Сказки на ночь

на новом месте, и она совершенно не представляет, хватит ли ей сил продержаться там хотя бы месяц. 2 Фирма, в  которую Сашу приняли на  работу, занималась преимущественно загородным строительством. Обычно заказчики хотели получить не  только готовый к  жизни дом, но  и  ухоженный, хорошо спланированный участок, поэтому работы было много. Зимой это было практически только проектирование, так как сажать было нельзя. Но  когда наступила весна, сошел снег, начались закупки растений, выезды на  объекты, чтобы наблюдать за  работой. Ей  бы это нравилось, если бы не необходимость вовремя вернуться домой, забрать дочь из сада, отпустить сиделку. Часто она не успевала этого сделать, приходилось выкручиваться: просить маму забрать девочку, просить сиделку побыть сверхурочно. Это нервировало ужасно, и в какой-то момент стало понятно, что совмещать не удается. В  выходной Саша взяла Катю, и  они пошли к  бабушке. Мама жила не  очень далеко, но  виделись они редко  — сейчас у  Саши на общение с матерью времени абсолютно не было. — Мама, я пришла просить тебя о большом одолжении, — сказала Саша, когда они сели пить чай. — Я тебя слушаю, — видно было, что мать напряглась. Не то, чтобы она не хотела помогать дочери. Но у нее была своя размеренная жизнь, привычный распорядок, определяемый в значительной степени ее мужем. При самых хороших отношениях с  Сашей он не  готов был отдавать жену в  рабство, и  Саша это прекрасно понимала. И  мама тоже понимала, что если дочь завела этот разговор, то речь идет о чем-то серьезном.

—  Я сейчас совершенно не  успеваю заниматься Катей. Я домой прихожу только спать. Я хочу, чтобы ты на  время взяла Катюшку к себе, я буду забирать у тебя ее на выходные. Ты же понимаешь, что я не могу сиделку просить, чтобы она ходила за ней в детский сад. Она не может папу оставлять без присмотра. Мать молчала. Саша понимала, что этот разговор будет очень неприятен им обеим, но  это был тот случай, когда выбора просто не было. — Скажи мне Саша, а что ты будешь делать, если я откажусь? — спросила мать. —  Мне придется бросить работу. Я не  могу совмещать загородные поездки с  Катиным расписанием. Но, если я брошу работу, то мне не  на  что будет жить, я уж не  говорю об  уходе за папой. —  Но  почему ты не  можешь найти себе нормальную работу, не  связанную с  выездами? Неужели так все плохо в  вашей сфере, что нужно заниматься садоводством? Разве этому тебя учили? —  Нет, учили не  этому, но  в  нашей сфере все довольно плохо. Ты  же знаешь, сколько я сидела без работы. А  садоводство, как ты это называешь, не  самый плохой вариант, и  платят за  него достаточно, чтобы не бедствовать и сиделку содержать. Кроме того, мне нравится эта работа, как это ни странно. Но  дело, конечно, не в этом, а в том, что у меня другой просто нет. — Но ведь как-то другие люди работают? Ума не приложу, почему у тебя все с такими сложностями. —  Мама, ты что не  понимаешь, как я вообще живу? Ты забыла, что отец полный инвалид, что я не могу ни на минуту расслабиться, если он без присмотра? Он может дом спалить, забыть выключить газ, и мы все взлетим на воздух. Он может уйти и потеряться. — Я давно говорю тебе, что нужно думать о стационаре для него. Ты не можешь это все везти на себе, пусть даже с помощью сиделки. —  Мама! Ну, какой стационар?! Отправить его в  дом престарелых? Об этом просто не может быть речи! А на нормальный пансионат мне зарабатывать надо, так же, как и на сиделку. А чтобы я могла зарабатывать, мне надо, чтобы ты позаботилась о Катюшке. Она хорошо ходит в  сад, так что днем ты будешь свободна, тебе

только придется забирать ее, потому что я не  успеваю. Я могла  бы попросить тебя забирать ее и  приводить ко мне, но  тогда тебе придется до моего прихода ежедневно общаться с отцом, а это, как ты понимаешь, сейчас не самое простое дело. —  Да, я понимаю. Я  бы этого не  хотела. Но  ведь ты тоже понимаешь, что так не может продолжаться вечно? —  Конечно, я понимаю. Я очень постараюсь, если будут дни, когда я смогу это делать сама, то… —  Ладно,  — прервала ее мать,  — не  надо мне объяснять, не маленькая. Но я бы все-таки хотела, чтобы ты параллельно искала нормальную работу. А еще лучше — мужа, который бы содержал тебя и твою дочь. — Мама, не начинай! С тем же успехом ты можешь посоветовать мне слетать на  Луну. Где я при таком рабочем графике найду себе мужа? Я где-нибудь вообще бываю кроме работы и объектов? —  Вот на  объектах и  ищи! Если люди заказывают вам ландшафтный дизайн для загородных домов, значит они не бедные. Вот среди них и ищи. — А то, что они, как правило, женаты, тебя не смущает? — Нисколько! —  Я тебя просто не  узнаю. Ты на  что меня толкаешь?  — Саша просто не понимала, как мама может всерьез обсуждать такие вещи. Самой ей это казалось полнейшим абсурдом. —  Я ни на  что не  толкаю, но  хотела  бы, чтобы ты в  этом направлении тоже думала. Тебе двадцать восемь. Не  успеешь оглянуться, и вообще не будешь котироваться на брачном рынке. — Я и сейчас уже совершенно не котируюсь. —  Ты умная, красивая, сейчас у  тебя все козыри, а  пройдет лет семь-десять и никаких козырей не будет. — Я перестану быть умной и красивой? — съязвила Саша. —  Ты перестанешь быть молодой  — сказала мама совершенно серьезно. — Ты пойми, мне просто повезло, что Константин появился тогда, когда я уже и  не  надеялась. Я всю молодость отдала твоему отцу и  думала, что уже никого не  встречу. Я не  хочу, чтобы ты всю жизнь была одна.

—  Мама, я этого тоже не  хочу, но  я  же не  могу выйти на  улицу в  майке с  надписью «Возьми меня!». Я обещаю тебе, что буду серьезно думать над своей личной жизнью, но  сейчас помоги мне, прошу тебя! —  Да конечно помогу, что ты меня уговариваешь! Это  же моя внучка, мы с ней будем отлично жить. В  этом была вся мать. Она не  могла просто сразу согласиться. Нужно было обязательно превратить этот разговор в воспитательный процесс. Ладно, к  этому Саша привыкла, хотя удовольствия ей этот разговор не доставил. — Спасибо тебе! Мать только рукой махнула в ответ. — А Константин Николаевич не будет против? — Константин? Ну, поворчит, конечно, но кто его спрашивает? Все-таки мама была неподражаема! Саша ее очень любила, хотя и старалась не попадать под ее воспитательные жернова. Дочери она все объяснила, обещала обязательно в  пятницу ее забирать домой. У нее не было чувства вины пред Катюшей, скорее наоборот. Она понимала, что малышке так лучше, что больше не  будет таких ситуаций, когда всех уже забрали, а  мать ее торчит где-то в  пробке на  въезде в  город, и  ребенок сидит один и  грустит под ворчание нянечки, которая давно бы уже была дома, а тут сиди, карауль одну единственную. Сколько раз за  последний месяц она проклинала все на свете и готова была хоть птицей лететь над этим проклятым трафиком, только  бы поскорее добраться до  детского сада. Саша могла вздохнуть с  облегчением  — одна проблема была пусть ненадолго, но решена. С сиделкой она договорилась, что если она задерживается, то оплачивает каждый лишний час, так что женщина была на нее не в обиде. Семьи у нее здесь не было, сама она была откуда-то из Брянской области, где осталась дочь с семьей. Жалко только, что это был тоже временный вариант, потому что скоро должен был родиться ее внук, и она собиралась возвращаться и  помогать дочери. Но  пару месяцев у  Саши еще было, а  она в последнее время приучила себя не строить долгосрочных планов.

В  чем-то мама была права: состояние отца пусть медленно, но  неуклонно ухудшалось, и, как  бы это Саше ни было противно, но  надо было уже задумываться о  стационаре. Ах, как  бы ей хотелось поговорить с  ним об  этом, понять, насколько болезненно он воспримет уход из дома. Иногда ей казалось, что он этого просто не  заметит, настолько он был уже погружен в  себя. Он мог часами сидеть и  смотреть в  окно. О  чем он в  это время думал? Саша подходила, брала его руку и  ждала, когда он посмотрит на  нее, вернется к  ней из  этого далека. Больше всего в  этот момент она боялась, что она не  увидит во  взгляде, устремленном на  нее, узнавания. Это было так больно и так страшно! Но пока еще двери в  его мир не  были наглухо закрыты, он не  сразу, но  возвращался к  ней, интересовался, как прошел день. Саша рассказывала, чем занималась, какой сад планирует сделать, какие растения закупила. Она не  была уверена, что отец понимает ее, но  он слушал внимательно, даже иногда задавал вопросы по  существу. В  этот момент Саша отметала все мысли о  пансионате. Ведь это короткое общение с ним было единственной ниточкой, которая связывала его со старой жизнью, с семьей. Обрубить ее, отдав заботу о нем чужим людям, было для нее невыносимо, хотя, возможно, и рационально. Саша приучила себя, что на  работе она думает только о  работе. Все мысли, касающиеся отца или Катюши, должны быть выключены. В  этот момент тот рациональный человек, который сидел в  ней, и  которого она условно называла Александрой, начинал командовать, не  давая своему чувствительному собрату по  имени Сашура, даже головы поднять. Иногда ей даже казалось, что он хочет уничтожить своего мягкотелого близнеца, чтобы тот не  мешал ему не только работать, но  и  спокойно жить. Нет, этого она, Саша, допустить не  может и не хочет. Она попробует защитить Сашуру, если сил хватит. Сашурой называл ее папа, когда она была еще маленькой. Мама звала ее только Саша, а  вот папа придумывал разные смешные прозвища или производные от ее почти мужского имени. Среди этих имен, которыми ее награждал папа, Сашура было ее самым любимым. Папа так ее называл, когда был в  хорошем настроении, в  редкие минуты мира с  мамой, или когда был в  какой-нибудь

командировке и звонил оттуда узнать, как живет его любимая дочь. С этим именем у Саши было связано столько воспоминаний, оно так олицетворяло собой беззаботную счастливую жизнь детства, что отдать Сашуру на растерзание Александре было просто невозможно! Весна и лето, как это обычно и бывает, проскочили быстро, и вот опять осенние дожди, первые заморозки. Скоро уже нельзя будет в садах ничего сажать, опять будет только проектирование, и можно будет Катюшу забрать домой. К  ее удивлению мама совсем не  радовалась перспективе расстаться с внучкой. — Саша, я все понимаю, но мы уже так привыкли, что она с нами, да и  ей так лучше. Не  трогай ты ее! Есть время — приходи сюда, играй, укладывай, но  не  срывай девочку с  насиженного места. Она ведь не мячик, чтобы перебрасывать ее друг другу. Выходной твой, мы с  Костей куда-нибудь сходим, и  все, нам этого вполне достаточно. Ты не представляешь, как замечательно они играют! Он даже гуляет с  ней, хотя со  мной гулять терпеть не  может. И  ей хорошо, и нам, да и тебе тоже. Дай Бог тебе с отцом справиться! Мама была права, и  Саша сдалась. С  отцом теперь была уже другая сиделка, цены выросли, ей приходилось платить больше, чем предыдущей. Маме Саша тоже деньги на  содержание Кати давала, хотя та поначалу и  отказывалась. После всего этого от  зарплаты оставались сущие гроши. Еще хуже будет, когда все-таки дело дойдет до  пансионата. Это будет еще дороже, чем сиделка. Надо было подумать о  дополнительном заработке. Саша решила поговорить с  начальством, нет  ли возможности дать ей еще какую- нибудь, хотя бы временную, работу параллельно с ландшафтами. Вадим Петрович слушал внимательно, был, как всегда, неулыбчив, сосредоточен. — Значит, Александра Евгеньевна, вы хотите чтобы я вам нашел, чем еще заняться,  — подытожил он, когда она изложила свою просьбу. — Я была бы рада любому дополнительному заработку. — Что значит любому?

