Первое лекарство

Неполный анамнез 51 Дверь распахнулась и на пороге появился низенький лысова- тый мужчина в дорогом костюме, поверх которого был накинут халат. Наскоро вытерев ноги об заботливо положенный полови- чок, он решительно двинулся вверх по широкой лестнице. На тре- тьей ступеньке его ждала непреодолимая преграда по типу ДЗОТа (долговременная защищенная огневая точка, если кто не помнит). Честно говоря, это была ни точка, а точище. И звали её тетя Даша. Громовым голосом она пророкотала. — Куда прешь?! Не видишь вымыто! И кончик палки от швабры как копье уперся прямо в грудь нежданного гостя. Мужчина мягко убрал двумя пальцами швабру и произнес — Хорошо тут у Вас гостей принимают, ничего не скажешь… На каком этаже доцент Сапарбаева находится? Тетя Даша честно икнула и преданно заморгала глазами. Глядя на это немое подмигивание, он продолжил. —Конечно, азбука Морзе вещь нужная, особенно в медицине. А теперь просто озвучьте, на какой этаж мне подняться — На третий, там отделение второй терапии — помертвевшим голосом прошептала гроза всех студентов, тетя Даша, — не погуби касатик. Меня бес попутал. Глаза плохо видят. Мне-то до пенсии всего два годика осталось… — Ладно,— снисходительно произнес незнакомец,— Где чисто- та, там и порядок. Значит на третий… И начал подниматься. Он открыл дверь и сразу столкнулся с молодым ординатором. — Вы к кому? — недружелюбно бросил он в сторону мужчи- ны, — часы для посещений больных у нас с двух до четырех. Гость широко улыбнулся — Милейший, Вы меня что, за продавца или парикмахера при- няли, ай-я-яй… — И он погрозил толстым пальцем, — Мы ведь с Вами коллеги. Я сейчас тороплюсь, доцент Сапарбаева меня ждёт. — Это Он! — прошептал ассистент,— простите меня, я после де- журства… Профессор, не знаю Вашего имени отчества, а не могли бы Вы проконсультировать несколько моих больных.

Александр Борохов 52 — Ладно, оставьте, к чему все эти звания, мы же Коллеги! Зови- те просто Вениамин Карлович, — и ласково улыбнулся, — хорошо только давайте по-быстрому, дел много... — Вот профессор, простите Вениамин Карлович, больная температурит шестой день, даем жаропонижающее, без всякого эффекта — А чай с малиной давали — спросило светило и строго посмо- трело на молодого эскулапа. — Чай с малиной? — спросил молодой ассистент, и его лицо превратилось в вытянутую букву «О». — Конечно, испытанное веками народное средство, без побоч- ных эффектов. Вам что не хватает лекарственного гепатита у па- циента?! Пить и потеть, потеть, но пить!!! Давайте второго! Они перешли к следующей кровати. — А здесь, такая история… Мужчина 45-ти лет, начал терять в весе, исчез аппетит, неясные боли под мечевидным отростком. От- казывается делать обследования. Боится... — Покажите язык, больной! Спасибо. Женаты? — Да уже пятнадцать лет…— слабым голос произнёс пациент. — Ясный перец! Язва — безапелляционно заключил кон- сультант. — Как?! Без анализов?! Без рентгена?! — Раз женат— значит язва! Я прав, больной? Тот со слезами на глазах закивал. — Профессор, Вы гений! — восхищенно выдохнул ассистент. — Ладно чего у ж там,— скромно произнес консультант,— пой- демте перекурим. Они стояли возле окна в конце коридора, и профессор ши- роким жестом извлек пачку «Мальборо « и предложил молодому коллеге. — Красиво,— уважительно произнес врач,— а как Вы так слёту можете всё диагностировать? — Практика, практика и еще раз практика. Суха теория мой друг, а древо жизни пышно зеленеет. Запишите, точно не помню моё или Гёте… И вдруг…

Неполный анамнез 53 Неизвестно откуда взявшаяся какая-то девушка в мятом хала- те подбежала и панибратски хлопнула профессора по плечу. — Венька, ты чего прохлаждаешься, Сапарбаева сейчас пре- кратит пересдачу терапии! И рванула по коридору. Ассистент с вытаращенными глазами начал медленно оседать на пол, хватая ртом воздух, как карп, которого вытащили из воды. — Сестра, доктору плохо! Сделайте ему подкожно камфару! После чего, потрепав по плечу ошалевшего ассистента на ходу бросил: — Не болейте! Ещё увидимся! 1983 / 2018

Александр Борохов 54 Внучка Раскольникова — Вот, Сашок, тебе и вызов, а через два дня пирожками поба- луемся, — ласково — заискивающе сообщила баба Стёпа. — А почему мне?! Я что лысый, что ли?! — недовольно буркнул фельдшер. — Не лысый, не лысый, а очень даже чернявый, как цыган! — умиротворяюще продолжила пожилая диспетчер. — Ага, а где мой вороной конь и гитара? Люблю я на заре ска- кать по чистому полю, чтобы ветер — в лицо. И ещё… Саня не успел закончить. — И ВСЁ! – отрезала Степанида Михайловна.— Ну, что ты лома- ешься, как валютная путана? — Так она валюту получает, а я , нищий студент четвертого кур- са — хрен с постным маслом! Заметь, не с подсолнечным и не со сливочным. А постным! — Саня, ну съезди, а? Ну, я тебя прошу! Ну ты же один мужик на смене… — Как это один?! Вон, Лейкин и Байсенов здесь. — Да какие они мужчины? Так, мудаки в белых халатах. На прошлой неделе, Байсенов делал массаж груди и бёдер восем- надцатилетней девушке, от головной боли, да еще в присутствии её мамаши. Так эта дура, я имею ввиду маман девицы, написала благодарность и просила еще присылать этого замечательного доктора. Мало того, она и в облздрав благодарность накатала, еле замяли. А Лейкин?! Целитель хренов! У больной сепсис, давление падает, бледная как смерть, температура под сорок, а он ей со- ветует: чай с лимоном и шерстяные носки! Хорошо, что больная догадалась второй раз вызвать скорую и сказать, что ей всё равно плохо, с чаем или без, и она умирает. Если бы не Сергеич, с док- тором Любаней, тётка бы сейчас по раю в шерстяных носочках гуляла!

Неполный анамнез 55 — Ну допустим согласен я с твоими заключениями, — прими- рительно сказал фельдшер, — но ведь еще есть Гульнара, Ирина Васильевна и Наталья Игоревна. — Так они боятся… — Кого? — недоуменно спросил фельдшер. — Кого, кого — больную, кого же еще! Там какая-то сумасшед- шая бабка живет со своим мужем. Ей надо раз в две недели укол галоперидола сделать. Ампулы у неё есть. Так Гульнара была у неё и прямо с вызова сбежала, всё там бросила: бикс с лекарствами, фонендоскоп и тонометр. Если не вернуть, скандал будет… Ты, ког- да будешь там, забери, а? — Ладно, давай сигналку, поеду в это «Кукушкино гнездо-2»! Стоя перед дверью Саня задумался, почему-то в этот момент вся его двадцатилетняя жизнь пронеслась перед его мысленным взором. Он ясно видел, как его родители, сгорбившись стоят воз- ле его, Сашкиного гроба, а ректор со слезами на глазах говорит: « Он был одним из наших лучших студентов. Будущей надеждой нашей безнадежной медицины. Простите, не уберегли мы его. Не уберегли!» Саня встряхнул головой и отогнав паршивое будущее, и тут же обратился сам к себе вслух: — Значит, так! Родителей расстраивать, я не хочу и не буду! Лучше быть живым фельдшером, чем мёртвым врачом! А поэтому, буду лучше я Штирлицем, которому, приказано выжить! После этих слов, фельдшер приободрился и переложив бикс с лекарствами в левую руку, продолжил рассуждать: — Если ты правша, то правая рука должна быть всегда сво- бодна. Значит так, план «А». Если дедок среднего роста, то бью короткий «в печень», забираю Гулькин бикс и ходу. План «Б». Если, дедок высокий, бью носком в голень и толкаю его вовнутрь, даль- ше всё как в плане «А». Чёрт, забыл про укол бабке! Колю ей в попарик нейролептик и ходу. Вроде, всё продумал. Саня позвонил в дверь, развернулся в стойке и занес взведен- ный кулак. Дверь медленно открылась, перед ним в дверном проёме, стоял маленький человечек в тюбетейке, похожий на домового,

Александр Борохов 56 распространенного в сельских районах Средней Азии. Увидев за- несенную над ним карающую длань медицины хозяин квартиры съежился до размеров крупного гнома. Саня широко улыбнулся и разжав кулак, протянул сверху-вниз руку. — Здравствуйте, а я Ваш новый доктор, укольчик приехал сделать. После этих добрых слов старичок обрадовался и даже как бы немного подрос. — Ой, а мы с Валечкой давно ждём. Тут девушка была до Вас, но она почему-то быстро убежала. Проходите. — Только после Вас, — галантно произнёс Саша. Стандартная «хрущёвка», из одной комнаты. Большой круглый стол, с разбросанным в панике, Гульнариным хозяйством. Старень- кий диван с одной стороны, кровать с никелированными шарами с другой, в уголке, электроантиквариат. Еще живой телевизор «Ре- корд». — Пойдемте, я покажу, где руки помыть, — сказал старичок. — Спасибо, я спиртом протру, это новая заграничная методи- ка, — вежливо отклонил предложение Саша. Набрав шприц, он обратился к мужу больной. — Попросите Вашу супругу на бок повернуться. — Валечка, повернись на бочок, доктор тебе укольчик сделает. А я потом поцелую, чтоб не болело. Фельдшер вопросительно посмотрел на дедка. — А что тут такого? — вызывающе произнес старичок, — я так всегда делаю! Фельдшер подошел к кровати, в тот самый момент, когда та приподнялась, поворачиваясь на бок, и замер. Подушка, на мгно- венье приподнялась… Под ней лежал топор. Хороший такой — большой, наточенный, плотницкий топор. Саня икнул и попятился назад. — Доктор, да Вы не бойтесь! Это она от инопланетян защи- щаться будет.

