Маленькие повести о любви

когда-то мой взрослый друг. Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит. Итак, я исправляю посвящение: Леону Верту, когда он был маленьким». — А кто такой Леон Верт? — спросил Миша. — Он тоже был писателем, как и Экзюпери, был его другом. — Почему во Франции голодно и холодно? — Потому что шла война. — Какая война? — С фашистами, Вторая мировая. — Это было давно? — Давно, примерно семьдесят лет назад. — Давно, — согласился мальчик. Потом они прочитали про барашка, посмотрели на  рисунки, посмеялись над слоном в удаве. — Все, дорогой, спать пора, завтра будем читать дальше. Выключая свет, Оля подумала, что Миша  — настоящий Маленький принц: умный, пытливый, добрый, только он сам еще этого не знает.                                        5 — Антон, давай поговорим,  — Сергей зашел в комнату к сыну и  сел на  стул у  окна, сняв оттуда большого плюшевого медведя и  посадив его на  пол. Антон молча, не  отрываясь, смотрел в  монитор, но  Сергей понимал, что тот внимательно его слушает. Губы плотно сжаты, лоб наморщен, взгляд напряженный. —  Я слышал, как ты ответил Оле на  ее просьбу последить за  Иришей. Я не  собираюсь тебя ругать за  это, хотя и  мог  бы. Я просто хочу тебе кое-что рассказать, ты уже взрослый, думаю, что поймешь. Я хочу, чтобы ты знал, что никто не виноват в маминой смерти. Понимаешь? Никто! Мама была больна, хотя это и не было видно. Она могла  бы прожить еще очень долго, но  нужно было беречься, не  напрягаться. А  она очень хотела родить эту девочку. Ей это было настолько нужно, что она готова была рискнуть собственной жизнью. Правильно это или нет  — не  нам с  тобой

судить, это было ее решение. Она его приняла, хотя врачи ее предупреждали. Сергей не  стал, естественно, рассказывать сыну, как Лена тайком от него перестала принимать противозачаточные таблетки, как он на  коленях умолял ее сделать аборт, когда врачи предупредили, что она может умереть родами, как плакал, грозил, умолял  — все без толку. Она была одержима этим ребенком, не  верила врачам, не  слушала ни его, ни собственных родителей. Не  стал рассказывать, сколько денег потратил на  консультации и  здесь, и  за  рубежом, и  что все врачи говорили: пятьдесят на  пятьдесят. Лена знала все это, поэтому и  приготовила все для рождения дочери, чтобы ему ни о чем не нужно было думать. Все говорили, что плохая примета,  — никого не  слушала, все сделала по-своему. —  Так что  — она ее любила больше, чем всех нас?  — Антон поднял на  отца глаза, и  Сергей увидел в  них слезы, которые мальчик сердито смахнул тыльной стороной кулака. — Конечно же, нет, она вас с Мишей обожала, но ее жизнь без Иришки была не  совсем полная, я думаю. Она всегда, еще когда мы только поженились, говорила, что хочет иметь троих детей. Так она понимала полную семью. Я это тебе вот к  чему рассказал. Я хочу, чтобы ты понимал, что единственное, что мы можем теперь сделать, чтобы ее жертва не  была напрасной, это растить и  воспитывать Иришу так, как это делала  бы мама, и  любить ее так  же. Тогда мама будет спокойна, что она не  зря отдала свою жизнь. Сергей не  очень понимал, почему у  него вырвалась эта последняя фраза. Он в загробную жизнь не слишком верил, но его самого все это время мучил вопрос: зачем? Ведь если Иришкина жизнь будет несчастливой и неудачной, то значит, и Ленина смерть бессмысленна? —  Ты хочешь сказать, что она видит, как мы тут живем без нее?  — Антон смотрел отцу прямо в  глаза, и  под этим взглядом врать было невозможно. — Я не знаю, сын, но мне бы этого очень хотелось. Они некоторое время сидели молча, потом Сергей встал.

—  Пожалуйста, не  сиди долго, не  выспишься,  — и, не дождавшись ответа, вышел и закрыл за собой дверь. День был долгий и  трудный, очень хотелось отдохнуть, но  сон не  шел. Он никак не  мог выкинуть из  головы разговор с  сыном. Пытался представить, что сейчас чувствуют его сыновья, для которых мать была всегда центром их вселенной. Именно мать, а не он. Она делала с ними уроки, кормила, выслушивала новости, водила на  кружки, целовала на  ночь, читала книжки, защищала от  всех неприятностей и  даже от  него, когда Сергей пытался навести в  доме порядок слишком уж крутыми мерами. Даже если бы он хотел ее полностью заменить во всех этих делах, то это было  бы невозможно, причем не  только потому, что он был слишком занят. В нем не было такого запаса любви, который был в  Лене. Нет, он, естественно, любил своих сыновей, заботился о  них, но  не  мог и  не  хотел посвятить им всю свою жизнь. А  для Лены они и были ее жизнью. Сергей был неплохим мужем и вполне приличным отцом. Они поженились очень рано, еще в институте, не по страстной любви, а, как говорится, по  залету, но  Лена оказалась прекрасной женой и матерью. Ни дня не работая по специальности, занимаясь только детьми и домом, она создала ему такие прочные тылы, что их брак вполне можно было  бы назвать идеальным. Сергей иногда позволял себе лишнее и  с  выпивкой, и  с  женщинами, но  в  целом к  жене относился с  любовью и  уважением, ценил ее красоту, ум, дипломатичность, способность в  любой компании выглядеть достойно. Сейчас он не очень представлял, как жить без нее, и это касалось не только быта или детей. Около полуночи в детской закряхтела Иришка, потом плач стал более требовательным. Сергей даже решил встать и  покачать ее, но  услышал, что Ольга уже взяла ее на  руки и  разговаривает с  малышкой. Господи, как хорошо он знал эти интонации! Лена точно так  же наговаривала своим новорожденным сыновьям, рассказывала, какие они прекрасные, как они сейчас будут есть, спать, как она их любит. Ему даже на  минуту показалось, что это жена там за  стенкой разговаривает с  дочкой, и  только большим

усилием воли ему удалось вернуться к  реальности, страшной реальности, которую теперь не  изменить. Сергей лежал и  плакал впервые после Лениной смерти, плакал горько и  безысходно. Слезы эти не  приносили облегчения, потому что ничто здесь уже не могло помочь.                                         6 — А у тебя есть мама? Вопрос Антона застал Олю врасплох. Она уже привыкла к тому, что мальчик молча садился в  машину, забросив тяжелый рюкзак с  учебниками и  спортивной формой на  заднее сидение, пристегивался и  отворачивался от  нее, глядя только вперед или направо, никогда в ее сторону или назад, на мирно посапывающую в детском кресле сестру. — Есть. — А почему ты с ней не живешь? Как ответить в двух словах на вопрос, который и саму ее мучил всю жизнь? — Потому что я ее не люблю. Антон резко, всем телом развернулся и уставился на нее. — Это как? Она что, злая? — Нет, она не злая. Она мне просто чужая. —  Так не  бывает,  — тон был уверенным, категоричным.  — Она же твоя мать! —  Бывает, Антон, все в  жизни бывает,  — может быть больше себе, чем ему повторила она. —  А  она тебя тоже не  любит?  — мальчику нужно было с  этой ситуацией разобраться до конца. Это настолько отличалось от той картины мира, к  которой он привык, когда мама любит своих детей, а  они ее, и  это неизменно, как восход и  закат, что он даже забыл, что неделю назад решил не  разговаривать с  нянькой до конца жизни. —  Я думаю, что я ей совершенно безразлична,  — призналась Оля. — А папа у тебя есть? — Нет, папы нет.

