пока не стоит, так как этого вполне хватит с долгами рассчитаться и пару рабочих рук нанять, чтобы скорее в новый дом перебраться. И мне она велела новорожденных котят под свою опеку взять. – Опять твои выдумки. Говори, где это место находится. – Ну, раз мои выдумки, так нечего меня про это место спрашивать. Пока Ингеборн и Отто стояли на месте, чтобы всё переварить, Ганс вывел стадо и пошёл за Альвой, которая ходила стадо пасти, но Альва высунула голову из будки и зарычала. Пробовал вмешаться Отто, но собака и его не желала слушать. А когда подошла я и уселась рядом с её будкой, Альва, высунув снова свою лохматую морду, положила её мне на колени, и я с удовольствием почесала её за виски. – Вот опять её фокусы! Собака хозяев не слушает. Это Эльза её испортила! – кричала, выбежавшая во двор Зольда. – А ну, все в дом, нечего во дворе ругаться. Ганс, веди стадо без Альвы! – крикнул Отто. Все пошли в дом, а я осталась сидеть около собачьей будки. Анетт принесла мне на подносе полную миску овсяной каши, приправленной маслом, кусок хлеба с сыром и кружку молока. Кашу я сразу же вылила в альвину миску. Бутерброд пару раз укусила, а остальное туда же накрошила, и залила молоком. – Фру Ильзе, что вы делаете?! – Тихо! Мице нужно хорошо поесть. В эту минуту из будки вылезла Мица и начала уплетать завтрак за обе щеки. А когда она наелась и полезла в будку к котятам, за остаток принялась Альва. – Альва, иди пасти стадо, а за котятами я посмотрю. Иначе нам обоим ждать неприятностей. Но, Альва, повиляв мне хвостом, вернулась в свою будку. Её не подпускали к другим кобелям, и у неё началась ложная беременность, поэтому она решила удочерить Мицу вместе с котятами. Прошло несколько дней. Альва переболела и пошла сопровождать стадо. Заглянув в её будку, я не обнаружила в ней Мицу с котятами, видимо, она их перетащила в другое место. Отто и Зольда ходили мрачнее тучи и не желали со мной разговаривать. Они перевернули весь старый дом Гертруды вверх дном, но ничего не обнаружили. А я спокойно сидела в своей комнате и шила новые изделия к осенней ярмарке. К вечеру я выходила в лес. С собой я захватывала остатки еды, которые мне потихоньку доставала Анетт, потому как по дороге в лес меня встречала голодная Мица. Но показать местонахождение её детей даже мне она не решалась. В мою комнату, где я сидела и шила, зашёл Отто, и, едва сдерживая гнев, проговорил: – Зачем ты нас на смех подняла со своими сказками о спрятанных богатствах, и ты ещё недовольна, как Зольда к тебе относится. Ты мне ещё ответишь за свои шутки.
– А вы их без меня никогда не найдёте, так что не пытайтесь меня перехитрить! – съязвила я в ответ. – Где они находятся? – Скажу только тогда, когда Зольда сама попросит меня об этом и даст слово прекратить выживать меня из дома. Придёт время, сама уйду, а пока придётся потерпеть моё присутствие. У Отто нервы уже были на пределе, и он замахнулся на меня кулаком, но я неожиданно для себя самой резко отвела его удар в сторону, и он пришёлся по деревянной ручке кровати. – Ведьма!.. – закричал разгневанный Отто и убежал с подбитой рукой из комнаты. Прошла ещё одна неделя, когда они оба явились ко мне в компании с матушкой Ингеборг для объяснения. – Долго ты будешь над всеми нами издеваться? - проговорила матушка. – Нет, недолго. До тех пор, пока вы не дадите мне слово перед распятием, что висит над моим изголовьем. – Не смей упоминать имя Господа, когда сам Бог знает, чем ты занимаешься! – В таком случае оставьте меня все в покое. Если бы я имела такой же характер, как ваш, я могла бы эти деньги взять и себе присвоить. – Эльза, давай по хорошему. – Тогда я жду слОва Зольды перед распятием. Когда все мои условия были выполнены, я повела всех в дом Гертруды и показала место в погребе под соломой. Отто, откинув подгнившую солому, начал копать. Его лопата наткнулась на что-то железное. Это была крышка небольшого сундучка. Окопав его со всех сторон, Отто извлёк его наружу. На нём был поржавевший замок. Ударив по нему лопатой, Отто без труда его открыл и перед нашим взором предстали всевозможные броши, кулоны, колье и золотые монеты. У брата с невесткой глаза загорелись при виде свалившегося им на голову нежданного богатства. Отто, обернув сундучок рогожей, отнёс его на телегу, и мы, усевшись рядом, поехали домой. На пороге дома нас ждали Альва и Мица с тремя подросшими котятами. * У германских народов умершим колдунам и вампирам для успокоения их духа вбивают в могилу рябиновый кол. ** Келлер – подвал *** Катер – кот
Чёрная всадница Часть XVII
Картинка из интернета ПЕРЕЕЗД СЕМЬИ БРАТА В НОВЫЙ ДОМ Как и было договорено, Отто и Зольда выполнили волю Гертруды, однако, не до конца. Они разделили наследство Гертруды на три части, о чём мне сказал Отто. Но Зольда не спешила передавать мне мою долю, а я особенно и не требовала. В наши края пришла осень. Начинался сбор урожая и подготовка к осенним ярмаркам. Благодаря обнаруженному кладу Отто рассчитался с тёткой Мартой, нанял ещё работников, и просторный, красивый дом к осени был готов. Своими размерами дом мог поспорить даже с тёткиным. Скорбящая Зольда заказала траурную панихиду у священника Йозефа за упокой родителей. Вначале священник отказался упоминать Гертруду за её тёмные делишки, но за врученные на ремонт храма деньги и подарок двух наборов ювелирных украшений из рубина и бирюзы, он всё-таки решил провести положенный обряд, в котором не отказывалось даже большим грешникам, особенно когда за них «слёзно» просят их родственники. Спустя три месяца после событий с кладом, брат сообщил мне, что при разделе наследства Зольда категорически отказалась со мной делиться, мотивируя тем, что это всё принадлежало её покойной матери. Я как-то не очень даже расстроилась и ушла спать несколько раньше обычного. А дети в этот день никак не желали угомониться. Когда Зольда с Отто вышли на минуту из комнаты, любопытные малыши потянулись к дверце, где были спрятаны украшения. Дверца была не заперта. Вероятно, Зольда, по рассеянности, позабыла закрыть её на ключ. Для детей эти украшения были всего лишь красивыми игрушками. Схватив шкатулку они захотели с ними поиграть, но из страха, что их цацки отнимут непонятливые взрослые, проскользнули в мою комнату, и, усевшись на пол, начали их рассматривать. Потом им пришло в голову прикладывать их к моей голове и шее, когда я крепко спала. Как я потом узнала, когда большая часть украшений улеглась на моей голове, шее, руках, ушах, вдруг, мой медный медальон вспыхнул и сглотнул их. Перепуганные дети подняли крик, на который сбежались все домочадцы. Узнав причину, Зольда пришла в ярость и разразилась бранью. От её крика я проснулась, не понимая, в чём дело: – Верни немедленно все украшения, ведьма проклятая! – Какие украшения? Ты можешь всё объяснить без крика? – Я сейчас же пойду к отцу Йозефу и расскажу о всех твоих делах, если ты не вернёшь всё на место. – Тебе что, детей своих не жалко или всю семью хочешь подставить под пытки и плаху? Если уж заставят каяться, то придётся рассказать, как на самом деле это произошло. А кто будет разбираться, мой медальон всему виной или
твои дети? Не забывай также, что все в деревне знают, чем твоя покойная мать занималась. Я лежала и спала и откуда мне было знать, что дети учудят. Дети вместо тебя исполнили волю божию! Вспомни, что ты в этой самой комнате перед распятием Христа говорила. А, может быть, это твоя мать с того свету постаралась, поскольку это её идея, чтобы я с вами в долю вошла. – Да она просто издевается над всеми нами! Вот что, Отто, переезжаем в новый дом, а тебе, Эльза, даём не больше полугода сроку, чтобы ты отсюда съехала: хочешь - в монастырь, хочешь - к фрау Гретель в мастерскую. А дом будем продавать. – Зольда, этот дом пока ещё принадлежит мне, – подала голос Ингеборг. – Хотите переезжайте в свой новый дом, а я остаюсь в своём с Эльзой, Гансом и Анетт. А ты, – обратилась она ко мне. – Немедленно верни им украшения. – С большим удовольствием всё бы вернула, но как я могу это сделать, если они исчезли. У меня волшебной палочки в наличии не имеется. Можете проверить всю постель, на которой я спала, и перетрусить все мои вещи в этой комнате. А что касается отъезда, наверное, мне нужно будет подумать, пока Зольда не подсыпала мне яду в тарелку. Вскочив с кровати, я накинула на плечи тёплую накидку и выскочила во двор. Меня обступила Мица со своими пушистыми детками. Все четверо начали тереться спинками о мои ноги и хором мурлыкать мне, да с таким искренним намерением меня успокоить, с таким неподдельным теплом, что моя душа стала понемногу оттаивать и согреваться. Потом к нам присоединилась Альва. Так я довольно долго сидела в этой благодарной компании, а из дома всё это время доносились понемногу затихающие крики нашей скандальной семейки. Вышла матушка и велела мне идти спать. Утром я проснулась от стука. Отто с Зольдой начали готовиться к переезду. Быстро впихнув в себя завтрак, я сказала, что собираюсь идти в осенний лес, что- то там для всех нас, остающихся в старом доме, наберу. На выходе меня догнала Анетт и протянула мне узелок с пирожками, которые она для меня с вечера припрятала. Я засунула их в плетёный заплечный короб, который удобно размещался за спиной. В руках я держала ещё две лёгкие корзины для ягод. Я шла по мягкой осенней дорожке, покрытой первой опадающей листвой. Впереди виднелся начинающий желтеть лес, в который, кроме меня, за ягодами и грибами шла шумная ватага молодых девушек и женщин. До меня донеслись их насмешливые голоса. – Эльза, присоединяйся к нам! – Говорят, что ты чего-то там умеешь шептать! Может, нам укажешь дорогу туда, где больше ягод, орехов и толстоногих штайнпильцев*? – Свят, свят! Опомнитесь, бесстыжие! Чего мелете? – Ну, так о тебе говорят в деревне. – Идите своей дорогой, а я своей пойду, коли вам что-то кажется! – прокричала я им в ответ и свернула в другую сторону, в берёзовую рощу.
Я ещё раз почувствовала, что отсюда надо уезжать, но куда, пока не знала. Пройдя через ряды белоствольных красавиц, я вышла на маленькую лесную поляну. Меня окружили кусты дозревавшего синего терновника, краснеющего шиповника, вперемежку с малиной и колючими лианами ежевики, усеянными спелой крупной ягодой, а чуть поодаль - заросли орешника. Наевшись вдоволь, я стала собирать ягоду. Набрав полные корзины, я уселась отдохнуть на ствол упавшего от урагана дерева. Вдруг, из глубины леса послышался протяжный гулкий шум за спиной, похожий на медвежий рёв. Я вначале испугалась, но потом любопытство взяло вверх. Прикрыв собранные корзины листами лопуха, я пошла, с трудом пролезая сквозь густые заросли, на этот рёв. За плечами у меня оставался висеть мой дорожный короб с пирожками, который цеплялся за колючки и усложнял мою задачу. Но оставить его где-то уже не было смысла. Чем ближе я подходила, тем отчётливей был слышен страдальческий рёв, обращённый к тем, кто может услышать его и помочь в беде. Выйдя на узенькую тропинку, я, наконец, приблизилась и увидела медвежонка-годовика, попавшего лапой в капкан, из которого он не мог её вытащить, и, потому, отчаянно ревевшего на весь лес. Я собралась с силами, сконцентрировалась на медвежонке и начала посылать ему мысленно сигналы: – Доверься мне. Я твой друг. Я твой друг. Я тебе помогу. Медвежонок на минуту замолчал, а я, сняв с плеча свою дорожную корзину, вытащила из него пирожки и начала их ему подбрасывать, не прекращая при этом посылать свои сигналы. Бедный зверь, видимо, сутки или больше просидел в капкане и, конечно, проголодался. Его голос чуть изменился, уже выражая радость от неожиданно появившейся еды. Я продолжала заклинания, приговаривая: – Усни-усни. Спать-спать… Съев все пирожки, довольный медвежонок действительно начал засыпать. Я не знала, сколько времени продлится моё действо и кинулась искать сук. Найдя сук нужного размера, я подошла к спящему зверю, не переставая уговаривать железо раскрыться. Пот лил с меня ручьём. Но времени, чтобы передохнуть, не было. Я не успела даже прикоснуться к замку капкана моим орудием, как капкан раскрылся сам. Значит, мои заклинания набирали силу! Медвежонок свободен. Направив перстень на рану, я её заживила. Закончив опасную работу, вытерев с лица кусачий липкий пот, я пошла обратной дорогой к своим корзинам. Я представила себе раздосадованное лицо охотника, который найдёт свой капкан без добычи. Перевязав корзины волокнистым лыком, я перекинула их через плечо и направилась домой. Начался дождь, и мне надо было поспешать. Когда я входила в дом, из кухни донёсся голос Зольды: – Пойдёте к нам в дом? Или нам других кнехтов нанять? – обращалась она к Анетт и Гансу.
