Твердохлеб П. Г. Любовь моя, печаль моя и радост... часть 2

неуверенность в правильности выбора решения, убивало желание к творческой работе. В результате вокруг Бердникова стихийно или по чьей-то воле возникла нездоровая оппозиция. О явной несовместимости характеров первыхруководителей, их натянутых отношениях среди людей комбината распространялись упорные слухи. Эти слухи по мере их распространения в коллективе преумножались разного рода нелепыми слухами и небылицами. Трудно скрывать неприязнь, которая, как надсадный кашель, рвется наружу. Новый главный инженер, не имея поддержки со стороны, кидался в схватку за справедливость отчаянно, в одиночку. Александр Никифорович, видя непричастность к происходящим нездоровым явлениям, начал искать во мне опору, поддержку и понимание. Я сочувствовал, понимая, кактрудно жить не понятым, а еще хуже - не принятым. И поэтому искренне и бескорыстно готов былоказать ему поддержкуи посильную услугу. Признаться, мне, новому работнику, не раз приходила в голову настораживающая мыслишка: «А не придется ли и мне разделить участь главного инженера?» Однажды поздно вечером позвонил на квартиру Бердников и, словно виноват передо мной, спросил: - Павел Григорьевич, вы еще не спите? - Что вы, Александр Никифорович, я так рано спать не ложусь. - Можно к вам прийти? Мне просто необходимо с кем-то посоветоваться. - Милости просим! Наш дом открыт всегда и для. всех. ердников явился чуть погодя с целойкипой всякой технической л ературы. Речь шла о рациональномпредложении, суть которого заключалась в том, что возможна механизация работ по сушильному хозяйству. Предлагалась схема установки башенного крана перед сушильными камерами. Выполнение работ не требовало ни больших объемов, ни сложности, ни значительных средств. От внедрения мероприятия выгода была настолько явной, что это понятно даже несведущему человеку. Причина непринятия директором этого дельного предложения для меня оставалась загадкой. Постаравшись понять значимость предложения, я дал слово главному инженеру не только

поддержать полезную идею, ио и силами СМУ выполни гь строительные работы. На следующийдень состоялось заседание БРИЗа. По настоянию главного инженера пригласили и меня. Председательствовал сам директор. Наум Александрович выглядел мрачным и настороженным. Бердников свое предложение докладывал обстоятельно, аргументированно, подкрепляя его экономическими расчетами. В результате докладаэкономическая,техническаяи производственная целесообразность поданного предложения видна настолько очевидно, что беспочвенно возражать не имело смысла. Дирек юр. слушая, пытливо окидывал взглядом всех присутствующих, стараясь угадать мысли каждого. Когда началось обсуждение, неожиданно не только для членов бюро, но и для меня самого, директор предложил мне высказать мнение: - Думаю, никто не будет против, если мы послушаем товарища Твердохлеба? Я без колебаний и раздумий сходу ответил: - Я твердо уверен, что очень полезное дело. Удивительно, почему раньше об этом никто не догадался. Сраженный однозначным ответом иявно недовольный, Эшптейн поднялся, пытаясь незаметно распрямить уставшую поясницу. Перевел взгляд на технолога Смольникова Георгия Константиновича, надеясь, что тот изменит направление обсуждения, зная, ■ i о оттого мнения зависело многое, если не все. Георгий Константинович очень плохо слышал и пользовался слуховым аппаратом. Доклад главного инженера он слушал с предельным вниманием, старательно подставляя ухо со слуховым аппаратом в сторону говорившего. Кстати, несколько слов о Смольникове. По образованию он был горным инженером, талантливым и опытным специалистом. Жизнь его мотала, не щадя. Как и тысячи других специалистов, испытал «прелести» многолетнейлагерной жизни. По воле злой судьбы был вынужден сменить профиль и работать в лесной промышленности. Превосходно изучил технологию деревообрабатывающего производства, хорошо разбирался в технологическом оборудовании и вполне заслуженно считался одним из ведущих

технологов-конструкторов на предприятии. В техническое совершенствование производственных процессов внес много полезных предложений. Как человек, обладал мягким, обходительным характером, являлся уважаемым работником в коллективе. Внешне всегда казался спокойным, но внутри кипела неистребимая творческая энергия. Георгий Константинович никогда не стремился к личному престижу, как другие, не ставил целью достаток и повышение. Он жил по закону честности и справедливости. Не изменил он чувству чести и на упомянутом выше заседании БРИЗа. Он твердо и основательно высказался в пользу главного инженера, хотя это стоило немалых усилий, так как и большинство грешных имел слабость к чинопочитанию. Директору, оставшемуся без поддержки единомышленников, ничего не оставалось, как присоединиться к мнению остальных. Внедренная по предложению Бердникова технология формирования пакетов пиломатериалов перед сушкой с использованием башенного крана осталась и поныне. Память сохранила не только положительные моменты из жизни Александра Никифоровича. Время постепенно обнажало и теневые черты его характера. Совсем не зря директор неусыпно и неослабно следил за действиями главного инженера, Разумеется, имел для этого веские основания. Кое-что было наследием прошлого, кое-что свершалось уже здесь, на новом месте. В маленьком населенном пункте значительно труднее утаить, скрыть содеянный поступок от глаз людских, чем. в городе. По поселку усиленно распространялись неприятные слухи, вероятно, выходившие из уст очевидцев, утверждавших, что главный инженер ДОКа большой охотник до хмельного. Он не всегда знал’ меру, место и время. В месте, оторванном не только от областного города, но и районного центра, где за порядком: следил только один милиционер, пьянство процветало вовсю. Приверженность мужчин к спиртному в дни выдачи авансов и получек считалась в порядке вещей. Поэтому вспыхнувшая молва о Бердникове jy г же теряла остроту и значимость. «Кто пьян, да умен - два. угодья в нем». Следуя этой пословице, среди рядовых работников главный инженер не имел дурной репутации. ()днако во всевидящих глазах директора авторитет первого заместителя.

серьезно падал. Их отношения не строились на лучшей основе. Наши деловые и семейные отношения с Александром Никифоровичем являлись нормальными, по праздникам даже приятельскими. К сожалению, один случай, неприятный для воспоминаний, вмиг перечеркнул их. Был май 1965 года. Мы втроем - я, Бердников и председатель завкома Бершадский Петро возвращались домой поездом из Новосибирска. Под хорошим впечатлением от прошедшей в Академгородке технической конференции настроение было у всех отменное. Как тогда часто водилось, мужское общество без спиртного в дороге не обходилось. После затянувшегося обеда под рюмочку, нас, уже захмелевших, под убаюкивающий перестук вагонных колес потянуло на сон. Бердников ложиться отказался, продолжаяприкладываться к начатой бутылке водки. В вагоне уже зажегся свет, когда он начал поочередно тормошить нас. Язык уже плохо подчинялся ему: - До каких пор будете дрыхнуть? Пора ужинать. С большим нежеланием мы поднялись. На столе стояла уже пустая бутылка, валялись объедки, раскрытые свертки с едой. Главный инженер уже не мог стоять на ногах. Глаза его были остекленевшими, лицо пылало, как блин, по губам текла слюна. Дыша свежим запахом водки и брызгая слюной, он бахвалился: - Когда вы безмятежно дрыхли, в мою башку лезли чертовски грандиозные мысли. Вам разве понять их? Вы же мелко плаваете! Мы спросонья недоуменно смотрели на теряющего здравый рассудок Бердникова, ничего не говорили ему против, только переглянулись. Тут в купе впорхнула проводница и поставила на стол три стакана горячего чая. Мы сели ужинать. Мы с Петром по одну сторону стола, Александр Никифорович - по другую. - Петро, доставай бутылку! - скомандовал Бердников. Бершадский заколебался: - Она будет вам во вред. Главный инженер посмотрел на предзавкома так, что казалось, еще доли секунды, и он бросится на нас. В пьяном состоянии, как известно, ума большого не надо.

Я попытался охладить буйный порыв охмелевшего, переходя на официальный тон: - Александр Никифорович! Петро прав. Влил ты и так до неприличия. Как бы не нажить неприятностей! Главный инженер набросился на меня: - И ты за профсоюз спину гнешь?! Вы мне не указ! Я волен в своих поступках. Можешь доносить Эпштейну. Вас с ним черт одной веревочкой связал. В директорское кресло метишь? Мне подножки подставляешь? Не выйдет! Я от своего без боя не отступлю, заруби это себе на носу! У меня от возмущения перехватило дыхание: - О каком директорстве мне загибаете? Бердников нагло улыбался, довольный тем, что задел за больное: - Не прикидывайся безвинным теленком. Старого воробья на мякине не проведешь. - Как вам не стыдно, Александр Никифорович! Рваться в кресло, которое никто не собирается освобождать? - Как досадно, что шеф не посвящает верного слугу в свои дела. А он уже давно истер каблуки, обивая пороги в министерских кабинетах, с просьбой о переводе ближе к столице. И глазом не моргнешь, как Эпштейн окажется на Волге. Кстати, и тебе пробивает тропинку к своему креслу. Я хоть разорвусь на части, но не поддамся. Не затем я ехал в эту дыру, чтобы прозябать! Карьеризм, подогретый парами спиртного, брал верх над рассудком главного инженера. Ради этого он готов былпереступить предел благопристойности и даже броситься в драку. Чтобы прекратить позорный для руководителя разговор, вмешался Бершадский: - Товарищ Бердников, замолчите, наконец! I Iс в лесу находитесь. Или вы добиваетесь, чтобы вас высадили из вагона? Здесь же люди! Однако слова предзавкома не дали никакого результата. Хуже того, он кинулся с кулаками на Бершадского. Но сильные руки бывшего рабочего прижали драчуна к стенке купе. Бердников, чувствуя отпор, притих. На следующееутро Александр Никифорович прикинулся ничего не помнящим. О содеянном и слушать не хотел, отметая все 202

напрочь. Глядел нанас смирно и безобидно, как ни в чем не бывало. Он понимал, что придется побеспокоиться, если происшедшее в вагоне станет достоянием гласности. Со станции шли молча, как чужие. Вчерашнее не выходило из ума. Перед самым поворотом во двор Бердников, прервав тягостное молчание, произнес: - Павел Григорьевич, прости за вчерашнюю глупость. - Оскорбление языком не слижешь, - ответил ему. Хотя меня мучило уязвленное самолюбие, злобы к соседу не испытывал. Однако с той поры в наших ранее добрых отношениях наметилась заметная трещина. *** С глубоким снегом, трескучими морозами и короткими днями уходил в историю 1963 год. В Чуне как везде и всюду наблюдалось заметное праздничное оживление. В производственных цехах, на строительных площадках люди стремились как можно лучше завершить трудовой год. В домах, школах и детских садах устанавливались новогодние елки, устраивались детские утренники, к новогоднему вечеру готовились маскарадные костюмы и маски. Встреча Нового года, самого долгожданного и значимого праздника для каждой семьи, для каждого человека всегда связана с радостнымиволнениями и ожиданием какого-то чуда. С подобными чувствами готовился к проведению новогоднего вечера и коллекпгв заводоуправления комбината. Не покладая рук, трудились местком, женсовет, инициативная группа, стараясь, чтобы пгавньгй праздник года получился веселым, занимательным, смешным и развлекательным. Тот праздник оставил приятное воспоминание. Кроме того, я вспоминаю его и как хорошую возможность получше узнать людей, с которыми много лет пришлось делить и радости успехов, и горечи неудач. О некоторых участниках того веселого и незабываемого праздника мне хотелось бы рассказать. Надо отдать должное, самое деятельное участие в организации вечера и его проведении приняла Римма Николаевна Гнедова. Тогда Римма была i пишущей здоровьем женщиной. Черные брови

