Неслучайные встречи

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи уже раздавались тяжелые шаги Командора, слышались тра- гические аккорды бетховенских симфоний и скорбь всех ма- терей Перголези. И вдруг рядом со всем этим — мелкая, ребя- ческая досада: а как же мой день рождения?! Неужели все придется отменить? Ведь вот он уже, завтра, и куча пригла- шенных гостей — как быть с ними? Я захлопнула энциклопедию и сразу почувствовала облег- чение. (А был ли мальчик?) Да нет, этого не может быть. Не может быть, что моя мама… Вечно я что-то придумываю, кошмары какие-то… Просто случайно загнулась страница… Нет, мама, мамочка, я все что угодно сделаю, только не это! Я уже была готова отбиваться тысячами вымышленных доводов и миллионами недетских обещаний и клятв от этой пугающей истины. Но тут будто удар молнии высветил в моей памяти то, что мучило меня ночными кошмарами и давно ли- шило детской безмятежности, то, что было моей позорной тайной. И я еще раз все вспомнила. 2 Обычно летом родители отправляли меня отдыхать в пионер- ский лагерь. Я с удовольствием уезжала в лагерных автобу- сах навстречу новым друзьям и незатейливым развлечениям. Но еще больше я любила возвращаться домой. Ради этого са- мого счастливого на свете возвращения я была готова уехать за тридевять земель. Как расползалась в блаженной улыбке моя детская физиономия от сознания, что по мне целый месяц скучали, ждали с нетерпением моего приезда, готовились к нему за несколько дней вперед, покупая на рынке что-то не- обыкновенно вкусное. Подъезжая к дому, я уже ощущала аро- мат моих любимых дрожжевых пирожков с корицей и чув- ствовала во рту вкус сушеной дыни. Смотреть на папу, такого молодого, красивого, бесконечно родного, — какое же это было веселое наслаждение! Он всегда встречал меня, гордо поднимал на вытянутых руках, любуясь 100

Проза • Дрессировка мышей подросшей и слегка подзагоревшей «дочей», потом аккуратно ставил на землю. Одной рукой он нежно обнимал меня за пле- чи, а другой легко нес чемодан, казавшийся мне неподъемным. Меня же распирало от целой гаммы опьяняющих чувств — счастья, благодарности, нежности, любви — и от желания ско- рее оказаться дома за столом рядом с моими самыми дороги- ми и благодарными слушателями, мамой и папой, и расска- зывать, рассказывать… В тот год я вернулась из лагеря очень грустной, просто поте- рянной. Это было не начавшееся подростковое разочарова- ние в жизни, а пока только разочарование в самой себе. В толпе встречающих родителей я разглядела взволнованное ожида- нием, бесконечно любимое папино лицо, и больше всего на свете мне захотелось зареветь во весь голос и повиснуть у него на шее. Но я знала, что теперь этого уже нельзя, что те- перь все изменилось и я недостойна его обожания. Самым ужасным было ощущение, будто я привезла из лагеря зараз- ную болезнь, в которой нет сил признаться, проклятие, кото- рое должно поразить кого-то из близких. Дома меня пытались разговорить, отец беспрерывно шутил (хохмить было его коньком), и в другое время я бы охотно по- смеялась его шуткам. Мама озабоченно вглядывалась в мое лицо, и ее недоумевающий взгляд становился все более тревож- ным. Я вяло отбивалась от папиных хохм и пела дифирамбы семейным кулинарным талантам. Рассказать о том, что произо- шло летом, не поворачивался язык. Сославшись на безумную усталость и недосып после прощального лагерного костра, я быстренько уткнулась носом в подушку и притворилась спящей. 3 Лагерная жизнь со всеми ее прелестями, многочисленными запретами и запретными свободами была мне знакома не по- наслышке. Тяжело было новичкам, в первый раз оторванным 101

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи от дома, родителей; они чувствовали себя неуверенно, все время оглядывались на «ветеранов», вполне освоившихся на этом празднике самостоятельной жизни и только радо- вавшихся освобождению от домашней опеки. Особо уверен- но и независимо держались те ребята, которые приезжали в один и тот же лагерь из года в год. Тоня была одной из них. С самого начала она вела себя так, будто не приехала вместе с нами из Москвы в одном автобусе, а всю жизнь жила на лагерной территории и вот теперь яви- лась с инспекционной проверкой посмотреть, что за шваль ей прислали из города и как ее рассортировать. Она огляды- вала не только всех прибывших, но даже их сумки и чемо- даны с каким-то недружелюбным прищуром. Мне эта девочка не понравилась сразу, я тут же окрестила ее «высокомерной дурой» и решительно исключила из круга потенциальных подруг. По своему прежнему опыту лагерной жизни я была убеждена, что куковать ей всю смену в одиночестве, без дру- зей, в обнимку лишь со своей спесью. Каково же было мое удивление, когда уже на третий день я заметила, как заиски- вающе улыбаются ей почти все девочки нашего отряда. Это ни на чем не основанное «возвышение» закончилось признанным лидерством Антонины. Ей удалось подчинить себе практически всех девчонок. Любви она, по-моему, ни у кого не вызывала, но почему-то все старались ей угодить, заслужить ее одобрение и дружбу. В ней не было никаких особенных та- лантов: она не была чересчур умна, не наградил ее господь ни привлекательной мордашкой, ни складной фигуркой. Но держалась она так заносчиво и была так амбициозна, что не- вольно напоминала флюгерного петуха, безмерно презирающе- го своих собратьев с навозной кучи. Чем, без сомнения, она была одарена в избытке, так это какой-то злобной инициа- тивой, постоянно толкавшей ее на подавление чужой воли. Она находила удовольствие в намеренном унижении других, без конца что-то придумывала, всех организовывала, подмина- ла под себя, ни разу не усомнившись, есть ли у нее такое право. 102

Проза • Дрессировка мышей Впрочем, это право добровольно признавали многие из тех, кто обладал значительно бóльшими достоинствами. Меня уди- вляло, почему девочки так стремились попасть к ней в «фавор». Антонина же с нескрываемым торжеством отмечала все новые и новые признаки холуяжа и чувствовала себя красой и гор- достью нашего «птичьего двора». Несмотря на не шибко развитый интеллект, язык у нее был подвешен что надо, и пользовалась она им довольно умело. Вокруг нее быстро сколотилась группка чичисбеев женского рода, смотревшая ей в рот, готовая клевать с ее руки и по пер- вому слову ринуться совершать любую гадость. Они резвились на полную катушку, дня не проходило без разборок, склок и ин- триг. Что там испанский двор! За короткую смену надо было успеть задать всем такого жару, чтобы другие смены склады- вали легенды о Тонькином правлении. Просто какая-то вакха- налия нравов коммунальных кухонь. (Во всяком случае, имен- но так я себе их представляла по бабушкиным рассказам.) Девчонки из кожи вон лезли, чтобы заслужить право ме- няться с Тонькой вещами, сидеть рядом с ней в столовой, не го- воря уже о великом счастье спать на соседней койке. Тоньки- на совесть стала их совестью, Тонькины желания и нежелания удивительно совпадали с их собственными, хотя, наверно, раньше они и не подозревали о наличии или отсутствии оных. Вся пакость, лезшая наружу из не по-детски подлой Тоньки- ной душонки, размножаясь, очевидно, воздушно-капельным путем, как вирусная инфекция, охватила наш отряд почти по- головно. И, пожалуй, только этой эпидемией можно объяснить, что девчонки с восторгом и готовностью решили принять участие в операции под названием «дрессировка мышей». 4 Это была ничем не примечательная, довольно примитивная девочка, очень худенькая и бледная, этакая серая мышка. Ее так и прозвали. Не помню, чем уж она им не угодила. Может, 103

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи просто тем, что как-то естественно не замечала Тонькиного авторитета, хотя ей и в голову не могло прийти демонстратив- но противопоставить себя ее своре. Она вообще мало говори- ла, вид у нее был несчастный, она часто писала домой, а пись- ма из дома перечитывала бесконечно. То ли она очень скуча- ла, то ли вся эта лагерная жизнь была не по ней, но держалась она от всего и от всех в стороне. До того случая я с ней почти не разговаривала; она казалась мне необщительной, забитой и не по годам инфантильной. Как же, ведь я в эти годы уже чи- тала серьезную литературу, а Мышка — всякую ерунду. Кроме замусоленных до дыр и желтых пятен русских народных сказок ее ничего не интересовало. Так во всяком случае мне каза- лось. Хотя наши кровати стояли рядом, мне до нее просто не было дела. И казалось, никому до нее не было дела, кроме тех, кто писал ей эти письма. В отряде Мышка была закончен- ным аутсайдером, может, именно поэтому они и выбрали ее, самую беззащитную. Я знала, что они замышляют против нее, но не могла пред- видеть всей гнусности затеянного. Видя, как девчонки сочи- няют какое-то послание для Мышки, я, особо не вникая в его содержание, решила, что они просто валяют дурака, забавля- ются в свойственной им манере, зло и бездарно. Пару раз до этого случая мне походя удавалось испортить им обедню, когда они готовили свои сюрпризы для тех, кто не проявлял должного подобострастия к Тонькиной личности и ее иници- ативам, и я уже ловила на себе их косые взгляды. При этом в каждом подобном случае они всегда себя чувствовали бор- цами за справедливость, а я им представлялась в лучшем слу- чае пятой колонной, а в худшем — подлым агентом жандарм- ского отделения в святом масонском братстве. Я предчувствовала, что Мышке будет плохо, но не знала до какой степени, и, устав от бесконечных и абсолютно без- результатных перебранок, решила лишний раз не связывать- ся ни с группой поддержки, ни с самой Антониной и даже не попыталась их остановить. 104

Проза • Дрессировка мышей Авторитет и воля Антонины стали к этому времени непре- рекаемы. Никто из двадцати пяти милых и симпатичных дев- чушек, большинство из которых знало, что уготовлено для Мышки, не усомнился в своем нравственном праве. Я уве- рена, что никому из них поодиночке такое никогда бы в голо- ву не пришло, а если бы и пришло, то наверняка сработали бы какие-то внутренние запреты, не позволяющие нормально- му человеку переступить границу дозволенного. Но вместе все было можно. Опьяняющее чувство коллективизма. Впрочем, были и такие, кто шел на это просто из боязни стать очередной «мышкой». Наверное, у каждой были свои резоны. Но какая разница, были эти резоны или их не было, — главное, что все мы сбились в замечательно дружный отряд, или, как с гордо- стью говорила наша вожатая, «настоящий коллектив». С этим фонетически выколачивающим словом я познако- милась в детском саду и хорошо усвоила его семантику еще тогда, когда базарная тетка в белом халате, едва застегиваю- щимся на животе, называющаяся почему-то воспитательни- цей, обращалась к группе шестилеток со словами: «Ребята, давайте покажем Сидорову, что бывает с теми, кто не хочет жить в коллективе и есть по утрам манную кашу». И дети, ко- торые вроде бы за минуту до этого были абсолютно нормаль- ными, добрыми и веселыми малышами, как зомби, получив- шие сигнал, принимались колотить, щипать Сидорова и со- вать его лицом в тарелку. С детства слово «коллектив» я прочно связала с насилием, злом, коллективной несправедливостью. Как-то придя домой из садика, я спросила папу: «А что, если несколько злых раз- бойников соберутся вместе, то получится коллектив?» «Нет, — сказал папа, — получится банда разбойников». «Но ведь банда разбойников — это тоже коллектив», — парировала я. Отец пустился в туманные рассуждения о плохих и хороших кол- лективах, но переубедить меня так и не сумел. Для меня чаще всего коллектив был неправ и нужен только для того, чтобы что-то выколачивать или кого-то отколотить. 105