—  Любому, это значит, что я могу и  полы мыть в  офисе, если нужно. —  Нет, полы мыть не  нужно, у  нас уборка входит в  стоимость аренды. —  Ясно, но, может быть, дизайн помещений, расчеты для строительства? — Я понял, но этого пока не требуется. Я буду иметь в виду, если такая потребность возникнет. —  Спасибо, буду очень признательно,  — она встала, собираясь уйти. — Подождите, пожалуйста. Вообще-то у меня есть одно деловое предложение, хотя… — Да, я слушаю. Саше показалось, что он колеблется, не зная, продолжать ли этот разговор. — Я хотел бы предложить вам быть моей любовницей. Я вам буду за это платить. Если  бы он начал распускать руки, или отпускать в  ее адрес непристойности, или, хотя  бы, просто заигрывать с  ней, то Саша знала бы, как поступить. Ни один мужчина не позволял себе такого по  отношению к  ней, она умела держать безопасную дистанцию. Но  сейчас она просто растерялась. На  его лице даже улыбки не  было. Можно было подумать, что он обсуждает с  ней детали какого-то строительного проекта. Что ей теперь делать? Уйти, хлопнув дверью? Уволиться? Вадим Петрович, видимо, увидел ее смятение и  понял ход ее мыслей. —  Давайте, Александра Евгеньевна, мы сейчас закончим этот разговор и  вернемся к  нему завтра. Если завтра вы мне скажете «нет», то мы будем считать, что этого разговора просто не было. Если вы все-таки решите, что это лучше, чем мыть полы, то мы обсудим детали. До свидания. Наверное, Саше надо было ответить ему что-нибудь резкое, типа того, что ей не  нужно думать до  завтра, чтобы сказать нет, но  она была так обескуражена, что ничего такого не  сказала, тоже попрощалась и вышла из кабинета.

Она сидела на  рабочем месте, монитор закрывал ее от  посторонних глаз, и  это было хорошо, потому, что при взгляде на  нее сразу можно было понять, что с  ней что-то неладно. Щеки горели, лицо отражало ту внутреннюю борьбу, которая в  ней происходила. Сегодня Александра с Сашурой сцепились не на шутку. —  Нет, ну ты только подумай! Да как он мог мне такое предложить! Я что, похожа на  женщину, которая будет спать с мужчиной за деньги? — возмущалась Сашура. —  А  по-твоему, они должны как-то по-особому выглядеть?  — парировала Александра. — Не знаю, но это оскорбительно! —  Оскорбительно было  бы, если  бы он полез к  тебе под юбку, а  то, что он предложил  — вовсе не  оскорбление, а  деловое предложение. —  Так я что, должна быть ему благодарна? Спасибо большое, Вадим Петрович, что предложили такую замечательную работу! — Может быть и так. Миллионы женщин ищут богатых мужей или любовников, чтобы решать свои проблемы, и не видят в этом ничего предосудительного. Твоя собственная мать именно это тебе и советовала. — Не передергивай, мама советовала выйти замуж. — А в чем, по-твоему, разница? В штампе? — При чем тут штамп?! — Тогда объясни, чем отличается женщина, вышедшая замуж без любви, от  той, которая спит с  богатым человеком и  берет за  это деньги? —  Не  знаю, чем отличается! Я не  собираюсь делать ни того, ни другого! — горячилась Сашура. — Не хочешь, не делай. Он тебя не неволит. — Я знаю. Но его отношение меня оскорбляет! — Чем, интересно? Тем, что он видит в тебе красивую женщину? — Тем, что видит женщину, способную взять деньги за любовь. — А кто просит от тебя любви? Вроде речь шла только о сексе, — Александра была язвительна и  иронична, что Сашуру еще больше злило.

— Тем более! Пусть идет к профессионалкам! —  Отлично! Он пойдет к  профессионалкам, а  ты  — мыть окна в чужих домах по выходным. Напоминаю, что это единственные дни, которые ты можешь провести с  ребенком. Но, если ты предпочитаешь уборку — флаг в руки! — У меня нет другого выхода! —  Неправда. Он предложил тебе материальную поддержку в  обмен на  определенные услуги. Почему ты не  можешь воспринимать это просто, как работу? — Потому что я не могу делать этого за деньги! — Что ты заладила? Ты хочешь большой и чистой любви, так это понятно, этого все хотят. Но  где  ж ее взять то? Где тот принц? Его конь захромал? Где его носит уже почти пять лет? Ну, жди, жди! А пока папа будет оканчивать свои дни в убогом доме престарелых, потому что на нормальный пансионат ты не заработаешь, даже если все выходные будешь вкалывать, как проклятая. — Что ты предлагаешь? Согласиться? —  А  почему нет? Он не  старик, не  урод, умный, спокойный, вполне положительный мужчина. —  Ничего себе положительный! Женатый мужчина, предлагающий сотруднице такое! Это называется домогательством. — Нет. Это было бы домогательством, если бы он предложил тебе альтернативу: либо спишь со  мной, либо я тебя увольняю и  беру на  твое место более покладистую во  всех смыслах особу. Он тебе грозил увольнением? — Нет. — Ну вот! А ты говоришь — домогательство. — Тебя послушать, так он просто благородный рыцарь. — Возможно, что и так. Ты ведь его совершенно не знаешь. —  А  как его узнать, если он за  все эти месяца ни разу не  улыбнулся, не  поговорил ни о  чем, кроме работы. Сухарь и абсолютно черствый человек. —  Черствый? А  вроде, он взял тебя на  работу, когда никто не  брал, без опыта и  обремененную ребенком и  больным отцом. Я ничего не путаю?

Саша больше не  могла выносить этого препирательства в  своей голове. Она надела пальто, сказала, что плохо себя чувствует и  должна пройтись, и  вышла на  холодную, промозглую улицу, полную ревущих машин и  торопящихся куда-то пешеходов. Как ни странно, но  эта уличная суета ее успокоила. Ветер охладил ее пылающее лицо, привел в порядок набегающие друг на друга мысли. Решение пришло само собой, и уже не казалось таким абсурдным. Да, она согласится на  его предложение. Она отнесется к  этому, как к  работе, такой специфической работе, где нужны навыки, и  не  требуется никаких эмоций. Это будет трудовой договор. У  каждой стороны будут свои права и  обязанности. Этот договор можно будет в  любой момент расторгнуть, условия такого расторжения можно будет оговорить заранее. Как говорится «ничего личного, только бизнес». Она вернулась в  офис и  попросила секретаршу сказать Вадиму Петровичу, что ей надо обсудить с  ним один вопрос, поэтому она просит ее принять. Он встретил ее так, как будто речь действительно шла о рабочем проекте. Жестом предложил присесть, ждал, когда она скажет то, что собиралась. А  Саша молча изучала его лицо. Красавцем он не  был, но  Саше в  принципе нравились такие лица, на  которых хорошо читался характер. Внимательные серые глаза, брови, обычно сдвинутые к  переносице, крупный нос. Плотно сжатые губы и  не  по  возрасту глубокие морщины около рта выдавали в  нем человека жесткого. Он был загорелым, ухоженным, но, внимательно присмотревшись к его лицу, можно было понять, что он уже не очень молод, и, видимо, жизнь его не слишком баловала. — Решили не дожидаться завтрашнего дня и сегодня сказать, что отказываетесь от  моего предложения?  — спросил он, поняв, что Саша не собирается нарушать молчание. — Скажите, Вадим Петрович, а что вы обо мне подумаете, если я скажу, что согласна? Будете меня презирать и  считать корыстной потаскухой? — Ни то, ни другое. Буду считать вас трезвой женщиной, которая умеет управлять своими эмоциями.

—  Должна сказать, что мне это не  просто далось,  — созналась Саша. — Я хочу кое-что прояснить, прежде, чем дам окончательный ответ. — Слушаю. —  Насколько я знаю, вы женаты. Мне не  важно, какие у  вас отношения с женой, это меня не касается, но она — дочь владельца фирмы. Я хотела  бы знать, не  уволит  ли она меня, узнав о  нашей связи? —  Могу вам это гарантировать. Тем более, что я не  собираюсь афишировать наши отношения. — Это хорошо, потому, что мне тоже хотелось бы, чтобы в стенах этого здания все оставалось, как было. — Договорились. —  Второй вопрос касается меня. Почему именно я? Почему вы не можете выбрать кого-то, — Саша замялась, подбирая подходящее слово, — кого-то более профессионального? —  Потому что это было  бы слишком просто и  банально, а  вы, я думаю, уже поняли, что я не сторонник простых решений. И уж, тем более, банальных. —  Да, но  у  меня после мужа не  было мужчин. Я вообще имею мало опыта в этой области, — созналась Саша и покраснела, так как раньше даже представить себе не  могла, что будет обсуждать эти темы с чужим человеком. —  Боитесь, что не  справитесь? А  как  же ваша способность учиться? Саше показалось, что на его лице появилась улыбка, которую он мгновенно спрятал за свою обычную ширму непроницаемости. —  Я, конечно, попробую, но, тем не  менее, вдруг я вам не подойду? —  Я это переживу, и  мы оба забудем об  этом инциденте. Устраивает? — Да. — Скажите, а вы вообще любите секс? — спросил он. —  Не  знаю, никогда об  этом не  думала. Отвращения не испытываю, но, как я говорила, опыта большого нет. — А ко мне отвращения не испытываете?

Саша подумала, что так бесстрастно она могла бы обсуждать эти проблемы только с врачом-гинекологом, или с психиатром, но никак не с потенциальным любовником, но промолчала. —  Нет, вы симпатичный мужчина, — просто ответила она, глядя ему прямо в глаза. —  Ну, тогда я думаю, что мы поладим. Не  хотите спросить, сколько будете получать? — Честно? Нет, не хочу. Должна была бы, но не хочу. — Как хотите, — опять эта полуулыбка на его лице, которую Саша даже не  успевала разглядеть как следует, так быстро она пропадала. — Придется попытаться оправдать ваши надежды на мою честность. — Я в вас верю, — она улыбнулась, с удивлением обнаружив, что этот разговор начинает ей нравиться. И  этот мужчина, в  котором, несмотря на  его неулыбчивость, угадывалось хорошее чувство юмора, тоже. Дальше они обсуждали только организационные моменты: где, когда. Обменялись телефонами и  договорились встретиться завтра в районе обеда. Он был прав — они поладили с первого же свидания. Утром Саша получила от него смс-ку, в которой были только адрес и время. Она понимала, что такая краткость абсолютно не из-за конспирации. Он не  любил лишних слов, выдавал только самую необходимую информацию. Место встречи было не  очень далеко, всего в  десяти минутах пешего хода. Дом был не  очень новый, но  добротный, недавно отремонтированный. Саша набрала номер квартиры, услышала длинные гудки, затем щелчок входной двери. Когда поднялась на лифте на нужный этаж, то увидела, что Вадим Петрович уже ждет ее у открытой двери. Молча, так как они сегодня уже здоровались утром, он посторонился, пропустив ее вглубь квартиры. Закрыл дверь и ждал, когда она снимет пальто. Она гость, он хозяин, все необычайно вежливо и  корректно. Принял у  нее пальто, повесил на  вешалку, сказал: «Проходите, осваивайтесь, я сейчас закончу работу» и  ушел в  комнату, которая была налево от входа. Саша потопталась в коридоре и последовала за ним.

Комната была большая, метров двадцать, и  совмещала в  себе кухню, гостиную и  кабинет. Саша удивилась, подумав, что раньше квартир с  такими большими кухнями не  делали. Видимо была проведена перепланировка и  перенесена внутренняя стена. Идеальный порядок помещения мог свидетельствовать либо о  том, что здесь никто постоянно не  живет, либо о  том, что хозяин — как минимум, очень упорядоченный человек, если не  сказать педант. Оглядевшись, Саша поняла, что она не  права  — он здесь живет постоянно. На вешалке в прихожей она увидела вещи, в которых он ходил в  последние дни, на  книжной полке стояли его книги, на  письменном столе компьютер с  большим монитором. Скорее всего, у него есть приходящая уборщица, потому что никаких следов присутствия женщины, живущей с  ним в  этой квартире, Саша не  обнаружила. Она и  сама не  понимала, из  чего сделала такой вывод, просто эта квартира подходила своему хозяину, как костюм, сшитый на заказ у хорошего портного. Квартира так же, как костюм, не  предполагала другого владельца. «Вот, значит, как,  — подумала она, — жена у него существует только на бумаге, а в реальной жизни он живет один». Он дописал письмо, отправил его и  повернулся к  ней на крутящемся кресле. — Хотите кофе? — спросил он. Саша отрицательно покачала головой. — Может быть что-нибудь выпить? — Нет, спасибо, я за рулем. —  В  таком случае, нам ничего не  остается, как осуществить то, зачем вы сюда пришли. — То, зачем вы меня позвали, — уточнила Саша. — Да, очень верно подмечено, — сказал он и улыбнулся ей. Это была настоящая улыбка, которая совершенно его преобразила. Сразу показалось, что он лет на  десять моложе, что только притворяется старым и  серьезным, а  на  самом деле еще совсем молод, бесшабашен, способен на непредсказуемые поступки, что, видимо, вполне соответствовало действительности. —  Я впервые вижу, как вы улыбаетесь, Вадим Петрович,  — не удержавшись, сказала Саша.