Неполный анамнез 57 — Я Землянин, живу я здесь, и пришёл к Вам с мирными наме- рениями,— торжественно произнес Саня,— можно я Вам укол сде- лаю, омолаживающий, к Вам и здоровье, и красота сразу вернутся. Старуха согласно кивнула. После укола, старичок приложился своими устами к тем, которые «не говорят по-фламандски». Протокол был соблюден. Саня, мучительно улыбаясь, попятился задом к двери, прикры- вая грудь и живот, железными биксами. —Вы хороший психиатр. Давайте, я Вас провожу. А может чайку с сушками? — заворковал благодарный старичок. — Стоять, лицом к стене. Не двигаться! Старичок послушно выполнил пожелание. Саня вырвался на лестничную клетку и хлопнул дверью, поста- вив бикс на пол, вытер пот. — Чтобы я стал психиатром, что я псих что ли?! Но так и не сдержал своего слова, но это уже совсем другая история… 10.01.18, 13.50

Александр Борохов 58 Вот такая музыка… — Ну, с боевым крещением,— доктор Бродский дружески хлоп- нул по плечу юного фельдшера, когда они выходили из подъезда на свежий морозный воздух. Несмотря на загазованность их ин- дустриального города, в этом воздухе чувствовался вкус жизни, в отличие от запаха старости, состоявшего из нафталина, пыли и ва- лерьянки, которым насквозь пропиталась квартира, которую они покинули несколько минут назад. — Вот увидишь, Сашок, через пару месяцев будешь «бить в вену» с закрытыми глазами. Так на каком, ты говоришь, курсе? — Ещё на четвертом, — неуверенно произнес розовощекий фельдшер в больших роговых очках. — Уже на четвертом, коллега. «Уже» придает больше веса. Да нет же, я не имел ввиду твою геркулесовую фигуру, я вообще о солидности. Ну, герой, залазь в кабину, заслужил. Довольный Сашка, улыбаясь, залез в кабину к водителю их повидавшего виды «рафика» и услышал через открытое окошко салона гудящий бас Бродского: — Слышишь, Семёныч, а наш доктор Воробьев сегодня в вену попал,— и помолчав, многозначительно добавил,— с первого раза. — Неужто с первого? — с уважением в голосе спросил водитель. — Да ладно Вам, Владимир Владимирович. Вы же сами меня полночи гоняли, чтоб я с закрытыми глазами через свитер в трубку из-под капельницы попадал, пока она в ситечко не превратилась. — Учти, Саня, — нравоучительно произнес водитель, — тяжело в лечении, легко в гробу, — и, пригладив седой бобрик, обратился к доктору: — Ну что, командир, возвращаемся на подстанцию? Вроде ма- тюгальник молчит. — Добро, Петр Семёныч, давай с ветерком. — Это мы мигом организуем, — радостно согласился шофер, подмигивая фельдшеру.

Неполный анамнез 59 Настроение у Саши, несмотря на декабрь, было весеннее. Ещё бы: сам «Вэ-Вэ» похвалил. Честно говоря, за те несколько секунд, пока игла не “провалилась” в вену, он стал “мокрым и пупырча- тым, как огурец” по шкале оценки состояния сильного волнения, предложенной всеобщим любимцем пятой подстанции Жориком Ковалём, фельдшером 53 бригады. Колёса «скорой» почти не шуршали по покрытому изморозью асфальту. Желтые пятна фонарей, подобно гигантским листьям, на мгновение прилипали к лобовому стеклу и таяли в темноте... По- рывшись в карманах мятого халата, Сашка достал кассету и важно произнес: — Берёг для такого случая. Фирменная, концерт из Сан-Ремо. Через секунду из динамиков послышался приятный голос Тото Кутуньо. Сашка радостно и безголосо подпевал знаменитому ита- льянцу. — Заткни ему глотку, — вдруг услышал он резкий крик Брод- ского. Сашкины «ла-ла-ла» внезапными сосульками застыли в горле. Он непослушной рукой нажал на чёрную клавишу. Звук оборвал- ся, а в ушах его ещё звенел крик доктора. Он обернулся. В пол- умраке салона лицо доктора цветом было почти неотличимо от халата, лишь глаза излучали боль и ненависть. — Извините, я не хотел вас обидеть, — ошарашенно произнёс Сашка. Густое липкое молчание расползалось по машине. Через не- сколько минут как-то сразу выцветший голос Бродского произнес: — Семёныч, останови «карету» и дай мне твой «Бело- мор-Кэмел». — Владимир Владимирович, ты же два года как бросил! — А сейчас начал, — резко оборвал доктор, а затем обратился к фельдшеру: — Ну что, коллега, пойдём покурим. Саня, совершенно офонаревший от внезапной смены настрое- ния начальства, растерянно крутил головой.

Александр Борохов 60 — Иди, иди, — подбодрил его водитель, закуривая папиросу, — видимо, есть мужской разговор. — На, — он протянул фельдшеру мятую пачку «Беломора». — Спасибо, — тихо произнес Сашка, — у меня свои. И достал «Мальборо». — Красиво, — присвистнул Петр Семеныч, — ну иди, командир ждёт, всё же не май месяц... — Владимир Владимирович... — неуверенно начал Воробьев, вылезая из машины, — я не... — Да ладно, просто иногда болят старые раны... — Вы что, воевали в Афгане? — Эх ты, Рембо,— грустно произнес Бродский,— да разве раны только на войне получают? И в тылу бывает такое... — Неужели на вызове пером пырнули? — Во-первых, не пырнули, а «пощекотали» или «поднесли под рёбра»... А во-вторых, урка из тебя, мягко говоря, хреновый,— и он огорченно сплюнул на землю. Сашка недоуменно смотрел на врача. — Душевная травма, она, брат, больнее... — он глубоко затя- нулся. — С третьего курса я мечтал стать психиатром. Фрейда, Юнга в светокопиях читал. Окончил «вышку», с «краснеющим», распреде- лился домой — в знойный Ташкент. Проработал два года, стал со- бирать материал для «диссера». А тут приятель жениться надумал, попросил подменить на дежурстве. Воскресенье, жара, скучища... Вдруг прямо к приемному покою подъезжает иномарка. Выхо- дит, солидный мужик, с ним дама, и девчонку из салона волокут, а она упирается. Мужик такой видный из себя, а бабьим голосом причитает: «Ну, Лизонька, ну, Лизок, ну, я прошу тебя, пусть доктор с тобой поговорит...» А та ни в какую. Мать ревёт... Короче, надоел мне этот концерт. Я во двор вышел и говорю: «Девушка, может, все-таки зайдёте, я ведь не кусаюсь». А отец говорит: «Смотри, Лиза, доктор-то совсем молодой, симпатичный, он только погово- рит с тобой». Короче, вошли, сели. По-моему, статуя русалки теплее и разговорчивей. А эта, понимаешь, молчит, как Зоя Космодемьян- ская на допросе. Тут отца и прорвало...

Неполный анамнез 61 — Их было три подружки, дружили со второго класса. Не раз- лей вода, всюду втроем. И вот два месяца назад такое несча- стье — Джамиля под поезд попала. Она мне как дочь была. Мать её с инфарктом до сих пор в больнице лежит, а отец... Короче, запил Джафар. А вчера вечером Ирку, их вторую подружку, там же нашли. Пытались с женой хоть что-то выяснить у Лизки, а она только молчит и плачет. Ну пока мы с ней к Иркиному отцу, Сергею Александровичу, соболезновать ходили, мать уборку у нее в ком- нате затеяла. А под матрацем вот что нашла, — и протягивает мне блокнотик. Я на девчонку смотрю, а она на мать так смотрит, что та сле- зами давится. Открываю блокнотик. Ну, ты сам знаешь: песни о любви, всякие мудрые изречения и пожелания... А на последней странице запись: «20 сентября моя очередь». Я как это увидел, тут же санитаров вызвал... Короче, госпита- лизировал. На утро встречаемся, у нее синяки под глазами, гово- рит, я не сумасшедшая, хочу с вами поговорить... И такое расска- зала... Короче, Лиза и её две подружки влюбились в Тото Кутуньо. Ну, в шестнадцать лет чего не бывает. И решили написать ему при- знание в любви. Представь себе, достали итальянский разговор- ник, вложили свои фотографии и послали по адресу: «Италия, Рим, певцу Тото Кутуньо». Ну, точно Ваньки Жуковы в юбках. И все бы ничего, да вот поклялись они, что если через месяц ответ не при- дёт, то Джамиля под поезд бросится, ещё через месяц — Ира, а Лиза должна быть третьей. Я тогда молодой был, горячий; начал её лечить психотерапией. Тогда Фрейд ещё считался «плохим дядей»... Короче, через неде- лю девчонка без всяких нейролептиков и антидепрессантов на- чала в себя приходить, улыбается, в весе прибавила. Ну, я горжусь естественно, а тут меня на хлопок, врачом с пединститутом... Ну, я свои истории доктору Сарыеву передаю. Говорю, что до моего приезда Лизу Вершинину, мол, не выписывай. У неё ещё критический период не прошел. Возвращаюсь через месяц с сельхозработ, сразу в отделение. Спрашиваю сестру, а где наша «бедная Лиза»? А её, говорит, вчера

Александр Борохов 62 доктор Сарыев домой выписал... Врываюсь к нему в кабинет, на- бираю телефон, а дома короткие гудки... Звоню на работу Витьке Гофману, а он так зло в трубку: — Бюро судмедэкспертизы слушает! Я ему: ты чего злой, как собака? Да, говорит, с ночного дежур- ства ещё не ушёл: вчера железнодорожную травму привезли, ни имени, ничего... Девчонка красивая, молодая. Я её буквально по кусочкам сшивал. Одета классно: джинсы «Lewis», футболка фран- цузская, а в кармане джинсов, представь себе, странная записка: «Простите, доктор». — Алло! Алло! Вовка, — кричит, — куда ты пропал, ты меня слы- шишь?.. Смотрю на эту суку Сарыева, а он сидит, ухмыляется. Ну, я его трубкой по зубам... Видимо, он понял за что, жаловаться не по- бежал. Да назавтра я и сам написал заявление «по собственному желанию». Вот и катаюсь пятый год с бригадой... Доктор умолк. Сашка стоял обалдевший, не чувствуя холодно- го ветра. Вывел его из ступора хриплый голос Семёныча: — Эй, доктора, бросай окурки, пальцы сгорят. Жизнь не сигаре- та, дважды не прикуришь! Вызов, в третий микрорайон, сердеч- ный приступ. Нас ждут, поехали...