на круглом лице говорили о твердом и мужественном нраве. Она все делала быстро, сноровисто и азартно. Облачившись в маскарадный костюм, она стала неузнаваема, и своими шутками приводила публику в восторг. Ее муж, Федор Филиппович, с простым русским лицом, шевелюрой вьющихся волос, ничуть не удивлялся выходкам жены. Не случайно Гнедовых называли компанейской парой и приглашали на все гулянки и свадьбы. Среди женщин, присутствовавших на вечере, привлекала внимание Тамара Васильевна Баранова. Знанием множества песен, задорным смехом, шутками и неподдельным весельем она представляла собой сгусток энергии. Природа наградила ее способностъю умелой и находчивой затейницы. Высокая, стройная, с улыбкой на лице и неподдельной добротой на лице, Тамара всегда находилась на виду. Быстро сменяя костюмы, она умело создавала самые смешные образы. Ее шутки, умелыепреображенияспособны развеселить самого мрачного по натуре человека. А как она пела! Она была в курсе всех песенных новинок. Во всем чувствовался задор и неуемная энергия молодой женщины. * Памятным событие стал для меня прием в члены партии. Вступал я поздно и по сильному настоянию старшего брата. По дороге в Тайшетский горком меня одолевали робость и тревога. Сама обстановка - чужой город, незнакомые люди в бюро, боязнь каверзных вопросов - сильно били меня по нервам. Первого секретаряя уже видел на строительстве школы на Новом поселке, о чем сказал выше. Патрикеев Лев Аркадьевич тогда показался мне доступным, умным, огромной духовной силы человеком. «Помнит меня или нет?» - думал я, сидя перед членами бюро горкома. Наивно было, конечно, возлагать надежды на облегчение вступления в партию. По выражению лицаПатрикеева, пристально смотревшего на меня, я догадывался, что он вспомнил меня. Задано мне было всего два вопроса. Первым спросил второй секретарь Кудрявцев Виктор Яковлевич: - Как долею собираетесь жить и работать в Чуне? - Я сюда приехал не на время;

Второй вопрос задал мне незнакомый в военной форме с петлицами МВД: - Почему так поздно вступаете в партию? - Считаю, что в зрелом возрасте и, обладая большим опытом, я принесу больше пользы. Больше вопросов не последовало. Единогласным решением я был принят в члены партии коммунистов. Уже у двери меня настиг голос Льва Аркадьевича: - Товарищ Твердохлеб, задержитесь в приемной до перерыва. Во время перерыва заседания бюро Патрикеев пригласил меня в свободную комнатудлядоверительного разговора. Меня бросило в жар, мысли путались в ожидании неизвестности. Секретарь сосредоточил на мне изучающий взгляд. Выражение его лица не предвещало ничего плохого. - Товарищ Тврдохлеб, вам работа в Чунге правится? - сходу, без предисловий задал он мне вопрос. - Откровенно говоря, полностью не удовлетворяет; Строительные объемы не те, которые мне приходилось выполнять раньше. - Вижу, что наши мысли совпадают, - сказал Патрикеев. - Поэтому я хотел бы предложить более масштабную работу - возглавить строительный трест в Тайшете. - Лев Аркадьевич, я вам очень признателен за оказанное доверие ко мне, по, простите за откровенность, согласиться я не могу. - Почему? - с плохо сыгранным удивлением спросил секретарь. - Я лучшие свои годы труда отдал министерству, в котором нахожусь уже четырнадцать лет. Я дорожу этой отраслью и не собираюсь уходить, даже если бы мне подвернулась более выгодная работа в другом министерстве. К тому же, всякийрубит дерево по себе. Для руководства трестом, я считаю, у меня еще маловато опыта. Моя оз кровенпость убедила партработника, но ни малейшего недовольства на лице я не увидел. Он только произнес обьгчпым спокойным тоном: - Счастье человека в его собственных руках. Вы хорошо подумайте над предложением и не спешите с выводами. А мы еще вернемся к этому вопросу, - поднялся он, спеша на заседание бюро. Я же поспешил на вокзал. 205

Пришла весна 1964 года. Холодная, ветреная, затяжная и сухая. Эта погода принесла неприятное, хлопотное, пожароопасное время: для лесников. Холодные дни, частые ночные заморозки не способствовали появлению яркого ковра зелени. Леса горели по страшному. На борьбу с пожарами с основной работы снимались рабочие лесозаготовительных участков. Пожаров возникало столько, что одним лесозаготовителям справиться с ними было не под силу. Поэтому дошел черед до рабочих из деревообрабатывающих цехов и даже заводоуправления. Обстановка в лесу стала настолько неблагоприятной, что руководство встало перед вопросом о полной приостановке предприятия. На борьбу с огненной стихией был направлен не только весь бульдозерный парк, но и часть трелевочных тракторов, все водовозные машины и даже несколько пожарных. В один из таких тревожных для предприятия дней вызвал меня к себе директор. Разговор был коротким. А на следующее утро весь коллектив СМУ был направлен на тушение пожара на тридцатом километре. Сопровождал нас лесосырьевик Кожевников Серафим Кондратьевич. Вся местность была окутана густым дымом. Огонь, змейкой пробираясь по земле, медленно, но уверенно пожирал сухую траву, прошлогоднюю листву, сухие ветки, валежник. Языки красного пламени держали направление к распадку, где черно-зеленой стеной стоял хвойный молодняк. Ветер еще не набрал нужной силы для раздувания пожара, но знойное дыхание уже чувствовалось. Так близью лесной пожар я видел впервые. Глядя на обугленные корабельные сосны, пожелтевшие ели, охваченные пламенем сухостойные деревья, на обгоревший до самых вершин молодой лес, которому уже никогда не суждено покрыться молодой зеленью листвы. Смотрел на черно-пепельную землю и сердце сжималось от боли. Выросшему в безлесых местах. Полтавщины, где знали цену каждой щепке, было страшно смотреть на мрачную, губительную картину почти моментального уничтожения сотен

тысяч кубометров леса. То, что создавалось природой на протяжении веков; уничтожалось огнем в один миг. А возникали пожары только лишь по вине людей - из-за их беспечности, нерадивости. Охотники, рыбаки, ягодники, грибники - те, кто должен беречь неиссякаемую кладовую природы - поступают варварски. К великому сожалению, печальные истории с лесными пожарами повторяются из года в год. Итак, после инструктажа, сделанного Кожевниковым, строители во главе с прорабами и мастерами были расставлены по фронту коварно ползущего огня. Появилась опасность перехода пожара в верховой. Для отсечения линии огня от молодняка решено было провести противопожарную полосу, что было доверено опытному бульдозеристу Матушкину. Работать на склоне с подтаявшим грунтом даже для такого мастера своего дела оказалось делом непростым. По крутому склону в раскисшем грунте бульдозер скользил вниз по уклону. В любой момент машина могла «разуться». А погода, между тем, брала свое. Чем выше поднималось весеннее солнце, тем сильнее становился ветер - первыйпомощник коварному огню. К одиннадцати часам дня пожар, гонимый суховеем, набрал такую неудержную силу, что остановить его лопатойи ветками становилось занятием не только бесполезным, но и опаснымдлялюдей. Во избежание несчастных случаев людей, изнывавших от жары и жажды, уставших и пропитанных гарью, отвели в безопасное место. А разбушевавшаяся огненная стихия творила свое черное дело. Теперь вся надежда была на недопущение дальнейшего распространения огня с помощью противопожарных полос, прокладываемых бульдозерами с большим трудом и риском. И именно в самый ответственный и критический момент, чего я и боялся, бульдозер на нашем участке остановился. Правая гусеница соскочила с катков. Огонь в это время с гулом и треском приближался к распадку, лицо уже чувствовало его жаркое дыхание. То тут; то там по вершинам молодняка вспыхивали огненные свечки. Огонь старался и грозил перейти в верховой. Это страшное; дело, против которого человек бессилен. Мы в любую секунду могли оказаться в отменном пекле.

Зная, что нормировпщк СМУ Владимир Петрович Самсонов, оказавшийсярядом со мной у бульдозера, носилпротез вместо ноги, я потребовал, чтобы он немедленно удалился в безопасное место. Тог категорически отказался и продолжал орудовал» рядом со мной иМатушкиным. Онтакумелоработал палкой,что издоровыйчеловек мог позавидовать его сноровке. А главной задачей на тот момент было спасениебульдозера. Нанебольшом участкеземли, окружавшей трактор., мы убрали все, что могло гореть. Вокруг вырыли канаву, надеясь таким образом остановить продвигающийся огонь. Стало невыносимо жарко работать стоя, пришлось лечь иработатьдальше. Было страшно смотреть на приближающиеся огненные ручейки пламени, казалось, земля стонала от нестерпимой боли и жара. Уже никто не мог бытьуверен,что инас вместес бульдозером не проглотит эта стихия. Но наш усиленныйтруд с потом, дымом и риском не был напрасным. Крохотный участок земли устоял перед огнем! Убедившись в невредимости бульдозера, мы двинулись в сторону уже пройденного огнем леса. Жутковоспринималось происходящее вокруг. Со звукомдалекогоразрываснарядападалисраженные огнем сухостойные деревья. Сожженная тайга приобрела мрачный вид. Обугленнымдочерна веткам уже никогда не покрыться зеленью, не взойдут павшие на землю семена. Почерневшие стволы сосен источали слезы смолы, в сердце была горечь бессилия что-либо изменить. Мы выходили из мертвого леса с тяжелым чувством. С черными от сажи лицами, потные, изнывающие от жажды, люди видели весь мир в черном цвете. Погибший лес уже было не вернуть. Позже мне не раз приходилось участвовать в тушении лесных пожаров, но ни один из них так глубоко не врезался в память, как тот первый. Л** Любовь к тайге зародилась у меня еще в Томской области. Из всех занятий в лесу я больше любил собирать ягоды, чем грибы. Здесь, в Чуне, от любителей-рыболовов много слышал о богатых уловах. Появился соблазн испытать рыбацкого счастья и у меня. В одно раннее утро воскресного дня июля поехал на своем

«Москвиче» с сыном Володей на реку ЧукШа за поселок Изыкан. Серьезного рыболовного опыта у меня до сей поры еще не было. Спокойнаяречная гладь в утренней тиши была особенно красива. Чудесная природа окружала нас, вызывая прилив восторга. Необыкновенное обилие кустов красной и черной смородины наполняло воздух необыкновенным ароматом. В первых лучах утренней зари золотились стоявшие по берегам роскошные деревья черемухи и рябины. А дальше поймы простиралась тайга, в которой царил мрак, сырость й надоедливый гнус. По ровной глади реки поплыли круги, это «играла» на заре рыба. Появилась надежда на удачу, заставляя меня при каждом всплеске воды вздрагивать от радости, как мальчишку. В рыбалке я не понимал толка и потому вынужден был во всем довериться более сведущему в этом деле сыну Володе. Он присмотрел удобное место, вручил мне подготовленную удочку и с достоинством бывалого рыбака распорядился: - Здесь садись. Похоже, что тут яма, должен клевать окунь. И он побежал на заранее облюбованное для себя место. Обрывистый берег реки был покрыт высокой и густой травой, склонившейся под тяжестью росы. По натоптанной тропе и валявшейся под кустом пустой консервной банке нетрудно было догадаться, что совсем недавно здесь рыбачили. Усевшись удобнее, забросил удочку. Оказалось, чго даже это пустячное дело требует сноровки - мой крючок зацепился за ветку черемухи. Отцепив и поправив наживку, забросил повторно. На сей раз удачно. Поплавок закружился на воде и успокоился. Намереваясь ждать, достал папиросу и тут поплавок задергался. Задрожавшими от волнения руками схватит удочку и дернут вверх. К моему великому восторгу на крючке трепыхалась порядочного размера плотвичка сантиметров двадцати длиной. Окрыленный первым успехом, я не смог удержать резко подскочившего настроения. Снова забрасываю удочку, теперь уже не отводя глаз от поплавка. И тут его сходу рвануло вниз и потащило против течения. Не медля, рванулудочку, на крючке оказался средней величины окунь. Стараясь поймать раскачивавшуюся на леске рыбу, я как-то зацепил его, и он сорвался в траву, нависшую над водой. С моментальной реакцией бросился на него и, не успев моргнуть