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи (Детская ассоциация оказалась удивительно стойкой.) И со- вершенно очевидно, что манила дружба с теми, кого этот кол- лектив отверг. Наверное, поэтому Сидоров, так и не съевший манную кашу, стал моим первым другом, и дружили мы с ним вплоть до четвертого класса, пока его родители не получили квартиру в далекой московской новостройке без телефона, а право переписки в те годы уже потеряло свою ценность. С меня, имевшей за плечами дружбу с Сидоровым, спрос был иной. Как же я могла отмахнуться от готовящейся расправы над Мышкой, когда ее так легко можно было предотвратить, не защитить слабого, не протянуть ему руки, встать почти в один ряд с выколачивающими!.. 5 Отрядная жизнь в ту смену проходила мимо меня. Тем летом я заливалась соловьем в лагерном хоре. Пели мы не только советскую эстраду, но и популярную классическую музыку. (Тот редкий случай в пионерских лагерях, когда худрук был профессиональным музыкантом с хорошим вкусом.) Беско- нечные спевки и репетиции занимали бóльшую часть вре- мени, к тому же хор часто отправлялся на концерты в близле- жащие колхозы. Музыка переполняла меня, звучала во мне постоянно, а злобная возня и бесконечные выяснения отно- шений, ставшие неотъемлемой частью жизни нашего отряда, постоянным диссонансом врывались в мою внутреннюю жизнь. Два дня меня не было в лагере. Хор под руководством Бо- риса Иосифовича Соловейчика вершил триумфальное турне по областным колхозам; колхозницы умилялись и щедро ода- ривали нас не только аплодисментами, но и парным моло- ком. Детские головы уже начинали слегка кружиться от ус- пеха и непривычной усталости. Боже, как все могло бы быть замечательно, если бы не надо было возвращаться в отряд, снова видеть гнусную Тонькину ухмылку. Кружить бы вечно 106

Проза • Дрессировка мышей по городам и весям необъятной нашей родины под оптими- стичный аккомпанемент Бориса Иосифовича! Когда я вернулась, то застала в палате всю свиту Антонины, бурно обсуждающую предстоящее «шоу». Увидев меня, все разом замолчали: я была еще не в курсе окончательной редак- ции. К тому же было не совсем понятно, можно ли мне доверять. Но Антонина, бесповоротно вообразившая себя паровозом, который тащит за собой по рельсам вагоны, слегка небрежно, слегка доброжелательно, по-хозяйски широко улыбнувшись, кивнула в мою сторону: — Ах, как мы грациозны и талантливы! Привет, певунья! Как съездили? — Нормально, а ты тут как? По-прежнему мила и добро- детельна? Какую новую гадость затеваешь? — Что поделаешь?! У каждого свои гастроли, вы с Соло- вейчиком услаждаете слух доблестных колхозников, а у нас гастроли поскромнее, так сказать, местного масштаба. — Дело не в масштабах. От твоих гастролей никому радо- сти не будет. Настроение у меня сразу испортилось. Ощущение было такое, будто вместо радостной и легкой трели вырвалось зло- вонное хриплое рычание. Лезть намеренно на рожон я не со- биралась, но так вышло. И идти на попятный было уже невоз- можно. Я уселась на кровать, повернувшись лицом к Тоньке, и как ни в чем не бывало принялась разбирать свои вещи, всем видом показывая, что из палаты уходить не собираюсь, а если у них есть какие-то секреты, то пусть сами и проваливают. Впрочем, мое присутствие не оказалось помехой. Тонька даже не удостоила меня ответом, только выставила свои острые локотки и обсуждение продолжилось так же рьяно, как и до мо- его появления. Непосвященный мог подумать, что речь идет о невинной шалости. Содержание послания уже не обсуждалось, надо ду- мать, что оно было окончательно состряпано еще до моего 107

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи приезда и всем пришлось по душе. Не могли решить только, кто же и в какой именно момент отдаст письмо в руки Мышки так, чтобы это произвело наибольший эффект. После неболь- шого спора сошлись, что представление будут давать в клубе, так как там просторнее и с любого места хорошо видно. День розыгрыша тоже определился, но точного времени за общим гомоном я не расслышала. В назначенный день Борис Иосифович решил провести занятия хора на природе, за лагерной территорией. Энергетика травы и деревьев, по разумению этого обаятельнейшего человека, положительно влияла на неокрепшие души и голосовые связ- ки. Когда я вернулась с репетиции в палату, она была непри- вычно пуста для этого времени. На Мышкиной кровати лежал замызганный до невозможности сборник очередных сказок. А из-под кровати торчали сбитые носки дешевых сандаликов. И так они жалостливо на меня смотрели, эти детские санда- лики, так пронзительно, будто молили о пощаде. (Сколько раз еще так будет в моей жизни: какой-то неодушевленный, ничего не значащий предмет или даже запах вдруг перевер- нет мне душу и заставит увидеть истинную сущность проис- ходящего.) Я представила Мышку среди гогочущей своры, готовящей ей что-то страшное, и поняла, что не могу им отдать ее — оди- нокую, наивную и неискушенную, доверчиво живущую в мире сказок. Может быть, еще не поздно их остановить… Но силь- нее чем жалость меня захлестнула ненависть, да так, что сле- зы потекли по щекам: господи, почему же мы такие сволочи, одни — подлые и жестокие, другие — трусливые и малодуш- ные, всем скопом навалившиеся на одну несчастную Мышку? Пусть она серая и примитивная, пусть читает свои дурацкие сказки и верит во всякую чепуху, но почему же никто не хочет ее защитить? Клуб был недалеко от нашего корпуса, но я решила рва- нуть по самой короткой дороге, через кустарник шиповника. 108

Проза • Дрессировка мышей Какой же он был колючий! Мазохистски радуясь каждой ца- рапине (как будто моя собственная боль могла оттянуть на себя боль Мышки!), я продиралась сквозь него с тупым ожесточе- нием. Когда вся исцарапанная и зареванная я вбежала в клуб, там царило карнавальное веселье. Представление разыгрывалось как по нотам. Ни о чем не подозревающая Мышка пыталась вырвать из рук нашей от- рядной красавицы письмо. Стройная девочка с невинным ку- кольным личиком, обрамленным золотистыми вьющимися во- лосиками, держала конверт над головой Мышки и весело зали- валась смехом. Смех у нее был дивный, легкий, переливчатый, по-детски невинный и счастливый. Ни дать ни взять — вы- литая Мальвина. — Пляши, Мышка, тебе письмо! Нет, плохо пляшешь, давай, Мышка, давай веселей! Я посмотрела вокруг: ни одной сочувствующей пары глаз, все от души забавлялись. На лицах воодушевленное ожида- ние — вот оно, сейчас начнется. Наверное, такое же выраже- ние было на лицах французской черни, толпившейся на пло- щади Бастилии в предвкушении новой казни. Только что не улюлюкали и не кричали «Ату!» За что же можно было так мстить этой доверчивой девоч- ке? Неужели даже в тот момент, когда она тянула свою слабень- кую ручонку за конвертом и не скрывала своей радости, никто не раскаялся, не пожалел ее? То ли потому, что происходящее не укладывалось у меня в голове, то ли из-за того, что все это происходило на сцене клуба, заставленной декорациями к очередному лагерному конкурсу, мне стало казаться, что это и впрямь какое-то пред- ставление, фарс. А может, Мышке действительно пришло письмо из дома?.. Все произошло так быстро. Я не успела вмешаться. Потом я помню Мышку, сидящей на стуле, разрывающей конверт, а потом, потом… Я не видела прежде такого горя, такого неподдельного, сокрушительного горя, от которого 109

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи содрогалось все худенькое, дрожащее тельце Мышки. Боже, как она плакала… Я подобрала листок, валявшийся около ее ног, обычный листок, вырванный из тетради в линейку. Какая же паскуд- ная душа водила рукой, нацарапавшей эти строки! — Мышка, это неправда! Твоя мама не умерла! Она жива! Они нарочно все это подстроили, чтобы тебе было больно! Не верь им, Мышка… — я не знала, что еще ей сказать, но я ви- дела, что мои слова до нее не доходят. — Пойдем, я тебе все объясню… Это шутка, злая шутка… — Шутка? Это шутка? Разве этим шутят?! — она с трудом произносила слова, перебегая глазами с одного лица на другое, как будто надеялась услышать ответ, а потом схватилась ру- ками за горло и начала задыхаться. Мы не знали, что у нее была астма. Когда Мышку унесли в изолятор, все девчонки собрались во дворе клуба. Тонька изображала Фемиду, опустившую ка- рающий, но справедливый меч на презренную голову злодея. Но, очевидно, некоторые из ее почитательниц были все же слег- ка сконфужены и напуганы. Вероятно, результат «дрессиров- ки» превзошел их ожидания. После нескольких минут молчания Тонька, презрительно оглядев притихших девчонок, бросила первую кость: — Ну, чего хвосты поджали? Бегите Мышку жалеть, слез- ки ее мышиные утирать. Кость тут же подобрали. — Да, Мышка-то наша артисткой оказалась. Такую траге- дию разыграла! Будто и вправду поверила, — кажется, этот голос принадлежал девочке, которая замечательно рисовала и оформляла все отрядные газеты. — Ладно, с Мышкой все ясно: она свое уже получила, но вот певунья-то наша… — в голосе Антонины слышалась явная угроза. Видимо, страдания Мышки показались ей чересчур кратко- срочными. Я испортила ей удовольствие до вечера наблюдать 110

Проза • Дрессировка мышей Мышкино горе, и так тщательно готовившееся представление оказалось скомканным. Простить такое было не в Тонькиных правилах. Девчонки переминались с ноги на ногу, явно не зная, что делать дальше. Сценарий вечерних развлечений был безжа- лостно порушен. Но тут появился совершенно незапланиро- ванный персонаж и обрушил на уши собравшихся вдохновен- ную импровизацию: — Ну и суки же мы! Какие же суки! Кто, кто это придумал? Ты, Тонька? — это была Людка Шеповалова. — Все знали и мол- чали. Ирка, ты тоже все знала? — она тормошила свою лучшую подругу, пытаясь заглянуть ей в глаза и тщетно ища признаков раскаяния. Она отошла на несколько метров (наверно, от соб- лазна треснуть кого-нибудь по морде), закрыла рот руками и так и стояла, раскачиваясь из стороны в сторону. Уже тогда в ней было, наверно, метра два роста, она зани- малась легкой атлетикой, была из простой рабочей семьи, в которой родители дружно пили. Людка часто резала правду- матку в самых непристойных выражениях и при случае могла и фонарь под глазом поставить. Ее боялись и никогда не заде- вали, хотя своим физическим превосходством она пользова- лась крайне редко и вообще была существом довольно без- обидным. Самое большое, на что решались холуи Антонины, — раскрашивать Людкины пятки. Детские лагерные кровати явно не были рассчитаны на шеповаловский рост. Поэтому, ло- жась спать, Людка просовывала ноги через железные прутья, и ее пятки вечно торчали в проходе между кроватями. Тонька почувствовала, что еще немного и ее ряды дрог- нут. Заново сплотить начавшее распадаться братство могла только новая благородная задача, и она уже созревала в ее не- утомимом мозгу: — Ладно, принцесса, иди свое ядро толкай и не в свое дело не встревай! — крикнула она Людке. — Пошли, девчата, об- судить кое-что надо. И вся кампания понуро засеменила вслед за Антониной. 111