— Умер? — Не знаю, никогда его не видела и ничего о нем не знаю. — Но он вообще-то был? —  В  биологическом плане  — конечно, а  в  жизни моей его никогда не было. — Это плохо. Оля кивнула. Свет на  светофоре поменялся на  желтый, и машины начали медленное движение. — Так ты никого вообще не любишь? —  Ну почему  же. Очень даже люблю. У  меня подруга есть, Маша. Ее люблю, ее мужа тоже очень люблю, он мой большой друг, девочек их, Лизу и  Полину, тоже люблю. А  еще я очень любила Машину бабушку. Больше всех на свете. — А она где? — Умерла. — Давно? — Месяц назад. Антон замолчал, о чем-то глубоко задумался. —  А  папа сказал, что если человек умирает, то он все равно за нами наблюдает. Это правда? —  Этого никто не  знает,  — ответила Оля.  — Это вопрос веры. Понимаешь? Кто-то верит, что это так, кто-то нет. Проверить это научно не удается. — А ты веришь? —  Я верю в  то, что если ты любишь человека, то он остается с  тобой, хотя дотронуться до  него ты не  можешь. Но  пообщаться можешь, даже поговорить можешь. — И он будет отвечать? — Да, внутри тебя он будет тебе отвечать. — Я не понимаю, как это происходит, — признался Антон. —  Я тоже не  очень понимаю, но  знаю, что это так. Вот, например, когда я решала, идти мне к  вам работать или нет, то я спросила бабулю. —  И  что она сказала?  — мальчик был совершенно заинтригован. — Она сказала «Попробуй, ты ведь ничего не теряешь».

— Так и сказала? — Так и сказала. Доехали до  дома. Антон, вместо того чтобы, как всегда, уйти к  себе, пришел на  кухню и  забрался на  высокий табурет около барной стойки. — Помой, пожалуйста, руки после школы, — спокойно сказала Оля и, глядя в спину идущему к умывальнику мальчику, подумала: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!» Они говорили про разное. Он заставил ее рассказать, как она познакомилась с  Машей и  бабулей, спрашивал про Машиных дочек, где они учатся и  сколько им лет, рассказывал про школу и ребят в классе, про теннис, которым его заставляют заниматься, а ему совсем не хочется туда ходить. Словом, к тому моменту, когда они все сели обедать, она уже знала практически все, даже то, что у  него проблемы с  математикой, что он там почти ничего не  понимает, но  эти задачки никто не  понимает в  классе, так что это совсем не страшно. —  Сейчас пообедаем и  посмотрим, что ты там не  понимаешь. Другие меня не волнуют, а ты все должен понимать. — Ладно, — на удивление легко согласился Антон. После обеда Миша пошел к  себе и  опять включил шахматную программу, а Антон принес тетрадку и задачник по математике для пятого класса. —  Вот смотри,  — начал он,  — такая задача: конвейер за  пять минут проходит четыре метра. Какова его скорость? — Так чего тут непонятного? — удивилась Оля. —  Ну, скорость бывает у  машин, у  поездов, всякие там километры в час. А тут какой-то конвейер. — Ты хоть знаешь, что такое конвейер? Вам объясняли? — Ну да, лента такая. — Не просто лента, а лента, которая движется с  определенной скорость, которую, кстати, можно определять не  только в километрах в час, а и в метрах в минуту, метрах в секунду, это уж как договоримся. На  этой ленте лежат детали, они переползают от  одного рабочего к  другому, и  те добавляют последовательно к  этой детали что-то свое, например, определенную гайку

закручивают в  определенном месте. Когда деталь проходит последнего рабочего, она полностью готова. Так вот эту ленту можно пустить с одной скоростью, а можно и с другой. Если деталь ползет медленно, то рабочий успевает привинтить свою гайку, посмотреть в окно, поковырять в носу, поболтать с соседом. А если быстро, то только успевай поворачиваться, а  не  успеешь, то твоя гайка будет плохо прикручена, деталь сломается, и  ракета не  взлетит или подводная лодка утонет. Ну, это просто чтобы ты понимал, что такое конвейер. Так вот, в  твоей задаче он за  пять минут проходит сколько там? — Четыре метра. — А нам с тобой надо что определить? — Скорость? — Правильно, скорость, то есть сколько он пройдет за единицу времени. Что мы с тобой возьмем здесь за единицу? — Минуту? — Ну да, давай минуту. Так сколько? — Четыре пятых метра, — отрапортовал довольный Антон. — Отлично! Покажи руками, сколько это примерно будет. — Как это? Я не умею дроби руками показывать. — Умеешь, только сам этого не знаешь. — Нет, не умею, — уперся мальчик. — Хорошо, зайдем с другой стороны. Оля взяла из  вазы яблоко, положила его на  доску и  вынула из ящика острый нож. — Можешь отдать мне четыре пятых этого яблока? Антон посмотрел сначала на  Олю, потом на  яблоко, взял нож и стал решительно его кромсать. Разрезал на пять частей, довольно коряво, взял себе одну часть, а четыре подвинул в ее сторону. — Так? —  Так, только части эти должны быть равными, это ты понимаешь? — она взяла другое яблоко и аккуратно разрезала его на пять равных частей. — Вот так. — Ясно. —  Так вот в  случае с  яблоком ты понимаешь, как показать четыре пятых.

Кивок головы, понимает. — Тогда в чем проблема показать четыре пятых метра. Метр — это сколько? Руками можешь показать? Антон отрицательно замотал головой. — А в сантиметрах сколько? —  Один метр равен ста сантиметрам, один сантиметр равен десяти миллиметрам, — отрапортовал он. — Замечательно! У тебя какой рост? — Я не знаю. —  Ну, думаю, что примерно один метр тридцать сантиметров, можем как-нибудь потом поточнее смерить. Значит, метр  — это приблизительно ты от пола до плеч. А четыре пятых метра? — Как я от пола до груди? — Да, примерно так. А в сантиметрах это сколько, если в метре сто сантиметров, как ты совершенно правильно говоришь? — Восемьдесят. —  Ну, вот ты и  нашел скорость конвейера  — восемьдесят сантиметров в минуту. — Здорово! — восхитился Антон. — А это много или мало? — В каком смысле? — не поняла Оля. — Ну, успеет рабочий в носу поковырять? — Думаю, что успеет. И они оба засмеялись. —  Все, забери яблоко, три пятых возьми себе, две пятых положи на  другую тарелку Мише, и  я от  своего дам ему еще одну пятую. Отнеси ему тарелку, и  пусть он идет ко мне сюда уроки учить, а я буду Иришу кормить. Когда Сергей вечером, уже ближе к  одиннадцати, пришел домой, то дети мирно спали, в  прихожей стояли два собранных школьных рюкзака, а  на  столе лежала записка «Ужин:…», и  далее шло перечисление блюд, которые он может взять в  холодильнике и разогреть. Ольга не  спустилась покормить его, да он, собственно, этого и не ждал.                                         7

—  Нет, я все равно не  понимаю, как ты можешь так себя вести,  — Элла Иосифовна сердилась не  на  шутку.  — Родил троих детей, сбросил их на  няню и  домой теперь приходишь только ночевать, и то не всегда. — Я всегда прихожу, — довольно спокойно парировал Сергей. Ему было не  привыкать к  выволочкам матери, у  которой  — после смерти отца и отъезда старшего брата с семьей в Израиль — он остался единственным объектом воспитания. —  Не  знаю, не  знаю. Вечером позвоню  — тебя нет, утром позвоню — тебя опять нет. —  А  ты звони попозже вечером и  пораньше утром,  — посоветовал сын. —  Умничаешь? Все бабы твои? Почему ты не  женишься, объясни мне. Твоим детям мать нужна. —  Мама, ты  же знаешь, что я общаюсь только с  женщинами, с  которыми можно спать, но  никак не  жениться, а  уж тем более делать их матерью своих детей. — Ты просто кобель! Ты слышишь меня? —  Слышу, но  хочу тебе напомнить, что я довольно взрослый мальчик и  сам могу решить, с  кем мне спать и  на  ком жениться. А если тебе нечем заняться, то можешь приехать Оле помочь, она уже который месяц без выходных. —  Я всегда найду чем заняться, можешь меня не  учить,  — сердито сказала мать и бросила трубку. «Ну да, конечно, как ругать, так пожалуйста, а как помочь, так „можешь меня не учить“», — подумал он, тоже отключая телефон. Ну не  объяснять  же матери, что он делом занят, а  вовсе не  женщинами. Нет, они, конечно, присутствуют в  его жизни, он  же нормальный здоровый мужик, но  сейчас ему совсем не до них. Тут бы бизнес не потерять, деньги, дом. Нужно срочно что-то решать. Было уже десять вечера, секретарша давно ушла. Он поколебался некоторое время, а потом набрал телефон брата. — Сергей, простите, что отрываю, — Оля постучала в дверь его кабинета и просунула туда голову. — Заходите, я слушаю вас.

