Альманах «Русский Stil» 2020/2021

© Русскии Stil-2020-2021. Литературныи альманах. В книге использованы работы, представленные на творческие конкурсы сезонов-2020-21 гг. Редактор-составитель: Л. Баумгартен. © Дизаин: В. Цветков. Авторскии стиль произведении сохранен. Сохранены также особенности пунктуации и орфографии авторов. Verlag «STELLA» Bundesstr. 52 72379 Hechingen Deutschland www.stella-verlag.com Tel. +49/1743840306 ISBN 978-3-95772-272-0







Без впечатлений, восторгов, вдохновения, без жизненного опыта – нет творчества. Дмитрии Шостакович



Евгений ИВАНИЦКИЙ Лауреат 1-ои степени ОДИССЕЙ Ночь прилетает на крыльях бесшумных, совиных, Ночь, за которои, похоже, не будет рассвета, И Одиссеи засыпает в объятиях нимфы. Выпита терпкая влага, попадали кубки. Черными водами Стикса клянется Калипсо, Вечную молодость нимфа сулит Одиссею. Ночь пахнет безднои и вечнои винои, и забвеньем. Небо пугает своеи высотои непосильнои… Ночь на Итаке. Над пряжеи поет Пенелопа. Боль, растворенная в песне, стала слезою. Чаика кружит над простором любви и печали. Утренним светом звезды согревается сердце. Ах, Одиссеи! Ты бросаешь весла в тумане, В сумерках жизни и в сумерках горестнои смерти. Годы и волны многое перемололи. С чем ты вернешься? В ладонях – ракушка пустая… Вот и подъезд у дорожного круговорота. – Здрасте! – басит Одиссею Харибда Петровна. Сцилла Ивановна, губки поджав, замолкает, Много чего порасскажет она Пенелопе, Вспомнит волшебницу Кирку, детеи Одиссея – Щедрое семя далеких и долгих скитании, И пробежит скорпион – порожденье улыбки. Время – по кругу. В ладонях – ракушка пустая… 8

Кира МАРЧЕНКОВА Лауреат 2-ои степени *** В предутреннеи тиши, где уязвим покои, Где мимолетных снов сплетаются узоры, Случаиные слова становятся строкои, Еще один ручеи становится рекои, Еще одна река впадает в море. Раскинулся туман по ивовым плечам, Склонившимся к земле, сутулым, терпеливым. Но стоит первои птице звонко прокричать, Тяжелои каплеи с ветки скатится печаль, И время понесется торопливо, И глазом не моргнешь – умелая рука Раскрасит горизонт янтарными лучами… И вот уже ручьем становится река, Теряет прежнии смысл случаиная строка, И слово превращается в молчанье. 9

Галина ВОРОНЕНКО Лауреат 3-еи степени ТАМ БЕРЁЗЫ МЁРЗНУТ Небо, не душу меняют те, кто за море бегут. Горации Там – березы мерзнут, осени скинув шаль, исчезает солнце в белом крещендо снега. Здесь – паленыи ветер хлещет лохмотья пальм и каньоны склонны прятать на дне печаль, осуждая гулко вздор и бездонность неба. Океан лютует – время смывать грехи! Бьет волнои о берег, молится – отпусти, мол; не горят секвоии, логике вопреки... И, как вызов этои дерзкои игре стихии, Волга катит воды в Каспии невозмутимо. Здесь живет индеец, белыи и дзен-буддист – всем хватает света, веры, дорог и прерии. Там – с тех пор, как Герцен Ленина разбудил, а страна пригрела партию на груди, весь народ болеет и ни во что не верит. Здесь – хмельные скалы, звезды с мою ладонь, черныи «ритм-и-блюз» и ток аритмии свинга. Там – остались папа, мама, сестра и дом, Колька с нотнои папкои, «первыи весеннии гром», там осталась сердца добрая половина. Нет хирурга, чтобы память зашить иглои! Слов не сыщешь в помощь всем улетевшим стаям... Покидая вечность булочнои за углом, оставляешь землю, где навсегда – твои дом! Оставляя небо… небо и – обретаешь. 10

Елена ИНОЗЕМЦЕВА Дипломант *** Так выити из комнаты трудно, и даже не знаешь зачем. Мобилка, подземка, маршрутка, тяжелая связка ключеи. А улица, словно веревка, потянет тебя за собои: маршрутка, киоск, остановка… И близкою пахнет зимои. На девушку – жемчуг, и веер, и шлеиф дорогих сигарет – не выспавшись, смотрит Вермеер, в шотландскии закутавшись плед. А люди – кто в думе, кто в дурке, а кто – в летаргическом сне. И звезды умрут, как окурки, упав на коричневыи снег. 11

Вера СУХАНОВА Дипломант *** Пахнут флоксы тленом, увяданьем. Скоро осень, зарядят дожди. И не обещает расставанье Новои встречи где-то впереди. Там, за горизонтом лета, пусто, Отцветает огненныи кипреи, Остывает голубое русло Ослепительных погожих днеи. Ворошим усталыми ногами Палую листву в конце пути, Что бы ни случилось между нами, В наше лето дважды не воити. В этом мире холода и праха Нас с тобою может уберечь От распада, мелочного страха – Как полет стрелы, прямая речь. Сядем у огня, где тени резче, Разговора пестрыи шарф вязать. Языки у пламени трепещут, Словно что-то силятся сказать. А придет зима, повалит крупка, Под ногами хрустко заскрипит. И судьбу, и мир, как льдинка, хрупкии, Перемелет, перевоплотит… 12

Наталья ШАБЛО Дипломант ОСЕННЕЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ Запах осени в спинках скамеек, Сумрак капельныи в парке разлит. И монистами ржавых копеек Сшит на нитку рябин колорит. Август позднии еще не обучен По-осеннему мантру читать. Бликом радости дальних излучин Успевает река ослеплять. Но во мне уже опыт ненужныи С предсказаньем кануна дождеи Плачем женщины незамужнеи Гонит прочь со скамьи голубеи. Глядя вслед, ни о чем не жалею. Это лето как жизнь пронеслось. Обнажают дубы портупею Грубых веток безлиственно вкось. И как встарь, предвкушая безумье Полыхнувшего в кронах огня, Черныи ворон как местныи игумен Перекрестит вдогонку меня... 13

Без работы воображения не обходится ни один, даже начальный момент творчества. Константин Станиславскии



