Подписка о невыезде из ада-копия5

— И потерпевший ничего не сказал. Он в больнице лежал. — Не понимаю, они что, не видели, с кем имеют дело? — Как же, видели. Я-то на суде был. Как же они могли меня не видеть? — Резонно. Ты действительно во время суда всю дорогу молчал? — Угу. — Да, они тебя, как и мы, за умного приняли. Что же ты теперь делать будешь? — А ничего. В зону пойду. Буду дворником работать. — И сколько тебе дали за твое молчание? — Два года. Буду сидеть. А если понравится, я совсем останусь. Эта последняя фраза вызвала у Кантика жуткую зависть: вот, действительно, блаженное неведение во всей его красе, вот когда оно может пригодиться. — Еще вопрос. Скажи по честному: тебя за какие грехи сюда пе- ревели? Он молчал. — Скажи, у тебя что-то было с мужчиной в камере? Смущенно, потупив глаза, признался: — Угу. — Ты провинился? — Я ничего не делал. Он сам пристал: «Дай, дай!» — Ну, и ты... — Нет. Я ничего не делал. Он сам пристал. — Не стесняйся, здесь все свои. Как же это получилось, ведь в камере просто так не обидят. — А, — кисло скривил губы, — он, дурак такой, говорит: «Хо- чешь конфетку?» — «Хочу, — говорю, — конфетку». — «Слезай, — говорит, — вниз». — «Дай», — говорю. «Дай», — говорит. «Не дам», — говорю. «Не дам», — говорит. — Ну, а дальше-то? — О! — принялся жестикулировать. — Ручищи-то у него? Что я с ним сделаю? Нахал. — Ребят бы позвал. — Как? Я конфетку ел. — Ты же говорил, что он не дал. — Я сам взял. — И? — И-и. — А ты бы сопротивлялся. — Как? Руки-то он мне к бедрам прижал. — Дальше. ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 199

— Дальше, дальше... Дурак он. Нагнул меня и все. А потом набросились, как голодные: «Дай, дай». Устал я. Не хочу больше раз- говаривать. — Нам же интересно. Может, у кого-нибудь здесь тоже конфеты есть. — Не хочу. — У тебя что, месячные? — Не хочу и все! Отстань. Противно даже... В камеру ввели усмиренного Валета. Он еле передвигал ногами. Только после того, как его подтолкнули, по инерции сделал несколько шагов вперед. Корпус не разгибался. Правая рука висела плетью, ле- вой держался за живот. Одежда — клочьями. Глаза покрылись серым мхом. Он, пугливо озираясь, шмыгнул под нары. Там уже для него был приготовлен матрац. От металлических плит тянуло холодом. Он не лег на матрац, а согнувшись в три погибели, сел на корточки. Руки по-собачьи упер в пол. Голова цепляла свод нар. Так он и сидел непо- движно, на четвереньках. Кто-то пукнул, демонстрируя презрение. Глазок приоткрылся. Вертухай, конечно, заметил перестановку мебели, но это его не интересовало. Через минуту он заглянул вновь. Было тихо. Набегавшийся за день по коридором, устав от неугомонных пас- сажиров, он отправился в служебку почифирить, а потом покимарить. Его совесть не мучили угрызения. Совесть тоже человек. Да и за кого болеть душою. За день такого насмотришься, что готов отпустить ду- шу на вечный покой. Пусть останутся тело и кулаки, да еще пищева- рение. Со слабыми нервами здесь лучше не работать. Сентименталь- ничать тоже не стоит. Зэки народ коварный. Уступишь в одном, дру- гом — окажешься на крючке. А можно было бы жить: дубленка — блок сигарет, кожанка — стакан водки. Сущий пустяк: вывести в ко- ридор в ночное время, влить я горло стакан водки, да и забирай оде- жонку. Тут франтовитые попадаются. Но большинство — голь пере- катная. За что сидят? Тот — шапку сбил с прохожего. Этот — надер- гал пучок «дворников». Там же в машине и уснул. Разбудили. Дали срок. А туда же — в воровскую компанию. Вертухай зевнул: скучно. Зэкам не спалось. Организм привык, с одной стороны, к распо- рядку, а с другой стороны, ночной сон приходил не сразу, перебивал- ся дневным. Было любопытно: как там Валет. Валет не подавал признаков жизни. И вдруг в тишине послышалось, будто что-то течет. Прислуша- лась. Точно. Прерывистое испускание доносилось снизу. Попрыгали ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 200