глазом, как вместе с окунем оказался в воде. Яма у берегаоказалась такой глубокой, что скрыла меня с головой. Это была бы не беда, если бы я умел плавать. Стараясь не терять самообладания от страха, я стал барахтаться, подгребая к берегу. Наконец почувствовал под ногами твердь. Ею оказалась коряга, зацепившаяся за береговую кромку. Вынырнув, не веря удаче, открыл глаза. Голосом, осипшим от пережитого страха и холодной воды, стал звать на помощь сына: - Володя! Скорее помоги! Я упал в речку! Хорошо зная, что я не умею плавать, мой спаситель в один миг оказался рядом. Только с его помощью я выбрался на берег. Для меня это былудар. Обнадеживающееначало завершилось позором. Вместо ужина пришлось сушиться у костра. Когда пришел в нормальное состояние, рыба перестала клевать. Если бы не улов сына, пришлось бы возвращаться домой с пустой сумкой. Уже сидя за рулем, я настрого гфедупредил Володю: - Дома о моем купанье - ни слова. Он сдержал слово. Не случайно пословица гласит: «Сказал мужчине - одному, говоришь женщине - слушают согни». Первая неудачная рыбалка не отбила у меня охоту к этому занимательному и увлекательному занятию. Наоборот, только при одном воспоминании об изогнутой под тяжестью окуня удочке, играющем поплавке, всплеске воды приходил в восторг. Никогда еще так настойчиво и неумолимо не звала меня к себе Чуюна. Не по чистой случайности, а по каким-то соображениям у меня появлялась лихорадочная страсть к рыбной ловле. Вскоре после описываемых событий приехал в отпуск старший сын из Казани, тоже большой любитель рыбалки и охоты. Поездка на Чукшуускорилась. Может быть, потому что молодой зайчишка уже у самого берега перебежал нам дорогу, удача и на сей раз сопутствовала. Преимущественно мелкая рыба ловилась хорошо. Лучшего отдыха, чем посидеть с удочкой на берету, и придумать нельзя. Так как я был у ребят вроде ученика, то в мою обязанность входило варить уху к обеду и кипятить чай. Все, как и полагалось, к назначенному времени было готово. Валентин и Владимир явились к обеду с неплохим уловом. На толстой леске было нанизано не меньше семи килограммов разной рыбы. Стараясь

не терять времени клева, быстро пообедали. Только успел я собрать в сумку посуду после обеда, как послышались возбужденные голоса ребят. Всмотревшись в заросшую тропинку вдоль берега, я заметил быстро идущего Володю. Он за жабры держал навесу рыбину длиной не меньше метра! Надо было видеть, как с достоинством и гордостью настоящего рыбака он положил это великолепие передо мной и спросил: - Папа, это что за рыба? Я сам впервые видел такой солидный и жирный экземпляр. Вспомнив рассказы рыболовов-старожилов, угадал: - Этодгаймень. Как вы сумели поймать такого красавца? - На блесну, - ответил Валентин. - Это я счастливчик, - пошутил старший. - Твое счастье, что решето дырявое. Валентин понял мой намек насчет развода с женой в Казани, который доставил нам кучу неприятностей. - Ну-ка, Вова, расскажи, как сумел? Смуглое лицо сына от удовольствия озарилось сияющей улыбкой. Он всем своим видом показал готовность начать рассказ. Как понял я из его рассказа, произошло все совсем неожиданно: - Когда мы шли с обеда, я интереса ради забросил на отмель блесну. Вспомнил, стал сворачивать леску, а она вдруг сильно натянулась. Валентин меня предупредил: «Осторожно, не то порвешь. Зацепилась за корягу, наверное». Я леску чуточку отпустил и снова начал тихонько сматывать. Леску дернуло, по воде пошли большие круги. Чувствовал, что течением воды так леску не могло потревожить. Да и вода там была стоячая, заросшая. Понял, что тут что-то не то. Егце раз отпустил леску, а ее тут же потащило в сторону. Поняли, что блесну заглотила крупная рыба, решили, что щука. Очень осторожно и медленно стал подтягивать добычу к берегу. Добыча не сопротивлялась. Вскоре сквозь прозрачную воду стали видны ее очертания. И тут произошло непредвиденное! Блесна выскочила из жабры и оказалась у рыбины на голове. Уйдет! Не раздумывая, прыгнул в воду. Рыба еще не успела опомниться, как оказалась у меня под мышкой. Она запоздало задергалась, но я уже стоял на берегу.

Если бы я не был первым слушателем рассказа, я бы не поверил происшедшему. Между тем солнце уже перевалило на вторую половину небосклона. Пора домой. Мать, встретив нас, подошла к машине: - Опять мелочи наловили? - А это что? ! - довольный и радостный поднял перед ней рыбину Валентин. Вечером на пирог с рыбой собрались друзья. Немало рыбацких случаев вспомнили, уплетая вкуснятину. Да, было время большой рыбы в Чукше! А теперь пескарь появляется только напоказ. к** Наступила ранняя осень. Пожелтела на деревьях листва. С каждым днем . усиливались ночные заморозки, оседая инеем на отмирающей траве. Приближалась, долгая и холодная сибирская зима. До приезда замести геля главного инженера управления по капитальному строительству Фролова Бориса Николаевича оставалось менее недели. На планерке директором комбината обращалось внимание начальников цехов и служб о наведении порядка на производстве. Особо было сказано о строительных площадках, которым гость уделит главное внимание. О Борисе Николаевиче много говорилось работникам СМУ ранее. Все, кто раньше общался с ним, давали высокую оценку не только как высокообразованному человеку он».tгному специалисту, но и как требовательному проверяющему. Работники управления характеризовали Фролова корректным, доступным и уравновешенным. Борис Николаевич не терпел грубости, пустозвонства и верхоглядства. В дела вникал не поверхностно, а детально, основательно и глубоко. По отношению.к женщинам вел себя галат но, в поведении чувствовалось дворянское происхождение. Приезд непосредственного московского начальника, о котором слышал от других людей, сильно волновал меня. Нсодноктхгп-ю бывая на строительных объектах, я просил мастеров и прорабов

навести порядок на территории относительно складирования материалов, в оформлении технической документации, в ведении журналов скрытых работ; техники безопасности и всего другого, что касалось строительного производства. . Наконец наступил волнующий для меня день. Директор пригласил на станцию для встречи Фролова. До прибытия поезда из Красноярска еще оставалось время. На ничем не покрытом песчаном перроне в ожидании собрались люди. Тревожились уезжающие, вместе с ними провожающие и встречающие, в числе которых были и мы с Эпштейном. Между общими разговорами, словно стесняясь, директор сказал мне: - Когда приедем, напишите заявление на материальную помощь, аденьга отдадите мне. Надо же встретить начальство, как следует. Я смалодушничал. Согласился. Однако с того случая пошатнулась вера в честность директора. - Идет! - крикнул кто-то рядом. На входной стрелке показались оранжевые полосы переда тепловоза. По возбужденному лицу и частому нервному передергиванию плеч было видно, что Эпштейн волновался. Еще больше волновался я. Медленно проплыли первые вагоны, замедляя ход. Еще один миг нетерпения, и поезд остановился. Восьмой вагон, в котором находился московский гость, оказался там, где мы и предполагали. Борис Николаевич стоял на выходе из тамбура в осеннем темно-сером пальто без головного убора . Он выделялся среди других пассажиров сединой волос, аккуратно зачесанных набок. Выше среднего роста, с заметной военной выправкой, подтянутый, без малейшего намека на солидный возраст. Не выдавали возраст и живые карие глаза. Любезно поблагодарив проводницу за внимание и заботу, он спустился на перрон. С Эпштейном поздоровался просто, по- приятельски. После этого директор представил меня. Борис Николаевич сухо поздоровался, подал руку. Все вместе направились напривокзальную площадь, где ожидала машина директора. Начищенные до блеска туфли гостя утопали в песчаной пыли. Он бросил взгляд на наш единственный на предприятии «газик» с множественными следами вмятин и

царапин. Сели, и машина бойко загромыхала по гравийной дороге, в щели густо повалила густая дорожная пыль. Поначалу, как это бывает, повисло неловкое молчание. Прервать его первым решил Наум Александрович, спросив гостя о московских новостях. Заместитель главного инженера отвечал медленно и с достоинством: - Наша жизнь течет медленно, как ручеек в пустыне - тихо и спокойно. Если у вас делаидут хорошо, то и нам неплохо. Случись беда на любом предприятии - и в управлении все летитвверх дном. Как и бывает в нашей системе, начальство бушует; подчиненные, всяк по своему, изворачиваются. Но, к сожалению, немало людей, ловко делающих из белого черное и наоборот. Я от Королевского знал, что Борис Николаевич обладает изворотливым умом и необыкновенной памятью. Знал и то, что в 13 управлении к Фролову подавляющее большинство служащих относились с особым уважением и почтением. В критических ситуациях он сохранял самообладание и никогда не повышал на подчиненных голос. Не допускал хамства, лжи и обмана. В обращении с подчиненными излюбленными фразами были «Давайте вместеразберемся», «Нам следует посоветоваться, как лучше работать» или «Что-то у нас с вами не получается». Во всех неприятных и щекотливых для подчиненных ситуациях он ставил себя соучастником. Следуя голосу разума и сердечности, старался подавлять зло, гнев и раздражение. Доброта и порядочностъ были настолько присущи этому человеку, что к нему лиза советом люди всехкругов его общения, не боясь раскрывать еред ним свою душу. В меру своих возможностей Фролов зывал людям бескорыстную помощь. К благодарности относился спокойно, без тщеславия. Тогда, в пыльном и тряском «газике» мне не верилось, что я сижу рядом с человеком, заслужившим уважительное отношение многих и многих людей. Остановились у гостиницы, Эпштейн отправился улаживать вопрос по устройству прибывшего заместителя главного инженера, а я пошел в управление оформлять деньги на материальную помощь согласно воле директора. Полученные деньги отдал все до копейки. Позже все это стало достоянием 214

многих работников управления, докатились слухи и до жены. Ольга Нестеровна устроила грандиозный скандал в кабинете директора, а мне дома досталось втройне. Ее оскорбило позорное побирательство руководителя за счет государства, унижение других. Все дни работы Фролова на предприятии были заполнены до предела. Строительные дела проверялись основательно. Для Бориса Николаевича не существовало второстепенных вопросов и мелочей. Он решительно и принципиально, с непримиримостью реагировал на недостатки. Обладал способностью говорить прямо любую правду. И делал это вежливо, убедительно, не ущемляя достоинства провинившегося. Находясь на предприятии, он, в отличие от других проверяющих, работал с отличительной добросовестностью, К любому делу подходил с жаром души, убежденностью и применением своего богатого опыта. Особого внимания заслуживало для него перспективное развитие предприятия, давно требующего коренного обновления. Не с меньшей кропотливостью занимался решением социальных вопросов, находящихся в то время на самом низком уровне. Королевскомуза небрежное хранение технической документации сделал серьезное замечание: - Павел Иванович, так чертежи не хранят. Вы по целому часу ищете нужный документ. За такую халатность следовало бы наказать вас. Что и говорить, беспорядок имел место. Главный инженер СМУ справедливо высказывал претензии по поводу стесненности. Управление СМУ находилось всего в двух комнатах. В одной из них располагались экономические службы, а во второй - все остальные, вместе с руководством. В таких трудных условиях работы одного старания в наведении порядка маловато - «На один гвоздик всего не навесишь». На производстве кроме прорабских будок-засыпух ничем путевым СМУ не располагало. Борис Николаевич проникся нашими проблемами и обещал помочь. Впоследствии мы все убедились, что его слова не разошлись с делом: через несколько дней после его отъезда по распоряжению директора была предоставленамаленькая комната для начальника СМУ. Мы были весьма признательны, несмотря на обиду

бухгалтерии управления, которой пришлось несколько потесниться. С того первого делового знакомства с Фроловым у нас сложились взаимопонимание и хорошие отношения. В последующие годы эти отношения переросли в более дружеские, бескорыстные, сыгравшие свою полезную роль в развитии предприятия. Об этом я скажу позднее. *** Осень 1964 года вместе с многоцветьем таежного ковра принесла изменения и в чуйскую жизнь. Радостное из них то, что Указом Президиума Верховного Совета страны началось восстановление Чунского района, упраздненного ранее по чьей- то необдуманной воле. С момента утраты административной самостоятельности территория бывшего района кого только не видела. Ею управляли, сменяя друг друга, соседние районы. Принадлежали мы и Тайшетскому, и Алзамайскому, и Нижнеудинскому, и Братскому районам. Частая смена хозяев кроме вреда ничего не давала. И без того ничтожное сельское хозяйство приходило в полный упадок. Дорогами также никто не занимался. В период межсезонной распутицы и ливневых дождей транспортное сообщение поддерживалось лошадками и тракторами. До крайности плохо работала и телефонная связь. В зачаточном состоянии находилась сфера обслуживания населения, признаваемая самой худшей в области. Население вынуждено было тратить уйму времени на поездки в райцентр по всякого рода необходимости. Эго влекло множество жалоб населения во все инстанции. Поэтому мгновенно разлетевшаяся весть о восстановлении района населением была принята с радостью и надеждой. А вскоре областным руководством были подобраны кандидатуры партийного и советского районного начальства. Первым секретаремЧунского райкома рекомендовался Кудрявцев Виктор Яковлевич, председателем райисполкома - Жилкин Константин Гаврилович. Первого из них требовалось избрать на партийной конференции, а второго - на выборах. Так какранеерайонный центр находился в поселке Октябрьский,