Неполный анамнез 63 Снегурятина Самый сладкий сон под утро, а если это происходит на дежур- стве на «скорой» в канун Нового года, то он приобретает привкус верескового мёда. Так говорят… Но лично Саня никогда не пробовал верескового мёда, пото- му что ни разу, для особо одаренных повторю —НИ РАЗУ не спал по-человечески. Может быть, сегодня удастся?.. — Двадцать третья бригада на выезд. Повторяю, двадцать тре- тья бригада на выезд. — Да иду я, иду! Саня спустил ноги и, прежде чем засунуть их в полусапожки, слегка размял круговыми движениями. Потом широко зевнул и вслух произнёс “утреннюю мантру”: — Все больные – законченные гады! Господи, пошли им лёгкую смерть, как только прикоснутся к телефонной трубке. Не для себя прошу, а для ближнего своего врача и фельдшера скорой помощи. Аминь! Покрутив шеей, как боксёр, надев помятый халат, он начал спускаться на второй этаж. Их подстанция располагалась во дворе обычного многоквартирного дома. Ещё спускаясь, он услышал переругивания между врачом Га- линой Сергеевной Шепитько и диспетчером Степанидой. — Я туда не поеду! — Но сейчас ваша очередь. — Я не для того кончала медицинский с красным дипломом, чтобы трупы перевозить! — Почему сразу труп? — А что, по-вашему, будет лежать в декабре при минус двадца- ти, слегка присыпанное снегом? — Может быть, человеку стало плохо с сердцем, и он упал… — Ага, а перед этим догола разделся!

Александр Борохов 64 Саня, деловито зевая, зашел в диспетчерскую. — Чё за шум, а драки нету? — Тебя интересует выезд на декабрьский номер “Плейбоя”? — В каком смысле? — В эротическом! На сигналку, а то доктор Шепитько боится ехать! — Вообще-то сейчас не моя очередь, у меня завтра утром три пары, я хотел отоспаться… — начал отнекиваться Саня. — Да ты сигналку-то посмотри, — наставительно произнесла Степанида. Степанида, или баба Степа, была крупной и дородной женщи- ной, отменной хозяйкой и прекрасно готовила, но Бог не дал ей детей. Она охотно подкармливала подрабатывающих на подстан- ции студентов. Сашка ходил у нее в любимчиках. — Можете писать докладную, я на этот вызов все равно не поеду! — произнесла Галина Сергеевна и вышла, громко хлопнув дверью. Саня ещё раз перечитал мотив вызова, но теперь уже вслух: — Обнажённая девушка на улице… Снегурочка, что ли? — Сашка, я тебя очень прошу, съезди! Достала меня эта тощая вобла. Стерва стервой, а думает, что она северное сияние! А я тебе напеку к следующему дежурству таких пирожков с картошкой и капустой, пальчики оближешь. — Подкуп должностного лица, карается… — начал сурово фельдшер, задумчиво хмуря лоб, как будто вспоминая статью уго- ловного кодекса. — А сколько будет пирожков? — Пятнадцать! — Вот… С этого и надо было начинать! А то “Плейбой”, Снегу- рочка в ассортименте. Ладно, Пётр Васильевич, поди уже заждал- ся в машине. Пойду я, кстати, дежурю послезавтра… Через десять минут машина подкатила к продуктовому мага- зину. На часах было без двадцати шесть утра. В ожидании, когда привезут бочку с молоком, уже стояло 5-6 граждан с бидончиками и стеклянными банками в авоськах. Рядом одиноко стоял мили- цейский газик.

Неполный анамнез 65 — Ну, что? — обратился сам к себе Саня. — Пойдём отрабаты- вать пирожки! — Какие ещё пирожки? – спросил, закуривая “Приму”, Васи- льевич. — Да так, студенческая поговорка,— ответил Саня и выпрыгнул на свежий снег из машины. Потянувшись и поёжившись от мороза, он оглядел поле битвы. Снегурочки нигде не было! Из газика выпрыгнул молодой сержант, и увидев Саню, заулы- бался. — Здорово, помощник смерти! — радостно поприветствовал он фельдшера. — Здорово, шериф! — буркнул в ответ Саня. — Слышь, Серёга, а труп-то где? — Чей?! — Ну не мой же! Девушки? — Какой девушки? — с изумлением спросил сержант. — Обнажённой! — Обнажённой девушки?! — уже с ужасом переспросил мили- ционер.— Ты, Санёк, часом не того?..У тебя крышу не сдуло вместе с домиком, как у девочки Элли из Изумрудного города? — Слышь, ты, мент из графства Кент, у меня через два часа уро- логия в железнодорожной больнице. На, читай! И Саня протянул сигнальный лист вызова бригады скорой помощи. — А, это… Во Колян прикололся! Идём к машине. — Подожди, я носилки возьму! Саня подбежал, распахнул задние двери “рафика” и вытащил носилки. — Всё. Теперь пошли. Сержант приглашающим жестом широко распахнул правую заднюю дверь газика и произнес с королевской щедростью: — Забирай! Саня обалдело уставился на пустой салон. — Так тут никого нет…

Александр Борохов 66 — Как? — испуганно спросил Серёга и сам заглянул в салон. — Так ты внизу не смотрел, под сидениями! И тут Саня увидел две угольно-черные стопы. — Негритянка, что ли?! — Сам ты негритянка; помыть — и будет Белоснежкой! — Так я и сказал, что труп девушки, — пробурчал фельдшер обиженно, — хорош новогодний подарочек! — Да какая она девушка? Может быть, и была ею до семнад- цатого года! И совсем она не труп, так, подмёрзла слегка, свеже- мороженая… Саня скептически потянул за антрацитовые пятки, но тело не желало покидать газик, чем-то там зацепившись. На другом кон- це машины из-под сиденья послышалось ворчание с отдельными фрагментами мата! — Так она живая! — А я тебе что говорил! — Давай помоги. А то что-то там застряло. Они дернули разом. Как в сказке репку, и из машины вылетело женское существо неопределенного возраста. Единственным её одеянием был грязно-голубой пеньюар, прикрывавший две трети дряблого торса. Другой одежды не было. Существо пьяно покачи- валось на ногах, покрытых грязью и варикозными венами. Взгляд был мутным. — Ё-моё! Давай положим её на носилки. Во время транспортировки из “газика”, тело при выгрузке по- вредило себе нос, о чем свидетельствовал красный ручеёк из ле- вой ноздри. Существо упорно не желало ложиться на носилки. — Поехали, бабуля, поехали! — Я пока не хочу кататься… Сначала угостите меня портвеш- ком или сухариком… Тут подвезли бочку с молоком, но стоявшую очередь развива- ющиеся события интересовали гораздо больше. — Серёга, прикрой меня. Пора кончать это цирк, — произнёс Саня и сделал подсечку старушке, которая благополучно призем- лилась на стоящие на земле носилки.

Неполный анамнез 67 — Серый, понесли быстро старуху к машине! Очередь заволновалась, послышались возмущенные коммен- тарии. — Глядите, глядите, чего “скорая” вытворяет! А им ещё и мили- ция помогает, надо сообщить куда следует. Сталина на них нету! Бабка упорно не хотела помещаться в распахнутый задний проход “рафика”. Она сидела на носилках и, раскинув руки, вцепи- лась в борта машины. Милиционер с трудом держал заднюю часть носилок, в то вре- мя как фельдшер пытался задвинуть в салон переднюю их часть. Наконец фельдшер не выдержал и двинул в желеобразный живот этой зимней Венеры. После чего она сложилась пополам; удалось носилки задвинуть и захлопнуть дверцы машины. — Они ещё и больных бьют. У кого-нибудь ручка есть — запи- сать номер машины? — Всё, я погнал, а то ещё телегу накатают. Саня прыгнул в машину. — Погнали, Василич, в “пьяную травму”! «Скорая» рванула с места, из-за гололёда её слегка занесло, но шофер справился с ситуацией, и машина помчалась в больницу. В 7.05 Саня вкатил больничную каталку в “пьяную травму”, где уже начиналась пересменка. Фельдшер, зная бюрократическую волокиту, тихо вкатил “Снегурочку” и попытался исчезнуть. Но сча- стье вновь изменило ему. Он был замечен интерном Турсунбаевым. — Чего ты нам притащил? — спросил молодой доктор насто- рожено. — Да так, привёз обнажённую девушку… — Гонишь! Стой здесь, — и он рысью бросился в ординатор- скую. Послышался топот монгольской конницы, и в приёмный по- кой вбежало четверо врачей, во главе с заведующим Владимиром Ильичом, который сам себя называл “Не-Ленин”. — Где, где она, наша Снежная Королева? – с азартом спросил Не-Ленин.

Александр Борохов 68 Саня отступил в сторону и показал пальцем на каталку... Про- катился тяжелый вздох, как будто сразу из четырёх футбольных мячей выпустили воздух. — Слышь, ты, Айболит сраный, ты что, поприкалываться ре- шил? — змеиным шепотом зловеще прошипел заведующий. — Как написано в сигналке, так и сдаю, — упрямо произнёс Саня. —Тогда, всё по протоколу. Что ж, начнем с осмотра материаль- ных ценностей поступившей. Зовут-то вас как? — обратился врач к бормочущему созданию. — Кава. — Как-как? — Ка-ва, Ка-ва... — Странное какое-то имя. — Да какие тут ценности? Все и моральные, и этические, и ма- териальные, утеряны при невыясненных обстоятельствах… Может, я пойду? У меня сегодня последний день цикла урологии, - уни- женно заскулил фельдшер скорой. — Ты не умничай, лучше посмотри, что у неё во рту… -строго произнес «Не-Ленин». Действительно, у Снегурочки во рту что-то было и это «что-то» мешало ей произносить звуки. — У вас роторасширитель есть?- деловито спросил Сашка — Для тебя у нас ничего нет. Ты ручками, ручками…- ядовито прошипел Турсунбаев. Саня с улыбкой висельника полез ей в рот. И тут боль шилом пронзила его указательный палец, и он резко отдёрнул назад руку. — Старая зараза!- отчетливо произнес раненный фельдшер. — Я не зараза, а Клава! – обиженно донеслось с каталки. Из Сашкиного указательного пальца текла кровь. — Ладно, — смягчился Владимир Ильич, — по причине ранения на боевом посту отпускаю тебя с миром. Машенька, перевяжи па- лец нашему Самсону. Симпатичная медсестра обработала перекисью палец, пома- зала йодом и туго забинтовала. Посмотрев на свою работу, сказала:

Неполный анамнез 69 — Хорошо бы сделать ещё противостолбнячную сыворотку. — Ничего, заживёт как на собаке, спасибо за спасённую жизнь, — буркнул Саня и двинулся к выходу. Он молча залез в кабину скорой и уставился в окно. — Чего скис, Санёк, тут баба Степа по рации звонила, спраши- вала, как у тебя дела? И ещё спросила, точно ли она запомнила “пятнадцать” … - озабоченно спросил водитель. — Ну-ка, дай мне рацию, - решительно произнес Сашка, — Сте- панида Михайловна, это фельдшер Круглов, не пятнадцать, а двад- цать! За что ещё пять? За производственную травму! С какой на- чинкой? Конечно, со снегурятиной! Все поехали на подстанцию...

