гонял кого? — Второго дня черкесы вышли на Малайкин балаган,— помор- щился казак, шуруя деревянной ложкой.— Шумели знатно, стреля- ли. Батька с дядьями со стороны лимана вдарить решили, а меня на подмогу к Малайке послали. Там без потерь справились, без меня, но сказали, что двое самых отчаянных ушли. Микола вскинул голову, а Молибога потупил глаза, несколько раз опустошил ложку. — Хорошая уха. Вкусная. — Не томи. И что? — Ну, как что? Вестимо что. Не ушли. Тут же каждая камышинка за нас. На что только надеялись. 9

Евгений Колобов, Николай Зайцев — От тебя сложно уйти, — усмехнулся сотник. Грицко добро- душно хмыкнул: — Забегался трошки. На обратном пути кабанчик попался. Пришлось схрон сделать, всё не унести. Попозже сходим? Билый кивнул. Теперь ели молча. И только когда застучали о днище ложками, Микола первым не выдержал: — В поход я собрался. Грицко кивнул, мол, продолжай. — Для всех иду в Грецию, выполнять материнский наказ. Тебе правду скажу — за славой иду. Что скажешь? Пойдёшь со мной? Грицко равнодушно пожал плечом: — Мне слава не нужна. У сотника душа оборвалась. — А гроши? — тут же спросил он. Молибога положил ложку на стол, глянул на Билого. Покрутил головой, то ли комаров отгонял, то ли мысли чужие. Полез в карман шаровар, достал золотую мо- нету, подкинул в руке. Поймал. Раскрыл ладонь. Заблестело золото. — Так оно и тут есть. Сотник глотнул воды из баклажки, дёрнулся к трубке, но замер: — Мне много золота нужно. Помнишь разговоры наши. Лагерь хочу пластунский завести. Чтоб в каждой кубанской сотне хоть пяток пластунов было приписано. Без лагеря столько не подгото- вишь. Грицко, пошли со мной, а? Батька с наказным атаманом пе- реговорил. Третьего дня прискакал из Екатеринодара с приказом прибыть в штаб всей ватагой. Долговязый казак усмехнулся, видя чужое смятение: — С этого начинать нужно было, а то — слава, гроши, — пе- редразнил он, — а про дружбу забыл? — Не могу я тебя из-за дружбы в поход звать, — растерянно ответил сотник. — И приказом выписать не могу. Для всех палом- никами в Грецию пойдём. Тут понимание должно быть и твоё со- гласие. — А ты позови, — предложил Грицко и улыбнулся, — может не откажу? 10

Золото Сербии Два друга детства смотрели глаза в глаза и только улыбались. Чего говорить, и так всё понятно. Здесь как не крутись, всё равно будешь под присмотром, а за морями за горами, всё станет ясно, прежде всего про себя. Сможет ли сотник стать хорошим атама- ном. Заслужит ли авторитет и доверие больших ватаг. А верный Григорий из разведчика-«плеча» дорастёт до есаула, правой руки атамана… Тайная мечта Вука Сречко Однако в этом походе одна была беда — денег не хватало. Де- нег не было у турок и у повстанцев. Прихватив полковую казну одного из турецких гарнизонов, пластуны удивились скудности кассы. Только серебряные ачхе. Деньги на войне — это патроны и оружие. Продовольствия хватало, а вот военный припас, только у турок. В лагеря повстанцев приезжали фургоны торговцев оружи- ем. Попадались интересные новинки. Новые многозарядные аме- риканские винтовки Генри с малодымными патронами, пластунам не понравились из-за малой убойной дальности и плохой кучно- сти. Пятизарядки Спенсера были получше, но патронов у османов к ним почти не попадалось. Воевать ради патронов как-то скучно. Нужны деньги много и сразу. Вот тут сербы привели Вука Сречко. Вук — это волк. Сербы часто добавляют к детским именам приставку вук, как оберег от лукаво- го. Но Сречко был настоящим волком. До войны он промышлял грабежом и не стеснялся пускать в дело нож и револьвер. Мо- ментально они сошлись с Гамаюном, будто знали друг друга всю жизнь. Волчара сходил с нами пару раз. Особо не высовывался, но порученную ему боевую задачу выполнял старательно. Сотник понял — присматривается. Потом видно сделав выводы, поведал о своей тайной и недостижимой мечте. Раз в полгода из Порты, во- 11

Евгений Колобов, Николай Зайцев енный корабль подходил к устью небольшой горной речки. Неши- рокий стремительный поток изобиловал порогами и водопадами. Вырываясь из теснины скал, размывал глинистые берега и через версту, упираясь в гранитную плиту, разделялся надвое, обтекал её, образовывая мелководное озеро, соединяющееся с морем. Со временем течение с одной стороны и зимние шторма с дру- гой, сотворили остров окружённый водой. На островке построен османский форт с парой пушек. С военного корабля спускали пло- скодонную фелюгу. На неё перегружали железный сундук с зо- лотыми лирами, для выплаты османскому войску на Балканах. В течение месяца, хорошо вооружённые конвои развозили золото из форта по всем турецким гарнизонам. Как оповещались гарни- зоны что деньги прибыли, Вук не знал. Военных кораблей у сербов не было, а рыбацкую посудину без труда расстреляют пушки фор- та. Подобраться можно было только через горные кручи, другой пологий берег прочёсывали конные и пешие патрули. Затаиться и ждать, может месяц, а может два, там было совершенно невоз- можно. Но выйти на берег, дождаться «золотого» транспорта, взять форт, было полдела. Как вывезти деньги?! Вот вопрос. Какая-ни- будь лодка на островке найдётся, если не целиком, то по частям переправить на горный берег можно, а дальше? Дальше стали думать пластуны. Пройти по горам тяжело, но можно. Спускаться придётся на верёвках, а подниматься с грузом как? Да и опять же турки. По хребту у них посты, значит какая-никакая, тропа есть. Бы- стро перебросить подкрепление смогут. Пока мы внизу, им нас не достать, а вот на верёвках при подъёме, перестреляют легко, ещё и веселиться будут. Возможна лодочная атака с противоположного берега. Вся эта радость ещё под пушечным огнём. Значит и пушки сперва заткнуть придётся. Всего делов, взять каменную крепость, ну, не крепость — крепостицу. Заклепать пушки, незаметно вывез- ти тяжеленный сундук на берег моря и сбежать от погони всего османского войска, лишённого законной оплаты за полгода. Зато даже о неудачной попытке сложат песни и детям сказки рассказы- вать будут о русских богатырях-пластунах. Нужна мелко сидящая фелюга, но идти по морю с тяжеленным ящиком опасно, может перевернуться. Кроме того, лодка должна 12

Золото Сербии придти когда золото будет у нас, а турецкий корабль уйдёт. Обыч- ный в таких случаях казачий приём — спрятать в воде, здесь тоже не годится. Найдут, да и не решает этот способ ничего. Будет ле- жать сундук в другом месте, но не у нас. Сречко, тогда только в усы ухмылялся, поддевая: — Пустой мешок тяжелее полного? — То не наш мешок. — А что в вашем мешке, думаешь, не знаю? Дома тебе, небось, не пробиться, а здесь только и разговоров: «чет казаков Билого — то, чет казаков Билого — сё». Если голову не сложишь, домой со славой вернёшься. Много сил стоило, чтоб лицо сохранить. Челюсти сжал так, что Грицко кашлянул, уберегая от необдуманных поступков. Таких разговоров мы не вели между собой никогда, но опытный налёт- чик проник в потаённое и от этого почему-то стало стыдно. Когда отец отбирал казаков для отряда, то просил сопрово- ждать до Афонского монастыря, чтоб сын исполнил обет, якобы матушкой даденный. Про восстание в Греции он уже прослышал. — Собирайся Миколка в свой поход. Пока ты сотник по на- шим плавням грязь пластаешь, твою мечту в Петербурге никто не услышит, да и здесь продвигать тебя тяжёленько будет. Разгово- ры пойдут — Билый сынка тянет, а если героем из зарубежья вер- нёшься, — тут мать рот ладонью зажала и вон из куреня, батька даже бровью не повёл,— а ты героем вернёшься! Ну, если казаков всех не растеряешь, и чего на шашку добудешь, то подъесаулом станешь. Это за год-полтора. Дальше моя забота и ни одна собака не гавкнет. Батько Швырь с тобой пойдёт, Гамаюн, Василь Довгий, остальных сам отберёшь из молодёжи. На советах всех слушай. Учти, каждый простую каменюку по-своему видит. В бою командуй без сомнений, ну да если б не был в тебе уверен, не послал. Нехай и в Европах про пластунов услышат. Сказал просто, обычным голосом, как будто не в неизвестность посылал, а в родовой хутор. На улице чего-то делили куры, мукал телёнок, требовал мамку. У казака в глазах мир крутился. Мимо хаты в поводе вели лошадей два оружных казака, начинался 13

Евгений Колобов, Николай Зайцев обычный день казачьей станицы. Через пару дней она останется только в памяти. Станица-то никуда не денется, а вот пластунско- го сотника Миколы Билого в ней не будет. Суждено ли вернуться. Исповедаться нужно на дорожку и благословения испросить у ба- тюшки. Дозорный Сашко Гулый Станица Сереет в предрассветном свете белёный потолок. В углах тём- ные пятна от пучков чабреца. Подушка пахнет лавандой и Мар- фочкой. Хорошо-то как! В полумраке Марфа потянулась. Обдала дыханием горячим, наградила поцелуем страстным. Перехватило всего, скрутило. Что за баба. Сердце учащённо забилось. Не открывая глаз, потянулся губами, но нашёл пустоту. Марфа рассмеялась. Сидела уже в посте- ли, скручивала волосы в узел, заколола деревянным гребнем. Гла- за озорно блестели. В губах пухлых, расцелованных за ночь ещё один гребешок на два зубца, словно преграда какая-то. Сашко по- пытался притянуть к себе Марфу, но та ловко увернулась. Плечико ночной рубахи завлекательно соскользнуло. Однако, без помощи его рук рубаха сама не оголит полную грудь с тёмными кругами и крупным соском. По ночам он, иногда теряя голову, слишком сильно прикусывал этот волшебный сосок и после возмущённого стона старался зализать боль, ещё больше теряя связь с окружаю- щим миром. Женщина замерла, прислушиваясь к чему-то. Запели первые петухи. — Пора тебе. — Успею. 14

