Альманах КОВЧЕГ 3

ПУБЛИЦИСТИКА-198-ПУБЛИЦИСТИКА_____ Преступлениях, ответственность за которые не прописана ни в од- ном законе и кодексе, преступниках, почти всегда остающихся без наказания. Как легко сделать вид, что спишь, и не уступить пожилому челове- ку или беременной женщине место. Ведь в автобусе, метро или элек- тричке тогда придется стоять до своей остановки (может даже в тол- пе!) Как легко пройти мимо человека, которому плохо. Ведь надо остановиться, узнать, что случилось, при необходимости, вызвать врача или другие службы, дождаться их приезда. Пусть лучше нуж- дающийся в помощи человек сам справляется со своими бедами, а то можно потерять много времени и сил. Легко ради прихоти или из злости ударить дворнягу или кота. И уж совсем необязательно по- мочь кому-либо перейти скользкий участок улицы или подняться по лестнице. Не стоит влезать в жизнь соседей — алкоголиков, которые избивают своих детей. А то вдруг еще бутылкой ударят у подъезда! Нетрудно обидеть родных, друзей. Нетрудно предать любящего тебя человека. Неприятно, но приемлемо убить зародившуюся в тебе жизнь, просто потому, что она будет мешать привычным радостям. Или можно оставить в государственных учреждениях уже появивше- гося на свет малыша, даже не успевшего ощутить тепло родных рук… А можно… …За все эти «нетрудно», «возможно», «легко», «можно», «не сто- ит», «приемлемо» никому еще не пришла повестка в суд… Многие из нас говорят: «Преступления? Я на это не способен!» А сами убивают, проходя мимо, крадут счастье и надежду, оставляя родное у чужих, зная, что эти преступления так и останутся без нака- зания. Неужели самый Главный судья, который есть (или только подразумевается?) в каждом из нас— наша совесть,— оказался са- мым подкупаемым на Земле за отговорки о нехватке времени, за обещание удобной поездки в общественном транспорте, за перспек- тиву свободной жизни без обязательств? Главный судья так легко закрывает на все это глаза. Как тогда можно называться честным че- ловеком, если несколько раз в один день «даешь взятки» самому се- бе? Выбор, кем быть? На самом деле, каждый делает сам. Просто хо- чется сказать еще об одном. Подумайте, вдруг когда-нибудь вы упа- дете на скользкой дороге, станете родителями или безумно полюби- те, а кто-то пройдет мимо, обидит вас невзначай или просто предаст. Тогда, наверное, вы с грустью вспомните, как давали взятки своей совести…

ПУБЛИЦИСТИКА-199-ПУБЛИЦИСТИКА_____ Марина БАЛАНЮК (г. Тула) Окончила Московский государственный педагогический ин- ститут. Длительное время работала учителем изобразитель- ного искусства в школах Тулы. Ведет активную общественную работу (развитие детского художественного творчества, ВО «Мемориал»). Начиная с 90-х гг. возглавляет Детское объеди- нение «Организация детской истории, искусства и культуры «Дети — творцы мира», творчество которого многократно представлялось и отмечалось призовыми местами и почетными наградами на международ- ных выставках. Автор изданного ИПО «Лев Толстой» альбома «Рисуют де- ти». Публиковалась во многих газетах, педагогических и литературных жур- налах, сборниках. Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств. Ее имя внесено в «Кембриджский биографический словарь». Секретарь ре- дакции журнала «Приокские зори». ЖИЗНЬ И СУДЬБА РУССКОГО СВЯЩЕННИКА В конце августа 2008 года в тульском издательстве «Гриф и К» вы- шла необычная, удивительная, уникальная книга под названием «Па- вел и Клавдия». Это дневники и письма жены русского священника Клавдии Ивановны Устиновой, которые чудесным образом сохрани- лись, пройдя через все трагические испытания — политические ре- прессии, Великую Отечественную войну и сейчас, многие десятилетия спустя, увидели свет, стали книгой. История ее появления такова. Как пишет в предисловии внучка Клав- дии Ивановны и Павла Сергеевича Устиновых, живущая ныне в Москве, Ольга Михайловна Стронгина, она передала в архив Всерос- сийского историко-просветительского, благотворительного и правоза- щитного общества «Мемориал» сохранившиеся пожелтевшие от време- ни тетради. Об этом узнал член этого общества Сергей Львович Щег- лов. В детстве он был знаком с Павлом Устиновым, общался с ним неза- долго перед тем, как тот был арестован в городе Муроме бывшей Вла- димирской губернии. Сергей Львович и посоветовал, а затем и помог подготовить дневники и письма Устиновых к печати. Наследники Клавдии Ивановны и Павла Сергеевича собрали необходимые сред- ства, чтобы расплатиться с издательством. Книга получилась очень объемная — 810 страниц, тираж, есте- ственно, небольшой — всего 200 экземпляров. Вполне понятно, что у этой книги свой читатель. Я уверена, что эти 200 экземпляров разойдутся и принесут большую пользу тем, кто приобретет или хотя бы прочитает эту книгу. Дело в том, что Клавдия Ивановна Устинова – не

ПУБЛИЦИСТИКА-200-ПУБЛИЦИСТИКА_____ просто автор дневников и подробных обстоятельных писем, запечат- левших свое время. Она — писательница, хотя таковой себя не пола- гала и о лаврах писательских мысли не держала. В ее художествен- ном даровании убедится каждый, прочитавший ее записи, у кого есть чувство и понимание творческого таланта. Какие детали и по- дробности она запечатлела! С какой проникновенностью повествует о своих детских впечатлениях, о родных и близких, о любви к из- браннику сердца, о верности супругу в самых тяжких испытаниях. Сцены посещения брата Николая перед его смертью от туберкулеза, ссоры с сыном из-за Кати Глыбинной и подобные им — это глубокое и точ- ное описание психологических состояний. С волнением читаешь за- писи Клавдии о любви к мужу, сохраненной в условиях, когда у многих людей исчезают светлые чувства. «Книга воспринимается как учебник жизни,— пишет в приложен- ной к книге статье один из ее составителей тульский журналист и писатель Сергей Львович Щеглов (Норильский).— Огромный объем материала, сравнимый с романами-эпопеями, не тяготит читателя (хотя некоторые места, повторяющие рассказанное ранее, и читают- ся с меньшим интересом, но их жаль пропустить, потому что и в них есть важные сведения и мысли». По многим страницам произведение представляет своего рода ис- следование нравов. Раскрываются противоречивости характеров, по- казываются слабости и срывы хороших, добрых людей, попавших в жизненные передряги. Произведение показывает читателю глубину православной христи- анской России, трагизм попыток политиков одним махом заменить ее на безбожную страну. В феврале 1915 года, еще до выхода замуж за Павла, Клавдия за- писывает в дневнике: «Мне часто приходят в голову мысли, что жизнь моя будет тяжела, что будут большие беды, несчастья». Пред- чувствие… Так мучительно сбывшееся! Полное боговерие Павла, его подлинный христианизм, его смире- ние и терпение раскрываются в таких сценах, как ночевка у сельско- го учителя на пути в Саров, где разгорается спор о Ренате. Павел — натура поэтическая, романтичная. Чистота и искренность его устремлений редкостны и в то же время характерны для лучших, наиболее честных представителей религиозной мысли. Вот его раз- мышления о любви мужчины и женщины: «Телесная связь вытекает из полноты любви, но весь вопрос в том, сохраняется ли чистота люб- ви после этой связи <…> Люди загрязнили все и думают, что нет чи- стого. Есть оно, есть! Его только надо искать, его хранить надо в сердце своем. Надо «тайну любви» сохранить источником, бьющим чистую воду. Пусть полнота любви поднимает человека на подвиг жизни, пусть она дает ему силы свободно взмахнуть крыльями души. Правда,

ПУБЛИЦИСТИКА-201-ПУБЛИЦИСТИКА . любовь может сделать человека и эгоистом, но она же, любовь, может сделать его орлом, парящим в небесах. Все от человека и все в человеке». Такова и Клавдия. Они с Павлом — натуры родственные. Оба роман- тики. У Клавдии обостренное чувство справедливости, поисков истины. Ее волнуют вопросы расхождения религии и церкви, поддержка церко- вью войны. Начитавшись Толстого и Достоевского, девушка горячо размышляет о противоречиях жизни и идеалов, в частности, о поведе- нии священства в условиях жизненной прозы. Тилима и прочие «жени- хи» юной Клавдии стремятся перетянуть ее на свою сторону, увести от идеалов, направить на путь практицизма. Но Клавдия не поддается со- блазнам — внутренняя основа ее крепка и устойчива. Многие взгляды Клавдии сходны со взглядами революционеров: «Мне не нравится Бог, который все только карает, наказывает, мстит. Часто закрадывается мысль о том, что такого страшного Бога выдумали церковники, как узду для народа». Поразительна чистота отношений влюбленных друг в друга Павла и Клавдии. А как современны размышления Павла о смысле любви и бра- ка сегодня, в половодье сексуальных и прочих революций. Отец и вся семья запретили юноше жениться на любимой потому, что она бедна. Навязывают богатых невест. Клавдия Шурыгина (девичья фамилия Устиновой) воспринимает отцовские возражения Павлу со всей резко- стью свободной девичьей души. В письме сестре она признается в уязв- ленном самолюбии и гордости. А для Павла жениться без отцовского благословения — драма. Эти страницы произведения Устиновой читаются с таким же интересом и вниманием, как лучшие повести и романы классиков. Древняя как мир коллизия исследована художниками и философами всех направлений до мельчайших подробностей. Но каждое время по- своему вновь и вновь ставит эти вопросы. В современной нам России, после несостоявшегося скачка в светлый мир социализма вернулась власть чистогана, засилье денежных мешков, единственным мерилом успеха многие люди полагают деньги. Любой ценой! Сбылись предчувствия Клавдии о предстоящих ей бедах! Она и Павел смиренно, терпеливо проносят свою любовь, оберегая ее от окружаю- щего зла. И любовь их поддерживает. Но вот мучает при этом читателя мысль: почему же она (или Бог, в котором ее олицетворяют) не спасла их от самого страшного, что произошло с ними двадцать лет спустя по- сле свадьбы, почему не избавила безгрешного сосуда нравственности Павла от незаслуженной казни, расстрела? У него, как и у всех искренно верующих христиан, ответ на это был известный. Христос терпел и нам велел. Бог призвал нас принять венец мученичества, и за это мы его сла- вим. И что же, зло, торжествующее на судьбах таких мучеников, жесто- ко топчущее их, оно так и будет торжествовать и топтать беззащитных?

ПУБЛИЦИСТИКА-202-ПУБЛИЦИСТИКА . О том размышляет и Клавдия Ивановна на уцелевших страницах седь- мой тетради (остальные она, по-видимому, уничтожила в 1920 году из боязни, что попадут в руки чекистов): «В бедной лачуге умирает отец семьи. Кругом нищета, голод, холод. А рядом в красивом особняке идет веселый пир. Тут похороны, тем свадьба. Здесь умирает человек, а тут рождается ребенок. В храме слышны призывы к любви и братству, а там, на полях идет братоубийственная война. И так во всем, везде и все- гда: то мирный звон колоколов, призывающий к покаянию, а то убий- ства, грабежи, война. Нет гармонии — одни противоречия». Вот что мучает молодую женщину. Любимый ею «духовник» не в состоянии ответить на многие вопросы; то есть, он отвечает, и ему от- веты кажутся убедительными, а ей — нет. Но и никто другой не мо- жет ответить. Ответы революционеров она не принимает. Заколдован- ный круг. Он поглощает и нас сегодня, в начале XXI столетия. История России прошлого века проходит перед нами в ярких по- дробностях быта и людских характеров, увиденная глазами предста- вителей нескольких семей. Классовая борьба, преследования верую- щих, закрытие церквей, приспосабливание интеллигенции к требова- ниям властей. Жена священника — «лишенка», то есть лишена изби- рательных и других гражданских прав. Клавдия Ивановна не может устроиться на работу по специальности и на любую должность, где необходимо хотя бы среднее образование, которое у нее есть. Мишу и Сережу Устиновых не принимают в школу, поскольку они дети свя- щенника, их даже лишают продуктовых карточек (в стране была так называемая карточная система: продукты питания, одежда, обувь про- давались по жестким нормам). Постоянный страх, в котором жили та- кие люди, полуголодное существование, мучительные попытки найти деньги, чтобы купить на рынке или у так называемых «мешочников» полпуда муки, крупы, соли, сахара. Хорошо, если у кого сохранилась царская золотая монетка или колечко, или какая-то вещь, которую можно продать на базаре. Обыски, аресты, допросы. Партийные со- брания и «чистки». Вязанка поленьев в Москве — два миллиона руб- лей, бутылка молока — 150 тысяч. Обо всем этом в дневниках и пись- мах сообщается как бы мимоходом и тем сильнее впечатляет. Как известно, борьба советской власти с религией началась с 1917 года. Первый арест и последовавшее за ним длительное следствие по «делу» Павла Устинова в 1931—1932 годах закончились осуждением на три года исправительно-трудовых работ в лагере. Обвинения в ан- тисоветской деятельности были предъявлены не одному Павлу, а группе священников, диаконов, псаломщиков и других служителей Русской Православной церкви в городе Владимире, вплоть до сугубо рядовых персонажей — верующих, регулярно посещавших богослу- жения.

ПУБЛИЦИСТИКА-203-ПУБЛИЦИСТИКА . В центре «дела» находился Павел Сергеевич. Главной уликой служили проповеди, которые он произносил после обеден и всенощных. Павел в своих проповедях доказывал гибельность безбожия, неизбеж- ность торжества Символа веры и посрамления атеизма, наказания за него. Это коренным образом противоречило политике советского правитель- ства, обоснованной программой ВКП(б). ВУголовном кодексе РСФСР это обозначалось статьей 58, состоявшей из четырнадцати пунктов; антисо- ветская агитация единичная — пункт 10, групповая — 11. Отбыв назначенный ему срок, Павел Устинов вернулся к богослужеб- ной деятельности, продолжал свои проповеди. Поселился он в городе Муром Владимирской области. Осенью 1937 года он был снова арестован вместе с группой муромских священников и мирян, посещавших бого- служения. 17 декабря 1937 года — тройка УНКВД по Горьковской области приго- ворила Павла Устинова по статье 58, пункты 8, 9, 10 и 11 к расстрелу. 25 декабря 1937 года приговор был приведен в исполнение. Священника Устинова Павла Сергеевича реабилитировали посмертно по протесту прокурора области, и президиум Владимирского областного суда 23 июля 1956 года отменил за недоказанностью обвинения. Не дождалась Клавдия Ивановна своего Павла. Она надеялась, что мо- жет быть он жив, в лагере и что может оттуда вернуться. 2 сентября 1961 года она скончалась там, где и жила последние годы в селе Брутове возле города Владимира, где учительствовала в школе и за- ведовала учебной частью, где жители избирали ее депутатом сельсовета; шел ей 68 год. Такова судьба двух замечательных русских людей Павла и Клавдии, из- ложенная ими самими. Поблагодарим же тех, кто помог их записям пре- вратиться в книгу, которую рекомендуем вам, дорогой читатель. Елена ГАДЕНОВА (г. Тула) Родилась в 1964 году в Сибири. С 1986 года живет в Туле. Автор четырех книг. Произведения опубликованы в журналах «Ясная Поляна», «Тульский Арсенал», в сбор- нике «Иван-озеро», в Международном Христианском сборнике поэзии «Все для тебя», в альманахах «Ковчег» и «День Тульской поэзии». Активно участвует в культур- ной жизни, проводит творческие встречи в школах и организациях Ту- лы. Член Православного клуба писателей «Ковчег». Выпускает нефор- мальную литературную газету «Свет разума». Участница литератур- ных семинаров в Туле, Москве и Юрмале.Член Союз российских писате- лей.

