Отчего дождь падает вверх?

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ слабоумных людей, которые после инфекции, поразившей их мозг, перенесли летаргический энцефалит и оказались в вечной спячке. Нашёлся доктор, которому хоть в какой-то степени всё же удалось вернуть этих несчастных к жизни тем, что сумел обнаружить в них способность перенимать блаженные чувства и волю у людей, готовых помочь своей музыкой, словом, рисунком. Картина завораживала! Я молчал. - Ты меня слышишь? Я молчал. - Мне страшно. Я молчал. - Почему ты молчишь? Я сказал: - Знаешь, Ганди один день в неделю ни с кем не разгова- ривал. - Разве ты Ганди? Скажи что-нибудь. Я молчал. - А если мой мозг… Я молчал. - Ненавижу своё бессилие. Я молчал. - Ненавижу свою зависимость, и только свои фантазии 52

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? обожаю, только их в себе ценю. Я молчал. - Почему ты молчишь? - Думаю. - О чём, Леон? - Наверно, о том же, о чём и ты. - Считаешь, что вслух говорить об этом не следует? Я молчал. - Не молчи. Пожалуйста, не молчи! - Говорить об этом нет смысла. - Ещё! Скажи что-нибудь ещё! - С наступившим новым днём тебя! - сказал я. Ольга молчала. - О чём молчишь ты? - спросил я. Ольга сказала: - О том, что временами мне хочется убежать из дома и сотворить что-то безумное. Может, умереть? Почему я так думаю? Кто-нибудь знает - почему? Я напомнил: - Поэт Уильям Батлер Йейтс знал, что «мы должны уме- реть, чтобы снова родиться». И моя мама тоже знает. «В жизни, - считает моя мама, - нет ничего сложнее, чем жить, и ничего проще, чем из жизни уйти». 53

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ - Скажи что-нибудь ещё. Я сказал: - Мне больно знать, что Натан тебя трогает. Мне невыно- симо думать о том, что его локоть упирается в твои рёбра. - Скажи что-нибудь ещё! Я сказал: - Он может делать с тобой это постоянно. - Не мучай меня. Мы немного помолчали. Потом я сказал: - В ресторане мы, кажется, потеряли себя. - Так не говори! - Разве вино не замутило наше сознание? - Так не говори! - Что ты хочешь, чтобы я сказал? - А ты как думаешь? - Козочка! - сказал я. - Ты хотела быть козочкой. - Козочка осталось там, где было вчера… В ресторан я пришла одна оттого, что почувствовала необходимость ощутить себя в другой роли, посмотреть, что из этого полу- чится. И вдруг, как в кино… приключился ты, и я получила свои несколько мгновений безумия. А теперь - сегодня… Пожалуйста, приди, пока не наступило послезавтра… Я подумал о возлюбленном Ольги. Мне на память при- 54

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? шёл известный спор между Федерико Феллини и Тонино Гуэрра. Тонино уверял, что ему не составит труда написать киносценарий к фильму, продолжительность которого будет всего 10 секунд. Феллини ему не поверил. Они заключили пари на деньги. Вскоре Гуэрра принёс Феллини лист бумаги со сценарием. Тот быстро его прочитал и молча полез в кар- ман за бумажником. На листке было написано: «Женщина смотрит телевизор. На экране идёт прямой репортаж о старте ракеты с астронавтами на борту. Уже начался обратный отсчёт запуска: 9… 8… 7… 6… Крупным планом лицо молодой и красивой женщины, кото- рая наблюдает за стартом, и на этом лице буря пережива- ний! На последних секундах она берёт телефонную труб- ку, набирает номер, - а в это время: 4... 3... 2... 1…, - и со стартом ракеты она произносит в трубку: “Приезжай, он улетел!”» - Приди утром, - сказала Ольга. - Я надену вечернее пла- тье, чтобы создать иллюзию продолжающегося бала. Я не ответил. - Конечно, ты вправе не отвечать, - продолжила Ольга. - Время столь позднее… Я подумал, что на звонок женщины, тем более в столь позднее время, не отвечать мужчина права не имеет. А ещё 55

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ меня охватило неодолимое желание делать с Ольгой то, что делает с ней её возлюбленный. - Приду, - сказал я и, закрыв глаза, вернул себя в сон. Предо мной возникла Ольга. Я целовал её руки. Она целовала мои руки. Потом я долго размышлял о себе и об Ольге и всё у себя спрашивал: «Что всё это значит?» Ольга не отозвалась. Я посмотрел на окно. За окном падал дождь. Он падал вверх. «Отчего дождь падает вверх?» - удивился я и снова спросил: «Ольга, что всё это значит?» Ольга молча опустилась на диван, и мы стали делать друг с другом всё-всё, потому что в этот час в мире не су- ществовало ни того, что «можно», ни того, что «нельзя». Всё, что мы делали, было так мучительно хорошо, что я не сразу услышал, как к двери моей комнаты подошла мама и спросила, не пора ли мне вставать. - Мама, сегодня суббота, - отозвался я. - Народ Израиля отдыхает от трудов праведных! 56

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? *** Насытившись собою, ночь сдавала свою власть, и, слов- но внезапный выстрел, в комнату прорвалось утро. Свет наступившего дня резал глаза. Какое-то время я следил за тем, как, скользнув в густую тишину комнаты, он шарит по стенам, по книжной полке, по столу, по тумбочке возле кровати. Оставшееся после ночных часов призрачное присутствие Ольги продолжало изводить меня. «На диване Ольги, на том самом диване, остались отпечатки моих паль- цев», - подумал я. Мои пальцы я не осуждал. Покаяния во мне не было. Мой разум был спокоен. «Время ведёт себя то насмешливо, то угрюмо, то никак, но всегда уходит, проходит и возвращается вновь», - под- умал я и стал насвистывать песенку о речке, которая, ни у кого не спросив разрешения, убежала к морю. На память пришли стихи Якова Каплана: Я прожил ночь. А это не пустяк. Я в день иду. 57

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ Продолжая лежать в постели, я стал издали разглядывать картину с рыбиной. Казалось, что широко раскрытый рот рыбины пытается что-то высказать. Я разрешил: «Ну же, выскажись! Разве тебе не известно, что вначале было слово? Где же твоё начало? Во всём бывает начало». Рыбина молчала. Сбросив с себя одеяло, я подошёл к окну. Мой взгляд задержался на деревце, ветви которого были покрыты капельками утренней влаги, а затем переместился к небу, которое, словно облекаясь в свежие одежды, неторо- пливо меняло краски. Небо было таким же, каким бывало всегда: при восходе солнца и как при его закате - розово- оранжевым, только закат остался там, где было вчера, а но- вый восход появился сейчас, сегодня. Моя мама обожает по- вторять: «Сегодня - всё же не завтра. Дубли случаются толь- ко в кино». Взметнувшийся над крышей воробей бодрил себя взмахами крыльев. Пересекая улицу, плёлся старик, окружённый свитой собак. На старике были жёлтая кофта, серые брюки, розовые тапочки. Спустя минуту на мостовую ступила группа людей с огромным плакатом, на котором я прочёл: «Правительство в отставку! Радикалов к ответу!». Мне подумалось: «Старая власть… Новая власть… Глу- пые граждане, разве власть виновата в том, что вы её сами 58

