Дорогами войны

Дорогами войны... Он в жизни мухи не обидел, Жестоких победил врагов. Он смерть презрел, а их жалел. И суд над ними он предвидел. Он возрастом и телом мал, Он в жизни мало повидал, Но в те короткие минуты Свой флаг победы он поднял. На месте гибели Героя Поныне памятник стоит. Народ к нему с поклоном ходит. Спасибо парню говорит. Дети узники концлагерей (Впечатление после просмотра документального фильма и встре- чи с пережившими этот ужас) Вы видели глаза детей, Освобожденных из концлагерей? Хотели сделать там из них зверей, Но не сломили маленьких людей. Как ни терзали душу, тело твари, Не победив, они их убивали. Насколько нужно черным быть душой, Чтоб малыша убить своей рукой? Вы видели глаза детей, Освобожденных из концлагерей? В них не осталась ни одна слеза. Сухи и горем черным глубоки глаза. 301

Эдуард Артюхов Где слезы лились, не растет трава. Убила землю горем детская слеза. Какой же тварью нужно быть, Чтоб заставлять детей так слезы лить? Вы видели глаза детей, Освобожденных из концлагерей? Уже не детские давно глаза, В них боль и мука – отпечаток навсегда. Чтобы забылась боль, жестокая война, Должны пройти не малые года. От боли не излечатся глаза детей, Освобожденных из концлагерей. В их, ужасом растоптанных, сердцах Расплавится и прочь уйдет тот лед, Что сотворил могильный жуткий хлад, Концлагеря гнетущий смерти смрад. Увидел взрослых я глаза детей, Прошедших ужасы концлагерей. В них все увидел, сразу понял я, Такие ужасы впредь допустить нельзя. Вы видели глаза детей, Освобожденных из концлагерей? В них боль и горе, ужасы войны, Как ныне не были б здоровы, веселы они. На все свои вопросы я узнал ответ. Среди людей подобных нет. Те, что с детьми такое вытворяли, Себя людьми лишь сами называли. 302

Дорогами войны... И даже звери так не поступают, Хотя детенышей, бывает, убивают. Я одно лишь не могу понять. Кто их родил, была ли у них мать? Вы видели глаза детей, Освобожденных из концлагерей? Хотели сделать там из них зверей, Но не сломили маленьких людей. Блокадный хлеб Хлеба вкус знаю с детства. Помню вкус с малолетства. Этот вкус не забыть мне, Но сегодня уже не найти. Ржаной черный кусище, еще теплый с печи, Черный сам словно уголь, запах мамы любви, Крупной солью посыпан, маслом постным полит, Рук любимых тепло и заботу хранит. Рук бабули любимой, что заботой хранит, И когда мы болеем, больше мамы не спит, И когда мы здоровы, и когда мы шалим, И когда мы в кровати громко носом сопим. А с лучком с огорода, обыщи целый свет, Вкус такой не найдешь ты, хоть искать будешь век, Он вкуснее и слаще самых сладких конфет, Он вкуснее всего, что вкушал человек. 303

Эдуард Артюхов А пшеничная скибка, белезною маня, С медом или без меда, в себе тоже храня, Тех же рук сохраняя теплоту и любовь, Не уступит ржаному, повстречавши тебя. С маслом, с чаем душистым, с сахарина куском, С квасом, морсом, компотом иль парным молоком, И с котлетою просто, с супом, с щами, с борщом, Не уступит ржаном наяву и во сне, и ни в чем. Ключевою водою ты ее напои, Сладким соком родимой и могучей земли, Сверху сахар-песок, – и водой окропи… Нету слаще, вкуснее, словно жизни любви. Вкуса хлеба познавши, не забыть никогда. Как родительский дом, двор, родные края, Что дано нам от бога, дал родной человек, В память врезалось нашу не на миг, а навек. Цену хлеба познали с детства мы навсегда, От того сердце сжалось, навернулась слеза… Я в музее блокады тот сухарь увидал, Что во время блокады каждый хлебом считал. Каковы же лишения люди эти прошли, Если в хлебе блокадном конфет сладость нашли? ЦЕННОСТЬ ЭТОГО ХЛЕБА ВЫШЕ ВСЯКИХ ХЛЕБОВ. ПЕРЕД НИМ НА КОЛЕНИ ВСТАТЬ С ПОЧТЕНИЕМ ГОТОВ! 304

Дорогами войны... Он бесценен, ребята! Жизнь людей он спасал, Тепло рук сохраняя тех, кто в тесто мешал: Клей обойный и жмых, пыль обдирную с той же мукою, И опилки, и хвою, если было, с ржаною мукою. У самих хлебопеков уже не было сил… Не с водой, со слезами каждый тесто месил. Силой духа месили и пекли этот хлеб, Чтобы выстоял город и не сгинул вовек. Каждой крошкой своею хлеб тот жизни спасал. И надежду победы с жизнью людям давал. Но не все пережили те зловещие дни… Те, кто выжил в блокаду, не забудут о них… Не забудут и вкус они хлеба тех дней, Спас он всех, кого смог, жен, мужей, стариков и детей. Он замешан на горе, сдобрен горькой слезой, Слаще меда, конфет был для них той порой. Как бы ни был он горек, нет ценнее его. За спасение людское почитают его. Потому на коленях перед ним я стою, За спасение спасенных честь ему отдаю. 305

