Ануар Алимжанов-Вечные корни

4 НУАР ААИИ)К/||»0 ^ КОРНУ повесть о КУРМДНГАЗЫ Р ЛСС КАЗ Ы Э(лз<усск.ое 'ЗасуЖаротменное~СІзЪажельстбо <ЭСу<Уожест€ънпои ^Л иж ерлиіурьл^ АИМА-АТА -1 960



В ВЕЧНЫЕ КОРНИ ■ • в и д и м о , т а к бывает в с е гд а —-человек до самой смерти своей остается влюбленным в тот клочок земли, гд е ж и л а его ,мать, где провел он свое детство, начал п озн авать мир и, как из вечного корня, забирал силы д л я роста, для будущих открытий и странствий... Наверное, нет человека, который бы не хотел раз в год прикоснуться губами к роднику, возле которого про­ шло его детство, полюбоваться природой того уголка, тайны которого он знает с мальчишеских лет. Н а ш ' край славился изобилием плодов и ягод. Вдоль горных родничков, в ущ ельях росло много оси­ ны и т а л а , диких яблонь и вишен. Целыми днями б ега­ ли мы по колкам, объедаясь малиной и костяникой. В озвращ аясь домой, несли охапки смородины и еще недоспелой черемухи... Хорошие рощи и сады росли вокруг нашего аула. Но больше всего мы восхищались одним садом, р а с ­ положенным в нескольких верстах от аула. Это был чудесный сад . Он стоял в глубоком каменистом ущелье. Там росли сказочные д еревья— яблони, по­ хожие на гигантские дубы, цветущ ая черемуха, слов­ но укры тая белой шелковой ш алью , высокий боярыш­ ник, груш а, сирень, а вокруг — кольцом, один к одно­ му, блестя на солнце от свежести и красоты, стояли серебристые тополи. Мальчишки утверждали, что у этих деревьев один единственный и потому сильный, раскалываю щ ий подземные скал ы вечно живой ко­ рень... Я был м ал, когда сверстник впервы е привел меня в этот сад. Х озяйка — седая высокая крепкая женщина , с грустными черными глазами и строгими морщинами на лбу — угостила нас крупными наливными яблока­ ми-скороспелками, свежим душистым медом. Из уст старших я слышал, что ее м уж — человек, залож ив­ ший сад, умер давно, когда деревья были еще совсем молодыми, а на лице хозяйки не бы ло морщин. В сад у возвышался дом. К осари нашего колхо­ за летом ж и ли в его просторных комнатах. Хозяйка

угощала всех фруктами, готовила обед. Никто никогда не называл ее по имени. Аже или ап а (мамаш а) — т ак ласково обращ ались к ней. Из сада мы всегда уходили радостные, возбужден­ ные. Рубаш ки наши топорщились от подарков аже — столовок, груш, апорта. И потому мы щедро угощали малышей, выбегавших встречать нас. Но однаж ды малыши не встретили нас. В тот день мы впервые услышали слово «война!». Джигиты уходили на фронт. Не осталось ни одного из тех косарей, которые з а ­ готавливали сено в горах и отдыхали в саду аже. С а­ ма аже, оставив сад, перекочевала в центр аула, где стоял дом ее сыновей, ушедших на войну. ...В ян варе сорок третьего года выпал глубокий снег и в предгорьях Д ж унгарского Ала-тау начались небывалые морозы. Старики и женщины убрали и об­ молотили хлеб, свезли его на станцию для отправки на фронт, но не хватало сил заготовить топливо на зи ­ му. И потому с наступлением п ервы х холодов н ача­ лась рубка леса вблизи аула. К середине зимы были уничтожены все деревья. Одиноко возвышался лишь сад аже... Холоднее становились дни, все реж е топились печи в домах колхозников. Д аж е в колхозной кузнице был потушен огонь. Дети болели от простуды. Голод, холод, тяжелые вести с ф ронта — все это сковало людей, страх и тревога вошли в каждый дом. Нужно было немедленно принять какие-то меры — хо­ тя бы добыть дрова, чтобы натопить печи в домах и согреть детей. Старики аула собрались в доме аже. Аксакалы в окружении детворы сидели в одной комнате, а в д ру­ гой, глубоко погрузившись в мы сли, сидела аж е. — Д вадцать семей два дня не разж игали огня, не ели горячего, а буран продолж ается. Сегодня мы соб­ рали все, что осталось в ауле, — четыреста кизяков, восемь поленьев — и разделили поровну на все шесть­ десят дворов. Н о этого хватит на сутки. А как ж е быть дальш е? — говорил Ж ум акан .

— В нашем ауле есть лишь одно деревянное зда­ ние, наша ш к ола,— вздохнул он. В это время открылась дверь и вошла аже. В ру­ ках у нее был острый топор. О на отд ала его Ж ума- кану: — Идите, рубите сад, не теряйте щепок! Так, сп ас ая жизнь людей, в годы войны погиб наш сад. А весной того же года мы, пятеро мальчиков, по­ кинули родной аул. Родственникам и без нас было трудно в те дни. Мы д олго бродили по Семиречью и много у нас бы ­ ло встреч, но запомнилась лишь одна из них. Усталые и голодные, мы возвращ ались в родные края. Ж арк о, под ногами горячий песок, голые ступни- ног походят на обгорелые корки. О глядываясь вокруг, мы ищем место, где можно было бы хоть немного от­ дохнуть. — О, если бы среди этих песков росло хоть одно дерево, в тени которого можно было бы уснуть,—меч­ тали мы вслух. Кругом леж али пески, как волны вздымались барханы... Уже близко до аула — всего, может, сорок, а то и тридцать километров. Мы шли... И вдруг за песчаным холмом, прямо пе­ ред нами, к ак мираж, возник маленький сад. Мы остановились, не веря гл азам своим. В тот миг показалось, что этот маленький о ази с похож на чудес­ ный сад аж е. Деревья росли прямо на песке. В их те­ ни лишь кое-где пробивались отдельные жесткие сте­ бельки трав. Недалеко от садика стоял дом из глины и песка. М ы не стали стучаться в чужую дверь,— расстелив свои лохмотья, свалились в тени деревьев. Немного погодя из дома вы б еж ала девочка-казаш­ ка. Уставившись своими живыми глазенками на нас, она постояла немного и опять скрылась за дверью. Затем вышел1 старик, по черноте л и ц а похожий на негра, и подошел к нам. Мы хором приветствовали его. Он присел возле, выташил из кармана маленькую бутылочку, высыпал щепотку наобая1 на ладонь, з а ­ ложив его з а губу, проговорил: 1 Н а с б а й т е р т ы й табак.

— Рассказывайте, каким ветром вас прибило сю­ д а .— При этом он смотрел не на нас, а на молодую яблоню. По его лиц у было видно, что он чем-то огор­ чен и озабочен. Н а одной из веток яблони образова­ лась ранка. Видимо, старик думал о том, как выле­ чить и спасти это деревцо. Наш рассказ он слушал внимательно. — Ну и что ж теперь... Ж аловаться на судьбу хо­ тите! Не годится! Вы теперь вон к ак и е стали, джиги­ ты! Смотрите, как растут эти яблони! Они еще молоды, я их привез сюда прошлой весной из «Каплыгяша».— Мы пепеглянулись. Старик говорил о наш ем ауле. — Там есть чудесный молодой сад. Он вырос »з корней могучих деревьев, вырубленных в годы войны. — Это сад а ж е ! — не выдержал мой сверстник. Старик молча взглянул на него и продолж ал. — Отцы ваш и погибли на войне. Н о вы молоды. В молодости — сила. Вечные корни— лю бовь к жизни, к солнцу и свету — питают ее. Эти деревца воюют с песком, безводьем, жарой и ветром и, к а к видите, ус­ пешно. Растут себе ввысь, к солнцу тянутся, а корни пускают глубже, чтобы воду достать. И лю дям радость приносят... Вы тож е подросли, теперь трудиться надо. Только трудиться честно, чтоб и себе и лю дям польза была... Старик неожиданно умолк и снова стал сосредото­ ченно думать о чем-то своем. Потом тяж ел о вздохнул, устало поднялся с места, пошел в дом и принес нам верблюжье молоко и лепешки. Вечером он рассказы­ вал нам поучительные истории из своей жизни. Он го­ ворил о силе маленького дерева — саксаул а, который, борясь с безводьем, растет в пустыне. Саксауловые леса останавливают движение песков и помогают че­ ловеку побеждать пустыню и выращ ивать сады. Корни саксаула помогают людям находить воду. Старик го­ ворил о влады ке м и р а — труде человека, о любви человека к родине, которую он украш ает трудом своим. - — Не каждый может бороться с пустыней, созда­ вать своими руками жизнь там, где ее никогда не бы­ ло. Но каждый долж ен стремиться к этому,— говорил

он. А поздней ночью, уложив нас сп ать н а полу в избе, сам со своей старухой и внучкой пошел ночевать на крыше... Давно все это было, много воды утекло. Изменился облик земли нашей. С ад ов в пустыне стало много. Н овы е города, заводы в ы р о с л и в Казах­ стане. О бжита, освоена целина. И новые сады цветут у нас. Пятепо мальчиков, слушавших тогда рассказ старика, давно разошлись по разным уголкам стланы, стали взрослыми людьми, трVлятся в меру своих сил и зияний. Никто из них не забыл родного края, не за­ был аже... Год назад, использовав очередной отпуск, я поехал в родной аул и не узнал его. Он стал втрое больше. Прежних зем лян ок и избушек из д егн а не было. Их места заняли больш ие светлые пома. Вместе с друзья­ ми мы были в гостях у аже. Она рассказала нам о жизни своей, вспоминала о детях своих, говорила, что на месте бы вш его сада в горах растет другой. Там построен новый дом, в котором ж ивет колхозный па­ сечник. Затем, т яж ел о опираясь на палку, аже привела нас в молодой садик. В нем ровными ряд ам и зеленели са­ женцы. — Это в п ам ять о моих погибших сыновьях и вну­ к ах ,— говооила о н а .— Деревья тож е, к а к дети, им нужна любовь. Они расцветут и дадут плоды людям. — Ну и кем ж е ты работаешь теперь? — спросила аже после долгих раздумий. Я не смог ответить ей, потому что слово «журна­ лист» для нее ничего не значило. — Пишу заметки В газету. Она подум ала немного и, тяж ело вздохнув, сказала: — Значит, ты будешь писать газеты и книги. Это хорошо. Н о ты не забудь, напиши о них, — и она ука­ зала на м аленькие пушистые яблони. Подул горный ветерок. Молодые яблони зашумели своими бархатны ми листьями. Я задум чи во слушал их шелест. И м н е казалось, что деревья поют гимн труду человека, Поют о ёг& любви к родной земле.