—  Да, со  мной это редко случается,  — продолжая улыбаться, сказал он,  — обычно у  меня нет для этого повода. У  меня есть предложение: давайте, отбросим отчества, а  то как-то уж слишком официально получается. Вы не против, Саша? — Я попробую. Он подошел к  ней почти вплотную и  стал внимательно разглядывать ее лицо. Саша стояла, боясь пошевелиться. Казалось, она даже не дышала. —  Саша, вам не  надо меня бояться. Я не  сделаю вам ничего плохого. Он поднял ее лицо двумя пальцами за подбородок и очень легко поцеловал в  губы. От  него пахло хорошим одеколоном и  дорогими сигаретами  — хороший мужской запах. Саша сразу его узнала  — когда-то так пахло от ее отца. — Я не боюсь, просто я не знаю, что нужно делать. —  Ничего не  делайте. Расслабьтесь и  постарайтесь получить удовольствие, — сказал он. — Пошли, я покажу вам спальню. Спальня была небольшая. Одну стену занимал шкаф-купе, центральные створки которого были зеркальными. Рядом с  двуспальной кроватью с  одной стороны стояла тумбочка, а  с  другой — кресло. На  угловой полке были книги и  альбомы, вот, пожалуй, и  все. Саша остановилась в  дверях, не  решаясь переступить порог. Он не торопил ее, давал возможность освоиться. Продолжать так стоять в дверях было глупо. Раз уж она пришла сюда, то нужно все быстрее закончить и  идти домой. Это там она будет предаваться рефлексии, а здесь у нее работа. Она попыталась вспомнить, как в  кино вели себя девушки по  вызову, но  что-то ничего на  ум не  приходило, кроме фильма «Красотка», где Джулия Робертс использовала зубную нить, чтобы дыханье было свежим. Нет, это, пожалуй, ей сейчас не  поможет. Подойдя к  креслу, Саша стала раздеваться. Сняла пиджачок, потом стянула через голову блузку, расстегнув только пару пуговиц, затем юбку. На Вадима она старалась не  смотреть. Она уже собралась снять и  все остальное, но он остановил ее.

—  Саша, подождите, не  надо так торопиться. Мы  же с  вами не кросс бежим. Подойдите, пожалуйста, к зеркалу. Саша обошла кровать и подошла к шкафу. В зеркальной створке отражалась она, почти обнаженная, окно и  Вадим, внимательно за ней наблюдающий. — Что вы видите в зеркале? — спросил он. — Не знаю, ничего не вижу. —  А  я вот вижу. Я вижу совершенное творение природы, над которым Господь трудился со  всей возможной кропотливостью. Он лепил такие великолепные формы, что потом веками художники пытались их повторить, но  далеко не  всем удавалось приблизиться к  оригиналу. Мужчинам в  этом смысле не  так повезло, на  их создание не  было потрачено столько сил, сколько на  женщин, потому что они изначально предназначались для чего-то грубого, типа охоты, войны, тяжелого труда. — А  я, почему-то, всегда считала, что сначала был создан Адам, а  уж потом Ева из  того, что осталось от  первого экземпляра. Вы ничего не путаете? — пошутила она. — Нет, не путаю. Материала на Еву действительно пошло меньше, но результат получился куда интереснее. Он подошел к  ней, встал за  спиной и, легко касаясь, провел рукой по шее, дошел до плеча, остановился, как бы решая, что ему дальше делать. В  этот момент он был похож на  творца, который смотрит на  свое произведение, удивляясь, как ему удалось сотворить такое чудо. —  Я хочу, чтобы вы, Саша, поняли, насколько вы красивы вот такой, без одежды, и перестали себя стесняться. Давно, вернее даже, никогда она не  слышала в  свой адрес ничего подобного. — Хорошо, я постараюсь. —  Я тоже постараюсь показать вам, что секс — это нормальное проявление человеческой природы, а не что-то постыдное. Его руки лежали у нее на плечах, и он легко притянул ее к себе, вдыхая запах волос, кожи. Все происходило очень медленно, ни единого резкого движения, только прикосновения самыми кончиками пальцев, губами к  шее, груди. Время, казалось,

остановилось. Она совершенно не  представляла, как долго это продолжалось, часов в  комнате не  было, и  все сигналы она сейчас получала не от головы, а совершенно от других частей тела. Ей, действительно, ничего не  нужно было делать. Этот мужчина был опытен и  хорошо знал, что хочет. Но  еще он был предельно осторожен и  нежен, старался, чтобы Саша не  испытывала никаких неприятных чувств, поэтому ей, по  большому счету, не  на  что было жаловаться. Она предпочитала вообще ни о  чем не  думать, только вспоминала давно забытые ощущения чужих рук на своем теле. Помнится, когда она занималась любовью с  мужем, то это доставляло ей удовольствие. Сейчас было по-другому. То  ли она забыла, как это делается, за те годы, что жила одна, то ли Вадим был другим, поэтому и  ощущения были иные, но  ей казалось, что она занимается этим вообще впервые. В  этом не  было ничего неприятного, просто удивляло, потому что она раньше думала, что секс, он и есть секс, какая разница, с кем. Оказалось, что все не так примитивно. Она не  стала заморачиваться, анализируя, что чувствует. Он сказал «расслабься и  получай удовольствие», вот она и получала. Откинувшись на подушку, Вадим некоторое время лежал, закрыв глаза, и только учащенное дыхание говорило о том, что он не спит. Потом он посмотрел на часы. — Саша, у нас через сорок минут клиент придет. Я первый в душ и  сразу уйду. Быстро приводите себя в  порядок и  тоже приходите. Ключи и деньги будут на тумбочке у двери. «Вот как интересно устроены мужчины, — думала Саша, слушая, как льется вода в душе, — десять минут назад он был — сама страсть, а  сейчас от  этого ни следа! Они будут сидеть в  одной комнате, разговаривать с  клиентом так, как будто этого времени, проведенного вместе, вообще не  было. Удовлетворил свою жизненную потребность и  пошел дальше. Интересно, почему женщины так не  могут? Или, все-таки, могут? Надо попробовать. Ведь это всего лишь секс, ничего больше». Она не  стала смотреть, сколько денег он оставил ей за  работу, просто сунула конверт в  сумку, заперла за  собой дверь и  пошла в офис.

3 Пришел март, ветреный, еще по-зимнему холодный, но за редкие солнечные дни и  ярко-голубое небо ему можно было все простить. Скоро опять начнется полевой сезон с  частыми выездами на  объекты. Сашу это не  пугало. Она любила этот процесс превращения придуманного и  нарисованного ею замысла в  реальность. Она формировала пусть маленький, но  живой мир и  в  этот момент чувствовала себя… Нет, не  Богом, так высоко она не замахивалась никогда, но творцом уж точно. Огорчало ее только медленно ухудшающееся состояние отца. Саша не  представляла, как ей быть, если объект будет достаточно далеко, и она не сможет возвращаться вечером домой. Брать вторую сиделку, чтобы они сменяли друг друга? Хотя ее материальное положение сейчас и  улучшилось, но  это все равно было слишком дорого. Последний визит врача тоже не добавил ей оптимизма. Врач, как всегда, осмотрел отца, задавал вопросы, тестировал его по специальным методикам. Выводы были не утешительные. — Александра Евгеньевна, мне жалко вам это говорить, но  я  бы на вашем месте уже начал готовиться к переводу его в стационар, — резюмировал он результаты своего обследования. Понимая, что эту уже неизбежно, Саша нашла подходящий платный пансионат, собрала все необходимые бумаги. Отец безропотно сел в машину. Скорее всего, он не осознавал, куда едет, и не сопротивлялся. Саша тоже всю дорогу молчала. Нормальная комната, хорошая еда, довольно много персонала, небольшая, но  ухоженная территория. В  сложившейся ситуации это было лучшее, что она могла для папы сделать. Он сел в кресло около окна, и не обернулся, даже когда она, утряся все административные формальности, пришла попрощаться. —  Папа, я приеду на  следующей неделе, — сказала она, уходя, но  он молчал, тоскливо глядя в  окно. Он был в  своем мире, вход в который был наглухо закрыт.

Саша пошла по  коридору, но, не  дойдя до  выхода, сползла по  стене и, сев на  пол, разрыдалась. К  ней подошла пожилая медсестра, протянула руку. —  Вставай, деточка, пойдем, не  надо плакать, — сказала она. — Здесь ему будет неплохо, мы за ним приглядим, не волнуйся. Давай, пойдем, я тебе чаю заварю, успокоишься. Тебе нельзя ехать в таком состоянии. Они пили чай, женщина рассказывала, что это хорошее место, персонал терпеливый, доктор все время дежурит. Что ворота запираются, никого не  выпускают, так что уйти и  потеряться он не сможет. —  Ты не  кори себя,  — говорила она,  — он не  будет на  тебя в  обиде, ты не  думай. Приходи, навещай, хотя, возможно, он и  не  узнает тебя. Если что нужно будет, так мы тебе позвоним, не  волнуйся. Тебе жить надо, а  с  этой бедой, если есть деньги, мы поможем справиться. У тебя дети есть? Саша кивнула. —  Вот и  хорошо, ты для детей сейчас живи, для себя живи. Если бы он мог, то сказал бы тебе тоже самое. Ну, вот и молодец, что больше не плачешь. Тут слезами ничего не решишь. Да, она это понимала, просто нервы сдали. Приехав домой, Саша, не  раздеваясь, рухнула на  кровать и  мгновенно заснула. Хорошо, что на  следующий день был выходной, потому что проснулась она только после полудня. —  Я рада, что ты, наконец, это сделала, — сказала мама. — Это дорого? — Да, но это не важно. —  Ну как  же не  важно! Я не  знаю, сколько ты зарабатываешь, но видимо неплохо, если смогла потянуть такое. —  Я нормально зарабатываю,  — сказала Саша, совершенно не собираясь вдаваться в подробности. — Но если будет нужно, то ты, ведь, обратишься ко мне? —  Конечно, мама, если понадобится, то ты будешь первой, кто об этом узнает.

—  Знаешь, Саша, я ведь очень любила твоего отца, но  я абсолютно не жалею, что мы с ним развелись. Константин, конечно, не такой яркий, не такой умный, и во многих других вещах он Жене уступает, но  у  него есть одно преимущество  — с  ним я спокойна за  свое будущее. Я знаю, что он в  лепешку разобьется, но  сделает так, чтобы защитить меня от неприятностей и проблем. За это я могу ему все простить. Если я скажу ему, что мне нужны деньги, чтобы помочь тебе, то у него даже в мыслях не будет мне отказать. — Спасибо, мамочка, я это знаю. Нет, ей сейчас не нужны были деньги. Вместе с тем, что ей давал Вадим, ее зарплаты хватало, чтобы оплачивать пансионат, покупать продукты, платить за  квартиру и  содержать Катюшу. И  она совершенно не жалела, что согласилась на его предложение. Нет, она абсолютно ни о  чем не  жалела. Если  бы ей тогда, в  ноябре сказали, что она будет ждать этих встреч, она  бы не поверила, а теперь, увидев его скупое сообщение «Встретимся?», замирала от предвкушения удовольствия, которое он ей доставлял. Конечно, она не была в него влюблена, еще чего! Но секс с ним был прекрасен. Она уже забыла, как замечательно лежать, ощущая крепкое мужское тело рядом. Она только сейчас поняла, как повышает самооценку восхищенный мужской взгляд. Они встречались регулярно, уже звали друг друга на  ты, не  в  офисе, конечно, а  когда были вдвоем. Были  ли они близки? В  физическом плане — да, безусловно, но в остальном он так и оставался для нее закрытой книгой. Саша понимала, что не  имеет права даже заглядывать, что там, под обложкой. Они давали друг другу то, что каждый мог дать, и оба не скупились. Однажды она даже сказала Вадиму, что не  понимает, за  что берет с него деньги. —  Иногда мне кажется, — сказала она, — что это я должна тебе платить! —  Эта самый потрясающий комплимент, который мне когда- нибудь делали, — засмеялся он. — Это не комплимент, это факт.