ПУБЛИЦИСТИКА-204-ПУБЛИЦИСТИКА . ТУЛА ДОСТОЙНА СЧАСТЬЯ «Господи, спаси!» — кричал мой одноклассник, заживо горя в раска- ленной смоле на крыше строящегося дома. Благодаря провидению свыше он был мной спасен, но крик его я помню до сих пор. Прошло много лет, по-разному сложилась жизнь детей, с которыми я училась, но всегда добрым словом вспоминаю школу № 33 на Революции, ди- ректором которой был добрейшей души человек — Гальперин Юрий Семенович. Благодаря ему дети из малообеспеченных семей не голода- ли, потому что жизнь и в Советскую эпоху была нелегкой. Успевала я учиться в ТДХШ у знаменитого тульского художника Валерия Ивано- вича Бочарова. Благодарю и его за все хорошее, что он делал для нас, детей того времени. Я помню себя с раннего детства, Сибирь, шахты, тайгу, крепких трудолюбивых сибиряков и решение родителей прие- хать жить в город оружейников, поближе к Москве. Тула мне понравилась сразу, в ней я увидела глазами ребенка сверхцивилизацию, трамваи, музеи, театры, библиотеки, заводы. Тула в семидесятых годах была почти вся деревенская, но чистая и доброжела- тельная. Улица Демонстрации, на которой я жила, казалось, открывала мне новые перспективы для грядущей жизни. В 15 лет я пошла работать на Оружейный завод фрезеровщицей. Было тяжело, но поддерживали наставники, и мир взрослых, казалось, меня защищал. В мире детства и юности все видится лучшим, всему веришь, душа чиста, и надежды на лучшее будущее окрыляли сполна… Жизнь в СССР давала хотя бы маленькое иллюзорное понятие равен- ства между людьми. Помню, в выходные тульские бани были перепол- нены, среди смеха детей взрослые терпеливо сидели за беседой в очере- ди, и хотелось еще и еще пить любимую газировку за 4 копейки. Домой возвращались из бани счастливые, везя на санках большую сумку вы- стиранного белья и с одним лишь желанием заснуть в теплой кровати возле печки. В школах все дети были равны, их не разделяли на умных и дураков, нищих и богатых, даже «двоечники» были хорошими мальчишками, все получили образование, профессии. Я росла в большой семье, из четверых детей была старшей, жили очень скромно. Все детство моей святой обязанностью было с утра при- нести из сарая дров для двух печек, воды; пока по радио звучали позыв- ные «Пионерской зорьки», быстренько собраться и успеть на первый урок. После занятий я все детство мыла в школе туалеты и коридоры, чтобы мама, работая завхозом, могла получить зарплату рублей на два- дцать больше. Было нелегко и, действительно, кусок черного хлеба, по- сыпанный солью, казался слаще меда. Но…спасибо родителям за то, что я пришла в этот мир, чтобы сделать его хотя бы на миг светлее!

ПУБЛИЦИСТИКА-205-ПУБЛИЦИСТИКА . . Добрыми были учителя, они любили нас, детишек из совершенно раз- ных семей, считая оскорблением принять в подарок хрустальную ва- зочку или сувенир, довольствуясь цветами и тем, что мы могли нари- совать или смастерить своими руками. Все помнят и знают, что в советское время все было по блату. Это я поняла окончательно, когда стала взрослеть. По блату сапоги, юбчон- ку, пальтишко, нужные продукты, достойная работа, необходимые ле- карства. Народ не обижался, но верил в лучшее будущее, надеясь на глоток грядущих перемен. Я вспоминаю переполненные электрички в столицу и обратно. Слава Богу, тогда нашу царицу-Москву не ругали, а со всей огромной Российской державы мчались поезда в этот удиви- тельно красивый город, чтобы затовариться всем необходимым. Тула — редкий на выносливость город. Фабрики, заводы, институ- ты, музеи, заповедные места, но народ находится в тисках, дальше ко- торых нет возможности освободиться. Я много ездила по стране и ту- ляков узнаю сразу, они встречаются везде, на Курилах и даже в Афри- ке. Туляки обладают исключительным даром — терпением. Терпеливо они относятся к тому, что происходит и сейчас. Тула в восьмидесятых стала неожиданно строиться. Сегодня не узнать улицы — Фрунзе, Лейтейзена, Братьев Жабровых, Демонстрации, Революции, Кауля… Тула преобразилась. Многие горожане успели получить бесплатное жилье, я искренне рада за них. Все же ТОГДА можно было устроиться за жилье на завод, на стройку, в ЖЭУ дворником или поехать работать в какой-нибудь, даже самый захудалый, совхоз. Хоть как-то, но жи- лищный вопрос можно было решить, отдав свое здоровье за крышу над головой, живя на износ и так короткую жизнь. Невелики были зарплаты, но была стабильность рубля. На пять рублей можно было «проскрипеть» неделю. Доступным был качественный хлеб, сахар, молоко, картошка, пельмени, минтай. Можно было немного деньжат отложить, чтобы съездить в отпуск на море или к родственникам в другие республики СССР. Детям была гарантия получить место в детском саду; место в школе, где не допускалось курение, пьянство, насилие; настоящее высшее об- разование, которое стремилась получить целеустремленная молодежь, на совесть «грызя» науки. Престижно было служить в рядах Советской Армии. Защитников России народ ценил и всегда будет ценить. Низкий поклон матерям и отцам, чьи сыновья не отлынивают от службы, а смело проявляют се- бя, защищая Родину, нашу Святую Русь! И сегодня имена героев золо- тыми солнцами сияют на небосводе России! Народ жил от аванса до получки, но имел возможность посещать музеи, театры, ездить на экскурсии в другие города и даже по счаст- ливому случаю побывать за рубежом.

ПУБЛИЦИСТИКА-206-ПУБЛИЦИСТИКА . Остро воспринималась несправедливость моим подрастающим поколе- нием, рассказы людей о том, что им пришлось пережить, вызывали во мне еще большее уважение к моему народу. Наши родители, рожден- ные во время войны и в тяжелое послевоенное время, строили с искрен- ним энтузиазмом страну СССР, они верили в мир будущего, где их дети и потомки будут жить в мире СПРАВЕДЛИВОМ, ВОИНСТИНУ ЧЕСТНОМ. И никогда мне не забыть, как рыдала учительница, которая всю жизнь копила тысячу рублей, но в начале девяностых эта тысяча обесценилась до цены самых дешевых перчаток. Преступление перед человечеством совершают правители, когда пре- дают свой народ. Сегодня «эпоха застоя» вызывает печаль и добрую улыбку на лице. Это время жизни наших родителей, время нашего дет- ства, юности, время нашего пути во взрослую жизнь, которую пере- черкнули в одночасье, навязав «очередную перестройку с захватом вла- сти» не в пользу русского народа, который всегда отличался трудолю- бием, талантом, милосердием. Для трудящегося человека ясно одно: любые перемены — это всего лишь переход из одного угла клетки в другой. Врачи советской эпохи, казалось, были добрее и проявляли искренний интерес к больным; можно было обратиться с вопросом или проблемой к директору завода или любого другого учреждения, худо-бедно не от- пихивали и в районной администрации, все же и юриспруденция мало- помалу защищала интересы малообеспеченных слоев общества. Можно было и правды добиться. Все были вроде равны. А понятие, что есть правда, открывает для всех один главный закон, по которому, если жить праведно, можно иметь все. Это закон совести. Слава Богу, моя жизнь сложилась. Семья, друзья, имею возможность проявить себя в творчестве. Живу на зарплату, довольствуясь тем, что имею. Иногда позволяю себе с семьей съездить на море. Фантастически люблю жизнь, но каждый раз, видя страдания людей, их немощность решить проблемы, готова крикнуть: «Не отчаивайтесь, туляки, будет и на нашей улице праздник!» Обязательно будет день, когда к власти придет человек с душой Христа! Когда не сразу, но постепенно, будут решаться вопросы на улучшение социального уровня жизни. Город се- годня задыхается от выхлопных газов, кладбища разрастаются с гео- метрической прогрессией. Туляки на фоне «небоскребов» и дворцов «новых русских» в прямом смысле выживают на крохотные зарплаты, и каждый из них понимает, что никогда не купить на эти крохи квартиру и, тем более, воспользоваться кабальной ипотекой. Зарплата в знамени- том городе оружейников больше похожа на ничтожно малое пособие прожиточного минимума. Дорогой хлеб, продукты, лекарства, комму- нальные услуги растут с молниеносной быстротой. Не решается жи- лищная реформа, экологическая катастрофа видна повсеместно, моло- дежь берут на работу, не соблюдая трудовое законодательство, не

ПУБЛИЦИСТИКА-207-ПУБЛИЦИСТИКА . желая вникать в проблемы наших детей, которым, входя во взрос- лую жизнь, заявляют: — Желательно: не болеть; не рожать; перспектив на повышение зарплаты нет… То положительное, что было накоплено за последние десятилетия отнято, как приданое, у будущих новорожденных. Жителям, кто сейчас уходит на заслуженный отдых, дают такую пенсию, что волосы встают дыбом — 4, 5, 6 тысяч. Неужели жизнь человека ничего не стоит? И неужели человек, прожив и отработав двадцать, тридцать лет стажа, не заслужил хлеба с маслом? Может попробовать тем, кто распоряжается нашими жизнями, пожить ме- сяц-другой на пенсию тысяч в пять, или на зарплату восемь — де- сять тысяч. При всем этом каждая справка стоит денег. В частности, не грех и в БТИ заглянуть, где цена справок шокирует… Неужели в стране, которую я бесконечно люблю, и народ, живу- щий все так же, как и при крепостном праве, в своем наивысочай- шем терпении, не имеет право на бесплатную справку и консульта- цию добропорядочного юриста? Нас и наших детей заставляют жить на износ, превращая трудо- день в день ада, когда, переходя на европейские стандарты, работо- датель обязывает стоять на ногах с девяти утра до девяти вечера с перерывом 20 минут, когда в несусветную жару, зайдя в энные мага- зины, я была шокирована неработающими кондиционерами. Отго- ворка всегда одна: «Сломались, ремонтируем». Мои друзья моли- лись за жизнь юноши, который едва не ушел из жизни от переутом- ления на работе. Это что — фашизм? Завуалированный фашизм — это ли не война? Почему, придя в собес за помощью и поддержкой, молодой маме отвечают: «Зачем Вы сюда пришли? Что Вы хотите?» И нехотя, повернувшись к женщине с малышом спиной, всем своим видом показывают, что приход с просьбой неуместен. Почему от- строенные на деньги народа пенсионные заведения встречают наших тружеников и ветеранов, наших матерей и отцов рыком охранника при входе, и провожают с молчаливого равнодушия бабенки, сидя- щей в кабинете, которая четко дает понять: другого расчета пенсии не будет, все по закону. Какому закону? И плачет наша Русь, терпит и плачет. В крови русского народа ярко выражена боль Христа: — Бог терпел и нам велел! Тяжело терпеть, и пройти мимо беззакония невозможно, кричит душа, кричит от отчаянья… Почему, зачем, кому надо, чтобы наша молодежь деградировала, в развлекательных заведениях тоннами «хлебала» пиво, заполняла наши улицы не чистотой русского слова, а отборным матом? История нашего города уникальна!

ПУБЛИЦИСТИКА-208-ПУБЛИЦИСТИКА . Духовные ценности никто не отменял! Культура — основа жизни циви- лизации! Без культуры нечем дышать. Почему информация о тульских писателях, поэтах, художниках не доходит до горожан в полной мере? Почему отняли у туляков Дом Учителя на Менделеевской 2, ничего не дав взамен? Кому нужна такая модернизация? Но люди не сдаются, они не хотят воевать! Сколько можно уничтожать самое ценное чувство — желание жить и любить?! Многие ругают Москву, но не понаслышке знаю, как выживает и сто- личный народ. Человек, трудящийся сегодня в России, действительно выживает, но я всегда говорю и, возможно, повторюсь: — Рабочего человека обижать нельзя, без него не будет на столе хлеба… Верю, что есть города, населенные пункты в России, где есть разум- ные представители власти, которые делают все возможное, чтобы жизнь соотечественников была улучшена и защищена от произвола бездушия. Но информация о них замалчивается, с утра до вечера нашим детям проповедуют вместо добрых сказок и песен — мир насилия. Статус се- мьи сведен на нет, назойливо зазывают надоевшие рекламы, как грибы «растущие» торговые центры, на каждом углу банки и пивные шатры. Русские князья с мужиками и бабами добровольно отвоевывали свобо- ду, чтобы жить на своей земле, соединяя Русь в ЕДИНОЕ, ЦЕЛОСТ- НОЕ государство. Они защищали свою святую Родину, свой дом, свои семьи, свою любовь, своих детей! Кто защитит сегодня мать, которая получает копеечное пособие по уходу за ребенком? Это что — насмеш- ка? Спешу заверить всех читающих эти строки, многие молодые семьи живут в нищете, но стараются вопреки всему проявлять свои человече- ские качества и стараться жить в этом мире достойно. Правители госу- дарства, в котором не защищены интересы матери и ребенка, соверша- ют преступление против своего народа, против Богородицы и Христа! На фоне объявившихся в одночасье «новых хозяев», кои приватизиро- вали страну, принять закон о выдаче паспорта в 14 лет и открыть статью о привлечении к уголовной ответственности с 12 лет, иначе как мрако- бесием назвать нельзя. Насилие над детьми — наиглавнейшая пробле- ма, а ведь дети — главное богатство планеты Земля! Кто нас все же защитит? Что будет завтра? Что мы оставим после себя грядущим поколениям? У меня есть свой ответ. Только мы сами можем защитить друг друга, защитить друзей, близких — милосердием, сло- вом, улыбкой, молитвой! Защищать этот прекрасный мир от насилия и зла! Кто, если не мы?! Я верю в перемены к лучшему и в Туле, и в России! В Сибири, на Урале, на Дальнем Востоке, на всей территории удивительной, му- жественной, воистину красивой и умной страны — России — много проблем из-за бездушия чиновников, но всех нас объединяет одно святое понятие — мы — Родина, наше небо — глаза Богородицы,

ПУБЛИЦИСТИКА-209-ПУБЛИЦИСТИКА . которые всегда с нами, потому что самая светлая, самая праведная жизнь перед взором Бога сияет ослепительно белоснежной Розой на огромной территории на планете Земля — ей имя Россия! Прекрасная Царица его вечной любви! Верю, будет настоящий праздник жизни в нашем городе! Верю, что наконец-то из окон администрации Белого дома увидят женщину, что живет в захолустном переулке напротив. Имея четверых детей, краси- вых и умных, она до сих пор не может добиться лучшего жилья. Может управленческий аппарат города повернется лицом к женщинам, которые прекрасны тем, что любят, имеют желание создать семью, родить детей, а их сегодня «кесарят», «скоблят» и даже бьют при родах по лицу, а также заставляют работать по 12-14 часов, не задумываясь над тем, что здоровая женщина — здоровая жизнь в государстве! Верю, воспрянет Тула от усталости, от множества проблем. Все же звон колоколов, который я слышу каждый день, дает надежду к переме- нам, призывая к пробуждению совести, к единству духа нашего народа! И все же свою память детства заберу в будущее с чистой совестью, по- тому что свято верю, есть врачи от Бога, есть учителя, которые любят наших детей, есть мужчины, которые пойдут нас защищать, есть рабо- тодатели, которые соблюдают трудовой кодекс, платят премии, поощ- ряют за проделанную работу, уважают труд, делают все возможное, чтобы в коллективе была дружеская атмосфера и относятся к себе по- добным по заповеди: «Не оскудеет рука дающего». Верю, что есть магазины с добрыми продавцами и качественным то- варом, что будет возрождаться русская деревня и значительно улучшит- ся состояние дорог. В школах и детских садах будут бесплатно кормить детей, а так же учить и оказывать всяческую необходимую медицин- скую помощь. Верю, что не будут внушать русскому народу, что он никчемный. Народ наш православный, грамотный, жертвенный. Народ, который имеет особенную совесть, особенный свет души, он читает Ка- рамзина и Толстого, Библию и Александра Пушкина, Лондона и Г.Уэльса. Наш народ пишет стихи, рисует, кует, вышивает, поет, молит- ся о спасении России. Величайшими талантами обладает народ, живу- щий на необъятных просторах Российских далей. Каждый человек талантлив, и эти таланты — мой город, моя Русь! Я верю, что матери будут рожать детей и благословлять их, отцы будут любить по-настоящему, защищать семью и Отечество! Верю, что все же произойдет чудо, будет достойно оплачиваться труд. Улыбнется Тула, чтобы всех нас накормить пряниками и целебным чаем из самоваров! Много ли человеку надо для счастья? Дом, семью, работу, посадить деревце, чтобы наша планета дышала, и рождались здоровые младенцы. Я живу в сердце Тулы, в доме, которому 140 лет, на десяти метрах, топлю печь, хожу за водой, зимой и летом моюсь на улице. Ночью, выйдя на крыльцо, долго смотрю на звездное небо, встречаю утро и радуюсь жизни! Все мы приходим в этот мир голышами и уходим ни- чего не взяв, только память оставляя после себя… Какую? Каждому