—  Я просто хотела сказать, что в  пятницу у  Антона в  классе родительское собрание, конец четверти, а  во  вторник следующей недели — такое же собрание у Миши. —  Оля, я у  Антона точно не  смогу быть, я завтра улетаю на  несколько дней в  командировку, но  к  Мишиному собранию должен вернуться. — Это плохо. Если никто не придет, то ему будет выговор, а он будет потом на вас сердиться. —  Олечка, дорогая, ну никак я не  могу, давайте вы сами сходите, вы же все лучше меня знаете. — А Иришу я на кого оставлю? — Мальчишки с ней посидят, вы только еду им оставьте. Оля понимала, что Сергей прав. Парни действительно отлично справлялись с  младшей сестренкой, причем Антон делал это так ловко, что малышка его просто обожала, начинала махать ручками и тянуться к нему, как только видела. — Хорошо, я схожу. —  Оля, только, простите меня за  этот вопрос, у  вас есть что надеть? — Он оглядел ее с ног до головы, по его глазам Оля поняла, что он не удовлетворен увиденным, и покраснела. —  Извините, просто там школа довольно престижная, ну, вы сами понимаете…  — Сергей был смущен этим разговором не меньше, чем она. — Хорошо, я что-нибудь придумаю. «Ну вот, теперь еще эта головная боль с  родительским собранием»,  — думала она. Деньги у  нее теперь были, но  она совершенно не  представляла, как должна быть одета. Она уже много месяцев нигде не бывала: дом — за детьми в школу — опять дом. Да и  до  этого ей не  приходилось бывать в  компаниях, подобных этой: в  школе учились в  основном дети из  поселков, таких  же, как у  них, у  всех родители либо чиновники, либо владельцы бизнеса, словом, состоятельная публика. Оставалось всего два дня, и  надо было что-то купить, чтобы не  позорить Антона.

Оля шла по  торговому центру со  спящей Иришкой в  детском кресле. У нее был всего час, чтобы превратить себя в «приличную женщину», дальше нужно было мчаться в  школу за  Мишей. Она остановилось около одного из  бутиков, в  котором, естественно, в  такое раннее время никого не  было, кроме продавщицы, женщины чуть за сорок. Та сидела около кассы и листала модный журнал. Оля решительно открыла стеклянную дверь, осторожно пронесла через нее люльку со  спящей девочкой и  направилась к кассе. — Я могу вам помочь? — продавщица оглядела ее с некоторым недоверием, но довольно дружелюбно. — Можете. Вернее, даже так: только вы и можете мне помочь, — сказала Оля.  — Мне нужно пойти в  школу на  родительское собрание, при этом прилично выглядеть, но я не знаю как. Деньги у  меня есть. Но  времени  — всего час. Можете за  этот час сделать из меня человека? — Постараюсь, сейчас что-нибудь придумаем. Брюки? Платье? — Понятия не имею, — созналась Оля. Через двадцать минут на  нее смотрела из  зеркала совершенно другая женщина  — элегантно и  спокойно одетая, даже как будто более молодая, чем Оля. — Вам нужно обувь на каблуке, — сказала продавщица. — Я совершенно не умею на нем ходить. — Да тут и уметь нечего. Какой у вас размер? — Тридцать шестой или тридцать седьмой. Продавщица взяла мобильный и набрала номер. —  Валюша,  — сказала она,  — можешь принести мне лодочки черные на небольшом каблуке? Да (пауза), да (пауза), эти хорошо будет. Тридцать шесть и  тридцать семь. Оба неси, только прямо сейчас, клиентка в примерочной ждет. — Еще вам очки нужно другие, более модные. —  Ну, это я уже не  успею,  — засомневалась Оля,  — мне за ребенком в школу нужно. — Успеете, оптика внизу, на первом этаже, а оттуда до парковки пара минут. Если стекла не  сложные, то они вам быстро все подберут.

—  Спасибо вам большое, попробую успеть,  — сказала Оля, расплачиваясь за покупки. — Приходите еще, оденем вас с ног до головы. —  Это вы можете,  — восхищенно вздохнула Оля.  — Обязательно приду. Вечером, уложив Иришку, Оля примерила перед зеркалом все, что купила сегодня. Красивая одежда, туфли, хорошие очки, чуть- чуть косметики  — и  вот ты уже не  ты, а  полноценный член общества, не  бомж какой-нибудь из  подворотни. «Немного  же нужно этому обществу», — с грустью подумала она.                                         8 Жизнь налаживалась: дети росли, Сергей работал, даже стал больше дома бывать, по  выходным с  мальчиками катался на  велосипедах. Антон бросил теннис и  занялся какими-то боевыми искусствами, какими именно, Оля не  знала, но  мальчик окреп, раздался в плечах и стал уже больше походить на подростка, а  не  на  ребенка. Миша все так  же был увлечен шахматами, ходил в кружок и даже выигрывал какие-то соревнования среди детей его возраста. Иришка превратилась в озорного ангела с голубыми, как у  покойной матери, глазами и  темно-каштановыми, как у  отца и братьев, кудряшками. Она в  свои два с  половиной года уже вполне прилично говорила, понемногу хулиганила, определяя таким образов границы дозволенного, и  была всеобщей любимицей. Элла Иосифовна уехала жить в  Израиль к  старшему сыну, но  жила, естественно, не с ним, а имела собственную квартиру неподалеку. Теперь она появлялась в  доме только в  виде картинки в  скайпе, но  так  же, как и  раньше, старалась быть в  курсе всех дел семьи и  по  возможности всеми руководить, начиная от  Оли, которая сносила это со  спокойной выдержкой стоика, и  заканчивая Сергеем, который всегда говорил: «Да, мама, хорошо, мама»,  — но все делал по-своему. Проблемы пришли совершенно неожиданно. Однажды, в  мае, когда учебный год уже заканчивался, Антон пришел из  школы расстроенный, злой, с  синяком под глазом

и ссадинами на руках. На Олины вопросы отвечал односложно, дал промыть раны, которые, к  счастью, оказались несерьезными, и  ушел к  себе, отказавшись даже от  обеда. Пришедший вечером Сергей тоже был расстроен и  встревожен, не  раздеваясь прошел в комнату Антона и плотно закрыл за собой дверь. —  Ты можешь объяснить мне, Антон, что произошло?  — спросил он, садясь в  свое любимое кресло около окна.  — Ты понимаешь, что я только что от  твоего классного руководителя, которая сказала, что ты устроил драку, в  результате которой один мальчик получил тяжелые травмы? Ты сломал ему нос. Я не ругаю тебя, но хочу понять, что побудило тебя так поступить. — Я защищал. — Могу я спросить, кого ты защищал? — Я защищал всех нас. Видя, что отец молчит и  ждет дальнейших объяснений, Антон набрал побольше воздуха в легкие и выпалил: — Я защищал всех нас, всех евреев. —  Так, теперь все более или менее проясняется. Давай выкладывай все подробности, мне нужно это знать, потому что завтра меня вызывает к себе директор. История была стара как мир. Одноклассник начал что-то плохое говорить про евреев, Антон вступил в  дискуссию, сначала словесную, но когда его самого и всю его семью обозвали жидами, врезал обидчику по  физиономии. Тот тоже оказался драчуном, началась потасовка, свидетелями которой были все ученики класса. Было это на перемене, учителя не было, разнять их никто не решился, и накостыляли они друг другу порядочно. Антон был более тренированным, поэтому его обидчику досталось больше. Пришедший учитель вызвал охрану, их растащили, пострадавшего отвели в  медпункт, а  Антона отправили домой, позвонив Сергею на мобильный и срочно вызвав в школу. —  Завтра в  школу не  пойдешь, будешь дома сидеть. Ты понял меня? Это не шутки. Ты ведь знаешь, с кем ты связался? Антон кивнул. — Вот и сиди, не рыпайся больше. Ясно? — Ясно.

