Альманах прозы

Хелью РЕБАНЕ – «Ты устала», – раздраженно сказала она, пере- дразнивая меня. – «Давай разденемся»! «Ляжем»! Я буду спать в гостиной. Гостиная. Да, в доме есть и «гостиная». Только вот гости... Нонсенс. В гости ходят, чтобы, как говорили в старину, себя показать и на других (других, не таких, как ты сам) посмотреть. Как вы понимаете, у нас доста- точно подойти к зеркалу и ты «в гостях». Её раздражение... Мне почему-то раньше не прихо- дило это в голову – оказывается, в моих словах тоже нет ничего такого, чего не сказал бы на моем месте любой другой «мистер Вселенной». Я растерянно протянул ей красиво упакованную ко- робку с духами. – Вот, подарок… – Нет, – сказала она. – То, что дарится одинаково всем, не подарок. Я поставил коробку рядом с ней, на подоконник. Мы помолчали, глядя на движущиеся силуэты деревьев за окном. – Как тебя зовут? – спросил я. Я вдруг понял, что надо спросить именно это. Она вздрогнула. На её лице отразилось такое изум- ление, словно круг вдруг сошёл с рельсов (рельсы… анахронизм, сложно объяснить). Она долго безмолвно смотрела на меня. Наконец, тихо сказала: – Я всегда мечтала, чтобы у меня было имя. – Вот видишь. Я это и имел в виду: ты устала ждать меня. Что ж… у тебя нет оснований доверять мне. А у меня – тебе. Нам остаётся только одно. Рискнуть пове- рить друг другу. Или не рискнуть. Решать тебе. Что мы, собственно, можем потерять? Всё одинаковое. Значит, жизнь и смерть тоже одинаковые. Решай. У нас мало вре- мени. Только до рассвета. 250

Я разделся и лег в постель. Через некоторое время Хелью РЕБАНЕ она, не произнеся ни слова, тоже разделась и послушно легла рядом со мной. Некоторое время мы лежали молча. За окном тихо накрапывал дождь. Происходило нечто... С одной сторо- ны (так это выглядело, если забыть о деревьях) это была моя жена, с которой я прожил уже двести лет, и она за это время, как и я сам, ничуть не изменилась. Мы не ста- реем, не умираем от болезней. Болезней больше нет. Су- ществует только казнь, как наказание. С другой стороны, рядом со мной – единственная. Чем отчётливее я это понимал, тем сильнее меня охва- тывал страх, предчувствие близкой утраты этого мгно- вения. Преступное мгновение. То, которому говорят: остановись. Наконец она нарушила молчание: – Даже не верится. Мы знали: завтра круг в своем медленном враще- нии неумолимо унесёт её от меня. Вечером, когда я при- ду с работы, другая женщина, похожая на неё, как две капли шанели, не скажет, и ни за что не поверит, если я ей скажу об этом, что бывает, хоть что-то не одинаковое. – Я буду теперь благодарить судьбу, – прошептала она. – Благодари генератор случайных чисел, – сказал я и добавил: – Дорогая. Впервые за прошедшие двести лет мне захотелось произнести это слово. Наша преступная ночь длилась долго. Но и она ускользнула, как сон. Вы же понимаете, что время из- меряется не часами и минутами, а чем-то другим. Под утро мы нарекли друг друга именами. Преступление, за которое полагается расстрел. Перед расставанием мы договорились о знаке, ко- торый подадим друг другу при новой встрече, о пароле. 251

Хелью РЕБАНЕ …С тех пор кое-что изменилось. Каждый вечер, скользя домой по туннелю, я с зами- ранием сердца жду, что ответит новая мисс на моё при- ветствие. Войдя в дом, я неизменно произношу одну и ту же фразу. Возможно, они даже не слышат, что я им говорю. Они ведь знают, вызубрили наизусть в школе, что не одинаковых вещей не существует. Поэтому они и не за- мечают того, что так отчетливо видно за окном. На моё необычное ежевечернее приветствие они отвечают без запинки: – Добрый вечер, дорогой. Ты устал? Сейчас будем ужинать. Я вовсе не собирался и не собираюсь хранить ей какую-то глупую верность. Но я так и не отдал её духи другой. Другие... Иногда я почти издеваюсь над ними. Ведь будучи внешне точно такими же, как она, они все- ляют в меня трепетную надежду ровно до той минуты, когда заговорят. Я терпеливо жду, когда гигантское колесо, совершая свой великий круг, по закону, гласящему, что редкие со- бытия повторяются дважды, вернет её мне. Возможно, пройдёт еще двести лет. Но однажды ве- чером передо мной снова откроется правильная дверь. Я скажу ожидающей меня женщине: – Не все деревья одинаковые. Она улыбнется и ответит: – Я заметила. Я очень рассчитываю на генератор случайных чисел. МОЯ ГОЛОВА Давно, ещё в детстве, я читал «Голову профессора Доуэля»1. 1 Повесть Александра Беляева 252

Мог ли я тогда подумать, что такая же участь по- Хелью РЕБАНЕ стигнет меня? Что я буду спрашивать себя и окружаю- щих – где мои ноги? Руки? Где мое тело? Я очнулся в больничной палате, но не в постели, а на столике у окна. И далеко не сразу до меня дошло, что от меня осталась... одна голова. Последнее, что я помнил, это мгновение до лобового удара, столкновения с встреч- ной машиной. Первый, кого я увидел, был мой личный врач, с со- чувствием смотревший на меня. Как я узнал позже, именно благодаря его усилиям я и выжил. Точнее – выжила моя голова. Это все, что от меня осталось после автомобильной катастрофы. Благодаря его усилиям (!) с горечью думал я, закрыв глаза. Как он подчеркнул – «усилиям». И благодаря моим капиталам, конечно. Впрочем, стимул бороться за мою жизнь у него был – столько он не получал раньше нигде и не получил бы ни у кого никогда. Если бы мне хотелось жить, я бы сейчас похвалил себя за щедрость, но теперь оставалось лишь проклинать. Вот для чего мне, наконец, пригодились деньги – чтобы продлить мои мучения... Когда весь ужас моего нового положения стал оче- виден, я обрушился на врача с упрёками. Зачем он борол- ся за мою жизнь? – Зачем мне теперь жить? Он виновато молчал. «Да, я – мультимиллионер. Но зачем мне теперь деньги?» – размышлял я, закрыв глаза, когда косвен- ный виновник моих страданий удалился. Самое ужас- ное, что я не использовал мои миллионы, когда мои ко- нечности были еще целы. Но как я мог поступить иначе? У меня просто не было времени. Я никуда не ездил, с утра до вечера сидел за компьютером, буквально загип- нотизированный той легкостью, с которой зарабатывал. 253

Хелью РЕБАНЕ Я даже в банк не ходил, сбрасывая туда деньги по интер- нету. Мир так богат и разнообразен... Я мог объездить весь свет, останавливаться в пятизвездочных отелях, ощутить дыхание океана, ветер на Бали и Суматре... па- лящее солнце Сахары... Я так и не увидел пирамид, а мог взять оплатить даже индивидуальное их посещение, без оравы туристов... Что об этом говорить – у меня, в мои тридцать восемь лет нет даже наследника, кому оставить мои бесполезные капиталы. Меня ужаснула простая мысль – загипнотизирован- ный той скоростью, с которой из рядового инженера пре- вратился в мультимиллионера, я лишь любовался рас- тущим банковским счетом, неуклонно следуя принци- пу – если видишь, что сумму можно удвоить – удваивай. Какие поездки! Какой отдых, если нельзя было ни на минуту отвлечься от бизнеса – при таких фантастиче- ских доходах неделя отсутствия обошлась бы в двадцать тысяч долларов. А не в тысячу, как стоит путевка. Мне некому отписать мои капиталы... Родственникам, вспо- минавшим обо мне лишь тогда, когда были нужны день- ги? Их бы порадовала моя смерть. И меня тоже. После нескольких месяцев бесплодных уговоров – отключить систему жизнеобеспечения моей головы, я, наконец, притворился, что сдался. Надо потерпеть, пока я окажусь у себя дома и уж там-то я что-нибудь приду- маю. Не могут же они меня всё время держать под конт- ролем. Впервые в жизни я стал задумываться о том, что такое, собственно, наше «я». Мы говорим «мои руки», «мои ноги» и «моя голова». Но теперь весь «я» – только голова, вместо сердца – маленький насос, искусствен- ное сердце. Но мое самоощущение не изменилось. Если не считать подавленного настроения из-за постигшего меня несчастья... 254

Наконец, меня выписали из больницы. В сопро- Хелью РЕБАНЕ вождении целого эскорта – медиков, охраны и самых близких коллег я поехал домой. Выглядело это так – моя голова, словно памятник самому себе, стояла на про- зрачном, изготовленном на заказ, кубе, внутри которого виднелись прозрачные трубочки. Как мне радостно объ- яснил конструктор – чтобы процесс жизнедеятельности был всё время на виду, и любой сбой можно было немед- ленно заметить и устранить. Ты перестарался, думал я, выслушивая его отчёт, как остроумно он всё придумал и как моей голове будет теперь хорошо и удобно. Именно о сбое я все это время и мечтал. Но я уже понял, что союзников у меня нет. Похоже, что все, ре- шительно все, одержимы идеей, как сохранить жизнь моей голове. Сами попробовали бы, каково мне теперь, горько думал я. Особенно по ночам, когда место среза на шее начинает так ныть, что о сне и речи быть не может. Они везли меня домой, а я думал о том, что уж там-то я сумею скатиться с этого хитроумного куба. Придётся подговорить кого-нибудь из прислуги или ме- диков помочь мне – их теперь вокруг меня вьётся целый рой. За деньги – это не проблема. Всё зависит от суммы. Когда меня привезли, я так устал, что сразу же за- снул, а проснувшись, увидел доктора, дежурившего ря- дом с моим кубом-памятником. – Хотите, я вам что-нибудь почитаю? Нет, ну есть же на свете идиоты... Он мне почитает. О чем, интересно? Обо всём том, что мне теперь недо- ступно? Впрочем, он не идиот, он обычный человек – это самое обычное человеческое взаимонепонимание. Никто, практически никто, не в состоянии поставить себя на место другого человека. А уж на мое место, ни- кто и ни при каких обстоятельствах не захочет встать. Но я чувствовал, улавливал интуитивно, что мои миллионы, 255