О ШАБДАН-КУДУ К сень. Последние дни сентября. На юге р ес­ публики, в песках М уюн-Кумов,в эти дни от жары высыхали колодцы. В местечке Демен-кудук, у огромного пересохшего корыта, выдолбленного из известняка, сбилось н е­ сколько отар Сары-Суйского овцесовхоза. Ж ивотные не пили целый день. Шестеро ч а б ан о в , направлявш их­ ся с дж айляу Сары-Арки к зимовьям, пригнали ж и ­ вотных сю да, надеясь в Д емен-кудуке найти воду.. Н о влаги не было, с трудом добыли со дна колодца н е­ сколько котелков воды. Овцы л и зал и сухие камни. Старый чаб ан с густыми бровям и , нависшими над глазами, молча осмотрел торбы с остатками сухого творога и, обращ аясь к своему соседу, сказал: — Беяноваты стали, Ф азыл. Б е р и 'верблюда и про­ берись на центральную усадьбу. П уть труден. Отсюда вепст двести с лишним будет. С м отри, не-заблудись в песках. Торопись. В ауле сразу иди к бригадиру. С ка­ жи обо всем. Захвата побольше продуктов. Не забудь кожаные мешки с водой. Понял? И скорее назад. А то видишь, — стари к кивнул в сторону торб с творогом и лепешками, — хорошему едоку на один день хватит, а нас остается пятеро... Будем пробиваться к Кзыл-аузу. Там должна быть вода. — А если Кзыл-ауз окажется сухим? — с тревогой спросил Ф азы л. — Ты должен скорее добраться д о аула, если д а ­ же погибнет верблюд. Ну, пусть у дача сопровождает тебя, ступай! . Фазыл уехал. Возле отар осталось пятеро чабанов. Четверо стариков с выцветшими от солнца глазами, с глубокими и неровными морщинами на черных лицах, с растрескавш имися губами, и од на женщ ина. Она бы­ ла моложе всех, но ветер и солнце пустыни отняли всю прелесть ее л ица. Все пятеро были молчаливы. Перекинутся одним- двумя словами и опять, погрузившись в думы, шагают

по пескам. Они давно привыкли к одиночеству, при­ выкли мысленно разговаривать сами с собой и чуть слышно н апевать древнюю, однообразную и грустную, как эти пески, песню без начала и без конца. Даже в самые трудные и в самые радостные минуты своей жизни эти лю ди остаются спокойными. И в холод, и в зной, и в снежную метель, и в песчаную бурю они бе­ регут народное добро. Молча совершают они свой тру­ довой подвиг. Подвигом можно н азвать всю их жизнь. Вот и сегодня никто еще не пож аловался на ж аж ­ ду, голод или усталость. Никто не думал о сне, хотя не спали уж е трое суток. Прошла в ожидании еше одна ночь. Перед восхо­ дом солнца вновь сделали передышку, чтобы дать воз­ можность животным полизать росу. С наступлением дневной жары стало трудно дви­ гаться по раскаленным пескам. Споткнулась и замер­ тво упала давно обессилевшая лошадь. Остался ста­ рый, на редкость выносливый к ара-бура.1 На него навьючили одежду, котелки и торбы. Изредка встре­ чались кусты дж узгена или терскена, а иногда зарос­ ли песчаного ковы ля, полыни. Каждый листик, каждый стебелек мог быть лакомым кусочком д л я овец. Ведь они так же неприхотливы, как и верблюды. Но живот­ ные не останавливались даже у зарослей песчаного ковыля. Ж аж д а гнала их вперед. К вечеру добрались до Кзыл-ауза. Колодец ока­ зался опустошенным отарами, прошедшими раньше. А до урочища Ш абдан-кудук оставалось еще тридцать километров. — Не слыш ал ли кто-нибудь: бы вал ли колодце- копатель М ад ам ар здесь этим летом? Я в прошлом году был у него в гостях, и тогда он обещал найти в этих местах, где вода залегает неглубоко, и вырыть новый колодец,— обратился к своим друзьям старый чабан. 1 — Нет, отагасы, такого слуха не было. Мадамар не приезжал сю да. Говорят, он все лето не поднимал­ ся с постели, (5олен. 1 К а р е - б у р а — черный верблюд.

_ Значит, ослаб, старость одолела,— вздохнул ч а ­ бан. — А куда смотрят ученые со своими умными м а ­ шинами? , _ Отага<-ы ученые с маш ин ам и уже дважды оы- в*ли в нашей области — прошлой и нынешней весной. Да что толку! Говорят, отъедут они от Дж амбула репст на двести-тоиста, п оставят палатки, посидят... Трудно им по пескам ехать, ж ар к о , воды нет. С вора­ чивают палатки — и назад. — Чего им в пекло лезть, раб о т а для них и в бол ь­ ших городах найдется.— с горькой усмешкой произ­ водила женщ ина. Это были ее первые слова за всю дорогу. — Нет, ученые нынче остал и сь в наших песках, они ищут большую волу. П роводником у них М ад а- мар. Но сейчас для нас не э т о важ но. Мы должны спасти свои отары, — сказал один и з чабанов. — Только ночная прохлада мож ет спасти отаоы. Если дневная ж ара застанет нас в пути, то начнется падеж,— вновь заговорил самый старший чабан.— Но кто же из н ас поведет отары в темную ночь? Ведь в песках много тропинок, и мож но легко заблудиться между барханам и.—Он медленно повернул голову и взглянул на женщину.— У проводника должны быть крепкие ноги, зоркие глаза и б о л ьш а я сила. Рым, доч­ ка, только ты сможешь провести нас. Ты здесь каждую тропку знаеш ь. ...Рым ш л а не спеша, всм атриваясь вперед, выби­ рая тропинки покороче. З а ней вереницей тянулись о в ­ цы. Подгоняя отставших животных, брели чабаны -ак- сакалы. И снова безлунная осенняя ночь опустилась над Муюн-Кумами, сорокаградусная дневная ж ара смени­ лась холодом. Ры м плотнее з а в я з а л а платок, застегну­ ла ворот ватной фуфайки. Стояла тишина, которую изредка нарушали тихое блеяние овец или отдаленный вой шакала. М олча шли чабаны. Как-то незаметно д л я себя задумалась и Рым. I К утру нужно добраться до Шабдан-кудука, там всегда есть вод а и корм. А н едалеко от колодца рас- 10

положено зимовье. Это лучшее урочище во всей окре­ стности. Рым вспомнила старого Ш абдана, чьим именем назвали колодец, к которому она вела отары. До мельчайших подробностей всплыла в ее па­ мяти первая встреча со старым чабаном, хотя это бы­ ло давно, еще в годы войны. ...Был первый день работы Рым чабаном . Она тон дело покрикивала на непослушных овец. Усталый конь, подхлестнутый плетью, торопливо начал караб­ каться на вершину бархана. Лопоухий\" черный валух, завидев приближающегося всадника, прыжками бро­ сился вниз. С тадо разделилось надвое. Длиннорогий козел повел овец за барханы. — Проклятый бородач! Рым не могла собрать и удержать стадо в ложби­ не, на виду. Овцы разбегались в разны е стороны, те­ рялись между барханами. Никогда не думала девуш­ ка, что так трудно будет управлять стадом. Заправив прядь волос, выбившихся из-под туго за­ вязанного п латка, он а достала из корж уна бутылку айрана и прямо из горлышка сделала несколько глот­ ков. Затем, сп рятав бутыль, вновь н ач а л а собирать овец в ложбину. В это время на вершине дальней соп­ ки показался человек. Он шел прямо к ней. Когда Рым, с трудом собрав стадо, реш ила отдох­ нуть, пешеход был уж е совсем близко. О н шел, опи­ раясь на длинную п ал ку с крутым изгибом на конце. I — Здравствуйте, ата. — Здравствуй, дочка, здравствуй. В се л и здоровы вас дома? Ц ел а ли твоя отара? — стари к, прищурив­ шись, с еле заметной улыбкой смотрел на нее. — Дома все ж ивы , здоровы, и в отаре пока все лагополучно, — ответила она. — Скажи, дочка, не ты ли внучка И хласа, дочь жимбая? — спросил старик, оглядывая потного, тя- кело дышащего коня. — Она самая. — А кто ж е теб я чабаном назначил? Н е женское то дело. Видишь, одного дня еще не проработала, а гошадь загнала.

— Овец не могу удержать,— краснея, созналась Рым. — А ты не гоняйся за ними, дай им пощипать тр а­ ву там, где они хотят. А когда наедятся, сами соберут­ ся. Выбери самый высокий бархан, чтобы все вокруг было видно, и сиди на вершине, следи за овцами... Далеко не уйдут, крикни погромче — назад прибегут. Да и коня отпусти, пусть попасется. — Если что случится, зови меня. За той сопкой моя отара,— сердито сказал старик и пошел обратно. — Ата,— остановила его Рым,— я вас хорошо знаю в лицо, вы из нашей бригады... — Ш абданом зовут меня,— буркнул старик . на ходу. Рым долго смотрела ему вслед. Потом расседлала коня, щепоткой травы насухо вытерла его спину и от­ пустила. Поднявшись на вершину бархана, осмотрела рассыпавшуюся отару и устало опустилась на землю. Теперь она не боялась растерять овец, знала, что пес­ ки не безлюдны, что за каждым холмом может ока­ заться добрый человек, который в трудную минуту придет на помощь. Она легла на пиджак и так же, как когда-то в детстве, начала смотреть в голубое ' бездонное небо пустыни. Незаметно она уснула и не слышала, как к ней почти вплотную подъехал джигит. Остановив ко­ ня, он удивленно уставился на незнакомую девушку. Конь джигита шершавыми губами дотронулся до Рым. Она испуганно вскочила и торопливо застегнула ворот платья. — Что тебе здесь нужно? - — Я... ничего. Только вот ягненок родился. И я, в общем, хотел попросить вас помочь, — растерянно ска­ зал джигит. — Помочь? — Д а . Посмотрите, пожалуйста, чтобы моя отара не смешалась с вашей. А я быстро отвезу ягненка на ферму. М еня зовут Фазылом... Ш абдан и Фазыл научили ее ориентироваться по барханам, находить хорошие выпасы. — Ты должна полюбить свой край так, как твой 12

дед Ихлас,— говорил иногда Шабдан и' начинал вспо­ минать свою тяжелую молодость. — Твой дед был счастливым человеком, которого аллах щедро одарил талантом. Только он мог расска­ зывать в кюях о жизни Муюн-Кумов, он мог на сво­ ем кобызе воспроизводить ночные звуки пустыни, вой волков, лай ш акала. Его кобыз мог рассказать о сви­ репых песчаных ураганах и о смерти человека в пус­ тыне. Он был кобызистом-волшебником не только на­ шего края, но и всей казахской земли. И потому о нем по сей день помнит Семиречье, весь Туркестан, Кок- четау и Тургай... Твой дед Ихлас был самым извест­ ным, самым мудрым человеком нашего края,— рас­ сказывал Шабдан.— И ты, дочка, долж на помнить об этом. От Шабдана Рым впервые услышала и о Мада- маре. I Они вдвоем со старым чабаном пробирались че­ рез пески на д ж ай л яу Сары-Арки. Лошадь, на которой сидела Рым, устало шагала вслед за облезлой инген1. Удобно расположившись между горбами, Ш абдан не то думал, не то дремал, равномерно покачиваясь в такт шагам инген. Кругом стояла тишина, солнце пекло над головой, Рым хотелось пить, но она не решалась нарушить по­ кой старшего и высказать свою нетерпеливость. Так молча они добрались до укрытого в неболь­ шой долине колодца. — Ну вот, дочка, добрались до воды, — старик на­ тянул поводья, нехотя подвернув под себя ноги, вер­ блюдица улеглась. Ш абдан слез и, не обращ ая вни­ мания на удивленную Рым, начал рыть песок. В не­ скольких шагах от колодца, из-под огромного, нивесть откуда занесенного сюда камня, он вытащил почти новенькое брезентовое ведерко с длинным арканом из конского волоса. — Если можешь, то не пей, дочка, ополосни лишь горло. А если очень хочется, то сделай лишь два-три глотка. В пустыне нельзя пить много воды. Все равно 1— верблюдица.