Эдуард Артюхов Письмо Отца с фронта Старшему лейтенанту Лейкину Иосифу Самойловичу (отцу, деду, прадеду) и миллионам погибших и выживших посвящается Держу в руках пожухлые листочки письма из прошлого, Что с фронта в город Ленина дошло. Химкарандаш глубоко въелся строчкой В бумагу. Ее и строки время сберегло! Рука красноармейца не дрожала В тяжелом сентябре сорок второго, Она слова заветные писала Для сыновей. Не сложно. По-простому. О мужестве советского бойца, Их горячо любимого отца, Его друзей, готовившихся в бой, Чтоб заслонить их от врага собой! Чтоб грудью встать за землюшку родную И за Родню, за Жизнь, за Родину святую! За дом на Охте и за Ленинград! Как тысячи простых родных солдат! За Родину и за своих ребят! За Землю родную, за Город, за Страну, Страх в сердце убивая и кляня войну, Вставал родимый наш Солдат, На танки шел он без гранат, 306

Дорогами войны... В атаку шел с одним штыком, С одной саперною лопаткой, От пули защищен лишь скаткой, И то, когда она была. Страна давала, что могла. Не обеспечить было всех штыками, Шел просто с голыми руками Он на врага, на автоматы, На бронетехники металл! И — выживал, и — побеждал! На смерть он шел, но не искал. Он в Вечность с храбростью шагал! А каждый бой мог быть последним. Что он оставить мог в наследие? Лишь мудрость, веру и любовь, Когда вокруг беда и кровь! Лишь слово доброе свое, Чтоб сердце детское зажгло К Отчизне пламенной любовью! К Отцу и Матери, к своей земле, Ко всей огромной той Стране, Что встал он грудью защитить! Чтоб смерть в бою остановить, А жизнь и счастье сохранить! Держу в руках пожухлые листочки письма из прошлого, Что с фронта долго шло, Рука дрожит, когда ты понимаешь, Какую мудрость и любовь с собой оно несло! 307

Эдуард Артюхов Надежду вместе снова быть! Врага разбить и победить! И в счастье снова в мире жить! Письмо дошло! Но не пришел домой Герой! И каждым словом и строкой Легло письмо в сердца детей! И их детей! И их детей! И их детей… Оно в веках там будет жить! Чтобы Героя не забыть! Чтобы Героев не забыть! Чтоб так же, как они, любить Родную Землю и Родню, Отчизну — Родину свою! Поколению непокоренных Поколению победивших В день Великой Победы Народа Водку в мухинский я наливаю До краев, как и вы, наливали. И за вас, стоя, я выпиваю. До краев горе вы испивали. Поколением всем воевали. Погибали и близких теряли. За Отчизну вы насмерть стояли. Долг свой Родине весь оплатили. Даже больше, чем ей должны были. Не одну вы войну прошагали… Но Отчизну свою не отдали. 308

Дорогами войны... Вместе с ней каждый раз погибали, Из руин с нею вместе вставали. В Бога веря, его отрицали, Но о рае в Отчизне мечтали. Поклонившись погибшим, вы жили. Вы любили, детей вы рожали. Раны Родине тем врачевали. И за все похвалы вы не ждали. Мощь ее вы трудом отковали. БАМ построили, в космос слетали. Гор и неба вершин вы достигли. Океана глубины познали. Что вы лучшие, всем доказали. Не смогли, что другие создали. Не смогли, что другие добыли. Миру атом служить приучили. Приручить вас нелепо мечтали. Покорить вас упрямо желали. Вас для подвигов мамы рожали. Как сражаться отцы наставляли. Дедов знали вы в славе победы, Без свободы, что ждут только беды. Вас убить, погубить было можно. Покорить, приручить – невозможно. В день Великой Победы Народа Водку в мухинский я наливаю До краев, как и вы, наливали. И за вас, стоя, я выпиваю. 309

Эдуард Артюхов Памятник Матери Святой Марии Марии Матвеевне Фроловой и всем матерям России посвящается -1- Стоит в Задонске Липецком Старушка среди стел… Быть может, кто-то видел, А кто-то не успел. Стоит она, сгорбившись под тяжестью беды. Того бы не случилось, коль не было б войны. А рядом с нею восемь ее сынов стоят, Застывших в камне восемь Отечества солдат. Детей двенадцать было, но восемь сыновей, Хоть каждый день молилась, все ж не вернулись к ней. О счастье всех мечтала она своих ребят, Когда те уезжали в далекий Ленинград. Но в час лихой для Родины, Для мамы, для семьи Пошли на бой с врагами и все ее сыны, Хотя и не желали ни с кем они войны. Несет лишь смерть и горе кровавая война. Ценой потерь огромных Победа добыта. Хоть и была священной для братьев та война, Но сыновей же матери не отдала она. 310

Дорогами войны... -2- А сколь таких же матушек Сгорбили горе, боль? А сколь похоронили они мужей, отцов? Победе все отдали, бывало и с лихвой. Стоит Свята Мария и рядом сыновья. Народ не забывает, что отдала она. Великою ценою Победа добыта, Чтоб выжила Отчизна и сгинула война. Стоит в Задонске Липецком Мать! Рядом Сыновья! Запомнили их люди, запомнила страна. Запомнила навеки задонская земля. Кто не успел увидеть, Сходи и посмотри. И поклонись Ей в ноги До матушки-земли! Святая Матрена Пермской земли Самоотверженной любящей русской женщине Яковлевой Матрене Ивановне и всем женщинам Великой Отечественной войны посвящается В глубинке Пермской складно жила ее семья. Ребенка – сиротинку как сына приняла. Трудились честь по чести, с рассвета до темна. Скотина, дом, хозяйство, поля, колхоз, семья. 311