Татьяна ПОПОВА Лауреат 1-ои степени АНГЕЛ Мальчишки с трудом взгромоздили на снежную стену разноцветных искр. У шестилетнего Александра от к снежным зимам, а он впервые приехал в малень- кии городок в горах зимои. В большом городе снег – ред- кость. Если и выпадает, тут же превращается в неаппе- титную жижу на асфальте. Так что снеговиков и снежные крепости Александр видел только на экране телевизора или на картинках в книжке. Крепость построили во дворе собора. Священник с ра- достью дал разрешение: мальчишки избавили церковно- го от снега. Александру нравился собор: строгии, но празднич- ныи, устремленныи ввысь, с узкими прорезями окон и одиноким ангелом над центральным входом. – Кто? – не понял вопроса Виктор, старшии из мальчи- шек, выдумщик и заводила. – Ангел, – Александр показал на фигурку из мрамора, такого же белого и сверкающего, как снег. – Не знаю, наверное, так надо, – безразлично ответил Виктор. – Нет! – не отставал Александр. – Если бы так надо бы- ло, он бы в центре стоял. И смотрел на нас. А он – над уг- лом двери. И смотрит в сторону другого угла. Там другои ангел должен быть. 16

– Да ну тебя, – отмахнулся Виктор, – пошли снежки заго- тавливать, сеичас битва будет. Перед ужином набожная бабушка всегда читала молит- ву. Вслушиваясь в торжественные и не до конца понят- ные слова, Александр вспомнил об одиноком ангеле. – Бабушка, ты помнишь ангела над главным входом в собор? – Помню. – Бабушка, а почему он один? Бабушка тоже удивилась вопросу. Но не досадливо, как таинственное и важное. – У тебя острыи глаз, Александр! Долгие-долгие годы вход в наш собор охраняли два ангела. А потом второи исчез. – Украли? – Нет, не украли. Это случилось лет сто назад, под Рож- дество. Тогда моему отцу, прадеду твоему, было лет де- сять. Зима выдалась такая же снежная, как нынешняя. Трое мальчишек, в том числе твои прадед, решили отпра- виться в горы, за сосенками. В наших местах ели не рас- тут, на Рождество мы всегда сосенки наряжаем. В горах жили бедно, отцы семеиств уезжали на заработки вниз, в долину, а то и подальше, а матерям было не до праздни- ков. Ребятишки сами приносили в дом сосенки и украша- ли их самодельными игрушками. Но в снежные зимы до- быть заветное деревце было не просто и опасно. Сосно- выи лес растет у озера, в трех километрах выше города. Снег в горах часто порождает лавины. Попасть под нее – верная смерть. Потому в тот год большинство семеи со- чли за лучшее остаться без рождественскои сосны. Но трое мальцов не думали об опасности. Они таиком отпра- 17

вились в горы. Вечером в трех домах поселилась тревога. Матери бегали по узким улицам города, спрашивая каж- дого встречного – не видал ли кто их пропавших детеи. А брат с друзьями отправился к озеру. Стемнело, разыгралась самая настоящая буря. Все доро- ги замело. Немногочисленные мужчины, женщины и ста- рики, попытавшись подняться к озеру, чуть не погибли на спасение нет. И тут кто-то из детеи увидел, как огромная белая птица пролетела туда, где над горным озером бу- шевала метель. – Алек- сандр. – Да, – кивнула бабушка, – это был ангел. – И он спас мальчишек? – Александр даже вскочил от нетерпения. – Спас. Они сильно замерзли, один потерял два пальца на ноге, отморозил, все три потом долго болели. Но все остались живы. – А сосенки? Они принесли сосенки? – Господи, какои же ты еще дурачок! – воскликнула ба- бушка, и, посмотрев на часы, всплеснула руками. – Тебе уже спать давно пора! А я тебе легендами голову заби- ваю. – А почему ангел не вернулся? – Александр не собирался спать, не выяснив все до конца. – Откуда мне знать? – рассердилась бабушка. – Мне ан- гелы не докладываются. – Он вернется, – уверенно сказал Александр, – вот уви- дишь. 18

На следующии день битва в снежнои крепости возобно- вилась с новои силои. Но Александр в полном одиноче- стве возился в снегу с другои стороны собора, куда даже крики долетали. , Алек- сандр не услышал шагов священника. – Вот, – мальчик отошел в сторону. Священник увидел белую фигуру, в которои с - гела с курносым лицом и небольшими крыльями. – Крылья не получаются. Ломаются, – шмыгнув носом, сказал Александр. – У тебя талант! – в голосе священника слышалось вол- нение. – Тебе нужно учиться! Из тебя получится скуль- птор. – Не знаю, – пожал плечами Александр. – Вообще-то мне нравится лепить. Но ангела я сделал не поэтому. Я хочу, чтоб он вернулся. Вы разрешите поставить его над вхо- дом в церковь? Священник растерялся. – Он растает. Придет весна, и он растает! – Да? – похоже, эта простая мысль не приходила в голо- ву Александра. – А, может, не растает? *** Александр рассердился на Анну. Он не хотел никакои шумихи, но жена, искренне гордящаяся успехами мужа и не менее искренне получающая удовольствие от внима- ния прессы, выложила легенду об исчезнувшем ангеле в интервью новостному интернет-порталу. В ее изложении история о заблудившихся сто тридцать лет назад - 19

рение Александра подарить городку в горах изваянного им из белого мрамора ангела выглядело спонсорским де- янием века. Результатом Анинои инициативы стали по- сыпавшиеся на Александра от всевозможных СМИ прось- бы об интервью и предложения превратить церемонию возвращения ангела в шоу. Александр в сердцах удалил очередное письмо. Как он немногим, кто до сих пор живет там, в горах? А старик- священник, наверное, горько пожалеет о том, что входом в собор. Планшет опять ехидно взвизгнул. Очередное сообще- ние. Из-за океана? Секунду помедлив, Александр открыл письмо. Я родилась и выросла в Америке, как и мои родители. Но мои дед по матери родился и вырос в том самом городке, которыи Вы хотите осчастливить возвращением блудно- го ангела. Мои дед в детстве дружил с Вашим прадедом. соснои. И был спасен, хотя и лишился нескольких паль- цев на ноге. Но спас его и друзеи не ангел, а обыкновен- ныи парень из родного городка. Кстати, парня того звали Александром. Свое спасение мои дед описал в дневнике, скан страниц которого я посылаю Вам. Спасение, конеч- но, – ангел. Спас мальчишек смертныи человек, восем- собственнои жизни. Жестоко простудившись, он заболел воспалением легких. Антибиотиков в те времена еще не 20

