Ryzhkova_Literature_6

— Давай сюда! — Вадик протянул руку за шайбой, но я не отдал её. Обида перехлестнула во мне страх, ничего на свете я больше не боялся. За что? За что они так со мной? Что я им сделал? — Давай сюда! — потребовал Вадик. — Ты перевернул ту монетку! — крикнул я ему. — Я ви дел, что перевернул. Видел. — Нука, повтори, — надвигаясь на меня, попросил он. — Ты перевернул её, — уже тише сказал я, хорошо зная, что за этим последует. Первым, опять сзади, меня ударил Птаха. Я полетел на Вадика, он быстро и ловко, не примериваясь, поддел меня головой в лицо, и я упал, из носу у меня брызнула кровь. Едва я вскочил, на меня снова набросился Птаха. Можно было ещё вырваться и убежать, но я почемуто не подумал об этом. Я вертелся меж Вадиком и Птахой, почти не защи щаясь, зажимая ладонью нос, из которого хлестала кровь, и в отчаянии, добавляя им ярости, упрямо выкрикивал одно и то же: — Перевернул! Перевернул! Перевернул! Они били меня по очереди, один и второй, один и второй. Ктото третий, маленький и злобный, пинал меня по ногам, потом они почти сплошь покрылись синяками. Я старался только не упасть, ни за что больше не упасть, даже в те ми нуты мне казалось это позором. Но в конце концов они по валили меня на землю и остановились. — Иди отсюда, пока живой! — скомандовал Вадик. — Быстро! Я поднялся и, всхлипывая, швыркая омертвевшим но сом, поплёлся в гору. — Только вякни кому — убьём! — пообещал мне вслед Вадик. Я не ответил. Всё во мне както затвердело и сомкнулось в обиде, у меня не было сил достать из себя слово. И, толь ко поднявшись на гору, я не утерпел и, словно сдурев, за кричал что было мочи — так что слышал, наверное, весь посёлок: 251

— Перевернууул! За мной кинулся было Птаха, но сразу вернулся, — вид но, Вадик рассудил, что с меня хватит, и остановил его. Минут пять я стоял и, всхлипывая, смотрел на полянку, где снова началась игра, затем спустился по другой стороне хол ма к ложбинке, затянутой вокруг чёрной крапивой, упал на жёсткую сухую траву и, не сдерживаясь больше, горько, навзрыд заплакал. Не было в тот день и не могло быть во всём белом свете человека несчастнее меня. * * * Утром я со страхом смотрел на себя в зеркало: нос вспух и раздулся, под левым глазом синяк, а ниже его, на щеке, изгибается жирная кровавая ссадина. Как идти в школу в таком виде, я не представлял, но както идти надо было, пропускать по какой бы то ни было причине уроки я не ре шался. Допустим, носы у людей и от природы случаются почище моего, и, если бы не привычное место, ни за что не догадаешься, что это нос, но ссадину и синяк ничем оправ дать нельзя: сразу видно, что они красуются тут не по моей доброй воле. Прикрывая глаз рукой, я юркнул в класс, сел за свою парту и опустил голову. Первым уроком, как назло, был французский. Лидия Михайловна, по праву классного руко водителя, интересовалась нами больше других учителей, и скрыть от неё чтолибо было трудно. Она входила, здорова лась, но до того, как посадить класс, имела привычку вни мательным образом осматривать почти каждого из нас, де лая будто бы и шутливые, но обязательные для исполнения замечания. И знаки на моём лице она, конечно, увидела сразу, хоть я, как мог, и прятал их; я понял это потому, что на меня стали оборачиваться ребята. — Ну вот, — сказала Лидия Михайловна, открывая Фрагмент журнал. — Сегодня среди нас есть раненые. фильма «Уроки французского» Класс засмеялся, а Лидия Михайловна снова подняла на (1978) меня глаза. Они у неё косили и смотрели словно бы мимо, 252

но мы к тому времени уже научились распознавать, куда они смотрят. — И что случилось? — спросила она. — Упал, — брякнул я, почемуто не догадавшись зара нее придумать хоть маломальски приличное объяснение. — Ой, как неудачно. Вчера упал или сегодня? — Сегодня. Нет, вчера вечером, когда темно было. — Хи, упал! — выкрикнул Тишкин, захлёбываясь от ра дости. — Это ему Вадик из седьмого класса поднёс. Они на деньги играли, а он стал спорить и заработал. Я же видел. А говорит, упал. Я остолбенел от такого предательства. Он что — совсем ничего не понимает или это он нарочно? За игру на деньги у нас в два счёта могли выгнать из школы. Доигрался. В го лове у меня от страха всё всполошилось и загудело: пропал, теперь пропал. Ну, Тишкин. Вот Тишкин так Тишкин. Об радовал. Внёс ясность — нечего сказать. — Тебя, Тишкин, я хотела спросить совсем другое, — не удивляясь и не меняя спокойного, чуть безразличного тона, остановила его Лидия Михайловна. — Иди к доске, раз уж ты разговорился, и приготовься отвечать. — Она подожда ла, пока растерявшийся, ставший сразу несчастным Тиш кин выйдет к доске, и коротко сказала мне: — После уроков останешься. Больше всего я боялся, что Лидия Михайловна потащит меня к директору. Это значит, что кроме сегодняшней бе седы завтра меня выведут перед школьной линейкой и за ставят рассказывать, что меня побудило заниматься этим грязным делом. Директор, Василий Андреевич, так и спра шивал провинившегося, что бы он ни натворил — разбил окно, подрался или курил в уборной: «Что тебя побудило за ниматься этим грязным делом?» Он расхаживал перед ли нейкой, закинув руки за спину, вынося вперёд в такт ши роким шагам плечи, так что казалось, будто наглухо застёг нутый, оттопыривающийся тёмный френч двигается само стоятельно чуть поперёд директора, и подгонял: «Отвечай, отвечай. Мы ждём. Посмотри, вся школа ждёт, что ты нам 253

скажешь». Ученик начинал в своё оправдание чтонибудь бормотать, но директор обрывал его: «Ты мне на вопрос от вечай, на вопрос. Как был задан вопрос?» — «Что меня по будило?» — «Вот именно: что побудило? Слушаем тебя». Дело обычно заканчивалось слезами, лишь после этого директор успокаивался, и мы расходились на занятия. Труд нее было со старшеклассниками, которые не хотели плакать, но и не могли ответить на вопрос Василия Андреевича. Однажды первый урок у нас начался с опозданием на де сять минут, и всё это время директор допрашивал одного де вятиклассника, но, так и не добившись от него ничего вра зумительного, увёл к себе в кабинет. А что, интересно, скажу я? Лучше бы сразу выгоняли. Я мельком, чуть коснувшись этой мысли, подумал, что тог да я смогу вернуться домой, и тут же, словно обжёгшись, ис пугался: нет, с таким позором и домой нельзя. Другое дело — если бы я сам бросил школу… Но и тогда про меня можно сказать, что я человек ненадёжный, раз не выдержал того, что хотел, а тут и вовсе меня станет чураться каждый. Нет, только не так. Я бы ещё потерпел здесь, я бы привык, но так домой ехать нельзя. После уроков, замирая от страха, я ждал Лидию Михай ловну в коридоре. Она вышла из учительской и, кивнув, завела меня в класс. Как всегда, она села за стол, я хотел устроиться за третьей партой, подальше от неё, но Лидия Михайловна показала мне на первую, прямо перед собой. — Это правда, что ты играешь на деньги? — сразу нача ла она. Она спросила слишком громко, мне казалось, что в школе об этом нужно говорить только шёпотом, и я испугал ся ещё больше. Но запираться никакого смысла не было, Тишкин успел продать меня с потрохами. Я промямлил: — Правда. — Ну и как — выигрываешь или проигрываешь? Я замялся, не зная, что лучше. — Давай рассказывай, как есть. Проигрываешь, навер ное? — Вы… выигрываю. 254

— Хорошо, хоть так. Выигрываешь, значит. И что ты де лаешь с деньгами? В первое время в школе я долго не мог привыкнуть к го лосу Лидии Михайловны, он сбивал меня с толку. У нас в де ревне говорили, запахивая голос глубоко в нутро, и потому звучал он вволюшку, а у Лидии Михайловны он был каким то мелким и лёгким, так что в него приходилось вслушивать ся, и не от бессилия вовсе — она иногда могла сказать и всласть, а словно бы от притаённости и ненужной экономии. Я готов был свалить всё на французский язык: конечно, пока училась, пока приноравливалась к чужой речи, голос без сво боды сел, ослаб, как у птички в клетке, жди теперь, когда он опять разойдётся и окрепнет. Вот и сейчас Лидия Михайлов на спрашивала так, будто была в это время занята чемто дру гим, более важным, но от вопросов её всё равно было не уйти. — Ну, так что ты делаешь с деньгами, которые выигры ваешь? Покупаешь конфеты? Или книги? Или копишь на чтонибудь? Ведь у тебя их, наверное, теперь много? — Нет, не много. Я только рубль выигрываю. — И больше не играешь? — Нет. — А рубль? Почему рубль? Что ты с ним делаешь? — Покупаю молоко. — Молоко? Она сидела передо мной аккуратная, вся умная и краси вая, красивая и в одежде, и в своей женской молодой поре, которую я смутно чувствовал, до меня доходил запах духов от неё, который я принимал за самое дыхание; к тому же она была учительницей не арифметики какойнибудь, не исто рии, а загадочного французского языка, от которого тоже исходило чтото особое, сказочное, неподвластное любому каждому, как, например, мне. Не смея поднять глаза на неё, я не посмел и обмануть её. Да и зачем в конце концов мне было обманывать? Она помолчала, рассматривая меня, и я кожей почув ствовал, как при взгляде её косящих внимательных глаз все мои беды и несуразности прямотаки взбухают и наливаются 255

своей дурной силой. Посмотреть, конечно, было на что: пе ред ней крючился на парте тощий, диковатый мальчишка с разбитым лицом, неопрятный без матери и одинокий, в старом, застиранном пиджачишке на обвислых плечах, ко торый впору был на груди, но из которого далеко вылезали руки; в перешитых из отцовских галифе и заправленных в чирки марких светлозелёных штанах со следами вчераш ней драки. Я ещё раньше заметил, с каким любопытством поглядывает Лидия Михайловна на мою обувку. Из всего класса в чирках ходил только я. Лишь на следующую осень, когда я наотрез отказался ехать в них в школу, мать прода ла швейную машинку, единственную нашу ценность, и ку пила мне кирзовые сапоги. — И всётаки на деньги играть не надо, — задумчиво сказала Лидия Михайловна. — Обошёлся бы ты какнибудь без этого. Можно обойтись? Не смея поверить в своё спасение, я легко пообещал: — Можно. Я говорил искренне, но что поделаешь, если искренность нашу нельзя привязать верёвками. Справедливости ради надо сказать, что в те дни мне при шлось совсем плохо. Колхоз наш по сухой осени рано рас считался с хлебосдачей, и дядя Ваня больше не приезжал. Я знал, что дома мать места себе не находит, переживая за меня, но мне от этого было не легче. Мешок картошки, при везённый в последний раз дядей Ваней, испарился так быст ро, будто ею кормили, по крайней мере, скот. Хорошо ещё, что, спохватившись, я догадался немножко припрятать в стоящей во дворе заброшенной сараюшке, и вот теперь толь ко этой притайкой и жил. После школы, крадучись, как вор, я шмыгал в сараюшку, совал несколько картофелин в карман и убегал за улицу, в холмы, чтобы гденибудь в удоб ной и скрытой низинке развести огонь. Мне всё время хоте лось есть, даже во сне я чувствовал, как по моему желудку прокатываются судорожные волны. В надежде наткнуться на новую компанию игроков я стал потихоньку обследовать соседние улицы, бродил по 256