– Мы хотим остаться с фру Ильзой. – Второй раз предлагать не буду. Увидев меня в дверях с корзинами, Анетт поспешила мне на помощь. – Что с вами, Фру Ильзе, вы такая бледная, словно таскали на своих плечах тяжёлые мешки. Вам бы сейчас водой ополоснуться, но боюсь фру Зольду. Она сейчас на всех кричит, даже герр Отто с ней не спорит. – Ничего, завтра они съедут в свой новый дом, а мы тут спокойно заживём. Будем с тобой вместе в лес за грибами и ягодами ходить, запасов наберём. Авось не пропадём зимой! А дальше видно будет. В крайнем случае, если они дом продавать надумают, вернёмся к фрау Гретель или к тётке Марте переедем. Спать я легла со спокойной душой. Ночью мне приснился спасённый мною мишка, который указывал мне на большую лесную поляну, полную ягод и грибов. Утром я проснулась от выкриков Зольды. Три большие телеги с вещами, сундуками и кое-какой мебелью были готовы ещё с вечера. Священник накануне освятил новый дом и благословил его новых хозяев. Альву они привязали за поводок к телеге, а поймать Мицу и усадить её в корзину оказалось очень непросто. Мица отскакивала в сторону, но далеко от них не убегала, а словно издевалась своим необычным поведением. Заметив меня, Зольда бросила в мою сторону упрёк: – Чему улыбаешься? Как только ты появилась в нашем доме, даже кошка перестала меня слушаться, словно не я, а ты её хозяйка. – А ты перестань её ловить, а лучше поймай котят. Тогда она сама за ними побежит. Дом у вас большой, трёхэтажный, так что лишний крысолов не помешает. Да и Мица уже немолодая. – А, вообще-то, правда! Эй, дети! Живо поймайте одного котёнка! Дети кинулись ловить котят. У Мицы было три разных по окрасу котёнка: трёхцветка, рыжий, и один чёрный. Мальчишки быстро поймали первых двух, а девочка схватила на руки чёрного. Но Зольда вырвала чёрного котёнка из её рук и бросила на землю так, что перепуганный котёнок кинулся в бурьян и там спрятался. Затем она попыталась отнять трёхцветку, но малыш поднял плач, визгливую мелодию которого тут же подхватила оставшаяся без котёнка малышка. Отто рявкнул: – Берём в дом обоих! Мица, увидев, что её детей собираются куда-то увозить, прыгнула рядом с малышами на телегу. Ингеборг и Анетт уселись рядом, а Ганс повёл стадо на пастбище. Этим вечером он должен загнать скот во двор нового дома, где их ждал просторный хлев. Было договорено, что до октября Ганс у них поработает пастухом, а потом приплод повезут на осеннюю ярмарку продавать, а часть скота пойдёт на убой. Нам они дадут двух коз и четырёх овец, чтобы к весне в доме было молоко, так как Анетт ждала ребёнка. Как только они отъехали, я почувствовала большое облегчение, а чёрный котёнок, которого я тут же назвала
Вилли, вылез из своего укрытия и побежал ко мне с плачем. – Ну, чего расплакался? Меня тоже оставили одну, так что сегодня посидим вместе, а к вечеру Анетт вернётся. Не пропадём, малыш! К вечеру вернулись уставшие Анетт и Ганс. А счастливому Вилли теперь с моего разрешения было позволено жить в доме. Он это понял по-своему. Ночью прыгнул ко мне на кровать, и, промурлыкав мне кошачью сказку, подобрал под себя лапки, свернулся калачиком и заснул на подушке крепким сном безвинного младенца. Сегодня утром я проснулась в хорошем настроении и собиралась после завтрака пойти в лес и найти ту полянку, которую мне позапрошлую ночь показал во сне медвежёнок. Анетт вечером намеревалась пойти со мной, но утром ей отчего-то нездоровилось. Я её попросила не надрываться, не поднимать тяжёлые вещи и больше думать о своём будущем ребёнке. Но Анетт с её крестьянской природой не очень воспринимала мои доводы. Для крестьян работа на первом месте, здоровье – на втором. Понять их можно, потому как сельскохозяйственная деятельность особая, напрямую зависящая от капризов природы: накосили сено – высушили; не успели убрать – дождь намочил; сено сгнило – скот зимой без корма! Такова суровая правда крестьянской жизни. Потому крестьянка Анетт не научилась себя жалеть. Утром, приготовив завтрак на всех оставшихся и заварив душистый чай из высушенного кипрея, я велела Анетт после завтрака оставаться в постели. Вилли тут же прыгнул к ней в постель, и, устроившись на животе, довольный жизнью, замурлыкал ей песенку. – Молодец, Вилли, – подбодрила я его. – Лечи Анетт, а я постараюсь побыстрее обернуться. После вчерашнего дождя в молодом ельнике штайнпильцы в роскошных коричневых шляпах поджидают! Они нужны Анетт в её положении. А ты, дорогая, чтобы до моего прихода не вставала с постели, не то рассержусь! Вначале я шла по знакомой тропинке в надежде выйти на указанную мне во сне тропу. Но на пути попадались только буреломы и ямы, которые я обходила благодаря своему богатому «лесному» опыту. Вдруг, с ветреной стороны до меня донёсся волчий вой вперемежку с поскуливанием. Вероятно, после ухода из дома вредной Зольды лесные духи стали подбрасывать мне попавших в беду зверят! После прошлой встречи с медведем я осмелела и пошла в направлении раздававшихся звуков. Когда я подошла к этому месту совсем близко, мне на глаза попался пушистый чёрный комочек, жалобно скулящий. Он оказался маленьким щеночком, по толстым лапам которого угадывался в будущем большой зверь. Я вытащила из своего дорожного короба бутылочку с молоком, приготовленное мне с вечера заботливой Анетт, кусок хлеба и сыра и поднесла к его мордочке. Голодный щенок присосался к горлышку и пил, почти ничего не проливая. На спине его и хребте виднелись следы крови и зубов. Наверное, какой-то хищник тащил его в зубах, а потом, видимо, сам чего-то испугавшись,
уронил добычу и умчался в чащу. Напившийся, довольный малыш позволил мне посмотреть его раны, лишь бы не трогали его еду, что я и сделала с помощью магического перстня. А когда всё было окончено, я услышала под ногами волчий вой. Оглянувшись на звук, я увидела, что стою около ямы, вырытой каким-то охотником. Мне всё стало ясно. Молодой волк, забежавший в деревню за ягнёнком, схватил вместо него щеночка и, побежав с ним в лес, свалился в охотничью яму, успев по неопытности выронить свою добычу. Иначе бедный щенок давно бы был в волчьем желудке. Что мне теперь делать с этим «горе- охотником», который завыл ещё громче и жалобней, словно почувствовал, что если я не помогу, так погибать ему в руках того охотника, который эту глубокую яму вырыл. Кусок хлеба с сыром я сбросила в яму волку, который набросился на него с жадностью, словно это был кусок мяса. Да, проголодались ребятки! Да и я хороша! Ещё неизвестно, как зима к нам повернётся, а я зверей кормлю. Но что сделано, то сделано. Нужно и волка спасать. Сунув щенка в короб, я пошла набрать валежника. Откуда только у меня, вдруг, взялись такие колдовские силы, сама не знаю. Собрав и положив около ямы валежник, я начала усыплять серого приятеля. Он, съев угощение, стал внимательно смотреть мне в глаза. Как только он заснул, я сбросила в яму весь хворост, по которому проснувшийся волк сможет выбраться наружу, и быстрым шагом помчалась домой. Около дома я вынула из корзины полусонного щенка и, бросив около порога пустые корзины, вошла в дом с виноватым видом, не зная, что сказать Анетт. Анетт уже хлопотала на кухне, а вертевшийся рядом с ней Вилли кинулся ко мне. Но увидев у меня на руках незнакомого соперника, выгнул свою маленькую спинку и зашипел, показывая, кто в доме хозяин. – Это что такое? Нельзя так гостей встречать! Тем более, что Вольф теперь будет жить у нас, а когда подрастёт, будет наш дом сторожить, – объяснила я. Но Вилли не из тех, кто так просто сдаётся! Увидев, что лохматый Вольф направляется к его миске с остатками каши с молоком, он кинулся в драку. И если бы я не бросилась ему наперерез, быть бы Вольфу одноглазым! – Фру Ильзе, чем мы его кормить будем? Впереди зима, ведь. Вилли может на мышах продержится, а этому мяса нужно. – Честно говоря, я об этом не подумала. А, может, на тушёной капусте да на каше посидит? А с Вилли он ещё подружится, тогда тот с ним и мышкой поделится. А ты чего встала? Я тебе лежать велела! Вечером пришёл усталый Ганс, державший в руках две мои брошенные под порогом пустые корзины: – Фру Ильзе, что же вы их в дом не внесли – штайнпильцы быстро портятся. Нужно их подсушить около печки, и развесить на сушку. Я глянула в корзины и обомлела: они были наполнены белыми грибами до самого верху. – Ой, да, действительно, я запамятовала. Давайте за работу возьмёмся, и нам зима не так страшна будет!
– Через пару дней у хозяев начнётся забой скота. Они передали, чтобы Анетт пришла помогать разделывать туши. А также тушить, коптить и солить мясо и делать на зиму колбасы, тогда они нас не обидят. Я увидела, как Анетт побледнела и посмотрела на меня. – Иди, Анетт. Принесёшь остатки требухи для наших «воспитанников». На следующее утро я проснулась с рассветом в надежде всё же разыскать эту самую полянку. Наверное, и грибы, которые, как я поняла, мне принесли лесные эльфы, находятся в тех местах. С каким бы удовольствием я продала бы пару безделушек, которые проглотил мой злополучный медальон, и тогда не нужно было бы думать о зимних проблемах. Но медальон ничего не хотел выпускать из своего чрева – ни денег, ни безделушек. Конечно, впереди ярмарка, на которую обещала взять меня с собой тётка Марта, но ждать её ещё полмесяца. Если мои рукоделия продадутся там, накуплю муки и круп. Но пока сидеть без дела я тоже не могла. Позавтракав и одев на спину свой старенький короб, я направилась к двери. – Фру Ильзе, еду с собой возьмите. Только, пожалуйста, никого больше из леса не носите и съешьте всё сами, а то отощаете, и влетит мне тогда от Гудрун на том свете за то, что плохо за вами смотрела! – крикнула мне вдогонку Анетт и, догнав, протянула узелок с глиняным горшочком. В этот раз я пошла по дорожке, на которую мне указывал мой внутренний голос. Приключений не случилось. Полянка была, наконец-то, найдена. Грибов, ягод там было видимо-невидимо. Я решила набрать пока грибов. Они словно сами меня подзывали. Поставив тяжёлые корзины на землю, я села на одно из множества упавших от бури старых деревьев, чтобы передохнуть и перекусить. Моё внимание привлек шорох подсыхающих листьев. Сквозь редеющую листву я разглядела рыжего лиса, который катил по лесной дорожке какой-то шарик. Наверное, ежа катит рыжий разбойник! Сбросит его в ближайший ручей, и когда тот поплывёт, схватит за мягкое пузико! Я бросилась спасать ежа. Лис кинулся в сторону, и ёж был спасён. Вдруг, из-за кустов раздался тоненький голосок: – Эльза, ну когда же ты, наконец, повзрослеешь? Забыла самое главное правило белой ведьмы: быть спокойной и недоступной, как королева, не вмешиваться в лесные дела. Лис остался без обеда, и должен теперь идти дальше охотиться. – Ежа жалко. Но кто ты такой? Покажись! – Я – старый лесной эльф, и твои чудачества уже и меня смешат. Тебе, ведь, даже Вилли нечем кормить. – Как это нечем? Вилли будет мышей ловить и кушать! – А мышей и крыс тебе не жалко? – и старый эльф в зелёном костюмчике влез на бревно и начал дико хохотать. Хватит тебе в лес ходить, сиди дома и шей свои игрушки, тем более, что скоро ярмарка начнётся! Продашь свой товар, так
накупишь и муки, и круп и всего остального. Зиму переживёте. А весной готовься к новой жизни. – Какой новой? Меня из дому выгонят? – Сама уйти захочешь. Один лесной колдун свой век доживает, а тебе в скором времени его место занять. Только прекрати вмешиваться в лесные дела. Твоё дело лечить зверей, а не воспитывать! Волк никогда не сможет питаться травой. Вот только тебе нужна будет колдовская мазь на всё время службы. Прими от меня в подарок коробочку с лечебной мазью, которая залечивает раны, как кровоточащие, так и нагнивающие. Поблагодарив старого эльфа, я направилась домой. Оказавшись возле своего крыльца, я на этот раз даже не удивилась, увидев два больших короба с дарами леса. – Фру Ильзе, – услышала я в дверях голос Анетт. – Я только что закончила обед варить. Сейчас вынимаю из печи суп с бобами и грибами. Да ещё поджарила грибков на сковородке! * Штайнпильцы – белые грибы
Чёрная всадница Часть XVШ Картинка из интернета СУДЬБОНОСНАЯ ЯРМАРКА Наступил октябрь месяц. Заработали осенние городские ярмарки, на которые съезжались бауеры из окрестных деревень. На продажу выставлялись овощи, фрукты, зерно, подросший скот-молодняк, шкуры и другая нехитрая крестьянская продукция. Взамен на вырученные деньги бауеры покупали всё необходимое для ведения натурального хозяйства: орудия труда, домашнюю утварь, сбрую, соль и многое другое. Тётка Марта, обещавшая взять меня с собой на ярмарку, велела складывать готовые работы в узлы. И вот, наконец, долгожданный день наступил. Как и обещала тётка Марта, было решено везти скот и товары на продажу в город Колонию, который в нашей крестьянской среде называли просто Кёльн, и который всегда славился своими ярмарками. Ещё до рассвета тётя послала за мной кнехта с повозкой. Погрузив мой сундук с изделиями и усадив рядом меня, он примкнул к главному обозу. Тётка Марта и Арнольд с сыновьями вели привязанный к повозкам скот, везли
птицу, овощи и другие крестьянские товары: сыры, колбасы, сало, крупы, и другое. Впереди обоза в карете ехали дядя Арнольд с тёткой Мартой и сыновьями. Во второй половине дня наш обоз добрался до города, и мы въехали через высокую арку открытых ворот между двумя большими башенными строениями в Кёльн, о котором я раньше только слышала. Город, в котором вот уже третий век строился огромный величественный собор, где в ещё недостроенном храме мирно покоилась золотая рака с мощами Святых волхвов или Трёх королей, первыми увидевшими святого младенца Иисуса Христа. Эти мощи привёз из Италии знаменитый полководец Фридрих Барбаросса. Чтобы поклониться мощам, в город Кёльн приезжали паломники со всех концов Европы, и многие оставались навсегда в этом прекрасном городе на Рейне. Всё это о городе Кёльне я узнала из проповедей отца Бернхарда, когда мы со Свеном регулярно посещали церковь. Кёльн славился также своими ремесленными кварталами, находившимися в постоянной вражде со своим не в меру жадным архиепископом. Последний облагал ремесленные цеха и гильдии таким большим налогом, что в конце концов они подняли бунт и изгнали его из города. Кёльн получил от императора право вольного города, и на этот день городом управлял совет старейшин цехов и гильдий, а бургомистр Кёльна избирался большинством. Мне, конечно, в первую очередь важно было распродать своё рукоделие и закупить всё нужное для хозяйства. Вначале мы прибыли на постоялый двор, где тётка Марта осталась, чтобы распорядиться и подготовить наш ночлег, а нас отправила на Хоймаркт-рынок, располагавшийся на высоком левом берегу Рейна, совсем близко к реке. Дядя с сыновьями остановились в том месте, где продавали скот, сено, овёс и сопровождающие товары, а меня устроили в лавке, где стояли ремесленники. Я оказалась около двух хозяюшек, продающих вязаные изделия. По моему чёрному чепчику и переднику, они поняли что я молодая вдова и взяли меня под свою опеку. Мои изделия быстро нашли своего покупателя, и усталость от поездки, как рукой, сняло. К концу дня большую часть моих изделий раскупили кёльнские хозяюшки, и я этой ночью спокойно заснула. На следующий день хороший спрос на мои изделия продолжился, но, вдруг, в середине дня моё внимание привлёк благородной осанки всадник на чёрном коне, который сошёл с лошади и, взяв в руку поводья, начал ходить между ремесленными рядами, явно желая что-то приобрести для своих нужд. На нём был черный бархатный камзол, пояс с драгоценной пряжкой, и такая же чёрная шляпа, кое-где украшенная каменьями. Такой наряд говорил о его не простом происхождении. Когда он подошёл к моему прилавку, взгляд его чёрных огненных глаз пронзил меня насквозь. Он был намного старше меня, но меня почему-то охватило какое-то трепетное, доселе неизвестное мне теплое чувство. А он подошёл ко мне поближе и спросил: – Откуда ты прибыла в наши края, прекрасное дитя? Такая молодая, а уже