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи 6 Той ночью мне устроили «темную». Били недолго и без особо- го энтузиазма. Таков уж был ритуал: того, кто пошел против коллектива, следовало проучить. Дрессировка мышей — это процесс безостановочный, как сама жизнь. Я тоже пыталась кого-то пнуть, но тут же почувствовала тя- жесть нескольких тел на своих ногах. Кончилось это так же вне- запно, как и началось. Ощущение было такое, будто заваруха перемещалась с моей кровати в другую плоскость, возможно на чью-то еще койку. Я скинула одеяло с головы и увидела, как могучие Людкины руки раскидывают моих немногочис- ленных обидчиц по соседним кроватям. Мне, несмотря на боль во всем теле и особенно в голове, не терпелось узнать, кто же меня лупил. Но по лагерным законам ночью зажигать свет в палате запрещали, к тому же я вряд ли бы доковыляла до вы- ключателя — меня мутило, в голове звенели колокола Кор- довы. («На желтой башне колокол звенит, на желтом ветре звон плывет в зенит» — вот когда я услышала колокола обо- жаемого мною в то время Лорки.) В темноте было плохо вид- но, зато слышно хорошо, и я услышала до боли знакомый, щедро сулящий голос Антонины: — А я и не знала, Людка, что ты жидов так любишь… Людка, оглядывая пострадавшую в праведном бою ночную сорочку, тяжело отдувалась: — Да ты не воображай о себе много. Ты, Тонька, любого жида гаже. Если б тебя убивать кто стал, я б пальцем не по- шевелила. Таких, как ты, давить надо без всякой жалости, по- тому как только одна пакость от тебя. — Ну, это мы еще посмотрим, кто кого убивать будет и кто кого жалеть будет. Но тебе за отзывчивость твою зачтется. Ты у нас настоящая пионерка. Завтра на утренней линейке будешь флаг поднимать за героизм, проявленный в деле спа- сения жидов. 112

Проза • Дрессировка мышей Это было уже слишком. Мне захотелось убить их обеих. Но голова так кружилась, что не было сил встать. А Людка взяла свою подушку, швырнула ее на пустую Мыш- кину кровать и легла рядом со мной. — Ничего, Тонька, погоди, ты допросишься у меня! Как не досчитаешься пары зубов, так подумаешь, прежде чем рот щербатый открывать. Тонька замолчала. Шеповалова по-деловому просунула ноги через прутья кровати, тронула меня за плечо и забухтела: — Ленк, ты чего? Из-за «жидов» обиделась? Да ты не оби- жайся. Знаешь, вот мои родичи как примут, так начинают, вроде Тоньки, «жиды, жиды», а мне что жид, что не жид. Какая разница? А ты правда что ль… того, ну еврейка, что ли? Ну и что ж с того? Ты мне в отряде больше всех нравишься. И Мышку ты одна пожалела. Вот выйдет Мышка из изолято- ра, будем втроем дружить. Лады? Она долго еще что-то шептала, потом погладила меня по голове своей огромной ручищей, но я притворилась спящей. Меня от всего этого уже тошнило. На следующее утро, за завтраком, Антонина устроила фило- логическую викторину. Настроение у нее было прекрасное, такое благодушие могло овладеть человеком только от созна- ния честно выполненного долга. — Скажи, Олька, как называется человек, который любит читать, книжки каждый день в библиотеке меняет, ну вроде нашей Светки? Олька наморщила свой и без того узкий лобик. Ответа на этот вопрос у нее явно не было. — Ну, раскинь умишком, Олька, — два слова: «книжки» и «любит» — сложи в одно. — Книжколюб, что ли? — недоверчиво и неуверенно бурк- нула Ольга. — Ну вот и умничка. А теперь скажи, как называется че- ловек, который жидов любит? 113

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи — Жидолюб, — обрадовалась Олька своей сообразитель- ности. Радостная улыбка олигофрена раздвинула ее губы поч- ти до самых ушей. — Ну вот, Людок, — ласково обратилась Антонина к Люд- ке. — И для тебя словечко нашлось. Буквочку только одну по- меняем, и будешь ты у нас жидолюдка. Ничего имечко, а? Длинновато немного, но мне нравится, а тебе, Людок? Я не знаю, о чем думала Людка в ту минуту, когда безудерж- ное коллективное веселье охватило всех сидящих за длин- ным отрядным столом, но я вдруг почувствовала, что воздух не достигает моих легких, застревая где-то на полпути. Девчон- ки выжидательно смотрели то на Людку, то на меня. Она тяже- ло и как-то нехотя поднималась, пока наконец все ее тело не зависло над столом скалой, готовой вот-вот обвалиться. Но я должна была опередить ее. Сначала Тонька заплатит по моим и Мышкиным счетам. Слишком долго ей было много позволено. Это был не первый булыжник, подло запущенный ее худосочной рукой с узкими и не всегда чистыми ногтями. Отец всегда учил меня, что камни должны бумерангом лететь в головы обидчиков. Он, конечно же, выражался фи- гурально, скорее всего имея в виду словесный камень, но не- пременно остро отточенный и брошенный меткой рукой. Камня под рукой у меня не оказалось, слов тоже не было, да и во рту так пересохло, что ни о какой артикуляции, даже самой невнятной, не могло быть и речи, зато какой сладкой музыкой прозвучали две пощечины, влепленные мной в ску- ластое Тонькино личико! До этого я и не знала, что, ударив человека по лицу, можно получить такое наслаждение. А какая легкость разлилась во всем теле!.. Верхнее небо и язык снова стали гладкими, влажными и послушными. Ну вот, теперь можно вдохнуть полной грудью. Мне стало так хорошо, что я пронзительно заголосила на всю столовую: Ave, Maria, Jungfrau mild, Erhöre einer Jungfrau Flehen, 114

Проза • Дрессировка мышей Auf diesem filsem starr und wild. Soll mein Gebet zu dir hin wehen…1 Борис Иосифович Соловейчик за соседним столиком по- перхнулся горячим какао и с удивлением, больше похожим на испуг, уставился в мою сторону. Людка не спеша подошла к Антонине и смачно плюнула в ее тарелку. Инцидент был исчерпан. Власти Антонины пришел конец. 7 Три дня Мышка была в изоляторе. Каждое утро до подъема я убегала за лагерную территорию в лес, чтобы набрать для нее земляники, пытаясь по-детски загладить свою вину. Люд- ка увязывалась со мной. Похоже, она была единственной из всего отряда, кто всерьез переживал случившееся с Мыш- кой и искренне раскаивался в содеянном. Сначала Мышка даже не хотела с нами разговаривать. Она лежала неподвиж- но, повернувшись лицом к стене, и только иногда тихонько всхлипывала. Мне было так жаль ее, что просто сердце раз- рывалось. После завтрака Людка убегала на спортплощадку: ей надо было готовиться к лагерной спартакиаде. А я снова тащилась в изолятор к Мышке. Я дошла до того, что читала ей вслух ее дурацкие сказки и даже находила в этом какое-то удоволь- ствие. Ничего другого делать я не могла. Мне не хотелось ни- кого видеть, ни с кем разговаривать, не хотелось даже петь, я просто не могла свернуть на аллею, ведущую к клубу. Я про- пускала репетиции хора; Борис Иосифович, возлагавший на меня прежде большие надежды и души во мне не чаявший, 1 Ave Maria! Пред тобой Чело с молитвой преклоняю… К тебе, заступнице святой, С утеса мрачного взываю 115

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи недолго думая, заменил меня другой солисткой и репетиро- вал с ней весь мой репертуар. А Мышка потихоньку оттаивала и не скрывала своей ра- дости при моем появлении. Она смотрела на меня уже почти влюбленно, и от этой ее щедрости мне хотелось провалиться сквозь землю. Однажды она даже согласилась послушать стихи Лорки, которыми я тогда бредила, но они ей не понра- вились. Через два дня Мышка сказала мне, что скоро приедет стар- ший брат и заберет ее из лагеря. В этот день я впервые услы- шала от нее целый монолог, немало меня удививший и отчас- ти объяснивший ее любовь к сказкам. — Знаешь, я не могу здесь оставаться. Дело не в астме. Просто не могу. Ты ведь меня понимаешь, правда? Я не могу среди них… Я теперь бы каждого письма боялась. Моя мама уже давно больна. У нее больное сердце. Она и сейчас в боль- нице, поэтому я и согласилась сюда приехать — чтоб ей спо- койней было. Она мне как-то сказала: «Только ты, дочка, меня на этом свете держишь. Ты моя сила, моя жизнь». Я для своей мамы что угодно сделаю, только чтоб она жила. У меня ж ни- кого больше нет, только брат. Мне так страшно. Я каждого дня боюсь, что он может отнять ее у меня. Я так ехать сюда не хотела, все думала, как она там одна, без меня… Господи, за что? Что я им сделала? Только напрасно они думают, что это все так останется. Они еще тоже наплачутся. Никогда им не прощу. Я молиться буду, каждый день, каждый час… Пусть их мамы заболеют самой страшной болезнью и умрут. По-на- стоящему заболеют и по-настоящему умрут, и мне ни капель- ки не будет их жалко! В ее слабом голосе звучала то ли мольба, то ли заклина- ние, она привстала с кровати, стакан с земляникой упал с ее коленей, и ягоды покатились по деревянному полу. — Послушай, если б не ты… Я думала, что вы все заодно… Можно я оставлю тебе свой адрес? Напишешь мне? Пожалуй- ста, напиши… 116

Проза • Дрессировка мышей Я вышла из изолятора. Мне было стыдно и страшно. Пер- вый раз я была замешана в такой мерзости, которой не могло быть прощения, и первый раз в жизни почувствовала тяжесть дамоклова меча, занесенного над моей головой. Мамочка, если б ты только знала, что натворило твое «солнышко»! Уходя от Мышки, я точно знала, что моя вина перед ней в ты- сячу раз больше, чем вина Антонины, что мое малодушие страшнее ее тупой жестокости. Тогда я не могла бы объяс- нить, почему. Теперь знаю это наверняка. Я не написала Мышке ни одного письма и никогда с ней больше не встретилась. 8 И вот теперь я смотрела на том медицинской энциклопедии, и одна навязчивая мысль прокручивалась в моей голове с ужа- сающим постоянством: значит, от этого нельзя уйти, значит, оно меня настигло. Неужели именно меня поразило Мышки- но проклятие? Я не знала, как жить дальше. Ясно было одно: все преж- нее — беспечное, детское — уходило в прошлое. Во мне би- лось огромное и осознанное чувство любви к матери, потерю которой не было сил пережить. Страх был так велик, что гра- ничил с крушением всей жизни. Услышав звук открывающейся двери, я бросилась в коридор. — Мамочка, где ты была так долго? — я пожирала ее гла- зами. — Ленка, господи, ты не заболела? Ты что такая бледная? — Да нет, мам, со мной все в порядке, а с тобой? — И со мной все в порядке. Ну, будем готовиться ко дню рождения? Смотри, что я достала, — и она обычным своим неторопливым шагом прошла в кухню и стала радостно раз- ворачивать свертки, принесенные из магазина. 117

