. Время было послеобеденное. Сын Айдын, Даутбай, ехал на верблюде, возвращаясь с мельницы. Когда он по равнялся с кладбищем, Жамак, грем я колокольчиками, в маске и вывернутой шубе, с ревом выскочил из могилы. Даутбай оцепенел от страха и без памяти упал с вер блюда. Ж а м ак несколько раз приводил его в, чувство и кричал: т - Я один из твоих предков! Вы перестали нас поми нать, мы голодаем. Смотри, вот. л упа горит, буря будет... Я возьму твою душу, возьму души твоих братьев и весь ваш скот предам бедствию. К ак приедешь домой, скажи своим, чтобы немедля зарезали пять баранов, читали ко ран по нас и угостили весь аул, а то пошлем мы на вас Новые бедствия... Ж амак исчез, а Даутбай, смертельно бледный, под ве чер, едва приплелся к себе и рассказал, что видел приви дение. Суеверные аульные бабы кое-что добавили от се бя и подлили м асла в огонь. Н ачал ась «резня» баранов в жертву духу предков. В числе гостей, конечно, был. й.сам Ж ам ак... О н потом себя разоблачил: по пьянке все рассказал друзьям. Вот в этой семье после смерти отца и матери прожи вали и бедствовали'сыновья Ж ары лкапа. С никТи и со старухой Айдын связан о одно из моих :амых страшных, глубоко врезавшихся в память воспо минаний. М ладшего мальчика, по имени Жарылкасын, который пас ягнят, видимо, кормили о т случая к случаю. Насколько я помню, мы видели его всегда идущим за яг нятами голым и босым, обожженным горячим дыханием солнца. Н а черном от загара лице его поблескивали большие серые т л а з а , редко встречающиеся у казахов, и белые зубы. -От недоедания он вечно жевал траву, и уг лы губ его были зелеными. .. Однажды мы, дети, стали свидетелями сцены, потряс шей нас всех. Старуха Айдын, дер ж а на руках отставше го ягненка, с ругательствами неслась по степи, догоняя стадо Ж арылкасына; волосы ее, лохмотья развевались по ветру; подбежав к Жарылкасыну, она начала избивать его палкой. ■, — Что ты, отщепенец, бросил ягненка? — руга лась она. Мальчик безуспешно пытался вырваться, а она про должала осыпать его бранью и у д арам и по бритой голо 52
венке. Удивительно, но, на наших г л а за х , посйе каждого удара вскакивали сине-красные шиш ки на голове ребен к а Ж ары лкасы н вертелся волчком, кричал, просил по щады: Апа! А патай ! Ой, больно! -Но од ерж им ая бешенством стар у х а поволокла его к старому колодцу. — Вот я те б я брошу на съедение змеям! Задыхаясь, ви зж ал Ж ары лкасы н, . а она, схватив мальчика з а ногу, опустила его головой в колодец. Мы по д б еж ал и, Жарылкасын хрипел, пытался цеп ляться .за щебеночные стены колодца, но тогда старуха еще ниже опу скал а его, потом по д ы м ал а и опускала сн о-. за. Падали вниз мелкие камешки, хрипел теряющий сот знание ребенок, а она все грозила, что бросит его вниз. Мы не вы держ али, завыли и зап л акал и . Она не о б р а щала на нас внимания. Только тогда, когда обессилен-' ный мальчик потерял сознание и безжизненно повис вниз головой, стар у х а вытащила его и, са м а устав, бросила на землю, присев рядом с ним, как хищ н ая птица у жертвы. Когда бедный Жарылкасын очнулся, она потащила его в аул. М ы, потрясенные этой сценой, молча глядели им вслед. И гр а ть нам не хотелось, — перед глазами все время стояло обескровленное л ицо Ж арылкасына. Вечером мы рассказали об этом случае отцу. Он под нялся и пошел в юрту Ниязовых. Он нашел Жарылкасы> на во дворе. М альчик был в бреду. О тец взял и принес к нам в дом Ж арылкасына, попы тался напоить его моло ком, говорил ласковы е слова, но м альчик ни на что не реагировал. Тогда отец положил его на постель у края юрты и зад е р н у л кошму, чтобы м ал ьчика обвевал свежий ветер. Н ам он велел не беспокоить маленького мученика и вышел из юрты... Ж ары л касы н л еж ал неподвижно, как мертвый, д ы шал тяж ело, губы его были добела обескровлены, изред ка он что-то невнятно бормотал и вскрикивал. Это все было так у ж а с н о , что мы, затаіив дыхание, не могли оторвать г л а з о т постели... Отец вернулся, неся в подоле х ал ата собранную им це лебную тр аву. О тварив в котле растения, он отлил н а стойку в пиал у , поставил в холодную воду и, когда питье остыло, постарался _рлить его в рот мальчика. 53
Сестрам велел наложить примочку на голову. Мальчик гак горел, что платки быстро высыхали и их часто прихо дилось менять. В тревоге и суете вокруг Ж ары л к асы на прошла бес сонная ночь. П о д самое утро, когда стало прохладнее, Жарылкасын открыл глаза и, придя в себя, оглянулся. Не понимая, где он находится, зак р и ч ал и заплакал. Отец его ласково успокаивал: — Не бойся, н е бойся! — и, отворачиваясь, гневно проклинал злую старуху: — Ох, будь проклята, сума сбродная Айдын! Потом он взял Жарылкасына на руки. Сестра принес ла отвар, и отец, уговаривая Ж ары лкасы на, заставил его выпить всю пиалу, а потом выкупал его. Жарылкасына начала трясти лихорадка. Тогда его напоили молоком, укутав, снова положили в постель. Уже рассветало. Жарылкасын уснул, и мы тоже по шли спать. Так он п ролеж ал у нас больше ңгадели, пока не по правился. Травм а была настолько глубокой, что мальчик производил впечатление тронувшегося. П о примеру от ца, и мы старались окружить К асы м а вниманием и нежностью. Одержимая суеверием, Айдын признавала в ауле только моего отца. По-видимому, это было связано с вос поминаниями молодости. Когда она была привезена в аул, а жены к троюродному брату моего отца, уважение аула х молодому М омышу передалось и ей. О на и в старости звала его не по имени, а «грамотный юноша», и, видимо, его авторитет заставил Айдын обходить нашу юрту, где нашел пристанище Жарылкасын. Потом объявился ее сын, С айлаубай. И, не глядя от цу в глаза, принес извинения и з ая в и л свои права на Жарылкасына. Я помню строгое лицо о тц а и гневные его слова: — Его отец, — он показал на Ж арылкасына, — был не менее состоятелен, чем ты, и был человеком не хуже, а лучше тебя. П очему ты уверен, что твоих сыновей не по стигнет такая судьба,-как этих сирот? А что, если бы из- за этой безумной старухи умер м альчик, и род Шегиров приехал бы сюда требовать кун1за убитого? Подумай об ' К у н - п л а т а>. штраф за увечье, за убийство. 54
этом, С айлаубай, что бы с тобой стал о ? — Он еще долго <титал нравоучения и закончил сл о вам и: — С твоей м а терью я сам поговорю. Несчастный Ж арылкасын, когда его уводил С айлау бай, долго оглядывался на нас, к а к будто его вели на казнь. Старуха А йдын после разговора с отцом ненадолго притихла, но потом все началось сначала. Так вот, м оя сестра Убианна бы ла помолвлена с б ра том Ж ар ы л к асы н а и впервые в ауле увидела своего бу дущего ж ен и х а, поближе позваком илась с ним. И тут-то началось «несогласие их сердец». О тец долго стоял на своем и не хотел нарушать данного слова. Упорстарвал отец года три, пока бабушка как-то не посочувствовала горю внучки и не повелела расторгнуть помолвку. Об этом сообщили Мамыту. и обещ али ему вернуть полу ченную часть калым а. Но судьба многих женщин в ау л е сложилась не так, как судьба моей сестры. Мне не заб ы ть появления в ауле красавицы Зейпы, до чери Н уртая, известного в роде Б а й та н а , почтенного и со стоятельного к азаха. Вся семья его бы ла как на подбор: пять сыновей были рослыми, стройными джигитами- красавпами, с немного только выдающимися вперед круп ными передними зубами. Это пр ид авало им даже своеоб разную надменность. Им было д ан о прозвище — «курек- тистер», то есть «зубы-лопаты». Единственная дочь Нуртая, Зейпа, была похожа на братьев. Я помню ее с первого д н я ее прибытия в наш аул, когда о н а в костюме молодой снохи сошла с коня и с гордо поднятой головой шла по аулу. Она стала женой уродливого пятого сына Н ияза о т Айдын, заикающегося Даутбая, у которого не так д авно ум ерла первая ж ена. Как говорят казахи, «хоть с кривым ртом, пусть байский сын речь д ер ж ит» или — «длиннооукий, (богатый) берет то, что ем у нравится, короткорукий (бедняк) довольст вуется тем, что ем у достанется»... Итак, у этого уродливого короты ш а, с недостатком чувств, красоты и ума, протянулись руки на красавицу Зейпу, а скот и состояние, большой калым сделали в о з можным его женитьбу на ней. М о ж е т быть, в день этого печального и неравного брака какой-нибудь влюбленный удалец, убиты й горем, сидя у себя в юрте, гневно
проклинал судьбу и закон, разлучивш ий ого с любимой Зейпой. Зейпа была стройной, высокой, с гордой осанкой. Ее продолговатое лицо с прямым носом напоминало лица ар мянок: страстные, огненные глаза, прямые, длинные ре сницы, большой, но красивый рот... О на ходила уверенно, ступая по зем л е свободно, как ее хозяйка, казалось, пренебрегая всем окружающим. Т акое независимое позе-, дение вызвало в ау л е толки о ее невоспитанности: по ка захскому обычаю, молодая оноха д о л ж н а быть тише воды, ниже травы. Зейпа смело нарушала установленный ауль ный этикет: она не склонялась ни п еред Айдын, ни перед старшими б ратьям и мужа, ни перед их женами. В ее взгляде, голосе и поведении всегда чувствовалось презре ние и к мужу, и к его родне. Попытки Айдын и ее отпры ска привести в норму несносную сноху не увенчалась успехом. В олевая и независимая Зейпа одним уничто жающим взглядом заставляла их м олчать. Даутбаю до ставалось и о т м атери, и от братьев з а то, что он, муж, не умеет держать в почтении жену свою. Н а все это и на свою судьбу Зейпа, казалось, смотрела с иронической из девкой, черной работой не заним алась, вела себя, как аристократка, и о т своей свободы отказываться не соби ралась. С другими ниязовцами и с нашей семьей Зейпа была в достойно-тактичных отношениях. Т акой я помню ее в первые годы зам уж ества. К нам она прибегала часто, видимо, желая вырваться из того м ира. Я помню ее к ра сиво сидящей на кошме, с откинутой головой, с белым жемчугом зубов, в белоснежном ким еш еке и в необычай но красиво повязанном кундик-жаулы-ке'. Я всегда смот рел, не отры ваясь,' на нее: какие-то„ неясные движения чувств рождались в моей душе, не осознанное сочувствие и восхищение, наверное, были написаны на моем лице. Зейпа это зам ечала и была особенно ласкова ко мне. С наступлением осеки ниязовцы откочевывали на зим ние пастбища, к Ак-кулю (Белое о зер о ), и проводили зи му невдалеке о т ау л а Нуртая. К этом у времени Зейпа родила дочь — первенца, точную копию Даутбая, и.. ужаснулась. Угнетенная всем окружаю щ им, своим горем ^ ' К им еш ек, к у н Жи к-ж а у л ы к — женские головные 56
она выгңала м уж а из юрты и ушла из аула к отцу. И никто из ниязовцев не посмел ее остановить. ■Начались переговоры о ее возвращ ении. Зейпа й Нур - тай наотрез отказались. Тогда ниязовцы прислали вест ника к моему отцу и ко всем нам, усеновцам, с просьбой приехать к ним на помощь, чтобы ответить на обиду, кото рую они терпят на чужбине, говоря, что «уход жены» являйся не частным делом мужа, а целым событием, н а лагающим печать на честь рода. И хотя усеңрвцы йена-, видели ниязовцев, честь рода обязаны были защищать, и около двадцати всадников, во главе с моим отцом, отпра вилось на выручку ниязовцев. Этот конфликт был особен но значительным событием во всем округе, по сравнению со всеми остальными семейными неурядицами. Иуртай был крепким и влиятельным человеком, и не так-то легко было его склонить. По бийским обычаям, иногда' уго варивали, иногда действовали угрозами. Переговоры д л и лись почти целую зиму, а клубок все. запутывался и з а путывался. Н екоторые из наших всадников возвращались обратно. В замен их уезжали новые. Весь аул жил ходом этой борьбы. Приехавшие рассказывали, где, в каком ау ле шли переговоры, кто и как вел себя, кто что говорил... По рассказам вестников, мой отец, как старший из усе- новцев, вел себя, как настоящий глава делегации, про являл дипломатический такт и ораторский талант на бийских спорах. Н о Нуртай был неумолим, он не хотел возвращать дочь и предлагал за нее крупный выкуп. На это не соглашались наши. В то время заботы у казаков быЛи ограничены,-Под готовка к весеннему севу из-за малой обрабатываемой площади не представляла собою ничего серьезного. П р и митивный сельскохозяйственный инвентарь можно было привести в порядок за два-три дня. Поэтому зимний п е риод мог смело считаться периодом безделья, во время которого мужчины-казахи нашего о круга тратили в е чера на распивку бузы, дни — на посещение дальних родственников, разъезжали на конях по гостям. В это свободное врем я какой-нибудь конфликт был лучшим по водом для приезд а в тот аул, где происходили события, а тут еще перетрусившие ниязовцы официально пригла сили усеновцев на выручку и действительно нуждались в их помощи. Н аш аул, по-видимому, с удовольствием 57
откликнулся на их зов: во-первых, усеновцы бы; прочь соверш ить эту веселую прогул куч а во-втррі имели зуб на скупых ниязовцев, они хотели покорл у них оогумным мясом. Все это привлекало. В зимний период скот не д е р ж а л с я в теле из-за ново корма, поэтому каждый к а за х старался в і или в начале декабря, пока со скота не сошел жи копленный на обильных пастбищ ах в летний зарезать несколько баранов, двух-трех отстоявших былиц. Заго то вка доброго мяса н.а всю зиму и весну зывалась согумом. Такой зап а с мяса в холодное года не треб о вал особых забот д л я его сохранения, хи по характеру и по традиции — народ весьма приимі/ый, а наличие такого зап а с а обязывало уг гостя бесбарМаками. Если хозяин не совершал это его осуждали. П равда, в нашем районе на согум лось не столько скота, как в других районах, а гс меньше. У нас, земледельцев, рацио н в будни был ограниченный и не каждый д ень мясной. Мы дов Повались супами, Потребляли больш ое количество я крупы. Хозяйка, дома бесбармак вар и л а лишь по му-либо торжественному случаю в сем ье или из-з< езда гостя, поэтому лучшие куски из нашего с всегда сберегались для гостей. Б ы в ал и дома, где ограниченного количества мяса, его заранее расг ляли и расклады вали по порциям, им енуя их по пред гавшимся гостям, которые, по мнению хозяев, до были прибыть в эту зиму. В устной хозяйской домг «книге» разные куски носили названия: доля таког Поэтому мы, детвора, всегда р адовались гостям и приветливы с ними, так как знали, что в день их по ния будет обязательно бесбармак. Кстати, должен зать об особенности бесбармака в наших краях, отл щей его от бесбарм ака степняков-скотоводов. У нас м ало м яса, больше хлеба, у них — болыг са, меньше хлеба. В нашем бесбарм аке больше чем мяса, а у степняков на целого б ар ан а шло ки; ки, не больше, то есть каждый щ едр тем, чем бога достаток в м ясе заставил наших х озяев придуматі вое блюдо и подавать своеобразное первое и второ у русских. У нас сначала поили гостей чаем, так к. не могли поставить на стол полбарана, как стеі Сперва блюдо наполняли тестом и подавались вмес
