Маленькие повести о любви

*** Август 2000 г. Приехал Том, старший сын Алекса. В  доме стало весело, шумно, из-за стены доносился то звук телевизора, то крики мальчишек. Часто Лесли видела братьев гуляющими во внутреннем дворе: младший с  обожанием смотрел на старшего и копировал все его действия. Вокруг мальчиков сразу собиралась ватага малышей всех возрастов, оставшихся на  лето в  городе, они носились по  двору, играли в  мяч или собирались вокруг Тома, выносившего свой планшет и  игравшего в  компьютерные игры, вовлекая всю ребятню в  это занятие. При более близком знакомстве Том оказался очень воспитанным молодым человеком, разговаривал вежливо, отлично контактировал со  взрослыми, но  Алекс все время следил, чтобы неуемная энергия первенца не била через край, порождая цепную реакцию у младшего брата. — Я же тебе говорил, что ты еще узнаешь, что такое настоящие мальчишки, когда их станет двое, — сказал он ей. —  Не  преувеличивай, они отличные ребята и  вполне дисциплинированные. Я помню, какой тарарам мы с  сестрой устраивали, когда были в  их возрасте. Мама только за  голову хваталась, а папа, наоборот, был страшно рад и говорил, что дети такими и должны быть, иначе это не дети, а манекены. — А сестра старше тебя или младше? —  Старше,  — сказала Лесли, но  не  стала уточнять, что они не разговаривали уже три года. — На два с половиной года старше и на целую жизнь умнее. У нее уже трое детей. — Часто общаетесь? —  Нет,  — ответила Лесли и  сразу постаралась перевести разговор на другую тему: — Когда уезжаете? — Через три дня. — Решили, куда поедете? —  Я думаю, что в  этом году поедем на  Род-Айленд: там и природа есть, и мальчишкам будет чем заняться.

— Не была там никогда. —  Вот и  приезжай. Провиденс красивый город, и  туда добраться из Бостона легко. —  Звучит заманчиво. Попробую договориться на  несколько дней взять отпуск. —  Если удастся, то будет здорово, только позвони нам, когда решишься, — мы тебя встретим там и поразвлекаем. Лесли улыбнулась, представив, как эта шумная компания будет ее развлекать. Ей действительно захотелось ненадолго вырваться из  города, побывать на  природе, она никогда до  того не  бывала в  доме на  колесах, а  эти дома с  самого детства ее очень интересовали. Ей тогда казалось очень романтичным путешествовать налегке, да и вообще жить налегке, довольствуясь самым необходимым, что может поместиться в таком вот трейлере. В  семье никто ее пристрастия не  разделял, предпочитая более буржуазные и  цивилизованные виды отдыха. Майк вообще признавал только отели класса люкс, так что ее детская мечта так и  оставалась нереализованной. Поэтому, услышав предложение Алекса, она подумала: «А  почему  бы нет?» Она не  собиралась с ними путешествовать, но пересечься на маршруте показалось ей заманчивым. — А на кого оставите Адама? Я готова о нем позаботиться. — Адама заберет Анита, а тебя кот свяжет по рукам и ногам, так что не придумывай, лучше организуй себе отпуск. — Слушаюсь, босс! — сказала она, и они оба засмеялись. Алекс с  детьми уехал, в  доме стало тихо и  как-то пусто. Лесли поняла, насколько важны для нее эти люди, безоговорочно признавшие ее своей. Она стала скучать даже по шуму за стенкой, по  коту, которого увезла няня Анита. Чтобы отвлечь себя от  этих мыслей, она погрузилась в работу, постаралась как можно быстрее записать все, что можно, и  попросила у  Хелен несколько дней отдыха. —  Конечно, отдохни,  — сказала начальница.  — Тем более что технический персонал тоже будет в  основном в  отпуске, писать передачи будет некому.

— Тогда я возьму дня три? Они договорились, что она вернется в  понедельник на  следующей неделе, а  сегодня был вторник. Лесли нужно было еще сделать кое-какие дела, купить что-нибудь из одежды, так как она перестала влезать в  имеющиеся у  нее вещи. Надо было также сходить на плановый осмотр к доктору. Поэтому вся среда и часть четверга ушли на  эти приготовления, и  в  поезд она села утром пятницы, позвонив накануне Алексу и  договорившись, что они встретят ее в Провиденсе. —  Послушай,  — спросил ее Алекс,  — ты заказала себе гостиницу в городе или будешь жить с нами? —  Я еще ничего не  заказывала, но  вас стеснять я не  хочу, поэтому, наверно, сейчас закажу. — Ты нас совсем не стеснишь. Мы спим в палатке, мальчишкам так больше нравится, да и  не  так жарко. Поэтому трейлер будет в твоем полном распоряжении. Услышав про трейлер, Лесли не устояла. Сбывалась ее детская мечта! — Считай меня нахалкой, но я буду жить с вами, — сказала она. —  Ну и  прекрасно! Парни будут в  восторге. Нам всем очень не хватает женского общества. Эта фраза прозвучала бы двусмысленно, если бы не относилась к мальчишкам десяти и неполных семи лет. —  Попробую разбавить вашу тесную мужскую компанию. До встречи! Положив трубку она, улыбаясь, представила завтрашнюю встречу с  этими сорванцами, «стосковавшимися по  женскому обществу», и их замечательным отцом. Пятница прошла отлично. Они встретили ее на  вокзале как долгожданного друга. Эндрю сразу похвастался своим выпавшим молочным зубом и  долларом, который принесла ему зубная фея. Том рассказал, как они чуть было не  раздавили большого ужа, который успел уползти, Алекс влюбленно смотрел на  мальчишек и  только изредка вставлял ироничные замечания в  их щебет. Он забрал вещи Лесли, положил их в багажник джипа.

— А где же дом на колесах? — спросила Лесли. — Мы оставили его на стоянке. — А я думала, что он у вас, как автобус. —  Папа, дай я расскажу,  — Том рвался рассказать Лесли, как они путешествуют, как устроен кемпер. Он считал себя крупным специалистом, да, собственно, и  был таковым, потому что путешествовал с  отцом уже четвертый раз.  — У  нас  же прицеп. В нем все есть, и кухня, и туалет, и душ. Есть две кровати, но мы любим спать в  палатке. А  едем мы в  джипе, а  не  в  прицепе. Это удобнее. —  Еще там есть кондиционер,  — вставил Алекс,  — так что не бойся, что ты там сваришься. — Я не боюсь. Я никогда еще не спала в кемпере, но очень хочу попробовать, — сказала Лесли. — Вот и попробуешь. Главным пунктом их программы на  сегодня был зоопарк в парке Роджера Уильямса. В этом парке они провели практически весь день. Дети бегали смотреть на  животных и  птиц, содержавшихся в  условиях, максимально приближенных к  природным, а  взрослые просто медленно брели по  дорожкам, наслаждаясь свежим воздухом, красотой ландшафтов, обилием воды, смягчавшим августовскую жару. Они сидели на  лавочках, а  потом и  просто на  траве, подстелив плед, который оказался у Алекса в рюкзаке, пили прохладную воду, ели фрукты и болтали о чем-то совершенно незначительном. — Это была прекрасная мысль вытащить меня сюда, — сказала Лесли.  — Я чертовски устала от  работы, от  этих постоянных записей, и только сейчас это поняла. —  Мы тоже рады, что ты приехала. Ребята про тебя спрашивали, интересовались, не родился ли в их отсутствие у тебя ребенок. — Вас же не было всего неделю! — А ты думаешь, они знают, сколько недель длится нормальная беременность? — Ну и что ты им сказал? — Сказал, что придется подождать до Рождества.

—  Да, думаю, что примерно так и  будет. Кстати, сказали, что будет парень. — Ну, это же здорово! —  Наверно. Я вот на  Эндрю попрактикуюсь, и  потом своего воспитывать будет просто раз плюнуть,  — смеясь, сказала Лесли.  — Но  если честно, мне совершенно все равно. Лишь  бы здоровый родился! —  Все будет прекрасно, родишь отличного здорового мальчишку. Только не  работай как вол, это в  твоем положении не полезно. —  Постараюсь,  — Лесли не  была уверена, что сможет выполнить это обещание. Они пообедали в  маленьком кафе на  открытой веранде, и  Алекс сказал, что им пора. Дети могли  бы еще бегать и  бегать, но  он, поглядывая на  Лесли, видел, что она утомлена. Дорога до кемпинга шла на запад, была очень живописна, но никто, кроме Алекса, этого не увидел: и Лесли, и дети спали всю дорогу, и даже негромкая музыка, которую Алекс включил, чтобы тоже не заснуть за рулем, не мешала им. Кемпер поразил Лесли своей функциональностью. В  нем действительно было все, что нужно для комфортного путешествия, даже маленький телевизор висел на боковой стенке шкафа. — Это просто дом моей мечты, — с восторгом сказала она. —  Ну, тогда добро пожаловать в  мечту!  — Алекс сделал приглашающий жест рукой. — Есть хотите? — Нет, — хором ответили сыновья, и Лесли тоже отрицательно покачала головой. —  Тогда детям тихий час,  — скомандовал отец.  — Можете читать, играть на  планшете, но  чтобы была мертвая тишина. Понятно? Дети безропотно отправились в палатку, которая была разбита рядом с  кемпером. Алекс достал два раскладных кресла и  принес Лесли минеральной воды, а  себе  — пива. Они молча сидели, попивая из бутылок, и наслаждались тишиной и покоем. Вокруг кемпинга был смешанный лес, а  за  лесом, метрах в  пятистах, сказал Алекс, большое озеро, на  которое они завтра

собираются идти рыбу ловить. —  Ну, это не  по  моей части, я останусь здесь и  буду лежать целый день до вашего возвращения. — У нас свободная страна, — сказал Алекс, — ты вправе делать все что пожелаешь, в пределах разумного, конечно. — Я буду в пределах, — пообещала Лесли. Вечером Алекс пожарил на  углях мясо, они отлично поужинали, после чего мальчики вымыли посуду, так как они были в  этот день дежурными по  кухне. Лесли готова была им помочь, но Алекс не разрешил. — Завтра будешь дежурить по кухне ты, вот тогда и помоешь, — сказал он. Когда дети легли спать, а  взрослые остались смотреть на  огромное полное звезд августовское небо, Лесли сказала: «Каких отличных, самостоятельных сыновей ты растишь!» —  Ну, не  знаю,  — ответил Алекс,  — я в  их возрасте был куда более самостоятельным, учился в  двух школах, обычной и музыкальной, да еще и борьбой занимался. — Какое странное сочетание: музыка и борьба. — Ничего не странное. Музыка была по требованию родителей. Ты разве видела хоть одну нормальную еврейскую семью, где  бы не заставляли ребенка заниматься музыкой? — А я думала, что это очередной миф, — засмеялась Лесли. —  Ничего не  миф! Вот я честно отзанимался от  начала и до конца, хотя и я, и родители понимали, что для того, чтобы это стало профессией, у меня нет ни желания, ни способностей. — А борьба была для души? — Не для души, а по необходимости. Я был хилым и понимал, что если не научусь за себя постоять, то меня будут бить все кому не лень. Вот и пошел учиться драться, несмотря на вопли матери. — Сколько тебе тогда было? — Двенадцать. — Научился? — Да, научился. Лицо Алекса было непроницаемым. Лесли хотела спросить, часто  ли ему приходилось применять свои умения на  практике,

но не рискнула, почувствовав, что эта тема ему неприятна. —  У  тебя вообще масса умений,  — сказала она.  — Мясо на  углях очень вкусно готовишь, кашу в  пароварке, детей хорошо воспитываешь, журналист отличный. Есть хоть что-нибудь, чего ты не умеешь? Вопрос был задан в шутливой манере, но Лесли действительно удивлялась, сколько всего он успевает, будучи при этом отцом- одиночкой. —  Никогда не  задумывался, но  если  бы ты спросила у  моих бывших жен, то они, наверно, нашли  бы пару-тройку вещей, в которых я не силен. — Показания бывших жен не могут считаться объективными. — Пожалуй, но, может, в чем-то они и были бы правы. Видимо, со мной не очень просто было существовать. У меня всегда работа была на первом месте, а все остальное — по остаточному признаку. — Но ведь сейчас это не так, — Лесли была удивлена. — Сейчас ты уделяешь Эндрю и Тому столько внимания, сколько не каждая неработающая мать уделяет, да еще и пишешь постоянно. Когда ты это делаешь? — Ночью. — Что значит ночью? —  Вот это и  значит. Все, что не  успеваю делать днем, делаю ночью. И читаю, и пишу. — А сколько спишь? — Часов пять, не больше. — Господи, этого же мало! —  Ничего, я привык уже. Иногда отсыпаюсь, когда жена забирает Эндрю к себе на выходные. — Ты что-то еще пишешь, кроме того, что я читаю в журнале? — Пытаюсь. Он произнес это как-то неуверенно, взгляд его был устремлен на  тлеющие угли, изредка вспыхивающие маленькими красными огоньками. — Расскажешь, о чем? — спросила Лесли, понимая, что если он скажет «нет», то допытываться она не будет.