ПУБЛИЦИСТИКА-210-ПУБЛИЦИСТИКА . подскажет совесть. Желаю всем прочувствовать свое рождение, свое предназначение! Во имя будущего наших детей, внуков, потомков, что- бы они рождались не в мире рабства, а в мире любви и свободы, вспо- миная нас, живущих сегодня, добрым словом! «Тула веками оружие ковала». Кует и сейчас, поэтому в руках Дмит- рия Донского, Александра Невского всегда сияет меч ПРАВОСУДИЯ, а имя русского СОЛДАТА-ОСВОБОДИТЕЛЯ для всех людей, для всех народов и государств всегда имеет и будет иметь вовеки веков ДОБ- РУЮ ВЕЧНУЮ ПАМЯТЬ! Никто никогда не посягнет на святое! «Господи, спаси!» Крик одноклассника навсегда запечатлел эпоху несбывшихся надежд. Веселый мальчишка с веснушками, честный и та- лантливый, прожил на этой планете очень мало, остановилось сердце. Добрым продолжением его жизни озаряет этот мир улыбкой его дочь. «Господи, спаси и сохрани!» Кричали люди, пережившие кровавую драму революции, а они отвоевывали законное право иметь всего лишь небольшой клочок земли, ведь крестьянину без земли не выжить… «Господи, спаси и сохрани!» Слышало небо от миллионов плачущих сердец, которые остались лежать в Великую Отечественную войну на полях сражений, защищая наши города, поселки, деревни, защищая нас с вами, чтобы мы жили достойно, праведно, честно и долго! «Господи, спаси и сохрани!» Плачут души тех, кто остался жив, тех, кто родился после войны, тех, кто рождается сейчас, ибо все живущие достойны жить по-человечески! «Спаси и сохрани, Господи, моих детей, друзей, братьев, сестер, род- ных и близких, мою Родину!» Спаси и сохрани в бьющихся сердцах мо- его народа веру и гордость за то, что есть высшая честь родиться и жить в России! Я родом из Сибири, но знаю одно: ТУЛА ДОСТОЙНА СЧАСТЬЯ! Сергей КРЕСТЬЯНКИН (г. Тула) (Биографическая справка дана в разделе «Проза») «ГЛАВНОЕ — ОСТАВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ» (Воспоминания внучатого племянника С.О. Крестьянкина о И.М. Крестьянкине) Родился я в начале 60-х годов 20-го столетия в семье военнослужащего, так же, как и отец, в городе Орле. С детства переез- жали с места на место. Исколесили весь Советский Союз и даже за гра- ницей побывали. Отец (Олег Александрович), будучи человеком активным и общи- тельным, решил отыскать родных, кого только можно. Родственники оказались разбросанными по всей стране: в Орле, Москве, Оренбурге, Челябинске, Московской области.

ПУБЛИЦИСТИКА-211-ПУБЛИЦИСТИКА . Мы составили родословную и стали отмечать, кого удалось найти. Дочерей сестры Киры (моих двоюродных сестер) Марину и Жанну — в Свердловске. Сестру Анастасию и ее детей: Алексея и Наталью — в Москве, а Людмилу — в Канаде. Своего родного дядю, Константина Михайловича Крестьянкина, мой отец отыскал в Орловском театре. Он работал гримером и преподавал в институте Культуры. Мы неод- нократно ездили к нему в гости. Отец моего отца, Александр Михайлович, умер, когда я был еще ма- ленький, в начале 60-х годов. Помню его очень смутно: высокий, се- дой, бородатый мужчина. А про своего дядю Ивана Михайловича Крестьянкина отец знал, что тот стал священником и находился где-то в Московской области. После длительных поисков и опроса всех род- ственников удалось выяснить, что И.М. Крестьянкин обитал в Загор- ске, но где находится сейчас, никто не знал, так как связи он ни с кем не поддерживал, дабы случайно не навредить кому-либо, ведь госу- дарство — Советское, а он — священник. В середине 80-х годов мы с отцом отправились в г. Загорск Москов- ской области благо, после многочисленных переездов, оказались в со- седней Тульской области, и добираться было не так далеко. В Загорском монастыре, когда мы расспрашивали священнослужи- телей, поначалу к нам относились настороженно, ведь Иван Михайло- вич отбывал наказание за свою веру, свои убеждения. Но когда мы показывали свои паспорта с фамилией Крестьянкин, лица у людей просветлялись и они рассказывали, какой замечательный человек отец Иоанн. Хоть он давно уже переехал и находится в Псково-Печерском монастыре, но его до сих пор хорошо помнят прихожане и священни- ки, как доброго человека, внимательного слушателя и прекрасного проповедника. Через пару лет в 1988 году нам с отцом удалось выехать в Печоры. Больше полусуток мы добирались до места. Волнительно было на ду- ше, перед встречей с родственником, который всю свою жизнь посвя- тил служению Богу. Сразу представлялось себе, полутемное помеще- ние кельи и молчаливый или неторопливо говорящий старец. Но на деле все оказалось совсем по-другому. Нас встретил подвижный, крепкий мужчина с удивительно добрым лицом, которому, с трудом верилось, что уже 78 лет. Особенно после того, как он лихо взбежал по крутой деревянной лестнице на 2-й этаж и кричал нам сверху: \"Ну, что вы там застряли, молодежь?!\" (Мне в ту пору было 25 лет, а отцу около 60-ти). Келья архимандрита оказалась удивительно простой и довольно светлой. Два часа мы были в гостях у Ивана Михайловича. Рассказывали о своем житье, где были, что видели, кого из родственников удалось отыскать, а кто – уже умер.

ПУБЛИЦИСТИКА-212-ПУБЛИЦИСТИКА . Перед нами находился умнейший человек с ясным взором и прекрас- ной памятью. Иван Михайлович держал мою руку в своей ладони, слегка поглаживал, как бы передавая свои мысли, свою энергетику. Оказывается, многих родственников, в том числе и моего отца он прекрасно помнит и даже знает, у кого родились дети, только имен их не знает. Но каждый раз всех вспоминает и молится. Во время нашего общения Ивану Михайловичу неоднократно сооб- щали, что пришли паломники, прихожане. Он извинялся перед нами, говорил, что не хорошо людей держать за дверью, тем более что если они издалека. Всех встречал, беседовал, дарил книги и угощения, го- ворил напутственные слова и благословлял. И снова мы беседовали об истории, религии, людях, о царском вре- мени и о советском. О том, что любая власть — это насилие. А Совет- ская власть вообще все разрушила: все традиции и устои. Иван Ми- хайлович вспомнил песню: \"Весь мир насилья мы разрушим до осно- ванья, а затем». А в первоначальном варианте было, не разрушим, а — разроем. И смысл получался совсем другой. Разроем, разрыхлим, то есть дадим возможность постепенному изменению жизни в лучшую сторону. А получилось: разрушили до основания и сейчас несколько десятилетий идет то самое \"а затем\". Но и при Советской власти есть что-то хорошее, как-то: победа над неграмотностью, всевозможные спортивные секции… Два часа за разговорами пролетели незаметно. Нам с отцом пора уже было уезжать. Потом более 10 лет мы с Иваном Михайловичем переписывались. Я сообщал ему о новостях, поздравляли друг друга с праздниками. Но до сих пор я помню его слова напутствия: \"Неважно к какой религии ты принадлежишь, ходишь ли в церковь или ты, в силу целого ряда причин, после развала царского строя и отделения церкви от государ- ства, являешься атеистом. Главное — оставаться человеком в любых обстоятельствах, жить по совести и поступать по-людски\". Ольга БУГРИМОВА (г. Тула) (Биографическая справка дана в разделе «Поэзия») ДАЛЬ — ВРАЧ Гардемарин в семье врача В изучении творчества и биографии В.И. Даля еще многое предсто- ит сделать, т.е. по сей день некоторые страницы его жизни остаются загадкой. До революции было издано около ста книг, 5 собраний со- чинений, более тысячи отдельных публикаций в полусотне газет и журналов, а также литературных сборниках, альманахах, трудах и

ПУБЛИЦИСТИКА-213-ПУБЛИЦИСТИКА . хрестоматиях. Он прожил долгую, удивительно насыщенную жизнь, сменил множество занятий... В рабочем районе Луганска (Украина) на улице, которая раньше называлась Английская, а ныне носит имя Даля, стоит небольшой од- ноэтажный домик. Сейчас здесь музей, а 200 с лишним лет назад в этом доме жила семья Даль. Там же в 1801 году родился мальчик, ко- торого назвали Владимиром. Его отец, Иоганн Христиан, был датча- нином, умным и образованным человеком. В Россию он перебрался по приглашению Екатерины II, предложившей ему занять должность придворного библиотекаря. Но Даль-старший пробыл при дворе не- долго и вскоре уехал в Германию, где получил диплом врача, а затем вернулся в Россию. Через некоторое время он женился на Марии Фрайтаг — женщине исключительно эрудированной, хорошо знавшей мировую литературу, говорившей на нескольких языках, прекрасно игравшей на рояле. В семье родилось четверо сыновей. Владимир был старшим. Отец Даля занимал должность лекаря при горном ведомстве. Свою работу он выполнял более чем добросовестно, писал начальству ра- порты о тяжелом положении рабочих, об антисанитарии их быта и нищете, хлопотал о создании лазарета. Возможно, начальству надоел столь ответственный работник, и его перевели в Николаев на долж- ность старшего лекаря Черноморского флота. Пока муж служил, его жена вела хозяйство и воспитывала детей. Все четверо получили прекрасное начальное образование, а в 1814 году Иоганну Христиану Далю присвоили дворянский титул и вместе с ним — право на обучение детей в Петербургском морском кадетском кор- пусе. Это и определило судьбу старшего сына. Итак, Владимир Иванович Даль в 1814 году поступил в Морской корпус, окончил его, получив звание гардемарина. Служил на Черном и Балтийском морях шесть лет. Внезапно, к удивлению знающих его людей, ушел в отставку. На двадцать пятом году жизни поступил на медицинский факультет Дерптского университета. Дерптский универ- ситет, открытый в 1804 году, славился не только в России. В Дерпте был открыт и первый в России профессорский факультет, куда прини- мались отличившиеся в учении выпускники медицинских факультетов из разных городов для написания докторских диссертаций. Этот фа- культет, по сути, явился прообразом аспирантуры и института усо- вершенствования врачей. Этот период Даль называл «временем вос- торга и золотым веком нашей жизни». Время восторга… Профессорский институт, в котором учились студенты при универ- ситете, организовал Егор Иванович Паррот, профессор физики, а за- тем академик и первый ректор. Проект Паррота, своевременный

ПУБЛИЦИСТИКА-214-ПУБЛИЦИСТИКА . прогрессивный по тем временам, состоял в том, чтобы готовить моло- дых русских людей, закончивших курс в разных университетах и учебных заведениях. После двухлетнего пребывания в Дерпте студен- ты должны были отправиться еще на два года на стажировку в загра- ничные университеты. Затем специалисты принимались на службу в качестве профессоров в ведомство Министерства народного просве- щения. То есть путь получения знаний был заманчив и интересен. Ма- ло того, он был бесплатен. На годовое содержание студента в Дерпте выделялось 200 рублей ассигнациями, что соответствовало более 300 рублей серебром. Если студент на предварительном экзамене в Петер- бурге получал «неуд», то из казенных списков он исключался, однако права учиться в дерптском университете за свой счет не лишался. Говорят, города как люди. У каждого свое имя и лицо. Не зря гласит пословица: «Что город, то норов». Как известно, у Дерпта сразу три имени. В далекое время он назывался по-русски — Юрьев, по- эстонски — Тарту, по-немецки — Дерпт. Улицы упирались в холмы, растворялись в зелени, сквозь которую белели здания университет- ских клиник. Веселый, подвижный город-студент, в котором Даль, с детства не привыкший к смеху, чувствовал себя мальчишкой. Русских студентов было мало. В основном, это были дети небогатых родите- лей, поэтому каждому хотелось быстрее встать на ноги. Владимир Даль учился вместе со студентом Николаем Пироговым. Они не про- сто учились, а между ними возникла крепкая мужская дружба и взаи- мопонимание. С утра они собирались в клинике, готовились к операции, отбирали нужные инструменты, перекладывали больного с кровати на стол и ас- систировали Мойеру. Действовали молча, не разговаривая, подавая сиг- налы друг другу глазами. Иван Филиппович Мойер был поражен жад- ностью к знаниям этих юношей. Мойер немного зачах в Дерпте, стал угасать в желаниях делать операции, но с появлением этих студентов загорелся работой, как в молодые годы. Владея необыкновенной хирур- гической ловкостью, он проводил операции неспешно и без суеты. Раз- резы тканей делал аккуратно, потому что знал анатомию превосходно. Часто он доверял студентам произвести под его наблюдением то или иное хирургическое вмешательство. В то время наркоз еще не был изобретен и больные долго стонали и кричали. Даль, жалея, вытирал своим платком с лица больного липкий пот, давал немного вина и соле- ный огурец. К страданиям больных он так и не привык. Человек, изучивший прежде астрономию, математику, корабле- вождение, штудировал теперь толстенные книги, зубрил педан- тично латынь (100 слов в день!), возился с препаратами. Профессо- ра прочат ему надежное будущее, Пирогову — будущее великое. В том и разница. У Даля ясная голова и хорошие руки. Пирогов вспоминал потом в своих «Посмертных записках» о Дале как об

ПУБЛИЦИСТИКА-215-ПУБЛИЦИСТИКА . остроумном жизнерадостном человеке, блестящем рассказчике и ба- лагуре. «Первое наше знакомство с Далем довольно оригинально»,— вспоминал Николай Иванович,— однажды после нашего приезда мы слышим у нашего окна с улицы странные, но незнакомые звуки: рус- ская песнь на каком-то инструменте. Смотрим, стоит студент в виц- мундире (форменном фраке гражданских чиновников), всунул голо- ву через открытое окно в комнату, держит что-то во рту и играет: «Здравствуй, милая, хорошая моя!», не обращая на нас никакого внимания. Инструмент, оказывается, был губной органчик, а виртуоз — В.И. Даль». Особое духовное родство чувствовал Пирогов к Далю. Необыкно- венная любовь к русскому народу и его истории объединяла и спла- чивала их. Всю жизнь два великих гения понимали друг друга с по- луслова. Пирогов всегда удивлялся, с какой быстротой оперировал Даль. Владимир Иванович поселился в Дерпте в 1826 году, а уже в 1828 началась русско-турецкая война. Наиболее смышленых студен- тов (кандидатов) в военном деле послали на войну. И бывший офи- цер флота, гардемарин Владимир Даль, осваивавший хирургию у знаменитого профессора, уехал на войну. Перед отъездом он расце- ловался с другом: «Просвещайся, Николай, а я поеду, долг велит. Кто-то же должен защищать Россию». Чувствовалось, что он полон желания продолжать учебу, но вида не подавал. В коляску сел с улыбкой и радостью. Он не знал, что ждет его впереди, в то время люди передвигались медленно. Признание таланта врача. Неизвестно, сколько продолжалось путешествие Даля, но другой дерптский врач, следовавший за ним, ехал на фронт около трех недель. При такой скорости дорога не проплывала и не проносилась, а входила в жизнь. Она обогащала впечатлениями, встречами. Даль горевал об одном: хотел стать врачом — ему помешали. Об этом пе- риоде остались воспоминания доктора де Морни. Из записок: «В Яс- сах встретил я подле трактира Владимира Даля, также направляюще- гося к театру военных действий, и мы тотчас решили ехать вместе. Не могу не порадоваться столь приятному попутчику. Даля знавал я еще в Дерпте на медицинском факультете. Доктор Мойер неизменно упоминал его в числе лучших своих учеников, а однажды говорил, что у Даля, бесспорно, и литературный талант, ссылаясь при этом на мнение известнейшего поэта нашего Жуковского. И здесь, в Яссах, Даль потешил меня после обеда двумя, наскоро сочиненными им сценками. В первой представил непонятливого больного, который на вопрос: «Чем болен?», знай, отвечает: «А вот, батюшка, чем скаже- те». Во второй сценке мой попутчик живо изобразил себя самого при защите докторской диссертации…»