пустырям, следил за ребятами, которых заносило в холмы. Всё было напрасно, сезон кончился, подули холодные ок тябрьские ветры. И только на нашей полянке попрежнему продолжали собираться ребята. Я кружил неподалёку, ви дел, как взблескивает на солнце шайба, как, размахивая ру ками, командует Вадик и склоняются над кассой знакомые фигуры. В конце концов я не выдержал и спустился к ним. Я знал, что иду на унижение, но не меньшим унижением было раз и навсегда смириться с тем, что меня избили и выгнали. Меня зудило посмотреть, как отнесутся к моему появлению Вадик и Птаха и как смогу держать себя я. Но больше все го подгонял голод. Мне нужен был рубль — уже не на моло ко, а на хлеб. Других путей раздобыть его я не знал. Я подошёл, и игра сама собой приостановилась, все уста вились на меня. Птаха был в шапке с подвёрнутыми уша ми, сидящей, как и всё на нём, беззаботно и смело, в клет чатой, на выпуск рубахе с короткими рукавами; Вадик фор сил в красивой толстой куртке с замком. Рядом, сваленные в одну кучу, лежали фуфайки и пальтишки, на них, сжав шись под ветром, сидел маленький, лет пятишести маль чишка. Первым встретил меня Птаха: — Чего пришёл? Давно не били? — Играть пришёл, — как можно спокойней ответил я, глядя на Вадика. — Кто тебе сказал, что с тобой, — Птаха выругался, — будут тут играть? — Никто… — Что, Вадик, сразу будем бить или подождём немножко? — Чего ты пристал к человеку, Птаха? — щурясь на меня, сказал Вадик. — Понял, человек играть пришёл. Мо жет, он у нас с тобой по десять рублей хочет выиграть? — У вас нет по десять рублей, — только чтобы не казать ся себе трусом, сказал я. — У нас есть больше, чем тебе снилось. Ставь, не разгова ривай, пока Птаха не рассердился. А то он человек горячий. 257

— Дать ему, Вадик? — Не надо, пусть играет. — Вадик подмигнул ребя там. — Он здорово играет, мы ему в подметки не годимся. Теперь я был учёный и понимал, что это такое — добро та Вадика. Ему, видно, надоела скучная, неинтересная игра, поэтому, чтобы пощекотать себе нервы и почувствовать вкус настоящей игры, он и решил допустить в неё меня. Но, как только я затрону его самолюбие, мне опять не поздоровит ся. Он найдёт, к чему придраться, рядом с ним Птаха. Я решил играть осторожно и не зариться на кассу. Как и все, чтобы не выделяться, я катал шайбу, боясь ненаро ком угодить в деньги, потом тихонько тюкал по монетам и оглядывался, не зашёл ли сзади Птаха. В первые дни я не позволял себе мечтать о рубле; копеек двадцать—тридцать, на кусок хлеба, и то хорошо, и то давай сюда. Но то, что должно было рано или поздно случиться, ра зумеется, случилось. На четвёртый день, когда, выиграв рубль, я собрался уйти, меня снова избили. Правда, на этот раз обошлось легче, но один след остался: у меня сильно вздулась губа. В школе приходилось её постоянно прикусы вать. Но, как ни прятал я её, как ни прикусывал, Лидия Михайловна разглядела. Она нарочно вызвала меня к дос ке и заставила читать французский текст. Я его с десятью здоровыми губами не смог бы правильно произнести, а об одной и говорить нечего. — Хватит, ой, хватит! — испугалась Лидия Михайлов на и замахала на меня, как на нечистую силу, руками. — Да что же это такое?! Нет, придётся с тобой заниматься от дельно. Другого выхода нет. * * * Так начались для меня мучительные и неловкие дни. С самого утра я со страхом ждал того часа, когда мне при дётся остаться наедине с Лидией Михайловной и, ломая язык, повторять вслед за ней неудобные для произношения, придуманные только для наказания слова. Ну, зачем ещё, как не для издевательства, три гласные сливать в один тол 258

стый тягучий звук, то же «о», например, в слове «веаисо ир» (много), которым можно подавиться? Зачем с какимто пристоном пускать звуки через нос, когда испокон веков он служил человеку совсем для другой надобности? Зачем? Должны же существовать границы разумного. Я покрывал ся потом, краснел и задыхался, а Лидия Михайловна без передышки и без жалости заставляла меня мозолить бедный мой язык. И почему меня одного? В школе сколько угодно было ребят, которые говорили пофранцузски ничуть не лучше, чем я, однако они гуляли на свободе, делали что хо тели, а я, как проклятый, отдувался один за всех. Оказалось, что и это ещё не самое страшное. Лидия Ми хайловна вдруг решила, что времени в школе у нас до вто рой смены остаётся в обрез, и сказала, чтобы я по вечерам приходил к ней на квартиру. Жила она рядом со школой, в учительских домах. На другой, большей половине дома Лидии Михайловны жил сам директор. Я шёл туда как на пытку. И без того от природы робкий и стеснительный, теряющийся от любого пустяка, в этой чи стенькой, аккуратной квартире учительницы я в первое время буквально каменел и боялся дышать. Мне надо было говорить, чтобы я раздевался, проходил в комнату, садил ся — меня приходилось передвигать, словно вещь, и чуть ли не силой добывать из меня слова. Моим успехам во француз ском это никак не способствовало. Но, странное дело, мы и занимались здесь меньше, чем в школе, где нам будто бы мешала вторая смена. Больше того, Лидия Михайловна, хлопоча чтонибудь по квартире, расспрашивала меня или рассказывала о себе. Подозреваю, это она нарочно для меня придумала, будто пошла на французский факультет потому лишь, что в школе этот язык ей тоже не давался и она ре шила доказать себе, что может овладеть им не хуже других. Забившись в угол, я слушал, не чая дождаться, когда меня отпустят домой. В комнате было много книг, на тум бочке у окна стоял большой красивый радиоприёмник с проигрывателем — редкое по тем временам, а для меня и вовсе невиданное чудо. Лидия Михайловна ставила пла 259

стинки, и ловкий мужской голос опятьтаки учил француз скому языку. Так или иначе от него никуда было не деться. Лидия Михайловна в простом домашнем платье, в мягких войлочных туфлях ходила по комнате, заставляя меня вздрагивать и замирать, когда она приближалась ко мне. Я никак не мог поверить, что сижу у неё в доме, всё здесь было для меня слишком неожиданным и необыкновенным, даже воздух, пропитанный лёгкими и незнакомыми запаха ми иной, чем я знал, жизни. Невольно создавалось ощуще ние, словно я подглядываю эту жизнь со стороны, и от сты да и неловкости за себя я ещё глубже запахивался в свой кургузый пиджачишко. Лидии Михайловне тогда было, наверное, лет двадцать пять или около того; я хорошо помню её правильное и пото му не слишком живое лицо с прищуренными, чтобы скрыть в них косинку, глазами; тугую, редко раскрывающуюся до конца улыбку и совсем чёрные, коротко остриженные воло сы. Но при всём этом не было видно в её лице жёсткости, которая, как я позже заметил, становится с годами чуть ли не профессиональным признаком учителей, даже самых добрых и мягких по натуре, а было какоето осторожное, с хитринкой, недоумение, относящееся к ней самой и словно говорившее: интересно, как я здесь очутилась и что я здесь делаю? Теперь я думаю, что она к тому времени успела по бывать замужем; по голосу, по походке — мягкой, но уве ренной, свободной, по всему её поведению в ней чувствова лись смелость и опытность. А кроме того, я всегда придер живался мнения, что девушки, изучающие французский или испанский язык, становятся женщинами раньше сво их сверстниц, которые занимаются, скажем, русским или немецким. Стыдно сейчас вспомнить, как я пугался и терялся, ког да Лидия Михайловна, закончив наш урок, звала меня ужи нать. Будь я тысячу раз голоден, из меня пулей тут же вы скакивал всякий аппетит. Садиться за один стол с Лидией Михайловной! Нет, нет! Лучше я к завтрашнему дню на изусть выучу весь французский язык, чтобы никогда больше 260

сюда не приходить. Кусок хлеба, наверное, и вправду за стрял бы у меня в горле. Кажется, до того я не подозревал, что и Лидия Михайловна тоже, как все мы, питается самой обыкновенной едой, а не какойнибудь манной небесной, — настолько она представлялась мне человеком необыкновен ным, не похожим на всех остальных. Я вскакивал и, бормоча, что сыт, что не хочу, пятился вдоль стенки к выходу. Лидия Михайловна смотрела на меня с удивлением и обидой, но остановить меня никакими силами было невозможно. Я убегал. Так повторялось не сколько раз, затем Лидия Михайловна, отчаявшись, пере стала приглашать меня за стол. Я вздохнул свободней. Однажды мне сказали, что внизу, в раздевалке, для меня лежит посылка, которую занёс в школу какойто мужик. Дядя Ваня, конечно, наш шофёр, — какой ещё мужик! На верное, дом у нас был закрыт, а ждать меня с уроков дядя Ваня не мог — вот и оставил в раздевалке. Я с трудом до терпел до конца занятий и кинулся вниз. Тётя Вера, школь ная уборщица, показала мне на стоящий в углу белый фа нерный ящичек, в каких снаряжают посылки по почте. Я удивился: почему в ящичке? — мать обычно отправляла еду в обыкновенном мешке. Может быть, это и не мне вовсе? Нет, на крышке были выведены мой класс и моя фамилия. Видно, надписал уже здесь дядя Ваня — чтобы не перепу тали, для кого. Что это мать выдумала заколачивать продук ты в ящик?! Глядите, какой интеллигентной стала! Нести посылку домой, не узнав, что в ней, я не мог: не то терпение. Ясно, что там не картошка. Для хлеба тара тоже, пожалуй, маловата, да и неудобна. К тому же хлеб мне отправляли недавно, он у меня ещё был. Тогда что там? Тут же, в школе, я забрался под лестницу, где, помнил, лежит топор, и, отыскав его, оторвал крышку. Под лестницей было темно, я вылез обратно и, воровато озираясь, поставил ящик на ближний подоконник. Заглянув в посылку, я обомлел: сверху, прикрытые ак куратно большим белым листом бумаги, лежали макаро ны. Вот это да! Длинные жёлтые трубочки, уложенные 261