не утолишь жажду, нужно привыкать,— сказал он, когда ведерко было наполнено водой. Но Рым не удер­ жалась и начала с жадностью глотать холодную и, как показалось тогда, чудесную, очень вкусную воду. — Вечной удачи М ад ам ару, вечного счастья ему!— произнес старый чабан, снова усаживаясь, на инген. — А та, кто такой М адамар, которому вы пожелали счастья? Старик повернулся к ней. Угловатое, морщинистое лицо его было суровым, густые брови плотно закры­ вали глаза. — Молодые люди должны знать историю и тайны своей степи! Мадамара должен благодарить каждый, кто утоляет жажду из колодцев Муюн-Кумов и Кзыл- Кумов,— произнес Шабдан, нервно теребя пальцами свою маленькую редкую бородку. Отвернувшись, он впервые за всю дорогу больно хлестнул инген плетью. Верблюдица побежала, широко, забрасывая ноги впе­ ред. Смешно подпрыгивали концы треуха на голове старика. Наполненный мукой и солью коржун бил животное по бокам. Рым поняла, что старый чабан огорчен ее неосве­ домленностью, поняла, что теперь ей трудно будет вновь начать разговор... К вечеру того дня они добрались до стоянки отар, их встретил Фазыл. Чудесные пастбища Сары-Арки в это время года были пленительны. Казалось, что вся щедрость земли проявилась именно здесь. На бескрайней равнине ко­ лыхалась густая трава, всюду ярко пестрели цветы, и, когда дул ветерок,, равнина заполнялась зелеными вол­ нами, и у Рым появилась мысль, что это дышит зем ­ л я — дыхание земли волнует травы и цветы. Она лю ­ била, раскинув руки, лежать в объятиях трав, цветов и лежала долго-долгО, до тех пор, пока обеспокоенный Фазыл не начинал искать ее. У крываясь в траве, они рассказывали друг другу обо всем, что знали. Однаж­ ды Рым вспомнила об обиде старого Шабдана и заста­ вила Фазыла рассказать ей все, что он знает о зага­ дочном М адамаре.

— О М адамаре знают все чабаны Муюн-Кумов,— начал Фазыл, — собственно М адамар — это не настоя­ щее имя: того, о ком я говорю. М адамаром звали его деда — знаменитого колодцекопатсля. Мадамаром зва­ ли и его отца, -не менее искусного строителя колодцев. Колодцекопателем стал и тот, о котором мы говорим. С детских лет бродил он по пескам за отцом и учился по одиноким чахлым кустикам караганника, чия или таволги узнавать течение подземных вод. Го­ ворят, что три четверти всех колодцев Муюн-Кумов построены М адамарами. А нашему М адамару сейчас восьмой десяток идет, он живет в нашем же, Сары- суйском, районе. Только вот настоящего имени его я не знаю. Все зовут его по имени деда. Это имя стало уже символом благородства. И потому каждый, кто утолит жажду в пустыне, должен сказать...— и Фазыл повто­ рил слова Ш абдана. — Один Только Мадамар знает все тайны пусты­ ни,— продолжал Фазыл. — Он может точно сказать причины понижения вод в колодцах, появления обиль­ ных зарослей верблюжьей колючки или сасыра в ту или иную весну. Он большой друг нашего деда Ш абдана. Чабаны говорят, что их дружба началась давно, еще в трид­ цатые годы. Тогда их впервые свел один случай, про­ изошедший в низовьях Чу. В то время здесь рожда­ лись первые колхозы. Несколько тракторов и подвод с плугами и борона­ ми для этих колхозов не могли переправиться через Чу, хотя воды в ней и тогда было не очень много. Ме­ шал песок, в нем тонули колеса. Нужно было строить крепкий мост. Но где найти лес, камни, гвозди? Ведь тогда у нас их не было совсем. - И тогда два здоровенных, крепких джигита, взяв самых сильных верблюдов, направились в верховья Чу. К исходу следующего дня они привезли толстые, прочные камышовые полотна. Руки джигитов были изрезаны в кровь. Несмотря на это, они крепко увя­ зали полотна между собой и перебросили эту своеоб­ разную дорожку через речку. То были Мадамар и Шабдан. 15

Обоз уже не вяз в песках, он перебрался на другой берег по камышовому настилу. М адамар, как и наш дедушка Шабдан, нелюдим и немногословен. Всю жизнь он, как и твой дед Ихлас, как и наш Ш абдан, безвозмездно совершает свои доб­ рые дела для людей. У них есть одна мечта, перешед­ шая им в наследство от дедов,— они мечтают о том дне, когда подземное море М уюн-Кумов будет под­ властно человеку пустыни. — Подземное море? — Рым впервые услышала об — Д а , здесь есть подземные моря, они лежат под нашими песками. Мадамар верит в это, значит, это правда, — говорил Фазыл.— Я хочу быть похожим на Мадамара и Ш абдан-ата, поэтому стал чабаном, окон­ чив школу. Я хочу, как они, соверш ать добрые дела для людей, беречь стада, находить воду. Ведь Мада­ мар, как и много лет назад, зимой собирает пучки низкорослой, жесткой и упругой коян-шоп (заячья трава), осенью вытягивает из песка длинные, тонкие, но не рвущиеся корни джузгена. А летом, навьючив все собранное на верблюда и захватив свою малень­ кую лопату, днем и ночью одиноко бродит между бар­ ханами в поисках близко залегающих вод. Он роет колодец, укрепляя песок сантиметр за сан­ тиметром корнями джузгена, переплетенными впере­ межку с коян-шоп. Корни врастаю тся в песок, и коло­ дец М адамара никогда не осыпается. Все чабаны, все странники, переходившие когда-либо наши пески, зна­ ют об этом... После этого рассказа Рым по-иному начала смо­ треть на окружающих ее людей. Понемногу перед ней раскрылся их большой духов­ ный мир. Она полюбила их за честность, скромность, за чистоту души. Больше всех она полюбила карегла­ зого, общительного и смелого Ф азы ла и вышла за него замуж. Вместе с Фазылом и Ш абданом Ры м пасла колхоз­ ные стада на бескрайних равнинах Сары-Арки и в песках Муюна. У нее родилась дочь, маленькая, черноглазая. Ста-

рик любил ее не меньше, чем Рым и Фазыл. И нынче, когда маленькую Сауле устраивали в музыкальную школу в городе Джамбуле, прощаясь с матерью, она пролепетала: — Мам, а придет ко мне Ш абдан-ата? Рым не смогла ответить на этот вопрос, она не смогла сказать дочери, что больше нет Шабдаи-ата. Бережно держа в руках маленький, завернутый в пла­ ток растрескавшийся кобыз своего знаменитого де­ да'—композитора Ихласа, Рым вернулась в родной аул. Қобыз она возила в город, чтобы показать там инструмент, на котором играл ее дед и на котором училась играть ее. дочь. Но оставить в городе эту свя­ щенную семейную реликвию не решилась. Все равно С ауле он больше не нужен, она будет играть не на кобызе, а на настоящей скрипке. И воз­ можно, она станет таким же музыкантом, как и ее прадед. Кто знает... Шабдан-ата верил, что Сауле бу­ дет такой... Забыв о лю дях, идущих за ней, о стаде, Рым все еще думала о старом Шабдане, о последнем дне его жизни. Тогда вот так же, как и сегодня, долго скитались в поисках воды. Ш абдан нашел развалины древних строений. По травам , по зарослям саксаула он опре­ делил, что здесь когда-то обрабатывали землю. Зна­ чит, здесь была большая вода! Вскоре старик набрел на древний, засыпанный песком колодец. Шабдан и Рым начали откапывать его. Медленно ш ла работа. От усталости опускались руки, подкашивались ноги. На­ конец потекла первая прохладная струйка! Шабдан долго пил, а потом опустился на землю. Лицо побледнело, холодный пот выступил на лбу. Слишком много сил отняла пустыня. Больше ему не Довелось встать на ноги. Овцы были спасены. Новый колодец назвали име­ нем Шабдана. А самого Шабдана чабаны положили на белую кошму и на руках донесли д о зимовья. Че­ рез месяц он скончался... — Вот д Ш абдан-кудук, дочка! — Рым вывел из задумчивости голос старика, идущего сзади. 17

Занималась утренняя заря. Подул свежий ветерок. Чабаны собрались возле холма, на вершине которого виднелась одинокая могила. — Пусть земля под ним будет мягкой, как пух. Хо роший был человек Шабдан.— промолвил кто-то. Рым ладонью убр ал а одинокую слезу, побежавшую по щеке... 1 Вскоре добрались до колодца. Овцы, утолив ж аж ­ ду, рассыпались по равнине. П рям о на траве, крепким сном уснули чабаны. На высоком холме, сорвав с го­ ловы платок и подставив горячее лицо утреннему ве­ терку, сидела одна Рым... Она д ум ала о Фазыле. «Где он? Добрался ли до аула или заблудился в песках? А может быть, где-то бредет по пескам, обезумев от жажды?.* Рым медленно подошла к колодцу, опустилась на колени. В воде отразилось ее огрубевшее от ветра, солнца и ж ары лицо, засветились глаза, наполненные слезами. Всматриваясь в зеркальную поверхность воды, она увидела над своей головой голубое бездон­ ное небо, перечерченное тонкой белой линией. «Навер­ ное, опять новый самолет пролетел, говорят, что его называют «Ту», а, может быть, это спутник...— поду­ мала Рым. — Вот если бы сейчас так же быстро до­ лететь до Ф азыла и узнать, что с ним». Подняв голову, Рым увидела, как край неба заво­ локся черной пеленой. Надвигалась песчаная буря. Ока шла откуда-то из глубины Муюн-Кумов медлен­ но, грозно, мрачной тенью укрывая барханы. Рым закричала. Вскочив с мест, чабаны торопливо погнали овец к зарослям черного саксаула. Что же будет, если буря застанет Фазыла в пес­ ках?.. Тревожные мысли рождались одна за другой, серд­ це сжималось от страха. Немного успокаивало лишь то, что всех овец удалось укрыть в густых зарослях саксаула. Н о через некоторое время силы начали по­ кидать старого чабана, и Рым находилась все время возле него, а остальные, борясь с ветром, ходили во­

круг стада, боясь, что животные начнут разбегаться в стороны. Буря продолжалась несколько часов и внезапно утихла. Вконец обессилевшие люди леж али на песке. Уже , были съедены последние крошки творога. Не было соли, чтобы ценою одной овцы восстановить силы людям. Рым леж ала, устремившись взглядом в небо. Она думала о дочери С ауле и о Фазыле. О т тяжелых дум, усталости у нее начинала болеть голова. Рядом с ней спал старый больной чабан. Овцы были спасены, и теперь лю ди безропотно ждали дальнейших событий. Животные разбрелись по урочищу и ж адно щипали каждую травинку. Рым закры ла гл аза. Всем существом своим она по­ чувствовала, что вслед за уходящим солнцем надви­ нется что-то страшное, неуловимое, что люди теперь не смогут встать и собрать стадо, охранять его ночью. От голода, дум сильнее и сильнее болела голова, зве­ нело в ушах. Ры м начала забываться, свинцово-тяже­ лый сон постепенно сковывал ее. Ей почудилось, что где-то слышен шум мотора. «Это во сне. Я, наверное, сплю»,— подумала она и с трудом раскрыла глаза. К ним приближался вертолет. Овцы, испугавшись этой волшебной птицы, снова бросились к зарослям саксаула. Никто не кричал от радости, никто не сме­ ялся. Чабаны д аж е не встали с мест, они сидели и спокойно наблюдали за кружившим н ад ними верто­ летом. Они не двинулись с места и тогда, когда вер­ толет сел недалеко от них, когда из его кабины вышел человек лет сорока, в больших очках, в комбинезоне, сверх которого была надета кож аная тужурка. И только, когда из кабины показался Ф азы л, у всех вы­ рвался крик радости. И, видимо, это было не столько радостью за себя, сколько за Фазыла, о котором дума­ ли эти молчаливые люди. Прибыл и врач. Фазыл рассказал о том, как встретился в песках с Мадамаром, как М адамар на своем быстроногом од­ ногорбом верблюде довез его до л агеря разведыва­ 19