— Но вообще, сын, я горжусь тобой, — сказал Сергей, выходя из  комнаты.  — Пусть это может иметь очень серьезные последствия для всех нас, но ты поступил как мужчина. — Меня из школы выгонят? —  Это самая маленькая неприятность, которая тебе грозит,  — сказал Сергей, закрывая дверь. — Поэтому из дома ни ногой! Когда Сергей спустился вниз, по  его лицу Оля поняла, что случилось что-то очень серьезное. Не  в  ее правилах было что-то выспрашивать у  хозяина дома, но  здесь речь шла об  Антоне, и  ей нужно было знать, что  же произошло. Сергей изложил ей кратко все, что узнал от  сына, и  ей показалось, что все это довольно банально, она не поняла, почему Сергей так встревожен. — Самая большая беда в том, что нос он сломал сыну крупного криминального авторитета. А  у  того еще и  брат в  прокуратуре на хорошей должности. Эти сволочи теперь нас в покое не оставят. Это как пить дать. Поэтому Антон под домашним арестом для его же блага. А лучше и Мишу в школу не пускать, пусть пару дней посидит дома. Я, пожалуй, попрошу Женю, чтобы он мне организовал кого-нибудь для охраны вас всех хотя бы на несколько дней. Посмотрим, что мне завтра скажет директор. Разговор с директором подтвердил все его худшие опасения. — Вы же понимаете, Сергей Александрович, что будь эта драка между обычными учениками, то она яйца выеденного не  стоила  бы, ну подумаешь, один пацан дал другому в  нос, тем более что фингал под глазом у  Антона я видел, его тоже неслабо приложили. Но  ведь это Федорчук! Мой вам совет, отправьте мальчика сейчас хоть на  какое-то время куда подальше, чтобы не маячил здесь. Вы меня поняли? — Я вас отлично понял, я и сам собирался это сделать. —  Мне очень жаль, Антон такой прекрасный парень, но  мне придется его исключить из школы, причем сделать это с как можно большим шумом и свистом — для его же блага. Может, эта шушера удовлетворится таким скандалом и  не  станет мстить дальше ему и  всей семье. Вы уж там мальчику объясните, что к  чему. Он умный, он все поймет, и пусть на меня не держит зла.

—  Да, Иван Степанович, конечно. Я все ему объясню, но боюсь, что скандала им будет мало. Не те это люди. —  И  я боюсь, поэтому послушайте совета старика  — почаще оглядывайтесь и спиной ни к кому не поворачивайтесь. — Спасибо, я понял.                                        9 Дома он устроил семейный совет, в  котором принимали участие и Антон, и Оля. —  Я не  вижу другого выхода, кроме как уехать из  страны,  — сказал Сергей. — Зная эту мразь, я понимаю, что они попытаются тебя как минимум избить, причем так, чтобы ты это помнил всю жизнь, практически покалечить. Поэтому ты должен срочно ехать к Андрею с бабушкой. — А как же вы все? —  Думаю, что и  нам придется ехать. Можете называть меня параноиком, но  я слишком хорошо знаю таких людей. Не  найдут тебя  — возьмутся за  меня. Они должны получить компенсацию за тот разбитый нос. — Я создал тебе проблемы? Прости. —  А  что они могут вам сделать?  — Оля пыталась представить себе масштаб бедствия. —  Мне? Да все что угодно. Попробуют отнять бизнес, а  когда поймут, что отнимать нечего… — Как нечего? — перебил его Антон — А фирма? — Фирма мне больше не принадлежит, я ее продал полтора года назад, теперь я там только менеджер, правда, с хорошим окладом. — Я не знал. — А это вообще мало кто знает, зачем это было афишировать. Но поняв, что фирму они у меня отнять не смогут, они попытаются меня закрыть. — Что значит закрыть? — Посадить, Олечка, посадить. — Господи, за что? Сергей захохотал, но глаза были грустные.

—  Вы, Оля, пришелец с  другой планеты. Да какая проблема? Был  бы человек, а  статья найдется. Надо всем уезжать в  Израиль. Там Андрей, он давно хочет меня к себе заполучить, работа будет. — А как же дом? — А дом продадим, что же делать. — А если они захотят дом сжечь? —  Антош, я дом застраховал на  довольно крупную сумму, так что можно будет попробовать страховку получить. Гарантии, конечно, нет, но  шанс есть. Потом, это ведь только деньги, еще заработаем, главное, чтобы все были живы-здоровы. — А что, в Израиле хорошо! Оле там понравится — там цветы, фрукты круглый год. — Антон, беда в том, что Оля не может ехать с нами в Израиль… За  столом воцарилась тишина. Антон посмотрел на  Сергея, потом на Олю, потом опять на Сергея. — Как это не может? — Она не еврейка и не член нашей семьи. — Ну и что? —  Ну и  то, что ее туда никто больше чем на  тридцать дней не пустит. — Этого не может быть, — на глазах у Антона появились слезы, он даже не  пытался их скрывать.  — Я без нее вообще никуда не поеду. — Что значит «не поеду»? — Вот то и значит, — он выбежал из-за стола и побежал наверх. Хлопнула дверь его комнаты, и  за  столом воцарилась гнетущая тишина. —  Я попробую с  ним поговорить,  — в  Олиных глазах тоже стояли слезы. — Подождите, я попробую уговорить его. Она поднялась и  постучала в  комнату к  Антону. Никто не  ответил, и  она тихонько приоткрыла дверь. Антон лежал на кровати лицом к стене и плакал горько и безутешно. —  Антошенька, дорогой, ну что  же делать?  — она уговаривала его, как маленького, гладя по торчащим во все стороны вихрам. — Так устроено все в этом мире, мы не всегда можем получить то, что

хотим. Ты же понимаешь, что тебе здесь нельзя оставаться, и папе тоже. Антон сел, обхватил ее за  шею и  уткнулся в  плечо. Они так долго сидели и вместе плакали над несправедливостью этой жизни. Когда Оля спустилась вниз, Сергей был на  кухне, сидел за столом, ждал ее. — Я думаю, все будет хорошо, он успокоится, — сказала она и, не глядя на него, стала собирать тарелки со стола. — Оля, сядьте, мне нужно вас кое о чем спросить. Она отнесла грязную посуду в раковину и вернулась к столу. —  Оля,  — начал он,  — скажите мне, если  бы это было возможно, вы бы поехали с нами? — Господи, да я за вашими детьми на край света бы поехала! — она ни на секунду не задумалась над ответом. Он смотрел на ее лицо, красные заплаканные глаза, распухший от  слез нос, и  она показалась ему невероятно красивой. Эта красота была не  внешняя, а  как сияние, идущее изнутри. Такое могли видеть только старые мастера, да и  то не  все, а  только великие, когда писали лики мадонн. — Тогда я вижу единственный выход. Выходите за меня замуж. Оля молча смотрела на  него, понимая, что это не  может быть шуткой. Но и правдой тоже быть не может. — Я вполне серьезно, — пояснил Сергей. — Не воспринимайте мое предложение как романтическое. Оно чисто деловое. Мы поженимся и получим все вместе израильское гражданство. Потом можем развестись, если захотим. — Я согласна. Сергей ожидал, что она возьмет какой-нибудь тайм-аут на раздумье, но она смотрела на него прямо и решительно. — Я согласна, — повторила она. — Ну и отлично! Тогда за дело. Надо быстро собрать все ваши документы, дипломы, свидетельства, деньги, карточки. Вещи брать по  минимуму, потом нам привезут остальное. Детям взять компьютеры, необходимые летние вещи, минимум лекарств на  всякий случай. На  сборы у  нас один день, я попробую билеты

купить на  послезавтра. И  еще: никому, даже Маше, не  говорить, что мы куда-то едем. Антона я завтра предупрежу, но  если не  успею, то вы ему скажите, и  Мише тоже  — ни друзьям, ни подружкам! — Я поняла, я им скажу. —  Возможно, что я уеду рано, но  я пришлю сюда человека, пусть послоняется здесь для вашей безопасности. Вы его покормите, если кто спросит — представьте родственником. Они обговорили еще кое-какие детали предстоящего мероприятия, и  Сергей поднялся к  себе. Он взял лист бумаги и начал писать список дел на завтра, длинный, подробный список. Выключил свет и  лег, понимая, что уснуть не  сможет, хотя завтра предстоит очень сложный день. Он перебирал в  уме, что еще мог забыть, не учесть, а перед глазами стояло заплаканное лицо Оли. — Нет, — сказал он себе, — этого не может быть, я просто очень благодарен ей, что она так любит моих детей… Уснуть удалось только под утро.                                       10 Завтрашний день прошел по-деловому. Собираться Оле было не  впервой: она раньше часто ездила в  экспедиции, умела четко представить, что может понадобиться в  разных критических ситуациях. К  середине дня все было готово. Сергей с  Женей приехали ближе к  вечеру, осмотрели чемоданы и  сумки, удовлетворенно покивали головами. Загнали Олину машину в гараж и перенесли все в багажник. —  Наш вылет в  середине дня, отсюда поедем утром, как позавтракаем. Вы поедете с  детьми. Я приеду позже. Подождете меня на  платной парковке в  Шереметьево. Женя вам сейчас объяснит, как туда добраться. — Мы летим сразу в Израиль? —  Нет, на  Кипр, визу вам мы уже сделали, а  у  нас с  детьми шенген открытый. — Почему на Кипр? —  Мы там жениться будем. Там это просто, а  кипрский брак Израилем, да и  другими странами признается. Да, кстати, совсем