Золото Сербии — Увидит кто, брехать будут лишнее. — Та нехай, — Сашко пожал плечом и вытянулся на кровати во весь рост, давая понять что никуда не собирается уходить. — «Нехай», — передразнила Марфа, — ты парень молодой, же- нишься по осени, а я — вдова честная, мне лишних разговоров не надо. — Тю, — протянул Сашко, — «жениться по осени»? Так невесту ещё сосватать надо. — Погоди, узнает Кириллыч что ты по вдовам бегаешь. Зараз сосватает. — Не по вдовам, — насупился Сашко, — мне ты люба Марфа. Краше тебя нет никого. — Заладил. Брехло. — А вот и не брехло, — загорячился Сашко. Щёки его заалели. Марфа от души расхохоталась. Не удержалась, запустила руки в волосы, подёргала за волнистый чуб. Навалилась грудью, смотря в глаза. — Не брехун? Сашко отчаянно затряс головой, потом сказал виновато: — Я ведь цветы тебе принёс, только забыл их на лавке. — Так цветы до того дарят, а не после. Всему тебя учить что ли? Какие хоть? — Белые. А пахнут-то как. — «Белые», — передразнила Марфа, — злодейски, под чужими окнами добыл? Или ромашек в поле нарвал? — В поле, — признался Сашко, — с вечернего водопоя ехали, а они стоят и так пахнут… Тобой пахнут. Марфа не удержалась, тихонько стукнула по плечу, сказала громким шёпотом: — Ну неси, а то дети проснутся, скажут что леший снова прихо- дил, да на лавке цветы оставил. Низки сделают. Я же голову сухой ромашкой мою. Так что и приятно, и полезно. — От бабы, чего только не придумают! Голову и то не просто, а каким-нибудь кандибобером моют! — подумал казак. — Принести? — приподнялся на локте Сашко. — Неси! Одевайся уже. Торопись. 15

Евгений Колобов, Николай Зайцев Только Сашко не послушал, некогда ему было, в белых кальсо- нах и выскочил на улицу. Дверь хлопнула. Марфа покачала голо- вой, улыбаясь: чумной, так и сгореть от любви может, впрочем та- кая мысль грела женское сердце. А Сашко кинулся к покосившейся от времени старой лавке, и вдруг замер истуканом. Переступил с ноги на ногу. Выпрямился. Высокий, худой. Гордый. Готовый ко все- му. Чёрный кот, увидев его, выгнулся дугой на острой тычке плетня, принимая вызов, зашипел, царапая в щепу крепкую орешину, не удержался, сорвался и сиганул в лопухи с обиженным мяуканьем. Под шелковицей на лавке с букетом цветов в руке, сидел сот- ник Билый. Курил, прикрывая большим пальцем огонёк трубки. Если бы не острый взгляд, с рождения Богом подаренный, и не заметил бы в тени человека. Размыт в предрассветных сумерках. — А штаны где? — сотник кажется, удивился. И Сашко был готов поклясться, что в сумраке утра увидел мимолётную улыбку пла- стуна. Воображение дорисовало как гаснет она в пышных пше- ничных усах. — К Марфе? — задал свой вопрос молодой казак и на деревян- ных ногах прошёл к скамейке, присел рядом, не глядя на сотника. Грудь стиснуло так, что дышать стало трудно — неуж-то не одного его в этом доме по ночам принимают? В голове молотом застуча- ла кровь. Такому я не соперник. С таким и не порубишься. Страш- но. Да и безнадёжно. — Не обмирай, к тебе я, — хмыкнул пластун, словно мысли читая. — Ко мне? — удивился Сашко, поворачиваясь. Привстал даже. Потом грузно сел. — Шуткуете, господин сотник? — Ага. Нет чтобы перину мять, пришёл к чужому куреню трош- ки пошутковать. Нет, Сашко. Только мы пока не в строю, забудь про сотника. — Да, как же меня нашли-то, дядька Микола? Я ведь так хо- вался! — Батька твой, дай Бог ему здоровья на многие годы, указал. Вечером к вам пришёл, а батька твой прямо так и сказал, что ис- кать тебя надо у вдовы Пидшморги — Марфы. Прямая дорога. 16

Золото Сербии — Батька-а-а, — протянул Сашко, и спина его выпрямилась, как оглобля. Зоркие глаза остекленели. Колени мелко дрогнули. Но справился с волнением, спросил, — думаете, и мамка знает? — Так все в станице знают,— пыхнул трубкой Билый,— и я знаю, только думал, раньше уйдёшь. Сейчас бабы на дойку вставать бу- дут. Дети тоже все знают, прозвище тебе придумали ладное. — Какое? — насторожился казачок. — Леший, — пожал плечом Билый, — Сашко Леший. — Гулые мы, — нахмурился паренёк, — старая фамилия, знаме- нитая. Дедами прославленная ещё на Днепре. Ляхов, турок, татар рубили. Батька с братовьями черкесам спуску не давали. Никакой я не Леший. Негоже мне по другому зваться. — А хоть бы и леший, всё лукавому труднее найти тебя будет. Сашко насупился, промолчал, зло прихлопнул комара на щеке. Глазами своими зыркнул. — Не нравится мне, и всё тут. — Привыкнешь. Что станица дала, то уже не исправить. — А я исправлю! — Ишь как запыхтел. Я думал ты знаешь, — пожал плечом пла- стун. — Так что без штанов? Решил и фамилию и прозвище оправ- дать? Сашко опять вспыхнул, хорошо при таком свете не видно, про- мямлил: — Так я за цветами. — Ты ей бусы коралловые подари. Бабе без бус нельзя. — Коралловые? Да где же я их возьму? Замолчали. Сашко ещё раз вздохнул, думая о бусах. Билый до- курил. Неторопливо выбил о каблук трубку. Внезапно захлопали десятки крыльев, раздался возму- щённо-тревожный клёкот кур. Из ветвей старой раскидистой яблони, где до зимы ночевали несушки, во все стороны полетели разноцветные комки, отчаянные усилия позволяли им пролетать пять-семь метров. Куры разбегались в панике по двору, бестолко- во квохча. Тотчас, рыча заметалась под яблоней серая тень.— Про- спал хорька, кабыздох, хорошо что тепло, в зимнем курятнике пе- редушил бы большую часть знаменитых пидшморговских курей. 17

Евгений Колобов, Николай Зайцев На голос хозяйского кабеля, тут же откликнулись соседские собаки и пошёл по станице гулять тревожный собачий лай. От од- ного конца в другой. Уже вроде успокоятся, тут какая-нибудь сучка опять зальётся и пошло по новой от околицы до околицы. — Когда покойный — казаки перекрестились — Васыль Пидш- морга вёз в клетке из персидского похода двух заморских птиц,как только над ним не потешались, а теперь вся станица яйца у Марфы Егоровны клянчит, а кто и по копейке готов заплатить, чтоб таких птенцов у себя завести. Так что, Сашок, ты уж силков тут поставь на этого разбойника. Помоги вдове хозяйство сберечь и обчество тебе спасибо скажет.— Сашко состроил неопределённую мину — мол, дождёшься от них. Сотник снова набил трубку и закурил — Нифонта Косого тютюн брал? — Поинтересовался Сашко. — Почём знаешь? Сам куришь? — Ни. У нифонтовского тютюна дух особый. — Тогда не начинай, только так к зорким глазам нос добавится. Носом любую залогу почуешь. Кто чесноком пахнет, кто сыром и луком или лошадиным потом, кто своим, на пол версты разит и все пахнут дымом. Сашко знал, но закивал соглашаясь. — Любишь вдову что ли? — Люблю, — прошептал Сашко. — Осенью тебе батька сосватает Екатерину Елизарову. К моему батьке приходил за советом. — Дядька Микола… Да как же так. Да не могу я! Да она же ры- жая! Сбегу! Вот тебе крест, сбегу! Нет жизни мне без Марфы. — Молчи. Супротив слова батьки не смей! — Сашко при таких словах поник головой. Билый смягчился, продолжил, — в поход иду я. Дальний и опасный. За море. Он замолчал, поднял голову, словно проверяя блёклое утрен- нее небо, все ли звёзды на своих местах. Петухи стали перекли- каться. У Сашка даже ладони вспотели: 18

Золото Сербии — Господин сотник возьмите меня. Христом-Богом прошу! Глаз острый, рука твёрдая, в джигитовке не последний. Только боевого опыта почти нет. — Опыт появится, — улыбнулся Микола, — Про зоркость твою наслышан — стреляешь «на хруст», среди молодёжи первый. На- слышан, как прошлым летом через Мархотский перевал к Кабар- динке трое суток без воды шли. — Лето сухое было, все речки-родники высохли. — Если бы ты не настоял вперёд идти, может и не вышли бы. Тут ведь дело не в том, что воды ни сзади ни впереди не было, а ты убедил всех продолжать идти, не зная, что встретите черкесов, да ещё мирных. Это Сашок — чуйка, она в нашем деле ох, как важна. — Просто свезло, да чего об этом, дядька Микола… к осени не вернёмся? Не хочу на Елизаровой жениться. — Нет, — твёрдо ответил сотник, — возвернёмся не скоро. Че- рез год, а может и два. В Грецию пойдём, на Афон. Так что, навряд Катюша Елизарова тебя ждать будет. Девка пригожая, замуж по годам пора. Не засидится. — Так что, на богомолье пойдём? — не справившись с разоча- рованием, протянул Сашко. — Истинную веру защищать! Турки говорят сильно расшали- лись — на монастыри покушаются, святых людей режут. Нет упра- вы на них! Надо заставить бояться и чтить людей божьих. Греки уже поднялись, трошки подмогнуть треба. — Так это другое дело, — воспрянул юный казачок. — «Хотя, насколько он меня младше, года на три, четыре?», — подумалось сотнику. — А что дядько Микола, может и бусы там где продаются? — Обязательно добудем тебе бусы, самые лучшие. Жемчуго- вые! Ты же знаешь, если казак чего захотел, обязательно добу- дет! — протянул сотник, вспоминая разговор вечерний с батькой Сашка. Тот в поход благословил с радостью, лишь бы от вдовьей юбки сына отвадить. «А тут любовь оказывается неземная», — сот- ник вздохнул, продолжил, — «Плечом» пойдёшь? — Почту за честь. Вы не пожалеете, господин сотник! Вы же знаете, не один десяток раз меня «плечом» брали. И в плавни, и в 19

