Carte Blanche, 2012
Елена Фрейдкина Неслучайные встречи Проза и стихи
Елена Фрейдкина Неслучайные встречи (Проза и стихи) — М.: Carte blanche, 2012. — 344 с. ISBN 5–900504–99–Х Автор выражает признательность Марку и Марине Фрейдкиным за помощь в подготовке настоящего издания. В оформлении обложки использована картина М. Кислинга «Женский портрет» © Е. Фрейдкина. 2012 Книга отпечатана с готового оригинал-макета в типографии «Gutenberg» (Хайфа)
СОДЕРЖАНИЕ Интервью для журнала «Точка ZRения» ...........................................7 ПРОЗА Мозаика детства ..............................................................................15 Неслучайные встречи ......................................................................41 Новогодний рассказ.........................................................................68 Дрессировка мышей ........................................................................96 Уроки русского языка ....................................................................121 Гримаса каракара ..........................................................................134 Челезская сказка ............................................................................160 LTD, который лопнул......................................................................191 Возвращение ..................................................................................239 Все остается людям........................................................................249 СТИХИ Палач ..............................................................................................285 Снег идет........................................................................................286 101-й километр ..............................................................................287 Прогулка ........................................................................................288 Карине............................................................................................289 Богохульское ..................................................................................290 Сонет ..............................................................................................292 Художник........................................................................................293 «С судьбой бороться… нам ли по плечу…» ...................................294 Ода псине .......................................................................................296 Вторая ода собаке ..........................................................................297 Московская осень ..........................................................................298 «Время проходит…» .......................................................................299 «Однажды нас судьба уже свела…» ...............................................300 Море ...............................................................................................301 5
«А у меня не пишутся стихи…» .....................................................302 Моей стране (из Рахель) «Не пела я тебе, моя страна…» ..........................................304 «Возьми мои руки в свои… » ..............................................305 «Когда душой владеют звуки…» ....................................................306 Так я ждала тебя на свет... (Моему старшему сыну).....................307 Перед расставаньем.......................................................................308 «Письмо другу…» ..............................................................................309 «Ты прости, я забываю…» .............................................................310 Томление по рыцарским временам...............................................311 Что делать мне промозглою зимой ...............................................312 Ты думаешь, так можно все решить..............................................314 Слушая адажио Альбинони ...........................................................315 «Видишь, вот мои доспехи…»........................................................316 Одиночество ..................................................................................317 «Ко мне опять приходит осень…» ...................................................318 Мой нежный любовник .................................................................319 «Этот дом, простой и немудрящий…» ..........................................320 «Непостоянство — не порок, мой милый…»................................322 «Природа, как и время, лечит раны…» .........................................323 Искушение .....................................................................................324 Воспаление легких.........................................................................325 Мой дом..........................................................................................326 «Земля покрылась коркой льда…» ................................................328 Циничное .......................................................................................330 «Помнишь хмурый апрельский день…» .......................................331 «И вдруг прозренье. Как оно…» ......................................................332 Солнечная песенка в дождливую погоду ......................................333 Моим родителям «Недолго вы меня любили…» ..............................................334 «Пусть на портретах блекнут краски…» .............................334 «Меня придумала весна…»............................................................336 Когда-нибудь… .................................................................................338 «Ты знаешь, как внутри меня…» ...................................................339 «Как часто жизнь тягуча и пресна…»............................................340 «Ты столько раз была любима…» ..................................................341 Новогоднее стихотворение ...........................................................342 «Автобус движется. Дремотна тишина…» ....................................343
ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ ЖУРНАЛА «ТОЧКА ZRЕНИЯ» — Вы пишете и стихи, и прозу. Что ближе, что более «свое»? Или и то, и то — свое, родное, одинаково близкое, и это просто «языки» под разное настроение? — Все написанное, конечно же, свое, родное, независимо от фор- мы. Наверное, форма не так уж и важна. Кажется, Иосиф Бродский говорил, что проза — это продолжение поэзии другими средствами. Я, к сожалению, пишу урывками, поскольку в моей жизни редки пе- риоды, когда получается выкроить время для творчества, не говоря уж о том, чтоб отдаться ему целиком. Хотя «позывы» к этому делу случаются систематически, но выбор жанра во многом определя- ется наличием времени, которое в моем распоряжении. Такой вот «прозаический» ответ получился. — Когда начали писать? — Все началось с «юбилейных» стихов, которые по заказу мужа писала для его сотрудников. Потом «жертвами» моего стихотворче- ства стали домашние: я старательно сочиняла на их дни рождения развлекательно-поздравительные вирши. Писать всерьез было страш- но и некогда. Ну, что некогда, это понятно, — работающей советской женщине было не до писания стихов, хотя некоторые умудрялись. А страшно, потому что со школьной скамьи я была просто нашпи- гована стихами, — и они так прочно угнездились в моей душе, что я их тысячу раз усыновила и удочерила, они были уже моими. Не об- ретя собственного голоса, я боялась стать невольным плагиатором… Но однажды на 10-летие старшего сына у меня написались лириче- ские стихи о незабываемых ощущениях первой беременности. Я про- чла их сынуле. Он как-то очень серьезно на меня посмотрел и ниче- го не сказал. А на следующий день подарил мне блокнот. На первой странице упругими крупными буквами он написал: «Этот блокнот я дарю маме, чтобы она писала в него свои стихи». Ну не могла же 7