Хелью РЕБАНЕ несмотря на мое бедственное положение продолжаютт гипнотизировать окружающих. – Нет, не хочу. Тогда он спросил, не включить ли компьютер, не хочу ли я посмотреть, как идут дела. Дела... Зачем? Но он уже включил компьютер и подкатил мой «мо- нумент» к нему. Когда я оказался снова перед компюте- ром, со мной что-то случилось. Я на это время словно забыл, что я теперь – существо без тела. Почувствовал себя... как бы это сказать ... снова самим собой. Я объяснил моему помощнику (сначала они предла- гали мне женщину-сиделку, не понимая, как это теперь для меня унизительно), как открыть нужные файлы и выйти на нужные сайты в интернете. Всё это время, что ассистент под мою указку водил мышкой по столу, я и не вспоминал о моём несчастье. В моё отсутствие дела шли из рук вон плохо. Из рук... Руки, ноги... Вместо прибыли – и здесь убытки. Я чувствовал, что мой помощник чего-то ждет от меня. Мои партнеры не знали всех секретов моей коммер- ческой деятельности... Ну, и что же? – открыть им эти се- креты и только тогда умереть? А не все ли равно тебе те- перь? – спросил я себя. – Конечно, того, что у меня было, если бы мне хотелось продолжить моё существование, хватило бы еще на две жизни – много ли нужно голове? Впрочем, расходов стало всё же больше, чем раньше – куб и и его обслуживающий персонал – самое дорогое «удовольствие», которое я когда-либо «позволял» себе... Но есть суммы, которые реальными расходами всё равно не истратишь. Только покупками небоскребов и прочего недвижимого имущества. Перед смертью мне и хотелось, и не хотелось оста- вить подробную инструкцию, некий «путеводитель» по 256

делам основанной мною фирмы, чтобы счастливые на- Хелью РЕБАНЕ следники (дальние родственники, не писавшие мне даже писем) ничего там не напутали и в итоге не разорились. Если я сам был такой умный, что только зарабатывал деньги, но так ими и не воспользовался... Я всегда был принципиально против того, чтобы да- вать кому-то деньги просто так. Уверен, если человек не в состоянии заработать сам, то, сколько ему ни дай, он всё равно все потеряет. Это просто заложено в его на- туре, хотя он сам этого и не осознает. Так я думал всегда, а вот теперь был момент, когда я был готов распрощать- ся со своими капиталами без сожаления. Было, конечно время, когда я помогал ближним. Но тогда я был ещё не очень богат. Теперь я знаю – на благодарность рассчиты- вать не приходится. Все заражены странной идеей – раз ты богат, значит, ты перед нами виноват. Вместе с тем я вдруг осознал, что, несмотря на мое беспомощное положение, они у меня в руках (которых нет), а не я у них. Стоит же мне открыть им все карты, как в зависимом положении окажусь я. Странное дело – жить мне не хотелось, деньги стали не нужны, но перспектива оказаться в зависимости стра- шила меня намного больше, чем смерть. Следовало обдумать сложившееся положение. Я сказал врачу, что устал, попросил, чтобы он выключил компьютер и закрыл глаза. Впервые после аварии я размышлял не о возмож- ных способах самоубийства, а о том, как поправить по- шатнувшееся финансовое положение (кстати, оно могло так шататься ещё пару лет, и я все равно не обеднел бы), не раскрывая всех коммерческих тайн помощникам. Кроме того, я был ошеломлен ещё кое-чем. Я никак не ожидал, что буду до такой степени возмущён тем, как велись дела в мое отсутствие. Растяпы, горько думал я. Впрочем, так вам и надо. Руки-ноги целы, а вы... Я вот 257

Хелью РЕБАНЕ вынужден, чтобы совершить простейшее действие, об- ращаться за помощью. После беспокойного сна я вдруг вспомнил о новых разработках компьютерной мыши, точнее, ее аналога. Где-то я читал, что уже создана или создается возмож- ность перемещать и устанавливать курсор при помощи взгляда, точнее, при помощи микродвижений зрачка. Я попросил помощников навести справки и, если такой компьютер уже создан, приобрести его. Отдав этот приказ, я вдруг понял, что собираюсь жить дальше. Именно новый компьютер, который мне доставили через неделю, убедил меня в этом. «Если ты собираешь- ся умереть, то зачем ты его купил? – спросил я себя. – А, значит, ты... будешь жить. Значит, ты хочешь жить. Новый компьютер был, действительно, восхити- тельный. Микродвижения моего зрачка вызывали пере- мещение курсора на экране, судя по всему, при помощи встроенного фотоэлемента. Впрочем – это секрет фир- мы-производителя. Мне достали также и приставку, заменяющую кла- виатуру, позволяющую вводить текст с помощью го- лоса. – Все свободны, – сказал я после небольшого сове- щания с помощниками. Думаю, некоторые из них уловили иронию в моем хриплом голосе. Держу пари, что почти все мечтали пе- ренять мой бизнес. Вскоре наладился мой привычный распорядок дня. Раньше я вставал очень рано и, умывшись, прихва- тив с собой чашку кофе, садился за компьютер, горя от нетерпения посмотреть, какие акции пошли вверх, какие вниз. Также я постоянно отслеживал колебания курсов валют. 258

Теперь я делал ровно то же самое, только лицо мне Хелью РЕБАНЕ обтирал влажной салфеткой мой врач – камердинер. Через некоторое время я даже стал пить кофе – он тут же выливался из трубки, вставленной в горло, но – вкусо- вые ощущения сохранились точно такие же, как раньше! Сначала мне разрешили (мне – разрешили!) рабо- тать только два часа в сутки, но потом я убедил подчи- ненных, что вынужден в таком случае понизить им зар- плату – чтобы исправить создавшееся положение, мне надо работать намного дольше. В идеале, как раньше – десять-двенадцать часов в сутки. Подчиненные надавили на докторов и вскоре, не- смотря на ноющую шею – на месте среза, опиравшегося на куб – я уже проводил за компьютером шесть часов. Дольше я пока что сам не выдерживал. Я уже почти оста- вил мысль заплатить доктору, чтобы он отключил меня от системы жизнеобеспечения. Меня вдруг осенило: а что, собственно, изменилось? Только шея болит, ноет порой нестерпимо. А так... Я, как и до аварии, выходил в интернет, отправлял и получал почту, вечером в полном изнеможении засыпал. Умственная работа утомляет по- рой больше физической. Изменились только две вещи. Во-первых, мои под- чиненные смотрели на меня как на инвалида. Снисходи- тельно. Конечно, они скрывали это, но я чувствовал всё. И второе – даже мимолетные встречи с женщинами (на большее у меня и раньше не хватало времени) стали те- перь невозможны. Эти две вещи угнетали меня. Правда, вторая намно- го меньше. По-видимому, потому что в организм (голо- ва – это организм?) больше не поступали гормоны, за- ставляющие бросать работу в поисках женщины. А вот скрытое пренебрежение моих подчинённых и партнёров я чувствовал на каждом совещании. А совещания я про- водил по старой привычке каждый день, иногда два раза. 259

Хелью РЕБАНЕ Я был богаче их всех, был их начальником, боссом, а они видели во мне ущербное существо! Через полгода дела фирмы пошли на поправку, я окреп, боли в шее мучили меня уже не так сильно. Вот тогда-то я и собрал совещание и сообщил партнерам и главным специалистам фирмы, что здесь будут работать только те, кто согласен и способен стать со мной на ту же ступеньку. – Что я подразумеваю под «той же ступенькой»? – растерянно осведомился один из моих заместителей – моя правая рука. «Рука»... – Работать за таким же компьютером, как я и иметь смелость отказаться от рук и ног. – То есть – не пользоваться ими? – спросил кто-то в наступившей тишине. – Нет. Не иметь их. Даю неделю на размышление, – прозвучал в гробовой тишине мой хриплый голос, – кто не готов последовать за мной, пусть напишет заявление об уходе. Кто готов – будет получать на порядок больше, чем сейчас, в дальнейшем – на два порядка. Расходы по операции беру на себя. Все свободны. Все, молча, удалились. Я стал ждать последствий своей речи. Запереть в сумасшедший дом они меня не могут – я предусмотри- тельно ещё больше засекретил ключевые моменты веде- ния дела. Увольняться им не захочется – сотрудникам их квалификации и ранга столько нигде не платят. Через пару дней ко мне явилась делегация расстро- енных подчиненных. Вид у парламентеров – по-види- мому, их следовало называть так – был растерянный и почти жалкий. Куда делось их превосходство надо мной! – Мы понимаем, вас постигло несчастье, – начал было один из них. – Несчастье? – весело спросил я. – Почему вы так считаете? 260

Они растерянно переглянулись. Хелью РЕБАНЕ – Напротив, – продолжал я, – Ещё никогда я не мог работать с такой интенсивностью. А в моей жизни ни- чего не изменилось! Вы ведь тоже проводите за компью- тером десять часов в сутки, разве не так? Ну, а те мало- важные члены, – тут я им весело подмигнул, – которых я лишился, мне восполняет интернет. Секс? – я глазами показал в сторону шлема, который мне надевает камер- динер. – Виртуальный секс доступен и вам, а при нали- чии новых, высочайших доходов, вы сможете посещать и более дорогие порносайты. За вход вы будете распла- чиваться виртуальными деньгами. Ваша жизнь, по сути дела не изменится, только вы будете намного богаче. У вас будет роскошный дом недалеко от меня. В конце концов, у вас будет столько денег, что вы даже сможете в дальнейшем завести себе клона и, возможно, перемес- тить ваш мозг в его тело! Впрочем, это музыка очень далекого будущего и я не знаю, какие будут законода- тельные ограничения. Вот этого я вам не гарантирую. А всё остальное будет оформлено договором. Впрочем, я устал и не хочу вас убеждать. Вы взрослые люди, ре- шайте сами. Вот вам ещё неделя для принятия решения. И ни дня больше. И что вы думаете? Да, большая часть персонала уволилась по собственному желанию. Но двадцать чело- век согласились на операцию. ...Теперь в наш город Интеллектуальных Кубов привозят туристов (мы, кстати, имеем с этого неплохой доход). Два раза в неделю им дозволено проехаться меж- ду роскошными особняками и заглянуть в большие окна. Там они видят одну и ту же картину – в огромном зале мерцает голубым светом экран компьютера. Перед ним на огромной стеклянной подставке-кубе стоит не- подвижная голова. Взор её устремлен на экран. 261