на пол. Так и есть. Догадка подтвердилась: Валет, даже не сняв шта- ны, мочился. Под ним была огромная лужа. — Ты совсем ох... — зарычали на него. Он еще больше съежился. Приготовился к тому, что его будут бить, но его руками не достать. — Вылезай! Попытался что-то ответить, но только прохрипел. — Вылезай, хуже будет! — Оставьте его. У него и так все отбито. — Что же, терпеть? — Рожей его в мочу! — Небось, сам недавно говно жрал, ублюдок. — А ты видел? — Ну вас. Делайте, что хотите. Тот, что был сверху донизу в наколках, пошл к умывальнику за шайкой, в которой обычно мыли ноги и стирали белье. Он наполнил ее водой и метнул содержимое на половину Валета. Тот рычал. Казалось, он превратился в маленького зверя. Его еще и еще раз окатили водой. Лили, как в кротовую нору. — Вылезай! Стучали зубы. Ходил под кожей кадык. Дико горели глаза из темноты. Когда вода попала ему в лицо, а пронизывающий холод переме- стился глубже, под самые лопатки, а затем покрыл инеем сердце, он больше не видел перед собой людей. Они превратились в камни. Раз- дирая в кровь кожу, он летел в каменную пропасть, и только губы шептали: «Мария, Мария... Господи, да помоги же ты им — ни в чем не повинным детям. В каждом из нас — царственная кровь». Бездорожье. Желтая вода в канавах, как бы захлебнувшаяся солн- цем, медленная, никуда не текущая, и будто облако стоит на месте и плачет синей пеной, и не облако это, а белый загнанный конь. Вот в такую даль меня занесло. Тихо. Поют птицы. Гудит шмель, чем-то похожий на мельничный жернов. Работают крылья, перемалывая прозрачный воздух, отчего он становится непривычно терпким и густым. Забираешь полной грудью, а дышать, кажется, трудней: дурманит. Так и хочется завалиться в придорожных кустах, заложить руки за голову и долго-долго пить его через соломинку, пока не переберешься в другое, чистое измерение, где нет людской зависти, больших и маленьких людей, асфальта, ма- шин, повседневности, всего того, что именуют суетой. Я замечал, что новое поколение притерпелось к игу больших го- родов, ему уже нужен, как воздух, допинг выхолащивающих душу шумов, ему уже не хочется, да и некогда прислушаться к биению чу- ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 201

жого сердца, да и к самому молчанию тоже. От этого и равнодушие, заглушающее все первородное, по-настоящему ценное, что есть на земле. Оно будто с кляпом во рту, не может закричать, обратить на себя внимание. Мы обрастаем черепашьими панцирями, при кажу- щейся расторопности становимся все медлительней и неинтересней, точно сходим с гигантского конвейера. Не умеем сопереживать, не умеем делать добро, а ведь, в сущности, вылеплены из этой вот при- дорожной глины, да и не на что другое в конце пути не сгодимся, кроме глины. Нам не хочется в это верить, потому что жизнь не кончается ни сегодня, ни завтра, и все еще успеется, нить ариаднова свита в клубок, потом когда-нибудь бросишь его себе под ноги, и путеводная змейка выведет тебя к чистоте и добру, придет само собой очищение. Все так живут, по крайней мере, большинство, это только те, кто на виду, кто занимает какое-то положение может себе позволить такую роскошь — возлюбить ближнего. Одни говорят, что тяжело нести свой крест, дру- гие — «тяжело в этот крест гвозди входят...» Разные мы люди, и до того разные, что есть среди нас и гробовщики, и плотники, но каждый — при топоре... Я боюсь жизни. Какая она хрупкая и до боли неисправимая: и се- годняшний грех — он и завтрашний грех, а ты ничего уже не можешь вернуть и переменить. Дерево можно склонить до земли, а человек ломается как спичка. Раз — и нет его, и ничего, ничего от него не остается. Конечно, будут дети, будет память плохая или хорошая, но вот конкретно этого самого человека, который мелькнул, как в вагон- ном стекле, уже не будет, он даже случайно не повторится. Всех нас разбросает по мирозданью, как прошедшую листву. Нет, все-таки мне нравится, что есть еще такие дороги. Малые. Неприметные. Я бы вместо тюрем и колючей проволоки сохранил хо- тя бы одну такую дорогу и вывел на нее для раскаяния всех грешни- ков, только по одному, а не этапами... Пользы было бы больше. Я не слышу своих спутников. Мне вообще-то уже не нужны разъ- яснения, что это за места, как здесь славно отдыхать летом. Для меня это безымянное место, пробуду я здесь три дня, не больше, ни к чему не успею привыкнуть, никогда меня не потянет в эту гостевую даль. Не остановишь это чудное прекрасное мгновение. Просто напомнит оно мне детство, купанье в реке, березовую рощу с ее грибной ратью, пруды, где ловились караси, близких, которые были молодыми, а те- перь ушли навсегда — и из сегодня, и из завтра... Просто я переступил еще один порог бытия. И, быть может, близок - последний. И там, в подземном пристанище, моя душа станет одной беспрерывной стра- тоизогипсой, тщетно пытающейся взмыть в небо. ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 202