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи — Мам, а зачем здесь эта энциклопедия? Это ты ее читала? — Да, мне нужно было кое-что посмотреть. Забыла убрать. Пойди отнеси ее в шкаф да поставь куда-нибудь подальше. Ленк, что ты такая нахохленная? Нам с тобой расслабляться нельзя: смотри, сколько дел еще переделать нужно. Или, мо- жет, ты раздумала свой день рождения отмечать? К своему стыду я не передумала отмечать день рождения и от радости грядущего праздника тоже не отказалась, но я приглядывалась к каждому ее движению, прислушивалась к каждому слову, ища опровержения или подтверждения своей страшной догадке. Мама ободряюще улыбалась, но ее глаза, прежде открытые и лучистые, теперь задумчиво смотрели внутрь себя. День рождения удался. Всем было весело, и время летело незаметно. Болтовня и смех не утихали ни на минуту. Я хозяй- ничала за столом сама, время от времени забегая в мамину комнату, посмотреть, как она себя чувствует. Мама явно не рас- считала своих сил. Ей не хотелось омрачать мой праздник, но болезненная усталость навалилась непомерной ношей и свалила ее с ног. Папа сидел рядом с ней, и стоило мне поя- виться на пороге комнаты, как он тут же выпроваживал меня обратно к гостям. Часам к девяти все стали расходиться, и я пошла проводить ребят. Мы еще долго болтали сначала на трамвайной останов- ке, а затем у входа в метро; потом безнадежно влюбленный в меня Димка отправился вместе со мной в обратный путь, и у самого подъезда на меня накатила такая тяжелая тоска, что я, прислонившись к косяку подъездной двери, сказала ему: — Знаешь, Димка, мне кажется, что это последний празд- ник в моей жизни. А он, неуклюже размахивая рукам, принялся меня утешать и наобещал мне еще кучу праздников. Бедный Димка, неиспра- вимый идеалист и оптимист, любимец мамы, он еще не знал, что все мои праздники я буду отмечать без него, а сам он уйдет из жизни совсем молодым от той же проклятой болезни, что 118

Проза • Дрессировка мышей и мама, оставив двух мальчиков, одному из которых едва ис- полнится год. 9 На кухне возился папа, он яростно мыл посуду, как будто хотел до дыр протереть тарелки с праздничного стола. Мама уже спала. Увидев меня, он весь как-то сжался, аккуратно поло- жил тарелку в раковину, подошел ко мне, усадил на диван, обнял за плечи, виновато заглянул мне в глаза и тихо, очень тихо и спокойно сказал: — Ленчик, мне надо поговорить с тобой. К нам в дом при- шла большая беда. Кадык на его шее задвигался, глаза стали влажными. Я по- смотрела прямо в его бесконечно несчастное лицо и выдох- нула еле слышно: — Я все знаю, папа. Мои глаза приросли к двери. Мышка, ну где же ты, Мышка? Значит, ты не простила меня… И не придешь сказать в эту самую последнюю минуту, что все это злая шутка… Ну, вот и все. Неизвестности больше не существовало. Я бес- шумно открыла дверь в комнату мамы. Мне хотелось видеть ее лицо. Она спала и улыбалась во сне. В тот вечер моего тринадцатого дня рождения, когда ра- зошлись беспечальные гости, а я отправилась их провожать, она решила открыть нам то, что сказали ей врачи. Уже несколь- ко дней она знала, что обречена. Открыв свою тайну, она уже прощалась с нами. Только спустя много лет я поняла, как страшно было ей оставлять тех, кого она так любила, кто в ней так нуждался. Отец сидел на кухне, закрыв лицо руками. Точь-в-точь горю- ющий старик Ван Гога. На столе стояла ваза с моими люби- мыми пионами. Еще утром, когда папа только принес их, они 119

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи были такими упругими и свежими, что, казалось, простоят долго-долго, а теперь розовые и белые лепестки беспомощно распластались по скатерти. Все вокруг меня рушилось, судьба подлой и безжалостной рукой разрушала мою семью, и я понимала, что теперь уже никто не спасет. То горе, которое я однажды видела в глазах Мышки, бумерангом вернулось ко мне. Так же неожиданно и так же беспощадно. Камень, остро отточенный и пущенный меткой рукой…

УРОКИ РУССКОГО ЯЗЫКА Ей было 37 лет. В Израиль она приехала абсолютно наивным и чистым человеком, свято веря в идеалы добра и порядоч- ности. Как ей это удалось было загадкой для всех ее знако- мых. Впрочем, если учесть, что на своей доисторической ро- дине она была вдохновенным преподавателем русского языка и литературы, то часть вопросов и недоумений на этот счет отпадала сама собой. Ее старший сын, милый и такой же на- ивный Боренька, овладевший, несмотря на свою наивность, лексиконом московских улиц, боялся перед отъездом, что может оказаться недостаточно интеллигентным для своей новой среды. Младший Элик ничего не боялся, ему было три года, и, собственно, из-за него она, не желая отдавать ребенка на попечение чужих теть, решила, что сможет вносить свою лепту в скудный семейный бюджет, не выходя из дома, — в те часы, когда малыш пребывает в саду, а Боренька набирается ума-разума в школе. Вооружившись изречениями классиков русской словесности и марксизма-ленинизма о «великом и мо- гучем», она задумала нести свет в израильские массы. Иврит она старательно учила еще до отъезда и теперь с его помощью надеялась «сеять разумное, доброе, вечное», начав с домашних уроков русского языка. Ей и в голову не приходило, до какой степени абсурдна была эта идея в самой своей основе. Абсурд- ность этого замысла в полной мере мог бы оценить исконно русский человек из российской глубинки, которого бы захо- тели осчастливить изучением иврита. Прежде чем решиться на этот шаг, Аня — назовем так нашу героиню — поделилась своей идей с приятельницей 121

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Светкой, с которой познакомилась недавно на детской пло- щадке. Та тоже ежедневно выгуливала свое малолетнее чадо, и, несмотря на разницу в возрасте и социальном статусе, жен- щины быстро нашли общий язык. Прошлое Светки было покрыто глубоким мраком. Вспоминать о нем она категори- чески отказывалась. В ответ на все расспросы лаконично заявляла, что прошлую свою жизнь до переезда в Израиль похоронила. А о покойнике, как известно, или хорошо, или ничего. Многие из очаровательных обитательниц детской пло- щадки не просто гуляли здесь с детьми. Это был ежедневный ритуал выплескивания неудовлетворенных амбиций, вызы- вающий у Ани тоску и неприятие. Вплотную столкнувшись с реалиями земли обетованной (которую пренебрежительно именовали проклятой Израиловкой), женщины единодушно считали себя обманутыми жертвами сохнутовской пропаган- ды и мужей-подлецов. В этой облапошенной среде, благо- ухающей нежнейшими ароматами французской парфюмерии, взахлеб предавались ностальгическим воспоминаниям. Буду- чи невольной слушательницей чужих исповедей, Аня всегда представляла одну и ту же картину. Бог знает почему, перед ее глазами вставали тщедушные фигуры Адама и Евы, уныло бредущие навстречу лишениям и страданиям. Они были не про- сто навечно изгнаны из рая: их дорога теперь пролегала через острые иглы злобного репейника и вела прямиком в ад. Ассоциации Светки были не столь живописны, но и ее не оставляли равнодушной рассказы из серии «Как вспомню…» Ее глаза цвета влажной абрикосовой косточки сжимались до размера узеньких щелочек; губы сначала кривились в мсти- тельно-злорадной улыбке холопа, смакующего унижение не- навистного барина, а затем начинали шевелиться в несусвет- ной матерщине. Правда, материлась Светка тихо, обращаясь при этом только к своему четырехлетнему Данилке, как бы ища у него сочувствия и поддержки. Он безмятезжно и доверчиво тянул к ней свои крепенькие ручки. 122

Проза • Уроки русского языка Светка приехала в Израиль на несколько месяцев раньше Ани, но ее знание всех тонкостей израильского быта и про- никновение в особенности здешней ментальности были про- сто ошеломляющими. Сидя у вонючей песочницы, в которой возились их дети, Аня с нескрываемым восторгом слушала излияния новой под- руги, забывая о своей филологической щепетильности и за- конах словообразования. Речь Светки изобиловала такими оборотами и неожиданными сочетаниями, от которых могло сморщиться не одно преподавательское ухо. Но было в ее словотворчестве какое-то очарование, уверенность в непогре- шимости и безупречности выражения своих мыслей. Свет- кина народная этимология почему-то не вызывала ни непри- ятия, ни протеста. Кроме того, Светка импонировала Ане своей исключительной экстравертностью, инициативностью и ре- шительностью. Она любила помогать людям бесценными со- ветами и ценными указаниями. Советы у нее были на все случаи жизни, даже на такие, в которых она ничего не смыс- лила. Поэтому безумная Анина идея вызвала у нее необычай- ный прилив энтузиазма и бурную жажду деятельности. Именно Светка настояла на том, чтобы объявления были составлены на двух языках — на иврите и на русском. — Русским, конечно, за свой родной язык платить нечем, да и на леший он им тут сдался, но вшендяпить на русском не помешает, — авторитетно заявила Светка, в очередной раз озадачивая Аню затейливостью своих выражений. «Живой как жизнь», — промелькнуло в голове у Ани, но она решила на этом не сосредоточиваться. Ане, с одинаковой легкостью владевшей всеми стилями русского языка, дело казалось пустяковым. За минуту был го- тов русский вариант, а затем из-под ее руки с той же непринуж- денностью заструились справа налево звеньями разорван- ной цепочки округлые ивритские буковки. Сначала на лице Светки появилось нечто вроде восхище- ния и гордости за свою подругу: уж больно лихо владела Аня 123

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи языком, пока недоступным для нее самой. Но очень скоро вос- хищение и гордость сменились скептическим и даже каким-то брезгливым выражением. Читать на иврите Светка не умела, поэтому углубилась в чтение родных и понятных буквенных знаков. Ее суд был обескураживающе скор и суров: — Фиг два ты заманишь кого-нибудь таким лясом. Жен- щина с высшим образованием, учительница, можно сказать, а ничего в людской психологии не разбираешь! И как ты в шко- ле работала?! Клиента нужно чувствовать и искать подход к нему, каким бы говенным не было у него нутро. Израиль- тянин, он чего больше всего боится? — Не знаю, — честно и доверчиво призналась Аня. — То-то и оно, что не знаешь. А знать надо, просто необ- ходимо, иначе тебя на каждом углу рассупонивать будут! (Это слово Светка употребляла часто и каждый раз вкладывала в него новый смысл, начисто игнорируя его истинное лекси- ческое значение). Израильтянин фраером быть боится, а чув- ствует он себя фраером каждый раз, когда ему кого-нибудь нагреть не удается и когда он чего-нибудь даром не зафуфы- рит. Для него слово «матана»1 звучит слаще псалмов Давида. А в твоем объявлении ничего заманчивого нет, даже намека на «мицву»2. Надо притюхать какую-нибудь халяву, ну напри- мер, что первый урок ты даешь бесплатно, в приятной домаш- ней обстановке за чашечкой кофе. Аня подумала и согласилась: в объявлении действительно должно быть что-то обещающее, привлекающее к себе внима- ние. Но «чашечка кофе» и «домашняя обстановка» показались ей мотивом из другой оперы. В чем в чем, а в стилях она раз- биралась. Да и время свое жалко даром тратить. Она попыта- лась робко возразить Светке, но та так уверенно стояла на сво- ем, мотивируя правоту темпераментом и могучими голосо- выми связками, что в конце концов Аня сдалась. 1 Матана (иврит) — подарок. 2 Мицва (иврит) — доброе дело, благодеяние. 124