Хелью РЕБАНЕ СТРАШНАЯ СИЛА Остался бы я с ней, если бы знал правду с самого начала? Вопрос, на который у меня нет ответа. …Как мы обрадовались, когда наша экспедиция наткнулась на планету, похожую на родную Землю! Липы, березы, дубы, шиповник, ромашки. Такие же го- рода, как у нас. Там жили люди. Они, как и мы, слушали радио, смотрели телевизор. Единственное (и огромное!) отличие: все женщины там были невероятно красивы. Увы! Мы опоздали. В живых мы их не застали. Тихое, напоминающее итальянское, кладбище… Солнце палило, среди белокаменных памятников жуж- жали пчелы, ветерок доносил до нас душный аромат полевых цветов. Лица моих товарищей были скорбны. Все были подавлены безвременной кончиной юных де- вушек. У них было принято вставлять в рамку на надгроб- ном памятнике цветную фотографию в полный рост. Правда только снимки женщин. Мужчины такой чести не удостаивались. Боже мой! Глядя на прекрасные лица женщин, кото- рых скосила неведомая безжалостная болезнь, дух захва- тывало. Все как на подбор – стройные, длинноногие... Блондинки, брюнетки, рыжие... Волосы густые, пыш- ные, у многих ниже пояса. А носики! Точёные носики! Если уж очень захотеть придраться – не очень большие глаза. Глядя на этих красавиц, хотелось упасть на колени, слагать оды, петь серенады… На памятниках у них про- ставляли только дату смерти, но по снимкам было ясно, что ни одна из несчастных дев не дотянула даже до трид- цати. В день прибытия мы, обойдя жилые кварталы – нигде ни души, набрели на это кладбище и вначале ре- 262

шили, что мужчин на планете вообще не было – на над- Хелью РЕБАНЕ гробиях их фотографии не встречались. Но позже, обыс- кивая дома, мы обнаружили кое-где в шкафах мужские костюмы, в ванных комнатах на столиках валялись брит- венные приборы. Кроме того, нашли документы. С пас- портных фотографий на нас смотрели самые заурядные мужские лица. Ничего и близко похожего на красоту местных женщин. Мы тщательно обследовали планету, пять городов. В некоторых домах все ещё мерцали экраны телевизо- ров, хотя телецентр уже давно перестал работать. По улицам бродили бездомные кошки и собаки, в супермар- кетах и вокруг них валялись кучи мусора. Всё, что мож- но было открыть без консервного ножа, было вскрыто и съедено животными. Животные не погибли. Значит, де- вушки умерли не от повышенной дозы радиации. Нам вспомнилась трагическая экспедиция наших коллег на Вирусу. Они заразились там каким-то чуже- планетным вирусом и, вернувшись на Землю, заболели. Все, как один, умерли. Планету потом так и нарекли – Вирусой… В поисках оставшихся в живых, мы прочесали всю округу и набрели на бедняцкий район, где дома ничем не отличались от наших пятиэтажек. И там было кладбище, но на могилах не было мраморных надгробий. И – ни- каких фотографий. Планета контрастов. Как, впрочем, и все другие места, где когда-либо обитали люди. Мы низко поклонились усопшей красоте и медлен- но направились к воротам кладбища. Пора было улетать обратно на Землю, так и не разгадав тайну гибели пре- лестниц. Не в силах оторваться от прекрасного лица девушки на мраморном монументе, я задержался. Вдруг мне по- чудилось, что из-за древней липы, росшей поблизости, кто-то выглянул, и тут же скрылся. 263

Хелью РЕБАНЕ Померещилось, решил я. Но тут же услышал ти- хий шепот: – Подойди. Я осторожно подошел к старому дереву, замерше- му под палящим солнцем, и остолбенел. Увидев её, вы тоже потеряли бы голову, разум, всё, что имеете. Потрясённый её неземной (и в прямом, и перенос- ном смысле слова) красотой, я внезапно заговорил высо- ким, не свойственным мне слогом. – Кто ты, ангел? – спросил я. – Меня зовут Альвира, – ответила она. – Но я не ан- гел. Отнюдь. – Выглядишь, как ангел! Приказывай! Я готов вы- полнить любое твое желание. – Вот как? – она странно усмехнулась, затем вздох- нула, – Мое главное желание всё равно невыполнимо. Я долго, разинув рот, смотрел на неё и вдруг, неожи- данно для самого себя, выпалил: – Понимаю. В сравнении с тобой я просто урод... Но, поверь, на Земле, откуда мы прилетели, я нравлюсь женщинам. И я всё ещё не женат! Меня понесло, я не мог остановиться и прекратить саморекламу. Она пожала плечами: – Есть вещи и поважнее, чем красота. Я скоро по- следую за ними, – она указала рукой в сторону мрамор- ных надгробий. – Вот что на самом деле важно… Жить. Просто жить. – Расскажи мне всё! Тут была какая-то эпидемия? Ты так тяжело больна? – Не бойся, – усмехнулась она. – Это не заразно. – Я ничего не боюсь. Между прочим, я врач! Я сде- лаю всё, чтобы помочь тебе. На Земле найдётся для тебя лекарство. Мы заберём тебя с собой. 264

– О, нет. Я никуда не полечу! Ты же ничего не зна- Хелью РЕБАНЕ ешь. Наши предки – земляне. Когда-то их экспедиция заблудилась в космосе, они попали сюда и заселили планету. А теперь во всём, что касается медицины, вы, земляне, отстали от нас лет на пятьдесят. Вы ничем не можете мне помочь. – Тогда я сам останусь здесь. Она нахмурилась, словно заподозрила, что я её об- манываю. – Зачем? – Я полюбил тебя. С первого взгляда. Ты не пове- ришь, мне уже тридцать два года, и мне казалось, что я любил... Но сейчас понимаю – это лишь казалось. И меня снова понесло: – За тебя я готов жизнь отдать. О, чудное мгнове- нье! Передо мной явилась ты! Ты, Альвира! Она долго внимательно смотрела на меня и, нако- нец, тяжело вздохнув, произнесла: – А ты, оказывается, поэт. Романтик. Что ж… От любви не отказываются. – Я спасу тебя! Я впервые в жизни счастлив. Всё это время, что мы с тобой разговариваем, я невероятно счастлив… Вдруг неподалёку послышались голоса. Перегова- ривались мои товарищи. Меня уже хватились. – Решай, – прошептал я, – полетишь с нами? Или я остаюсь здесь. – Меня даже некому похоронить, – вздохнула она. – Все умерли. Мне не верится, что ты останешься со мной… – Милая! – воскликнул я. – Вот увидишь – я тебя спасу! – Они уже близко, – прошептала она, схватила меня за руку и мы побежали в сторону зарослей буйно цвету- щего шиповника. 265

Хелью РЕБАНЕ Было ясно: если меня найдут, то расценят моё же- лание остаться как помешательство. Будут вразумлять. Если уговоры не помогут, увезут насильно. В любой космической экспедиции есть так назы- ваемый «спасатель», который обязан в таком случае остаться и разыскать товарища живым или мёртвым. Потом их заберет попутный космический корабль. В последнее время мы тщательно изучали этот уго- лок Вселенной и первым делом создавали повсюду базы спасателей. Спасатели давали своеобразную «подписку о невыезде». Они уже никогда не вернутся на Землю. Они так и будут жить на базе спасения, ближайшей от новой, только что открытой планеты. Вот такого челове- ка, как мы вскоре убедились, и оставили из-за меня там. Конечно же, для нас он стал не спасателем, а пре- следователем… Мы с Альвирой, исцарапанные зарослями шипов- ника, с облегчением вздохнули, когда увидели в небе исчезающую точку космического корабля. Траектория полёта рассчитана заранее и экипаж был вынужден вы- лететь точно в назначенное время. Красота и благосклонность Альвиры привели меня в странное экзальтированное состояние. Меня больше не интересовало ничто земное. Только продолжал мучить вопрос, почему её жизнь в опасности. На мои расспросы она так и не ответила ничего вразумительного. – Настанет время, расскажу, – сказала она как-то раз, когда мы лежали в обнимку в её широкой постели, потягивая коктейль. Альвира обожала коктейли, готовила их с удоволь- ствием, придумывала новые рецепты. – Впрочем, скоро и сам увидишь, – продолжала она, вздохнув. – Я не хочу видеть, а хочу тебе помочь! Не пони- маю, как это можно увидеть? Дорогая, если я ничего не знаю, как же сумею тебе помочь? 266

– И не сумеешь. И не надо. Хелью РЕБАНЕ – Это какая-то ужасная тайна? – Как сказать. Какой же ты наивный, доктор. В твои тридцать два. Она прицепилась к моим годам, как бульдог. «Конечно, для такого юного существа, как она, я ка- жусь уже стариком, – думал я. – Ей же ещё и двадцати нет…» Просторный особняк Альвиры находился за чер- той города, и мы надеялись, что спасатель так далеко не забредёт. Придет к выводу, что я погиб, отрапортует, и вскоре какой-нибудь корабль, пролетающий мимо, забе- рёт его с собой. Альвира была прекрасна, но очень часто грустна. Только мое обожание смешило её. Помимо неведомой болезни Альвиры мою жизнь омрачало безделье. Работать не было никакой надобнос- ти. Город был буквально напичкан едой и напитками, оставшимися после гибели жителей. Пустынные супер- маркеты, склады нетронутых запасов консервов, соков, минеральной воды, печенья и конфет. Вина, коньяки… Нам двоим не израсходовать эти запасы никогда. Тем более, что ела она очень мало. Обожала консервирован- ные ананасы, и я, в поисках этих консервов, ходил «на охоту» по пустынным супермаркетам, вокруг которых валялись кучи порванных упаковок – бродячие собаки и кошки распотрошили всё, что могли. Каждый день мы гуляли в парке рядом с нашим домом, но Альвира быст- ро уставала. Это, конечно, настораживало меня, но я пребывал в такой экзальтации, что сразу же забывал об этом. Телецентр давно умолк. Чтобы скоротать время, я хотел найти либо библиотеку, либо книги в каком-нибудь частном доме. Чтение всегда было моей страстью. Но в доме Альвиры не было даже книжных полок. 267