Мы на ветру безверья без наших детских снов безумны как дере- вья в заснеженный Покров. Он ближе с каждой фразой – последний страшный круг. Что стало с третьим глазом? О, как я близорук!.. Вот оно... летит... белое загнанное облако... Я не верю, что все так просто на небе и на земле, при жизни, по- сле жизни и до нее, с верой, без веры. Мы все задумываемся над тем, что нас ждет после... Синклер Льюис в «Бэббит» замечает: «На самом деле вся вера сводилась к тому, что есть какое-то Высшее Существо, которое пыталось создать нас совершенными, но, по всей вероятно- сти, потерпело неудачу...» А я бы исправил: «Пока терпит неудачу». Процесс не завершен. Не знаю, где уж наши души проводят свое сво- бодное время — на космических ли матрацах, в райских садах, на пе- реговорных пунктах антимиров, за чашкой кофе в аду, — но что они существуют, перебираясь из хаоса в хаос, лично я верю, а иначе, зачем творить нас, зачем творим мы. Если в это высшее поверят все разом, оно материализуется, и чудо свершится, и его можно будет потрогать руками, но захочется ли встать перед ним на колени, если оно будет слишком похоже на нас, не возникнет ли желание снова ткнуть паль- цем в небо и задать глупый вопрос: «Разве там ничего не осталось, там... где плывут белые загнанные облака?..» А разве этого мало? Моя египетская ночь О юных губ светла – как горлица в темнице. Горячий почерк, Я зачерпнул в свои ресницы Прикосновение руки!.. звезду, несущуюся прочь. Весенний вечер И с той поры, Непорочный и с той поры Летит тебе не вижу снов, а только – звуки… Под каблуки. Я восклицаю ваши руки!.. Ты как струна Я высекаю из искры Виолончели, не пламя, а могильный холод. Как тишина Любимая, - В колоколах… о, есть же повод! - Как на бессмысленных лишиться – к черту! - головы… Качелях Я б прыгнул в бездну, Качалось время но, увы, На часах… все бездны мира мне – по пояс… Я опоздал на этот поезд… на этот пир среди чумы!.. ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 203

_______СОН В БОКАЛЕ КРАСНОГО МАРТИНИ_______________________ АЛЛЮМИНИВЫЕ ШТОРЫ ВМЕСТО БЕЛЫХ ОБЛАКОВ. И ГРАНИТНЫЙ СТРАШНЫЙ ШЕПОТ ВМЕСТО ПАРУСА НА МАЧТЕ… ВНИЗ ПРОТЯНУТЫЕ РУКИ. НЕ КО МНЕ… НУ, А ВСЕ Ж, А ВСЕ Ж, А ВСЕ Ж - ТЫ НЕ МОЖЕШЬ УСПОКОИТСЯ И ЗАСТЕЖКИ НЕРВНО РВЕШЬ НА ОКОВАХ ТОНКИХ КРУЖЕВ, ЧТО СОСКИ ТВОИ УКРЫЛИ. А БЫЛА ТАКАЯ НОЧЬ: НОЧЬ В НАБЕДРЕННОЙ ПОВЯЗКЕ СВЕТЛОЙ ЛАСКОВОЙ ЛУНЫ!.. ПОДАРИЛ ТЕБЕ НА СЧАСТЬЕ ЛИШЬ ПОДКОВУ ОТ ПОЛ- ЦАРСТВА – ВСЕ, ЧТО БЫЛО У МЕНЯ… ВЫПЬЕМ КРАСНОГО МАРТИНИ ЗА ЛЮБОВЬ И ЗА КОНЯ! В Москве лето как-то особенно быстро сменяется осенью. Идут дожди. Слякоть. Грязь. Лужи похожи на мутные очечные стекла ста- риков, читающих прошлогодние газеты. Невольно поддаешься грусти. Вот и пролетел еще один год. Елки и огни на ней, это – потом, а за праздничным столом каждому из нас вспомнится лето. Летом не пре- рывается любовь. Не хватает духу расстаться друг с другом. В это время «поспевает» загадочная русская душа, которой, в сущности, плевать на календари, на летоисчисление в целом. Нам не хватает солнечных дней в году, и мы пытаемся восполнить этот пробел по- спешностью и азартом. Мы торопимся жить, влюбляться и умирать. У нас все от вольного: и гулянки и пьянки… Даже животным это пере- дается… Я подарил Беда соседу по даче. Меня никогда не бывает дома, а потому и некогда ухаживать за собакой. Беду было не привыкать пе- реходить из рук в руки. Это я так думал. А он затосковал и заболел. Геннадий показал его ветеринару, но тот только развел руками: «Ме- дицина бессильна. Собака ослепла и ничего не слышит… Можем ее усыпить… Сделать укол?..». – « Я, пожалуй, тебе сделаю!» - гаркнул Геннадий. Он привез собаку в деревню, заперся с ней в доме, и целыми дня- ми нюхал героин, обкуривал им собаку. Бед, вероятно, попал, что называется, «под дым», и не так страдал, впав в прострацию. Зрачки его глаз сузились, но он держался на ногах, лишь изредка скулил, но уже не от боли, а от галлюцинаций и вызванных наркотиком пережи- ваний. Перед его глазами стояли видения. Ему казалось, что его прежнюю хозяйку пытаются обидеть. Он рычал, скалил зубы, все быстрее и быстрее теряя силы. В какой-то момент Геннадий понял, что собака умирает. Она еще цеплялась за жизнь, но сил не хватало. ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 204