тельной экспедиции и как ученые сразу же отправили свой вертолет, погрузили свои продукты для переда­ чи чабанам. Врач осмотрел всех и сказал, что лучшее лекарство для них — еда, сон и отдых хотя бы дня на два. — Нужно срочно привезти сю да см^ну, а их от­ править на отдых в наш лагерь,— ск азал врач и вместе с Фазылом остался в урочище Ш абдана. А Рым со старым чабаном сели в вертолет. Летчик доставил их на место стоянки экспедиции и полетел в ближайший аул, чтобы привезти людей на смену чабанам в Шабдан-кудук. В лагере Ры м встретилась с М адамаром. Это был высокий плечистый старик богатырского телосложе­ ния, с кругленькой и серой от солнечных ожогов бо­ родкой и черным, потрескавшимся от ветра, скулас­ тым морщинистым лицом. Но гл аза у него, как пока­ залось Рым, были удивительно ясны, в них была строгость, спокойно мерцал огонек. — Мне о вас рассказывал Ш абдан-ата,— сказала ему Рым. — Ш абдан? — Мадамар, повернув голову, задум­ чиво и тоскливо, словно вспоминая что-то очень доро­ гое, родное, посмотрел на Рым. Затем он снова уста­ вился на рабочих, с волнением наблюдавших за тем, как проходит бурение. — Сейчас! Сейчас будет вода! — захлебываясь от восторга, вдруг закричал молодой геолог. И не успел он кончить еще одну фразу, как в последних лучах заходящего солнца сверкнул огромный фонтан, выр­ вавшийся из-под земли. Вода полилась на всех, рабочие, крича и визжа от радости, отбеж али в сторону. А старый Мадамар не двинулся с места. Он стоял, как изваяние, и струи хо­ лодной прозрачной воды текли по его седым волосам, по выгоревшей бороде, по морщинистому лицу, по одежде. Г л аза его были закрыты, и никто не увидел слез, текущих вместе с водой. — Ш абдан, ты сказала Ш абдан, дочка? — он вновь повернулся к Рым. — Хороший был человек. А это его мечта. — Мадамар указал на фонтан. — Он

не дожил. А таких великих родников теперь будет много у нас в Муюне... Мадамар подошел к своему нару1, лежащему возле палатки, отвязал от седла свою маленькую лопату и отдал ее молодому казаху геологу. — Теперь М адамар потерял свою силу, спасибо те­ бе, сынок,— сказал он и, попрощавшись, сел на своего одногорбого верблюда. — Последний Мадамар покидает пустыню,— за ­ смеялся кто-то. Молодой геолог строго взглянул на не­ го. Человек умолк. — Это он заставил меня полюбить пустыню. Мы с ним из одного аула,— сказал юноша очень тихо.— Это последний колодцекопатель нашей пустыни, его знает весь наш край. Не я, а он нашел здесь воду. Ярким пламенем догорало вечернее зарево, высо­ ко в небо поднимался могучий фонтан, а Мадамар уходил за барханы. И, возможно, одна Рым догады­ валась о том, что он не возвращается в аул, а едет в урочище к чабанам, чтобы взять отару своего друга Шабдана. Н ар — одногорбый верблюд.

Г ЮНОСТЬ КУРМАНГАЗЫ олнце поднялось высоко-высоко. Под его па­ лящ ими лучами все зам ерло. Тихо в степи. Сбившись в кучу, овцы попрятали свои головы под брюхо друг другу, и стадо превратилось в огромный живой остров. Далеко простирается равнина. Н а самом краю ее, как мираж, виден аул. Среди юрт выделяется одна вы­ сокая, большая, белая — это юрта б ая Дулата. На другом краю равнины виден табун лошадей. А вдали, на юге,— одинокий высокий холм. Н а его вершине — казахское кладбище, похожее на древний полуразру­ шенный замок. Возле стада два пастуха. Скинув с себя старый рваный чапан, отбросив свою белую палку в сторону, сидит старик. Н а черном лице его выделяется белиз­ ной редкая длинная борода, голова крепко обтянута засаленным платком. Рядом — юноша со скуластым лицом. Грязные лохмотья еле прикрывают его грудь. Возле юноши леж и т грубая самодельная домбра. Пастухи сидят прямо на солнцепеке и издали по­ хожи на изваяния. Солнце жжет, но они не шелох­ нутся— признак того, что люди эти уж е давно, с са­ мого начала своей жизни, привыкли к солнцу и ветру и стали частью этой голой растрескавшейся от зноя и холода земли. Старик задумчив, тихим и глухим напевом он рас­ сказывает юноше какую-то древнюю окаэку про Мысыр1. Казахи с давних времен по каким-то не известным никому причинам любят священную реку Нил и вол­ шебные города Мысыра. О Ниле, Мысыре сложено много прекрасных сказок и легенд. — М ысыр— любимая страна ал л аха,— вздыхает старик, заканчивая свой рассказ. Юноша молчит, он полулежит, подложив под ло­ коть малахай, и задумчиво смотрит вдаль. ' Мысыр —Египет. 22

— Нельзя так бросать домбру, солнце сожжет ее, и она потеряет голос,— говорит старик и, подняв лежа­ щую в стороне домбру, прячет под чапан. — Не пойму, Купмаш,— продолжает он,— откуда у тебя такая сила? Домбра, попав к тебе в руки, на­ чинает говорить и плакать, как человек. Говорят, что так могут играть только бахсы*. А у тебя отец такой же, как и я. Его только овцы слушаются. — А мать?— спрашивает юноша. — Алка?— улыбка на миг освещает лицо стари­ ка.— Но у ней другая сила — сила рук. Помню, как однажды она улож ила на обе лопатки здоровенного балуана21из соседнего аула. И тот джигит потом уехал в другие края: стыдно ему стало перед людьми. Твоя мать тогда была девушкой. А нынче весной? Как она уложила Кадыр-балуана!— старик вновь улыбается. Такие женщины рождаются редко, д а и то только в нашей степи. — Но песни, ее песни! Она же поет и любит песни. Я люблю слушать ее,— говорит юноша. — Да, она умеет...— тихо отвечает старик. — Ата, почему наши песни тоскливы и жалобны? — Не знаю, Курмаш. Наверное, так пели всегда. — Ата, а почему у тебя нет овец? — Их не было и у моего отца. Это трудно объяс­ нить. Может, сам поймешь, когда подрастешь. Ты еще мало прожил...— Старик достает из-под чапана ма­ ленькую торбу и, развязав ее, высыпает на чапан горсть сухого ж елтого творога. — Покушай, Курмаш. Юноша берет комочек творога и мнет на ладони. Глаза его устремлены на одинокий холм. — Ата, почему бедняки живут в дырявых юртах и в буран и в зной, а когда кто-либо умирает, то ему строят каменный мавзолей около воды? Разве мертвый может пить, и ем у нужно прочное жилище? — Не говори так, сын мой. Д а простит аллах твои грехи,— ворчит старик. — Но я хочу знать, ата. Вот вы возвели стены над 1 Б а х с ы — шамав. 2 Б а л у а в — силач. 23

могилой сына, заколов последнюю овцу. Зачем нужен мертвому каменный дом? — Не говори о моем сыне, Курмаш. Если бы я имел силу, то построил бы над могилой сына мавзо­ лей из белых камней.—На старых, давно высушенных ветром глазах появляется скупая слеза. Костлявыми, мозолистыми руками старик утирает ее.— Слушай, сы­ нок. Я отвечу тебе.— Старик поднимает голову.— Бед­ ный казах, что перекати-поле. Он кочует по степи. Нет у него ни земли, ни хлеба, ни скота. Всю жизнь он стережет чужой скот. Его жжет солнце, хлещет ветер, бай надевает на него ярмо, как на раба. Иногда он уходит от б ая и укрывается в степи. Но голод застав­ ляет его вернуться назад. Так, в муках, проходит жизнь бедняка. Когда он жив, его никто не считает за человека, а когда он ум­ рет — о нем плачут, как о человеке. Лишь смерть при­ носит ему спокойствие и отдых. И когда умирает сын, отец хоронит его возле светлого журчащего ручья, огораживает могилу крепкой стеной, строит мавзолей. Усталый странник приходит к воде и укрывается от непогоды в мавзолее, он узнает о том, что здесь по­ хоронен человек, и благодарит его за отдых, за воду, поминает добрым словом... А баи строят мавзолеи, чтобы показать свое богатство... Они любимцы аллаха и хана. Так записано в священном коране. — Значит, аллах любит жестоких? — Не говори так, сын мой. — Но ведь ваш сын умер от побоев бая Дула- та, ата! — Видно, судьба наша такова.— Печать горестно­ го раздумья лежит на лице старика. Он тяжело взды­ хает. Еле заметный ветерок пробежал по траве. Не­ сколько овец, отделившись от стада, разбрелись по сторонам. Старик вытащил домбру из-под чапана. — Поиграй, Курмаш. Рассей мое горе. Юноша молча натянул и настроил струны. Затем его пальцы медленно пошли по ладам , но пока он не играл, а как бы прислушивался к какому-то внутрен­ нему голосу. 24

Тихо запела струна, другая. Затем снова тишина. И вот с глухим надрывом запела домбра, звук ее крепнет. Песня полилась ровнее, звонче и протяжнее. Домбра как бы повторяла то, что бы ло рассказано стариком. Но говорила она об этом по-иному, как бы протестуя. Старый Ж акы п никогда не слыш ал этой мелодии. Он с недоумением смотрел на юношу. Л иц о Курмаша обращено в степь. Он бледен, глаза обрели внутренний блеск и смотрят куда-то вдаль, но стари к знает, что Курмаш сейчас ничего не видит, он и слуш ает только голос своего сердца. Плачет и стонет домбра, и сквозь плач доносятся странные звуки. Они звучат укором, обидой за судьбу человека. Эти звуки усиливаются и заглуш аю т стоны, они крепнут. К урм аш делает взмах рукой — и неожи­ данно доносятся мощные раскаты. Дрогнуло и сж а­ лось сердце старика^-Песня целиком овладела им. Он не мог оторвать взгляда от рук К урмаш а. «Не джин1 ли овладел Курмашем,— подумал ста­ рец.— Нет. Это он, Курмаш, сам создал этот кюй». Песня растет и стремительно несется ввысь. К а­ пельки пота к ат ятс я по лицу юноши; его глаза уже светятся блеском радости. Все выше и выше летит пес­ ня. Старик не в си л ах слушать сидя, встает и стоит, опершись на белую палку, ветерок треплет его бороду. Кажется, что эти звуки овладели всем миром и вот уже рыдает вся степь... Неожиданно песня обрыва­ ется. 1 — Играй дальш е, продолжай, сынок!— кричит Жакып. Голос его дрожит, он весь в ожидании. Но Курмаш бледен, он тяжело дышит. Домбра вы валилась из ослабевших рук. — Я не знаю , каков должен быть конец этой ме­ лодии! Я не могу ее закончить!— ры дает Курмаш, па­ дая на домбру. В ушах старика все еще звучит д ом бра. Он стоит, выпрямившись, н ад плачущим юношей и смотрит на его лохмотья, на огрубевшие, израненные босые ноги.