забыл. Сергей вышел к  своей машине и  вернулся с  большим букетом цветов. — Это вам! — Мне? — опешила Оля. — Почему? — Ну, что я, не могу своей невесте цветы подарить? Насладившись ее замешательством, он пояснил, что цветы им нужны для отвода глаз. Если вдруг на  КПП спросят, куда это они собрались, то надо говорить, что к подруге на день рождения. — Ясно. Просто детективный роман какой-то, — сказала Оля. —  Так наша жизнь покруче любого детектива,  — вмешался в разговор Женя. Женя был не  только начальником отдела безопасности и  прекрасным профессионалом, но  и  лучшим другом Сергея. Когда-то Сергей Оле сказал, что есть только два человека, которым он может спокойно доверить свою жизнь и жизнь своей семьи, — его брат Андрей и друг детства Женя. —  Не  волнуйтесь, Олечка, у  нас все будет как в  сказке с прекрасным концом — все плохие останутся с носом, а хорошие будут жить долго и счастливо, — сказал Женя, прощаясь с ними. — До завтра, — сказал он Сергею. — Пока. В аэропорт выехали в девять утра. Дорогу Оля знала и парковку, где она должна была ждать Сергея, нашла быстро. Как и  обещал, он приехал через полчаса после них, и  практически сразу за  ним приехал Женя, перегрузил все их вещи в свой джип, они с Сергеем все быстро оформили, и Женя довез их до терминала. Пограничников проходили всей большой компанией: Ириша у  папы на  руках, дальше Антон с  рюкзаком в  пляжной панаме на  голове, Миша с  рюкзаком поменьше, Оля с  небольшим розовым чемоданом. —  Все вместе едете? На  отдых?  — спросил пограничник, разбирая груду паспортов и посадочных талонов. — Да. Это мои дети, а это их няня. — Ясно, — буркнул пограничник.

Проверка, казалось, длилась вечно, но наконец — шлеп, шлеп, шлеп — «Счастливого пути». — Спасибо, — сказала Оля, забирая свой паспорт. —  Большое спасибо,  — сказала вежливая Ириша, глядя на пограничника с высоты папиных рук. Даже хмурый пограничник заулыбался. Пройдя границу, Сергей позвонил Жене. — Ну, все — можешь уезжать, нас выпустили. По  тому, как он это сказал, Оля поняла, насколько он не  был в этом уверен и какое облегчение испытал. — Я подожду, когда вы взлетите, — ответил Женя. —  Могли не  выпустить?  — спросила Оля, когда они дошли до ворот и сели на жесткие кресла в ожидании вылета. — Вас — нет, а меня и детей — да. Могли, но не успели, мы их опередили. На то и был расчет. — А что они теперь могут вам сделать? — Надеюсь, что ничего, хотя до конца расслабляться все равно нельзя. Если вдруг захотят какое-нибудь дело пришить, то начнут фирму проверять, какие-нибудь нарушения найдут, без нарушений сейчас ни одна фирма не  работает, давить на  них будут, могут завести уголовное дело, меня могут объявить в  международный розыск. Но  надеюсь, что ничего этого не  будет. Со  злости зубами поклацают, но  там владельцы тоже не  дети, к  ним так просто не подъедешь. Не волнуйтесь, Олечка, все нормально. Уже из  самолета, перед тем как выключить телефон, написал Жене: «Мы улетаем», — получил ответ: «Счастливо и до скорого» — и откинулся на спинку кресла. Теперь можно пару часов поспать. В  аэропорту их встречал Андрей. Обнялись, поехали в  гостиницу. Поженились через несколько дней. Свидетелями были Андрей, специально для этого прилетевший Женя и  трое прилично одетых и  причесанных детей: два мальчик и  маленькая девочка, которую оба брата держали за  руки. Церемония была скромная, жених поцеловал невесту, надел ей на  палец кольцо, выслушали поздравления сотрудника мэрии, выпили шампанского и пошли обедать в ближайший ресторан.

В Израиль они прилетели нормальной семьей.                                       11 Жизнь в Израиле налаживалась постепенно. Первое, что нужно было сделать, — учить язык. На  занятия ходили все, даже Сергей, который практически сразу начал работать в  фирме брата, но  тем не  менее выкраивал время даже для домашних заданий. Иврит давался тяжело, язык был непривычный, ни на  что не  похожий, но выбора не было. С  бытовыми вопросами помогли Андрей и  его замечательная жена Мира. Мира когда-то училась вместе с  Сергеем в институте, дружила с  ним и  его первой женой, работала по  окончании института в  фирме его отца, занимавшейся строительством частных домов под ключ. Там же познакомилась с Андреем, вышла за  него замуж, родила ему двоих прекрасных детей. В  России с  Олей они практически не  успели познакомиться, потому что довольно скоро после рождения Иришки Андрей с  семьей уехал жить в  Израиль. Сейчас у  него была своя фирма, занимавшаяся электронным оснащением «умных домов», Мира ему там помогала, но  еще больше ему нужен был Сергей  — отличный электронщик и прекрасный менеджер. А  Мира взяла над Олей шефство, помогала ей в  обустройстве арендованной квартиры, вводила ее в  практическую жизнь израильской домохозяйки, то есть помогала пройти тот путь, который прошла сама три года назад. Оле, хоть для нее и  было все очень непривычно, пугаться просто не  было времени  — на  руках было трое детей и  Сергей, которых нужно было кормить, лечить, если заболеют, и  так далее и тому подобное. Да — и еще самой тоже учить язык новой страны! Сергей купил ей машину, поцокав языком на безумные цены. Оле предстояло еще поменять российские права на местные, но с этим можно было подождать. Сейчас нужно было освоить хотя  бы азы языка, без которого она даже цену в  магазине посмотреть не  могла  — все ценники были на  иврите. Нужно было найти, где покупать привычные россиянам продукты, например ржаной хлеб, научиться готовить из  местных овощей, фруктов и  молочных

продуктов, освоить местный специфический продуктовый ассортимент, разные виды хумусов и тому подобное. Ой… Первый шок она испытала в  супермаркете, когда, подойдя к  молочному отделу, увидела огромное разнообразие всяких упаковок, пакетов, и  все  — на  иврите. Где молоко, где кисломолочка, где йогурт? Миры рядом не  было, пришлось, обращаясь к  залу крикнуть: «Люди, есть тут кто-нибудь, говорящий по-русски?» На  нее посмотрели сразу несколько женщин и  довольно быстро помогли ей наполнить корзину нужными продуктами, а  дома она их сфотографировала, под каждым написала «молоко», «йогурт», «сливки» и  так далее и, придя в  следующий раз, сверяла название с  имеющейся фотографией. С  овощами и  фруктами было проще  — набираешь в пакеты сам, видишь, что берешь, с мясом тоже — можно пальцем ткнуть. Особенно интересно было ходить по  ряду различных маринованных овощей, маслин. Иришка, тыкая пальцем в какой- нибудь лоток, спрашивала: «Это вкусно?» — а Оля не знала, что ей ответить. Брали всего понемногу, дома пробовали. Если было вкусно, покупали еще. Так прошло несколько месяцев. В  ульпан  — школу изучения иврита  — Оля ходила вместе с Иришкой, которой приходилось долго сидеть и тихо заниматься либо рисованием, либо смотреть мультики на планшете, пока Оля сражалась с  существительными, прилагательными и  глаголами, написанными справа налево и  без гласных. Мальчики учились в  том  же ульпане, но  в  другое, детское время, им осенью предстояло идти в  школу. Ничего, думала про себя Оля, когда становилось совсем трудно, от знаний еще никто не умирал. Они приехали в мае, жаркое лето провели в Израиле, перебегая от  одного кондиционера к  другому, и  только к  Новому году Оля могла сказать, что немного адаптировалась и  стала хоть что-то понимать в окружающей ее жизни. К этому моменту она закончила пятимесячный курс языка, стала немного читать и  даже чуть-чуть разговаривать. Ребята пошли в  местную школу, где им помогали и  учителя, и  ученики, выходцы из  стран бывшего Союза. Антон тут же нашел себе секцию самбо, а Миша стал ходить в шахматный кружок. Дети совершенно не  комплексовали, все чаще вставляли