Бед подполз к двери, ища выхода, как будто точно знал, что есть на земле такое место, где смерти не существует и нет боли. Когда же дверь открылась, Бед пополз по этой, одному ему из- вестной дороге. Красные огоньки в воспаленных и обкуренных глазах, казалось, освещали верный путь. Он почти дополз до лесной опушки, тело его содрогнулось, он сделал легкий последний вдох и умер. Геннадий стоял рядом и плакал. Почти одновременно с этой смертью произошла еще одна траге- дия. Рядом с телом собаки рухнул сокол. Удар сотряс землю, будто кто-то бросил в их сторону черный камень… Сердце у птицы остано- вилось еще в полете. Она ни разу не шелохнула крыльями… Как это все-таки странно: умереть в небе, куда многие так стре- мятся, а упасть на землю, где до тошноты тесно… Ведь, рай, точно, совершенно не здесь… Здесь точка смерти. Вернее, черный квадрат. Метр на метр. Тогда, где же рай?.. Проститутки опытные психологи. Они привыкли к каверзным во- просам клиентов, которых почему-то помимо цены на услуги интере- сует главное: что заставило девушку выйти на улицу. Ребята, о чем вы? Не это сакраментальное… Конечно, только нужда. Право, о ка- ких чувствах можно говорить с женщиной, которую нельзя обидеть, ведь она уже была неоднократно унижена, отдаваясь за деньги. А если она этого не осознает, то преспокойно даст обидеть и близкого чело- века, предаст его без угрызения совести. Хотя, может, я и не прав, и мстить за достойного проще… Но скорее всего аргумент найдется общий… Понимаете, ну, так получилось, врагу не позавидуешь, хо- чется дочери дать приличное образование… или «не хватает денег на лечение любимой кошки». А вы предложите проститутке выйти на работу с дочкой, мамой и кошкой в инвалидной коляске, ведь такой командой куда как больше денег заработать можно. Но если вы люби- те экзотику и решили работать санитарами в венерологическом дис- пансере, то запаситесь больничными утками, чтобы сливать туда гнойные байки. Вот сейчас поднакопится немного денег, и – баста! - гетеры пересядут на «Мерседесы», и будут навещать родителей в до- мах для престарелых, жертвовать деньги на изыскания в области воз- вращения девственности певчим птицам. Вы скажете, что можно зарабатывать деньги и по-другому. А как? Пойти мыть полы в богоугодных заведениях, чтобы каждый страж- дущий лез под юбку бесплатно? У женщины нагрузку должны испы- тывать только мускулы влагалища, иначе она очень скоро сама пре- вратится в половую тряпку. А наилучшим упражнением для укрепле- ния половых мышц может являться только удержание влагалищем круто сваренного куриного яйца. Это упражнение желательно делать три раза в день. Когда женщина таким образом научится колоть яйца, ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 205

как дрова, мастерство ее, поверьте, будет оценено по достоинству. Нет, тяжелая мало оплачиваемая работа никому не нужна. Если хоро- шенько поплакаться, то какой-нибудь чокнутый клиент обязательно предложит руку и сердце, сам-то он по наивности, в свободном-то по- иске, может на такую девственную стерву напороться, что посчитает за счастье просидеть всю оставшуюся жизнь на шипах от роз, с кото- рыми таскался на свидание. Лучше примерить несколько чужих ро- гов, чем носиться со своими. И Век другой. Отношения другие. Секс стал намного безопаснее, почти как в пустыне… Вспомнился анекдот. Два нуля катятся по пустыне, а на встречу им восьмерка. Один гово- рит другому: «И как они могут в такую жару!?..». То есть: банальная и смешная ситуация, не требующая философского подхода. Давайте и мы зачехлим дуэльные пистолеты… или … хотя бы зарядим их холо- стыми патронами… Я не Мичурин, но я скажу: «Если к розе привить презерватив, то получится презерватив с шипами, а никак не роза без шипов…». В подземном переходе все возле того же Курского вокзала я встретил свою старую знакомую. Она торговала мужскими носками. — Ой, Зина! – искренне удивился я. – Странно видеть тебя за та- ким непривычным занятием. А я думал, что тебя убили… Извини, ко- нечно, но мне об этом твои подруги намекали… Помнишь меня? — Ой, привет. Художник, ты все рисуешь? — Как тебе сказать… почти нет. — И почему? — Краски кончились. Денег нет. Да, сама знаешь, какая сейчас жизнь… А ты я смотрю… — Завязала. Обрыдло. Не то, что на пиписьки, на носки смотрю с отвращением… — Знаешь, а я за тебя рад. — Можно я тебя поцелую? В щечку же… — В щечку можно. — Я теперь совсем не целуюсь и не… того. — Обед воздержания? — На неделю. Я не волшебница, я еще только учусь… — Я думал, кого же ты мне напоминаешь… Точно, золушку. Ты добрая и несчастная. Твои крысы никогда не превращаются в пре- красную упряжку, и тебе никто никогда не подарил тыкву. Я тоже не волшебник, но я понимаю, что ты делаешь ошибку. Если ты раньше стояла на улице, то теперь ты … ушла в минус. Подземный переход это – та же улица… минус плинтус, минус три метра… минус Бед. — Он умер? ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 206