—  Да не  о  чем пока особенно рассказывать,  — немного помолчав, начал Алекс, потом обернулся к  ней.  — Тебе действительно интересно? — Конечно. —  Понимаешь, надоедает поденщина, какой  бы качественной она ни была, хочется чего-нибудь интересного. Я тут разбирал после смерти матери два года назад ее вещи и  наткнулся на  ее дневники. Она их вела всю жизнь, записывая всякие бытовые мелочи. Ее уже не  было, и  я рискнул их прочитать. Ты знаешь, я не  мог остановиться, все читал, пока не  закрыл последнюю тетрадь. Вся жизнь! И  из  кусочков этой жизни, как пазл, складывается эпоха. Мне это показалось таким интересным материалом. Но  вот мучаюсь, не  могу найти пока нужную форму. Да и  драматизма маловато. Никаких страстей, брошенных детей, убийств, ничего, что было  бы беспроигрышно. Просто жизнь, каждодневный труд, борьба за  выживание. Можно было  бы напридумывать самому, но не уверен, что хочу этого. — Я понимаю, о чем ты говоришь, но, может, ты зря боишься, что простая жизнь без потрясений не будет интересна читателю. — Потрясений там было достаточно, просто они были типичны для того времени настолько, что и  не  воспринимались как что-то особенное. — Что ты имеешь в виду? Войну? — Ну, не только. Лесли молчала, ждала пояснений. —  Мой дед, отец матери, был родом из  Германии. Он держал небольшое ателье, но  был очень успешным и, видимо, действительно талантливым портным. У  него шили платья жены всего руководства города, в  котором они жили. Семья была большая: бабушки, дедушки, братья, сестры. Когда Гитлер пришел к  власти и  начались погромы, то он  — единственный из  семьи  — все бросил и  уехал в  Америку. Это было то  ли в  тридцать четвертом, то  ли даже в  тридцать третьем году. Уговаривал родственников, родителей, но  никто его не  послушал. Забрал только жену и  детей. Моя мать была совсем ребенком, брат был много старше ее, лет на восемь. В Америке начал все с нуля, опять

купил машинку и  шил, шил. Писал письма родителям, потом ответы перестали приходить. В  середине войны сын ушел добровольцем на  фронт и  погиб в  Европе. Жена, узнав о  его смерти, потеряла сознание и умерла через неделю, так и не придя в  себя. Дед остался с  дочерью-подростком, которую надо было растить, кормить, одевать. Мама очень рано начала помогать ему в мастерской, тоже прекрасно шила, но, конечно, до деда ей было далеко, а  тот сильно сдал. Понимаешь, он, так и  не  оправившись до конца после смерти сына и жены, поехал в Европу, когда война кончилась, потратил там кучу времени и денег, но так и не нашел ни одного, представляешь, ни одного родственника из  всей большой семьи, оставшегося в живых. Когда через полтора месяца вернулся, то был совсем седой, руки дрожали, говорить не  мог. Матери пришлось брать мастерскую на  себя, но  занималась она в основном мелким ремонтом, за  большие заказы не бралась. Так и  жили долго, до  пятьдесят восьмого, когда к  маме посватался вдовец на  десять лет ее старше. О  любви тут речи не  было, приходилось просто выживать как-то, она согласилась. — Господи, какая грустная история, — сказала Лесли. —  Подожди, все не  так прямолинейно в  этой жизни! Она, конечно, отца не  любила, но  была ему очень благодарна. Он был прекрасным человеком, заботился о  ней и  о  деде. Взял его к  себе в  дом и  до  смерти деда присматривал за  ним, хотя, видит бог, это было очень непросто. У  деда стала развиваться болезнь Паркинсона, он не мог ничего удержать в руках, сам есть. У мамы в дневнике то и дело появляются записи «Папа опять плакал». Он не мог простить себе, что не уговорил родных, не убедил их уехать. Отец деда уважал, часто с  ним разговаривал, нас с  братом гонял, если мы деду мешали отдыхать. — У тебя есть брат? — Да, сводный. Его мать, первая жена отца, умерла родами, моя мама вырастила Джеффри, никогда не делала разницы между мной и им. — А где он сейчас? — Он живет в Калифорнии, очень хороший оператор, работает на MGM. Он старше меня на три года, мы с ним дружим.

— Это здорово! —  Да, в  нашей семье все связаны тесными семейными узами, может быть, даже слишком тесными. — Что ты имеешь в виду? —  Когда моя мать вышла замуж, то она попала в  настоящую большую еврейскую семью, где главой, естественно, была моя бабка, все ей беспрекословно подчинялись. У моего отца было три сестры, все замужем, с детьми. И вот моя мама вышла замуж за всю семью. Ее хорошо приняли, может, потому что она была неконфликтная, хотя покорной ее тоже я бы не назвал. Может, еще и потому, что она их всех обшивала, но подружилась она со всеми отцовскими сестрами и  даже со  свекровью. Для нее это было внове, так как от  своей семьи никого не  осталось, кроме деда, и, видимо, ей этого очень не  хватало. Она наконец была счастлива. А потом еще и я родился. — А почему ты думаешь, что она не любила отца? —  Ну, как тебе это объяснить… Не  так пишут о  любимом мужчине! Только слова благодарности, ни единого упрека, но и ни слова о любви, о нежности. — Как жалко! —  Да, мне тоже. Она была красивая, я видел фотографии ее в молодости. Но не сложилось. Когда отец умер, матери предлагали выйти замуж. — Откуда ты знаешь? Она рассказывала? — Скажешь! Конечно, нет. Прочитал в ее дневнике одну фразу: «Приходил Боб, опять просил. Ну какая из меня сейчас уже жена? Да и  что я скажу Саре и  Мирочке?» Сказала «нет». Маме в  это время было всего сорок семь, она была еще ого-го! Но  семья, папины сестры, тогда их осталось только двое, теперь вообще только Мира, были для нее важнее собственного личного счастья. Так и прожила, заботясь о нас, о племянниках, потом уже о внуках и внучатых племянниках. Как говорится, никакой личной жизни. — Как грустно! —  Не  знаю, она не  выглядела грустной, наоборот, всегда радовалась, в доме было полно еды, и всех она кормила, обшивала.

Мастерскую закрыла, но все знали, что она делает мелкий ремонт на дому, свою копейку она всегда имела. — Потрясающая женщина! Вы с ней были друзьями? — Да, мы любили друг друга, это точно! Они довольно долго сидели молча, огонь догорел совсем, все небо было усыпано звездами, как это бывает только в августе. — Алекс, я очень хочу, чтобы ты написал книгу о маме, — тихо сказала Лесли. — Мне кажется, что это действительно может быть интересно. — Не знаю, попробую что-нибудь сделать. Он посмотрел на часы. — Нарушаешь режим. Тебе пора спать, — строго сказал он. Действительно, день был долгий, нужно было отдохнуть. Лесли лежала в  кемпере и  думала о  женщине, которая предпочла любви семью покойного мужа. Она пыталась это понять и  не  могла, как не могла и представить себя последней живой веточкой под корень вырубленного большого семейного дерева. В субботу Алекс с сыновьями ушел на рыбалку, сказал, что они вернутся только к  обеду, причем с  рыбой, и  чтобы она ничего не  готовила. Не  очень-то и  хотелось, подумала Лесли и  пошла гулять по  тропинке вдоль озера. Погода была прекрасная, птицы щебетали, встречные люди улыбались ей как хорошей знакомой. В  прекрасном настроении она вернулась в  кемпинг и  села в тенечке с книгой. Такая простая жизнь на природе ей нравилась значительно больше, чем пятизвездочные отели, в  которых они останавливались с Майком. Здесь все было просто, не нужно было думать, в  чем выйти к  бассейну, а  в  чем к  ужину. Природа была натуральная, а не в кадках, и люди, окружавшие ее, были лишены налета искусственности. Они хохотали, покрикивали на  детей и собак, жарили мясо и пили пиво прямо из бутылки. Примчался какой-то ужасно деловой малыш примерно возраста Эндрю, спросил про приятелей, узнал, что те ушли на  рыбалку, крикнул «забегу позже» и  убежал, оставив у  Лесли улыбку, которая долго не  сходила с  ее лица. В  ожидании возвращения рыбаков она задремала и  проснулась от  свистящего

шепота Эндрю: «Она спит». Приоткрыв глаз, она увидела, как Алекс молча страшно вращает глазами и  грозит младшему кулаком, мол, «убью, если разбудишь ее». Спать больше не  хотелось, Эндрю счастливо избежал наказания, они ели принесенную рыбу, которой на  удивление оказалось достаточно, чтобы накормить досыта четырех с  половиной человек. Мальчишки рассказывали, кто, сколько и  как поймал, отец не  давал им завираться, и  все вместе были довольны удачной рыбалкой. В  общем, суббота прошла замечательно и  плавно перетекла в воскресенье. Утром ребенок зашевелился и  разбудил Лесли довольно рано. Она хотела опять заснуть, но  поняла, что выспалась. Встала и  решила прогуляться к  озеру. Солнце только что встало и пыталось прогнать туман, который легкой дымкой лежал на воде и  прибрежных кустах на  той стороне озера. Даже птицы еще не  начали свой утренний щебет, было тихо и  благостно. Дорожка петляла между деревьев и  в  конце расширялась до  небольшой поляны, выходящей прямо к берегу озера. На поляне, спиной к ней и лицом к  озеру, стоял Алекс, голый по  пояс, с  полотенцем через плечо. Лесли сначала хотела его окликнуть, но потом остановилась так, чтобы он ее не увидел. Она смотрела на  эту голую спину и  не  понимала, как это она могла не  замечать, насколько он хорошо сложен. Алекс был среднего роста, но  широк в  плечах. Крепкая мускулатура  — следствие занятия борьбой, езды на велосипеде с мальчишками, рыбалки, — все это было таким мужским, таким сексуальным, что у  Лесли перехватило дух. В  нем даже близко не  было той голливудской красивости, которая была в  Майке, тратившем кучу времени и  денег на  планомерное накачивание мышц. В  Алексе была врожденная мужественность, а  может быть, и  приобретенная благодаря силе характера, но  абсолютно очевидная, и  Лесли подумала, что просто была слепой, что не видела этого раньше. Алекс скинул джинсы, бросил на них полотенце и, совершенно голый, пошел в  воду. Он шел медленно, видимо, вода была достаточно холодной, зайдя по  пояс, остановился, а  потом,