Проза • Уроки русского языка Как известно, в любой бизнес требуются вложения. По- скольку материальных средств на вложения у Ани не было, она решила пожертвовать своим временем и филологическим чутьем. Похоже, что потенциальная синекура оборачивалась на первых порах сплошными убытками. Однако Светка, вдохновленная своей победой, не собира- лась останавливаться на достигнутом. Не будучи обременен- ной знанием даже самых элементарных истин, она, видно, нутром чуяла, что нет предела совершенству. Еще раз придир- чиво перечитав написанное, она недовольно сморщила свой хорошенький, совсем не еврейский носик, а потом изрекла: — Понимаешь, сухое оно какое-то, нет в нем изюминки. Израильтяне — нация романтиков. Тебе здесь любой мужик, самый заплесневелый, скажет: «Ани гевер романти»1. Они тут все сексуально озабочены, это у них романтикой называется. Вот романтики и надо подпустить, умеренно, конечно, но что- бы где-то между строк она булькала. — Слушай, Свет, а может, ну ее, эту романтику? А потом, почему ты думаешь, что только мужчины захотят учить рус- ский язык? — Вот гляжу я на тебя, Аня, умная ты умная, а по жизни такая дура! Ты не обижайся! Должна ж понимать: у тебя у самой двое пацанов. Ну откуда у бабы время по урокам бегать, хо- рошо б еще чему учиться было! — Может, ты и права, — обреченно вздохнула Аня. Она не любила спорить. — Только я все равно не понимаю, что писать. — Да проще не бывает! Два-три слова — и все израиль- тяне наши! Отбою не будет! Ты главное — меня слушай. Пиши так: «Молодая, привлекательная, опытная преподавательница дает уроки русского языка в приятной домашней обстановке. Первая консультация бесплатно! Звонить по телефону… в та- кие-то часы. Спросить Аню». 1 Ани гевер романти (иврит). — Я романтичный мужчина. 125

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи …Назавтра свеженькие объявления, призывавшие люби- телей русского языка, замелькали в глазах прохожих с каж- дого фонарного столба одного из самых респектабельных микрорайонов Хайфы. Звонки начались в тот же день. Аня не успевала подбегать к телефону и записывать желающих брать уроки русского языка. Светка было права: звонили одни мужики. «У мужчин больше свободного времени, они материально независимы, кроме того, у израильских мужчин, наверно, повышенная тяга к изучению иностранных языков», — наивно заключила она. Однако кое-что в этих звонках ее все-таки настораживало. «Странно, зачем этому Хаиму знать, сколько мне лет и какого цвета у меня волосы? А этот нахал Моти! Заявил, что ищет учи- тельницу помоложе и что в моем возрасте надо заниматься чем-то другим. Было б что-нибудь другое — давно бы заня- лась! Зато Яир — сама любезность, сразу видно интеллигент- ного человека! — предложил заниматься у него дома. Сказал, что приедет за мной на машине, а после урока отвезет обрат- но домой. Даже неудобно как-то». Утро следующего дня было безоблачно, солнце улыбалось щедро и счастливо, как голивудская звезда, старающаяся по- казать все свои тридцать два идеальных зуба. Услышав зво- нок в дверь, Аня поспешила открыть. До первого урока оста- валось полчаса. «А Светка говорит, что израильтяне всегда опаздывают!» — радостно подумала она. За дверью стоял довольно пожилой мужчина. Он не торо- пился входить, только смотрел скорбно и укоризненно, а по- том на хорошем русском, с легким грузинским акцентом произнес: — Вот, пришел посмотреть на тебя, — взгляд его выражал презрение. — А что, собственно, на меня смотреть? — удивилась Аня. — Вы проходите, пожалуйста. — Пришел своими глазами посмотреть на позор нашей алии, — он тяжко, по-стариковски вздохнул. 126

Проза • Уроки русского языка — Чем же я позорю нашу алию? — Аня покрылась крас- ными пятнами. Была у нее такая особенность, свойственная людям, не очень уверенным в себе, чуть что — краснеть. — Твое объявление? — и он ткнул ей почти в нос знако- мым листком. — Что молчишь? Видать, не всю еще совесть растеряла… Стыдно? Ишь покраснела как! — Да что же плохого в моем объявлении?! — голос Ани задрожал. — И почему вы так со мной разговариваете, позо- рите, как будто я что у кого украла?.. — Ты и украла, доброе имя наше украла. Я тут уже пять лет живу, многого наслушался про наших репатрианток, все не верил… а это, значит, правда… «Наверное, он сумасшедший», — подумала Аня. Думать плохо о людях она не любила. Она вспомнила, как одна неимо- верно толстая «ватика»1, родившая недавно двойню, рассказы- вала на детской площадке, что все мужики в Израиле слегка сдвинуты: не выдерживают груза житейских проблем; жизнь, увы, не пикник, вечное напряжение, бесконечные войны… Но этот вряд ли воевал, последние пять лет вроде не с кем было… Наверное, сломался под грузом абсорбции, бедняга…» — Вы меня извините, — участливо произнесла Аня, — но это какое-то недоразумение. Я понимаю, всем трудно… Может, водички холодной? Но старик уже не слушал. Он гневно спускался вниз по сту- пенькам лестницы, брезгливо вытирая руки и лицо несвежим носовым платком. Аня в недоумении опустилась на маленькую скамеечку, стоящую у дверей. «Ничего себе начало! Господи, каким хам- сином надуло этого несчастного старика?!» — подумала Аня. Безоблачное израильское небо слепило своей яркостью, солнце сияло чересчур навязчиво. Но тут Аня посмотрела на часы: через десять минут дол- жен начаться ее первый урок. Надо взять себя в руки. Она 1 Ватика (иврит) — коренная израильтянка. 127

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи подошла к зеркалу и попыталась сама себе улыбнуться. Улыбка получилась вымученной и какой-то неубедительной. В дверь осторожно постучали. «Странно, — подумала Аня, — зачем стучать, когда есть звонок». — Аня? — вопросительно-утвердительно произнес доволь- но симпатичный мужчина средних лет. Он выглядел бы еще более симпатичным, если бы его брю- ки не сползли так низко, что, казалось, вот-вот упадут. — Вы Иоси? Проходите, пожалуйста, — Аня тщетно пыта- лась побороть робость и казаться абсолютно спокойной и уве- ренной в себе. Она провела его в салон к большому обеденному столу. На столе ровной стопкой лежали учебники русского языка. Аня захватила их с собой в Израиль без всякой надежды, про- сто как старых друзей, без которых грустно и одиноко. На лице Иоси проглянуло недоумение, смешанное с неко- торой долей любопытства. Он с интересом смотрел на Аню, а когда она села за стол и предложила ему сесть напротив, он категорически запротестовал и сел рядом с учительницей. Аня не успела открыть рот, чтобы произнести заранее заготов- ленную фразу, как почувствовала на своем плече руку Иоси. От такой фамильярности она потеряла дар речи, но, вспомнив свое героическое школьное прошлое и немалый педагогиче- ский опыт, решила проявить твердость. Она резко скинула руку Иоси со своего плеча и посмотрела прямо ему в глаза. И тут она увидела такое, что любая нормальная женщина заметила бы еще с порога, — взгляд Иоси. Ошибиться в его выражении могла только учительница литературы, с блеском преподавав- шая своим ученикам особенности психологического портрета в произведениях русской литературы. — Если вы хотите учить русский язык, я буду учить вас. Но если у вас другие цели, вы напрасно тратите мое и свое время. Все-таки пятнадцать лет работы в школе не прошли даром! В критической ситуации она могла постоять за себя. В такие 128

Проза • Уроки русского языка моменты голос ее становился жестким, интонации — не тер- пящими возражений, взгляд — холодным и колючим. На- верно, даже если бы она сказала эту фразу по-русски, Иоси прекрасно бы ее понял. Однако сдаваться так сразу он не со- бирался: — Зачем же писать объявления и обещать? Или ты себе так цену набиваешь? Так тут таких «учительниц русского языка» на каждом углу. «Молодая, привлекательная»… Есть помоложе и попривлекательнее. — Я хотела русскому языку учить… В этот момент перед Аниными глазами возникло состряпан- ное под чутким Светкиными руководством объявление, и про- вокативность и явная двусмысленность его содержания стали вдруг очевидными и для нее. Она почувствовала, как краска заливает лицо. «Боже, какая же идиотка! Как я могла!» — Что?! Русскому языку? Ты серьезно? Да кому он тут ну- жен?! — гремел в ответ Иоси. Он был зол и разочарован; обманутые ожидания и чув- ства, особенно низменные, ослепляют человека, лишая спра- ведливости и способности трезво взглянуть на происходящее. Брызгая слюной и энергично размахивая руками, Иоси продолжал расточать яд. Но Аня уже не обращала никакого внимания на его слова. Она чувствовала себя растоптанной, униженной, она презирала себя, и что в сравнении с этим были жалкие обвинения и посягательства какого-то назойливого мужика с полуспущенными брюками. Она просто перестала замечать его присутствие. — Ну, знаешь, — донесся до нее через какое-то время все тот же, правда, слегка помягчевший голос, — У тебя, навер- но, с головой не все в порядке. В общем, если ты не того, — он не стал уточнять, — то я пошел. И он действительно пошел к выходу. В дверях Иоси неожи- данно улыбнулся и почти дружелюбно сказал: — Это, конечно, не моя проблема, но ты бы объявления эти посрывала, пока не поздно. 129

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Аня машинально закрыла за ним дверь. «Поздно, уже по- здно! — пронеслось в ее голове. Через секунду она, будто под- хваченная ураганом, вскочила и выбежала на улицу. Как бе- зумная, металась по улицам, яростно срывая ненавистные объявления. Срывала и тут же принималась рвать на мелкие кусочки. По ее щекам градом катились слезы, они капали на бумажные клочки, которые Аня судорожно сжимала в кро- хотном и беззащитном кулачке. Вслед ей недоуменно глядели редкие прохожие. Прокружив около часа по близлежащим улицам, она почув- ствовала такую усталость и отчаяние, что опустилась прямо на тротуар. Аня сидела, уронив голову на колени, и пыталась собраться с силами. Домой идти она боялась: на сегодня были назначены еще два урока. Еще двух объяснений она не выдер- жит. Что же делать? Не найдя ответа на этот вопрос, она уныло побрела домой. Уже на лестничной площадке несчастная женщина услышала, как беспечно заливается звонками ее телефон. — Ань, — рубанул из трубки жизнерадостный голос Свет- ки. — Ну, рассказывай, как прошло? Из горла Ани вырвался какой-то нечленораздельный хрип. — Ань, Ань, — не унималась Светка, — ты чего, осипла что ли?! Ну, с первого урока и уже осипла? От избытка чувств и недостатка терпения Светка тарахте- ла без умолку. Но в какой-то момент даже ее нечуткое ухо уло- вило звук, похожий на сдавленное рыдание. — Ань, ты чего, плачешь? Аня молчала. Все слова «великого и могучего» не могли выразить незаслуженно нанесенной ей обиды. — Ань, ты не плачь, я сейчас приду к тебе, прискачу в мо- мент, все будет тип-топ. Ты скажи только: ты в порядке? Светка оказалась настоящим другом: уже через несколько минут она действительно прискакала, даже не припудрив носик и не обведя любимым черным карандашом контуры пухленьких, как у ребенка губ. Аня смотрела затравленным зверем: через полчаса должен был прийти Таль. 130