—  Ну и  прекрасно! Замечательно, когда работа приносит удовольствие. Саша тоже засмеялась, но  какой-то привкус горечи от  этой, произнесенной им фразы, у нее остался. Она сначала не могла себе объяснить, что в  ней было не  так. Только потом до  нее дошел смысл — он аккуратно напомнил ей, что это только работа. —  Конечно работа,  — сказала внутри нее Александра.  — Не  забывай, что ты  — любовница на  договоре, не  жена, не возлюбленная, а содержанка. И нечего мечтать о несбыточном! — Я вовсе и не мечтаю, — Сашура пыталась оправдаться. — И правильно делаешь. Какие бы у него там ни были отношения с  женой, он с  ней не  разводится, а, значит, шансов у  тебя нет. И прекрасно, что он не морочит тебе голову вечной любовью! — Да кто вообще говорит о любви? —  Никто не  говорит, но, возможно, кое-кто думает. Поэтому я и говорю — выбрось все эти глупости из головы. И радуйся, что тебе не противно спать с ним. Александра была права: ничего личного, только бизнес. Зимой они встречались два-три раза в  неделю. Сейчас, когда появились выезды на объекты, организовать встречи стало сложнее. У  нее был теперь ключ от  квартиры, поэтому он мог написать ей «Буду попозже, жди», и она ехала к нему, спокойно читала там, или работала — планшет у нее всегда был с собой. Когда он позвонил, что задерживается на час, или даже полтора, потому что стоит в  пробке, она как раз подходила к  его дому. Был уже вечер, Саша целый день занималась делами, пообедать было некогда. Она была страшно голодна, поэтому решила, что раз у нее есть этот час, то она может что-то быстро приготовить. Ведь Вадим, скорее всего, тоже захочет поужинать. Зашла в  магазин, купила то, что быстрее готовится — курицу, овощи, масло, сыр, хлеб, бутылку вина. Еще купила приправ, потому что не  представляла, что есть в его хозяйстве. Иногда ей казалось, что ничего, кроме кофе, в доме нет, а в шкафы на кухне она никогда не заглядывала. Зайдя в квартиру, он потянул носом, почувствовав запах еды.

— Что здесь происходит? Саше показалось, что он не  доволен, что она похозяйничала в его отсутствие. — Прости, просто я подумала, что ты будешь голодный, я кое-что приготовила, чтобы можно было поесть. Он смотрел на нее с удивлением. — Ты и готовить умеешь? — Господи, да что тут было готовить? Просто курицу пожарила. — Ну, веди, показывай свою курицу, — сказал он, но по его тону Саша не поняла — доволен он или сердится? На  кухне его ждал накрытый стол, нарезанные овощи, хлеб, масло. Самый обычный ужин нормального человека. Он, молча, сел за  стол. Она положила в  его тарелку еду, поставила перед ним. Начали есть. Ему Саша налила вино, себе воду  — она, как всегда, была за рулем. —  Очень вкусно, большое спасибо, — сказал он наконец, — но  я тебя прошу, не нужно больше так делать. — Не поняла, почему, но обещаю, что больше это не повторится. Если ты предпочитаешь питаться бутербродами, то так тому и быть! — Дело совсем не  в  бутербродах. Не  обижайся, еда была очень вкусная, но… — Прошу тебя, не надо ничего мне объяснять. У тебя могут быть свои резоны, я это уважаю. Я же сказала, что этого больше не будет. Он вертел в  руках бокал с  вином. Его молчание было таким мучительным, что Саше захотелось провалиться сквозь землю. Она поняла, что, сама того не  желая, переступила какую-то невидимую черту и сделала ему больно. — Саш, прости меня, что-то я сегодня устал. Завтра тяжелый день, надо лечь пораньше. —  Хорошо, я сейчас помою посуду и  уйду. Извини, что так получилось. — Не проблема. Все нормально, я сам здесь все уберу. Он, молча, подал ей пальто и, как всегда, вручил конверт. — Ну, это-то за что? — удивилась она. — За ужин.

Саша поняла, что сейчас с  ним спорить нельзя, без слов взяла конверт и положила его в карман. Он прислал ей сообщение только через неделю. «Я задолжал тебе ужин. Жду в ресторане…» Далее шел адрес и время. Когда она вошла, Вадим уже сидел за  столиком. Встал, поздоровался, как это принято у хороших знакомых — щека к щеке. Официант принес меню, они заказали ужин. Сашу не  отпускало чувство, что он пригласил ее сюда, чтобы попрощаться, сказать, что они больше не  будут встречаться. Он молчал, а  у  нее ныло сердце от  ожидания. И  дело было совсем не  в  деньгах, хотя без них ей придется туго. Она это, конечно, выдержит, у мамы, в конце концов, займет. А  вот как она будет без него? За  эти месяцы она так привыкла к  их встречам, что не  представляла, как будет без них обходиться. —  Прости меня, — наконец сказал он, — я, видимо, должен тебе кое-что объяснить. Это касается того ужина. —  Вадим, а  надо  ли объяснять? Я понимаю, что сделала что-то не так. Если это уже невозможно исправить, то давай расстанемся. — Ты о чем? — А разве ты меня не для этого сюда пригласил? — Для чего? Чтобы сказать, что хочу с тобой расстаться? Нет! — Тогда я не понимаю! —  Я знаю, что со  стороны это выглядело очень странно, потому и хочу тебе объяснить. Понимаешь, это был первый домашний ужин за последние тридцать лет. Мне тридцать лет никто не готовил ужин. Я просто отвык. — От чего? Ужинать? —  От  того, что обо мне может кто-то заботиться. Поэтому и  вел себя так неадекватно. —  А  я решила, что тебе курица не  понравилась!  — засмеялась Саша. У  нее вдруг стало так хорошо на  душе, что хотелось шутить, смеяться, говорить глупости. —  Курица была великолепная. Я ее потом доел. Встал ночью, не  удержался и  доел. Не  знаю, что ты туда положила, но  было божественно вкусно!

— Если очень попросишь, я могу как-нибудь приготовить. И даже дополнительных денег не  возьму, потому что в  нашем заведении приготовление курицы входит в стоимость обслуживания. —  Я всегда знал, что у  вас очень высококлассное заведение, — сказал он, и Саше показалось, что в его голосе она услышала нотки восхищения. Она не стала ломать голову над тем, что случилось с ними этим вечером. Что-то, безусловно, случилось, потому что их встречи перестали носить чисто сексуальный характер. Он, как и  раньше, назначал ей свидание, она приходила, но  он мог еще долго сидеть за  компьютером, а  ее просил что-нибудь приготовить. Они ели, разговаривали, обсуждали работу, дела на объектах. Потом был секс, а после опять разговоры. Иногда, если они засиживались допоздна, Саша оставалась ночевать, потому что дома ее никто не  ждал, Катюша в течение рабочей недели так и жила с бабушкой. Утром она вставала пораньше, уезжала к себе, принимала душ, переодевалась, и начинался новый рабочий день. — Саша, скажи мне, пожалуйста, как ты себе представляешь дом своей мечты? — спросил он ее как-то после ужина. — А зачем тебе? — Потом расскажу. Представь, что у тебя есть небольшой участок земли в хорошем месте. Рядом лес, речка течет. Есть соседи, но это не  коттеджный поселок. Индивидуальное строительство. Ну что, достаточно тебе вводных? —  Да, только скажи, для постоянного проживания, или для отдыха? —  Не  могу сказать, не  знаю. Сама думай. От  города километров пятьдесят по хорошему шоссе. Инфраструктура есть. Думай! Для Саши эта задача была сложной. Их семья никогда не имела дачи, даже когда это увлечение стало тотальным, и  дачами обзавелись практически все их знакомые. Отец к  такой жизни был не склонен, а у нее самой и в городе хватало дел. У  ее мамы, вернее, у  ее мужа, дача была, но  Саша там бывала не  часто и  только в  качестве гостя. Мама жить за  городом любила только в  хорошую погоду, в  начале осени начинала тосковать

и  перебиралась поближе к  театрам, выставкам и  другим «развлечениям культурного человека». В  последнее время, когда Саша профессионально начала заниматься ландшафтами, то побывала в  большом количестве загородных домов, но  ни один не зацепил ее настолько, чтобы захотеть такой же для себя. Она прикрыла глаза и попыталась представить себе Катюшку. Да, вот она взяла мячик и  пошла с  ним… Куда? А, на  поляну перед домом. Ей навстречу из  кустов выбежала серая собака с  длинной челкой и  стала требовать этот мячик. Да,  — подумала Саша,  — похоже, что это наша собака, ведь ребенок не  испугался. Мама высунулась в  окно первого этажа и  прикрикнула на  них, чтобы не  топтали клумбу с  цветами слева от  поляны, залитой солнечным светом. —  Ну вот, Сашура, твоей матери, как всегда, какие-то цветочки дороже, чем веселье ребенка, — беззлобно констатировал отец. Они сидели с  ним на  балконе в  плетеных креслах. Он курил, на  коленях лежала раскрытая книга. Саша пила кофе и  тоже с улыбкой наблюдала за дочерью и собакой. Картина была такой отчетливой, такой радостной, и, в  то  же время доставляющей такую боль, что у Саши перехватило дыхание. — Что с тобой? Что-то не так? — Вадим увидел, как изменилось ее лицо. Саша открыла глаза, и он увидел в них слезы. — Ты плачешь? —  Нет. Просто представила то, что уже невозможно. Ничего, все нормально. Давай бумагу, я тебе сейчас нарисую. Она рисовала, объясняла, где что должно быть, почему два этажа, какая должна быть планировка. Саша знала этот дом до мелочей: вот комната отца, а  вот это  — матери. Наверху детская, ее кабинет и  спальня. Балкон, застекленный, но  в  хорошую погоду там можно раздвинуть окна. Там небольшой круглый стол, пара кресел — можно почитать, подумать, порисовать, оттуда открывается прекрасный вид на поляну, кусты, посаженные вдоль забора, близлежащий лес. Вадим слушал внимательно, даже что-то записывал в блокноте. — Может, теперь расскажешь, в чем дело? — спросила она.

—  Конечно. У  нас новый потенциальный клиент. Собирается строить дом, причем не для себя. Сказал, что там должны будут жить женщина и ребенок. Просил сделать так, чтобы они были счастливы. —  Ничего себе задачка! А  что за  женщина? Что любит? Чем занимается? — А вот завтра и узнаем. У нас с ним утром встреча на участке. Участок действительно был в  очень красивом месте совсем не далеко от дороги, вьющейся через поля и леса от одной большой магистрали, до  другой. Утром, когда весь поток шел в  Москву, они добрались довольно быстро, без пробок. Когда-то здесь, видимо, была деревня, но  коренные жители либо уже умерли, либо переехали в райцентр. Участки были проданы под дачи, и на одном из  них они и  встречались с  Иваном Степановичем Лопуховым, новым хозяином. Ему было лет шестьдесят, крепкий, с внимательным взглядом из  под седеющих уже бровей. Очень дорогая машина с  шофером не  оставляла никаких сомнений в  его материальном положении, но держался он очень просто. — Я рад, что вы нашли время так быстро со мной встретиться, — улыбнулся он, здороваясь с ними. — Видите, как здесь все запущено. Он показал рукой на  старые яблони и  пустое место, где раньше стоял деревенский дом. —  Я давно купил этот участок, лет десять назад. Собирался строиться, старый дом снес, а  дальше… Словом, ситуация изменилась, и место осталось пустым. Видите, все вокруг уже живут, один мой участок им вид портит. Я уж, было, думал продать его, хорошие деньги предлагают. Но теперь… —  Нашли, для кого дом построить? — спросил Вадим, но  как-то так деликатно спросил, что получил абсолютно честный ответ. —  Да, нашел, — лицо Ивана Степановича осветила совершенно счастливая улыбка, — нашел, и хочу, чтобы вы мне в этом помогли. — Мы будем рады, только скажите, кто здесь должен жить, состав семьи, пристрастия. —  Сейчас все расскажу, только нужно куда-нибудь присесть, история не очень короткая.