—Я тоже умирала. Я несколько месяцев лечилась в больнице. Я кончиками нервов чувствовала, что он в беде. Я искала его, но не нашла. Я думала, что он меня предал. Ты похоронил его? — Я знаю, где он лежит. Собака не может переменить адрес подписки о невыезде… — Мы навестим его. — Я его тоже предал… быть может. Я этого не знаю… — Знаешь, мне не нравится, что ты не пишешь картины. Это не- правильно. Музеи, я так думаю выстраиваться в очередь должны за твоими шедеврами. — Спасибо, конечно, но ты сильно преувеличиваешь… Не то время. Сейчас художники должны висеть на стенах, а не их картины, тогда, может, кто-то и обратит внимание. Нужны большие деньги на раскрутку. Теперь на переднем плане шоу бизнес и спорт. Это массо- вые составляющие. Составляющие бездумного бытия. Мне спорт со- всем не интересен. Взять, к примеру, футбол: гонение на мяч, ничего другого. Делали хотя бы штанги для ворот из деревьев с дуплами, чтобы можно было во время матча услышать дятла. В центре поля я поставил бы массажный кабинет для новых русских. По-моему, было бы вдвойне приятней услышать футбольный счет от запутавшейся в сетке ворот кукушки. Фанатов обязал бы присутствовать на матчах в гипсе. А взять зимние виды спорта… Фигурное катание. Скользко, со- гласен. Посыпьте лед солью, а голову пеплом. Хоккей… Клюшки и ноги – отдельно. Зачем? Эффективней были бы костыли... Примитив- но все это… — Давай я помогу? — Ты чего, Зин, на миллион долларов в день наторговываешь? — Нет, конечно. Я бы могла стать твоей музой… Cоглашайся… И тут у меня возникла идея. Я придумал моментально сюжет кар- тины, который не требовал свежих красок. Замечательный выход. Со- здам последний шедевр и буду баллотироваться в безработного... как это правильней сказать?.. на пост безработного. Точно, гады, так и сделаю! Мы с Зиной взяли такси, - моя машина стояла в гараже у прия- теля, - и поехали ко мне в мастерскую. От прежних запасов осталась бутылка шампанского «Надежда» и конфеты «Трусы незнакомки». Это один мой богатый приятель специально заказал на фабрике такие симпатичные фантики к трюфелям, чтобы дарить их женщинам к 8 марта. Зина помогла мне раскроить и загрунтовать обрезки холста. Из двух равновеликих полосок мы скулемали подобие двубортного пи- джака. Конструкцию натянули на подрамник. Аляповатые разновели- кие пуговицы были пришиты черными нитками на левую полу. Лейбл ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 207

«Кристиан Диор» приклеили намертво, - не туфта какая-то, фирма. А в прорезной нагрудный карман я запихнул раскрашенный свежий но- сок. С виду он таким не выглядел, но это уже был брак иностранного производителя, и только. Немного красок, немного фантазии, и ше- девр был закончен. Мы с Зиной отошли на расстояние, и выпили по бокалу шампан- ского. Потом, правда, немного поспорив, добавили водки, которая у Зины была припасена на всякий случай. И это было здорово. — Мне сегодня повезло с настроением. А давай, Саш, ее кому- нибудь впарим, какому-нибудь шейху, и купим тебе новую иномарку. — Я не против. Но, Зин, вполне могут шею намять, а машину… ну, если только «скорую» … не купят, конечно, вызовут… — Спорим, купят? Я бы купила. «Диор» все-таки. — Не, это не моя фамилия. Я свою фамилию помню. Зин, давай я тебе картину подарю. Кроме тебя, ее никто не оценит. — Знаешь, чего мне хочется? — Говори, Зин, что могу, сделаю. — Хочу, чтоб ты меня нарисовал обнаженной с этой картиной над головой. — Знаешь, чего у меня получится? — Че-го? — Два носка. Вот чего. Я же тебе говорил, что моя живопись со- вершенно нетрадиционна. — Знаю. Как оральный секс. — Нет же. Все гораздо сложнее. Все не так. Удивляюсь себе, но я вижу не реальные предметы или объекты, а их ауру… иную, совер- шенно иную, изломанную обстоятельствами ипостась. Не веришь? Да я и женщин-то по-другому воспринимаю, не как все. То есть, я, ко- нечно, могу воспринимать их такими, какие они есть, но не хочу. Жалко. И скучно. С женщиной нужно обращаться как со скрипкой, даже если оборваны почти все струны… Ты про Паганини слышала? Он умел извлекать божественные звуки из одной единственной стру- ны… Ну, ты меня понимаешь?.. — Даже очень уважаю. Сашуль, ну, извлеки из меня звук. А? По- жалуйста, что тебе стоит? Хочешь, я буду пищать, как воробышек? — Не перебивай, я тебе про божественное начало, а ты мне… Ладно, раздевайся. Делай со мной, что хочешь. Я буду отдыхать. — Отлично. Отдыхай, прелесть моя, а я, бля, за двоих порабо- таю… После второго стакана я потерял контроль над собой... Мне было хорошо. Я забыл про все на свете. Я закрыл глаза, и в черно- белом пространстве, замкнутом широкоформатной рамой, похожей на киноэкран, сверкнули молнии, а затем пошел дождь… Каждому знакомо щемящее чувство тоски, охватывающее человека при встрече ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 208