одна к другой ровными рядами, вспыхнули на свету таким богатством, дороже которого для меня ничего не существо вало. Теперь понятно, почему мать собрала ящик: чтобы макароны не поломались, не покрошились, прибыли ко мне в целости и сохранности. Я осторожно вынул одну тру бочку, глянул, дунул в неё и, не в состоянии больше сдер живаться, стал жадно хрумкать. Потом таким же образом взялся за вторую, за третью, размышляя, куда бы мне спрятать ящик, чтобы макароны не достались чересчур прожорливым мышам в кладовке моей хозяйки. Не для того мать их покупала, тратила последние деньги. Нет, ма каронами я так просто не попущусь. Это вам не какаяни будь картошка. И вдруг я поперхнулся. Макароны… Действительно, где мать взяла макароны? Сроду их у нас в деревне не бывало, ни за какие шиши их там купить нельзя. Это что же тогда получается? Торопливо, в отчаянии и надежде, я разгрёб макароны и нашёл на дне ящичка несколько больших кус ков сахару и две плитки гематогена. Гематоген подтвердил: посылку отправляла не мать. Кто же в таком случае, кто? Я ещё раз взглянул на крышку: мой класс, моя фамилия — мне. Интересно, очень интересно. Я втиснул гвозди крышки на место и, оставив ящик на подоконнике, поднялся на второй этаж и постучал в учи тельскую. Лидия Михайловна уже ушла. Ничего, найдём, знаем, где живёт, бывали. Значит, вот как: не хочешь са диться за стол — получай продукты на дом. Значит, так. Не выйдет. Больше некому. Это не мать: она бы и записку не забыла вложить, рассказала бы, откуда, с каких приисков взялось такое богатство. Когда я бочком влез с посылкой в дверь, Лидия Михай ловна приняла вид, что ничего не понимает. Она смотрела на ящик, который я поставил перед ней на пол, и удивлён но спрашивала: — Что это? Что такое ты принёс? Зачем? — Это вы сделали, — сказал я дрожащим, срывающим ся голосом. 262

— Что я сделала? О чём ты? — Вы отправили в школу эту посылку. Я знаю, вы. Я заметил, что Лидия Михайловна покраснела и смути лась. Это был тот единственный, очевидно, случай, когда я не боялся смотреть ей прямо в глаза. Мне было наплевать, учительница она или моя троюродная тётка. Тут спрашивал я, а не она, и спрашивал не на французском, а на русском языке, без всяких артиклей. Пусть отвечает. — Почему ты решил, что это я? — Потому что у нас там не бывает никаких макарон. И гематогену не бывает. — Как? Совсем не бывает?! — Она изумилась так ис кренне, что выдала себя с головой. — Совсем не бывает. Знать надо было. Лидия Михайловна вдруг засмеялась и попыталась меня обнять, но я отстранился от неё. — Действительно, надо было знать. Как же это я так?! — Она на минутку задумалась. — Но тут и догадаться трудно было — честное слово! Я же городской человек. Совсем, го воришь, не бывает? Что же у вас тогда бывает? — Горох бывает. Редька бывает. — Горох… редька… А у нас на Кубани яблоки бывают. Ох, сколько сейчас там яблок. Я нынче хотела поехать на Кубань, а приехала почемуто сюда. — Лидия Михайловна вздохнула и покосилась на меня. — Не злись. Я же хотела как лучше. Кто знал, что можно попасться на макаронах? Ничего, теперь буду умнее. А макароны ты возьми… — Не возьму, — перебил я её. — Ну зачем ты так? Я знаю, что ты голодаешь. А я живу одна, денег у меня много. Я могу покупать что захочу, но ведь мне одной… Я и емто помаленьку, боюсь потолстеть. — Я совсем не голодаю. — Не спорь, пожалуйста, со мной, я знаю. Я говорила с твоей хозяйкой; что плохого, если ты возьмёшь сейчас эти макароны и сваришь себе сегодня хороший обед. Почему я не могу тебе помочь — единственный раз в жизни? Обещаю больше никаких посылок не подсовывать. Но эту, пожа 263

луйста, возьми. Тебе надо обязательно есть досыта, чтобы учиться. Сколько у нас в школе сытых лоботрясов, которые ни в чём ничего не соображают и никогда, наверное, не бу дут соображать, а ты способный мальчишка, школу тебе бросать нельзя. Её голос начинал на меня действовать усыпляюще; я бо ялся, что она меня уговорит, и, сердясь на себя за то, что по нимаю правоту Лидии Михайловны, и за то, что собираюсь её всётаки не понять, я, мотая головой и бормоча чтото, выскочил за дверь. * * * Уроки наши на этом не прекратились, я продолжал хо дить к Лидии Михайловне. Но теперь она взялась за меня понастоящему. Она, видимо, решила: ну что ж, француз ский так французский. Правда, толк от этого выходил, по степенно я стал довольно сносно выговаривать французские слова, они уже не обрывались у моих ног тяжёлыми булыж никами, а, позванивая, пытались кудато лететь. — Хорошо, — подбадривала меня Лидия Михайлов на. — В этой четверти пятёрка ещё не получится, а в следу ющей — обязательно. О посылке мы не вспоминали, но я на всякий случай дер жался настороже. Мало ли что Лидия Михайловна возьмёт ся ещё придумать? Я по себе знал: когда чтото не выходит, всё сделаешь для того, чтобы вышло, так просто не отсту пишься. Мне казалось, что Лидия Михайловна всё время ожидающе присматривается ко мне, а присматриваясь, по смеивается над моей диковатостью, — я злился, но злость эта, как ни странно, помогала мне держаться уверенней. Я уже был не тот безответный и беспомощный мальчишка, который боялся ступить здесь шагу, помаленьку я привы кал к Лидии Михайловне и к её квартире. Всё ещё, конеч но, стеснялся, забивался в угол, пряча свои чирки под стул, но прежние скованность и угнетённость отступали, теперь я сам осмеливался задавать Лидии Михайловне вопросы и даже вступать с ней в споры. 264

Она сделала ещё попытку посадить меня за стол — на прасно. Тут я был непреклонен, упрямства во мне хватало на десятерых. Наверное, уже можно было прекратить эти занятия на дому, самое главное я усвоил, язык мой отмяк и зашевелил ся, остальное со временем добавилось бы на школьных уро ках. Впереди годы да годы. Что я потом стану делать, если от начала до конца выучу всё одним разом? Но я не решал ся сказать об этом Лидии Михайловне, а она, видимо, вовсе не считала нашу программу выполненной, и я продолжал тянуть свою французскую лямку. Впрочем, лямку ли? Как то невольно и незаметно, сам того не ожидая, я почувство вал вкус к языку и в свободные минуты без всякого пону кания лез в словарик, заглядывал в дальние в учебнике тек сты. Наказание превращалось в удовольствие. Меня ещё подстёгивало самолюбие: не получалось — получится, и получится — не хуже, чем у самых лучших. Из другого я теста, что ли? Если бы ещё не надо было ходить к Лидии Михайловне… Я бы сам, сам… Однажды, недели через две после истории с посылкой, Лидия Михайловна, улыбаясь, спросила: — Ну а на деньги ты больше не играешь? Или гденибудь собираетесь в сторонке да поигрываете? — Как же сейчас играть?! — удивился я, показывая взглядом за окно, где лежал снег. — А что это была за игра? В чём она заключается? — Зачем вам? — насторожился я. — Интересно. Мы в детстве когдато тоже играли. Вот и хочу узнать, та это игра или нет. Расскажи, расскажи, не бойся. Я рассказал, умолчав, конечно, про Вадика, про Птаху и о своих маленьких хитростях, которыми я пользовался в игре. — Нет, — Лидия Михайловна покачала головой. — Мы играли в «пристенок». Знаешь, что это такое? — Нет. — Вот смотри. — Она легко выскочила изза стола, за ко торым сидела, отыскала в сумочке монетки и отодвинула от 265

стены стул. — Иди сюда, смотри. Я бью монетой о стену. — Лидия Михайловна легонько ударила, и монета, зазвенев, дугой отлетела на пол. — Теперь, — Лидия Михайловна сунула мне вторую монету в руку, — бьёшь ты. Но имей в виду: бить надо так, чтобы твоя монета оказалась как мож но ближе к моей. Чтобы их можно было замерить, достать пальцами одной руки. Подругому игра называется: заме ряшки. Достанешь — значит, выиграл. Бей. Я ударил — моя монета, попав на ребро, покатилась в угол. — Оо, — махнула рукой Лидия Михайловна. — Дале ко. Сейчас ты начинаешь. Учти: если моя монета заденет твою, хоть чуточку, краешком, — я выигрываю вдвойне. Понимаешь? — Чего тут непонятного? — Сыграем? Я не поверил своим ушам. — Как же я с вами буду играть? — А что такое? — Вы же учительница! — Ну и что? Учительница — так другой человек, что ли? Иногда надоедает быть только учительницей, учить и учить без конца. Постоянно одёргивать себя: то нельзя, это нельзя, — Лидия Михайловна больше обычного прищури ла глаза и задумчиво, отстранённо смотрела в окно. — Иной раз полезно забыть, что ты учительница, — не то та кой сделаешься бякой и букой, что живым людям скучно с тобой станет. Для учителя, может быть, самое важное — не принимать себя всерьёз, понимать, что он может на учить совсем немногому. — Она встряхнулась и сразу по веселела. — А я в детстве была отчаянной девчонкой, ро дители со мной натерпелись. Мне и теперь ещё часто хочет ся прыгать, скакать, куданибудь мчаться, чтонибудь де лать не по программе, не по расписанию, а по желанию. Я тут, бывает, прыгаю, скачу. Человек стареет не тогда, когда он доживает до старости, а когда перестаёт быть ре бёнком. Я бы с удовольствием каждый день прыгала, да за 266

стенкой живёт Василий Андреевич. Он очень серьёзный человек. Ни в коем случае нельзя, чтобы он узнал, что мы играем в «замеряшки». — Но мы не играем ни в какие «замеряшки». Вы толь ко мне показали. — Мы можем сыграть так просто, как говорят, понарош ку. Но ты всё равно не выдавай меня Василию Андреевичу. Господи, что творится на белом свете! Давно ли я до смерти боялся, что Лидия Михайловна за игру на деньги потащит меня к директору, а теперь она просит, чтобы я не выдавал её. Светопреставление — не иначе. Я озирался, не известно чего пугаясь, и растерянно хлопал глазами. — Ну что, попробуем? Не понравится — бросим. — Давайте, — нерешительно согласился я. — Начинай. Мы взялись за монеты. Видно было, что Лидия Михай ловна когдато действительно играла, а я толькотолько при меривался к игре, я ещё не выяснил для себя, как бить мо нету о стену — ребром ли, или плашмя, на какой высоте и с какой силой когда лучше бросать. Мои удары шли вслепую; если бы вели счёт, я бы на первых же минутах проиграл довольно много, хотя ничего хитрого в этих «замеряшках» не было. Больше всего меня, разумеется, стесняло и угнета ло, не давало мне освоиться то, что я играю с Лидией Ми хайловной. Ни в одном сне не могло такое присниться, ни в одной дурной мысли подуматься. Я опомнился не сразу и не легко, а когда опомнился и стал понемножку присматри ваться к игре, Лидия Михайловна взяла и остановила её. — Нет, так неинтересно, — сказала она, выпрямляясь и убирая съехавшие на глаза волосы. — Играть — так по настоящему, а то что мы с тобой как трёхлетние малыши. — Но тогда это будет игра на деньги, — несмело напом нил я. — Конечно. А что мы с тобой в руках держим? Игру на деньги ничем другим подменить нельзя. Этим она хороша и плоха одновременно. Мы можем договориться о совсем ма ленькой ставке, а всё равно появится интерес. 267