— Ты еще молод. У тебя все впереди, крепись... Со стороны аула появляется всадник. — В ставай, сынок! Сын Д ул ата скачет сюда. О в­ цы ушли далеко. Не миновать беды.— Старик тормо­ шит юношу, но тот не поднимается. Лоснящийся от жира, одетый в бархат сын бая осадил коня. — Овны разбрелись, а вы сидите, негодные! — ре­ вет он.— Ого, домбрист плачет, жалуется, что ему м а­ ло овец дали пасти. Вставай, раб мой! Курмаш встает... Бессильная злоба овладела им. Но бороться с сынком бая он не в силах... Удар камчи ожег спину юного домбриста. Всадник ускакал... ...Солнце опустилось ниже, ж ар а спала. Где-то вы­ соко в небе запел жаворонок. Птичка то поднималась ввысь, то снова падала вниз, и пела, пела тонко, не­ удержимо быстро, весело, как будто она рассказыва­ ла чудесную сказку. Вдруг появился коршун, жаворо­ нок умолк и исчез. Старик не тревожил юношу, он старался сам уп­ равлять стадом. Сгорбившись и размахивая палкой, он шел то в одну, то в другую сторону, подгонял, по­ крикивая, овец. Закат был чудесен. Солнце приблизилось к земле и запылало большим красным пламенем. От этого пла­ мени летели в степь тысячи тонких золотых стрел- лучей, которые скользили по листьям трав, упругим стебелькам ковыля, ярким лепесткам цветов и уходи­ ли глубоко в землю. Курмашу казалось, что лучи звенят, поют и по степи несутся сладостные звуки ти­ хой волнующей песни. Он снял с плеча домбру и по­ трогал струны, чтобы присоединиться к этой музыке, но в это время к его ногам уп ала тень от далекого холма, и вместо песни он услышал блеянье овец. Солнце догорало, его дрожащее пламя уходило за холм. Наступал вечер. — Пора домой, Курмаш!— крикнул старик. Стадо двинулось к аулу. В маленькой грязной юрте, на коровьей шкуре, разостланной прямо на земле, скорчившись, лежал

отец. Его голову поддерживала мать, сидевшая ря­ дом. Она еще не утратила своей красоты, лишь ма­ ленькая прядь седых волос, выпавшая из-под кимеше- ка1свисала над красивыми, большими, чуть суровыми глазами и как бы говорила о муках, пережитых ею. — Сыиок, в котле есть немного кара-коже2, по­ кушай. Курмаш развел костер и подогрел ужин. Когда он поел, отец обратился к нему слабым го­ лосом: — Подойди ко мне, сынок. Лишь а л л а х знает, до­ живу ли я до новолуния,— с прерывистым дыханием сказал отец, когда Курмаш сел рядом.— Ты уже стал джигитом, иши свое счастье. Пусть судьба будет ми­ лостивой к тебе. Сегодня ты поссорился с сыном бая и усилил мою боль. Ты не покорен судьбе и потому оставь нас. Иши свое счастье, как Асан-кайгы искал обетованную землю . Пусть удача сопутствует тебе.— Отец отдышался и прибавил: — Мать т ож е благосло­ вит тебя... Курмаш посмотрел на мать. На ее лице не было ни кровинки. Тихий, еле заметный кивок головы говорил о том, что она согласна с отцом. — Сынок, нагнись. Я хочу обнять тебя. Курмаш нагнулся. Тяжелая слезинка сы на упала на лицо отца. Отец нахмурился. — Ты джигит, сын мой. Помни это. Слезы — жен­ ское дело. А теперь возьми домбру и сыграй. Юрта наполнилась протяжными, волнующими зву­ ками мелодии. М ягкие, нежные голоса струн рождали спокойствие, мечту и к ак бы освещали юрту. Домбра пела, подобно соловью* и рассказывала о чарующей не­ поддельной красоте природы... Курмашу не хотелось играть. Но нужно было ус­ покоить отца, облегчить его страдания. Отец, убаюканный песней, закрыл гл аза, на его лице светилась улы бка. Мать с любовью поглядывала на них. Курмаш играл. Иногда прорывались звуки ' К и м е ш е н — женский головной убор. К а р а -к о ж е — суп из толокна. 27

бунтующей песни, которая просилась наружу, но юно ша, стиснув зубы, отгонял ее прочь... Отец уснул. Курмаш перестал играть и вышел из юрты. Звездный шатер навис н ад аулом. В обманчивом лунном сиянии выделялась юрта бая. Был виден и белый конь, тот самый, на котором ездил сын Дула- та. Он стоял под навесом возле юрты. Где-то завор­ чала собака, чуть слышно заблеял ягненок. Немного постояв, Курмаш вошел в соседнюю юрту, где жил его сверстник Сарман. М ать и отец Сармана уходили в ночное пасти верблюдов, и Курмаш часто проводил ночи у друга. — С арман, ты спишь?— спросил Курмаш, отки­ дывая полог. — Нет. Курмаш пошарил по земле, нашел палку и разво­ рошил потухающий костер. Загорелись остатки ки­ зяка, слабо осветив юрту, в углу которой, опершись на седло, леж ал Сарман. — Какие новости, Сарман? — Сегодня гонял табун н а Кок-жайпак и там встретился с табунщиком соседнего аула. Он, оказы­ вается, уже слышал о твоей игре на домбре. — А еще какие у него новости? — Он рассказал мне, что в степи появился смелый акын, который тайком ездит по аулам и поет песни против злого хана. — Какие ж е это песни? — заинтересовался Кур- — Я запомнил лишь начало одной из них: Пока но оседлаешь боевого коня. Пока не возьмешь в руки острую пику... — Д а узнал ли ты, как зовут этого акына? — Его зовут Махамбет. М ахамбет, сын Утемиса... Молодой домбрист вышел на свежий воздух. Ког­ да он открыл полог своей юрты, отец и мать спали. Он бесшумно взял домбру. «Пока не возьмешь в руки острую пику...»,— шеп­ тал он, широко шагая между юрт.

Незаметно для себя Курмаш подошел к юрте бая и только здесь, опомнившись, остановился, огляделся вокруг и снова увидел белого скакуна, стоящего под навесом. Он прислушался. Волнующая мысль овладела Кур- машем. «Акын М ахамбет тайком переезж ает из аула в аул и поет свои стихи. Он скрывается в степи,— как будто говорил кто-то невидимый.— Ты тож е можешь быть свободен, как сокол». Белый конь поднял голову, и его шершавые губы пощекотали плечо юноши. Курмаш отложил в сторо­ ну домбру и, отвязав поводья, вывел коня из-под на­ веса. Потом взял домбру и вскочил на коня. Тот завер­ телся на месте. К урмаш натянул поводья и посмотрел в ту сторону, где оставались мать и отец. Д ва чувства боролись в нем; ем у хотелось лететь в степь широкую, просторную, заманчивую , хотелось свободы, и в то же время тянуло н аза д в юрту, где остались одино­ кая, поседевшая от горя и нищеты мать и больной отец. Послышался тихий кашель. К урмаш вздрогнул, сильнее натянул поводья. Со стороны овечьего загона отделился человек и пошел к нему. — Это я, К урм аш ,— донесся голос старого Жакы- па.— Юноша обрадовался, он вспомнил, что Жакып днем пасет, а ночью стережет овец. Р аб отая днем и ночью, старик н адеялся к осени получить з а труды яг­ ненка. — Пусть удача сопутствует тебе,— промолвил Ж а­ кып, как бы поняв мысли Курмаша.— Торопись, мо­ жет проснуться бай. — Тысячу благодарностей тебе, ат а,— радостно выдохнул юноша и направил коня в степь. Старик отошел к загону и, стоя у ворот, смотрел на исчезавшего в темноте всадника. Вскоре топот ко­ ня утих. Юный К урмангазы мчался на восток. Ветер бил в лицо и рвал его лохмотья, но он не чувствовал хо­ лода, не слышал стука копыт скачущ его коня. Ему чудилось, что у него выросли крылья и он летит сей­ час над степью, навстречу звездам, под звуки гордой 29

мелодии. Это была та самая песня, которую он играл тогда, в полдень, возле стада. Но теперь она звучала увереннее, решительнее и неслась вперед, разрывая темноту, неслась туда, где всходит солнце. Она не обо­ рвалась, Курмаш знал, о чем играть дальше. Песня говорила не только о страданиях, горе народа — в ней звучал призыв, боевой клич, который был похож на раскаты грома. Через полсотни верст загнанный конь рухнул на землю и вытянул ноги. Случилось это возле аула, где жил богатый старшина Акбай. Курмаш пробрался в его конюшню и сел на лучшего скакуна старшины. Но и этот конь устал, а мысли Курмаша давно по­ кинули пределы грез и мечтаний. От бессонницы л скачки он чувствовал себя разбитым. Полуголое те­ ло дрожало от предутреннего холода. Он не знал, куда едет. Он будет искать акына Ма- хамбета, но где найдет его? Р азв е можно узнать д о­ рогу акына, который тайком ходит по аулам и при­ зывает народ «оседлать боевого коня?» Разве песни могут навести на след? Ведь они летят над степью, и их нельзя остановить, нельзя узнать, где они родились и куда пойдут, они могут обойти всю Букеевскую ор­ ду, пролететь над всей землей. Куда ехать? Грустно становилось от этих мыслей. Холод и голод заставили Курмаша еще раз вспомнить о родной юрте. Он знал, что Д у л а т уже ищет своего коня... Дулат пойдет к матери и будет кричать, грозить, требуя, чтобы она сказала, куда девался ее сын. Что- то будет там... Юноша знал, как свиреп и ж аден бай, но все же он не мог представить себе того, что творилось в это время в родном ауле. ...Двадцать джигитов — слуг б ая — окружили юр­ ту Сагырбая. Д улат с сыном и двумя джигитами на­ ходился в юрте. — Где твой сын, паршивая собака?— кричал Д у­ лат, стоя над больным Сагырбаем. Джигиты бросились на Сагырбая. 30

Мать Курмаша, д о сих пор молча сидевшая в уг­ лу, встала. — Опомнитесь! Он же болен. Д айте ему спокойно умереть! Один из дж игитов уже размахнулся. М ать схвати­ ла его за руку и ударом в грудь отшвырнула в сто­ рону. — Эй, сюда! Помогите! Уберите эту колдунью!— заорал бай. Он зн ал , какой силой об лад ает эта жен­ щина. Четверо дж игитов навалились на нее, скрутили ру­ ки и поволокли. — Лю-ю-дй-и! Помогите! Д а есть ли аллах на не­ бе?! И есть ли гл аза у этого аллаха? Почему не видит он?!— стонала мать. — Успокойся, дочка,— донесся голос старого Жа- кыпа из толпы.— Ты была единственным мужчиной в нашем маленьком ауле. Не теряй своей гордости, не склоняй головы. Алка перестала кричать. Ее лицо изменилось, гнев уступил место душевной боли. Открылся полог юрты, джигиты тянули по земле полуживого С агы рб ая. Алка вскрикнула. — У-у-бью-ют,— зарыдала она по-детски жалобно. — Эй, слуги, возьмите с собой людей и найдите мне этого щенка. Верните моего коня!— приказал бай. ...Над степью побежали лучи восходящего солнца. Курмаш не знал о событиях, происшедших в это утро в его родном ауле. Его мысли путались, болела голо­ ва, знобило. И ногда он терял сознание или впадал в забытье и дремал. Когда лошадь поднялась на одну из сопок, вдали показался дымок. Конь радостно зар ж ал . Всадник на­ правился в сторону жилья. Из юрты вы ш ла стройная девушка с длинными ко­ сами, в тюбетейке, в стареньком, но чистом и хорошо сидящем на ней камзоле. Лицо ее было ясное, откры­ тое, а широкие лучистые глаза, окаймленные густыми ресницами, были похожи на глаза пушистого верблю­ жонка. Она была одной из тех степных красавиц, из- за которых .часто соперничают джигиты. 31

Курмаш изумленно смотрел на девушку. Казалось, что это сон или мираж, но боль в голове и пояснице, сухость во рту, дрожь в теле говорили ему, что он бодрствует. Девушка обеспокоилась неожиданным появлением столь странного всадника. С о страхом и в то же вре­ мя с нескрываемым любопытством она осматривала юношу. М ежду чистокровным скакуном и столь бед­ ным одеянием его владельца было какое-то несоответ­ ствие, рождавшее тревожные мысли. Воспаленные глаза и больной вид юноши, потный конь с глубокими впадинами на боках — все это бы­ ло признаком того, что странник совершил нелегкий путь. — Пить... сестрица, дайте пить!—еле произнес Кур­ маш, склоняясь к гриве коня. — Что с вами?— вскрикнула девушка и подбежала к нему.— Простите, ага1, в этой юрте сейчас нет муж­ чин, позвольте, я помогу вам. Она поддержала падающего Курмаша, ввела его в юрту и осторожно уложила на коврик. Затем развя­ зала сабу2, стоявшую в углу. Ю рта наполнилась аро­ матным запахом кумыса. Девушка наполнила пиалу и, приподняв голову юноши, поднесла кумыс к его губам. Он утолил жажду и закрыл глаза. Девушке не хотелось нарушать его отдых, она не двигалась. Ее взгляд медленно скользил по широкому, скуластому обветренному лицу юноши. Гость открыл глаза, и их взгляды встретились. Девуш ка смутилась, она осторожно встала и вышла из юрты. Она не могла оставаться наедине с этим странником. Охваченная неожиданным приливом нежных чувств, девушка направилась к лужайке и там , усевшись сре­ ди цветов, запела. Голос у нее был не звонкий, но приятный и нежный. Она пела д о тех пор, пока у юрты не появился ещ е один всадник. Это был ее б рат Зарбай. — Кто приехал?— спросил он, увидев коня. ! А г а — обращение к старшему. С а б а — кожаный мешок,