Эдуард Артюхов Достаток заслужили упорнейшим трудом. Но горе рядом с счастьем. Такие уж дела. Без приглашения летом нагрянула война. Она одна не ходит – с ней горе и беда. На Родины призывы на фронт муж, сын ушли. От них к Матроне весточки издалека не шли. Она ж трудилась втрое, просохли слезы горя. Лишь в сердце ноет боль, ведь муж и сын на фронте, А там – смертельный бой… Помочь в бою им нужно, родные ведь, свои. С врагами смертно бьются за горсть родной земли. Все продала Матрена: скотину и хозяйство, и утварь, добрый дом. Все вместе что нажили упорнейшим трудом. Своих солдат любила, с Победою ждала, Все на алтарь Победы Матрена отнесла. Чтоб самолет построить, и с неба бить врага. Своим так помогала, что было – отдала. Наверно, удивилась тому сама война, Но мужа возвратила и сына ей она. Живых, хотя всех в ранах, ей отдала она. Наверно, восхитилась тому сама война. Встал памятник народный, От сердца сотворенный. За подвиг тот Матрены, Что сердцем был рожденный. Сидит она устало, все что могла, дала. Над нею самолет. К своим летит на фронт. Своих она любила, и в этом ее сила. Любовь и победила, войну пред ней склонила. 312

Дорогами войны... Своих солдат любила, и небеса молила, Но больше защитила солдат своим трудом, Не пожалев хозяйства и свой родимый дом, Не пожалев нажитого упорнейшим трудом. Тем в бой шла вместе с ними. Победу добывать. Простая баба русская. О чем тогда мечтать? Врагов с земли родимой до одного прогнать. Простая баба русская, Жена, Подруга, Мать! Бессмертный полк Волной людской неспешным шагом Идет по Невскому бессмертный полк. В строю идут от мала до велика, Идет по Невскому Бессмертный полк. И ветеран в строю седой, годами убеленный, Мальчишка, года три назад рожденный, И бабушка, что уж идет с трудом, Девчушка, первыми шагами недавно что обрадовала дом. Поддерживают их иль на руках несут, Но вместе все в одном строю идут. Все, кто корней не потерял и не забыл, Кто, вспомнив, вновь обрел, узнал и не забыл. Идет по Невскому в строю народ, В руках своих свою историю несет, О тех, кто Родину примерно защитил, Погиб иль выжил, жизнь народа сохранил. 313

Эдуард Артюхов В сединах весь и орденах сержант идет, А рядом с ним его погибший взвод. С врагом он с ними вместе воевал, Но до Победы он один лишь дошагал. Идет чуть сгорбленный годами партизан. А вместе с ним идет его отряд, За Родину погибших много лет назад Веселых, жизнерадостных ребят. Медалями звенит седой, в морщинах мореман, А рядом с ним, все так же молод, капитан Ведет друзей погибших экипаж, В морях хранивший берег наш. Идут страны преклонных лет бойцы, А рядом те, кто их и нас спасли. Их от войны сберечь мы не могли, Они в бессмертие героями ушли. Шагаем мы в строю и помним их, Вмиг повзрослевших, зрелых, пожилых, На фронте бившихся, сражавшихся в тылу, Победу над врагом добывших нам одну. И дети малые в строю полка идут, С трудом в ручонках малых с гордостью несут Портреты предков, славных родичей своих. Узнав, им не забыть о них, И подвигах, свершенных ради них! 314

Дорогами войны... Хоть ветер дует, мал еще, силенок нет, Из детских рук не упадет портрет. За внучкою и внуком сзади, вслед Незримо тихой поступью шагает дед. Тот, что не знал о них и даже не гадал, О детском счастье в будущем мечтал, Когда с врагом за будущее бился, Когда за будущее жизнь свою отдал. Незримо тихой поступью за внуками идет, Их и теперь оберегая, дуть ветру сильно не дает, Неслышной поступью незримо он идет И вместе с ними свой портрет несет. Волной людской всем слышным шагом Идет по Невскому Бессмертный полк. Усопшие в строю с живыми рядом. Идет по Невскому Бессмертный полк. Уже не полк, то армия Святой Руси шагает. Силен, непобедим святой земли народ, За веру, землю где, и будущее защищая, Усопший в строй плечом к плечу с живым встает. Волной людской неспешным шагом Идет по Невскому Бессмертный полк. В строю идут усопшие с живыми, Идет по Невскому Бессмертный полк. 315

Эдуард Артюхов Журавли Мне кажется порою, что солдаты, С кровавых не пришедшие полей, Не в землю эту полегли когда-то, А превратились в белых журавлей. Расул Гамзатов Памяти великого поэта Расула Гамзатова В народе говорят, поэт кавказский, Аварцем в Дагестане что рожден, Судьбою осетинских семи братьев До глубины души был поражен. Велик поэт, коль рифма его вечна. Он сердцем боль семьи Газмановых впитал. Таких семей в войну немало было. Он гимн почтения тем семьям написал. Всех сыновей семьи война забрала. А было их в семье всего лишь семь. За Родину в боях они все пали И журавлями взмыли в небеса. От горя сердце матери устало… Смерть третьего пришла, ее не стало. Отец один по горю гордо шел, Но пал седьмой, и с горем он ушел. Какое сердце выдержит такое? Детей всех пережить порой лихой. Не камень сердце матери, отца. Убив детей, убила их война. 316