Я молчал, не зная, что делать и как быть. — Неужели боишься? — подзадорила меня Лидия Ми хайловна. — Вот ещё! Ничего я не боюсь. У меня была с собой койкакая мелочишка. Я отдал мо нету Лидии Михайловне и достал из кармана свою. Что ж, давайте играть понастоящему, Лидия Михайловна, если хотите. Мнето что — не я первый начал. Вадик попервости на меня тоже ноль внимания, а потом опомнился, полез с кулаками. Научился там, научусь и здесь. Это не француз ский язык, а я и французский скоро к зубам приберу. Мне пришлось принять одно условие: поскольку рука у Лидии Михайловны больше и пальцы длиннее, она станет замерять большим и средним пальцами, а я, как и положе но, большим и мизинцем. Это было справедливо, и я согла сился. Игра началась заново. Мы перебрались из комнаты в прихожую, где было свободнее, и били о ровную дощатую за борку. Били, опускались на колени, ползали по полу, заде вая друг друга, растягивали пальцы, замеряя монеты, затем опять поднимаясь на ноги, и Лидия Михайловна объявля ла счёт. Играла она шумно: вскрикивала, хлопала в ладоши, поддразнивала меня — одним словом, вела себя как обык новенная девчонка, а не учительница. Мне даже хотелось порой прикрикнуть на неё. Но выигрывала тем не менее она, а я проигрывал. Я не успел опомниться, как на меня набе жало восемьдесят копеек, с большим трудом мне удалось скостить этот долг до тридцати, но Лидия Михайловна из дали попала своей монетой на мою, и счёт сразу подскочил до пятидесяти. Я начал волноваться. Мы договорились рас плачиваться по окончании игры, но, если дело и дальше так пойдёт, моих денег уже очень скоро не хватит, их у меня чуть больше рубля. Значит, за рубль переваливать нельзя — не то позор, позор и стыд на всю жизнь. И тут я неожиданно заметил, что Лидия Михайловна и не старается вовсе у меня выигрывать. При замерах её паль цы горбились, не выстилаясь во всю длину, — там, где она 268

якобы не могла дотянуться до монеты, я дотягивался без всякой натуги. Это меня обидело, и я поднялся. — Нет, — заявил я, — так я не играю. Зачем вы мне по дыгрываете? Это нечестно. — Но я действительно не могу их достать, — стала от казываться она. — У меня пальцы какието деревянные. — Можете. — Хорошо, хорошо, я буду стараться. Не знаю, как в математике, а в жизни самое лучшее до казательство — от противного. Когда на следующий день я увидел, что Лидия Михайловна, чтобы коснуться монеты, исподтишка подталкивает её к пальцу, я обомлел. Взгляды вая на меня и почемуто не замечая, что я прекрасно вижу её чистой воды мошенничество, она как ни в чём не бывало продолжала двигать монету. — Что вы делаете? — возмутился я. — Я? А что я делаю? — Зачем вы её подвинули? — Да нет же, она тут и лежала, — самым бессовестным образом, с какойто даже радостью отпёрлась Лидия Михай ловна ничуть не хуже Вадика или Птахи. Вот это да! Учительница, называется! Я своими собствен ными глазами на расстоянии двадцати сантиметров видел, что она трогала монету, а она уверяет меня, что не трогала, да ещё и смеётся надо мной. За слепого, что ли, она меня принимает? За маленького? Французский язык преподаёт, называется. Я тут же напрочь забыл, что всего вчера Лидия Михайловна пыталась подыграть мне, и следил только за тем, чтобы она меня не обманула. Ну и ну! Лидия Михай ловна, называется. В этот день мы занимались французским минут пятнад цать—двадцать, а затем и того меньше. У нас появился дру гой интерес. Лидия Михайловна заставляла меня прочесть отрывок, делала замечания, по замечаниям выслушивала ещё раз, и мы, не мешкая, переходили к игре. После двух небольших проигрышей я стал выигрывать. Я быстро при ловчился к «замеряшкам», разобрался во всех секретах, 269

знал, как и куда бить, что делать в роли разыгрывающего, чтобы не подставить свою монету под замер. И опять у меня появились деньги. Опять я бегал на ба ’ зар и покупал молоко — теперь уже в мороженых кружках. Я осторожно срезал с кружка наплыв сливок, совал рассы пающиеся ледяные ломтики в рот и, ощущая во всём теле их сытую сладость, закрывал от удовольствия глаза. Затем переворачивал кружок вверх дном и долбил ножом сладко ватый молочный отстой. Остаткам позволял растаять и вы пивал их, заедая куском чёрного хлеба. Ничего, жить можно было, а в скором будущем, как за лечим раны войны, для всех обещали счастливое время. Конечно, принимая деньги от Лидии Михайловны, я чувствовал себя неловко, но всякий раз успокаивался тем, что это честный выигрыш. Я никогда не напрашивался на игру, Лидия Михайловна предлагала её сама. Отказывать ся я не смел. Мне казалось, что игра доставляет ей удоволь ствие, она веселела, смеялась, тормошила меня. Знать бы нам, чем это всё кончится… …Стоя друг против друга на коленях, мы заспорили о счёте. Перед тем тоже, кажется, о чёмто спорили. — Пойми ты, голова садовая, — наползая на меня и раз махивая руками, доказывала Лидия Михайловна, — зачем мне тебя обманывать? Я веду счёт, а не ты, я лучше знаю. Я трижды подряд проиграла, а перед тем была «чика». — «Чика» не считово. — Почему это не считово? Мы кричали, перебивая друг друга, когда до нас донёс ся удивлённый, если не сказать, поражённый, но твёрдый, звенящий голос: — Лидия Михайловна! Мы замерли. В дверях стоял Василий Андреевич. — Лидия Михайловна, что с вами? Что здесь происхо дит? Лидия Михайловна медленно, очень медленно, подня лась с колен, раскрасневшаяся и взлохмаченная, и, пригла див волосы, сказала: 270

— Я, Василий Андреевич, надеялась, что вы постучите, прежде чем входить сюда. — Я стучал. Мне никто не ответил. Что здесь происходит? Объясните, пожалуйста. Я имею право знать, как директор. — Играем в «пристенок», — спокойно ответила Лидия Фрагмент фильма «Уроки Михайловна. французского» — Вы играете на деньги с этим?.. — Василий Андреевич (1978) ткнул в меня пальцем, и я со страху пополз за перегородку, чтобы укрыться в комнате. — Играете с учеником?! Я пра вильно вас понял? — Правильно. — Ну, знаете… — Директор задыхался, ему не хватало воздуха. — Я теряюсь сразу назвать ваш поступок. Это пре ступление. Растление. Совращение. И ещё, ещё… Я двад цать лет работаю в школе, видывал всякое, но такое!.. И он воздел над головой руки. Через три дня Лидия Михайловна уехала. Накануне она встретила меня после школы и проводила до дому. — Поеду к себе на Кубань, — сказала она, прощаясь. — А ты учись спокойно, никто тебя за этот дурацкий случай не тронет. Тут виновата я. Учись, — она потрепала меня по голове и ушла. И больше я её никогда не видел. Среди зимы, уже после январских каникул, мне пришла на школу по почте посылка. Когда я открыл её, достав опять топор изпод лестницы, — аккуратными, плотными рядами в ней лежали трубочки макарон. А внизу в толстой ватной В.Г. Распутин обёртке я нашёл три красных яблока. «Уроки Раньше я видел яблоки только на картинках, но дога французского» дался, что это они. Вопросы и задания 1. Сколько времени длится действие рассказа? Когда и где оно происходит? * 2. От чьего лица ведётся повествование? Почему В.Г.Распутин прибегает к такому композиционному приёму? 3. Почему дети хотели «развести посадки в животе»? 271

4. Почему герой рассказа голодал, живя в райцентре? Поче* му не жаловался матери? * 5. Подготовьте творческий пересказ с изменением лица рассказ* чика по первой части произведения. Для этого представьте, что могли бы рассказать о новом ученике районной школы его мама, сестра, шофёр грузовика дядя Ваня, тётя Вера, класс* ный руководитель. Выбрав себе одного из названных персона* жей, подумайте, что они знают о мальчике, какими словами и с какой интонацией рассказали бы о нём. Что они могли бы добавить в свой рассказ по сравнению с написанным в произ* ведении? Чего не знали о мальчике ни родные, ни знакомые? 6. Почему мальчики играли на деньги? Почему стал играть герой рассказа? 7. Что переживал герой во время и после драки и почему? 8. Создайте киносценарий по эпизодам игры мальчиков в чику. 9. Почему герой шёл домой к Лидии Михайловне «как на пыт* ку»? Почему из него «выскакивал всякий аппетит», когда учительница звала его ужинать? 10. Почему мальчик обрадовался посылке? Почему был полон решимости сохранить макароны? О чём переживал больше всего? 11. По каким признакам герой понял, кто отправитель таин* ственной посылки? Почему отказался её взять? 12. Почему Лидия Михайловна делала вид, что ничего не пони* мает, когда ученик принёс к ней посылку с макаронами? 13. Почему Лидия Михайловна смутилась и покраснела, когда герой заявил, что отправитель посылки — она? 14. Почему, придя к учительнице с посылкой, мальчик не боялся «смотреть ей прямо в глаза» и говорил резко? 15. Почему после разговора с учеником учительница стала учить его играть в замеряшки? Почему герой согласился иг* рать и брал деньги от Лидии Михайловны? * 16. Почему учительница ответила вопросом на вопрос директо* ра? Почему она говорила с ним спокойно? Почему директор был крайне возмущён? 17. Чья реакция была более правильной? * 18. Почему во вступлении автор признался, что «так же, как и перед родителями, всякий раз чувствуем свою вину перед учителями»? За что он чувствует свою вину? * 19. Почему рассказ называется «Уроки французского»? 272