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? себе избрали? Власть - не родители. Это родителей не вы- бирают». Я отошёл от окна. По телевизору сообщили об очередной попытке военного переворота в Турции, а ещё о том, что возле берегов Италии перевернулись две лодки с беженцами из Сирии, что в Гре- ции резко упал курс драхмы, а в Японии… Я выключил телевизор. «Так ведь и Ольгин возлюбленный - тоже власть», - по- думал я. Вдох… Выдох. Вдох… Выдох. Мне показалось странным, что после случившегося со мной в эту ночь движение земного шара не остановилось. Даже погода в это утро продолжала напоминать погоду утра вчерашнего. Поприседал. Поделал наклоны. Поболтал руками-ногами. Наконец, залез под душ. 59

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ *** По дороге на кухню я повстречал кота Люсьена. Он уже далеко не молод, тем не менее сохранил свою походку, свои движения язычком, когда пьёт воду из стеклянной посуди- ны, и неподражаемую резвость во время любовных дейст- вий. Я поздоровался. В ответ Люсьен нетерпеливо потёрся о мою штанину и поднял ко мне полные грусти глаза. Такие глаза бывают у поэтов. - О смерти не думай, - сказал я ему. - Ну, а когда… Зато больше тебя не будут мучить жара и неприличные взгляды молодых кошечек. Люсьен улыбнулся. «Странно, чего бы это значило?» - подумалось мне. Я даже слегка наклонился, чтобы убедить- ся, что Люсьен действительно улыбнулся, но вдруг, улыбку убрав и вывалив язык, он широко зевнул. - Не выспался, проказник? - осуждающим тоном прого- ворил я. Словно вспомнив о чём-то, Люсьен на мгновенье замер. Его глаза наполнились недоумением. Я установил диагноз: «Полная потеря доверия к жизни». - Так и быть, - сказал я и, в знак утешения, доверху напол- нил миску кошачьим кормом. 60

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? *** На кухонном столе стоял приготовленный мамой завтрак, а сама мама, погружённая в себя, сидела, напряжённо вгля- дываясь в пустое пространство. Казалось, мама разговари- вала сама с собой. - Что? - спросил я. Мама подняла ко мне опечаленное лицо. - Что? - повторил я. - В последние дни ты какой-то неспокойный, - наморщив лоб, сказала мама. - Если больны дети, чувствовать себя здо- ровыми родители не могут. Я позвоню доктору Кунцу. - Психоаналитику? - Он мой давний друг, и я полагаюсь на его интеллект и интуицию. Он поможет. - Я не болен. - Тогда - что с тобой? - Жизнь. Похоже, я в ней застрял. - Что значит «застрял»? Я не ответил. - Почему ты молчишь? - Не знаю. - Тебе уже двадцать девять лет… 61

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ Я выдавил из себя улыбку. - Почему ты улыбаешься? - Не знаю. Вдруг вспомнилось… В то утро, когда мама отвела меня в первый класс, она сказала: - Знания сразу не даются. Я не понял: - Какие знания? - Увидишь потом, - ответила мама. - А что будет, когда знания увижу? - Тогда сможешь делать всё, что тебе угодно. - Разве сейчас я не делаю всё, что мне угодно? - Пока это игры, а потом начнётся… Я снова не понял: - Что начнётся? Мама задумчиво посмотрела по сторонам, а потом ска- зала: - Ещё узнаешь. Не всё сразу. Мама подняла руку к груди, плотно прижала. - Давит? - спросил я. Мама руку с груди сбросила, а затем, тяжело вздохнув, 62

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? остановила на мне долгий пристальный взгляд. - Что, мама? - забеспокоился я. Мама сказала: - За два часа до своей смерти твой дедушка подозвал тебя к себе и, долго разглядывая твои плечи, руки, ноги, вдруг произнёс: «Только бы ты не опозорил нашу семью». - А бабушка? - спросил я. - Что сказала она, умирая? - У тебя были две бабушки, и обе хотели одного и того же: чтобы ты был здоров. - Я здоров, мама, - сказал я. На подоконнике я заметил вазу со свежими гладиолуса- ми. Мама перехватила мой взгляд. - Сегодня день памяти твоего отца, - проговорила она. - Два года… Его с нами нет два года. Утром я ходила в цве- точный магазин. Я опустил глаза. - Мне зачем-то дозволено жить дальше, - сказала мама. Вспомнилось – Отец… Больничная палата… Стоны отца кололи сердце. В моём горле оседал кусок спрессованного страха. 63

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ Приставив стул к кровати, я читал Иосифа Бродского: Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако сильно. ………………………………………. Я сижу у окна. Вспоминаю юность. Улыбнусь порою. Порой отплюнусь. Подняв глаза, я наткнулся на воспалённые глаза мамы. - У твоего отца было огромное сердце, - сказала мама. - Наверно, этому сердцу было слишком тесно в этом теле. - Мама, замри! - сказал я. Точно так я сказал тогда, когда однажды… Однажды, когда мы стояли у могилы отца, я увидел, как шевелятся мамины губы. Я спросил: - Разве он тебя слышит? - Конечно, - сказала мама. Возвращаясь домой, мы всю дорогу молчали. Дома мама долго молча стояла у окна, потом сказала: - Живём дважды: до кладбища и после кладбища. Издали я выкрикнул: - Мама, замри! 64

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? - Замри! - повторил я теперь. Мама положила на стол скрещенные руки, а потом опу- стила на них голову и замерла. - Отомри! - сказал я. Мама встряхнула головой и, рассеянно взглянув на меня, продолжила: - Есть слово «любовь», а есть чувство – любовь. В тот день, когда твой отец навсегда ушёл, я почувствовала шипе- ние в глазах и, задыхаясь от ужаса и страха, внушала себе: «Дыши!.. Дыши!.. Если чувство к любимому по-прежнему с тобой дыши… Должна…» И я дышала. Я дышу. Чувство любви не ушло… И боль не ушла… При мне они… При мне… А ещё у меня есть ты, мой сын. Я продолжал глядеть на маму. «Любопытно, - подумал я, - в кого мой отец перешёл - в валун? в каплю дождя? в цветок?..» - Ты красивая, - сказал я маме. Мамино лицо сморщилось, губы проговорили: - Хотим мы этого или нет, но усталость, компромиссы, эмоции в конце концов размывают личность каждого чело- века, и приходит час, когда на смену ангелам приходят де- моны… 65