сиротои, в горах жили бедные люди. Дед всю жизнь ко- рил себя за то, что на могиле Александра никто не по- ставил надгробия. Только камень с именем, фамилиеи и годом смерти. Вот, собственно, все, что я могу сообщить. Дженнифер Браун». *** Он очень устал. Семьдесят пять прожитых им лет в пояснице и плечах. Трудныи день – и такои светлыи. Рождество – любимыи праздник не только у всех ребяти- шек города, но и у него, старого священника. Но сегодня к мелодии Рождества в сердце добавилась еще одна нот- ка. Грустная и чистая, нет, очищающая. пальто из теплои шерсти и вышел на улицу. Все небо в звездах. Обычно еле видная в снегу тропинка пре- вратилась в настоящую дорогу. Старое церковное клад- бище, где давно не появлялись свежие могилы, в Дорожка привела его к цели. Могила, кажущаяся слиш- ком маленькои для взрослого человека. Старыи надгроб- ныи и цифрами. А над ним – беломраморныи ангел. Сзади кто-то кашлянул, привлекая внимания. Священ- ник, не оглядываясь, сказал: – Ты правильно все сделал, Александр. Я горжусь тобои. – Спасибо. Я рад, что вы согласились. Мы же хотели вер- нуть ангела на собор… –, что все эти годы ходил мимо безвестнои могилы, что не знал… Жаль, Дженнифер не смогла прилететь. 21

Молчание воцарилось над кладбищем. – Тебя что-то тяготит? – прервал молчание священник. – Нет, – не сразу ответил Александр. – Я просто пытаюсь понять. – Что понять? – Куда исчез ангел? Священник вместо ответа склонил голову и начал чи- тать молитву. ...Александр с радостью прожил бы тут, в зимних горах, длительныи перелет – в Японии открывалась его (в бабушкином доме давно жили чужие люди) ровно в семь утра. Забросив в багажник дорожную сумку, он попросил подождать пять минут и направился через площадь к со- бору. Быстро прошел по тропинке к памятнику. Погла- дил сюда детеи!» – дал сам себе обещание и быстрым шагом : «Стои! Стои!» Такси остановилось. Перепуганныи водитель уставился , , чтобы замереть перед собором. Он что, его раньше не мог разглядеть? Обычныи для этих горных городишек собор: строгии, устремленныи ввысь, с узкими прорезями окон входом. 22

Галина СТЕЦЕНКО Лауреат 2-ои степени ВСЕГДА РЯДОМ Чего она боялась, то и произошло. Боялась, что с прихо- дом в их диспансер нового главврача, жизнь ее разделит- ся на две половинки. Сеичас она вся в этих стенах: и рабо- та, и семья, в давно привычном ритме. Работа никогда ее нервно-психических больных, но уже глаза не вылечить их. Все дни здесь одинаковы, мо- росят, моросят неприятным дождем, сливаясь в огром- ную лужу – годы, десятилетия – стоячая вода. А вспоми- наются как один бесконечно нудныи день. Ни минуты она б не задержалась здесь, если б не палата без номера. Она в ответе за ее обитателя. Раньше коллеги очень она привязана к этои палате. Она отвечала, что приятельница просила ее присмотреть за больным – са- ма не может его навещать. Потом все привыкли и уже не спрашивают. В его палату она забегала по несколько раз в день, чтобы обнять, подержаться за его руки, посидеть с ним рядом. Помолчать – разговоры не клеятся. О чем говорить? Об одном и том же. Как спалось? Сыт ли? Со- брал, как положено, коллектив, познакомился в целом. Стал персонально присматриваться к каждому. Пришел и ее черед. Вызвал он ее к себе в кабинет и напрямую вы- ложил: – заслу- женныи отдых. Мы ценим ваш многолетнии труд на од- 23

ном месте на благо психиатрии, но надо понимать, что пора. У нее все внутри оцепенело, язык стал тяжелым. Еи хо- телось упросить главврача оставить ее поработать, ну хоть немного. – Да я еще могу… – только и смогла выговорить. Он жалостливо смотрел на ее пожелтевшее лицо, на аб- солютно седую голову – ни один волосок не выдавал бы- лого цвета. – Даваите откровенно. Вы врач высокои квалификации, никто с этим не спорит. Вы можете. Но не так, как это сделает полныи сил молодои энергичныи врач, согласи- тесь. Вы и дела ведете по старинке, все на бумажках пи- шете, в компьютер не вводите информацию. Ну кто конца недели работаите, дела новому врачу передадите... Елизавета Петровна, опустив голову, смотрела на свои широкие стопы в растоптанных туфлях и не могла сдви- нуться с места. Главврач заметил ее замешательство и подбодрил: – Проводим вас, как положено, с букетом цветов, благо- дарственным письмом, подарком... Выидя в коридор, Елизавета Петровна присела на на лице сбились в кучу. Кровь в жилах, казалось, застыла, отекшие ноги стали как цементные и не подни- мались. Немного посидев и придя в себя, она побрела по длин- ному давно крашеному коридору, залатанному линоле- уму с потертым ромбическим рисунком, не замечая мед- работников и обиженных судьбои пациентов, перекачи- вая свое тело на отекших как две тумбы ногах. В палату без номера. Открыла дверь. 24

На кровати в серои больничнои рубашке, запрокинув голову, сидел немолодои мужчина с двумя небольшими залысинами в коротких поседевших волосах. По широко- му бровеи, пролегли три глубоких колеи морщин. Андрюша смотрел в прямоугольник окна, на паутины голых веток берез или просто вдаль, потому что из окна не видно тер- ритории двора. Она подсела к нему. Он не повернулся и не выразил никаких эмоции. Некоторое время они мол- чали. Трудно начать разговор. – Андрюша, – захлебнулась она подступившеи к горлу волнои. Кинулась к нему, крепко обняла, обсыпала поцелуями. Не отпускала из своих объятии, гладила его по голове и щекам. Он сидел, не двигаясь, принимая ее поглажива- ния и поцелуи. Лишь повел взглядом в ее сторону, а бро- ви не шелохнулись. – Что? – спросил он, понимая, что пришла она к нему не как обычно, а хочет сказать что-то. – Меня увольняют, – выдавила она из себя сквозь спаз- мы в горле. Он снял ее руки со своих плеч. – А я? – Надо что-то придумать, – заерзала она. – Что? – безнадежно спросил он. – Я буду думать, буду… – Что здесь можно придумать? За все годы ты в исто- рию болезни столько всего напихала... Она встала с кровати. – Я подумаю, я подумаю... – направилась к выходу. Мысли суетились, и на коротком пути от его кровати до двери еи казалось единственно правильным и реально выполнимым решением – избавиться от истории болез- 25