Евгений Колобов, Николай Зайцев горы. Только серьёзно рубиться не доводилось. Так… постреляем и разойдёмся. — Значит «голова» у вас умная была. В горах делить особенно нечего, ну а если в наших плавнях на абреков наткнулись, так они тоже не дурни, коль обнаружены — домой пятками засверкают, по- нимают, пластуны пока всех не упокоят, не успокоятся. Там, казаче, куда пойдём, плечо креста весь крест бережёт. Мало первым вра- га учуять, «голову» и «сердце» упредить и сберечь. Понять нужно где супостат, как расположен, какими силами располагает, может крест сдвинуть трэба. И тебе ближе будет и полезней правым пле- чом стать. — Кто вторым «плечом пойдёт? — Гриц Молибога. — О, це гарно! — Ну и добре, одевай штаны босяк, да хоря излови. Пиду в ко- вальню, Швыря проведаю. Подхорунжий Андрей Свырько по прозвищу Батька Швырь И была дорога… Через перевал к Новороссийску, где пешком, где на попутных фурах под сонные команды возничих: «Цобе, Цоббе, бисова душа, чтоб тебя разорвало» и щёлканье кнутов и батогов. Из Новорос- сийска на приказной фелюге до Крыма. Почти двое суток Билый с Сашком на бортах висели, нутро выплёвывали под беззлобные шутки обеих команд, морской и сухопутной. Дальше морем с паломниками аж до Греции. То ли псалмы помогли, которые распевали паломники, или животы привыкли к 20

Золото Сербии качке, но всё устроилось, и можно было спокойно пищу прини- мать. Встречи, знакомства, незнакомые блюда и растения, сшибки, раны, ароматные сеновалы, монастыри и древние храмы, харчев- ни и таверны. И вот мы здесь, перед турецким секретом на последнем пе- ревале. Сейчас Батька Швырь лежал, отвязав верёвки там, куда успел отползти от края пропасти, хватая воздух, и никак не мог нады- шаться после почти часового подъёма по почти вертикальной стенке. Хотя пожилого казака, по правде, подняли на верёвках два здоровенных серба, ему оставалось только отталкиваться от скалы руками и ногами. Но эти усилия отобрали все силы. — Был бы железным, вся ржа обсыпалась от такого подъёма — думал он, рассматривая подранные на коленях шаровары. Мыкола понимал, что сейчас, его не полностью поднявшийся отряд, наиболее уязвим, только «плечи» могут прикрыть от внезап- ной атаки. После восхождения последних двух бойцов, им нужно отдышаться и пробежать шагов сто по довольно крутому склону до густого кустарника. Там их взять будет уже непросто, ну а пока ждать и надеяться на лучшее. Выдержит ли старик такой бросок? Он опять нашёл глазами Швыря, а мысленным взором, как сейчас видел, как шёл в предрассветной мути, по родной станице на уда- ры молота. Утро начиналось в кузне до рассвета. Не было больше мыслей о Сашко, надо было дальше собирать ватагу. Прислушался: часто и звонко застучал малый молот, видать к концу работа под- ходит. Принюхался: белый дымок шёл из трубы, видать и горшок мяса с зеленью в печи томится. — Здорово ночевали, Батько Швырь, — поздоровался пластун. — Слава Богу. — Слышу, не спите молотом балуетесь, дай думаю зайду. — Я и молодой не любил жизнь на сон тратить, а теперь поке- марил час-другой, и как новый. А ты чего шастаешь? Думы о похо- де спать не дают? Микола хмыкнул. Вот и весь Батько. Вопрос задал, сам и отве- тил. Нечего и сказать. 21

Евгений Колобов, Николай Зайцев Швырь подцепил клещами железку на наковальне, сунул в ведёрко. Запахло маслом, словно хозяйка на огонь сковородку поставила, масла подсолнечного налила, да и забыла за другой работой. Продолжил: — Имел беседу я с войсковым судьёй, согласился крайний раз за море сходить. На вот, примерь, — он вытащил из ведра, обтёр тряпкой и протянул заготовку ножа. Полоска шириной полтора пальца, только кончик чуть заострён. И ручки нет. Но чёрный ме- талл с серыми волнами, как врос в руку. Длинный чёрный палец. — Познакомься. Твой будет. Ладно-ли? — У-у-у! — только и смог промычать сотник. Сам аж прослезил- ся. Тайком слезу вытер, будто ранняя мушка в глаз попала. — Послезавтра будет готов.— Швырь забрал будущий пластун- ский нож, и без замаха, неуловимым движением руки кинул в бре- венчатую стену. Железо воткнувшись, тоненько запело. — Центр вроде на месте, заострю, рукоятку склёпаю, подправ- лю чтоб сам летал. Каким порядком пойдём? — неожиданно пе- ревёл разговор о походе. — Думаю батька не зря Вас просил сходить, кто ж более опыта и сноровки боевой имеет? И языки Вы знаете. Вам и атаманить. — Негоже подхорунжему при сотнике атаманить, да и какой я охфицер, ни письма ни счёта не разумею, за заслуги возвели в достоинство. Советом помогу, но по нраву мне, что ради дела ты за атаманство не держишься. Каким порядком «крест» видишь? — Думаю по обстановке, будем менять, но основа такая: «Пле- чи» — Молибога с Гулым. В голове сам пойду, Вы «сердце», Дов- гий — «низ». Гамаюн с Вами, готовый усилить любую сторону и подменяет меня каждые три версты. — Вроде ладно. Когда идём? — Седьмицу, все дела здесь закончить, думаю хватит. Вот и весь разговор. Не думал сотник, что так коротко выйдет. В станице к Швырю нужно было на «кривой козе» подъезжать. А тут и говорить не пришлось. Сколько времени прошло? Микола Билый вздохнул. Время стёрлось. Не было дня, ночи. Исчез отдых. Не стало границ. Память творит чудеса, картинки годичной давности иногда всплывают с 22

Золото Сербии невозможной чёткостью, пугая сотника — неужели всё это было и только привычно-ободранный вид сотоварищей, убеждал в ре- альности происходящего. Что мы здесь делаем? Кому мы здесь нужны?! Что за глупая задумка. Горстка пластунов может изменить судь- бу целого края?! Целой страны или скорее всего нескольких стран. Много народов, разные религии. Только русский царь, с вековым опытом управления разными племенами, сможет примирить де- сяток разных разобщённых ветвей одного народа. Родная Кубань, Сибирь, Кавказ этому подтверждение. Далековато от России, ко- нечно, и две враждебные империи на флангах, если бы мне пред- ложили эти земли, я бы не взял. Полгода назад всё казалось простым и лёгким. Станица. Ватага. Наказ отца. Словно, как сон прошлогодний — остался в дымке, не растаяв до конца. Сейчас Швырь лежал под кустом лавра в десяти шагах от края пропасти, хватал воздух и никак не мог надышаться. Кровь стуча- ла в уши кузнечными молотами и сигнал тревоги казак не слышал. Среагировал только на сжатый кулак, поднятый «головой», ин- стинктивно выполняя команду: «Замри, чужие». Прислонил голову к прикладу, такому же потемневшему и затёртому от времени, как и кожа. Проморгал пот, заливавший глаза. Прикрыл. Веки мелко подрагивали. Виделась горница чистая. Скамейки, выскобленные до бела. По углам образа в рушниках цветастых. На столе самовар латунный, начищенный до зеркального блеска. В его отражении искажённые лики старых казаков: войсковой судья и он — батька для всех походных. Сидят после бани распаренные. Горячий чай душист. Пахнет травами. Парит так от кружки, что пот льётся по лбу. Спокойно-то как. Молчат. Всё сказано. Теперь ему думать. Эх, годков бы сбавить… Вернуть молодость, задышать жизнью. Если б не обращение по давно забытому имени, не согласился бы Швырь. Не то чтобы годы, просто запал пропал. Не видел он больше интереса в походах, отвоевался, наползался и настрелялся за двоих. 23

Евгений Колобов, Николай Зайцев Хотя недавний подъём в горы, о годах не только напомнил, а ясно дал понять: «Всё, крайний поход». Пот струйками стекал по лицу, и вспомнил казак детство. Так же, как пот, текли по лицу слё- зы, когда увидел, как соседи выносили из кузни отца, с завязанной какой-то тряпкой головой. Молодой здоровый кузнец, никогда ни- чем не болевший, вдруг упал головой в горн на раскалённые угли. Мать, обеспокоенная отсутствием привычных звуков из кузни, за- шла и заголосила страшным голосом. Старшая сестрёнка побежала по соседям. Вспомнил как тётка Дарья схватила его, накрыв голову мальчонки платком, бегом потащила его пятилетнего в свою хату, он помнил очень хорошо, а вот как, через месяц хоронили маму, почти не помнил. Всплыла в памяти картина, посыльный казак не- сёт его на руках в атаманский курень, скользя по раскисшей и скользкой как масло земле. Станичный атаман с батюшкой в чёр- ной рясе, чего-то объясняли ему, про кузню и землю, дядька Ки- риченко молча сидит на лавке, трубочкой попыхивает. Станичный писарь, выпачкав сажей с печной заслонки ему большой пальчик, приложил к исписанному бумажному листу. Много позднее, дядь- ка Кириченко, взявший их с сестрой в свою семью, объяснил, что подписал он документ на владение кузни и земляного клина. По- койный кузнец был пришлым, прав на землю не имел, а вот Ан- дрей, родившийся здесь в станице Бриньковской, считался полно- ценным казаком и при рождении, ему был нарезан земляной пай. Отец, до совершеннолетия, распорядился его землёй, сдавая её в аренду Войску. Теперь, до совершеннолетия Андрея Свырько эта земля переходила во временное пользование Остапу Кириченко, как и доход от кузни, самостоятельно построенной отцом маль- чишки. Сестра через несколько лет вышла замуж и уехала к мужу в далёкую предгорную станицу. Все мужчины в семье Киричен- ко были пластунами или готовились ими стать. Хлопчик, как все с детства учился стрелять, рубил саблей воду, гонял верхом без седла, с одним недоуздком в ночное и соседние станицы с мелки- ми поручениями. С десяти лет взрослые брали «держать линию» от черкесов. В двенадцать, ему пробили уши и повесили серьги, что означало в правом — «последний в роду», в левом — «един- ственный сын в семье». Тринадцатилетним участвовал в ответном 24