Т.В.Ряннель. Горные кедры Дополнительные вопросы и задания 1. Рассмотрите репродукцию картины Т.В.Ряннеля «Горные кедры». Опишите деревья на этой картине. Какие черты сибирского характера увидел художник в них? Что роднит смысл карти* ны и рассказа В.Г.Распутина «Уроки французского»? 2. Рассмотрите репродукцию картины Б. М. Неменского «Мать». Картина написана в 1945 году, а действие рассказа В.Г.Распутина относится к 1948*му. Какие признаки после* военного быта и разрухи вы находите на картине и в расска* зе? Почему дети спят, а мать — нет? Почему картина так называется? 3. Напишите сочинение*рассуждение о сибирском характере, опираясь на репродукцию картины Т.Ряннеля и содержание рассказа В.Г.Распутина «Уроки французского». 273

Б.М.Неменский. Мать Вопросы и задания для сопоставления произведений 1. Сравните образы в поэме Н.А.Некрасова «Крестьянские дети» и в рассказе В.Г.Распутина «Уроки французского». Есть ли что*то, объединяющее детство XIX и ХХ веков? В чём различия? Какую роль играет дружба в жизни де* тей? Кто приходит к ним на помощь в трудную минуту? Напишите развёрнутый доказательный ответ на этот во* прос. * 2. Сопоставьте картину художника В.Ф.Стожарова «Хлеб» и рассказ В.Г.Распутина. Что общего в системе ценностей ху* дожника и писателя? Можно ли говорить об их духовном родстве? Напишите сочинение*рассуждение на тему «Хлеб и жизнь как ценности писателя В.Г.Распутина и художника В.Ф.Стожарова». 274

В.Ф.Стожаров. Хлеб ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О РЕАЛИСТИЧЕСКОМ ПРОИЗВЕДЕНИИ Реалистическими называют произведения, в которых ав торы объективно, точно, правдоподобно изображают реальную действительность. При этом в реалистических произведениях художественный вымысел подчинён тре бованию достоверности. Большинство произведений, прочитанных вами на уроках литературы в этом году, относятся к реалистическим. Это и повести И.С.Тургенева «Муму», Ч.Т.Айтматова «Белый паро* ход», и поэмы Н. А. Некрасова, и рассказы А. П. Чехова, М.М.Зощенко, В.Г.Распутина. Но читали вы и романтические произведения: баллады А.К.Толстого, сказку Э.Т.А.Гофмана «Щелкунчик и мышиный король». Авторы реалистических произведений верят в возмож* ность преображения мира и ищут причины неблагополучия, исследуют жизнь и человека с помощью художественных средств. 275

На книжной полке В.О.Богомолов. «Иван». Ю.Я.Яковлев. Рассказы. Ю.И.Коваль. «Недопёсок». А.Тор. «Острова в море». ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОЕКТЫ 1. Создайте сборник воспоминаний своих близких об их детстве и юности. Для этого подготовьте вопросы, на которые вы хотели бы получить ответы. Рассказы близких и их ответы на вопросы запиши* те, отредактируйте. Сопроводите рассказы и интервью докумен* тальными снимками: фотографиями ваших собеседников, пейзажей и интерьеров того времени и т.д. Оформите каждый рассказ и вы* пустите сборник. Он может существовать в электронном виде. 2. Примите участие в создании сборника «Сны о нашем дет* стве», куда войдут рассказы ваших одноклассников об их самых ярких детских впечатлениях.

Раздел 7 ЧЕЛОВЕК В ЭКСТРЕМАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН (1799—1837) Вы уже знакомы с А.С.Пушкиным как поэтом, но гений Пушкина позволил ему создать и удивительные прозаические произведения. К ним относится цикл «Повести покойного Ива* на Петровича Белкина». Над «Повестями Белкина» (так принято сокращённо назы* вать этот цикл) Александр Сергеевич работал осенью 1830 года в родовом имении Пушкиных Болдино Нижегородской губер* нии. Эту осень в жизни поэта называют болдинской. Отрезан* ный от Москвы накануне своей женитьбы на Наталье Николаев* не Гончаровой эпидемией холеры, Пушкин погружается не в уныние, а в творчество. За три месяца, проведённые в Болди* не, он написал около 50 произведений, в том числе и «Повести Белкина». В 1833 году поэт ещё раз приедет в Болдино — и вторая болдинская осень тоже даст свои плоды. 277

Дом А.С.Пушкина в Болдине Сегодня в Болдине создан Государственный музей*заповед* ник А.С.Пушкина, в господском доме организована экспози* ция, знакомящая посетителей с предками и роднёй Пушкина и его творчеством. Вы можете, не выходя из дома, попасть в Бол* дино на виртуальную экскурсию, зайдя на сайт музея*заповед* ника: http://www.boldino.nnov.ru. До «Повестей Белкина» Пушкин неоднократно обращался к прозе, но только этот цикл он довёл до конца и напечатал. Счи* тается, что задуманы повести были в 1829 году, а написаны осенью 1830*го. Цикл состоит из пяти самостоятельных по сю* жетам произведений. Повести создавались Пушкиным не в том порядке, в котором он расположил их в книге. Так, «Выстрел», стоящий первым, был написан четвёртым. Все повести написа* ны якобы Иваном Петровичем Белкиным, к тому времени скон* чавшимся, а издал их А.С.Пушкин, которому они были кем*то и каким*то образом переданы. Поэтому цикл открывается не* большим вступлением издателя — А.П. Мы, конечно, понимаем, что повести принадлежат не Ивану Петровичу Белкину, а самому А.С.Пушкину, что образ И.П.Бел* кина создан Пушкиным, как и все остальные образы в повестях. Цель Пушкина прояснится перед вами не сразу, потому что вы будете знакомиться с повестями постепенно, но, конечно, если 278

захотите, то сможете прочитать их все уже сейчас. В этом году на уроках вы подробнее познакомитесь с повестью «Выстрел». В основе «Выстрела» лежит эпизод из жизни самого Алек* сандра Сергеевича — его дуэль с офицером А.Зубовым, со* стоявшаяся в 1822 году в Кишинёве. Пушкин, как и его герой, явился на дуэль с черешнями. По жребию поэт должен был стрелять вторым, но после промаха соперника от своего вы* стрела отказался, хотя и мириться с Зубовым не стал. ЗАДАНИЯ 1. Прочитайте эпиграфы к повести А.С.Пушкина «Выстрел». Как вы думаете, о каких событиях в ней пойдёт речь? Что на* талкивает вас на такое предположение? 2. Прежде чем вы приступите к чтению повести «Выстрел», найдите информацию о дуэли и дуэльном кодексе в книге Я.Гордина «Дуэли и дуэлянты». 3. Прочитайте повесть А.С.Пушкина «Выстрел» и подумайте о том, почему она так названа. Выстрел Стрелялись мы. Баратынский Я поклялся застрелить его по праву дуэли (за ним остался ещё мой выстрел). Вечер на бивуаке 1 I Мы стояли в местечке ***. Жизнь армейского офицера 2 известна. Утром ученье, манеж ; обед у полкового коман 1 Первый эпиграф — из поэмы Е.А.Баратынского «Бал». Вто рой — из повести А.А.БестужеваМарлинского «Вечер на бивуа ке». Известно, что Пушкин сначала хотел дать к повести эпиграф из своего романа «Евгений Онегин»: «Теперь сходитесь» (гл. 6). 2 Манеж — площадка или здание для тренировки лошадей и ’ обучения верховой езде. 279

дира или в жидовском трактире; вечером пунш и карты. В *** не было ни одного открытого дома, ни одной невесты; мы собирались друг у друга, где, кроме своих мундиров, не видали ничего. Один только человек принадлежал нашему обществу, не будучи военным. Ему было около тридцати пяти лет, и мы за то почитали его стариком. Опытность давала ему перед нами многие преимущества; к тому же его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели сильное влия ние на молодые наши умы. Какаято таинственность окру жала его судьбу; он казался русским, а носил иностранное имя. Некогда он служил в гусарах, и даже счастливо; никто не знал причины, побудившей его выйти в отставку и посе литься в бедном местечке, где жил он вместе и бедно и рас точительно: ходил вечно пешком, в изношенном чёрном сер туке, а держал открытый стол для всех офицеров нашего полка. Правда, обед его состоял из двух или трёх блюд, из готовленных отставным солдатом, но шампанское лилось притом рекою. Никто не знал ни его состояния, ни его до ходов, и никто не осмеливался о том его спрашивать. У него водились книги, большею частию военные, да романы. Он охотно давал их читать, никогда не требуя их назад; зато ни когда не возвращал хозяину книги, им занятой. Главное уп ражнение его состояло в стрельбе из пистолета. Стены его комнаты были все источены пулями, все в скважинах, как соты пчелиные. Богатое собрание пистолетов было един ственной роскошью бедной мазанки, где он жил. Искусст во, до коего достиг он, было неимоверно, и если б он вызвал ся пулей сбить грушу с фуражки кого б то ни было, никто б в нашем полку не усумнился подставить ему своей головы. Разговор между нами касался часто поединков; Сильвио (так назову его) никогда в него не вмешивался. На вопрос, случалось ли ему драться, отвечал он сухо, что случалось, но в подробности не входил, и видно было, что таковые во просы были ему неприятны. Мы полагали, что на совести его лежала какаянибудь несчастная жертва его ужасного ис кусства. Впрочем, нам и в голову не приходило подозревать 280

в нём чтонибудь похожее на робость. Есть люди, коих одна наружность удаляет таковые подозрения. Нечаянный слу чай всех нас изумил. Однажды человек десять наших офицеров обедали у Сильвио. Пили пообыкновенному, то есть очень много; пос ле обеда стали мы уговаривать хозяина прометать нам банк. Долго он отказывался, ибо никогда почти не играл; наконец велел подать карты, высыпал на стол полсотни червонцев и сел метать. Мы окружили его, и игра завязалась. Сильвио имел обыкновение за игрою хранить совершенное молчание, никогда не спорил и не объяснялся. Если понтёру случалось обсчитаться, то он тотчас или доплачивал достальное, или записывал лишнее. Мы уж это знали и не мешали ему хо зяйничать посвоему; но между нами находился офицер, недавно к нам переведённый. Он, играя тут же, в рассеян ности загнул лишний угол. Сильвио взял мел и уравнял счёт по своему обыкновению. Офицер, думая, что он ошибся, пустился в объяснения. Сильвио молча продолжал метать. Офицер, потеряв терпение, взял щётку и стёр то, что каза лось ему напрасно записанным. Сильвио взял мел и записал снова. Офицер, разгорячённый вином, игрою и смехом то варищей, почёл себя жестоко обиженным и, в бешенстве схватив со стола медный шандал, пустил его в Сильвио, ко торый едва успел отклониться от удара. Мы смутились. Сильвио встал, побледнев от злости, и с сверкающими гла зами сказал: «Милостивый государь, извольте выйти, и бла годарите Бога, что это случилось у меня в доме». Мы не сомневались в последствиях и полагали нового то варища уже убитым. Офицер вышел вон, сказав, что за оби ду готов отвечать, как будет угодно господину банкомёту. Игра продолжалась ещё несколько минут; но, чувствуя, что хозяину было не до игры, мы отстали один за другим и раз брелись по квартирам, толкуя о скорой ваканции. На другой день в манеже мы спрашивали уже, жив ли ещё бедный поручик, как сам он явился между нами; мы сделали ему тот же вопрос. Он отвечал, что об Сильвио не имел он ещё никакого известия. Это нас удивило. Мы пошли 281