носишь одеяние вдовы. Как судьба бывает порой безжалостна с нами всеми. Мне приглянулись твои изделия, и я пожалуй куплю у тебя кое-что для своих дочерей и внуков. Мои дочери тоже овдовели, не прожив и года со своими мужьями. Война никого не щадит. Купив у меня часть моих изделий, незнакомец удалился. – Кто этот человек? – спросила я у своих соседок. И одна из них, жительница Кёльна толстая рыжеволосая Кейтрин, в белом чепчике, широком серо-синем платье и огромном белом переднике, рассказала мне его печальную историю. Йохан фон Штайнберг, как звали этого незнакомца, вырос в семье аптекаря. Поговаривали, что его прадед был каббалистом, который знался с нечистой силой, и на него поступил донос арихиепископу. В застенках Линна под пытками он покаялся и принял вместе со своей семьёй католичество, после чего был помилован и отправлен в монастырь. А его семья, став католиками, прекрасно вжилась в немецкую среду. Молодой Йохан был зачислен в военный полк офицером, но поскольку прекрасно разбирался в медицине и мог оказывать нужную помощь как раненым воинам, так и лошадям, ему предоставили должность полкового лекаря. Его заслуги оценил оберст и выдал за него замуж свою дочь Лоту. Но этот брак не принёс ему счастья. Родив двух дочерей, своенравная Лота начала заводить шашни с полковыми офицерами и другими военнослужащими. Йохан попробовал выйти в отставку в надежде, что в гражданском обществе его жена успокоится, но этого не произошло. В Кёльне она связались с известными городскими повесами, проводящими время в трактирах и за игральным столом. Это закончилось тем, что все деньги, заработанные Йоханом, начали быстро утекать из дому. Последней точкой в биографии Лоты стал появившийся в городе мошенник, которому проще простого было уговорить беспечную, легкомысленную Лоту бежать с ним из дома, прихватив с собой все семейные ценности. Но на полдороге он бросил несчастную Лоту, забрав все её ценности и деньги с собой. Вернувшаяся домой Лота вначале начала пить горькую, а потом её нашли мёртвой в петле над своей кроватью. На них посыпались кучи векселей, хозяевам которых покойная Лота успела задолжать. Её отца, когда он узнал об этом, хватил паралич, и долго он не прожил. А его большой фамильный дом, как и дом Йохана, ушли за долги, и ему с маленькими дочерьми пришлось переселиться в старенький, довольно скромный домик. Когда подросли дочери Изабель и Бригитт, Йохану удалось собрать приданное и выдать их замуж за молодых офицеров. Но через год их мужей призвали в действующую армию и они один за другим погибли в сражениях. Вдовы родили сыновей уже после гибели мужей. Йохан надеялся снова их выдать замуж, и для этого собирал для них новое приданое. На него самого засматривались многие богатые вдовушки Кёльна, но он отвечал, что пока не выдаст замуж дочерей, жениться не собирается. Услышав эту историю, меня снова охватило непонятное волнение, но я,
изгнав из головы все ненужные мысли, начала, в пример соседним торговкам, расхваливать свой товар и зазывать покупателей. К концу второго дня все мои изделия были распроданы, оставался только небольшой настенный гобелен с изображением дворца Чёрной всадницы и её самой, молодой и красивой, в бархатном платье с диадемой на голове. Я знала, что эта серьёзная работа требует богатого покупателя, а пока что вокруг меня толпились только простолюдины и ремесленники, которых интересовали только недорогие предметы домашнего быта. К концу дня к моему прилавку снова подъехал фон Штайнберг в сопровождении статного гауптмана. Глянув на мой гобелен последний остолбенел: – Откуда ты знаешь этот замок? – Я видела его во сне, а как только проснулась, сразу стала вышивать, и вышивала несколько лет. Мне его не очень хотелось продавать, но мой дом сгорел, и в пожаре погибли мой муж и служанка. И эта единственная вещь, которая осталась от пожара, – почему-то придумала я. – Предание об этом замке, как и старая картина с его изображением, хранится в моём родовом замке. У его владельца не осталось потомков, а мой прадед был его кузеном. Можешь вышить ещё один такой гобелен? – Наверное, нет. Я больше не пробовала, да и времени на это нет. Очень много других дел – житейских. – Хорошо, я покупаю у тебя этот гобелен за двойную цену, но чтобы он был единственным! Я получила в руки мешочек полный золотых дукатов, чему была неслыханно рада, так как теперь могла купить не только муку и крупы, а также и лошадь с повозкой. Значит, теперь Ганс может съездить в лес и нарубить дров на зиму. – Жду тебя завтра утром. Я помогу тебе сделать все покупки. Вижу, что ты в этом деле не очень опытна! – предложил мне фон Штайнберг. Утром я встретилась с фон Штайнбергом в назначенном месте. Улыбаясь, он надел мне на шею ярмарочный пряник в форме сердечка. Я пробовала протестовать: – Я уже не маленькая, подарите его лучше своим внукам. – Всё-таки маленькая, если не можешь понять для чего такие сердечки дарят. Я покраснела до ушей и прикусила язык, так как не могла поверить в услышанное, и решила молчать и слушать. Йохан повёл меня в лошадиный ряд, где бойкие торговцы расхваливали своих добротных и не очень лошадей. Присмотрев спокойную кобылу, фон Штайнберг, поторговавшись с хозяином, предложил мне её купить. После покупки лошади мы прошли через кузнечный ряд, где заменили старые подковы на новые, а затем отправились смотреть крестьянские телеги. Когда нашлась подходящая лёгкая телега из сухой сосны, но с металлическими осями и новыми колёсами, Йохан предложил её приобрести, так как такая телега будет долго служить. Единственно, он попросил
заменить осиновые оглобли на берёзовые. Я никогда бы до этого сама не додумалась. Мы приобрели телегу, а заодно и сбрую, и отвели кобылу с телегой на постоялый двор, вызвав большое удивление у моей тётушки как моими покупками, так и появлением вместе со мной незнакомого человека. – Эльза, не забывай о своём положении. Ты вдова, а уже смотришь по сторонам. Я за тебя отвечаю перед твоим братом и матерью. – Позвольте, фрау, я не собираюсь обижать вашу племянницу, просто моему будущему зятю приглянулся вышитый Эльзой гобелен, и он с ней щедро расплатился. Мои родные дочери не намного младше вашей племянницы, и тоже очень рано овдовели, не прожив и года со своими погибшими в сражениях мужьями. Я просто помог вашей племяннице сделать закупки для хозяйства, поскольку она неопытна в этом. Может, и вам самой когда-нибудь мои услуги понадобятся, я всё-таки лекарь, и мои услуги в Кёльне очень высоко ценят. Тетке нечего было возразить, и мы пошли заглянуть в лавки, где продавались крупы и мука. – А кроме твоей вышивки, что у тебя ещё осталось что-то на продажу? – спросил меня неожиданно фон Штайнберг. – Шкатулка с драгоценностями, которые мне дарил покойный муж, – опять соврала я. – Так почему ты их не продашь, если в нужде находишься? – Не подумала. В этот момент медальон выдал мне на руку несколько женских наборов украшений, и я показала их Йохану. Это были женские колье, серьги, кольца, браслеты, выполненные из сапфира, хризолита и бирюзы. – Если желаешь, я тебе за них хорошо заплачу. Украшения ценные, подойдут моим дочерям для приданого. Давай подъедем ко мне домой, и я с тобой расплачусь. Усадив меня на круп своей лошади, Йохан привёз меня в свой дом. На пороге его небольшого дома нас встретила старая служанка Агна, которая посмотрела на меня оценивающим взглядом. Потом вышли дочери с внуками и тот самый гауптман, купивший у меня гобелен. Когда мы все присели к столу, Изабель и Бригитт начали рассматривать изделия. Они пришли от них в восторг. – Дорогая, я покупаю тебе сапфировый набор в подарок к нашей свадьбе, – произнёс гауптман. Изабелль расцвела в улыбке. Оставались ещё два набора. Тогда фон Штайнберг протянул мне мешочек с дукатами , сказав, что покупает остальное. Один набор пойдёт для Бригитт, а второй будет подарком первой родившейся внучке. После этого он запряг свою лошадь в повозку и повёз меня в лавки, где я собиралась купить не менее мешка капусты, часть которой Анетт засолит на зиму вместе с лесными яблоками, муку, крупу, кувшин мёда, так как не за горами зимние праздники, на которые пеклись сладкие медовые печенья и штолены. А под конец закупок фон Штайнберг напомнил мне, что надо купить овса и сена для приобретённой кобылы. Что мы и
сделали. На этом мы расстались, пожелав друг другу всего доброго. Пролетели ярмарочные дни. Дядя с тётей удачно распродали свой скот, да и остальной товар не залежался, и мы отправились домой. Самой счастливой чувствовала себя я. Работник тётки Марты на этот раз управлял моей лошадью с телегой. Дома меня встретили довольные Анетт и Ганс. Лошадь, телега и запасы продуктов! Теперь нам не страшны зимние испытания. У Анетт уже начал округляться живот. Вилли понял свою работу и хорошо ловил мышей, за которые получал от Анетт миску сметаны и кусочки требухи. А добряк Вольф был всегда всем доволен и со всеми ладил. Чёрная всадница Часть XIX
ЛЕСНЫЕ СТРАДАЛЬЦЫ На дворе ещё догорала прощальным огнём золотая осень. Раскрашенные яркой палитрой красок сорванные ветром с деревьев листья, весело перешёптываясь, наслаждались блаженной невесомостью, испытывая радостный восторг свободного полёта перед тем как уйти в вечность. Птицы, довольные и сытые, несколько потеряв свою обычную бдительность, увлекались беззаботными разговорами, особенно молодняк. Правда эту идиллию беспардонно нарушали крылатые хищники, которые были не прочь поживиться разжиревшими на осеннем изобилии болтунами. Насекомоядные пернатые, собравшись в стаи и стайки, уже отправились в дальний путь. Я видела в небе также улетающих в тёплые края журавлей и стаи гусей. Иногда они, покружившись над нашим озером, оставались на ночлег, чтобы почистить крылья и поужинать жирными лягушками, которые в огромном количестве расплодились в благодатном для них мелеющем болотистом озере. Лесные хищники, в свою очередь, подстерегали заночевавшие стаи больших пернатых. Время от времени слышался ужасный крик неосторожной жертвы, но я была бессильна помочь, помня слова эльфа – не нарушать законы леса. В моих ушах продолжали звучать слова лесного эльфа: «Эльза, ну когда же ты, наконец, повзрослеешь? Забыла самое главное правило белой ведьмы: быть спокойной и бесстрастной, как королева, и не вмешиваться в лесные дела». На метле моё тело ещё не летало. Я ещё не могла быстро оседлать метлу и лететь вслед за ветром, как это делали опытные ведьмы. Однако, я чувствовала, что в скором времени у меня будет больше свободного времени, и я этому научусь. Запасы на зиму были готовы. Ганс съездил на телеге несколько раз в лес за валежником и дровами, и теперь мы спокойно могли встретить суровую зиму. Я вернулась к своим оставленным делам. Как обычно по утрам брала плетёные корзинки и шла в лес за дарами. Вечером возвращалась домой с красным шиповником, калиной, боярышником, чёрной бузиной и другой ягодой и фруктами. Дома ягодами распоряжалась Анетт, варила варенье, либо просто перемешивала с мёдом и относила в келлер. Шиповник, боярышник и нарезанные лесные яблочки развешивала сушить, как её научила когда-то умелая и хозяйственная старушка Гудрун. Конечно, погода была не летней, когда я могла сбросить свои деревянные башмачки и с наслаждением пройтись по земле, мягкой траве, а то и лечь на спину и с наслаждением покататься, разумеется, если поблизости не было никого из свидетелей. Я постепенно начала мысленно беседовать с деревьями. Когда болела голова, я подходила к осине, рябине или плакучей иве, прикоснувшись руками, просила
их снять боль. Чувствуя слабость, подходила к берёзе или дубу, обнимала ствол и просила дать мне немножко сил. А иногда мысленно могла их о чём-то спросить. Однажды я спросила у своей подруги о Йохане, и мои уши уловили чёткий певучий ответ ивы: – Жди, Эльза! Жди-и-и!!! И я терпеливо ждала, продолжая в одиночестве походы в лесное царство. Иногда я, усевшись на бревно или пенёк, отрешенно замирала, сливаясь в одно целое с могучим организмом природы, и растворялась в этом единении без остатка. Становилась ли я в такие промежутки времени деревом, птицей или муравьём? Не могу знать, так как изнутри определить невозможно. По прошествии некоторого промежутка времени я снова возвращалась в осязаемый мир, снова слышала разговоры деревьев, птиц, да и всего живого вокруг меня. Слышала и понимала. Однажды, в такой момент отдыха, послышалось продолжительнее, чем обычно, стрекотание сороки. Лесную воровку что-то серьёзно заинтересовало, вероятнее всего, что-то аппетитное, и я, не имея сил удержаться от невмешательства в жизнь обитателей леса, направилась в её сторону. Наполовину засыпанный опавшей листвой небольшой ёжик беспокойно дёргался из стороны в сторону, время от времени замирая в изнеможении. Я подержала над ним руку, и он понемногу начал раскрываться. Ёжик был небольшого росточка, видимо, из позднего выводка. На боку у него была запёкшаяся кровь и рана, в которой копошились черви. Я сняла свой чёрный передник и, завернув в него ежа, побежала домой. – Фру Ильзе, что случилось? - встретила меня удивлённо Анетт – Анетт, принеси мне из чулана старую треснувшую лохань, в которою мы собирались к весне рассаду для огорода посадить, и немного дёгтя из конюшни. Когда появилась лохань, я усадила в неё бедного ежонка и помазала ему дёгтем бочок. Потом побрызгала ему на колючки немножко уксуса, замотала его снова в свой передник и уложила в лохань. Ежонок чихал и хрюкал, а я пошла готовить ему отвары. Для этого пришлось растолочь в ступе немножко сухого шиповника и боярышника и залить кипятком. Когда отвар стал остывать, я в него выдавила немножко сока свежесобранной калины и каплю мёда, после чего в другом глиняном горшке заварила перетёртые в ступе иоганово зелье, крапиву и полынь. Прошло чуть больше часа. Развернув передник, я обнаружила в ране и в переднике большое количество мёртвых блох и личинок мух. Когда я счищала дёготь с раненого бочка и выбирала из него мёртвых насекомых, замученный ёжик не сопротивлялся и позволил мне смазать его раненый бочок мазью, подаренной мне лесным эльфом. В саду я набрала ему дождевых червяков, слизняков и всевозможных личинок и жучков, которые мне попадались под прелыми осенними листьями. Проголодавшийся зверёк с аппетитом принялся за еду. Когда все лекарские работы были окончены, ёжонок, наевшись,
зашебаршил в лоханке с сеном, оставленной в моей комнате до его полного выздоровления. Недовольный Вилли пробовал на него шипеть, но получил похожий ответ. Тогда он решил, что чем ссориться с ежом, лучше поиграть с Вольфом, с которым теперь водил дружбу. Всё-таки Вольф не такой вредный и колючий, как этот лесной выскочка. Вечером мне что-то не сиделось дома. Я вышла в сад, за мной засеменили Вилли с Вольфом. Я вышла за ограду и ноги сами повели меня в сторону леса. Послышался отрывистый резкий крик совы, а потом шум драки в кустах. Я помнила слова лесного эльфа не вмешиваться в лесные дела, а мои юные спутники прижали свои уши и замерли. В кустах происходила сильная драка не на жизнь, а на смерть. Постояв некоторое время, я всё же не выдержала и направилась в сторону кустов. Подойдя вплотную к том месту, откуда слышался шум, шипение и свист, я обнаружила бьющегося в конвульсиях зайца, около которого прыгал на одной ноге подросток совы с висящим крылом. Видно не рассчитал пернатый хищник свои силы, и теперь придётся самому с жизнью расстаться. Сняв с головы платок, я накинула его на незадачливого охотника, а когда тот оказался в плену, схватила его рукой. А серый заяц, редкой в Германии породы, был довольно крупного размера, и, поэтому, уложив его на плечо, я тут же повернула к дому. – Оh, mein Gott*!, - запричитала Анетт,- скоро весь лес домой перетащите! А где мы жить будем?.. – Не переживай, Анетт, зайца уже вряд ли можно спасти, так что пусть Ганс его забьёт, а шкура тебе на зимнюю обновку пойдёт. А совёнка попробую вылечить. Будет потом у меня на чердаке жить и мои травы от мышей и крыс охранять. Что поделаешь, Анетт? Вот такие уж необычные на зверей лето и осень у меня в этом году! Я прошла в свою комнату. Совёнку, которого я окрестила Эдгардом, пришлось накинуть на голову капюшон, чтобы не кусался. Потом я обрезала перья с висящего крыла. На поломанную кость, предварительно обработав её настойкой трав, я положила слой мази, которую мне дал лесной эльф, и, выровняв её, наложила крепкую палочку и перевязала. Точно так же обработала и поломанную ногу. Побрызгав Эдгарда полынным раствором и усадив в старый плетёный короб, накрыла его другим коробом сверху, чтобы не вылез. Окончив процедуру, я вышла на кухню. Ганс свежевал зайца, а Вольф и Вилли крутились у него под ногами. Нахальный Вилли, даже пытался его царапнуть за ногу. А Ганс легонько от них отбивался, что-то напевая себе под нос. – Ах, вы! Нахалы! – обругала я зверей, еле сдерживая на лице улыбку. – А ну, вон из кухни! Не то отправитесь ночью спать в собачью будку! А вообще-то, действительно, моя комната сегодня занята - в ней палата для раненых. – Правильно, поругайте их фру Ильзе, а то совсем избаловались! Видишь ли, не могут дождаться, пока работу закончу. Ждут внутренностей на ужин.