Александр Борохов 70 Оживший бюст BARBA NON FACIT PHILOSOPHUM- Борода не делает философом Было время, когда я был молод, красив и бородат. Теперь я только красив. Было время… У каждого в жизни есть любимое число, любимый автомобиль, любимая чашка и даже любимая женщина. А у меня этот джен- тельменский набор дополняла одна небольшая, но существенная деталь— любимый больной! Звали его по-анекдотически… Догадались-догадались! Правильно, нет честно слово, так и звали! Вовочка. Я тогда только начинал свой крестный поход на шизофрению и работал детским психиатром. Хвала Творцу, детей с шизофренией было мало и встречались они редко. А вот синдром гиперактивного ребенка только начинал входить в моду. Такие слова как неполиткорректное – «хулиган», и его легкая форма — «такой шалун», постепенно начали исчезать, а гиперак- тивные дети начали появляться всё чаще и чаще. И вот однажды ко мне пришла молодая обаятельная, но силь- но заплаканная мама с неунывающим чадом лет четырёх. — Меня зовут Ирина Геннадьевна, я мама Вовы,— и заплакала… Её ребятенок как смерч налетел на уголок с игрушками, актив- но проверяя на прочность машинки, пирамидки, кубики устраивая им «краш-тест». Вова кидал их об пол со всего размаху и смотрел на результат. Должен сказать, что министра игрушечной промыш- ленности после этого надо было с позором уволить. Тест прошли только кубики, да и то не все. — Вот видите, видите?!— причитала мама, глядя на доморо- щенную Аттилу. — Это ещё цветочки.

Неполный анамнез 71 — А когда он добрался до моих польских флакончиков с ла- ком, — тут она просто разрыдалась, — У нас в спальне теперь весь пол в цветных кляксах как после ковровой бомбардировки. А ещё его во дворе все дети боятся. Они даже друг с другом так здоро- ваются: «Тебя уже сегодня Вова бил?» Воспитательнице он подложил кнопку на стул, а девочкам в группе постоянно платья задирает. Я с уважением посмотрел на юного Дон Жуана. - И вот теперь нас ни в какой садик не хотят принимать,- удру- ченно произнесла молодая мама. Вовочка повернул ко мне сияющее круглое лицо в обрамле- нии льяных кудрей и показал пальцем на останки игрушек. — Это всё или ещё есть? - деловито ни то спросил, ни то подвел итог Вовочка. — Извини друг, на сегодня всё! — и я развел руками,— Дефицит бюджета… Я ведь за свои деньги покупаю, а государство не учув- ствует в доле. — Я всё оплачу, — всполошилась мама, расстёгивая сумочку. — Да не беспокойтесь, Вы так! Кое-что я действительно подку- паю, а большую часть приносят мамы, чьи дети подросли и в игруш- ках больше не нуждаются. Сейчас мы сделаем пару звонков… Я набрал номер. — Маргарита Павловна? Рад что узнали. Да не за что, не за что. Да не обязаны Вы мне за Стасика по гроб жизни! Ходит на бокс? Когда говорите соревнования? Ага, обязательно приду. Тут вот ка- кая просьба у меня тут сидит симпатичный мальчонка-непоседа, возьмите к себе на испытательный срок на месячишко. А когда буду садики инспектировать, загляну. Да-да я напишу маме Ваш адрес, завтра ровно к восьми. — Вот и всё, — и я улыбаясь развёл руки. —Доктор,вы волшебник!—теперь пришел улыбаться маме Ире. — Я не волшебник, но связи, — и я поднял указательный палец вверх, — помогают творить настоящие чудеса! Я навещу Вову в садике. *******

Александр Борохов 72 Надо сказать, что во вспомогательном садике №3 Дзержин- ского района меня ждали так как Деда Мороза, при чем не для чтобы получить подарки, а наоборот вернуть уже полученный. Как уже догадался пытливый читатель, подарок звали — Вовочка. За тот небольшой, но плодотворный период, что он был искус- ственно имплантирован в это детский питомник, жизнь там стала насыщенной и яркой. Список Вовиных преступлений занимал целый тетрадный лист и вызывал уважение своим размахом… За отчетный период он ущипнул трёх воспитательниц, двух ня- нечек и заведующую, а также восемь девочек из своей группы и трех мальчиков из соседней. Сломал стульчик, когда на нём прыгал. Пнул Сережу Кострикова, а когда его мама заступилась за сына, то пнул и её. Устроил «охоту на тигра», в которой принимала участие вся группа. В качестве «тигра» выступала живущая при столовой кош- ка Мурка. Меня умоляли и грозили рыдая, обещая одновременно от- благодарить и написать куда следует, несколько случайно присут- ствовавших в садике мам, две воспитательницы и няня. Увидев своего протеже, который неторопливо посыпал из со- вочка песком головы детей, я отобрал инструмент у Вовы и по- просил прибыть ко мне на приём с мамой в пятницу к девяти утра. — Смотри, не забудь передать, что приходил дядя доктор и к нему надо потом прийти в гости,— наставительно произнес я юно- му воспитаннику и протянул леденец. — Мы не забудем! — клятвенно заверил меня весь женский коллектив. В девять часов дверь в кабинет отворилась и вошли Вова с мамой. Точнее вошла только мама, а ураган «Вова» понесся к остав- шимся в живых игрушкам, неся смерть и разрушения. Бедная мама только причитала:

Неполный анамнез 73 — Я заплачу, я за всё все заплачу. — Ну, — я сурово посмотрел на юного вандала, держащего в правой руке мишку с оторванной лапой, — тебе хоть немного стыдно? Вовик непонимающе посмотрел на меня. — Ты хоть меня помнишь? – грустно спросил я. — Конечно, помнит, — вступилась за свое сокровище мама, — Вовочка, ну чему вас в садике учили? Это… Ну, это тот, кто любит маленьких детей и самый добрый на свете… Вдруг взгляд ребенка наполнился таким счастьем и энтузиаз- мом, которых я ни до, ни после нашей встречи никогда не видел! НИКОГДА! Ребенок неожиданно бросился ко мне и обхватив за шею руками, начал целовать меня со словами. — Здравствуй деда Ленин! Я знал, что ТЫ- живой! Дальше, немая сцена…Потерявшая дар речи мамаша. А Вовоч- ка, уютно устроившись у меня на коленях, вдохновенно рассказы- вающий детсадовские новости…. Наконец, звуковая карта восстановилась, и мама Ира трагиче- ским голосом произнесла: — Доктор, Вы же понимаете больной ребенок. Этот садик наша последняя надежда… Я сидел и в задумчивости поглаживал то Вову по голове, то свою бороду. — Мне иногда говорят, что я похож на Карла Маркса, но вот так искренне как Вова, увидеть во мне черты вождя Октябрьской Революции… Теперь я понимаю, почему меня так боится главный врач… Значит, так! Пока я здесь главный, Вова не будет никуда де- портирован! 21.45, 04.07.18

Александр Борохов 74 По городу ходила большая Чикатила… — Сигареты есть? А зажигалка? Ага, со мной только мои губы… Я знаю, что ты новенький и это твое первое дежурство. Так что слушай и внимай! Самое главное на дежурстве это не уронить пейджер в унитаз! Если коротко описать психиатрическое дежурство — это те- атр абсурда. Ну как тебе объяснить, персонажи вроде как обыч- ные люди, но какие-то несуразные идиоты, типа инопланетян на земле. Место и время, а главное, последовательность действий может быть перепутана. Поступки героев могут быть ничем не мо- тивированы, диалоги похожи на пустую болтовню, короче, всё на- правлено к тому, чтобы второй акт пьесы продолжился в закрытом отделении психарни. У них есть даже стихи из несуществующих слов. Ну, а я откуда знаю, какие это слова, наверное, неологизмы. Ты не знаешь, что такое неологизмы? Это новые слова, которые придумывает сам больной — до него их реально не было. Чё ты пристал: какие-какие? Я что тебе, шизофреник, что ли? Ну хорошо, например, лимповарка. Откуда я знаю, что это? Ты же сам просил придумать, но исходя из понятной части слова — это кастрюля, в которой варятся лимпики. Нет, я не знаю, что такое лимпики! Хо- рошо, пусть будут пельмени! Хорошо, неправильной треугольной формы. Всё, отстань, иначе уколю галоперидолом. Короче, это вро- де идиотского фантастического фильма, где любой бред сценари- ста поощряется. Возьмём дежурство три недели назад… Раздаётся звонок, умеренно приятный женский голос со- общает, что это доктор Дафна из «Адассы», почти как « тётя из Бразилии, где много диких обезьян». Подспудно перевожу для себя с иврита “алей Дафна“ — лавровые листочки. Но ассоциации возникают плохие: либо я половозрелый индюк, и из меня варят душистый суп, либо, по трагической ошибке, мое чело украсят

Неполный анамнез 75 терновым венцом вместо лаврового. Я опять отвлекся. Сам ты со- скальзываешь! Я так специально излагаю, чтобы тебе нагляднее запомнилось. Этот голос бодро продолжает, что посылает мне больную по- сле третьей попытки суицида, и она, то есть больная, согласна за- лечь на самое дно психиатрии, сиречь в закрытое отделение. После этого в воздухе формируется пауза. Она затягивается и лопается, как резинка в плавках, в тот момент, когда выходишь на пляж и хочешь познакомиться с шикарной брюнеткой. Это все так говорят: “с шикарной блондинкой!”, а мне больше нравятся брюнетки. Всё, не перебивай, а то я так и не дорасскажу. Тут я ей и представляюсь… Слушай, ты часом не пациент, укравший халат дежурного врача?! Откуда я знаю она блондинка или брюнетка, для меня она пусть будет лысой раз дежурный врач. Так вот, те- перь пауза на том конце провода. Женский голос приобретает злобно-металлический серый оттенок: — А, это ты, который меня учил психиатрии и рассказывал, что кататонические состояния бывают разные! Я отвечаю скромно, но с достоинством — да, это я! Повторим пройденный материал… Лёгкое шипение, что-то среднее между гадюкой и подгорев- шей яичницей. — Короче, я посылаю эту пациентку, а следующий больной… — Тпру, говорю, Орлик! А диагноз у дамы какой? Если это рас- стройство личности, то я её вряд ли приму, а если большая депрес- сия, то вряд ли ей у нас захочется, и поэтому… А в ответ: — Ну и разбирайся сам! А второго больного я всё равно посы- лаю, он у вас был госпитализирован десять лет назад. — Простите, коллега, у нас не «Уальдорф-Астория» и даже не «Хилтон» или «Кроун Плаза», и поэтому свободных номеров нет. Или он забронировал его десять лет назад? Трах, на другом конце города трубка падает, и я слышу печаль- ный крик уехавшего паровозика: “ту-ту-ту”. Получаю я направление из “Адассы”, а там в строчке “с каким врачом согласовано направление вместо моей фамилии записано