Дорогами войны... Да будут прокляты те, кто войну рождают, Рожденных миром, на которой убивают. Где дети гибнут раньше стариков. Потери где и смерть, и горе, боль… Поэт велик, коль сердце его слышит, Как журавли курлычут в небесах. И рифмы сердцем людям отдавая, Он реквием погибшим написал. С войны той времени прошло немало, Немало победителей ушло… Летят по небу журавли парадным клином Курлычут нам о памяти они. Сталинград, Родина-Мать зовет! «За Волгой земли для нас нет». Снайпер Василий Зайцев Город на Волге сегодня красив. Мамаев курган величав, горделив. В старых скульптурах застыла война. Много воды Волга вдаль унесла. Битву кровавую помнит она. Помнит, от взрывов кипела вода. Стали заслоном врагу берега. . . Помнит, как встали здесь насмерть войска. Родина-Мать всех на подвиг звала. Вечно горит на кургане огонь В память о тех, кто здесь бился с врагом. 317

Эдуард Артюхов Не был им нужен суровый приказ. Ни шагу назад! Наступил грозный час. Делать что надо, знал каждый тогда. Родина-Мать их на подвиг звала. Родине молвили клятвой бойцы: «Нет нам за Волгой сегодня земли. Матушку-Волгу нам здесь защищать. Некуда нынче нам отступать. Каждый курган, буерак и овраг Жизнями щедро оплатит нам враг. Волги водицы он с кровью испьет. Дальше брегов ее он не пройдет». Клятву сдержали солдаты страны, Но многие в землю ее полегли. Честь им и слава! Герои они! За Волгу чрез город враги не прошли. С жаркого лета до трескучей зимы Бились с врагами Отчизны бойцы. С ними сражался с врагами солдат, Город из стали, боец Сталинград! Каждая улица, площадь и дом Стали преградою здесь для врагов. Каждый упорно сражался солдат. Геройски сражался солдат Сталинград! Не было битвы кровавей доныне. Не было битвы упорней ее. Город разрушен был до основания. Много здесь наших и их полегло. 318

Дорогами войны... Вражьих солдат в город не приглашали. Волжской земле их немало предали. Чтобы навечно не забывали, С русскими войн не затевали. Город ведь раньше Царицыным звали. Строили с миром, но и воевали. Предков заветы запомнили свято. Ни крошки земли для чужого солдата. Чужого не брать, за свое воевать. Кваса и хлеба друзьям подавать. Землю родную любить и хранить. Вражьих солдат можно в ней хоронить. Город на Волге красив и приветлив. Ныне зовется он Волгоград. Раны на теле его все ж заметны. Помнит он, что он боец Сталинград! Помнит об этом Мамаев курган. Помнит разобранный старый фонтан. Помнит Дом Павлова, стены мельницы старой, Волжской земли даже камешек малый. Впредь чтобы помнили и не забывали, Встала Россия на старом кургане. Помнит она всех, кто здесь полегли, В бой за победой с ней вместе пошли. Город на Волге сегодня красив. Мамаев курган величав, горделив. В старых скульптурах застыла война. Много воды Волга вдаль унесла... 319

Александр Ковалёв Александр Ковалёв г. Саратов Кто из нас помнит... Кто из нас помнит фамилии маршалов, Тех, кто стратегии боя готовил? Армии вёл на фронте пылавшем, В стужу, жару, ночью, в утро седое? 320

Дорогами войны... Знаем фронта, что они возглавляли? Как одержали свои все победы? Где ежедневно войска поднимали? В чьем подчинении все наши деды? Фронт Ворошилова – Северо-Запад, Волховский фронт и затем Ленинградский. А когда немец в страхе стал драпать, Маршал возглавил фронт партизанский. Так Юго-Западный у Тимошенко, Волховский, а затем Прибалтийский. Он занимался разведкой для фронта И до Победы был на Украинском. А Василевский – под Сталинградом, Дальше был Третий его Белорусский. И в сорок пятом, а так было надо, Бил он японцев на фронте Маньчжурском. Помним ль победы Карельского фронта, Бившем врага вместе с флотом Балтийским? Сняв с Лениграда блокаду отменно, Говоров выбил и всех врагов финских. Конев – Степной округ, фронт Северо-Запад И до конца войны – фронт Украинский. Спас от руин восхитительный Краков. Был в операциях Пражской, Берлинской. Где Малиновский, там фронт Юго-Запад, Он станет Третьим Украинским позже. Выручит Австрию он и словаков, Позже в Маньчжурии будет он тоже. 321

Александр Ковалёв Наш самый юный маршал – Рокоссовский, Его «Багратион» рассчитан очень верно. Он в Белоруссии с врагами бился честно, Потом в Берлине приближал Победу. Бой за Москву и взятие Берлина, Парад в Москве – великий акт триумфа. Всем этим нам известен справедливо, Конечно, легендарный маршал Жуков. Сражались Мерецков и Голованов, Толбухин, Воронов и Василевский. Пусть всех давно их никого не стало, Они должны остаться нам известны. Все школы выйдут на Парад Победы, Стихи и песни будут в изобилии. . . Жаль, не проверит лишь никто на деле, Какие помним маршалов фамилии... 322

Дорогами войны... Мария Скрипейчук г. Москва Надежда Москва. Весна 1945 года. «Ваш муж, красноармеец Григорьев Илья Романо- вич, находясь на фронте, пропал без вести 15 января 1945 года». В тот момент впервые в жизни я поняла, каково это, когда мир переворачивается с ног на голову. Сколько раз я видела, как приходили подобные письма другим! А у меня даже слёз нет для такой вести. Может, потому что просто не могу поверить в это? — Мама! 323