Они прошли в  глубь сада и  присели на  скамейку под березами. Места на ней всем не хватило, поэтому Вадим остался стоять, жестом показав, что все нормально, ему удобно. —  Когда-то я был женат, у  меня был сын,  — начал рассказ хозяин.  — Потом начал заниматься бизнесом, закрутило, пошли деньги, женщины. Жена не выдержала, развелась со мной. С сыном общался мало, он на  меня обижался, а  мне все некогда было, да и отвык я от него. Потом я еще дважды был женат. Со второй прожил всего три года, а вот третья меня долго не отпускала, восемнадцать лет. Только в  прошлом году развод дала, ну и  обчистила, конечно, прилично. Сейчас в  Англии, и  дочь туда увезла. Ладно, черт с  ней, денег я еще заработаю, не беда. Он замолчал, задумался. Саша с  Вадимом тоже молчали, не совсем понимая, зачем он это им рассказал. —  Беда… Я знаю, что такое настоящая беда. Год назад я сына своего похоронил. Разбился на машине. Тридцать два года, ребенок трех лет остался и жена. За эти годы ни копейки у меня не взял. Да и  не  общались мы практически. Так, иногда, звонили друг другу, с днем рождения поздравляли. Больше поводов не было. На свадьбе его я не  был, только на  похоронах. С  женой его там только и познакомился. Вот для нее я хочу все это построить. — Вы теперь вместе? — спросила Саша. —  Вместе? Мне шестьдесят, а  ей тридцать! Она недавно похоронила любимого мужа. Спасибо, что хоть позволяет заботиться о  ней. Мы, можно сказать, подружились, как это ни странно звучит. Она у меня — первая любовь, а я… Да, не важно все это. Важно, что я могу сейчас сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я в долгу перед сыном, которому ничего в  жизни не  дал. Мне надо этот долг отдать, пусть не ему, а его жене и моему внуку. — А она знает, что вы строите для них дом? — спросил Вадим. — Нет, не знает. Я хочу ее привезти и показать, и мне надо, чтобы он ей так понравился, чтобы она отказаться не  могла! Вот в  чем ваша задача. Сделайте дом, от которого невозможно отказаться! — Мы задачу поняли. Александра Евгеньевна вам сейчас покажет некоторые наброски, которые она сделала, изложит концепцию, а вы

расскажите побольше о  вашей невестке, чтобы нам легче было понять, что ей подойдет. Наброски Лопухову в  принципе понравились. Дальше мужчины остались обсуждать финансовые аспекты, а Саша пошла осматривать место, которое ей предстояло преобразовывать. Она сделала фотографии участка со  всех возможных точек, все необходимые замеры. У  нее из  головы не  выходила история, которую рассказал Иван Степанович. Грустная, конечно, история, но  ведь бывают  же сказки со счастливым концом. А вдруг эта его невестка так полюбит дом, что согласится в  нем жить. Тогда он будет к  ним приезжать, а  там, глядишь, и  оценит она его преданность. Значит нужно предусмотреть в  доме место, где он мог  бы чувствовать себя не  гостем, а  на  своем месте. Саша уже понимала, как нужно изменить ее первоначальный проект, чтобы дом стал и  его домом тоже. — Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил ее Вадим, когда они ехали обратно в город. — О чем? Об объекте или об истории? —  Пожалуй, впервые у  меня такое чувство, что мне страшно браться, что я могу не  справиться с  задачей. Я построил уже кучу домов, мне попадались хозяева с  разными характерами, и  легкие, которые всему рады, и  сложные, которым кажется, что они лучше тебя знают, что нужно делать. Я со  всеми в  результате находил общий язык. А с этим домом все так сложно… —  Да, кажется, что он нам свою судьбу в  руки отдал, возложил такую ответственность, что под ее грузом можно и сломаться. —  Ну, сломаться мы, пожалуй, не  сломаемся, но  попотеть нам придется, — согласился он. Дальше ехали молча. Саша думала о женщине и о доме, который должен вернуть ей ощущение счастья. Возможно  ли это? Как она живет со  свалившимся на  нее горем? О  чем думает, вставая по утрам? Как проводит ночи в пустой постели? Да, Саша тоже знает, что такое беда. Пусть это беда другая, но  разве можно это вообще сравнивать? В  любом случае, чувство потери ей знакомо. Она с  ним живет с  того момента, когда

отправила отца в пансионат. Когда он сидел в своем кабинете, пусть совершенно погруженный в себя, но живой, до которого можно было дотронуться, было не  так больно и  горько. Сейчас она не  может находиться в  его кабинете. Она там прибралась, иногда заходит взять книгу с полки, и сразу же уходит, потому что ее давит пустота этого помещения, как будто с уходом хозяина оттуда ушла жизнь. — Как ты думаешь, у них может что-то получиться? Вадим прекрасно понял, о чем она спрашивает. — Может и получится. Хотелось бы только, чтобы именно он был ей нужен, а не то материальное благополучие, которое он может ей дать. —  Думаешь, что все женщины корыстны и  не  могут полюбить мужчину, как такового, а не его деньги? —  Не  знаю. Вот ты могла  бы полюбить человека много старше себя? —  Конечно, это вообще не  вопрос возраста. Мне Лопухов понравился. — Как мужчина? — И как мужчина тоже. До самого офиса они больше не сказали друг другу ни слова. На проектирование и строительство дома ушло больше полугода. У  Саши на  участке тоже было много работы. Известно, что значительно проще делать сад с  нуля, на  пустом месте, чем переделывать старый. Но  новодел, он и  есть новодел. Он станет настоящим садом только через много лет, когда перестанет выглядеть, как иллюстрация в  журнале по  садоводству. А  ей хотелось, чтобы это был сад с историей — такой, немного заросший, в  меру запущенный, с  потайными уголками, где можно уединиться с  книгой, или с  альбомом для рисования. Поэтому она решила вырубать не  все плодовые деревья и  кустарники, а  только те, который совсем не  вписывались в  ее замысел, были больными или росли слишком близко к построенному дому. Остальные нужно было привести в  порядок, сделать квалифицированную обрезку, чтобы осенью они дали нормальный урожай. Весь участок нужно было выровнять, проложить и  замостить дорожки, посеять газон. Только

когда основные работы были сделаны, стало понятно, как будет выглядеть пространство, и  чего еще не  хватает. А  не  хватало многого: маленького водоема, около которого росли  бы высокие травы, не  хватало хост, превращающихся летом в  бело-зеленые полусферы, кустов гортензии, зацветающей в  середине лета и цветущей до глубокой осени. Нужно было посадить вечнозеленые растения, которые будут делать участок нарядным даже зимой. Обязательно нужна была елка, хорошо видная из  дома, которую можно было  бы наряжать на  Новый год. Рядом надо было предусмотреть электрическую розетку для подключения гирлянды. В  конце августа она приехала проверить, все  ли из  ее заданий рабочие выполнили, и встретила на участке Лопухова. —  Вот, Александра Евгеньевна, смотрю, какую красоту вы тут навели. Даже представить не  мог, что так здорово получится!  — восхитился он. —  Спасибо, Иван Степанович. Я рада, что вам нравится. Скоро уже можете показывать свой подарок, вот только окончательный порядок наведем, и приезжайте. —  Как? А  обстановка? Я думал, что вы мне сделаете дом, чтобы можно было приехать и сразу жить, — удивился Лопухов. —  Правда? Я не  знала. Мы, конечно, все это можем сделать, но боюсь, что это будет большой ошибкой. — Не понял, почему? — Знаете, я вам сейчас скажу не как представитель фирмы, а как женщина, и  очень надеюсь, что этот разговор вы не  будете передавать Вадиму Петровичу. — Можете не волноваться, но вы меня заинтриговали! Говорите, я слушаю. —  Да все очень просто. Вы, как мужчина, не  понимаете, какое удовольствие получает женщина, когда своими руками вьет себе гнездо. Так зачем  же вы свою невестку лишаете этой радости? Мы, конечно, можем вам сделать очень красивые интерьеры, которые можно будет на выставке показывать. Но зачем? Вы же хотите, чтобы она почувствовала этот дом родным местом? Так дайте ей вложить часть своей души в него.

—  Очень интересно! Считаете, что ей понравится все тут обставлять? —  Ни минуты не  сомневаюсь. Я еще не  встречала женщин, которым бы это не нравилось. — Спасибо, учту. — Думаю, что в середине сентября сможете уже привезти ее. — Ой, так скоро? Что-то мне страшно, — сказал он со вздохом. Саше показалась очень трогательной эта его неуверенность. —  Не  бойтесь, все ей понравится. Только подумайте, как это ей преподнести. — В каком смысле? —  Ну, не  надо говорить ей: «Поехали, я покажу дом, который я для вас с сыном построил». Пригласите ее на пикник, купите вкусной еды, привезите сюда, скажите: «Ой, смотри, какой дом, и, вроде, нет никого. Пошли, яблоки собирать». Она скажет, что это неудобно, нельзя это делать в чужом саду. Так? —  Да, так, наверняка, и  скажет,  — засмеялся Лопухов.  — А дальше что? —  Дальше? Уговорите ее. Потом случайно найдите ключ под ковриком и  откройте дверь. Она будет вас ругать, что вы вламываетесь в  чужое жилище, а  вы скажите, что готовы рискнуть. Ей тоже станет интересно, ведь не останется же она за дверью, когда вы с внуком вошли внутрь. —  Ну, Александра Евгеньевна, вы и  мастер разрабатывать такие операции! — Нет, я не мастер. Вот мой папа был мастер. Вот кто сделал бы из этого целое шоу. Она бы до последнего момента не поняла, что ее дурят. — И что бы сделал ваш папа? — Папа? Папа вел бы ее по комнатам, пока не вошел бы в ту, где она нашла  бы письмо «Добро пожаловать, дорогой друг! Раз вы нашли это письмо, то этот дом ваш, поздравляем!». Дальше в письме были  бы инструкции, что нужно сделать, какую дверь открыть. А  там  бы было что-нибудь еще, что-нибудь такое, от  чего она не смогла бы отказаться. — Например?

— Например, торт со взбитыми сливками, — засмеялась Саша. — Я так понял, что вашего папы уже нет? — Можно сказать, что так… — кивнула Саша. — Папы нет, а дело его живет! — сказал Лопухов. 4 Придя на  работу, Саша нашла на  столе записку от  секретарши: «Вадим Петрович просил встретиться с  клиентом без него, у  него семейные дела». Семейные дела  — очень нестандартная для Вадима формулировка, поэтому Саша удивилась и заволновалась. —  Не  знаешь, что у  него случилось?  — спросила она у  его помощницы, когда клиент ушел. — Точно не знаю, говорят, что его тесть то ли умер, то ли умирает в  больнице, я не  совсем поняла. Он сорвался и  убежал, только вот тебе сообщение оставил. Саша этого человека  — тестя Вадима  — никогда не  видела, но говорили, что он довольно крупный предприниматель, владевший не  только их фирмой, но  и  той большой строительной компанией, которая поставляла стройматериалы для их объектов. Смена собственника всегда стресс для фирмы, не  удивительно, что Вадим так заволновался. Ей почему-то не  могло прийти в  голову, что тут могут быть какие-то еще чувства, кроме бизнеса. Естественно, что у него она ничего про это при встрече не спросила, хотя видела, что он озабочен. Через пару недель после похорон в  их офис пришла, вернее сказать, влетела жена Вадима. Саша ее пару раз видела и раньше, и даже себе не могла четко сформулировать, чем эта женщина так ей не нравилась. Внешне она была видная, высокая, со  спортивной фигурой, над которой, без

сомнения, трудились лучшие тренеры по  фитнессу. Одевалась элегантно и дорого, хотя и не старалась этого подчеркнуть. Обычно она входила, сухо спрашивала, на  месте  ли Вадим, и  больше ни на  кого не  глядя, входила в  его кабинет. Голос у  нее был высокий и  резкий, и  слышен был даже через закрытую дверь. Почему-то всегда казалось, что она не  довольна, предъявляет претензии, обвиняет, хотя содержание разговора слышно не  было. Вадим обычно выходил проводить ее до  лифта и  возвращался к  себе с непроницаемым лицом, по которому ничего прочесть было нельзя. Сегодня она возбуждена была больше обычного. Она так шарахнула дверью кабинета Вадима, что дверь не  захлопнулась до  конца. В  образовавшуюся щелку до  Сашиных ушей долетали отдельные фразы, «Как он мог так со  мной поступить?», «Пусть папашка в аду горит!», «Ты меня что, совсем за идиотку считаешь?», которые наводили на  мысль, что она не  довольна оглашенным завещанием отца. Видимо, Вадим потом увидел, что дверь открыта, встал и  плотно ее прикрыл, потому что больше разобрать ничего не удалось. А в кабинете действительно летали громы и молнии. —  Как он мог передать тебе контрольный пакет? Я — его дочь, а  ты  — вообще никто! Он что, совсем под конец жизни из  ума выжил? —  Ирина, не  надо так кричать. Ты  же знаешь, что это не  совсем так. Мне он оставил только десять процентов, сорок один принадлежит нашему сыну, его внуку. —  А  что мне теперь делать? Кому нужны эти долбанные сорок девять процентов? Кому я их продам? Все захотят контрольного пакета, а у меня его нет! — Я тебе ничем не могу помочь, — как можно спокойнее ответил Вадим. —  Можешь, еще как можешь! Верни мне хотя  бы то, что он оставил Лешке! — Нет. — Что значит «нет»? Я его мать!