– Поживут пока на каше с молоком, без мясной закуски, а все внутренности пойдут раненым. Зайца поймал Этгард, значит, вся требуха ему полагается. А лапки дай хулиганам, пусть играют и нам работать не мешают. Когда вся требуха была в миске, а тушку Анетт положила в винный уксус отмачивать, я вернулась в комнату. Немножко положив требушки ежу, которому она понравилась больше личинок, я подошла к Эдгарду и сняла с его головы колпачок. Он внимательно посмотрел на меня своими круглыми глазами и зашипел. – Коль шипишь, парень, значит, жить хочешь! А ну открывай свой клюв. Когда я поднесла к нему руку, он попытался меня укусить, но так как в руке у меня было немножко требухи, он, клюнув, начал её жадно заглатывать. – Вот так, красавец, нечего со мной драться! Лучше кушай, если хочешь быстрее выздороветь. Когда Эдгард наелся, я снова одела ему на голову колпачок, чтобы ночью не пытался прыгать. А Ганс обещал мне утром смастерить для него большую клетку. Ночь у меня была весёлая. С одной стороны сопел и шебаршил ёж, с другой – подпрыгивала сова, и пыталась что-то сказать. Утром я встала уставшая, словно всю ночь работала. Зато мои раненые под утро успокоились и заснули. Утром, когда я покинула кровать и начала одеваться, в комнату заглянул вездесущий Вилли. Он попытался сунуть нос в короб к совёнку, тот защёлкал на него острым клювом, а потом зашипел похлеще ежа. Возмущённый Вилли выгнул спину, зашипел в ответ и удрал в сад. Анетт уже стояла на кухне и поджаривала заячью печень. А шкура, вымоченная и прибитая гвоздями, сохла в прихожей. – Фру, Ильзе. Я готовлю печень для вас. – Нет Анетт, съешь её сама, тебе нужно есть мясо. А я к этому зайцу не прикоснусь, просто в рот не лезет. А вот из шкурки я тебе обновку сошью. Минуло несколько дней. Мои новые воспитанники начали выздоравливать. Со временем, я собиралась ежа отправить жить в сарай, а совёнка на чердак, где я хранила травы. Травам не помешал бы хороший охранник от мышей и крыс. Также мне хотелось примирить совёнка и ежа, пока они ещё слабые от ран и юные. Поскольку они оба были ночными зверьми, я укладывала им по вечерам еду в общую миску, и они быстро поняли, что им не нужно ссориться. Недовольным ходил только Вилли из-за того, что новички грозно шипели на него, не хуже его самого, и, тем самым, постоянно его нервировали. Однажды я так увлеклась вышиванием, что Анетт пришлось принести ещё тёплые кнедлики со сметаной в мою комнату. Я как раз выпустила своих раненых погулять по комнате. В это время в окошко запрыгнул со двора Вилли с мышкой в зубах, видимо, решил мне сделать подарок. В ту же минуту совёнок и ёж зашипели на Вилли, собираясь отнять его законную добычу. Вбежавший в комнату его товарищ Вольф пронзительно затявкал, защищая своего друга. В
этой кутерьме единственным выходом было поделиться ужином. Звери дружно обступили миску с кнедликами, а убитая мышь досталась довольному Эдгарду. – Это что такое? – воскликнула Анетт! – А вы что теперь без ужина останетесь? – Анетт, это же прекрасно. Они решили мою проблему. Когда требуха кончится, Вилли будет своих мышей отдавать Этграду, а за это получать миску кнедликов со сметаной. Так что пусть пока до весны они поживут у нас в доме. С Эдгартом Вилли всё-таки нашёл общий язык, и они были даже рады встрече друг с другом. А ежонок однажды ночью забрёл в тамбур, который не отапливался, и, обнаружив там старый сапог моего покойного отца, заполз в него и заснул до весны крепким сном. Ганс смастерил ему небольшой деревянный домик и засунул его туда вместе с сапогом, чтобы кто-то случайно на него не наступил. Обрадованный Вилли резво носился по дому, избавившись на всю зиму от своего недруга. *Оh, mein Gott ! – О, Боже мой!
Чёрная всадница Часть ХХ Картинка из интернета БЛАГОДАТНАЯ МЕТЕЛЬ Дни шли своим чередом. Близился самый главный праздник года – Великий праздник Рождества Христова. Начались первые Адвенты – время ожидания
Рождества и начало нового литургического года. Мы с Гансом и Анетт посетили церковь, чтобы послушать Святую Мессу в честь Пресвятой Девы Марии. Резко похолодало. За окном завывал и свистел холодный ветер, гоняющий опавшую листву, смешанную с первым снегом. К нам подступала настоящая зимняя стужа. По приметам старых жителей зима ожидалась холодной и ветренной, и Гансу пришлось сделать две ездки в лес и нарубить достаточно дров на зиму. Как хорошему и надёжному стрелку, о чём жители знали со времён вервольфа, молодые охотники предложили Гансу принять участие в охоте на кабанов, кроликов и косуль. Он охотно согласился. И у нас с этой поры в келлере под полом появились копчёные куски задней кабаньей и оленьей части и соленья, приготовленные Анетт для встречи Рождества. Пока Ганс ходил на охоту, мы с Анетт сидели и пряли шерсть, из которой должны будем связать новые вещи к Рождеству. В наших краях ходило поверье, что если кто не оденет на Рождество новую вещь, то попадёт в лапы к Йольскому коту*, который может съесть не только праздничный ужин, но и ребёнка. И несмотря на то, что наш священник убеждал всех, что единственный наш защитник – это Иисус, и наши молитвы к нему оградят нас от всякой нечисти, а Йольский кот и всё связанное с ним – это чьи-то глупые выдумки и предрассудки, я и Анетт всё же решили не испытывать судьбу, а прислушаться к старому поверью. У меня появилась мысль: «А не пошить ли нам, вообще, зимнюю одежду?» Я прикупила немного сукна на осенней ярмарке. А после того, как наш мастер на все руки Ганс обработал в отваре дубовой коры шкурки, то теперь имелся в запасе ещё и другой материал для одежды – подходящие шкурки с мягкой мездрой. Итак, я закрылась в комнате и начала кроить. Я попросила Анетт днём меня не беспокоить, не отвлекать от кройки, чтобы успеть сделать заготовки, так как знала, что по ночам мне будут помогать гномики. Так и вышло. Днём я кроила, а ночью мои добрые помощники доделывали – сшивали накроенное. Выходила я из комнаты только тогда, когда Анетт звала меня к столу. Относить мне еду она категорически отказалась, мотивируя тем, что вместо меня её съедят Вольф с Вилли – подрастающие звери с хорошим аппетитом. Так в работе проходили холодные, уже почти зимние, дни. Однажды, увлечённая шитьём, я, неожиданно, услышала из кухни такой перепуганный крик Анетт, что сама испугалась: – Jesus Christus! Cпаси меня от нечистого! Бросив работу, я выскочила на кухню и увидела забавную картину: кухонный шкафчик был открыт, из него сыпалась тонкая струйка муки. В этой муке был весь чепчик и кое-где наряд Анетт. А по комнате колесил испечённый Анетт пряник, вокруг которого резвилась, подпрыгивая, вся наша звериная команда. Только совёнок Эдгард, у которого зажили лапа и крыло, но перья на крыле ещё не отросли, забрался с помощью своих когтистых лап на спинку скамейки и
бесстрастно наблюдал за происходящим. А на прянике сидел зелёный святочный эльф Ник**, известный своими проказами. – Ник, как тебе не стыдно! Анетт беременная, а ты её пугаешь. Рано ты к нам прилетел, у Анетт ещё ребёнок не родился. – А я не к Анетт, к тебе. Просто так получилось, не мог удержаться от проказ. Откуда я знал, что твоя Анетт такая пугливая? Зато твоим зверям со мной весело. – Полетел бы ты лучше к Отто с Зольдой и с их детьми поиграл! – Не хочется. Зольда – ехидная и зловредная. Эльф взлетел на моё плечо, а имеющий всегда прекрасный аппетит Вольф съел весь пряник, на котором Ник так красиво катался. Анетт, взяв в руки кухонную метлу, начала заметать всё это безобразие. А я с Ником на плече вернулась в свою комнату. – Эльза, этой ночью все вещи, которые ты скроила, будут готовы. – Фру Ильзе, выходите в столовую, будем пряники есть! – услышала я за дверью голос Анетт. – Анетт, принеси несколько пряников и кружку компота в мою комнату. Когда Анетт вышла, я сказала Нику: – Вот вам угощение, только, пожалуйста, кушайте его, а не гоняйте по комнате. А вот ещё немножко вашего любимого бузинного вина! Утром, когда я проснулась, все задуманные мною вещи были пошиты, а на столе стояли пустые плетёная тарелка и чашка. Анетт пекла вкусные пряники, и мы, зажигая купленные на Рождественском базаре свечи, отмечали приходящие Адвенты. Ганс смастерил по германской традиции пирамидку, а я вместе с Анетт украсила её самодельными игрушками. Накануне Рождества к нам по просьбе Зольды зашла матушка Ингеборг. В этот раз беременность у Зольды протекала довольно тяжело, и она просила меня прийти к ним в гости, как полагалось по германскому обычаю, и встретить вместе с ними Рождество. Я понимала, что Зольда чувствовала за собой вину передо мной, и эта тяжёлая беременность нагнала на неё достаточно страха. Вот и решила она, видимо, помириться со мной перед родами. Но я ответила, что хочу провести Рождество с Анетт и Гансом, так как их ребёнок будет моим крестником. Недовольная Ингеборг ушла, но передала нам испечённый штолен и поджаренного рождественского гуся, направив к нам своего кнехта. Я поняла, что, наверное, с Зольдой, в самом деле, творится что-то неладное, коли она решилась на такие подарки. Святое Рождество мы встретили втроём. Я вручила Гансу охотничий плащ и меховую шапку-капюшон, а Анетт - нарамник***, отороченный заячим мехом, и меховой кугель****. А Ганс, в свою очередь, преподнёс мне в подарок большую красивую клетку для Эдгарда и садовый деревянный домик для ежа, который можно будет весной поставить в саду под навесом. Закончились декабрьские праздники. К нам пришёл январь-месяц, месяц
серьёзный, неподкупный, со своими причудами: то снег колючий, то метели, а иногда и ненужные оттепели с мокрым снегом. Когда январь отшагал половину пути, вышла рано утром беременная Анетт к колодцу, воды набрать. Вдруг, как закричит! Перепуганный Ганс выскочил в лёгкой камизе во двор и втащил её, корчащуюся от боли, в комнату. У неё начались схватки. Весь день Анетт изнемогала от боли, но ничего не получалось. Ганс был белее снега, а у меня уже начали трястись руки. Я тоже ничем не могла помочь. И только чудо могло спасти. Я приложила к животу Анетт корешок мандрагоры и зашептала: «От Адама весь род пошёл, и ты, плод, вон из чрева!» и направляла с другой стороны луч-стрелу от перстня Гудрун. У Анетт наступало временное облегчение, но плод всё никак не выходил. В отчаянии я начала призывать на помощь Чёрную всадницу: – Хильда, Хильда! Приди на помощь! Чёрная всадница, умоляю тебя! Нам очень-очень плохо! Помоги! Хильда-а-а! На дворе стемнело. Начала истошно, просто издевательски, завывать метель. Внезапно раздался стук в дверь калитки. Ганс побежал открывать. Около дома стояла небольшая плетёная карета. Закутанный в тулуп человек попросил нас чуть простуженным голосом: – Добрые люди, пустите меня в дом переночевать. На дворе метель, и я сбился в пути. Когда он, пошатываясь, зашёл в дом, я узнала в нём своего знакомого Йохана фон Штайнберга. Я кинулась к нему в слезах: – Йохан, умоляю, помогите нам. Моя служанка не может разродиться, а мы с её мужем Гансом ничего не можем сделать. – Сейчас, сейчас!.. Ганс, в моей карете лежит саквояж с инструментами. Принеси их в дом. А ты, Эльза, приготовь мне горячей воды, чтобы я мог помыть руки с дороги, и дай мне выпить чего-нибудь горячего. Ганс побежал за инструментами, а я на кухню за водой. Глотнув немножко глинтвейна с дороги и вымыв руки, Йохан поспешил на помощь Анетт. Ребёнок лежал не головой, как положено, а наоборот, почти поперёк, потому-то Анетт не могла разродиться. Быстро повернув ребёнка рукой опытного лекаря-хирурга, Йохан приказал: – Тужиться! Немедленно! Но Анетт так ослабела за долгий мучительный день, что уже лежала без сил. Тогда Йохан надавил на её живот, и мы услышали крик младенца. Йохан перерезал пуповину и попросил нитку. Когда он всё закончил, я, взяв новорожденного на руки, искупала в деревянной лоханке с тёплой водичкой и, перепеленав, уложила на грудь ослабевшей Анетт. Йохан достав из саквояжа свои инструменты, и, подрезав на руке Анетт вену, пустил ей кровь. Вначале шла густая венозная, а потом пошла нормальная. Йохан перебинтовал ей руку и велел выпить травяные отвары, которые я приготовила. После этого ребёнок припал к её груди. Ганс завёз карету фон Штайнберга во двор, а коня распряг и отвёл на
конюшню в стойло, рядом с нашей кобылкой, напоил, насыпал ему полные ясли овса и добавил сена. Войдя в дом, он попросил меня и Йохана оправляться спать, приготовив Йохану постель в гостиной. Сам он остался дежурить на ночь около Анетт. Я велела ему срочно будить нас, если Анетт потребуется помощь. Я долго ворочалась в постели, пока не задремала. Вдруг, я увидела живую и здоровую Гутрун: – Ты почему спишь? Или решила своё счастье проспать? – Я очень устала. Был такой тяжёлый день. Я совсем отчаялась, боясь потерять Анетт. А теперь она родила малыша. И я так рада, так рада, Гудрун! Наверное, мы назовём его Йоханом, в честь лекаря, который первым принял его на руки. – Я тебе что? Непонятно говорю? Нечего спать, поднимайся и иди к нему навстречу. В это время Гутрун растаяла в серой дымке, словно её и не было. Вместо неё я увидела искажённое лицо Гертруды, которая ко мне обращалась так, словно мы были подругами. – Эльза, помоги моей Зольде. Она ещё молода, и рано ей ко мне идти. – Зольда меня ненавидит! – Она глупа, я знаю. Тебе пригодились мои подарки, помоги и моей дочери в тяжёлую минуту. В это время она протянула ко мне свои руки и схватила меня за горло своими железными пальцами, я начала задыхаться и кричать. Чья-то сильная рука меня растормошила: – Что с тобой. Ты так сильно во сне кричала? Открыв глаза я начала соображать. За окном глубокая ночь. Около меня на кровати сидел Йохан, а рядом с ним со свечкой в руке стоял Ганс: – Фру Ильзе, что с вами? Вы своим криком переполошили весь дом. – Иди к Анетт! Ты ей сейчас нужнее, чем мне. Просто я, наверное, сильно переволновалась и устала, поэтому во сне тени умерших начинают вселяться в мою сонную голову. – Да у тебя самой начинается жар. Ганс, дай мне немножко уксуса с водой и полотенце. Ганс принёс всё, что просил Йохан. Смочив в растворе полотенце, Йохан уложил его на мой пылающий лоб. Ганс удалился. – Не надо, я здорова, у меня так бывает, – пробовала я сопротивляться. Но Йохан заставил меня выпить какой-то горький порошок. После него я сразу же крепко заснула, даже не сняв мокрое полотенце со лба. Утром, когда я проснулась, все уже были на ногах, а из комнаты Анетт доносился плач малыша. Я быстро вскочила на ноги и занялась кухней. Печь растапливать не надо было, потому как Ганс всю ночь поддерживал в ней огонь, и это значительно облегчало мою работу на кухне. Ганс хотел мне помочь, но я велела ему идти к Анетт и кормить из ложки. Измельчив в ступке лесные орехи и перемешав их с мёдом, я
передала эту кашицу роженице, добавив отвар из сушёного шиповника и лесных яблок. Такое питание должно было быстро восстановить силы ослабевшей Анетт. За окном продолжалась метель, огромные сугробы снега завалили дорогу, и я предложила Йохану остаться у нас на пару дней, пока метель не уляжется. Как мы узнали, у Йохана были срочные дела с оформлением наследства. Умер его дальний родственник, о котором он мало знал. И так как тот не оставил завещания, а детей не имел, то его дом вместе с хозяйством и усадьбой переходил по наследству Йохану. Единственно, что там всё хозяйство было запущено и дом подлежал ремонту. Сам Йохан решил поехать и всё осмотреть. Он даже подумывал о его продаже, чтобы вырученные деньги пустить на приданое своей младшей дочери Бригитт. Эта непогода сбила его с дороги, и он оказался совершенно случайно около нашего дома. После обеда ветер начал понемногу стихать, и Йохан планировал утром нас покинуть. Ночью, закрыв глаза, я снова увидела вначале Гудрун, которая мне велела подняться и идти, куда перст судьбы указывает, а затем, после её ухода, Гертруду, начавшую мне грозить железным пальцем, приговаривая, что если с её Зольдой что-то случится, то и мне не поздоровится. Я открыла глаза и уселась на кровати. Весь день прошёл в приятных хлопотах. И малыш и Анетт чувствовали себя прекрасно. Анетт даже пыталась встать с постели, но я велела ей лежать, так как она была ещё слаба, а хозяйством теперь займусь я. Сон не шёл. Я встала и, накинув себе на плечи тёплую накидку, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Из комнаты, где остановился Йохан виднелась слабая полоска света. Значит Йохан ещё не погасил свечку и чем-то занят. Я приоткрыла дверь и заглянула вовнутрь комнаты: – Что, Эльза, не спится? – Не спится! Уже вторую ночь ко мне покойники являются, наставляют, как дальше жить, и грозят железным пальцем, если ослушаюсь. – А сама ты о чём думаешь? Я покраснела до корней волос и осталась стоять, как вкопанная. Мне было очень трудно сделать первый шаг. Заметив моё смущение Йохан произнёс: – Подойди ко мне поближе. Думаю, что сумею защитить тебя от покойников. Я подошла к нему поближе, и он властной рукой притянул меня к себе и усадил на колени. Меня охватила сладостная дрожь, которую я никогда не испытывала с покойным Свеном, а Йохан притянул к себе мои губы и мы слились в долгом поцелуе. Йохан подхватив меня на руки и отнёс в постель. Потом потушил свечку и закрыл дверь на внутренний замок. Йохан был намного старше меня и опытней. Когда всё было окончено, я хотела подняться и уйти, но Йохан удержал меня. – Эльза, не уходи и ничего не бойся. Как только я все свои дела закончу, мы с тобой обвенчаемся.