с прошлым: будь то старый двор, где прошло детство, река, листвен- ная аллея… Эти, уносимые течением времени островки памяти недо- сягаемы для простого смертного. Это другие планеты. Я подсчитал: если ехать на машине по мысленно проложенной дороге со скоростью сто шестьдесят километров в час, сидя за рулем по двадцать четыре часа в сутки, до ближайшего островка, поросшего крапивой, с ла- сточкиным гнездом на берегу неприметной речушки, то это путеше- ствие займет четыре с половиной тысячи лет. Какой чудовищный миг! Никакой жизни не хватит, но я готов туда мчаться. Зачем мне это? Нужно: или Цезарь, или ничто!.. Даже если там нет никакой жизни, то отыщется - моя. Я так хочу. Я в это верю. Я верю в другие миры, в переселение душ. Они летят, облачившись в белые одежды, точно снежинки. А еще они похожи на цветы сакуры, которую я ни разу не видел. Я многого не видел из того, что существует, и многое видел, чего на самом деле нет. Но там, в стране моих грез, есть и речка, и мо- ре, и я буду разглядывать гальку на берегу, пытаясь запомнить каж- дый камешек. Вот этот, с тонкими прожилками вместо нервов, конеч- но же, не рубин, но он очень красив и похож на тебя. Гладкий и нежный. Теплый. Послушный. Того и гляди, затеряется среди морских волн: так и норовит скатиться в воду… Я так думаю, что многим захо- телось бы взять его на память, чтобы положить затем в хрустальную вазу или на полку камина. Но возьму его я… Жара. Люблю поваляться на берегу и помечтать. Без всяких усилий са- ми собой закрываются глаза. И вот уже, видимо от перегрева, мере- щится мне баба-яга в ступе. Ступа на хорошем ходу. 600-ая. С откид- ным верхом. Цвета осенней морковки. Баба курит кубинскую сигару. Пальцы перемазаны флердоран- жевой помадой. Вот она тормознула напротив меня. Открыла дверку, сделала попкой двойную вертушку и стала искать глазами, под кого бы под- сунуть свою с химической завивкой метлу, которая выглядывала из- под мини-юбки. Я про себя отметил: если прикатила на пляж без трусов, значит террористка. Сейчас плюхнется рядом, потянет молнию, и в меня по- летят острые металлические флюиды. Хорошо еще, если покалечит только по пояс, а если она вся триперная и вичинфицированная? Обидно будет одновременно лечиться за деньги и бесплатно стра- дать. А она, как чувствовал, разделась и легла рядом. На ней – ничего. Только очки русалочьи - оправа из рыбьей чешуи, да два волоска на лобке из крокодильей кожи. Телка-яга смачно затянулась. Меня обво- локло табачное облако. Перед тем, как рвануло, я успел подумать: «Не ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 209

ценим мы того, что имеем и тех, кто имеет нас…» А телка тем време- нем раздвинула костяные ноги, и смазала кожу пахучим черным кре- мом для обуви. «Ничего себе, подумал, она еще и трахается как са- пожник!..». И еще, - не знаю уж почему, - мне вспомнилось, что это был четверг… Жаль, очень жаль, что я занят по средам… Та-та-та-та… та-та… та-та-та-та… Точно, скрипка… Шербургские зонтики… В ис- полнении Паганини… И это не дождь, а брызги шампанского… Да вот и алюминиевая лодка на том берегу пустыни… Верблюды несут тюки с моими рукописями и картинами… Как хорошо-то здесь, Гос- поди!.. Так красиво!.. Мне вспоминается многоступенчатая ялтинская лестница, поросшая мхом, истоптанная каблуками, покусанная ветра- ми-шатунами. Она была трудна для подъема, но я научился преодоле- вать ее в один прием. Я мерил ее шагами не спеша, изнывая от жары, круто настоянной на сосновых иголках, листьях инжирного дерева… В руках у меня – куча бутылок. Торчат они и из-за пазухи. Я обвешан бутылками с головы до пят. Сегодня устрою себе на балконе праздник. Разденусь до гола. Вылью на голову шампанское, ноги опущу в тазик с портвейном, а пить буду исключительно солнечный херес. За что? Конечно, за цветы зла, за Бодлера. «Он, зная страсть мою к Искусству, предстает мне в виде женщины, неслыханно пре- красной… напиток Зла ужасный…». Забыл купить мадеру. Ну, и лад- но. Она похожа на поцелуй женщины. Первые четыре стакана согре- вают душу, а от последнего, который с трудом держится в глотке, тошнит и побаливает голова. Но если употреблять ее регулярно, то неприятные ощущения пропадают. В конце концов, знал ведь – во что вляпался. Но зато, какое наслаждение испытываешь, валяясь вдалеке от казенной кровати, пропахшей неискренними духами, раздолбанной тенями прошлых душ… А вы пейте абсент… или водку… «Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять…»… Пахнет писаниной, и это понятно: «Дом творчества». Разве вся эта атмосфера создана для творчества? Никогда! Другое дело балкон. Я бы хотел на том свете иметь могилу с балконом, чтобы мочиться на луну, как Есенин. Еще мне хочется, чтоб там были мидии и пиво. И еще, конечно, креветки, ну, хотя бы одна креветка. Они так красиво плещутся на столе, заго- рают, краснеют, говорят с тобой по душам, щебечут как куры… А по- том все равно уплывают в Саргассово море к угрям… Там очень теп- лая вода, семнадцать градусов на глубине четырех метров. Без креве- ток, с другой стороны, тоже не плохо: никто не будет дергать – «Не пей, Сашуля, козленочком станешь». А я посмотрю на свой член и скажу: «Как же! Не дождетесь!..» Вот разбогатею и закажу для него каменный чехол, и буду доставать лишь по праздникам, как скрип- ку… А то, бля, учат отца е… Ща, залью себе глаза, все три, нет, толь- ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 210