—  Ну и  прекрасно, что ты это помнишь. Но  его пакетом буду распоряжаться я, и не только потому, что я его отец. —  Ну, назови мне еще хоть одну причину, кроме того, что ты хочешь обчистить собственного сына. —  Обчистить? Каким образом? Я не  могу ничего сделать с  этой долей, ты прекрасно это знаешь. Эта доля находится в  трастовом управлении, пока он несовершеннолетний. Когда ему будет двадцать один, он сможет делать с  ней все, что ему заблагорассудится, а  пока я, а  не  ты, буду принимать за  него решения. — Почему ты, а не я? — Потому что я в этом понимаю, а ты нет. И ты это знаешь, и твой отец тоже это знал. Поэтому и оставил меня управлять ею. — Пусть мой папашка в аду горит! — Это ваши дела, мое дело — сохранить для его внука тот бизнес, который он создавал годами. Попади он в  твои руки, ты все продашь, деньги протранжиришь, Лешка останется ни с чем. Он это знал, поэтому так и поступил. —  А  ты у  нас, значит, святой, который заботится только о  благе сына! —  Нет, совершенно не  святой, но  не  забывай, что у  меня в «Стройконструкторе» тоже десять процентов. Я о своем благе тоже забочусь, и, заодно, и о твоем, хотя ты мне и не веришь. — Верить тебе? Верить, что тебя хоть сколько-нибудь интересуют мои интересы? Ты меня что, совсем за идиотку считаешь? — Прошу тебя, не кричи так. Никто не считает тебя дурой, просто твой отец знал, что бизнес тебя не  интересует, поэтому и  поставил меня присматривать, чтобы ты дров не наломала. —  Это я дрова ломаю? А  он что с  моей жизнью сделал? Ты хоть представляешь, как я жила все эти годы? Он меня держал на  денежном крюке, и  диктовал свою волю: чем, заниматься, где жить, с  кем спать. Он меня под тебя подложил только потому, что ему был наследник нужен! А  что мне нужно он когда-нибудь спрашивал? Думал, что если у  него деньги, то у  него и  власть? Да плевала я на его деньги!

—  Ира, я знаю, что тебе пришлось очень нелегко, но  то, что ты плевала на  деньги, это не  правда. И  он, как мог, попытался этими деньгами тебя обеспечить и после своей смерти. — Ты надо мной смеешься? Он попытался обеспечить? Да он все контрольные пакеты тебе оставил, с… ка! — Господи, да что ты привязалась к этим контрольным пакетам? Даже если бы они были у тебя, то ты все равно ничего бы не смогла сделать. — Это почему еще? —  Потому что продажа возможна только с  согласия всех акционеров. Ты не знала? — Что ты сказал? Повтори! —  Я сказал, что в  уставных документах записано, что владелец пакета может продать его только с согласия всех акционеров. —  То есть, если я захочу продать свою долю в  компании, я должна заручиться твоим согласием? — Мне жаль, но это так. Ирина рухнула на  диван и  спрятала лицо в  ладонях. Она так сидела довольно долго. До  нее, наконец, начал доходить весь драматизм ситуации. — Восемнадцать лет! Восемнадцать лет я прожила, как рабыня. Я слова не  могла сказать, потому что боялась, что он лишит меня наследства. Я думала, что вот он умрет, оставит мне эту чертову компанию, я ее продам, и, наконец, заживу, как человек. И  вот он сдох! И что? И ничего! — Ира, ну что ты такое говоришь? У тебя по половине в каждой компании! Чего тебе не хватает? —  Свободы! Я восемнадцать лет мечтала, что возьму свою любимую и  уеду от  вас, от  него, от  тебя, от  сына, которого он заставил меня от  тебя родить, туда, где никого не  будет, только я и  она, где никто нас не  найдет! Я не  могла этого сделать, пока он был жив. Он давал мне только на расходы. Да, немало давал, но мне нормальные деньги нужны, чтобы дом купить, чтобы жить, не  видя никого из вас, и не слышать ни о стройматериалах, ни о чем другом. Я хочу от всего этого освободиться и забыть, как о страшном сне!

Вадим понимал, как тяжело сейчас этой женщине, которую он никогда не  любил, но, по  своему, жалел. Сейчас она хотела невозможного  — чтобы он нарушил слово, данное тестю, продал бизнес, который тот выстроил с  нуля. Это были хорошие компании, приносящие немалый доход. Она хотела свою долю в  капитале, и, если бы у него были такие деньги, то он бы отдал их ей, выкупив ее долю, но таких денег у него не было. — Ира, давай разберемся. Сейчас его нет, можешь жить, как тебе нравится. Если у нас дела будут идти хорошо, то ты будешь получать в виде прибыли очень приличные деньги. —  Нет, ты меня не  понял, просто не  слышишь, что я говорю. Я ненавижу все это: этот город, эти компании, тебя ненавижу. Я хочу развода. — Господи, я тоже его хочу, но что тебе это даст? Я имею в виду в материальном плане. — Я найму адвокатов, и они отсудят у тебя отцовскую компанию. — Нет, дорогая, не отсудят. Не забывай, что у нас с тобой не было брачного контракта, поэтому при разводе ты получаешь половину того, что мне принадлежит, а  я половину всего, что принадлежит тебе. Давай посчитаем. Он взял ручку и лист бумаги. —  В  «СтройКонструкторе» у  тебя останется двадцать четыре с  половиной плюс пять. Итого двадцать девять с  половиной  — бестолковый, никому не  нужный пакет. В  «АрхКонструкторе» практически ничего не  меняется, у  нас там и  так доли практически равные. Так что, будем разводиться? Ирина с недоумением смотрела на цифры. —  Я при разводе потеряю больше двадцати процентов своих акций? — Да. — Врешь, ты их не получишь! — По закону именно так и получается. — К черту твои законы, и тебя к черту! Она была совершенно обескуражена. Она все еще крутила в руках бумажку с цифрами, но, казалось, ее не видела.

—  Так что, у  меня единственный способ освободиться  — убить тебя? — спросила она, наконец. Вадим смотрел на жену так, как будто видел впервые. Перед ним был доведенный до  полного отчаяния человек, способный в  таком состоянии на любой, даже самый ужасный поступок. —  Ира, успокойся, не  надо никого убивать. Нам надо сесть и спокойно все взвесить. Ведь мы же с тобой партнеры, мы должны принимать совместные решения. Ты сейчас возбуждена, давай остынь, а потом поговорим. Ирина смотрела на  него, пытаясь понять, что у  Вадима на  уме, но он был сама невозмутимость и сама искренность. —  Испугался? И  не  думай обмануть меня своими штучками! Я не дам себя провести! — крикнула она на прощание и решительной походкой зашагала к лифту. Он не пошел ее провожать, а лишь стоял и глядел ей вслед. Звонок раздался около одиннадцати. Ирина, не  открывая глаз, дотянулась до  телефона. Вчера она никак не  могла уснуть, в середине ночи приняла снотворное, поэтому сейчас не понимала, что от нее хочет какой-то Николай Иванович. —  Ирина Сергеевна, я хотел только спросить, когда вы придете. Мне нужно бумаги подписать, я хотел до  обеда в  банк попасть. Зарплату платить надо. —  Какой банк? Какую зарплату? Вы ошиблись номером, — она собралась дать отбой и спать дальше. —  Да нет, Ирина Сергеевна, это Николай Иванович, ваш бухгалтер. Мне подпись ваша нужна, мне в банк нужно успеть. Ирина окончательно проснулась. —  Так, объясните толком, что за  Николай Иванович? Вы где работаете? — Так в вашей фирме, в «АрхКонструкторе» и работаю, у Вадима Петровича. Помните меня? —  Нет, не  помню. Так почему вы мне звоните, пусть Вадим и подписывает! —  Так нет его. Он улетел, оставил приказ, что на  время его отсутствия вы являетесь исполняющим обязанности генерального

директора и  в  нашей фирме и  в  компании вашего покойного батюшки. Вы разве не в курсе? — Первый раз слышу. Куда он уехал? —  Этого я знать не  могу. Пришел на  работу, записка лежит «Я уехал, со  всеми вопросами к  Ирине Сергеевне» и  приказ, им подписанный. — Он что, с ума сошел? — Да нет, вроде вчера здоровый был. Так, когда мне вас ждать? —  Господи! Это какой-то сумасшедший дом! Как он мог меня оставить? — Так почему нет, то? Вы  же член совета директоров, половина компании вам принадлежит. Так кого оставлять, если не вас? — Ладно, я все поняла. Я приеду через час, нет, через полтора, — сказала Ирина. Положив трубку, она задумалась. Куда, интересно, уехал Вадим, и почему именно ее оставил за себя? Она вспомнила их вчерашний разговор. Неужели он испугался, что она действительно может его убить? Нет, это маловероятно. Он  же понимает разницу между словами «Я убью тебя!» и  реальным желанием лишить человека жизни. Она его, конечно, ненавидит, но  садиться в  тюрьму за  убийство не  собирается. Он должен это понимать. Тогда зачем весь этот фарс? Показать ей, насколько он незаменим? Да, вполне вероятно. Но, тогда она должна ему доказать, что прекрасно без него справится. Она найдет толковых людей, которые в  его отсутствие будут руководить компаниями. Он может катиться ко всем чертям, она не пропадет без него. Ах, как прекрасно она все придумала! Но, оказалось, что в уставах обеих компаний записано, что назначение руководителей выше начальника отдела не  из  числа акционеров невозможно без согласия всех акционеров. Вадима не  было, поэтому она не  могла найти и назначить себе замену. Подпись на  банковских документах она поставила, но  тут  же пришли какие-то архитекторы с  вопросами про бригады, которые нужно послать на  объекты. Потом позвонили из  «СтройКонструктора», у  них тоже накопились вопросы к исполняющему обязанности гендиректора. Господи, да что они все

от  нее хотят? Телефон звонил практически не  переставая, вопросы сыпались, как из рога изобилия. К концу дня она уже не понимала, где она находится, вопросы какой фирмы решает и  переживет  ли еще один такой день?! Она еще не  знала, что таких дней впереди будет много, потому что, если  бы знала, то бросила  бы сразу — пусть все эти компании летят в  тартарары. Но  она надеялась, что, как говорится «ночь простоять, да день продержаться», поэтому подписывала разные бумажки, посылала куда-то бригады, снимая их с  каких-то ей не  известных объектов, а  потом разбиралась с  обиженными клиентами, которые грозили судами и  денежными санкциями за  срыв сроков. Каждый день она надеялась, что Вадим появится, и этот дурдом для нее закончится, но он все не появлялся. Как, оказывается, мало нужно времени, для того, чтобы компания, в которой раньше все нормально работало, превратилась в  хаос! Саша с  ужасом наблюдала за  этим, не  понимая, как Вадим допускает, чтобы дело его жизни летело под откос? Первую неделю работники ждали, что вот появится руководитель, разберется с  задержками выплат, срывами сроков, уходящими к  конкурентам бригадами, и  работа вернется в  нормальное русло. Но  прошла неделя, за  ней вторая, потом и третья. Те, у кого были хоть какие-то возможности, уволились, что еще добавило ускорения этому падению в пропасть. Объекты стояли замороженными, потому что бригады, с  которыми вовремя не  расплатились, начали искать более аккуратных работодателей, новых клиентов не  было, а  старые проклинали день и  час, когда связались с их фирмой. Банкротство было уже на пороге и  занесло руку, чтобы постучаться в дверь. Если у них, в их маленькой фирме была такая неразбериха, то страшно было даже представить, что творилось в «СтройКонструкторе». Ирина носилась между офисами подотчетных ей компаний, ее мобильные телефоны практически не  замолкали, но  решения, которые она принимала, приносили больше вреда, чем пользы. А Вадима не было.