Александр Борохов 76 на иврите: “с очень неприятным типом”. Я себе на память копию оставил. Кстати, история этих двух больных — отдельная песня. Вто- рой мужик был косой, страшно испуганный религиозный еврей, который сообщил, что регулярно принимает лекарство, а во время скандала с женой пообещал ей выпить жидкость для мытья посу- ды. Скандал как скандал, но он не собирается менять один дурдом на другой, тем более что в “его дурдоме” жена хорошо готовит. Не успел я расправиться с этой “сладкой парочкой”, как по- ступает ещё одна “звезда сезона”. Оказывается, она, накидавшись наркоты, «просто ждала трамвая». И только из-за того, что она ждала далеко от остановки, её забрала полиция. Сейчас я тебе скажу где именно… Она сидела посередине между остановками прямо на рельсах и не хотела уходить. “Аидише Анна Каренина”. В анамнезе у нее радуга наркоты: экстази, кокаин и “травка” … В дополнение к этому живительному коктейлю у неё есть ещё погра- ничное расстройство личности и шизуха. Во время беседы с пациенткой, я углядел малюсенькую тату- ировку на ее среднем пальце — размером с ноготь мизинца «зе- лёный листочек марихуаны». Ну и решил посмотреть поближе. Тут мне девица и заявляет, если она вынет руку из кармана, то напи- шет заявление о моем сексуальном домогательстве. Естественно, я к ней и не приближался ближе чем на прицельный пистолетный выстрел, а тут у другой больной обострение случилось, так ска- зать, внезапно черепицу с крыши сорвало. Надо сказать, что она вообще из потомственной династии шизофреников, ее бабушку наш профессор лечил ещё в начале своей карьеры… Так вот ейная сумасшедшая мамаша собралась отвести её на спевку потенци- альных невест. В прямом смысле! Собираются девицы «неописян- ной» красоты и песни поют, молодцев в кипах зазывают… Так эта “красавица” решила потренироваться в отделении и начала петь ещё в больнице. Ее пение было похоже на вой голодного вампира после клизмы... Естественно, получила она в свое «лимпопо» мой любимый “коктейль Молотова” — галоперидол с фенерганом —и сладко заснула. На этом всё должно было кончиться хорошо… Но “Аидише Каренина” не дремала. Она собрала дефектных больных

Неполный анамнез 77 и в пламенной речи революционерки сообщила, что просто так никто орать не будет, что здесь есть темные углы, недоступные ви- деокамерам, и плохо пахнет в туалете, поэтому ясно как день, что доктор изнасиловал её, и кстати, не только её… Старушки согласно кивали головами… А самое смешное, что кроме времени укола, который я сказал “залимонить”, я все время сидел в холле и бесе- довал с одной из пациенток. В общем, посмотрел я на этот КВН и ушел себе в дежурку «по-аглицки». Без десяти десять звонок, а внутри него встревоженный голос медсестры, который трагически сообщает: “К нам едет полиция и скорая. “Каренина” позвонила с общественного телефона и сооб- щила в полицию, что тут групповое изнасилование, и она одно- временно и жертва, и единственный свидетель. Групповое, потому что изнасилована группа из десяти человек дежурным врачом, то есть мной. Ну, бред, чего обращать внимание? А зря! Через десять минут оперативно приехали и те, и другие, для полного комплекта не хватало только пожарных. Количество со- трудников двух скорых составило шесть человек. Они заняли весь приемный покой носилками, баллонами с кислородом, сумками с перевязочным материалом. Это напоминало походный лагерь французских гренадёров под Бородино. Между ними суетился маленький чернявый полицейский Махмуд Абу-Мегре, которого сопровождала какая-то топ-модель в форме и на шпильках. Я поинтересовался, не нужно ли чего; тот озабоченно спросил, не видел ли я подозреваемого. Он уже попросил ещё один наряд блокировать выходы из больницы. Чтобы преступник не ушел. Я объяснил, что я и есть тот самый врач-насильник. Он сразу же бросился ко мне в буре эмоций, одновременно хотел и обнять, и надеть наручники. Я объяснил ему на пальцах, что есть такое понятие, как презумпция невиновности, а также право хранить молчание. И вообще, его не смутило, что звонят из сумасшедшего дома. Он сурово ответил, что был сигнал, и они обязаны проре- агировать. Он всё проверит сам, все остаются здесь в состоянии боевой готовности, а пока он сам снимет показания с потерпев- шей. Должен отметить, что топ-модель смотрела на меня с плохо

Александр Борохов 78 скрываемым интересом, в котором присутствовали нотки одобре- ния и уважения. Типа, надо же какой толстый и неказистый, но ох и заводной... Через минут пять — это чудо сыска вылетело пулей с криками: “Это сумасшедший дом какой-то, она три раза меняла версию, кто ей вообще дал телефон? «Скорая» может ехать!” Вот такая история; кстати, я потом был обвинён в изнасилова- нии ещё раза три, но уже не в групповом. Ладно, пойдём покажу, где у нас комната дежурного врача.

Неполный анамнез 79 Статуэтка из саксонского фарфора – Можно? – с сильным ивритским акцентом прозвучало над самым ухом. Пассажир оторвал взгляд от «Беэр-Шевского опросника» и с удивлением посмотрел на спрашивающего. В этот утренний час в вагоне ехало всего человек десять пассажиров, так что свободных мест было более чем достаточно. – Врач, да? – нагловато-бодро попытался продолжить разго- вор новый попутчик. Пассажир кивнул головой и вновь углубился в книгу, делая на полях какие-то отметки карандашом. – К экзамену готовитесь? – не унимался попутчик. – Поразительная догадливость, случайно не Штирлицем в «Моссаде» работаете? Назойливый попутчик залился счастливым детским смехом: – «Моссад» – это разведка, а «Шабак» – контрразведка, так что, если я не ошибаюсь, образ старшего лейтенанта Таманцева из «Момента истины» мне подходит гораздо больше. Врач удивлённо вскинул брови. – Нет, нет, не удивляйтесь. Я уже двадцать лет в Израиле. И хотя иврит стал для меня родным языком, я по-прежнему люблю читать русские книги, – и незнакомец заговорщически подмигнул. — А ты сколько лет в стране? – и он тут же осекся, – понимаю, чужим и старшим у вас в России принято говорить: «Вы»... – Нет, молодой человек, обращение к незнакомцу: «на Вы» – это признак не России, а признак культуры... – Извините, я не хотел вас обидеть; так сколько же лет Вы в стране? – Уже три года. – Так вы, можно сказать, совсем свежий «оле хадаш», то есть новый репатриант. А до репатриации тоже врачом работали?

Александр Борохов 80 – Да, четырнадцать лет. – Экзамен на израильскую лицензию сдавать будете? – Да уже три раза пытался; каждый раз двух-трех процентов не хватает. – Обидно, наверное? Врач кивнул головой, давая понять, что разговор окончен, и вновь углубился в чтение. За окном мелькали пустынные пейзажи Негева. – Очень жалко, что в сорок лет всё приходится начинать снача- ла? – как ни в чём не бывало продолжил сосед. Врач устало вздохнул, закрыл книгу, заложив нужную страницу карандашом, положил её на столик и потёр усталые глаза. – Когда я был моложе вас лет на пять, я работал в бригаде «скорой». Это похоже на ваш, простите, на наш, — он горько улыб- нулся, – «Маген Давид Адом». Правда, лекарств поменьше, да и машины похуже... Работа, хотя и тяжелая, но по-настоящему инте- ресная: от быстроты и правильности твоего решения действитель- но зависит жизнь человека. Ну, да это прописные истины. Замолчав, он бросил взгляд на случайного собеседника, кото- рый стал серьёзнее, и казалось, внимательно слушал. – Много интересных вызовов у меня было, но особенно запом- нился один. Вызвали меня как-то на сердечный приступ к мужику лет сорока пяти. Приезжаю. Звонок не работает, стучу – никто не отвечает. Толкаю – дверь открыта. Сразу шибает в нос запах табака и валерьянки. Захожу в зал. Вижу, на раскладушке лежит мужик, бледный как стенка, с холодной испариной на лбу. Я к нему, а он еле слышно, одними губами шепчет, что боль, мол, адская, как буд- то под левую лопатку финку засадили, и рука немеет... И, помол- чав, добавил: левая. Ну, у меня с практики в кардиологии «трофейный» баралгин остался... Так я ему сходу по вене две ампулы засадил. Раздавил таблетку аспирина, засыпал ему под язык. Расстегиваю рубаш- ку, чтобы электрокардиограмму снять, вижу: на груди у него три глубоких шрама. Чин-чинарем сделал кардиограмму, а на ней типичная «кошачья спинка», — и, перехватив удивленный взгляд слушателя, пояснил, – это так на медицинском сленге изменение

Неполный анамнез 81 кривой на кардиограмме при классическом инфаркте миокарда называется. Вызываю на себя кардиологов, а диспетчер говорит, мол, не суетись под клиентом, Сашок. Они подряд пятый вызов делают, как освободятся, сразу к тебе направлю. Конечно, чертыхнулся. Положил трубку, поворачиваюсь, а мой «дедок» порозовел, на губах слабая улыбка появилась. А я ему в сердцах: «Посмотрите, до чего вы себя довели: в комнате одна раскладушка да старый сервант. Накурено так, что хоть выставку топоров развешивай. А выглядите-то как? Все семьдесят лет дать можно...» А мой инфарктник помолчал и говорит: “Ты, сынок, думаешь, что я алкаш. Так ведь? Ну-ну, не стесняйся, ведь так думаешь? Вы- двини-ка второй ящик и достань из него шкатулку”. Достаю я из серванта эту шкатулку, а она тяжёлая. Он говорит, высыпь-ка её на стол. Ну, я и высыпаю. А там ордена «Красной звезды», «Отечественной войны», «Славы», медали «За отвагу», «За взятие Берлина» и куча всяких юбилейных. Я так, без задней мысли, говорю: «Это вашего отца награды?» А он как бы не слы- шит; «Посмотри, — говорит, — там, под картонкой, в кармашке, фо- тография». Достаю и вижу пожелтевшую фотографию, а на ней, на фоне особняка, группа военных. А в центре стоит подросток, тоже в во- енной форме и с наградами. И лицо такое знакомое... Я спраши- ваю больного: «Кто это?», а он со слабой улыбкой: «Посмотри на обороте...» Переворачиваю и читаю: «Отважному полковому раз- ведчику Петру Доценко от однополчан. Берлин, 9 мая 1945 года». – Не узнал? – спрашивает больной. Я отрываю взгляд от фотографии, поворачиваюсь к нему, гово- рю: «Вроде бы нет...» и осекаюсь… – Это вы?! – Да, доктор, — отвечает, — гвардии сержант Петро Доценко и лежащий на раскладушке алкаш с инфарктом, – это две стороны одной медали. А сегодня как раз 18 октября... В сорок третьем, аккурат в этот день, меня раненого в лесу разведчики пятьдесят первого полка подобрали. Накануне вечером каратели оцепили