ПУБЛИЦИСТИКА-216-ПУБЛИЦИСТИКА . «Нынче увидели мы первые жертвы войны. Мы въезжали в печаль- ный край, где черная смерть, чума собирает обильную жатву. Впереди повсюду карантины. Я подивился его бесстрашию. Даль, улыбаясь, сказал: «Чему быть — того не миновать». Главная квартира оказалась целым городом с улицами, кварталами и площадями, построенными из шатров и палаток. В госпитальном отделении нам указали полотня- ный перевязочный пункт: здесь мне и Далю предстояло жить и опери- ровать. Поистине, поле боя — лучшая школа для хирурга. Мы уже привыкли к обильно льющейся крови, страшным ранам, неистовым крикам. Рубленые раны, нанесенные турецкими саблями, особенно ужасны. Пленные большею частию ранены в спину казацкими пика- ми, однако, раны не глубоки. Пулевые и осколочные раны также уно- сят в иной мир наших пациентов: тут не так опасны сами поврежде- ния, сколько гнилокровие, которое на жаре быстро развивается. Чума по-прежнему свирепствует. Наши попытки спасти пораженных страшным недугом почти ни к чему не приводят… Выступили в поход. Для перевозки раненых и госпитального иму- щества присланы сюда экипажи, очень тяжелые и без рессор. Поход- ный госпиталь состоит из сотни таких фур, а так же из телег, перево- зящих аптеку, палатки, кузницу, медицинские инструменты. Однако наше положение не сравнить с теми муками, которые выпали на долю простых солдат. В душные жаркие дни они изнемогают под тяжестью амуниции, падают в кусты на обочины. Немало солдат умирает в до- роге. О раненых я уже не говорю… В битве под Кулевчею Даль реши- тельно отличился. Долгие часы он не покидал поле боя, действуя под пулями и ядрами. Он оказывал помощь сотням солдат, пока крайнее изнеможение не свалило его. Наутро он был найден крепко спящим прямо на сырой земле между убитыми и ранеными». Оказавшись в Турции в городе Андриаполе, Даль и его друг де Мор- ни хлебнули солдатского лиха полной чашей. Под госпиталь была от- дана огромная казарма, куда было свезено более десяти тысяч ране- ных и больных солдат. Лежали они без кроватей, прямо на кирпичном полу; в окнах вместо стекол были деревянные решетки; холодный ве- тер, а то и дождь, врывались в палаты. Здесь хозяйничали стаи крыс. К ним стоит прибавить крыс интендантских, норовящих вырвать по- следнюю полушку из солдатского довольствия, последний кусок из солдатского рта. Лекарств не было. На весь госпиталь был один апте- карь, фельдшеров практически не стало. О лечении речь уже не шла. Врачи и персонал старались накормить да дать вволю воды. Чума ко- сила страдальцев сотнями. При подсчете в главной квартире было вы- яснено, что из трехсот докторов, прибывших в армию, более двухсот пали жертвами вражеских пуль и различных болезней. Записки доктора де Морни позволяют увидеть Даля глазами его боевого товарища. Доктор де Морни погиб во время этого похода.

ПУБЛИЦИСТИКА-217-ПУБЛИЦИСТИКА . И в таких условиях неутомимый Даль успевал еще собирать слова и запи- сывать их в свои тетради. Студент-медик Даль в 1829 году досрочно за- щищает диссертацию и возвращается на фронт, где оперирует раненых, борется с чумой и холерой. Он входил в чумные бараки, видел солдат, умирающих от чумы, и, сознавая свое бессилие, помогал, чем мог. Друзья говорили, что у него две правые руки, его умелость и скорость операци- онной техники поражала даже опытных профессионалов. Именно это свойство при отсутствии обезболивающих средств нередко решало судь- бу больного. Важно было по возможности избежать развития болевого шока, вовремя остановить кровопотерю, тем более в ситуации, когда еще не применялось переливание крови. Время шло. Война кончилась. Вспыхнула эпидемия холеры. Даль вновь на передовой — борется с холерой в украинском губернском городе Ка- менец-Подольском. Эпидемия была в разгаре, город разделили на не- сколько районов. Владимир Иванович возглавлял один из них. В форму- лярном списке доктора Даля, хранящемся в архиве Луганска, сказано, что «в свирепствование холеры в Каменец-Подольском он заведовал госпита- лем для холерных больных». В Каменец-Подольском Даль не только оказывал реальную помощь больным холерой, но и весьма успешно возвращал пациентам зрение, удаляя катаракты. В данном случае не обошлось без неприятных инци- дентов. Снимая квартиру в семье «бельмоцелителей», он узнал, что они от его имени не только брали с больных деньги, но и прославляли себя в качестве умельцев. Пришлось принимать меры… Кстати, будучи врачом, а затем чиновником высокого ранга, Владимир Иванович отличался бес- сребреничеством и «не замечен в получении взяток». И снова военный врач продолжает свою собирательскую деятельность. Есть свидетельства, что Н.И. Пирогов знакомился с диссертацией свое- го друга на звание доктора медицины. Она была посвящена успешной трепанации черепа и наблюдению за больными с неизлечимыми заболе- ваниями почек. 1830 год…Беспокойный, мятежный. Баррикадами революции туго пе- репоясались парижские улицы; стучали тяжелыми башмаками восстав- шие немецкие крестьяне; в Италии чистили оружие и ждали своего часа деятели тайных обществ. На парижские залпы отозвалась Польша, кото- рая не захотела признавать русского царя. Русская армия выступила на подавление мятежа. Часть, в которой служил Даль, перешла польскую границу с юго-востока. После первых стычек в лазарет стали поступать раненые. Доктор Даль спасал от смерти людей, которые шли умирать за сво- боду. Возвращенных к жизни отправляли в ссылку в Сибирь. Даль го- ворил про восставших осторожно, больше помалкивал. Да и кого ин- тересовало мнение простого военного врача, затерянного в глубинах многотысячной армии. Но через три года в Оренбурге Даль будет

ПУБЛИЦИСТИКА-218-ПУБЛИЦИСТИКА . дружить с сосланными мятежниками. И когда ссыльных заподозрят в заговоре, он сумеет доказать их невиновность. Но в это время он ста- нет уже не простым врачом, а видным чиновником, с мнением которо- го считались. После войны, с марта 1832 года Даль работал ординатором военно- сухопутного госпиталя в Петербурге и приобрел известность хирурга- окулиста. «Осмелюсь заметить, что глазные болезни, и особенно опе- рации, всегда были любимою и избранною частию моею в области врачебного искусства,— вспоминал Владимир Иванович.— Я сделал уж более тридцати операций катаракты, посещал глазные больницы в обеих столицах и вообще видел и обращался с глазными болезнями немало». Особенно он преуспел в деликатных операциях по удалению ката- ракты, слепоте от потускнения глазного хрусталика. Сохранившаяся у Даля на долгие годы даже после ухода из медицины приверженность этим операциям обусловлена не только профессиональным интересом: прозрение ослепшего человека неизменно походило на волшебство. Но он резко выступал против лечения глазных болезней народными средствами, поскольку не одна пара «годных» глаз была загублена вти- ранием таких «неимоверных средств», как купорос и толченое стекло. Далю с его неуемной энергией было скучно сидеть на одном месте, да и надоела не очень обеспеченная и очень беспокойная жизнь хи- рурга госпиталя, надоело получать выговоры за потраченный во время операции пузырек йода, за правдивую, не угодную начальству цифру в отчете. Несмотря на огромную врачебную популярность, прямо- душный и правдивый Владимир Иванович не мог мириться с царящи- ми в медицинском ведомстве злоупотреблениями. Однокашник Даля декабрист Д.Т. Завалишин писал об этом в своих воспоминаниях: «Начальство требовало непременно к 1-му числу каждого месяца со- ставлять отчеты о больных в лазаретах, при этом не учитывалось вре- мя на доставку донесений. Составленные 25-го числа не включали по- следнюю неделю, а написанные 1-го, приходили в канцелярию только 4-го числа. Даль отвечал, что «ему неизвестно, имеют ли другие дар наперед, за 5 дней, знать, сколько у них будет больных и с какими бо- лезнями, но что он такого дара не имеет и, если ему будут давать несовместимые приказания, и за невозможность выполнения присы- лать выговоры, то он перенесет дело на апелляцию к высшему началь- ству». После этого Даля на время оставили в покое, но по службе до- казали, что случая этого не забыли. Потом в этот же госпиталь прие- дет его друг Н.И. Пирогов, который начнет ломать, переделывать по- своему. А Даль умел воевать только на поле брани. И в его судьбе вновь наметились изменения.

ПУБЛИЦИСТИКА-219-ПУБЛИЦИСТИКА . Даль в Оренбурге. В 1833 году военным губернатором Оренбурга стал В.А.Перовский. По совету брата Алексея (псевдоним А. Погорельский) и поэта В.А. Жуковского он взял с собой Даля. Исполнительный Владимир Ивано- вич, способный во всем быстро разобраться, к тому же образованный и хорошо владеющий пером, подходит к роли чиновника по особым поручениям идеально. Даль снова переменил профессию. На офици- альном языке это называлось «О переименовании доктора Даля в кол- лежские асессоры». Но чем бы ни занимался Даль, он никогда не переставал интересо- ваться медициной. В поездки по Оренбургскому краю он всегда брал с собой медицинские инструменты, которые частенько использовал. По свидетельству П. Бартенева, Даль стал ревностным последователем гомеопатии и в 1838 году поместил в «Современнике» одну из первых статей в защиту этого учения. Он справедливо утверждал, что без- обидная трава арника при ушибе действует лучше, чем модные в то время пиявки. А вот что он написал о пневмонии: «…Вместо кровопускания, на чем бы настоял всякий благоразумный аллопатический врач, больной (речь идет о конкретном человеке, которого наблюдал Даль), получил в течение нескольких часов три или четыре приема aconite; первый прием через полчаса принес значительное облегчение, а через двое су- ток не осталось и следа болезни; больной башкир уже сидел на коне и пел песни. И хотя вызывает улыбку чудодейственный прием аконита при «довольно значительном воспалении легких», как Даль определил болезнь у своего пациента, но и при обычном бронхите кровопускание ослабило бы организм больного. А в одной из командировок он искусно ампутировал руку больного, зараженную гангреной, и тем самым спас его. Дело было так. Однажды его попросили приехать в имение к отставному майору Льву Василье- вичу Соколову, которого еще в 1812 году подобрали под Смоленском изрубленного французскими саблями. Ему нужен был хороший хирург. У больного осталась одна надежда на спасение — ампутация руки. Даля стали уговаривать сделать операцию, но он отказывался — слишком ве- лик был риск. Все-таки уговорили. Из кабинета майора быстро соору- дили операционную. Даль с опаской подступил ко Льву Васильевичу с хирургическим ножом, но бывший боевой офицер сказал: «Держу пари, что даже стона от меня не услышите». И не стонал. А ведь наркоза еще не изобрели. После успешной операции Соколов решил отблагодарить спасителя и прислал ему своего любимого жеребца. Но Даль отказался от подарка, поскольку всегда презирал врачей, обирающих больных. Через несколько лет Соколова не стало, а Владимир Иванович, остав- шись вдовцом, женился на его дочери Екатерине.

ПУБЛИЦИСТИКА-220-ПУБЛИЦИСТИКА . Вскоре после этого случая по заказу Даля его сыном Львом (Ар- сланом) была написана икона, экспонировавшаяся в Петербурге в музее истории религии и атеизма «А.С.Пушкин и В.И.Даль в виде святых Козьмы и Дамиана». Эти два христианских брата великому- ченика погибли от злобы и зависти окружающих. Несомненно, ико- нописец хотел подчеркнуть духовную близость Пушкина и Даля, хо- тя икона смотрится больше светским живописным произведением. Следует отметить, что лучшего хирурга, чем В.И.Даль, в Оренбур- ге в то время не было. Снова Петербург. Дороги в жизни Даля часто оборачивались петлей. В 1839 году ге- нерал Перовский затеял поход на Хиву, где томились тысячи рус- ских пленников. Даль был не против похода, но посоветовал высту- пить весной, но Перовский не прислушался. И зимой, потеряв тыся- чи замерзших солдат (до одной трети), Перовский с полпути повер- нул назад. Поход провалился. Генерал, быстро оправдавшись перед царем, укатил за границу, но не забыл всезнающего и все умеющего Даля, не бросил в глуши. Он передал его брату Льву Алексеевичу, который в 1841 году стал министром внутренних дел. Даль оказался вновь на высоте. Ему почтительно кланялись, перед ним заискивали. Здесь он снова встретил своего друга Пирогова, который находился в должности технического директора Петербургского инструмен- тального завода, где создавались множество хирургических инстру- ментов. Именно Пирогов состоял в медицинском совете при Мини- стерстве внутренних дел и занимался судебно-медицинской экспер- тизой, создал научный кружок из единомышленников и учеников, почитателей петербургских и дерптских врачей. Владимир Иванович стал активным участником кружка. В кружке делались сообщения по последним открытиям в теории и практике медицины. Доклады го- товили все члены кружка, и заседания проходили с необычайным интересом. Даль тоже делал доклады на медицинские темы, но, кро- ме этого, сделал несколько докладов и о русском фольклоре. Одним из первых написал работу по организации медицинской службы в боевых условиях и по фармакологии. Найдены наброски статей об оперативной тактике при огнестрельных ранениях. Несомненно, важна и одна из первых статей В.И. Даля «Слово медика к больным и здоровым», подписанная псевдонимом Казак Луганский. В статье, в частности, подчеркивается важность правильного образа жизни: «Тот, кто в движении и не наедается досыта, реже нуждается в посо- бии врача». Однажды высказанные мысли не оставляли Даля нико- гда и отразились в подборе собранных пословиц на медицинскую тему. Приведу лишь некоторые: — болезнь входит пудами, а выходит золотниками;

ПУБЛИЦИСТИКА-221-ПУБЛИЦИСТИКА . — ешь вполсыта, пей вполпьяна (не пей до полпьяна), проживешь век до полна; — и собака знает, что травой лечатся. Брюхо больного умнее лекар- ской головы; — не дал бог здоровья — не даст и лекарь; — сама болезнь скажет, что хочет. Что в рот полезло, то и полезно. Собранные В.И. Далем пословицы на медицинскую тему заслуживают внимания исследователей. Даль по хорошему завидовал Пирогову: «Тебе хорошо. Для тебя слу- жить — дело делать. Оперируешь больного — служба. Готовишь пре- параты в анатомическом театре — тоже служба». Пирогов сердился, кричал: « Я ученые свои записки обязан представлять дежурному гене- ралу на рассмотрение. А генералу этому впору свиней пасти». Даль любил гостей. И каждый четверг у него на чай собирались члены кружка. Случайный гость, попавший на такое чаепитие, удивился, когда профессор Пирогов принялся излагать новые способы препарирования трупов, а другой профессор с недовольно оттопыренной нижней губой горячо доказывал, что пора открыть специальный институт для анато- мических исследований. Дома случайный гость «Четверга» сел за пись- мо: «…Отправился к Далю вечер провести, но было скучно, люди съе- хались невеселые, занятые, печать заботы не сходит с их лиц». Человека познакомили с мореплавателями Литке, Врангелем, путеше- ственником Левшиным, хирургом Пироговым, натуралистом Бэром, а он скучал! А эти люди не могли бессмысленно проводить время, они занимались делом. Нижний Новгород 1848 год начался революциями в Европе. Многие благоразумно пове- сили на уста пудовые гири. Уничтожали каждую бумажку, способную вызвать подозрение. Николай I кроме цензуры ввел секретный комитет для строжайшего надзора за печатью и для обуздания русской литера- туры. Даль отменил четверги, жег рукописи. Напечатанный маленький рас- сказ «Ворожейка» секретный комитет передал царю, и тот начертал че- рез всю страницу: «Сделать автору выговор, тем более, что он служит». Министр, неприятно улыбаясь, предложил Далю: «Выбирайте, мило- стивый государь: писать — так не служить. Служить — так не писать». И Владимир Иванович решает уехать в Нижний Новгород. Провожать его пришел Пирогов. Он рассказывал, что возвратившись с кавказского театра войны, докладывал министру о первых опытах при- менения наркоза на полях сражений, а вместо этого получил выговор — не в том мундире явился на доклад. Видя желтое нездоровое лицо друга, Даль, обнимая, говорил: « И для тебя вреден север. Совсем опостылеет, невтерпеж станет, приезжай, отдохнешь».