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ Мама кивнула на окно: - Сынок, что ты думаешь о небе? Я посмотрел на маму. - О небе не думай, - сказал я. - По-моему, ты выглядишь хорошо. - Лучше бы я себя хорошо чувствовала. - Мама, замри! - сказал я. Мама сжала губы. Я одобрительно качнул головой. И вдруг мама спросила: - Знаешь, из чего склеена жизнь? Я сказал: - Из «прозы» и «поэзии». Судорожно приподняв руку, мама задержала её над сто- лом, а потом, позволив руке опасть, проговорила: - Прошлое не вернуть, но себя… Воображать себя в прошлом можно? - Конечно, - отозвался я, - воображать позволительно… Исчерпав свою мысль, мама плотно сомкнула губы, и те- перь, словно оцепенев, она недвижно сидела с закрытыми глазами. - Отомри, мама! - шептал я. - Отомри! Поборов оцепенение, мама встала из-за стола и, обраща- 66

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? ясь не то к себе, не то ко мне, едва слышно проговорила: - Завтра новая неделя. - Новая, - отозвался я. - Утром мне на работу в книж- ный… Пряча лицо, мама поднялась с места и ушла в свою ком- нату, а я помыл посуду и немного пообщался с Люсьеном. - Дружище, что ты думаешь о жизни людей? - спросил я и стал терпеливо ждать ответа. Но Люсьен, не привыкший раскрывать свои мысли и тем более не готовый солгать, ка- жется, решил оставить мой вопрос без внимания. - Повезло тебе, Люсьен, - заметил я. - Среди вас, котов, обнаружить унылых, разочарованных - большая редкость, а вот среди нас, людей… Люсьен, отойдя к стене, улёгся на прохладном полу и принялся лизать заднюю лапу. Я ушёл к себе в комнату. Сев за клавиатуру компьютера, я попытался поработать над повестью, но мысли об Ольге мешали сосредоточиться. Открыв книгу Ричарда Бротигана, я полистал её и задер- жался на странице, где было сказано: Любовь - это чёртов поэт, который пишет: «Любовь - это...» - 67

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ и знает при этом, что любовь есть, а ему сказать о ней почти нечего, чего бы ни сказал до него кто-то другой. Но всё равно он пишет: «Любовь - это...»3 *** Ночью, извиваясь на простынях, я думал об Ольге: «Ка- кая ты? Чувственная, игривая, зажатая? Какая ты?» Я не сразу сообразил: то ли звенел мобильник, то ли зве- нело у меня в голове. - Чувствую себя ужасно, - сказала Ольга. - Не знаю, что со мной. Я чувствую себя обманувшейся в жизни, но как быть, если мне претят возгласы женщин, обращённые к сво- им мужьям, типа - «Разлюбила тебя. Ухожу. Люблю тебя. Не 3 Ричард Бротиган. «Любовь — это». Перевод с англ. Максима Немцова. 68

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? уйду». Сказать Натану «люблю» или сказать ему «не лю- блю» у меня не получается. На двойную жизнь необходимы особые силы... Может, моя совесть… Как ты считаешь, мо- жет, моя совесть мне не… - Совесть? Эту штуку расценивают по-разному. Покупать голоса избирателей - это совесть или нет? Влюбляться в чу- жих жён - это совесть или нет? Торговать кокаином - это совесть или нет? Задать тебе ещё два-три десятка вопросов на эту тему? - Не надо, - сказал Ольга. - Хватит. - Ну да, не надо. А почему не надо, знаешь? Нет её - этой самой совести. В природе нет её. Или почти нет. - А может… Через четыре года мне будет тридцать шесть, а тебе пока ещё… - И что с того? - сказал я. - Не понимаешь? - Нет. - Это потому, что ты не женщина. Оставь меня, Леон. Се- годня я хочу лишь одного: чтобы больше никто, никто, ни- кто меня не хотел. - Но как же так, если… Мне показалось, что вчера мы оба испытали друг к другу то, что испытали друг к другу Ромео и Джульетта. 69

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ - Глупая шутка… Между нами не может быть того, что было между этими детьми. «Нет повести печальнее на све- те…» Ты мужчина… Я - женщина… У мужчин слишком развито воображение, а в отличие от мужчин, женщины пе- рекраивают себя с большим успехом. - Перекраивать себя - это успех? - Во всяком случае, некое достижение. Я чувствую, что мне недостаёт сил сделать свою жизнь полнее, совершен- нее. За несколько часов до того, как оказалась в ресторане, я дочитывала повесть, которую посоветовал прочесть мой хороший приятель, хозяин книжного магазина на улице Ал- ленби. Я почувствовала, как эта повесть вытряхнула из меня душу, как выкачала из меня весь воздух. Когда же наступили сумерки, я ощутила неодолимое желание вырваться из себя, куда-то залечь, от себя спрятаться. Мои мысли были заня- ты героиней твоей повести, и я оказалась целиком охваче- на незнакомой ранее одержимостью. Книгу, как и человека, можно к себе приблизить и можно от себя оттолкнуть. Про- читав твою «Стражу г-жи А.», из меня, словно вода сквозь плотину, наружу вырывалось чувство странного наважде- ния, нечто такое, о чём я прежде в себе не подозревала. Я почувствовала, как во мне появилось нечто, напоминающее подводное течение. Судьба г-жи А. давила на меня, и в этот 70

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? вечер я вдруг пришла к мысли, что моя душа наполнилась дополнительными оттенками чувств. Кажется, Андре Жид говорил, что только мысль может остановить действия, но в этот вечер за меня решала не моя мысль, а мои нерв- ные окончания. Я решила выйти из дома. А потом был ты. Мы пили вино, шутили, а чуть опьянев и теряя себя, я, тем не менее, перед собой видела лишь только автора повести «Стража г-жи А.». В этот вечер во мне активно метались какие-то импульсы-порывы, но в то же время я ощутила, как во мне разрядилось напряжение от моего обычного modus vivendi. Я показалась самой себе такой же смешной и не- лепой, как та коза из анекдота, в котором на вопрос окру- жающих, зачем она пытается залезть на берёзу, сказала: «Ужасно хочется поесть яблочек». «Так ведь на берёзе ябло- ки не растут», - возразили ей. «Неважно, - ответила коза, - яблочки я прихватила с собой». Я слушала тебя, и мой мозг согревало благодарное признание Богу, одарившему людей нервными окончаниями. «Не будь их, не было бы ни тех, кто пишет книги, ни тех, кто книги читает», - думала я, а потом, приведя тебя в свой дом, я прятала от тебя глаза, что- бы ты не мог угадать моего желания полностью обнажиться и вознестись к небу. Это потом, когда ты ушёл, я ощутила себя опустошённой, а ночью в моей голове стоял ужасный 71