Александр Борохов 82 нашу деревню и начали всех в колхозный амбар сгонять... Я в по- гребе спрятался, думал отсижусь, да один фриц дотошный решил проверить... Ну, я его из дедовского нагана в упор и приложил... Выбрался из погреба и бегом к лесу... А дальше как в кино: «Партизанен, хальт!», и автоматные оче- реди... Вот только зацепили меня по-настоящему. Ребята расска- зывали, что я без памяти двое суток провалялся, а когда пришел в себя, сразу спросил: “Где наган?” Обычно 9 мая пионеры приходят, гвоздики приносят, о войне расспрашивают. А 18 октября — это у меня как второй день рожде- ния. Вспомнил, разнервничался, вот меня и прихватило... Спасибо, что откачал. – Да ладно, — отвечаю смущённо, — вы уж меня извините... А дедок говорит: «Там в серванте, за матрёшками, статуэтка стоит, достань, пожалуйста». Я достаю и обалдеваю. Прекрасная фарфоровая статуэтка: обнажённая юная девушка сидит на огром- ном листе водяной лилии... Точь-в-точь Дюймовочка из сказки Ан- дерсена, вот только одной стопы не хватает, отбита. Дедок разъясняет: «Военный трофей это. Саксонский фарфор из Майнца, настоящие «Голубые мечи», там сзади и клеймо есть. Нравится?» – Конечно, — отвечаю. – Теперь она твоя... Это самое дорогое, что у меня осталось... – Да что вы, не надо, – промямлил я. За окном завопила сирена скорой. – А вот и спасатели прибыли, – как-то некстати произнес я. Дедок заторопился: «Возьми, не обижай ветерана. Ты мне жизнь спас. Ты настоящий врач». – Да какой я врач, я всего на четвёртом курсе учусь, а на ско- рой – подрабатываю... – Тем более бери! Значит, станешь настоящим врачом. Бери, спрячь в свою кастрюлю (он указал на бикс), да убери побрякушки обратно в шкаф. Устал я... В этот момент вошла бригада. Посмотрев на ленту, Валерий Иванович, врач бригады, бросил: «Ясен перец. Инфаркт дедка трахнул. Грузите на носилки и в кардиологию». Потом он обратил

Неполный анамнез 83 свое внимание на меня: «А, Сашок,– молодец, что дотянул, а то бы клиент крякнул бы...» Вот эта статуэтка все время была со мной. Она мне дороже «красного» диплома была. Когда собрался уезжать в Израиль, по- ложил статуэтку в багаж, чтобы не разбить. Да нет же, не повезло. Улетал я через столицу независимого Узбекистана, хлебный город Ташкент. Местный таможенник проявил бдительность и не пропу- стил к вывозу статуэтку как «национальное достояние Республики Узбекистан». – Что делать? – спрашиваю его. – Иди,— говорит,— на комиссию по оценке антиквариата, пусть разрешение на вывоз дают. Пошёл. А там очередь на две недели... Естественно, багаж ушел. Наконец получил долгожданное разрешение. Пришёл день отъез- да. На контроле тот же жлоб-таможенник. Узнал, видимо, сволочь. Я показываю ему справку, что статуэтка из-за дефекта художе- ственной и материальной ценности не представляет. – Ладно, говорит, ну-ка давай на нее ещё раз взглянем. Я старый свитер разворачиваю и протягиваю ему статуэтку. Нагнулся я, чтобы свитер положить, слышу звон разбитого стекла. Поднимаю голову и вижу: стоит эта скотина и улыбается, а у ног его осколки статуэтки... – Ой, говорит, какие мелкие кусочки; правда, они теперь дей- ствительно никакой ценности не представляют. Можете вывозить. Повернулся и ушёл. Если бы не семья... Врач замолчал на мгновение. Потом полез в карман куртки и достал осколок фарфора – это была половинка на редкость краси- вого девичьего лица. Подержав несколько секунд осколок в руке, он спрятал реликвию обратно в карман. – Так Вы спрашиваете, жалею ли я об отъезде? — и не дожида- ясь ответа, он вновь погрузился в «Беэр-Шевский опросник».

Александр Борохов 84 Семейный альбом — Папа, па-а? Ты слышишь меня? Где мой «теудат зеут»? Я об израильском удостоверении личности говорю, такая маленькая синяя книжечка. Мне завтра идти на интервью в больницу, надо сделать с него копию. Семидесятилетний старик сидел на диване и медленно листал пухлый семейный альбом, любовно поглаживая пожелтевшие фо- тографии, невнятно бормоча что-то себе под нос. Как бы, не слыша серии вопросов и перелистнув очередной лист, старик подозвал сына жестом к себе. — Сынок, присядь на минуточку, я тебе покажу одну интерес- ную фотографию. — Слушай, па, ну ты нашёл место и время! Я понимаю, — раз- дражённо добавил он, — в твоём возрасте рассматривать семей- ный альбом — вещь, безусловно важная, особенно если учесть, как ты тщательно готовишься к будущей встрече со своими родствен- никами. Боишься их не узнать? Тапочки-то у всех белые? Старик сдвинул очки на край носа и сухим голосом официаль- но произнёс: — Доктор Нейман, пожалуйста, присядьте. — Да, профессор Нейман, – язвительно ответил сорокалетний мужчина.— Ну что, коллега, о чём хотите поговорить: о моём экзи- стенциональном кризисе, о комплексе Эдипа или вашей успешной восьмой стадии по Эриксону? — Хватит паясничать, сядь рядом. Это важно для тебя,— и поте- рев переносицу, тихо добавил, – очень важно… — Только недолго и без нравоучений…— сказал сын, вздохнув, и сел рядом на кожаный диван. — Вот, — торжественно произнёс отец, — посмотри-ка, какой красавец!

Неполный анамнез 85 Со стариной фотографии на доктора Неймана внимательно смотрел высокий молодой человек, франтовато опершийся на трость. Его волевое лицо было украшено пышными усами, взгляд слегка прищуренных глаз был пронизывающим, в нём чувствова- лась какая-то хищность. Одет этот господин был в костюм-трой- ку, из кармана жилета виднелась массивная цепочка часов. Под фотографией вязью было написано: “Керчь. Фотография Сытина, 1916.” — Ну и кто это? Дядя двоюродной сестры бабушки или внуча- тый племянник моего дедушки? Я просто умираю от любопытства. — Это доктор Иван Сергеевич Крашенинников, предводитель керченского отделения “Союза Архангела Михаила”. — Кто-кто? – замотав головой, как бы стараясь отогнать на- важдение, переспросил сын. – И что делает этот черносотенец в семейном альбоме? Он что – еврей?! — Нет, он чистокровный русский; отец его, Сергей Валерьяно- вич Крашенинников, был купцом первой гильдии, половина ма- нуфактуры в Керчи была его. А твой дед Захар Нейман начинал у него помощником приказчика. Ругался хозяин с ним только из-за того, что твой упрямый дед не хотел работать по субботам. А потом, видя у мальчика предпринимательскую жилку, помог открыть ему свою мануфактурную лавку. Дед потом, когда денег подсобрал, за- крыл дело и поехал в Италию медицину изучать. Да, давно это было… В Италию медицину… А Ванька, тот деда не любил, дразнил его “рыжим жидёнком” и нередко поколачивал. Хотя они были и ровесники, Крашенинников-младший был на две головы выше деда. После гимназии отец направил Ваньку учиться уму-разуму в Сорбонну, мечтал его доктором увидеть. Дед вернулся в 1911 году и сразу начал работать терапевтом; одним из его первых клиентов стал Сергей Валерьянович. Болел его бывший хозяин тяжко, весу был без малого пудов семь, жаба грудная его мучила сильно, да и за Ваньку своего волновался, вот сердечко и не выдержало, нитроглицерина-то тогда ещё не было. Ну, Ванька, когда вернулся, сразу в дом к деду; какой там разговор был, дед никогда не рассказывал, да только от дедушкиного брата знаю, что разукрасил его наследничек как новогоднюю ёлку. По-

Александр Борохов 86 том три года они вообще не разговаривали, так, при людях иногда кивали друг другу. В четырнадцатом году Крашенинников–млад- ший ушёл на империалистическую с германцем. Там за личную храбрость был награждён двумя крестами “Георгия”, в плену не- мецком был, оттуда бежал вместе с группой солдат, получил чин унтер-офицера, а в 1915 ранило его в ногу. Хотя ногу сохранить и удалось, только остался Ванька на всю жизнь хромым. Вернулся он в Керчь героем, а тут местные “черносотенцы” к нему как к “спасителю отечества”: совсем, мол, жиды заели, тор- говля стоит, батюшка покойный ваш такого бы не позволил, на вас вся надежда. Нет, погромов не было, но крепко закрутил гайки Иван Крашенинников нашему брату. Деду тоже досталось, — был заведующим, а стал простым врачом. А потом, к восемнадцатому году, надоела Крашенинникову по- литика. Увлёкся он заразными болезнями и послал этот “Союз” к их архангелу. Когда немцы Крым оккупировали, солдат их лечил… За что и получил благодарственную грамоту от немецкого командо- вания. Стал пописывать медицинские статейки в немецкие журна- лы. А к тридцатому году и это перестал, как чувствовал, что “чистка” будет, да миновала его “красная мясорубка”. А может, спасло его то, что многих керчан от тифа, да и от холеры спасал в двадцатых. А с дедом твоим они только после моего рождения начали разговаривать, да и то в основном на профессиональные темы. Потом Отечественная началась, в ноябре 1941 немцы Кер- чь оккупировали, а 24 ноября 1941 приказ вышел всем жителям Керчи зарегистрироваться в трёхдневный срок. А 27 ноября Иван Сергеевич Крашенинников явился с чёрной папочкой в немец- кую комендатуру при всём “параде” — в своём старом унтер-офи- церском мундире с двумя Георгиевскими крестами. О чём он там беседовал с немцами, никому не известно, только многие жители видели, как он сердечно прощался с зондерфюрером Крошке и начальником отдела гестапо Фельдманом. А потом было указание: “Ввиду начавшейся эпидемии холеры всем врачам вместе с их семьями переехать жить в больницу вплоть до особого распоря- жения немецкого командования”. Солдаты среди ночи из домов забирали ничего не понимающих врачей. Из двенадцати доктор-

Неполный анамнез 87 ов – восемь были евреями. Вскоре вышел приказ №4 от 28 ноября 1941 года, чтобы 29 ноября 1941 года все евреи Керчи пришли на Сенную площадь к 12 часам с вещами. Многие думали: переселе- ние... Только вот последним домом им стал Багеровский ров… А в январе 1942 в город вошёл Керченский десант. Потом наша семья эвакуировалась. Вот такая история с географией… — А Крашенинников — его, конечно, наградили, да? — Немцы, отступая, не успели уничтожить все архивы, и там со- хранилось личное письмо главного врача Ивана Сергеевича Кра- шенинникова в гестапо. Его расстреляли как изменника Родины во дворе больницы. Твой дед перед смертью взял с меня обеща- ние, если у меня будет сын… — Так значит, моё дурацкое имя … — Да, Ваня, теперь я ответил на твой вопрос, который ты мне задавал всю жизнь. Кстати, твой «теудат зеут» лежит на кассете “Список Шиндлера”.