куски кость с мясом. Пока гости ели, обгладывали ко сти, готовилось второе блюдо, с основным мясом. Второе \"блюдо назы вало сь «нарын», или «тураган-ет»: мясо р а з резалось на мельчайшие куски, тесто — так же, все эго заливалось наваіром-бульоном, и получалась своеобраз ная густая «лапш а». Однажды гостивший в наших краях степняк, при выкший наб ивать, как волк, полный рот мясом, сидя за столом, во вр ем я еды второго б лю д а, схватился со сто1 ном з а челю сть. Сидевшие рядом встревожились, думали, что с гостем случилось несчастье. Т от, не смущаясь, с к а зал: — Ой, ой! Величиною с ноготь м ясо на зуб мне по пало. Так скотоводы-степняки издевались над нами, зем л е пашцами. Так почем у ж е нашим свободным усеновцам не н а слаж даться вольной жизнью, числясь в гостях, для кото рых ниязовцы обязаны были расходовать свой согумный запас. К аж д ы й день гостило человек по двадцать-три дцать, ведя длинные переговоры по конфликту. У став от этих дел, посредники давали враждующим сторонам два-три дня на обдумывание предложений, сделанных биями, а сам и разъезжались на отды х, гостить у своих дальних родственников. Потом снова собирались, и эта своеобразная «междуродовая ассамблея» длилась полто ра-два месяца. .Нуртай сто я л на своем, и З е й п а не хотела ни з а что возвращ аться к нелюбимому человеку в нелюбимый аул. Видимо, у Н у р та я заговорило отцовское чувство к своей единственгюй дочери, судьбу которой он так печально, ре шил. К азалось, он хотел загладить свою вину. Требования наших сделались настойчивыми и реши тельными. Нуртай, утомленный и издерганный затянувшейся борьбой, п р ед л о ж и л решить вопрос «войной». Его пер вым предлож ением было, чтобы з ять , ненавидимый им ’Даутбай, н а з в а л имя любого из его пяти сыновей и вы шел на поединок. Если победит Д а у гб а й , то он возвра щает ему дочь, если же победит сын, то Даутбай платит штраф и л и ш а е т с я права претендовать на жену и во з врат калыма. 59
Наши, взглянув на заикаю щегося, хлипкого и тще душного Д а у т б а я , предвидя верное поражение, не могли согласиться. Тогда Н уртай предложил второй вариант: — У меня пять сыновей, я — ш естой, здесь ниязов - цев тоже шесть. Выйдем равными д р у г против друга. От этого наш и усеновцы уж отказаться не могли. И вот, все усеновцы, кроме ниязовцев, и представите- , ли такого ж е коленного родства — нуртаевцы — подня лись на сойку в роли зрителей у аула Нуртая. Шесть нуртаевцев выстроились на исходную позицию против шести ниязовцев. Стороны были вооружены плет ками, чокпарами1* и камнями, спрятанными за пазуху. По условному сигналу стороны галопом помчались друг яа друга. Во время проскоков враги бросали друг в друга к ам ни. При столкновении коней пускались в ход чокпары. Борющиеся пролетали мимо друг д р у га, снова возвраща-г лись и снова налетали один на другого. В три заходаі нуртаевские сыновья ловкими у д арам »7 своих чокпаров уж е свалили трех неуклюжих ниязовцев. Тут, подогретый победой, один из сыновей двоюрод ного брата Н уртая, стоящий ср ед и'зрителей, не выдер жал, с гиком скатился с сопки и бросился на ниязовцев. как седьмой. Это было полным нарушением условия. Тогда мой^ д яд я, горячий М омынкул, молниеносно со скочил со' своего маломощного коня, подбежал к моему отцу и, как одержимый, потребовал, чтобы тот сошел с о / своей гнедой доброй кобылицы. О те ц ,‘растерянный, под чинился ему. Д я д я взлетел на кобылицу, схватил лежав ший длинный кол и понесся на нуртаевцев. Он носился по полю | «битвы», как когда-то на диком скашагане», догоняя я сбивая с коней нуртаевцев, и мгновенно вы- ровнил счет. В конце боя четвертым дядя ; с валил с коня самого Нуртая, и Нуртай, потеряв сознание, остался лежать на земле. Исход боя I был решен, оставшихся на седле нуртаев цев дядя преследовал до самого аула. 1 Ч о к п а р (по-казахски) — палица или булава — боевое ору жие старины — тяжелая дубинка с шарообразным утолщенным кон-
Мой отец бросился к старику Н уртаю и приподнял его голову. Н у р тай, придя в себя, опросил: — Это ты, Момыш? — Ты ж е сам хотел этого, Н у р тай, ты ж е не хотел по-мирному, — ответил отец. Старик Н у р тай, махнув рукой, слабы м голосом с к а зал: I — Будь ты сам бием — судьей. Ах, как жаль, что этот дурак вмешался. Отец д а л зн а к прекратить бой,-сойти с коней и на два дня р азой тись и подумать. ' На третий день Нуртай прислал' гонца. Наши поехали в аул к Нуртаю. Отец 'присудил небольшой ш тр аф Нуртаю, как нар у шителю пути, «протоптанного дед ам и и отцами». А б ед ной Зейпе приш лось вернуться в ненавистный дом. Дядя всю ж изнь любил х вастаться своей победой, считал себя спасителем чести че только Даутбая, нчязов- цев, но и наш его маленького рода усеновцев. Отцу это не нравилось, поэтому он всегда укорял своего б р а та з а неблагородный у дар, нанесенный стари ку Нуртаю. — А ч т о тебе, сыновей его б ы л о мало? — говорил он. Мне приш лось увидеть Зейпу чер.ез полтора-два годэ. От той ж енской удали и независимости в ее характере не осталось и следа. Она, видимо, н е следила за собой, опустилась. Б ы лой белоснежный головной убор ее по темнел, в ее движениях уже не бы ло той грации и уве ренного «аристократизма», глаза ее теперь не смотрели так вы зываю щ е и гордо, они потускнели. Говорили, что она покорно переносит теперь ж у ж ж а ние безумной Айдын, а уродливый м уж даже покрики вает на нее, проявляя мужскую власть. Так феодальны й обычай, жестокий закон родового устройства) и пошлая темная сила калыма по-своему укротили строптивую Зейпу, убили е е гордую человече скую душ у и большие чувства. О на стала покорна сво ей женской судьбе... ... В 1943 году, когда я заехал в аул, чтобы выразить 'соболезнование семьям моего ум ерш его дяди, в числе з а поздавших вош ла в дом сутулая женщина с неряшливо опустившимся на глазаі платком.. Я ,'н е узнав еще, кто 61
это, поднялся, чтобы 'поприветствовать... Женщина с ис кренним движением души и ласковыми словами старшей обняла меня с трогательной нежностью. Когда мы усе лись на кошме, она начала расспрашивать,,как мое здо ровье в это «неровное время войны», и принесла извине ние за свое опоздание. Тут, при свете керосиновой лампы, что была подвешена посреди комнаты, я узнал Зейпу- Она сидела изможденная. Тусклый свет подчеркивал ‘темные линии морщин; беззубый рот ввалился. Я не Удержался о т возгласа: — Почему вы так быстро постарели? Зейпа кивнула головой и сказала: — Как ж е не постареть? Ведь я восемь щенков тво ему родичу принесла! — Это было ск азано с горечью. Старик О ш акбай покачав головой и неодобрительно бросил: — Из всех женщин аула ты, -Зейпа, самая счастли вая. В дверь твоего дома не постучала война: и муж с тобой, и дети при тебе... — Все, кто носит мужскую ш апку, оказались годны ми и пошли реш ать судьбу народа, защ ищ ать его честь,- - ответила с вызовом Зейпа. — А Д ау т б а я , видно, мать- родила лишь для тоге», чтобы сторожить меня! В ее словах я услышал тот протест, то великое пре зрение к насилию, которые’в глубине души Зейпы — жертвы калыма — до сих пор еще не умерли. Вернемся к замужеству моей сестры. После растор жения отношений с Мамытом. когда о б этом стало из вестно, к нам стали наезжать из других родов искатели невест или их посредники — сваты. — Пусть выберет сама, коль не захотела выйти з а муж за Мамыта, — решила бабушка. Сестра подросла, стала барышней. Е е освободили от черной работы, стали лучше одевать и посадили за руко делие. Она выучилась искусству казахской вышивки, изучилаі все узоры казахского орнам ента, научилась ткацкому делу, стала носить множество серебряных ук рашений на шее и на груди, на косах, наі всех пальцах рук и на шапочке с перьями. Она пела песни, участвова ла на айтысах, повеселела от своей свободной жизни и 62
на все предлож ения д авала уклончивые ответы. Сестра и 'не заметила, к а к пошел ей двадцаты й год. Ее даже ста ли упрекать, говорить, что она скоро станет старой д е вой. Однажды к нам приехали д ва верховых, один из них был Б алтабай — и з рода батырбековцев, а другой, с р ед кими пробивающимися усиками, — неизвестным дж иги том лет д вадцати пяти. Отца дома не бы ло. Гостей потче вали чаем. Молодой, к о гда пил чай, все врем я сидел молча, сму щенно тянул чай и з пиалы. Он проронил несколько не ловких ф р а з, о б ращ аясь к сестре. После о тъ езд а гостей мы с м ладш ей сестрой начали их копировать. С тарш ая сестра сн а ч а л а смеялась, а по- Үом почему-то рассердилась. Н ас это забавляло, и мы до того громко см еялись, что .оба получили по тумаку. Ве чером приехал отец. Мы воспользовались отсутствием Убианны и , перебивая друг друга, рассказали отцу о го стях, продемонстрировали перед ним их поведение, а младшая сестра сказала: «Наверное, Убианне понравил ся джигит, потом у что она р ассердилась и побила нас за представление». О тец нас вы слушал, посмеялся и. велел об этом забы ть. Через д в е недели снова приехал Б алтаб ай, но на этот раз один. П оговорив о чем-то с отцом , он уехал. Н ас, малышей, не вводили в курс этих разговоров и отсылали играть. Как-то м ы с отцом были в районе зимовки. Отец к о сил клевер. П о д вечер мы собирались возвратиться в аул. Вдруг приех ал Балтабай. О тец отослал меня поис кать брусок, которы м точат косу. Я. искал, искал и никак не мог найти. Вдруг я увидел дждгита. Держ а коня за поводья, стоял молодой человек, знакомый нам: он приезжал в аул вместе с Балтабаем. Молодой человек подозвал ме ня, спросил, к а к зовут, и подарил м не несколько кон фет, хвалил м еня, говорил, что я хорош ий мальчик, и д е лал все, чтобы польстить мне. Я почуял что-то неладное ■и начал о см атр и в ать его с любопытством. Он был круп ного телослож ения, грубоватый, узколобый, с припух шими векам и, большим носом, загорелы й. Пальцы ег© рук казались непомерно большими, и, когда он д авал конфеты, я о б р а ти л внимание « а огрубевшие, мозолистые
ладони его рук. Н а этот .раз он курил самокрутку из ма хорки. О дет он был неплохо, но чувствовалось, что эта одежда для него непривычна и сидит неловко. Когда я вернулся к отцу, Балтабай уже п рощ ался с ним. — П арень незнатный, но простой и честный труже ник, недавно вернулся из армии. — Хорошо, Балтабай, мы подум аем . Дай нам время с сердцем согласовать, — ответил отец. В сватаний первые посредники при переговорам назы вались жаушами. Жауши подыскивали подходящих де вушек по просьбе жениха. П од каким-либо предлогом они приезжали в аул к девушке вместе с будущим жени хом, чтобы 'молодые могли увидеть друг друга, не объ являя пока никому об истинной цел и своего приезда. Если джигиту нравилась девушка, он повторял свой ви зит. Ж ауши рекомендовал жениха и добивался согласия родителей на переговоры о кальгме. Балтабай в этой роли приезжал е щ е несколько раз и через полгода добился согласия н а переговоры. Кажется, за это время сестра и Аюбай имели несколько «случай ных» встреч на тоях, вечеринках и других' торжествен ных сборах соседнего аула. Когда сестру спрашивали, как она относится к этому «кандидату» на ее руку, она, потупив глаза, отвечала, что, мол, она —. теленок на привязи у. родителей, что воля бабуш ки и отца для нее священный закон. Д аж е и тогда поним ал, что это о зн а чает «да». Недели через две Балтабай привел человек семь вер бовых из родни Любая с официальным визитом. С ва таться приехали. Начались переговоры о калыме. Традиционно уста новленное в наших земледельческих краях — шестна дцать кобылиц (в скотоводческих областях — сорок од на) — обсуждению не подвергалось. Возможны были эквивалентные замены: так, одна кобылица равнялась двадцати б аранам или двум-трем коровам. Весь ход переговоров мне не был понятен, но я знал, что отец на стаивал на гое и Проводах девушки не раньше, чем че рез полтора-два года. Сваты не соглашались. Теперь, вспоминая все детали разногласий между сторонами, я ду м аю , что отец настаивал на этих сроках ттодкалымного периода, желая иметь достаточный резерв времени для свадебных приготовлений и подготовки до