Хелью РЕБАНЕ К моему удивлению, она категорически воспроти- вилась этому моему желанию и даже выдвинула мне уль- тиматум: – Пойдёшь в библиотеку, никогда больше меня не увидишь. Если человеку что-то запрещают, ему этого хочется вдвойне. Но я слишком дорожил ею, чтобы ослушаться. Мне всё ещё не верилось в чудо, что такая сногсшиба- тельная красавица согласилась быть моей. Я мог часами любоваться ею, спящей. Порой мне казалось, что всё это мне просто снится. Вторая её тайна: каждый день она часа на два, а то и на три запиралась в своей комнате. Мне вход был вос- прещен. – Хочу побыть одна, – неизменно весело отвечала она на мои расспросы. И вот однажды я вдруг заметил, что на её красо- ту словно упала какая-то тень. Мы гуляли в парке. Как всегда, предварительно осмотрев округу – не добрался ли сюда спасатель. И вдруг луч заходящего солнца вы- светил морщинки вокруг её глаз. Я мог бы поклясться, что неделю назад их не было. Но даже они не портили её, и этот первый случай словно прошёл мимо моего сознания. Я увидел, и тут же забыл. Через пару месяцев буквально с содроганием заме- тил, что морщины углубились, появились новые, на лбу и на шее, и даже уголки очаровательных пухлых губ слегка опустились. Она стала выглядеть лет на сорок. Я понял, что дело серьезное. Конечно же, расстраивать её не хотел и ничего ей не сказал. Но, будучи медиком, знал, что такое стремитель- ное старение в столь юном возрасте – это, безусловно, симптом заболевания. У меня на языке вертелось на- звание болезни. В мединституте нам читали этот курс… Прогерия, вот. Потом вспомнил название синдрома. 268

Синдром Хатчинсона-Гилфорда – нарушение гомеоста- Хелью РЕБАНЕ за стволовых клеток. Значит, Альвира не преувеличивала. Она действи- тельно в огромной опасности. Втайне от неё я стал искать библиотеку, и через не- сколько дней нашёл. Хотел выяснить всё о болезни, по- разившей планету. В надежде получить хоть какую-то подсказку, как лечить. Там я и нарвался на спасателя. Мускулистый загорелый мужчина в футболке с ло- готипом нашей экспедиции на груди, погрузившись в чтение книги, одиноко сидел на стуле в зале, уставлен- ном стеллажами с книгами. Заметив его, я замер. Потом осторожно, на цыпоч- ках стал пятиться к дверям. Спасателей снабжают не только оружием, но и наручниками, чтобы в случае со- противления взять верх над отставшим членом экипажа и любой ценой доставить его на космический корабль. Увы, в сверхдальних полетах случалось наталкиваться на невообразимые вещи. Нередко бывали случаи поме- шательства на этой почве. А безумцы борются за свою жизнь порой отчаяннее тигра. Уже почти у выхода я неосторожно задел на полке один увесистый фолиант, и он с грохотом упал на пол. Спасатель молниеносно вскочил. – Ну, наконец-то! Жив! Постой! Я скажу тебе… это важно! Стой же! – закричал он мне вслед. Но я уже мчался вниз по лестнице, а выскочив на улицу, понёсся не к дому Альвиры, а в противополож- ную сторону, уводя преследователя подальше от неё. Спасатели люди натренированные. Пробежав не- сколько кварталов, слыша за спиной топот его ног, я вдруг почувствовал, как меня подхватили словно рыбу в сачок. Вокруг меня мгновенно обмоталась сеть. Я рух- нул оземь и понял, что преследователь выстрелил мне 269

Хелью РЕБАНЕ вслед своеобразным «гарпуном», компактно упакован- ной сетью. Теперь мне ничего другого не оставалось, как бес- помощно барахтаться в сети, наблюдая, как он прибли- жается ко мне. – Зря ты так, – сказал он, остановившись передо мной, вытирая пот со лба. – Я ведь тебе помочь хочу. Эх, друг… Вот уж угораздило тебя! Ты, пожалуйста, не оби- жайся, сейчас сделаю тебе укол. – Конечно, ты – друг, кто же еще… – прохрипел я в ответ. – Когда собираются напакостить, то всегда уве- ряют, что исключительно по дружбе. И на пользу. – Не горячись. Ты мне потом ещё спасибо скажешь! Пойми, тебя обманули, – продолжал он увещевать меня, набирая в шприц раствор. – Сейчас уколю, ты успоко- ишься, и мы с тобой тихо, мирно полетим домой. По- слезавтра один экипаж возвращается с Компы, она здесь поблизости, ты ведь знаешь эту планету? Знаю. Командир одного корабля забыл там свой бесценный компьютер и на обратном пути всё причитал: «мой комп, мой комп». Вот и нарекли… – Дружище, я тебе сейчас только четверть дозы ввёл, – ласково успокаивал меня спасатель. – Чтобы у тебя силы были до дома дойти. Показывай, где вы от меня так долго прятались. Ловкие вы, ничего не скажешь. В центре решили, что ты, наверное, здесь сирену по- встречал. Так ведь и есть? Потом тебе ещё дозу добавлю. Я знал, что это за вещество. Оно парализует волю. Подчиняет тебя воле другого человека, и ты покорно делаешь всё, что скажут. Я знал это, но химия в крови сильнее. И я покорно повёл его в сторону нашего дома. Я понимал – меня увезут. Просить, умолять, не было смысла. И я покорно шёл, обдумывая, что же делать. Надо пойти на хитрость. С каждым человеком желатель- но разговаривать на его языке. 270

– Друг, помоги мне, – я умоляюще посмотрел на Хелью РЕБАНЕ него. – Помоги мне, дружище. – Вот это уже другой разговор, – весело сказал он, ободряюще похлопав меня по плечу. – Помогу, чем смогу. – Возьмём Альвиру с собой! В городе никого не ос- талось. Одна на всей планете. И тяжёло больна. От этой болезни тут умерли все. – Надо же… – он усмехнулся. – Альвира. Имечко-то какое замысловатое. Нет, по инструкции не полагается чужаков с собой брать. Да и не больна она вовсе. Вот как. Я – медик, поставил диагноз. Знаю эту редкую болезнь, размышлял я. А амбал считает, что зна- ет лучше! Но спорить с ним у меня не было сил. Укол сделал своё дело. Я чувствовал, как меня охватывает равноду- шие. Всеобъемлющее. Вселенское. Когда мы вошли в комнату, где в постели лежала Альвира, она испуганно вздрогнула, но потом взяла себя в руки, села, натянула одеяло до подбородка и, как ни в чём не бывало, взяла с тумбочки блюдце с ломтиками ананаса, поставила его на кровать перед собой и спокой- но сказала: – Я так и знала, что этим кончится. – Потом повер- нулась ко мне: – Ничего не поделаешь. Спасибо, мой дорогой. Ты подарил мне кусочек счастья перед моим уходом. А теперь – прощай. Она взяла в руки бокал, и спокойно принялась по- тягивать коктейль через соломку, заедая ломтиками ана- наса. – Ну, так что? – спросил её мой, несколько всё же растерянный, конвоир. – Сама ему всё расскажешь? И тут я потерял сознание. Очнулся в окружении людей в белых халатах и уз- нал, что нахожусь в больнице. Уже на Земле. 271

Целый месяц со мной работал психолог. – Вся их индустрия была направлена на создание и поддержание женской красоты, – повторял он мне. – Дам вам почитать их книги. Там всё подробно описано. Они достигли фантастических результатов. Пластические хирурги творили чудеса. Но дело кончилось тем, что женщины перестали рожать. У них просто не хватало на это времени. Весь день уходил на поддержание красо- ты. То и дело надо было менять различные имплантаты, шлифовать кожу, вживлять новые волосы и ногти. Хо- дить на массаж – болели искусственно удлинённые ноги. В конце концов, там отменили даже суррогатное мате- ринство. Те женщины, что победнее, работали с утра до ночи косметологами и глядя на богатых, мечтали лишь о том, как стать такими же красавицами. Им тоже было не до детей. Вот в итоге планета и вымерла. Внешность вашей Альвиры, после смерти специалистов, помогав- ших поддерживать юный вид, стала катастрофически деградировать. Вы же не догадывались, что ей уже под девяносто? – Не верю! – воскликнул я. – Выпустите меня отсю- да! Я снова устроюсь в экспедицию и привезу её сюда. Это преступление – оставлять её там одну! – Бросьте. Старое дерево не пересаживают. Там она, пожалуй, еще года два протянет. – Перестаньте обманывать, – устало сказал я. – Ухо- дите. …Я жду, когда меня, наконец, освободят. Посто- янно думаю о ней. Вспоминаю, как она, сидя в посте- ли, держит в тонкой руке бокал. Бокал искрится в лучах солнца. Она медленно потягивает через соломинку кок- тейль, откусывает кусочки ананаса… «Я спасу тебя, – шепчу я. – Вот увидишь, дорогая, спасу…» 272

Алла СВИРИДОВА г. Москва Поэт, прозаик, член Союза писа- телей России, действительный член Академии российской лите- ратуры. Автор 6-ти поэтических сборников и множественных пу- бликаций в прозе. МАРФА Бабка Марфа лежала на полати, а в голове медлен- но всплывали одна за другой картины её жизни. Вот замужество… Муж Василий был человек трез- вый, что-что, а это ведь важно. Другой-то – то пропьёт, то побьёт, а у них в семье всегда порядок. Да…любил он этот порядок, чтоб всё шло чередом, чтоб скотина ка- кая-никакая, а была бы в хозяйстве, дети чтоб работящи- ми росли. Да ещё мечтал в люди их вывести. С ним было надёжно, хотя она и сама не сидела, сло- жа руки: от зари до зари в работе – такая бабская доля: хозяйство, детишки – только поспевай. С утра надо печь затопить, да сготовить еду, пока в ней жар не остынет – сразу на весь день. Хорошо, если припасено мясо, то бу- дут щи наваристые, а если нет, то и постные похлебают. Дюже любил Василий сливуху – знатное хлёбово! Свиного сала надо совсем немного, с луком его пото- мить, добавить пшена, картохи. Вот было для него объ- еденье! А делов-то – всего ничего. А ведь как она вы- ручала, когда хоть мети, хоть скреби в амбаре – только 273