Рано утром я проснулась и побежала в свою комнату в надежде, что Ганс ничего не узнает. Но он уже появился на кухне. А на дворе опять поднялся снегопад, как будто бы нарочно задерживая Йохана у нас дома. Я быстро начала готовить завтрак, а по моему счастливому лицу, когда я принесла Анетт завтрак, она всё поняла: – Фру Ильзе, это ваше счастье, которое вы заслужили. Так прошли ещё три дня, погода снова начинала успокаиваться, и Йохан засобирался в дорогу. Но в это время к нам прибежала запыханная матушка Ингеборг: – Эльза, Зольда не может разродиться и умирает, у неё начался жар и она всё время тебя зовёт. Я позвала Йохана: – Йохан, помоги моей невестке. Наверное, с ней то же самое, что с Анетт. Усевшись в карету Йохана, мы по сугробам с большим трудом добрались до их дома. Помощь подоспела вовремя. Благодаря такому опытному врачу- хирургу, как Йохан, Зольда сумела разрешиться от бремени. Но состояние её было гораздо хуже, чем Анетт, и мы всю ночь просидели у её постели. Наутро жар у неё начал спадать, но в груди почти не было молока. Я послала Отто за Анетт. У Анетт было достаточно молока, и новорожденная девочка, которую они решили назвать Клархен, жадно припала к её груди. Отто просил Анетт переехать в их дом на правах кормилицы. Анетт посмотрела на меня, и я кивнула ей в знак согласия. – Господин фон Штайнберг, сколько мы должны Вам заплатить, – спросил Отто. – Если бы не Вы, моей Зольды не было бы в живых. – Я прошу у вас руки Эльзы. Она мне по душе и, кроме того, я получил в наследство дом, в который нужна хозяйка, – рассмеялся Йохан. Я увидела, как Зольда побагровела лицом, потому что никогда не желала мне счастья, но, взяв себя в руки, заулыбалась. Было решено: Йохан поедет пока один, а когда закончит все бумажные дела с оформлением наследства, вернётся к нам, и мы обвенчаемся. Анетт поживёт пока у Отто с Зольдой, а Ганс поедет с нами в случае, если нужно будет отремонтировать дом. Когда всё будет готово, он привезёт Анетт с малышом. * Йольский кот – из мифологии древних германцев. Чёрный кот величиной с быка. Заходит ночью во время Йоля (Святок) в селения и съедает тех, кто не обзавёлся к празднику какой-нибудь шерстяной обновкой. ** Ник – святочный эльф, предшественник Николауса, приходит с 6 на 7 декабря к детям. Все детские шалости в этот день списывали на проделки Ника. *** Нарамник – длинный кусок полотна с прорезью для головы **** Кугель – капюшон, покрывающий плечи
Чёрная всадница Часть XXI Картинка из интернета СЧАСТЛИВЫЙ БРАК
Наступил последний месяц зимы. Я сидела в моей комнатке у крошечного обтянутого пергаментом окошка, в камине потрескивали дрова. Тепло и уютно. Начало смеркаться. Пока было светло, я шила для Анетт чепчики и распашонки и ждала приезда Йохана фон Штайнберга. Послышалось блеянье в хлеву. Надо подбросить сена и напоить животных. Наши козы и овцы со дня на день должны принести приплод, и у нас тогда появится молоко. В дверь постучал Отто и передал крынку молока, что было очень кстати, а также корзину с разной снедью по просьбе Анетт. Последняя очень переживала, не сижу ли я дома голодная. Сама Анетт очень привязалась к маленькой Клархен, будто бы она была сестричкой-двойняшкой её родному сыну Йохану. Завтра отмечается день Имболка*. Я сделала полную уборку, вымыв всё, что можно было, в доме, побрызгала водой своих зверят и оставила на ночь в кухне зажжённую свечу. Расставила мисочки с молоком: одну – в комнате, другую – во дворе. Дверь на ночь закрыла, чтобы Вилли с Вольфом до них не добрались. Им самим я налила молока в отдельные миски. Меня Гудрун учила, что в этот день нужно поить молоком как своих, домашних духов, так и чужих во дворе. Последнее время брат с невесткой часто приглашали в гости, но я каждый раз отказывалась. В наших отношениях всегда присутствовала непреодолимая стена, которая, может быть, и стала тоньше в связи с известными событиями, но, всё-таки, ещё оставалась. Я чувствовала, что никогда с ними не буду до конца откровенна, никогда не смогу раскрыть перед ними душу. Мне не у кого было попросить совет, не с кем было поделиться мыслями, некому было рассказать, как я скучала по Йохану, как за эти дни приросла к нему, как будто бы прожила с ним долгие годы. Я с огромным нетерпением ждала его приезда. Образ Свена со всеми хорошими и плохими воспоминаниями постепенно уходил в туман забвения. Однако время работало теперь на меня. Солнце с каждым днём всё приветливее тянулось к земле и людям своими тёплыми ласковыми руками. Погода поворачивала на весну. А вот и долгожданный день! Во дворе заржал конь Йохана, и я легко, как на крыльях, выпорхнула во двор ему навстречу. Насколько я поняла из его рассказа, дом оказался просторным, с огородом и садом, но требовал большого ремонта. Кроме этого дома с усадьбой, Йохану фон Штайнбергу по наследству переходил небольшой земельный участок с двадцатью двумя крестьянскими дворами. Ввиду того, что у его второй дочери Бригитт намечалось замужество, он раздумывал, какой дом продать: этот или тот, который в Кёльне, чтобы собрать приданое. А после её замужества он обвенчается со мной. Я со своей стороны пожелала, чтобы этот таинственный дом возле лесного угодья, о котором мне сообщали лесные гномы, остался нам. А что касается затрат на ремонт… Я показала Йохану медальон Чёрной всадницы, рассказав о нём всю правду.
– Коли так, сказал Йохан, тогда я продам наш кёльнский домик и выдам замуж младшую дочь. А если желаешь, Эльза, мы с тобой обвенчаемся в ближайшие дни, и ты поедешь со мной в Кёльн уже на правах моей жены. – Нет, Йохан! Наверное, лучше будет, если я подожду тебя дома. Мне хочется увидеться и проститься с Чёрной всадницей. Кроме того, на свадьбе Бригитт соберётся титульное общество. Я из семьи бауэров, манерами светскими не владею, только опозорюсь. – Всё-таки, давай обвенчаемся, чтобы я был за тебя спокоен. А что касается придворного этикета, то наша экономка Агна тебя быстро всему обучит. Она хорошо играет на клавикорде и даст тебе несколько уроков танцев и пения, уложит твои пышные волосы в причёску, зашнурует твой корсет, как положено дамам из общества. Когда я был целыми днями занят работой, чтобы обеспечить достойную жизнь своей семье, она занималась моими дочерьми, а потом внуков нянчила. Несколько дней спустя обендорфский священник Йозеф обвенчал нас в местной католической кирхе на основании, как он говорил в этих случаях, mutuus consensus**, после чего Йохан поехал улаживать свои дела в Кёльне. Как не жалко мне было расставаться с Йоханом, но дела есть дела, с которыми только он сам мог справиться. Тем временем весна вступала в свои законные права. Проснулся и выполз из уютного сапога ежонок, начав опять нервировать Вилли. После спячки он похудел, но здорово подрос и всё пытался выйти во двор обследовать территорию. Но я его не выпускала, так как хотела забрать с собой в новый дом и там выпустить. У совёнка Эдгарда довольно болезненно прошла линька, и теперь понемногу начали пробиваться новые перья, и он уже мог совершать небольшие перелёты. В таких вот заботах прошли три недели, когда ранним первоапрельским утром послышалось знакомое: «Br-r-r и halt!» во дворе. Несмотря на то, что Йохану пришлось ехать всю ночь, он, в приподнятом настроении, бодро спрыгнул с подножки кареты и, обняв меня, сказал весёлым голосом: – Посмотри, дорогая жёнушка, что я привёз тебе в подарок! – Он заулыбался и протянул мне большой свёрток. Развернув его, я ахнула. В нём был корсет, дорогое бархатное светло-зелёное платье, которое носят баронессы, замшевая пенула*** со шлейфом и меховым оплечьем в виде круглого воротника, прорези для рук которой были оторочены куньим мехом. А на ноги остроносые полусапожки с подставными сабо. Надев корсет, который Йохан застегнул мне на спине, я натянула на себя платье. Корсет до боли сжимал меня, но, взглянув на себя в наше металлическое отполированное зеркальце, я, довольная, начала кружиться по комнате, хотя из-за небольшой хромоты, никогда в жизни не плясала. – А теперь подойди ко мне ближе! Когда я к нему подошла, он надел мне на шею колье, в уши серьги, на палец
кольцо и на запястья браслеты. Глянув на себя ещё раз в зеркальный диск, я обомлела. Это был хризолитовый набор Гертруды, купленный Йоханом у меня на ярмарке. – Я знал, что ты станешь моей женой, поэтому купил бирюзовый набор для дочери, а хризолитовый – для тебя. Как этот наряд, так и украшения подходят к твоим великолепным рыжим волосам и смарагдовым глазам. Ты у меня красавица. Раньше ты шила для всех наряды и шляпки, а теперь увидишь, какой гардероб ждёт тебя. Это Агна для тебя всё подобрала. – Эльза, да ты, в самом деле, красавица! – услышала я в дверях знакомый голос. – Где были раньше глаза у наших деревенских парней! Да, мы теперь все женаты, а ты нас покидаешь. Я глянула на дверь, откуда доносился знакомый голос, и увидела в проёме дверей переваливавшихся с ноги на ногу обидчика своих детских лет Кнута и двоюродного брата Михеля. – Не забывайте, что Эльза теперь вам не ровня! Она – моя жена, фрау фон Штайнберг, баронесса*, – ответил им Йохан и одел мне на голову золотую диадему с хризолитом, заказанную у ювелира. – Примите от нашей матушки гостинцы на дорогу, фрау баронесса, – ответил Михель, протягивая мне корзинку с домашней снедью: копчёный окорок, колбасы, сыры, домашний свежевыпеченный хлеб и керамическую бутыль с добротным домашним вином, и с некоторой долей присущей семье тётки Марты природной хитрости добавил. – Да, если бы не осенняя ярмарка, на которую наша матушка тебя пригласила, вы бы никогда не встретились! Ещё было довольно рано. Солнце постепенно выбиралось из туманного горизонта на небесный простор. День обещал быть хорошим для поездки, и мы, не мешкая, собрали вещи, погрузили на телегу клетку с Эдгардом, рядом поместили ящик с Вилли, а чуть поодаль – ящик с ёжиком и сделанный для него Гансом садовый домик. Вольфа привязали к телеге за ремешок. А козы, овцы и старый дом оставался семье брата. С нами готовились ехать Ганс и трое батраков, которых Отто послал с нами, чтобы помочь с ремонтом дома. Когда всё было упаковано, Йохан подал руку и, усадив меня в карету, сел рядом. Тронувшись в путь, я непроизвольно коснулась своего медальона. Он мгновенно принял свою первоначальную форму кошеля, и из него выпали все хранившиеся в нём деньги. Когда Йохан пересчитал, их оказалось во много раз больше, чем было положено. Я поняла, что это нам свадебный подарок от Чёрной всадницы. Их как раз хватало на стройматериалы, на оплату рабочим и на подарки для дочек Йохана, внуков, моего крестника и на другие расходы. А я, наконец-то, почувствовала себя безмерно, даже беззаботно счастливой. Проезжая по лесной дороге, я видела прощавшихся со мной эльфов, и даже лесной король вышел помахать мне рукой. – С кем ты перемигиваешься? – спросил меня Йохан. – Это мои друзья вышли меня провожать.