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи я обмануть ожидания собственного ребенка?! Вот, со стихотворе- ния «Так я ждала тебя на свет» все и началось… — Какие события, настроения, размышления порождают стихи, а какие — прозу? — Проза пишется тогда, когда в голове возникает сюжет или происходят события, захватывающие эмоционально и требующие осмысления, события, с которыми душа не соглашается, не может мириться… Так было с рассказом «Гримаса каракара». Первого июня 2001 года, в Международный день защиты детей, арабский террорист-самоубийца взорвался в тель-авивской диско- теке. В тот вечер на дискотеку «Дольфи» пришли одни подростки. Для 22 мальчиков и девочек она стала последней в жизни. В Израиле теракты, к сожалению, не редкость. Но это намеренное убийство детей и абсолютная его безнаказанность просто пронзили меня на- сквозь, до реальной физической боли, которую не могла долго унять. Сам рассказ появился через несколько лет после этой трагедии. Он стал для меня ответом на вопрос: что можно противопоставить ненависти и разрушению? Очень часто на бумагу прозой ложится то, что мучит, сидит в тебе многие годы, а порой и всю жизнь. Мы ведь все не святые, и даже самый замечательный человек не застрахован от совершения поступ- ков, которых потом стыдится. В моей жизни и в жизни моих героев таких эпизодов тоже немало. Один из них лег в основу рассказа «Дрес- сировка мышей». Конечно, об этом уже тысячу раз написано — о че- ловеческой трусости и малодушии, — но мне захотелось именно об этом еще раз. И, конечно же, о взаимосвязи событий нашей жиз- ни — о том, что возвращается к нам безжалостным бумерангом, о слу- чайностях, которые вовсе и не случайности. Но бывает и по-другому. Хочется вспомнить о событиях, давно про- шедших, о дорогих и любимых людях. Когда был закончен рассказ «Неслучайные встречи», я почувствовала, будто отдала давний долг. По жизни я человек счастливый, хоть рассказы мои в основном груст- ные (но счастье ведь всегда немного грустное, как и любовь!). Я очень рада, что мне удалось рассказать о чудесных людях, духовно богатых, любящих, благородных, великодушных, бескорыстных, о той напол- ненности, которая была характерна для их жизни. Сейчас это боль- шая редкость, и мне как-то очень не хватает всего этого. Интеракция между людьми все больше происходит на совершенно других осно- вах и на ином уровне. Хотя, может быть, это мой идеализм говорит. 8
Интервью для журнала «Точка ZRения» А стихи могут родиться в любой момент, иногда достаточно уви- деть или услышать что-то по-новому, просто натолкнуться на ка- кую-то мысль или обрывок фразы. Но при этом внутри обязатель- но создается какой-то особый настрой. В стихах я больше играю, фантазирую, создаю ситуации, настроения, рисую картины. В сти- хотворении мне хочется не только создать визуальный образ, но и наполнить его определенной атмосферой, звуками, сделать его живым… Опять привиделось: деревня, озерца тугая гладь, две лодки-плоскодонки На берегу. И можно выбирать, Куда нам плыть. И ветерок вдогонку Не бросится, и не нарушит тишь Той стороны, где мы вдвоем с тобою Так счастливы, хоть ты весь день молчишь, А я строку слагаю за строкою. («101-й километр») Вообще, я постоянно ощущаю себя «в природе», и жизнь вос- принимаю через нее, мне хорошо от этого: Моей душе еще нужна волна, Прибоя звуки, шорохи отлива, И близость обнажившегося дна, И бегство рыбок трепетно-пугливых, И серп луны, что над водой завис, И солнца диск, спускающийся смело, — Отчаянный, лихой парашютист, Вниз головой ныряющий умело. («Прогулка») Часто на писание стихов меня провоцирует музыка. Я ее как-то изнутри чувствую, отношения с ней у меня особые, абсолютно ир- рациональные, я бы даже сказала, интимные. В раннем детстве очень хотела стать балериной, мне казалось, что я смогу, потому что музы- ка, сидящая внутри меня, сама поднимет тело и заставит его граци- озно двигаться, взлетать, изгибаться, потому что музыке все под- властно… Но с балетом как-то не срослось… 9
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Стихи должны нести настроение, звучать, завораживать, стихи и музыка как бы продолжают одно в другом. Наверно, поэтому в моих стихах довольно много звуковых ассоциаций. Дом слышал торжество органа, Томленье скрипки по ночам, А на рассвете, утром ранним, В нем альт застенчивый звучал. («Мой дом») Или: В гибких звуках Альбинони, В нежной грусти переливах Без мучительных агоний Происходят все разрывы. («Слушая адажио Альбинони») Мои стихи — это в основном лирика, все тянет меня на нее, не- смотря на годы. Как-то Афанасия Афанасьевича Фета спросили, как ему удаются в семидесятилетнем возрасте лирические шедевры, он безмятежно ответил: «По памяти!» Вот и моя память в этом смысле меня не подводит. Правда, последнее время стало тянуть на «размышлизмы» в сти- хах о человеческой сущности, о том, что такое человек и все ли мы — люди, о сочетании в наших душах «дьяволов» и «ангелов». Вообще, после прочтения качественной, умной и хорошо написанной лите- ратуры хочется «продолжения банкета» в стихах. Может, поэтому мне так дороги слова моего героя из рассказа «Гримаса каракара» о том, что восприятие искусства требует творчества. Я нахожу своих «муз» и соавторов среди писателей, художников, музыкантов. Так получилось со стихотворением «Богохульское». Кстати, именно ваша книга, Карина, «Полководец Соня, или в по- исках Земли Обетованной» подтолкнула меня к этому стихотворению: Был верный друг, теперь — предатель. Как путаницу превозмочь? Дуален облик твой, Создатель, День плавно переходит в ночь. 10
Интервью для журнала «Точка ZRения» Ночь в день. Подспудно, незаметно Из правды прорастает ложь. И мудростью ветхозаветной Ты мир не спас и не спасешь. И сколько бы ты сил ни тратил, На кровь не падает цена. Я не молюсь тебе, Создатель, Ведь у тебя своя война. («Богохульское») Казалось бы, ясно, что стихотворение должно быть единым по ме- лодике, размеру, но у меня часто пишутся стихи с нарушенным рит- мом. Не знаю, можно ли так писать, но мне это кажется оправданным, так как позволяет стилистически выделить нужные строки, противо- поставить строфы, создать двухголосие… Работать над стихом — по- трясающее удовольствие, на многие ранние стихи я смотрю сегодня как на фундамент, к которому можно пристраивать и пристраивать… — Что движет вами при создании стихов? И что — при создании прозы? Это потребность выразить себя? Нечто созревшее в себе и рвущееся наружу? Или это способ самой что-то понять, переосмыс- ливая какие-то проблемы через творчество? Или это способ преодо- ления внутреннего одиночества, потребность в резонансе со стороны потенциальных читателей? — Я никогда не задавала себе таких вопросов. Что движет? Не знаю. Но что-то явно движет. Наверное, это и осмысление жизни, и зашка- ливающие эмоции, и психологические проблемы, и изживание ком- плексов, и желание с кем-то поделиться тем, что стало понятно самой, и необходимость побыть наедине с собой, и нередкое желание бе- жать от жизненных реалий в другой мир, где тебе многое подвласт- но, — ты не отрицаешь мир, а как бы перестраиваешь в своей душе, подчиняя своему взгляду… Все это находит выход в творчестве. Я человек пишущий, но ни писателем, ни поэтом себя не считаю. Радуюсь, когда что-то получается и вылепливается нужная форма. Но для меня совершенно очевидно, что настоящее писательство — это совсем другое. Думаю, что это одержимость, полное погруже- ние, отрешение от быта, уверенность в своем праве, в своем при- звании, в понимании, что это — главное, то, для чего родился и без чего жизнь не имеет смысла. У настоящего писателя одна большая любовь, а с действительностью лишь легкий флирт. 11
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Потребность резонанса появилась совсем недавно. Много лет я писала «в стол». Более того, мне не хотелось делиться написанным с чужими людьми… Читателей придирчиво выбирала сама среди друзей и знакомых. Есть в написании стихов и лирической прозы известный элемент публичного самораздевания, особенно когда пи- шешь от первого лица. Читатель довольно часто склонен грубо про- ецировать чувства и поступки героев на личность автора и на его ближайшее окружение. Например, прочитавшие рассказ «Гримаса каракара» были уверены в том, что события, описанные в нем, авто- биографичны, — и все время спрашивали меня, что сталось с Тимош- кой. Ну что я могла им ответить?! Ведь ни Аркадия, ни Тимошки в моей жизни не было. Конечно, многие факты и переживания — очень личные. Стоит ли их делать достоянием общественным? Мне было непросто прео- долеть этот барьер, и думаю, что я, со своей вечной склонностью сомневаться, в одиночку бы его так и не преодолела, если бы не под- держка людей, которым я сегодня очень благодарна. Отклики и ком- ментарии читателей бывают интересными, неожиданными, трога- тельными. Ругательные отзывы я тоже воспринимаю вполне пози- тивно. Не люблю только одного — когда по написанному начинают составлять психологический портрет автора, хотя понимаю, что это неизбежно, сама себя много раз ловила на этом, читая других авторов. Когда я пишу от первого лица, мне проще перевоплотиться в об- раз, проще в него вжиться. Сегодня я однолюб, а завтра — гуляка и повеса, сегодня — уставший от жизни путник, завтра — востор- женный искатель новых впечатлений, сегодня — нытик и зануда, завтра — бесшабашный авантюрист и балабол. Понятно, что в каж- дом из нас есть абсолютно все цвета радуги, другое дело — какой выбор мы делаем, какие краски выбираем для жизни и почему. — Вы, бывшая россиянка, давно уже живете в другой стране с дру- гим языком, который стал, видимо, вторым родным… по крайней мере, рабочим языком повседневного общения. Это трудно? Расскажи- те немного о том, как живется одновременно в двух параллельных языковых мирах? На каком языке снятся сны? На каком думаете? — Родной язык для меня по-прежнему русский. И лучшее дока- зательство этому то, что стихи и прозу я пишу по-русски. Хотя сво- ему младшему сыну, для которого иврит роднее, посвятила пару сти- хотворений на иврите. Параллельность переношу нормально, хотя первое время бывало много и курьезных случаев, и раздражения 12