ни. Пусть папка потеряется и никогда не наидется. Она вошла в свои кабинет, достала из кармана халата ключик, открыла шкаф. Толстую папку сняла с полки. Че- го только в неи нет! Столько выдумок в этои макулатуре! и контролировала, чтобы он прятал таблетки и не выбрасывал в урны, чтобы ни одна медсестра не уви- дела… Она нервно листала историю болезни. Ее не интересо- вала хронология и содержание записеи. Она думала – как от них избавиться. вздрогнула от неожиданности, как будто ее поима- ли на месте преступления, и растерялась. Перед неи сто- ял главврач и, как она предположила, ее замена – моло- дая, подтянутая врач в голубом брючном костюме. – Вот знакомьтесь, Елизавета Петровна... Дальше она ничего не слышала. Понятно – кто она и за- чем здесь. – Елизавета Петровна, оставьте все как есть. Если приоткрытую створку шкафа, выдернула ключик и зажа- ла в ладони. У Елизаветы Петровны сердце екнуло. – Если что нужно, говорите, рада помочь, – она вышла из кабинета. Все последние дни перед увольнением Елизавета Пет- ровна места себе не находила. Как жить вдали от Андрю- ши? Вся жизнь ее проходила рядом с ним. Она часто оста- валась ночевать в диспансере, даже когда этого не требо- валось по работе. А дома? У нее там нет ни родных, ни друзеи, а главное – там нет Андрюши. 26

Что делать? Домои его с многолетнеи и не отдадут ее под суд?.. Работать ее не оставили. Где держат работника после ,с которым много лет изо дня в день рука об руку шли, пре- одолевая трудности нелегкои работы. С ним она чувство- вала себя как за каменнои стенои: помогал, поддерживал, понимал. Предлагал еи создать семью, но она, одержимая любовью к Андрюше, не находила для него места в своем сердце. Он помог осуществить план спасения Андрюши, свою таину, и он хранил ее до последних днеи своих. По- сле него был другои главврач – ничего и никого вокруг спо- коино. Последнии рабочии день. Она волокла ноги в палату без номера. В коридоре пахло щами. Андрюша уже вернулся с обеда и сидел, по-прежнему глядя в бесконечное блед- но-серое пространство. – Андрюшенька, я хотела твою историю болезни… Не вышло... Он глянул на нее безразлично полуоткрытыми глазами выцветшего голубого цвета: – – десять, пятнадцать лет назад. Упрашивал тебя от- пустить меня отсюда. Помнишь? – Да, но… Тогда… перестроика всю страну крушила, у … Все слонялись без работы... Ты представить себе не 27

ты отдыхал, накормлен и казеннои едои, и я всегда тебе свою еду приносила. Комнату тебе отдельную выхлопо- тала с холодильником. Есть шкаф с книгами… А дома мы бы до сих пор жили вдвоем в однокомнатнои квартире… Он молчал. Он все это уже не раз слышал, что она все делала для его блага с самого детства, и тогда, много лет назад, когда он еще надеялся обрести свободу. – Я буду думать как тебя отсюда вытащить… – она пы- талась заставить его в это поверить, хотя сама не знала – Скоро меня вытащат из этои отдельнои палаты и пе- реведут в общую к придуркам. Такие меня ожидают из- менения. – Я приложу все усилия, чтобы тебя отпустили. – Ну кто меня отпустит? За столько лет меня не смогли вылечить, и вдруг я стал здоров и не опасен для окружа- ющих? Помнишь – я просил меня отпустить, говорил, что я абсолютно здоров? Так посчитали, что у меня обостре- ние! – он говорил это повышенным тоном, а последнюю фразу выкрикнул. Дверь распахнула медсестра. – Укол сделать? – Нет, не надо. Он уже успокоился. тон: – Тогда не ушел отсюда, а сеичас мне зачем? Что я могу? Я разучился вилкои есть и хлеб резать – здесь нож не да- ют. И кто меня там ждет? Ни жены, ни детеи. не помню. Детство как в серои мути, что вижу в окне. Сохра- нилось только чувство – я всегда боялся потеряться. А ты всегда была рядом. Если меня о чем-то спрашивали, то всегда за меня отвечала ты. Ты всегда знала, что я хочу, 28

как мне лучше... Да, все затуманено, но я отчетливо вижу тот ужасныи день. Я со сковородои в руке… твои помощь, которая увезла меня в другую жизнь навсе- гда. Я постоянно чувствую рукопожатие – в моеи руке ручка сковороды... Я был чересчур послушным ребенком. Ты дала мне в руки сковороду, а я послушно ее держал. Когда меня приехали забирать, я просто опешил, не по- нимал, что меня ожидает... Я же никого не убивал и даже не ударил ни разу… – Сынок, ты же знаешь, я боялась отпустить тебя в ар- мию. Тебе присылали повестки, одну за другои. Вдруг от- правили бы тебя куда-нибудь в горячую точку? А ты у меня домашнии, не для тебя это… – Помню, ты меня не отпускала с мальчишками во дворе играть, и на дискотеку… все боялась, что меня обидят, побьют, а я не смогу защититься… – Боялась, сынок… – Ну разве это тюрьма? – еи снова хотелось оправдать себя. – Живешь как король, ухаживают за тобои: кормят, роду мужиков берегут. Твоя бабка во время воины мужа в погребе прятала. – Он и умер в погребе… – Умер, потому что заболел тогда. – Если бы не заболел тогда, то умер бы там потом. – Сынок… – она припала к нему, усыпая частыми поце- луями щеки и лоб. И гладила, долго гладила его по голо- ве и плечам, держала его руки в своих. Прощались, будто растащат их поезда в разные стороны, и никогда им не доведется встретиться. 29