то теперь при новой его организации у населения возникли трения. Областное руководство в лице утвержденной им рабочей группы вынуждено было собрать по этому поводу районный актив. Стоял пасмурный осенний день. Переполненный клуб железнодорожников гудел от большого скопления народа. Съехались сюда представители всех поселков и деревень, чтобы выбрать своюрайонную «столицу». Собрание открылруководитель рабочейгруппы по организацииЧунского районаВласов Владимир Александрович, которого позже судьба занесет по служебной лестнице до Председателя Совета министров России: - Ради чего мы сегодня здесь собрались, вы знаете. Наша группа объездила все крупные поселки района - Лесогорск, Октябрьский, Чуну. Наш выбор в части размещения районного центра остановился на Чуне. При этом мы руководствовались следующими соображениями: поселок Чуна соответствует названию района, кроме того, он расположен на железнодорожной магистрали, и он самый чистый, больше благоустроен, развивающийся, с перспективой на будущее. В этом поселке есть больше возможностей с помещениями для размещения райкома, райисполкома и других учреждений. Все это в основном за счет более богатого предприятия, каким является Чунский ДОК. Здесь лучше обстоит дело с наличием жилья, в том числе и благоустроенного. Неплохо организовано рабочее снабжение, что также имеет большое значение. Часть специалистов без существенного ущерба для предприятий Чуны могут быть использованы в аппарате районных организаций, уже имеющих квартиры. Мы обсудили, кажется, все нюансы, а теперь хотелось бы выслушать ваше мнение. Зал затих. Люди с любопытством ждали высказываний. Делегации регионов, рассевшись по группам, шептались между собой, определяясь с позицией. Первым взял слово представитель из Октябрьского: - Делегация нашего поселка настаивает на размещении районного центра в Октябрьском, где он раньше и был. Здания для размещения все сохранились. - Так они же все пришли в негодность, - вмешался председатель Тайшетского райисполкома Чашкин, входивший

в состав комиссии. До упразднения Тайшетского района он работал первым секретарем райкома и обстановку в данной местности знал в деталях. - Малость подремонтируем и можно работать, - не отступал представитель Октябрьского. Зал загудел, закипали страсти и эмоций. Выступающего поддерживали присутствующие из прилегающих к Октябрьскому населенных пунктов. Их было немало, и чаша весов стала склоняться к этому варианту. Снова поднялся Власов, занимающий пост заместителя начальника отдела облисполкома: - Если вы настоящие патриоты своего района, то почему настаиваете на самом худшем варианте? - Изба красна не углами, а пирогами! - выкрикнул кто-то из зала. - В том-то и дело, что избы нет, - ответил Власов. В зале послышался гул одобрения. - Комиссии необходимо знать мнение и других поселков, - продолжал собрание представитель облисполкома. Попросил слово директор Чунского лесопильно­ деревообрабатывающего комбината (Лесогорского): - Можно высказаться лесогорцам? Он поднялся на трибуну. Невысокого роста, крепкий, сбитый, с простым выражением лица, он мне показался мудрым и добрым человеком. На лице, когда он говорил, выделялись живые глаза: - В соответствии с генеральным планом застройки поселка Лесогорск предусматривается комплекс зданий для размещения районных организаций. Казалось бы, зачем здесь ломать копья? Но одна довольно существенная деталь становится помехой. Если судить по темпам строительства в Лесогорске, то от проекта до воплощения его в жизнь пройдет не одно десятилетие. А районный центр нам нужен уже сегодня, сейчас. Поэтому, объективно оценивая реальную обстановку, надо признать, что Лесогорск не располагает ни малейшими возможностями для размещения в нем райцентра. И при этом лесогорская делегация категорически против размещения его в Октябрьском. Там же одни гнилушки! Надо совсем не уважать себя, чтобы согласиться на такую глупость.

Райцентру нужно быть в Чуне! Какими возможностями располагает Чунский ДОК, нет ни в одном, другом предприятии. Поэтому я призываю здраво рассудить и поддержать наше мнение. Зал одобрительно загудел, и решение принято было в пользу поселка Чуна. *** Мрачно, подергивая плечами, ходил по кабинету Наум Александрович. События по организации района вершились вразрез с его планами, руша все ранее появившиеся предположения. Когда он одним из первых узнал о восстановлении района, ему рисовалась картина спокойной жизни недалекого будущего. Она базировалась на непогрешимости его авторитета при старом районе до его упразднения. В кресле первого секретарярайкома он видел своего друга Чашкина. И вдруг мнение обкома пошло вразрез с его планами. На должность первого партийного лица рекомендован второй секретарь Тайшетского горкомапартии Кудрявцев Виктор Яковлевич. Между ними лежала тень отчуждения, особенно обозначившаяся после заседания бюро Тайшетского горкома. Тогда рассматривался вопрос пожара на Чунском ДОКе. В июне 1963 года в считанные минуты сгорел четЫрехрамный лесозавод. Уцелели только кирпичные стены. Ущерб предприятию был нанесен значительный. А причиной явилось несоблюдение противопожарных правил при сварочных работах. Пришлось директору держать ответ в партийном порядке. На том заседании бюрогоркомаКудрявцев отличился особой недоброжелательностью к Эпштейну. Второй секретарь горкома выступал в роли главного обвинителя и в своих суждениях был предельно категоричен. Он внес предложение - директора Чунского ДОКа Эпштейна ' исключить из партии и освободить от занимаемой должности. Тогда от предложения второго секретаря горкома у директора потемнело в глазах, обдало жаром. Верный своейдипломатической манере, на этот раз он потерял всякую уверенность и самообладание. Для оправданий не находил слов, говорил

примитивно и неубедительно. Благое дело, что не все члены бюро разделяли мнение Кудрявцева. Науму Александровичу влепили выговор с занесением в учетную карточку. Как говорили впоследствии, за большой грех отделался легким испугом. Теперь же с неизбежным приездом второго секретаря Тайшетского горкома в Чуну на должность первого партийного руководителя положение директора заколебалось, что не на шутку встревожило его. Он понимал, что с Кудрявцевым ему не сработаться. Виктор Яковлевич по натуре крутой человек, не любящий возражений, а уж критики тем более. В практике пользовался жестким и грубым нажимом в обращении для достижения задуманной цели. Эпштейн понимал и то, что Кудрявцеву ничего не стоило найти серьезную брешь в работе директора, ведь непогрешимых руководителей не найти, что известно. Ведь не ошибается лишь тот, кто не работает. Непредвиденные события последнего времени загоняли директорав тупик. Наум Александрович лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Несмотря на то, что в душе кипела буря, внешне казался спокойным, благодарядостаточной выдержке и хитрости оборотистого ума. Не всегда это удавалось ему. Иногда становился безмолвным и скованным, мучаясь мыслью:1 а стоит ли оставаться на ринге, заведомо зная, что не только зубы вылетят, но и челюсти вывернут? Пришла мысль шагать подальше от своего муравейника. Настойчиво хлопотал перед 13 управлением и руководством министерства о переводе его в европейскую часть страны. Когда: события в Чуне разворачивались так, что не предвещали ему былых похвал и славы, требуя конкретных действий, его друзья в управлении подготавливали надежную почву для перевода в Подмосковье. Но не всегда все делается так, как того хочется. Выявились и в министерстве серьезные противники его перевода. Но директор старался не падать духом, настойчиво добивался своего, веря в осуществление своей мечты. При этом, боясь быть неправильно понятым подчиненными, старательно скрывал свой замысел. Но невозможно сохранять тайну длительное время. Со временем 220

истинное положение дел становилось достояниемдосужих языков. Источником просачивающейся информации стал узел связи предприятия, где не все телефонистки умели держать язык за зубами. И вскоре о переводе Эпштейна заговорили смело и открыто. Одна часть работников предприятия относилась к неизбежной перемене в руководстве предприятия спокойно и почти равнодушно, то более активная группа горела страш ным любопытством. Всех заботила и волновала одна загадка - кого же посадят в директорское кресло? Распространяемые слухи с помощью совершенной системы директорских осведомителей не могли не дойти до его ушей. Небылицы, нелестные намеки и обвинения выводили директора из равновесия, раздражали. Было время, когда он долго ходил мрачнее тучи. В момент такого настроения он и пригласил менян себе в кабинет. Он не сидел, как обычно, в кресле, а хо;сил, нервно подергиваясь. Начал разговор издалека, пока не касаясь главного вопроса: - Как бы вы поступили на моем месте, если бы вам облисполком предложил вариант передачиначальнойшколы для размещения в ней райкома партии, а единственное благоустроенное общежитие - под райисполком? A i остиницу, в свою очередь, отдать iюджилье для первого секретаря? Я об этом решении уже краем уха слышал. Знал и о негативной реакции учителей и родителей относительно передачи школы. Молодежь комбинатавозмущаласьнасчет’ потери общежития. При такой сложной обстановке руководителю было не сладко. Я же, не понимая, почему Эпштейнатак интересует мое мнение, не стал утруждать себя долгими размьлгшениями: - Наум Александрович, существует такая кавказская пословица: «Перешагнул одной ногой, - перешагивай и второй». Вам очень хотелось иметь районную столицу в Чуне, и вот ваша мечта осуществилась. Теперь издержки всякого рода неизбежны, и другого пути не дано. Директор кивнул в знак согласия. Стал прошагиваться по кабинету и, словно для себя, сказал: - Не живем, как хочется, а живем, как можется. Повисла пауза. Подергивания плеч директора стали особенно заметными. «Нервы», - подумал я. По глазам понял, что он что-то

недоговаривает, но не мог понять, в чем же причина моего вызова. В голову полезли настойчивые настороженные мысли. Вскоре подумал, что такая затянутость разговора со мной обусловлена важностью предстоящей темы его. Директор взглянул на дверь, подтвердив, что разговор последует доверительный. Неуверенно начал, не скрывая неуверенности и нерешительности: - Я хочу поделтп г,ся с вами тайной личного характера. Пусть это вас не удивляет. И надеюсь на то, чторазговор останетсямежду нами. Было видно, что разговор этот дается ему нелегко. Неспеша, приводя мысли в порядок, он с волнением признался, что намерен покинуть Чуну. Причиной назвал резкое ухудшение здоровья. Близость Москвы к новому месту работы давала надежду на лечение. Помолчав, Наум Александрович повелразговор дальше: - Я детально взвесил недостатки и достоинства своих заместителей и пришел к выводу, что только вы сможете заменить меня без какого бы то ни: было ущерба предприятию. Я ожидал от разговора известий о любой тайне, но такое предложение стало для меня такой неожиданностью, что я почувствовал себя летящим в пропасть. Устремив вопросительный и одновременно изумленный взгляд на директора, я растерялся до онемения. Повисла тишина. Через минуту, собравшись с мыслями, ответил прямо: - Ваше предложение заманчиво, но дляменя имеет определенную долю риска. По специальности я строитель,- а не лесник. Как бы не получилось, что шагну с берега, да прямо в омут. - Павел Григорьевич, я не тороплю с ответом. Время еще терпит. Взвесьте все, оцените, посоветуйтесь дома. А потом приходите ко * мне с ответом. Для вас в любое время моя дверь открыта. Учтите, что ответ на мое предложение интересует и Москву. А наш разговор пусть останется в этих стенах. Кабинет я покинул без восторга. С той поры в душе накрепко поселилась необъяснимая тревога. *** Время меняет взгляды, вещи, точит и шлифует горы. Вешние воды унесли с собой бурные страсти минувшего года.