стойкого приданого, ибо он не бы л настолько богат, что бы сразу зак у п и ть все нужное д л я сестры. Возможно, он настаивал потому, что эти годы д о замужества бы ли Периодом игры в поддалымную, чт о в настоящем смысле 'этого слова о значало «ходить в невестах», когда моло дые встречались н а началах равен ства. О т старших ж ен щин я часто слы ш ал: «Я в невестах ходила два года и , только н а тр етьем году замуж вы ш ла». Этот период женщина вспоминала с гордостью, как трогательную юношескую пору. Возможно, о тец хотел, чтобы у Убиан- 'ны была им енно такая пора. Н о сваты стремились со вершить в с е молниеносно, они не доверяли отцу, расторг шему уж е о д н о данное обещание, и невесте, которая ■ «вдруг возьмет, д а и уйдет за это врем я к другому, по новому п орядку, а потом — р азб ирай ся». Все это усу гублялось тем, что такие случаи уж е были после офи циальной отм ены калыма, и обычно родители «изменни цы» не хотели и говорить о возвращ ении полученного скота, или ж е возвращали ничтожную долю. Официаль но предъявлять иск было рискованно, потому что калым был объявлен вн е .закона. Вот почему сторона жениха, чтобы не о статься в дураках, с т а р а л а с ь получить неве сту немедленно после уплаты калыма. Бывали даже т а кие случаи: с н ачал а под честное слово брали невесту, а потом пл атал и калы м . Но чесаное сл о во тоже бывало неустойчивым. К а к всякое беззаконие, калымные пере говоры соверш ались долго: договаривающ иеся с трудом преодолевали взаимное недоверие, потому что бывало и так: какой-нибудь прохвост свою д о чь илу сестру « за кладывал» по нескольку раз, получая .аванс от разных лиц в счет к а л ы м а , а после ничего не признавал. Н а ученные та к и м и примерами, «податели авансов» требо вали поручателей. Бывало, что калымополучатель не держ ал свое слово. Тогда обиженны й калымоплателыцик находил в ауле обидчика какую -нибудь родственницу, которая была в замужестве з а родственником обидчика, заманивал ее в свой аул в гости; и тогда бедную женщину всем а у лом уговаривали не возвращаться к себ е домой, остать ся в залож ницах, пока обидчик т е удовлетворит иск. Женщина, из-за родственных чувств и сочувствия к оби женному, бор ясь з а честь своего девичьего рода и за. то. чтобы це « у ниж ать свою кость», соглашалась. Эта
своеобразная баірымта' женщинами была одним из средств заставить калымополучателя сдержать свое слово или оплатить неустойку. Попадались девушки и женщ ины, которые смело пользовались своими новыми правам и, разрубали сдав ливающую цепь бесправия, отважно бросая вызов фео дализму, разр у ш ая установленные вековые законы. Не сколько позднее я был свидетелем женских «забастовок» и «бунтов», что в свое время изложу в дальнейших запи сях. А пока я хочу сказать,' что казаш кам и казахам очень трудно было порвать гнетущую калымную тради цию, несмотря на то. что калым был запрещён после Октября. Однажды, после какого-то базарного дня, к нам з аул приехало десятка два верховых из аула Любая вс- главе с их почетным старцем О нгарбаем, двоюродным дядей Любая. Резались бараны, угощение было более щедрым, чем в первый раз, делались взаимные подарки К концу угощения и заключительных переговоров было объявлено совместное «коммюнике». Сваты уезжали в хорошем настроении, пожелав счастливого исполнения всего, о чем было договорено. Через неделю нас пригласили в 'а у л Любая за полу чением первой партии калыма. О тец не поехал сам, по ехал дядя в сопровождении десятка -верховых из нашего аула. Через день они пригнали пять лошадей, пару во лов, тридцать бараков. Кроме того, были сделаны по дарки — в ответ на ваши, преподнесенные при послед нем визите. Убианна ходила грустная. Я не знаю, но, возможно она переживала свое новое полож ение.— «подкалым- ной» (обмолвленной), — налагающее ряд ограничений Может быть, она была огорчена и потому, что ее соби раются -выдать замуж. Я внимательно следил за ней, вначале с братским сочувствием к ее грусти, потом с л ю бопытством, но, когда заметил, что все это--притворство, я был очень огорчен,-болезненно переживал первое столк новение с этой лисьей чертой женского характера. Мо ему разочарованию .не было предела, потому что сестру я очень любил; она была мне не только сестрой, но И за- насильственный
меняла м ать. Н и к то в нашей сем ье та к не боялся ее ухо да ш дом а, к а к я. Мой детский эгоизм и детский .разум, видимо, п о л агал и , что она вечно будет девушкой. Полученный калым был продан немедленно. Д яд я стал привозить с базара разные украш ения и материалы для сестры. Убианна стала одеваться чище, наряднее и продолжала заниматься рукоделием. Н аш а юрта превра тилась в портняжно-вышивальную мастерскую, наполни лась узорными тканями, вышивками и ювелирными работами. Ь абуш ки но «обязательное» — «со всем ж и л и щем, постелью и-домашней утварью на новре место при едешь» — я п оним ал к ак приданое. Через шесть месяцев Аюбай со своим товарищем Он- дасом в су м е р к а х приехали д л я первой встречи с неве- 'стой. Ж ених о с тал ся невдалеке о т а у л а , в укрытой балке, а его товарищ с двумя сумками подарков пришел в аул и сообщил о цели их приезда: о первом свидании неве сты с ж енихом наедине, на всю ночь. С этого обычно начиналась игра с подкальгмной невестой. Увидев подарки, молодые ж енщ ины нашего аула по спешили достойно встретить жениха, готовили отдельную юрту д л я пр ием а и вечеринки, т а к к а к «сводничество» входило в обязанности подруг моей сестры. Неожидан но сестра энергично запротестовала и отказалась встре титься с ж енихом . Все ее уговаривали, но тщетно. Она, бледная, з.ады хаясь, с гневом в голосе, сказала: — К ак ‘ем у н е стыдно! Почему он та к спешит? Ведь впереди ещ е целый год! П ередайте ем у, что за такую по спешность я м огу только презирать его! Как ж е так?!— вопрошала она с возмущением. — К а к же, без моего согласия\", б ез всякого предупреждения он смел при ехать?! — Что ты , м ил ая, таков обычай наших предков, да покоятся их 'душ и в раю... Он ведь твой жених! — н а чала было у вещ евать одна из родственниц. — Пока я в доме отца, я ему не жена! — бледнея, кричала У бианна. — Если он п овторит еще раз свой ви зит, я ему не невеста! — отрезала о н а. — Так и пере дайте ему! -Я: был по р аж ен , я.никогда не д у м а л , что наша Уби анна, всегда т а к а я спокойная и уравновешенная, вдруг может кричать, бунтовать, требовать таким , не терпящим
возражения, тоном. Я как-то по-новому посмотрел на свою сестру, к а к будто увидел ее впервые. Она стояла, опираясь рукой на сундук, как будто Кто-то может ее охватить и силой увести. Ее продолгова тое лицо, с прямым и тонким носом и нервными ноздря ми,. побледнело еще больше; тонкие губы дрожали. Хорошо, что в эти споры родители не вмешивались. Получив о тказ, жених, напрасно прождав часа три в балке, уехал с о своим товарищем. О ндас хотел оставить Сумки с подарками, но Убиаина категорически запроте стовала; ' — Нет, нет! Никогда! Ради б ога, умоляю вас, не оставляйте! Поступок Убианны вызвал тревогу в ауле Любая. От туда начали засы лать своих «разведчиков» — женщин, чтобы выяснить «обстановку», у знать о настроении неве сты, видимо, там решали, следует ли продолжать платить оставшуюся долю калыма. П о д разными пред логами женщины гостили у нас, говорили с нашими жен щинами, с Убиаңной. Я туда доступа не имел. Женский мир наших аулов ож ивился: вступили в свои права уговаривающие, рекомендатели, устные почтальо- Так прошло ещ е шесть месяцев. В нашем ауле про должалась усиленная работа: катал и сь кошмы, расши вались ткани, вышивались украшения... Приходили м а стерицы, художницы по орнаменту, советчицы-бабушки, Все готовые вещ и вынимались и разворачивались перед «ими, получалась целая выставка. Спрашивалось их Мнение, ж енщ ины делали свои зам ечания, давали сове ты, некоторые оставались помогать... Скот у нас все убавлялся и убавлялся, каждый базарны й день что-ни будь да продавали и на полученные деньги покупали для сестры' приданое... Видимо, Аюбай через своих послов получил «визу» от Убианны н а въ езд в наш аул. К ак-то вечером снова объявился О нд ас с сумками. Н а этот раз все были с «им приветливы и вежливы, шутили, кокетничали, наме кая на предстоящее свидание. Н а отлете от аула поста вили юрту, О нд аса с сумками увели туда. Отау1, где 1 О тау — юрта молодых, ииг жилище отделившейся от роди телей новой семьи. 68
впервые д о л ж н ы были встретиться ж ених и невеста, был обставлен торжественно, туда пригласили Любая. Он ■и его товарищ сидели на почетном месте. С обралась аульная молодеж ь. Девушки и м олоды е женщины при оделись по-праздничному и приходили с «визитом в еж л и вости» — зтаком иться с женихом; каж д ая из них ст а ралась блеснуть красноречием, .остроумием или просто кокетством; они звонко смеялись, но держались тактично, чтобы не п о к азаться невоспитанными. * Некоторые задавали Аюбаю хитроумные вопросы, обличенные в форм у загадок, вроде: — «Откуда сегодня взойдет луна?» Неловкий Аюбай отвечал: — «Кажется, давно взош ла луна, ведь стемнело!» Его простодушный ответ и пр ям о е понимание об р азно го намека на невесту вы зывало общ ий смех. «С какой стороны о т вас звезда Ш олпан и лунаі?» Аюбай отвечал, что не знает, так к ак он сид ит в юрте. .Женщины • о п я ть смеялись. А юбай беспомощно смотрел на своего товарища, как бы ж а лобно п р о с я : «Спасай, тону!» — Н е родня ли вам созвездие большой Медведи цы? — не унималась одна из ж енщ ин, явно издеваясь « а д тупостью Любая. Она нам екал а наі легенду об этом созвездии :— о б украденной невесте и женихе, несущимся по небесам, — с деланной тревогой вопрошала: — Быть может, с вам и опасно знакомить светлую звезду? О кончательно сбитый с толку А ю б ай неуверенно б ор мотал, что этих созвездий он не зн а е т и что он никогда •не был вором . Последние сл о ва он произнес с ноткой •обиды, что т о ж е вызвало смех. — Вы к огда ожидаете полнолуние? — спросила одна •из женщ ин. Аюбай ответил, что он не астроном и поэтому нс знает и что в их ауле нет астронома, у которого он м ог бы это спросить. Взрыв смеха потряс юрту и окончательно сконфузил Любая. Тут вм еш ался его товарищ — Ондас. Теперь с ним н а чалась пикировка. Но Ондас оказался из «стреляных £ітиц»... Подали чай, затем ужин. Аюбай, сконфуженный и смущенный, тар ялея все больше и больше. Пот лился градом с его лица. Жених его вы тирал то кушаком, то 'платком. П о сл е ужина Любая окончательно сконфузили •в айтысе. О н д а с у пришлось солировать, • Аюбай только
следовал з а ним и подпевал. У .него оказался грубый, непоставленный бас, и, несмотря н а вс е старания, Аюбай с первой ноты расходился со своим напарником, слов песни он то ж е толком не знал... Б аритон Ондаса сбивал ся на середине каждого куплета из-за мычания Любая. Время приближалось к полуночи, и старшая тетка, управлявшая вечеринкой, д ал а нам команду — по домам, повелев остаться только нескольким женщинам — подругам и взрослым девушкам. Меня больш е не выпустили из д ом а. О последовав ших в эту ночь событиях я узнал у ж е спустя много вре 'мени от других. Убианна, сидящ ая в другой юрте, имела своих аген тов и от них через каждые пять-десять минут получа ла точные и дословные донесения и з гостевой юрты Когда подруги пришли за ней, чтобы повести ее к же йиху и представить ему, она наотрез отказалась от сви дания, и ж енщ инам аула стоило м ного труда уговорить ее. Они оказали, что, мол, это нехорошо, что так теперь нельзя, так к ак жених и его товарищ приехали с ее со гласия как гости и теперь сидят и ж д у т свидания с ней Долго шли уговоры , мольбы, приводились доводы, И, НЕ конец, под сам ое утро, перед рассветом, ее уговорили V повета. Утомленные долгим ож иданием , гости и, в осо бенности, Аюбай, Получивший такую «баню» на вечерин ке, сидели подавленные* и сонные. К огда ввели Убианну. они с места не встали, как это требовали вежливость и такт. Убианна ж е наговорила им всяких дерзостей и не подав руки,, заяви ла, что, преж де чем в женихах хо дить, нужно научиться отвечать на вопросы молодых женщин и д евуш ек и уметь держать себя в обществе.. Круто повернувшись, Убианна уш ла. Қ этому врем ени уже рассвело, а по обычаю жених должен был покинуть пределы ау л а д о рассвета. Ж ен щины пытались успокоить Любая, говорили, что они сделали все возможное, что он сам то ж е должен при знать свою вину, что скоро гнев невесты пройдет, и он» остепенится. Ж ених после обнадеживаю щих разговоров вынужден был выехать до рассвета, а его товарищ Ондас попросил наших женщин обо всем происшедшем не рас сказывать. На следующий день Убианна нервно швыряла все. что ей попадалось под руку, заб росила работу над при-
\"зным и с т а д а такой грустной, что мы все старались ее »е раздражать. Спустя несколько дней, о н а зая ви ла, что не пойдет га Любая, но отец д ал ей понять, что второй раз свое бещание он не собирается нарушать... Аюбай в это время проходил в своем ауле «школу». И через д в а м есяца повторил рвой визит, чтобы вы дер жать «экзамен».-На этот раз женщины и девушки при кусили спзои язычки, так что усиленная «учеба» ему д а же не пригодилась... Время ш ло. П риезжал почти каж дую неделю жених. Убиенна, видим о, примирившись_с тем , что «написанного на лбу» не стереть, не бунтовала., к а к прежде. Приданое все прибавлялось и прибавлялось, а скот у нас убав лялся. Свадьба бы ла уже на носу, той не за горами. Она была приурочена к середине сентября, то есть к самому концу уборочной. Свадебные приготовления Убианны не прошли гладко. Аульные и волостные власти вы зы вали отца на допрос о калыме, или ж е сами приезжали к нам , угрожая р азоб лачением, пугали и другими способам и, приводили упол номоченных. О тец, видимо, знал, что и у них «рыльце в г.фу», зн ал их, психологию и понимал, что все это делается, чтобы получить о т н ас закрывающую рот взятку. О н говорил: — Н е я один в округе соверш аю такие поступки, а ес ли одному из ва с дать кусочек, то з ав тр а за такими ку- , очками явятся сотни подобных вам , а у меня не хватит остояния, чтобы угодить вс?м бездельникам. Всех бо- зться я не могу. Идите и доложите большому начальни- .ку, а я п еред ним готов- ответ д ер ж ать... Спустя некоторое время, привезли большого началь- -шка (видимо, начальника участка милиции, куда входи ла и наш а волость)... И что ж е? О н с первого взгляда влюбился в У бианну и вместо допроса начал уговаривать отца вы дать дочь замуж за него и... з а большой калым. Он был у ж е ж е н а т и хотел взять Убианну во вторые ж е ны. Отец не м ог пойти на это. Н ачал ьник часто к нам е з дил, стар ал ся уговорить, но, убедившись в непреклонно сти отца, в п а л в другую крайность и начал угрожать. Не знаю, каким образом этого блюстителя порядка и самодура перевели с нашего участка на соседний.