Золото Сербии набеге в чеченские горы. Угнанный табун отбили и ещё прихвати- ли для укорота, но нохчи собрали серьёзные силы для преследо- вания, тогда казаки решили «рассыпаться». Пластуны оставляли по 3-5 человек для залог-засад на пути злых и умелых черкесов. Табун тоже раздробили и мальчонка повёл десяток лошадей гор- ными тропками, зная только направление к своим. Через неделю пригнал свой табун к месту сбора. Ещё две недели ждали всех, кто смог выйти. Возвращали владельцам угнанных лошадей, де- лили добычу. С тех, почти ветхозаветных пор, участвовал во всех больших сшибках и походах. По шрамам на его теле, можно было писать историю кубанского войска. Наслушавшись рассказов и баек о казаках Запорожского войска при вступлении в совершен- нолетие, отписал Войску свой надел и кузню. Семью не заводил, своего дома не имел. По полгода жил в одиночку в плавнях. Бил кинжалом диких свиней, ловил нутрий и ондатр, икряных осетров и с того дохода жил. На зиму перебирался в станицу, ночевал в кузне, а в особо морозные ночи, в любой хате. За его рассказы длинными зимними вечерами, под злой вой завирухи, ему откры- вались как курени простых казаков и вдов, так и атаманские хаты. Была у Швыря одна, как тогда в станицах говорили, придурь. Любил он кузни, с любым ковалем в два счёта, какой бы тот не был нации, общий язык находил. Покойный отец успел приучить к огню и железу, а первые пять гвоздей для подков, самостоятельно сработанных, запомнил на всю жизнь. Возле горна и наковальни, умел делать всё, хотя сам ковал только ножи и кинжалы. Штучно ковал, не на продажу. Работал он нож, только в одиночку и только со значением. Бре- хали, что в персидском походе, под городом Дамаск, тамошний кузнец открыл ему тайну ковки не тупящихся клинков. Дал тогда уже Швырь, страшную клятву на лезвии, что ни одна живая душа не увидит, не узнает этого секрета. Ножи его были тёмные, ночью блеска не давали, точить их было не нужно, не тупились. Шкуру звериную снять, так запросто, а попадёшь на «веселуху», так и против черкесской сабли выйти не страшно. В станице у четверых были его ножи. У Войскового судьи Било- го, у батьки Грица и его брата Георгия, хозяин четвёртого недавно 25

Евгений Колобов, Николай Зайцев умер от старых ран. Гордились казаки таким оружием, почитали за честь. Специально хвастаться никто не любил, но, если пускали в дело, обязательно уточняли, — «Швырёвым карбижом достал. Ды- вись ни единой царапки на осталось.» — Нож извлекался и демон- стрировался всем желающим, однако, только из рук хозяина. Так ценность ножей понималась лучше. Молодые и зрелые станични- ки вздыхали, мечтали, но подступиться к кузнецу не могли — не делал старик на заказ оружия и всё тут. К ценностям же тяги ника- кой не имел, ибо равнодушие испытывал. Когда приходил кузнец — хозяин кузни, Швырь не умничал работал подмастерьем, если кузнец не спрашивал, с советами не лез, заказы не брал, как и платы от коваля. Еда и лавка возле гор- на, ну и возможность ночью постучать Славно, что Батька решил свой крайний поход именно с Билым сходить. В каждом селе, где есть кузня, коваль становился другом пластунов, а дружба с кузнецом, снимала все бытовые вопросы с селянами. Были ли у казаков деньги или нет, голод им не грозил и соломенный тюфяк под крышей тоже находился. Сербия. Лагерь русских волонтёров Поперед пластуны в Греции османов били, теперь Сербия. Хотя границы очень условные. Завоевав эти земли, когда в России ещё царь Горох был, османы нарезали захваченные земли на санджа- ки и пашалыки, как им удобно было. Греция, выгнав турок, пока согласилась признать границу по турецким картам. На соседних территориях вообще всё запутано. Италийские князья ещё сами не определились, где своё, где чужое. Австрияки готовы хоть все Балканы проглотить. В редких болгарских сёлах, местные говорят, что до Порты, здесь было Болгарское царство. Может поэтому война идёт лениво, неспешно. 26

Золото Сербии Русских волонтёров здесь было гораздо больше, чем в Греции. По слухам формировалась Тимочко–Моревецкая армия. Коман- дующим сербы пригласили русского генерала Черняева. Добрав- шись туда, нашли неуправляемый лагерь примерно из двух тысяч русских добровольцев, в основном отставных военных. Генерал из России пока не прибыл. У сербов военных такого ранга не было. Кто-то, плюнув на воинских начальников, уходил в сербские отря- ды. Вот, герой Туркестана полковник Раевский, набрав не пойми кого, вёл с переменным успехом боевые действия. Однако, язы- ковые различия, и привычка к дисциплине, армейскому ранжи- ру, для большинства русских вставали непреодолимым барьером. Кубанская балачка, во многом совпадала с сербским языком, со- словных различий казаки не признавали. Походили по лагерю, послушали, определились. Тут ждать нечего и некого. Некоторые толковые офицеры, повоевавшие в горах Кавказа и Туркестана, пытались организовать обучение сербов, но чему могли обучить бывшие поручики и капитаны? Ходить строем в штыковую, да строиться в каре, для отражения кавалерийских атак. Для горной страны, эти умения далеко не первостепенные. Да и учиться, от- важные наследники Александра Македонского, не хотели. В Гре- ции каждый из пластунов набирал свою команду, учил всяким пластунским премудростям, потом со своей командой давал тур- кам жару. То есть, сразу шесть ватаг выходили «зипуна добывать». Здесь же, приходилось, брать три — пять человек в свой отряд или как здесь называют, чет. Натаскивать их по ходу жизни. Горячность и ненависть к османам, приводили к срывам и ненужным потерям. Попросили коменданта лагеря, как же без него, присылать добро- вольцев только из охотников. Стало лучше получаться. Охотник это почти пол пластуна. Он умеет неслышно занимать удобную позицию, читает следы, с любовью относится к оружию. Через не- которое время, эти ребята набирали свои команды и успешно пу- скали басурманам красную юшку. До пластунов им было, конечно, далеко, но делать засады и малыми силами беспокоить большие отряды, они научились. Слухи о налётах чета Билого, (это и по-сербски Белый отряд), позволяли нам отбирать самых лучших. Иногда комендант при- 27

Евгений Колобов, Николай Зайцев водил сербов и приказным тоном требовал взять их к себе для обучения. При этом он подмигивал, мол не в службу, а в дружбу. Микола понимал, что комендант не может отказывать, несколь- ким зажиточным крестьянам, привозившим бесплатные продукты. Казаки, хоть не питались с общего кошта, а частенько подкидыва- ли на кухню добытые у османов припасы, но ссориться с лагерным начальством не хотели. Бестолковых быстро передавали в дру- гие четы. А вот двоих из тройки недавно приведённых комендан- том, взяли в горный поход и пока не пожалели. Одного, Гроразда, привёл Вук Сречко, мол пастух бывал в тех краях. Последние дни вокруг отряда начали происходить странные, непонятные для ка- заков происшествия. Однажды Сашко увёл новичков в горы, стрелять на пределах дальности, учиться позиции выбирать. Пути отхода, загодя на- мечать. После вечерней трапезы Сашко как бы ненароком оказался рядом с сотником и подбрасывая в костёр хворост, не глядя сказал: — Из новых ко мне в обучение трое досталось. Из охотника толк будет — сегодня заменил ему кремневое ружье на винтовку — к вечеру стал показывать результат. — Не юли, Сашко,— попросил Микола, вертя в руках холодную трубку — отчаянно хотелось закурить, но отучался. — Что хочешь сказать? Грицко и Швырь внимательно наблюдавшие за сотником со своих войлочных попон, тихонько толкали друг друга локтями. — Дывись, невтерпёж. Сейчас закурит. — Да, ни. — А я тебе говорю — закурит. Спорим? Сотник, услышав, свёл брови, хмурясь, гася улыбку в пшенич- ных усах и медленно спрятал трубку в карман, так и не достав кисет с душистым македонским табаком. Выбросить — да жалко. Хорошая трубка, резная. Такую и подарить можно за поступок. — Да, дядька Микола, и в мыслях у меня такого не было. Хо- тел все по порядку и основательно рассказать. — Дождавшись благодушного кивка, Сашко продолжил, — два других селянина: здоровый дядька и племянник его, щупленький такой, шустрый. 28

Золото Сербии Чернобровенький, все глазами стреляет по сторонам. Но не пере- ляканный. Всё ему интересно. Сотник вздохнул. — Я тебя понимаю. Однако и ты пойми — не все сербы охотни- ки, пришли селяне — будем учить их. Я думаю, совсем бестолковых к нам не пришлют. — Какие бестолковые? Стреляют лучше чем охотник. И с вин- товкой знакомы, хоть и скрывают. — Скрывают? Странно. От людей с детства привыкшим к оружию, чужие навыки труд- но утаить — всё подмечается сразу и очень быстро. — То не вся странность, — на этот раз вздохнул Сашко и поник взором. Словно застеснялся чего-то. Грицко не выдержал со своего места и кашлянул, призывая не затягивать паузу. Швырь так же погрозил хворостиной, шёпотом обещая отлупить. — Увидел чего? — спросил Микола, внутренне напрягаясь, но внешне никак не показывая беспокойства. — Увидел, — нехотя отозвался Сашко и снова зажурился. Грицко хлопнул себя по бедру, а Швырь угрюмо сломал хво- ростину в руках. Кажется, сухой треск привёл в чувства молодого казака. — Не знаю с чего и начать… — Да, начинай уж с чего-нибудь! — подсказал сотник сердясь. Иногда Сашко мог вывести из себя кого угодно. — Я девок умею чувствовать! — радостно сообщил Сашко. Трое казаков переглянулись. Грицко медленно опустил голову к седлу, сдвигая папаху, собираясь поспать. Начиналось представ- ление. Батька Швырь сразу оживился: — Я тебе и не такое могу рассказать. Я их не только чувствую, я их… — Погодь, — остановил его Микола. — Сашко, тебя что-то тре- вожит? — Да. Чутье у меня на девок. Никогда не ошибаюсь. Даже раз- личаю по запаху. Показался мне странным племянник. Не утерпел, перед ужином позвал к ручейку, да и прижал хлопчика. 29