Алла СВИРИДОВА горстку пшена и найдёшь. А военные годы были и вовсе голодные: из лебеды щи варили, да её, кормилицу, в хлеб и куда только не добавляли, лишь бы прокормиться. Го- лодно было… Стали у Василия ноги пухнуть – недолго протянул. Не дожил до конца войны, помер в сорок четвёртом. А она-то уж без него четвёртый год живёт… Да… тяжело без мужика в семье. Вот едва детей уберегли. Спасибо добрым людям: давали снохе (жене сына), кто сухих корок, кто картоху, кто что мог… Дети, дети… Вот у Петькиных и мать и отец, а Сер- гей – сын Николая, рано осиротел. Сын стал вдовцом, а внука взяли к себе в семью. Он по возрасту чуть моложе младшеньких: Лёни и Мани. Свои-то свои, а он сиротка – его жальче всех было. Бывало, занедужит, скажет: «Мамань, чтой-то живот прихватило». Я его обязательно пожалею: велю на печи полежать да яблочко принесу из мазанки, где они в сене хранились. Глядь: отлягнёт и сразу – на улицу. А я смот- рю да украдкой слёзы-то утираю. «Шутец!» – только и скажет Василий. Это у него самое бранное слово было. Хворый – нехворый, а в школу-то ведь не пошёл. А Ва- силий строгий был с детьми. Бывало, постучит палкой оземь, ежели провинятся, сверкнёт своими глазами-уго- льями, да пригрозит. Боялись его, но всё одно: бедоку- рили. Ничего – вырастили детей. Николай в соседнем селе жил с семьёй, второй раз женился. Нюша была хваткая и распорядительная, могла и пожурить, и пошутить. Помнится, как все смеялись над её байкой: ведь яйцо-то раньше давали только больным да на тяжёлых работах. «Вот помирает мать,– рассказывала она,– уже язык от- нялся, а сноха ей говорит: «Ну что, матушка, может яич- ко тебе сварить?» 274

Лёнька, тот в Москву подался. Свёкор у него – муж- Алла СВИРИДОВА чина самостоятельный – настоял. Вот и живут хорошо, не бедствуют. Что купить надо: корову или ещё чего – сразу письмо ему пишем, мол так и так – вышли денег. Пришлёт… А когда была корова, то и ели сытно. В хозяйстве во всём нужен пригляд: и сметанки собрать, и маслица сбить, и лишку не растранжирить. Детям-то, им всегда мало. А говаривали: хозяйство вести – не подолом тряс- ти. Вот объедаться и не давала: ведь не каждый же день как сыр в масле кататься. И вот однажды заметила, что в сундуке, где храни- лись крынки, сметанки-то явно стало меньше. Замок на месте, все марлечки целые; сразу догадалась – дети. Они шутецы. Не иначе как старший внук – Володька. Он во всех проказах заводила. Оглядела сундук, а дно-то сгни- ло. А как мне его ругать? Я на кота набросилась с бра- нью. Уж как я его горемычного ругала за то, что забрал- ся в сундук да почти стакан сметаны слизнул! Отец-то Володькин, Пётр, был ветеринаром, всю войну прошёл, а после войны недолго поработал, вне- запно скончался. Дети сиротами остались. Ох, Петькя, Петькя… При такой хорошей работе жить бы тебе да жить, да детей поднимать. Что Матрёна, вдова-то, де- лать будет? Хотя Володька уже большой– шестнадцать годов – помощник матери. Я-то уж им не в помощь, а в тягость. Скольки дён лежу – счёту нет. Всё об жизни думаю, думаю... А что об ней думать? Прошла – и не вернёшь ни силы, ни годов… Слава Богу сноха, Матрёна, уважительная. Ухаживает за мной и внучкам приказывает приглядывать. Через дорогу-то дочка живёт, вдовая, семерых тя- нет – своих бед и забот хватает. Зайдёт – да скорей к свое- му хозяйству. 275

Алла СВИРИДОВА Другие дочери, Наташа и Маня, уехали из деревни от голода. Небогатое тут житьё: работаешь весь день в колхозе за палочки, а своё хозяйство худеет: то налоги, то ишшо что. Мысли в голове у Марфы стали всё больше путать- ся. «Всё пережили, –думала она, – всё пережили… Пора на покой… Вот только бы Моти дождаться… Что-то надо сказать ишшо...» Внезапно Марфа ощутила прилив сил. Избу осве- щал лишь пробивающийся сквозь небольшие оконца тусклый лунный свет. Она потихоньку встала, прошла к чулану, зачерпнула воды из ведра и жадно стала глотать живительную влагу. Напившись, пошла назад, на пола- ти, ощущая на себе испуганные взгляды внуков, лежа- щих на печи под дерюгой. Её рубаха белым пятном мед- ленно двигалась по избе. Снова легла, вытянула больные ноги, которые сколь годов не давали ей покоя, сложила руки и замерла, забылась… «Улеглась бабка», – подумали дети и мгновенно заснули. Проснулась первая Нинка, средняя из сестёр. Глядь: бабка лежит также. «Клань, Клань, проснись, что это с ней?» – спросила она, указывая на бабку. Клань- ка тихонько позвала бабушку – ответа не было. Дрожа всем телом, она сползла с печи, сунула ноги в валенки, накинула старенькую шаль и дунула через дорогу к тётке Домаше. Спустя минуту обе они были в избе. На полати ле- жало остывающее тело Марфы. Из-под дерюги, на печи, глядели три пары испуганных детских глаз. Тётка Домаша стала успокаивать детей, которые по- тихоньку начали выть: «Тише, тише, я с вами, я тут и была, как Мотя ушла. Она так просила. Ну, чего испуга- лись? Покойников нечего бояться – они ничего не сдела- ют. Бояться-то живых надо». 276

Вскоре пришла мать, была она у старшего сына, Алла СВИРИДОВА единственного теперь кормильца. Проводив детей к тёт- ке Домаше, они стали готовить покойницу к похоронам. Как положено, в хлопотах участие приняли все соседи. Затем приходили односельчане, вздыхали, роняли слезу, то ли по усопшей, то ли по своему горькому житью. На третий день, когда все обряды были соблюдены, гроб по- тащили на кладбище. Весна только начиналась: на дворе был март. Всюду лежал снег, но уже от ярких солнечных лучей под ним собиралась талая вода. Кладбище было недалече, но путь показался Нин- ке невыносимо долгим. Ноги то и дело проваливались в снег. Гроб тащили кто постарше. Дюжих мужиков не было – война взяла, в основном, вдовые бабы, дети да старики. Шли, еле передвигаясь, как видно, доски для гроба были из ольхи, и он был не по силам ни бабам, ни детям. Послевоенное время – тяжёлое; легко сказать, при- ехать на похороны матери. Без заверенной врачом теле- граммы, с работы и не отпустят. Да в деревне про это никто не знал – вот и тянули гроб сами, как могли. До- тащили до кладбища, вернее туда, где берёзы разделяли колхозный сад и погост. Дальше тащить не было сил, да и могилы не дают проходу. Мужики стали копать яму – она тут же наполни- лась водой. Кое-как спихнули в неё гроб. «Плюх», – раз- далось по окрестности. Гроб пошёл вниз, издавая звук «буль-буль-буль». Нинка и меньшие дети от ужаса бросились бежать подальше от могилы. «Страх-то какой,– подумала Нин- ка,– вдруг гроб всплывёт?» Но могилу уже забрасывали мёрзлыми комьями земли вперемешку с грязным снегом. Как положено, сделали холмик, место отметили простой палкой. Потом все молча побрели домой. Страх потери 277

заставлял детишек крепче жаться к матери. А кто был постарше, разом повзрослели – не стало бабушки, мать встанет на её место – управлять хозяйством, а им уж не до баловства – надо помогать: ведь мать-то с утра до ночи в колхозе. Нинке всё не давала покоя страшная картина похо- рон: в ней перемешались и ужас, и жалость. Она вспом- нила бабушку живой, деловитой, хлопотливой. Беспо- коилась за всё: детей, внуков, хозяйство. В ушах звучал её голос: «Нинка, Нинка, где ты? Чай, на яблоню залез- ла? А ну, слезай – хуже будет». И не хотелось верить, ну никак не хотелось верить, что тёмная талая вода навсегда забрала её. От страш- ной картины похорон, стоящей перед глазами, мурашки бежали по всему телу, и трясло, как в ознобе. «Мама, мама», – плакала Нинка и всё крепче прижималась к ней. 278

Людмила СОЛМА г. Москва Поэт, прозаик, член Московской городской организации Союза писателей России, Русского ли- тературного клуба. Автор более ста прозаических произведений и около трёхсот – поэтических. Печаталась в многочисленных сборниках. Автор нескольких книг. ХАРБИНСКАЯ ИКОНА Во время паломничества по Тверской области, я об- ратила внимание на икону Благословение, которую на- зывают ещё и \"харбинской\". Находилась она в Свято-Ти- хоновском женском монастыре города Торопец. В центре – «Распятие Христово», а слева от него – Патриарх Тихон. Справа – император Николай II. Оба – лицом друг к другу и взглядами чуть кверху, к кресту. В руках Патриарха крест, царь опирается на меч – оба символизируют святость и мученичество. Мне, как потомку харбинцев, стало особенно инте- ресно – отчего именно так. Подошла к молодой насель- нице, продающей свечи, церковные книги, иконы и при- нимающей поминания. Спрашиваю о происхождении названия «харбинская» и кто писал, откуда именно такой сюжет. Отвечает, что икона эта – современный список с настоящей, харбинской, написанной в 1930 году. Более того не знает. На этом я и успокоилась. Как оказалось, до 279

Людмила СОЛМА поры до времени, разве могла предполагать, что именно так разовьются события. По возвращении в Москву, дома уже, разглядывая свои фото, что сделала в поездке и в том числе в мона- стыре, решилась написать знакомым харбинцам. А вдруг кто-то да что-то припомнит, может, знают и эту икону, и то, где и кем писана, ну и в каком храме она была. Пред- полагала, что, может быть, в часовне Венценосных Му- чеников. Ответы от харбинцев пришли скоро, в тот же вечер. Но, к сожалению, никто такой иконы не то чтобы не видывал, а и вовсе слыхом не слыхивал. Да, к тому же ещё и усомнились, что такая вообще могла быть в Харбине 1930 года. Ведь на той монастырской фотогра- фии, что я посылала, царь изображён в нимбе святого. А канонизация была уже в наши дни в 1981 году, и никак не могло быть на харбинской иконе такого изображения даже в Зарубежной православной церкви, при всём при том, что за убиенную царскую семью и особенно за царя молились там многие. И мои харбинские родные точно так же молились и портрет царя не снимали в гостиной до самого отъезда в Союз. 280