– Ходят слухи, что близ нашего нового дома тоже живут эльфы, и есть одно заколдованное место, которое все местные жители обходят стороною. – Мне эльфы ничего плохого не сделают! Итак, по едва видимой дороге, уже с ранней весны покрытой зелёным ковром трав, огибая возвышенные места и лесные заросли, мы приближались к небольшому селению, на окраине которого стоял этот таинственный дом- замок. До места мы добрались, когда было уже далеко за полдень. Нам навстречу выбежала старая кошка, тут же угрожающе зашипевшая на Вилли и Вольфа. Однако последние не из трусливого десятка, в долгу не остались. Я внесла всех животных в дом и поставила им у двери миски для еды. Кошка ещё пошипела для порядку, понаблюдала из дальнего угла за нами и присоединилась к нашей компании. Клетку с Эдгардом и ящик с ежом я разместила временно в гостиной. Меня удивило, что в доме было всё чисто вымыто, как будто бы он был жилым. Наши рабочие начали вносить вещи. В это время послышались чьи-то мягкие шаги на лестнице, и я увидела спускающуюся по ступенькам пожилую женщину: – Приветствую новую хозяйку дома! Я внимательно на неё посмотрела и узнала старую служанку Йохана Агну. На этот раз она мне приветливо улыбалась, понимая, что теперь я не бедная, пришедшая в дом гостья, а хозяйка дома. Я любезно поздоровалась с Агной, и когда она подошла к Йохану, я сказала Гансу: – Ганс, как видишь, у нас есть Агна, так что вы можете пока оставаться у Отто столько времени, сколько нужно для обоих детей, а потом переедете к нам. Я, конечно, буду скучать по моему крестнику, но Анетт сейчас очень необходима маленькой Клархен. Откуда-то сверху послышались скрип и карканье. Подняв голову, я увидела на лестнице седовласого горбуна, довольно крепкого сложения. Ворон, сидевший на его плече, слетел и, сделав под потолком пару кругов, уселся на моё плечо и принялся клювом теребить мои серёжки. – Хугин! Вижу, что ты признал нашу новую хозяйку! Однако, угомонись! Разве тебе мало камушков, подаренных покойным хозяином, которые ты хранишь в своём родовом гнезде? – Приветствую вас, фрау баронесса! – обратился он ко мне. – Меня зовут Витольд. Я служил прежнему хозяину Вольфгангу фон Штайнбергу до самой его смерти. Позволите мне прожить в вашем доме остаток моих дней до встречи на том свете с моим прежним господином. В нашей округе я знаю каждую травинку, и вас охотно посвящу во все наши тайны. Не могу не сказать, что я с большой радостью увидел, как его любимый старый ворон сразу же признал вас нашей новой хозяйкой. Перед отходом ко сну Агна расплела мои волосы, надела на голову ночной чепчик и накинула на меня белую ночную рубаху из китайского шёлка. Я не была
привычна к такому положению и немного засмущалась. – Привыкай к новому порядку! – услышала я голос входившего в спальню Йохана – Ты больше не бауэрин и не простая бюргерин. Долгими зимними вечерами мы будем сидеть возле тёплого камина, ты будешь вышивать шёлковыми нитками или плести кружева, как положено дамам нашего круга. Надеюсь, тебе понравится. Как только закончим ремонтировать дом, купим мебель, фарфоровую посуду и всё, что полагается в хороших домах. А чуть позже заведём лошадей. Витольд знает в них толк. Если желаешь, он научит тебя верховой езде. И в летнее время мы будем на лошадях объезжать наше владение. – Йохан, вот только отделку из бархата и парчи для дома и вышивку на ней я сделаю своими руками. Мне потребуются нужные ткани, шелка и другие материалы. – Как скажет новая хозяйка! – рассмеялся Йохан. Бузинного вина у меня хватало, и я знала, что найду общий язык и с новыми домовыми. В мою душу и тело вселилась необыкновенная и непривычная мне лёгкость. Душа моя, наконец, полностью освободилась от тревожного, терзающего меня со дня появления на свет груза несуществующей вины. Я ощутила необычный прилив жизненных сил и с трудом могла поверить, что это не наваждение, не сладкий сон и не волшебная сказка, а что я, в самом деле, оказалась рядом с добрым благородным мужем Йоханом фон Штайнбергом, в окружении прекрасных людей, в краю безоблачного счастья. Утром я сладко потянулась и услышала шум в гостиной. Это местные крестьяне прибыли в наш дом с продуктами. Агна, одевая меня, объясняла положение дел. Крестьяне, живущие в деревне, должны сдавать хозяевам часть своих доходов, убирать дом перед приездом гостей, окапывать сад и вскапывать огород при доме и выполнять другие работы по обслуживанию. А хозяева, в свою очередь, обязаны охранять их от лесных разбойников и заезжих из обедневших земель рыцарей, которые, совершая опустошительные набеги, поджигали крестьянские дома, убивали мужчин, насиловали женщин. К тому же хозяева обязаны решать их всевозможные крестьянские тяжбы и споры, помогать вдовам и сиротам. Прежний хозяин, по заведенной в этом селении традиции, отмечал праздники со своими подданными за одним столом. Простолюдины, насытившись, веселились, плясали, а хозяин наблюдал за их весельем из центра зала. Прежнего хозяина крестьяне боялись, но уважали, хотя оброком и другими хозяйственными отношениями с жителями деревни несколько последних лет занимался Витольд. Последний также лечил больных, обращающихся к нему за помощью. Прежде чем заняться хозяйством, Йохан провёл долгую беседу с Витольдом, поскольку тот знал все стороны жизни в замке и вокруг замка и на всё давал разумные советы. Кроме того горбун был честен и до конца предан семье фон Штайнбергов.
Необходимым делом для Йохана было подготовить для охраны дома и деревни небольшой отряд рыцарей. Витольду он сказал, что, когда улаживал дела в Кёльне, имел разговор на эту тему с зятем, и тот пообещал ему направить для охраны полтора десятка обученных рыцарей. К решению хозяйственных вопросов присоединился и Ганс. За домом находилась старая полуразрушенная мельница со сгнившими лопастями и поломанной осью мельничного колеса. Прежний хозяин барон фон Штайнберг не считал нужным ею заниматься, и крестьяне вынуждены были ездить молоть зерно в другую деревню. Ганс, осмотрев мельницу, сказал, что он отремонтирует её и переставит мельничное колесо на середину потока, где течение более сильное, от чего ускорится время помолки зерна. Тогда можно будет за плату молоть зерно всем желающим из соседних поселений. Витольд с большой радостью не только поддержал его, но внёс и своё предложение. На лугу возле речушки, готовым покрыться цветущим разнотравьем, где уже вовсю цвели крокусы и первоцветы, Витольд предложил поставить, если мы пожелаем, несколько пчелиных ульев и развести пчёл, так как он хорошо знаком с жизнью диких пчёл как в дуплах деревьев, так и в земляных норах. Спустя месяц дом с пристройками и конюшнями был отремонтирован. Весело запели свою монотонную мелодию ожившие жернова водяной мельницы, провожая кнехтов и Ганса в Обендорф. Наши бауэры вскопали для нас небольшой участок земли близ замка, и мне как хозяйке дома полагалось бросить в землю первые зёрна. Вскоре у нас зазеленели овощи и различные салаты, которые мы с Йоханом очень любили. Итак, в заброшенном, умирающем старом доме-замке начала возрождаться жизнь. Из привезенных Йоханом с ярмарки тканей я раскроила портьеры, накидки для кресел, диванов, подушек. Как обычно, оставив на ночь у двери комнаты напёрсток бузинного вина, утром я нашла раскроенные мной вещи аккуратно сшитыми, украшенными тонкой вышивкой и отороченными золотистой бахромой. Мои тайные друзья и помощники нашли меня. По округам быстро разнеслась весть, что в доме поселился новый доктор, и к нам потянулись жители окрестных деревень за помощью. Необходимости заводить домашний скот первое время у нас не было, так как с нами рассчитывались за лечение продуктами, и Йохан имел небольшую, но достаточную ренту. К празднику Пфингстен к нам переехали Ганс с Анетт и маленьким Йоханом. Отто с Зольдой вместе с ними передали для нас коз, овец, поросят и жёлтеньких гусят. Теперь большую часть хозяйственных забот взяли на себя Ганс и Анетт. Однако, даже получив возможность предаваться сытому, беззаботному существованию избранных граждан, я физически не могла справиться с собой, чтобы остановить походы за дарами леса. Лес меня звал. Йохан, будучи благородным, понимающим человеком, нисколько этому не препятствовал.
Единственно, он просил не рисковать собой, не забираться очень далеко в глубину леса, и вообще, ходить в лес за сбором лечебных трав в сопровождении преданного Витольда. Я так и поступила. Тем более, что Витольд, мне казалось, знал о лечебных травах абсолютно всё, и мог ответить на любые мои вопросы. Мы оба со знанием дела и с огромным удовольствием собирали травы и корни для лечебных снадобий и одновременно присматривали кусты, с которых осенью будем снимать ягоды. Домик с Эдгардом я поставила на чердак, где сушились травы, чтобы он охранял их от мышей. Он летал, где хотел, но к утру возвращался на чердак в свой домик. Он часто наведывался ко мне в гости за лакомством, а несколько позже я увидела в сарае, где хранилось сено для лошадей, гнездо совы с совятами, куда Эдгард носил пойманных мышей. Вилли всё-таки нашёл общий язык с серьёзной Мицой несмотря на то, что иногда получал от неё затрещины мягкой лапой в тот момент, когда она хотела отдохнуть или на чём-то сосредоточиться, а он лез играть. Опытная и добродушная Мица взяла над ним власть по старшинству, иногда его облизывая, как своего родного котёнка. Домик ежа я установила в самом дальнем углу сарая, туда же положила его любимый сапог. Первое время я держала сарай закрытым, чтобы он в нём освоился, и регулярно носила ему еду. Но, так или иначе, вскоре обнаружилась ямка, через которую ёж убежал знакомиться с окрестностями. Спустя несколько недель Йохан купил пару породистых хорошо объезженных лошадей, которых подобрал Витольд. Было решено обучить меня езде на лошади на дамском седле. Агна одела меня в специальный наряд, и Йохан, усадив меня в седло, начал объяснять правила езды. Витольд взял лошадь под уздцы и медленным шагом водил её по кругу, а я должна была держать в руках поводья. У меня ничего не получалось – я постоянно соскальзывала с дамского седла, и Йохан каждый раз ловил меня. Тогда Витольд предложил посадить меня в мужское кожаное седло, так как я уже была взрослой, и кривизна ног мне не угрожала. Вначале я ехала шагом и училась управлять лошадью с помощью поводьев. Потянув левый повод – лошадь послушно поворачивала налево, правый – направо. Йохан сказал, что сидеть надо прямо, не наклоняться вперёд и держать ноги в стременах. На этот раз ученье дало результат, и через несколько дней я смогла в сопровождении Йохана ехать не только шагом, но и рысью. Обычно наши поездки по окрестностям начинались от парадной стороны дома, куда Витольд под уздцы подводил обоих уже оседланных лошадей. В начале пути объезжали имение, потом крестьянские поля, где работающие крестьяне вежливо здоровались с новыми хозяевами, и дальше по знакомой тропинке через лес к дому. Эти прогулки длились обычно два-три часа. Сидя в удобном седле и осматривая окружающий нас великолепный пейзаж, я внимательно слушала своего мужа и друга Йохана, человека доброго, умного, получившего прекрасное образование, читающего на латинском и древнегреческом языках, хорошо знающего историю. Он любил и умел
рассказывать. Мне нравилось не только слушать, но и слышать его неторопливый мягкий голос, который завораживал и захватывал меня всю без остатка. Так было тепло, и так приятно ехать медленным шагом рядом с Йоханом, касаясь его руки, чувствуя его тепло и душу, сливаясь с ним в единый совершенный организм. А вот с Витольдом у нас была своя задача – охранять лесных зверей, как это делал и прежний хозяин. Когда мы слышали в горах бодрые звуки охотничьего горна, мы знали, что это графы, бароны, их вассалы и прислуга совершают выезд на охоту. Зверей потравят, постреляют и бросят полуживых умирать. Мне, с моими крестьянскими корнями, выросшей в бедности, это было непривычно и непонятно. И как только охота заканчивалась, что можно было определить по особому звучанию объявляющего сбор горна, мы с Витольдом садились на лошадей и мчались разыскивать раненых животных, нуждающихся в помощи. Если зверя или птицу ещё можно было спасти, Витольд извлекал из ран стрелы, заговаривал кровь, а я смазывала их раны мазью, подаренную мне лесным эльфом. Если рана была смертельна, он усыплял зверя, помогая ему с меньшими мучениями уйти в мир теней, а тушки мы взваливали на лошадей и везли в нашу усадьбу. Часто в нашем загоне вместе с домашними животными появлялись детёныши кабанов, косуль, оленят, которых мы выхаживали и отпускали в лес к своим лесным сородичам. Однажды, ранней весной, мы набрели на волчье логово. Из него доносилось поскуливание отощавших волчат, у которых только- только прорезались глазки. По каплям крови вокруг мы поняли, что охотники убили их родителей и, наверное, остальных братиков. А эти, видимо, посмышлёнее, забрались вовнутрь логова, где их обнаружить не удалось. Мы уложили малышей в мешок и привезли в замок. Наши домашние звери встретили их вначале довольно агрессивно. Вилли с Мицей угрожающе шипели, а Вольф поднял оглушительный лай, очевидно, вспомнив, как сам оказался в детстве в волчьей пасти. Хугин начал звонко каркать на своих извечных врагов. Только Эдгард молчал, потому как спал в своём гнезде и не ведал о происходящем. Витольд, прикрикнув на всю команду, уложил в ящик, где будут находиться волчата, небольшую вязанку сена. Я взяла на руки одного, Витольд – второго, чтобы напоить козьим молоком из рожка. Бедные отощавшие волчата жадно припали к неожиданному угощению. В конце недели наша домашняя команда начала наведываться к ним в гости, и скоро Мица принялась их вылизывать, а за ней Вольф подставил им свой тёплый бочок. В конце концов и Вилли пришлось признать волчат членами большой звериной семьи. А чтобы волчата своим воем не пугали домашний скот, Ганс с Витольдом соорудили для них большой вольер за пределами замка и установили в нём деревянное укрытие в виде домика. На первое время Витольд поместил их ящик у изголовья своей кровати к большому неудовольствию Хугина. Как только волчата окрепнут, мы собирались отвести их в лес и выпустить. Йохан воспринимал всё это как мои женские причуды, но не возражал. Днём на плечо Витольда садился ворон Хугин, а если это была ночь, то на моё плечо, накрытое толстой кожаной подложкой,
усаживался Эдгард. Они были нашими охранниками. Правда, Агна иногда ворчала, что я занимаюсь не своим делом, как положено дамам из общества. Вмешавшийся Йохан сказал, что к советам Агны надо прислушиваться, чтобы выглядеть светской дамой в обществе. Однако внешний лоск, светская наигранность отношений давались мне с большим трудом. Зато с Витольдом, полностью заменившим мне погибшую Гудрун, я чувствовала себя легко. Очень скоро Витольд проникся ко мне большим доверием и начал посвящать в свои тайны. Как-то раз к вечеру он предложил мне поехать в одно укромное место. Это была поляна в форме удлинённого круга, окружённая плотной стеной огромных сосен. Мы сошли с лошадей. Я осмотрелась, но в полутьме ничего особенного не заметила. Но вот из-за тучки вышла полная луна. Такого огромного размера луны я отродясь не видела. Она находилась так близко, что казалось можно дотянуться и потрогать её руками. На поляне стало очень светло, почти как днём, и я увидела в центре её большой пень... – Пора вам узнать мою тайну, фрау Эльза! – несколько волнуясь произнёс Витольд. *Имболк – праздник молока, и поворот зимы на весну. ** Mutuus consensus(лат) – взаимное согласие ***Пенула – плащ без рукавов с капюшоном