Интервью для журнала «Точка ZRения» в ситуациях, когда ты ничего не можешь понять, и даже отчаяния: «никогда мне этот язык не освоить». Но когда ты приезжаешь в стра- ну в зрелом возрасте и тебе надо все начинать с нуля, растить детей, давать им хорошее образование, то понимаешь: без языка это невоз- можно. И ты его грызешь, нравится тебе или не нравится. Но мне, честно говоря, нравилось и сейчас нравится, даже пробовала пере- водить стихи ивритоязычной поэтессы Рахель на русский язык: Не пела я тебе, моя страна, И имя я твое не прославляла, И не слагала од о героических боях. Лишь дерево взрастили мои руки На берегах безмолвных Иордана, Лишь тропку проложили мои ноги В твоих полях. («Моей стране») Кстати, с изучением языка мне повезло: в Израиле я встретила людей, которые здорово помогли. На работе думаю и говорю на ив- рите, дома — по-русски. В нашей стране большинство людей гово- рит на нескольких языках, как минимум на трех, и легко переходит с одного на другой. У меня язык не такой поворотливый, переход на английский, который когда-то знала очень неплохо, дается сегодня с трудом. Сны у меня, как правило, бессловесные, иногда слышу музыку или вижу картины. Самый удивительный сон в моей жизни связан со стихотворением «Палач». Оно мне просто приснилось, целиком, кроме последней строчки: Каждый день он приходит домой, Аккуратно снимает плащ И садится пить чай с женой, Славный парень такой — палач. Как уютно горит камин, Верещит на полу детвора, Предки гордо глядят с картин… Если б только не казнь с утра! То сынишка прильнет к груди, То жена обовьет рукой, 13
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Счастья в доме — хоть пруд пруди! И неважно, кто он такой. После ночи любви, со сна Завалившись на бок другой, Утомленно шепнет жена: «Не забудь топор, дорогой!» («Палач») — Ваши внуки наверняка уже будут носителями другого языка, не русского… по крайней мере, вряд ли русский будет их родным. А уж правнуки тем более… Как относитесь к этому? — Как к этому можно относиться? Философски… Кстати, пока мой трехлетний внучок совсем неплохо говорит по-русски, хотя ходит в садик, где русского слова не услышишь. Читает сказки Чуков- ского, Маршака… Так что, как поет Тимур Шаов, «все не так суици- дально, если в корень посмотреть…» — Спасибо, Леночка, за то, что впустили в свой мир! Надеюсь, что интервью заинтересует и тех, кто уже знаком с вашими произ- ведениями, и тех, кто их еще не читал, — и они захотят их найти тут, в этом журнале, и прочитать. Уверена, они получат большое удовольствие. Интервью провела Карина Аручеан (Мусаэлян)— писатель. журналист, член Союза писателей РФ
ПРОЗА МОЗАИКА ДЕТСТВА …Зима. Школьная площадка, обнесенная тонким проволоч- ным забором. По другую сторону забора — высокие ясени, но забор выше деревьев. Мне семь лет, и я учусь в первом клас- се самой обычной московской школы. Мой дом — совсем рядом, прямо за этим забором; он длин- ный, кирпичный, одиннадцатиэтажный, и в нем, кроме жилых квартир, есть банк и детский сад. Жизнь каждого человека полна законченных сюжетов, но в еще большей степени она наполнена бессмысленной суетой, и толь- ко в конце жизни появляется желание и возможность «оста- новиться, оглянуться» и вытащить из завалов памяти те собы- тия, которые хотелось бы осмыслить и пережить заново. Жизнь в зрелом возрасте и старости течет совсем в ином русле и в иных измерениях; настоящее, как правило, тоскливо и од- нообразно, будущее уже не так заманчиво, и особую ценность приобретают мгновения прошлого. Верти их в своих руках, выбирай ракурсы, высвечивай любимые и ненавистные лица. Какая заманчивая и бесконечная игра! Игра, которая, по сути, не что иное, как изысканная форма самообмана, попытка оста- новить время и наполнить смыслом утекающую в никуда жизнь. В молодости нас манит будущее, в зрелости — прошлое. Ах, как порой хочется прогуляться по своему прошлому, перетряхнуть его хорошенько, вглядеться в детали, разобраться в чувствах и поступках, оценить и пережить их заново, вспом- нить свое детство, увидеть себя снова молодым, из отдельных цветных камешков собрать мозаику жизни. 15
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Наверное, в этом смысле старость — самая щедрая и на- сыщенная пора, пора высшего творчества, при условии что память и рассудок не совсем изменили нам. Оглядываясь назад, я с печалью сознаю, что многое из моей жизни безвозвратно утрачено, целые периоды безнадежно растворились в беспамятстве. Всплывают лишь отдельные эпизоды, как будто кто-то меняет равнодушной и поспешной рукой слайды в проекторе. Но я верю: это только мнимое бес- памятство. Стоит лишь ухватиться за тонкую ниточку, и она раскрутится, обрастая деталями и подробностями… Но даже если это не так, я обману свою неверную память, я снова войду в свою жизнь. Сейчас, прямо с этого момента, я снова в кадре, я сыграю, домыслю, досочиню… Дом, в котором мы жили, казался мне огромным. В нем было целых восемь подъездов и вдобавок к этому два полукружья с тяжелыми, массивными дверями. В одном из этих полукру- жий находился банк, в другом, дальнем от моего подъезда, — детский сад. Стеклянные двери банка, с двух сторон защи- щенные толстыми металлическими решетками, выглядели солидно и настороженно. Они редко открывались и впускали людей особой породы. Это были совсем не те посетители, ко- торые толпились в тесных очередях сберегательных касс. Люди, приезжавшие в банк, отличались не только особой важностью и деловитостью, но еще и каким-то особенным запахом, от- даленно напоминавшим причудливую смесь ароматов канце- лярского магазина с запахом контролера в трамвае. Многие из посетителей банка приезжали на машинах и покидали их с чувством большого человеческого достоинства. Машины останавливались почти у самых ступенек банка, так что до дверей было рукой подать, но эти несчастные двадцать мет- ров до входа преодолевались как-то не по-советски, а с поисти- не самодержавным величием. Заезжие гости не вписывались в среду нашего по большей части пролетарского района, а банковское полукружье казалось 16
Проза • Мозаика детства уродливым и чуждым наростом на здании родного дома. Про- ходя мимо, я всегда убыстряла шаг, чтобы скорее миновать этот участок пути. Тем более удивительно, что детский сад, который размещался в противоположном крыле дома, точ- но в таком же полукружии, представлялся мне на редкость уют- ной и милой деталью, гармонично вписывающейся в фасад дома. Может, это происходило потому, что на дверях детского сада не было решеток и двери были не стеклянные, а обыч- ные, обитые черным дерматином, как большинство квартир- ных дверей в каждом подъезде. В этот детский сад я ходила до школы. До сих пор помню надрывный стон натруженных дверных створок и запах кра- ски от шкафчиков для одежды. Почему-то детский сад запом- нился только зимой: дети, закутанные в шубы и шарфы; ро- дители, суетящиеся вокруг своих чад; расслабляющее тепло горячих батарей после морозного воздуха улицы; горящие щеки и еще не совсем проснувшиеся глаза. Каждое утро я тя- нула на себя волшебную дверь и оказывалась в каком-то осо- бом, детском мире, как будто входила в книжку-раскладушку. Там все было вроде бы всерьез, как во взрослой жизни, но непроходящим оставалось ощущение игры и ожидание ска- зочного чуда. Мне нравилось морозным утром идти вдоль нашего длин- ного дома, смотреть на еще не погасшие с ночи уличные фо- нари; дойдя до заветного места, тянуть на себя тяжелую дверь, потом усаживаться на деревянную скамеечку и, не торопясь, переобуваться; аккуратно вешать вещи в личном шкафчике и, наконец, входить в просторный зал, где уже за каждым сто- ликом или прямо на полу шла своя игра. Живые картинки в книжках-раскладушках манили вглубь сказки, будоражили фантазию, но сами книжки были такими тоненькими и быстро кончались! Начиная читать или рас- сматривать книжку, я никогда не торопилась заглянуть на по- следнюю страницу, не спешила узнать, чем же все это кончит- ся. Наверное, неосознанно я всегда боялась конца, любого, 17