Евгений Колобов, Николай Зайцев — Ты прижал хлопчика? — округлил глаза Швырь. — Ага. Только парубок девкой оказался. А целуется-то как! Го- лова кругом! Швырь гоготнул: — Хороший хлопчик. — Нет, не хлопчик,— мотнул головой Сашко.— Девка. Согреши- ли мы у ручейка. — Никто не видел? — озабоченно спросил сотник. — Никто. Вот тебе крест, дядька Микола! Ты же меня знаешь! — Знаю, — вздохнул сотник. Грицко снова сел. — Что ж получается? Ряженая девка в отряде? — то ли спросил, то ли сделал вывод он. — Насмехаться над нами решили? Зараз я этого майора-ко- менданта, отучу так шутковать. — Гамаюн вскочив, прилаживал шашку к поясу. — Погодь, Степа. Никто из нас не разглядел, и комендант их не раздевал. — Да, если узнают, нам проходу не дадут. — В Отечественную войну у гусар воевала переодетая деви- ца Дурова, когда после войны это открылось Государь-Император именным рескриптом, утвердил её в офицерском чине и награду заработанную оставил. — Может она мстит за кого, — сказал Сашко и сам вздохнул от такой мысли. Мстит. Зачем скрывать? — Может следит за нами? Что-то не то, и подозрения Грицко срабатывали на всех. — Так попытать можно, — лениво сказал Швырь вполголо- са. Микола нахмурился ещё больше. Не хватало, чтобы местные прознали про пытки. А вдруг, как ошибаются казаки? — Ага. Мстит. Точно так. Просила не выдавать её. Хочет при- житься в лагере. Ох, и горячая девка, дюже я её полюбил! — Да ты всех любишь, — осерчал Микола. — Тут настоящая любовь! Взаимная! Уж, как она меня любит — голова до сих пор кругом. Это навсегда. 30

Золото Сербии — И стреляет лучше, чем охотник и винтовка знакома? — се- рьёзно спросил Грицко, не разделяя юношеского напора. Волне- ние у Сашко немного улеглось. — Научил может кто… — Что думаете? — спросил Микола у казаков. — Пытать, — резонно сказал батька Швырь, — узнаем всё. — Не дам пытать, — горячо возразил Сашко, — я же люблю её. — Ну-ка, замолчь! Не дам... Ты видишь её с утра. Вечером она тебе уже у ручейка отдалась, чтоб тайну свою скрыть, когда поняла что раскрыта. Гриць, ты что думаешь? — Засланная. Только не пойму кем и зачем. — Так спросим, — пожал плечом Швырь. Губы у Сашко затряс- лись. Микола вздохнул. — Ладно. Будем наблюдать. Спросить всегда успеем. Бабу в от- ряде не утаишь. В поход дальний точно не возьмём, раньше рас- кроем. Как, други? — А, може визьмем, тильки недалече — и Швырь пропел строч- ку из песни «Пидманули Галю, забрали з собою» — Я с неё глаз не спущу! — заверил Сашко. — Вот этого я больше всего боюсь, — пробормотал сотник и полез в карман за трубкой. Как быть? Если бы просто переодетая баба, сбагрили без шума и вся недолга, но зная Сашко, не верилось что на одном разе он остановиться, а это уже совсем другое дело. Серьёзное. Мало того что отряд с девкой, не важно сколько человек с ней спит, превра- щается в шайку. Тут скоро и дружбе казачьей конец. Провала всего похода, нельзя допустить. Зачем, она здесь, хлопцы выяснят, толь- ко это не главное. Изгнать и как можно быстрее. В старые време- на, казаки постановили сегодня же Сашку зарезать девку. Теперь времена другие, французы это называют гуманизмом. 31

Евгений Колобов, Николай Зайцев Тайное послание. Кому? Сашко торопился, то и дело, погоняя жеребца. Ранним утром слабо стелился по земле туман. Между копыт коня неожиданно запрыгал заяц, хотел перебить его нагайкой — да недосуг. Живи, ушастый. Предчувствие не обмануло. Уже подъезжая к лагерю, увидел, как из секрета, поднялся сотник. Вид его ничего хорошего не предвещал. В руках командир крутил трубку. Метров за пять Сашко спешился и к сотнику подошёл, ведя коня под уздцы. — Сашко! Ты где был? От грозного окрика казак вжал голову, словно оплеуху получил. — Так в селе. Вдову навестил, — честно признался Сашко. — Что за вдова? — сразу понизил голос сотник, явно ничего не понимая. А казалось, что все знают и посмеиваются. Даже Вук Сречко и тот лыбился всегда при встрече. — Вестимо кто, вдова Фиалка. Ух, и красивая, господин сот- ник,— блаженно зашептал Сашко, видя, что командир рядом шага- ет и как-то растерянно затылок шкрябает. Наверное, комар укусил. — Вдова? — Да, дядька Микола. Очень красивая вдова, — протянул ка- зак, — не подумай чего. У нас по любви. — Что?! Опять? Сашко погладил морду жеребца, успокаивая животину, вздрогнувшего от рыка сотника. — Почему опять? — растерянно спросил Гулый. Он искренне не понимал чужого возмущения. — Ты же клялся, что Марфу любишь! — Так и люблю! Только, где она? В станице ждёт, а эта под боком. 32

Золото Сербии — Сашко! Ты же нам всё дело провалишь со своей любовью. У тебя какой наказ был? Крутиться у переодетого мальчика, втирать- ся в доверие. Ты там должен венки плести и правду узнать. А ты? — Что я? — Опять по вдовам бегаешь! — Так только к одной. Истинный крест говорю, — Сашко пе- рекрестился. — Я что, дядька Микола не понимаю какое у меня важное задание? Да и люблю я Беляну больше всех. Уж как она мне в душу запала. Всё выела, только у Фиалки и забываю эту за- нозу — казак закручинился и поник кудрявым чубом. — Аж слезы из глаз, как вспомню. И Микола на самом деле увидел в чужих глазах слёзы. Однако не удержался и недоверчиво спросил: — Кто такая Беляна? — Так мальчишка переодетый. Втёрся к ней ближе некуда. Лю- бит меня сильно. За руку так держит! А пальчики нежные. Так и дрожат. Целовал бы и целовал. Как в глаза мои посмотрит… — Сашко! Заканчивай ты с этими глазами! Выпорю! Ты же не нехристь басурманская,во Христе живёшь,а заповеди не блюдёшь. — Заповеди все блюду, вот вам крест, господин сотник, — го- рячо закрестился молодой казак, — у меня всё по любви. Да по какой! Я перед Богом чист. — Ты перед всеми чист должен быть и голову всегда ясной иметь. Пока у тебя ничего не получается. Другая голова думает. Не хватало, нам войну с селянами из-за тебя начать. Не разорвись на части. Одни вдовы на уме. — Так ведь слаще вдовьей любви нет ничего, — искренне воз- разил Сашко. Конь одобрительно фыркнул и мотнул мордой, отгоняя мошка- ру. С полуслова понимал хозяина. Казак потрепал друга, с опаской поглядывая на сотника — гроза ещё не миновала. — Беляну с похода привезу, — осторожно сказал он, — батька рад будет. — А уж Марфа-то, как обрадуется, — не удержался чтобы не съязвить Микола, хотя мысль о батьке ему понравилась — выходи- ло, что один наказ выполнил. Забудет парень о чужом привороте. 33

Евгений Колобов, Николай Зайцев Появятся другие заботы. Или нет? Такой вряд ли забудет. Сотник вздохнул. Да и с лазутчиком не все так просто, в любой момент рука может дёрнуться к шашке и не станет невесты у молодого казака. — Марфа поймёт! — поспешно возразил Сашко. — Она добрая и ласковая. Понятливее бабы я не встречал! — Вся её доброта враз закончится, как только ты жену с похода привезёшь. Ладно, не о том я. Пока ты по вдовам шатаешься, про- следили мы твоего хлопчика. Под утро лазутчик схрон сделала. Грицко и Швырь ждут гостя в засаде, но утро уже. Так что сегодня вряд ли кто появится. Побоится засветло у лагеря крутиться. — Да, как же так! Не может этого быть! Какой схрон?! Может просто тряпицу какую женскую зарыла?! Как под утро? Она ж в селе собиралась переночевать. Я, поэтому к вдове подался. Не даёт мужское естество спать. Кручусь с бока на бок по полночи. — Может, и тряпку. — Микола покрутил головой, не желая враз развеять чужие наивные догадки. — Только такие мысли у тебя возникли и больше ни у кого. У остальных — веры к твоей зазнобе нет. А вот какой схрон и что в нем — узнаем. Ты же до завтрака займи Беляночку и глаз с неё теперь не спускай. Понял? Ни под каким предлогом. — Сотник остановился. Замер и казачок. Конь неуверенно переступил с ноги на ногу, топчась на месте. Встрях- нул длинной шеей. «Нет. Показалось. Ведь не дошло до него ещё. Прости Господи, душу грешную. И воин удалой, а как дело баб касается, так совсем дуреет казаче. Может перерастёт, если не убьют?» — За руку можешь держать, не отпуская ни на минуту, — сказал Микола, пожимая плечом,— Можешь сказать, что ревнуешь. Если будет спрашивать куда пойдём и когда, говори мол только атаман и его есаулиц Гамаюн, знают. А вдова твоя ненаглядная не интересовалась? — Спытала как-то. Ну я ей, мол моё дело казачье. Прикажут — мешок за спину, винтарь на плечо, короче «Я. Есть! И бегом» Боль- ше таких разговоров не было. Билый сдвинул папаху на глаза, и зашагал по широкой тропе от лагеря. Даже засвистел что-то. Не разобрать. 34

Золото Сербии — Какой этот новик актёр?! Теля с причиндалами. — Пронес- лось у сотника, и сам не зная почему улыбнулся в усы. Надо было ещё знаками обменяться со Швырем, а тот, в свою очередь, дол- жен был известить Грицко о окончании сидения. Сашко же про- должал истуканом стоять, машинально оглаживая коня. Прикиды- вал и размышлял над словами командира и, наконец, ляпнул в вдогонку: — Да как же мне… Сотник услышал. Обернулся. Развёл руки в стороны, махнул. Мол, не знаю, сам решай, и зашагал дальше по делам. Швырь огляделся по сторонам настороженно. В низине лагерь спал. Крохотные фигурки крючковато лежали возле потухших ко- стров. Лёгкий дымок курился над углями, ветер слегка теребил по- логи офицерских палаток. Девчонка больше тоже не двигалась со своего места. Появившийся Сашко разберётся с жеребцом, устроится возле девицы. Хотя какая она девица, Швырь в сердцах сплюнул. Поднялся. Пошёл к ведру напиться. Долго стоял, запроки- нув голову, утоляя жажду. Пока черпак не опустел. Снял с головы папаху, вытер лицо. Грицко, принимая эстафету, хорошо видел знаки Швыря, но не торопился. Выжидал, тянул время, прекрасно понимая, что сегодня уже никто к схрону не подойдёт. Скорее это будет завтра, к утру. А то и тогда, когда они свернутся с насиженного места. Он находился к чужому схрону ближе всех. Видел потаённое место, размышляя, куда могла девчонка засунуть послание. Думал, что может быть в нем, и всё больше склонялся к мысли, что Швырь прав и пора серьёзно браться за лазутчицу. Кубыть потом позд- но будет. Беса надо убивать на корню, не давая возможности ему вырасти. «Чья она помощница? За кем стоит? За турками? Нельзя недооценивать хитрость врага. Так многие гибли. Неужто всё-та- ки за османами? Захотели выдавить занозу из задницы и где-то близко на подходе эскадрон регулярных войск. Возьмут на пики и не уйти. А что. Вполне может быть. За золото купили отчаянную девчонку, да заслали в лагерь. Таких, как она по лесам много шас- тает. Хватай за руку и вешай на дереве или посылай на смерть. В 35