Чёрная всадница Часть XXII Картинка из интернета КОЛДУН – Я – колдун, фрау Эльза, и посвящённый древних германских богов. Я вздрогнула. По моему телу пробежали мурашки. Колдун продолжал: – Я участвую в жизни двух миров: в небесном мире Асгарда и в нашем земном мире Митгарде. Там, где обычным людям видится непривычный мир чудес и тайн, находится наш мир, живущий по иным, неземным законам. Но я – лесной колдун. Мои обращения никому зла не причинят. Напротив, я имею больше сил помочь попавшему в беду, для чего мне нужно обернуться зверем или птицей. Сказав это, он воткнул в пень семь ножей и перекувырнулся через них, обратившись вначале в зайца, потом в волка и затем в медведя. Приняв свой обычный облик, он вытащил ножи и спрятал их в кожаный карман. – Я знал о вас, фрау Эльза, ещё до нашей встречи. Теперь я начну учить вас по совету Фрейра некоторым колдовским приёмам, в том числе летать на метле, не выходя из своего тела. А я, обернувшись ночной совой, буду нести охрану в
дороге. – А что ты ещё умеешь? – Могу при сильной засухе вызвать грозу и дождь. А если, наоборот, сильный дождь застанет в пути и будет необходим костёр, чтобы согреться и выпить горячего отвара иогановой травы или кипрея, то я взглядом могу разжечь его из собранного мокрого валежника. Много лет я жил в лесу в деревянном срубе, где и нашёл меня мой прежний хозяин, господин Вольфганг фон Штайнберг, и пригласил в свой замок. Он занимался астрологией и алхимией и, потому, не держал в замке слуг, чтобы они его не выдали. Тогда я стал для него слугой и помощником одновременно. В нашей деревне люди хорошо живут, так как я слежу, чтобы не было ни засухи, ни лишних дождей, из-за которых гибнет урожай. А вокруг нашей округи я наложил заклятия, чтобы разбойники не повадились. Как только они приближаются к нашему селению, кони становятся на дыбы и выбрасывают их из седла. – Витольд, а для чего тогда нам рыцари-охранники? – недоумевала я. – Для видимости. В жестокое время мы живём. Ввиду того, что с моим приходом жителей деревни больше не грабят, меня могут отправить на дыбу как ведьмака. – А с графами и баронами можешь справиться, чтобы зверей зря не губили? – спросила я. – При них охранники имеются, с которыми мне нужно долго воевать, до полного истощения сил. Тогда у меня в голове мелькнула озорная мысль. Некоторое время назад к нам приезжал в гости приятель Йохана, с которым они вместе учились в университете Кёльна. Йохан тогда увлёкся медициной, а его приятель Франц фон Штольцберг – философией и риторикой, сделав неплохую карьеру, дослужившись до звания асессора*. Увидев меня, он не удержался и по приятельски воскликнул: – Ну, Йохан, дорогой! Где это ты такую жену отыскал? Красавица! Настоящая Лилит! – А кто такая Лилит? – заинтересованно спросила тогда я. – Это первая жена Адама. Бог создал её из огня. И когда запах глины, из которой был вылеплен Адам, достиг её ноздрей, она его покинула и улетела к Люциферу. Говорят, что она новорожденных детей пожирает, и совращает неженатых парней. А в Вальпургиеву ночь вместе с ведьмами летит на шабаш. В её рыжих распущенных волосах гнездятся черти. – А как же Ева? – Еву господь Бог сделал из ребра Адама, чтобы была ему послушной и покорной женой. – Франц, довольно рассказывать на ночь страсти и мою жену пугать! – засмеялся Йохан. – Она теперь всю ночь мне спать не даст, будут вопросы и расспросы. Кстати, некоторые богословы утверждают, что Лилит была
брюнеткой и хвостатой. Вспомнив об этом, я спросила Витольда: – А мог бы ты обернуться чёрным крылатым драконом, из пасти которого огонь и дым валит? – Не пробовал, но, если нужно для дела, попытаюсь. – В таком случае предлагаю, что как только начнётся охота, ты обернёшься крылатым драконом, призовёшь гром и молнию, я сяду на твою спину верхом, распущу свои рыжие длинные волосы, и мы пролетим над охотниками во всей своей мощи. У них от перепуга навсегда отпадёт охота в нашем лесу зверей стрелять! Мы углубились на лошадях дальше в лес, гораздо дальше, чем обычно. Только благодаря Витольду, знавшему каждую звериную тропку, мы смогли пробраться в этой густой чаще, да ещё на лошадях! Витольд показал мне свою прежнюю хижину, где он жил долгие годы, пока его не обнаружил Вольфганг фон Штайнберг. Заметив магические и хозяйственные способности Витольда, он оставил его при себе, сделав первым помощником. Я увидела небольшой сруб, под ним землянку, как мне показалось для хранения зимних запасов. Недалеко от неё рос большой куст бузины, и возле куста небольшой холмик с могильным камнем. Витольд нежно погладил бузину. И вдруг, по его волевому, начинавшему покрываться морщинами лицу, потекли крупные слёзы. – Фрау Эльза, я никому никогда этого не рассказывал, а вам мне хочется открыть душу, так как никто другой меня не поймёт. А вы из простых бауэров, как и я. И он начал мне рассказывать о своей прежней жизни: Я родился в небольшой деревушке, недалеко от города Крефельда, в семье простых крестьян. Поскольку в семье уже было двое сыновей, моё появление на свет в Вальпургиеву ночь, да ещё в воскресный день, не вызвало у них особой радости. Вскоре после моего прихода в этот мир моя мать ушла в мир иной. Однако, доживавшая свой век бабушка обрадовалась, велев назвать меня Витольдом. Считалось, что дети, рождённые в Вальпургиеву ночь, становятся ведьмами или колдунами. Мне это совпадение с самого раннего детства приносило кучу неприятностей. На улице, когда я шёл без сопровождения взрослых, деревенские ребятишки кидали в меня камни и всё то, что попадало им под руку, обзывая вервольфом и ведьмаком. Некоторые кричали вслед: «Маленький колдун, покажи свои рожки!». Хорошо и спокойно я мог чувствовать себя только на природе, вдали от людей, в лесу или вблизи озёр. Моя бабушка занималась сбором трав, кореньев, ягод и других даров природы, и этому учила меня. Иногда нам удавалось увидеть в чаще леса девушек в сверкающих белых платьях, с длинными светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Они нам всегда улыбались и показывали ложбинки, где было много грибов и ягод. Как-то раз я подошёл к одной из девушек очень близко, и мне захотелось прикоснуться к её волосам. Но бабушка меня сразу одернула и даже наградила подзатыльником:
– Это же зелигены – духи леса. Не смей к ним прикасаться! Они обидятся и уйдут от тебя навсегда! Общаясь с бабушкой, я так глубоко и искренне проникся многообразным миром духов, что не только не боялся их, но чувствовал на себе их дружественное расположение и желание оказать в трудные минуты помощь. Когда мы с бабушкой искали корни мандрагоры, перед нами бежали, подпрыгивая, маленькие смешные человечки, которых бабушка называла альрауны. Они нам ласково улыбались и могли показать, где находится нужный корень. Иногда они перевёртывались через голову и обращались в кошек или в других мелких зверьков. Иногда после долгого хождения по лесу бабушку, присевшую отдохнуть на пенёк, начинала морить сладкая дрёма. Тогда альрауны, к моей большой радости, оборачивались маленькими детьми и начинали игры со мной. Ещё мне нравилось во время сильного ветра играть с катающимися на волнах колосьев бекки**. Эти духи занимались охраной злаков, и когда появлялись деревенские ребятишки, собирающие букеты синих злаковых цветов, вытаптывая при этом посевы, они могли их напугать и обратить в бегство. Ко мне бекки относились по-доброму, и моя дружба с этими полевыми духами вызывала у ребятишек зависть. В преддверии зимы бабушка приносила полевого бекки с нашего участка в дом и поселяла его за печкой вместе с домовыми гномиками. На ночь она оставляла ему маленькие мисочки молока и зёрен, а в праздничные дни угощала его и домовых гномиков лебкухенами, штоленом и наливала им в мисочку сладкого глинтвейна. Но вот с кем бабушка велела мне быть осторожным, так это с бельвизами. Эти духи, живущие в стволах деревьев, очень непредсказуемы. На больших пальцах левых ног у них вместо ногтей растут острые серпы. Бельвизы опустошали поля, дразнили и всячески изводили людей, особенно в Вальпургиеву ночь. Пару смельчаков из нашей деревни пробовали объявить им войну, идя на них с крестом и распятием, при этом читая вслух «Отче наш», но как только они перешагнули границу их влияния, парней хватил эльфийский удар***. Из этого случая бауэры извлекли урок, что портить отношения с бельвизами опасно. Моя бабушка показала мне, как нужно вести себя с ними, если случайно забредёшь в их владения. Кинув на землю около межи нож с тремя метками, бабушка крикнула: – Держи, бельвиз! После этого мы спокойно прошли через поле и отправились по своим делам. А вечером бабушка показала мне их самих в полотнянных одеждах, тёмно- коричневых треуголках и в сопровождении жён, называемых у нас роггенмеме****. Их смуглые супруги ходили нагишом, сверкая чёрными грудями, из сосков которых сочилось ядовитое молоко. Однажды мы с бабушкой в поисках даров леса зашли в такие густые заросли,
что как только увидели просвет между деревьями, сразу поспешили выйти. На опушке стояла девушка, очень похожая на зелигенов, только меня поразила её птичья нога, выступающая из-под кружева прозрачного платья. Девушка улыбнулась мне и поманила рукой. Бабушка кивнула в знак согласия. Когда я подошёл к ней, девушка одела мне на шею амулет и сказала, что он будет меня охранять в тяжёлые минуты, так как очень скоро бабушка от нас уйдет, и мне придётся очень-очень туго. По дороге домой, бабушка сказала, что эта Белая дама присутствовала при моём рождении. Матушку ей спасти не удалось, но зато она приняла меня и наградила даром, который проявится после того, как мне исполнится 18 лет. Увидеть Белую даму можно лишь людям, родившимся в воскресенье или носящим на шее подаренный ею эльфийский амулет. Вскоре, как предупреждала Белая дама, взяв на прощание мою руку, бабушка испустила дух. На её похоронах я увидел эльфов, фей и знакомых мне зелигенов, которые подхватили её лёгкую душу и унесли, а куда, я тогда ещё не знал. У нас наступали тяжёлые времена. Отец не успевал справляться с хозяйством, а мы были ещё малы, и он решил снова жениться. Взгляд его пал на одну красивую молодую вдову, у которой было двое сыновей постарше нас. Первое время она ловко управлялась с хозяйством, и мы были довольны. Но поскольку она была истовой католичкой, дружба нашей семьи с духами вызывала у неё гнев. Наше налаженное трудолюбивой бабушкой хозяйство постепенно приходило в упадок. Поле перестало давать хороший урожай. Домашний бекки нас покинул, перед уходом разломав пивные бочки и запустив в крупы и муку жучков-долгоносиков. Вслед за ним ушли домовые гномики. Вскоре нам стало настолько туго, что не хватало даже хлеба, и мой отец решил податься на заработки в соляную шахту. В его отсутствие мачеха лютовала, особенно доставалось мне, так как она считала, что виной всех наших бед являюсь я, рождённый в Вальпургиеву ночь. Отец присылал нам то крупы, то мешок муки, а иногда, если удавалось, даже сало и колбасу. Но лучшие куски доставались мачехиным детям, а нам только объедки. Мои братья вскоре убежали жить к нашей второй бабушке, матери нашей покойной матушки, а принять меня она отказалась. Мачеха заставляла меня выполнять самую тяжёлую работу, а если её что-то не устраивало, не скупилась на брань и подзатыльники, а иногда стегала меня розгой. Однажды она послала меня вместе со своими сыновьями за хворостом. В лесу её дети решили меня испытать. Они связали мои руки сзади крепкой лозой, завязали глаза и велели самому искать дорогу домой, коли уж я ведьмак. Я не имел достаточно силы и не мог разорвать эти путы. Так вслепую я продвигался домой, пока не упал в волчью яму. От страшного падения и боли в спине я потерял сознание. Любой другой ребёнок давно бы умер, но меня спас амулет, подаренный Белой дамой. Сколько времени я пролежал в яме без сознания, не знаю. Только очнулся я от сильной боли и накрапывающего дождя. Я подполз к корням и начал о них тереть лозу связывающую мои руки. Целый день, потирая лозой о корявый выступ корня, я, наконец-то, освободил затёкшие
руки и снял повязку с глаз. Потом я начал руками копать ступени в земле, как единственную возможность выбраться из глубокой ямы. Мне понадобилось на это семь дней. Совершенно обессиленный, с невыносимой болью в спине и кровоточащими ранами на руках, я выбрался на поверхность и упал в полном изнеможении. Не было сил ни стонать, ни звать на помощь. Когда же я открыл глаза, то увидел красивого юношу, который остановился и начал внимательно меня рассматривать. Он был одет в необычную для наших мест одежду. В руке он держал длинный меч с позолоченной рукоятью, расписанной замысловатыми знаками. За его спиной стоял огромный кабан, послушный ему, как собака. Юноша протянул мне кожаную фляжку с тёмной жидкостью, издающей ароматный запах. Я припал к фляжке запёкшимися от крови губами и, выпив её содержимое, почувствовал, как боль меня отпустила, и я смог подняться на ноги. – Вижу, что тебе стало лучше. Я смог дать тебе облегчение, но готовься к худшему. От этого падения у тебя начнёт расти горб, и я при этом не могу тебе ничем помочь. Но, тем не менее, ты вернёшься домой и до 18 лет будешь терпеть все невзгоды, которые свалятся на твою несчастную голову. Будь терпелив. После 18 лет ты получишь от меня дар и сможешь навсегда покинуть дом, в котором родился и который станет для тебя окончательно чужим. Я спросил его: – Кто ты, добрый господин? Неужели сам Иисус сжалился надо мной, бедным и несчастным, и решил придти на помощь? – Нет, я не Иисус. Лучше тебе пока не знать моего имени и никому не рассказывать о нашей встрече. А когда ты станешь взрослым, я приду к тебе снова и открою своё имя. А пока время моей власти подходит к концу. Мне пора улетать к своим названым неземным братьям и уступить землю другому хозяину. Я вернулся домой. Увидев меня, мачеха и братья позеленели от злости. Не знаю, что со мной было бы, но в это время дверь отворилась, и зашёл мой отец с большим мешком продуктов за спиной. Мачеха кинулась его обнимать, и говорить, с каким нетерпением она ожидала его возвращения. А одному из своих сыновей велела бежать к бабушке и привести обратно моих старших братьев. Мы прожили неделю в полном довольствии, и отец снова засобирался в дорогу. Больше я его не видел. В шахте случился обвал, и его придавило большой соляной глыбой. Братья вернулись к бабушке, а мне стало совсем худо. Чтобы выжить, мы ходили в лес собирать съедобные коренья, ягоды, грибы. Братьям не всегда везло, и они часто приходили домой с пустыми корзинами. В сборе лесных даров мне каждый раз помогали зелигены. Кроме того, они угощали меня свеженадоенным молоком оленей и косуль, и парным мёдом лесных пчёл. Мои корзины были всегда наполнены доверху. Если бы не это, мачеха давно бы выгнала меня из отцовского дома. Вскоре в наш приход прибыл новый католический священник. Говорили, что его перевели к нам из Линна***** за неуёмное усердие - поспешную казнь не прошедших всех пыток обвиняемых в колдовстве, без обвинительного вердикта