расположенный на территории Киргизии. Там по средам происходили базары. И группа киргизских джи гитов побила его публично, гоняя с одного конца базара на другой. Опозоренный начальник был немедленно убран высшими властями и отослан к себе в аул, без права занимать какие-либо должности. Отец мне ничего не рассказывал, но я подозреваю, что дело не обошлось без его рук... Вскоре отец открыто объявил, что он выдает замуж дочь свою Убианну за Любая в такой-то день сентября и устраивает по этом у случаю той, на который приглаша ются все желаю щ ие весело провести два-три дня. Недели з а д ве до тоя Убианна отправилась в сопро вождении двух молодых джигитов и тр ех женщин из на шего аула на «знакомство девушки», то есть прощаться со всеми дальними родственниками. Э та традиционная прогулка предусматривалась предсвадебным церемониа лом. Она совершалась, по-видимому, д л я того, чтобы бед ные девушки в последние дни могли свободно подышать воздухом, повеселиться в окружении внимательных род ственников как по женской, так и по мужской линии. У нас же, как и у всех казахов, их было не один десяток: четыре сестры отца, два брата бабушки, мой родной дядя по матери, дядя и тетя-по отцу, родня мачехи,род ственники ж ен моих двоюродных и троюродных братьев и прочая родня. Короче — кровные связи и корни родо вые были разбросаны в округе в радиусе полтораста - двести километров от нашего аула. Перед отправкой Убианкы бабуш кой была устроена своеобразная вы ставка приданого. День удался ясный. Собрались все женщины нашего аула. Долго они советовались и, наконец, выбрали на отшибе от ау л а, метрах в пятидесяти-ста, зеленое иоле и начали перетаскивать туда все приданое, раскладывать и разворачивать его на земле, как будто они собирались сушить на солнце. Сначала развернули большой бабуш кин ковер, который она подарила внучке к свадьбе. Цве тистые узоры ковра яркими красками заиграли на солн- - це. Рядом с ним положили второй ковер — поменьше, ковер моей покойной матери, привезенный ею в числа другого приданого. Женщины отдыхали и любовались красотой только что воздвигнутого их руками громадного купола, пере 72
сеченного к вад р атам и клеток, опутанного множеством крашеных к ан ато в , лент, кистей и бахромой... Потом нак р ы л и юрту белыми кошмами, плотно подо гнали их меж ду собой, укрепили веревками и петлями. Ж енщины приняли торжественные, официальные -по зы, и после м аленькой паузы с тар ш ая из них обратилась к Убианне: — Войди в свое жилище, светоч мой! — пригласила она ес, указы вая на дверь. Сестра в о ш л а первой, за ней остальные... Усталые от работы ж ен щ и н ы присели на голую землю , и к аж д ая по очереди н а ч а л а сестре вы раж ать о т всего сердца добрые пожелания счастливой жизни в этой юрте. • Сестра, смущ енная и, видимо, огорченная тем, что от деляется от родных, прослезилась.,Женщины тоже выти рали слезы , вызванные воспоминаниями об их былой д е вичьей поре... Отдохнув с полчаса, женщины вышли и внесли д ва больших сундука и другие вещи. Н ачали убирать, сте лить, уклады вать, установили украшенную резьбой и красками деревянную кровать, зап равили ее, вытащили из сундуков свадебные одежды и развесили их над изго ловьем кровати, и в углу об разовался своеобразный пышный гар д е р о б девичьего и ж енского платья. Ж е н ское платье бы ло заготовлено, но с естр а его еще не н о сила. П остелили кошмы, ковры на пол и, закончив внут реннее уб р анство новой юрты, все сел и уже, как гости. Внесли сам о ва р , накрыли скатерть, рассыпали по с к а терти бауірсаки1, урюк. Н ачалось чаепитие с сахаром. От мужского по л а представителями были только мы. м ал ь чуганы. За чаем женщины вели деловую беседу, обсуждали, что еще ж е л ател ь н о было бы д о б ави ть к приданому, что подправить. К концу чаепития тети начали дарить Уби анне разные вещ и, говоря: «Мое присоедините на п а мять». О дни д а р и л и чашку, другие — пиалу или чайник, миску, нож или ножницы или ещ е что-нибудь, необходи мое в дом аш нем обиходе. — Вот и д о м готов! — говорили женщины. — Со с в о ей юртой, со своим хозяйством приедеш ь. Ии от кого не будешь зависеть, а одежда н постель у тебя есть на 1 Б а у р с а к и — шарики из теста, отваренные в масле.
двоих. Будь благодарна бабушке и отцу. Не всем так удача навстречу идет. Начали расходиться. Я, \"увлекшись баурсаками, урю ком и разговорами, оказывается, т а к долго сидел в но вой юрте, что проглядел то, что делалось за это время на дворе. ' — Апа! Сопровождающие прибыли! — крикнул дядя: стоявший снаруж и юрты. Я пулей вылете;, в дверь. Разодетые д в е молодые женщины и девушка лет сем иадцати, двое юношей, одетых пристойно, но не парадно были уже готовы к отъезду. По приглашению бабушки женщ ины вошли' в юрту. Подруга поздравила Убианну с новой юртой и сказала, что они прибыли сопровождать ее «счастливую поездку» Джигиты ж е стояли у входа, так к ак им было не поло /кено входить в юрту невесты. П осле' обмена репликами приступили к одеванию Убианны. Бабушка вручила невесте отделанную серебром к иедью камчу и пожелала счастливого пути. Все вышли из юрты. Дядя подвел оседланного вороного иноходца. Сбруя коня Убианны отличалась от других более богатым уб панством и блеском. Дядя и джигиты помогли женщ инам взобраться на коней. Подошел отец, по его знаку все молитвенно ело жили руки и, выслушав пожелания счастливого пути, двинулись в путь. Весь аул смотрел вслед этому краси- зому «кортежу», четко выделявшемуся над линией гори зонта. Украшения Убианны, парадные сбруи для лошадей делались и чеканились руками моего отца, ему помогал дядя и даже я. После отъезда сестры в ауле шли завершающие при готовления к тою. Дядя разъезж ал по базару, продавал .кот и возвращ ался оттуда с наполненными сумками'. Некоторые джигиты аула по просьбе отца отвозили зерно на помол. Отец вплотную взял ся за ювелирные работы. Я был у него подручным, на побегушках, и с удовольствием выполнял свои обязанности. Помогать от ■ну — было вершиной моих детских желаний. Сначала из глины делалась чаш а нужной формы, с продолговатой выемкой, туда клались серебряные мо- 74
четы. Н ад чаш ей складывался м аленький шатер, из то л ь ко что наколотой щепы, его подж игали, и я смотрел, как вспыхивала щ еп а и краснела чаш а. О тец щипцами пере кладывал угольки. Я помогал ем у раздувать ручной д о машний мех, сделанный-из нераспоротой козьей шкуры... Потом н а д чаш ей появлялось синее плам я и внутри начи нала блестеть, к а к ртуть, распл авл енн ая масса металла. Потом отец д а в а л ей немного затверд еть и опять кра- :ное серебро опускал в чаш у.с холодной водой. Вода ш и пела и в и зж а л а и паром подым алась над серебром. Отец ковал маленькими молоточками на наковальне, точил маленькими, разн ой формы, напильниками, выбивал вы пуклости н а кольцах или браслете, потом рисовал к ар а н дашом узор и тонкими лезвиями наб ивал насечку на се ребре. В эти минуты в юрте наступала тишина. Я следил, затаив д ы х ани е, боясь пошевелиться ‘и помешать этой тонкой работе. Но вот изящ н ы й ірисунрк лож ил ся' н а серебро, и тогда отец начинал ш лифовать его песком, протирать шерстью, паять з астеж к и и потом, посыпав б елы м порошком, кото рый он на зы в а л «мусятыр» (по-видимому, нашатырь), подносил к огню. Когда порош ок вспыхивал, б р а с л е т или кольцо он протирал о колено, и очищенное серебро блестело. Быть может, в силу этого своего ювелирного таланта, отец н своих ра с с к а за х всегда особо, останавливался на опи санин ж енских украшений и чеканке лошадиных сбруй. Слава об искусстве отца распространилась и за пре- лелы наш его ау л а , но я не помню, чтобы отец чеканил что-нибудь д л я других, особенно — украшения д ля к о ней. Он не считал это своей профессией и плату за р аб о ту не брал. Вспом инается мне еше одна из р аб от отца — само дельный пистолет, который он н а ч а л делать, найдя где- го завал явш ийся кусок небольшой стальной трубки. Я помню, к а к о тец приделывал курок, украшал оружие, но, когда все бы ло закончено, пистолет не выстрелил. Это было больш им огорчением д л я отца. П озж е он разрядил несколько найденных патронов, набил их порохом и специально д л я нас, детей, сд ел ал целый взрыв. Так кончилась судьба этого самодельного револьвера.