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи пусть даже самого счастливого. И пляшущие разноцветные буквы слова конец на последней странице повергали меня в непонятное для многих уныние. Когда моя добрая воспитательница, едва сдерживая слезы, переобнимав и перецеловав всех своих питомцев, последний раз проводила нас до дверей детского сада, мне показалось, что прямо перед моим носом кто-то вывесил огромный пла- кат с одним-единственным словом, тем самым словом, кото- рого я так боялась. Веселая книжка-раскладушка захлопну- лась, и почему-то совсем не хотелось идти в школу и стано- виться первоклассницей. На эту школу я часто смотрела с балкона. С седьмого этажа она не внушала мне ни страха, ни отвращения, но и желания как можно скорее войти в ее двери тоже не было. А когда они все же открылись передо мной, в мою жизнь вошло ощущение потерянности. Из маленькой счастливой девочки, рожденной для игры и любви, я превратилась в крохотного муравьишку, такого малюсенького и беспомощного, что, того и гляди, раз- давят — и не заметят. Мне не понравилось это превращение, как не понравилось и все, что я видела вокруг себя. Окна школь- ного вестибюля, как двери банка, располосованные толсты- ми металлическими решетками, хоть и были зеленого цвета, но, глядя на них, охватывало невыносимое ощущение, будто меня грубо втолкнули в безликий серо-коричневый мир, на- полненный бестолковым шумом, запахом пота и ношеной обуви. Все вокруг меня галдело и двигалось. Мне хотелось вцепиться в цветастую юбку бабушки и заголосить что есть мочи: бабуля, милая, забери меня отсюда! Это была чужая тер- ритория, которая ни при каких условиях, не могла стать моей, как не могли стать моими правила игры на ней. Было ясно, что детсадовские игры кончились, и начинаются какие-то но- вые, еще неведомые и не сулящие радости. Я хорошо помню мою первую учительницу Валентину Вя- чеславовну, милую, худенькую женщину с длинным лицом 18
Проза • Мозаика детства и всегда грустными и усталыми глазами, ее неизменный стро- гий «учительский» костюм и аккуратный пучок мягких русых волос, собранных на затылке. А вот из всех ребят класса па- мять услужливо сохранила только одно лицо. Это рябая, об- рамленная редкими, слегка вьющимися рыжими волосами физиономия Надьки-второгодницы, с которой мне было суж- дено просидеть целых полтора года, до последнего дня моего пребывания в этой школе. Это сейчас мне понятно, почему так должно было случить- ся, что меня, тихую девочку из интеллигентной еврейской семьи посадили за одну парту с Надькой, у которой брат сидел в тюрьме, а мать была запойной алкоголичкой. А в тот первый день моего школярства мне этот вопрос и в голову не прихо- дил: ну посадили — и посадили, как будто и без этого было мало огорчений. В семь лет трудно понять, что человек в своей жизни обязательно должен получить урок ненависти, без него во взрослую жизнь хода нет, и к ней, к этой ненависти, нужно быть готовым. Может быть, не в семь лет, может быть, позже, но ведь это у кого как получается. Надька возненавидела меня с того самого момента, как в первый раз увидела. Наверное, было во мне нечто такое, что для Надьки я сразу стала кровным врагом. Прежде чем сесть на место, она постояла какое-то мгновение около парты, где я уже разложила свои вещи, потом уставилась на меня ка- ким-то упорным крысиным взглядом, в котором не было и сле- да доброжелательства или хотя бы интереса. Надька была выше всех в классе и выглядела старше дру- гих ребят. Очень скоро я узнала, что для нее этот первый класс по счету был уже вторым. Неразвитость и невосприимчивость к учебе у этой девочки была так феноменальна, что учителя после первого года обучения ни под каким предлогом не со- глашались перевести ее во второй класс. Дома этой беднягой никто не занимался, она никому не была нужна. Мать вымеща- ла на ней пьяную злобу и ненависть ко всему миру. Не знаю откуда, но всем в классе было известно, что Надькина мать — 19
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи пьяница, а брат Вовка сидит в тюрьме за хулиганство. Однако репутация родных ничуть не смущала эту девочку: она явно гордилась своей семьей, презирала чистюль и отличников и держала в страхе полкласса. Когда у кого-то появлялся ка- кой-нибудь «заграничный» карандаш или ластик, она требо- вала его, как пахан требует мзду с подельников, и, натолкнув- шись на сопротивление, сдвигала брови и грозила: «Ну смот- ри, Вовка вернется, башку тебе отвернет!» У нас в семье единственным богатством были книги, ко- торые начал коллекционировать мой дед. Но они не могли стать предметом Надькиной зависти. Наша семья даже по тем временам жила небогато, и у меня не было заграничных шту- чек, которые могли приглянуться Надьке. Тем не менее за день я выслушивала бесконечное множе- ство словесных угроз и оскорблений, не считая пакостей, на которые Надька была неистощима. Не то чтобы они отли- чались большой оригинальностью, но их разнообразию не было предела, и первое время они заставали меня врасплох: то она выливала в унитаз чернила из моей чернильницы, и на уроке оказывалось, что мне нечем писать; то воровала тетради из моего портфеля, то толкала меня под локоть, когда я стара- тельно выводила буквы на уроке чистописания, то сажала кляксы на чистый тетрадный лист, то подымала руку и жало- валась, будто я украла ее перо. Но больше всего меня потряс- ло, когда я первый раз услышала, как Надька ругается матом. Матом ругались многие взрослые и мальчишки во дворе, но мат в устах первоклассницы сразил меня наповал. Сейчас, когда я вспоминаю все это, не возникает сомнения, что на первых порах что-то меня удерживало около Надьки и даже тянуло к ней — во всяком случае, не помню, чтобы я жаловалась на нее учительнице или дома. Более того, не одно- кратно Валентина Вячеславовна подзывала меня к себе после уроков и спрашивала, не мешает ли мне моя соседка по парте и не хочу ли я пересесть на другое место; и я ни разу внятно не выразила желания расстаться со своей мучительницей. 20
Проза • Мозаика детства Эта моя нерешительность или скрытая тяга к мазохизму не- сказанно радовали вечно уставшую учительницу. Каждая бе- седа с ней заканчивалась вздохом облегчения и одной и той же бесхитростной фразой: «Ну, вот и хорошо. Я ведь не на- прасно на тебя надеюсь, а то мне, по правде говоря, и переса- дить-то тебя некуда». И это была чистая правда: класс был большой, и свободные места образовывались лишь тогда, ког- да кто-то заболевал. Что за надежды возлагала на меня Валентина Вячеславов- на, мне было совершенно неведомо, но это было не так уж важно. Сам факт этого доверия со стороны учительницы льстил моему самолюбию. Но все же не из-за этого я не покидала Надьку, а исключительно из своих эгоистических соображе- ний: конечно, она была мне страшна и омерзительна, но в еще большей степени интересна. Валентина Вячеславовна учила меня читать и писать, Надька учила меня жизни. Каждый день я ходила в школу как на войну; я училась держать удар, быть готовой к любой подлости и грубости, ничем не прикры- тому вранью. Благодаря моей рыжей соседке я впервые по- няла, что в этой жизни меня ждут не только свежие сдобные булочки, присыпанные сахарной пудрой, что не все меня бу- дут любить и ласково гладить по головке, будут и ненавидеть, и изводить, причем без всякой жалости, прямо-таки с садист- ским наслаждением. И для этого совсем не нужно сделать кому-то что-то плохое. Меня будут просто ненавидеть за то, что я — это я, и такая, какая есть. В детстве трудно предста- вить себе подобное, пока не ударишься об это нежным, еще не знающим шишек лбом. В детском саду у меня были подружки, с которыми мне нравилось играть, сидеть рядом на маленьких стульчиках, когда нам читали книжки. В классе я ни с кем не дружила, мне было некогда дружить: все мое существо было сосредо- точено на Надьке и на ее войне со мной. Ах, как нелегко мне приходилось в этой первой в моей жизни баталии, растянув- шейся на долгие месяцы! 21
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Добрая Валентина Вячеславовна всегда держала мою сто- рону, и, когда ей удавалось застукать Надьку на какой-нибудь мерзости, она оставляла ее после уроков и всеми доступными педагогическими средствами пыталась наставить рыжую отор- ву на путь истинный. Но старания ее были абсолютно на- прасными. На следующий день после подобных «проработок» Надька приходила особо злобной, и это означало для меня только одно: повышенную степень боевой готовности. К концу первого года мое терпение стало истощаться. Выходки Надьки потеряли разнообразние, и мое любопытст- во на ее счет было удовлетворено. Я все ждала, когда же Вален- тина Вячеславовна снова меня спросит, не хочу ли я пере- сесть на другое место, но она как будто забыла обо мне. В глу- бине моей детской, еще неискушенной души теплилась на- дежда, что Надьку оставят на третий год в первом классе или переведут в другую школу — для умственно отсталых детей (о существовании такой школы я узнала очень рано, кажется, еще в детском саду), и я навсегда избавлюсь от нее. Для по- добных надежд были все основания: она не проявляла рве- ния к учебе, ничего не делала ни дома, ни в классе. Когда ее спрашивали на уроках, она вставала, с грохотом отодвигая крышку парты, и на ее лице отображалось мученическое изум- ление. Валентина Вячеславовна обычно давала ей постоять минуту-другую, как бы ожидая: а вдруг случится чудо и Надь- ка заговорит? Но чуда не происходило, а потому учительница вздыхала и разочарованно говорила: «Ну что ж, садись, Надя!» Надька садилась и с тем же мученическим выражением на блед- ной конопатой физиономии придавливала под партой мою ногу своей огромной лапищей с такой силой, как будто была не обыкновенной девочкой, а каким-нибудь одноглазым вели- каном или русским богатырем из кошмарных народных ска- зок. Надькины конечности, в отличие от мозгов, были разви- ты не по годам; у нее был какой-то неимоверный для вось- милетней девочки размер обуви и кулаки как у взрослого мужика. Видимо, природа, обделив эту девочку интеллектом 22