Недовольство ущемленных в чем-то людей растворилось в активной работе администрации нового района. Жизнь в Чуне приобрела иной настрой. Заметно оживилась общественно- политическая деятельность. Сессии, пленумы, конференции, заседания, совещания стали обычным явлением для районного центра. Чаще стали бывать предствители областных организаций. В своих вылуплениях и лекциях они втолковывали нам мудрость и линию областного и высшего руководства. /Теперь меня, как руководителя строительной организации, местные власти приглашали на все мероприятия, независимо от воли и желания директора. Такая их самостоятельность не всегда приходилась по душе Эпштейну. От частых, порой совершенно далеких от строительства отлучек, тоже не ликовал. Но что поделаешь - такая система. Что касается Наума Александровича, то я не терялся в догадках относительно его настроения, недовольство читалось на его лице. Но выражать его вслух он не решался, понимал, что словами изменить обстановку; которая оборачивалась для него совсем не солнечной стороной, уже невозможно. Понимал и то, что каждый его шаг находился под пристальным вниманием райкома. Интуитивно чувствовал й всевидящий глаз секретаря. Теперь его интересовало не только то, о чем говорилось в райкоме, но и какговорили. Можно было догадываться, что директор горько сожалел о безвозвратно ушедшем прошлом, корца он был в поселке всемогущим, непогрешимым человеком. Теперь Наум Александрович торопил события с переводом, адело это, как назло, продвигалось неторопливо и неопределенно. Поэтому после каждого неутешительного разговора с Москвой он жил с предельно обостренным чувствомрастерянности и неуверености в завтрашнем дне. Страшно боялся, что в один миг все может полететь в бездну. Но судьба по-своему хранила его. Из авторитетных кругов стало известно, что после долгих трений вопрос о его переводе в Савелово уже решался положительно. Доверительный давний разговор у Эпштейна, уже несколько забытый мной, напомнил о себе. В конце лета 1965\" года прибыл в командировку Борис Николаевич Фролов. Его работа, как всегда, носилаисключительно напряженный и деловой характер. Поволноваться пришлось

изрядно, снисхожденья он нидля кого не допускал. Пунктуальный, честный, он того же требовал от своих подчиненных и в большом, и в малом. Он спокойно и внушительно стегал словами всех, особенно не любил длинных и пустых объяснений. Надо признать, его приезд принес большую пользу. Это был визит истинного наставника, учителя своего дела, воспитателя нравственности, человечности. Уже накануне отъезда Фролов пригласил меня после работы к себе в недавно отстроенную гостиницу рядом с центральной проходной. Направляясь в назначенное время, не мог подавить тревоги в душе в ожидании предстоящего разговора. Борис Николаевич встретил совсем по-домашнему, приветливо. Пригласив присесть, предложил: - Хотите настоящего индийского чая? Переборов волнение' вежливо отказался: - Благодарю, Борис Николаевич, я только что из-за стола. Фролов, сохраняя тот же непринужденный тон, начал разговор о работе: - Вы удовлетворены работой? - Вполне, - без раздумий ответил я. Хозяин номера, обладая тонким, проницательным умом, испытывал, изучал, проверял меня на искренность. Перед таким авторитетом я не посмел бы кривить душой. Будь это Томск, Чуна, любой другой город или поселок, я не понимал другого отношения к своему делу, кроме честной работы, работы от души и совести. Даже если этаработа ляжет пудовым грузомтяжести на мои далеко не богатырские плечи. За такое трудолюбие я обязан своим родителям, которые с раннего дет ства приучили не есть хлеба зря. Борис Николаевич, поняв, что никуда из Чуны я уезжать не собираюсь, в свойственной ему доверительной и располагающей тональности продолжил разговор: - Мнеруководство управления по согласованию с министерством поручило предложить вам более ответсвенную работу -возглавить чунский комбинат. Эпштейна по его личной настоятельной просьбе с 1966 года переводят директором ДОКа в Савелово. Вопрос с ним окончательно решен, от вашего согласия зависти

срок издания приказа по министерству и управлению. Чунский райком партии вашу кандидатуру поддерживает. Хотя это предложение ранее высказывал мне директор, я не мог ответить без-колебания. Я отдавал себе отчет о значимости ответственности, которую мне предложили взвалить на себя. С молниеносной быстротой пронеслись в голове .мысли о цехах- развалюхах, полусгнивших жилых бйраках, по1рязишх в мусоре и нечистотах, о бездорожье в лесу, отсутствии лесовозного транспорт и лесоза1 от они тельной техники, о неустроенности быта людей и о многих других нерешенных проблемах. И невольно шевельнулась мысль: а не ищет ли директор бедовую голову которую можно подставить, избежав этого самому? Когда на предприятииработали заключенные, руководилось легче. Никаких тебе социальных забот о людях. Утром под конвоем организованно приведут, а вечером тем же путем уведут с производства. Одеты, обуты, накормлены - никакой головной боли директору. Все проблемы людей за колючей проволокой решало лагерное начальство. С переходом на труд волыюнаемных рабочих забот и хлопот удиректора стало неизмеримо больше. Требовалось жилье, школы, детские сады, объекты торговли, общественного питания, больницы, бытовое обслуживание, транспорт, связь и многое другое, без чего предприятие не может нормально работать. А Чунский ДОК кроме ветхих лагерных построек неприглядного вида ничем больше не располагал. Все наспех латалось, ремонтировалось. Убогость и ветхость виделись за версту. При низком техническом уровне производства и социального развития жизни людей хорошую историю в белых перчатках не сделаешь. Реальное положение дел требовало от руководителя повыше засучить рукава и трудиться до седьмого пота. Прокрутив все это в мыслях, я продолжал взвешивать свои возможности вдумчиво и напряженно. Хватит ли у меня энергии, способности, ума, организаторского талантадля того, чтобы катить эту тяжелую телегу. Фролов прекрасно понимал, на какое непростое дело он «сватал» меня. Он не торопил меня с ответом, подождав, сказал: - Главное, Павел Григорьевич, дорожите доверием. При выборе кандидатуры на должность директора у нас не возникало сомнений 225

относительно того, что вы справитесь с этой большой нагрузкой. Мы понимаем, что придется преодолеть горы трудностей, чунское предприятие среди деревообрабатывающих хозяйств самое отсталое. Управление значительную часть вины за это берет на себя, признавая, что внимания Чуне оказывалось мало. Да и руководство ДОКа не пердьявляло к нам настойчивыхтребований. Теперь настало время восполнить допущенный пробел. Поворот к лучшему я вам гарантирую! Подбодренный обнадеживающими словами человека, не бросающего слов на ветер, я решился сказать: - Борис Николаевич, я выражаю благодарность всем тем, кто оказал мне такое высокое доверие и большую честь. Вы озадачили меня настолько, что я просто поставлен в тупик. Я очень боюсь подвести тех, кто возлагает на меня надежды в том, что я смогу улучшить положение на предприятии. Но вдруг у меня не хватит пороха? Не получится ли, что впоследствии люди в мой адрес скажут: «Доплясались, что без хлеба остались»? Фролов внимательно выслушал меня, улыбнулся своей удивительно мудрой и располагающей улыбкой и произнес: - Бываетистория взлета, расцветаи безвременного падениядаже у особенныхличностей. А нам, простым людям, и подавно бояться нечего. Вся нашажизнь - игра, балансировка на краю. Предугадать что-либо наперед просто невозможно. Иногда полоса неудач таких колдобин подбросит под ноги, что ни пройти, ни проехать. В жизни необходимо личным 'трудом утверждать самого себя. Авторитет каждого зависит от его дел. В мире властвует воля случая, так используйте свой шанс без страха и сомнения. Не святые горшки лепят! И теперь, будущий директор, будем считать, что разговор закончился положительно, о чем я и сообщуруководству в Москву. - Что ж, риск - благородное дело. Я. берусь за это дело с надеждой на вашу помощь и поддержку, - сказал я, понимая, что подписал себе непростой приговор. Борис Николаевич поднялся, откровенно довольный таким завершением разговора. Правдивость его настроя и слов были заметны в выражении лица, во взгляде. Все импонировало в этом человеке. Для меня он с той поры был и есть всегда неподражаемым: и авторитетным человеком.

Дома я передал жене суть разговора с Фроловым. Ольга Нестеровна восприняла мое сообщение с абсолютным равнодушием. Она не выразила ни радости, ни огорчения. Со свойственной ей рассудительностью по этому поводу высказалась: - Раз покорно подставил шею, значит ярмо оденут. Не раз еще поплачешь от бессилия у этого разбитого корыта. Ты посмотри - куда ни кинь взгляд, одни развалины. Прежний от них бежит на недавно построенный завод, а тебе, доверчивому глупцу, подсовываютрухлядь. Был лесозавод относительно нормальным, и тот сожгли. Тебе и пришлось его восстанавливать. Так что, когда назначат, никого не упрекай и не стони. Что посеял, то и пожни. И не ищи тогда крайнего,! А то, как только что неладно, на мне зло сгоняешь. Эта плохая привычка уже вошла у тебя в систему. Я-то дома еще стерплю, а люди терпеть не станут? -Запомни, что для директора искренность, простота и“душевность - главное в его работе. Не сможешь признавать собственных промахов в работе, в директорск кресле долго не задержишься. С позором вышвырнут пинком. Я чувствовал, Что жена в тот вечер была не в лучшем настроении. В Чуне с ней такое часто бывало. Ее угнетала однообразная, бесперспективная работа, не приносящая ей удовлетворения. А устроить на работу по душе не представлялось возможности из-за ограниченности рабочих мест. Виной всему оказывался муж, давший согласие на переезд в не совсем удобное место для жизни. Вторым поводом для плохого настроения служило чрезмерное переполнение Чуны невероятными слухами, нередко касающимися и нашей семьи? Вполне вероятно, что из этого грязного занятия кто-то извлекал для себя определенную пользу. Ольга Нестеровна, презирающая склочных и досужих до всего людей, сама была не болтлива, любую ложь воспринимала болезненно. И на сей раз дошедшая до ее ушей очередная мутной воды выдумка тревожила ее, по выражению лица легко было догадаться, что жена хотела поделиться чем-то неприятным. Однако, хорошо понимая мое душевное состояние после разговора в гостинице, благоразумно перенесла беседу об услышанном на другой раз.

Последовавшая ночь прошла в тревожных снах и кошмарах. Неописуемые образы, страшные события жили своей жизнью в моем сне. Во сне, как оказалось, стонал, вскрикивал, часто просыпался от собственного крика от страха. Утром голова болела, готовая расколоться пополам, словно после большой пьянки. Пошел на работу разбитый, упавший духом, жалкий. Начало дня стало продолжением вчерашнего разговора. В кабинет директора был приглашен на десять часов утра. Там уже был Борис Николаевич. Оба находились в превосходном расположении духа. Я таким давно не видел директора. Для меня была ясна причина их столь приподнятого настроения. Мой удрученный вид сразу же был замечен ими: - Что с вами?! На вас лица нет! Я без особой радости, хмуро ответил: - Всю ночь ворочался. Кошмары замучили. Переживаю очень. Наверное, придется отказться от данного слова. Сам понимаю, что поспешил, принял опрометчивое решение. На лицах обоих отразилась тревога. - Павел Григорьевич, да какой же мужчина не мечтает о славе и карьере, - ободряюще сказал директор. - Добрая слава, Наум Александрович, дорого стоит, а хранится плохо. Зато худая всегда по дорожке бежит. При нагнем хозяйстве, сами понимаете, не до славы. На ногах бы устоять. - И что же, - на попятную? - вмешался Фролов. Боясь оказаться в глазах уважаемого человека трусом, ответил ему вопреки своей недавней решимости на отказ: - На всякую беду страха не напасешься. А риск - это мой удел! Московский и мой начальники облегченно вздохнули. Дальше разговор пошел по обычному руслу: о текщих делах, планах на предстоящий день, неделю. Вот с этого-то дня и стал я не только начальником СМУ, но и заместителем директора. Таков, видимо, был порядок при переходах по служебной лестнице. Во второй половине дня заместитель главного директора управления, тепло попрощавшись, укатил в Москву.