ПУБЛИЦИСТИКА-222-ПУБЛИЦИСТИКА . «Некогда, Даль, некогда. Холера. Трупы вскрываю сотнями. Мно- жество интереснейших наблюдений. Жив останусь, кончу о холере, пришлю»,— отвечал Пирогов. По дороге в Нижний Даль часто обгонял черные дроги, на которых стояли некрашеные гробы. Так провожал Петербург Даля. Убегал Даль из столицы, а вот от медицины убежать не мог. Вра- чей не было, а болезни, знай себе, глодали деревни. К управляющему удельной конторой (должность Даля) шли лечиться. Он накладывал повязки, рвал зубы, вскрывал нарывы, и снова серьезно оперировал. Приходил в темную душную избенку, чтобы дать ребенку лекарство от жара или мужику, измученному лихорадкой, но не мог помочь от нищеты, голода и холода. От этого у него лекарства не было. Бабы просили: «Я то что?! Не дай, благодетель, погибнуть коровенке!» Даль начитался ветеринарных справочников: толок в аптекарской ступе порошки, разводил в больших бутылях. В деревнях ходил по хлевам, конюшням. Мужик, заглянув ему через плечо, толкал соседа: «Видал, как с жеребенком управляется? А говорит, не деревенский». В Нижнем Даль жаловался, что стал совсем стариком. Уговорил начальство открыть для крестьян бесплатную больницу. Большой интерес представляет его исследование «О народных врачебных средствах», в котором ученый, преклоняясь перед языко- творной способностью простых людей, весьма скептически оценивал народные методы лечения, предупреждая врачей тщательно «отде- лять невежественное, суеверное и вредное от полезного». Из народных обычаев, записанных Далем: — от глазных болезней двенадцать раз умываться росою; — от больного горла лизать поварешку и глотать, глядя на утрен- нюю зарю; — от зубной боли рябиновый прут надломить вчетверо, положить на больной зуб и не есть рябину несколько лет; — когда отнимается язык, то обливают водой колокольный язык и поят больного; — от отеков пить овсяной кисель с воском; — от лихорадки настоять на водке рака и пить… и так далее. Даль и Пушкин. Даль поселился в Дерпте в 1826 году. Это был год суда над декаб- ристами, год страшной казни. Здесь же учился и поэт Николай Язы- ков, друг Рылеева и Бестужева. Дружба Языкова и Даля началась в это время. Владимир Иванович просил Николая рассказать о Пуш- кине, ведь тот посещал поэта в Михайловском. Именно от Языкова тянется нить к великому поэту. «Какой он, Пушкин? — спрашивал Даль.

ПУБЛИЦИСТИКА-223-ПУБЛИЦИСТИКА . «Не знаю, — тихо отвечал Языков, — это невозможно передать. Он — Пушкин!» Не ведал тогда студент-медик Даль, что судьба не раз сведет его с поэтом, что они будут друзьями. Не покажется странным и удиви- тельным благоговейное отношение молодого лекаря и начинающего писателя к великому Пушкину. Владимир Иванович долго робел и не решался на встречу с поэтом. В один из солнечных осенних дней 1832 года Даль встретился с Александром Сергеевичем, придя к нему на квартиру. Не будучи прежде лично знакомыми, они понравились друг другу. У Александра Сергеевича болела нога, поэтому ходил с палоч- кой. Пушкин усадил Даля в кресло, а сам, жалуясь на «рюматизм», устроился на диване. Сунул подушку под бок, поджал левую ногу, а правую, больную, бережно вытянул. Состоялся незначительный обмен репликами, и Пушкин попросил совета от «рюматизма». Даль посове- товал прижечь каленым железом, на что поэт ответил: «Нет, уж уволь- те». Говорили о многом: о сказках и пословицах. Александр Сергеевич позавидовал Далю — «годами копить сокровища и вдруг открыть сун- дуки» перед изумлѐнными современниками и потомками. Несомненно, с первой и до последней, встречи с гением для Даля были самыми яркими и впечатляющими. Пушкин заинтересовался по- даренной ему книгой Владимира Ивановича «Русские сказки. Пяток первый» (СПб., 1832). Судя по воспоминаниям Даля, знакомство име- ло продолжение, поэт приветствовал усилия в языковых изысканиях и посоветовал работать над составлением словаря. Продолжались не- многочисленные встречи у общих знакомых в Петербурге, прерванные отъездом Даля из столицы. Занявшись «историей Пугачева», Пушкин направился по путям сражений и навестил Даля, работавшего к тому времени на Урале. Они виделись 18 и 19 сентября 1833 года в Орен- бурге, встречались в доме у Владимира Ивановича, о чем оставила за- метки первая жена Даля Юлия Андерс. В последующей переписке Пушкин неизменно передавал ей поклон. 20–25 сентября 1833 года Владимир Иванович сопровождал Пушкина в поездке по краю, в част- ности в Бердскую слободу, для сбора материалов о Пугачеве. Они разыскали старуху, свидетельницу тех памятных событий, и общались с ней. В это же время Александр Сергеевич подарил Далю рукопись «Сказки о рыбаке и рыбке» с надписью: «Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому — сказочник Александр Пушкин», а позднее пере- слал ему «Историю Пугачевского бунта» (1835). В следующем году Владимир Иванович написал стихотворное послание поэту как по- здравление в связи с выходом журнала «Современник». В посмертных бумагах Пушкина найдена и присланная Далем статья «Во всеуслы- шание», адресованная «братьям и сподвижникам».

ПУБЛИЦИСТИКА-224-ПУБЛИЦИСТИКА .. Судьбе было угодно, чтобы доктор Владимир Иванович Даль был среди врачей, лечивших Пушкина после трагической дуэли. О поедин- ке Владимир Иванович, приехавший по делам в Петербург, узнал на второй день после дуэли. Он тотчас помчался в дом поэта на Мойку, 12 и оставался безотлучно до кончины поэта. Он же составил подроб- ное профессиональное описание раны Пушкина, произвел вскрытие, сделал заключение о некурабельности подобного поражения. В траги- ческие дни присутствие Даля как опытного врача и доброго друга об- легчило страдания поэта, во всяком случае, психологически. Тогда же Пушкин впервые обратился к Владимиру Ивановичу на «ты», они, по словам Даля, как бы побратались перед лицом смерти. К нему же бы- ли обращены последние слова умирающего Александра Сергеевича: «Тяжело дышать, давит». За несколько мгновений до смерти, также обращаясь к Далю, Пушкин произнес: «Жизнь кончена». В день смер- ти Пушкин снял с пальца кольцо — талисман, с которым никогда не расставался, и подарил Владимиру Ивановичу. После кончины Алек- сандра Сергеевича Наталья Николаевна отдала ему и жилет со следа- ми крови, в котором стрелялся поэт. Даль в своих записках подчерки- вал удивительное, невиданное мужество, с которым поэт переносил страдания, не позволяя себе кричать, чтобы не волновать жену. Здесь, у постели умирающего поэта, Даль проявил не только человеческие качества, но и врачебное умение, выполняя необходимые процедуры. И не его вина, а лишь огромная пожизненная боль от сознания своего бессилия. До сих пор раздаются вопросы скептиков, правильно ли лечили по- эта и все ли возможное сделали врачи для его спасения? Насколько компетентен был В.И. Даль в лечении своего друга? Некоторые даже обвиняли его и Н. Арендта в бездействии и даже в содействии его ги- бели. Упреки в адрес врачей стали раздаваться тогда, когда хирурги научились оперировать и лечить подобных больных. Писатель и биограф А.С. Пушкина Л.П. Гроссман так сформулиро- вал эти мнения: «Через столетие русская медицина осудила своих ста- ринных представителей, собравшихся у смертного одра поэта». Но давайте посмотрим объективным взглядом доктора медицинских наук Б.М. Шубина, написавшего книгу «Скорбный лист или история болезни Александра Пушкина», а было ли возможно спасение поэта? Автор дает оценку деятельности врачей того периода. «Особенностью этой книги является восторженное отношение автора к личности ве- ликого поэта и его творчеству… это не просто «история болезни», а литературное произведение о Пушкине, объективно и честно знако- мящее читателя с медицинскими сведениями о жизни, болезни и смер- ти великого поэта»,— писал академик Н.Блохин. Обратимся к документам. Остались три записки доктора В.И.Даля, впервые напечатанные в «Медицинской газете» за 1860 год, № 49.

ПУБЛИЦИСТИКА-225-ПУБЛИЦИСТИКА .. Одна без заглавия, другая — «Вскрытие тела А.С.Пушкина», третья — «Ход болезни Пушкина». В первой Даль вспоминает, от кого узнал о дуэли Пушкина с Дантесом, кого нашел у постели раненого, свои впе- чатления о тяжелой обстановке в доме, где умирал поэт. Во «Вскрытии тела А.С. Пушкина» Владимир Иванович дает характеристику ранения и результаты вскрытия, указывает как на вероятный источник кровоте- чения повреждение бедренной вены. С Далем можно поспорить. Бед- ренная вена лежит вне траектории полета пули. Сам он точно локализо- вал место ранения: «Пуля пробила общие покровы живота в двух дюй- мах от верхней передней оконечности чресальной или повздошной кости правой стороны». Он говорил о кровотечении из бедренной вены не категорично, а предположительно: «…Вероятно из перебитой бед- ренной вены», тогда как это можно установить наверняка не только при вскрытии, но и при перевязке раны. Причина ошибки Даля, кажется, понятна. На сюртуке поэта против правого паха была небольшая, с ноготок, дырочка от пули, которая навела Даля на мысль о ранении бедренной вены. Однако, Даль не учел, что целясь на близком расстоянии в Дантеса, который был ростом выше, Пушкин поднял правую руку, естественно, полезла вверх и пра- вая пола сюртука. Сопоставление пулевого отверстия на одежде и раны на теле позволяют предположить, насколько высоко была поднята рука Пушкина, который целился в голову противника. По утверждению Шубина, в своих действиях у постели раненого поэта врач Даль был непоследователен. Он поставил раненому далеко не гомеопатическую дозу пиявок — 25 штук, которые высосали у обес- кровленного больного по самым скромным подсчетам еще 250 мл. крови. По мнению Даля, эта процедура оказала благотворное влияние: пульс сделался ровнее, реже и гораздо мягче. «Я ухватился как утоп- ленник за соломинку и, обманув и себя, и друзей, робким голосом воз- гласил надежду. Пушкин заметил, что я стал бодрее, взял меня за руку и сказал: «Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру? —Мы на тебя наде- емся, право, надеемся!» Он пожал мне руку. Только однажды и оболь- стился моею надеждою: ни прежде, ни после этого он ей не верил… скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его»,— вспо- минал Даль. Через столетия… 5 февраля 1937 года в «Литературной газете» была опубликована краткая информация о необычном заседании Пушкинской комиссии. За столом собрался цвет советской хирургии. В переполненном зале — врачи, писатели, поэты, литераторы. В первом ряду — потомки Пушки- на. Председательствующий, писатель и врач, автор известной книги «Пушкин в жизни» В.В. Вересаев предоставил слово для доклада о ранении поэта, его лечении и о действиях врачей, в том числе и

ПУБЛИЦИСТИКА-226-ПУБЛИЦИСТИКА . В.И.Даля, знаменитому хирургу Н.Н.Бурденко. Хирурги Н.Н. Бурденко и правнук Н. Арендта (врача поэта) — А.А. Арендт доказали несостоя- тельность точки зрения врачей, утверждающих, что находившиеся у по- стели Пушкина врачи не сохранили жизнь поэта по политическим мо- тивам и из-за своих ошибок. Пушкин, как известно, был ранен в брюшную полость, что вызвало перитонит — болезнь, которая при тогдашнем состоянии медицины неизбежно влекла за собой смерть. Ничего противоречащего методам лечения, которые обычно применялись в те времена при перитоните, лечащие врачи, в том числе и В.Даль, не делали. Таков был основной вывод докладов Н. Бурденко и А. Арендта на заседании Пушкинской комиссии. В 1982 году во Всесоюзном научном центре хирургии АМН СССР со- стоялась научно-практическая конференция, посвященная ранению и смерти А.С. Пушкина. Ведущий хирург, академик Б.В. Петровский так сформулировал общее мнение собравшихся: «С позиции современной хирургии мы можем сказать, что перед тяжелым ранением А.С. Пушки- на наши коллеги первой половины 19 века были беспомощны». Так что врачи, лечившие Пушкина, ничем не уронили достоинства своей профессии, и не их вина, что медицина того времени не распола- гала теми большими возможностями, которые имеются в наши дни. И это справедливо. Труд на благо Отчизны… Многие поражались многогранности Даля, в нем было что-то от ти- танов Возрождения, которые были искусны во всем. Трудно даже придумать, в чем бы этот удивительный человек ни был бы мастером. Жизнь Даля настолько разнообразна и замечательна, что ее хватило бы с лихвой на несколько интересных биографий: морской офицер, врач, ответственный чиновник, натуралист, писатель, ученый- языковед…Такие крутые переломы деятельности для иного человека могли быть губительными, но Далю шли на пользу. Расширялся круг его контактов с людьми, разностороннее становились знания, богаче жизненный опыт. Склонность к лингвистике и врачеванию у Влади- мира Ивановича была генетическая: его отец, работая библиотекарем при дворе Екатерины II, вдруг оставил должность, чтобы получить медицинское образование. Медицинская специальность — одна из самых насыщенных люд- скими контактами. Немалое количество слов, пословиц и поговорок Владимир Иванович «подслушал» у своих пациентов. Кроме того, ме- дицина и близкие к ней биология и естествознание получили широкое отражение на страницах словаря, без чего он утратил бы свою энцик- лопедическую полноту. Владимир Иванович Даль прожил долгую жизнь, он один выполнил то, что не под силу целому институту,

ПУБЛИЦИСТИКА-227-ПУБЛИЦИСТИКА . даже не по количеству ученых, а по разнообразию занятий. Один из далиеведов Владимир Крупин писал: «Всегда нам укор будет то, что одиночка Даль свершил труд, равный труду многих де- сятилетий иного гуманитарного института с его могучим коллекти- вом и современными средствами науки и техники». Самым великим достижением Даля, несомненно, является создан- ный им словарь: «Я любил отчизну свою и принес ей должную кру- пицу по силам». Нет сомнений, «крупица» оказалась великоватой. Кроме того, он изучал флору и фауну, написав книги по этим темам. Даль был одним из основателей Русского географического общества. При этом он постоянно занимался врачеванием, участвовал в науч- ных экспериментах, проводил опыты на себе. Его повести, рассказы, сказки входят в золотой фонд русской литературы. Он активно по- могал, кому мог, не заботясь о саморекламе. В.И. Даль был награжден многими орденами, премиями, избран членом Академии наук по отделению естественных наук. В последние годы жизни он много болел, вышел в отставку, посе- лился в прекрасном шестиколонном доме в Москве на Большой Гру- зинской улице. У него, как обычно, собирались люди разных интере- сов и профессий, и только один разносторонний хозяин являлся кол- легой всех. Друзья думали, что, закончив работу над словарем, Даль сможет больше внимания уделять заметно пошатнувшемуся здоровью. Но доктор Владимир Иванович Даль хорошо знал негативное влияние смены стереотипов. Так и случилось. Вскоре после окончания рабо- ты над словарем у него случился повторный инсульт, кровоизлияние в мозг, с чем он не справился и, не приходя в сознание, умер 22 сен- тября 1872 года. Похоронен он в соответствии с не раз высказанным пожеланием на Ваганьковском кладбище в Москве. Библиография: 1. «Краткая литературная энциклопедия»,1964, т.2.; 2. «Русские писатели». Библиографический словарь, 1971.; 3. Абрамович С.А. «Последний год. Хроника», 1991.; 4. БулатовМ.А., Порудоминский В.И. «Собирал человек слова… Повесть о Дале», 1969.; 5. Десятков Т.М. «Легенды старого Оренбурга»,1994.; 6. Прянишников Н.Е. «Писатели — классики в Оренбургском крае», 1970.; 7. Шубин Б.М. «Дополнение к портретам», 1985.; 8. Щеголев П.Е. «Дуэль и смерть Пушкина», 1985.; 9. Зражевский А. «Медик, лексикограф, писатель». — Библиоте- карь, 1991, №10.; 10. Сайты: «Жизнь с радостью», «Тайны XX века».

ПУБЛИЦИСТИКА-227-ПУБЛИЦИСТИКА .