– Ну хватит, хватит, – сказал он сухо, слегка отталкивая ее. Он давно не называл ее мамои, с тех пор, как попал сюда. Такая у них договоренность с целью конспирации. Фамилии разные. Отец оставил ему свою фамилию на па- мять, а вскоре после его рождения ушел в другую семью и никогда не появлялся. – Иди уже. Тюрьма мне – за мое малодушие. Она попятилась к двери со слезами. – Я приходить к тебе буду... курочку приносить твою любимую… и шоколадки… Домои она вернулась с поникшим букетом роз, благо- дарственным письмом и чаиным сервизом в упаковке. Поставила на столе две чаиных пары, для себя и Андрю- ши. Как чаи без него пить? . Нависала над песочницеи, следила, чтобы никто из детеи не отнимал у него игрушки. Ежедневно выясня- ла – не обижал ли его кто-нибудь из ребят в детском саду и в школе. А когда подрос, разве перестала она о нем пе- реживать? С его взрослением становилось еще страшнее отпустить его в сети к своевольнои подруге, жене и, куда ужаснее, – в армию. Как жить, не видя его? Она будет ездить к нему каж- дыи день, на электричке, потом автобусом. И тяжелые сумки, полные вкуснои еды, дотащит, не подведут боль- ные ноги. Она сходила в магазин за продуктами. Еи вдруг приви- делось, что Андрюша с неи рядом за столом аппетитно уплетает приправленную специями курицу. Потом исчез. Еи стало невыносимо тоскливо: она здесь, а он там, за толстыми стенами из красного кирпича, обнесенными забором и лесом, ест мерзкии супчик и котлеты из хле- 30

ба… Как его оттуда забрать? Она то видела его, не разли- чая где – в снах, воспоминаниях, видениях – и радова- лась, то страдала от разлуки и собиралась ехать к нему немедленно. Мысли роились и больно жалили ее. От них она укрывалась ночью с головои и просыпалась в поту. заполнялась его силуэтами… Утром она обнаружила – сырая курица на столе издава- ла зловоние, а соль в холодильнике... Скоро она поедет к Андрюше, вот только сумку соберет. Охваченная радо- стью предвкушаемои встречи, она идет в магазин. В своего сыночка. Он бежит к своеи мамочке по длин- ному коридору в сандаликах, падает, поднимается и пла- чет… Завтра она поедет к нему, завтра… 31

Анна ХАРЛАНОВА Лауреат 3-еи степени ЛЕТО 1. Это было самое начало лета, когда горели леса, густои дым полз от горизонта, и жители деревни время от вре- мени бросали дела, останавливались и тревожно вгляды- вались вдаль из-под козырьков своих рук. течения. Вода по-прежнему была холодна от множе- ства подземных ключеи, питающих реку. Женя заходила по щиколотку, стояла, погружаясь ступнями в ил, и чув- ствовала легкие ледяные толчки. Скоро ноги немели, как от долгого стояния в сугробе, их начинало покалывать, и отогревалась, и тогда казался выдумкои недавнии озноб, но тревога не проходила, она заусенцем мешалась где-то в душе. Молодая женщина долго стояла под тенью старои ивы, поглаживая тугои живот. Недавно акушерка тетя Паша, и сказала руки резко не поднимать, детишек старших не тягать, мол, доходи срок, и так, скоро уже освободишься... а старшим-то и есть: одному – пять, другому – три. Бабушка Маша помогала с детьми и по дому, хотя в свои неполные девяносто лет уже и слышала, и видела плохо. Недавно вот сварила кашу, не заметила, что в крупе чер- вячки завелись, и дети долго ковырялись, отодвигая их в сторонку, но все-таки ели, не желая огорчить бабушку, пока Женя не заметила и не забрала у них тарелки. 32

Мать Жени умерла еще десять лет назад, отца она нико- гда не знала, а муж ее был круглым сиротои. Жили они в старом деревянном доме на высоком берегу Дона. Почти , как закат выплескивает в воду морковныи жел- ток, а река растаскивает цвет на многие петлявые кило- метры, – и часто слышали, как на краю села, под в темнои воде. не хотелось, не мечтала она о новом доме, дорогои машине всеи семьеи на море», – думала иногда, но понимала, что для них это дорого, и бабушку не оставишь, да и река под боком, и здесь хорошо! Но, может, когда-нибудь?.. По- ка Женя видела море только во сне. Она читала детям на ночь сказки, особенно любила «Ру- салочку» Андерсена. Часто еи снилось, что она сама – ма- ленькая русалочка, впервые поднялась на поверхность и увидела звезды, обе Медведицы сияли над неи, вечные и недосягаемые, а их свет тонул в бурном море и вместе с спасти. Стоя на солнышке и придерживая руками живот, Женя ее мужа. Фельдшер сначала сказал – камни, потерпи, сами выидут. Потом отправил в город на обследование, но там ничего не нашли. Боль была приступами, то от- пускала, – и появлялась надежда, что прежняя их безоб- лачная жизнь продолжится, – то хватала намертво, вот- вот раздавит, и мужу трудно становилось дышать, – то- 33

гда Женя видела, как он отворачивается к беленои стен- ке и словно жует чего-то, что не получается проглотить. Потом сказали – надо в Москву, может, там чего, но де- нег на поездку не было. Бабушка вздыхала и украдкои вытирала слезы блокнот с телефонами родственников, ушла к соседям и долго не возвращалась. Пришла затемно, когда дети уже дружно сопели под лоскутным одеялом, под ко- торым спала когда-то сама Женя; платок у бабушки упал гребнем. Женя стояла, прислонившись к облупивше- муся боку печи, и молча смотрела, как бабушка выдерги- вает по листочку из блокнота, складывает их в чугунок и поджигает. Разгореться они не успели: словно опомнив- шись, баба Маша плеснула воды из кружки и тяжело опу- стилась на табуретку. Деньги взять было неоткуда. именем Эльвира Эрнестовна, полная цветущая женщина и других жителеи деревни, остановила ее у магазина и по- просила заити по важному делу. Жене было не до чужих дел, крепко взяла ее под руку и повела направо от магазина, мимо почты, туда, где за высоким кованым забором цве- ли и благоухали огромные кусты штапельных роз, в из- неможении прислонившиеся к двухэтажному дому из бе- лого кирпича. На просторнои чистои кухне с тюлевыми занавесками и , непонятное, о чем она слышала как-то по телевизору и удивлялась: стать суррогатнои матерью. Мол, ты моло- 34

дая здоровая женщина, своих двое, чего тебе стоит еще бесплодна, но мечтала о собственном ребенке надрывно и отчаянно, она объездила лучших специалистов в обеих столицах, ходила к бабкам, ворожеям и колдунам, подол- гу жила в монастырях и жертвовала большие суммы на по- следнеи надеждои, и ее долго поили чаем со смородино- вои наливкои, угощали домашними пирогами и сочувст- вовали тои тяжелои ситуации, в которую попали Женя и , а вторую потом, уже по факту. – А как?.. – только об одном хотела спросить молодая женщина, но ее опередили, вдруг вошел в кухню лысыи, , но его имя тут же вылетело из Женинои голо- вы, как случаиная муха. Никто ничего не узнает, обещали. Подумаите и, если со- гласны, приходите следующеи ночью на сеновал. Женя с отвращением вспоминала дальнеишие месяцы в не удавалось. Но она старалась не думать о потных, лип- ких прикосновениях чужого мужчины, сосредоточиться на пении сверчка за стенои и не слышать хриплое муже, о том, что он поедет на обследование в Москву, и там ему помогут, непременно помогут, а иначе и быть не может. Женя сжимала зубы до крепкого скрипа, запрокидыва- ла голову и стонала, глядя на Большую Медведицу в про- еме чердачного окна, а муж Эльвиры Эрнестовны, долж- но быть, приняв ее стон за призыв, с еще большим рвени- ем решал поставленную женои задачу. 35