Проза • Мозаика детства и каким-либо представлением о морали, пыталась компенси- ровать нанесенный ущерб за счет опережающего физическо- го развития, в основном конечностей. Школьная администрация, очевидно, оказалась близка природе, а потому, проявляя жалость к обездоленной Надьке и принимая во внимание отсутствие мозгов и любящего отца, а также наличие матери-алкоголички и брата-уголовника, тоже выдала Надьке компенсацию — в качестве перевода во второй класс без надлежащих навыков и знаний. За лето она еще больше выросла, и на ее лице скалилось ни- чем не прикрытое торжество. Ее появление на школьном дво- ре было поистине триумфальным. Круглое лицо блестело, как сковородка, щедро смазанная маслом. Всем своим видом она как будто говорила: ну, теперь я вам покажу, теперь вы все у меня попляшете. Причину своего торжества она не скры- вала, и очень скоро мы узнали, что Надькин брат Вовка амни- стирован, вышел из тюрьмы и вернулся в лоно святого се- мейства. Валентина Вячеславовна встретила нас своей неизменной усталой улыбкой. За лето она осунулась и еще больше поху- дела. Говорили, что у нее очень тяжело болен то ли муж, то ли ребенок. Она была в том же водянисто-зеленоватом костюме, и прическа ее осталась прежней. Глядя на девочек и мальчи- ков, построившихся у двери класса, она произнесла несколь- ко приветственных слов, насилу пытаясь улыбнуться, а потом сказала, что все могут сесть на те же места, на которых сиде- ли в первом классе. Честно говоря, я не ожидала такого удара, особенно от учи- тельницы, которая так часто хвалила меня и даже гладила по волосам, учительницы, чье доверие я ни разу не обманула. Это было хуже, чем предательство. Мне казалось, что я уже свое «отсидела», и было бы справедливо, если бы в этом году помучился кто-нибудь другой. На первой же перемене я поде- лилась с Валентиной Вячеславовной своими мыслями по этому 23
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи поводу. Но она так подкупающе обняла меня за плечи, так до- верительно заглянула мне в глаза и сказала: «Пойми, мне боль- ше не с кем ее посадить. Она ни с кем не сможет сидеть, кроме тебя. Я очень тебя прошу помочь мне. Я знаю, ты сможешь». Сегодняшние дети не заглотили бы эту примитивную на- живку, не купились бы на дешевый трюк, но ведь тогда все было по-другому. И хоть несправедливость была вопиющей, и хотелось кричать и топать ногами от негодования и несо- гласия, я, не отрывая глаз от носков своих новеньких ботино- чек, тихо сказала: «Хорошо, Валентина Вячеславовна, я попро- бую», — и обреченно поплелась на перемену. Я не смогла об- мануть возложенных на меня надежд. А собственно, что было пробовать, разве мало я напробо- валась в первом классе?! Я стояла в школьном коридоре, под- пирая худющей спиной стену, и представляла, как больно ста- нет щипаться вымахавшая за лето Надька и какие новые мучения приготовит для меня. Мысль о ее вездесущем брате, вышедшем на свободу уголовнике, готовом отвертеть башку каждому не угодившему Надьке, окончательно приводила меня в уныние, хотя к тому времени некоторый личный опыт знакомства с уголовником у меня уже был, и опыт этот был совсем не страшным. Дело в том, что наш сосед по лестничной клетке Андрюшка тоже какое-то время провел в тюрьме. Я не знаю, за что он сидел, но его мамаша, оставшись в одиночестве, превратилась в законченную алкоголичку и взяла за привычку, надравшись, колошматить нам в стену и вопить дурным голосом. Слыши- мость в нашем замечательном кирпичном доме была удруча- ющей, в то время как Татьяна Ивановна отличалась незауряд- ными голосовыми данными. Многие русские женщины во хме- лю любят петь и поют — кто широко, кто надрывно. Татьяна Ивановна не пела, ее несло в бездны философии и социальной справедливости. Темы ее воплей отличались завидным посто- янством, она задавала вслух одни и те же вопросы и с пьяным 24
Проза • Мозаика детства пафосом сама себе на них отвечала. Вопросы были исконно русские — кто виноват и что же делать. И хотя всю глубину постановки вопроса я в силу своего возраста постичь не мог- ла, но все же они мне были понятны по существу, в то время как ответы на эти вопросы приводили меня в полное недоу- мение и замешательство. Со слов Татьяны Ивановны выхо- дило, что во всем виноваты какие-то жиды, которые продали кому-то Россию, и поэтому их всех надо метлой поганой мести в какие-то непонятные мне места. Я нутром чувствовала, что места эти не очень заманчивы и, может быть, даже не впол- не приличны, и именно это удерживало меня от желания по- лучить разъяснения по этому вопросу у родителей. Когда из заключения вернулся Андрюша, наша семья с об- легчением вздохнула. По отношению к нам это был милейший молодой человек, вежливый и обходительный. Особое ува- жение он выказывал моему отцу, даже обращался к нему за разными советами. Но это не главное. А главное было в том, что кончились пьяные скандалы Татьяны Ивановны, причем кончились они для нее самым неожиданным образом. Ее пер- вая попытка пьяного диспута с самой собой не вызвала у сына ни малейшей поддержки. Сначала он пытался урезонить ее по-хорошему, но Татьяна Ивановна продолжала упорствовать в своем правдоискательстве, и тогда вместо привычных уда- ров в стену мы услышали какие-то другие звуки, больше по- хожие на звуки борьбы и падающей мебели. А на следующее утро Андрюша пришел извиняться за свою пьяную мамашу. Сразу после освобождения он пошел работать на завод и стал учиться в школе рабочей молодежи. Я часто встречалась с ним на лестничной площадке и в лифте. Мне он был очень симпа- тичен, и факт его уголовного прошлого ничуть не мешал мне болтать с ним и в ответ на его обычное приветствие: «Как дела, малышка? Никто не обижает?» — польщенно расплываться в улыбке. Пример Андрюши оставлял место небольшой надежде: может, и Вовка окажется не таким уж страшным. Но стоило 25
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи только заглянуть в Надькины глаза, и эта слабая надежда на- чинала таять, как мороженое, которое растапливала на плите моя бабушка, прежде чем позволяла мне к нему притронуться. Конечно, на худой конец я могла бы сказать Надьке: что ты своим Вовкой пугаешь, у меня у самой сосед только из тюрьмы вышел, — но я понимала, что наши шансы неравны: брат — это брат, а сосед — это только сосед. Несмотря на школьные неурядицы, в семь лет я ощущала себя, может быть, не абсолютно, но все же счастливым ребенком. И причин этому было немало. Во-первых, я обожала своих ро- дителей и очень ими гордилась. О маминой красоте говорили все родственники, а ученики, которым папа преподавал в шко- ле физику, без преувеличения носили его на руках. Во-вторых, у меня был старший брат, с которым можно было вволю побе- ситься дома. В-третьих, бабушка и дедушка во мне души не ча- яли. В-четвертых, у нас была своя отдельная двухкомнатная квартира, а не какая-нибудь коммуналка с жуткими соседя- ми, которые, по словам моей бабушки, могли нагадить в суп, ограбить или даже отравить. Чего еще можно было желать! Но настоящим баловнем судьбы я ощутила себя в одно во- скресное утро. В тот день по радио передавали рассказ прогрес- сивного американского писателя, имя которого, конечно же, не сохранилось в моей памяти. События в этом душераздира- ющем произведении происходили в Америке в годы разгула расизма. В добрых традициях социалистического реализма, ав- тор повествовал о страшных издевательствах и унижениях, вы- павших на долю чернокожих в этой жестокой стране. Молодой негр, мечтавший стать врачом, чтобы лечить своих соплемен- ников, благодаря уму и необыкновенной целеустремленности становится единственным чернокожим студентом университе- та. Но белые студенты не желают терпеть его присутствия и всеми правдами и неправдами пытаются выдавить из своей среды. Однако очаровательный, умный, всегда аккуратный 26