задержав дыхание, нырнул с  головой, вынырнул, отфыркиваясь, и  мощными гребками поплыл к  центру озера. Лесли стояла как завороженная и  смотрела, как он плывет. То, что она увидела, вызвало в  ней такую бурю эмоций и  эротических фантазий, что она не сразу сообразила, что он уже повернул обратно к берегу, но, поняв это, пошла быстрым шагом, почти побежала в  сторону лагеря. Он не должен был увидеть ее здесь. Когда он вернулся с  берега, на  ходу приглаживая мокрые волосы, Лесли сидела на складном кресле с бутылкой воды в руке и старалась делать вид, что только проснулась. — Ты чего так рано? — спросил он. — Все нормально? — Да, все отлично. Просто выспалась. — Хочешь, прогуляемся до завтрака? От одной мысли о гулянии рядом с ним Лесли бросило в жар. —  Нет, надо завтракать. Мне  бы хотелось пораньше вернуться домой. — А что за спешка? Здесь езды-то всего пару часов. —  Да надо еще кое-что сделать к  завтрашнему дню,  — соврала она. — Ну, как знаешь. Никаких расспросов, никаких уговоров. Поставил чайник, вынул из  холодильника продукты, разбудил детей. Они позавтракали, весело болтая. Присутствие детей помогало Лесли отвлечься от своих мыслей о нем, но когда он, оставив детей играть с приятелями в футбол, повез ее к автобусу, напряжение в машине, казалось, можно было потрогать руками. Алекс молча смотрел на дорогу, а Лесли старалась не встречаться с ним взглядом, чтобы он не  прочитал в  нем того, что она старалась всеми силами скрыть,  — безумного желания быть с  ним, чтобы он держал ее в своих объятиях, улыбался ей своей умопомрачительной улыбкой. Ее желания простирались  бы и  дальше, но  она не  позволяла мыслям заходить так далеко. —  Что-то ты сегодня какая-то странная. Действительно все в порядке? — В полном. Когда вы возвращаетесь? — Через четыре дня.

—  Буду ждать. Спасибо тебе, что вытащил меня из  Бостона, я прекрасно отдохнула. — Тебе действительно понравилось так отдыхать? Она не  могла сказать ему, что сейчас душу  бы отдала, чтобы остаться с  ними, сидеть под звездным небом, слушать щебетание детей, смотреть на  Алекса, слушать его рассказы о  своей семье, а  еще лучше  — лежать в  его объятиях и  чувствовать себя счастливой и  защищенной от  всех невзгод этого мира. Вместо всего этого она сказала единственное слово: «Очень»,  — но, видимо, оно прозвучало так, что Алекс повернул к  ней голову и внимательно посмотрел в глаза. — Ну и отлично, — сказал он, улыбаясь. Посадив ее в  местный автобус, он не  уехал, пока двери не  закрылись и  автобус не  взял курс на  Провиденс, откуда она должна была сесть на поезд до Бостона. За  те несколько дней, что Алекса с  детьми не  было в  городе, Лесли имела возможность все обдумать. Она поняла, что влюбилась в Алекса, что готова идти за ним на край света, но что никогда не  скажет ему об  этом. «Что я могу предложить ему?  — думала Лесли.  — Я не  красавица, особенно сейчас, когда я скоро уже перестану в дверь проходить, денег у меня нет, зато есть чужой для него ребенок, а  у  него уже своих двое. Я могла  бы стать матерью его детям, но у каждого есть своя мать, которая их любит. Я даже не  знаю, нравлюсь  ли я ему как женщина. За  все время знакомства он не  сделал на  это ни единого намека. Мы друзья, и эта дружба очень дорога мне, потерять ее будет для меня большой бедой. Поэтому нужно молчать и стараться жить как раньше». Это было легко решить, но  значительно труднее осуществить: Алекс занимал все ее мысли, мешал работать, мешал спать. Она отчаянно скучала по  нему и  в  то  же время ужасно боялась его возвращения. В  день их приезда Лесли постаралась вернуться пораньше, заехав по  дороге в  магазин и  купив продуктов для ужина, для детей  — мороженого, фруктов, соков, пива для Алекса. Она едва успела разгрузить покупки, как подъехал их джип. Ужин накрыли

на балконе, так как погода была жаркая, в доме было невыносимо душно. —  Папа, а  правда, было  бы хорошо,  — сказал Том, доедая мороженое, — если бы у нас с Лесли был общий балкон? — У нас и так общий балкон, — сказал Алекс. —  Нет, ну чтобы не  было этого стекла. Тогда было  бы много места, можно было бы ходить друг к другу в гости. — Адам и так все время ходит к ней в гости, я совсем не уверен, что Лесли от этого в восторге. — Я в восторге, — сказала Лесли. — Мы бы тоже ходили! — вступил в разговор Эндрю. — Вот только вас ей и не хватало. — Я была бы рада, ребята, но боюсь, что это невозможно. — Почему? Перегородка снимается, смотри, вот тут и тут надо отвинтить, и все, — сказал Том. —  Я ведь не  хозяйка этой квартиры, а  хозяин, я думаю, будет против. — Ну, с хозяином я мог бы и договориться, если ты не против. — Я не против. Алекс встал из-за стола и скрылся в квартире. Через пару минут он вернулся с ящиком для инструментов. — Я ничего не понимаю. Что ты собираешься делать? А как же хозяин? — Я потом с ним договорюсь, — спокойно сказал Алекс. Он открутил винты и с небольшой помощью Тома вынул стекло из  удерживающего его крепления и  поставил к  стене. Там он его закрепил намертво в имеющихся пазах, посмотрел на свою работу, проверил надежность и  вернулся за  стол. Лесли как зачарованная смотрела, как он ловко проделывал эти манипуляции. Дети тут же побежали осваивать ее часть балкона, передвигать там пластмассовую мебель и горшки с цветами, но пространство для их деятельности было не  столь велико, и  они с  разрешения отца отправились во двор. —  Отличный получился балкон, но  все-таки мне кажется, что это авантюра.

—  Почему авантюра? Посмотри, вон в  той квартире объединенный балкон,  — он показал ей на  квартиру в  соседнем корпусе, — и вон там. — Там, наверно, и квартиры объединены. Я просто боюсь, что у меня будут неприятности с владельцем. —  Не  будут, я тебе обещаю. Потом, не  забудь, что в  любой момент мы можем все вернуть как было. *** Сентябрь 2000 г. Балкон действительно получился большой и  просторный и  в  следующие пару недель ежедневно использовался для совместных ужинов. Каждый выносил все, что у  него было приготовлено, Эндрю выбирал, что повкуснее, Адам садился на приготовленный для него табурет и деликатно тянул лапочку то к  ветчине, то к  сыру. Они даже делали ставки, что этот прожорливый кот попросит в следующий раз. Получив маленький кусочек, кот его быстро съедал, возвращался на  свой наблюдательный пункт и выбирал, чего бы еще попросить. — А ну-ка, лапы со стола, — прикрикивал на него Алекс. Кот убирал лапы, но  его воспитанности хватало всего на  пару минут, потом он опять начинал клянчить. В  один из  таких вечеров, когда Эндрю после ужина был уже отправлен спать, они сидели с Алексом, допивая чай. Погода была теплая, но уже не жаркая, настоящее бабье лето. Скоро уже нельзя будет так сидеть за  ужином  — пойдут дожди, задует промозглый ветер с моря. Но пока было приятно, не хотелось уходить с улицы в дом. —  Собираешься еще поработать сегодня?  — спросил Алекс, зная, что она каждый вечер садится к  компьютеру и  работает допоздна. — Нет, буду праздновать. — Есть повод?

— Да. Сегодня наконец стала свободной женщиной. Подписала все бумаги по разводу. — Это хорошо? — голос Алекса звучал осторожно. — Наверно, хорошо, хотя все равно ужасно неприятно. — Тоскуешь по мужу? — Нет, не в этом дело. Я его с тех пор так и не видела ни разу, общались только наши адвокаты. Сегодня меня вызвали в контору, Майк уже все раньше подписал. Моя подпись была последней. Должна сказать, что мой адвокат добился всего, чего хотел,  — вернул мне довольно значительную сумму, за что я ему несказанно благодарна. — Так чего ты переживаешь? — не понял Алекс. —  Представляешь, Майк потребовал, чтобы его фамилия не  фигурировала в  свидетельстве о  рождении ребенка, требует записать его под моей девичьей фамилией, хотя я уже раньше договорилась с  его адвокатом, что не  буду требовать от  него никаких денег на содержание сына. Но ему этого показалось мало. Он вообще не желает иметь с этим ребенком ничего общего, даже фамилии. —  Мерзавец, конечно, но  лично я не  вижу тут никакой проблемы. Сейчас масса детей не  только фамилии отца не  имеют в  документах, но  и  не  знают, кто он, так как рождаются от донорской спермы. Твой хотя бы точно будет знать, кто его отец, хотя я бы предпочел такого отца не знать. —  Конечно, ты прав, но  мне вся эта ситуация показалась ужасно оскорбительной. Как будто мы с  его сыном прокаженные и Майк боится заразиться от нас, стараясь держаться подальше. — Я же говорю, мерзавец, но ты не переживай. Выйдешь замуж и дашь своему сыну нормальную фамилию нормального человека. —  Замечательный план! Вот только осуществить его будет не  так легко, как сказать. Посмотри на  меня, я  же уже как слон. Кто знает, может, такой и  останусь после родов. Кому это может понравиться? —  Ерунду говоришь. Ты просто не  понимаешь, насколько беременные женщины сексуально выглядят, в  них в  этот момент

концентрируется вся их женственность. Мне очень нравятся беременные. —  Ты говоришь о  беременных вообще или о  ком-то конкретно? — Лесли затаила дыхание в ожидании ответа. —  Конкретно,  — сказал Алекс и  посмотрел ей в  глаза,  — совершенно конкретно. — Тогда поцелуй меня, — попросила Лесли. То, что было дальше, происходило как в  замедленной съемке. Алекс поднялся с  садового кресла, на  котором сидел, протянул к  ней руки. Она тоже встала и  сделала шаг в  его объятия. Их первый поцелуй был очень легкий, как  бы пробный, но, распробовав, они вложили в  него всю страсть, которая копилась все эти месяцы. — Господи, — сказал он, — я думал, ты никогда не попросишь об этом. — Ты ждал, когда я попрошу? — Конечно! — Но почему? — Потому что я понимал, что тебе нужно время, чтобы прийти в себя, что ты не из тех женщин, которые легко прыгают из одной кровати в другую. Лесли некоторое время вглядывалась в  его лицо. Она увидела в  нем все, что так хотела увидеть, и  поэтому, взяв за  руку, молча повела в сторону своей спальни. Утолив только первый голод, они долго молча лежали, не разжимая объятий. — Как же давно я мечтала об этом! — наконец сказала Лесли. — Ну и как давно? — С Род-Айленда. — Я давнее. —  Я ведь даже не  знала, нравлюсь тебе или нет,  — в  голосе Лесли звучал упрек. —  Лесли, ты просто слепая!  — Алекс от  возмущения даже привстал на локте. —  Наверно, слепая, а  может быть, я просто не  знала, как должна выглядеть настоящая любовь,  — сказала Лесли

и поцеловала его. Когда они наконец смогли оторваться друг от  друга, уже наступало утро. —  Я пойду, а  ты должна поспать немного,  — сказал Алекс, целуя ее на прощанье. — Угу, — пробормотала она, повернувшись на бок. Когда Алекс прикрывал за  собой балконную дверь, Лесли уже спала, счастливо улыбаясь. После недели такой  — почти семейной жизни  — на  два дома Алекс предложил ей переехать в его спальню. — Я хочу просыпаться с тобой в одной постели, но сына на всю ночь одного в  квартире оставлять плохо: может ночью встать, пойти меня искать, испугается… —  А  как Эндрю отреагирует на  то, что мы будем спать вместе? — Лесли колебалась. — Вот и спроси у него, если сомневаешься. За  ужином Лесли прямо спросила об  этом Эндрю. Мальчик внимательно посмотрел на отца, потом на Лесли. — Вы что, жениться будете? — спросил он. Лесли растерялась. — Ну, не знаю, мы еще не говорили об этом. — Конечно, будем, — сказал Алекс. — Если любишь женщину, а она тебя, то обязательно надо жениться. Запомни это, сын! «Как просто», — подумала Лесли. И какой замечательный урок он преподает мальчику. Вот так и  воспитываются настоящие мужчины. — Ты ведь не против, правда? — Алекс смотрел на Лесли вполне серьезно, хотя сказано это было в немного шутливом тоне. — Нет, я не против, я за, — ответила она. — Значит, ребенок Лесли будет теперь моим братом? — Эндрю должен был все до конца выяснить. Лесли молча смотрела на Алекса. Неужели так могут решаться столь жизненно важные вопросы: между жареной рыбой и десертом? — Конечно, — Алекс был совершенно невозмутим.