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ гул. Я прислушивалась к себе. Этот гул продолжается и в эти минуты, только вроде бы разум из меня не вытряхнуло. Массируя виски, я себе говорю: «То, что случилось между нами в этот вечер, было непонятным виденьем, лукавым миражом. Я не искала секса, но и иного выбора я тоже не видела. Это на рынке выбирают между сыром и молоком. Моё неуёмное воображение протекало в каком-то новом для меня мире, подстёгивало к желанию ощутить и увидеть, как отзовёшься на мои ласки ты, как почувствуешь меня ты. В эти минуты я не думала о том, что скажет мне моё прошлое, что скажет мне моё будущее. Мираж обратился в осязаемое, реальное. Я была не в силах управлять ни моим мозгом, ни моим телом, да и, кажется, не хотела этого. Чего я на самом деле хотела - этого не знала ни тогда, не знаю и сейчас. Не понимаю…» - А я понимаю. - Да? - Да. Наверно, оттого, что дважды перечитал «Мадам Бо- вари» и три раза «Анну Каренину». - Думаешь, жизнь использует литературные штампы? - Думаю, что и наоборот тоже. С минуту Ольга молчала. Я ждал. 72

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? - Я была студенткой второго курса, - продолжила Ольга, - когда на одной из художественных выставок моё внимание привлекла к себе странная картина. «Страсть» - прочла я на табличке под рамкой картины. «Что скажете?» - спросил мужчина. Я не нашла слов. «Позвольте, - сказал мужчина, - я приглашу вас. В фойе можно выпить по чашке кофе. Я рас- скажу…» Этот человек занимался театральной декорацией. Он умел, как никто иной, угождать мне. Угождать во всём. А потом, после того, как мы сделали это, я и вовсе уступила... Не знаю, любила ли я его. Не знаю, не знаю… Влюбилась? Наверно, да. Да, да! Я взяла этого человека в мужья. Он меня неизменно любил, то есть беспрестанно целовал в губы, и это целование меня мучило своей невероятной продолжи- тельностью и однообразием. Два года длилась неистовость и ненасытность, из недели в неделю повторялись действия одного и того же сценария, пока однажды я догадалась, что любить и заниматься любовью - это разное. Этот человек отнимал меня у меня, не понимая, что, если любишь жен- щину, следует любить и её увлечения, будь то кошечки, жи- вопись или горшочки с цветами. Я надеялась, что в один из дней он, наконец-то, произнесёт: «Ты талантливая. Горжусь тобою!» Не произнёс. Ни разу. Мы развелись. Брак оставил после себя неприятный осадок. Оставил надолго. Я надея- 73

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ лась, что найдётся такой укол, который память сотрёт, но такого укола не оказалось. Но вот однажды слова «ты та- лантливая, горжусь тобой» на английском, итальянском и сербском языках произнёс реальный дипломат, важный чи- новник министерства иностранных дел. В свободные часы мой возлюбленный переводил с латыни Апулея и всегда на- ходил и всегда находит, что ему сказать следует, а что не следует. Однако… Натан не видит большой разницы между «нравиться» и «любить», а я вижу. По мне, если цветы тебе нравятся, то ты их просто срываешь или покупаешь, но, если цветы любишь, ты их ежедневно поливаешь… Я цветы поливаю. Очарованная твоей повестью, я в полной степени почувствовала, что жить, а, следовательно, рисовать карти- ны стала более обострённо, лихорадочно призывая к себе неизведанные прежде эмоции. Меня понесло, и уже не мо- гла избавиться от чувства погружения в одержимость и сла- достное безумие. И всё же то, что случилось с нами вчера, вызывает во мне страх, но выковыривать себя из себя смогу ли… Одно я знаю: хочу спастись. Ты это понимаешь? - Понимаю, - сказал я. - Понимаю, что твой звонок сле- дует воспринимать как прощание с нашим «вчера». Это то, что ты хочешь? - Не спрашивай меня, Леон. Ни о чём не спрашивай. 74

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? Меня не ищи. - Не искать? Ты уверена? - Больше уверена, чем не уверена. Мой внутренний голос подсказывает, что будет лучше, если мой конфликт между моими фантазиями и реальностью оставлю нетронутым. Быть может, я заболела, возможно, это невроз. Пусть так. Возможно, мои картины тоже невроз. Пусть так. Вот и в эти минуты я не перестаю мечтать о том, что позовёшь меня, позволишь сделать обложку к твоей новой повести. Со мной мужчина, умный, заботливый, но он из другого мира, не мо- его, и теперь я должна заняться своим спасением - жить, вы- ражая себя в моих рисунках. Я не чересчур разговорилась? Ольга умолкла. Молчал и я. Молчание всегда бывает разным: тяжёлым, громким, тер- пимым, светлым, тёмным. Наше было мучительным. Наконец, я не то прошипел, не то прошептал: - А твой друг? Прилетев из Бельгии домой, чем займётся он? - Думаю, примется жарить котлеты. - Почему не ты? - Мне котлеты вредны. Моя поджелудочная железа не… Господи, о чём я говорю! Я позвонила, чтобы сказать, что… Во мне ещё жив тот мощный эмоциональный заряд, кото- 75

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ рый я получила от твоей повести, а нередко даже пытаюсь воображать себя г-жой А. Этим, казалось бы, слабым, по- терпевшим жизненный крах солдатом, но который, око- павшись в своём рыхлом, малонадёжном окопе, не устаёт утверждать: «Да, это мои муки, но они мои, сладкие». Мы сможем вести переписку через e-mail, но после прочтения твоих писем я буду вынуждена их тут же стирать. Ведь ты не захочешь, чтобы Натан, узнав о нашей переписке, вы- дал меня инквизиции? Это будет ужасно, если меня, словно средневековую ведьму, сожгут на костре. Ведь не захочешь? - Не захочу, - сказал я. - А что дальше? Что будет с нами дальше? Вчера ты позвала меня к себе… - Вчера - это вчера, а сегодня я поняла, что на меня обру- шилось нечто неожиданное. Ты, конечно, знаешь, что суще- ствует «вещь в себе» и «вещь вне тебя». Хорошо, что то, чем владеть тебе не дано, можно хотя бы вообразить себе. Вчера я поспешила сказать то, что сказала, а сегодня поняла, что со словами следует иногда повременить, ибо в каждом вре- мени суток они звучат по-разному. - Но… - Нет. Ничего не говори. - Но… - Тот вечер был наш вечер, и мы, чтобы не задохнуться, 76

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? сделали глубокий, освобождающий выдох. А теперь день, и уже… Время неостановимо и полно недоразумений. Оно никому не принадлежит. Даже нам с тобой. Твое писатель- ское воображение не обязано ослабнуть и сможет продол- жать рисовать картины по своему желанию. Что же касается меня, то твёрдо знаю: твоя повесть, г-жа А., ты и наш тот вечер, пусть замешанный болью, но навсегда останетесь и в моих мыслях, и в моей душе. Постарайся меня понять. Я спросил: - Я тебе в тягость? - Нет, Леон, не выдумывай. Разве что сейчас я немного растеряна и… Тебя не учили, что прежде, чем на что-то ре- шиться, следует хорошенько подумать? - Обычно я так и поступал. Так ведь всякий раз убеждал- ся, что, не рискуя, желаемого не добьёшься. - У нас с тобой не тот случай. Хочешь совет? Перед сном не садись ужинать. Легче уснёшь. Ты понял? Ольга произнесла ещё какие-то бессвязные слова, и те- лефон умолк. Я подумал: «Какой из меня писатель, если не пойму?» 77