С отъездом Фролова напряжение спало. Жизнь приобрела прежний неторопливый ритм. Испытывая особое чувство, вызванное последшгми событиями, я с энтузиазмом и прежним рвением, на сколько хватало сил, брался за повышение темпов строительства. Твердо помнил при этом извечную истину о том, что без хорошо налаженного строительства немыслимо постоянное развитие производства. Социальное развитие трудового коллектива возможно при постоянном, целенаправленном вложении средств и своевременном их освоении. Одними лозунгами и призывами об улучшении ничего не добиться. Еслиэти условия отсутствуют, предприятие поначалу испытывает застой, а затем неизбежно приходит в упадок. Тогда уж все планы рушатся окончательно. Следовательно, падает престиж предприятия. В таком печальном случае говорить о стабильности кадров равно пустому занятию вроде взбивания масла из воды. Глядя на отсталость Чуйского ДОКа, я резонно задавал себе вопрос: как могло случиться, что в высоко развитой отрасли страны может находиться предприятие в таком запущенном состоянии? Чем больше я размышлял над причинами, вызвавшими такое положение вещей, тем больше чувствовалприлив дополнительной энергии, обострение желания и сил сделать как можно больше. Работа засасывала, как болото. Все настойчивее повышал требовательность к тем, кто относился к работе с прохладцей, без особого старания и инициативы, а только лишь для того, чтобы получить хоть какие-то деньги. Далеко не всем приходились по вкусу жесткий контроль и спрос за порученное дело. Некоторые работники упрямо продолжали «бить баклуши». Годами укоренившаяся привычка спокойствия отрицательно сказывалась на отношении к делу. Оказалось, не каждый из прорабов был способен на творческое горение, не потому что все они выходцы из лагерей, а потому, что существовал такой стиль работы, как в тихой заводи. Особенно большое беспокойство и проблемы вызывало свободное отступление от проекта. Своеволие при строительстве

приводило к дополнительным затратам и удлинению сроков строительства. Своим самоуправством особенно выделялся прораб Гречин Григорий Иванович. Все еще сохраняя давние приятельские отношения с директором, он вел себя несколько вызывающе и самоуверенно. Даже в отдельных случаях, когда он вынужден осознавать свою ошибку, припертый к стене доказательствами, он был непрббиваем, как камень. Такая ненаказанная необязательность укрепляла у Григория Ивановича вредную привычку неповиновения старшим, непосредственным руководителям. Авторитетом для него был только лишь директор. Понаблюдав за их взаимоотношениями, я понял, что они связаны какой-то невидимой ниточкой. Слухи об этом ходили разные, но это были только предположения, обоснованные на слухах. Характер Григория Ивановича сочетал в себе две заметные и даже противоположные черты - строптивость и умение льстить. Но лесть он адресовал строго по своему выбору. Такую самочинность прораба больше всего не переносил Королевский. Главный инженер очень резко реагировал на игнорирования его указаний. От открытого и почти наглого неповиновения прораба он приходил в ярость. Однажды после острой стычки на прорабском участке Гречина Королевский заскочил ко мне в кабинет, трясясь от гнева: Не сдерживая эмоций, на повышенных тонах стал предъявлять ко мне претензии: - Товарищ начальник, до каких пор можно терпеть производственного хулигана?! Он внятную работает по принципу: ’«Что хочу, то и ворочу». Для Гречина не сущствует ни чертежей, ни технических условий. Тоже мне, - чунский академик нашелся! Подводные камни в работе СМУ доставляли немало неприятностей. Чем больше пройдено дорог, тем больше сделано ошибок. Были случаи, о которых хотелось бы забыть, но они цепко засели в памяти, как шишки репейниканахвосте собаки. Об одном таком хочу рассказать. Как-то пригласил к себе главный бухгалтер. Вошел к нему, стол завален ворохом бумаг. Поверх них Артем Александрович подсунул большой лист, заполненный сметчиками СМУ по 230

закрытию сметы по базе ОРСа. Укрепив лист, с присущей ему деловитостью сказал: - Здесь по сводной смете показана экономия в сто тысяч рублей. Я слабо верю в эту экономию. Предлагаю сделать перерасход хотя бы до десяти тысяч. Мне впервые пришлось закрывать сметно-финансовый рассчет. Полагаясь на опыт и знание главного бухгалтера комбината и СМУ, я дал согласие на исправление сметы в сторону ухудшения итогового показателя. Завизировал последний экземпляр. Вскоре мне пришлось горько пожалеть об этом. Вскоре меня вызвали в Москву по закрытию смет, по которым строительство уже было завершено. Дальнейшее оформление в ОКСе управления прошло без существенных исправлений. Зато в главном управлении министерства по капитальному строительству случилось непредвиденное. НачальникГлавка Коротков Александр Васильевич, внимательно взглянув нарезультатитоговой строки смени, вдруг вскипел. Метнув злой взгляд на Фролова, он, указав пальцем надокумент, произнес: - Мы на объектах ОРСов в десятки миллинов рублей не допускаем перерасхода сметного лимита, а вы на строительстве мизерной по сравнению с ними базы допустили перерасход. Всегда спокойное лицо БорисаНиколаевича заметно порозовело, заблестели глаза. Он явно забеспокоился и еще не понимал, о чем речь. А Коротков, обращаясь к своему работнику, вьшолнявшему роль технического секретаря в комиссии по закрытию смет, распорядился: - Запишите в проект приказа министра: товарищу Фролову объявить административное взыскание за бесконтрольность. А виновников из Чуны отдать под суд! Слова угрозы начальника Главка были для меня подобно грому среди ясного неба, сразив наповал. В глазах затуманилось, от сердечной недостаточности к горлу подступила тошнота. Боялся, что еще миг и я потеряю сознание. Стараясь держать себя в руках, собрав в себе остаток сил и смелости, несмело сказал: 231

- Александр Васильевич, разрешите забрать сметы на доработку. Здесь затраты по проектированию отнесены, я полагаю, неверно. Не мой лепет малоубедительных слов подействовал на Короткова, а переменившееся мое лицо, на котором все было написано. - Разрешаю, - словно отрубил Коротков Александр Васильевич, подвигая к себе новые документы для просмотра. Еще не совсем владея собой, не веря в появившуюся возможность что-то изменить, я поспешно вышел из кабинета, спиной чувствуя силу устремленных не то осуждающих, не то сочувствующих взглядов. Уже следуя в управление в неторопливом, грохочущем трамвае по не по-московски тихой улочке, я думал о том, что жизнь наша - сплошные неприятности. Маленькие островки хороших новостей, событий, праздников - лишь возможность передышки в стремнине борьбы с потоком проблем. Приехав в Чуну, вызвал Артема Александровича для разговора далеко не мажорного. Этот далёко не благоприятный для моей репутации случай, благодаря Ильинскому, не вышел дальше стен кабинета главного бухгалтера. Узнали бы правду в верхах, и неизвестно, чем бы все это закончилось. А сводная смета с достоверными и неоднократно проверенными цифрами министерством вскоре былаутверждена без замечаний. Позже всякий раз, когда я проезжал мимо базы ОРСа, в памяти всплывал министерский кабинет и разговор в нем, грозивший мне завершением карьеры. К счастью, гроза гнева не коснулась практических дел. В дальнейшем наши деловые отношения с Коротковым строились на доброжелательной основе. В критических ситуациях, когда не доставало средств на капитальное строительство, обращался к нему за помощью. Мои просьбы не оставались без внимания. *** С торжеством и весельем проводили в прошлое и 1965 год. Был он неудачным по годовым итогам производственнойдеятельности. 232

Не блестящими были и показатели пятилетки в целом. Не было оснований для восторгов-и веселья. Говорят^ плохо, когда много денег и мало традиций. В заводоуправлении получалось наоборот. Из-за отсутствия средств на рассчетном счету в банке зарплата выдавалась с большой задержкой. Но это не мешало частым увеселениям. Не обязательно по праздникам, и вдругиедни в домедиректора часто собирались на чаепития, картежные игры. Не одномумне, многим бросалось в глаза пассивное отношение директора к происходившему на комбинате. Он с нетерпением ждал перевода. В его «подвешенной» ситуации, понятно, он допускал слабину. Заметно отходя от дел, он все чаще и больше стал доверять мне в моей самостоятельности при решении проектирования и строительства на перспективу. Когда кто-нибудь обращался к нему в части оказания помощи в ремонте жилья, Наум Александрович отвечал: «У меня теперь есть заместитель по капитальному строительству, вот и обращайтесь к нему». Так мне постепенно добавлялось работы. Бухгалтерия заваливала бумагами для подписи. Раньше при отсутствии директора или его занятости подписи за него ставил Александр Тимофеевич Поздеев. Его дотошность, излишняя придирчивость не только к работникам бухгалтерии, но и исполнителям других отделов, отпугивала людей. Теперь почувствовали слабинкунового заместителя, так как я строил начало своей работы в данной должности на доверии и надежде на компетентность исполнителей. Я больше старался понять сам, чем поучать других, не отнимать понапрасну’ время у людей.' По поручению директора начал проводить прием работников по личным вопросам. Доверял во всем, кроме как в оказании денежной помощи. На первых порах мало кто из посетителей верил в жизненность и результативность моих резолюций. Поэтому и дверь кабинета во время моего приема не .ломилась отжелаюпда «осчастливить» своим посещением. В один из таких малоочередных приемов долговязый мужчина с лицом явной нечистоплотной морали, приоткрыв дверь, сходу прицепил мне ярлык. - Ни дать, ни взять. Не личность, а серый воробей! - небрежно махнул он рукой и закрыл дверь директорского кабинета.

Однажды и Лида «осчастливила» меня своей откровенностью, подчеркивая мою неавторитетность: - У Наума Александровича отбоя нет, а при вашем приеме уснуть можно. Такие оценки не вдохновляли меня. *** Пришел февраль, не уступая по свирепости своих морозов “ январю. Приближение весны чувствовалось только по яркости холодного солнца и появлению первых коротких сосулек на карнизах крыш. Вместо радости ожидания весны и потепления каждый день приносил ощущение тревоги. И чем больше отделяло меня время от момента отъезда Фролова в Москву, тем больше прибавлялось неуверенности в несбыточности его намерений. Повинуясь голосу собственных убеждений, я предполагал, что рекомендательные документы на мое назначение давно облюбовали место в корзинах кадровиков министерства. Но я не из тех, кто способен на коленях собирать обломки разбитых надежд. Так было, когда меня направляло МВД на работу в Сибирь, то же произошло, когда оказался в Чуне. / Всегда получалось как-то так, что мою судьбу кто-то предопределял вперед. Но это не означало, что я жил подобно растению, ожидающему милости сверху, без намерений и мыслей о будущем. Так получалось само собой. Как когда-то говорила мне мать: «Так тебе, сынок, на роду написано». Судьба меня не возвышала на вершину славы, но и не бросала в беспросветную » безнадежность. Причиной некоторого торможения продвижения по службе была неустойчивость моего характера. В моей натуре удивительно прочно и совместимо уживались три противоположности: буйство чувств, стеснительность и доброта. Первая черта была унаследована от матери, вторые две - от отца. Недовольство начальника вызывал мой острый язык, на кончике которого не умела держаться тайна замеченной несправедливости. А за критику цветов не дождешься, и мало находится охотников подставлять служебное кресло на ступеньку выше. Так было, так есть и так долго еще будет. Я мог постоять за других, находил на

эго силы, смелость и мужество. Болезненно, как свое, переживал чужое горе. Терпеть не мог высокопарных, чванливых выскочек, интеллигентов в самом негативном смысле этого слова. Не терпел заискивания, уважал простое, откровенное общение с людьми. От непринужденного, чисто человеческого, доверительного общения с людьми испытывал большое удовольствие. Я жил людьми, а они жили мною. Что касается лично себя, то я был слабо пробивным человеком. Если чего-то и сделал в жизни для себя, то это благодаря жене и товарищам, стоящим выше по служебной лестнице. По такому неизменному принципу вращалось колесо судьбы и в этот раз. Неопределенная ситуация разрешилась сама собой и неожиданно. Была первая половина февраля, порошил мелкий снег. На одиннадцать часов дня было назначено общее собрание ИТР и служащих комбината. Зал заседания заводоуправления к назначенному времени был полон. Слух о приезде главного инженера управления уже разошелся среди собравшихся. Знали и о том, чго он привез приказ министерства. В зал я зашел вместе с Беловым и Эпштейном. Волнение и тревога мои были так велики, что не мог сдержать дрожи в руках. Чувствовал себя, словно кому- то переходил дорогу. С пустыми ведрами, Было стыдно, будто покупал дорогую вещь на ворованные деньги. Любая должность во власти всегда вызывает зависть, а директорская - вдвойне. Особенно она видна была на лицах тех, кто давно знал намерения Эпштейна и рвался занять его кабинет. Они понимали, что такая возможность теперь безнадежно утрачена. Первым к присутствующим обратился главный инженер 13 управления Белов. Его тихий голос, простая и понятная речь сразу приковали внимание зала. После краткого вступления, в котором он охарактеризовал причину смены руководства, зачитал приказ по управлению о момем назначении на должность директора. После него слово взял Эпштейн. Наум Александрович объяснил свой перевод, сославшись на ухудшение здоровья, требующего теперь постоянного наблюдения опытных медицинских специалистов. Н е все в зале приняли эти слова на веру, потому что среди людей уже ходило немало слухов об истиной причине ухода директора. Он же вкратце коснулся истории образования 235