— А как его будут звать? —  Этого мы с  Лесли пока не  обсуждали, но  фамилия у  него будет Фишер. Ты ведь не против, дорогая? — с улыбкой обернулся он к Лесли. —  Скажи, Алекс, а  как звали твоего деда?  — спросила Лесли после небольшой паузы. — Его звали Давид. —  Значит, твоего брата будут звать Дэвид Фишер. Я надеюсь, никто не будет возражать? — Звучит прекрасно, — сказал Алекс, и Лесли показалось, что она увидела слезы на  его глазах, но  он очень быстро отвернулся, сделав вид, что нужно взять что-то в холодильнике. —  Мне тоже нравится,  — сказал Эндрю.  — Правда, у  нас в классе есть один Дэвид, и он страшный придурок. —  Я думаю, что наш Дэвид не  будет придурком,  — сказал Алекс, возвращаясь за стол. На  этом вопрос предложения руки и  сердца и  усыновления чужого ребенка был закрыт, и они перешли к другим, значительно более интересным для Эндрю вопросам, а именно к походу в кино на «Десятое королевство», который был запланирован на субботу. Отправив малыша спать, они сели рядом на диване в гостиной с  бокалами минеральной воды вместо шампанского и, чокнувшись, отпраздновали помолвку. — Знаешь, что нам обязательно нужно сделать, — сказал вдруг Алекс. — Нужно получить благословение твоих родителей. У Лесли оборвалось сердце. Ребенок внутри нее, почувствовав неладное, начал резко колотить ножками. —  Боюсь, что тут может быть проблема,  — сказала она, не поднимая глаз на Алекса. — Почему? Потому что я еврей? — Нет, что за глупости! Это из-за меня. —  Рассказывай,  — его голос был совершенно серьезен. Он намеревался выслушать все, что Лесли должна была ему рассказать. И  Лесли рассказала ему о  ссоре с  сестрой и  матерью из-за отказа Лесли приехать на  крестины, о  неожиданном визите отца,

о  том, что она переписывается и  перезванивается только с  ним, а  с  женской частью семейства не  разговаривала уже больше трех лет. Она не  старалась обелить себя, понимая, что вела себя по- свински по  отношению к  ним, но, главное, она не  знала, как теперь вернуться в  семью. Только рассказав Алексу всю историю, она почувствовала, как гнетет ее этот разрыв. Ей так сейчас хотелось разделить с родными свою радость, так хотелось показать Алекса, которым гордилась и которого так любила. — Вот, и теперь я не знаю, что мне делать, — подытожила она. — Не умеешь просить прощения? — спросил Алекс. — Не умею. —  Придется научиться,  — он был строг, как преподаватель школы, разговаривающий с нерадивым учеником. — Мне страшно и ужасно стыдно. — Я знаю, но я буду рядом с тобой, и если они начнут на тебя нападать, то я постараюсь тебе помочь. Возьмем с  собой Эндрю, он тебя точно в  обиду не  даст. Можем и  Адама прихватить, как резерв главного командования. Лесли рассмеялась. Ей вдруг стало странно, что она все эти годы так боялась этой встречи. «Надо просто быть честной с ними и с собой, — подумала она. — Я виновата в этой ссоре, я и должна ее прекратить, начать все с чистого листа». Не может быть, чтобы они не простили ее, ведь она часть их семьи. — Когда едем? Алекс задумался, посмотрел в свой ежедневник. —  Я думаю, что в  каникулы Эндрю. Я все равно собирался брать несколько дней, чтобы не  оставлять его с  Анитой. Вот, нашли повод для путешествия. Ты согласна? Вместо ответа она просто поцеловала его. Как замечательно, что у  нее появилось сейчас так много аргументов, заменяющих любые слова. *** Октябрь 2000 г.

—  Алекс, ты знаком с  хозяином моей квартиры?  — как-то спросила Лесли. — Ну… — неопределенно ответил тот. — Можешь дать мне его координаты? — А зачем тебе? — Я хочу предложить ему купить у него эту квартиру. Алекс отвернулся от монитора. —  Почему ты хочешь покупать эту квартиру, можешь объяснить? —  Я подумала, что было  бы здорово объединить наши квартиры. Тогда всем места хватит. —  А  что тебе мешает сейчас это сделать? Мы  же балкон объединили, можем и все остальное сделать общим. — Ты что, шутишь? Нам хозяин за это голову снимет. — Не снимет. — Откуда ты знаешь? —  Потому что я и  есть хозяин твоей квартиры. Эта квартира принадлежит мне. — Ну ничего себе! А чего же ты молчал все это время? — Не понимаю, зачем я должен был тебе об этом говорить. Тебя что-то не устраивает в квартире? Или плата слишком высока? — Да все меня устраивает, но все-таки… —  Я, как хозяин твоей квартиры, гарантирую, что ты можешь делать с  ней все, что понадобится, чтобы нам всем было удобно в ней жить. — Значит, не хочешь мне ее продать? — Да зачем тебе это? Ты и так хозяйка в ней. —  Тогда я буду и  дальше платить тебе за  аренду,  — сказала Лесли. — Дорогая, но это же просто глупо! —  Может, и  глупо, но  мне кажется, что так правильно. Ну вот смотри: раньше ты жил один, вернее, вдвоем с Эндрю, имел доход от  сдачи этой квартиры. Теперь ты женишься на  женщине с ребенком, да еще и этот доход теряешь.

—  А, так вот ты о  чем. Хочешь компенсировать мне материальные потери от женитьбы на тебе? —  Ну, что-то вроде этого,  — Лесли понимала, что это звучит глупо, но отступиться не хотела. — Хочу тебе заметить, что я любовь деньгами не измеряю, — он говорил совершенно серьезно, и  Лесли стало стыдно, что она завела этот разговор и так поставила вопрос. — Но, впрочем, если тебе нечем больше занять свою прелестную головку, можешь откладывать эти деньги на  отдельный счет. Мы потом найдем на что их потратить. Он отвернулся к монитору, давая понять, что вопрос исчерпан, а Лесли подумала, что после ее брака с Майком, сместившего в ней все представления о  том, что хорошо, а  что нет, ей еще долго придется выздоравливать. Когда Лесли подъехала к  дому родителей в  Норфолке, то увидела, что они оба дома — одна машина стояла в гараже, вторая рядом. В  принципе Лесли знала, что они никуда не  уезжают на праздники, так как пару дней назад звонила отцу и сказала, что собирается приехать. Отец довольно сухо сказал: «Приезжай»,  — и  положил трубку. «Если даже папа так себя ведет, то просто не будет», — с грустью подумала Лесли. На ее звонок дверь открыла мама. Увидев дочь, она некоторое время смотрела на  нее, как будто не  верила собственным глазам. Потом бросилась к ней, раскрыв объятия. — Господи, доченька! — мать поворачивала ее за плечи, чтобы рассмотреть как следует. — Мамочка, — Лесли заплакала. — Я так скучала. — Знаю, знаю, не плачь. Я так рада, что ты здесь! — Прости меня! — Ну все, ну все, перестань, тебе сейчас нельзя плакать. — Джозеф, — крикнула мать в дом, — Лесли приехала! Отец вышел из кухни, вытирая руки полотенцем, видимо, что- то готовил. — Да я уж вижу, ну здравствуй, дочь! — Джозеф, смотри, у нас скоро еще один внук будет.

— Мама, ты что, не знала? Папа тебе не сказал? —  Конечно, не  знала, а  твоего отца я когда-нибудь убью собственными руками. Он мне ни слова не сказал о том, что у вас с Майком будет ребенок. Вот паразит! — Мама, о разводе он что, тоже не сказал? — О разводе? Отец явно наслаждался этой сценой, но  когда обе женщины повернулись к нему, он счел разумным ретироваться в комнату. — Я же сказал, что не буду облегчать тебе задачу, — крикнул он из-за закрытой двери. Мама только махнула в  его сторону рукой и  повела дочь на  кухню, где всегда проходили самые важные разговоры, за  чашкой чая решались все семейные проблемы, где всегда было светло и  уютно, и  именно по  этому месту Лесли больше всего скучала. —  Сейчас я сделаю тебе чай, и  ты мне все расскажешь, и  про развод, и про ребенка. Разговор был долгий, мать всплескивала руками, представляя, как ее девочка одна справлялась со  свалившимися на  нее проблемами, проклинала бывшего зятя. Лесли все ждала, когда мама скажет «Ты сама во всем этом виновата, надо было смотреть, кого ты выбирала себе в мужья, и слушать родителей», но эта фраза так и не прозвучала. Мама ни в чем ее не упрекала, только жалела. — Ну и черт с ним, с этим Майком, вырастим без него мы этого ребенка, — сказала мама, когда Лесли закончила свой рассказ. —  Мама, подожди, я ведь еще не  все тебе рассказала. Я встретила очень хорошего человека, мы любим друг друга, я выхожу за него замуж. В  этот момент в  кухню зашел отец, наверно, все это время стоявший за дверью и подслушивавший разговор жены и дочери. — А ну-ка, вот отсюда поподробнее, — сказал он, улыбаясь. — Этого даже я еще не знаю. Лесли рассказала, как познакомилась с Алексом, как он опекал ее все это время, какой он замечательный, какой у  него прекрасный сын, какой отличный кот.