Проза • Мозаика детства и вежливый негр упорно идет к намеченной цели. Он по всем показателям лучше, благороднее, умнее своих белокожих соб- ратьев по университету. Но жизнь жестока и несправедлива: он родился черным в стране, где люди озверели от расовых пред- рассудков. Завершала рассказ страшная картина суда Линча и животного ликования толпы белых мерзавцев над окровав- ленным и бездыханным телом их жертвы. Моей жалости к герою рассказа и всем несчастным нег- рам не было предела. Мне безумно хотелось помочь этим бед- нягам, и поскольку жить с сознанием того, что пока ты тут сидишь и ешь манную кашу, в Америке линчуют очередного чернокожего, было невозможно, я поняла, что решать эту проблему нужно кардинально, то есть не защищать каждого отдельно взятого негра, а спасать всех скопом. Мое послание заокеанским друзьям начиналось довольно нелепым обра- щением: «Дорогие товарищи негры!» Далее в пространном и по-детски эмоциональном письме я выражала свое сочув- ствие их ужасной судьбе и приглашала всех переехать в нашу замечательную советскую страну, где цвет кожи и националь- ность не имеют никакого значения; где каждый будет горд и рад пожать их черные трудовые ладони, где они смогут спо- койно учиться и работать, где никто их не обидит и тем более не убьет. Когда письмо было закончено, я, необычайно до- вольная результатом, вручила его папе и попросила как можно скорее отправить в Америку. И с этого дня я каждое утро просыпалась с одной и той же по-идиотски радостной мыслью: какое счастье, что я роди- лась не негром в Америке! Но одновременно с этой радостью оживали в памяти со- бытия рассказа, и один и тот же вопрос буравил голову: как же так могло случиться, что во всей этой толпе, убивающей живого человека, и среди всех прохожих не нашлось ни од- ного, вставшего на защиту негра. Ни одного! Да что же это за страна такая, где людям приходит в голову мысль насмерть забить человека только из-за цвета его кожи?! 27
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Второй учебный год во всех смыслах начался для меня плохо. Не только из-за того, что мне не удалось избавиться от Надь- ки. Что-то разладилось в нашем доме, и этот разлад был тя- гостен и невыносим. Мама и бабушка выглядели усталыми и изможденными, при мне они не плакали, но я часто слы- шала, как тяжело они вздыхают, оставаясь одни и думая, что их никто не видит. Мне казалось, что даже обои полиняли на стенах, потускнел дневной свет, и потолки опустились ниже. Но самым тяжелым был запах неизлечимой болезни, ползу- щий из комнаты, где умирал от рака желудка мой дедушка. Даже будучи здоровым, он был не очень сдержанным челове- ком, а физические страдания доводили его до исступления. Он бранил бабушку, все ее движения казались ему неуклю- жими, усугубляющими его физические страдания. Нетерпе- ливыми криками он выгонял ее из комнаты, а потом раздра- женно звал обратно. Операция, которую ему сделали слиш- ком поздно, только усугубила его мучения. Я любила деда, и ничем не могла ему помочь. Дождливым октябрьским днем я вернулась из школы и увидела, что кровать деда пуста. Я стояла у открытой двери, смотрела на ужасающий беспорядок, на вещи, разбросанные в спешке и отчаянии по всей комнате, и слезы текли по моим щекам. Что-то говорило мне, что кровать деда опустела навсег- да. Непривычная тишина в доме надрывала душу. Уверениям мамы, что дедушку увезли в больницу, я не поверила и не жда- ла его возвращения. Место деда заполняла гнетущая пустота. Я понимала, что теперь в жизни должно произойти что-то та- кое, чего еще не было, как будто свинцовый туман опускался над моей семьей, и все мы двигались и вязли в тяжести этого тумана. Он сползал с потолка, просачивался сквозь пыльные оконные стекла, и нигде не было от него спасения. Мои обожаемые родители были свято уверены, что детей об- манывать надо, просто необходимо. А иначе как yберечь их еще невозмужалые души от непосильных эмоций. Наивные 28
Проза • Мозаика детства взрослые верят в то, что детей так просто обмануть. Какое заблуждение! Первый раз меня пытались обмануть в пятилетнем воз- расте, когда из Канады приехал дедушкин родной брат, дядя Мотя. Дядя Мотя стал моей первой трагической любовью, с ним связано и первое осознание того, что любовь — это прежде всего страх потери. Дяде Моте было хорошо за шестьдесят, но какое это имело значение! Я влюбилась в него в тот момент, когда увидела, и приросла к нему сразу, безоговорочно и бесповоротно. Мне нравилось в нем все: как он двигается, улыбается, коверкает русские слова. От него изумительно пахло каким-то необык- новенным одеколоном, и, забравшись к нему на колени, я обе- ими ноздрями втягивала в себя чудесный аромат, обнюхивая его щеки, шею, ворот рубахи. Я не соглашалась расставаться с ним ни на минуту, днем так и ходила за ним по пятам как при- вязанная, а ночью засыпала, укладываясь щекой на его ла- донь. С каким недетским наслаждением я ощущала исходящие от него во всех направлениях флюиды тепла и любви! Он как будто торопился взять всех под свое крыло, одарить заботой и лаской. Каждую ночь я молилась неизвестному богу: «Гос- поди, пусть он не уезжает, пусть останется со мной навсегда!» Но, видимо, Господь решил поступить по-своему, а может быть, просто не услышал причитаний маленькой девочки. Зато их услышала моя мама. Ей очень хотелось защитить меня, успо- коить, обнадежить, уберечь. Видя мою гипертрофированную привязанность к человеку, который вот-вот уедет от нас и вряд ли когда-нибудь вернется, она готовила меня к разлуке с ним. Мама рассказывала мне, что в Канаде дядю Мотю ждут дети и внуки, которые тоже скучают по нему. Поэтому он должен обязательно вернуться домой. Но потом он обязательно прие- дет к нам снова. Она думала, что сможет обмануть меня, и для пущей достоверности подключала к этой лжи моего героя. — Я приеду, обязательно приеду еще и привезу много- много подарков. И мы снова будем с тобой гулять и по вечерам 29
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи играть в домино. А когда ты немножко подрастешь, ты прие- дешь ко мне в Канаду, и я познакомлю тебя со своими детьми и внуками. Он обещал. Он не мог поступить по-другому. Он, подыгры- вая маме, оберегал меня. А я смотрела в глаза дяди Моти, чи- тала в них что-то осеннее, прощальное, уходящее навсегда и знала: он никогда больше не приедет. И мама тоже это знала. Через несколько месяцев дядя Мотя умер, и мы получили письмо от его детей. Они писали, что, уезжая в Москву, дядя Мотя был уже безнадежно болен, но перед смертью ему очень хотелось увидеть своего брата, в разлуке с которым он нахо- дился долгие годы, хотел увидеть его семью. Почти месяц он жил среди нас и ни словом не обмолвился о своей болезни. И только в момент расставания, когда я повисла у него на шее, он прошептал мне на ушко: «Прощай, голубушка!» И вот теперь умирал и мой дедушка, вернее, не умирал, а уже умер, хотя меня по-прежнему продолжали оберегать. Я не видела своего деда в гробу, не была на его похоронах. В день похорон меня увезла к себе тетя Лиза. Пока мы ехали в метро, она пичкала меня бутербродами вперемежку с со- вершенно неправдоподобными рассказами о каких-то даль- них родственниках, которые в несметных количествах должны нагрянуть в наш дом, так что для маленькой девочки лучше не топтаться у них под ногами и переждать это нашествие в ее уютной квартирке в центре Москвы. Я безропотно пле- лась за тетей Лизой, слушая весь этот бред, прекрасно догады- ваясь об истинных причинах моего временного изгнания из родного дома. Я не сомневалась, что все это связано с опу- стевшей кроватью моего деда. Мне было страшно, мне хоте- лось быть рядом с мамой и папой, а не с получужой теткой. Может быть, и им было бы легче, если бы в те минуты я была рядом с ними. Когда я вернулась домой, все было кончено, и мне расска- зали, что дедушка умер и его уже похоронили. Дом чем-то 30
Проза • Мозаика детства напоминал вокзал: всюду толпились люди, валялись сумки, стенной шкаф для верхней одежды распирало от чужих паль- то и курток. Люди выглядели подавленными и расстроенны- ми, говорили мало и тихо. В этой толпе я с трудом нашла маму, на ней было незнакомое черное платье с небольшим треугольным вырезом на груди. Даже в трауре она была очень красива. Бабушка сидела на кухне, опустив голову и скрестив на коленях руки, целиком погруженная в свое горе. Не думаю, что брак моей бабушки был безоблачным и счастливым, но все же у совместной жизни есть бесспорные преимущества перед одиночным плаванием, и, наверное, именно об этом были ее мысли. Кровать, на которой умирал мой дед, была аккуратно за- стелена пестрым покрывалом, и, сидя на ней, незнакомые мне люди что-то тихо обсуждали. Диваны и стулья были проч- но заняты взрослыми; побродив по квартире и не найдя себе места, я села на корточки в коридоре и задремала. Казалось, что время остановилось. Проснулась я уже глубокой ночью и не помнила, как очу- тилась в своей кровати. На мне была моя любимая ночная рубашка, длинная, до пят, со слониками, ловящими бабочек. Спать мне больше не хотелось, я чувствовала непонятное вол- нение и беспокойство, а ноги уже сами искали тапочки на при- вычном месте около кровати. Я встала и решила немножко походить по дому, наконец-то опустевшему от незнакомых и полузнакомых людей. Сначала я подошла к кровати моего брата, он лежал на спине и сладко сопел. Сквозь свет, проби- вающийся с улицы, я различила темную родинку на его под- бородке. Такая родинка была только у моего брата и больше ни у кого на свете. Как будто почувствовав, что я разгляды- ваю его, он зашевелился во сне, перевернулся на бок, а я по- спешила за перегородку, где спали мама с папой. Я смотрела на лица спящих родителей, они были такие неподвижные, такие тихие. И я вдруг почувствовала, как в теплых войлоч- ных тапочках стынут мои ноги, как сердце начинает бешено 31