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ *** Вновь и вновь возвращал я себя и в ту ночь, и к нашему только что прозвучавшему разговору. «Что это было?» - спрашивал я себя. Чувство внутреннего недоумения жгло глаза, в груди гу- дело, словно за пазухой спрятался колокол. Как укротить тоску? Как смягчить сердцебиение? Как выживать днём? Как забыться ночью? Перемена ситуации не укладывалась в моём мозгу. Заглянув в зеркало, я был сбит с толку. Стало неловко от того, что увидел. Мой мозг накалился. Ломило виски. Горели уши. Хотелось плотно зажмурить глаза и заткнуть уши. Я думал об Ольге. Я думал об её сожителе Натане. Меня охватило странное состояние. Казалось, моя голова вдруг отделилась от тела – и в ней прокручивались разные сценарии, которые, быть может, в эти минуты разыгрывают- ся на Ольгиной постели. 78

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? «О каком таком мираже, каком спасении говорила Оль- га?» - спрашивал я, не понимая, кого спрашиваю. Всякий раз, заканчивая читать свои лекции, мой уни- верситетский профессор Ицкович непременно напоминал: «Помните, в этом мире всё закодировано, и человеку дана жизнь с тем, чтобы он хотя бы какую-то её часть попытался расшифровать». Я открыл блокнот и записал: «Жизнь так устроена, что если кто-то один проигры- вает, то другой на проигравшем выигрывает; если кто-то обед готовит, то другие придут и его съедят; если один рассказывает, то другой слушает. Если Эмма Бовари, бу- дучи замужем, полюбила другого, то она накликала на себя осуждение. И если инквизиция сожгла на костре Жанну д’Арк, то посчитала, что сожгла не женщину, а ведьму. А как быть, если корабли, которые умеют плавать, одна- жды внезапно тонут, а самолёты, которые умеют замеча- тельно летать, однажды вдруг рассыпаются в воздухе? А если…Что тогда?.. А если… Что, если я хочу снова видеть вдохновенное тело Ольги, касаться его губами? Снова? Снова! Снова? Снова!» 79

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ Чтобы остановить слюноиспускание, я включил телевизор. На французской сцене танцевали балет «Спартак». Спек- такль мне показался слишком спортивным, и, телевизор вы- ключив, я подошёл к книжной полке. Полистал книгу Фолкнера, но та меня усыпляла. Полистал «Имморалиста» Андре Жида, но это творение меня раздражало. Заглянув в «Мистерию» Гамсуна, я оста- новился на фразе Юхона Нагеля. Прочёл эту фразу дважды. Вслух произнёс трижды: - «Доброе утро, фрёкен, вы разрешите мне вас ущип- нуть?» Я вернул книгу на место и, ущипнув себя в грудь, попро- сил у Ольги прощения. Умные книги утверждают, что все жизненные проблемы решаются прежде всего путём самопознания, а как быть, если себя переоцениваешь или недооцениваешь? В горле застыли слова, но, сумев сдвинуть их с места, я ворчал: - Книги, книжечки, книжонки, какие же вы учебники жизни, если… На память пришёл немецкий капитан Зепп фон Прум из романа Роберта Крайтона «Тайна Санта-Виттории». «В ко- нечном счёте жизнь не значит ничего», - утверждал он, а 80

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? итальянец Итало Бомболини, рядовой из того же романа, говорил, что «в конце концов, ничего нет важнее жизни». «Так как? Кому из этих двоих верить?» - спросил я себя. Я вслушался в пустоту комнаты. Я попытался её разглядеть. В конце концов, я приставил к своему носу конструкцию, выстроенную из трёх пальцев. *** Закрывая магазин на обеденный перерыв, г-н Шварц ска- зал: - Может, пообедаем вместе? Приглашаю. - А ваша супруга не обидится? Я знаю, что обычно вы обедаете дома, и мне бы не хотелось… - Сейчас это не имеет значения, - перебил меня г-н Шварц. Было заметно, что он чем-то взволнован. - Неприятности? - спросил я. Г-н Шварц задумчиво поджал губы. Потом сказал: - Что-то с моим разумом - складывается такое впечатле- ние, будто он постоянно запаздывает. Казалось, в эти минуты г-н Шварц пребывал в состоянии, напоминающем душевный ступор, но, выйдя из минутной 81

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ задумчивости, он принялся рассказывать об утреннем звон- ке жены: - «Как ты?» - спросила она. Я ответил: «А как ты?» Она сказала: «Из наших отношений выпала острота». Я спро- сил: «Ты о чём?» Она охотно объяснила: «Ты приложил достаточно усилий, чтобы сократить срок нашей счастли- вой жизни». - «Ещё бы! - возмутился я. - Я так старался сократить срок нашему счастью, что ты, решив доставить мне радость, сбежала из дома. Тебе не кажется, что этим ты просто-напросто сокращаешь дни не нашей, а моей жиз- ни?» Послышалось: «Возможно, но зато продлеваю жизнь себе». Я спросил: «Где же ты пребываешь сейчас?» - «В моём прошлом, - отозвалась жена. - В моём прошлом без тебя». - «Но разве не пришло время, чтобы ты наконец-то рассталась с тем прошлым, в котором нет меня?» - спросил я. «Нет, - пришёл ответ, - прошлое, в котором нет тебя, с собою расстаться ещё не готово». Тут я спросил: «Покидать меня тебе не жалко?» Ответ был: «Я тебя не покинула, а все- го лишь на время оставила». - «На время - это на сколько?» - не понял я. Ответ был: «Время покажет!» Г-н Шварц перевёл дыхание. Опустил голову. Закрыл глаза. 82

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? Не поднимая головы, он заговорил снова: - Я знаю, что должен избавить себя от чёрных мыслей, взять и отбросить их от себя. Но как быть, когда тебе ка- жется, что говоришь с привидением? Может, со мной что-то не так, или что-то не так со всеми нами? В первые три дня после ухода жены я сильно запил, а на четвёртый день со- образил, что моя жизнь без жены, быть может, закончилась навсегда и что моя печень просто не выстоит. Вот Чехов указывал на то, что люди обедают или пьют чай, а в это же время даже не подозревают, что их судьба рушится. Как тебе такой пассаж? Как будто до того, как люди садятся обедать или пить чай, их судьбы не рушатся. Мне всегда казалось, что мы с женой навеки склеены, что нас друг от друга не оторвать, но оказалось, что жена при себе хранила иголку, подобно той, какой, уколовшись, снимают в ноге судорогу. Теперь моё отношение к жене я нахожу схожим на запор: хочу продолжать дальше, а не выходит. Однажды я получил в подарок от жены сборник стихов Поля Валери, и теперь мне часто на память приходит строчка: «Количество неж- ности, излучаемой и поглощаемой каждодневно, имеет свой предел». - Зачем же вы на этой женщине женились? - сказал я. Г-н Шварц голову поднял: 83