предприятия, указывая на свой личный вклад. Отметил он и трудности, пережитые ранее. Затем он поблагодарил тех, кто немало лет отработал с ним. Однако он никак не коснулся того, сколько лет он вынашивал планы и надежды на переезд в европейскую часть страны. Не выдавал он и радости,которая в этот момент переполняла его. Сейчас это уже никого не касалось. Главное - свершилось! Остались чистые формальности. После него Белов предоставил слово мне. Я не мог не отметить недружелюбные взгляды на некоторых лицах, ехидные улыбки. Трудно было начать разговор. Неожиданные робость и нерешительность сковали и язык, и мысли. Наконец, преодолев замешательство, произнес: - В Чуну меня направило руководство, чтобы строить. Никаких других намерений не вынашивал. Не намеревался пробраться на директорский пост с заднего крыльца. А теперь, раз назначили, значит придется работать. Самоуверенностью не страдаю, понимаю, что этот тяжелый воз придется не катить по асфалыу, а тащить по ухабистой дороге. Но, работая дружно и честно, мы сможем все вместе достичь многого. Я лично сил жалеть не буду. За оказанное доверие - спасибо, постараюсь оправдать его. Так начался мой двадцатилетний путь в должности директора комбината. Путь тернистый, захватывающий. Ему и посвящена последняя глава. Немного обо всем Заканчивая вторую часть своих воспоминаний, хотелось бы рассказать о людях труда, дела которых оставили добрую память. И не случайно мое перо снова тянется написать о строителях. Начало работы на чунской земле непосредственно было связано со строительством. А все первое, как известно, запоминается накрепко и надолго. Первая учительница, первый урок, первая любовь, первый рабочий день на новом месте работы. К тому же перемены в жизни и важные события всегда основательно остаются в памяти на долгие годы. По памяти легко и пишется. Как говорится: «По памяти, что по грамоте». К строительству у меня особое отношение, как специалиста,

любящего свою специальность. Отсюда и к людям, занятым строительством, особое уважение. Строительный процесс, как правило, ведется на открытом воздухе, в разн ых климатических условиях. Значительная часть строительных объектов ведет ся на голом месте, в необжитых районах. И строители, испытывая на себе все тяготы неустроенности человеческого быта, первыми прокладывают путь к цивилизации данному объекту, населенному пункту. Руками строителей создаются городам поселки, железные и шоссейные дороги, мосты итоннели, шахты и рудники, заводы и фабрики и многое другое, что связано с освоением земных богатств, экономической и оборонной мощью страны. Все, что есть на поверхности земли, создано руками строителей, которыеявляются созидателями. Строительство по сравнению с другими отраслями материального производства, имеет ряд отличительных особенностей. Главная из них состоит в территориальном закреплении продукции. О на основывается на века. Вторая особенность заключается в долговечности. Ни один вид продукции по срокам службы не может в этом конкурировать. Третья - масштабность. Самый близкий и наглядный для нас пример - Братская ГЭС. Четвертая, на мой взгляд, романтическая привлекательность профессии строителя, заложенная с детства. Это так. Едва научившись самостоятельно передвигаться, добравшись до кучи песка или рыхлой земли, маленький человек уже стремится к созиданию сооружений своего воображения. И никто не в состоянии подавить это стремление. Возможно, поэтому я и выбрал специальность инженера-строителя. И никогда, даже в самые критические моменты работы на важнейшей сгройке оборонного значения, я не упрекнул себя в неправильном выборе специальности. Любовь к своему делу, понятно, вызывала повышенный интерес не только к строительным объектам, но и к специалистам, возводившим их. За много лет работы и многочисленные поездки по лесовозной дороге вспоминал то значительное, что происходило в период ее строительства. Всякий раз перед глазами всплывал образ седоволосого, крупного фигурой прораба Бигге Петра Петровича.

Это был немногословный, трудолюбивый человек н > Прибалтики, по воле злой судьбы оказавшийся в здешних местах. На его долю выпал самый трудный в организациош юм плане период освоения новой сырьевой базы в урочище Бармо. Он никогда не роптал на трудности, а молча и терпеливо делал свое дело, не забывая о его важности и личной ответственности. Он не докучал по мелочам, решения принимал сам. Огромных усилий и хлопот стоила ему доставка строительного материала для возведения целого вахтового поселка на Бармо. Состоять он должен был не только из жилых, домиков. С ним предусматривалась вся инфраструк гура для полноценной жизни лесозаготовителей: школа, клуб, медпункт с несколькими койками стационара, детский сад-ясли, продовольственный и промтоварный магазины, столовая с хлебопекарней, овощехранилище, котельная, гараж, пожарное депо и другие объекты. Для жизнеобеспечения их предусматривалось постоянное водоснабжение, отопление, сети ТВК, очистка стоков и электроснабжение. Меня устраивала работа прорабского участка, руководимого Битте. Я одобрял его требовательность к исполнителям без чрезмерных придирок и лишней надзирательности. Петр Петрович не любил лодырей и пьяниц. Он часто повторял: «Лентяй да пьяный шалопай - два роли ых брага». Поэтому такие люди додто не задерживались на его участке. Сам он тоже был нс из тех, кто мешал дело с безделицей, всегда находился в рабо те. Запомнилось несколько интересных случаев, связанных с работой Битте. Как-то перед корчевкой леса для. строительства поселка Бармо он озабоченно обратился ко мне с вопросом: - Зачем мы строим пн этом мег 1,с посспок? Вы обратите внимание, здесь все высокие л и т ыч ипщы Iювреждены молниями. Теперь н я заметил, что э го дсйсттч ггельно так. Потом, спустя несколько лет1, уже после геологических разведок, когда на территории ’Гу11СКОГОр а н т ш были обнаружены большие запасы высококачественных железных руд, загадку природных явлений можно было попять. По всей вероятности, подземный железнорудный шлейф тянется по направлению к реке Бармо. подходя близко к поверхности земли. Поэтому из-за большого (2 3 8 )=

количества окиси железа в воде реки Бармо она была не пригодна для питья. Позже наличие железной руды в лесо сырьевой базе комбината было обнаружено в нескольких местах. Открытый каменный карьер по добыче щебенки тоже подтвердил это. Дорожное полотно, покрытое только что добытой щебенкой, после первого же дождя из серого превращалось в оранжевый, напоминающий ржавчину на металле. Кроме того, при возведении земляного полотна дороги у реки Омут на правом ее берегу в грунте были обнаружены металлические окатыши от 4 до 5 сантиметров. Их отправили в Москву для исследования. На том дело закончилось. О природных богатствах нашей земли приведу еще одно доказательство. Очень трудным при возведении полотна дороги оказался участок при подходе к ручью на 30 километре. Работе бульдозеров мешали линзы вечной мерзлот ы. Машины тонули в оттаявшем мессиве после вскрытия торфяника. Вязкий грунт серебрился в лучах солнца от слюды. Тогда мне прораб сказал: - Слюда - неизменный спутник золотой жилы. В этом ручье один наш работник промываег золотой песочек. Если вас интересует это занятие, в воскресенье можете убедиться. Фамилию при этом Петр Петрович не сказал. В воскресенье, гонимый интересом, я на личном «Москвиче» решил поехать к ручью, заодно проверить готовность водопропускной трубы, от которой зависело возведение насыпи дороги. Уже уложенная насыпь позволила добраться на колесах только до 28 километра. Два оставшихся пришлось топать пешком. Каково же было мое удивление, когда я у ручья увидел копошащегося механика СМУ Хаустова Андрея Андреевича. Он меньше бы опешил, увидев инопланетянина в этот момент и за таким занятием, чем ошарашен был моим появлением. Но справившись со смущением и растерянностью, он поздоровался. К своему механику я относился с особым уважением. Доставалось екйу немало. От технического состояния бульдозеров, работавших на строительстве дороги, зависела не только судьба введения дороги в эксплуатацию, но и последующая затем вывозка леса. Лесозаготовители буквально наступали на пятки. Рассмотрев орудия труда новоиспеченного старателя,

представляющего собой черпак, деревянные лоточки, сита с разным сечением ячеек, сказал: - Покажи свою добычу. Андрей Андреевич достал из-под куста гладко строганую дощечку, на ней сверкало несколько едва уловимых невооруженным глазом золотых песчинок. - При такой добыче Фордом не станешь, - улыбнулся я. Задал ему несколько деловых вопросов по части техники и поспешил прочь, чтобы не отнимать время у механика. Следуя к машине, я думал о занятиях своих работников в выходные дни. Кто-то, как Хаустов, занимался полезным для себя делом, а кто-то проводит свой выходной в потребительской праздности. Отдых в сочетании с полезным делом способствует росту душевного подъема и полноты. А этого ощущения нам часто не хватает. Если же человек недалекий, то занятие его банально: купил, принес, выпил. В понедельник они являются с тяжелой головой, а коль голова шумит, то ум молчит. О производственных показателях работы при этом и речи быть не может. И совсем уж непорядок, если работа такого горе-работника таит определенные опасности. Об этой извечной проблеме нашего общества можно говорить и писать до бесконечности. Хочу поведать читателям еще об одном случае, происшедшем на прорабском участке Бигге. Однажды в начале рабочего дня, после выходного, во время очередной поездки в лес на лесозаготовки, еще подъезжая к месту стоянки бульдозеров, заметил скопление людей у вагончика. Подумал, что обокрали кладовку с запасными частями для бульдозеров. Но мои опасения, к счастью, оказались напрасными. Виновником общего сбора и возмутителем спокойствия оказался медведь. По рассказам Петра Петровича и после осмотра места происшествия понял следующее. Обычно, уезжая после работы домой, слесарь, работавший одновременно и поваром, и хозяйственником на стоянке, то ли по забывчивости, то ли в спешке забыл вынести из вагончика пищевые отходы. Обычно он их выносил, и к го их съедал, его мало интересовало. Оказалось, что постоянным посетителем дармоврй кормушки был медведь. Он давно понял, что незачем бродить но тайге в поисках пищи, когда гут вес I,отово.