Убианна вернулась через две недели вместе со своими спутницами, а сопровождавшие ее джигиты вели нагру женного верблю да и четырех лошадей-малолеток... К моему удивлению, они проедали мимо ваших юрт и остановились у стоявшей на отлете юрты невесты и там разгрузили верблю да. Снова собрались женщины. Они приветствовали спутниц с благополучным возвращением и расспрашивали, весело ли те провели время, хороши ли были приняты родственниками. В юрту внесли непременный самовар... . Основным «докладчиком» з а чаепитием была подруга Убианны, рассказавшая все по порядку, с последовательностью и со всеми подробностями: когда у кого гостили, какие ве черинки проводились и в каком ауле, кто и что пожелал Убианне,-чем одарили ее, как устраивались проводы и т. п. Свой расск аз она пересыпала удачными, запомнив шимися ей, шутками, анекдотами, песнями, услышанны ми на этих вечерах. Хвалила одних родственников за хороший прием и внимание, неодобрительно острила по адресу других з а их недостаточное усердие и холоднова тый прием и проводы. Женщины слушали с напряженным вниманием. Оказывается, Серкебай подарил верблюда, а его браг, Кульджабай, — коня-двухлетку; одна из их жен — Тус- кииз — надкроватную кошму, отделанную цветной ма терией; другая из жен подарила перину с бархатным чехлом; сестра отца — маленький коврик и кожаный че хол для пиал; вторая сестра отца — парчовый халат и серебряный поднос. И много еще других украшений и по дарков показывалось любопытным зрителям... Привезенные вещи были присоединены к приданому. Наговорившись и насмотревшись, женщ ины ушли, а Уби анна, переодевшись в обычное свое платье, пришла к от цу с приветом. О тец встретил ее очень ласково, погладил по’голове. Растроганная нежной встречей отца, взрослая Убианна зап лакала и бросилась, к а к ребенок, к нему в объятия. Отец, сдерживая свое волнение, взял Убианну на руки, сел н а кровать и начал укачивать ее, как ма ленькую, приговаривая успокаивающие, ласковые слова. Младшая сестра, Алиманна, с торчащ ими по сторонам 76
косичками, стояла у изголовья кровати, и по лицу ее то.- же катились слезы . Я, никогда еще не видавший прояв ления столь нежных чувств у отца, пораженный слабо стью всегда собранной и серьезной Убианны, замер на месте. Н аверное, у меня был очень глупый вид, потому что злая А лим анна подбежала ко м не и шлепнула меня кулачком со словами: — Что ты не плачешь, бессердечный? Я тоже ее стукнул, но все ж е выполнил ее волю и т о ж е прослезился... Отец засмеялся и всех нас троих, п л а чущих, заклю чил в свои объятия. На следую щ ий день вокруг невестиной юрты стали устанавливать ещ е около десятка других юрт, выделен ных нашим аулом для гостей, прибывающих на предсто ящий свадебны й той. К вечеру рядом с нашим аулом вырос другой ау л , с'новой юртой Убианны в центре... Через день нас, детей, приодели, и весь аул начал го товиться к приему гостей. К вечеру приехал Аюбай в сопровождении семи джигитов. Он остановился в отве денной д л я него юрте. Юрта, где сидела Убианна, стала называться теперь юртой девушки-невесты, а юрта Л ю бая — ю ^той зятя.-жениха. В юртах у ж е шел оживленный, беззаботный говор. Каждый настраивал себя к веселью , слышался смех, звонкие голоса. Рж али на привязях кони гостей. Аул жил, дымился... Я понимал, что той фактически начался. Покинутый старшими, потеряв их внимание, чувствовал себя я не лучше, чем кони гостей... Мы, м алы ш и, гуртом бродили в темноте, ста р а я с ь где-нибудь увидеть или услышать что- то особенное, но у каждой юрты «человек», дежуривший -у самовара, нас отгонял: — Эй, дети, нечего вам тут делать! Те, которы е были подобрее, ш ёпотом нас убеждали: — Вы зач ем тут, дети? Сюда маленьким нельзя! От кунаков стыдно будет. — И они тож е вежливо прогоняли нас: — И дите! Ступайте! Идите же! Ж енщ ины с нами почти не разговаривали, куда-то торопились, и спешили отвязаться о т нас, сунув в руки нам свежие баурсаки или какую -нибудь сладость. Было обидно. Мы не уходили. Пытались потребовать «удовлетворения», но, кроме «идите» и баурсаков, ни чего не получали. Между собою мы говорили шёпотом. 77
Увидев человека, однажды прогнавшеғо- нас, бросались в разные стороны, но потом снова подкрадывались. Так, изрядно набегавш ись и устав от своих неудач, поздно ночью мы вернулись в старый ау л , молчаливые от зло сти на свой возраст, не дававший мам права присутствс- Настало утро. Дымились очаги и трубы сам оваров у нового аула. Спящий аул постепенно и неторопливо начинал ожив литься, когда солнце, оторвавшись о т горизонта на вс- стоке, косыми лучам и легло на белизну юрт... Гости просыпаются, идут к роднику один за другим, гам умываются, потягиваются после сн а, лениво и важно возвращаются к юртам. Мы, дети, спешим туда, но опять «человек» своим взглядом отгоняет нас на расстояние. Гости часам к двенадцати садятся з а стол, лениво и дол го пьют чай, в аж н о и медленно обмениваю тся фразами, затем им подаю т кумыс, который они тож е пьют долго и лениво, никто не торопится, не спешит. Они тянут вре мя. Гости ленивы в еде и питье, а солнце медленно поды мается к зениту. Н ет вчерашнего веселого говора. Все .стали серьезными от скуки, кого-то ж дут. Кого? Ж д у время, ждут часа, ждут новых гостей. Н о ни время, ни люди пока не идут. Скатерть убрана. Гости, устав от ску ки, отдыхают. Становится жарко. Подымаются боковые кошмы у юрт, и сквозь клетки мы видим издали всех го стей. Они отдыхают, лежа на.расстеленных одеялах и подушках... С олнце скатывается к зап аду . Снова дымят ся очаги и трубы самоваров. Гостям подают чай. Они долго и медленно пьют. Затем им подаю т бесбармак. Го- • сти, не торопясь, едят, ведут беседы... В се это надоедает нам и мучительно медленно убивает наш е любопытство... Время бежит. Ж а р а идет на убы ль. Л учи солнца ста новятся снова косыми, но на этот р а з они ложатся на другую сторону аула... И вот, наконец, на горизонте показались люди. Идут разнаряженные женщины и девушки из соседнего аула, едут мужчины... В о т и с другой стороны показались всад ники, вон вдали еш е и еще люди, верховые, пешие, жен щины, группами и цепью рассыпанные во всю ширину • степи. Они окружаю т уже дальние подступы к аулу, по-
:тепенно приближаются, все суж ая и. сужая «кольцо окружения»... С кука покидает нас, мы глядим вдаль, р ас сматриваем приближающихся. Аульные люди в почти тельных позах стоят, готовясь к встрече. Вот «авангард» уже переходит последний «рубеж» — женщины ветре чаются с женщинами, приветливо кланяются, чуть припа дая на одну ногу. Мы слышим их голоса и улавливаем отдельные слова: — Д а пройдет той счастливо! И слышим ответ: — Д а будет это совместно с вами! Смех, звон т о л п ы 1, шелест платьев, плавное движение женских фигур. На.м кажется, что женщины не говорят . между собой, а выводят какие-то ' напевы, чирикают, воркуют, щ ебечут, что они не идут, а плывут по степи. Их проводят к юрте невесты. Они поздравляют ее с торжественным днем. «Да будут все дни твоей жизни яркими, к а к этот день! Д а не сойдут с тебя во всю жизнь твои украшения! Д а будет всегда твоя юрта, как сего дня, наполнена гостями и радостью!» Невеста благодарит их за добрые пожелания: «П ри ятные слова пленяют слух, окрыляют душу, успокаива ют сердце, р езвят надежды... В аш и приятные лица ласкают мой взор. Да сбудутся ваш и слова. Я буду об я зана вам навеки!» Женщины с нескрываемым любопытством осматрива ют убранство юрты, вещи и невесту. Джигиты не сходили с коней, как это обычно делали приезжавшие гости, а если сходили, то не у юрт, а немно го поодаль от них... Я искал знакомы е лица, но все они казались одина ковыми. Конная толпа зашевелилась, раздались возгласы: — Аккулы едет! Аккулы едет! Аккулы ехал крупным шагом на.поджаром, сухоголо вом, короткогривом и куцехвостом сером коне, на своем «сером горном козле», как его назы вали у нас. Его со.: лровождали: старший сын А сылбай, тридцатилетий!! крупный муж чина, и мой крестный — Тиняли. 1 Ш оетпа — украшение из серебра, которое вплетается з ко сы девушек. 79
Когда Аккулы приблизился, то л па расступилась, да вая ему дорогу. В се приняли почтительные позы, но он не удостоил никого даже взглядом, своих серых глаз. Лоб его был туго перетянут белым п латком , рукава бешмета засучены, худы е загорелые жилистые руки покрыты во лосами. Д л и н н ая редкая белая б ород а покрывала его грудь. Он был туго подпоясан старомодным кожаным поясом. Сидел он свободно и глубоко, чуть подав непри нужденно корпус вперед. Ноги его, обутые в бескаблуч-, иые сапоги, л е ж а л и в серебряных стременах свободно, и казалось, что это — собранные кры лья его коня. Он пря мо проехал к моему отцу, стоявшему в середине аула, в окружении наш их пеших «человеков». Аккулы легким движением кисти осадил коня. Разгоряченный бегом, по инерции устремленный еще вперед, конь с навостренны ми ушами, большими черными г л азам и и чуть разду вающимися ноздрями застыл, К азал о сь, что серый конь в серебряных сбруях и седой А ккулы были чем-то еди ным, слитым, что они не два сущ ества, а одно создание— живая скульптура. — Будь в теле, Момыш! — приветствовал Аккулы своего сверстника. — Д а будь в живых, Аккулы! — ответил ему отец. После поздравлений с тоем, А ккулы попросил изви нить, что .заставил себя ждать, потом, повернувшись к конной толпе, взмахнув в ее сторону сложенной вдвое камчой, он пренебрежительно произнес: — Этой бестолочи пусть в сам ую ж а р у , но только д а вай кокпар... З н а ю т только одно — гоняться ' по полю, скачут с гиком без толку друг за другом... Никаких пра вил, никакого всаднического такта, только загонять ко ня мастера. Х лещ ут бедное животное плеткой, колотят бока ногами, поводьями дергают, локтями, как крылья ми, машут, д а о т такой езды не только лошадь, даже слон повалится! Н е т благородного уваж ения к коню, по тому и не понимают и не знают, к а к обходиться с этим нежным существом, более хрупким, чем девушка. — Ак кулы сердито посмотрел в сторону молодежи и поучи тельным тоном добавил: — Нет того, чтобы коня в теле без лишнего ж и р а держать, лишний пот согнать, во вре мя скачки прислушиваться к его дыханию , ритму и цо коту копыт, управлять его дыханием: т о придержать, то облегчить, приподняться чуточку при прыжке, поддер-
жать легонько при повороте, а т о садятся, как набитые мешки, несутся, как угорелые, коня калечат и сами п а дают. Хороший наездник коню — его крылья, а не т я желый груз, набитый навозом! Бы вало, почую — участи лось дыхание коня, сам не дышу, а ему вздохнуть дам, копытце не т а к стучит по святой земле, приподниму, поддержу... А они только о прыти думают... Нет, Момыш,' нынче не та молодежь пошла, им только на быках д а на ишаках ездить, а не на добрых карабаирах... А седла! Седла какие у них, ты только посмотри! Тиняли сд ел ал умоляющий ж ест, прося моего отца как можно скорее прекратить старческую болтовню сл ав ного наездника, и отец прервал длинную речь Аккулы, своего кореш а, сказав: — Н у что ж , Аккулы, новое вр ем я — новые люди. Заман' по пр аву принадлежит им, пусть веселятся и рез вятся, как умеют, еще научатся, у них все впереди. Аккулы хотел еще что-то сказать, но тут, по знаку Тиняли, д я д я внезапным возгласом: « Л а аумы.н, Ака2!»— в позе просителя баты — благословения — обратил его внимание на темно-серого козла, предназначенного для кокпара, которого он удерживал м еж ду ногами. Аккулы, слож ив ладони и погладив бороду, произнес: — Во им я всевышнего. Дядя тут ж е проворно свалил козла, прижал его ко ленями .и ножом отсек ему голову. — Ты сегодня попридержи себя, Аккулы, дай моло дежи позабавиться! — сказал отец. — Сила отца не признает, — гордо ответил Акку лы, — схватится, вцепится, сам не может вырвать добы чи и другому не дает, а нрт того, чтобы ловко, с рывка,— он показал р укам и этот рывок, — этаким способом, — его корпус пл авно и грациозно наклонился в сторону во ображаемой добычи. — Упираясь н а сильный хребет ко ня, придерж ивая его вот так, — он показал; его носок чуть п одался вовнутрь, в правое стремя. — Из десяти рук вы рвать ко зл а и, как острием клинка, рассечь толпу и вылететь пулей из окружения... Дядино «готово, Ака!» опять оборвало затянувшую ся болтовню Аккулы. Увидев обработанного козла, он ^ З а м а н — эпоха.