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-231-КРИТИКА . ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ, ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА, РЕЦЕНЗИИ РУДОЛЬФ АРТАМОНОВ ИГОРЬ КАРЛОВ ЕЛЕНА ГАДЕНОВА ОЛЬГА ОСЕНСКАЯ

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-230-КРИТИКА . Рудольф АРТАМОНОВ (г. Москва) (Биографическая справка дана в разделе «Публицистика») ЧЕХОВ И ДЕТИ Как известно, у Антона Павловича Чехова не было сво- их детей. Обычно бездетные мужчины не любят их или, по крайней мере, равнодушны к ним. Чехов был исключени- ем. Он любил детей. Мало того, он хотел иметь детей. У Ольги Леонардовны произошел выкидыш. Кажется, Вла- димир Иванович Немирович-Данченко упрекнул ее — «от такого человека и не смогла выносить». деЛтнюобйосвеьмкьед.етКярмомуеЧнехегооваб, ыполо-вичдеитымроемуб,роатттаог—о чАтолеокнсавныдрро,сНвимкноолгаой-, Мхоивхыахилж,иИлвеащнеиисхесдтвроаю—родМныашй аб.рНатадАолсекшааза—ть, что вместе с детьми Че- сын Феодосии Яковлев- ны, родной сестры матери Антона Павловича, Евгении Яковлевны. Они с детства были дружны и пронесли дружбу и взаимную привязанность друг к другу через свои жизни. Достаточно вспомнить, как глубоко переживал Антон безвременную смерть брата Николая, как Мария Павловна посвя- тила всю жизнь памяти знаменитого брата. Опыт жизни в многодетной семье, любовь к детям и пристальное вни- мание к ним не могли не найти отражение в литературном творчестве Антона Павловича. Опыт жизни Антона в семье своего отца — неудачливого торговца Павла Егоровича был суров. Широко известны слова Чехова о своем дет- стве: «Деспотизм и ложь исковеркали наше детство… Детство было стра- данием», «Я никогда не мог простить отцу, что он сек меня в детстве». Биограф Чехова Михаил Петрович Громов свидетельствует: «В семье не злоупотребляли телесными наказаниями, но подзатыльники, затрещи- ны и порки были». Если вспомнить, что Антошу заставляли сидеть в лавке и «торговать мылом, вином и селедкой», то невольно на память приходит сценка из знаменитого «Ваньки»: «А на неделе хозяйка велела мне почистить се- ледку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать». Не исключено, что нечто подобное пришлось пережить и мальчику Антоше. Говорят, на вопрос — что вы считаете лучшей начальной школой для писателя? — Эрнест Хемингуэй ответил — несчастливое детство. Несчастливое детство было у Диккенса, Горького, Хемингуэя… В ка- кой-то мере у Льва Толстого. Все они написали прекрасные литературные произведения о детстве и детях. Дети окружали Чехова и во взрослой жизни. «Чтобы освежить и об- новить воздух в своей квартире, взял к себе в жильцы молодость в

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-231-КРИТИКА . образе гимназиста-первоклассника, ходящего на голове, получающего единицы и прыгающего всем на спины». Это о Сереже Киселеве, сыне знакомых семьи Чеховых. 1888 год. Дом «на Кудрине», ныне Садово-Кудринская улица Садо- вого кольца. Забавные прозвища дает писатель своему юному другу — Финик, Коклюш, Котафей Котафеевич, Грип (в те времена не пи- сали «грипп». — Р.А.), Коклен Младший. Забавно — доктор Чехов среди прозвищ называет и «коклюш». Как внимателен вечно занятый заботами о заработке и вызовами к больным Антон Павлович к юному гимназисту! Вот сценка, которую он записывает. «К Финику приходил Иванов сообщить, какие заданы уроки. Будучи приглашен наверх, он вошел в комнату Финика и, сам сконфузился, сконфузился и Финик. Угрюмо глядя в одну точку, он басом сообщил, что задано, толкнул Финика в бок и сказал: «Прощай, Киселев! И, не подавая руки, удалился…». Сама по себе сценка напи- сана живо, по-чеховски. Но Чехов не был бы Чеховым, если бы неза- кончил зарисовку так: «По-видимому, социалист». Медицина, медицинское образование оказали вполне заметное влия- ние на литературное творчество Чехова. Дело не только в том, что ме- дицинские знания позволили писателю точно изобразить физическое и психическое состояние своих героев. Медицина, как никакая другая профессия, позволяет писателю проникнуть в глубину человеческих страданий и чувств. А именно они и есть объект писательского инте- реса и творчества. Достаточно вспомнить слова Чехова в письме Пле- щееву о своем рассказе «Припадок»: «Мне, как медику, кажется, что душевную боль я описал правильно, по всем правилам психиатриче- ской науки». Или другой пример — рассказ «На пути». Девочка «лет восьми» нарочито капризничает, чтобы привлечь к себе внимание взрослых. У нее самые разнообразные жалобы — плечо болит, долго находятся в пути. И читателю понятны капризы девочки, он как бы го- тов к ним, потому что в начале рассказа автор дает следующий ее портрет — «Лицо бледное, волосы белокуры, плечи узки, все тело худо и жидко …». Это описание астенезированного ребенка, страда- ющего хронической интоксикацией и потому с трудом переносящего тяготы длинного зимнего пути. А, кроме того, больные дети всегда требуют повышенного внимания к себе. Представляется интересным посмотреть, кто и как учил Антона Чехо- ва медицине. В 1879 г. он поступил на медицинский факультет Москов- ского императорского университета. В это время там преподавали зна- менитые профессора. Терапию — Григорий Антонович Захарьин и Алексей Александрович Остроумов, впоследствии лечивший Чехова от туберкулеза легких, хирургию — знаменитый Николай Васильевич Склифосовский, гигиену не менее знаменитый Федор Федорович

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-232-КРИТИКА . Эрисман. Конечно, в соответствии с темой заметок, больше всего интерес представляет — кто преподавал детские болезни. Научной дисциплиной педиатрия в России становится как в раз в XIX столетии. К моменту, когда на факультет приходит юный Антон Чехов, уже учреждена и функционирует кафедра акушерства, жен- ских и детских болезней — 1873 г. Ею заведует Николай Алексеевич Тольский. Он первый подчеркнул зависимость развития и течения детских болезней от окружающей среды. При его непосредственном участии в Москве была открыта первая детская клиника, что позво- ляло вести учебный процесс «на больных». С 1876 г. на кафедру в качестве приват-доцента приходит Нил Федорович Филатов — це- лая эпоха в становлении отечественной педиатрии. Как и многие русские профессора-медики того времени, он прошел стажировку в лучших детских и терапевтических клиниках Европы. Был образо- ванным человеком. Его лекции пользовались большой популярно- стью не только у студентов, но и у врачей. Настолько большой, что три врача из его клиники, один из них Георгий Несторович Сперан- ский, тоже во многом замечательный врач и человек, записали их и издали отдельной книгой. Вот как они описывают лекции Нила Фе- доровича. «Начиналась лекция обыкновенно чтением анамнеза больного ординатором. Status praesens уже не читался, а получался непосредственно на больном тут же у всех на глазах … Исследова- ние в аудитории не делалось только для демонстрации, а профессор действительно производил его и для себя и нередко находил в это время новые детали, еще не замеченные во время (предварительных) обходов. Насколько это помогало живости и безыскусственности лекции, понятно само собой». Несомненно, на впечатлительного и восприимчивого студента Че- хова такие лекции оказали большое влияние — учили не только вра- чеванию, но и умению установить контакт с ребенком, вызвать к се- бе симпатию маленького человечка, понимать его настроения и же- лания. Другим профессором, бесспорно оказавшим большое влияние на молодого Чехова, был Эрисман. Он преподавал гигиену, в 1878г., т.е. за год до того, как Чехов стал студентом, профессор выпустил книгу — «Общедоступная гигиена». Она появилась на волне земского движения. Тысячи молодых людей, в том числе и врачей, как раньше говорили, по зову сердца устремились в народ, в деревню, чтобы по- служить простому человеку. Они сыграли большую роль не только в оказании помощи, включая медицинскую. Они были поражены бед- ностью и тяжестью условий жизни крестьян, их жен и детей. Они несли гигиеническую грамотность жителям деревни, занимались са- нитарной статистикой. Все это известные вещи. Роль книги Эрисмана заключалась в том, что она давала нужную информацию для такой работы. Значение здоровья подрастающего поколения для будущего государства Российского хорошо понимал

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-233-КРИТИКА . еще Ломоносов. В «Общедоступной гигиене» находим целую главу, вторую, посвященную «Жизненным условиям различных возрастов». В ней два раздела: «Первое детство» и «Школьный возраст». В пер- вом читаем: «Влияние социального положения на детскую смертность отражается весьма явственно… Главный враг детей — бедность… Наиболее частые причины болезней в первых годах жизни — жизнь в нездоровых помещениях, неправильное питание». Во втором разделе — «Школьные помещения часто в деревенских избах. Дурное осве- щение, теснота, отсутствие вентиляции, дурные школьные скамьи, обременение учеников уроками, большое число учебных часов». Пе- речисляя болезни школьников, называет — искривление позвоночни- ка, близорукость, чесотку, головные боли, увеличение щитовидной железы, умопомешательство». Сия периодизация детства, кажется, нашла отражение в ранних произведениях Чехова. Так либо иначе, но можно с большой вероятностью полагать, что лекции по гигиене сыграли большую роль в том, что Чехов принял активное участие в земской работе в годы своего проживания в Ме- лихове. Там же он на собственные деньги строит школу для местных ребят, выгодно отличающуюся от той, описание которой приводит в своей книге профессор Эрисман. Несомненно, мне кажется, и то, что эти гигиенические знания побуждали Антона Павловича присталь- нее вглядываться в те условия, в которых живут дети как городские, так и сельские. Читая рассказы Чехова, главными героями которых предстают де- ти, возникает впечатление, может быть, неверное, что это не расска- зы для детей, а рассказы о детях. По крайней мере, в подавляющем своем большинстве. Вот первый рассказ, касающийся детской темы — «Жизнь в во- просах и ответах». Написан в 1882 году. Напечатан в журнале «Бу- дильник» и подписан хорошо известным и таким забавным псевдо- нимом «Антоша Чехонте». В это время Антон — еще студент ме- дицинского факультета. Какое точное знание педиатрии выказывает юный писатель в этом коротеньком рассказе! Вот некоторые из вос- клицаний, относящиеся к разделу «Детство»: «Зубки прорезались?», «Это у него золотуха?», «Он уже ходить умеет!», «Что он наделал?! Бедный сюртук!», «Спи пузырь!», «Он уже говорит! А ну-ка, скажи что-нибудь!» И вот уже совершенно правильное понимание того, как надо отно- ситься к маленькому ребенку, несомненно, почерпнутое из лекций по педиатрии: «Постыдитесь, модно ли бить такого маленького. В разделе «Отрочество»: «Иди-ка сюда, я тебя высеку!», «Читай! Не знаешь, пошел в угол», «Почему ты мамаши не слушаешься?», «Как бу- дет именительный падеж множественного числа?», «Без обеда!», «Вон

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-234-КРИТИКА . из-за стола!», «А ну-ка покажи свои отметки! Уже порвал сапоги!?», «Где ты мундир запачкал? На вас не напасешься!», «Когда, наконец, я перестану тебя пороть?» И так далее. Здесь не только большая наблюдательность и внимание к детской жизни (откуда ей взяться у 22- летнего юноши?) сколько, скорее, воспоминания о собственном опыте, полученном от скорого на расправу Павла Егоровича. В следующем 1883 году в журнале «Осколки» печатается рассказ «Злой мальчик». Как уже отмечалось, гимназисты нередко появля- ются в рассказах Чехова. Гимназистом был сам, гимназистами были его братья. Ябедничество и завистливость мальчика здесь показана не как плохие черты характера, свойственные отроческому возрасту, а шутливо и со снисходительным пониманием особенностей возрас- та. В рассказе «Репетитор» тоже выведен гимназист Петя. Он тоже не наделен благородным характером. Когда репетитору Егору Зиберо- ву, тоже гимназисту, но старших классов, не удается решить им же предложенную математическую задачу, его ученик Петя Удодов «ехидно улыбается», пишет Чехов. Этот рассказ нельзя назвать рассказом для детей, Это рассказ о бедном гимназисте, подрабатывающем репетиторством в тоже небо- гатой семье и о мальчике, которому уроки в тягость. И он переносит свою нелюбовь к урокам на застенчивого и робкого учителя. Не знаю, занимался ли Чехов репетиторством, но страдания бедного Егора Зиберова описаны им с такой психологической достоверно- стью, что, думается, занимался. В этом произведении впервые, если рассматривать в хронологиче- ском порядке, появляется одна заметная и, на мой взгляд, обуслов- ленная медицинским образованием Антона Павловича черта его рас- сказов о детях. Он точно указывает возраст Пети Удодова — «две- надцатилетний мальчуган». Кстати, в этом выражении «мальчуган» четко обозначено добродушное отношение писателя к своему герою, отнюдь не осуждающего мальчугана за то, что тот «ехидно улыбает- ся» промаху своего репетитора-мучителя. Да и не свойственно было никогда Антону Павловичу Чехову осуждать кого бы то ни было ни в жизни, ни в своих произведениях. В рассказе «Детвора» особенно очевидно проявилась эта особен- ность «детских» рассказов писателя — четко обозначать возраст своих маленьких героев. Он как врач хорошо понимал, что и физи- ческие кондиции, и психологические особенности ребенка тесно коррелируют с его, ребенка, возрастом. Написан рассказ в 1886 году, и, хотя подписан еще юношеским псевдонимом «А. Чехонте», это уже опытный писатель и, что особен- но заметно, дипломированный врач. Дети остались в доме одни — родители уехали в гости — и играют в ло- то. Перечисляются герои рассказа. Гриша — «маленький, девятилетний

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-235-КРИТИКА . мальчик с догола остриженной головой, пухлыми щеками и с жирными, как у негра, губами». Сестра его Аня — «Девочка лет восьми. С острым подбородком и умными блестящими глазами…» Другая сестра — Соня, «девочка шести лет, с кудрявой головой и с цветом лица, который быва- ет только у очень здоровых детей, у дорогих кукол и на бонбоньер- ках…». Не назван только возраст еще одного героя — Алеши, он обо- значен как «пухлый шаровидный карапузик», нетрудно догадаться, что он младше Сони, да кухаркина сына Андрея. Его автор описывает: «…Черномазый болезненный мальчик, в ситцевой рубашке и с медным крестиком на груди». В этом описании так и хочется видеть следствие лекций, читанных на медицинском факультете и слышанных со внима- нием Антоном Чеховым. Профессор Эрисман пишет в своей вышеупомянутой книге, а студен- ты наверняка слышали на его лекциях, что «из 100 рожденных в доста- точных и образованных семьях умирает до 5 лет 10-20 детей, а в бедных – от 30 до 60». Обозначив социальное положение Андрея — кухаркин сын, Чехов подчеркивает болезненный вид мальчика. И это краткое обозначение образа контрастирует с только что описанной Со- ней, цвет лица у которой «какой бывает только у очень здоровых де- тей». Только большой опыт общения с детьми, своими братьями и детьми знакомых, писательская наблюдательность и не в последнюю очередь медицинские знания позволяют Чехову дать точный психологический портрет детей, показать не менее четкую мотивацию их поступков и по- ведения. Недаром этот рассказ молодого писателя так понравился Льву Толстому, который сам был многодетным отцом и, стало быть, мог по достоинству оценить художественную и психологическую точность рассказа. Особенно поражает, я бы сказал, клинической точностью, рассказ «Гриша». Написан в 1886 году. Уже два года, как доктор Чехов практи- кует. «Гриша, маленький пухлый мальчик, родившийся два года и во- семь месяцев тому назад, гуляет с нянькой по бульвару». Так начинает- ся рассказ. Кто еще из писателей, писавших о детях, с точностью до ме- сяцев указывает возраст своих маленьких героев? Только в детективах с целью установить дату преступления можно найти точное указание на дату рождения персонажа с точностью до месяцев и дней. Здесь же точ- ный возраст указан для психологически наиболее правдивого объясне- ния поведения Гриши. Кстати в Примечаниях к многотомному изданию своих сочинений Антон Павлович указывает, что сей рассказ был напи- сан на тему, подсказанную секретарем редакции журнала «Осколки» В. Билибиным — «психология маленького ребенка». Этим и удивляет рас- сказ — точным соответствием психологии и поведения маленького ге- роя его возрасту. Свидетельствую этот как детский врач.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-236-КРИТИКА . Чехов как бы изнутри маленького Гриши видит и описывает «четы- рехугольный мир» — комнату, в которой он живет, окружающих его людей — папу, «личность в высшей степени загадочную» (наверное, потом у, что видит его редко), маму и няню, которые его «одевают, кормят и укладывают спать» Вот он с нянькой выходит на улицу, в новый мир, «где солнце режет глаза, столько мам и пап, что не знаешь, к кому и подбежать…». А потом он видит страшно топа- ющих людей — это солдаты. А потом он с кухаркой и ее ухажером сидит за столом, на котором бутылка и две рюмки. Он просит — «дай, няня, дай!» Ему дают ради смеха отхлебнуть, и он задыхается и машет руками. А вечером он никак не может уснуть. Во сне ему сняться солдаты, коши, лошади, стеклышко, светлые пуговицы нянькиного ухажера и — жаркая печка. Не каждый детский врач может так точно описать впечатления мальчика двух лет и восьми месяцев от окружающего его мира, людей, событий. В рассказе «Житейская мелочь» психологически точно и по воз- расту мотивированно описана реакция мальчика на обман взрослого человека. Взрослых в рассказе двое — некая Ольга Ивановна, мать мальчика, и Николай Иванович Беляев, петербургский домовладе- лец, «который, по его выражению, тянул скучный и длинный роман» с вышеозначенной Ольгой Ивановной. Но подлинный герой расска- за, конечно же, Алеша, «мальчик лет восьми, стройный, выхолен- ный, одетый по картинке в бархатную курточку и длинные черные чулки». Он берет честное слово с Беляева, что тот не скажет маме, что видится с папой, с которым мама в разводе. Рассказывает по- дробности, как папа их с сестрой «целует, рассказывает разные смешные остроты, угощает кофе с пирожками в кондитерской Апфеля». Папа «добрейший человек». Он любит маму, их, своих сы- на и дочь. Он несчастен. Это порыв рассказать о том, о чем еще ни- кому не рассказывал, потому что нельзя, мама этого не знает. И Бе- ляев, которому наскучил роман с его матерью, предает мальчика. Рассказывает с деланным упреком о свиданиях детей с отвергнутым папой. Алеша с ужасом глядит на взрослого человека и говорит: «Послушайте, вы же честное слово дали!» И Чехов пишет: «Он (Алеша. Р.А.) дрожал, заикался и плакал. Это он в первый раз в жиз- ни лицом к лицу столкнулся с грубой ложью. Ранее он не знал, что на свете, кроме сладких груш, пирожков и дорогих часов, существу- ет и многое другое, чему нет названия на детском языке». Так закан- чивается рассказ. В этом рассказе на языке взрослых и для взрослых, а не для детей, Чехов показывает, как тяжело и больно может быть детям, если взрослые обманывают их. Два рассказа «Ванька» и «Спать хочется» трудно назвать детски- ми, хотя в прежние годы они входили в школьные программы. Эти рассказы о страданиях детей, попавших в невыносимые условия су- ществования. Ванька Жуков «девятилетний мальчик» и нянька