— Значит, так, давай подытожим. Ты собираешься выйти замуж за дважды разведенного отца-одиночку. Я правильно понял? —  Да, папа, именно это я и  собираюсь сделать,  — твердо сказала Лесли. —  Значит, ты его действительно любишь,  — в  этой фразе отца не было никакого вопросительного знака. — Я рад за тебя, малыш, очень рад. А ты, мать? — он повернулся к жене. — Я, наверно, тоже рада, — неуверенно сказала мама. —  Вы не  представляете, какой он замечательный!  — сказала Лесли. — Папа, да ты его прекрасно знаешь. Лесли полезла в  сумку и  вынула оттуда номер журнала, в  котором работал Алекс, открыла страницу с  его колонкой и протянула его отцу. — Так ты влюбилась в Александра Фишера? Вот это да! Я всегда знал, что у моей девочки прекрасный вкус! — Кто такой Александр Фишер? — мама смотрела то на мужа, то на дочь. —  Александр Фишер  — один из  самых сильных журналистов в сегодняшней Америке, — ответил Джозеф. — Я его всегда читаю и  в  журнале, и  в  интернете. Наконец в  семье будет с  кем поговорить! —  Мама, ты сама с  ним сегодня познакомишься. Мы с  ним вместе приехали, они с  Эндрю ждут моего звонка, чтобы прийти сюда и познакомиться с вами. — Сюда? Надо что-то приготовить, у меня никакой еды нет, — всполошилась мама. — Поедем с тобой в магазин, я тебе все помогу сделать, а папу оставим, от него нам толку никакого. —  Джозеф, приберись в  доме, пока нас не  будет, и  не  вздумай спорить со мной, — строго сказала мама. Через час у  дома остановилось такси, из  которого вышел сначала Эндрю с  огромным букетом роз, за  которым его практически не  было видно, а  за  ним Алекс, у  которого в  одной руке был его обычный рюкзак, правда, довольно плотно набитый вещами, а  в  другой  — фирменный пакет с  бутылкой вина. Лесли

вышла их встретить, помогла Эндрю с букетом, поцеловала Алекса в щеку. — Смотрю, тебя тут не съели, — тихо съязвил Алекс. — Я была просто дурой, — ответила на это Лесли. Небольшую неловкость первых минут знакомства помог преодолеть папа, который в  семье считался гением по  части общения, не  зря  же он был прекрасным адвокатом, к  которому выстраивались очереди из  клиентов. Он забрал Алекса, повел его смотреть лужайку, разжигать мангал. Вдвоем, при посильной помощи Эндрю, они очень быстро справились. — Мама, нужно Эмили позвать, — сказала Лесли. — Дорогая, ее нет в городе, она в Нью-Йорке. — Что она там делает? Она здорова? — заволновалась Лесли. — Здорова, здорова. Поехала по делам. — По каким делам? —  Все расскажу тебе, когда будем сидеть за  столом,  — сказала мама таинственно. Как только они сели за  стол, Алекс попросил слова. Только Лесли видела, как он волновался. — Вы знаете, — начал он, — что мы с Эндрю приехали просить руки вашей дочери. Я понимаю, что в  ваших глазах я, возможно, и  не  очень завидный жених, у  которого за  плечами два брака и на руках двое несовершеннолетних детей. Я могу гарантировать только одно. Эти два брака меня кое-чему научили, и я постараюсь не повторять своих ошибок. Я очень люблю Лесли и хочу сделать ее и нашего ребенка счастливыми. Он так и сказал — «нашего ребенка». Первым, конечно, нашелся папа. Он встал, взяв в  руки бокал, потом поставил его на  стол, повернулся всем корпусом к  Алексу, протянул ему руку и произнес: — Добро пожаловать в нашу семью! Алекс пожал протянутую ему руку и  улыбнулся тестю, потом теще, потом остановил взгляд на Лесли. — Дорогая, я хотел бы, чтобы ты приняла у меня это кольцо, — в руках у него была коробочка.

Когда Лесли открыла ее, то увидела очень скромное на  вид кольцо, с не очень крупным бриллиантом. Работа была, очевидно, старинная, ничего лишнего, простая гладкая оправа из  платины, вокруг нее розовое золото. —  Это обручальное кольцо моей мамы,  — просто сказал Алекс. — Теперь оно твое. Лесли надела кольцо, которое было ей впору только на средний палец. Это было кольцо женщины, которая всю жизнь работала, руки ее не  были изящны, и  кольцо это, скорее всего, было их единственным украшением. —  Алекс, для меня это очень, очень большая честь,  — просто сказала она. — Я постараюсь быть достойной. Мама вытирала глаза, папа тоже смотрел куда-то в  угол, стараясь скрыть, насколько он расчувствовался. Лесли подошла и  поцеловала Алекса так, как будто они были одни, да, собственно говоря, им и не нужен был никто сейчас. — Спасибо, дорогой! — Я рад, что оно теперь у тебя. Потом был замечательный ужин, шутки, смех. —  Мама, ты обещала рассказать про Эмили,  — попросила Лесли. — Да, про Эмили. Ну, все началось с дурацкого случая три года назад практически сразу после рождения Рейчел,  — начала мама.  — Мальчишки стали просить Эмили давать им побольше печенья с  собой в  школу. Ты  же знаешь, она всегда пекла очень вкусные вещи. Сначала Эмили не  поняла, а  потом поинтересовалась, почему так много. Оказывается, эти маленькие прохвосты торгуют этим печеньем или выменивают на  него у одноклассников всякую всячину. —  Ничего не  прохвосты,  — сказал Джозеф, обидевшись за внуков. — У ребят просто развита предпринимательская жилка. —  Да, развита не  по  годам. Все это осталось  бы просто казусом,  — продолжала мама,  — если  бы не  Мария, помощница по хозяйству, которую Эмили наняла сразу после рождения Рейчел. Замечательная женщина! Так вот, Мария пошла в  ближайшее к школе кафе, куда регулярно ходили все школьники, в том числе

и  одноклассники близнецов, и  предложила им торговать этими печеньями. Они взяли, потом порекомендовали другим, так и пошло. —  Господи! Вот ведь молодчина! Я знаю, что она всегда прекрасно готовила и пекла, но одно дело для дома, а бизнес — это ведь совсем другое. —  Тут ее поддержал твой отец, они создали фирму, Эмили теперь директор и  очень неплохо раскрутилась. Папа занимается финансами, тоже при деле и не отсвечивает в доме целыми днями. —  Папочка, ты у  нас теперь тоже работаешь? Вот ведь не ожидала! — Ну, кто-то же должен дочери помочь, — скромно сказал отец, хотя Лесли понимала, что его роль в  этом бизнесе далеко не скромная. — А что она печет? Мама сходила на  кухню и  принесла несколько разноцветных упаковок с фирменным логотипом «Выпечка Эмили». Каждый вид продукции имел свое имя. — Она очень долго думала, как называть свои печенья, а потом они решили давать им имена членов семьи. Кто какое печенье больше любит, в  его честь и  называют. Вот смотри, это «Стивен», это «Джон», это «Роберт». Здесь все есть, даже ты. — Неужели она печет мое любимое, с вишенкой и безе? — Конечно, печет, оно имеет огромный успех. — Я так давно его не ела… —  Поешь обязательно, оно всегда есть в  ассортименте. Вот сейчас поехала в Нью-Йорк, договаривалась с местными фирмами. Уже в Филадельфии продают, да почти во всех городах штата. — А в Бостоне? — спросил Эндрю. — Я тоже хочу попробовать. —  В  Бостоне пока нет, но  мы всегда можем тебе прислать коробку, — успокоила его мама. Эмили позвонила, когда было уже около десяти часов вечера, Эндрю был отправлен спать, Джозеф с Алексом обсуждали что-то в  гостиной, а  Лесли помогала матери убирать со  стола. Мама подошла к  телефону и  пару минут разговаривала со  старшей

дочерью. Войдя в  кухню, она сказала: «Она ждет тебя. Можешь взять мою машину». Когда Лесли подъехала к  дому сестры, та ждала ее у  открытой двери. Она не  пошла навстречу, а  смотрела, как Лесли выходит из машины и идет в сторону крыльца. — Я смотрю, ты тоже занялась деторождением, — сказала она, когда Лесли поднялась по ступенькам, и обняла ее. — Рада, что ты вернулась. —  Я тоже рада,  — созналась Лесли.  — Я так давно хотела попросить у тебя прощения за то, что тогда наговорила. —  Да все ты правильно тогда сказала, очень обидно, но правильно. — Эмми, я так горжусь тобой! Ты такая молодец! —  Ну, если  бы не  Мария, я  бы не  рискнула выйти со  своими изделиями и  начать их продавать. Ты  же помнишь, как нас учила бабушка: «Приличные девочки так не делают!» Вот я и думала, что заниматься этим для бизнеса неприлично. Папа, конечно, тоже помог, маму уговорил, она сначала ни в какую. — А как Стивен? — А что он может сказать? Его по полгода не бывает здесь, он только рад, что я не  скучаю, чем-то занята. Да и  лишняя копейка при трех детях в доме тоже не мешает. — Они сейчас где? — У родителей Стивена. Увидишь завтра свою несостоявшуюся крестницу. —  Прости меня, Эмми! Я действительно очень перед тобой виновата. — Все, проехали. Расскажи лучше, как у тебя дела. Сестры проговорили до  полуночи. Когда Лесли вернулась домой и  нырнула под одеяло к  Алексу, тот еще не  спал. Он спросил: «Как прошло?»  — и, получив ответ «Отлично», обнял ее и прижал к себе. Он знал, что теперь она совершенно счастлива. ***

Ноябрь-декабрь 2000 г. В конце ноября Лесли переехала к родителям в Норфолк, чтобы быть до  родов под присмотром матери. В  противном случае та грозилась приехать в  Бостон и  жить у  дочери, дожидаясь там появления внука. Она любила, когда у нее было все под контролем. Через пару недель Лесли родила отличного малыша, Дэвида Фишера, а  через три недели его родители поженились в  мэрии города Норфолка. Свадьба была скромная, как этого и  хотели новобрачные. Присутствовали только самые близкие. Когда Лесли говорила тост, то она особенно поблагодарила своего бывшего мужа Майка, потому что если  бы он так себя не  повел, то она никогда не  была  бы так счастлива, как счастлива сейчас. Все смеялись. *** Май 2001 г. Когда Алекс вошел в  кабинет главного редактора, Сэма Картера, тот держал в  руках какое-то письмо и  сидел, сердито нахмурив брови. Он показал Алексу на стул и протянул бумагу. Это было стандартное предложение о  размещении рекламы в  их журнале. Необычным была только подпись — Майк Стюарт. — Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил шеф. Сэм был много старше Алекса, практически годился ему в отцы, да и относился к нему как к сыну. Они дружили семьями, Сэм и его жена Мэри были в курсе всех дел Алекса, знали историю его любви, женитьбы и  очень полюбили Лесли. Они сами вырастили пятерых детей  — троих своих и  двоих детей сестры Мэри, рано умершей. Их внуки были примерно одного возраста и  все вместе составляли одну ужасно громкоголосую веселую компанию, где Эндрю был всегда за своего. —  Если  бы дело касалось только меня, то я  бы не  дал этому парню ни цента заработать в  нашем журнале, но  ведь ты

понимаешь, что мы потеряем много денег. — Я это прекрасно понимаю, но мне так противно иметь с ним дело, что, я думаю, черт с  ними, с  деньгами! Заработаем на  чем- нибудь другом. Давай, пиши ему отказ. Но  пиши так, чтобы он понял ее причину, сукин сын! —  С  удовольствием!  — Алекс расплылся в  улыбке.  — С превеликим удовольствием! Отказ был написан очень корректно и по-деловому. Смысл его заключался в  том, что журнал, как уважающее себя издание, не  может иметь дело с  фирмой, сотрудники которой ведут себя неподобающим приличному человеку образом, так как это может отразиться на безупречной репутации издания. На следующий день было получено ответное письмо, в котором рекламное агентство требовало (!!!) отменить принятое редакцией решение, так как в  противном случае оно будет вынуждено обратиться в  суд за  судебной защитой его, агентства, деловой репутации. После небольшого совещания с  Сэмом, который пришел в  ярость от  такой наглости, Алекс ответил следующее: «Журнал не  отказывается от  своего решения и  готов отвечать в  суде, но  в  случае такого обращения он на  своих страницах, а  также в  электронной версии изложит все обстоятельства данного судебного процесса с указанием имен и фамилий». Далее в  письме сообщалось, что, в  свою очередь, журнал предлагает провести на  своих страницах дискуссию об  этичности бизнеса и  бизнесменов без указания конкретных имен, а  также голосование среди своих читателей и  подписчиков на  тему «Иметь  ли дело с  фирмой, если ее сотрудники замечены в  неэтичном поведении, даже если оно не  касается их бизнеса». В  том случае, если результат голосования будет положительным, журнал обязуется не  только разместить предлагаемую агентством рекламу, но  и  выплатить сто тысяч долларов в  качестве компенсации морального ущерба. Если  же результат будет отрицательным, то указанную сумму должно будет выплатить агентство.