И, наконец, случилось. Спокоино и хорошо стало Жене. С тои поры каждое утро она находила на пороге банку парного молока, свежие яица и творог, а иногда фрукты или кусок мяса на косточке, для супа. Зима и весна прошли быстро и беззаботно, муж звонил и сообщал, что анализы не очень хорошие, но врачи ни- чего серьезного не находят, вот подлечат его и отпустят , что нужно только немного потерпеть, дождаться возвра- щения мужа, и они заживут как прежде, уютно и хорошо. В этом мае картошку сажали долго, в несколько захо- дов. Женя быстро уставала, часто опиралась на лопату и мелко дышала, закрыв глаза и опустив голову на руки. вверх, как она их научила, но быстро отвлекались, начи- нали драться и кувыркались в пыли, как маленькие зве- рята. Разнимать их не было сил. Чуть отдохнув, женщина снова принималась за дело и только, когда ломота в оранжевые круги, прятала лопату в кустах и тяжелои по- ступью отправлялась в дом. Бабушка Маша обычно кашеварила в сенцах на малень- кои керосиновои плитке, поставив рядом для во двор под старую вишню, которая, несмотря на годы, цвела отчаянно и буино. Все шло своим чередом. Каждыи вечер женщины нагревали воду и мыли детеи в жестя- ном корыте, которому было так много лет, что бабушка не помнила, когда оно у них появилось. Укладывали ма- лышеи спать, а сами выходили во двор, бросали на по- рожки старую телогреику и долго сидели, слушая соловь- ев цвели, птицы пели, а звезды отражались в быстрои воде. 36

В начале лета внезапно началась засуха, и где-то там, за шашлыки. В соседнем селе по неосторожности выгорели леснои пожар не остановят и пламя доберется до них, пе- реидет через реку, сюда, и тогда не спастись. Но Женя не думала об этом, со дня на день она ждала, ждала, и вот наконец-то приехал муж, сильно исхудавшии, но радост- ныи, покосился на ее живот, ничего не сказал и обнял. Казалось, что ему стало легче. И еи тоже стало легче, пру- жинка внутри расслабилась, вот теперь заживем, думала, теперь все будет хорошо, все станет как прежде. А он по- играл с детьми, с аппетитом поужинал, посмотрел с же- нои сериал, лег спать и – умер. 2. Денег на похороны не было. Эльвира Эрнестовна, доб- рая женщина, долго охала на своеи сверкающеи чистотои кухне, но вошла в положение и дала нужную сумму аван- сом. Ее лысыи муж молча сопел, стоя в дверях, а когда за- крывал за Женеи дверь, украдкои сунул еи в руку пяти- тысячную купюру. Пока Женя занималась справками, местом на кладбище сатина и быстро на ручнои машинке пошила внучке траурное платье-разлетаику. Дети ничего не понимали. Они думали, что папа снова уехал в больницу, и продолжали играть во дворе под ста- рои вишнеи, на которои уже появились завязи ягод. На отпевание и похороны детеи не взяли, малы еще, , в соседнее село, где в Храме уже все было готово. 37

Стояла жара, и с самого утра было душно. Далеко за ре- кои, у горизонта, висело серое облако дыма. Порои и сю- да долетал запах гари, но Жене было все равно. Она рав- нодушно смотрела себе под ноги и даже не ощущала, как жарко еи на солнце в черном платье. Дорога была платьев. Баба Маша охала и вздыхала, а Женя шла, при- держивая живот, которыи ощутимо давил книзу. Наконец пришли. Там уже ждали люди с соседних улиц, работал. Говорили шепотом, увидев Женю, опускали гла- за и замолкали. Она купила свечи и раздала их вместе с бумажками, чтобы не капали на одежду и полированныи пол. По центру на табуретках стоял гроб, а в нем, в ногах по- коиного лежала охапка роз. Откуда они здесь – мелькну- ла мысль и исчезла. Женя делала все на автомате, руки- ноги двигались сами, и совсем не было чувств, словно их выключили, словно все это было не с неи, или с неи, но понарошку, будто во сне. , долго читал молитвы, все крестились, и Женя, как и ладана становилось душно. В полированном полу отра- жались свечи, и в какои-то миг Жене показалось, что это опрокинулся и застыл перевертышем, и не будет больше под ногами опоры, а будет только небо, затянутое едким дымом горящих лесов. Тогда Женя поняла, что, как преж- де, уже не будет. Не будет легкои радости и беспечнои уверенности, что все будет хорошо. Не будет. Это небытие светило снизу, Женя ясно узнавала в 38

упала. Еи больше невозможно было стоять в этои жа- ре, в этом запахе гари и ладана, в перевернутом мире, без надежнои опоры. Внезапно отошли воды, и молодая женщина закричала от резкои боли, первая схватка прокатилась сверху вниз и отступила, набирая силу для новои волны. Все засуети- лись и бросились что-то подстилать, роняя свечи. – Ничего, милая, я с тобои, – послышался знакомыи , выгоняла парнеи на улицу и все время говорила что- -то издалека, словно от самого горизонта, Женя слы- шала его и чувствовала, как еи растирают ладони. Но еи было все равно. – Постараися уж, мальчика мне роди, – вдруг зашептала в ухо откуда-то взявшаяся Эльвира Эрнестовна. в силь- нои. Она сама стала как море, в неи бился прибои, и ветер сдувал белую пену с барашков волн. И снова все проясни- лось, мир сделал кувырок, небо заняло привычное место, а спинои Женя почувствовала прохладныи пол. И поняла, что – не отдаст. хрюк- нул, набирая воздух в легкие, и закричал пронзительно и звонко. Крик, отражаясь от старинных стен, взлетел вы- соко, к самому куполу, и кружил, и танцевал там, в лучах 39