в русскую речь еврейские слова и выражения, что Олю и смешило, и  немного огорчало, так как она была фанатом русского языка вообще и  русской литературы в  частности. Но  ничего не  поделаешь, сейчас им так проще, значит, пусть так и разговаривают. В  Израиле у  Оли появился еще и  свой  — профессиональный (смешно сказать, но  ведь правда!) интерес. Она всегда, с  самого детства, любила выращивать растения. В  доме в  поселке сделала такой зимний сад, на который приходили даже посмотреть соседи. Она заказывала по  интернету разные горшечные растения, пересаживала их в  подходящий грунт, ухаживала, поливала, подкармливала, ведь не зря же она была профессионалом и почти кандидатом наук. Растения росли как на дрожжах, поражая своими размерами и внешним видом всех окружающих. Здесь, в Израиле, была совсем другая земля и  принципиально иной климат. Нужно было научиться справляться с  ним, защищать растения от палящего солнца и сильных ветров, но именно это и было самое интересное. Они жили в  большой пятикомнатной квартире в  многоквартирном доме, земли, как раньше, у  них не  было, но  был большой балкон, на  котором она развела небольшой огород  — зелень, помидоры, огурцы. Читала специальную литературу, подбирала сорта, в  результате чего огород стал плодоносить, что радовало всех, так как можно было подойти, сорвать спелый помидор и  тут  же съесть его. Конечно, овощи можно и  купить, не  так это дорого, но  это было ее хобби, все это уважали, а  Иришка даже помогала чем могла: Оля сажает, Ириша смотрит, Оля поливает большой лейкой, Ириша маленькой. Все при деле. Словом, жизнь в  Израиле хоть и  с  трудом, но  входила в  определенное русло. Ни разу они не  обсуждали с  Сергеем, правильно  ли сделали, уехав из  России, но  Оля была уверена, что все правильно. От Жени они знали, что налоговая довольно скоро после отъезда Сергея устроила тотальную проверку фирмы, долго мотала всем нервы, но  толком ничего предъявить не  смогла, да и владельцы нажали на определенные рычаги, и от них отстали.

«Хорошо Сергей знал свою страну, все правильно просчитал»,  — думала Оля. Здесь, конечно, не  было таких денег, как в  России, бизнес еще был в  стадии становления, но  работать было значительно спокойнее. Потом, здесь была вся его семья, брат, Мира, мать. Своей матери Оля написала письмо, пообещала и  дальше посылать ей деньги в  дополнение к  пенсии, как это делала и раньше. Ответа она не получила, правда, и не ждала!                                       12 —  Сережа, я хочу, чтобы ты заехал сегодня ко мне часов в шесть, — голос матери был очень деловой. — Что-нибудь у тебя случилось? —  Нет, но  ко мне сегодня придет одна очень симпатичная девушка, я с  ней в  поликлинике познакомилась, она врач, я хочу, чтобы мы все вместе выпили чаю. Я уверена, что она тебе понравится. —  Мама, ну что ты придумываешь? Какой еще чай? Какая девушка? Не нужна мне никакая девушка. —  Что значит «не  нужна»? Ты что, вообще жениться не собираешься? — Хочу тебе напомнить, что я уже женат, и оставь этот глупый разговор, пей сама чай со своей девушкой. — Что значит женат? Ты же сам сказал, что это только для того, чтобы ввезти Олю в страну! — Ну и что, что сказал. А теперь вот говорю, что я женат. Мама, все, мне пора. Сергей положил трубку и покачал головой. «Вот ведь неймется ей», — подумал он. Когда через пару дней Сергей вернулся с  работы, то уже с  порога понял, что в  доме что-то не  так. Иришка, правда, выбежала его поприветствовать, уткнулась в  колени, потребовала взять на  руки и  покружить, как он это обычно делал. Но  Оля не вышла, стучала тарелками на кухне. — Привет, как у вас тут дела? — спросил он, заглядывая к ней.

—  Нормально,  — ответила, но  головы к  нему даже не повернула. — Что-то не очень на это похоже, а? Она повернулась к нему. — Сергей Александрович, нам с вами надо развестись. — Это еще что за новости? С чего вдруг? — Не вдруг. Вы мне обещали. — Что за срочность? Вы кого-то нашли? — Кого нашла? — не сразу поняла она. — Кого, кого? Мужчину другого. — Нет, но я хочу, чтобы мы с вами развелись. —  Что вы хотите, я уже понял, но  совершенно не  уверен, что этого хочу я. —  А  мне кажется, что вполне достаточно, что я этого хочу,  — сказала она, вышла из кухни, ушла к себе и закрыла за собой дверь. —  Миша, ты не  знаешь, что это с  Олей?  — спросил Сергей у вошедшего в кухню сына. —  Не  знаю. Бабушка приходила, шумела на  нее.  — Миша достал сок из холодильника, налил в стакан. — Что говорили? —  Не  знаю, я не  очень слушал. А, вот, вспомнил  — бабушка назвала ее артисткой, ой, нет, аферисткой, я, правда, не знаю, что это такое. — Так, ясно. А Оля что? — Оля молчала, а потом плакала, когда бабушка ушла. Забрав стакан, Миша ушел к себе. Из-за закрытой двери Оля услышала, что Сергей с  кем-то разговаривает по  телефону и  идет в  сторону ее комнаты. Голос приближался. —  Значит, так,  — Оля услышала отчетливо только эту последнюю фразу.  — Я попрошу тебя больше никогда без меня в этот дом не приходить, ты меня поняла? Мама, я не шучу, больше без меня здесь не появляйся. Он нажал отбой и постучал в ее дверь. —  Оля, я прошу у  вас за  маму прощения, этого больше не повторится.

—  Сережа, это неправильно, я действительно вам не  пара, я только няня ваших детей. —  Да, пока вы только няня моих детей, но  я хочу, чтобы вы стали моей женой, настоящей женой. — Но зачем? Я не могу! — Почему не можете, я вам совсем не нравлюсь? — Нравитесь, но разве этого достаточно? — Вы мне тоже нравитесь. Так давайте попробуем? — Что попробуем? Спать вместе? — Ну, хотя бы, — смутился Сергей. —  Мне нужно время подумать,  — сказала Оля после долгой паузы. — Оля, скоро четыре года, как мы знакомы, разве этого мало? —  Мне кажется, что мы как-то не  так были знакомы,  — сказала она. — Ну, так давай познакомимся, — перешел он на «ты». — Давай, — улыбнулась она.                                        13 Мира заехала к  ним в  воскресенье. У  мужчин был срочный заказ, и  они торчали на  работе с  утра до  вечера, а  дети были в школе. — Поехали, я отвезу тебя в одно классное местечко, — сказала Мира. Они одели Иришку и  сели в  машину. Оля думала, что они поедут куда-нибудь в  кафе, но  Мира остановилась около салона красоты. — Мы пойдем в салон? — Да, дорогая, и не надо так пугаться, это совсем не больно. — Но что мы будем там делать? — Будем делать из тебя женщину. — В каком это смысле? — В смысле красоты. Несмотря на Олины бурные протесты, ей сделали современную стрижку, оставив при этом волосы длинными. Выстригли челку, свободно падающую на  лоб, несколько локонов около ушей,