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ - Что за вопрос? Известно, почему. Женятся потому, что так уж оно получается, или потому, что иначе не получает- ся. Никогда не знаешь, как всё сложится. Это в книгах все истории происходят так, как происходят, потому что таки- ми их решили придумать и изобразить авторы. В реальном же мире всё случается по непредвиденным капризам и воле единственного автора - самой реальности. Один из главных постулатов Билла Гейтса - «Жизнь несправедлива. Привы- кай к этому». Ну да - к жизни, не задумываясь над ней, сле- дует привыкнуть и знать, что под свой вкус её не выберешь. В жизни ничего не выбирают. Всего не предвидеть. Говорят, счастье всегда бессознательно. Теперь и я буду повторять о том же. А что остаётся? Теперь я понимаю, что нет ничего более горестного, чем ощущение пустоты. Мне следует за- ставить себя думать о жене как можно реже. Наверно, это выход, если не хочу мучиться, ощущая себя мазохистом. Это в художественных книгах и фильмах мужья и жёны друг друга душат, травят, ножом убивают, а в жизни друг друга терпят и как-то живут. Как не крути, а всегда выходит так, что один любит, а другой от этой любви устаёт. Иногда мне в голову приходит мысль - взять и ненадолго расслабиться, то есть завести какой-никакой роман с простой и поклади- стой женщиной. Но всякий раз, стоит мне лишь представить 84

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? себе, как, ложась в постель, эта женщина поднимает до по- яса ночную рубашку, меня охватывает дикий страх. Знаешь, после столь долгого перерыва… Взглянув на перевёрнутое лицо г-на Шварца, я отрица- тельно качнул головой. - Тьфу! - закончил свою мысль г-н Шварц, а ещё добавил: - Страсть непредсказуема вначале и совершенно неожи- даема в конце. И что же делать с грешным телом? Очищать или не очищать? А если да, то чем? Мужчины ошибаются, считая, что женщина, будучи до замужества действующим вулканом, после замужества превратится в вулкан потух- ший. Я изобразил испуганное лицо и спросил: - Другого не дано? Г-н Шварц нервно усмехнулся. - Конечно, - сказал он, - признаюсь, что мой рассудок слаб, порой совершенно бессилен, а жизнь… Кажется, я прихожу к выводу, что нечего ждать от жизни какого-то смысла... Живи себе и живи… Пройди свой путь. Помень- ше думай, больше - ощущай. Помочь человеку можно лишь тогда, когда его боль телесная, а если душа… Боюсь, как бы моя жена не натворила глупостей. Может, ничего хорошо ждать не следует, а лучше взращивать в себе надежду на то, 85

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ что, быть может, не будет хуже. Любимый-нелюбимый. До конца любимыми остаются лишь футбольные команды, по- года или еда. Так-то оно… Я сказал: - Может, ваша жена влюбилась? Бывает со многими… - Ну да, бывает… Не хочу об этом думать. Впрочем, кто её знает - женщины чаще всего любят невпопад… - Не то, что мужчины, - заключил я. - Кстати, в каком го- роде вы познакомились с вашей женой? - Почему ты спрашиваешь? Я ответил анекдотом о старом еврее, который первый раз женился в Киеве. Неудачно. Второй раз - в Одессе. Снова неудачно. В третий раз - в Харькове. На сей раз очень даже удачно. С тех пор он женился только в Харькове. Г-н Шварц приложил палец к губам, как бы желая ска- зать: «Оставим это!» Мы выпили по чашке куриного бульона, съели бефстро- ганов, а когда приступили к кофе, г-н Шварц задумчиво про- говорил: - Иногда я задаюсь вопросом: «Что в этом мире самое главное?» Но… Принимаясь перечислять то, что считаю са- мым главным, в изумлении останавливаю себя, ибо через несколько минут обнаруживаю, что в мой список самого главного входит слишком многое. 86

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? Я взвизгнул. Поглядывая по сторонам, г-н Шварц спросил: - Я сказал что-то не так? - Простите, - сказал я. - Мне вдруг пришла на память дневниковая запись Сальвадора Дали: «Самое главное на свете - это Гала и Дали. Потом идёт один Дали. А на тре- тьем месте - все остальные, разумеется, снова включая нас двоих». Г-н Шварц вновь посмотрел по сторонам и приглушён- ным голосом проговорил: - Ну, и где теперь великий художник и его Гала? В жизни всё временно. И хорошее - временно, и плохое - временно. Живём мы - временно и только умираем - навсегда. Пока ещё питаю надежду, что жена мне всё-таки не изменила, ну, а если да, говорю я себе, теперь беспокоиться всё равно уже поздно… Истина не имеет ни прошлого, ни будущего. Слу- чается, что она показывается на миг, но тут же удаляется. Собираюсь приобрести для магазина книжку больничной сиделки Бронни Вэр «Пять откровений о жизни», где рас- сказывается о последних словах сожаления умирающих. С двумя откровениями из пяти, которые я прочёл в этой книге, готов согласиться прямо сейчас. Первое - «Жаль, что мне не хватило смелости жить так, как хотелось мне, а не так, 87

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ как от меня ожидали другие». Второе - «Жаль, что не хва- тило смелости откровенно выражать свои чувства». Пытаясь вернуть г-на Шварца на позитивный настрой, я сказал: - Возможно, ваша жена погрузила себя в прошлое лишь на короткое время. Г-н Шварц не успел ответить - подошла официантка и предложила на десерт по кусочку творожного торта. Я согласно кивнул. Г-н Шварц отказался. В его серых глазах плескалась растерянность. - В женщине, - сказал он, - я больше всего ценю надёж- ность, и мне казалось, что моя жена… Будущее - ужасная штука… Теперь я боль почти не чувствую и, пытаясь пре- возмочь ощущение возникшей вокруг меня пустоты, стара- юсь вспоминать о жизни с женой как о некоем периоде в моей биографии, который был и прошёл, как проходит мно- гое другое. Надо жить. Как поётся у Боба Дилана: «Выбор у нас один - между рождением и смертью». - Да-а-а, - задумчиво выдохнул я. - Да-а-а, - вслед за мной выдохнул г-н Шварц, и озвучил рассказ из древней истории евреев. Суть рассказа я уловил лишь после того, как г-н Шварц, обозлённой рукой побродив по воздуху, заметил: 88