Александра КИШКУРНО Дипломант СКРИПКА Скрипку Вите мы купили совершенно случаино. Я шла по броканту и увидела потрясающую вещь. Я не искус- ствовед и не специалист, но вся моя жизнь среди музы- кантов, среди которых немало скрипачеи. И эта скрипка меня потрясла своеи идеальностью. Она была абсолютно неуместна на этом сельском старьевом рынке, у нее был чехол, но смычок был не роднои. Но это уже было неваж- но. За скрипку спросили дорого. Но для 17 века это было почти бесплатно. Муж заплатил не глядя. Дома мы поня- ли, что настроить ее невозможно, нужно ремонтировать. Мастера мне подсказали в университете. – И он, вроде, разговаривает по-русски, – сказали мне. Большои и красивыи дом в самом центре Тулузы. Я зво- ню в домофон. – Месье Леви? – Мадам, не коверкаите великии французскии язык, я еще очень помню по-русски. Поднявшись на второи этаж, я нахожу квартиру, но от- крывают мне не сразу. Я обратила внимание, что замки ?» – подумала я, но в этот момент дверь медленно от- крылась, и я увидела, что хозяин квартиры не карлик, он инвалид-колясочник. – Как вас зовут, милочка? – услышала я характерныи евреискии, одесскии говорок. – Александра, точнее Саша, – засмущалась я. – Я буду называть вас Шура, у нас в доме всех Алексан- дров и Александр называли Шурами, вы не обидитесь? 40

– Меня бабушка тоже Шурои называла. – А меня зовите Михаил Давидович или дядя Миша, как вам больше нравится. мне инструменты лежали повсюду, громадные шкафы до потолка (как он только в них забирался?) , струны торчали из самых необычных и непонятных мест. мастера. Страдивари и Амати, наверное, работали в таких были выглядеть точно так же, как и хозяин всего этого богатства. – Вы что мне принесли? Доставаите. – Михаил Давидович, мы на броканте купили скрипку, на чердаке. Даже не знаю сколько вам тут рабо- ты; сколько бы не стоило, я заплачу, очень хочется ее в порядок привести, – и я открыла чехол. Михаил Давидович посмотрел на скрипку. Он бережно, как первыи раз на руки берет грудного ребенка его ба- бушка, взял ее в руки, поднес совсем близко к лицу, раз- вернул, повернул, повертел со всех сторон. Потом поло- жил ее на колени и уехал в соседнюю комнату, закрыв за собои дверь. Я осталась стоять, не зная куда присесть и что делать. Вдруг я услышала из-за двери рыдания. Я просто остол- бенела. Страшная догадка поразила меня. Я приоткрыла дверь. Старик целовал скрипку, слезы огромными капля- ми капали на нее, он их вытирал рукавом своеи старои кофты и опять целовал. 41

– бормотал Михаил Давидович. Я не знала уже что мне и делать, и время остановилось. Сколько времени прошло – я не помню. Сколько времени я простояла за спинои плачущего старика? Я помню, что старалась не издавать никаких звуков, но воротник моеи толстовки у меня был совершенно мокрыи от слез. Та- кую волну горя и слез я видела часто – так плачут матери у постели умершего ребенка. Так плачут о потере, горь- кои утрате. Михаил Давидович затих, посидел немного. Я решилась нарушить тишину. – Михаил Давидович, это ведь ваша скрипка?.. Я не оши- баюсь? – я присела на корточки рядом с его коляскои, чтобы видеть его лицо. – Шурочка, это скрипка моего старшего брата Боречки. Он с неи уехал, а я уехал с другои, мне тогда было всего . Я знал, что, когда подрасту, Боречка уже будет иг- рать на дедушкинои скрипке, а эта будет моя. Видите, эту царапину? Это Боречкина царапина, – и Михаил деистви- тельно был еле заметныи царапок. – А тут колки разные, струны уже не Боречкины, таки прошло же с того време- ни почти 80 лет, – он замолчал, но уже не плакал. – В Ос- венциме у нас сразу же забрали все вещи, и больше я ни папу, ни маму, ни брата не видел – какие тут скрипки... Меня отправили в отдельныи барак для совсем малень- ких, на нас ставили медицинские опыты. А Боречка очень скоро умер. А я вот все живу. И вот теперь вы приносите его скрипку. Как она из Польши попала на ваш сельскии рынок? Уму непостижимо. Боречка, наверное, меня к себе 42

зовет. Я так по нему скучаю, – и он опять заплакал. и хотела на цыпочках уити, но Михаил Давидович меня окликнул: –о чем! – Он вытер слезы и бодрым голосом продолжил: – Я вам работы. – Нет, уважаемая моя, я не могу. Вы мне такои подарок сделали. Это словно весточка от брата. Как будто не было никакои воины. Хоть что-то он него осталось... Я даже ни- когда не надеялся что-то из тои жизни наити. Мы же в Одессе жили в 41 году. В Тулузе оказался уже после вои- ны, меня усыновили. И ни разу я с тои поры в Одессе не был. Сделаите мне подарок, обещаите, что будете на неи играть, И внуки, что ваши, тоже будут на неи играть, как было в моеи семье. Обещаите. – Я постараюсь, но обещать не могу; дети ж нынче роди- телеи не слушают. – Ваши вас послушают, я уверен. Напишите мне ваш те- лефон сюда, покрупнее. Я, как сделаю, сразу вам позвоню. , долго держал меня за руку и рассказывал анекдо- ты про евреев. Прошло несколько недель – пять или шесть. Мне позво- нил незнакомыи мужскои голос и на французском языке сказал: – Мадам Шура, – он сказал с ударением на последнии слог. 43

У меня кольнуло сердце. – Да, я вас слушаю. – Меня зовут Борис Леви; папа умер, он попросил пере- дать вам скрипку. Приезжаите завтра, пожалуиста, как раз будет 40-ои день. Он просил раньше ее вам не отда- вать. 44

Геннадий СИНИЦКИЙ Дипломант ПОМЯНИ МЯ – Тетя Лида, вот он, – Коля показал указательным паль- цем на маленькии ключик от замка сарая соседки, входную дверь в дровяник. Ключ лежал справа от порога, в растоптанную слякоть, у стенки ветхого подворка. – Ои, какои же ты глазастыи, Николаша! Я уже битых полчаса здесь глаза выкатываю, спасибо тебе. Поидем ко мне, я угощу тебя манником. Предложенную порцию пирога малыш очень быстро и жадно умял за обе щеки, чем вызвал неподдельное изум- ление у женщины. Она знала, что Коля растет в в . , на отшибе провинциального городка, в барачном доме на восемь семеи, у заброшенного асфальтобетонного за- вода. Их переселили сюда по решению суда из добротнои благоустроеннои квартиры за неуплату многотысячного долга по жилищно-коммунальным платежам. – Коля, ты голодныи? в сторону глаза. Папа строго-настрого запрещал ему на Лида не посторонняя, – подумал Коля, – она же вместе с нами живет, в одном доме, только через стенку». – Мама про- сыпаюсь. Они скоро встанут, и мы будем кушать макаро- ны. 45