Мария Скрипейчук Такой тихий, жалобный голос. Я постаралась улыб- нуться и взглянула на Танечку, откладывая письмо. — Почему ты такая грустная? — Я не грустная, – ответила, сажая её к себе на колени. Милая Танечка. Она мне не поверила. Внимательно посмотрела на меня несколько секунд большими гла- зами, а потом крепко обняла за шею. А я прижала её к себе. «Пропал без вести – может, остался жив», – подума- лось мне в этот момент. Но почему-то страшно было в это поверить, страшно было каждый день, каждый час надеяться на то, что он вернётся, и всё время обманы- ваться. Как бы тяжело ни было, у меня была Танечка, мы были друг у друга – значит, не всё потеряно. *** В конце апреля было прохладно, но снега уже почти не было, на деревьях вот-вот должны были появиться листья. Солнце ярко светило. Его свет играл в лужах, которые шли волнами от любого дуновения ветра. Я всегда любила весну за всё происходящее: за красоту, свежесть, за новые краски и ощущение начала новой жизни, но сейчас это всё больше не радовало глаз. Ве- тер был промозглым и холодным. А я шла домой, и на ум мне то и дело приходило дерево рябины, ветки ко- торого колышутся на этом ветру и изредка тихо цара- пают по серой плите с надписью: «Григорьева Таня 12 июля 1940 – 30 марта 1945». Рабочий день закончен, завершена и моя смена в госпитале. Я закрыла за собой дверь квартиры и села на диван. Тихо. Так тихо, что слышно, как хлопнула дверь подъезда. Непривычно тихо: в госпитале всег- да было много людей, и к шуму волей-неволей прихо- дилось привыкать. А дома никого. Только часы тикали, 324

Дорогами войны... да из раскрытой форточки доносились птичьи голоса: «Чирик-чирик». Пусто. Пусто было и в доме, и на душе. Никаких чувств больше не осталось, и даже мысли о том, что всё ещё может наладиться, казались возмутительными, будто они ломали стену, которая выросла вокруг меня. И тогда мне становилось страшно. Мысли я всегда по- спешно отгоняла, а стена с каждым разом становилась всё крепче, всё выше. Из коридора донёсся звук закрывшейся двери. Ма- рья Ивановна, жившая по соседству и сидевшая рань- ше с Таней, как всегда, зашла ровно в 15:30. — Здравствуй, соседка! Как всегда, приветливый и спокойный голос. Я не ответила. — Уже вернулась? – продолжила Марья Ивановна. – Закончилась смена? Молчу. Женщина села рядом и обняла меня за пле- чи. От неё всегда шёл приятный запах хлеба, от которо- го теперь стало почему-то легче. — Полно убиваться, Наташа. Нельзя так. Танечке сейчас лучше, чем всем нам, а единственный, кто стра- дает, это ты. Вернётся Илья, появятся дети – будет вам счастье. — Не вернётся он, – тихо ответила я. Марья Ивановна посмотрела на меня с непонима- нием и даже строгостью. — Э-э, ты это брось! Разве слова «пропал» и «погиб» означают одно и то же? Нет. Запомни на всю жизнь: на- дежда должна умирать последней! Ты ещё не знаешь, а я многое видела, и поверь мне, надежда спасла боль- ше людей, чем эта твоя тоска убила. Пока не увидишь своими глазами могилы – не хорони Илью. Помяни моё слово, ты ещё обрадуешься, что не поспешила. А то вернётся он, и что я ему скажу, если не найдёт тебя? А? 325

Мария Скрипейчук Я на это ничего не ответила – только посмотрела на неё. Но, как мне кажется, она и так всё поняла. Марья Ивановна тяжело вздохнула. Когда она ушла, снова стало тихо. С наступлением ночи я ещё долго не ложилась. Сон всё не шёл, и я си- дела у окна, смотря на улицу. Двор был пуст. С чистого, высокого неба, похоже- го на шёлк прекрасного синего цвета, светила луна. Стекло холодило кожу, было неуютно, но я всё сидела. Внезапно раздавшийся в комнате тихий топот заста- вил меня вздрогнуть. Так Танечка бегала. На мгновение мне даже показалось, что я услышала её голос. — Мама! *** — Наташа, зайди к Борису Абрамычу, – крикнула мне Лиза с лестницы и тут же убежала. Борис Абрамович, главврач нашей больницы, до- родный, строгий человек, сидел за письменным столом, когда я вошла. Он поднял на меня свой пристальный взгляд, на мгновение задержав руку с чьей-то медкар- той в воздухе. — Наталья Сергевна, у вас всё в порядке? «К чему этот вопрос?» – подумала я, но вслух сказала: — Да. — Лизавета Филипповна мне сказала, что вы в по- следнее время какая-то задумчивая ходите. Я всё по- нимаю, но ещё три недели назад вы вели себя по-дру- гому. Что-то снова случилось? Что мне ответить, я не знала. Верно, спустя неде- лю после похорон, я старалась на работе вести себя так, чтобы не вызывать лишних вопросов. Но с того дня, когда я стала слышать голос Танечки, оставаться в ре- альности было всё труднее и труднее. Я отрицательно покачала головой. 326