Проза • Уроки русского языка Светка сразу догадалась, в чем дело, так, во всяком случае, ей показалось. Будучи великим психологом и знатоком чело- веческих душ, она поняла, что Аня находится в том состоя- нии, когда ее надо защищать. Светка любила защищать сла- бых. Защищая слабого, чувствуешь собственную силу и зна- чительность. — Главное, в полицию не звони. Там русских не любят. Обратишься — измажут так, что не отмоешься. Мы и сами с ними разберемся. Я с этими чувыньками так потолкую, что они у меня враз без уроков закурлыкают. А то ишь, чуть что у них «ебене мать, ебене мать1». Вот я им эту мать и покажу. Светка не утруждала себя изучением иврита. «Кому надо, тот и так поймет, — урезонивала она своих оппонентов. — Чего я буду их птичий язык учить, пусть лучше они русский учат. Сколько лет мы в стране, а они, как тупые попугаи, три слова заучили и талдычат их к месту и не к месту: „иди сюда”, „харашо” да „как дела”». За энергичным голосом Светки Аня с трудом уловила легкое постукивание. Глазами, полными ужаса, она указала Светке на дверь. Светка резко распахнула дверь и истошно завопила: — Явился, голубчик! Потрахаться ему бесплатно захотелось! Да ты посмотри на него, Ань! Тебе годиков-то сколько? За дверью стоял мальчик лет четырнадцати с уже пробива- ющимся пушком над верхней губой. В его глазах прогляды- вало что-то злобно мстительное. Но такого приема он не ожи- дал и ошарашенно глядел на Светку, старательно пытаясь по- нять причину ее гнева. Надо сказать, что Светка, обычно смаз- ливенькая и даже миленькая, несмотря на постоянный избы- ток косметики, выглядела совершеннейшей мегерой. Гнев, даже праведный, искажает самые милые черты! Она так увлеклась воспитательным процессом, что не да- вала ребенку открыть рот, а когда наконец замолчала, маль- чик выпалил на одном дыхании: 1 Ебене мат — расхожее израильское выражение, обозначающее «иди на…» 131

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи — Вот вы тут кричите, а там Борьку вашего лупят. Выпалил, как выплюнул, и тут же бросился вниз по лестнице. Выяснять, кто и за что лупит, Аня не стала, да и не у кого уже было выяснять. Глашатай исчез быстрее, чем она успела что-то спросить. Аня кубарем скатилась по ступенькам, на- чисто забыв о собственных неприятностях сегодняшнего утра. За Бореньку она была готова схватиться не только с сопливы- ми подростками. В глубине двора плотным кольцом стояла группа ребят. В середине этого кольца, внизу, на тротуаре, явно что-то происходило. У Ани подкосились ноги, в голове зловещей каруселью закружились кадры кошмарных снов, навеянных отчасти телевизионными откровениями, отчасти рассказами знакомых, отчасти не совсем здоровым воображением. Но уже подбегая к цели, она вдруг почувствовала, что ее страх за дра- гоценного Бореньку напрасен: от этих ребят, склонившихся над чем-то, чего она еще не могла видеть, не исходило ни ма- лейшей угрозы. В том, как они стояли, не было даже намека на агрессию. За спинами стоявших кольцом школьников она разглядела кудрявую рыжую головку своего Бореньки. Он вдох- новенно что-то объяснял стоявшим вокруг него ребятам, опу- стившись на одно колено и рисуя на асфальте кусочком мела геометрические фигуры. Одни мальчишки слушали его вни- мательно, другие — чуть насмешливо, кто-то пытался спо- рить, но на уличную разборку в российском варианте это ни- как не походило. — Слава богу! — сорвалось с Аниных губ. — Мам, я сейчас, — заметил Аню Боря. — Нет, ну каков мерзавец! — раздался рядом довольный голос Светки. — Мухомор малолетний! Что ж из такой ядови- той поганки вырастет! Ведь он разыграл нас как дур послед- них. Жаль, не успела его рассупонить по всем статьям. Ну ни- чего, сморчок гадючий, я душонку твою трухлявую еще тря- хану. Ой, Аньк, — вдруг всполошилась Светка, — мы малых- то своих из саду забирать сегодня будем? Скоро час уже! 132

Проза • Уроки русского языка Муниципальные детские сады Израиля не обременяли вос- питательниц чрезмерным общением со своими подопечными: в час двадцать все дети должны быть разобраны по домам. Светка жалостливо посмотрела на Аню и поняла: до дет- ского сада ей впору добираться ползком, а ползком можно и опоздать. — Я побежала, Элика твоего к себе заберу. Может, он бал- бесу моему стишок какой расскажет. Четвертый этаж дома, в котором они жили, показался Ане неприступным и недостижимым, как Эверест. Физические и духовные силы враз решили ее покинуть. На лестничной клетке между вторым и третьим этажом она присела переве- сти дух! Боря не верил своим глазам: неужели это его мама? Только сейчас он заметил ее заплаканные глаза и какую- то старческую усталость отрешенного лица. Он не привык ви- деть ее такой, и в детской душе зашевелился страх. Он боялся что-то спросить и не умел выразить своей обеспокоенности. Он просто стоял и ждал. Ждал, когда пройдет наваждение, и эта постаревшая, растерянная женщина снова превратится в маму, такую родную, молодую и веселую, рядом с которой надежно и тепло. Прошло несколько минут. Аня взглянула на сына, винова- то улыбнулась, как будто прочитав его тревожные мысли, под- нялась, держась за перила, и тихо сказала: — Ничего, сынок. Это пройдет. Все хорошо. Просто день сегодня тяжелый… …На двери рядом со звонком красовалась записка на чисто русском языке, адресованная явно не хозяевам квартиры: Любителям халявы! Аня здесь больше не живет. Просьба не беспокоить. Непоколебимая вера Ани в силу «великого и могучего», так безжалостно разрушенная за один день, прочно гнездилась в бескомпромиссной Светкиной душе. 133

ГРИМАСА КАРАКАРА Восприятие искусства требует творчества. В моей комнате, на стене около небольшого окна, висит кар- тина. Это его последняя и самая прекрасная работа. Она, как символ вечности и совершенства, так и дышит спокойной за- вершенностью. С нее начинается каждое мое утро, ею конча- ется каждый день. Смотрю на нее бесконечно и слышу множе- ство заключенных в ней созвучий, неуловимых, как бегущий туман. Не спрашивайте меня, чем она так замечательна, — я все равно не смогу ответить на ваш вопрос. Да и кто бы смог! Сколько их, великих, начиная с Леонардо, писавших трактаты о живописи, пытались объяснить, чем обусловлена гармония в прекрасном и почему она разрушается в уродливом, а никто до сих пор толком этого не понимает. Все эти объяснения — всего лишь слова. А что они могут, когда перед тобой картина и ты уже слышишь звуки музыки… 1 Лицо у него было потрясающее — мой любимый тип. Огром- ные серые с серебристым оттенком глаза, глубокие и величе- ственные, как канадские озера, излучали не только ум и доб- роту: в них читались почти божественное всепонимание и все- прощение. Брови, дугообразные, черные с проседью, рельеф- но отделяли высокий одухотворенный лоб от остальной части лица. Нос, резко выступающий, с небольшой горбинкой, плав- но очерченными ноздрями и едва намеченной припухлостью 134

Проза • Гримаса каракара на конце. Верхняя губа длинная, тонкая и ироничная, а ниж- няя — нежная, по-детски припухлая. Стоило хорошо пригля- деться, чтобы увидеть, что его уши были посажены чуть-чуть на разных уровнях. Их извилистые линии и углубления на- поминали лабиринты, полные тайн и освещенные какой-то вечной мудростью. И каждый раз, любуясь лицом моего друга, я замечала уди- вительную особенность: все черты его лица жили как бы от- дельно друг от друга. В одно и то же время губы могли улы- баться, одна бровь недоуменно приподнималась, вторая по- солдатски выпрямлялась, глаза заволакивала грусть, ноздри иронично подрагивали, а уши возвышались этакими фило- софическими колоссами. Несмотря на всю несочетаемость и несовершенство черт его лица, в целом оно образовывало удивительную гармонию — так, во всяком случае, мне каза- лось. (Видимо, у меня идиосинкразия на правильные лица с четкой симметрией, на которых не на чем зацепиться взгля- ду — они наводят лишь смертную скуку.) Но самое главное, что привлекало в такого рода лицах, это убежденность в не- ординарности, а также скрытой и многосторонней талантли- вости обладателя такой внешности. Мы познакомились случайно в тель-авивском автобусе после похорон нашего общего знакомого. На душе было сквер- но и тяжело. Я не могла избавиться от всколыхнувшегося чув- ства вины перед покойным и сознания, что теперь уже ничего не исправить. Народу было много, и, как часто бывает после большого напряжения и настигшего чувства потери, люди ударились в экзальтацию, без умолку говорили, знакомились, как бы то- ропясь заполнить опустевшую часть души. Наш покойный знакомый был музыкантом, и проводить его пришли люди в основном творческих профессий. Говорили о музыке, лите- ратуре, живописи, о собственных талантах, востребованных и доселе не оцененных. Аркадий (впрочем, тогда я и имени его не знала) в основном молчал, и когда какая-то назойливая, 135

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи непрерывно говорившая скрипачка шутливо спросила его: «Ну, а какие у вас таланты?», он поднял на нее свои все пони- мающие глаза и так же шутливо, не без иронии к собственной персоне, ответил: «Я умею талантливо слушать». Только напрасно он иронизировал. Умение слушать, безус- ловно, было его талантом, правда, далеко не единственным. Его чуткое молчание было сродни волшебному музыкально- му инструменту, из которого даже не умеющий играть извле- кал волшебные звуки. Талантливость Аркадия не подлежала сомнению, я почувствовала ее сразу, с тех самых слов. С них мы и подружились. И как-то сразу признали друг друга. Довольно забавно все это вышло. По дороге вдруг открылось, что оба мы живем в Хайфе, практически на соседних улицах, и наши дети, старшие и младшие, почти одногодки. Он работал в какой-то инженерной конторе, где честно от- сиживал положенные часы. Часов этих было, увы, немало. К тому же не всегда в его работе все ладилось, и постоянная угроза остаться без привычного заработка здорово напрягала. Времени заняться чем-то для души практически не оставалось, а она требовала и болела. Требовал и Тимошка, восьмилет- ний сын Аркадия, и старший сын Павел, учившийся в Иеруса- лимском университете. Жена Аркадия уже ничего не требо- вала: несколько лет назад она погибла в теракте на улице Ди- зенгоф, одной из центральных улиц Тель-Авива. Тогда-то вся семья и решила перебраться в другой город: было невыноси- мо каждый день ходить мимо тех домов, по той же самой до- роге, где это случилось. В Хайфе для Аркадия нашлась работа по специальности, он снял небольшую трехкомнатную квар- тиру в районе Неве Шаанана. Так мы и стали соседями. Он не жил монахом, иногда в его жизни появлялись жен- щины, но отношения как-то не складывались. Думаю, что он продолжал любить свою жену, и другие женщины, становясь лишь временными попутчицами, не могли ее заменить. О чем мы только ни говорили с ним, но едва речь заходила о его жене, 136

Проза • Гримаса каракара Аркадий замолкал и начинал возводить оборонительные со- оружения. Эта тема всегда была табу — то, чем он предпочи- тал ни с кем не делиться. В детстве он любил рисовать и хотел быть художником. Об этой своей мечте он написал в школьном сочинении и стал объектом насмешек всех мальчишек, рвавшихся в ту пору в разведчики и космонавты. Рассказывая мне об этом эпизоде в свойственной ему манере — полушутливо, полуиронич- но, — он вдруг посерьезнел и сказал: «Тогда я понял, что со- кровенное должно быть сокрытым от чужих глаз и ушей, иначе грош ему цена». А я, жалкая эстетка, так и запала на эту фразу и, уходя от Аркадия, упивалась ей, как непревзойден- ным поэтическим шедевром: сокровенное должно быть сокры- тым. Боже, как хорошо, как верно, как красиво! Детской мечте Аркадия не суждено было осуществиться в пол- ной мере. Он стал рядовым инженером, но продолжал зани- маться живописью и рисовал всерьез. У его таланта было не- мало поклонников, несколько его картин отправились в Канаду и Америку и украшали дома его заокеанских друзей. Пару раз под нажимом израильских доброжелателей он участво- вал в местных выставках и даже был удостоен каких-то призов, но, будучи абсолютно лишенным тщеславия, решил больше не тратить драгоценного времени на подобные мероприя- тия. Вся эта организационная суета только раздражала его. Любовь к живописи была не мимолетным романом, а глу- боким и самоотверженным чувством, не оставлявшим его всю жизнь. Тратя последние шекели на краски, холсты и прочие рисовальные аксессуары, он жил в вечном «минусе», месяца- ми сидел на полуголодном пайке, отказывая себе (но только себе!) в самом необходимом. Тимошка относился к отцовской страсти не то что с пони- манием, а с нескрываемым благоговением и был готов раз- делить с ним аскетический образ жизни. Но Аркадий на это ка- тегорически не соглашался: на Тимошку никакие ограничения 137