Александр Борохов 88 Мы дадим всем рекордам… Лично я, сильно уважаю сэра Уинстона Черчилля, за его отно- шение к спорту, он произнес великие слова: «Своему долголетию и хорошей физической форме, я обязан спорту. Я им никогда не занимался!» Золотые слова. Но когда жена и теща, как две большие мухи делают фигуры высшего пилотажа возле моих ушей, это непере- носимо. «Ссссссссс-порт, ззззззз-аймись ссссс-обой, ссссс-брось ве-сссссс» Я ощущаю себя на военном полигоне для вертолетов. Этот стрёкот у меня стоит в ушах постоянно. Каждое утро я с чувством благодарности рассматриваю пудо- вую гирю, которая украшает мой балкон. Такая круглая, ладная и голубого цвета. Пока она не ржавеет, но скоро дожди, наступит суровая израильская зима +7, а может и все +3. Надо ее укутать старым свитером и поместить в целлофановый мешок, чтобы вес- ной, она опять радовала глаз. В этом году я ее поднимал 6 раз, увы были месяца в этом году, когда я ее не поднимал ни разу, просто хорошо себя чувствовал и решил не истязать себя спортом. Чаще ее, правда, поднимает моя жена, когда моет балкон. Но она все время ворчит, я имею ввиду жену, а вот у моей гири золотой ха- рактер, она всегда молчит. Этот месяц начался скверно. «Жужжжание дружжжественных жжженщин жжжгло мне уши ежжжендневно и ежжжечасно». Решено, сегодня я иду записываться в спортзал, честно говоря, это решение приняли жена и теща, и я отправился записываться под любящим меня конвоем. Правда, сначала я должен свозить их на базар, чтобы набрать здоровой пищи: морковки, капусты, баклажанов и прочей муры. И НИКАКОГО МЯСА! То есть, старый, испытаный веками, инквизиционный метод: сначала пытка, а потом казнь! Базар был пройден за каких-то

Неполный анамнез 89 два часа и загрузив машину, мы отправились искать «настоящий спортзал», который должна была выбрать тёща. Ха, она выбирает, а платить мне! И вот мы гуляем мимо маленьких кафе со свежей выпечкой, мимо уютных пивных, мимо запахов аппетитной шуармы, короче мимо всего того, чем может быть наполнена жизнь непонятого же- натого мужчины. И вдруг… Это проклятое «и вдруг», теща делает стойку и замирает, тыча пальцем в надпись: «Институт красоты, спорта и здоровья». Неоновые красные буквы на черном фоне. Массивная желез- ная дверь, мраморные ступеньки. В общем, как склеп на кладби- ще, на пути к здоровью, ну ладно, хоть бы её, но так ведь это МОЙ Мавзолей… Тут теща мне так нежно шипя и говорит: — Сразу видно солидное учреждение с бассейном, а не ка- кая-нибудь подвальная качалка! Будь большим мальчиком и все сделай сам. Только не долго, мы тебя в ювелирном подождем, а то Ирочка совсем пообносилась, ей даже не в чем из дому мусор вынести. Я подобострастно икнул и промямлил: — Так ведь мусор я выношу. — У тебя есть китайские треники «Адидас», а сережки ты не носишь, ты же не голубой! — Это пока, только пока…— зловеще пробормотал я себе под нос. — Ну иди, навстречу спортивным рекордам,- опредилила толч- ком вперед направление моего движения. Не знаю, как вы, лично я на эшафот поднимался без всякого настроения. Отворив дверь, будущая краса и гордость спорта, вошел в прохладное сумрачное помещение с красноватым светом, торже- ственно украшенное плафонами в виде тюльпанов. За стойкой сидела милая девушка и улыбалась мне. — Бассейн у вас большой? — перешёл я сразу к делу. — Нет, у нас нет бассейна, только душ — тихо произнесла де- вушка и почему-то перестала улыбаться.

Александр Борохов 90 —А тренажеры хоть есть? — Есть и все разные… — А сколько их у вас? — Двенадцать. — Немного… Ладно, дайте мне абонемент на год, на все трена- жёры. Скидка есть? Вдруг произошло неожиданное… Лицо девушки превратилось в вытянутое «О» и она благого- вейным шепотом произнесла: — ГОДОВОЙ АБОНЕМЕНТ? На ВСЕ тренажеры?! И тут в холле началось движение, с диванов, а их из-за сумра- ка я не заметил, начали подниматься смутные тени… полуодетых девушек, которые медленно приближались ко мне. Пробежал ше- поток, с легкой ноткой восхищения: — Вот это мужик! Настоящий мужик! С разбегу, быка за яйца! Годовой абонемент на все тренажеры. Интересно, кого он выберет первой? — Кто это?!— испугано вскрикнул я. — Это же наши ТРЕНАЖЕРЫ!!! Но это ещё не все, только пять, остальные семь будут вечером. Так оформляем на год?! Тренажеры приближались… — Так оформляем абонемент или нет? Девушки ждут! — А сколько это будет? — настороженно спросил я. — 200 шекелей полчаса, минимум 5 раз в неделю. 4000 шеке- лей в месяц, соответственно 48000 шекелей в год. Оплата только наличными. Мы можем сделать скидку 10 процентов, при условии одномоментной выплаты. — Замечательно, — с чувством произнес я, — просто замеча- тельно. Вот только сделаю один звонок другу, он же и по совмести- тельству и спонсор проекта. — Да конечно, — согласилась девушка, — решение-то серьез- ное. Кстати, вы должны принести справку от врача, ну что здоро- вье позволяет... — Конечно, — утвердительно кивнул я, набирая номер друга. — Алло, Циля Марковна, это я. Совсем не долго, просто тут се- рьезные тренажеры. Нет, бассейна нет. Ну будут строить в буду-

Неполный анамнез 91 щем. Мне дали 10% скидку. Да знаю, что молодец. Сколько всего стоит? Меньше 50 000 в год. Что, не слышу, куда идти? На том, конце трубки дали отбой. — Кто это? — с подозрением спросила девушка за стойкой. — Мой лучший друг — теща. Золотой человек. Почти согласи- лась, но без бассейна никак… Попробую ее уговорить… Ну, так я пошел? 8.11.17 15.00

Александр Борохов 92 Женя из Шервуда Был у меня такой пациент, Женей звали. Милейший парень, служил в израильском спецназе, там у него «крышу» и сорвало… Достался он мне по наследству от врача, который уезжал в Америку. — Женя-Робин Гуд очень занятный больной, — задумчиво про- изнес мой коллега.— Вы только с отпусками его поосторожней. Он большой оригинал. — Что, из отпуска не возвращается? — Возвращается… Но не один, а с сопровождающими его лицами. — А почему его Робин Гудом называют? — О, это длинная история. Как-нибудь потом расскажу. Но так и не успел или просто забыл, и уехал в свою Америку. Женя был парень интересный и увлекающийся, много читал, но в голове у него был полный кавардак. То он писал стихи, то ударялся в религию, то начинал изучать каббалу, и каждый раз с таким увлечением, что его ставили в пример другим хроническим больным. Однажды попросился он в отпуск домой, жил он со своей мамой где-то на окраине Беэр-Шевы, кажется, в узбекско-эфи- опской резервации под названием Нахаль-Бека. Как-то кончились у него сигареты, а он мне и говорит: “Отпу- стите меня к маме, она денег подкинет, а я сигарет и куплю”. Отпустил я его на пятницу-субботу, как он и просил: «Пошлите меня на «два шэ»», то есть шиши-шабат, это так в Израиле назы- вают пятницу с субботой. Как и положено перед отпуском я все проверил; вроде никаких агрессивных и суицидальных мыслей нет. Женя обещал вовремя вернуться из отпуска. В ближайшую субботу я дежурил, он мне позвонил вежливо в отделение и говорит: “Можно, я ещё на пару дней задержусь у мамы? Денег нет, а я в банк схожу и получу”.

Неполный анамнез 93 Я его спрашиваю: “А лекарства?” А он так бодро отвечает: “У меня сосед таксист, он меня к боль- нице сейчас подбросит”. Действительно, заехал, взял свой галоперидол с декинетом. Пожелал мне спокойного дежурства и уехал. Ну, я утром дежурство сдал, пошел домой отсыпаться. Но мо- бильник выключать не стал, мало ли что. Так вот, где-то в двенад- цать дня одновременно зазвонили и домашний, и мобильник. Мне очень не понравилась эта синхронность… И я твердо решил не от- вечать. Но после десятого звонка на мой мобильный я решил, что больше не могу отсиживаться в постельном окопе, и взял трубку. Не то чтобы я узнал много нового о себе, однако среди разных ругательных слов, в основном на русском языке, мне настоятельно рекомендовали включить телевизор. — А какой канал? — Или второй, или девятый. На том конце провода злобно бросили трубку. На экране показывали симпатичную корреспондентку, и я прибавил звук. «…с места событий. Час назад было совершено дерзкое огра- бление банка «Апоалим». Грабитель, не скрывая своего лица, ис- пользуя пистолет системы «Беретта», забрал двадцать пять тысяч шекелей и скрылся с места преступления. Всем, кто знает о его местонахождении, просьба позвонить в полицию по номеру 100. Вот его фотография». На меня смотрело улыбающееся лицо Жени Хайкина. Дальше – “минута молчания”, растянувшаяся минут на десять. Из состояния ступора меня вывел звонок. —Ты его старую историю болезни читал, эскулап хренов? Там же чёрным по белому написано: каждый отпуск Хайкина согласо- вывать с заведующим. Я думал, Бломберг, который уехал в Амери- ку, единственный идиот. — А зачем? — За тем, м…к ты этакий, что это его конёк! Ограбление банков.