к Сильвио и нашли его на дворе, сажающего пулю на пулю в туза, приклеенного к воротам. Он принял нас пообыкно венному, ни слова не говоря о вчерашнем происшествии. Прошло три дня, поручик был ещё жив. Мы с удивлением спрашивали: неужели Сильвио не будет драться? Сильвио не дрался. Он довольствовался очень лёгким объяснением и помирился. Это, было, чрезвычайно повредило ему во мнении моло дёжи. Недостаток смелости менее всего извиняется молоды ми людьми, которые в храбрости обыкновенно видят верх человеческих достоинств и извинение всевозможных поро ков. Однако ж малопомалу всё было забыто, и Сильвио сно ва приобрёл прежнее своё влияние. Один я не мог уже к нему приблизиться. Имея от при роды романическое воображение, я всех сильнее прежде сего был привязан к человеку, коего жизнь была загадкою и который казался мне героем таинственной какойто пове сти. Он любил меня; по крайней мере со мной одним остав лял обыкновенное своё резкое злоречие и говорил о разных предметах с простодушием и необыкновенною приятностию. Но после несчастного вечера мысль, что честь его была за марана и не омыта по его собственной вине, эта мысль меня не покидала и мешала мне обходиться с ним попрежнему; мне было совестно на него глядеть. Сильвио был слишком умён и опытен, чтобы этого не заметить и не угадывать тому причины. Казалось, это огорчало его; по крайней мере я за метил раза два в нём желание со мною объясниться; но я избегал таких случаев, и Сильвио от меня отступился. С тех пор видался я с ним только при товарищах, и прежние от кровенные разговоры наши прекратились. Рассеянные жители столицы не имеют понятия о мно гих впечатлениях, столь известных жителям деревень или городков, например об ожидании почтового дня: во вторник и пятницу полковая наша канцелярия бывала полна офи церами: кто ждал денег, кто письма, кто газет. Пакеты обыкновенно тут же распечатывались, новости сообщались, и канцелярия представляла картину самую оживлённую. 282

Сильвио получал письма, адресованные в наш полк, и обык новенно тут же находился. Однажды подали ему пакет, с которого он сорвал печать с видом величайшего нетерпения. Пробегая письмо, глаза его сверкали. Офицеры, каждый занятый своими письмами, ничего не заметили. «Госпо да, — сказал им Сильвио, — обстоятельства требуют немед ленного моего отсутствия; еду сегодня в ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня в последний раз. Я жду и вас, — продолжал он, обратившись ко мне, — жду непре менно». С сим словом он поспешно вышел; а мы, согласясь соединиться у Сильвио, разошлись каждый в свою сторону. Я пришёл к Сильвио в назначенное время и нашёл у него почти весь полк. Всё его добро было уже уложено; остава лись одни голые, простреленные стены. Мы сели за стол; хозяин был чрезвычайно в духе, и скоро весёлость его соде лалась общею; пробки хлопали поминутно, стаканы пени лись и шипели беспрестанно, и мы со всевозможным усер дием желали отъезжающему доброго пути и всякого блага. Встали изза стола уже поздно вечером. При разборе фура жек Сильвио, со всеми прощаясь, взял меня за руку и оста новил в ту самую минуту, как собирался я выйти. «Мне нужно с вами поговорить», — сказал он тихо. Я остался. Гости ушли; мы остались вдвоём, сели друг противу дру га и молча закурили трубки. Сильвио был озабочен; не было уже и следов его судорожной весёлости. Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рту, при давали ему вид настоящего дьявола. Прошло несколько минут, и Сильвио прервал молчание. — Может быть, мы никогда больше не увидимся, — ска зал он мне, — перед разлукой я хотел с вами объясниться. Вы могли заметить, что я мало уважаю постороннее мнение; но я вас люблю, и чувствую: мне было бы тягостно оставить в вашем уме несправедливое впечатление. Он остановился и стал набивать выгоревшую свою труб ку; я молчал, потупя глаза. — Вам было странно, — продолжал он, — что я не тре бовал удовлетворения от этого пьяного сумасброда Р***. 283

Вы согласитесь, что, имея право выбрать оружие, жизнь его была в моих руках, а моя почти безопасна: я мог бы припи сать умеренность мою одному великодушию, но не хочу лгать. Если б я мог наказать Р***, не подвергая вовсе моей жизни, то я б ни за что не простил его. Я смотрел на Сильвио с изумлением. Таковое признание совершенно смутило меня. Сильвио продолжал. — Так точно: я не имею права подвергать себя смерти. Шесть лет тому назад я получил пощечину, и враг мой ещё жив. Любопытство моё сильно было возбуждено. — Вы с ним не дрались? — спросил я. — Обстоятельства, верно, вас разлучили? — Я с ним дрался, — отвечал Сильвио, — и вот памят ник нашего поединка. Сильвио встал и вынул из картона красную шапку с золо тою кистью, с галуном (то, что французы называют bonnet de 1 police) ; он её надел; она была прострелена на вершок ото лба. — Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил в *** гусарском полку. Характер мой вам известен: я при вык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бур 2 цова , воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем пол ку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а пол ковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на ме ня как на необходимое зло. Я спокойно (или беспокойно) наслаждался моею славою, как определился к нам молодой человек богатой и знатной фамилии (не хочу назвать его). Отроду не встречал счастлив ца столь блистательного! Вообразите себе молодость, ум, 1 Военная форменная фуражка (франц.). 2 Алексей Петрович Бурцов (Бурцев) (1783—1813) — гусар и знаменитый гуляка. Ему посвящены три стихотворения Дениса Давыдова, написанные в 1804 году. 284

красоту, весёлость самую бешеную, храбрость самую беспеч ную, громкое имя, деньги, которым не знал он счёта и ко торые никогда у него не переводились, и представьте себе, какое действие должен был он произвести между нами. Пер венство моё поколебалось. Обольщённый моею славою, он стал было искать моего дружества; но я принял его холод но, и он безо всякого сожаления от меня удалился. Я его возненавидел. Успехи его в полку и в обществе женщин при водили меня в совершенное отчаяние. Я стал искать с ним ссоры; на эпиграммы мои отвечал он эпиграммами, которые всегда казались мне неожиданнее и острее моих и которые, конечно, не в пример были веселее: он шутил, а я злобство вал. Наконец однажды на бале у польского помещика, видя его предметом внимания всех дам, и особенно самой хозяй ки, бывшей со мною в связи, я сказал ему на ухо какуюто плоскую грубость. Он вспыхнул и дал мне пощечину. Мы бросились к саблям; дамы попадали в обморок; нас растащи ли, и в ту же ночь поехали мы драться. Это было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с Фрагмент фильма моими тремя секундантами. С неизъяснимым нетерпением «Выстрел» ожидал я моего противника. Весеннее солнце взошло, и жар (1966) уже наспевал. Я увидел его издали. Он шёл пешком, с мун диром на сабле, сопровождаемый одним секундантом. Мы пошли к нему навстречу. Он приближался, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам две надцать шагов. Мне должно было стрелять первому: но вол нение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. Поло жили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечно му любимцу счастия. Он прицелился и прострелил мне фу ражку. Очередь была за мною. Жизнь его наконец была в моих руках; я глядел на него жадно, стараясь уловить хотя одну тень беспокойства… Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплёвывая косточки, кото рые долетали до меня. Его равнодушие взбесило меня. Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе 285

не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моём. Я опу стил пистолет. «Вам, кажется, теперь не до смерти, — ска зал я ему, — вы изволите завтракать; мне не хочется вам помешать». — «Вы ничуть не мешаете мне, — возразил он, — извольте себе стрелять, а впрочем, как вам угодно: вы стрел ваш остаётся за вами; я всегда готов к вашим услу гам». Я обратился к секундантам, объявив, что нынче стре лять не намерен, и поединок тем и кончился. Я вышел в отставку и удалился в это местечко. С тех пор не прошло ни одного дня, чтоб я не думал о мщении. Ныне час мой настал… Сильвио вынул из кармана утром полученное письмо и дал мне его читать. Ктото (казалось, его поверенный по де лам) писал ему из Москвы, что известная особа скоро долж на вступить в законный брак с молодой и прекрасной девуш кой. — Вы догадываетесь, — сказал Сильвио, — кто эта из вестная особа. Еду в Москву. Посмотрим, так ли равнодуш но примет он смерть перед своей свадьбой, как некогда ждал её за черешнями! При сих словах Сильвио встал, бросил об пол свою фу ражку и стал ходить взад и вперёд по комнате, как тигр по своей клетке. Я слушал его неподвижно; странные, проти вуположные чувства волновали меня. Слуга вошёл и объявил, что лошади готовы. Сильвио крепко сжал мне руку; мы поцеловались. Он сел в тележку, где лежали два чемодана, один с пистолетами, другой с его пожитками. Мы простились ещё раз, и лошади поскакали. Вопросы и задания к части I 1. Какое впечатление произвёл на вас Сильвио в части I? По* чему? 2. На какие качества Сильвио обращает внимание повествова* тель? 3. Что и почему привлекало к Сильвио молодых офицеров? 4. Почему повествователь не описывает внешности Сильвио? 286

5. Перечитайте описание жилища Сильвио. Что оно рассказа* ло вам о своём хозяине? 6. Опишите, каким вы представляете Сильвио, и объясните, почему именно таким. 7. Какое впечатление произвело на вас то, что Сильвио не вызвал обидевшего его офицера на дуэль? * 8. Почему повествователь разочаровался в Сильвио, почему ему было «совестно на него глядеть»? Как это характеризу* ет повествователя? * 9. Почему повествователь принимает приглашение Сильвио на прощальный обед и соглашается выслушать его, хотя рань* ше отказывался от общения с ним? 10. Почему весёлость Сильвио повествователь называет «судо* рожной»? Как вы понимаете этот образ? * 11. Почему именно повествователю Сильвио рассказывает свою историю? Почему он вообще её рассказывает? * 12. Как связаны между собой рассказ повествователя и рассказ Сильвио? * 13. Почему Пушкин нарушает хронологию событий и не знако* мит нас с историей Сильвио в начале повести? * 14. Сколько рассказчиков в повести? Зачем Пушкин прибегает к такой сложной системе повествования? Что бы измени* лось, если бы всё повествование велось от третьего лица, например от лица Ивана Петровича Белкина? * 15. Почему Сильвио не называет фамилии своего противника? 16. Какими качествами наделён молодой граф? 17. Почему Пушкин не даёт подробный портрет графа? 18. Почему Сильвио использует в описании графа прилагатель* ные в превосходной степени? 19. Почему Сильвио не принял дружбы графа, а возненавидел его? Как это обстоятельство характеризует графа и Сильвио? * 20. Как граф воспринимает поведение Сильвио? Как это харак* теризует графа? 21. Сравните поведение на дуэли графа и Сильвио. * 22. Что помогает читателю понять такая деталь, как фуражка, полная черешен, с которой граф явился на дуэль? Что вы можете сказать о человеке, который, стоя под пистолетом, ест черешни? 23. Можете ли вы представить графа в момент, когда в него целится Сильвио? Опишите эту картину. 287