других священников. Он стал часто появляться в нашем доме и читать проповеди о Божьем гневе. С его приходом мачеха вся расцветала, на столе появлялись сладости. Сыновья мачехи прислушивались к каждому его слову, и после очередной лекции глаза их загорались злобой, обращённой ко мне. Священник обещал в будущем пристроить их на учёбу в монастырь, как сирот. Мой несчастный вид и начинающий расти горб вызывали у него гнев, так же как у моей мачехи и односельчан. Он говорил, что я большой грешник, рожденный в греховную ночь, за что меня и постигла божья кара, и моё место на церковном суде. Со смертью бабушки и отца за меня некому было заступиться. Я молча сносил обиды, ожидая указанного срока и встречи с таинственным спасителем. Многие дети, попавшие в такие обстоятельства, отправлялись в город подмастерьями, либо нанимались кнехтами. Но меня из-за моего горба, и рождения в Вальпургиеву ночь, никто не желал брать даже простым бесправным кнехтом, дабы не навлечь в свой дом беды. Сыновья мачехи, как обещал священник, были отправлены на учёбу в монастырь. А я давно был бы выброшен жестокой мачехой за порог, если бы не приносил в дом лесные дары. И вот, наконец, мой долгожданный день наступил. В Вальпургиеву ночь, ночь моего рождения, в нашей деревне разожгли костёр, на котором бауэры сожгли соломенное чучело ведьмы и под звон церковных колоколов обошли с зажжёнными факелами нашу деревню. Я шагал с ними, но, выждав удобный момент, незаметно удалился от них в лес. Зелигены подхватили меня под руки, и повели в неизвестном направлении. Они вывели меня на довольно большую поляну, освещённую лунным светом. В центре поляны стоял огромных размеров дуб, и горел костёр, вокруг которого веселились люди, в основном пожилого возраста. Они были одеты в светлые домотканые хитоны с капюшонами и держали в руках магические посохи. Один бородатый старец с жезлом в руке поднялся и подошёл ко мне: – Приветствую нового члена нашего святого братства, любимца Фрейра! Я вначале растерялся и спросил: – Вы – друиды? – Нет, мы не друиды. Друиды служили древним кельтским богам. Мы же, собравшиеся у нашего костра в праздник Майбаум, – жрецы и посвящённые старых германских богов. Наши предки пришли в эти места с Севера и вытеснили ненавистных римлян с их отнятой прежде у кельтов земли. Живём в полной гармонии как с Асгардом, так и с Мидгардом, а также с животными и растениями, созданными асами. Мы странствуем по миру, а в наш священный праздник Майбаум встречаемся на этом месте около священного дуба. Мало нас на земле осталось, так как наши братья, попавшие в лапы отцов церкви после ужасных пыток, оканчивают свои дни на костре. Но мы никогда не отступим от наших родных богов. Сами боги больше не вмешиваются в дела людей, и только Фрейр с сестрой Фрейей ещё могут помочь тем, кто им приглянется, как это
случилось с тобой. Этот юноша, который дал тебе волшебный напиток и наградил своим даром, был сам Фрейр. Теперь ты должен остаться с нами, и мы тебя обучим всему, чем владеем сами. Ты выучишь руны и станешь одним из нас. Такова воля Фрейра. И прими в подарок от нас эти семь ножей, которые переходят по наследству тем, на кого упал взгляд Фрейра. Я научу тебя, как, при необходимости, с их помощью принимать обличия разных зверей. Так я остался с ними. Мы жили у подножья заросшего деревьями холма в неглубокой каменной пещере, покрытой мхом и увитой плющом. Эта пещера была ограждена от посторонних глаз не только зарослями деревьев-великанов, но и нашими заклятиями. Питались мы сладкими кореньями, ягодой, грибами, фруктами, всем, что могли собрать в лесу. А зелигены, наши частые гости, угощали нас парным молоком диких животных, дарили нам драгоценные камни, которые мы в трудную минуту могли обменять на дукаты и запастись кое-чем ещё, в том числе одеждой. Иногда мы странствовали по городам под видом бродячих монахов, лечили больных и раненых, предсказывали будущее. Могли помочь осаждённым городам, оборачиваясь ночью, когда никто не видел, зверьми, птицами и проникали в стан врагов, чтобы узнать их намерения. Люди благодарили нас за оказанную помощь, полагая, что мы люди христовы. Но в скором времени наш главный сказал, что мы должны идти в мир, каждый своей дорогой, так как вместе находиться нам стало опасно. За нами начали следить инквизиторы. По одиночке – кое-кто из нас может выжить и донести наши знания до потомков. Итак, спустя несколько лет я остался один, странствуя по лесам, питаясь тем, что произвела мать-природа. Однажды я забрёл в город Крефельд. Какая-то непреодолимая сила звала меня в город, где царила оживлённая суматоха. Жители спешили на площадь. Я пошёл за ними, повинуясь зову. На площади я увидел девушку, привязанную к столбу, её собирались сжечь, как ведьму. Она была наголо острижена, всё лицо и тело были изуродованы пытками. Её пытали раскалённым железом, вешали на дыбу. Она отрешённо глядела в толпу, из которой в её сторону летели гневные ругательства и проклятья, и, казалось, уже ждала этой мучительной смерти как избавления от земных страданий, выпавших на её долю. Но, вдруг, она взглянула на меня, и наши взгляды встретились. Её потускневшие от пыток глаза немного оживились, и как будто в них мелькнула тусклая искорка надежды, которая тут же погасла. Я начал думать, как же её спасти. Но в это время к ней подошли палач и священник. Палач укладывал под ней сухой хворост, а священник поднёс к ней Библию и велел покаяться из-за связи с дьяволом. – Не виновна я ни в чём! Говорю, как перед Богом! – чуть слышно прошептала девушка! – Не смей упоминать его святое имя, богоотступница! Палач, выполняй работу! Палач поджёг от факела хворост, и языки пламени начали подбираться к приговорённой. В моей голове пронеслась буря. Я напряг все мои силы,
обращаясь к всесильному Богу Вотану, моля его наслать на землю грозовые тучи. И случилось. В одно мгновение от набежавших туч всё потемнело. Огненные ножи молний рассекли увесистые мешки туч, ослепив ревущую, жаждущую смерти ведьмы толпу зевак, ударил оглушительный гром, и с его первым негодующим ударом с небес низвергся бурлящий поток небесных вод. Мне никогда не приходилось видеть что-либо подобное. Священник и палач грохнулись наземь без движения, а перепуганная толпа кинулась наутёк. Кое-кто посметливей кричал: – Не ведьма она, коли сами небеса разверзлись и погасили пожирающее пламя. Я кинулся к ней на помощь. Путы, которыми были привязаны к столбу её руки и ноги, уже начинали тлеть, и справиться с ними мне не представляло труда. Оборвав их, я, подхватив её на руки, помчался что есть силы в сторону леса, так как знал, что только он может оградить нас от жестокости людей. В лесу я почувствовал, что ноша стала вдвое легче. И я увидел Белых дам, поспешивших мне на помощь. А навстречу из чащи леса уже бежали зелигены, которые несли в кубышке молоко, смешанное с мёдом диких пчёл и лесных трав. Уложив девушку на траву, они дали ей выпить. После этого девушка открыла глаза и взглядом дала понять, что может дальше идти сама. Взяв её за руку, мы стали углубляться подальше в чащу. Мы видели волков, медведей, и никто из них не собирался причинить нам вред, напротив, они сами уступали нам дорогу, взглядами показывая, куда идти дальше. Так мы пришли на широкую поляну, которую нам указали зелигены и лесные звери. Вся поляна была усыпана ягодами. Чуть поодаль на ней рос большой куст бузины с чёрными сладкими ягодами. Я знал, что это любимый куст Фрейи, родной сестры Фрейра, которая не только помогает женщинам, но может приглянувшихся ей обучить искусству магии. Эту благодатную поляну окружали высокие дубы, могучими стволами образующими мощную стену. Я наложил заклятие, чтобы ни один охотник не мог к нам сунуть свой нос, а около бузины устроил алтарь Фрейе. Я понял, что нам надо думать о жилье, да и девушку нужно вылечить от всех страхов и ужасов нечеловеческих пыток, пережитых ею в церковных подвалах Линна. Я начал копать землю. В это время ко мне подошёл медведь и своими огромными когтистыми лапами стал помогать. Работа ускорилась, и достаточная яма для устройства жилья была вскоре вырыта. Глаза девушки были полны ужаса и любопытства, но она молча сидела и смотрела. Потом появился волк, держа в пасти убитого зайца. Я мясо не ел, но знал, что девушке мясо необходимо, поэтому я принял этот подарок и во время отдыха освежевал его. Поджарив тушку, я накормил голодную раненую девушку. Шкурку, вымочив в лесном ручье, развесил сушиться на кустах. Впереди зима и девушке потребуется зимняя одежда. Так, выкопав землянку и укрепив потолки и стены, я разделил её на три комнаты: одну для меня, другую для девушки, третью для хранения съестных
запасов. Ложе я устелил листьями и травами, которые днём подсушивал на солнце. Подушки я собрал из шишек хмеля, мелиссы, иссопа и мяты. После всех этих дел я решил над землянкой построить сруб. Для этого я уходил в лес. Бобры мне валили деревья, а медведь подтаскивал их к нашей землянке. Девушка оставалась на хозяйстве. Зелигены приносили ягоды, грибы, из которых она готовила нам еду. Иногда они приносили ей драгоценные камни, и ей нравилось с ними играть, как маленькому ребёнку. Ей было всего около пятнадцати лет. А я уже тридцатилетний холостяк с опытом жизни умудрённого сединами старца. Я не расспрашивал её, не хотел причинить ей боль воспоминаниями. Но вот однажды к моему приходу она произнесла серьёзным голосом: – Витольд, камни, которые подарили мне добрые лесные духи, очень красивы, но нужно их отнести в город. В городе можно найти менялу или ростовщика, чтобы обменять их на продукты и вещи, которые нам будут нужнее, чем драгоценности. Я был счастлив, что она наконец-то после долгого молчания заговорила. Это означало, что она начинала выздоравливать. Она умывалась в лесном ручье, её остриженные волосы отрастали, приобретая бело-пшеничный оттенок. А глаза её были небесно-голубого цвета. Только изуродованное пытками лицо портило её внешность. Последовав её разумному совету, мы пошли в город и зашли к первому попавшему на глаза меняле. Он был из рода хибиру, и, поэтому, был не склонен любопытствовать о происхождении драгоценных камней. Меняла заплатил нам значительно меньшую сумму, чем стоили эти камни. Но мы этому были рады и решили зайти в галантерейную лавку, чтобы одеть мою спутницу. Около добротных, но несколько грубых крестьянских нарядов она оживилась, как ребёнок, примеряя каждый наряд на себя. – А дукаты у вас имеются? – подозрительно спросил хозяин лавки. – Да. Заплатим сколько нужно, – ответил я. Когда девушка подошла к металлическому отполированному диску, чтобы посмотреть на себя, она вскрикнула от ужаса. Из отражения на неё смотрело изуродованное пытками лицо. – Ох, майн Гот! Какая я страшная! – Я тоже не красавец, у меня за спиной горб! – Да что ты, Витольд! У тебя такие умные и добрые глаза! А твоего горба я даже не заметила. У тебя доброе сердце. Именно по сердцу я сужу о людях. Купив тёплую одежду, соль, крупу и некоторые инструменты, мы вернулись в наше скромное жилище. Идан родилась в небогатой крестьянской семье близ городка Дюссельдорф. Была она самой красивой девушкой в деревне и очень доброй. Она любила ходить по лесу, собирать цветы, ягоды. Она оказывала помощь попавшим в беду лесным обитателям и за это её любили зелигены, эльфы, феи. Когда она подросла до возраста невесты, к ней начинали приглядываться все деревенские женихи. А Вальпургиева ночь, часто заканчивалась их драками из-за
майского дерева, так как каждый из них хотел, чтобы его дерево осталось около её окон, чтобы тем самым дать повод к ней посвататься. Недовольными оставались родители деревенских парней. Её семья большого достатка не имела и, конечно, на богатое приданое женихи рассчитывать не могли. Постепенно все они по настоянию родителей начали себе присматривать более обеспеченных невест, а на её руку остались только два претендента: мечтательный Вилфрид и жёсткий Манфред, ни перед чем не отступающий ради своей цели. Манфред, единственный сын самого богатого бауэра в деревне, был уверен, что сватовство к Идан сложится в его пользу. Однако, к большому негодованию Манфреда, четырнадцатилетняя Идан отдала своё сердце романтичному Вилфриду. Прислав сватов, Манфред получил отказ. Осенью сыграли свадьбу, и Идан переехала в дом к Вилфриду. Но Манфред был не из тех, кто отступает от желаемого. Его девиз гласил: «Не мне, так никому!». Спустя несколько месяцев за счастливой девушкой прибыли церковные служащие с обвинением её в колдовстве. Манфред торжествовал, а Вилфрид притих и побоялся даже замолвить слово в защиту жены, опасаясь, что его заберут вслед за ней. Три месяца её, беременную, продержали в мрачной темнице. Потом её повезли на допрос в крепость Линн, где после нечеловеческих пыток озверевшие монахи насиловали её. У неё случился выкидыш. А когда она после ужасных и изощрённых пыток и издевательств, представляла собой что-то вроде окровавленного комка плоти и не могла держаться на ногах, служители приговорили её к сожжению на костре. – Витольд, – сказала Идан, заканчивая свой рассказ. – Я хочу стать твоей женой! Из-за своего недостатка и отсутствия постоянного жилья, я никогда не думал о собственной семье, хотя я так крепко привязался за это время к Идан, что уже не представлял себе жизни без неё. Когда я сообщил ей об этом, она залилась своим серебристым смехом, сказав, что её жизнь теперь полностью принадлежит мне, и куда бы я не пошёл, она пойдёт за мной даже в самые неприспособленные для жизни места. А в этом срубе с землянкой она чувствует себя гораздо лучше, чем в крестьянском доме, где приходится считать каждый крейцер и платить непосильные налоги в пользу феодала и церкви, которая после этих пыток стала ей ненавистна, и она с удовольствием примет мою веру – веру древних германцев. С принятием новой веры перед бывшим мужем, который боялся за неё слово молвить, и потерянным их общим ребёнком, она не чувствует никаких обязательств. Взявшись за руки, мы прошлись три раза вокруг куста бузины, покрытого сочными пучками чёрных ягод, и, помолившись Фрейру и Фрейе, попросили их скрепить наш союз. С этой поры Идан из своей комнаты перебралась ко мне. Мы были очень счастливы. Идан развела огород, стала готовить вкусную еду, шить, стирать и штопать мою одежду. Мы прожили вместе несколько счастливых лет. Я обучил её азам магии,
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- 207
- 208
- 209
- 210
- 211
- 212
- 213
- 214
- 215
- 216
- 217
- 218
- 219
- 220
- 221
- 222
- 223
- 224
- 225
- 226
- 227
- 228
- 229
- 230
- 231
- 232
- 233
- 234
- 235
- 236
- 237
- 238
- 239
- 240
- 241
- 242
- 243
- 244
- 245
- 246
- 247
- 248
- 249
- 250