Александр Борохов 94 — Он мне сказал, что зайдет в банк за деньгами. Но я ж про ограбление ни сном, ни духом… И чего теперь будет? Где его искать? —Ничего больше не будет, и искать его не надо! У него стан- дартный подход, после ограбления он едет на такси в Эйлат. Там покупает сладости, сигареты, снимает люкс в шикарном отеле и даже девочек заказывает. Потом деньги, естественно, кончаются, и он сдается в полицию. А она его нам доставляет. — Так, когда же его ждать? — Судя по сумме, через неделю. — А откуда у него пистолет? — А ты что, не знал о его коллекции? — Какой ещё коллекции? — Он года три коллекционировал ММГ, кучу денег угрохал из своей пенсии. — Чего? — Того! ММГ — Модель Массо-Габаритная. — Чего? — Пистолетов и автоматов! Они как настоящие, один в один, только не стреляют. Прошлый раз он с «Калашниковым» ходил брать банк «Дисконт», так вот двое посетителей обмочились, а старший кассир стал заикой. Скандал был на весь Израиль, все газеты писали... Было это лет пять назад. Ты что, не помнишь?! — Откуда мне помнить, если я ещё в Союзе был… — Лучше бы ты там и остался! — в сердцах произнес заведую- щий и опять бросил трубку. Вернули Женю через пять дней. Суда, конечно, не было. Больной шизофреник, хронический, дефектный… До сих пор помню беседу с ним. — Зачем ты пошел в банк? — За деньгами, у меня ведь пенсия кончилась, а у них всегда деньги есть. — Да, но это не твои деньги. — А я как бы ссуду взял, а потом с каждой пенсии бы выпла- чивал.

Неполный анамнез 95 — Какая к черту ссуда, у тебя ж в руках была «Беретта»! — Так она же не настоящая. — Так откуда охранник знает? — Так я ему первому и показал… — Каким образом?! — Я, когда в банк зашел, он меня спрашивает: “Оружие есть?” Тут я достаю свой пистолет и на него направляю и спрашиваю: “Узнаешь?” Он мне и отвечает: — Это “Беретта” — Знаешь, что делать? Он говорит: “Знаю!”, потом отдает мне свой пистолет, а сам ло- жится на пол. Я только и успел всем в банке сказать: «Здравствуйте», как мне сразу дали конверт с деньгами и сказали: больше у них нет. Нет, так нет. Я вышел, сел в такси и поехал в Эйлат. Пять лет там не был, красивый город. — А если бы в тебя кто-нибудь выстрелил? — Да нет. У меня же пистолет не настоящий. Зачем из-за ка- ких-то цветных бумажек человека убивать. Тем более у них там этих фантиков много, особенно в хранилище. — А туда ты как попал?! — Это я в прошлый раз, когда в банк “Дисконт” заходил. Но я много брать не стал, я ж не жадный, так, чтоб на недельку хватило… В общем, проработал я ещё два года в этом отделении, а потом меня пришел сменять другой врач. Я, когда ему больных переда- вал, особо отметил Женю-Робин Гуда. —Очень интересный больной, Вы только, коллега, с отпусками поаккуратнее. — А он агрессивный или суицидальный? — Абсолютно нет, он неожиданный и оригинальный. —В каком смысле? —В самом прямом. Был хороший тёплый вечер, и вдруг раздаётся звонок. Это мой будущий сменщик с дежурства звонит:

Александр Борохов 96 — У меня все нормально. Я тут Хайкина на шиши-шабат в от- пуск отпустил. Как вы думаете, он вернётся? — Конечно, вернётся, но не сразу. Думаю, вы об этом узнаете одним из первых! — А как? — А вот это СЮРПРИЗ! Тут мне вспомнились слова заведующего про идиота. Я улыб- нулся и положил трубку.

Неполный анамнез 97 Стендаль жив! Когда я был маленьким, я очень хотел быть клоуном… Значительно позже, я узнал, что существует два вида клоу- нов: веселые «рыжие» клоуны и грустные «белые» как Пьеро. Бли- же мне по духу был «рыжий клоун», потому что мне нравилось проказничать и веселить других детей. Без ложной скромности я пользовался успехом и мои выступления нравились всем. Точнее, почти всем. Не нравились они всего двум людям: моей воспита- тельнице Вере Павловне и маме, которую Вера Павловна ругала за мое плохое воспитание. Соответственно, плохое воспитание чу- десным образом трансформировалось в плохое поведение. Дет- садовские утренники становились «Кошмаром на улице Вязов», а возможно и послужили идеей для голливудского сценария. Когда я стал постарше, папа взялся за мое воспитание и объ- яснил, что хорошо и весело смеяться могут только по-настоящему здоровые люди, поэтому врачи важнее клоунов. Так я выбрал путь Гиппократа. И вот где-то на пятом курсе, идя твердой поступью в столо- вую министерства тяжелого машиностроения, мимо лекционного зала, где сейчас читалась нашему курсу лекция по педиатрии, я увидел своего греческого друга Георгия Ставриниди, он сидел в позе одетого роденовского мыслителя, на лице была изображена вселенская грусть. — Жорик, ты что такой грустный? Пойдем в министерскую сто- ловую, я как-то там одного вахтера спас, когда его инфаркт шан- дарахнул. На полтора рубля просто обожремся! — Эх, Саня! Я тут о вечном думаю… — У тебя что ли деньги кончились? — Если бы! — с этими словами он полез в задний карман и вытащил два прямоугольника с розовощеким Ильичом. — Красиво! -искренне восхитился я. — Вот профессию думаю поменять. В актеры податься… Я уже звонил в театральный, обещали на третий курс сразу принять.

Александр Борохов 98 — Во как тебя заколбасило! А чего так? — Вчера на видаке смотрел классный эротический фильм «Ка- лигула» называется. Там есть сцена в императорском борделе, мне бы очень хотелось сняться в той групповухе, точнее в массовке. Вот только где мы, а где Америка… Ладно пошли пожрем в твоей харчевне «Три гайки в масле». ******* Много лет спустя, в одной совершенно далекой стране Вос- тока, я пошел с женой в «Каньон». Ну, на самом деле, это не насто- ящий Большой Каньон в Америке… Так называется многоэтажная груда магазинов, сваленная на нескольких этажах. Однако, там тоже можно потеряться, хотя вместо обилия скал, там горы вещей. Свой благородный порыв «вывести меня в люди», супруга объяснила просто: — Одурел ты там, среди своих психов. Идем хоть на нормаль- ных людей посмотришь. И мы пошли…Прочитав надпись на третьем магазине, я оста- новился. Угловатым латинским шрифтом было написано большими красными буквами «Калигула». Это был не эротический магазин, хозяин, видимо узнав, что Калигула у древних римлян означал «сапожок». Этот креативный полу-сапожник, полу-историк таким образом, решил приобщить своих покупателей к Древней Исто- рии. Там было все: от стилизованных древнеримских сандалий до красивых женских голубых ботфортов. Жена посмотрела на меня, а потом на мои туфли, и сказала: — Ну купи себе уже что-нибудь! Мужская обувь радовала глаз всеми цветами радуги. Среди красных, желтых и зеленых шедевров дизайна обувной промыш- ленности, одиноко стоял единственный черный туфель. Правый. Я повертел его в руках и показал жене. — 42, вроде мой размер. — Так примерь, чего ты ждешь! Это только третий магазин, а до закрытия «Каньона» осталось всего два часа.— сурово произнесла жена.

Неполный анамнез 99 — Девушка, -обратилась она к пожилой продавщице, — прине- сите вторую половину пары. Я послушно сидел в правом ботинке и ждал минут пятнадцать. Появилась пожилая рабыня «Калигулы». — Вот, — и она протянула второй ботинок Я посмотрел на нее пристально, но ботинок не взял. — Вы меня задерживаете, — после минутной паузы с укориз- ной сказала она, — Почему вы не берете?! — Он — КРАСНЫЙ, — тихо произнес я. — Кто? — так же тихо спросила она. — Ботинок, — и я кивнул на предмет, который она держала в руках. — Ну и что,— невозмутимо произнесла продавщица.— Это вто- рая половина пары. Другой нет. Я посмотрел сначала на свою правую ногу, а потом снова на ботинок. — На мне черный ботинок, а вы мне принесли кра-сный, — по слогам произнес я. — Но другой пары нет! — обиженно произнесла упрямая тетя. — То есть, Вы хотите сказать, что одну пару кто-то купил? — Ну да, — уверенно произнесла женщина. — Значит, это был Стендаль, — так же уверенно произнес я. — Так вы его знаете? — Да. — Ну вот видите, даже ваш друг взял. Так Вы будете мерить или нет? Я снова посмотрел на черный ботинок, одетый на правую ногу и на протянутый красный. И отрицательно покачал головой. — Как хотите, — сказала обиженно продавщица, — приходят в магазин, а сами не знают, чего хотят! Придя домой я долго ворочался и никак не мог уснуть… А может это был знак? Может это был шанс исполнить свою детскую мечту? 0.14 09.02.17

Александр Борохов 100 Запах Модильяни Вот не выходит у меня эта фраза из головы: «Если счастье ошиблось дверью, убеждать, чтобы оно потом постучало в твою, абсолютно бесполезно» . 2010 год. Июнь. Иерусалим. И 23:30… Стояла замечательная, в своей редкой первозданной красоте, дежурная ночь в психиатрической больнице… Домашние котлет- ки были съедены, буйные сумасшедшие «привинчены» в изоля- ционной комнате, моя кровать была расстелена, в изголовье на подушке уютно примостился потрепанный томик Стругацких. Та- кие праздники бывают редко, видимо, когда кто-то из ангелов— хранителей обращается к создателю: «Настрадался он Отче, отпу- сти ты ему грехи и галоперидол данный только из человеколюбия. Сие чадо твое и спать хочет.» Наверное, где-то так. Минут через двадцать, после сладкого зевка, Румата Эсторский продолжил свои подвиги, а я унесся в страну Морфея. Предательский звонок раздался в 01:15. Интересно, как они могли дозвониться на отключенный те- лефон. Я встал с эротической мыслью о мамах всех больных, заод- но и персонала, после чего сорвал трубку и прорычал «Дежурный врач слушает!» Трубка молчала, я внимательно осмотрел отклю- ченный телефонный кабель. Всё было в порядке, телефон не дол- жен был работать! Я ещё раз сказал: «Алло» и медленно опустив ее на рычаг, поковылял к прокрустову ложу дежуранта. На поло- вине дороги, то есть на пятом шаге меня догнал слуховой глюк, в виде звонка. Я медленно развернулся и внимательно посмотрел на «этот говорящий ящик Пандоры». Телефон на столе молчал, звонок шел из куртки, там находился гадский мобильник. — Дрыхнешь? – вежливо поинтересовался голос в трубке.