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи не распространялись: он хотел, чтобы у этого голубоглазого малыша было все, что приносит радость. Судьба и так обо- шлась с ним слишком жестоко, и бог весть, что готовит еще! Взаимоотношения их были удивительными. Я никогда не видела, чтобы Аркадий воспитывал сына, чему-то его учил. Он просто с ним разговаривал — обо всем, даже совсем не детском, и при этом никогда не подбирал доступных слов, как будто был уверен в том, что Тимошка и так все поймет. И он действительно понимал слишком много для своих лет. Несмот- ря на малолетний возраст, в нем был какой-то врожденный такт и поразительная восприимчивость. Нет, он ни капельки не был похож на разумного и пресного маленького старичка. Как все дети, он умел шалить и беситься, давая выход своей энергии, но всегда чувствовал, когда эта шалость и резвость неуместны. А как славно он смеялся! Его мордашка станови- лось такой забавной, такой очаровательной! В четыре года оставшись без материнской любви, он, с од- ной стороны, необыкновенно сильно был привязан к отцу, а с другой — держал себя удивительно достойно и независи- мо по отношениию к чужим людям и мнениям. Правда, чем взрослее он становился, тем больше вопросов задавал о матери, которую почти не помнил. Интерес этот пробудился в нем не вдруг, а возник после того, как Аркадий накупил ему несколько коробок с пазлами. Тимошка сидел и упорно собирал картинки, потом разбирал и собирал их снова. Похоже, что процесс создания из маленьких частей большого красивого целого увлек его не на шутку. Потом по- сыпались бесконечные вопросы про маму. Они следовали один за другим, и создавалось впечатление, будто малыш старает- ся из многих мелких частей сложить в душе образ матери и сохранить его. Самым любимым занятием Тимошки было наблюдать, как Аркадий рисует. Меня всегда поражало, что такой малыш мог сидеть несколько часов кряду почти неподвижно, не проронив ни звука, перед холстом, на котором только начинало что-то 138

Проза • Гримаса каракара рождаться. Он ловил каждое движение отца, каждый его при- щур, каждый нанесенный мазок. Он не только не мешал Ар- кадию, а как бы участвовал в создании необходимой худож- нику атмосферы самоуглубления. Он и чувствовал себя пол- ноправным участником процесса и поэтому говорил совер- шенно серьезно: «Сегодня мы будем рисовать». Дни рисования были самыми счастливыми, но только очень редкими, потому что целыми днями Аркадий в стенах инже- нерной компании корпел за компьютером, создавая ненави- димые им чертежи. Практически весь день Тимошка был пре- доставлен самому себе, наверно, поэтому учился из рук вон плохо, вернее, не учился вообще. Пользуясь тем, что Аркадий уезжал в свою фирму намного раньше, чем начинались занятия в школе, Тимошка иногда просто оставался дома. Но он не был вульгарным прогульщи- ком. Причина прогулов заключалась в том, что в утренние часы очень хорошо сочинялось, а к этому процессу Тимошка относился серьезно. Рассказывая о Тимошке, я еще не сказала самого главного: он сочинял сказки, не наивные детские ска- зочки, а глубокие, вдумчивые новеллы. Слушая Тимошку, труд- но было поверить, что он и есть сочинитель. Впрочем, и рас- сказчик из него был потрясающе талантливый. Он вел пове- ствование легко и артистично. Только вот все его сказки были очень невеселыми и печально кончались. Я как-то спросила, почему он пишет такие грустные сказки, и он ответил совсем по-взрослому, сказал, что просто так ему пишется. («Каждый пишет, как он слышит…») Впрочем, иногда, оставаясь дома, он не писал, а подолгу рассматривал работы отца или валялся весь день с книжкой в кровати, а порой заходил ко мне, и мы медленно пили его любимый жасминовый чай, наслаждаясь сибаритством и об- ществом друг друга. Конечно, я журила его и говорила, как нехорошо прогуливать уроки, как трудно ему будет потом, как расстроится папа, узнав о его прогулах, и много другой педа- гогической ерунды, но в глубине души, не будучи очарованной 139

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи израильской системой образования, понимала, что невелика Тимошкина потеря. Да и как такой ребенок мог что-то поте- рять: в нем постоянно шел процесс саморазвития, воспитания чувств, осмысления действительности. Он был настолько ин- дивидуален, что требовал нетривиального обучения. И что ему могла дать школа, когда уровень его духовных и интеллекту- альных притязаний был намного выше, чем у его наставников? Наверно, малолетний прогульщик умел читать мои мысли, а потому не испытывал ни малейших угрызений совести и не считал нужным придумывать для меня всякие легенды, вроде тяжелой болезни учительницы или скоропостижной кончи- ны ее близких. Он просто приходил и говорил: — Лен, можно я вместо школы у тебя посижу? И устоять перед этими честными, прямо на тебя устремлен- ными просящими голубыми глазами было невозможно. В то время я потеряла работу и, не сумев найти что-то под- ходящее, была брошена на семейные тылы. Муж и дети вос- приняли это отнюдь не как трагедию. Без излишнего драма- тизма они променяли мою не бог весть какую великую зар- плату на устроенный и хорошо организованный семейный быт. А я, побившись несколько месяцев в депрессии, поняла, что не в силах изменить действительность, и по совету фило- софов стала менять свое отношение к ней, старательно пы- таясь найти положительные моменты в свалившейся на меня безработице. Мои дети исправно посещали учебные заведения: млад- ший — школу, старший — Технион. Когда уроки, лекции, се- минары заканчивались, наступало время для разных спортив- ных секций, вечеринок с друзьями и прочих развлечений, на которые меня приглашали лишь в качестве шофера. Муж был запойным трудоголиком, и его всегдашнее отсутствие стало привычной нормой нашей (как это ни парадоксально!) совместной жизни. А потому мои все более эмоциональные и пространные беседы с домашней утварью начинали меня тревожить уже не как признак безнадежного одиночества, 140

Проза • Гримаса каракара а как симптом зарождающейся душевной болезни. Ни легкий телефонный треп с приятельницами и знакомыми, ни люби- мые прогулки по морю уже не снимали ощущения изоляции и проходящей мимо жизни. Наверное, для каждого человека приходит время, когда он чувствует себя совершенно обворо- ванным, и ничего не остается: ни слов, ни чувств, ни жела- ний — одна пустота. И в этот не самый счастливый период на меня упала, как бесценный и долгожданный дар, дружба с Аркадием и Тимош- кой. Они угнездились в моей душе так прочно и естественно, как будто были продолжением семьи. Общение с ними, таки- ми настоящими, такими яркими, было несказанной радостью, почти неправдоподобной. Иногда Аркадию приходилось вынужден уезжать в команди- ровки. Хотя работу свою он, мягко говоря, не очень любил, но специалистом был классным, и начальство отправляло его читать курсы в дочерние компании, разбросанные по всей стране. И хоть страна у нас маленькая, Аркадий не всегда ус- певал вернуться в тот же день в Хайфу. Случалось и так, что курс растягивался на несколько дней. Уезжая на два-три дня, он становился необыкновенно сентиментален, нес всякую че- пуху, крепко обнимал меня и Тимошку, долго смотрел на нас из машины, как будто покидал навек. Нам тоже становилось грустно, и мы долго махали вслед. В дни Аркашиного отсутствия Тимошка жил у нас. Его обо- жали все домашние. Но больше всех его любил наш абрико- совый пудель. Он ходил за ним по пятам, сворачивался у его ног, когда Тимошка садился за стол; спал в его кровати, выли- зывал по утрам от кончиков пальцев до ушей, умильно похрю- ивая от удовольствия. Тимошка платил псу той же монетой. Поглаживая нежное розоватое собачье брюшко, он зарывал- ся носом в теплую бархатную шкуру и сопел от удовольствия. Как-то я слышала, что собаки безошибочно чувствуют, кто больше всех в доме нуждается в ласке и тепле, и выбирают 141

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи именно его своим главным другом. Наш пудель выбрал Ти- мошку, и не ошибся. 2 Каждое утро я по привычке включала радио или телевизор. Наверное, лучше б я этого не делала. Последние два года сред- ства массовой информации ничего утешительного не переда- вали. Первые месяцы были сплошным кошмаром, непроходя- щим потрясением. Потрясением бесчеловечностью, средне- вековой жестокостью арабов в сочетании с дьявольским ли- цемерием и подлостью. Они превратили нашу жизнь в непре- кращающийся кошмар. Ежедневный выпуск новостей походил на бесконечный сериал ужасов. Каждый день я лила слезы, видя душераздирающие кадры похорон детей и взрослых, на которые не скупилось наше телевидение. Потом слезы кон- чились, а в душе поселилась жуткая ненависть, а рядом с ней — вечный страх за жизнь близких. Раньше, когда я пыталась говорить с Аркадием о том, что происходит в нашей маленькой стране, он начинал странно и отвлеченно философствовать, пенял мне за категоричность и правизну взглядов. — Ты же интеллигентный человек, а интеллигентный че- ловек не может ненавидеть другой народ. Можно ненавидеть отдельных людей, но не весь народ. Мы же не расисты какие- нибудь! Они же не виноваты в том, что темны как ночь и обол- ванены до предела. — А я ненавижу их всех. Это и не народ. Им до людей еще расти и расти. А сейчас это злобные бешеные собаки, готовые разорвать нас всех на части, как они разорвали двух несчастных резервистов в самом начале интифады. Не мы объявили им вой- ну — они нам. И мне совершенно все равно, кто виноват, что они такие. Мое самое заветное желание — чтобы их не стало. Идеализм и прекраснодушие Аркадия не укладывались у меня в голове, мне казалось, что человек, потерявший жену, 142

Проза • Гримаса каракара должен лютой ненавистью возненавидеть ее убийц, но в его душе не было ненависти. Впрочем, что ж тут удивительного: каждого Господь отоваривает по своему разумению: кто-то не умеет любить, кто-то не способен ненавидеть. И хотя после гибели жены лучезарный мир Аркадия сменил колорит, он все еще оставался безнадежным идеалистом и романтиком. Цвет был составной частью его мировосприятия; с того ужас- ного дня его цветовое видение стало иным, но но черный не стал доминантным в этой палитре В ночь после взрыва в тель-авивском дельфинариуме Арка- дий постучал в мою дверь. И когда я открыла, он даже не взгля- нул на меня и сразу прошел в салон. На него было страшно смотреть. Он все ходил по комнате из угла в угол и не находил себе места. Потом опустился на стул, хотел что-то сказать, но не смог: из его груди вырывались какие-то клокочущие звуки. Я видела как у него подрагивало правое веко, а правая рука тщетно пыталась унять дрожь левой, но утешить мне его было нечем. Единственное, на что я была способна, — горевать вместе с ним. Наконец я усадила его за стол и поставила перед ним чаш- ку свежего зеленого чаю, он сделал первый осторожный гло- ток и чуть не поперхнулся словами: — Лена, там же были одни дети… Ты понимаешь, с кем мы имеем дело? Это же чудовищно… Знаешь, иногда я думаю, что нам не победить их. Как-то Толстой записал в своем днев- нике, что сумасшедшие всегда лучше, чем здоровые, достигают своих целей, потому что для них нет никаких нравственных преград: ни стыда, ни правдивости, ни совести, ни даже стра- ха. Я убежден, что те, кто совершают весь этот ужас, сумасшед- шие фанатики. Разве психически здоровые люди способны на такое?! Беспросветные, полные лишь ненавистью души тупых, оболваненных убийц… Если б я только мог нарисо- вать их, чтоб весь мир увидел и содрогнулся. Господи, как просто превратить человека в безжалостное, абсолютно без- душное животное!.. 143