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-237-КРИТИКА . Варька, «девочка лет тринадцати» (опять точно указан возраст), «в люди». Оба страдают. Страдания Ваньки от тоски по дому, милой сердцу деревне, где «воздух чист, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущим из труб, деревья, по- серебренные инеем, сугробы. Все небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный путь вырисовывается так ясно, как будто его пе- ред праздником помыли и протлели снегом …» От тоски по дедушке, забавном старикашке, умеющим развеселить всех вокруг себя. А еще его страдания оттого, что «подмастерья надо мной насмехаются, по- сылают в кабак за водкой и велят красть у хозяина огурцы, а хозяин бьет чем попадя». И еще оттого, что «еды никакой нету. Утром дают хлеб, в обед кашу и к вечеру тоже хлеб». Страдает поэтическая душа Ваньки Жукова оттого, что изъят он из привычной, но отнюдь не без- радостной среды своего прежнего обитания и ввергнут туда, где не- справедливость, издевательства и серость существования. Страдания няньки Варьки иного свойства. В прошлом — ничего хорошего, о чем можно вспомнить хотя бы с радостью. Даже во сне видятся «…темные облака, которые гоняются друг за другом по небу и кричат, как ребенок… широкое шоссе, покрытое жидкой грязью… люди с котомками на спинах падают на землю в жидкую грязь». Вспоминается мучительная болезнь и смерть отца, беспомощность матери. Невыносимая жизнь в своей семье сменяется еще более не- выносимой жизнью в чужой. И если Ванька Жуков, отправив письмо «на деревню дедушке Константину Макарычу», засыпает счастли- вым сном и снятся ему печка, дед и пес Вьюн, который вертит хво- стом, то нянька Варька освобождается от пытки бессонного суще- ствования только ценой страшного преступления, чтобы уснуть «крепко, как мертвая». Ничего подобного Чехову не привелось пережить самому. Это не воспоминания собственного детства, которые так легко прослежи- ваются во многих его «детских» рассказах. Это любовь к детям, при- стальное внимание к их жизни. Не Варька виновата в совершенном ею преступлении. Подлая жизнь взрослых подвела ее к нему. Эти два рассказа о детях особняком стоят в творчестве Чехова. Ес- ли в других рассказах о детях он как бы «импрессионистичен», ибо рассказывает о своем опыте общения с детьми, о своих детских впе- чатлениях и далек от социального протеста, пусть и не напрямую сказанного, то «Ванька» и «Спать хочется» это упрек людям, протест против жестокого обращения с детьми. Конечно, писатель не мог ограничиться повествованием только о «чужих» детях. Опыт его собственного детства, переживания и впе- чатления, связанные с ним, тоже просились на бумагу. К «импрес-

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-238-КРИТИКА . сионистическим», описывающим впечатления детства Антона Павло- вича, можно отнести такие его произведения, как повесть «Степь» и рассказ «Красавицы». Хотя «Степь» напечатана в 1888 г., на шесть месяцев раньше «Кра- савиц», начну с них. Рассказ ведется от первого лица: «…Будучи еще гимназистом V или VI класса, я ехал с дедушкой из села Большой Крепки…». Двоюрод- ный брат Антона Павловича Г.М. Чехов писал автору, что рассказ «напоминал мне моего и твоего дедушку, Карпа-кучера … В образе армянина, к которому ты ездил с дедушкой, я сразу представил себе Назара Минаевича Назарова, с настойчивым и безрассудным характе- ром, представил себе, как он, бывало, хаживал по вечерам к отцу в лавку». В рассказе возница (кучер) назван «хохлом Карпом» А армя- нин, отец одной из красавиц — Маши, назван «Аветом Назарычем». Никакого сомнения нет в том, что в рассказе описаны реальные со- бытия детства гимназиста Антоши Чехова. И как кучер и армянин вполне реальные лица, так и одна из девочек, произведших своей кра- сотой неизгладимое впечатление на мальчика, тоже, скорее всего, вполне реальное лицо. Юный гимназист, он же Антоша Чехов, оказался очень восприимчи- вым к девичьей красоте. Вот как он описывает первое явление краса- вицы: «Хозяин пригласил меня пить чай. Садясь за стол, я взглянул в лицо девушке … и вдруг почувствовал, что точно ветер пробежал по моей душе и сдунул все впечатления дня с их скукой и пылью». И дальше. «Я готов клясться, что Маша … была настоящая красавица, но доказать это не умею». И далее идет поэтическое описание неба и облаков, и заката, и деревенского пейзажа с господским домом, рекой, деревьями … И после этого автор пишет — «Все глядят на закат и все до одного находят, что он страшно красив, но никто не знает и не ска- жет, в чем тут красота». Конечно, гимназист не мог так рассуждать о красоте и ее необъяснимости. Чехову 28 лет, у него за плечами уже солидный писательский опыт, уже написана «Степь». Но, видимо, впечатление от увиденного настолько глубоко запало в сердце и па- мять, что и по прошествии многих лет перед его глазами стоит эта красивая девушка, в чем красота которой остается для него загадкой. И чтобы дать читателю понять, чем прекрасна Маша, Чехов приво- дит подробное описание девушки, такое подробное, которое он редко дает своим литературным героям. Вот оно. «Это была именно та красота, созерцание которой, бог весть откуда, вселяет уверенность, что вы видите черты правильные, что волосы, глаза, нос, рот, шея, грудь и все движения молодого тела слились вме- сте в один цельный, гармоничный аккорд, в котором природа не ошиблась ни на одну малейшую черту, вам кажется почему-то, что у идеально красивой женщины должны быть именно такой нос,

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-239-КРИТИКА . как у Маши, прямой с небольшой горбинкой, такие большие и тем- ные глаза, такие же длинные ресницы, такой же томный взгляд, что ее черные кудрявые волосы и брови так же идут к нежному белому цвету лба и щек, как зеленый камыш к тихой речке, белая шея Маши и ее молодая грудь слабо развиты, но чтобы суметь изваять их, нуж- но обладать громадным талантом». Это все одно предложение, одна фраза. Чехов, поклонник краткости, здесь как бы захлебывается от восхищения, не может остановить поток слов, которыми хочет опи- сать красоту девушки. И у Чехова, который, как говорят, в 13 лет лишился невинности, не возникает никаких иных чувств и желаний, как только такое: «Глядите вы, мало-помалу вам приходит желание сказать Маше что-нибудь необыкновенно приятное, искреннее, кра- сивое, такое же красивое, как она сама». Красота девушки была настолько велика, что, замечает гимназист, и на дедушку, как и на него самого, нашла грусть. «Дедушка тоже взгрустнул… молчал и задумчиво поглядывал на Машу». Даже ку- чер Карпо не смог удержаться, чтобы не выразить своего впечатле- ния — «А славная у армяшки девка!»,— говорит он по прошествии нескольких часов после отъезда из армянского села, где герой рас- сказа повстречал Машу. Повесть «Степь» и рассказ «Красавицы» были напечатаны в одном и том же 1888 году с разницей в несколько месяцев. Сюжетная ли- ния первой части рассказа такая же, как и в повести — поездка ре- бенка со взрослыми через степь. Кроме сходства сюжетной линии и в том и в другом произведении описываются схожие эпизоды. В по- вести Егорушка так же, как гимназист в рассказе, встречается с кра- савицей. «Егорушка протер глаза. Посреди комнаты стояло действи- тельно сиятельство в образе молодой очень красивой и полной жен- щины в черном платье и в соломенной шляпе. Прежде чем Егорушка успел разглядеть ее черты, ему почему-то пришел на память тот одинокий, стройный тополь, который он видел днем на холме». А дальше: «Вдруг, совсем неожиданно, на полвершка от своих глаз, Егорушка увидел черные бархатные брови, большие карие глаза и выхоленные женские щеки с ямочками, от которых, как лучи солнца, по всему лицу разлилась улыбка». Дама поцеловала его в обе щеки, «и он улыбнулся и, думая, что спит, закрыл глаза». Так описана эта встреча приготовишки, будущего гимназиста с красивой женщиной. И так же, как в рассказе о красавицах, взрослые тоже оставались не- которое время под впечатлением от этой встречи. «Графиня Драниц- кая»,— прошептал о. Христофор, полезая в бричку. «Да, графиня Драницкая»,— повторил Кузмичов тоже шепотом. И на кучера Де- ниску она произвела впечатление: он говорил шепотом, пока «брич- ка не проехала четверть версты».

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-240-КРИТИКА . И теперь о первом сексуальном опыте 17-летнего гимназиста Володи в одноименном рассказе. Нет сведений о том, как пережил юный Антоша, будучи подростком, всего 13 лет, свой первый сексуальный опыт. Для героя рассказа он закончился трагедией. С самого начала рассказа можно было предпо- лагать, что для Володи все закончится плохо. Он «некрасивый, болез- ненный и робкий». Он неудачник, не может сдать экзамен по алгебре. Он «влюбляется» в Нюту. Чехов пишет — «это была подвижная, го- лосистая и смешливая барынька, лет тридцати, здоровая, крепкая, ро- зовая, с круглыми плечами, с круглым жирным подбородком и с по- стоянной улыбкой на тонких губах». Такой портрет Нюты дает Чехов. Такой видит ее и Володя. И как приговор автора — «Она была некра- сива и немолода». Вряд ли чувство, которое возникло у гимназиста, можно назвать любовью. Он не любит и m-me Шумихину. Пребыва- ние в ее доме, богатом, претендующем на аристократизм, «причиняло постоянную боль его самолюбию». Эту неприязнь к богатым «род- ственникам» он неосознанно переносит на Анну Федоровну — Нюту, кузину m-me Шумихиной, потому что однажды слышит, как они об- суждают и осуждают его, Володину, maman. Потом он становится не- вольным свидетелем того, как Нюта рассказывает его матери о первой попытке Володи сблизиться с нею, Нютой. Рассказывает с насмешкой, сравнивая его с черкесом. Володя потрясен. «И как они могут говорить вслух об этом! Говорят вслух, хладнокровно. И maman смеялась». Опять, как в рассказе «Мелочи жизни», чувство мальчика оскорбле- но ложью и вероломством взрослых. Наверное, после невольно под- слушанного разговора Володя отказался бы от повторной попытки сближения с Нютой. Но она его провоцирует. «Нюта стояла в дверях так, что одна нога ее была в коридоре, а другая в его комнате. Она по- правляла свои волосы … и рассеяно глядела на Володю». Еще более сильное потрясение он испытал оттого, что «необыкно- венное, небывалое счастье, за которое можно отдать всю жизнь и пойти на вечные муки … вдруг исчезло». Лицо той, которая дала ему это счастье, было «искажено выражением гадливости». «Какой ты не- красивый, жалкий … фи, гадкий утенок!» — говорит ему Нюта. «И он сам вдруг почувствовал отвращение к тому, что произошло,— пишет Чехов. Конечно, для молодого человека, еще, в общем-то, мальчика, кото- рому еще предстоял пугающий экзамен по алгебре, это было ката- строфой. Катастрофой было все — и разочаровывающий опыт первой любви, и равнодушие окружающих, и еще более ожесточившаяся не- любовь к матери. И эта катастрофа ощущалась им тем сильнее, что «он чувствовал, что где-то на этом свете, у каких-то людей есть жизнь чистая, благородная, теплая, изящная, полная любви, ласки, веселья,

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-241-КРИТИКА . раздолья…». И еще Володя понимал, что ему, «некрасивому, болез- ненному и робкому», надеяться в этой жизни, в окружении этих рав- нодушных и пошлых людей не на что. В этом рассказе Чехов точен не только как писатель, но и как врач. По сути это клинический слу- чай. Это врачебное объяснение того, что произошло с молодым че- ловеком, еще, по сути, мальчиком, сделанное не только с художе- ственной, но и клинической достоверностью. Было бы наивно полагать, что Чехов всегда писал как врач. При- менительно к обсуждаемой теме «Чехов и дети» единственный, на мой взгляд, рассказ не о детях, а для детей — это знаменитая «Каш- танка». Рассказ детям о собаке, о цирке и клоуне, о дрессированных животных со смешными именами — гусе Иване Ивановиче, коте Федоре Тимофеевиче и свинье Хавронье Ивановне. Да и название главок этого рассказа для детей сделаны забавными и понятными де- тям: «Дурное поведение», «Таинственный незнакомец», «Новое, очень приятное знакомство», «Чудеса в решете» и т.д. Весь рассказ, его персонажи, стиль изложения и сюжет рассчитаны на то, чтобы вызвать интерес у читателя ребенка. «Каштанка» была написана прежде «Степи» и «Красавиц». После «Красавиц» — 1888 год — Антон Павлович Чехов уже не писал о детях и для детей. В 1890 году он уезжает на Сахалин. После «Острова Сахалин» появ- ляются знаменитая «Попрыгунья», «Палата № 6», «Черный маннах» и другие. Во всех последующих его произведениях детей уже нет. Как педиатра, меня не могла не привлечь тема «Чехов и дети». Как читателю же, мне кажется, что внимание к своему и чужому детству, понимание детей, умение художественно изобразить их — есть при- знак большого писательского таланта. Антон Павлович Чехов явля- ется тому ярким примером. Игорь КАРЛОВ (г. Мапуту, Мозамбик) (Биографическая справка дана в разделе «Проза») ИВАН БОДХИДХАРМА ПОШЕЛ НА ОХОТУ… (Иван Бадхи. «Жажда». Стихи и проза) Я завербован давно, собственно говоря, еще ре- бенком. Не было тогда ни понимания серьезности происходящего, ни осознания меры ответственности. Все казалось милой и без- обидной игрой. Сколько явок, сколько паролей сменилось! Ме- нять пароли особенно увлекательно. А пароли у нас были прекрас- ные, звучные: «Маяковский», «Есенин», «Солженицын», «Высоц-