Соседка посмотрела на часы, что висели на стене между двух узких окон. Стрелки старых ходиков показывали без пяти минут десять. «Бедныи ребенок», – подумала тетя Лида и тут же всполошилась: – Голова моя садовая, уже десять часов, а почта сегодня до обеда работает. Надо успеть пенсию получить, выход- ные длинные на носу… Аккуратно закрыв за собои входную дверь, Коля на цы- почках пробрался по коридору и заглянул в комнату. Раз- валившись на всеи площади раскладного дивана, родите- ли продолжали спать, раскинув свои конечности в раз- ные стороны. Отец вернулся вчера поздно, принес водку. углу, отгороженныи от мира родителеи трехстворчатым шкафом. Заснуть никак не получалось, и он слышал их разговор. – Сегодня электрики приходили, – сказала мама, – гро- зятся свет обрезать, если не заплатим долг до конца не- дели. – А с чего его платить? Ты ведь техничкои на полставки работаешь, а я слесарем минималку получаю. Вкалываем, как проклятые, а с нас еще три шкуры дерут. Цены сто- личные – зарплаты комичные. тэнами будем, то никаких денег на электричество не хватит. Обрежут провода, а счетчик снимут. – Пусть режут. Я провода на столб и сам закинуть смогу. Будем напрямую подключаться. – Рано или поздно поимают, надо искать выход. – Ну, даваи второго ребенка сделаем. Получим цыгане, стругать потомство, а потом гуськом по кабине- там за льготами и пособиями ходить будем. 46

– Ладно-ладно, успокоися… Наливаи даваи. Коля всегда хотел, чтобы у него был маленькии брат. Он завидовал другим семьям, где было много детеи. Им было весело. Ох, как бы он заботился о младшем братиш- ке. Мама назвала бы его Мишенькои в честь своего отца. Она как-то говорила об этом вслух мечтательно. В слад- ких грезах Коля уснул. А сеичас... сеичас ему очень родителеи было нельзя. Папа очень ругался, когда это происходило. Он очень уставал на работе, и ему надо бы- ло хорошо и спокоино отдохнуть. На обеденном столе, в окружении пустых бутылок, сто- яла чугунная сковорода. Заглянув в нее, мальчик увидел несколько застывших макаронных перьев. Он очень лю- бил эти толстые трубочки и всегда с наслаждением вса- сывал их в рот, даже если они были такими холодными, поимал себя на мысли, что ему захотелось кушать еще больше. Но сковородка была уже пустая. В этот момент его отвлек скрип дивана, на котором перевернулась на другои бок его мать. Из разреза ее халата наружу на темныи сосок титьки и словно во сне плыл к нему все ближе и ближе. Он помнил, что когда-то он постоянно сосал эту штуку, и чувство голода пропадало. Вот и сеи- час он припал к материнскои груди, но что-то было не так – не так, как когда-то. Какои-то горькии привкус вя- зал язык и сушил его рот. Как будто по команде, родите- ли открыли глаза и впились двоиным взглядом в лицо маленького Коли. От неимоверного страха мальчик про- тяжно закричал… 47

Откуда-то издалека послышался теплыи и знакомыи до боли голос: – Коля, Коленька, что с тобои, дорогои мои, проснись? Необычаиным вихрем потоки сознания возвращали па- мять в настоящую реальность. – Что это со мнои? – Опять тебе кошмары эти снятся, кричишь во сне как сумасшедшии. Вон и ребенка напугал. Краем одеяла Николаи вытер со лба горячии пот и сел на кровати. Его жена Светлана уже успокаивала проснув- шуюся дочь. – Господи, да что же это такое? Когда все это закончит- ся? Ведь тридцать лет уже прошло. Раньше как-то редко мучили эти воспоминания, а сеичас чуть ли не каждую неделю снятся. – В церковь сходи. Покаися, исповедуися, причастись… – сказала присевшая рядом супруга. – Да не в чем мне каяться, Света. – Николаи привлек го- лову жены к своеи щеке, поцеловал и тихо сказал: – Про- сти меня, Светик. Замучил я вас своими проблемами. – Сходи, Коля, сходи. Завтра Вселенская родительская суббота. направился в дальнии угол боговои делянки. Не без тру- да, но он отыскал заросшую травои могилу матери. Он не был здесь, наверное, лет пятнадцать. Покосившиися на бок деревянныи крест надо будет заменить – подумалось ему. Прибрав разросшиися осот вокруг осевшего холми- ка, Коля присел на стоявшии рядом пенек от сгнившеи скамеики. Память нехотя возвращала его мысли назад, в прошлое. Он с болью в сердце вспоминал, как тогда, бу- 48

дучи маленьким мальчиком, страдал от непреодолимого чувства голода. Эти постоянные пьянки отца и потака- ния матери. Слезы обиды на все это нищенское сущест- вование. Голодные обмороки, после одного из которых тетя Лида вызвала карету скорои помощи. Больничную палату и врача, которыи не мог поверить в то, что в 21 рациона, к которому мало кто из больных вообще прикасается, на лице маленького Коли заиграл румянец; он стал бегать и прыгать, как все здоровые дети. Как со слезами на глазах мальчик просил врача не отпускать его домои к родителям… Потом была смерть матери от удара провода. Правда, позже он утонул где-то на рыбалке по пьяному делу, его тело так и не нашли. В ито- ге – интернат и очень ранняя взрослая жизнь. – Я не виню тебя, мама. Просто я понять не могу – за ка- кие грехи мне все это? ее корочкои черного хлеба, а затем вытянул из па- кета контеинер, открыл его и аккуратно положил на мо- гилу несколько отварных макаронных перьев. – Это для тебя, мама. Прости, что меня не было так дол- го. И вот еще что – уже став взрослым, я читал заключе- ние о твоеи смерти. Ты была на втором месяце беремен- ности. Наверное, ты сама об этом не знала. Не обижаи там Мишеньку. Я для него принес небольшои подарок, и Николаи заботливо усадил на могилу плюшевого медве- жонка. 49

В литературе так: новичок стремится любой ценой овладеть литературным языком, а кто поопытнее – освободиться от этих пут. Бернард Шоу