Евгений Колобов, Николай Зайцев любом случае турки в выигрыше — одним разбойничьем отрепьем меньше». «Разбойничьем?» Замер от мысли Грицко. Перестал ды- шать. Больно ему не по нраву Сречко был. И хоть смеялся тот, и лез в друзья, обнимаясь, и в вылазках старался на глаза попасть, но не лежала к нему душа. Пах, как мясо гнилое. При каждой встре- че Григорий омерзение испытывал. И стрельнуть хотелось. Непо- нятно, зачем атаману разбойника так близко рядом держать. И Гамаюн с ним бражничает. По полночи в таверне вдвоём сидят. Бандит, он и есть бандит. Такого ничем не исправишь. «Так что? За Вуком Сречко? Из шайки одной? Смотрит и он за нами, как и мы за ними?» Не вязалось одно только, никак Волчара не обозначал знакомство такое. Да и зачем девке схрон делать, если он хоть и набегами, но постоянно бывает в лагере. Могут же общаться. Для чего раньше времени так рисковать собой? Кажется, настала пора разгадок. Грицко осторожно подняв- шись, стал спускаться с горы к потаённому месту, стараясь лишний раз камень не потревожить. Подходил медленно. Тщательно за- поминая каждую мелочь. Замер осматривая землю вокруг кустов крапивы. Присел на корточки. Камни есть, но все одного цвета. Ничего пыль не потревожило. Каким бы лёгким девичье касанье не было. Внимательно осмотрел высокие заросли крапивы. У од- ного стебелька листья немного опущены. То ли ветер примял, то ли движение чьё очень осторожное. Грицко вытащил нож и лез- вием тихонько раздвинул крапиву. За густыми мохнатыми соч- ными листьями, в самой середине зарослей, скрывалось птичье гнёздышко. С ходу и не поймёшь — искусственно подвесили или птицы построили. Вон и скорлупка в траве валяется. Всё продума- но. Грицко погладил пух в гнезде и пальцы тотчас натолкнулись на тугой свёрток. Небольшой подарок. Казак сжал в кулаке платочек. Резко поднялся и зашагал к месту сходки, где должны ждать Ми- кола и Швырь. Со стариком подошли с разных сторон чуть ли не одновремен- но. Сотник уже сидел у ветвистого дерева и лишь коротко кивнул. Грицко разжал ладонь показывая свёрток. Микола снял папаху и стали бережно разворачивать, сохраняя полное молчание. Даже Швырь перестал тяжело дышать, затаив дыхание. 36

Золото Сербии Он и первым нарушил молчанье, тяжело выдохнув: — Во, зараза! Что это?! — Тихо,— оборвал старого казака сотник. В развёрнутой тряпи- це лежало несколько вещей: гильза от русской винтовки, две пули от турецкой, обломок женского деревянного гребешка, где край- ние два зубчика, нарочно или случайно изменили — один надло- ман больше, чем на половину, другой опален в костре полностью, и изломанный цветок, с листьями уже пожухлыми. — Це шо? — спросил Швырь, подслеповато щуря стариковские глаза. — Фиалка, — ответил Грицко и равнодушно пожал плачами. — Назад нужно вернуть, не то поймут, что мы знаем, придумают другое место. — А может попутаем малость. Гильзу русскую положим, а пулю одну османскую и цветок другой. — Предложил Швырь. Микола покрутил головой, отгоняя мушку. Назойливая, она ни- как не хотела улетать. — Вдову, у которой Сашко перину проверяет, Фиалкой зовут. Непонятно. Про пули ясно. Да, Грицко? Казак кивнул, соглашаясь: — Тут и нечего думать. Наша гильза — русских боеприпасов мало, турецкая пуля, наоборот много. И так понятно. Давно в по- ходе. Поистрепались. Пополняемся всегда турецким боеприпасом. — Нет, тогда по одной хватило бы. Тут два к одному. А баба тут причём? Швырь сдвинул папаху — упрел. Сел на траву скрестив ноги по-турецки, рядом с сотником. Осторожно взял в руки обломок гребня. — А це шо таке? Я с пулями тоже не всё понял. — Погодь,— остановил его Билый.— Давайте решим с фиалкой. Кто, что знает. — Цветок в горшках! — старик хлопнул по колену, — бабам ра- дость! — То так, — согласился Грицко, — но я видел и кусты в горах. И в сёлах под окнами. Пахуч очень. Махровые цветочки бывают, 37

Евгений Колобов, Николай Зайцев яркие. Разные. За это любят. Я слышал, что зовут его ещё Анютины глазки. — Глазки? — Микола задумался. Швырь покосился на папаху с предметами. У этой несчастной фиалки точно глазок не было. — Не думал, что на старости лет очи у цветов искать буду. Так, что? Девку Анютой зовут? — предположил старик. — Беляной назвалась. Здесь легче царевну Несмеяну найти, чем Анюту. Сашко хочет её увезти невестой в станицу. — Сбрендил, парень. Как бы она его на шашку не взяла. По- ложит ватагу. Ему бы телятам хвосты крутить, а не в походы хо- дить. Одни бабы на уме. Давайте у него про фиалку спросим или на дыбе у неё поспрашаем? Деревья, подходящие есть, и верёвка для такого дела найдётся. Уведём подальше… Видит Бог, не люблю лазутчиков. Надо сразу кончать с ними! Только в этом деле спешка и важна! Уж, поверьте опыту старика. Микола задумался. Покарябал щеку — щетину сбрить надо. Не борода— одно расстройство. Несолидная борода, совсем не ата- манская. Сбрить к чёртовой матери. — Господа, казаки, число кандидатов на дыбу с каждым вздо- хом увеличивается и пока все женского пола. Сашко ночью у вдо- вы ночевал, а зовут её Фиалка. — Вообще ничего не понятно. Если Сашко о золоте проболтал- ся Фиалке, Беляне незачем кому-то об этом сообщать, да и знать об этом, она не может. — Сашка пытать не будем, но поспрошать надо. Вот и помогли братьям — сербам. Теперь среди своих ходи и оглядывайся. Старик-то правду унюхал, только не всю. Сашко — воин. Мо- лодой и далеко пойдёт. Сотник покосился на Грицко. Долговязый казак упрямо поджал губы — думал. Даже в этом суров. — Ну что? — спросил у него. — Уже решили — не пытаем, — ответил пластун, — булгачить надо. — Как? Подменим клевером? — А я, что говорил? — оживился старик.— Клевер оно самое то! 38

Золото Сербии — Вы, господин подхорунжий вообще-то баб пытать хотели. — Можно и пытать, — кивнул головой Швырь, — Быстро и на- дёжно, вот Сашко пускай и учится. А я, подскажу, пока жив. Микола хотел ответить, но Грицко не дал разгореться спору: — Клевер — хорошо. Пускай думают, что мы все конные и фу- ража много. Но это и так понятно. Слишком просто всё. — Так баба же лазутчица! У неё всё просто. Казаки задумались каждый о своём. Вспоминая свой опыт об- щения с женщинами. Кажется, и Швырь был не рад своему по- спешному высказыванию. — Нет, — сказал, Грицко. Нахмурился. Подобрался весь. Сжал губы в тонкую полоску. Сухо сказал, но, как отрезал от себя что-то лишнее. — Просто, но не всё,— согласился Микола. Старик поморщился, говоря: — Ладно, поспешил я с догадами. Но, казаче, там мозга вот сколько! — Батько показал тонкую щель между большим и указа- тельным пальцем. Все посмотрели сколько Швырь отмерил жен- щинам ума. — Тот ещё знаток! — подумал Мыкола, — Сашко, желторотый, в два раза лучше баб понимает. — То не мозг, одни хлопоты. — Нехай, — на этот раз согласился Грицко. — Тогда так,— сказал Микола и поднялся. Под вопросительные взгляды казаков сделал шагов пятьдесят к кусту шиповника. Вер- нулся с короткой веточкой. Шипастой. С розовым цветком. — Это к чему? — опешил Швырь. Микола неопределённо пожал плечом. — Не знаю. Грицко улыбнулся. Понравилась ему мысль атамана. — Фиалка с шиповником? И шипы есть? А что? Пускай голову ломают. Раз мы тоже не знаем к чему цветок. — Любо? — переспросил сотник и дождавшись подтвержда- ющих кивков положил веточку в платочек. Швырь протянул ему обломок гребня, признаваясь: — Чуть не сломал, пока крутил. Старый гребень. Почернел весь от времени. Может про меня? 39

Евгений Колобов, Николай Зайцев Микола подержал в руках предмет и передал Грицко. — Что думаешь? Казак не спешил ответить. Жевал губы. Хмурился. — И здесь батька Швырь прав наполовину. — Да ну? — встрепенулся старик. — А чего только наполовину? Гребень словно жизнь мою показывает, и пожжённый я и поло- манный. И старый. Да только откуда они всё узнали? — Вот-вот. Если бы батька не думал, что вокруг его персоны солнце крутится, а пересчитал зубья, — Грицко протянул сотнику обратно гребень. Тот выполнил наказ, поднял голову, ожидая про- должения. Казак не заставил себя долго ждать: — То, не только батька Швырь. То, мы все. Число сходится. Тогда пули про попутчиков. Двое за турок, один за кого? — А тогда почему один поломанный? — А ты не понимаешь? — Про меня? — предположил старик.— Я поломанный. С медве- дем по молодости сцепился. Пьяный был. Грицко шутки не оценил. — Да что ж Вы сегодня не уймётесь, — сказал в сердцах казак. — Думаю, про Сашко. Половинчатый. И не туда и не сюда. И любит и казак. Непонятный, в общем. Не знает девка, чего ожидать от такого суженого-ряженого. — Тогда жжённый, — начал сотник и замолчал не в силах даль- ше продолжить. — Кто жжённый? — нахмурился Швырь, забыв про обиду. — Я не знаю кто, — сказал Грицко. — Но вы сами мысль мою раскрыли. — Ты хочешь сказать, что среди нас жжённый?! — возмутился старик. — Да как такое возможно?! Я вас всех на руках бавил! Вы же выросли на глазах моих! — Предатель? — тихо спросил сотник. Грицко, не глядя на него кивнул. — Запродавец! — Кто? Сашко? — Сашко? — вскричал Швырь и замолчал, прижимая руку к гру- ди. Побелел лицом. 40