* 24. Почему Сильвио решил, что граф не дорожит своей жизнью? Согласны ли вы с Сильвио? Почему? * 25. Что нового вы узнали о Сильвио из его рассказа о дуэли? 26. Почему Сильвио отказался от выстрела? * 27. Ещё раз подумайте, почему в части I о дуэли рассказывает именно Сильвио, а не граф и не повествователь. 28. Чего ждал Сильвио всё это время? Чего он ждёт от продол* жения дуэли? * 29. Повествователь говорит о том, что его после рассказа Силь* вио волновали «странные, противуположные чувства». Как вы думаете, какие это были чувства? Комментарий. Известно, что в первоначальной редакции (12 октября 1830 года) в повести не было части II: она заканчи* валась словами «Окончание потеряно». Однако через два дня Пушкин написал часть II. * 30. Предложите своё понимание части I как целостного про* изведения, словно части II и нет вовсе. II Прошло несколько лет, и домашние обстоятельства принудили меня поселиться в бедной деревеньке H ** уез да. Занимаясь хозяйством, я не переставал тихонько воз дыхать о прежней моей шумной и беззаботной жизни. Все го труднее было мне привыкнуть проводить осенние и зим ние вечера в совершенном уединении. До обеда коекак ещё дотягивал я время, толкуя со старостой, разъезжая по ра ботам или обходя новые заведения; но коль скоро начина ло смеркаться, я совершенно не знал куда деваться. Малое число книг, найденных мною под шкафами и в кладовой, были вытвержены мною наизусть. Все сказки, которые только могла запомнить ключница Кириловна, были мне пересказаны; песни баб наводили на меня тоску. Принял ся я было за неподслащённую наливку, но от неё болела у меня голова; да признаюсь, побоялся я сделаться пьяницею с горя, то есть самым горьким пьяницею, чему примеров множество видел я в нашем уезде. Близких соседей около 288

меня не было, кроме двух или трёх горьких, коих беседа состояла большею частию в икоте и воздыханиях. Уедине ние было сноснее. В четырёх верстах от меня находилось богатое по местье, принадлежащее графине Б ***; но в нём жил толь ко управитель, а графиня посетила своё поместье только однажды, в первый год своего замужества, и то прожила там не более месяца. Однако ж во вторую весну моего за творничества разнёсся слух, что графиня с мужем приедет на лето в свою деревню. В самом деле, они прибыли в на чале июня месяца. Приезд богатого соседа есть важная эпоха для деревен ских жителей. Помещики и их дворовые люди толкуют о том месяца два прежде и года три спустя. Что касается до меня, то, признаюсь, известие о прибытии молодой и пре красной соседки сильно на меня подействовало; я горел не терпением её увидеть, и потому в первое воскресение по её приезде отправился после обеда в село *** рекомендовать ся их сиятельствам, как ближайший сосед и всепокорней ший слуга. Лакей ввёл меня в графский кабинет, а сам пошёл обо мне доложить. Обширный кабинет был убран со всевозмож ною роскошью; около стен стояли шкафы с книгами, и над каждым бронзовый бюст; над мраморным камином было широкое зеркало; пол обит был зелёным сукном и устлан коврами. Отвыкнув от роскоши в бедном углу моём и уже давно не видав чужого богатства, я оробел и ждал графа с какимто трепетом, как проситель из провинции ждёт вы хода министра. Двери отворились, и вошёл мужчина лет тридцати двух, прекрасный собою. Граф приблизился ко мне с видом открытым и дружелюбным; я старался обод риться и начал было себя рекомендовать, но он предупре дил меня. Мы сели. Разговор его, свободный и любезный, вскоре рассеял мою одичалую застенчивость; я уже начи нал входить в обыкновенное моё положение, как вдруг вошла графиня, и смущение овладело мною пуще прежне го. В самом деле, она была красавица. Граф представил 289

меня; я хотел казаться развязным, но чем больше старал ся взять на себя вид непринуждённости, тем более чувство вал себя неловким. Они, чтоб дать мне время оправиться и привыкнуть к новому знакомству, стали говорить меж ду собою, обходясь со мною как с добрым соседом и без це ремонии. Между тем я стал ходить взад и вперёд, осматри вая книги и картины. В картинах я не знаток, но одна при влекла моё внимание. Она изображала какойто вид из Швейцарии; но поразила меня в ней не живопись, а то, что картина была прострелена двумя пулями, всаженными одна на другую. — Вот хороший выстрел, — сказал я, обращаясь к графу. — Да, — отвечал он, — выстрел очень замечательный. А хорошо вы стреляете? — продолжал он. — Изрядно, — отвечал я, обрадовавшись, что разговор коснулся наконец предмета, мне близкого. — В тридцати шагах промаху в карту не дам, разумеется из знакомых пи столетов. — Право? — сказала графиня, с видом большой внима тельности, — а ты, мой друг, попадёшь ли в карту на трид цати шагах? — Когданибудь, — отвечал граф, — мы попробуем. В своё время я стрелял не худо; но вот уже четыре года, как я не брал в руки пистолета. — О, — заметил я, — в таком случае бьюсь об заклад, что ваше сиятельство не попадёте в карту и в двадцати ша гах: пистолет требует ежедневного упражнения. Это я знаю на опыте. У нас в полку я считался одним из лучших стрел ков. Однажды случилось мне целый месяц не брать писто лета: мои были в починке; что же бы вы думали, ваше сия тельство? В первый раз, как стал потом стрелять, я дал сря ду четыре промаха по бутылке в двадцати пяти шагах. У нас был ротмистр, остряк, забавник; он тут случился и сказал мне: знать у тебя, брат, рука не подымается на бутылку. Нет, ваше сиятельство, не должно пренебрегать этим упраж нением, не то отвыкнешь как раз. Лучший стрелок, которо го удалось мне встречать, стрелял каждый день, по крайней 290

мере три раза перед обедом. Это у него было заведено, как рюмка водки. Граф и графиня рады были, что я разговорился. — А каково стрелял он? — спросил меня граф. — Да вот как, ваше сиятельство: бывало, увидит он, села на стену муха: вы смеётесь, графиня? Ейбогу, правда. Бывало, увидит муху и кричит: «Кузька, пистолет!» Кузь ка и несёт ему заряженный пистолет. Он хлоп, и вдавит муху в стену! — Это удивительно! — сказал граф, — а как его звали? — Сильвио, ваше сиятельство. — Сильвио! — вскричал граф, вскочив со своего мес та; — вы знали Сильвио? — Как не знать, ваше сиятельство; мы были с ним при ятели; он в нашем полку принят был, как свой брат това рищ; да вот уж лет пять, как об нём не имею никакого из вестия. Так и ваше сиятельство, стало быть, знали его? — Знал, очень знал. Не рассказывал ли он вам… но нет; не думаю; не рассказывал ли он вам одного очень странного происшествия? — Не пощёчина ли, ваше сиятельство, полученная им на бале от какогото повесы? — А сказывал он вам имя этого повесы? — Нет, ваше сиятельство, не сказывал… Ах! ваше сия тельство, — продолжал я, догадываясь об истине, — изви ните… я не знал… уж не вы ли?.. — Я сам, — отвечал граф с видом чрезвычайно расстро енным, — а простреленная картина есть памятник послед ней нашей встречи… — Ах, милый мой, — сказала графиня, — ради бога не рассказывай; мне страшно будет слушать. — Нет, — возразил граф, — я всё расскажу; он знает, как я обидел его друга: пусть же узнает, как Сильвио мне отомстил. Граф подвинул мне кресла, и я с живейшим любопыт ством услышал следующий рассказ. 291

«Пять лет тому назад я женился. — Первый месяц, the 1 honeymoon провёл я здесь, в этой деревне. Этому дому обя зан я лучшими минутами жизни и одним из самых тяжёлых воспоминаний. Однажды вечером ездили мы вместе верхом; лошадь у жены чтото заупрямилась; она испугалась, отдала мне по водья и пошла пешком домой; я поехал вперёд. На дворе увидел я дорожную телегу; мне сказали, что у меня в каби нете сидит человек, не хотевший объявить своего имени, но сказавший просто, что ему до меня есть дело. Я вошёл в эту комнату и увидел в темноте человека, запылённого и оброс шего бородой; он стоял здесь у камина. Я подошёл к нему, стараясь припомнить его черты. “Ты не узнал меня, граф?” — сказал он дрожащим голосом. “Сильвио!” — закричал я, и, признаюсь, я почувствовал, как волоса стали вдруг на мне дыбом. “Так точно, — продолжал он, — выстрел за мною; я приехал разрядить мой пистолет; готов ли ты?” Пистолет у него торчал из бокового кармана. Я отмерил двенадцать шагов и стал там в углу, прося его выстрелить скорее, пока жена не воротилась. Он медлил — он спросил огня. Подали свечи. Я запер двери, не велел никому входить и снова про сил его выстрелить. Он вынул пистолет и прицелился… Я считал секунды… я думал о ней… Ужасная прошла мину та! Сильвио опустил руку. “Жалею, — сказал он, — что пи столет заряжен не черешневыми косточками… пуля тяже ла. Мне всё кажется, что у нас не дуэль, а убийство: я не при вык целить в безоружного. Начнём сызнова; кинем жребий, кому стрелять первому”. Голова моя шла кругом… Кажет ся, я не соглашался… Наконец мы зарядили ещё пистолет; свернули два билета; он положил их в фуражку, некогда мною простреленную; я вынул опять первый нумер. “Ты, граф, дьявольски счастлив”, — сказал он с усмешкою, ко торой никогда не забуду. Не понимаю, что со мною было и каким образом мог он меня к тому принудить… но — я выстре 1 Медовый месяц (англ.). 292