— Он не ск азал своего имени,— ответила сестра. Брат внимательно осматривал скакуна. — Он приехал без седла? У него есть домбра? — Да, ага,— удивленно ответила девушка. Брат раздумывал. Сегодня на рассвете ему была сообщена новость: нищий юноша домбрист Курманга- зы загнал лучшего скакуна бая Д у л ата, а затем увел коня Акбая и скрылся. Дулат и Акбай приказали пой­ мать юношу. Уже много джигитов рыскали по степи в поисках домбриста, объявленного конокрадом и бунтарем. — Где он сейчас?— спросил брат. — В юрте, спит. Кажется, он болен. Зарбай соскочил с седла и подошел к скакуну, по­ хлопал его по шее. — Славный конь! Молодец домбрист! Сакыш, отве­ ди этого коня в зеленый ров и там зааркань. Когда вернулась Сакыш, Зарбай взял висевшую на стене выцветшую рубашку, приобретенную им у про­ езжего торговца. — Сактай, не отдать ли мне эту рубаху нашему гостю? Смотри, ведь он совсем раздет. Сестра одобрила его решение. В это время послы­ шался топот копыт. Сакыш испуганно посмотрела на брата. Молодой джигит, бросив рубаш ку, вышел из юрты. На взмыленных конях подскакали несколько всад­ ников. — Пусть удачной будет ваша дорога!— приветство­ вал Зарбай путников по казахскому обычаю. — Ищем конокрада,— сказали ем у приезжие. — Не видел ли ты случайно оборванца на скаку­ не?— спросил старш ий из них. — Нет,— спокойно ответил Зарбай. — Скачем дальш е! -Курмаш, С акыш и Зарбай сидели за дастарха- ном. Крепкий сон, вкусный бесбармак и чашка креп­ кого кумыса вернули силы Курмашу. Д а вн о было по­ кончено с едой, но разговор не клеился. Зарбай не знал, чем занять гостя. Сакыш молчала. Д а и о чем говорить? Встреча с этим юношей принесла ей ра- 3 - Винне корни. И

дость. Она с трепетом ловила его взгляды, следила за каждым движением, остро ощ ущ ала близость. А Кур- мангазы был немногословен, он привык выражать свои мысли в мелодиях. К тому ж е его волновало и радо­ вало радушное и щедрое гостеприимство хозяев. Хо­ телось взять домбру и сыграть песню благодарности. Курмаш не знал, что Зарбай много раз слышал о нем. В окрестностях уже ходили слухи о виртуозной игре юного домбриста. Курмаш не выдержал, он потянулся к домбре и 'заиграл. Сакыш заслушалась, она боялась шевель­ нуться. Д омбра пела песню благодарности, потом ти­ хо заговорила о судьбе своего хозяина, о его жизни, о старом больном отце, о доброй и ласковой матери. Домбра пела о степи, о воле, и Сакыш ясно представи­ ла широкую, ровную, утопающую в цветах и зелени степь. По ней шел он, этот гордый и красивый юноша, овладевший ее мыслями, сердцем. Нет, он шел не один — она. Сакыш, была рядом с ним. Его страдания были ее страданиями, его песни — ее песнями... Н о почему Курмаш не взглянет на нее, не сыграет для нее одной? Он смотрит куда-то в сто­ рону, его большие черные глаза не замечают ее, он думает только о чем-то своем. А домбра пела о любви, но о любви к маленькой черномазой девочке в тюбетейке с перышком совы — к Акшолпан, с которой провел Курмаш свое детство, играя возле аула, у которой отбирал бабки. Домбра пела и о том, как байбише Д ул ата заставляла м а­ ленькую Акшолпан собирать кизяк, варить курт, то­ лочь пшеницу, нянчить сынка. Отец увел ее в другой аул: он отказался работать у свирепого бая Дулата. Где ты теперь, моя Акшолпан? Встречу ли я тебя? Коварная домбра! Она не хотела играть для С а­ кыш... Несмотря на уговоры остаться, Курмаш засоби­ рался. Он надел рубаху, подаренную Зарбаем. Сакыш дала ему коржун1, куда были положены творог, курт и лепешки. 1 К о р ж у н — переметная сума.

— Ваш конь спрятан. Сестра проводит вас,— ска­ зал Зарбай,. сед л ая своего скакуна. Он торопился в табун. Девушка соб ралась проводить К урм аш а, но юноша отказался: — Спасибо, я сам найду коня. Вы только укажите, куда идти,— и хотя голос его был полон благодарно­ сти, но слова эти д л я Сакыш прозвучали холодно. Спускаясь в овраг, Курмаш увидел, что конь был мертв, он л еж ал возле ручья, вытянув ноги. По трупу ползала змея. К урмаш вздрогнул и остановился. К северу от Каспийского моря, м еж ду Волгой и Уралом, л еж ат пески Нарын — немые свидетели ис­ тории Западного К азахстана. На протяжении веков Нарын служ ил кладбищем кочевников, умиравш их от голода, нищеты. В его песках скрывались народные мстители, смельчаки, на­ правившие пики против богачей. Они умирали мучи­ тельной смертью в неравной борьбе, окрасив своей кровью не одну горсть песка. Однажды по Нарын-Кумам к У ралу шли кочевни­ ки, надеясь и збавиться от насилия хан а Джангира, султанов. Но царские каратели и войско хана, стояв­ шие у реки, встретили их огнем и мечом. Степняки потерпели пораж ение, и снова Н ары н окрасился .кровью, потемнела вода Урала... С тех пор прош ло десять лет. Все т ак ж е безмолвны пески, они одинаково щедры на ж а р у и скупы на вла­ гу для всякого путника. И какое им дело, что сейчас где-то. здесь скач ут старшина И сатай Тайманов и акын Махамбет Утемисов — бунтари, требующие спра­ ведливости от хан а Джангира. М олчит Нарын. Время идет вперед, сохнут деревья, мелеют реки, а пески вечны. Немногие люди могут прочесть невиди­ мые надписи на песках и узнать, где хранится коло­ дец с прохладной водой и куда скры лась быстроногая сайга. Вот он, один из этих редких следопытов Нарына. Это певец и дом брист Узак. Он спешит в горы Мын- тюбе, там аул. Старому У заку знаком каждый куст саксаула, 35

каждая сопка в песках. Долгую жизнь прожил он. Он бывал и во дворце хана и в юрте бедняка. Он пел там, где были люди, пел для тех, кто слушал. Для него бы­ ли равны все: бай и бедняк, каждый платил за песни по своим возможностям. Иноходец плавно несет почтенного седока. К седлу привязан чехол с домброй. Н а У заке шапка из пер­ сидского шелка, отороченная лисьим мехом, и халат из тонкой верблюжьей шерсти, он опоясан ремнем с отделкой из серебра. Езда настраивает на размышления. Старик д у­ мает о прошлом. Жизнь прожита не зря, славно по­ гулял он, слава без труда пришла к нему и пронесла его на своих крыльях над Нарын-Кумами, над всей степью. Во всей орде знают его. Но все же с некоторых пор закралось в его душу сомнение. И все это началось с тех пор, как он услышал о юноше домбристе, который называл себя учеником его, Узака. Но юный музыкант не шел по следу учителя, не желал своими мелодиями ласкать слух баев и сул­ танов... В аулах о нем начали говорить больше, чем об Узаке. Кто этот смелый юноша, нарушивший вековые традиции акынов и домбристов, и откуда он явился? Видимо, игра юноши полюбилась народу. «Да, уважение и любовь народа — это два различных чув­ ства,—думал старый Узак.— Т алант народ уважает, но любит он только честность, только тех, кто верен ему». Узака уважали, но о нем никогда не отзывались так, как об этом юноше по имени Курмангазы. Узак ехал из урочища Торт-чагыл, там он слышал еще об одном акыне, о бесстрашном акыне Махамбе- те. Его песни были дерзкие и смелые. Старый У зак отстегнул от седла чехол и взял в ру­ ки домбру. Он старался сложить песню в такт быстро­ му и ровному бегу иноходца. Но наплыли новые мыс­ ли, и он забыл о домбре. Мрачны и однообразны были пески, глядя на них Узак вспомнил о рощах, гранича­ щих с песками. Они принадлежат графам Безбородко и Юсуповым, которые, выселив джатаков, построили на месте их жалких жилищ свои дворцы. 36

А пастухи, когда-то жившие там , теперь скитаются по Нарын-Кумам, в поисках новых мест для зимовий. За право кочевки по своим землям они платят дань Безбородко и Юсуповым. О них, об этих обездоленных лю дях, пел Махамбет, о них же созд авал свои мелодии и Курмангазы. А он, Узак, тоже пел о них, но пел по-иному, призывая к по­ корности и, видимо, ошибался. Седой дом брист вспомнил, как год назад по этим местам прошел д ж ут. Такого дж ута У зак не видел за всю свою жизнь. Кроме богачей, ни у кого не осталось скота, даж е облезлой клячи. Нарын-Кумы превратились в лед, от Волги до У рала на безлюдных опустевших просторах лежали не прикрытые землей трупы лю дей и скота. Отупевшие от уж аса, голодные лю ди шли к Кара- улхоже, к Безбородко и нередко дело кончалось кро­ вопролитием. Н ачал ась смута. По аулам ходили слухи о старш ине из рода Берш Исатае Тайманове, который стал на защ иту обездо­ ленного н арода. П о приказу хана Д ж анги ра Караул- хожа уже д в аж д ы ловил И сатая и отдавал его цар­ ским карателям и те, избив палками, заковав в кан­ далы, сажали И с ат ая в тюрьму, но дваж ды он бежал оттуда и теперь снова собирает отряды вместе со стар­ шинами, перешедшими на его сторону. Узак еле поверил, когда ему ск азал и , что Исатай грамотный. О казы вается, Исатай написал хану дерз­ кое послание: «Н арод желает вл адеть своею собствен­ ностью... А если мы не получим на си е ответа, то бу­ дем думать, что нет над нами н икакого начальника». И акын М ахам бет — единомышленник Исатая?! — Астагапралла (о боже)! — проговорил Узак вслух,— как ж е акын может быть соучастником тако­ го нечистого дела. Стараясь отогнать неприятные воспоминания, Узак хлестнул плеткой иноходца и запел . Выбравшись из песков, он поехал по узкой утоптанной дороге к вид­ невшемуся вд ал и аулу. Еще не потерявшие остроту глаза Узака заметили, что аул многолюден, юрты р а­ зобраны, везде телеги, оседланные кони. 37

«Что за той?— думал он,— по какому поводу?» Подъехав ближе, Узак увидел, что неразобранны­ ми стоят лишь юрты богатого старшины Акбая и его близких. Навстречу старому домбристу вышел сам Акбай. После приветствий он сказал: — Смотрите, аксакал, туда, что делают эти ни­ щие?! Они окружили воинов султана Баймагамбета и высокочтимого повелителя Караулхожи! Вы — уважаемый нами аксакал, вас уважают и эти оборванцы. Обратитесь к ним с песней, призовите их к послушанию. Плотным кольцом стоял народ в центре аула. В кругу находились перепуганные и растерянные наем­ ники. Узак знал их. Это были палачи — исполнители воли своих господ: бая Дулата, султана Баймагамбета и Караулхожи. Узак не раз видел, как они угодниче­ ски выполняли любую волю хозяев. Он видел, как они, насильно схватив приглянувшуюся девочку, тащили ее в свои покои, не обращая внимания на слезы, крики и мольбу родителей; видел, как они отбирали послед­ нюю скотину у джатаков. — Возьми свою домбру в руки. Спой, спой, акса­ кал, песню для этой черни, заставь их выполнить волю султана Баймагамбета! — вкрадчиво шептал Акбай.— Видишь, слуги султана скрутили арканом этого нена­ вистного аллаху Махамбета! — Махамбет?!— Узак приблизился к толпе. Среди слуг Баймагамбета он увидел стройного, черноброво­ го джигита средних лет. Волосяной аркан скрутил его тело, но он, казалось, не чувствовал боли, обращаясь к толпе, он с яростью и гневом говорил о свободе, но Узак не смог из-за людского шума уловить его слов. Постепенно шум утих и старый домбрист ясно ус- . лышал голос Махамбета. — Сородичи, если мы, как верблюды, покорно бу­ дем выполнять волю султана Баймагамбета, то никог­ да не станем хозяевами своей земли. Верблюду прока­ лывают нос, вдевают кольцо и водят его по пескам, не давая ни воды, ни травы. Точно так же водит нас хан...— говорил Махамбет. Круг людей сужался.