ко два, и буду спать как циклоп – на спине… Надо отдохнуть. Утром большой спуск… за пивом… «Но свалится под стол и захрапит пьян- чуга, тебе же не уснуть, тебе не спится с круга». Потом мне приснился еще один сон. Мне снилась женщина. Белая, белая. Она была выреза- на из белого камня Роденом. Как я ему завидую: он спрятал ее глаза от тлена, от укора…и только избранные знают, что, у нее такие же глаза, как и у Магдалены, с которой Рафаэль писал свою даму с гор- ностаями… Сколько ему тогда было?.. Двадцать три… А умер он в тридцать семь как Леня Губанов… Она обнажена во времени и про- странстве, его «Ускользающая любовь». Да, она именно такая. Она такая, как вальсы Штрауса, как строки Пруста… Она летит сквозь прозрачную немоту, касаясь меня кончиками нервов… А потом перед глазами поплыли синие круги… на ходу превращаясь из тир- ренских разбойников в прекрасных дельфинов, и юный Дионис в пур- пурном плаще приветствовал своих менад и меня кубком вина. Вот в чем закавыка: пить надо не стаканами, а кубками, и трахать надо не девочек с Тверской, а исключительно нимф при жизни, а после смерти инфузорий, тогда и предметы обретут правильные черты, и не будет страшен колебатель земли Посейдон, и сам станешь полубогом… И мы опять собрались все вместе: Симон, Бат, Виталик Скура- товский, Ленька Губанов, Коля Потапенков, умерший от туберкулеза, - он так и не успел опубликовать ни строчки, - Юля Вишневская, Во- лодя Галкин, Ким Рощин, - первый цыганский писатель, Арсений Прохожий, совсем еще юная и совсем еще не феминистка, Маша Ар- батова, и я провожал ее до остановки автобуса, и у нее, худенькой и прозрачной, были такие теплые и колючие как полы солдатской ши- нели глаза. Рядом сидит моя жена Ирина, будущая поэтесса, а пока еще малое дитя, которое подобрало на улице еще более неразумное существо в день 8 марта. Наше знакомство ознаменовалось взрывом на Электроламповом заводе. Меня за чтение стихов в этот празднич- ный день высадили из автобуса, и мы отметили это событие в обыч- ной столовой на улице Кирова. На обед были поданы пельмени, борщ, похожий на компот, и компот, похожий на борщ. А сейчас самое время справить тризну по эпохе. Но только где, когда и – с кем?.. ВТОРОЙ ИМПРИНТИНГ О нет, не провожай меня… Обиды – как орбиты, как цепи ка- торжанина – лишь для меня отлиты из первосортной нежности, из проповеди грустной, из вечной неизбежности, из прозы Пруста, из за- мыслов Гомера, Овидия, Вергилия… Все прочее – химера, несносная идиллия. Шагать – так уж по клавишам, лететь – вниз головой, но ни- кому не кланяться, до самой гробовой… Ты с восковою свечкою захо- чешь рядом встать. ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 211

Зачем? Мне больше нечего и некому сказать… Моя родная дочь Маша не может мне простить, что я, часто не- доедая сам, кормил ее пельменями и водил по музеям. А я вспоми- наю свое полуголодное детство без упреков. В четырехметровой ком- натке, где ютились мои родители, мама собственными руками прору- била окно. Мне очень хорошо запомнился розовый абажур – источник одухотворенного света. Он хранил тепло дыханья и свет глаз. Он плел на потолке паутину будущих жизней. Она зарождалась в раскачиваю- щейся в такт колыбельной декабрьских метелей. В смежной комнате жили моя бабушка с тетей. Я собирал во дворе стружки и щепки, что- бы бабушка смогла растопить печь. Языки пламени были похожи на золотых рыбок. Я ужасно расстраивался, когда они уплывали в океан ночи. Сидя на маленькой скамеечке у огня я пытался сочинить при- ключенческую повесть. Я мысленно проложил маршрут от своего до- ма до самой дальней точки земли, а затем заселил несуществующие материки добрыми троллями, белоснежками, гномами, говорящими цветами и поющими деревьями… В моей придуманной пустыне цвели сады, а на полюсах не было ни холода, ни льдов. Детские сны… от них потеряны ключи… и заржавело волшебство. А жизнь порой од- ному человеку не под силу. Может, да, может, нет, может, иначе… Все равно шепот листьев выучу, и запомню одно лишь правило: все пройдет, даже то, что неправильно… Теперь дочь учит меня жить. И она говорит: «Пап, ты романтик и мудак. Твои картины и проза никому не нужны. Проза пережиток прошлого. Люди уже давно подтирают жопы листами из Интернета, а ты по-прежнему кладешь под голову Достоевского и радуешься как ребенок, когда прыщавые поклонницы цитируют твои вирши. Скоро с тобой за руку будут здороваться одни манекены. Мы с мужем строим на твои деньги бензоколонку. Мы ни в чем не будем нуждаться. Мы будем ездить в Рио на белых верблюдах, мы будем бороздить Вене- цию на «Мерседесах», а у подъезда нашей виллы в Марбелье будет стоять фиакр последней модели… И я приведу внука поссать на твою могилу»… Что ж, если ему полегчает, я не против… Но лучше все-таки бо- роздить Венецию на фиге с хреном… Я, наверное, слишком усердно кормил лошадь сеном с маслом. И теперь мне хочется присоединиться к просьбе Лира: «Фи, фи, фи, фуах! Аптекарь, дай унцию мускуса прочистить воображение» и привести реплику Глостера: «Я вижу на ощупь». ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 212