Но, получив такие ответы от друзей и знакомых, Людмила СОЛМА выражающих сомнения в реальности существования харбинского первоисточника, и моя эмоциональность дала течь. Я стала сомневаться, ища аргументы и «за» и «против». А они балансировали час от часу, побуждая меня искать далее. И влезала в поисковики Интернета, но тщетно, потому что даже имён ещё не знала. Не за что было зацепиться, чтобы хоть как-то искать. Наутро, тре- тьего июля решилась позвонить в монастырь матушке- настоятельнице Иоанне и всё уточнить. Среди информа- ционных буклетов, подаренных во время паломничества, отыскала и Свято-Тихоновский женский монастырь, что в городе Торопец Тверской области. Там указаны и коор- динаты для связи. Набираю указанный номер телефона, и совершенно неожиданно слышу голос матушки Иоан- ны. Поздоровавшись и сказав, что я одна из вчерашних паломниц, прошу рассказать о заинтересовавшей меня иконе. Взволнованно поясняю, что мне это особенно важно, потому что сама являюсь потомком харбинцев и собираю историю русского Китая. Матушка очень добра и так же взволнована, как и я. Оказалось в ходе разго- вора, что харбинская тема ей очень близка, интересна и понятна. Ещё до пострига, в миру, и после учебы, она ею очень интересовалась, много читала и даже писала об этом в исследовательских трудах. На слух торопливо записываю: Икона «Благословение Свято-Тихоновского мона- стыря» – список художника Филиппа с харбинского пер- воисточника 1930 года. Образ был навеян иконописцу трехкратным сновидением, поэтому и называлась икона «Сон мученика». Там ещё были изображены Распутин, Елизавета Федоровна и Александра Федоровна. Посту- пила от Волотченко из Швеции. Передана в церковь Святого Николая в Пыжах на Большой Ордынке в Мос- кве. Список немного видоизменён. Иконописец Филипп 281

Людмила СОЛМА не мог целиком повторить не совсем канонический сю- жет, рождённый представлением и мастерством харбин- ского художника. А писалась икона по благословению для вновь открывающегося монастыря. Записав все это, благодарю матушку Иоанну за сер- дечную отзывчивость. Мы ещё немного поговорили, несмотря на её занятость, это я понимаю уже по тому, как слышу, что она кого-то невидимого мне, просит по- дождать. И мы прощаемся. Обещаю информировать о моих поисках и впечатлениях. Я даже упомянула, свою поездку в Харбин 2009 года с обещаниями после расска- зать подробнее. С пионерским энтузиазмом снова лезу в дебри Ин- тернета, набирая уже известные мне имена. Выясняю имя настоятеля храма Святого Николая Мирликийского в Пыжах. И успокаиваюсь тем, что завтра поеду туда, с надеждой, что на месте всё и определится, и моё любо- пытство придёт к завершающему концу. Созваниваемся с Елизаветой Басовой – это она ор- ганизовала нам замечательную паломническую поезд- ку в Тверь, Торопец и на Княжье озеро. Эмоционально пересказываю ей всё, что удалось мне узнать. И вечером следующего дня мы едем с ней на Третьяковку. В глуби- не души лелею мысль, а вдруг да неужели так повезёт и мы увидим эту икону-первоисточник! И всё же холо- док скепсиса нашептывает, что может всё не так, и нас ждет разочарование. А вдруг – это, действительно, всего лишь картина, совершенно не каноническая, не похожая на икону. О том же успеваю написать и моим знакомым харбинцам, обещая всё рассказать, как только смогу съездить по адресу. И вот мы уже на месте. И там нас ждёт сюрприз. Как только у свечного ящика мы произносим ключевое слово нашего прихода, миловидно-улыбчивая женщина показывает нам место: «Да вот же она». Я даже расте- 282

рялась немного, так это оказалось просто, буквально в Людмила СОЛМА двух шагах. На стене, слева от входа – небольшая икона. Всё, как и положено: киот, стекло. Изображение разли- чимо-чёткое, хоть и потемневшее от времени, всё-таки много воды утекло с тридцатых-то годов. Всё, как на той, что видели в монастыре. Посередине – Распятие. Слева – Патриарх Тихон с крестом в руках. Николай II, опирающийся на меч. Только на заднем фоне – сонм рос- сийских мучеников за Христову веру, они-то и заполня- ют всё пространство за этим распятием, святостью осе- няющим и объединяющим Патриарха и царя. Их головы окружают полупрозрачные нимбы, которых пока ещё нет на всех остальных. Пока не должно, не может быть на них – не канонизированы, но мученичество уже оче- видный факт и дело за будущей канонизацией. Время... Да, время покажет всем нам, что украинский харбинец не ошибся. Это знали эмигранты, харбинцы и этого жда- ли понимающие православные люди – изначально моля- щиеся за святые образы мученических многострадаль- цев от неправедной власти беснующегося большинства. Вот оно – за веру, царя и отечество! Наше отечество несомненно – Россия. Но наш общий дом – это, прежде всего, Дом Небесный – Божий дом. Именно его и эту веру в самое святое пытались разрушить в людских ду- шах. Но, вера оказалась крепка – если пронесли её че- рез все житейские невзгоды, через все кровавые битвы противостояний, навязанных безумием разрушительных идей. А мир держится миролюбием веры – как и вер- ностью стоять за неё. В отсутствии того и другого мы утрачиваем и благополучие земное, и благодать Небес- ную. Очень символичная икона. Передать наши чувства невозможно. Мы просто смотрим с оцепенением и радостью нашего узнавания. А в довершение ко всему нам показывают книгу протои- ерея Александра Шаргунова – настоятеля этой же церк- 283

Людмила СОЛМА ви, где на первой обложке – типографское изображение иконы, а с обратной стороны книги – та самая, невиди- мая нам, сторона с авторским пояснением от самого украинского художника-харбинца С.И. Володченко. Там изображён старец с этой же иконой и написано букваль- но следующее: «Три раза, 17 и 23 апреля 1930 года, я видел во сне сего старца, передающего мне сей Образ с повелением передать владыке. Это я понял, как повеле- ние написать такой Образ. Беженец из Благовещенска- на-Амуре, художник скульптуры Симеон Иоаннович Во- лодченко, г. Харбин». Остаётся только добавить, что вполне естественно захотелось узнать о художнике, увидевшем это в своих троекратных снах и, несмотря на то что все они не были прославлены церковью, увидел в этих образах лики но- воявленных святых мучеников в далеком ещё эмигрант- ском 1930 году в Харбине – столице КВЖД. Эта полоса отчуждения станет русской Атлантидой, которая не ка- нула в неизвестность, не исчезла для очень многих быв- ших харбинцев, а навечно поселилась и живёт в их серд- цах ностальгией. Эти люди хранили верность отеческой вере, как хранили любовь и к последнему царю – пома- заннику Божию, не изменяли и в преданности много- страдальному отечеству и любви к народному молитвен- нику Патриарху Тихону. Очень, скажу я вам, философская иконопись... Моё непраздное любопытство почти удовлетворе- но. Но, остается и ещё один, немаловажный вопрос – мои корреспонденты и друзья-харбинцы так и не смогли припомнить эту икону. А потому хотелось бы найти от- вет и на то – где же была эта икона? В какой харбинской церкви, в украинской или другой, в часовне ли Венце- носных Мучеников или в личном домовом иконостасе художника С.И. Володченко. Здесь важнее всё же сама история памяти и то, как мы обрели этот прозорливо- 284

символический образ, как пришёл он к художнику, и его Людмила СОЛМА воплощение стало явью святой памяти потомков Отече- ства нашего. P.S. Утром мне позвонила одна наша добрая знако- мая – москвичка и бывшая харбинка. Она тоже склонна считать, что эта икона могла быть в часовне Венценос- ных Мучеников в Харбине. Будем надеяться, что так оно и было и искать тому подтверждение. «Ищите и обря- щите» – это так созвучно более современному нашему: «Кто ищет, тот всегда найдёт». А поиск, особенно такой – дело очень интересное и увлекательное: история дней нынешних и века минувшего... АКВАРЕЛИ Было это в далеком поселке русского Коломбо маньчжурской осенью... Его забрали прямо от праздничного стола – в день рождения 8 октября 1945 года. Уводили якобы ненадол- го. К слову сказать, мой дед смолоду очень хорошо раз- бирался в лошадях и отличнейше джигитовал. Многие бывшие харбинцы знают, что советские переправляли из Китая в Союз лошадей. Военные, что пришли за ним были слишком уж добродушные, да весёлые и пошути- ли тогда ещё – что, вернувшись через пару часов, име- нинник не одну рюмку за своё здоровье успеет выпить. Возвращения своего супруга бабушке пришлось ждать слишком… слишком уж долго. Почти десять лет с того самого памятного октябрьского дня – по сентябрь 1955 года. Первые два её горестных – без мужа – года были особенно невыносимо трудны, как морально, так и физи- чески. Всё было разрушено – и личная жизнь, и когда-то счастливый и гостеприимный семейный дом, и благопо- 285

Людмила СОЛМА Коллаж авторский по фото и рисункам из семейного архива лучное хозяйство. Вот и пришлось ей в 1947 году одной перебираться в город Харбин. Там же и работать пошла в акционерное общество «Чурин и Ко». Сначала штопа- ла мешки из-под круп и муки за гроши. Была и простой работницей мыловаренного завода, и конторщиком, и счетоводом – ведь нужно же было как-то и чем-то жить, а вернее выживать. После работала в конторе кондитер- ского производства калькулятором-плановиком. Кто же из бывших харбинцев не помнит те страшные военные, холодные и голодные – горькие времена... И всё не верилось ей, что потеряла мужа – ведь не развелись и не умер, а… нету. И ждала, ждала, ждала. Да, не знала, кому и как за него молиться. Так вот и мо- лилась, как священник подсказал ей однажды: «Господи, Ты Сам знаешь – за какого Сергия мне молиться – при- ми эту молитву». И в Иверской часовне у Свято-Нико- лаевского собора часто ставила свечки у иконы Сергия 286