сам забыл окончить недосказанную мысль, весь изменил ся и, как одержимый, покрикивая на дядю: «Чего ты медлишь, Момынкул? Давай живей!», сорвался с места. Дядя, волоча по земле тушу, побеж ал рядом с конем Аккулы. Всадники загудели, оживились, тронули своих коней, некоторые из них про себя упрекали самолюбиво го старика, однако, старались, чтобы Аккулы услышал их льстивые комплименты. Женщины высыпали из юрт по смотреть на начало кокпара. Всадники отъехали от аула метров на двести, встали широким полукругом, не загораж ивая сторону к аулу. Дядя отбежал о т Аккулы шагов 'н а десять-пятнадцать и, высоко подняв тушу над головой, швырнул ее в сторо ну Аккулы. Тот, сжавшись со своим конем в один комок, стре мительно бросился вперед, навстречу еще летевшему по воздуху кокпару, и на лету поймал его. Толпа одоб рительно загудела... Аккулы носился по кругу, искусно ве д я коня галопом. изображал мнимую погоню за собою: перебрасывал кок- пар с одной стороны на другую, увертывался от настиг шего его опасного противника, который вот-вот вырвет у него кокпар, валился на бок коня и, как бы улучшая «позицию», вставал на стремена, рывком вырывал кок пар и с ловким крутым поворотом уходил от преследо вавшего его воображаемого «соперника*. Толпа восхищалась искусством старика. В воздухе стоял гул голосов, а Аккулы продолжал показывать: рез ко осадив «ш олака1, настигавшие его по инерции пролетали мимо, и он круто сворачивал. Он «регулиро вал» дыхание «кок-шолака», «приподнимал», легонько «поддерживал» н а поворотах и к зависти всех присутст вующих показал свое высокое искусство. Мастерство наездника пленило не только мой детский ум, но и вы звало восторг, искреннюю хвалу, гордость за лихого старика у моего дяди М омынкула, который, как болельщик, стоя рядом со мной, топал ногами, дергал руками, издавал бессмысленные крики и возгласы. Он цокал языком, подгонял коня, визж ал, забывая обо всем и обо всех. О тец посматривал сердито на своего брата и Шола к
только к ачал головой. Дядя весь жил искусной ездой Аккулы. Аккулы сделал еще один круг, потом подъехал к центру полукруга всадников, возгласам и восторга встре тивших его, поднялся на стремена и, закинув над голо вой кокпар, с легкостью бросил его вверх... Вот закруж илась, завертелась на одном месте кон ная толпа, рывком тронулась из круга. С краев кружив шейся толпы вырывались отдельные всадники, потом следующие, они, устремившись вперед, опережали отор вавшихся, задерж ивали их, сливались с «ими, и снова возникал конный круг, снова вертелись, снова кружи лись громадным темным волчком на одном месте... Вдруг из толпы, рассекая ее, вы рвался пулей всадник, держа кокпар под путилищем. — Вот та к сила руки, вот -так силища! — восторгал ся Аккулы. Я думал, что старик слишком самовлюблен и полон самомнения и неспособен кого-нибудь хвалить, ведь для него все были «набитыми мешками», а не всадниками. А его справедливость — возглас, непосредственно вы р вавшийся в силу спортивной страсти. Все неотступно гнались за всадником, иногда насти гали... Н о как только самый передовой Ъз преследовате лей приближался, всадник ловко поворачивал и уходил в сторону. К азал о сь, он дразнит то л пу скачущих. Все врем я Аккулы был в движении. Из его уст я сотню раз слыш ал одобрительные возгласы: «Молод- Всадиик поволок толпу еще р а з по кругу, сделав н е сколько зигзагов из стороны в сторону, окончательно рассыпал толпу по всему полю и, оглянувшись по сторо нам, помчался, направив своего коня прямо к нам Мгновение,' и во т он перед нами. Н а полном скаку, под- !юв над головой кокпар, он ш вырнул его в сторону Аккулы: — Нате, Ака! Тут я у зн ал по голосу дядю. О н был черным от пыли. ... Сумерки. П ы ль от кокпара д авно уже осела, серой пудрой покрыв травы, скот и юрты нашего аула. Вечер няя прохлада опустилась на ж аркую землю. У юрт невесты и жениха боковые кошмы, поднятые вверх, по кругу, и свернутые валикам и, как толстые
скатки, были прикреплены к самой вершине. Сквозь сет ку все было видно внутри юрты. Убианна, одетая во все парадное, сидела посреди своей юрты, в окружении, девушек — подруг и гостей. Аюбай сидел в своей юрте в окружении сопровождав ших его дж игитов и прибывших на кокпар сородичей— байта нынцев. Народу собралось много. П осредине аула группа мужчин о чем-то спорила. Я подошел к ним. Оказалось, байтанынцы и наши усеновцы оспаривали право, кому первому начинать той. Каждый приводил свои доводы, но никто уступать не хотел... Н аконец кто-то предложил «бросить жребий», на что и согласились стороны. Тиняли, прикрыв траву подолом халата, вырвал ее и начал «обрабатывать» в рукаве, никому не показывая, что за трава и что он с ней делает. Т о же самое сделал представитель Байтаны — Онал. О дин дядя снял шапку и, держа ее верхом вниз, подошел к сборищу. Мужчины, прикрыв концом рукава свои руки, бросили в шапку трав>і. Тогда хозяин шапки, прикрыв ее подолом своего бешмета, помеш ал рукой несколько р а з, потряс шапку и, увидев меня, стоящего среди взрослых, подозвал к себе и 'предложил вытащить с закрытыми глазами одну из трав. Я закрыл гл аза, сунул руку в его шапку, ощупью ра зыскал одну из травок и вытащил ее... Все присутствую щие, как на всякой жеребьевке, з атаи в дыхание, ожида ли результата. Высоко подняв перекрученный в двух местах зеленый стебель осоки, хозяин шапки спросил: — Чей это? — Мой! — с радостью откликнулся Онал из рода Байтаны. Толпа загудела... Онал, сопровождаемый всеми, на правился к юрте невесты и, сев напротив Убианны, открыл той. Обращаясь к Убиаине, Онал зап е л о том, что ои бе лый ястреб, который год тому назад услышал о пред стоящем тое красавицы Убианны.-.. Эта весть не давала ему ни покоя, ни сна, и он шесть м есяцев тому назад тро нулся в путь и, пролетев через просторы бескрайних сте пей ,и синеву морей, пересек хребты высоких- гор и . все несся и несся на своих крыльях, чтобы вовремя поспеть к этому тою...
Мужчины, женщины и девушки, облепившие юрту плотной толпою, смеялись над воображением Онала, пре вратившего пятикилометровое расстояние между наш и ми аулами в шестимесячный путь д л я быстролетной птицы, Убиаина'поблагодарила О нала з а внимание, честь и пропела ему в ответ, что она- тронута этим поступком благородного ястреба, и в свою очередь спросила: благо получно л и он пролетел такое далекое расстояние, не устали ли его крылья, целы ли его когти, — словом, выражала традиционное «добро пожаловать». Онал в о твет затянул: все, мол, в порядке, на пути его встречались враги, но он взм ахам и своих мощных крыльев, у д ар ам и своих сильных, сж аты х кулаков, ост рием своих восьми «пик» побеждал всех. И тут, в ауле красавицы, он увидел врага (тонкий намек . на своего спорщика Т и н я л и ), но и его победил в жестоких сраж е ниях. Теперь в р а г валяется где-то невдалеке отсюда, сб и тый им наземь, и бьётся, запутавшись крыльями в траве... Толпаі снова загудела от восторга. Далее О нал воспевал красоту Убианны, выражал свое удовлетворение, восхищался ее речами и гостепри имством, говорил, что он видит перед собою играющего, перламутровыми отсветами перьев павлина, что столь дальний путь его даром не пропал и один взгляд ее очей и сладкий звук е е голоса — полное е м у вознаграждение за все страдания, которые он перенес в пути... Убианна снова благодарила его, просила быть почет ным и ж еланны м гостем и осчастливить своим присут ствием крутой поворот в её жизни. Она подарила Оналу шелковый платок и завернула в него .несколько колец и браслет. Н о пока платок переда вался в руки О нал а, кольца и деньги были нарасхват разделены передававшими... Онал в а ж н о вытер лицо полученным платком и ле- сенно открыл той, призывая присутствующих весело его .провести, вознаградить друг др у га приятными слова ми, шутками, звучными песнями. К огда он, размахивая платком, кончил куплет и встал со своего места, все з а кричали: «Той начался, той начался!» Откуда ни вбзьмись, на голову посыпались баурсакн и урюк, их на л е ту хватал каждый и ту т же отправлял в рот, говоря: «Тойский!» (торжественный)! Оказывается,
этот традиционный дождь из баурсаков и урюка означал своего рода первый торжественный тост, их рассыпали расставленные среди толпы мужчины и женщины нашего аула. Итак, той начался! Началось угощение, начались со стязания в песнях..До поздней ночи во всех юртах зву чали песни, все шутили и веселились. Юрты виновников торжества были в центре внимания. В эту ночь нас, м а лышей, не отгоняли, как в прошлую. М ы бегали свобод но по новому аулу, ныряя из одной юрты в другую, пу таясь под ногами и мешая взрослым. ... Я был разбужен Алиманной в десятом часу утра В ауле снова было много народу. Началась борьба си лачей. Н арод стоял и сидел, образуя большой полукруг. Борцы выходили на арену, схватывали друг друга за йо- яс, сгибались и, упершись плечом в плечо, ходили по кру гу широко расставленными ногами, выбирая удобный мо мент, чтобы свалить партнера. Вдруг один из них сжал бока противнику, а потом оторвал его от земли, поднял и завертелся по кругу, словно вальсируя «с поднятой на руках дамой». «Дама» поджимала под себя ногу, упира лась коленками в грудь «кавалера», шум от возгласов проносился над толпой. Борец наклонял корпус, чтобы сбросить и свалить поднятого на воздух противника, но тот ловко успевал стать на ноги и не давал свалить себя на землю. Снова ходили, схватившись з а пояса, по кругу широко расставленными ногами. Н аконец, одному из них удавалось одерж ать победу, и толпа гудела, болельщики спорили между собой, а победитель получал приз —- одежду или платок, деньги или скот... Следом выходила новая пара борцов. Состязание за вершалось борьбой юнцов — десяти-двенадцатилетних мальчуганов. На другой д ень утром чз юрты невесты донесся плач Убианны, взволновавший всех... Это женщины снимали с нее девичьи одеяния и переодевали ее в женское белое платье, вместо розового, девичьего, которое она носила Убианна песенио тянула свой плач. Эта бессловесная и тоскливая песня напоминала гудение тонких телеграф ных проводов. Убианна в новом одеянии вышла из своей юрты Женщины поддерживали ее, приговаривал:
— Путь, протоптанный предками, дорогая! Ничего не поделаешь, девичье одеяние не вечно носится... Уже начали разбирать ее юрту, а джиги|ы подвели коня для У биенны и верблюда д л я погрузки прИдаиюго Отец, издали молча смотревший н а эту картину, про слезился, а У биаина все выла и вы л а тонким голосом. Мы с А лиманноб стояли рядом с отцом. Я еле сд ер живал слезы. Но вот уже все погружено, подведены оседланные к о ни. Убианпа затяну л а еше на бол сё высокой ноте свой плач, аульные л о очереди подходили к ней, обнимали ее. причитали, скороговоркой ш ептали свои лучшие п ож ел а ния. Отец подош ел последним, обнял д о чь, сказал ей л а с ковые слова дрож ащ им от волнения голосом и, скрывая слезы отош ел в сторону. Уоианну схватили двое джигитов из семи сопровож дающих Л ю б ая, посадили на подведенного коня и, приу держивая ее, качающуюся, на седле, тронули коня . с места. Алиманна, увидев, что увозят сестру, заплакала. Ка кая-то ж енщ ина набросила на голову Убианны большую шелковую ш ал ь , так что на вороном коне белым шатром покачивалась фигура невесты. Бабуш ка, я и не перестававш ая изливать свое горе Убианна в сопровождении восьми аюбаевских джигитов, которые вели на поводу двух верблю дов, нагруженных приданым, тронули сь в путь, на новое место Убианны,- в аул Любая. Через д ва-тр и километра пути Убианна перестала плакать. На полпути мы проезжали мимо одного аула. Увидев издали свадебны й «поезд», на до р о ге нас .уже встречали группы ж енщ ин и девушек. Они предложили нам прине сенный в б у рдю ках кумыс, и пока наш «кортеж» бросил ся на кумыс и утолял жажду, они осматривали Убийнну и справлялись о приданом. Когда мы подъезж али к аулу ж ених а, несколько д е сятков д евуш ек и женщин вышло нам навстречу. Убиан на сошла со своего коня. «Эскорт» и мы с бабушкой от делились от окруж авш ей ее женской толпы и поехали прямо в ау л , где нас поджидало м уж ское население во главе с высоким черным старцем в бараньей шапке и
халате из верблюжьей шерсти, накинутом' на плечи... Дед был немного согнут временем и опирался на палку. У ноздрей усы были выщипаны, у губ подстрижены, а под бородок был окаймлен редкой белизны, чистой, как снег, длинной бородой, которую дед постоянно поглаживал большими жилистыми руками. К огда старик говорил, его борода по-старчески тряслась, но пожелтевшие крупные зубы напоминали о том, что у деда «стены во рту еще целы»... Контраст между' чернотой кожи и белизной бо роды был разительный. Все звали старика ата. Он оказался отцом Любая — Майлибаем, о котором я еше раньше слышал. Нас ввели в большую юрту. М айлибай и бабушка сели на почетное- место. Меня посадили по левую сторону от бабушки. Остальные родственники сели по старшин ству... Все утихомирились, старец чуть хрипловатым ба сом обратился к бабушке с приветственными словами. Когда он произносил речь, мне казалось, что в его горле булькает са б а ' с кумысом. Бабуш ка, в свою оче редь, отвечала ем у положенными приветственными сло вами. Потом старик представил своих сыновей: старшего, уже с проседью в бороде, второго, с очень редкой черной бородой. Третий и четвертый были помоложе, но тоже с бородами. Затем представил по очереди всех родичей. Убианна, д о этого сидевшая в окружении девушек и женщин, -встретивших се в лощине, на окраине аула, пос ле осмотра отау была приведена в свою юрту... Когда мы вернулись в большую юрту, мужчины в ней больше не появлялись, а стали прихрдить пожилые женщины. Май либай каждую из них представлял бабушке, объясняя, кем она приходится ему. Все приветствовали бабушку. — Ну, кара-джигит! — обратилась бойкая старуха к Майлибаю, назы вая его так по старой памяти, когда он еще был юным джигитом. — М ладшего сына женишь — последнюю, быть может, в своей ж изни радость пережи ваешь. Не жалей ничего, наполняй -котлы, разливай «жир с молоком»!.. — Да, женеше’ , у «ас с тобой это, наверное, послед- нееГ что видим... — со старческой грустью ответил дед.21 1 С аба — большой кожаный мешок (бурдюк) кваскн кумыса. старшего 2 Ж е и е ш е — уважительное обращение к ж брата.