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? - Еврейские мужчины и женщины одинаково затраханы. Я достал блокнот и записал: «Бог сотворил человеческое тело, а половые органы к нему сотворили не иначе как Его ассистенты - ангелы». Посмотрев по сторонам, я, как обычно, стал изучать лица присутствующих. Было ясно, что двоих терзала потреб- ность безотлагательно выпить. Трое, видимо, думая о сексе, глазами бродили по лицам женщин. Напрягшиеся мышцы на лице пожилой женщины выдавали её сильную озабочен- ность тем, как она смотрится со стороны. Двое мужчин явно хотели есть. Один мужчина неотрывно смотрел на окно и кусал губы. Наверно, его мучила ревность. Прочитав на обильно усеянном фурункулами лице молодого человека истерику: «Мне застрелиться или утопиться?», - я почему- то вспомнил строчку из песни: «Все люди братья». Я вернулся к г-ну Шварцу. Мне стало жаль его и, понимая, что утешение приносят не столько слова, сколько тон, которым они сказаны, я гром- ко и бодро сказал: - Ваша жена обязательно одумается и вернётся. Не забы- вайте: Бог на стороне слабых. И потом, вам, должно быть, известно, что то, что не убивает, то закаляет. Г-н Шварц содрогнулся всем телом и замахал руками, призывая меня не продолжать. 89

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ Однако я продолжил: - Когда кончается одно, наступает время для всякого дру- гого. Такое случается… Я читал… Г-н Шварц вопросительно посмотрел на меня и криво ус- мехнулся: - Любопытно, что у моей жены теперь страдает больше: душа или тело? Есть вещи, к которым привыкнуть невоз- можно. Избавиться от страданий иногда удаётся, а от мрач- ных мыслей - никак и никогда. Люди бывают или сильными, или слабыми, и самое большое для каждого из нас прокля- тие - это оказаться слабым. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что сильные чувства - удел прежде всего слабых. В день свадьбы я твёрдо знал, что женщина, которую хочу назвать моей женой, будет у меня первой и последней. А сейчас… Только сейчас дошло до моего сознания, что пер- вой и последней женщиной в жизни мужчины бывает лишь его мама. Подумай над этим. - Обязательно, - обещал я. - Поторопись. Жизнь коротка, можно не успеть. Единст- венное, что никого не ждёт, - это время. Над этим тоже под- умай. Достав блокнот, я записал: «Жениться следует в День дураков - 1апреля». 90

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? Слегка постучав пальцем по столу, г-н Шварц поинтере- совался: - А у тебя женщина имеется? - И да, и нет, - сказал я. Г-н Шварц мрачным голосом заметил: - Как у всех нас. Мы помолчали. Внезапно г-н Шварц тишину нарушил. - Мои глаза… Я знаю, они питаются иллюзиями… Ми- раж чувств… Г-н Шварц извинился и поднялся из-за столика. Вернувшись из туалета, он сказал: - Освободить переполненный мочевой пузырь - одна из величайших жизненных радостей. - Ну, вы поэт! - заметил я. - Это Генри Миллер поэт. А как твоя повесть? Продвига- ется? - Вроде бы. Г-н Шварц заговорил о продаже книг, о роли хорошего редактора, корректора, верстальщика, о хорошей бумаге, о притягательной силе обложки, а потом неожиданно спро- сил, что ещё, помимо таланта и упорного труда, необходимо писателю. 91

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ - Понимающие тебя души, - сказал я. - А ещё - осмыслять себя, наполняться звонкими искрами, избегая и мыслей, и слов затёртых, пресных. Подошла официантка, поставила передо мной блюдце с кусочком творожного тортика. Взглянув на г-на Шварца, я сказал: - Хотите? Готов поделиться. - Не до сладкого, - проговорил г-н Шварц. - Сейчас я занят мыслью о том, как моей жене прочистить мозги, провести в её голове, так сказать, ревизию, и в то же время спрашиваю себя: «А зачем тебе нужен для совместной прогулки по жиз- ни “всадник без головы”?» Жизнь… Кто-то может мне объ- яснить, что считать жизнью, а что - не жизнью? Что - чистой любовью, а что - порочной любовью? Теперь я, признаться, растерян и уязвлён ощущением, что моя жена неожиданно для меня превратилась в Далилу, которая отрезала Самсо- ну волосы, тем самым лишив его силы. Нам веками внуша- ют мысль о том, что смысл человеческой жизни заключён в попытке улучшить мир, в умении находить возможности радовать себя и ближнего. Я пытался. Я пытаюсь. А что в результате? Я мечтал писать книги. У меня не получалось. Теперь книгами, написанными другими, торгую, считая, что у человека нет более верного способа воспринимать и оце- 92

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? нивать свой жизненный путь, чем вникая в истории чужих жизней. Книгами торгую. Всё же и это кое-что, не правда ли? Как ты думаешь? На память пришёл ответ еврейского хохмача: «Откуда мне знать, что я подумаю, пока не услышу, что скажу?» Я молча кивнул и, достав блокнот, записал: «Он верил в то, что всему, чему положено утрястись, в конце концов утрясётся». Одарив меня тёплым взглядом, г-н Шварц сказал: - Когда подойдёт время сделать обложку для твоей новой повести, посоветую тебе обратиться к чудесной художнице. Догадавшись, о ком идёт речь, я почувствовал дрожь в кончиках пальцев. - Да, - с жаром выдохнул я, - дайте мне её электронный адрес. - Разве подошло время? - Пока нет, но на всякий случай… Г-н Шварц пристально посмотрел на меня, а затем, до- став из стаканчика бумажную салфетку, на ней написал: «[email protected]». И телефон: «054–6376617». 93

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ *** Отказать маме в просьбе поговорить с её давним другом – психоаналитиком, я не мог. И потом - чем больше я ду- мал об Ольге, тем сильнее ощущал в себе чувство тревоги и растерянности. Возможно, рассуждал я, мама права, и мне необходимо показаться психоаналитику, а потому настроил себя на то, что тот, заведя со мной беседу о моих комплек- сах, постарается меня заболтать, считая, что таким образом можно будет подтянуть меня к эффекту более или менее нормального уровня. Доктор Кунц носил бородку клинышком, а его узкое, по- гружённое в раздумья лицо светилось мягкой улыбкой. Тем не менее Зигмунда Фрейда он не напоминал. Наша беседа началась с того, что, почесав себе бровь, до- ктор спросил: - Куришь? - Зачем? Я уже совершеннолетний. - Выпиваешь? - Если предлагают. - Стрессы испытываешь? - Не настолько, чтобы объявлять о них публично. - Спишь нормально? 94