Радонежского. И так девять с половиной лет полной не- Людмила СОЛМА известности и разлуки... ...Бережно храню в старом альбоме две небольшие акварельные портретные зарисовки 1955 года – дедуш- ки и бабушки. Имени художника, к сожалению, не знаю. Мне известно лишь, что этот художник был талантли- вым солагерником дедушки и очень хорошо рисовал. Когда бабушка из Харбина репатриировалась в Союз, ей наконец-то удалось найти мужа – через долгое десятиле- тие безвестности. Она наконец-то разузнала его судьбу – нашла и даже смогла дать о себе знать. Ей разрешили пе- реслать в лагерь первую посылку с письмом и маленькой фотокарточкой. Вот тогда-то лагерный художник и нари- совал её мужа таким, как был он в тот самый момент. И ещё тогда же им был срисован в красках и её портрет – размером немного побольше той самой маленькой чёр- но-белой фотографии, которая так же хранится в нашем семейном ретро-альбоме. Разглядываю обе акварели. И вырисовываются дра- матические черты того времени. Они во всём. И даже в следах кнопок на рисунке с фото бабушки. Видно кноп- ками теми и была прикреплена к стене – возможно возле лагерных нар – портретная зарисовка. Помнится, к тому времени дед вдруг начал мысленно побаиваться, что за- бываются черты дорогого и любимого жениного лица… И это подсознательно пугало… ведь почти что десять лет он удерживал в памяти её именно такой, как видел в тот последний раз – в далеком маньчжурском поселке Коломбо в октябре 1945-го... А теперь вот, всматрива- ясь – в изможденное изображение дедушкиного лица, часто думаю о более страшном – предшествующем это- му рисунку времени. Когда от непосильно изнуряющей работы, в условиях крайнего Севера и скудной пустой лагерной баланды, он не мог даже занести ногу над по- рогом лагерного барака – от физического истощения. 287

Людмила СОЛМА Как он говаривал, припоминая те дни, в нём был всего- навсего бараний вес – кожа и кости. Рисованный портрет неизвестного мне художника датирован 1955 годом. К этому году дедушка был уже тамошним фельдшером – освобождённым от лесопова- ла. Для этого ему пришлось сдавать квалификационные медицинские экзамены, которые выдержал, как я теперь это понимаю, превосходно – без какой бы то ни было предварительной медицинской подготовки. Старая шко- ла да профессиональная практика в этих людях не забы- ваются. Прочны их знания и умения. Он так и останется фельдшером и после своей ре- абилитации, хотя его медицинских познаний хватало на специальность широкого лечебного профиля. Как быв- ший военный медик он обладал разными диагностиче- скими познаниями. Помнится, его мнением диагноста до- рожили и многие врачи-сослуживцы по районной боль- нице, где он служил до самого последнего своего дня – прижизненного вдоха и часа. Некоторые из них за глаза называли деда «профес- сором». А он по-доброму посмеивался, узнав о том со- вершенно случайно, говоря, что прозвали его так имен- но за «профессорскую бородку», которую отрастил он как-то под настроение. Но, мы-то знаем, что в той дру- жеской шутке было искренне уважительное отношение к профессиональности не совсем обычного нашего ста- рого и по-военному подтянутого фельдшера-отличника советского здравоохранения. Мы – это я, мой брат и сестра, для которых он всегда был хорошим врачом да семейным нашим доктором Айболитом. Таким он и остался в детской памяти. Вечной и светлой памяти его внучатых племянников – очень любимым и самым род- ным дедушкой – добрым, справедливо строгим и много знающим. 288

И глядя на старые альбомные рисунки, вспоминает- Людмила СОЛМА ся еще один сюжет из той далекой его поры. Как, весе- ло посмеиваясь, дедушка рассказывал и о своём долго- жданном освобождении. Но, сейчас меня, далеко уже не ребёнка, пробирает особенно щемящая грусть от этого его воспоминания. Было это при освобождении, когда наконец-то вышел за ворота лагеря! И целый день про- ходил он по окрестностям, упиваясь своей свободой, вдыхая её воздух полной грудью. И так ходил и бродил до самого вечера. А в свете угасающего дня, осознав, что идти ему некуда, вернулся в лагерь и попросился обратно – на ночлег. Я пытаюсь представить себе эту ситуацию. Челове- ку – впервые за всё невольно долгое лихолетье – утрат и разлуки с женой, красивому и гордому с независимым характером, наверное, было страшно. От неизвестности предстоящей, хотя и невероятно долгожданной встречи, которая могла лишь только сниться и порой казалась не- сбыточной сказкой. Неловко, что возвращался с пусты- ми руками. Эти мужчины были иначе воспитаны. И он остался там же ещё на какое-то время, но уже вольнона- емным фельдшером. И теперь его определили в лагерь к уголовникам. Вместо то ли умершего, то ли уволенного лагерного медика, точно уже не помню. Те пытались по- началу подмять его под свои паханско-воровские законы и требования. Этого, не сломленного режимом сталин- ских «академий», несгибаемого человека. И вынуждены были принять его справедливые жёсткие условия – осво- бождать от работы только тех, кого сочтёт необходимым он. Кто, действительно, нуждается в медицинском ле- чении, кто, действительно, болен. Удивительно, но они признали правоту и твердость неуступчивого характера нового фельдшера. Всего-то два портрета и столько воспоминаний... 289

Но это еще не всё. В альбоме есть и две цветочные акварели. И вот эти-то четыре небольших рисунка иног- да подталкивают меня к поискам, пока неизвестного мне, имени художника. И порой, кажется, бываю почти что близка к разгадке этого авторства, но не имея много- го в звеньях некогда утраченного, пока не знаю насколь- ко далеко или близко это в реальной действительности моих исканий… 290

Александр ШЕПЕЛЬ г. Москва Прозаик, поэт, публицист, член Союза писателей России, Акаде- мии российской литературы. Ав- тор 54-х книг о Героях Советско- го Союза и России, работниках прокуратуры, милиции и полиции. Книги военного характера. По- этические сборники. Детская ли- тература. Награждён многочис- ленными медалями и дипломами. ОТ ВЗБУЧКИ ДО ЛЮБВИ Отрывок из романа «По ту сторону измены» Денис в форме лейтенанта гаишника, войдя в каби- нет Олега, прямо с порога проголосил: – Товарищ лейтенант, разрешите обратиться по по- воду приветствия! Увидев друга, тот оторвался от изучения архивного дела, вскочил, выбежал из-за стола и стал обниматься, радуясь встрече. Сидевший за другим столом Пинчук промолвил: – Ошибаешься, лейтенант, он уже капитан, а не лей- тенант. – Да, ну? Шутите? – не поверил тот. Пинчук достал своё удостоверение и, показав Дени- су, дополнил: – В один день мы оба стали капитанами. – Покажи своё, – потребовал тот у Олега, – а ког- да удостоверился, воскликнул: – Ну, вы даёте! И как это удалось вам? За что? 291

Александр ШЕПЕЛЬ – Было за что. Наш министр Колокольцев… щед- рый на добрые дела подчинённых. Но мы с Колей счита- ем, что это аванс на будущее… и постараемся, будь уве- рен… – сказал Олег и показал Денису на стул. Присев, тот посмотрел с «белой» завистью и поду- мал: «По званию теперь мне его не догнать», – но тут же вспомнив, зачем пришёл, спросил: – Вы что… с Людмилой разбежались? – Угадал, – коротко ответил Олег. – А ты почему так решил? – В ресторане я увидел её пьяненькую с неизвест- ными мужиками и девками. Выбрав момент, спросил её, где ты, а она так грубо мне: «Да пошёл он!», – и ушла к своей компании. Что случилось? Всё же было хорошо. – Я тебе так скажу: непостоянная женщина та, ко- торая уже не любит. Легкомысленная та, которая любит уже другого. Ветреная та, которая не знает, любит ли она и кого любит. Равнодушная та, которая никого не любит. Вот всё это в Людмиле. – Хорошо… по-философски… и по сути… – Это не я сказал… Жан де Лабрюйер. – Измена? – Плюс обман. Ребёнок от другого мужчины, а за- явила, что от меня… к тому же совершила документаль- ный подлог… С ума можно сойти. Завтра у нас судебный процесс о расторжении брака. – Вот так. Полнейший провал в нашей компании. То мужчины были не верны жёнам, но и они, как видим, не отстают… Кто бы мог подумать. То ли жизнь плоха, то ли судьба злодейка. – Давай сменим тему… Не хочу об этом. Противно и больно. Сразу возникает чувство, что жестоко обманут, да ещё и облит грязью. – И то верно. Ладненько друг мой… капитан… Ухожу. Не буду вам мешать в кропотливой работе, да и 292

мне пора на дежурство, – и пожав руки операм, Денис Александр ШЕПЕЛЬ ушёл. Олег же опустил глаза в страницы уголовного дела, но поток размышлений, как сильный ветер, подхватил и унёс... Прекрасно осознавая, что под воздействием стрес- са нельзя терять точку опоры, иначе можно оказаться в состоянии «невесомости» и бесцельно кидаться из сто- роны в сторону в поисках либо спасения, либо норма- лизации происходящего в голове, – понимал, что только здравомыслие, твёрдость характера, уважение к самому себе, родным, близким и друзьям, а также непоколеби- мая уверенность в будущем – помогут выйти из стресса и угнетённости. Именно так на этой жизненной тропе и стоял крепко Олег Зорин. А потому, отстранившись от мыслей, углубился в чтение Дела о нераскрытом убий- стве восемнадцатилетнего паренька, возбуждённое пять лет тому назад. Скрупулёзно вникая во всё изложенное, Олег за- кончил ознакомление с постановлением следователя прокуратуры о приостановлении расследования в свя- зи с тем, что лицо, совершившее преступление не было установлено. Из жалобы матери погибшего, которая по- служила основанием истребования из райпрокуратуры этого дела, просматривалось недовольство работой уго- ловного розыска по раскрытию преступления и слабым расследованием уголовного дела. Изучив дело, Олег долго размышлял над ним, дваж- ды прочитал заключение судебно-медицинской эксперти- зы, которая констатировала наступление смерти от по- вреждения головного мозга костями черепа при ударе твёрдым предметом по голове, – именно на это обратил особое внимание. Труп был обнаружен на околице Москвы, следов волочения обнаружено не было. Зорина настораживала поза трупа. С этим делом он сходил к криминалисту поговорить. Выслушав, тот высказал своё мнение: 293