— Развяжите и освободите М ахам бета, иначе ни­ кто из вас не уйдет отсюда живым!— кричали в толпе. — Батыр И сатай объезжает аулы и собирает джи­ гитов, чтобы отомстить богачам и хану за их жесто­ кость. К Исатаго присоединились жители многих аулов из рода Берш!— продолжал М ахамбет. — Почему ты не берешь домбру, аксакал?!— уже грозно шипел Акбай Узаку. — Я стар и не могу кривить душой перед алла­ хом!— оборвал его Узак. Голос М ахамбета стал еше звонче, он заговорил стихами: Пока не оседлаешь боевого коня. Пока не возьмешь в руки острую пику... Все утихло, в степи был слышен только голос М а­ хамбета: Что толку народу от ханов лихих. Если для немощных и бедняков Нет справедливости, правды у них... Как я хотел бы свой меч обнажить. Груду увидеть мертвых голов. Слышать предсмертный верблюжий рев Ханов, что бедный народ томят, Биев, что брюхо себе растят... Как я хотел бы средь щедрых лугов ‘ Вольной толпою народ расселить... Стихи М ахам бета как будто придали силы людям, чаша гнева переполнилась, толпа бросилась на наем­ ников и вмиг обезоруж ила их. Кочевники были готовы растерзать ненавистных им людей, но громкий крик Махамбета остановил их. — Оставьте! Н е марайте свои руки, поберегите си­ лы для будущих сражений! Пусть убираю тся восвояси и передадут своим хозяевам, что народ поднял меч мести, он\" сам назначит себе хана! Джигиты подвели к М ахамбету коня. Поэт вско­ чил в седло. — Кто за Й сат ая? Собирайтесь в дорогу, нельзя медлить!— крикнул он. Люди ринулись к повозкам.

— Мы пойдем за Исатаем, мы вместе с Махамбе- том!— кричали в толпе. Поднялась суматоха, со скрипом двинулись с мест арбы, кричали верблюды, рж али кобылицы, потеряв­ шие своих жеребят, блеяли овцы. Разношерстный ка­ раван кочевников тронулся в путь за Махамбетом. На месте аула осталось несколько юрт и кучка людей. М ежду ними был и Узак. — Ну погодите, голодные собаки! Не собрать вам своих мертвецов. Высокочтимые повелители и сам лю­ бимец ал лаха хан Джаигир приберут вас к рукам. В Нарын-Кумах будут озера из вашей крови! Хан пошлет к вам свои войска и еще напишет в Астрахань к самому господину Перовскому, чтоб он скосил вас огнем своих пушек. И тогда ты запоешь, Махамбет! Ха-ха-ха!— кричал Акбай, подняв кулаки к небу и грозя вслед уходящему вдаль каравану. Слуги трусли­ во поддакивали Акбаю. Молчал лишь Узак. В это время на окраине маленького аула показал­ ся усталый босой джигит. За спиной у него была тор­ ба, а в руках он держал домбру. Акбай увидел джигита, когда тот подошел уже сов­ сем близко. — Ха-а, держите этого бродягу. Небось, он тоже ищет И сатая!— заорал Акбай. Юношу схватили и по­ валили на землю. Озверевшие люди, не знавшие куда деваться от бешенства и гнева, обрушились на босого странника. И не дав сказать слова, начали хлестать его плетьми. Лишь вмешательство жены Акбая помог­ ло юноше сохранить жизнь. Обливаясь кровью, он встал и обратился к Акбаю. — Чем я вызвал твой гнев, мирза? — Щенок! Н е смей разговаривать со мной, не то лишишься жизни! Юноша молча оглядел всех, потом шагнул, чтобы поднять свою домбру. — Это сын Сагырбая — раба бая Дулата, он коно­ крад, увел вашего лучшего скакуна. Это домбрист Курмангазы,— опознал юношу кто-то из наемников. Узак вздрогнул, услышав имя юноши. — Связать подлеца!— приказал Акбай. Слуги бы- 40

стро выполнили его волю. Акбай поднял домбру, ог­ лядел ее, затем бросил на землю и ударом сапога раз­ бил пополам. — Шакал, ты все равно не в силах заглушить кюйи, созданные на этой домбре!— резко бросил юноша. Старый У зак бережно поднял с зем ли обломки ин­ струмента. К урмаш посмотрел на стари к а, их взгля­ ды встретились. Седой домбрист не наш ел страха в глазах юного музы канта, в них бы ла лиш ь ненависть. Сквозь решетку открытого тунднка' виднелись звез­ ды. В центре ю рты, под большой треногой без дыма догорал костер из корней таволги и терскена. В сторо­ не стоял пустой медный казан, где-то з а юртой сторо­ жевые псы д рали сь з а объедки, ужин был окончен, хо­ зяева разошлись по другим юртам, гостя-домбриста ос­ тавили здесь. Узак понимал, что, нарушая традиции гостеприим­ ства, оставив его одного, Акбай подчеркивает свое превосходство н ад старым музыкантом. Он мстит за то, что Узак днем не сказал ни слова против Махам- бета. Почти никогда в вечернюю пору У зак не оставал­ ся без слушателей. Д а и не было такого случая, чтобы акын или домбрист в ауле оставался вечером одино­ ким. Ведь так у ж повелось в казахских степях с древ­ них времен, что каж ды й вечер люди собирались возле певца, акына, домбриста или просто возле мудрого старца и молча слуш али песни и сказки о жизни, о степи. Таков был самый распространенный способ об­ щения. При встречах люди делились новостями, мыс­ лями, иногда слуш али сказки и песни других народов, а затем вновь продолж али свои расск азы о мечте и жизни. И потому стары й Узак тяжело переносил одиночест­ во. Он думал обо всем, что произошло на его глазах днем — о М ахамбете, о людях, ушедших вместе с ним, о гневе Акбая, о юном домбристе, который сидел сей­ час под охраной в соседней старенькой юрте, наполо­ вину врытой в землю . Иногда У зак вытаскивал из Т у н д и к — дымоход в куполе юрты.

широкого кармана своего бешмета четки и, медленно перебирая их, начинал беззвучно читать молитву. Он просил прощения у аллаха за все свои неверные шаги, просил совета и помощи у пророка Магомета, потому что сейчас старому У заку трудно было понять то, что происходило в степи, и он, стремясь отогнать тревожные думы, начал внимательно осматривать юрту. «Это дело рук адаевских мастериц, думал Узак, глядя на широкие узорчатые ленты, висящие вдоль ре­ шетчатого остова юрты. А этот большой потрепанный ковер Акбай, наверное, купил в Хиве за косяк кобы­ лиц». Подушки и толстые одеяла, сложенные вместе с кошмами, громоздились на маленькой, узкой невы­ сокой подставке из яблоневого дерева, отделанной ада- евскими косторезами. Возле ковра висело инкрустиро­ ванное седло. Его, наверное, делали мастера из рода Берш, отметил Узак. Самое лучшее, создаваемое мастерами родов и пле­ мен, кочующих в Нарын-Кумах, доступно Акбаю. Здесь, в этих степях, пасутся табуны, принадлежащие ему... Взгляд старика падает на ортеке1, стоящий возле двери. Неужели сам Акбай играет? — думает акын. И глядя на фигурки коней, вырезанные из дерева, вспо­ минает, как днем Акбай хлестал плетью юного дом­ бриста и приговаривал: «Загнал коня — забью тебя!» Сеодце У зака забилось сильнее, в нем просыпался былой джигит, он гневно сжал кулаки. Как же так? У Акбая несметные табуны, а он из-за одного коня готов убить человека. Теперь из-за этого коня он нач­ нет вражду со всеми людьми из рода Кзылкурт, к ко­ торому принадлежит юный музыкант. Узак ощутил в руках гриф домбры. 1 О р т е к е — небольшой ящик, к поверхности которого при­ креплены лошадки, вырезанные из дерева. Внутри ящика имеются тонкие нити, незаметно прикрепленные к фигуркам. Эти нити, слившись в одну, тянутся из-под ящика наружу. На конце нити имеется кольцо. Когда человек надевает его на палец и играет на домбре, фигурки начинают шевелиться в такт игры, т. е. «тан­ цуют». Ортеке — очень древняя игра казахов. 42

— Гнев без воли — вдовец! — шепчет он, глядя па потухающие угольки. Пальцы осторожно .легли на струны. Не выраженный гнев, бессильная злоба, чув­ ство безысходности — все это сжимало сердце. И как бы утверждая бесцельность борьбы с самим собой, утверждая бесцельность гнева и борьбы против зла и неволи, тихо и надры вно зазвенели струны. Постепен­ но их звуки становились громче, протяж н ей и тяж е­ лей. Ңногда в них глухо клокотал гнев, но он утихал снова. Тяжелая, тоскливая, порою грозн ая мелодия плыла по юрте и через чуть открытый полог шла в ночную степь. Курмащ с завязан ны м и руками л е ж а л на клочке козлиной шкурки и, д рож а от холода, слуш ал эту но­ вую мелодию, не похожую на все те, которы е он слы­ шал оаныце. Юный К урм ангазы еще не зн ал , что этот кюй Узака посвящен богатырю , вождю восставш его наро­ да Срыму Датову, который погиб много л е т назад в битве с врагами. В сякий раз, исполняя этот кюй, Узак сопровождал его рассказом о бесстрашии и силе Сры- ма, сына Дата, о бессмертии подвига. Н о при этом он называл врагов С ры м а просто кафирами (неверными). Он не одобрял того, что Срым поднял свой меч на ха­ на. Каким бы см елы м ни был человек, он не должен идти против воли ал л а х а, ибо он не м ож ет ничего из­ менить из того, что создано аллахом. Т аким и словами заканчивал он обычно свой рассказ. Но сегодня У зак исполнял «Тоску С ры м а» сам для себя, беседуя сам с собой, выражал в этой мелодии все то, чем было наполнено его сердце сейчас, в эту летнюю звездную ночь. И, видимо, потому он а, эта ме­ лодия, приобрела совсем другой оттенок, чем прежде. Это был кюй, тревож ащ ий сердце, он говорил о гневе, готовом воспламениться и охватить всю степь. Курмаш хорошо запомнил тревожную песню дом- бРЫ, и если бы сейчас ем у развязали руки и дали ин­ струмент, то он бы исполнил ее с больш им вдохнове­ нием. Человек, охранявш ий Курмангазы, с к а з а л , что он тоже чз рода К зы лкурт и считает К урм ан газы своим 43