помыли оттеночным шампунем, сделали маникюр, педикюр, покрасили брови и ресницы. — А теперь поедем приоденем тебя. — Мира, я не поеду ни в какой магазин, у меня все есть. — Ничего у тебя нет. Не ходят здесь так. — Как именно? —  Застегнутыми на  все пуговицы. Как будто ты в  каком-то монастыре воспитывалась. Оля подумала, что Мира даже не  представляет, насколько она права и  в  каком строгом монастыре ей пришлось провести свое детство. —  Я тебя не  в  магазин приглашаю. Ко мне поедем,  — сказала Мира.  — Я до  родов точно как ты была, одежды много осталось. Не влезаю теперь ни во что, а выкинуть жалко. Вот если похудею, то обратно у тебя заберу. Обе понимали, что это шутка, Мира и  не  собиралась худеть, Андрею она и в таких размерах очень нравилась, он не мог пройти мимо, чтобы не дотронуться до нее, не обнять. Зачем худеть, когда она и так прекрасна! Увидев ее вечером с  новой прической, в  шортах и  открытой маечке, Сергей даже присвистнул. —  Сереж, это не  слишком?  — спросила она, оглядывая свой новый наряд. —  Это в  самый раз,  — сказал он,  — ровно то, что нужно. А  давай уедем куда-нибудь на  следующий уик-энд? Детей подбросим Мире, а сами смотаемся на море? — Мы и здесь живем на море, — напомнила она, улыбаясь. Она понимала, что море — только предлог, чтобы побыть наедине. — А мы на другое поедем. В Эйлат. Сергей забронировал номер в Queen of Sheba с видом на море. Отель был роскошный, Оля никогда раньше в  таком не  бывала. Приехали под вечер, сходили поужинать, потом вернулись в номер. Когда Сергей вышел из  душа, Оля уже лежала в  кровати, натянув на  себя одеяло до  самого подбородка. В  глазах

растерянность, неуверенность и  даже страх. Никогда на  него так не глядели женщины, с которыми он имел дело. Он рассердился. — Послушай, — сказал он, заходя со своей стороны кровати, — ну, не  хочешь, так и  скажи. Я не  трону тебя, я  же не  насильник какой. Он выключил свет. — Я просто не знаю… — голос дрожал, вот-вот расплачется. — Ну что ты еще про меня не знаешь? Оля молчала. Сергей резко к ней повернулся. — Господи, Оля, ты что, не… Ты что — никогда раньше не была с мужчиной? Оля кивнула, и по щекам потекли слезы. — Родная, не плачь! Ну, я идиот! Я просто представить не мог! Он обнял ее, притянул к  себе. Она не  сопротивлялась, просто тихо плакала у него на плече. — Олечка, не плачь, я не хотел тебя обидеть, я просто не знал, я вообще ничего о  тебе не  знаю. Ну, расскажи мне о  себе,  — он гладил ее по голове и уговаривал, как ребенка. И  Оля начала рассказывать ему о  девочке, жившей в  этом недобром бабьем царстве, где ей с  самого детства вколачивали в  голову мысль, что от  мужиков один вред, что им ничего от  женщин не  нужно, только вот это самое, что нормальные женщины этим никогда не  занимаются, только одна ее мать, так ведь что с  нее, дуры, возьмешь. Как не  разрешали ей никого из  школы приводить к  себе в  дом  — ни девочек, ни тем более мальчиков. Как единственной ее отдушиной была библиотека и  Анна Григорьевна, бабуля, со  своей внучкой Машей, которые приняли ее в  семью как родную. Как потом была учеба в  университете, экспедиции, научная работа, и  ей было совсем не  до  любви, нужно было зарабатывать и  матери помогать материально. Как в  одночасье это закончилось и  начались три долгих года ухода за  ослепшей и  парализованной бабулей, и  можно было только в магазин и в аптеку выскочить быстро, потому что оставить ее было нельзя. Как они жили на одну маленькую пенсию бывшей библиотекарши, а  ведь надо было еще и  лекарство покупать,

а  Маша сама с  трудом сводила концы с  концами, ей нужно было на  одну зарплату мужа вчетвером прожить. Но  что это все равно было счастье, потому что бабуля ее любила и  Маша любила, а больше, кроме них, Оле никто и не был нужен. Сергей слушал ее, обнимал, целовал ее мокрые от  слез щеки и  безумно жалел этого несчастного ребенка, никому не  нужного, никем, кроме чужих людей, не  любимого. Он представить не  мог, откуда у  нее взялись силы все это преодолеть, выдержать эту жизнь, полную практически нищеты со  всеми связанными с  ней унижениями, не  озлобиться, а  наоборот, накопить в  себе столько любви, которую она так щедро и  безоглядно дарила его детям. Перед ним, как перед королевичем Елисеем, стояла сейчас задача разбудить своими поцелуями спящую красавицу, пробудить в своей жене — женщину, которую попытались убить злые ведьмы. И  все у  них, конечно, получилось, и  Оля потом заснула в  его объятиях, а  он все смотрел на  нее и  думал, что не  такой уж он, наверно, плохой, если Бог послал ему этого ангела в  награду за  какие-то его хорошие дела. А  потом он тоже задремал, но  ему привиделось, что то, что он держит в объятиях любимую женщину, это только сон, и  он проснулся в  панике, но, увидев рядом свернувшуюся калачиком Олю, успокоился, притянул ее к  себе и опять заснул, уткнувшись носом в ее макушку. Завтрак они, конечно, проспали и выбрались из кровати только к обеду, поплавали в бассейне, пообедали в индийском ресторане, прошлись по набережной и вернулись обратно в гостиницу, в свой личный, только что ими обретенный рай. У  них была еще пара часов до  отъезда, и  не  нужно быть семи пядей во  лбу, чтобы понять, как они их провели. Они ехали на  машине к  родственникам, чтобы забрать там своих детей. Ветер из  приоткрытого окна трепал Олины волосы, и  Сергей просто не  мог оторвать глаз от  этой развевающейся пряди. Ему нравились женщины, иногда он даже бывал влюблен, он даже был счастливо женат в течение двенадцати лет, но если бы его спросили о любви, то только сейчас он мог бы с уверенностью сказать, что знает, что это такое. Оля посмотрела на него и улыбнулась.

— Сережа, смотри на дорогу, мы разобьемся! —  Ни за  что! Наша с  тобой долгая и  счастливая жизнь только начинается.                                        14 Был выходной. Сыновья отправились к друзьям, у Ириши был послеобеденный сон, Сережа сидел за  компьютером, а  Оля возилась со  своим балконным огородом. Это ее увлечение постепенно начинало перерастать даже в небольшой бизнес после того, как они с Антоном сделали сайт на трех (!) языках — русском, английском и  иврите, который так и  назывался  — «Балконный огород». Там были прекрасные фотографии Олиных огурцов и  помидоров и  лозунг «Хочешь такие  же, но  не  знаешь как  — спроси здесь!». Так начал формироваться форум любителей выращивать овощи в  домашних условиях, Оля честно отвечала на  многочисленные вопросы, потом пошли заказы на  семена и  рассаду. При желании это можно было бы развить во вполне нормальный бизнес, но она пока не  знала, хочет  ли она жертвовать временем, проводимым с  семьей, ради денег. Пока ограничивалась только платными консультациями, подбором семян для того или иного климата и  минимальным выращиванием рассады для израильтян, готовых приехать и  забрать ее прямо у  нее из  дома. Большего на сравнительно небольшом балконе и не сделаешь. Когда Сережа появился в  дверях, она сразу поняла, что он взволнован. У него было выражение лица как у человека, который еще не решил, плакать ему или смеяться. — Оль, давай выпьем! У нас есть дома что-нибудь покрепче? Вопрос был риторический, потому что Сергей прекрасно знал, что в  доме были и  водка, и  коньяк, и  где стоят бутылки, он тоже знал. Она вытерла руки об тряпку, сняла фартук и вошла на кухню. Он уже достал бокалы и разливал коньяк. —  У  нас праздник?  — осторожно спросила она, помыв руки и вернувшись на кухню. — Не знаю, — честно ответил Сережа. — Сама решай!