лил, и попал вот в эту картину. (Граф указывал пальцем на простреленную картину; лицо его горело как огонь; графи ня была бледнее своего платка: я не мог воздержаться от восклицания.) — Я выстрелил, — продолжал граф, — и, слава богу, дал промах; тогда Сильвио… (в эту минуту он был, право, ужа сен) Сильвио стал в меня прицеливаться. Вдруг двери отво рились, Маша вбегает и с визгом кидается мне на шею. Её присутствие возвратило мне всю бодрость. “Милая, — ска зал я ей, — разве ты не видишь, что мы шутим? Как же ты перепугалась! поди, выпей стакан воды и приди к нам; я представлю тебе старинного друга и товарища”. Маше всё ещё не верилось. “Скажите, правду ли муж говорит? — ска зала она, обращаясь к грозному Сильвио, — правда ли, что вы оба шутите?” — “Он всегда шутит, графиня, — отвечал ей Сильвио, — однажды дал он мне шутя пощечину, шутя прострелил мне вот эту фуражку, шутя дал сейчас по мне промах; теперь и мне пришла охота пошутить…” С этим сло вом он хотел в меня прицелиться… при ней! Маша бросилась к его ногам. “Встань, Маша, стыдно! — закричал я в бешен стве; — а вы, сударь, перестанете ли издеваться над бедной женщиной? Будете ли вы стрелять или нет?” — “Не буду, — отвечал Сильвио, — я доволен: я видел твоё смятение, твою робость; я заставил тебя выстрелить по мне, с меня доволь но. Будешь меня помнить. Предаю тебя твоей совести”. Тут он было вышел, но остановился в дверях, оглянулся на про стреленную мною картину, выстрелил в неё, почти не це лясь, и скрылся. Жена лежала в обмороке; люди не смели его остановить и с ужасом на него глядели; он вышел на крыльцо, кликнул ямщика и уехал, прежде чем успел я опомниться». Граф замолчал. Таким образом узнал я конец повести, коей начало некогда так поразило меня. С героем оной уже я не встречался. Сказывают, что Сильвио, во время возмущения Александра Ипсиланти, предводительство вал отрядом этеристов и был убит в сражении под Скуля нами. 293

Вопросы и задания к части II 1. Были ли у вас предположения о том, как далее будут раз* ворачиваться события? Угадали ли вы замысел Пушкина? Если да, то что вам помогло? 2. Почему «приезд богатого соседа есть важная эпоха для деревенских жителей»? 3. Каким вы ожидали увидеть графа, побывав вместе с пове* ствователем в его кабинете? Почему? 4. Что удивило графа в рассказе повествователя о лучшем стрелке из тех, кого он знал? 5. Когда вы догадались, что граф именно тот человек, с кото* рым стрелялся Сильвио? 6. Какое событие является кульминацией в повести? Обоснуй* те своё мнение. 7. Какие чувства испытал граф, узнав Сильвио? Почему Пуш* кин использует для обозначения состояния графа фразео* логизм «волоса встали дыбом»? ? А.С. Пушкин «Выстрел» * 8. Почему граф так напуган, тогда как раньше он мог есть черешни, стоя под пистолетом Сильвио? * 9. Почему Сильвио медлит? * 10. Почему Сильвио отказывается от своего права на выстрел и предлагает графу вновь кинуть жребий? 11. Найдите в книгах о дуэли ответ на вопрос: можно ли было графу соглашаться на это предложение? 12. Почему граф согласился? * 13. Чем вызван промах графа? Рассчитывал ли Сильвио на это? 14. Граф говорит: «…слава богу, дал промах». Как его харак* теризуют эти слова? * 15. Почему Сильвио не пытается скрыть от графини свои истин* ные намерения? 16. Найдите развязку повести. Ожидали ли вы такого финала? * 17. Почему Сильвио отказывается от убийства графа и стреля* ет в картину? 18. Как вы понимаете слова Сильвио: «Будешь меня помнить. Предаю тебя твоей совести»? * 19. Как вы считаете, виноват ли в чём*нибудь граф перед Силь* вио? А как считают Сильвио и сам граф? * 20. Почему о второй дуэли, по замыслу Пушкина, рассказыва* ет не Сильвио, а граф? 294

21. Как мы узнаём о том, какие чувства испытывают герои? * 22. Как вы думаете, почему повествователь в части II ничего не сообщает о чувствах своих героев? А почему И.П.Белкин не вносит никаких пояснений и дополнений? * 23. С какой целью Пушкин вводит в повесть сообщение о гибе* ли Сильвио? 24. Каким композиционным элементом произведения является это сообщение? 25. Посмотрите в справочной литературе, кто такой Александр Ипсиланти и о каком возмущении идёт речь. * 26. Как характеризует Сильвио участие в этом восстании? 27. Как вы относитесь к Сильвио после прочтения всей повести? Менялось ли ваше отношение к нему? Как, в связи с чем и почему? 28. Подготовьте рассказ о характере Сильвио. * 29. Как вы думаете, кто главный герой повести? Обоснуйте своё мнение. * 30. Почему повесть названа «Выстрел», а не «Две дуэли» или «Сильвио», например? М.В.Добужинский. Иллюстрация к повести А.С.Пушкина «Выстрел» 295

М.В.Добужинский. Иллюстрация к повести А.С.Пушкина «Выстрел» Дополнительные вопросы и задания 1. Напишите киносценарий «Две дуэли». 2. Рассмотрите иллюстрации к повести «Выстрел», сделанные М.В.Добужинским. Как вы думаете, почему художник при* бегает к графике, отказываясь от цвета? 3. Посмотрите кинофильм «Выстрел» (режиссёр Н.Трахтен* берг, оператор С. Шейнин, 1966; актёры: М. Козаков, Ю.Яковлев, О.Табаков, А.Шенгелая, Т.Конюхова) и напи* шите отзыв о нём. Какова идея этого фильма? Совпадает ли она с идеей повести Пушкина? 4. Прослушайте повесть в аудиозаписи (аудиокнига «Повести Белкина»). Напишите отзыв об исполнении произведения актёрами*чтецами.

ПРОСПЕР МЕРИМЕ (1803—1870) Александр Сергеевич Пушкин и Проспер Мериме не были лично знакомы, хотя знали друг о друге. Возможно, не обо* рвись жизнь Пушкина так рано, они могли бы стать друзьями. Пушкин очень высоко оценивал Мериме, называя его создате* лем «произведений чрезвычайно замечательных». И Мериме не только читал, но и переводил произведения Пушкина на фран* цузский язык, признавая его величайшим поэтом. Проспер Мериме был щедро одарён природой: ум, наблю* дательность, тонкий вкус, способность к языкам, чувство стиля и трудолюбие — такое редкое сочетание качеств позволило ему стать одним из первых писателей Франции. Главной ценно* стью в жизни Мериме почитал свободу. В молодые годы он примкнул к борцам за освобождение искусства от устаревших традиций и догм. Много сил отдал Мериме сохранению и рес* таврации памятников искусства. В течение восемнадцати лет он занимал должность инспектора исторических памятников и на* циональных древностей. Эта деятельность заставляла его всё время пополнять знания о разных прикладных искусствах и мно* го путешествовать. О своих путешествиях Мериме рассказал в художественных очерках. Но наблюдения, сделанные в много* численных поездках, отразились и в прекрасных художествен* ных произведениях. 297

Мериме в истории литературы известен как блестящий ми* стификатор, то есть писатель, выдающий свои произведения за создания других, даже несуществующих авторов. Так, автор* ство своих пьес он приписал выдуманной им испанской актрисе Кларе Гасуль и в предисловии к сборнику поместил заметку о ней. В некоторых сборниках читатели могли найти портрет акт* рисы. Только пристально вглядевшись в этот портрет, знакомые Мериме узнавали своего приятеля, наряженного в женский ис* панский костюм. Ещё с одной мистификацией Мериме оказался связан и А.С.Пушкин. В 1827 году Мериме издал книгу «Гузла, или Сборник иллирийских песен, записанных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине». Себя в этой книге он представил как переводчика на французский язык замечательных фольклорных произведений западных славян. Только в 1840 году Мериме от* крыл, что все песни сочинены им самим, но в их основе действи* тельно лежит славянский фольклор. Пушкин, прочитав «Гузлу» Э. Ж. Делеклюз. Портрет П.Мериме в виде Клары Гасуль 298

на французском языке, заинтересовался этими текстами. Он попросил своего друга С.А.Соболевского, бывшего и другом Мериме, узнать у последнего, «на чём основано изобретение странных сих песен». Гений Пушкина позволил ему уловить ав* торское начало в якобы фольклорных текстах, но поэт понимал, что они не могут быть сплошной выдумкой. В письме Соболев* скому французский писатель говорит о том, что «Гузла» была для него развлечением, скрыв факт своей кропотливой работы над фольклорными и этнографическими источниками. И Пуш* кин, будучи человеком прямым и доверчивым, поверил в то, что Мериме всё это сочинил абсолютно самостоятельно! Он перевёл многие произведения Мериме, включив их в сборник «Песни западных славян». Одно стихотворение из этой книги вы, наверняка, знаете — это «Конь» («Что ты ржёшь, мой конь ре* тивый…»). Интерес к русской литературе появился у Мериме довольно рано: в Париже читали курс русской литературы друзья Пушки* на В.К.Кюхельбекер и польский поэт А.Мицкевич, выходили сочинения Н.М.Карамзина, «Антология русской литературы», в которой был напечатан фрагмент из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила». Среди русских знакомых Мериме были В.А.Жу* ковский, Е.А.Баратынский, П.А.Вяземский, Л.С.Пушкин — младший брат поэта. Творчество А.С.Пушкина вызвало у Мериме искреннюю любовь. Выучив русский язык для того, чтобы свободно читать и понимать русскую литературу, Мериме переводил его про* изведения на французский. В числе этих переводов — повесть «Выстрел». Она уже до Мериме трижды переводилась с русско* го на французский, что говорит о её популярности во Франции. И всё же в литературе Мериме прославился как прозаик — мастер новеллы. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О НОВЕЛЛЕ Новеллой называют небольшой рассказ с неожиданным финалом. 299

1 Первой в творчестве Мериме стала новелла «Маттео Фаль* коне», написанная в 1829 году. Вслед за ней были созданы «Та* манго», «Федериго» и другие новеллы, названные «экзотиче* скими», потому что их действие разворачивается в экзотических странах. Обращение Мериме в новеллах к людям, далёким от циви* лизации, связано с разочарованием писателя в буржуазном обществе. Его герои, часто неграмотные крестьяне, наделены сильными чувствами, цельными характерами. Они живут не расчётом, а страстями, у них есть свои представления о чести и достоинстве, которые нельзя купить, за которые они готовы умереть. ЗАДАНИЯ 1. Действие новеллы «Маттео Фальконе» происходит на Кор* сике. Подберите материалы о Корсике начала XIX века и сделайте устное сообщение об этом острове, его жителях и их обычаях. 2. Прочитайте новеллу П.Мериме «Маттео Фальконе» и поду* майте, как писатель относится к своему герою. Маттео Фальконе (Перевод с французского О. Лавровой) 2 Если пойти на северозапад от ПортоВеккьо в глубь ост рова, то местность начнёт довольно круто подниматься, и после трёхчасовой ходьбы по извилистым тропкам, загро мождённым большими обломками скал и коегде пересе чённым оврагами, выйдешь к обширным зарослям маки. Маки — родина корсиканских пастухов и всех, кто не в ладах с правосудием. Надо сказать, что корсиканский зем леделец, не желая брать на себя труд унавоживать своё поле, выжигает часть леса: не его забота, если огонь распростра 1 Встречается написание «Матео». ’ ’ 2 ПортоВеккьо — город и порт на юговосточном побережье Корсики. 300