Это было предложение пари с  очень высокими ставками. Расчет был на  то, что Майк должен будет подтолкнуть свое начальство принять это пари, поскольку иначе он был  бы вынужден остаться дальше там работать с  репутацией мерзавца, от сотрудничества с которым могут в будущем отказаться и другие клиенты! Когда Лесли узнала об этом пари, она схватилась за голову. — Господи, Алекс, где ты возьмешь сто тысяч для журнала, если вы проиграете? — Ну, во-первых, я не проиграю, — спокойно сказал Алекс. — Я уверен, что все нормальные люди будут возмущены поведением мужчины, выставившего из дома жену только за то, что она решила родить от  него ребенка. А  уж как привязать это к  бизнесу, я соображу, не  волнуйся. А  потом, еще не  факт, что он примет вызов, может быть, испугается, и  тогда все останутся при своих. Что касается суда, то тут я практически уверен, что они на  это не пойдут. —  Насколько я знаю Майка, он примет вызов. Он ужасно упертый, и, кроме того, он ведь уверен в  своей правоте. Он не считает, что поступил аморально. — Ему же хуже, — сказал Алекс и поцеловал жену. И  пари было принято  — соглашение об  этом было подписано «сторонами» в присутствии нотариуса. Поэтому через пару дней, открыв свежий номер журнала на колонке Алекса, читатели увидели следующий текст: «Получив от  главного редактора задание написать эссе об этичности бизнеса, я задумался. Достаточно  ли будет написать, что бизнес не  должен иметь ничего общего с  наркотиками, детской порнографией, криминалом и другими отвратительными вещами? Если я напишу еще, что нельзя вредить природе, наживаться на  бедах и  болезнях, сознательно производить то, что очевидно ухудшит экологию и качество жизни людей, я исчерпаю тему?

Наконец, если я еще добавлю, что нужно придерживаться честной конкуренции, не  использовать личные связи, продажных политиков или методы шантажа для того, чтобы избавиться от тех, кто стоит на  пути вашего бизнеса, не  будет  ли это очевидным до банальности? Когда ты имеешь дело с  явным нарушением закона  — все просто. Никакие золотые горы не  окупят жизнь, проведенную в тюрьме, боль и стыд, принесенные родным и друзьям. Но что делать, если тебе приходится делать бизнес с человеком, который тебе глубоко несимпатичен? Он впрямую не  нарушает закон, но при встрече ты не считаешь возможным подать ему руку, потому что его поведение выходит за  рамки, понимаемые тобой как нормальные. Например, ты знаешь, что он ведет себя непорядочно по  отношению к  женщине или что он бросил беременную жену только потому, что сам не хочет иметь ребенка. Да мало  ли какие еще вещи может делать человек, вещи, формально законные, но  противоречащие твоим представлениям о морали. И что — вести с ним бизнес? Да, ты знаешь, что сделка может принести тебе немалые деньги, что и  ты, и  он в  этом заинтересованы, но ведь поставить свою подпись под совместным договором практически означает рукопожатие, а ты в жизни лучше на другую сторону улицы перейдешь, чем пожмешь его руку. И как быть? Уговорить себя, что деньги не пахнут? «Черта с два!» — сказал я себе. У нас ведь свободная страна, и никто не заставляет меня иметь дело с моральным уродом. Вокруг масса нормальных людей, и если ты ради денег готов знаться с  кем попало, то и  тебе грош цена. Может быть, в  этом и  заключается этичность бизнеса, что бизнесмен должен в первую очередь делать то, за что потом стыдно не будет перед самим собой, и только потом считать деньги в своем кармане? Или я слишком щепетилен и  брезглив, и  нужно брать деньги, не  особо рассматривая, какие руки тебе их дают? Может быть, не  нужно думать о  том, что человек, способный на  аморальный поступок, будет и деловым партнером не очень надежным, потому что ваше и его представления о морали разные?

Я не знаю, как ответить на этот вопрос, и прошу помощи своих читателей. Голосование будет открыто до  дня, предшествующего выходу следующего номера». Развернувшаяся в  журнале дискуссия была бурной. Кто-то писал: «Правильно, бойкот сволочам!», другие, наоборот, считали, что «если вести дела только с  порядочными людьми, то бизнес можно сворачивать, такого количества порядочных не наберется». «Ерунда, — возражали им другие, не менее прагматичные, — такой тип тебя обязательно подставит, и  ты больше денег потратишь на адвокатов, когда будешь судиться потом с ним». Электронное голосование, для которого на  сайте журнала сделали специальный счетчик и  форум, длилось неделю. А  его итоги были подведены к выходу следующего номера в печать. Как Алекс и предполагал, журнал не только честно выиграл сто тысяч, но  и  повысил свой рейтинг, так как за  этой темой следила масса людей, которые комментировали, спорили, иногда переходя на личности — что, правда, жестко редакцией пресекалось, и такие комментарии с  сайта удалялись. Итог был внушительный  — 63% читателей высказалось за  то, чтобы в  бизнесе не  иметь дела с людьми, которые в своей, пусть даже частной, жизни совершают аморальные поступки, даже если эти поступки не  подлежат преследованию по закону. *** Июнь 2001 г. Лесли была на работе и готовилась к эфиру, когда в ее кабинете прозвучал телефонный звонок. Секретарша сказала, что звонит Майк Стюарт. — Соедини, — сказала Лесли, взглянув на часы. На  долгий разговор времени не  было, да и  не  о  чем ей было с  ним разговаривать. Она знала от  Алекса, что после того, как рекламное агентство было вынуждено выплатить журналу

оговоренную сумму, Майк уволился (или его попросили уйти) и переезжает куда-то на юг. —  Ну что, ты довольна?  — спросил Майк, даже не поздоровавшись с ней. — Чем я должна быть довольна? — Твоя месть удалась на славу! Можешь собой гордиться. —  Ты так ничего и  не  понял,  — сказала Лесли.  — Не  было никакой мести. Это была дуэль, ты ее спровоцировал и  ты  же ее проиграл, вот и все. Лесли услышала короткие гудки — Майк бросил трубку. — Вот и все, — повторила Лесли, даже не заметив, что сказала это вслух. Это был конец истории, той истории в  ее жизни, о  которой больше можно было не  вспоминать, а  впереди была другая  — значительно более интересная.

Аня Октябрь. Понедельник Бывают дни, когда неприятности начинаются еще до того, как ты успел проснуться. Этот день был именно таким. Утром ее разбудил телефонный звонок. — Аня, доброе утро! — голос Андрея, парня, который снимал ее квартиру, совершенно не  соответствовал приветствию и  не  сулил ничего доброго. — Простите, что разбудил, но у меня тут серьезная протечка, в гостиной все стены мокрые, я всю ночь не спал, с пола собирал воду, чтобы не  потекло вниз. В  общем, простите за выражение — полная ж… па! Вы же понимаете, что мне придется срочно искать новое жилье, у меня ребенок маленький. — Да, я, конечно, да, понимаю, простите, хотя я тут совсем ни при чем,  — Аня никак не  могла еще собрать мысли и  выразиться определеннее.  — Конечно, вы должны найти другое жилье, позвоните, когда будете готовы уехать. Положив трубку, она откинулась на  подушку. Вот ведь, действительно,  ж… па! Значит, придется разбираться с управляющей компанией, со страховщиками, которые из-за того, что квартира на последнем этаже, содрали с  нее кучу бабок, зная, в каком состоянии крыши наших домов и как велик риск поплыть при первом  же дожде. Ей еще повезло, что протечек не  было уже больше года. Но, значит, опять потекло. Пока она не  добьется, чтобы крышу починили, ремонт делать нельзя, а значит, и сдавать квартиру нельзя. Мало того, что придется жить только на зарплату Ильи, но  она содрогалась от  одной мысли о  том, сколько бюрократических препон ей придется преодолеть на  пути к заветному ремонту. Она повернулась к мужу. — Ну что, опять протечка? — невозмутимо спросил тот. — А ты как думаешь? — начала заводиться Аня. — А чего тут думать, и так ясно. — Тебе всегда все ясно, а разгребать мне!

Илья пожал плечами, явно не желая продолжать разговор, уже превращающийся в  привычный утренний скандал, встал и  пошел в ванную. Подгоревшие гренки, убежавший кофе, явно заболевающая Маша и  проливной дождь за  окном достойно дополнили картину наступающего дня. После того как отправила детей в  школу, начала звонить то в управляющую компанию — «Ну вы же понимаете, что пока такой дождь на улице, мы ремонт делать не можем», то страховщикам — «Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, не  кладите трубку!», и  так два часа подряд. Под конец Аня готова была всех перестрелять, хорошо, что никто не попался ей под горячую руку! Добилась только, что в  ближайшие дни обещал прийти техник- смотритель зафиксировать протечку. И  на  том спасибо, если, конечно, он ее не продинамит. Из  школы Машу забрала уже с  небольшой температурой, накормила и  положила в  постель. Миша пришел с  синяком на  щеке  — значит, подрался с  кем-то  — и  с  двойкой за  контрольную по  математике. Хотя математика была сферой влияния Ильи, но  муж позвонил сказать, что придет поздно, так как много работы. Пришлось самой разбираться, чего там в  этой математике для четвертого класса не понимает ее сын. Оказалось, что практически ничего не  понимает. Аня стала заводиться, не  зная, как ему объяснить такие элементарные задачи. Начался хоть и  небольшой, но  крик, в  результате парень, хоть и  в  слезах, но все-таки накормленный ужином, тоже был отправлен спать. Илья пришел после девяти, голодный. У  Ани уже не  было сил ни на разговоры с ним, ни даже на упреки. Молча согрела ему еду и  ушла в  спальню. Страшно болела голова. «Может быть, тоже заболеваю»,  — подумала она. Заснуть сразу не  удалось. В  голову лезли мысли одна противнее другой. Ей уже тридцать пять, она одиннадцать лет замужем, прекрасные дети, которые, правда, болеют без конца, но  это сейчас норма, ничего серьезного. Есть весь джентльменский набор: отличная квартира, машина, дача, даже квартира в  Черногории, еще вот эта злосчастная квартира на последнем этаже, доставшаяся ей после смерти бабушки.