Золото Сербии Грицко покрутил головой. — Нет. Не Сашко. Не может быть он. Забыли? Сашко — поло- винчатый. Влюблённый казак. То ли верёвки вить из него, то ли удавкой сам может стать. Проболтаться мог, похвалиться, перед вдовой или, этой… Беляной. — Перед ночной кукушкой похвастать, не велик грех, только где вдова, а где наша задумка? — Тогда кто, и вдову эту ты знаешь? — настаивал старик. Сотник махнул головой, черствея на глазах: — Знаю кто. Но пока не раскрою до конца — ничего не скажу. — И я знаю, — кивнул головой Грицко. — Молчи! — предостерёг его Микола. — Думу свою держи в себе. Следи только. Даже я не уверен в своих думах. Грицко кивнул. Жёсткая правда не смутила. Старик тоже прихо- дил в себя. Вздохнул: — Тогда и я знаю. И тоже буду смотреть. Сотник кивнул в ответ. — Тогда всё, казаки? Расходимся? Грицко обратно закладку по- ложит и пост свой снимет, чтобы не спугнуть гостя. Нехай забирает. А сами за девкой смотрим и за… За тем, о ком думаем. Грицко стал аккуратно сворачивать платок и вдруг замер. — Это не всё, — сказал он. Аккуратно встряхнул гильзу и пока- зал на ладони кусочек золота. Крохотный. Маленький. Но частица была золотой, и или срезанная с монеты, или обломок от укра- шения. — Золото, — пробормотал старик. — Золото, — эхом отозвался Билый. — Золото, — сквозь зубы выдохнул Грицко. Сотник задумался. — Но это откуда могут знать? — В лагере об этом никто не знает. Во всяком случае не от нас. Если только не… Микола рубанул ладонью воздух. — Дальше лагеря оно не уйдёт. Изымай. Грицко кивнул, деловито убрал капельку в кошель. Затянул ко- жаные ремешки. 41

Евгений Колобов, Николай Зайцев — А я бы им грошик подкинул, — встрепенулся Швырь, — а шо? Пускай имают! — Булгачить, так булгачить. Накарябать нужно, что-нибудь, — задумался Микола. Казаки заулыбались в предвкушении. Старик полез в карман за грошиком. Казаки склонились над монеткой. — Чего написать? — Нацарапай, атаман, три простые русские буквы, всем славя- нам понятные. — А если это туркам уйдёт? — Нехань, бошки себе сломают, собачьи дети! На том и порешили. На пути в лагерь, приземлил сотник, — Чего это Вы, господа, раздулись, мы ещё пока не победили и подлюку не наказали. — Твоя правда, атаман, — погрустнели пластуны. Беляна. Казак задремал, проваливаясь в сон — задышал, прерывисто всхрапывая. Вот он прекрасный момент смерти, когда мужика можно резать. Самый лучший шанс из всех. И зло — не зло. Так, обыденность — совесть точно ничто мучать не будет. Другие уби- енные даже в снах не приходили. Этот дурачок сам, перенёс свою лёжку подальше от других, сам хоронясь храпящих мужланов, много о себе думающих, пере- нёс на руках к себе. Беляна смотрела на кадык в короткой колючей щетине. Ры- жие, черные, светлые волоски смешались, путаясь в непроходи- мые заросли. В трещинке кожи на шее, в лёгкой морщинке, испа- рина набухала. Мошка закружила, сдула её, зажмурилась. Чик — и нет воина. 42

Золото Сербии Легко. Можно дальше идти. Бежать по дорожке жизни. Дел много. Успевай только подбирать, чего другие удержать не смогли. Только судьба-злодейка учудила и в этот раз — рука не подни- малась. Отяжелела. Приросла к телу. Не давала сделать необхо- димое действие. В голове мысли наползали друг на друга, путая ещё больше. Думала нет другой жизни, а она вон рядом сопит. Что делать? Как дальше жить? Что выбрать? Судьба в своих потоках, как могла крутила её в последнее вре- мя. Лепестком при сильном ветре себя чувствовала. Беляна нерв- но закусила губу. Ещё вчера бы чиркнула ножом по пульсирующей жилке, не думая и не упуская момента, а сегодня как подменили. И руки дрожат — не слушаются, и тело в горячке. Весь день смотре- ла на казака. Дышать забывала. Два раза промазала на стрельби- ще — такого давно уже не было — лучше стрелка за много вёрст не найти. С руссами, не сравнишься, конечно, они с пелёнок стреля- ют. Но среди сербов точно равных пока не попадалось. Стыдилась чего-то. Ходила пунцовой. Сама не своя. Места не могла себе най- ти. Всё из рук валилось. Привлекла внимание — хотели к лекарю отправить, еле отговорилась. А сама мечтала ещё раз увидеть эти голубые глаза. Поймать на себе взгляд, так чтобы опять обожгло всю. И утонуть, утонуть всей без остатка. Когда слушать его начала? Не ушами, а сердцем? Поначалу, когда говорил, что с собой увезёт, на далёкую родину — не верила, мало ли что мужики твердят в ночи, да по утру. Но этот, как будто слов других не знал. Всё любит, да любит. Про свадьбу так говорит, что заслушаешься. Глаза слезами наполняются. Сердце, чёрствый камень, размягчается, и в груди бьётся лёгким молоточком так, что голова кружится. И уже в центре стола сидишь с любимым рядом, а не на овчине лежишь. И гости все радуются и поют. Родня но- вая. Жизнь новая. Всё по-другому. Восходы, закаты, радости. Только здесь тоже родня держит. Корни крепкие. Связи нерушимые. И муж есть, Марко зовут, и дитятко малое — Урош. Вспомнив о мла- денце своём первом, капнула горячей слезой Беляна, не удер- жалась. Марко свирепый и хитрый, свою ватагу имеет. Дерзкие разбойники, все дорогу уступают, не каждый рискнёт связаться. А кто пробовал из братьев лесных, тех нет уже. Кого и она мет- 43

Евгений Колобов, Николай Зайцев ким выстрелом выбила, кому и горло перерезала. Да и Марко не плошал. Дел всегда много — чутье у вожака звериное на золото чужое, да власть единую в горах. Что скажет Марко, то и делала. Куда пошлёт, туда и шла. Не задумываясь особо, что жизнь может измениться, оборвавшись. Быстро привыкла, по грани ходить. Но за это и любил её крепко, к себе приблизив. Любую прихоть мог выполнить, балуя. Ценил за бесстрашие. За то, где не каждый на- каз выполнит, она ужом извернётся и победу приблизит. Прознал Марко про Вука Серчко, про своего первого конку- рента в делах разбойничьих, что тот к русским ходит. Можно было бы понять, если б к туркам зачистил. Продавать соперника — свя- тое дело. Когда денег нет, самый лёгкий способ. И в доверие мож- но втереться и убрать кого надо чужими руками. А к русским-то зачем? Что им-то продавать? Неспроста. Те за идею воюют, не за золото. Вук Серчко совсем же не патриот своего края. Ему горы ближе, да карман свой роднее. Марко не перехитришь — зубы сломаешь. И зная, про эту лживую собаку, как она чужими руками и, всех подставляя, злато себе добывает, быстро заслал жену свою к русским. Не веря больше никому. А чтобы ловкой была, да сооб- разительной ещё и первенцем пугал. Торопись, мол. Разнюхивай всё побыстрее, да возвращайся к дитятку, любимая жёнушка. Лю- бимая… Ведь и вправду любил. Да только надоела жизнь лесная. Другой не было. А сейчас могла появиться — казак с собой звал. Настойчиво. И слова свои горячей любовью подтверждал. Здесь Марко ему сильно проигрывал. Где сил взять, Господи? Как не сгореть в этом пламени. По крупицам знания собрала. В схрон, заранее уговорённый, вещицы подложила. Всё так, как Марко видел — не зря Сречко трётся у русских — болтал лишнее у костра, когда пьяным был. На- мёком говорил. Казаки не отвечали словно не понимали, только переглядывались неодобрительно. Она же внимательно слушала, холодея от правды и чужого коварства. Потому что жила так всег- да и знала, как будет. Сречко шутки травил. Иногда в злобе своей волчьей скалился. Но только знала она, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Для Беляны достаточно и меньших сведений. Всё поняла. Заложила тайник. Не удержалась, и уже от себя доба- 44

Золото Сербии вила про Фиалку, дуру деревенскую, что любимый навещает ча- сто. Здесь оплошность была. Чувствовала. Сердце замирало, когда вкладку делала, но ничего поделать с собой не могла. Ревность в руку толкнула. Надо рубить концы так, чтобы русский казак только о ней думал. Марко тоже не глупый. Поймёт всё и выполнит беспрекослов- но. И хоть и любит безумно, но только спросит потом, зачем вдо- ву Фиалку порешили. По какой прихоти? Что за случай такой и была ли необходимость? Не избежать расспросов. Ответ найдёт- ся. Придумается по ситуации. Ночью надо уходить в горы. К Урошу возвращаться. Переждать драку. А там видно будет: или с Марко остаться, если золото к нему придёт — заживут господами сыно- чек— кровиночка её, знать не будет, что такое жить в лесу, или с любимым на новую родину уехать — надо только о встрече дого- вориться, о месте тайном. Марко и помешать не успеет: может в драке сгинуть, может с ножом в шее в болоте утонуть. Да. Не лёг- кий выбор: с золотом остаться или с любимым рассветы встречать. Хорошо бы и русский с деньгами был, да молод слишком. Откуда у такого золото может задержаться? Думать и думать. Не знаешь, куда судьба перетянет, к кому прислонит. Что сыночка Уроша казак полюбит как своего, даже не сомне- валась. А вот золото ещё добыть надо. Богатая жизнь манила к себе. Марко хитрый. Он сможет. Уж он-то настоящий волк. Хитрее, чем Сречко и русские. Но не хитрее её. За что жизнь так пошутила с ней, откуда взялся этот красавчик из другого мира. Как будто с иконы старинной. Среди тех народов, что довелось узнать, тако- го не попадалось. Как бог красивый. Волосы светлые, в кудряш- ки смешные закручиваются. Глазища голубые, бездонные. Кость тонкая, лёгкая, не у каждой девушки такая, а тело как железное, но гибкое, ловкое. Просто смотреть как ходит — удовольствие, а как на коне сидит! Чисто — бог! Про любовные забавы, говорить нечего, иногда, когда любовная истома ещё не прошла, а он уже своими длинными пальчиками, начинал опять шарить в заветных местах, с досадой думала: — Хоть бы у коровы своей деревенской пару ночей переспал, отдохну хоть немного, в себя приду, — и тут же пугалась, вдруг 45