Александр ШЕПЕЛЬ – Либо привезли после убийства на транспорте и бросили в кювет, либо принесли откуда-то. Посмотри, какие строения есть поблизости. Олег срочно выехал на место, но в радиусе километ- ра от места происшествия ничего подобного не увидел. «Возможно, за эти пять лет уже то, что ищу, ликвидиро- вано», – подумал он и решил навестить заявительницу. Она оказалась дома и приняла Олега поначалу как- то враждебно, но после успокоилась, видя настырность оперуполномоченного в работе по этому делу. – Вы, Анна Моисеевна, во время обнаружения тру- па сына находились на том месте? – Во время осмотра нет, а после приезжала, цветы привозила. – Какие-либо строения поблизости там были? – Ничего не было. – Интересно, как он туда попал? Труп обнаружили 8 июня. А когда вы видели его в последний раз. – Он метался, всё искал пропавшего своего друга- одноклассника и шестого июня поехал в Звенигород… после этого я увидела его уже в морге при опознании. – А друг нашёлся? – Да. Он поссорился с родителями и уехал в Рязань к своей бабушке, приехал пятнадцатого июня. – А в Звенигород сын ваш зачем тогда поехал? Там тоже есть его родственники? – Нет. Если точно, то не в сам Звенигород, а в его районе есть посёлок «Грязи»… там жила бабушка… вторая… по линии отца, почти каждое лето он находил- ся там. – Почему этого нет в деле? – Вам лучше знать. Олег задумался. Мысленно начертав план дальней- шей работы, расспросил женщину об однокласснике, его фамилии и прочее, и решил поехать в этот посёлок най- 294

ти бабушку одноклассника, через которую хотел узнать, Александр ШЕПЕЛЬ был ли у неё сын Анны Моисеевны, если да, то с кем и на чём приезжал. Время приближалось к шести часам вечера, по- этому решил отложить поездку на утро. Возвратившись домой, вновь прочитал заключение эксперта, внимание привлекло то, что кости черепа чуть выходят наружу, а не внутрь, и от этого он даже подскочил на стуле. «Так же не бывает. Если его ударили чем-то по голове, значит, кости должны быть обращены внутрь. А получается наоборот?» – эта мысль крутилась, не покидая его. Олег достал из книжной полки «Справочник сле- дователя» издания 1957 года под редакцией заместителя генерального Прокурора СССР генерал-майора юстиции Г.Н. Новикова и на странице 172-й стал изучать рисунок внутренних органов человека. Это помогло понять, что шейный позвонок человека, входящий в черепную зону, мог влиять на образование обнаруженных телесных по- вреждений внутри черепа. «Нет сомнения, что судмедэксперт крайне недо- бросовестно подошёл к исследованию, причём, смерти и самого трупа, в том числе», – подумал он и решил по- говорить со специалистами института травматологии. Рано утром Олег на своей машине выехал из города. Дорога по Рублёвке оказалась не загруженной, но знаки, ограничивающие скорость движения, мешали разгону. Свернув на Николину Гору, он поехал уже быстрее, хотя и там они встречались. Прибыв в посёлок Грязи, обошёл много домов, пока нашёл нужную старушку, она хорошо помнила тот случай. – Да, приезжал паренёк… спрашивал о моём внуке, но его не было, и он уехал. – На чём он приезжал… или с кем? – спросил Олег. – На попутке… и уехал так же. Фёдор, сосед мой вёз Марию с овощами на рынок в Москву, вот он с ними 295

Александр ШЕПЕЛЬ и уехал, вон на том грузовичке, который стоит уже с год без движения… Приболел Фёдор. Из избы почти не вы- ходит… А Мария, жена его, ещё ничего… шустрит. Олег взял объяснительную у старушки и пошёл в избу Фёдора. Он и Мария оказались дома, приняли не- знакомца настороженно, но после ознакомления с его удостоверением личности, успокоились. Олег объяснил причину своего посещения, и Мария тут же вспомнила: – Это тот, который к соседке приезжал, мы его ещё подвозили до Москвы… помнишь, Федя? – А-а… ну да… припоминаю, – произнёс Фёдор. – Он в кузове ехал. Мы тогда везли овощи на Тушинский рынок, а ему надо было на Кунцево… – И до куда вы его довезли? – спросил Олег, записы- вая их показания в объяснительную записку. – При подъезде к Москве нам надо было налево поворачивать, а ему направо двигаться, я стал притор- маживать, а он, не дожидаясь остановки автомашины, спрыгнул, и я уехал. А что случилось? – Он на том месте погиб. – Да вы что?! – вскрикнул Фёдор и обхватил рука- ми своё лицо. – Я же тихо ехал, и автомобиль уже почти останавливался, а он, не дождавшись полной остановки, спрыгнул… Вай, вай, вай! И до сих пор разбираетесь? – Приходится, – сказал Олег и глянул через окно на бортовую «Газель». – Не ездите? – Здоровье не позволяет… семьдесят один год мне… Отъездился, а моей Марии шестьдесят восьмой… учиться рулить поздновато. Взяв у обоих объяснительные записки, Олег уехал в город. В пути размышлял над волнующим его вопро- сом – о причине смерти парня. Со своими мыслями, до- гадками, уголовным делом и взятыми объяснительными приехал в институт травматологии. Там ему посоветова- ли обратиться к профессору Бланштейну. 296

Найдя его кабинет, Олег постучал и вошёл. Пред- Александр ШЕПЕЛЬ ставившись, пояснил причину своего визита. Профессор попросил дело. Ознакомившись с объяснительными и заключением судебного медика, он закрыл дело, посмот- рел на Олега и немного с негодованием произнёс: – Такого эксперта метлой гнать надо. Или он под «мухой» был, или торопился… Насколько я понял, смерть наступила от удара шейного позвонка в мозг, повредив его и расколов череп… Произошло насажива- ние головного мозга на шейные позвонки. Эксгумиро- вать труп надо… и назначать повторную экспертизу. – Вот Мария пишет, что когда он спрыгнул, гляну- ла через окно. Она на долю секунды увидела его стояв- шим. А потом автомобиль повернул влево, и она его уже больше не видела. Это может такое быть? – Может. Сердце молодое, ещё работало, и он ещё мог пару секунд постоять. Олег попросил профессора изложить своё мнение на бумаге, и тот это сделал. Поблагодарив, Олег уехал в УВД, а там его уже все искали. – Срочно зайди к начальнику. Ты где был? – встре- тил его Пинчук. – В Грязях, – ответил Олег и быстро направился к Мельникову. – В каких Грязях? – крикнул Пинчук ему вслед, но тот махнул рукой. Начальник встретил его с претензиями и стал ру- гать за длительное отсутствие. Зорин положил ему на стол уголовное дело с объяснительными и заключением профессора, а сам сообщил: – Я занимался этим делом. Ездил в Грязи, Москов- ской области. Нашёл свидетелей, вернулся в Москву. Поговорил с профессором… Здесь нет никакого убий- ства. Передавайте в следствие, пусть возобновляют рас- следование, назначают эксгумацию трупа и принимают решение о прекращении уголовного дела. 297

Александр ШЕПЕЛЬ Мельников остыл, ознакомился со всеми дополни- тельными к делу материалами и уже спокойно сказал: – Ну, молодец, Олег Борисович. Но позвонить-то можно было? Чтобы мы тебя не искали. Дома сказали: рано уехал… На рабочем месте не появился… Куда ты делся? Что нам думать? – Извините, товарищ полковник. Подобного боль- ше не повторится, – ответил капитан. – Хорошо… Иди, работай… Фу-у, я уже чёрт-те что передумал… Ну, слава Богу! Иди, Олег. После взбучки, выйдя из кабинета начальника, он по- шёл по коридору к своему кабинету. И только повернул за угол, как нос к носу столкнулся с Катей Данчевой. – О–о! – воскликнула она. – Нашёлся пропавший! Ты где был, Олег? Здесь всё УВД подняли по тревоге. – В Грязи был, – ответил тот. – Катя, не надо об этом. Мне уже надоели эти расспросы… С раннего утра рабо- тал… покуда вы все спали. – Да ты не сердись. Мы же все беспокоились о тебе… За твою жизнь… А что это за Грязи? – Поселок такой… в районе Звенигорода. Раскрыл висяк пятилетней давности. Кать… кофе угостишь? – Идём. Сейчас организую. Пока закипал чайник, Олег по просьбе Кати рас- сказывал, что это за дело, как он нашёл ключ к его пяти- летнему «замку», и каков результат поездки в Грязи. – Ну, ты, Олег, вообще… Я бы никогда до этого не додумалась. Считаю необходимым опубликовать эту ра- боту, чтобы все следаки и опера знали эту тонкость. – Начальству виднее. В этот момент в кабинет зашла Мария Пухова, уви- дев Олега, обрадовалась за подругу и тут же под пред- логом, что её ждут в коридоре, вышла. Выпив чашечку кофе, Олег поблагодарил Катю и со- брался уходить. 298

Катя стояла и никак не могла насмотреться, слыша- Александр ШЕПЕЛЬ ла стук своего сердца, как тиканье часов, его образ не где-то там, а вот он… стоит рядом, и это изменяет мир вокруг, ей хотелось замедлить время… Мягким, покро- вительственным голосом с нотками нежности произ- несла: – Береги себя, Олег. Будь осторожен в поездках. – Буду. Её глаза, как магнит, притягивали… они говорили больше, чем любые слова… такого взгляда он ещё не встречал… Душа его тянулась к этой девушке. Глаза в глаза, словно мост между их душами от- крылся и звал за собой, неудержимо притягивал. У Кати закружилась голова, показалось, что она куда-то падает, она машинально коснулась рукой стены. Олег сделал шаг, взял обеими руками её за плечи и тихо произнёс: – Катенька… какая ты красивая. Она смотрела на него трепетным взглядом, словно душа нежная, заботливая отразилась сейчас в нём. Олег растерялся, захотелось прижать её к своей груди, в кото- рой сейчас бешено колотилось сердце. Он обнял Катю и нежно с упоением поцеловал её в пухленькие красивые губы. Неповторимое ощущение от этого продолжитель- ного, сладкого поцелуя унесло их в мир нежности, где звучит музыка сердца. Катю переполняли эмоции, подчиняясь их магии она призналась: – Ты мне очень дорог, ты лучший. – Можно, я провожу тебя сегодня домой… после работы? – Олег понимал, что надо идти работать, в го- лове пронеслось: «От взбучки к любви один шаг. Катя моя… моя и только моя!» – Можно, – это слово звучало так мило, как никакое другое. 299