А вот счастья почему-то нет. Не ощущает она себя счастливой, хоть тресни. Даже не  помнит, когда последний раз у  нее было хорошее настроение. Как-то все опротивело  — и  муж, и  дети (тьфу-тьфу-тьфу, пусть будут здоровы), и вся эта московская жизнь с беготней, вечными пробками, постоянными мелкими бытовыми проблемами, которые приходится решать ей, так как муж работает, а  она  — нет. Да еще свободных денег становится все меньше. А ведь она не транжирит, даже не помнит, когда себе покупала что- нибудь новенькое. Просто жизнь дорогая, продукты дорогие, детские кружки тоже. А  теперь еще и  квартиру, которую она сдавала, придется ремонтировать. А  со  страховщиков вряд  ли удастся хоть что-то серьезное получить, как ни старайся. И дохода от сдачи не будет несколько месяцев. Раньше подбрасывал папа, у  которого был свой бизнес, квартиру ей купил большую в  хорошем старом районе Москвы, машину. Сейчас и у него дела идут паршиво. Вспомнила разговор, который состоялся совсем недавно, в  выходной, когда они все вместе были на  даче. Разговор был тем более странным, ведь раньше отец никогда не вмешивался в ее дела. А тут, дождавшись, когда Илья с  детьми уехал на  велосипедах кататься, подсел к  ней на кухне. Она заканчивала убирать посуду после обеда, а он сидел и молча на нее смотрел. — Что ты смотришь? Что-то не так? — спросила Аня. — Да все не так. Ты что так с мужем разговариваешь? — голос отца был сердитым. — Как разговариваю? — не поняла Аня. — Так, как будто он твой злейший враг. — Не говори ерунды. Нормально разговариваю. — Нет, не нормально. Плохо разговариваешь. Аня только плечами пожала. — Ты это бросай, дочь! Тебе за него держаться надо. — Да чего за него держаться? —  Он нормальный мужик, детей любит, зарплату в  дом приносит. Вот и держись. Помолчали. Аня поджала губы, обидевшись на замечание отца, а  тот сидел, опустив глаза на  стол, как будто разглядывая что-то

в узоре скатерти. —  Ты пойми,  — сказал он немного погодя.  — Я ведь не  могу тебе помогать вечно. Вот сейчас такие времена, что совсем плохи дела стали. Поэтому ты за Илью держись, а  то останешься совсем без помощи. —  Ты что, помирать собрался?  — спросила Аня. Тон был иронический, но в душе она вся сжалась. После того как три года назад мама скоропостижно скончалась от  сердечного приступа, этот разговор носил вполне конкретный характер. Ей было ужасно страшно остаться без отца, который хотя и был довольно тяжелым, неулыбчивым, авторитарным человеком, но  дочь любил, внуков любил, денег для них не  жалел, связи свои в  нужный момент подключал. В общем, был, как говорится, надежей и опорой. —  Умирать я не  собираюсь, но  бизнес сверну. Денег больше не будет. — Так все плохо? — спросила Аня. — Так все плохо, и даже еще хуже, — был ответ. Аня не  нашлась что ответить, да он и  не  ждал от  нее никаких слов поддержки. Встал, вышел во двор, взял метлу и стал сгребать с дорожки опавшие листья. Сейчас, лежа в  темной комнате без сна, она вспомнила этот недавний разговор, и без того паршивое настроение приняло даже какие-то панические черты. «Господи, надо срочно что-то делать, но что?» — думала она. В голову ничего не приходило. «Поговорить с Ильей, он придумает. Вот завтра и поговорю», — решила Аня. Октябрь. Вторник Утро совершенно не  располагало к  серьезным разговорам, но  вечером после ужина она села напротив него за  кухонным столом. —  Илья, ты знаешь, что у  папы неприятности и  что он не сможет нам больше помогать? — А что тебя больше волнует: что у него неприятности или что ты останешься без материальной помощи? — ответил он вопросом на вопрос.

—  Меня и  одно волнует, и  другое. Так он тебе что-нибудь говорил? — Говорил. — Давно? — Пару месяцев назад. — Так почему ты молчал все это время? — А что бы это изменило? — Но он же мой отец! — Ну и что с того? У тебя что, есть деньги, чтобы ему помочь? — Много? — Очень. Аня испугалась. — Он что, может фирму потерять? — И не только ее. Он не может расплатиться по очень крупному кредиту, значительно превышающему стоимость фирмы. — Кошмар какой! Так что мы теперь делать будем? — Ты о чем? Об отце? Или опять о себе? —  Ну что ты меня все обвиняешь? Я ведь просто думаю, как концы с концами свести. Квартиру, боюсь, до зимы нам в порядок не  привести. Вообще не  знаю, на  какие деньги ремонт в  ней делать. —  Ты хочешь, чтобы я больше работал? Ты это имеешь в  виду?  — тон мужа был довольно резкий, а  Аня не  хотела сейчас устраивать скандал. —  Нет, об  этом я даже не  думала. Я знаю, что ты делаешь все, что можешь. Но нам-то что делать? — Иди сама работать. Хватит дома сидеть. — Шутишь? А как же дети? —  А  что дети? Дети у  тебя уже школьники. Отправила их в  школу и  пошла на  работу. А  если не  хочешь так, то сократи расходы. — Как сократить? — Аня всплеснула руками. — Я что, на себя деньги трачу? Если хочешь знать, то я уже год ничего себе не покупала. Вообще хожу как черт знает кто! — Я не имею в виду, что ты транжиришь, но если денег нет, то можешь сократить количество кружков, в  которые ты детей

водишь. Обойдется Машка без танцев, а Мишка без тенниса. Позицию мужа по  этому вопросу Аня знала давно. Они уже много раз ругались по  этому поводу. Илья говорил, что это баловство, пустая трата времени и  денег. Что заниматься надо делом  — языками, например, а  не  тянуться за  детишками- мажорами. Аня возражала, причем довольно бурно, что в их школе все этим занимаются и что дети будут чувствовать себя бедняками, белыми воронами. На это муж говорил, что не надо было отдавать детей в  такую школу, где столько богатеньких деток и  все друг перед другом выпендриваются. Отдала бы в нормальную районную школу. Аня говорила, что это и есть районная, просто район у них престижный, дома, в  которых квартиры дорогие и  люди, соответственно, богатые живут. Этот разговор всегда заканчивался на повышенных тонах. Но  сейчас, в  сложившейся ситуации, Аня понимала, что Илья прав, хотя отказываться от  дорогих кружков было тяжело  — дети привыкли, что им ни в  чем не  было отказа. Хочешь кружок  — пожалуйста, детский праздник с аниматорами — тоже пожалуйста. Детям трудно будет объяснить, почему раньше было можно, а  теперь  — нет. Да и  перед мамашами одноклассников тоже будет страшно неловко. Но, похоже, выбора у нее не было. «А  может, и  правда пойти работать?  — думала она.  — Надо посоветоваться с Марьяной». Марьяна была самой старой, еще со  школы, и  самой близкой Аниной подругой. Жизнь их то сводила, то разводила на какое-то время, но связи они никогда не теряли, перезванивались довольно часто. Только с  ней Аня могла обсуждать свои личные, а  иногда даже интимные проблемы. Марьяна была умная, знала свою подругу как облупленную и могла прямо сказать, что думает по ее поводу. Эту правду не  всегда было приятно выслушивать, но  польза от  этих разговоров была несомненная. Аня к  подруге прислушивалась и на едкие замечания не обижалась. Вот и сейчас, выслушав рассказ Ани об  отцовских проблемах, о  том, что квартирант съезжает, и  о  вытекающих отсюда последствиях, Марьяна сказала, что Аня должна идти работать.

— Вот и Илья так же говорит, но он не понимает, что я не могу дом бросить. Я ведь не  только с  детьми тут сижу, я убираюсь, за продуктами хожу, готовлю. Вот он вечером приходит, а ужин уже готов. Когда я буду это делать, если буду работать? Скажи мне! — Ань, я не говорю, что жизнь работающей женщины проста, но  привыкнешь. Что-то будешь делать заранее вечером, что-то купишь по дороге и быстро приготовишь. Я же живу так уже много лет, ничего, никто не умер с голоду. —  А  если дети заболеют? Сколько можно на  больничном сидеть? Их ведь двое, сначала болеет один, за ним другой. — И это мы проходили! Плохо это, но если нет другого выхода, то как-нибудь приноровишься. — Да кто меня возьмет теперь работать после такого перерыва! Я и не умею ничего, даже то, что знала, забыла. —  Ничего ты не  забыла. Это как велосипед  — раз научился, потом всю жизнь умеешь, хуже, лучше, но катаешься. Но в том, что приличной работы тебе сейчас не  найти, ты права. И  даже не потому, что сейчас кризис, просто тебя будут отфутболивать из- за возраста, потому что претендовать ты будешь на  работу, на которую берут молоденьких дурочек сразу после института. А ты мало того что взрослая, так еще и  маленькими детьми обремененная. —  Ой, Марьяша, мне так страшно! Я и  работу-то никогда не искала. На ту меня папа устроил, и все… —  Ну а  делать-то что? Сидеть и  ждать, когда с  неба свалится? Пиши резюме и  рассылай его повсюду. Может быть, и  повезет. Поняла? —  Понять-то я поняла, но  не  очень я верю, что что-нибудь получится. —  Ты  же еще не  пробовала. Только не  требуй сразу журавля в небе, соглашайся и на синицу. — Ладно, синица так синица. Спасибо за совет! —  Всегда рада. Кстати, я у  наших тоже поспрашиваю, в  социальных сетях выложу информацию, что очень хороший человек ищет работу, распишу, какая ты умная и старательная. — Ну, ты там не очень увлекайся!

— Ладно, не буду. Все, целую, пока! Когда-то Аня любила ходить на работу. Там было весело, можно было пообсуждать с  подружками последние новости за  чашкой кофе, да и деньги ей платили по тем временам вполне нормальные. Хватало, как говорится, и на хлеб, и на масло. Она очень за собой следила, регулярно ходила на  фитнес, покупала модные обновки, делала прическу. Выпускница не самого плохого вуза, звезд с неба Аня не  хватала, но  и  глупой ее никто назвать не  мог, поэтому с  работой в  большой госкорпорации справлялась, начальство никаких претензий к  ней не  имело. Потом было замужество, родился ребенок, а когда надо было выходить на работу, то она уже была беременна вторым. Миша пошел в первый класс, Маше было три с половиной, и Аня решила, что выходить на службу не будет. Не  то чтобы она получала удовольствие от  работы кухаркой, уборщицей и  воспитателем детского сада в  одном лице. Ей, конечно, очень хотелось снова встать на  каблуки и  хоть на  короткое время забыть об  этом круговороте кастрюль, стирки и  прописей для первоклашек. Но  няня стоила столько, что вся Анина зарплата уходила  бы на  ее оплату, а  может, и  больше. Поэтому она решила уволиться с работы, даже не посоветовавшись с  Ильей. Когда он об  этом узнал, то обиделся не  на  шутку. Все ее попытки объяснить, что выходить ей на  работу экономически нецелесообразно, натыкались на его гробовое молчание. «Ну и  черт с  тобой!  — подумала тогда Аня.  — Не  хочешь со  мной разговаривать, ну и  не  надо!». Илья сердился долго, они не общались недели две, и Аня не сразу сообразила, что злится он не на само решение, которое, может, и было формально разумным, а  на  то, что она приняла его, не  сочтя нужным даже обсудить его с  ним, ее мужем. Она  бы и  не  сообразила, если  бы мама не  стала выпытывать у  нее, почему они так долго в  ссоре. Когда Аня рассказала ей, с  чего все началось, то мама только руками всплеснула. — Ты что, с ума сошла? Разве так делают? — рассердилась она. Аня стала объяснять экономическую подоплеку принятого ею решения.