Евгений Колобов, Николай Зайцев между сиськами, больше на вымя похожими, больше понравится, задницей необъятной прельстится. У неё, Беляны, и половины та- кой нет и грудь… Но вот углядел он во мне что-то, рассмотрел, а терпеть, когда уже нет удовольствия, так бабам так на роду напи- сано, худшее терпеть приходится. Уходить нужно. Раскусили её. Очень быстро в этот раз. Ничего толком не узнала. Разговоры при ней прекращали. Старик, этот же- лезный, так глазами зыркал, словно кожу живьём сдирал. И ведь снимет, только мигнёт серым глазом красавчик атаман. Никто не спасёт. Бежать! Немедленно. Беляна медленно стала поднимать голову с плеча мужчины, пытаясь выползти из— под бурки, но была мгновенно схвачено за руку. Цепкие пальцы больно сдавили предплечье. Не удержала лёгкого вскрика. Сашко признал, очнувшись. Вынырнул из корот- кого сна. Заулыбался. — Куда ты? — Хватку ослабил, но не отпустил. Потянул к себе. Беляна попыталась вырваться. Где там. Удручённо вздохнула. Бо- лело уже всё. Не до любовных утех. — Пора мне. Хватятся. — Да кто? Подожди. Жарко. — Сашко откинул полог бурки. В сумраке забелели голые тела. Казак усадил Беляну сверху. Любов- но плечи огладил. Уж очень они нравились ему: тонкие, мальчише- ские и груди маленькие, как раз в ладошку умещаются. Страшно и сжимать такие в лапищах своих. — Плечики у тебя чисто, как у мальчика. Ручки тоненькие. Кожа бархатная. Груди какие! Молоком пахнешь, — казак говорил, не переставая глупо улыбаться. Беляна быстро посмотрела на него, как не может понять оче- видного? И прикрылась рукой. Ненадолго получилось. Казак был настойчив. — Любишь меня? — простонала Беляна, закрывая глаза, отда- ваясь ласкам. — Люблю, — зашептал Сашко в ответ, — вот тебе крест, люблю. Никого так не любил. Никогда! Ни одна с тобой не сравнится! С первого взгляда полюбил. Что делаешь со мной? Все думы только о тебе. До гроба любить буду. 46

Золото Сербии Беляна застонала. — Пора мне. — Погодь трошки. — Увидят же. — Да, что таиться? Зачем? Или тайна, какая есть? Женой бу- дешь мне, домой увезу! Не бойся ничего. Если тайна тебя тяготит и тянет в прошлое, то доверься мне, скажи. В силах моих решить любую беду твою. А сам не смогу, так товарищи помогут. Беляна слабо улыбнулась. Почувствовав, как казак задрожал, поймав её томный взгляд. С таким жить просто будет. Разлюбишь, так верёвки хоть вить будешь. Не то, что с Марко. — Прав, ты, Сашко. Есть прошлое у меня. — Какое? — улыбаясь, спросил казак. А у самого глаза насто- роженные. Продолжает улыбаться, но натянуто и неестественно. Поразилась Беляна такой перемене, будто водой колодезной ока- тили. Охладела вмиг, трезвея, а Сашко продолжает.— Все мы с про- шлым. Не без греха. Пойму я. Хочешь, тебе откроюсь? Пальчик приложила к его губам, запрещая говорить. Нет. Показалось. Ни о чем не догадывается казак. Верит каждому её слову. Наивный и добрый. Как такого не любить? И прошлое его не смущает. И увезти с собой хочет. Женой сделать. По совести, жить. Что ж так всё непросто. Беляна вздохнула, зашептала быстро, обдавая ухо горячими словами: — Спасибо тебе, любимый, спасибо. И за слова твои. И за то, что поддержать хочешь. — Я завсегда! Скажи только, что делать надо. — Не могу я. Но скоро всё узнаешь. Первым и узнаешь. Тебе первому откроюсь. — Зря от помощи отказываешься, — закручинился казак. — Ты ведь мне родная теперь. Может, кто обидел тебя, зоренька? Так скажи. Не жить супостату! Ей, Богу, до корня обстругаю. — Не гневи Бога. Сама я решу дела. Да и не дела то. Так, мелочи. Требуют моего вмешательства. — Так ты уйти хочешь? — нахмурился Сашко. 47

Евгений Колобов, Николай Зайцев — Не знаю я, — уклончиво ответила Беляна и выпорхнула из медвежьих объятий казак. Да так быстро, что тот удивился и не смог скрыть изумления. — Нельзя тебе уходить, — хмурился дальше Сашко. — Так надо… — Нельзя! — категоричен казак. С себя скинул. Сел. Подозревают её? Тогда точно, немедленно бежать нужно Му- жики суровые, не то, что этот телок. Но и этого успокоить нужно. Беляна ноги поджала, сжалась в комок, посмотрела снизу, собакой побитой. Сашко проняло. Оттаял. Погладил. — Не бойся меня. Пойми, теперь ты со мной, и я без тебя не могу. Бери меня с собой. А? Вдвоём веселее. Беляна заскулила, сжимаясь ещё больше. — Ну чего ты? Чего? Ну, не плачь. Девушка подняла зарёванное лицо. — Я с мамкой хочу попрощаться. Понимаешь? — Понимаю,— примирительно сказал Сашко, кивая.— Хорошее дело. Я рядом буду. У хаты постерегу. Как тебе такое? Беляна слабо мотнула головой, не соглашаясь и принимая что-то для себя. Сашко наклонился. Осторожно руками взял го- лову. Расцеловал. Посмотрел в очи черные. Не увидел в них слез. — Пора, — прошептала Беляна, не решаясь вырваться. Сашко ещё раз внимательно посмотрел на неё и тоже сказал: — Ну пора, так — пора. Что-то опять задумал, может проследить хочет? Ускользну, дай только шагов на двадцать отойти. 48

Золото Сербии По следам всю правду не узнаешь Ночью, Григорий Молибога толкнул в плечо сотника. Руку не убрал, смотря куда-то в темноту. Потом кивнул, предлагая под- няться. Отошли от лежанок. — Что? — спросил, чуть шевеля губами. — Ушёл Сашко, — ответил казак и показал в сторону пустой лежанки, — и девка его переодетая ушла. — Догоним. Грицко кивнул. Мыкола подхватил винтовку и заскользил вслед за товарищем. Шли волчьим скоком. Стараясь не шуметь, подни- мались в гору. Изредка, останавливались, слушая ночь. Беглецы прошли сквозь секреты. — Не пойму, — Грицко сказал, опускаясь на колени, чтоб лучше рассмотреть следы.— Разделились что ли? Сашко верхом ушёл. По тропе ускакал. Она дальше в горы пошла. Ну, что? Разделяться бу- дем? Кому-то вниз идти. Кому-то дальше карабкаться. — Нет. Пойдём за Сашко. Они должны встретиться внизу. Место должно быть у них потаённое. — принял решение сотник. Грицко передёрнул плечами. — Может быть. — Конь один. Далеко не уйдут. — Да зачем это Сашко надо,— в сердцах пробормотал казак.— Одна дурь в голове! — Перехватим, узнаем! — У речки встречаются. Их место. Там следы будем искать. Саш- ко напрямик пошёл, через секреты. Девка через горы. Скоро до- станем. В этот раз они ошиблись. Никого не нашли, как ни рыскали. Ни конных, ни пеших следов на росистой траве не обнаружили, толь- ко сами до колен промокли. Сели у тропы на камень. Тяжело было говорить, но товарищ признался: 49

Евгений Колобов, Николай Зайцев — До шляха след чёткий, дальше идёт в сторону села. Не могу понять. Что он один ушёл? Не останавливался даже нигде. Что ду- маешь? Сотник пожал плечом. — Отдышимся, пойдём вдоль реки дальше, а с утра ближние склоны прочешем. Сложно спрятаться от тех, кто всю жизнь кого-то ищет. Даже, если умеючи. — Не вовремя, — вздохнул Грицко. Атаман кивнул, соглашаясь. — Думаю, к реке она дальше вышла. Там и ждёт её Сашко. И снова Грицко не понравилось, однако, возражать не стал. От- дышались. Пошли неспешно, ища малейшие зацепки, читая следы, слушая ночь. Спуск, подьём, опять спуск. — Что с ним делать, ума не приложу. Не пороть же его! Воин справный, в бою как на тебя могу положиться, не жадный, за ду- ван не трясётся, но как только сшибка закончилась, мы ещё сброю чистим — точим, а он уже у бабы какой в ближайшем селе и всех любит! А, главное, они его привечают и молодые девчата и бабы тёртые. Я-то думал, оторву хлопчика от вдовьей юбки, мир увидит. А он, кроме юбок не желает ничего видеть. Что скажешь, а? — Не знаю, ты у нас батька-атаман тебе решать, только, если б не его чуйка, девку-засланку, до сих пор не раскрыли б. — Раскрыли, а толк какой от этого есть? Кто за кем охотится. Чего хотят, а главное кто? — Какая разница кто, если в лагере узнают про золото, дума- ешь половина не попробует его достать. — Кишка тонка. — Это другое дело, но помешать могут. И ещё, сербы запросто туркам таких ухарей как мы, продают. — Значит нужно байку придумать, скажем, уходим к Раевскому. — Так и порешим. Забрезжил рассвет. Вокруг посерело. Снова вышли к нижней петле лесной дороги. В предрассветной тишине, когда ещё птицы не поют, послышался топот копыт. Странно, но он приближался. На- растал. Переглянулись недоуменно. Не прятались. Судя по звуку — 50