Может быть еще больше, чем Ирина, его ждала Саша. В какой-то момент она даже испугалась, что с  ним что-то случилось, что-то плохое, непоправимое. Она мучилась, ночами ей виделись картины одна страшнее другой. Как-то придя утром на  работу, она подошла к Николаю Ивановичу, их бухгалтеру, и спросила, не знает ли он, что с Вадимом Петровичем. —  Вы здесь кажитесь самым здравомыслящим человеком, Николай Иванович, — сказала она, — скажите, что вы думаете обо всем этом? Она показала на  помещение, где половина рабочих мест была уже пуста, а  из  кабинета доносился высокий голос их нового руководителя, в котором явно слышались истерические нотки. —  У  вас, Александра Евгеньевна, пока еще есть работа?  — ответил он ей вопросом на вопрос. — Да, если проплатите закупку посадочного материала, то есть. — Проплачу. Так что работайте, все образуется, — сказал он, глядя Саше прямо в глаза, — все образуется, — повторил он. И  Саша успокоилась. Почему-то показалось, что Николай Иванович знает больше, чем говорит, и она ему поверила. Она уехала на  объект, где ей предстояло в  гордом одиночестве заниматься участком. Это была тяжелая работа. Раньше, когда параллельно на  объекте работали строительные бригады, ямы под крупные деревья ей копали строительные рабочие. Сейчас ей приходилось все делать самой, но  она не  сильно расстраивалась. К тяжелой работе ей было не привыкать, а сидеть в Москве, ходить в  офис, смотреть, как уходят один за  другим ее коллеги, ей было невмоготу. И  вот она уже две недели переезжала с  объекта на объект, сажала деревья и кусты и думала о Вадиме. Она догадывалась, что его отъезд как-то связан с  частично подслушанным ею разговором между супругами по  поводу завещания. Это ее совершенно не  касалось, поэтому она и  не  пыталась докопаться до  истинных причин. Сашу больше интересовало, почему он не звонит ей. «Конечно, у  него нет передо мной никаких обязательств,  — думала она, но  ведь мог  бы сообщить, что жив-здоров, поинтересоваться в  свою очередь, как у  нее дела. Если не  звонит,

значит, это его не интересует, значит, ему даже в голову не приходит, что она за  него волнуется. Но, почему  же тогда она не  может выбросить его из головы?» — Втюрилась? — голос Александры звучал в ее голове, не давая покоя. —  Да, согласна, он мне нравится, — отвечала Сашура, — но  что в этом плохого? —  Плохо то, что ты витаешь в  облаках. Спустись на  землю! Он уехал и уже почти три недели не вспоминает о тебе. — Ты этого наверняка не знаешь! — Если бы вспоминал, то хотя бы смс-ку послал. Ей нечего было возразить скептической Александре. Да, она, конечно, все время о  нем думает. Это началось уже давно, задолго до его исчезновения. Сначала ей начали сниться сны, в которых они были вместе. В  этих снах не  было никакой эротики, просто она чувствовала его присутствие — что бы она ни делала, он был рядом с ней. Сначала это ее удивляло, но потом она привыкла к тому, что он действительно рядом и в жизни, и в снах. Ей даже стало казаться, что и  для него ее присутствие становится не  просто привычкой, а  необходимостью. Оказалось, что нет. Ведь он тогда позвонил  бы? А  что, если ей самой ему позвонить? Или написать? Или все-таки сидеть и ждать, когда он, наконец, объявится? Саша вспомнила, как он был шокирован, когда она первый раз приготовила ему ужин, как он пропал потом на  целую неделю, не  зная, как на  это реагировать. Он объяснил тогда, что не  привык, чтобы о нем заботились. Может быть, и сейчас ему просто в голову не  приходит, что она переживает за  него? А, может, ему это и  не  нужно вовсе? Вопросы теснились в  голове, и  она не  находила на них ответа. В один прекрасный вечер ей надоела эта неопределенность. Она написала ему «У  тебя все в  порядке?» и  стала ждать ответа. Он пришел минут через пятнадцать «Да, а  у  тебя?». Волна радости от  того, что он действительно жив, сменилась разочарованием и даже гневом. Он не нашел для нее ни единого теплого слова. Тоже написала сухо и  коротко «Да». Продолжения диалога

не последовало. Ну и не надо, проживем без вас, Вадим Петрович! Но ей было больно. Если это не  любовь, то что тогда? Да, надо перестать себе врать — она любит Вадима. И что же ей теперь делать? —  Оставь все как есть,  — голос Александры был как всегда категоричен, — люби его, если не  можешь по-другому, но  не  надо ничего менять. —  Но  я не  могу больше брать у  него деньги за то, о  чем я сама мечтаю. Это ведь бред! Пока я беру его деньги, он считает меня продажной женщиной,  — в  слабом голосе ее двойника явно слышались слезы. — Наплевать! Пусть считает, кем хочет, но пусть будет рядом. Да, ты готова дарить ему свою любовь, но  ему не  надо об  этом знать. И  не  только потому, что непонятно, как жить без этих денег. Представь, что ты говоришь, что не  можешь, не  хочешь быть его содержанкой. А  он тебя спрашивает: «А  кем  же ты, Саша, хочешь быть?». Ну, и  что ты ему ответишь? Хочу быть твоей женой? У  него есть жена, ты это прекрасно знаешь. А, если не женой, то кем тогда? Молчишь? Сейчас в  ваших отношениях все ясно. Скажешь, что хочешь быть любовницей, но  без оплаты, он перестанет понимать, начнет нервничать. А мужчины не любят лишней нервотрепки, зачем им эта головная боль? Он скажет: «Прости, но я не могу дать тебе то, о чем ты просишь» и все, finita la comedia. Ты просто его потеряешь. Саша понимала, что Александра права, но  как  же ей противно было даже думать о  той роли, которую она сейчас играла в  его жизни! Однако, выхода из этой ситуации она не находила. 5

Вадим появился в  офисе тогда, когда Ирина уже и  ждать его перестала. Ей казалось, что прошла целая вечность, хотя, на  самом деле, чуть больше пяти недель. За  это время у  нее несколько раз возникало желание все бросить, взять билет куда-нибудь подальше и  уехать, она разбила об  стену три мобильных телефона, похудела почти на  десять килограмм. Она плохо спала, ей мерещились налоговые проверки и  обступающие ее со  всех сторон обманутые клиенты. Поэтому когда он появился на пороге ее, вернее бывшего своего кабинета, она не нашла в себе силы даже накричать на него по  обыкновению. Она просто сидела и  смотрела на  него, как на привидение. —  Как ты мог? Как ты мог так со  мной поступить?  — наконец сказала она, и голос ее был на удивление тихим и бесцветным. —  Прости, Ир, мне нужно было срочно отъехать,  — только и сказал он. — Мне сказали, что у тебя тут кое-какие проблемы? — Кое-какие? Это ты называешь «кое-какие»? Да мы практически уже полные банкроты! Она закрыла лицо руками и заплакала. — Как ты мог бросить меня тут одну? — всхлипывала она, — Я же ничего этого не знаю, а они все на меня кричали, требовали… Вадим растерялся. Он ожидал обвинений, оскорблений, угроз, но не такого неподдельного горя. —  Ир, ну не  плачь, я  же тут, мы все постараемся исправить, все наладим. Ну, не плачь, пожалуйста. —  Здесь ничего нельзя исправить! Все клиенты в  суд подают, люди разбежались, ничего больше не  осталось. А  что там в «СтройКонструкторе», я вообще не понимаю, в финансовом отчете одни минусы. Я даже смотреть на него боюсь. — Не бойся, я же с тобой. Мы ведь команда. Ты меня прикрыла, теперь я тебе помогу, — уговаривал он ее, как маленькую. —  Где, ну где ты был все это время? Какие могли быть у  тебя дела? —  Это не  только мои дела, Ира, это были наши общие дела. Я ездил к сыну, в Англию. — Господи, с ним что-то случилось? — слезы сразу высохли. — Он здоров?

Вадим опять был удивлен такой живой реакцией своей жены. Ему всегда казалось, что сын ей глубоко безразличен. Она не хотела его рожать и  не  чувствовала себя его матерью. Оказалось, что он ошибался. — Он здоров, все в порядке. Это была деловая поездка. — Деловая? Какие у тебя могут быть дела с Лешей? —  Сейчас расскажу. Помнишь наш с  тобой последний разговор. Ну тот, в результате которого ты решила меня убить? — Ты все-таки беспросветный идиот, Вадим, — сказала она почти беззлобно — и тебя действительно стоило бы убить за все то, что ты сделал. — Я согласен, я полностью с тобой согласен. Я подумал, и решил, что по отношению к тебе нужно восстановить справедливость. — Как именно? Все мне отдашь? — Нет, не все. Ты хочешь получить много наличных, так ведь? Я сообразил, как это можно сделать. Мы можешь продать отцовские дома в Подмосковье и на Кипре. — Это как? Он ведь оставил их Лешке. —  Да, я знаю, а  еще квартиру в  Москве. Леша дал мне разрешение продать дома и отдать тебе деньги. — Все равно не понимаю почему. — Потому что ты его мать. — Это ты сделал? —  Не  важно. Важно, что ты теперь можешь получить то, что ты хочешь, и  начать ту жизнь, о  которой мечтала. Леша оставил себе только квартиру. Ирина молчала, не зная, как реагировать. Она привыкла считать, что в ее семье ненависть друг к другу — норма. Отец ненавидел ее, за то, что она не мальчик, за то, что лесбиянка, что не желает родить наследника. Она ненавидела отца за то, что тот всю жизнь навязывал ей свою волю и  не  желал считаться с  ее интересами. Вадим ненавидел ее за  то, что она его жена, и  он не  может иметь нормальную семью, Леша ненавидел их обоих, за то, что они были плохими родителями. То, что сейчас сказал ей Вадим, совершенно не  вписывалось в  эту схему. Сын отдал ей несколько миллионов просто потому, что она его мать. Это не укладывалось в ее голове.

— Ира, я хочу с тобой договориться. Я сделаю это, если ты отдашь мне свою долю в  этой компании, которую ты так успешно пустила под откос. На сегодняшний день она практически ничего не стоит. — Зачем тебе это? — Я постараюсь ее восстановить, но я хочу иметь над ней полный контроль. Понимаешь? — Да, понимаю. — Теперь про развод. Я решил, что, если ты согласишься на мои предложения, я при разводе не  буду требовать с  тебя половину твоей доли в «СтройКонструкторе». Оставим все, как есть. Согласна? Ирина смотрела на  него, как будто не  понимала, о  чем он говорит. — Я согласна, только объясни, почему ты вдруг так… Она искала подходящее слово. Вадим пришел ей на помощь. — Ты хочешь сказать, что я изменился? Нет, я всегда таким был. Просто тебе казалось, что весь мир против тебя. Это не так. Это так никогда и  не  было. Даже твой отец не  хотел тебе зла, он просто делал так, как считал лучше для тебя, как он это понимал. Только ты никогда не  хотела в  это поверить. Я не  хочу с тобой ссориться. Мы можем не быть друзьями, но врагами нам тоже быть не стоит. У нас сын, отличный, кстати, парень. Зачем ему родители, которые друг друга ненавидят? Теперь, когда нет деда, мы нужны ему куда больше, чем раньше. Я прав? Она кивнула. —  Если мы договорились, то можем начать процедуру развода и переоформления долей. Пусть теперь адвокаты работают. Она стояла в нерешительности. — Ира, что-то не так? — Не знаю. А мне-то что делать теперь? —  Да ничего не  нужно, пойди, отдохни. Или, может, тебе понравилось руководить бизнесом? Можем найти тебе какую-нибудь руководящую должность в  «СтройКонструкторе». Хочешь?  — со смехом сказал Вадим. —  Да, все-таки, Вадим, мне надо было прикончить тебя,  — совершенно беззлобно ответила Ирина и  рассмеялась, может быть впервые за восемнадцать лет их брака.