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи колотиться, как ужас заползает в душу и немой крик выры- вается из груди. А что если они не спят, а тоже умерли и оста- вили меня совсем одну? «Мама, мамочка», — я тихо шепчу и глажу колючее оде- яло, но мама не просыпается. И тогда я кричу, захлебываясь слезами: «Я не хочу, не хочу, чтобы ты умирала! Не умирай, пожалуйста, мамочка! Никогда не умирай… Не оставляйте меня!» А потом — тепло ласковых успокаивающих маминых рук, тихий убаюкивающий голос: все хорошо, успокойся, солныш- ко, мы с тобой, мы будем жить долго-долго и любить тебя крепко-крепко… И вместе с этими словами разливающееся по всему телу чувство защищенности и сладкое погружение в сон. С этой ночи страх, что умрут родители, поселился в моей душе, как чье-то проклятье. Он просыпался в любое время суток, прерывая любой род моей деятельности. Но особенно невыно- сим он бывал по ночам. Стараясь никого не будить, я на цы- почках прокрадывалась к постели родителей и, примостив- шись на полу, прислушивалась к их дыханию. Страхи обрастали зрительными и обонятельными образа- ми: я боялась лестничных пролетов, мне казалось, что когда я поднимаюсь по ступенькам, за мной по пятам гонится крыш- ка гроба; несколько раз она подстерегала меня в лифте; я ощу- щала какие-то специфические запахи, то ли мерзлых цветов, то ли формалина. И чем глубже я погрязала в этом сумасше- ствии, тем сильнее во мне росла уверенность в том, что я долж- на пережить все это внутри себя, не прося помощи извне, ни- кого не вовлекая в круг моих страхов. Никому невозможно было рассказать об этом. Бог знает, сколько бы еще продол- жались мои мучения и чем бы они могли закончиться, если бы помощь не подоспела с той стороны, откуда ее меньше все- го следовало ожидать. Избавиться от наваждения мне помог- ла Надька. 32
Проза • Мозаика детства Дедушка умер, но жизнь должна была продолжаться, течь в привычном русле, как будто ничего и не произошло. Через несколько дней мне надо было возвращаться в школу, а маме и папе — на работу. После дедушкиной смерти я словно нырнула на глубину без акваланга, и теперь мне было просто необходимо выныр- нуть наружу и глотнуть свежего воздуха. Может быть, первый раз в жизни меня тянуло в школу. Я надеялась, что там удаст- ся отвлечься от бесконечных мыслей о смерти, от гробовых видений и запахов, от страха, поселившегося в душе. И мои надежды оказались не напрасными. Спасибо тебе, Надежда! Столько лет прошло, а я до сих пор не забыла твоих стара- ний, незабвенная моя одноклассница! Благодаря твоей гнус- ной натуре, я в полной мере ощутила, что жизнь продолжа- ется и в мудрости своей, нанося новые раны, она залечи- вает старые. Первый урок еще не начался, а я уже поняла, с каким нетер- пением меня ждали. Подойдя к своей парте, я сразу заметила, что на моей половине, поверх желтенькой масляной краски красовалась надпись из трех слов. Поймите, это были не про- сто три слова, тривиально написанные чернилами на парте. Каждая кривая буквочка сначала была любовно вырезана но- жичком, а потом уже каждая луночка заполнена чернилами. Сколько же усилий, труда, глубокой конспирации требовала такая работа, чтобы прямо на меня глянула тупая и безгра- мотная фраза: «Ужыдовки умир дед». «ЖИ-ШИ пиши с бук- вой И», — сейчас же пронеслось в моей голове. Сколько раз мы разучивали хором это правило! Дура, какая же она дура, эта Надька! Во-первых, никакая я не жидовка. А во-вторых, разве про смерть пишут на парте, и разве это позор, когда у тебя кто-то умер? Это горе. Наверно, позор быть жидовкой. Но я-то тут при чем? Но сомнение уже закрадывалось в душу. Какое странное совпадение. Почему Татьяна Ивановна стучит именно в нашу 33
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи стену, когда проклинает жидов, а теперь вот и Надька назы- вает меня жидовкой. Ужасно неприятное слово! Тяжелое, угрожающее… Я пристально всматривалась в Надькино лицо. Чудно, а ведь они здорово смахивают друг на друга — Надька и Татьяна Ивановна. Лица у обеих смазанные, как будто-то в них нет чего-то самого главного — может, души? Или вправду вместо души Господь вложил в них бумажный пакет с грязной гни- лой картошкой… Бедные! В класс вошла Валентина Вячеславовна. Приветствуя учи- тельницу, дружно грохнув крышками, ребята встали из-за парт. — Здравствуйте, садитесь, пожалуйста! — привычно про- изнесла она своим спокойным грустным голосом. И все сели, снова грохнув крышками парт. Пасторальная картинка, прямо как из фильма «Светлый путь». И только я осталась стоять. — Ты хочешь что-то сказать? — Валентина Вячеславовна медленно подходила ко мне. Я молчала и продолжала стоять. Она подошла вплотную к моей парте и сразу увидела надпись. В авторстве этого шедевра у нее не было сомнений. Она взяла мой портфель и сказала: — Сегодня на всех уроках ты будешь сидеть за учительским столом. Думаю, что тебе понравится это место. А завтра ты уже не увидишь этого безобразия. Слово свое Валентина Вячеславовна сдержала. Назавтра парту заменили новой, свежевыкрашенной, блестящей, а Надь- ка на пару дней исчезла из школы. Но уже на перемене весь класс знал, что у жидовки умер дед, и многим ребятам эта милая шутка пришлась по душе. Я много думала об этой надписи и таинственном жидов- стве, к которому я, очевидно, имела отношение, но эти раз- мышления не могли поглотить чувства страха смерти, вытес- нить его одним махом. Однако ждать избавления от моего на- вязчивого кошмара оставалось недолго. События развивались таким образом, что скоро меня захлестнули совсем другие мысли и чувства. 34
Проза • Мозаика детства Уроки физкультуры в начальных классах по большей части про- исходили на спортивной площадке, той самой, огороженной тонким проволочным забором. В спортивном зале занимались старшеклассники, а нам, мелюзге, было хорошо и на свежем воздухе. На перемене мы шли в вестибюль, влезали в шубы и валенки и бежали на площадку, где нас ждал молодой голу- боглазый и всеми обожаемый учитель физкультуры Василий Федорович. В отличие от Валентины Вячеславовны, он всегда пребывал в хорошем настроении, вечно шутил и придумывал для нас разные забавные упражнения и игры. Он был большой затейник, этот Василий Федорович, и часто любил поговорить на две, очевидно, очень больные для него темы: о здоровом духе соперничества и чувстве коллективизма. Ему нравились ритмы бравых маршей, поэтому в те редкие дни, когда уроки физ- культуры проходили в зале, мы наслаждались звуками с лю- бимых пластинок Василия Федоровича. И каждый урок под это оптимистическое сопровождение мы бегали по физкультурно- му залу, строились в колонны и выполняли разные упражнения. У меня после таких уроков всегда болела голова. Но отлыни- вать от уроков физкультуры, прячась за плохое здоровье, по мне- нию Василия Федоровича, мог только хлюпик, недостойный уважения. Таких ребят физкультурник третировал и делал предметом насмешек всего класса. Наша страна — страна здоровых, физически развитых, а потому счастливых детей. Перед этим, последним во второй четверти, уроком физ- культуры у нас был урок арифметики. Мы дружно решали за- дачи и примеры, привычно деля количество тетрадей на ко- личество учеников, умножая количество книжек на стоимость каждой. За несколько минут до звонка Надька, проскучавшая весь урок и не проявлявшая никаких признаков хвори, вдруг начала хвататься за живот и постанывать, а потом, чуть не пла- ча, попросилась выйти. Добрая Валентина Вячеславовна, ко- нечно же, разрешила, и, корчась от боли, Надька скрылась за дверью класса. Минут через десять она вернулась, быстро прошла через весь класс и плюхнулась на свое место. До конца 35