братом, но не может освободить пленника потому, что боится А кбая. Он тайком принес еду для юного музы­ канта и сообщил, что Акбай ещ е вечером приказал двум джигитам готовить коней и утром вместе с жан­ дармом, который должен прибыть, сопровождать Кур- мангазы в аул бая Дулата. Д у л а т и Акбай вместе решат, какой приговор вынести для сына Сагырбая, объявленного конокрадом. Рано утром Узак вошел к Акбаю и предложил ему своего коня и попросил свободы для Курмангазы, но Акбай лиш ь посмеялся над ним. — Я не хочу лишать себя удовольствия наказать этого нищего музыканта. А кроме того, он должен ска­ зать обо всем, что слышал от бунтарей,— ответил Ак­ бай. Седой, прославленный домбрист еще раз убедил­ ся в своем бессилии. — Зачем же вам нужен этот бродяга и конокрад? Ведь он совсем из другого рода, из рода КзылКурт. А вы, аксакал, из рода Бай-улы..., — зло сощурив глаза и нервно покусывая толстую нижнюю губу, Акбай смотрел на Узака. Узак чувствовал себя совсем беспо­ мощным, переступая с ноги на ногу, он стоял перед Акбаем, облаченным в воинское одеяние: сверх парчо­ вого бешмета натянута кольчуга, за плечами колчан, наполненный стрелами, сбоку — короткий тяжелый бухарский меч, на голове — лисий треух, обшитый серебряными пластинками, на ногах — остроносые сапоги с длинными, широкими голенищами. В ру­ ках Акбай держал лук и короткую восьмигранную плетку. Узак молча поклонился и вышел из юрты бая. Нс говоря ни слова, он подошел к юному пленнику и, о т ­ дав ему свою домбру, покинул аул. Курмаш не мог нести домбру, на руках его были цепи. Один из джигитов осторожно взял инструмент из рук юноши. Курмаш с завязанными руками уселся на лошадь сзади одного из слуг Акбая. Его повезли в аул Дулата, где он оставил родную юрту. ...Ехали по степной дороге, вслед за ускакавшей свитой Акбая. То и дело на пути встречались большие

косяки кобылиц, то вороных, то гнедых, то серых с бе­ лыми пятнами на лбу, то совсем белых к а к снег... Не знавшие седла и узды , почти дикие жеребцы ревниво охраняли своих подруг, каждый из них стремился держать свой косяк подальше от другого. Табунщики на взмыленных конях ск ак ал и по степи и с громким гиканьем заворачивали кобылиц в одну сторону. Табунщики быстро передавали друг другу весть о том, что везут пленника, что сын С агы рб ая пойман. Узнали об этом и друзья Курмангазы С арм ан и Зар- бай —лихие табунщ ики из рода Адай. Когда до аул а Д ул ата оставалось верст пять, жан­ дарм приказал К урмангазы идти пешком. Звеня цепя­ ми, глотая дорож ную пыль, выбиваемую копытами трех коней, возвращ ался Курмаш в свой аул. Горло пересохло от ж аж д ы , руки ныли от ран, нанесенных оковами, а спина — от вчерашних побоев, но Курмаш не мог забыть мелодию, которую слуш ал в ночной ти­ ши, звуки домбры он слышал и сейчас, и дя под стра­ жей. Иногда тя ж ел ая мелодия загл уш ал ась еще более тяжкими и хватающ ими за сердце звонам и цепей. Слуга Акбая, тот, что вез домбру — подарок Уза- ка, из-под бровей часто поглядывал на Курмаша, ему было жаль юного домбриста, но он не мог помочь ему. Покачиваясь в седле, он начал сказку, стремясь на­ рушить тягостное молчание. Грустным напевом он начал рассказ о том, как в Нарынах скитался одинокий беглец. Он был ловким и сильным, бесстрашным и хитрым, но ж ить в пустыне ему было трудно. Из Нарын-Кумов он перебрался в Кзыл-Кумы и скрывался в глубине песков, там, где стоит волшебный сказочный дворец с широким куполом, не имеющим ни одной опоры, созданный людьми многие тысячелетия назад. В нем есть круглые залы, прекрасны е белые ар­ ки и все они украш ены волшебной кистью и резцами мастеров. Вокруг дворца на много верст кругом вымерла жизнь, все высохло и лиш ь песчаные бар­ каны громоздятся вокруг, закры вая путь к древнему дворцу. 45

Говорят, что дворец построен самым первым ханом предков казахов, говорят, что хан был любимцем ал­ лаха и пророка Магомета, и потому после гибели хана по тем местам прошла буря и умертвила всех. Чтобы никто не мог утолять ж аж ду из родничков в ханском саду, исчезла вода, испепелились деревья. — Так вот, в том дворце скрывался беглец, о кото­ ром я веду речь,— говорил джигит. Шагая меж всад­ ников, Курмангазы внимательно слушал рассказчика. — Смельчак был неуловим, ибо никто не знал пу­ ти в тот дворец,— продолжал джигит. — Смельчак часто выходил на караванную тропу, пролегавшую через пески вдали от дворца. Он нико­ гда не трогал бедных, нападал и брал, что нужно, из караванов богачей. У него был конь, обгоняющий ве­ тер и привычный к пескам, к безводью. Но однажды во дворце появилось много каракуртов и конь погиб от их укуса. Беглецу нужно было найти другого коня, и он пеш­ ком пошел к караванной тропе. Через несколько дней .он дс-брался до тропы и залег в камышах, росших в высохшем старом русле. Недалеко находился колодец, и возле него остановился на ночлег караван. Наступила ночь. Тихо стало в пустыне. Полуколь­ цом улеглись верблюды возле колодца. Вьюки сняты и сложены в кучу. Вкусным был ужин караванщиков, трудной была их дорога днем, крепкий сон быстро ско­ вал их. Догорал костер, задремали сторожа. Даже ко­ ни легли от усталости. Темнота окутала пустыню. Беглец вышел из своей засады и начал пробираться к спящему каравану. Он не знал, что в этот миг к кара­ вану, как и он, крадется голодный тигр. ' Обогнув лежащих верблюдов, беглец пополз даль­ ше. Возле тюков он увидел длинную чуть светившую­ ся в темноте спину коня и, не задумываясь, прыгнул на него. Мигом вскочил и конь. Беглец схватил его за острые уши. Конь взметнулся к небу. «Наверное еще не обученный, подумал беглец еле удержавшись на нем. Наверное, из-за моря ведут в подарок хану». Он был в восторге, что стал обладателем такого буй­ ного скакуна... А между тем конь стремительно несся 46

по пескам. Д е л а я гигантские прыж ки, он стремился сбросить седока. Выскакивая на освещенную лунным светом долину, конь зарычал, зар ы ч а л грозно, как зверь. Беглец увидел, что под ним не конь, а огром­ ный тигр... Наступал рассвет. Через пустыню мчался необыч­ ный всадник. Ч еловек ехал на тигре. Зверь боялся своего седока, б оялся остановиться, а человек крепче сжимал ноги и сильнее держался з а уш и зверя, боясь упасть и очутиться в когтях у тигра... Одиноких беглецов всегда ож и дает несчастье,— говорил джигит, заканчивая свой р ас ск аз и вгляды­ ваясь в лицо уставш его, хмурого и молчаливого Кур- маша.— Как ни ш ирока степь, а голод и бич бая су­ жают дорогу бедных... Семья Д у л а т а покинула стоянку, он а решила пе­ ребраться б л и ж е к Черным родникам, чтобы держать дойных коров н а лучших выпасах. К том у же, оттуда ближе к стану Д ж ангир-хана, и потому безопаснее. Ведь у хана есть войско. На старой стоян ке аула Д улата остались лишь юр­ ты самых бедных, кто не способен перевозить свой скарб вместе с кочевьем. Сагырбай бы л похоронен, и од ин окая Алка тоже осталась в своей старой юрте. Когда ж ан д арм и слуги Акбая п ривели Курманга- зы, в старом ау л е ещ е находилось несколько наемни­ ков Дулата, они грузили остатки бай ского имущества на наров. В стороне стояла двуколка, в которой сидел русский солдат. — Дулат и А кбай сами приняли решение везти сы­ на Сагырбая на двуколке в У рдинскую тюрьму,— сказал один из наемников. Загорелый, добродушный на вид со л д а т с малень­ кими, нафабренными усами и с веселыми искорками в бледно-голубых гл азах остановил свой взгляд на Кур- Маше и осмотрел его широкие плечи, выпирающие из рваной рубашки, скуластое широкое лиц о, растрескав­ 47

шиеся пыльные ноги и весело крикнул на чистом ка­ захском языке: — Ну, садись, джигит, поедем! Курмаш, оглядываясь по сторонам, нехотя двинул­ ся к двуколке. Жандарм соскочил с коня. — Пешим гнать! — прикрикнул он на солдата, за­ тем отвязал от седла веревку, один конец от нее при­ крепил к повозке, другой — к наручникам Курмаша. Солдат насмешливо оглядел кривую саблю жандарма и отвернулся. Приказав слугам Акбая вернуться назад, жандарм взобрался в двуколку. — Трогай, остановишь у крайней юрты, там кумыс и мясо достать вели! — приказал он. Телега двинулась. В это время Курмаш увидел мать, бежавшую навстречу. Он рванулся к ней и упал. Цепи больно впились в руки. Солдат торопливо оста­ новил коня. Курмангазы еле встал, по его шекам тек­ ли слезы. Ж андарм брезгливо отвернулся в сторону. Это не ускользнуло от взгляда матери. Лицо ее стало гневным. — Я не хочу называться матерью труса! Джигит никогда не должен показывать свои слезы врагу. Курмангазы поднял голову. Алка отвернулась, что­ бы скрыть свои слезы, слезы матери. В это время к ней подъехал джигит Акбая и передал домбру. — Это подарок Узака-ата вашему сыну! — сказал он. Мать бережно взяла домбру. — Священный дар, пусть он принесет счастье мое­ му сыну. Смотрите, люди! Сам Узак признал кюйи моего Курмаша... Сын мой, ты будешь домбристом, вся степь теперь узнает, что сыну Сагырбая отдал свою домбру знаме­ нитый домбрист всего младшего и среднего жузов Узак. Когда опустились вечерние сумерки, двуколку, ехав­ шую в Урду, встретили несколько всадников. Среди них были С арман и Зарбай. Всадники быстро и бес­ шумно навалились на солдата и жандарма, связали

их. Разорвав к арм аны ж андарма, они н аш ли ключи от наручников и освободили Курмаша, подвели к нему Собрав последние силы, юный дом брист вскочил в седло. Табунщики помчались прочь с дороги, в глухую, утонувшую в темноте степь. ...Ночь быстро укры ла пастбища, подернутые осен­ ней позолотой. Н а серебристую ленту речки, еще вид­ невшуюся в темноте, с шумом опустилась стая запо­ здавших уток. С о стороны овечьих ты рл овок изредка доносились голоса чабанов. Возле одиноких юрт, рас­ ставленных н едалеко от речки, загорели сь костры. В степи запахло сеном и дымом. В долине стал о тихо-тихо. Улеглись овцы, уснули чабаны, слились в кучу и успокоились косяки кобылиц, которые днем, боясь гнева своих вож аков, держались в стороне друг о т друга. Где-то в темноте время от времени слышались т я ­ желые вздохи уставш его за день верблю да. — Бедное ж ивотное... Нет у него язы к а , чтобы по­ жаловаться на д олю свою,— возле одной из юрт, об­ локотившись на се д л а, разговаривают табунщики. — Да что там животное, когда у человека не хва­ тает смелости с к а з а т ь вслух о муках своих. Слышали? Караулхожа и А кбай снова напали на каракуртовцев. По милости ал л а х а они у многих з а б р а л и последнюю лошадь,— говорит пожилой худощавый табунщик в поношенном лисьем треухе, глубоко надвинутом на широкий лоб. Он л еж и т у входа в ю рту, подложив под голову широкие л ад он и, распахнув ворот грубой руба­ хи, сотканной из бараньей шерсти. Н а ногах у него пайпаки1. — Попался бы мне наединие этот х о ж а, — продол­ жает он, подтягивая под себя кусок козлиной шкур­ ки.— Я бы так прокатил его на своей лош адке, что он больше не смог бы седлать чужих коней! Подул ветерок, ярче загорелся костер и осветил лица собеседников. Рядом с худощ авы м черноусым табунщиком было видно лицо З ар б а я . О н лежал на 1П а й п а к и — войлочные чулки.