Дорогами войны... — Нет, всё хорошо. Просто немного устала… Сегодня уже лучше. — Вот и ладно.– Борис Абрамович еле заметно улыб- нулся, после чего снова принял серьёзный вид. – Оста- нетесь сегодня ночью на дежурство, а завтра утром от- правляйтесь домой и хорошенько отдохните три дня. Чтобы больше такого не было! День прошёл на удивление быстро. В полночь свет почти везде был потушен, и наступила тишина. Просто удивительно, как тихо было в эту ночь! На дворе был май, но даже одинокий голос птицы не тревожил тиши- ну, самое лёгкое дуновение не шелестело в молодой листве. А в воздухе разносился аромат цветов. Я снова услышала её голос. Только не тихо. На этот раз он был необычно реален, будто принадлежал живо- му человеку. Я подняла голову и замерла, не веря сво- им глазам. Танечка стояла в дверях кабинета, в белом простом платьице с необычайно чистым или, точнее, даже каким-то блаженным лицом. Я не смела пошеве- литься и продолжала смотреть на неё. А она смотрела на меня и улыбалась. Я не помню, как встала и медлен- но подошла к ней, но, когда захотела обнять, она меня остановила. — Не надо, мамочка. — Танечка. . . – плакала я. – Милая моя, как же это? — Я увидеть тебя пришла и попросить, чтобы ты меня отпустила. Не волнуйся, у меня всё хорошо. Но я хочу, чтобы и у вас также было. Пожалуйста! — Я… я постараюсь. С каким трудом, но я ответила именно так, дав себе обещание эти мои слова исполнить. Вдруг меня ослепил неизвестно откуда взявшийся свет. Когда он погас, я увидела, что Танечка исчезла… Я вздрогнула, открывая глаза и поднимая голову. — Я, что, уснула? 327

Мария Скрипейчук И правда. Я сидела всё за тем же столом и спала, положив голову на руки. Кабинет освещала одна-един- ственная лампа. Как ни странно, но я более чем была уверена, что увиденное мною не было сном. Иначе, по- чему тогда на душе впервые стало так легко? Ни тоски, ни боли. Только почему-то радостно. Стены, выстроен- ные мною за месяц, рухнули. Мысли прояснились. В дверь постучали, а после вошла Лиза, которую тоже оставили сегодня на дежурство. — Представляешь, почтальон письма принёс! – Она положила «треугольники» на стол передо мной. – Странно, правда? — Да, – улыбнулась я, принимаясь перебирать почту: надо знать, кому отнести. — Как у тебя душно! – поморщилась Лиза и подошла к окну. Раздался тихий скрежет, после чего в комнату ворвался свежий воздух. Лиза с наслаждением вдохну- ла. – Вот, так гораздо лучше! — Спасибо, – ответила я. – Писем много, однако! Столяровой, Мишиной, Кравченко, Григо… Я осеклась, не веря своим глазам. Письмо было адресовано мне. Мало того, стоило мне увидеть почерк, у меня пропал дар речи. «гор. Москва ул. Беговая 17, корпус 1, кв. 20 Григорьевой Наталье Сергеевне Милая Наташа! Вот, наконец, я, твой Илья, могу на- писать тебе, спустя столько месяцев…» Дверь в кабинет распахнулась, и к нам вбежала Варя, тут же воскликнув: — Девочки, война закончилась! С улицы раздался оглушающий звук: первый залп салюта, который золотым фонтаном взорвался в ноч- ном небе. 328

Дорогами войны... Максим Васюнин г. Касимов, Рязанская область Мой прадедушка – защитник Брестской крепости Все спали, кругом тишина. Было мирно, спокойно везде. Но вдруг началась война, Нарушив покой на земле. Мой прадедушка в первые дни Ушел защищать страну. Но недолго сражался он, Покинув свой дом и семью. 329

Максим Васюнин Целый месяц держался Иван, Защищая стены крепости. И пожертвовал жизнью он, Став Героем Брестской бессмертности. Да, геройски погиб Иван! Осиротели сын и жена. Но про подвиг знали они. И гордились им до конца. Ведь в Белоруссии они Под гнетом немцев были долго. В подвале прятались они, Спасая жизнь и веру стойко. Спасибо вам, герои наши, Что защищали от войны! Мы помним подвиги все ваши И чтим солдат большой страны! Еще хочу сказать всем людям: «Живите дружно, без вражды. Чтоб никогда на свете дети Не оставались без семьи. Чтобы счастливыми все были, Не было войны, разлук. И на нашем земном шаре Добрый мир царил вокруг!» 330

Дорогами войны... Всеволод Сердюков г. Апшеронск, Краснодарский край Память жива «Нет в России семьи такой, Где б не памятен был свой герой. И глаза молодых солдат С фотографий увядших глядят…» Е. Араенович 331

Всеволод Сердюков В нашей семье бережно хранят память о моём прапрадедушке, Кравцове Александре Дмитриеви- че, участнике Великой Отечественной войны. Моя прабабушка была шестилетним ребёнком, когда её отца призвали на фронт. В 1942 году на Кавказе шли страшные бои, немцы рвались на Ту- апсе. Во время боя с фашистами мой прадед проявил себя мужествен- ным защитником своей Родины. Кравцов со своим расчетом находил- ся два дня в окру- жении врага, геро- ически сражался против немецких оккупантов. За это время он уничто- жил десятки не- мецких солдат и офицеров, был ра- нен, но не покинул своего боевого по- ста. Только на тре- тий день ему уда- лось соединиться со своей ротой. Своих солдат Кравцов вывел без потерь, принес трофеи: один пу- лемет и три тысячи четыреста патронов, четыре винтовки. За этот подвиг Кравцов А. Д. был пред- ставлен к награде орденом «КРАСНОЕ ЗНАМЯ». Со слезами на глазах прабабушка делится вос- поминаниями из детства, которые врезались ей в память навсегда. Последнюю встречу с отцом она запомнила, когда он пришёл вечером домой, чтобы 332