Он протянул ей лист бумаги, на  котором был напечатан скриншот экрана с  заметкой одного из  российских новостных сайтов. В  заметке говорилось, что вчера было совершено покушение на  бизнесмена Владимира Федорчука. Его машину обстреляли, водитель и  бизнесмен убиты на  месте, жена в  больнице в  тяжелом состоянии. Бизнесмена подозревают в  связях с  одной из  криминальных группировок, и  прокуратура считает это покушение следствием криминальных разборок и попыткой передела сфер влияния. — Знаешь, Олюш, я не понимаю, что чувствую сейчас. С одной стороны — облегчение, ведь он был моим заклятым врагом, из-за которого нам так срочно пришлось уехать из  страны. С  другой  — видит бог, я совершенно не хотел его смерти и уж тем более гибели его водителя и  жены. Этого вообще ни один нормальный человек хотеть не  может. Может, ты не  поверишь, но  мне его даже жалко, и  сына его тоже жалко, для него теперь все хорошее кончилось. Мутно мне как-то, Оль… Она подошла к  нему, обняла за  шею, притянула его голову к своему боку. —  Сереж, ты вернуться в  Россию хочешь?  — ударение было поставлено на слово «Россия». — Я? Из-за этого? Нет, конечно же нет. Не верю я, дорогая, что там можно нормально жить. Не  он, так какой-нибудь другой подонок будет считать себя вправе распоряжаться моей жизнью и жизнью моих детей. Я не хочу возвращаться. Та жизнь для меня умерла. Давай вот за это и выпьем. И  они выпили, молча и  не  чокаясь, как и  положено по покойнику.                                      15 Месяца через три после этого разговора, Оля поняла, что беременна. Тест беременность подтвердил, и  она запаниковала. У  них уже есть трое прекрасных детей, вполне достаточно для одной семьи, но  ведь это Сережин ребенок! Как от  него избавиться?

Сергей понял, что она чем-то обеспокоена, пристал с  расспросами, и  пришлось все рассказать ему, когда у  нее самой еще не  сформировалось какого-то определенного решения. По  реакции мужа она поняла, что единственное, что он сейчас испытывает,  — это страх. Его можно было понять, учитывая, что первая жена умерла родами. — Господи, Оля, мне так страшно! — он притянул жену к себе. — Мне тоже, но мне так хочется родить этого твоего ребенка. Все. Приехали. Он уже слышал эти слова и  видел это выражение лица пять лет назад и  у  другой женщины. Сергей понимал, что бессилен перед этим всепоглощающим материнским чувством, которое сидит в  каждой или почти в  каждой женщине. Бороться с  этим чувством бесполезно, как бесполезно бороться с силами природы, — ему просто надо покориться. —  Давай будем решать после похода к  врачу,  — сказал он.  — Но  пообещай мне, что если врач скажет, что есть хоть малейшая опасность, ты сделаешь аборт. — Обещаю! На  обследование они поехали рано утром. Сергей накануне предупредил брата, они вынули из  кровати спящую еще Иришку, одели ее, разбудили мальчиков, велели им справляться самостоятельно и отправляться в школу, сели в машину и в восемь утра уже были в  больнице у  врача, которого им порекомендовала Мира. Сергей объяснил врачу ситуацию  — тридцать шесть лет, первая беременность, свои психологические проблемы. — Мой дорогой, я не знаю, какой диагноз был у вашей первой жены, но  уверяю вас, что у  нас рожают и  в  тридцать шесть, и  в  сорок шесть, если еще способны зачать в  таком возрасте! Это совершенно не  проблема. Мы все внимательно проверим, не волнуйтесь, посидите здесь, — сказал врач и увел за собой Олю. Через какое-то время они вернулись, и  врач заверил, что никаких противопоказаний он не видит, что они, конечно, сделают генетический тест, но  пока он считает, что Оля прекрасно может родить здорового малыша.

—  Ну что, принцесса, хочешь, чтобы у  тебя был братик или сестренка?  — спросил Сергей у  дочери, когда они вышли в коридор, где та ждала их, играя с телефоном. — Еще один? Нет, не хочу! — сказала Иришка. — А вот мы хотим, — Сергей с улыбкой посмотрел на жену. — Ну ладно, — смилостивилась девочка. — А когда? Завтра? — Нет, — засмеялась Оля. — Не завтра, но скоро, очень скоро. Оля, в  отличие от  многих других женщин, категорически не хотела, чтобы Сережа присутствовал при родах. И  зрелище это не  слишком эстетичное, да и  Сергей так нервничает, что только мешать будет. — Я позвоню тебе, как только смогу, а ты возвращайся домой, сиди с детьми и вообще займись чем-нибудь полезным, — сказала она, уходя от  него по  длинному больничному коридору вслед за медсестрой. — Хорошо, но ты там не очень долго, — крикнул он ей вслед. Она обернулась, улыбнулась и  только рукой махнула, мол, уходи уже. То  ли Сергей так усердно молился, что его молитвы дошли до  небесной канцелярии, то  ли у  ангелов роды проходят быстро, но Оля родила довольно спокойно, и врачи действительно сделали все возможное, чтобы ни малыш, ни мать не мучились. Роды в  Израиле  — очень семейное дело, поэтому через пару часов все члены семьи уже побывали у  них, посмотрели на  малыша, поохали, какой он хорошенький. Последней пришла свекровь. Она открыла дверь палаты, и по ее нерешительному виду Оля поняла, что та боится, что является непрошеной гостьей. — Поздравляю тебя, Олечка, ты такая молодец! — Спасибо, Элла Иосифовна! —  Я хочу попросить у  тебя прощения, ты  же знаешь, я ведь не со зла. — Конечно, все нормально, я уже все забыла. Свекровь быстро отвернулась, но  Оля увидела, что у  нее на  глазах слезы. Та порылась в  сумочке, как будто что-то искала,

вынула носовой платок, которым промокнула глаза, и  маленькую коробочку. — Это тебе, дорогая. В  коробочке лежала очень красивая золотая подвеска в  форме чуть оплывшего, как на  картинах Сальвадора Дали, сердца, усыпанного бриллиантовой крошкой и  с  одним более крупным камнем чуть выше и правее середины. Подвеска была на красивой золотой цепочке. Очень стильная вещь. —  Большое спасибо,  — залюбовалась Оля, а  свекровь в  это время разглядывала нового внука. — Точная копия Сережи и Антона, — заключила она. — И деда. Та же порода. Уже решили, как назовете? — Да. Его зовут Саша, Александр. —  Александр,  — повторила свекровь.  — Да, это правильно. Ему бы понравилось. Оля поняла, кого она имела в виду. —  Все, Олечка я пошла,  — заторопилась Элла Иосифовна, не желая, чтобы невестка видела, что она опять прослезилась. —  Спасибо тебе за  все  — за  детей, за  Санечку. И  за  Сережу тоже, — сказала она уже от двери. «Это вам спасибо за  Сережу»,  — подумала Оля, когда дверь закрылась.                                       16 Рождение сына решили отметить широко, пригласив всех друзей. Сергей оплатил приезд Маши с  Андреем и  девочками, приехал Женя с  женой Катей и  пятилетним сыном. Их довольно большая квартира стала вдруг тесной: усадить всех не  удавалось, но  никто не  был в  обиде, потому что закусок было много, Оля и Мира постарались на славу, выпивки тоже было достаточно. Дети прибегали, хватали со  стола то одно, то другое и  опять убегали. Казалось, что их не  восемь, а  как минимум шестнадцать, так как они умудрялись одновременно появляться в  разных местах, и  уследить за  ними было невозможно. Удивительно, что сам виновник торжества спал в  коляске, сытый и  довольный, не обращая на шум никакого внимания.

Мужчины живо обсуждали что-то свое, женщины  — Маша, Мира и  Катя  — в  другом конце комнаты тоже беседовали, разражаясь периодически громким смехом, Элла Иосифовна, взирая на  все это безобразие со  снисходительной улыбкой, перетирала вымытые Олей бокалы. «Вот и сбылась моя детская мечта, — подумала Оля. — Все как я хотела: чтобы много детей, чтобы все ели, смеялись, чтобы всем было хорошо. Сбылась мечта! Надо же». Гости разъехались по  домам и  гостиницам, Саня был накормлен и  спал, почмокивая губами. Оля заглянула к  Антону, поправила одеяло. Потом зашла к  Мише, опустила крышку лэптопа, оглядела комнату, полную гаджетов, зарядных устройств: все мигает, живет своей жизнью, всюду огоньки  — чисто космический корабль! Двадцать первый век, что поделать. У Иришки в кровати куча плюшевых зверушек, на полу раскрытая книжка, значит, опять она «читала» своим игрушкам книжки на ночь. Сережа не спал, ждал ее. — Ну что, Мороз-Воевода, обошла свои владения? — Да, — заулыбалась она, — спят. —  Ну и  ты ложись наконец,  — сказал он, раскрывая ей свои объятия. Оля легла, прижалась щекой к  груди мужа. Засыпая, она слушала ровное биение его сердца. Тук-тук, тук-тук, тук-тук…