Я знаю, что не умру. Я буду забыт. Но это переносимо. И сто, и больше лет одиночества человеческая душа выдержит. Она и в обо- лочке-то держалась обособленно. Ей не привыкать. Сандро Боттичелли умер в нищете. Он был забыт современника- ми. Но все его мадонны выглядят потерянными не от предчувствия забвения, а потому, что вписаны в овал одухотворенности, в овал Бот- тичелли. Глаза их полны мечтательной грусти, задуты как свечи в из- головье Медичи. Флоренция времен Венеры и Весны погружалась в прошлое. Шел век Савонаролы…. Но не надо разбрасывать гробы, когда на подходе время собирания камней… Не надо этого делать ни- ког-да!… Я сумею настроить и прах свой на золотые секвенции Антонио Вивальди с помощью божьего камертона. Шепчет закат молитвы. Как он красив и глуп. Тянется след от бритвы в прошлое алых губ. Нежность мою и ласки смойте слезой скупой. Я ухожу из сказки с по- сохом и сумой. Кисти мои и краски пусть предадут земле. Как это по- испански? – «Оле!-Оле!-Оле!..». Когда-то и Вивальди был для совре- менников уродцем и астматиком, рыжим монахом, дирижером сирот- ского оркестра и сумасшедшим, слагающим в уме «Времена года». Но его унесло в вечность высокое венецианское барокко, а имена пере- писчиков нот, увы, забыты … Господи, господи, господи, всего-то и нужно написать: один чер- ный квадрат, , одну улыбку, одну строчку, одну фразу, одну повесть… чтобы за- кончить жизнь во вращающейся вокруг солнца одиночке… Как это несправедливо!.. Из дома выйти лень, Чтоб голову склонить. А стоит ли сирень В свирелях хоронить? Лишь горечь на губах. Да ночь летит в окно. И стрелки на часах Повесились давно. Я думаю о вас, Прислушиваюсь… Но От притяженья глаз – Лишь светлое пятно. Мне хочется порой Закапать в них чернил, Чтоб кто-нибудь другой Вас лучше сочинил. ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 213

Я не верю, что придет такое время, когда человечество ни в чем не будет нуждаться. Нет же - в этом нет большой необходимости. Нищий в моем понимании это не тот человек, у которого ничего нет, а тот, которому не хватает сердечных мук, чтобы почувствовать чужое горе. Еще Илья Эренбург говорил на этот счет: «А как утешить?.. Оно чужое». Он говорил мне это лично. Мы были знакомы. Вот в чем мое богатство. А иначе – зачем на свете живем, люди?.. О боже, боже мой, зачем себя мой век так унижает?!. И зачем я остужаю росу на лепест- ках чайных роз, прежде, чем поднести их к губам женщины?.. Зачем позволяют прекрасные богини унижать себя на чужих, хо- лодных простынях уродам с улыбкой амебы? С некоторых пор, с некоторых пор я становлюсь равнодушным к цветам. Гвоздики просто ненавижу. И желтые розы – долой. И все желтое – к черту! Хотя, справедливости ради, пусть в изголовье по- стелют одуванчики. Мне с ними не так одиноко… Как мало на земле красивых слов: « Пожалуйте, вам подана каре- та из паутины звезд и снов!..». Ах, вам еще б и кучера – поэта?.. ТРЕТИЙ ИМПРИНТИНГ В глазах моих – погоня и ложный след. Азалия в агонии. В тонне- лях – свет. Я видел, видел таинство крестильных мачт. Пусть хоть те- бе останется березы плач. Не все во мне от Каина. Душа – как ком с горы. О, рукопись раскаянья, и ты сгори!.. Я втянут в этот круг бессрочный разлук и встреч, увы, порочных. Мне б надо жить скромней и проще… Да кто я, Господи, - н а б о р щ и к!.. Вот губка, крест и казнь, и гвоздь последний вбит, И кровь смывает с ног слезами Магдалина. Поль Верлен. ____________________________________Слушай зов будущего __________________ 214

____________________________________Слушай зов будущего __________________ 215

____________________________________Слушай зов будущего __________________ 0