— Н ет, нет! Т ы один можешь отправиться туда пока, а я еще несколько таких женитьб хочу посмотреть, — __ шутя зачастила старуха. — П ять сыновей да двенадцать внукові — подхвати ла вторая стар у х а..— Конечно, теб е идти первым, а то, говорят, твой отец и мать давно тебя поджидают там и скучают по тебе. — Слава аллаху! — отвечал Майлибай. — Слава ал лаху! Он меня не обидел. То, что положено прожить,— прожил, то, что надо было поесть, — поел, но дайте мне еще от дочери Момыша хотя бы одного внука поцело вать, — просил он у старузГ, как будто его смерть зав и села от них. — Л адно! У ж так и быть, — с к а за л а первая стару ха, — живи, целуй не одного, а еще тр ех внуков от м л ад шей онохи! Когда см ерть близка и становится обычной по усло виям времени, обстоятельств и возрасту, человек, в и димо, всегда шутит над нею. И это хорошо, что он смеется н а д смертью!.. Юрта М айлибая была восьмиканатная. Почерневший от времени деревянный остов и потемневшие ‘кошмы, оборванные веревки и потрепанные ленты говорили о том, что эта ю рта служит жилищем \"далеко ' не первый год, а - з ап латы , грубо нашитые на продырявленные кошмы, — о неискусном владении хозяйкой юрты боль шой иглой. К а к все старые юрты, и эта особых украш е ний не им ела, а те, что были при ее сооружении, поблек ли от времени, и только слабо различимые узоры напо минали о былой красоте... Юрта б ы ла просторной и вм ещ ала много народу. Под вечер она у ж е была переполнена. К то помоложе — стоял, а старшие важ но сидели по старш инству на расстелен ных кошмах. Во дворе шЛа суетня не м еньш ая, чем в нашем ауле, когда мы готовились к приему гостей. Варилось в котлах мясо, кипела в самоварах вода. В се готовились к цере монии «откры тия • лица • невесты» и венчанию ново брачных. Рядом с-М айлибаем, между ним и бабушкой, воссе дал рыжебороды й, в белой чалме х о д ж а1с накрашенными1 1 Х о д ж а — духовное лицо, мнимый потомок пророка Ма-
сурьмой ресницами. К нему- обращ ались не иначе, как «таксыр»1. Он называл всех мужчин «муртым»8—«усы мои»... Я смотрел на его подстриженные рыжие усы и не понимал, почему все мужчины — его «усы»... Оказы вается, он был «пиром» — духовным наставником, а все прихожане его мечети, куда ходили спасать душу,—под духовными. Но вот в юрту вошел среднего роста плотный мужчи на лет сорока, с густой черной бородой на расплывшем ся добром лиие. Звали его Утеп. Появление Утепа вызва ло общее оживление. Он широкой улыбкой приветствовал всех. Его посадили отдельно, на большую подушку и впе реди всех. Ш ирокая спина Утепа загородила от меня все происходящее, и я вынужден, был встать, чтобы, опираясь на плечо бабушки, видеть все. Одна из женщ ин внесла сковороду, наполненную го рящими углями, и поставила ее перед Утепом. Утеп, за сучив рукава, сделал движение над сковородой, как буд то согревая на огне руки. Потом он протянул правую руку в сторону; и ему вручили длинную палку, толщиной пальца в два, которой обычно раскатывают тесто для бес- бармака. По знаку Утепа открылась дверь, и д в е молодые жен щины ввели покрытую белой шалью Убианну. Сопровож давшие ее женщ ины сделали поклоны во все стороны. — Шагни вперед, милая сноха. Вы вошли в юрту тестя! — сказала одна из старух, наруш ая торжествен ное молчание. Убианна сд елала два шага и встала перед Утепом Их разделяла сковорода, угольки на которой покрылись серым пеплом. Покрывало на Убианне было такое боль шое, что его бахрома касалась земли у ее ног, и создава лось впечатление, что перед Утепом стоит не Убианна, а шелковая белая копна. — Э-э-э-эй! — начал запев Утеп, размахивая своей палкой и требуя внимания всех гостей. Сноха пришла, приходите! За то. что увидите, подарок мне дадите. После принесенного мне' подарка Вы снохи прекрасное лицо увидите... ‘ Т а к с ы р — господин. * Му р т ым — буквально: «усы мои», искаженное слово от арабского мурид (прихожане). .
— ДадимІ ДадимІ — раздались возгласы. — Ты скорей показывай ее. Утеп о тв еч ал стихами, что о н словам не верит, и, л о ка не осер еб р ят его руки, не прочистят ему горло мае лом, он не откроет лицо прекрасной невесты... Майлибай бросил к ногам Утепа несколько серебря ных полтинников. Женщина поставила перед ним пиалу, наполненную желтым растопленным жиром. Другие, в свою очередь, бросали монеты: кто гривенник, кто д в у гривенный, — и на кошме перед Утепом вырастала го р ка серебряных монет. Но У теп пел, что этого ему ещ е м ало, требовал б о л ь ше, грозясь, что, пока перед ним не вырастет серебряная копна в рост снохи, он не откроет ее лица. Гости выра жали деланны й гнев, а Утеп «пугал» их, распевая, что .вот улетит р ай ск ая птица счастья, по его ж е волшебному ж е сту вспорхнет и улетит через отверстие шанграка. Тогда в с е разыгрывали испуг, уговаривали его не де лать этого и снова бросали монеты. Утеп опять указы вал на разницу м еж д у кучкой л еж авш их монет и высотой Убианны... Р азд ав ал ся зап ев Утепа. Он начи нал петь об Убиан ■ не, о нашем р о д е в хвалебном, эпическом тоне, расск а зывал о наш ей родословной, хвалил бабушку и представ лял ее общ еству как орлицу — м ать славных орлят, в гнезде которой воспитывалась и р о сл а сноха. И баб у ш ка под общее одобрение подарила Утепу з о лотое колечко. Затем У теп перешел к представлению Убианны: вос певал ее красо ту , мягкий характер, доброе сердце, ее искусство в рукоделии, говорил, что скоро этот аул н а полнится и приукрасится не только ее красотой, но и х у дожественными изделиями и у зорам и ее вышивок. У би енна из-под ш али кивком головы б лагодарила певца. Вдохновленный Утеп стал р а зж и га ть любопытство присутствующих, описывая стоящую перед ними под шелковым покрывалом сноху, к о то р ая светлее луны, с бездонно черны м и глазами и жем чугом зубов. Он пел о гибкой талии , соперничающей с сам ы м тонким тростни ком, о белизн е тел а, не уступающей белому шелку, ... и требовал е щ е добавить ему серебра и золота. Народ гу д ел , возмущался его ненасытностью, а Утеп заставлял их м олчать своими новыми баснословными 91
угрозами. Он распевал их в страстном боевом темпе, ди рижируя своей палкой. — Э-э-э-эй! — снова затягивал Утеп, призывая к зниманию. О, сидящий здесь на почетном месте восьмидесятилетний Майлибай... Он перешел к исполнению песен-скороговорок, рас певаемых в стремительном, «скаковом» темпе. Запел хва лебную песню о старце и потребовал от Убиенны низкого, поклона тестю. Каждый свой куплет он оканчивал слова ми: «Один поклон». г УбиаИна покорно склонилась перед старцем. Затем Утеп -перешел к представлению своих сверит- . ников из майлибаевской родни, но представлял их уже в комедийном плане. Его эпиграммы на бедных «ата», «кайнага», «абисын»' имели такой уопех, что юрта со-, трясалась от громового хохота. Н екоторые смеялись до. слез. Особенно досталось от Утела одному из сыновей Майлибая — сорокалетнему Ж артыбаю, человеку с блед ным лицом, вздернутым нооом и жиденькой бороденкой, • что, как кисть, торчала пучком на сам ом кончике подбо родка Утеп, издеваясь, сравнивал е го блеклое лицо с пылающей розой на щеках молодой девушки; вздернутый короткий нос с круглыми, как блюдце, ноздрями он име новал орлиным; усики из десятка тонких волосков, тор- . чащих по углам рта, он сравнивал с густыми, лихо з а крученными усищами, доходящими до самых ушей; жиденькую метелочку «а подбородке — с атласной гу стой бородой, покрывающей всю грудь, д о самого пояса. Этот шарж вызвал Новый взрыв смеха. ЖартыбаД бледнел и краснел и неловко теребил .бороду... Убианна вСе ещ е стояла, покрытая покрывалом, а поддерживающие ее две молодые женщ ины едва сдер живали приступы смеха. Наконец Утеп произнес: — И Ж арты баю один поклон. Убианна поклонилась, а у бедного Ж артыбая из гру ди вырвался облегченный вздох, отчего все снова засме ялись. Утеп, удовлетворенный тем, что до вел Жартыбая до ' белого каления, спокойно и с достоинством приступил к ' Ата, к а й н а г а, а б и с ы н — самая близкая родня жениха. 92
новой песнеТ в которой давал У бңанне наставления, как обращаться с мужем, с людьми, к ак вести себя на новом месте, что следует молодухе д ел ать и чего следует избе гать, д а в а л советы, учил ее... Потом Утеп приподнял «Жезлом» конец покрывала и сбросил его с головы Убиенны наземь... Н арод заш умел,'впился глазами, в невесту. Смущенная Убианна вылила на сковороду, поданную Утепом, м асло из чаши. Оно заш ипело, заж ужжало, со здалась «ды м овая завеса» вокруг * Убианны... Народ, задыхаясь о т едкого дыма и зап а х а , кричал: « Б л аго слови!» Этим древнейшим обычаем, дошедшим до нас, по-ви- димому, со времен огнепоклонства, завершалась церемо ния «откры тия лица невесты». Утеп со б р а л все серебро, что бы ло сложено перед ним, поднял белую шаль и вышел из юрты. Часть гостей бросилась за ним следом. Со д во р а донеслось: — Мне! Мне! Видно, певцу-импровизатору пришлось откупаться се ребром о т Своих преследователей. Старец пригласил Убианну зан ять приготовленное ей место. О н а села с краю юрты, по правую сторону, где си дели женщины. Левую сторону юрты занимали мужчины. Внесли самовар. Ходжа все время сидел молча, только коротко отве чал на вопросы и обращался со словами «да муртым» с чисто узбекским акцентом, Он относился ко всему с р а в нодушием, ибо на своем веку -много раз был свидетелем подобных церемоний... Когда, за беседой, чаепитие приш ло к концу, у ходжи испросили разрешение начинать венчание. Принесли деревянную чашу, наполненную чистой во дой, и поставили перед М айлибаем. Майлибай, опустив в воду серебряны й полтинник, п ередал чашу ходже. Х од жа накрыл ее белым платком и, за.жмурив глаза, прочел молитву), потом .подул на чашу с водой. В это врем я два разодетых джигита ввели в юрту Любая. О н сел напротив Убианны, на отведенное ему место на другой стороне юрты, среди мужчин. Ходжа, подозвал сопровождавших Любая джигитов и велел спросить имена бракосочетающихся. 93
Джигиты подошли к жениху и невесте и задали им этот вопрос. Вернувшись, они встали перед ходжой и. сложив накрест руки, доложили ему: — Жених — джигит Аюбай, законный сын от брака Майлибая с Зулихой, двадцатипяти л е т от роду, право верный мусульманин. — Невеста — девица Убианна, законнорожденная от брака Момыша с Разией, двадцати одного года от роду, правбверная, — доложил второй джигит. Ходжа спросил 'джигитов, готовы ли они быть свиде телями бракосочетания «здесь, перед народом, и там, пе ред богом?» Совершили ли они омовеиье перед прихо дом сюда, перед тем, как выполнить эту ответственную обязанность. Джигиты отвечали утвердительно и поклялись в правдивости своих слов. Тогда ходж а велел спросить невесту и жениха, совер шается ли их б рак по доброй воле и согласию сердец. Джигиты взяли в руки концы данного им белого по лотенца и, м едленно покачиваясь, пошли в сторону Уби анны, читая нараспев: Свидетели, мы — свидетели, мы ходим в свидетелях. Сегодня перед народом, на заре перед богом мы будем свидетелями. Расстояние до Убианны они шли такими мелкими шажками, что успели пропеть все свое «свидетельство» Не доходя на шаіг, они остановились перед ней и опроси ли об ее согласии на бракосочетание. Убианна молчала „С теми ж е словами они подошли к Аюбаю и спроси ли его о согласии на брак. И так три р а за повторяли те же слова и задавали те же вопросы. Наконец, получив от молодых согласие, они вернулись к ходже и засвиде тельствовали, что брак совершается по доброй воле и с согласия сердец, чему они и есть свидетели. Ходжа прочел молитву, снял с чаш и платок и пере дал чашу с водой джигитам-свидетелям. Те понесли ее к Убианне. Убианна пригубила воду. Потом они отнесли чашу к Аюбаю, который тоже пригубил, встав за ними, посредине юрты, и сами свидетели пригубили воду... Д а лее чаша пошла по рядам, ее передавали из рук в руки. 94