Дорогами войны... увидеть своих родных и близких. А утром отец по- ставил на стул маленькую Ниночку, мою прабабуш- ку, поцеловал её и ушёл навсегда. Больше она его никогда не видела. А в скором времени пришла по- хоронка. Моей прабабушке уже восемьдесят шесть лет, но она каждый раз вспоминает самое нежное слово «доча», которое она слышала от отца. Это сло- во стало её единственным осознанным воспомина- нием, но голос этот она помнит всю жизнь. Мой прапрадедушка был смелым, отважным ге- роем. Он отдал на благо Родины и людей самое цен- ное, что есть у человека – свою жизнь! Мы бережно храним письма с фронта, в которых столько любви к Родине, семье и детям. Мой прадед погиб в боях под станицей Курин- ской, где и похоронен в братской могиле. Таких мо- гил в России тысячи. А для нашей семьи этот обелиск стал родным, как символ бесстрашия и мужества моего прадеда и сотни его сослуживцев. Ежегодно, 9 мая, мы приезжаем в эту станицу, что- бы поклониться подвигу своих прадедов, почтить их память минутой молчания и возложить цветы. С гру- стью и болью понимаю, какой нелёгкой ценой был завоёван мир. Нужно приложить огромные силы, чтобы сберечь этот мир для нас и наших потомков. 333

Всеволод Сердюков 334

Дорогами войны... Антон Желдыбин г. Ярославль Чтобы. Больше. Никогда Гришка очнулся и обвел взглядом совершенно не- знакомую местность. После десяти страшных дней, проведенных на склизком дне опротивевшей траншеи под проливным дождем, взор солдата не мог насытить- ся тем великолепием, что щедро дарила природа в это чудесное мгновение. В воздухе витал аромат свежих трав, обильно сдо- бренных росой. В утренней сырости чувствовался при- лив свежести. Нос жадно втягивал этот воздух, столь 335

Антон Желдыбин желанный, без примесей пороховой гари, гнилой за- стоявшейся воды и потных тел. Парень принял сидячее положение, попутно проти- рая краем вылинявшей гимнастерки глаза. Происхо- дящее напоминало сон. Позади некошеного поля, где находился Гришка, упирался в горизонт могучий рус- ский лес. Стройные стволы многолетних деревьев, не тронутые пожаром от разорвавшихся снарядов. Вете- рок, гулявший по верхушкам этих лесных исполинов, иногда заставлял части сухих веток срываться со своих привычных мест и неспешно падать вниз, устилая мяг- кую почву. …Совсем не так, как в последние сутки, когда род- ная земля трещала под гусеницами вражеских танков. Мерзким серым машинам не было числа, рокочущей волной они приближались к позициям все стремитель- нее. Восемнадцатилетнему мальчишке очень страш- но нащупывать валявшуюся рядом гранату дрожащи- ми руками, не отводя глаз от надвигающейся смерти. Знать, что их передовой линии обороны уже не встре- тить следующего дня. Но еще страшнее было думать, что тяжелые немец- кие сапоги будут топтаться по столь дорогим сердцу городам и селам, творя повсюду бесчинства… Домашний запах топившейся печки, прилетевший вместе с ветром откуда-то издалека, вплелся в туман- ную дымку. Гришка уже попривык к месту пребывания, а посему смог рассмотреть в некотором отдалении проселочную дорогу, ведущую в низину. — Так твою и этак! Ну, чудеса! – Грубая брань достиг- ла ушей парня. Гришка вскочил на ноги и бросился к дороге на го- лос. Прислонившись спиной к большому камню, незна- комый солдат с черной бородой на исхудавшем лице с удивлением разглядывал собственные ноги, обмо- 336

Дорогами войны... танные видавшим виды тряпьем. Незнакомцу на вид было не более двадцати четырех лет, но поручиться за точный возраст было невозможно. Война оставила свой неизгладимый след в каждой складке кожи это- го, вне всякого сомнения, героя. Но увидеть подобное мог лишь только тот, кто сам прошел сквозь ад военных дней. — Ты только посмотри, браток, – улыбнулся бородач Гришке как старому знакомому. – Я ведь точно помню, что обе ноги почти по колено после взрыва оторвало. А, гляди ж ты! Обе на месте! И шевелятся! Шевелятся, браток, понимаешь? — Не понимаю совсем ничего, – пробормотал па- рень. – А больше всего, где мы находимся. — Да какая разница, браток! Ты только посмотри, благодать какая кругом! – Незнакомец запрокинул го- лову. – И конечности целы, и вша не донимает. Только сейчас Гришка обратил внимание, что изряд- но надоевшие насекомые, от которых не было спасения, странным образом испарились. Нахлынувшую радость сменил легкий холодок от мистической составляющей происходящего. Очень давно парень не был в бане, а про смену ветхого обмундирования уж и думать забыл. — За эту красоту и помирать не страшно, – продол- жал бородач. – Верно я говорю, браток? Красивая у нас родина? — Помирать всегда страшно, – Гришка неохотно вступил в диалог с солдатом. – Я, когда танк прямо спереди оказался, гранату все же метнул. А потом так жаром обдало, что будто в огонь живьем кинули. Я уж думал, вот она смерть. И боялся жутко. — Митька, – представился незнакомец, резко прер- вав тему. – Минометный, гвардейский. 337