Самовольно приписавшись на довольствие, зверь, видимо, был уверен в его постоянстве. Но на сей раз он остался без ужина. От обидьт решил отомстить хозяевам стоянки. Он выдавил стекло вагончика, из которого учуял запах съестного. Но размеры окна не позволили зверю протиснуться внутрь. Медведь разъярился и решил опрокинуть вагон. Но не тут-то было. Вагон заводского изготовления оказался ему не под силу. Он только смог сдвинуть на несколько сантиметров переднюю часть. Оставив эту безуспешную затею, решил отомстить по-другому. Он начал катать камни с обочины на насыпь. Один из них, которым медведь подпер дверь вагончика, оказался настолко тяжелым, что сдвинуть его человеческими усилиями оказалось невозможно. Второй, почти такой же, он оставил на середине дороги. Убрать смогли только бульдозером. С тех пор бульдозеристы старались не забывать своего постоянного посетителя. Петр Петрович любил тайгу. В лесу он находил свое утешение. Однажды, уже будучи на 1генсии, Битте ушел в тайгу и не вернулся. Такой уход его в вечность для всех остался загадкой. Давно нет поселка, выполнившего свое назначение. А дорога будет служить людям долгие и долгие годы, став памятником первому ее строителю. Затронув добрую память о строителях, справедливо будет остановиться еще на одном специалисте - прорабе Гречине I ригории Ивановиче. Ни один из промышленных цехов комбината и объектов ОРСа не был построен без его учасг ия. Это был удивительный, смелый и решительный человек. Он не отказывался и не боялся любого дела, самого сложного по инженерному замыслу объекта. Прорабский участок Гречина выполнял работы в комплексе: строительные, сантехмонтажные, электромонтажные и технологические. В основном ему это удавалось. Григорий Иванович обладал хорошими организаторскими способностями. Несмотря на повышенную тербовательностъ с его стороны к рабочим по части дисциплины и качества работ, к нему тянулись люди, причем, лучшие специалисты. По этому поводу мне приходилось выслушивать претензии от других прорабов. Но он обеспечивал высшую производительность труда, из чего вытекал и более высокий

заработок людей. В моей памяти вертится несколько случаев, связанных с работой Гречина. О дин из них относится к восстановлению четырехрамного лесозавода после пожара в 1963 году. П роектом, разработанны м конструкторским отделом предприятия, предусм атривалось вм есто сгоревш их деревянны х ферм кровельного перекры тия установить типовые клееные сегментные фермы. Но одно дело - выдать идею, совсем другое - осущ ествить ее в полевых условиях с ограниченными производственными возможностями, не имея никакого опыта. М алейш ий брак при склеивании хотя бы в одной из ферм м ог привести к обруш иванию кровли. Последствия такой трагедии можно только предполагать, учитывая, что цех всегда заполнен рабочими. И тут надо отдать должное за смелое и рискованное реш ение прораба. Он впервые в своей строительной практике взялся изготовить клееные фермы для покрытия лесозавода. Он с честью справился с важным для комбината заданием. И если бы не произошел еще один пожар в конце восьмидесятых, то до сих пор фермы несли бы свою нагрузку. И еще не лучш ее дело досталось прорабу Гречину. По реш ению заместителя министра Георгиевского было принято решение здание бывшей электростанции после перехода на постоянное электроснабжение от Братской ГЭС в сжатые сроки реконструировать под котельную, так как катастрофически не хватало тепла. П роектный институт выдал реш ение, в котором предусматривалась замена несущих нагрузку металлических балок на опорах на металлические фермы. Генерал обязал Ангарский трест «Саитехмонтаж» изготовить эти фермы. Руководитель треста дал согласие высокому начал ьству, однако, протянув время, Ш мальченко, руководитель монтажной организации, наотрез отказался выполнять ран ее обещанный заказ. О н мотивировал это малым объемом работ и большими расходами по доставке ферм из Ангарска в Чуну. Время было потрачено на бумажные переписки и пустые телефонные разговоры. Отопительный сезон при этом неумолимо приближался. Котлы уже находился на своих, местах. Н ачали их обвязку, вопреки всем норм ам , невзирая па

неподготовленность здания к монтажным работам. Вместо крыши над головой было небо. Вот тогда-то и решили металлические фермы пролетом в 18 метров изготовить своми силами. Григорий Иванович понимал, какую ответственность он брал на себя, изготавливая впервые сложные металлические конструкции. Знал он и то, что кровля будет эксплуатироваться в жёстком режиме в условиях не только статистических нагрузок кровли и постоянного снежного покрова, но, главное, вибрационных нагрузок от стоящего рядом четырехрамного завода. Во время выполнения сварочных работ заапомнилась одна деталь.Как-то подошел в начале рабочего дня к месту изготовления ферм в непосредственной близости от здания котельной. Сварку осуществлял бригадир монтажников Ончану. Только он имел допуск к сварочны м работам с такой ст епеньто важно сти. Обратив внимание на ширину сварочного шва, я спросил: - Миша, ты шев накладываешь значительно больше проектного? - Да, мы так решили с Григорием Ивановичем. Проектный нам показался слишком ненадежным. Опытный сварщик, имевший дело с изготовлением металлоконструкций еще до лагеря, больше верил наметанному глазу, чем расчетам и бумаге. Я подумал : «Каши маслом не испортишь». Под руководством прораба Гречина работы были выполнены быстро и качественно. Котельная была запущена в установленный срок. Непростым в технологическом плане было и строительство холодильника на 100 тонн мяса на базе ОРСа, доставшееся Григорию Ивановичу. С ним и мне хватило нервотрепки с лихвой. Особенно с изготовлением гофрированных батарей на стороне и комплектацией для них особого металла. С захудалым техническим потенциалом СМУ того времени холодильник оказался для нас крепким орешком. В период его строительства прорабу нелегко было нести свой крест. Наконец, казалось, трудная для предприятия задача осуществилась. Холодильник заработал так, что по температурным показателям превзошел проектные показатели. После ввода холодильника в эксплуатацию население

поселка' могло в летний период покупать не только мясо, но и другие скоропортящиеся продукты. Приходилось прорабу Гречину выполнять строительные работы и на объектах социального значения районного масштаба. Один из них - это изготовление и монтаж стеллы для комплекса памятника на 136 километре в честь погибших земляков в Великой Отечественной войне. Я не раз наблюдал, с какой любовью рабочие прорабского участка Гречина шлифовали уже изготовленную конструкцию. Они понимали, для чего отдавали свой труд. Но потом нашлись нелюди, которые глумились над светлой памятью павших в боях, воплощенную в бетоне. В то время не только я, но и другие руководители настаивали перед райкомом партии, чгобы памятник был поставлен не на отшибе в лесу, а в районном поселке. Нас тогда не услышали. И только в 2000 году в честь 55-летия великой Победы над фашизмом, во избежание полного разрушения скульптур вандалами, часть комплекса была перенесена на площадь райцентра. Еще одну важную заслугу перед жителями райцентра следует отнести в адрес Григория Ивановича. Это строительство Чунского ретранслятора. Главная тяжесть работ лепта на его плечи. С пуском объекта в эксплуатацию население района приблизилось к жизни всей страны. Григорий Иванович прежде времени ушел в мир иной. Он оставил не одно дерево в память о себе, а целый сад. Об этом будут помнить благодарные потомки. Почетное место в моей памяти занимает прораб Починок Иван Семенович. Он же, как и Битте Петр Петрович, не любил чинопочитания, переходящего в подхалимство. Не боялся высказывать справедливую критику, невзирая на любой чин, ради пользы дела. Не переходя на грубые эмоции, а тем более —на недозволенные формы. Всегда прежде, чем говорить, думал, а не наоборот. Меня его критика не раздражала, воспринимал ее, как должное. Я и сам был той же закваски, поэтому ставил своей целью оказать помощь в решении прорабских проблем. На долю прораба Починка выпало строительство одно- и двухэтажных зданий из дерева в центральной части поселка и Нового поселка, а также школ № № 90 и 1. Он уехал из Чуны,

оставив после себя большое наследство. О дальнейшей его судьбе ничего не знаю. Большую помощь прорабам оказывали мастера. Их было много, мало что сохранилось уже в потускневшей памяти. Остановлюсь на двух, которые больше других работали на стройке в Чуне. О Свиридове Науме Степановиче, о котором я упоминал в начале книги, и о Ковалеве Иване Григорьевиче. Его участие в возрождении предприятия и поселка несомненны. Коснусь лишь одного важного дела в его работе. Событие происходило в марте 1985 года в канун 40-летия Победы в Великой Отечественной войне. Руководство комбината решило увековечить эту знаменательную дату, построив на площади против ДК Стену памяти. В тот момент прибыл на чунскую стройку для проверки работы СМУ-8 заместитель главного инженера управления строительства 604 Кашанский Виктор Михайлович. Я и обратился к нему с просьбой оказать помощь в строительстве задуманного памятника. Тот, сославшись на сжатые сроки и отсутствие проекта, отказался в категоричной форме. Посоветовавшись с Владимиром Серафимовичем Ильинским, отвечающим за капсз рои тельство по комбинату, решили построить Стену памяти собственными силами. Ответственную работу поручили мастеру Ковалеву. Иван Григорьевич без тени нерешительности и боязни взялся за дело. Подобрал людей, способных и умеющих не разделять в силу необходимости время на рабочее и нерабочее. Несмотря на зимнее время, в сооруженном тепляке, круглосуточно обогреваемом “буржуйкой”, рабочие интенсивно работали в две смены. Не под нажимом изданного директором приказа, а больше по закону совести. Несмотря на некоторую задержку поставки мраморных морозостойких плит, Стена памяти была закончена в срок. Каждый раз, бывая вблизи нее, я вспоминаю период строительства. И так досадно, что находятся нелюди, которые погаными руками начали обдирать облицовочные плиты и уничтожили все электрические фонари вокруг памятника. Кар гина вандализма наталкивает на мысль, что человек воспитывается и перевоспитывается всю жизнь. Это может быть и в лучшую, и в худшую сторону, в зависимости от общества, в котором он

находится. Хорошая семья, хороший коллектив, хорошая школа должны искоренять в зародыше у человека болезни невежества, хамства и зла. Пока же на эту тему много слов, но мало дела. А как бы хотелось каждому порядочному человеку почувствовать перемены к лучшему. Чтобы в нашем неспокойном обществе меньше было людей, способных на всякую подлость. Начало С самого вступления в должность директора тревожила одна несправедливость, затрагивающая интересы значительной части работников предприятия. Суть ее сводилась к следующему. В недалеком прошлом, по чьей-то необдуманной воле, предприятие было лишено лесных лью т В результате люди, занятые на лесозаготовках, проявляли обоснованные претензии к руководству комбината, законно требовали положенное. Задача на меня навалилась трупно-разрешимая. Из работников управления никто не помнил, по какой причине были упразднены лесные льготы. В архивах предприятия никакого документа обнаружить не удалось. Как можно было объяснить людям правомерность такого положения, когда в многолесном районе среди всех предприятий, занимающихся лесозаготовками, единственный коллектив не пользовался лесными льготами. Припертый к стенке законными требованиями обиженных несправедливостью людей, усиленно искал выход из тупика. Однажды, надеясь получить достоверную информацию, позвонил директору Вихоревского ДОКа Беляеву: - Василий Иванович, беспокоит сосед. Интересуюсь важным вопросом. - Рад приветствовать “южанина”, - едва улавливались его слова. Слово “южанин” Беляев, как только разговор касался Чуны, произносил с сарказмом. Как видно, получал от этого удовольствие. По воле судьбы, сто километровое с небольшим расстояние между нашими предприятиями разделяла условная линия. Вихоревский

ДОК оказался на территории, приравненной к Северу, а наше предприятие, вроде, - на юге, хотя разница в климатических условиях не улавливалась. Даже, наоборот—с появлением Братского водохранилища зимой температура воздуха, по прогнозам области, у них выше, чем у нас. Оба наши предприятия находились в одном министерстве. Являлись однородными по производимой продукции. А условия оплаты существенно отличались. Северные льготы вихоревцам давали значительные преимущества. Однакоработали они не лучше коллектива Чунского ДОКа. Наоборот, вихоревское предприятие приносило огромные убытки министерству, что вызывало неудовольствие у руководства управления и министерства. Вспоминается случай, происшедший значительно позже описываемого разговора. Случай был весьма неприятный для Василия Ивановича. Находясь в Москве с балансовыми отчетами, мы с Беляевым напросились на прием к заместителю министра в надежде получить от него помощь в приобретении лесозаготовительной техники. Чунский и Вихоревский комбинаты отставали по оснащению современной техникой на лесозаготовках на два порядка от предприятий министерства лесной и деревообрабагывающей промышленности. Прибыли мы то'шо в назначенный час. Секретарь заместителя министра пропустила без задержки. Петр Константинович Георгиевский —высокий, подтянутый генерал -^встретил нас холодно. Особенно недружелюбные взгляды метал на Василия Ивановича. Не приглашая сесть, начал: - Товарищ Беляев, почему так плохо работаете? Своими убытками разоряете министерство. Живете рядом, а работаете по-разному: Чуна- высокорентабельное хозяйство, а ваше—страшно убыточное. Вам планируются убытки, вы же умудряетесь их удваивать. В Чуне возят лес значительно дальше Вихоревки, и лес хуже, а результат в производственно-хозяйственной деятельности положительный.... Доложите причину! От такого жесткого приема в дрожь бросило. Как вихрем сдуло веселую маску с лица Беляева. Порозовел не только крупный нос, краской покрылось все лицо. - Товарищ генерал, так у нас же северные льготы приносят