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-242-КРИТИКА . кий», «Гребенщиков»… Все и не упомнишь за давностью лет. Да и «Пушкин», и «Достоевский», и «Толстой» иногда становились пароля- ми. Менять явки психологически гораздо труднее: привыкаешь к месту, к людям, его обжившим, и после «провала» становится жаль и людей, и места. Сейчас, наблюдая за судьбами своих товарищей, я понимаю, как опас- ны были наши «шутки с этой подоплекой». Многих (слишком многих для наших лет!) проводил я на кладбище, многим бросал на крышку гроба мерзлые или спекшиеся от зноя комья земли. Другим удалось выйти из игры; у них спокойная, размеренная жизнь, семья, небольшой бизнес или госслужба. Кое-кто перевербован; те живут, как кажется из- далека, неплохо. Как-то устраиваются люди, поскольку постоянно находиться в стрессовой ситуации подполья тяжело. И потом все время сомнения: а кому это нужно? а правильно ли я поступаю? что сказать родным? нет ли «хвоста»? Сомнения неизбежные и закономерные, по- тому что лишь после победы все метания, переживания, конфликты становятся оправданными. Сейчас же, когда до победы так далеко, еже- дневно и ежечасно приходится убеждать себя в необходимости нашего дела. Впрочем, у тех, кто остался в строю, надобность в постоянном са- моконтроле постепенно отпадает: появляется привычка — «вторая натура», заставляющая в каждый отдельный момент поступать, исходя из общей логики нашей борьбы. Те, кто остался,— испытанные бойцы, их не свернуть с пути. Будут биться до конца. Зачем? За что? Это уже и не важно. Даже без надежды на победу, без смысла, без цели, без боже- ства, без вдохновенья будут они добывать слова, вить ниточки предло- жений, шлифовать тексты до смертного своего часа. Иван Бадхи служил в одном из наших подразделений, мы были лично (хотя и не слишком близко) знакомы. Поэтому, когда сообщили: «Бадхи напечатал… да, готово… можно получить и передать дальше по нашей тайной эстафете…», задание показалось мне легким и приятным. Явку и пароль мне дали: «Нужно доехать до такого-то магазина, зайти с торца здания, найти такую-то дверь, спросить вот этого, сказать: от того». В день после сильного снегопада я и отправился. Мороз отпускал, сугро- бы на обочинах оседали, но были по-прежнему велики и непролазны. Город тонул в снегу, что подчеркивало нашу общую заброшенность и ненужность. Доехать куда-либо практически невозможно, ибо все ули- цы застыли в «пробках»; идти пешком даже небольшое расстояние трудно: мелкими шажочками топчешься почти без движения, перема- лывая снег, предательски укрывший ледок. Одинокие фигуры редких прохожих, словно сомнамбулы, замедленно двигались в разных направлениях. Переход улицы превращался в геройский марш-бросок с преодолением снежных брустверов и открытого пространства, про- стреливаемого одиночными снежинками. Равнодушно-брезгливые водители поджидали, когда уберется с

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-243-КРИТИКА . проезжей части пешеходная сволочь, чтобы, проехав метров десять, снова упереться в бампер впереди стоящей машины. В такую погоду только важная задача может подвигнуть на прогулку. Или задание изЦентра, как у меня. Думалось: вот, людей бросили, оставили бултыхаться в снегу, а тебе какая-то книжечка нужна! Странно и смешно. Но добрался, назвал пароль. Вот она, у меня в руках, эта настоящая нелегальная книжка. На ней нет ни выходных данных, ни тиража, ни даже оглавления. Только имя автора и заголовок: «Жажда». Под «тонкой» обложкой стихи, три поэмки, прозаические тексты: «Замороженные колобки», «Охота на чебурашек», «Истребитель бабочек», «Гедали», «Жажда». Теперь доставить секретный документ к себе и ознакомиться… Прочитал, и не без пользы для себя. Хотя, возможно, не будь на обложке знакомого имени, я отложил бы книжку в сторону. Приступаю ко второй части задания, неизвестно от ко- го и для чего мною полученного: надо расшифровать и передать шифров- ку вам. Задание непростое, потому что шифр оказался сложным. I. Итак, передо мною книга, изданная непонятно где и когда, написан- ная автором-мистификацией. По сути, этой книги не существует. И, тем не менее, она есть, ее можно полистать, заметить «рваные» строки на страницах — результат небрежности наборщика, удивиться разности шрифтов. В руках у меня странная субстанция, и тем логичнее подверг- нуть дешифровке именно ее: ведь это абстрактная тенденция так неожиданно данная мне в ощущениях. Эта книга, которой на самом де- ле нет, позволяет сказать несколько внятных слов о той невнятице, что называется у нас «современным искусством». Причем сама невнятица и узурпировала право называться «современным искусством», как будто более отчетливо сформулированные творческие пассажи современными не являются. Так удивительно у нас повелось, что если «современное искусство», то непременно гадость какая-нибудь, если же гадость не столь мерзкая, то это уже либо не современно, либо не искусство. Со- гласиться с этим никак нельзя, но и выдумывать для своей статьи некое новое определение феномену «современного искусства» тоже нет настроения. Ну, давайте будем говорить об «актуальном искусстве», по- скольку безнравственность становится все более и более актуальной. Дело не в названии; другой вопрос серьезнее. Должны ли мы говорить об этом вообще? Надо ли обращать внимание на актуальное искусство? Следует ли высказывать мнение относительно актуального искусства человеку с неактуальными взглядами? Может ли существовать осмыс- ленная критика актуального искусства? С одной стороны, литературо- ведческий анализ актуальных текстов — идиотизм, как если бы стали всерьез разбирать «картины», нарисованные хвостом осла или хоботом слона; как если бы рисунки умалишенных анализировали бы не психи- атры, а искусствоведы (что, правда, зачастую и происходит). С другой стороны,

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-244-КРИТИКА . актуальное искусство все более настойчиво заявляет о своей акту- альности, отмалчиваться по этому поводу — значит подыгрывать ему. В конце концов, трамвайному хаму следует указать на то, что он хам. Пусть это всем очевидно, но сказать-то надо непременно: мы ведь говорим не для хама, а для себя и для тех, кто едет с нами в од- ном направлении. Приходится повторять прописные истины вновь и вновь, чтобы помнить, где проходит граница между хамом и челове- ком. В отношении творческих актов, претендующих быть искусством, действует та же закономерность, однако со своей особенностью. Надо постараться высказаться не только убедительно, но и, по возможно- сти, нескучно, поскольку суждение свое хочется донести, в первую очередь, не до тех, кто заранее согласен с моей позицией, а до тех, ко- го только еще начала засасывать «современность» и «актуальность». И тут Иван Бадхи со своей книжкой-миражом придется нам как нельзя более кстати, поскольку Иван Бадхи бескорыстен и честен в своем «ак- туальном искусстве». Увенчанные лаврами самых «современных» и «актуальных» авторов литераторы давно уже научились маскировать то, что высыпают на наши головы, под конфетки. А Иван Бадхи, любуясь собой со стороны, с прямотой городского сумасшедшего заявляет: Закрывшись на щеколду утром, // Он наслаждается собой. // Духов- ную или другую пищу // Он исторгает из себя. // Одну в трубу, другую в книгу… Согласитесь, такая откровенность обезоруживает. Иван Бадхи не включен в шорт- или даже лонглисты модных премий, за ним не охо- тятся издательства. Он прозябает в Туле без надежды быть замечен- ным собратьями по «актуальному искусству», без надежды заработать на нем, и, тем не менее, именно Иван Бадхи так откровенно и одно- значно выразил суть этого самого «актуального искусства». По-моему, это достаточный повод для того, чтобы провозгласить Бадхи неза- урядным явлением в «современной» поэзии и подвергнуть анализу (гм-гм, как-то двусмысленно получилось!) его произведения. Похоже, работа современного литературного критика сродни работе проктоло- га. Что ж делать. Противно, а надо. Задание есть задание. II. Итак, вот она, передо мной, «Жажда» Ивана Бадхи. Про такие кни- ги не говорят: «Должна быть на полке каждого интеллигентного чело- века». Напротив, от подобного чтения оберегают дам и детей, да и не всякий мужчина сочтет приемлемым для себя знакомство со многими текстами из этого издания. Откуда же берутся подобные книги? Оставим на время Ивана Бадхи, чтобы рассмотреть подмеченную мною линию развития современной литературы вообще. По моему глубокому убеждению, литературный процесс в России движется в направлении, обратном тому, каковым он двигался до последней трети прошлого века. Ключевое явление современного литературного про- цесса — отказ писателя от отбора жизненного материала, вклю-

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-245-КРИТИКА . чаемого в произведение. Ранее писатели стремились к наблюдению за жизнью, выводили для себя некие закономерности и эти законо- мерности изображали в произведениях. Сейчас дело обстоит иначе. То, что произошло с самим литератором или с его соседом, книга, которая почти случайно попала к нему в руки, сюжет из теленово- стей, впечатление от поездки — все идет в дело, все становится со- держанием произведения. Почему литература отказалась от аб- страктно-аналитического подхода и перешла к конкретно- изобразительному понятно: в современном информационном глоба- лизированном обществе стерта человеческая уникальность, жизнь каждого стала прозрачной для посторонних взглядов. Дотошный любопытствующий может выяснить все — от размеров налоговых отчислений олигарха до цвета белья английской королевы. В таком потоке информации каждый может найти наиболее интересный для себя персонаж, и персонаж этот не обязательно должен быть выду- ман писателем. Может быть, кому-то до сих пор интересно следить за приключениями мушкетеров, но большинство наших сограждан с замиранием сердца наблюдает за перипетиями отношений бомжей с соседней помойки или медийных персонажей (что, в сущности, одно и то же). Добавьте к этому мощный встречный поток: медийные персонажи с упоением используют свою частную жизнь в качестве череды информационных поводов для саморекламы, радостно пре- вращаются в героев комиксов, в самодвижущиеся куклы, имитиру- ющие жизнь человека. И вот жизнь персонажей литературного про- изведения перестает быть интереснее реальных фактов, а литература, по сути дела, отказалась от персонифицированных художественных образов. Их место заняли узнаваемые маски с доступным невзыска- тельному вкусу набором эмоциональных клише, либо некие подобия лирического героя, когда автор-рассказчик сам удивляется поворо- там сюжета не меньше читателя. Хотя, сюжет… От сюжета литера- тура тоже отказывается. Рассказать интересную историю писателю сейчас сложнее, чем хроникеру или «желтому» журналисту. Чита- тель обращается к книге не за сюжетами, а (во многом по инерции) за тем, что поднимет его над ежедневной суетой, поможет обобщить его собственный жизненный опыт. Оговоримся: разумеется, речь идет об ответственном читателе, не о читателе литературных поде- лок. И писатель серьезному читателю, как и во все времена, нужен мудрый и эмоционально отзывчивый на явления жизни. Писате- лей с подобными достоинствами всегда было немного, это не от- крытие. Не думаю, что их стало меньше в настоящее время, мы просто немногих из них знаем. Но мы знаем большое количество имен «творцов», прикидывающихся мудрыми и эмоциональными, паразитирующих на читательском интересе, и тем самым разлага- ющих читателя. Вот, кстати, один из ответов на ставший уже пош- лым вопрос о нечитающей молодежи. А что ей читать, кроме клас- сики? Читать, по большому счету, нечего.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-246-КРИТИКА . Основной массив современной литературы, который формирует чи- тательские запросы не в меньшей степени, чем выдающиеся мастера слова, не востребован, и находится в забвении. Большинство авторов приспосабливаются к изменившимся условиям жизни, и, как я уже отметил, приспособление это идет по пути… не скажу деградации, но явной ретроспекции. Мы возвращаемся к литературным нормам, господствовавшим в средневековой восточнославянской литературе, которую у нас по странному стечению обстоятельств (и все-то у нас так!) называют «древнерусской литературой». Авторы не выбирают, о чем писать, а пишут о том, что им хорошо известно. Какую книгу вы ни откроете, в каждой вы найдете под- тверждение моим словам — от Солженицына, который изначально ориентирован на художественную силу факта, или Распутина с его, так сказать, документалистикой последний лет, до (уж извините за сравнение) Ивана Бадхи. Вот увидел Бадхи дорожные знаки, ярко блестящие на солнце, и решил: «И это повод для стихов…» Вот за- маячила в окне пьяная морда, и Бадхи заявляет: «И это тоже повод для стихов…» А вот он пишет: «Я наслаждаюсь вермишелью В сто- ловке у автовокзала...» И мы сами уже догадываемся, что это повод для создания стихотворения, хотя… чем уж там наслаждаться? По- жалуй, про ужин с бутылкой «Вдовы Клико» или про ананасы в шампанском читать аппетитнее, чем про столовскую вермишель, но тут уж у кого на что хватает средств. В нашем случае важна общая направленность литературы. Иван Бадхи в этом отношении интере- сен как раз тем, что доводит тенденцию до логического конца, отка- завшись не только от отбора жизненных явлений для литературного произведения, но и от какой бы то ни было работы над словом. Бад- хи предлагает нам для чтения то, что можно было бы рассматривать в качестве черновиков, дневника, в качестве творческой лаборато- рии, в качестве набросков — не более того. Но Бадхи с простотой, которая хуже воровства, вываливает на нас то, что человек посооб- разительнее догадался бы не показывать никому, а трудолюбивый и ответственный человек сократил бы в объеме и сделал бы удобочи- таемым. Никакой работой со строкой, с рифмой, никакими поисками образа Иван Бадхи себя не утруждает. Надо быть чрезвычайно само- уверенным, чтобы предложить читателю первое, что приходит в го- лову, надо ощущать себя, по крайней мере, Пастернаком, для кото- рого «чем случайней, тем вернее…» Но «актуальные» поэты ни на секунду не сомневаются в своем равенстве (а, может быть, и превос- ходстве!) с Пастернаком. Автор разбираемого нами сборника не со- бирается от них отставать, и, похоже, тот факт, что в голову Бадхи приходит нечто творческое, оказывается для него столь ошеломи- тельным, что он и не сомневается — читатели разделят с ним вос- торг этого творчества. Спешу огорчить Бадхи: я вместе с ним вос- торгаться не могу. Если перефразировать Ахматову, то Иван Бадхи

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ-247-КРИТИКА . предлагает нам не стихи, которые позволяют себе расти и из сора, а сам мусор, из которого торчит несколько чахлых побегов. Итак, будем считать доказанным факт использования писателями «необработанных» жизненных впечатлений. Разумеется, документа- листский подход к литературе не может не снижать художественный уровень произведений, но отнюдь не исключает высокой степени воз- действия на читателя (опять сошлюсь на Солженицына и Распутина). Еще одна особенность средневековой литературы, очевидно проявив- шаяся в наши дни, вполне логично вытекает из вышеизложенного: нормативность литературных приемов. Писатели Киевской Руси, если уж изображали князя, так тот был примером всех княжеских доброде- телей, а святой — безгрешен и подобен образу ангельскому (академик Лихачев назвал это этикетностью древнерусской литературы). У со- временных авторов герои другие, но подход к ним таков же: психоло- гизм литература оставила психологии, поэтому писатели живописуют условно- конкретного работягу, проститутку с типичным для нее набором качеств, бандита с большой дороги, олигарха со всем комплектом при- писываемых ему молвой свойств. Те из писателей, кто испытывает фан- томные боли золотого века русской литературы, могут работягу обри- совать сильно пьющим, но в глубине души добрым, в путане намекнуть на Соню Мармеладову или Катюшу Маслову, в образ разбойника под- пустить «кудеяровщины», олигарха показать не без недостатков, но благотворителем или меценатом. Я не сужу о том, плох такой подход или хорош. Все зависит от одаренности автора: у графомана это будет пошло и плоско, у мастера может быть интересно. Я указываю на тен- денцию, и тенденция эта объяснима. При современном темпе жизни (а, следовательно, творчества и чтения) трудно ожидать произведений, в которых по-толстовски объемно и досконально будет раскрыта психо- логическая подоплека поступков героев, диалектика их душ. А вот об- раз-стереотип, уже закрепившийся в массовом сознании, дает возмож- ность при экономии времени и художественных средств выразить ав- торскую позицию. Выражается же эта позиция средствами самыми раз- нообразными: от лирических отступлений до фантасмогорических кол- лажей. И вот вам еще одна особенность, роднящая современную лите- ратуру со средневековой: литература не является в полном смысле сло- ва художественной. Как Нестор включал в свою летопись легенды, апо- крифические сказания, отрывочные научные сведения и тексты других авторов, так и современный писатель компилирует в рамках одного произведения философские, идеологические, психологические этюды. Причем этюды эти далеко не всегда принадлежат перу человека, чье имя (или псевдоним) обозначены на обложке. Я не о плагиате сейчас гово- рю, а об осознанном или, чаще, неосознанном отражении в отдельном