Антон Желдыбин Ответить Григорию не пришлось. Из низины показа- лись очертания двух фигур. Солдаты насторожились и прекратили разговоры. Со стороны оврага приближались две старушки не- высокого роста. Одна из них, несмотря на тучное телос- ложение, резво направлялась в сторону поля, попутно кутаясь на ходу в вязаную шаль и поправляя волосы, собранные на макушке в пучок. Спутница едва поспевала за ней. Это была женщи- на преклонных лет в темно-синем платье и цветастом платке, из-под которого выбивались пряди седых во- лос. Ее ласковый и умудренный жизнью взгляд Гришка не перепутал бы ни с одним другим на все белом свете. — Бабушка! – закричал парень и побежал навстречу. — Так это и есть твой внук, Клава? – спросила туч- ная старушка, оглядывая солдата. – Красивый, только уж больно худющий! А мой куда подевался? Сказали же, что тоже прибудет сегодня. — Здравствуй, Гришенька! Здравствуй, родной! – Баба Клава потрепала всклокоченные волосы парня, перед тем, как он заключил ее в объятия. — Бабушка, но ты же… Ты же умерла? – Долгождан- ная радостная встреча извлекла старые воспоминания в голове у солдата. – И что это за место? — Да разве ж умирают хорошие люди, милый? И ме- сто это ничуть не хуже нашей деревни. Вон дед твой сейчас на рыбалку ушел. Очень ему местная речка по душе. Глядя, как тучная старушка разворачивает кулек с дымящимися пирожками перед ничего не понимаю- щим Митькой, Гришкины мысли окончательно запута- лись. В этот момент он осознал только одно: впервые за годы войны вновь вернулось чувство домашнего тепла и уюта. 338

Дорогами войны... Но неожиданно откуда-то сбоку послышалась кар- кающая немецкая речь. Парень напрягся, сжал кулаки и приготовился к обороне это странного, но уже став- шего таким родным, места. Неподалеку в траве возник белобрысый молодой человек в чужеземном черном мундире с обгоревшими краями. Он держался руками за голову, размазывая золу по щекам, и причитал на иностранном языке. Митька мягким движением отодвинул свою бабуш- ку в сторону. Окинув Гришку беглым взглядом, бородач процедил сквозь зубы: — Ты посмотри, браток. Это ж фриц! Танкист ихний! И сюда добрались, проклятые! Излишние слова были ни к чему. Солдаты медлен- ным и уверенным шагом направились к испуганному немцу. Вдруг со стороны леса появилась большая ов- чарка. Глухо рыча и прижимая хвост, собака прегради- ла путь Гришки и Митьки к белобрысому танкисту. Судя по удивленному взгляду немца, он был в недоумении от происходящего на поле, ничуть не меньше остальных. — Думаешь, гад, остановит нас твоя зверюга? – Бо- родач принялся искать палку или камень у себя под ногами. – Поквитаюсь я с тобой за все содеянное! Неизвестно, чем бы закончилось это противостоя- ние, но за спинами солдат раздался крик. — Ганс! Чопорного вида старушка в строгом платье темно-ко- ричневого оттенка грубо оттолкнула солдат в сторо- ну и бросилась покрывать поцелуями остолбеневшего танкиста. Они переговаривались короткими и непонят- ными фразами. Овчарка же прекратила скалиться. Ви- ляя хвостом, собака прижималась к своим хозяевам и норовила сунуть холодный нос им в ладони. — Чертовщина какая-то! – сплюнул Митька и протя- нул руку к бабушкиным пирогам. 339

Антон Желдыбин — Так что же? Дадим оккупантам просто так уйти? – негодовал Гришка. Тут парень почувствовал, как бабушка Клава легонь- ко дернула его за рукав: — Нету здесь больше никаких оккупантов, Гришень- ка. Мальчишка этот не меньше вашего настрадался, послали на фронт захватчики-нелюди. И у него род- ня имеется, которая переживает и встречи ждет. Пусть идут своей дорогой. Отвоевались мальчишки. Глядя, как спускались вниз в овраг важная «фрау» со своим внуком и преданным псом, как словоохотливый Митька без умолку что-то рассказывал своей заботли- вой старушке, Гришка не смог сдержать пелену слез, обволакивающую глаза. Словно в далеком детстве, па- рень крепко сжал в объятиях бабушку Клаву и уткнулся ей в плечо. — Бабушка, я хочу, чтобы больше никогда не было войны! Зачем она нужна? Пусть все на свете будут счастливы! Клавдия гладила по волосам своего ненаглядного внука и приговаривала: — Даст Бог, Гришенька, будут потомки помнить ваши подвиги и уже не повторят эти ужасы. Не для того чело- век на свете живет, чтобы смертоубийством занимать- ся. Ну, теперь, милый, пойдем домой скорее. Я и баньку затопила. Покушаешь наконец полноценно. А там, гля- дишь, дед вернется… Чтобы. Больше. Никогда. 340

Дорогами войны... Светлана Рожкова г. Вышний Волочёк *** Только вдумайся. Вслушайся В слово – «Россия»! В нём и росы, и синь, и сиянье, и сила! *** В той стране, в которой ты родился, – Дом твой и земля! Отец и мать! Ту страну, которой ты гордился, – Надо прославлять и защищать! Летами, и зимами, и вёснами – Ты лучись, сияй святыми росами! Окроплённая божественно с небес, – Пой, Россия, и неси свой крест! 341