—  Да я не  об  этом. Разве можно принимать такое решение, не  посоветовавшись с  мужем? Представь, что я  бы отца перед фактом поставила в  таком, да и  в  любом другом вопросе. Как  бы он отреагировал? —  Убил  бы,  — сказала Аня, понимая, что если это и преувеличение, то не слишком большое. — Вот именно! А ты что творишь? — Ну, Илья ведь не папа, — попыталась оправдаться Аня. —  Это тебе просто повезло, что Илья не  папа,  — только и сказала на это мама. Конечно, нужно было извиниться перед Ильей, объяснить, что она просто не подумала, но Аня никак не могла найти форму этого извинения, которая  бы не  слишком ее унижала. Она вообще не  очень умела просить прощения, и  уж точно не  у  мужа. Так и  не  состоялся этот разговор. Примирение потом все-таки состоялось, то есть разговаривать он с  ней стал, но  как-то уже не  так, как это было раньше. И  вообще больше молчал, сидел за компьютером, общался с детьми, а в ее адрес отпускал довольно едкие замечания. Аня обижалась, пыталась найти, чем  бы его укорить, устраивала скандалы. Он пожимал плечами и  садился за компьютер, не вступая с ней в перепалку. К сожалению, именно такая форма общения стала для них нормой в последние годы. Октябрь. Среда Утром Аня проснулась с  настроением, которое можно было охарактеризовать как «Хватит себя жалеть!», и, отправив сына в школу, а мужа на работу, села к компьютеру. Нашла свое старое резюме, немного подредактировала и  стала отсылать во  все конторы, профиль которых хоть как-то соответствовал ее образованию. Отослав штук двадцать, она решила, что надо дождаться хоть какой-то реакции, и  занялась другими делами. Каждые полчаса проверяла почту и  телефон мобильный носила с собой постоянно, но реакции никакой не было. Вечером как бы между прочим сказала Илье, что начала искать работу. Подняв глаза от тарелки, муж довольно долго внимательно смотрел на нее и потом сказал только одно слово: «Молодец». «Он

похвалил меня, редкий случай!» — подумала Аня, но вслух ничего не  сказала. Тем более что результатом похвастаться она еще не могла. —  Илья, Миша получил вчера двойку по  математике, он вообще ничего не понимает, поработай с ним. — Ладно, посмотрю, что он там не понимает. Миша сидел насупившись, смотрел в тарелку. — Или их там ничему не учат, или… Закончить фразу Илья ей не дал. —  Никаких «или»! Все у  него нормально, правда, сын?  — если бы взгляд мог воспламенять, то она бы уже горела. Миша размазал слезы и сопли по щекам и молча кивнул. —  Тогда заканчивай скорее еду, пойдем посмотрим, что там у тебя не получается. «Да, конечно, нельзя ребенка обзывать тупицей, это непедагогично, но ведь он действительно ничего не понимает», — думала Аня, когда муж и  сын ушли в  кабинет. «Опять Илья прав»,  — думала она. Если  бы Миша не  сидел здесь, то он  бы ей сказал все, что он думает о ней как о матери. Она и сама понимает, что терпения на детей у нее не хватает, но что же делать? Характер у  нее такой, взрывчатый, как говорила мама. «Но  ведь дети не виноваты, — возражала она себе. — Надо стараться держать себя в  руках». «Конечно, надо, но  ведь сил  же нет никаких! Только и делаешь, что держишь себя в руках», — ее внутренний голос явно забыл, что утром она решила больше себя не  жалеть, и  опять скулил, как побитая собака. В соседней комнате было тихо, никаких криков и воплей. Через некоторое время Миша вышел, помахивая тетрадкой. — Ну что, сделал домашку? — спросила Аня. — Сделал, там все было просто. — А контрольную разобрали? — Там тоже все было просто. — А почему же тогда двойку получил? — Не сообразил. Сын с  ней разговаривал так  же, как и  муж  — рублеными короткими фразами, стараясь только односложно отвечать на  ее

вопросы. Аня не  знала, это потому, что у  него характер отца, или просто он боится сказать ей лишнее слово, чтобы не  обрушить на свою голову очередной скандал. Больная Маша потребовала сказку на  ночь, а  когда Аня сказала, что сейчас придет ей почитать, та стала требовать, чтобы читал отец. — Почему папа, а не я? — Ты читать не умеешь, — был ответ. Это было уже чересчур! Аня бросила кухонное полотенце на  стол, ушла в  спальню, закрыла за  собой дверь и  бросилась головой в подушку. Она плакала так, как не плакала уже много лет, наверно, с  похорон мамы. Слишком много проблем накопилось, и  они выливались слезами, которые жгли глаза и  не  приносили никакого облегчения. Никто не  пришел ее утешать. Когда Илья через час, уложив детей, пришел в  спальню посмотреть, как там жена, она спала, натянув одеяло на голову, и всхлипывала во сне. Ноябрь. Понедельник Прошло уже почти две недели с тех пор, как она разослала свое резюме. Каждый день она с  надеждой открывала почту, но  кроме вежливых отказов ничего не было. Ни единого предложения! Даже торговаться было не о чем — никто вообще ее не хотел. Аня была подавлена. Не то чтобы ей нечего было есть, до этого, слава богу, было далеко, но  само осознание того, что ты, как работник, абсолютно никому не  интересен, было ужасным. В  тот момент, когда она уже села к компьютеру посмотреть, не нужны ли где-нибудь курьеры или уборщицы (она не  собиралась идти работать уборщицей, но просто уже не знала, кто же нужен на этом трижды проклятом рынке труда), зазвонил телефон. Марьяна была, как всегда с работы, очень, ну просто очень краткой. —  Анька, сейчас скину тебе информацию, нужен личный помощник начальника. Позвони им срочно, пока не  нашли. Все, целую, пока. В  трубке раздались короткие гудки. Через минуту пришла эсэмэска с  номером телефона и  именем «Катя». Терять было

совершенно нечего, и  Аня набрала номер. Женщина по  имени Катя сказала, что Марьяна Владимировна предупреждала ее об Анином звонке и что та может прийти часам к двенадцати, но, возможно, ей нужно будет немного подождать, так как она сейчас на  встрече. Продиктовала адрес. Это было не  очень далеко, во всяком случае, не противоположный конец Москвы. Нужно было одеться по-деловому, чего не  приходилось делать уже десять лет. Все, что Аня вытаскивала из  шкафа, на  нее не  налезало  — за  время сидения с  детьми она поправилась на  два размера как минимум. «Вот ведь засада!  — подумала Аня.  — Столько хорошей одежды, а  надеть нечего!» Решила, что нужно срочно худеть и  что с  первой  же зарплаты купит себе что-нибудь пристойное, в чем можно в люди выйти. Нашла какую-то довольно скромную блузку, черные брюки, надела туфли на  довольно высоком каблуке. Сочла, что для интервью это вполне сгодится, тем более что, может, и не возьмут ее, так и не придется тратиться на  офисную одежду. «Я подумаю об  этом завтра», как сказала  бы Скарлетт О’Хара из  «Унесенных ветром». Этот принцип очень выручал Аню. Она вообще не склонна была к  рефлексии, обычно справлялась с трудностями по мере их поступления. Около двенадцати она приехала по указанному адресу, который оказался небольшим бизнес-центром, нашла нужный ей кабинет. Девушка-секретарь сказала, что Катя еще не  подъехала, и  указала Ане на  стул. От  предложенного кофе Аня отказалась и  стала оглядывать приемную. Ничего интересного, очень скромная, хотя и  не  бедная обстановка, на  стенах, правда, большие цветные фотографии разных загородных домов, причем явно сделанные с  натуры, а  не  путем компьютерной графики. Красивые дома, очень красивые, профессиональные фотографии. Вынула телефон, стала проверять почту. — Аня, такси пришло? Аня подняла голову, так как решила, что это к ней обращаются. Около секретарши стоял мужчина лет сорока пяти, немного всклокоченный, с большой папкой-планшетом в руках. —  Нет, Андрей Иванович,  — затараторила Аня-секретарь.  — Они звонили, у них машин нет, я пыталась в другом месте заказать,

там тоже только в течение часа. —  Что-о-о? Какого часа? Сидят тут, безмозглые идиотки, деньги получают, а  даже машины не  могут нормально вызвать! И нечего тут реветь! Всех поувольняю к чертовой матери! Это было уже слишком. У  Ани перед глазами был ее отец, который был довольно жестким и  на  работе, да и  дома тоже, но чтобы обзывать подчиненных безмозглыми идиотами — такого даже он никогда не  делал. А  в  той корпорации, где она раньше работала, вообще был принят очень корректный тон по  отношению к  подчиненным. Поэтому возмутилась она не на шутку: — Вы что тут себе позволяете? Вы что на нее кричите? Кто так вообще с работниками разговаривает? Андрей Иванович изумленно посмотрел на  совершенно незнакомую женщину, которая стояла перед ним руки в  боки и  смотрела грозно прямо в  глаза. Она была примерно его роста, но  смотрела как-то свысока, как человек, знающий себе цену, и цена эта была куда выше, чем та, в которую она оценивала его. — А вы кто такая? —  Я не  ваша подчиненная, и  нечего на  меня так грозно смотреть! —  У  меня через час встреча с  клиентом. Я что, пешком туда должен идти? — он уже не нападал, а оправдывался. — Где встреча? Он назвал адрес. Довольно далеко, пешком не дойти. Аня прикинула, что ей все равно по пути в сторону дома, а Кати как не  было, так и  нет, решила передоговориться с  ней на  другой день, и скомандовала: — Идите за мной! — Куда? — не понял Андрей Иванович. — Я отвезу вас. Она направилась к  двери, не  поворачивая головы, как будто была уверена, что он беспрекословно выполнит ее указание. Он действительно шел за  этой незнакомой женщиной, совершенно не  понимая, кто она такая и  почему он ей подчиняется. Она подошла к  своей «Хонде CR-V», открыла багажник, вытащила

оттуда удобную пару обуви без каблука, быстро переобулась и жестом пригласила сесть в машину. — Послушайте, вы вообще откуда взялись? — Я Катю ждала. — А, Катю… А для чего? — По поводу вакансии. — Какой вакансии? — он удивленно смотрел на Аню. — Помощника руководителя. — А… — Руководитель — это вы? — Я. — Ну, значит, вашего помощника. — Ясно. А образование у вас какое? Аня назвала вуз и факультет. — Но я работала всего несколько лет, потом с детьми сидела. — Сколько? — Чего «сколько»? — Детей сколько? — Двое, четвертый и первый класс. — Ясно. Оба молчали. Движение было плотное, Аня пыталась перестроиться в  левый ряд, ее не  пускали, она тихо материлась, не  обращая внимания на  пассажира, а  пассажир наблюдал за  ее маневрами и  чуть улыбался ее комментариям по  поводу соседей по дорожному движению. — Письма писать умеете? — вдруг спросил он. — Какие письма? — Деловые. — Ну, вроде умею. — А расчеты делали когда-нибудь? — Пять лет только этим и занималась. — Ясно. Они наконец выбрались из  пробки и  поехали быстрее. Даже появился шанс приехать почти вовремя. — А зовут вас как? — Анна Семеновна Большакова, можно просто Аня.

— Приятно познакомиться. Вот что, Аня, а машина эта ваша? —  Странный вопрос. Вы что, думаете, что я ее угнала специально, чтобы отвезти вас на встречу с клиентом? Андрей Иванович захохотал, по достоинству оценив шутку. —  Я хотел спросить, этой машиной вы обычно пользуетесь или муж? — Муж на работу на метро ездит. Машиной днем пользуюсь я. — Ясно. —  Похоже, что вам про меня все ясно, а  вот я совершенно не понимаю, к чему эти вопросы. —  Вы можете съездить за  моими детьми в  школу и  отвезти их домой? —  С  какой стати? А  ваша жена чем занимается? Она что, не может за детьми съездить? — Не может, — сказал и отвернулся, как будто дверью хлопнул. — Простите. А что за проблема? Могу и съездить. Далеко? Андрей Иванович вытащил из  папки блокнот, написал адрес школы и  адрес квартиры. Отдал листок Ане, и  та, остановившись у  очередного светофора, посмотрела на  листок и  увидела, что это совсем близко от ее дома, буквально в паре кварталов. — О, так мы с вами, оказывается, соседи. Она назвала свой адрес. — Да, удачно получается. Это судьба, Аня. — Что судьба? —  Что вы сегодня пришли на  собеседование. Так как? Будете моим личным помощником? —  А  я справлюсь? Я в  архитектуре и  в  строительстве ничего не понимаю. — Справитесь, я же от вас не архитектурные проекты требовать буду. У меня для этого пять дипломированных специалистов есть, хороших, кстати. Но  ни один из  них толкового письма написать не  может, а  если пишет, то тратит на  это полдня. А  работа стоит. Но  у  меня к  вам будет одна просьба. Надо будет забирать детей из  школы, вот как сегодня, и  домой доставлять. Может, вам это и  неплохо будет, и  своих заодно заберете,  — он смотрел на  нее вопросительно.