6 Посадочный материал Саше на  объект привезли ближе к  полудню. Надо было срочно его сажать, пока корни не  высохли. Она уже подготовила несколько больших ям, но  это была капля в  море. Ей предстояло еще столько посадить! Хорошо, если к  завтрашнему вечеру управится. Она уже несколько дней не  была в Москве. В офисе ей делать было нечего, а вот на дочь посмотреть очень хотелось. Если так и  дальше пойдет, то ребенок скоро перестанет узнавать мать. «Ну, ничего,  — с  грустью подумала она,  — скоро все вообще закончится. „АрхКонструктор“ обанкротится под мудрым руководством Ирины. Она, Саша, потеряет работу, и  все начнется сначала — рассылка резюме, бессмысленные интервью, хроническое безденежье. Не  будет работы, не  будет Вадима, ничего хорошего в ее жизни уже не будет». Она так погрузилась в  свои грустные мысли, что когда увидела его, идущего по  дорожке в ее сторону, то даже не  сразу поняла, не  мираж  ли это. Она не  пошла навстречу, а  просто стояла и  смотрела на  его подтянутую фигуру, которая становилась все больше, все отчетливее. —  Ну, привет,  — сказал Вадим, подойдя почти вплотную, и вглядываясь в ее лицо. — Привет, откуда ты взялся? — Да вот за тобой приехал, ты ведь трубку не берешь. Я звонил. — А, я телефон в сарае оставила, — она рукой махнула в сторону своего временного жилища. — Я никаких звонков не ждала. — Ясно, ну вот я и приехал за тобой. Поедем домой? Она отрицательно покачала головой. — Нет, не поедем. У меня работа, мне ее закончить нужно. — А где твои рабочие? — Рабочие? У своей жены спроси. — Так ты тут совершенно одна работаешь? — он понимал, что это совсем не женское дело — лопатой махать.

— Да, кто-то же должен… Вадим оглядел немаленький участок, вырытые ею ямы и деревья, сваленные в  тени около забора. Огорченно покачав головой, он направился к  своей машине. С  ней он даже не  попрощался. От обиды у Саши выступили слезы, и она отвернулась, чтобы он их не заметил, взяла лопату и пошла в противоположную сторону сада. «Конечно, — думала она, — он привык видеть хорошо ухоженную женщину с  прической и  маникюром, какой она еще недавно была, а не всклокоченную пыльную замарашку. Какое разочарование!» Она смахнула слезы тыльной стороной ладони, понимая, что только размазывает грязь по лицу. Надо было умыться, и она пошла к сараю, на котором был укреплен рукомойник. Саша только успела вымыть руки и плеснуть воды на лицо, когда услышала сзади шаги. Боже! Как он был одет! Куда делся тот щеголь в  дорогих костюмах, с  которым она была знакома? На  нем были вытертые джинсы, старые кроссовки и  застиранная майка. Рабочие перчатки, заткнутые за  пояс, довершали картину. Саша даже не  нашлась, что сказать на это поразительное явление. — Ну, давай, командуй, где копать! — сказал он, беря лопату. — Что это на тебе? —  Рабочая одежда. А  ты думала, что я буду в  костюме тебе тут помогать? — Я вообще думала, что ты уже уехал. —  Ну уж, нет! Без тебя я никуда не  уеду, так что говори, что делать. Чем быстрее сделаем, тем раньше уедем. — Даже и не надейся, все равно сегодня не закончить. —  Ну, значит, заночуем, — покорно согласился он и  пошел в  ту часть участка, где Саша уже выкопала несколько ям под посадки. Следующие три часа они работали молча, перекидываясь только скупыми деловыми фразами. Он управлялся с лопатой на удивление споро, и Саша подумала, что Вадим из тех редких мужчин, которые хороши в  любом деле: и  в  офисе, и  в  тяжелой физической работе, и  в  постели. О  последнем она старалась не  думать, потому что так и не решила для себя, что делать с этой своей неуместной любовью. Солнце уже клонилось к  закату, когда последнее дерево было посажено. Оставались, конечно, еще кусты, но самую тяжелую часть

работы они выполнили. — Слушай, а у нас есть хоть какая-нибудь еда? — спросил он. —  Хлеб, сыр, помидоры, банка варенья  — стала перечислять Саша. — Да, не густо. Может, съездим в магазин? Тут далеко? —  Не  очень, километра три, только ты ведь не  поедешь в таком виде? Хотя бы умыться надо. — Ладно, давай умоемся. Саша налила в таз воды, взяла кусок мыла. — Раздевайся, — скомандовала она. То, что происходило дальше, больше было похоже на  стриптиз: он начал медленно снимать с  себя одно за  другим все, что было надето, и, при этом, не  отрываясь смотрел ей в  глаза. Она тоже не  могла отвести от  него взгляда. Намочив небольшое махровое полотенце, Саша стала обтирать им его голое тело, вспоминая его формы, его запах. У  нее просто мутилось в  голове от  этих воспоминаний. Вадим притянул ее к  себе, и  она уже не сопротивлялась, понимая, что ничего не сможет изменить в своей жизни. Пока он будет ее хотеть, она будет с ним и на его условиях. —  Господи, я  же вся в  пыли,  — она пыталась воззвать к  его, и  к  своему разуму, но  это было совершенно бессмысленно, их взаимного стремления уже нельзя было остановить. Потом они лежали, тесно прижавшись друг к  другу. Саше казалось, что если она его сейчас отпустит, то он опять куда-нибудь пропадет, и  не  понятно, как  же жить без него. В  магазин они, конечно, уже не успели, но это было не важно. Значительно важнее было утолить другой, более острый голод. —  Господи, Саша, я так скучал по  тебе все это время,  — признался он. — Знаю я, как ты скучал, — обиженно сказала она, — так скучал, что месяц не давал о себе знать. — Прости, я просто не мог тебе позвонить. — Но почему? — Хочешь знать, почему? Тогда вставай, тащи еду, а  я поставлю чайник. Это долгая история, на голодный желудок ее не расскажешь.

Съев все Сашины припасы, они устроились у входа в сарай: она на  низкой складной пластмассовой табуретке, которая была частью ее садового инвентаря и  использовалась ею при посадке цветов, чтобы не  сидеть на  корточках, он  — на  верхней ступеньке сарая. Было уже почти темно, скоро ярко зажгутся звезды на  огромном куполе августовского неба, а  пока солнце, хоть и  спряталось за горизонт, но еще раскрашивало его всеми оттенками карминовой краски, добавляя то охру, то лимонно-желтую, то используя прямо так, не разбавленной. Оба долго молчали. — Прости, Саш, что я не сказал тебе, что уезжаю. Сначала просто не  успел, надо было срочно улететь, времени не  было. А  потом… Знаешь, я ведь за все эти годы просто не привык, что обо мне может кто-то волноваться. — То есть тебе даже в голову не приходило, что я тут места себе не  нахожу, думая, что тебя уже убили, потому что только мертвый человек не может взять в руки телефон и сообщить, что с ним? — Да, примерно так. Тридцать лет никому не было дела до того, жив я, или нет. Я знаю, что тебе это просто невозможно представить, но  поверь, так бывает. Я понял, что ты волнуешься, когда мне Николай Иванович сказал, что ты обо мне спрашивала. —  А  он, значит, действительно знал, где ты, и  был с  тобой на связи? Мне тогда так и показалось, но впрямую он, естественно, ничего не сказал. — Да, конечно, только он и знал. Больше никто и не должен был знать. Он уверил меня, что ты все поняла, что он тебя успокоил. —  Ему вполне можно быть резидентом во  вражеском тылу. Не мужик — кремень! Да, я поняла, что ты жив, спасибо ему за это. Но  ведь ты мог хоть строчку мне написать! Или ты настолько не доверял мне, боялся, что я проболтаюсь? —  Да ничего я не  боялся, просто пришлось  бы слишком долго объяснять тебе, что происходит, а  это, как ты понимаешь, даже при личной встрече не  очень просто, а  уж по  телефону… Тут ведь надо объяснять всю подоплеку. —  Если честно, то хорошо  бы, потому что пока это смахивает на  детективный роман. Это как-то было связано с  наследством? Я краем уха слышала начало вашего с  Ириной разговора, когда она

фурией влетела в  твой кабинет. Она так кричала, что нельзя было не услышать. — Да. Мое таинственное исчезновение — прямое следствие этого разговора. Она была тогда в  таком состоянии, что могла наделать глупостей, о которых потом пожалела бы сама, поэтому я решил, что безопаснее убраться с глаз долой. — Ты боялся, что она тебя убьет? Она может? — изумилась Саша. — В тот момент она была на все способна, она была в состоянии аффекта, не  контролировала себя. Она, вообще, не  плохая, просто в  тот момент это была доведенная до  отчаяния женщина, потерявшая надежду на будущее. — Так где же ты был все это время? — Я ездил к сыну, в Англию. — К сыну? Я не знала, что у тебя есть сын. —  Да, есть. Это совсем не  секрет, просто ты никогда об  этом не спрашивала. Ты вообще ни о чем не спрашивала. Саше показалось, что она услышала нотки обиды в его голосе. —  Вадим, я и  не  должна была ни о  чем спрашивать. Моим контрактом это не было предусмотрено. — Каким контрактом? — не понял он. — Я же была любовницей на договоре. Отдаться, получить деньги и помалкивать. Разве не так? — Конечно, нет! — Еще как «да»! —  Нет, Саша, нет! Деньги были только поводом, позволившим заполучить тебя. — Что значит «поводом»? —  Да то и  значит. Ну представь: появляется вся из  себя такая красивая, умная, чертовски привлекательная женщина с  повадками королевы. И  ни единым словом или жестом не  показывает, что ей есть до  тебя хоть какое-либо дело. Такое бывает, сердце занято. Я не привык навязываться. Потом выясняется, что она мать-одиночка, больной отец, отчаянно нужны деньги. Как  бы поступила любая женщина в этой ситуации? — И как?

—  Да давно  бы нашла себе спонсора! Как сыр в  масле каталась бы, а не просила у меня работу уборщицы. — И тогда ты понял, что перед тобой беспросветная дура, ничего не понимающая в реальной жизни! — резюмировала Саша. — Нет, тогда я понял, что у меня есть шанс заманить тебя к себе в постель. Я не упустил его, каюсь! — Не упустил, — согласилась она. —  Прости. Я знаю, что тебе это было ужасно унизительно  — принять это мое предложение. А, с  другой стороны, как я мог еще помочь тебе? Ведь деньги тебе были нужны? Ну, сказал  бы я тебе: «Давайте, Александра Евгеньевна, я дам вам денег столько, сколько вам надо, и ничего не потребую взамен». Ты бы взяла? — Нет, не взяла. — Вот и я так подумал. —  Знаешь, сколько раз я прокручивала в  голове эту сцену и пыталась понять, был ли у меня иной выбор? Тысячу! Миллион! Так и не поняла. — Если бы я был свободен, то еще тогда сказал бы тебе «Выходи за  меня, дорогая, я решу все твои материальные проблемы», но  я был женат. У  меня тоже не  было никакого выхода, только предложить то, что я предложил. Не надо меня за это презирать! —  Я не  презираю. Просто мне хочется, чтобы ты тоже не презирал меня за то, что я согласилась. — Любимая! Ты повела себя, как истинная королева, поверь мне! Просто королевы тоже иногда бывают загнаны жизнью в  угол. Но голубая кровь в таких ситуациях видна еще отчетливее. —  То есть, ты хочешь сказать, что платил мне не  потому, что я спала с тобой? —  Абсолютно не  за  это! Я платил тебе, потому что тебе нужна была моя помощь. Я очень рад, что ты смогла решить свои проблемы. Да, кстати, прости, я не спросил, как твой папа? — Стабильно. Плохо, но стабильно. Я просто не знаю, что сказать тебе. Твои конверты были для меня таким спасением и, одновременно, таким мучением. —  Господи! Да почему  же ты мучилась? Я давал эти деньги от чистого сердца!