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? - К утру просыпаюсь, но с неким хаосом в голове. - Неким? - Похожим на туман. - И ты хочешь, чтобы я тебе помог? - Моя мама хочет. - Ну да. Она мне звонила. - У меня заботливая мама. - С твоей мамой мы давние друзья. Мы были неразлуч- ной тройкой: я, Илан и Орна. Однажды мы втроём зашли в ресторан отметить наше с Иланом окончание университета. Была музыка. Настоящая музыка. Мы танцевали. Во время одного из танцев Орна вдруг обхватила плечи Илана обеими руками, а головой прижалась к его груди. Через два месяца Орна и Илан поженились, а через девять месяцев Илан стал тебе отцом. - А вы? - Я? Что я? У меня этот кабинет. Приходят люди. Прихо- дят-уходят. Ты же сам видишь… Твоя мама сказала, что в последние дни у тебя… Как с сердцем? - Стучит. - А душа? - Слегка похрамывает. - А чувство страха испытываешь? 95

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ - Чувство страха? Не знаю. Об этом как-то не задумыва- юсь. Впрочем, да - что-то напоминающее боязнь упустить неожиданно приобретённое появилось. - А как обстоят дела с разумом? - Трудно сказать. - Тогда всё не так страшно. - Доктор, разве наши страхи, радости, печали, страсти возникают не в мозгу? Доктор прошёлся по кабинету, остановился передо мной, вновь прошёлся и, наконец, вернулся в своё кресло. - С твоей г-жой А. я знаком, - грустным тоном прогово- рил доктор. - Читал. Да-а-а… Бремя людей… Кодекс правил поведения… Жизнь, напичканная массой курьёзов… как смешных, так и печальных… Отличная повесть. - Правда? Вам понравилось? - Люблю читать о забавном… Смиренно проглотив «о забавном», я сказал: - Приходите в книжный. У нас выбор. - Конечно-конечно, выбор… Писатели не могут обойтись без волнений, сумасбродства, всякого рода штучек-дрючек... Им необходим душевный восторг, горение всевозможными цветами пламени… Я слушал доктора Кунца, и мне казалось, будто всё, что 96

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? его в этот час занимает, - это желание выяснить, болен ли я на всю голову или всё-таки не на всю. - Чудес не бывает, - продолжил он. - Разве что, если влю- блён, то… Существуют два типа людей: те, которые погру- зиться в холодную воду не решаются, и те, которые наобо- рот. Каждый раз, когда мне необходимо что-либо решить, я пытаюсь определиться: это лишь кажется мне или это так на самом деле. Признаться, решение даётся с трудом, а чаще никак не даётся. Ты влюблён? Прекрасно! Вперёд! Жизнь немыслима без присутствия в ней толики абсурда. Конечно, если только в разумных дозах, держа в уме то обстоятельст- во, что чуточку безрассудства, немного вольного воображе- ния и лёгкого хаоса в образе жизни необходимы, ибо жизнь предполагает наличие синтеза всего происходящего вокруг, а человек в этой жизни не более, чем синтез часто нереали- зованных импульсов. Любовь не должна умолять или требо- вать к себе любви. Она сама по себе. У неё свои собствен- ные заморочки. В любви главное - это уметь чётко уяснить себе, чего ты, собственно, хочешь, а все остальные знания, которые пытаются навязать людям писатели, это всего-на- всего записки, связанные лишь с их собственным опытом. Об этом следует знать даже школьникам выпускных клас- сов, понимаешь? 97

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ - Знаю, - сказал я. Доктор Кунц едва заметно улыбнулся: - Знать и понимать - это разное. Я подумал: «Возможно, этот Кунц и вправду Фрейд». - Без буйного воображения творчество немыслимо, - услышал я. - И без иллюзий тоже. Постарайся расслабиться. Выпишу таблетки. После них у многих в душе намечается спад напряжения. Слова психолога убаюкивали своей интонацией, легкой и безмятежной. Доктор Кунц бросил взгляд на большие настенные часы. Я попрощался. За моей спиной послышалось: - Приходи ещё! Будем беседовать о радостях души, о без- умии, о книгах, о твоей маме… Оказавшись на улице, я глубоко вдохнул в себя воздух и пристально, как никогда прежде, принялся вглядываться в прохожих. Малыши… Взрослые… Молодые… Пожившие… Подумалось: «Как странно устроен мир: родившийся 98

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? змеёныш, став взрослым, непременно станет змеёй, родив- шийся козлёнок - обязательно станет взрослым козлом, а малыш-щенок - всегда псиной. И только родившийся чело- веком способен со временем превратиться в змею, козла или собаку». *** Мысли, связанные с визитом к доктору Кунцу, продол- жали вызывать во мне необъяснимое беспокойство. Чтобы отвлечь себя от них, я открыл компьютер, пытаясь продол- жить выгребать из рукописи новой повести позорящие меня строки и по возможности отыскивать более выразительные акценты и интонации. Но работа не шла: слова наплывали на слова, отказываясь друг с другом согласовываться, или же, забыв обо всём святом, бездумно совокуплялись; пред- ложения упрямо повисали в воздухе, отказываясь подчи- няться моему разуму и не скрывая явную ко мне враждеб- ность. «Вы что себе позволяете?! - недоумевал я. - Как же так?! Почему так?!» Оставив рукопись, я стал слоняться по комнате. И вдруг мне почудилось, будто в дверях стоит Ольга. «Как же это хорошо! - подумалось мне. - Сейчас позна- 99

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ комлю Ольгу с моей мамой, и мы вместе сядем пить чай». И вдруг видение отлетело, и Ольги не стало. Всё вернулось на свои места. Вглядываясь в тревожную реальность пустого простран- ства, я у себя спросил: «Как укротить тоску? Как смягчить сердцебиение? Как выживать днём? Как забывать себя ночью?» Тишина в комнате была пустая и в то же время гулкая. *** Сняв с полок четыре книги с обложками, сделанными Ольгой, я положил их перед собой. Чудесные обложки. Красочные обложки. Солнечные обложки. В магазин зашёл писатель Давид Маркиш. Его интере- совали две книги: сборник стихов Михаила Генделева и по- весть «Стража г-жи А.». - Сборника стихов Генделева не видел, - сказал я. - А что касается повести… Что-то заслуживающее внимания? 100

ОТЧЕГО ДОЖДЬ ПАДАЕТ ВВЕРХ? - дрожащим голосом спросил я. Маркиш бросил на меня взгляд, каким обычно одарива- ют глубоко несчастное существо. Я поспешил сказать, что сбегаю на склад и принесу. По лицу Маркиша было заметно, что он приготовился было бросить какую-то реплику, но, нервно покусав губы, промолчал. Я сбегал на склад. - Почему эта книга не на полках? - спросил Маркиш, раз- глядывая меня с подозрением. Я пояснил: - Выставлять книгу отказался сам автор. - Сам автор? Чего это он? - Он не объяснил. Я думаю, что из-за его природной скромности. - Ты с ним знаком? - Нет, мне-то зачем быть с ним в знакомых? Давид Маркиш за книгу расплатился, положил её в рюк- зак и ушёл. Через несколько минут появился старик с перевёрнуты- ми глазами. Он бродил по магазину, брезгливо поглядывая на корешки книг, а некоторые из них, беря в руки, старатель- но обнюхивал. 101