а монету, леж ащ ую на дне чаши, взял тот, кому доста лась последняя капля воды. После этого ходжа торжественно объявил, что б рако сочетание свершилось. Майлибай положил перед ходжой пачку денег, кото рую тот поспешно засунул за пазуху. Так был «зарегистрирован» брак Убианны и Любая. Тогда в юрту внесли блюда с бесбармаком, и н ач а лось угощение. На следую щ ее утро, за чаем и кумысом, старик М ай либай благодарил бабушку, просил не осуждать, если вышло что-либо не так. Теперь вы, читатель, имеете некоторое представление с- нашем быте. Последующие детали нашей жизни инте ресны мне сам ом у, когда я их вспоминаю, но во всех под робностях, пож алуй, будут скучны д л я вас. Поэтому я намерен в дальнейшем не придерживаться хронологиче ской последовательности и излагать лиш ь главное из мо их воспоминаний. Зам уж ество Убианны и расплата с ее первым женвг хо.ч — М амытом, которому наш о тец вернул полученную ранее часть калыма, разорили нас основательно, и до моих зрелых л е т наша семья никак не могла восстано вить свое хозяйство и поднять его д о дотоевского уровня. Особенно эту бедность переживала не слишком ску пая на слова наш а мачеха. Она ук о р ял а отца, что у нее пищей не наполнен котел, что одеж дой не укутано тело, периной не застлан ее покой, что нет ничего, что удержи вало бы ее в этом доме. Разница в летах между отцом и мачехой была в д ва дцать пять лет. Отец, услы ш ав слова мачехи, пригласил к нам в аул ее мать и д яд ю (брата ее отца), о бъявил им, что оц ж е лает развестись с мачехой, и предлож ил на следующий же день увезти ее к ним, Те встревожились. Старуха принесла извинение отцу за непочтительное обхождение с ним ее дочери и обрушилась на нее. Мачеха сидела потупившись. сначала молчала, а потом начала
оправдываться, говоря, якобы, эти- слова она произнесла Отец с к а за л , что он оставляет их одних для семей ных искренних разговоров, и увел меня с Алиманной в бабушкину юрту. Вся эта история очень расстроила бабушку. Она гне валась на «плохую сноху», вспом инала мою маму, начи нала по ней плакать, как будто она умерла только сего дня, упрекала отца за то, что он не избил мачеху, как только та откры ла рот, чтобы- произнести «эти слова», й не проучил ее н а всю жизнь. — Ах, почему аллах не призвал меня тогда вместо кроткой, обходительной Разии! — говорила она, все бо лее и более расстраиваясь. — К аково мне все это слы шать и видеть? — Апа! — строго прервал- ее отец. — Языком не' ка сайтесь аллаха! В ответ бабушка, задыхаясь от гнева, обрушилась на — Ты что, мать учить собираеш ься? А! Я тебя научу, как пререкаться со мной! Я тебя выпорю! Я тебя зэ уши отдеру! Отец только посмеивался. — П ожалуйста, апа, только вспомните, что мне дав ным-давно пошел шестой десяток, А из соседней юрты доносился гневный крик другой старухи — м атери мачехи. Этот семейный скандал закончился на следующий день. М ачеха принесла извинения за свои «нечаянно- пророненные слова», а гостья, н а к а за в отцу «бить дочь, когда она сидит, — по голове, а когда стоит, — по но ге», отбыла восвояси... Но я не помню, чтобы отец испол нял пожелания старухи. . Я часто посещал Убианну, и А юбай нередко ездил к нам. Он оставался у нас на день, редко — на два дня, помогал пахать, сеять, убирать, молотить. Своим родным он объяснял: «Шурин еще мал, а тесть пожилой, я у не го за старшего сына, помогать надо». Через год заболела бабушка. Болела она недолго. На третий день болезни вы звала к себе отца. Она
леж ала на спине, дыхание её было уч&щенным и тя ж е лым, щеки были розовыми от ж а р а , глаза поблескива ли. На подушке, сливаясь с белизной «аволочхи, л еж а ли ее серебристые косы. Под подбородком мешочками висела морщинистая, старческая кожа. Держ алась бабушка спокойно, не стонала^ не жаловалась, в её поведении, к ак мне показалось, бы ла какая-то торжест венность... — Момыш! — обратилась она к сыну. — Пошли гон цов қ дочерям моим и к внучке, пусть приезжают попро щаться со мной... — Что вы, что вы, ала! — начал было отец. — Ты сначал а выслушай меня, — властно прервала его бабушка. — З а лекарем посылать не надо. Муллу тоже не приглаш ай пока,-вот когда у в а с с Момынтаем будет свободное время, подойдите ко мне и Поочередно кладите в моё ухо слова срятого , корана. — Бабушка немного зад у м ал ась. — Серкебая не приглашай, он на всех кричать будет. Вот, если он сам приедет, пусть тог да Момынкул его не раздражает... Отец было хотел что-то сказать... — И ди, иди, делай, как я говорю, — спокойно и пове лительно остановила его бабушка. Время было зимнее. Мы все ходили на цыпочках. Отец и д я д я по очереди дежурили у бабушки. Нас в, её комнату не пускали. Ж енщины стирали бабушкино белье и платье, объяс няя, что «старуха требует все чистое», штопали и чини ли её одежду. Через тр о е су то к все были в сборе: две дочери б а бушки и У бианна. Однажды бабуш ка потребовала н ас всех к себе. К ог да мы вошли, она полусидела на своей постели. — Ну, дети, мгне скоро п о р а ,-----и в тоне шутки, чуть улыбаясь, о к а за л а : — Покажите мне моё «приданое» и моё «свадебное платье». Тут стар ш ая тетка Пияшь начала всхлипывать. — Не п л а к а т ь ! .— приказала бабуш ка. Сначала отец развернул перед ней отрез белой мате рии на са ва н — «свадебное платье», белую тонко ск а танную кош му, затем коврик, которым о м впоследствии была покрыта, д а л е е все её платья и одежды. 97
После осмотра бабушка подозвала к себе дядю и попросила его вслух почитать строки корана. Мы очень растревожились, д ум ая, что она сейчас умрет. Д я д я тоже, взволнованный, дрожащими руками открыл книгу и начал читать коран. — Эй, мальчик мой, куда ж е ты задевал «Во имя аллаха милосердного»? — п рервала его бабушка. — Х вала аллаху, господину вселенной... — сконфу зившись, начал читать дядя нараспев традиционный эпиграф корана. — Хорошо, — сказала с одобрением бабушка. — Те перь читай. Д ядя прочел краткую главу, а бабушка^ лежа, вни мательно слуш ала. Окинув нас взором, она сказала: — Теперь идите, дети, отды хать, я сама позову вас еще раз. Мы ушли в другую комнату. Ч ерез некоторое время пришел отец, которого сменил на дежурстве дядя. Вдруг р аздался крик: — П лохо с апа! Плохо с апа! Мы все вскочили с постели, разбуженные голосом дяди. Отец п обеж ал, одеваясь на ходу. * Когда мы с Алиманной перебегали расстояние, отде лявшее наш дом от бабушкиного, предутренний рассвет рассек женский крик, доносившийся из дальней халы нашего соседа Айнабска. Мы вош ли, держась за руки, и увидели: ^гец сидел у изголовья бабушки и громко читал коран. Бабуш ка леж ала с закрытыми глазами. Вокруг неё стояли все молча, встревоженные. Д я д я хотел что-то ска зать дрож ащ им о т слёз голосом: — Апа! Апа! — Н е м ешай ей слушать с л о ва корана, — прикрик нул на дядю отец и продолжал чтение... — Б абуш ка чуть-чуть приоткрыла рот, слегка дер нулся её подбородок, и она засты ла навсегда. Отец произнес: — П рощ ай! Прости, мать! — О н закрыл её лицо белым платком и встал со своего места. Дядя и тётки мои заплакали. Вошел Айнабек и выразил свое соболезнование. Ког да все несколько притихли, он сказал: . 98
— Сегодняшним утром аллах призвал одну из нашего аула к себе, а другую прислал к нам! Из его слов мы поняли, что его ж ен а родила девоч ку. Впоследствии ей дали имя бабуш ки, и девочка счи талась её дочерью . Пришедшие соседи расчистили двор от снега, затем установили юрту, туд а вынесли бабуш кино тело. В нашем оседлом районе в зимнее время покойники последние сутки «гостили» в юрте. Н е знаю, с чем свя зан этот обычай: с желанием ли предков наших — и в последний пу ть отправиться из юрты — любимого ж или ща кочевника, или с желанием живых — держать тело покойника в холоде. Но как бы то ни было, в нашем р ай оне появление юрты у какой-нибудь зимовки служило сигналом, что в этом ауле кто-то отош ел в вечность. Б абуш ку положили по правую сторону юрты, и тел о её загородили ширмой из плетеного тонкого тростника. В юрте сидели пришедшие из ближ них аулов старухи. Я и д яд я, опираясь на палки, стояли около юрты. Отец был зан ят распоряжениями по подготовке к похо ронам бабуш ки. Со всех концов начали стекаться лю ди в наш аул, чтобы попрощ аться с бабушкой. О ни шли из соседнего аула группами и, приблизившись к нашему аулу, бежали с возгласом: «Бабуш ка моя! Б абуш ка моя!» Подходившие к нам делали вид, что они тоже п л а чут, обним ались с нами, затем заход или в юрту, обнима лись с женщ инам и, затем выходили оттуда. Плач прекра щался, и тогда «то-нибудь из приш едш их старших, от имени своего а у л а , выражал нам соболезнование и поми нал добрым словом бабушку. Приходила следующая группа, за нею еще, и так д« самого вечера... Вечером мы с дядей сошли со своего поста «скорбя щих часовых». По обычаю , в том доме, в котором покойник, не ва рится пищ а, и наш и соседи принесли нам в своей посуде нарын и чай. На следую щ ее утро начали прибывать из дальних аулов верховые, чтобы присутствовать на панихиде. После, похорон бабушки каждую пятницу зажигались сальные свечи и читались молитвы.
Хотя казахи в шутку считают, что смерть старух — «торжественный акт», но все мы кончину бабушки пере живали глубоко, и нас всех, начиная от отца и кончая самым младшим в семье, долгое время не покидало чув ство осиротелости. Бабушкина смерть была первой смертью, которую я видел, и ее похороны — первыми похоронами с соблюде нием всех казахских церемониалов, в которых я участ вовал. После смерти бабушки- наш дом хранил траур по ней. Все грустили, всем чего-то не хватало. Домочад цы хмуро перекидывались м ежду собой отдельными сло вами только по самым неотложным домашним делам Все были немногословны. Как будто бабушка унесла с собою веселье, споры, драки и галдеж детворы, семей ную суету, праздничность обедов и вечеров за ужином. Женщины молча варили пищу, разливали и подавали нам, а мы молча ели свою порцию. Особенно чувствительный дяд я ежеминутно печалил нас всех тяжелыми вздохами. - Когда дяд я ложился прямо на пол и, уставившись неподвижным взглядом в потолок, глубоко вздыхал, отец исподлобья «осматривал на него. М ы все, глядя на дядю, сидел» в тяжелом молчании. — МомынтайІ — обращался тогда отец к своему брату. —; Встань, иди, за скотом посмотри! Дядя вставал и, как избитый, медленными шагами выходил из дома. На дворе он механически отвязывал лошадей и коров, выпускал баранов и коз. Те устремлялись к ручейку, а дядя брал со стога охапку сена и разбрасывал ее за из городью. Скот бросался к корму, а дядя сидел на корточ ках и грустно смотрел на животных. — Пойдем домой, — приглашал его отец. Дядя вста вал и покорно шел за ним. Нам всем не хватало бабушкиной власти, ее внуши тельного крика, повелительных жестов, одобрительного смеха, доброй ласки, жесткой строгости и хороших минут, когда она рассказывала нам сказки, легенды, а в морщинах вокруг ее глаз прятались легкие и хитрые усмешки.
Как в бою внезапная потеря вожака-командира вносит растерянность в ряды, т а к и в- обыденной жизни, у очага, гд е все мы родились, росли, воспитывались и привыкли к строго установленному бабушкиному распо рядку, произош ла заминка, растерянность, и никто из старших пока не осмеливался взять на себя роль бабуш ки и зам енить ее. К ак будто мы .ж дал и ее, казалось — вот-вот она вернется, разбудит’ семью от тяжелого л е таргического сна, даст живительный толчок. Но, увы , с каждым днем мы убеждались, что она ушла навсегда. Дедовская почерневшая от времени кровать из м ас сивного дерева, с резным орнаментом, с облезшими, изъеденными краскам и, стояла на с тар о м месте, по левую сторону ком наты . Она выполнила свой последний дол г перед хозяйкой — служила ей см ертны м одром. Скром ная постель бабушки была аккуратно заправлена. По обы чаю , заним ать кровать ником у не полагалось. По ночам мы больше не слышали ни старческого к рях тения, ни глубокого кашля, ни м ирного сопения бабуш -, ки, и нас, м алы ш ей, никто больше ласково не з ам а нивал. Через д ве недели после смерти бабушки были зареза ны два ж ирн ы х барана, приготовлен бесбармак, н аваре ны баурсаки, и бы л приглашен весь н а ш аул. Старухи, обмывавш ие бабушку, сид ели « а почетном месте, а осталъны.е — в порядке старш инства. Был про читан коран по бабушке, и все приш едш ие, пожелав ей «царства небесного», приступили к еде. Поминки по бабушке прошли почтительно. Да, казахи умели радоваться появлению новорожден ных, счастью новобрачных, осыпая их поздравлениями, и умели опл ак ивать смерть и чтить п ам ять умерших. Это входило в нормы поведения казахов, это был обществен ный долг, обязательны й для всех. Е щ е-м не врезалось в память: к о гда умер мой двою родный б р а т А р у ан, единственный сы н моей тетки Айса, старуха, бледная, обливаясь слезами и задыхаясь от гнева, рвал а в клочья все на се б е и, распустив седые волосы, в приступе неутешного горя, проклинала аллаха, называя е го из у м а выжившим старцем ... Я был по трясен, и д о сих пор это остается в м оей памяти, как пре дельное вы р аж ен и е материнского го р я, протеста против смерти, обры ваю щ ей молодую жизнь. 101
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175