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи — Я-то давно поняла, с кем мы имеем дело: необременен- ные даже понятием о нравственности бандиты возвели под- лость в доблесть, превратили гнусных убийц в народных героев. Открой глаза, наивный философ! Аркашка, милый, да ты по- смотри, ведь весь этот мир, на который ты так уповаешь, оправ- дывает этих нелюдей и отказывает нам в элементарном праве на защиту и жизнь. Вот ведь ужас: страны, которые считают себя цивилизованными, покрывают тех, кто взрывает детей в колясках, стариков и женщин в автобусах, подростков в ди- скотеках. Эти бандиты для них — борцы за национальную не- зависимость. Им наплевать на нашу кровь, наши слезы. Так уже однажды было… Трусливый, продажный, беспамятный, так ничему и не научившийся мир!.. Аркаша молчал. Боже, каким горестным было его молчание! Он закрыл свои замечательные глаза и только ритмично покачивал головой из стороны в сторону, как будто говоря: «Нет, этого не может быть, не могу в это поверить». Потом вдруг заговорил торопливо, почти скороговоркой: — Знаешь, однажды я уже пробовал нарисовать портрет убийцы, тогда… ну ты понимаешь, но так и не смог: очень тя- жело вынашивать внутри себя этот образ. И потом меня все время преследовал страх, что черный цвет продырявит холст… Но все это теперь не имеет никакого смысла. Понимаешь, те- перь никакого смысла! Что же мы скажем нашим детям, ко- торых не можем защитить? Как же нам жить дальше? Полночи мы сидели с Аркашей, выливая друг на друга пото- ки гнева, отчаяния и беспомощности, рвавшиеся из душ. Лег- че не становилось, но нам было нужно хотя бы выговориться. Утро занимавшегося дня не предвещало добрых перемен. Мы ждали новых бед и оставалось только гадать где произой- дет очередной взрыв и кто станет его жертвой. Сколько уни- жения было в этом ожидании! Когда Аркадий ушел, я долго не могла заснуть и все вспоми- нала, как еще совсем недавно, до начала всего этого кошмара, 144

Проза • Гримаса каракара мы гуляли по побережью и Аркадий, как всегда великодушный по отношению к другим и ироничный по отношению к себе, говорил: — Конечно, у всех нас есть предназначение, ведь у каж- дого своя энергетическая доминанта: у тебя — безусловно, созидательная, у таких, как я, — по большей части созерца- тельная, хотя и созидательная в какой-то степени, а у кого- то — разрушительная. Это либо от Бога, либо от Дьявола. Иногда я думаю: сколько же тысячелетий человек борется со злом и не может его победить! И дело не только в том, что изменяется бытие (а, как известно, разное бытие — разная мораль), и все начинается заново. В принципе природа зла ничуть не изменилась, а только приобрела немного другие формы. По существу же зло всегда стремится к концу — к уни- чтожению человеческой личности и мира в целом или к раз- рушению материальных и духовных ценностей. Видимо, по- рождающая зло разрушительная энергия, заложенная в че- ловеке, неистребима. И, как это ни наивно звучит, получает- ся, что смысл жизни состоит в этой борьбе созидания с раз- рушением. И пока существует некий баланс этих энергий, у нас есть шанс жить и участвовать в этом, я надеюсь, беско- нечном процессе. В ту апокалиптическую ночь мне что-то плохо верилось в бес- конечность данного процесса, во всяком случае для нас и на- ших детей… Палестинцы, пляшущие на крышах своих гряз- ных домов и стреляющие в воздух от радости при известии о гибели двадцати израильских детей, казались мне бесов- ским отродьем, лишенным толики человечности, непримири- мым врагом, с которым можно только бороться не на жизнь, а на смерть. То ли от полной безысходности, то ли от мучительной бес- сонницы и душевной усталости я написала жутко упадниче- ские стихи, которые так и не решилась показать Аркадию: 145

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Ночь истомилась утренней тоской, Задула свечи. И, поправив лычки, Спешит ко мне бессменный часовой — Отчаянье, вошедшее в привычку. Я от него нигде не схоронюсь. Что мельтешить? Достойней шаг навстречу, Лицом — к постылому лицу. И пусть Срок тянется тяжел и бесконечен, Подобный сотням скученных теней, Бессмысленней навязчивой идеи. И с каждым днем все призрачней, бледней Зеленые прожилки орхидеи. 3 Через месяц Аркадий уехал в командировку, и Тимошка пе- ребрался на несколько дней к нам. Первые два дня он был очень задумчив и молчалив, а потом вдруг объявил, что закончил новую сказку и хочет ее рассказать. Я, мой младший сынишка Левик и пудель Вили устроились на диване и приготовились слушать. Тимошка отодвинул кресло от стены, поставил его посередине салона и сел, положив руки на подлокотники. По сосредоточенному взгляду было видно, что он готовится к чему-то очень важному. Вили соскочил с дивана и уселся рядом с Тимошкой, положив морду ему на колени. Я слышала много рассказов Тимошки, но эта сказка была самой недетской из всех, самой грустной и самой пророче- ской… Вот она, эта сказка, я записала ее по памяти. Думаю, в моем изложении она много потеряла и, главное, — утрати- ла непередаваемые детские интонации, но суть сказки оста- лась неизменной. 146

Проза • Гримаса каракара Сказка про каракаров Давным-давно на скалистых островах Гренландии поселилась стая хищных птиц. У них было гладкое черное оперенье, ко- роткая шея, цепкие когти и сильный крюкообразный клюв. Откуда они прилетели, никто не знал. Правда, ходили слухи, будто они были изгнаны откуда-то издалека за разбой и же- стокость. Поговаривали, что их коварству и вероломству нет границ, и с ними всегда надо быть настороже. Еще гово- рили, что, когда эти птицы выбирают свою жертву и гото- вятся к нападению, они становятся подчеркнуто доброжела- тельны и миролюбивы, и на их физиономиях появляется сла- щавая гримаса угодливости. И едва наивные и падкие на лесть существа начинали благодушествовать, думая: «Что за при- ятные птицы эти каракары!» — тут-то им и приходил конец. На счету каракаров было не одно разрушенное царство, не одна погибшая община зверей и птиц. Но первое время эти слухи казались безосновательными: птицы жили замкнуто, старались не привлекать внимания и вели себя довольно пристойно, признавая законы, царившие на островах. И все настороженные обитатели побережья по- немногу успокоились и расслабились. Нельзя же жить в вечном напряжении и ожидании подвоха! Только старый одинокий Тюлень чувствовал непроходящую тревогу и ноющую боль под левым плавником. Он был очень мудр, этот Тюлень, и много повидал на своем веку; ему труд- но было обмануться, потому что он обладал необыкновен- ным звериным чутьем и наблюдательностью. Как-то раз, заглянув в глаза главарю каракаров он увидел такие безд- ны, от которых ему стало жутко. Он не уставал предосте- регать своих соплеменников и говорил им о грозящей опас- ности, но молодые обитатели скал считали его озабочен- ным, выжившим из ума стариком и старались отмахнуться от его предостережений. Ах, если бы они послушались его тогда! Если бы задумались до того, как все началось! 147

Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Но этого не случилось, и уже совсем не за горами был тот день, когда миру и спокойствию во льдах наступил конец. Однажды Белая Куропатка, привлеченная странной воз- ней в колонии каракаров, решила схорониться в расщелине скалы и заметила подозрительную суету. То, что она увидела и услышала, не на шутку испугало ее. Сначала она услышала истерическое карканье вожака стаи. Она с трудом узнала его: ведь обычно его голос звучал тихо и заискивающе, и взгляд был угодлив и почтителен. Теперь же он бешено вращал зрачками и выплевывал слова вместе с жел- той зловонной слюной: — И что вы себе думаете, безмозглые птицы?! Где будут жить наши птенцы? Наши гнезда и так слишком тесны. А кто будет их кормить? Их слишком много, и они чересчур прожор- ливы, чтобы мы могли заботиться о них. Хватит притво- ряться бесправными беженцами. Пора навести свой порядок на островах. Эти безмозжечковые тюлени, медведи, овце- быки и белесые куропатки и в ус не дуют, живут в свое удо- вольствие, они всегда сыты, а мы здесь ютимся на птичьих правах. А ведь они присвоили себе то, что по праву принадле- жит нам. В этот момент маленький птенец каракара больно ущип- нул отца за ногу и плаксиво заныл: — Папа, я есть хочу, я пить хочу. Отец каракар вытолкал его из гнезда как ненужную и на- доевшую вещь, и птенец, еще не умевший как следует летать, больно ободрался о камни. Но вожак продолжал как ни в чем не бывало: — Наши бедные дети голодают из-за этих жирных тва- рей, а мы только ноем. Хватит нытья. Мы должны научить наших детей заботиться о себе. Надеюсь, что у вас хватит ума, — он обращался теперь к молодым каракарам, — и вы сами поймете, что нужно делать, и выживете, а если нет — так туда и дорога. Зарубите себе на клюве: самое святое чув- ство на свете — чувство голода, и чтобы его удовлетворить, 148

Проза • Гримаса каракара все средства хороши. И никакой жалости! Помните: один го- лодный птенец может только умереть от голода, но вместе вы сила, и грозная сила. Вы начнете, а мы вас поддержим. Речь главаря каракаров вызвала в стае большой энтузи- азм. Стали раздаваться боевые кличи и призывы показать миру сытых, кто здесь хозяин. От страха бедная Куропатка чуть не вывалилась из своего укромного места и едва не стала первой жертвой стаи кара- каров, воодушевленных воинствующей злобой. Но она все же нашла в себе силы ничем не выдать своего присутствия и унять свое сердечко, полное самых страшных предчувствий. «Надо же, а ведь никто и не догадывается, как они нас ненавидят!» — мелькнуло в ее маленькой головке. Она и сама не помнила, как добралась до жилища старого Тюленя. Тюлень внимательно выслушал ее и погрузился в задумчи- вость. Он рассуждал вслух, ни к кому не обращаясь: значит, они не кормят своих птенцов и выгоняют их из дома, едва они окрепнут; думаю, нас ждут тяжелые времена; их птенцы станут объединяться в банды и разбойничать на дорогах — иначе им не выжить. Что же нам делать? Надо посовето- ваться с Белым Медведем. И он отправился к Медведю. Медведь славился своей рассу- дительностью и всегда был готов прийти на помощь. Правда, ему хотелось, чтобы его помощь не оказалась незамеченной и была по достоинству оценена. Рассказ Тюленя слегка озада- чил его, но, подумав немного, он сказал: — Мы не должны забывать, что наша община самая от- крытая и гуманная в акватории Атлантического океана, и по- тому на нас лежит особая ответственность. Я думаю, есть только один выход. Если мы хотим жить спокойно, то птен- цы каракаров должны быть сыты. А если их собственные ро- дители не в состоянии их прокормить, значит, мы должны взять на себя заботу о маленьких каракарах. Это будет гу- манно. И мы докажем всему миру, что хоть и живем во льдах, а сердца у нас добрые. 149