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи урока она сидела тихо, не подавая признаков обычной и мне одной заметной «активности»; только втянула голову в плечи и то ли прислушивалась к тому, что происходит в ее животе, то ли затаилась в ожидании чего-то. Перед физкультурой кто-то из ребят, пробегая мимо Надьки, спросил ее: — На физру идешь? И она, сморщившись от боли, пробурчала: — Не-а. В классе посижу, живот болит. Честно говоря, мне тоже не очень хотелось идти на урок физ- культуры. Зимой у фантазии Василия Федоровича, видимо, начинался авитаминоз или она впадала в спячку, а может, просто истощалась от непомерной нагрузки. Поэтому на каж- дом уроке мы играли в одну и ту же игру, в «эстафету», от ко- торой меня уже тошнило. С самого начала четверти Василий Федорович разбил класс на четыре постоянные команды, ко- торые соревновались между собой за первое место. Каждый урок он с завидным постоянством записывал в свою тетра- дочку результаты, с тем чтобы в конце четверти торжествен- но объявить победителя. Все это время моя команда с переменным успехом занима- ла то первое, то второе место. Последняя «эстафета» должна была стать решающей. По большому счету меня совсем не вол- новали результаты этих соревнований и было абсолютно все равно, какое место займет моя команда в этой дурацкой игре. Все это казалось таким мелким и ничтожным в сравнении с вот уже несколько месяцев терзавшими меня мыслями о смер- ти, страхом конца и невозможностью ни с кем поделиться своими черными думами. Но незаметно азарт самой игры и ее участников захватывал меня, вовлекая в свою стихию, и, вре- менно освободившись от своих нерадостных мыслей, я, как все другие дети, болела за свою команду и желала ей успеха. После звонка я вместе со всеми спустилась в вестибюль, нашла свою шубку и мешок для обуви. Вот она, моя черная 36
Проза • Мозаика детства цигейковая шубка, белая шапочка, пуховой шарфик и такие же рукавички. Сунула ноги в валенки и побежала на площадку. Уже по дороге я почувствовала, что валенки — будто не род- ные, так и норовят соскочить с ног. Смотрю на них и не могу понять, почему они вдруг стали такими большими. Как же это случилось, ведь я сама сегодня утром аккуратно положила их в свой мешок для обуви? В них и идти-то трудно, не то что бежать. Но как объяснить Василию Федоровичу, что мои ва- ленки выросли, наверняка он подумает, что я просто отлы- ниваю, запишет меня в число хлюпиков и щедро обольет го- лубоглазым презрением. Так низко падать в его глазах мне не хотелось. Команды привычно выстроились в четыре ряда с одной стороны площадки и в четыре — с другой, и «эстафета» по- катилась по смазанным рельсам под крики радости и отчая- ния ее участников. Василий Федорович своим энергичным «ну же, ну!» подстегивал побеждающую команду. Он не скры- вал своих пристрастий: наш учитель физкультуры любил по- бедителей. К концу эстафеты напряжение достигло предела: всем хотелось выиграть. Вот и моя очередь. Схватив завет- ную палочку, я бросилась бежать, чтобы передать ее как мож- но быстрее, но уже через несколько шагов поняла тщетность моих стараний. Ноги в огромных валенках разъезжались в раз- ные стороны и были абсолютно неуправляемыми. Мне не уда- лось добежать до моей команды, ждавшей на другом конце площадки. Прямо носом я плюхнулась в снег, и, в довершение моего несчастья, заветная палочка выпала из рук и покатилась под ноги бежавшему рядом мальчику из другой команды. То ли случайно, то ли нарочно он откинул ее далеко в сторо- ну. Бежать или идти за ней уже не имело никакого смысла. Моему отчаянию и стыду не было предела. Я медленно вста- ла, отряхнулась от снега и поняла, что сейчас заплачу, на гла- зах у всего класса… Слезы наворачивались, готовые пролить- ся в любую минуту, и, чтобы загнать их обратно, я закусила губу и высоко подняла голову. И в этот момент я увидела 37
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Надьку. Ее безгранично счастливая физиономия торчала из по- луоткрытого классного окна. Она смеялась, и огненно рыжие волосы на ее голове подпрыгивали в триумфальном танце. И тогда я все поняла: и чьи валенки у меня на ногах, и при- чину Надькиной болезни, и что она делала, пока мы мирно решали задачки по арифметике. Изнутри меня вырывался вихрь, в котором сплелись воеди- но чувства боли, вины и ненависти. Мне казалось, что еще минута, и он поднимет и унесет меня, как ураган унес домик Эли в «Волшебнике изумрудного города», а если нет — то ос- лепит или разорвет на части. Но ничего этого не произошло, потому что Надька вдруг умерла. Причем вот как была в школь- ной форме, так и лежит в ней в гробу. Бледная такая, с за- острившимся носом, а вокруг ни одного цветочка, и даже ор- кестр траурный марш не играет. И тут прилетела большая навозная муха и села Надьке прямо на верхнюю губу, а Надька согнать ее хочет, да не может: руки-то не слушаются. Но Надь- ка не сдается, корчится всем телом, гроб под ней ходуном ходит, того и гляди, свалится с табуреток. И так на это весело смотреть, что все вокруг смеются, и я тоже смеюсь. А потом гроб вместе с Надькой куда-то исчез, и я услы- шала голос Василия Федоровича, знакомый такой голос, толь- ко я не сразу поняла, что он говорит. — Так это ж у них в крови. Напакостят и радуются. Смот- рите, смотрите, команду подвела и улыбается. Что говорить! Гнилая нация. Жиды… Жиды… Сколько презрения! Так вот оно что! Жиды — это нация. А я-то думала, что мы просто евреи, и в нашей замеча- тельной стране мне и в голову не приходило, что еврейства нужно стыдиться. А оказывается, что мы не простая нация в дружной семье советских народов, а особая — гнилая, что мы и есть те самые жиды, которых так ненавидела моя сосед- ка Татьяна Ивановна, те самые, которые Россию продали и ко- торых надо поганой метлой… Те самые, которые напакостят 38
Проза • Мозаика детства и радуются? Мой папа, веселый, остроумный, которого обо- жали ученики всех классов, моя мама — самая милая и доб- рая, готовая помочь всем соседям, дядя Мотя, я… Меня от всего ограждали, а мы все гнилая нация? Да этого не может быть! Василий Федорович… Не злобная и тупая Надька, не пьяная Татьяна Ивановна, а мой учитель говорит такое!? Значит, и у него мешок грязной картошки. Я не хочу быть такой, как они. Я буду, как мои мама и папа, — жидовкой. Все это проносилось в моей голове, в то время как я, оша- рашенная, во все глаза смотрела на моего любимого учителя физкультуры. Я целую вечность смотрела на него и тут толь- ко заметила, что глаза у него совсем не голубые, а с мут- ной поволокой, а из-под спортивной шапочки выбиваются тонкие рыжие волосы, точь-в-точь, как у Надьки… И вслед за этим двухметровый здоровяк Василий Федорович стал стремительно уменьшаться в росте и превратился в ничтож- ного карлика. Я подошла к нему близко-близко и тихо сказала: «Мы не гни- лая нация. А ты такой же, как Надька, нет, даже не такой же, ты еще хуже. Ты хуже Татьяны Ивановны и хуже Надьки, ты хуже всех…» А потом медленно пошла к выходу со спортивной площад- ки. Надькины валенки жгли мне ноги, я стряхнула их и со всей силы запустила сначала одним, а потом и другим прямо в ус- мехающуюся физиономию физкультурника. Когда я пришла в одних чулках домой, моя бедная бабушка чуть не лишилась дара речи. На все ее вопросы, я не могла ответить ничего внятного, и только смотрела на нее таким потрясенным взглядом, как будто увидела то, что детям не по- казывают и от чего их обычно стараются оберегать, а на этот раз не уберегли. Я снимаю шубу, ложусь на кровать лицом к стенке. Заку- тавшись с головой под одеяло и подтянув колени к самому под- бородку, пытаюсь унять дрожь. В голове прыгают, как живые, 39
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи передразнивая на разные лады, строчки из моего письма в Аме- рику: дорогие товарищи негры, товарищи негры, дорогие негры… Я больше не боюсь смерти, я хочу, чтоб она пришла. Весна. Школьная площадка, обнесенная тонким проволочным забором. На ясенях набухли почки, вот-вот покроются первой листвой. Мне восемь лет, я спокойно смотрю с балкона седь- мого этажа на здание школы, на детей, играющих в «эстафету». Воздух такой свежий, и небо надо мной голубое. Я учусь уже в другой — специальной английской школе, но все равно не люблю уроков физкультуры и слегка заикаюсь. Врачи гово- рят, что это ничего, это пройдет. Еще немного, и все будет хорошо.
НЕСЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ 1 Снились ли вам когда-нибудь счастливые сны, от которых вы просыпались абсолютно несчастными? Со мной это частень- ко бывает. Так было и в этот раз, когда поздней осенней ночью кто-то позвонил в дверь моей московской квартиры. Звонок был неназойлив и деликатен, но все равно встревожил меня своей неожиданностью. Вскочив с постели, я побежала в нашу маленькую прихо- жую. Кого могло принести в такой час? Я никого не ждала, а жизнь в столичном городе была пугающей, особенно в тем- ные ночные часы. — Кто там? — я приникла к кругляку дверного глазка. И в ответ голос, знакомый с детства, летящий навстречу с такой теплотой и радостью, что сразу раскрывай объятия: — Леночка, это я, тетя Роза! Она так и не вошла в дом, моя тетя Роза, а все стояла за по- рогом и только смотрела на меня, смотрела и вся светилась от счастья, что она смогла, что преодолела невозможное. Бог весть, как ей это удалось… Я стояла по другую сторону двери, осознавая нереальность происходящего и не в силах оторваться от возникшего обра- за, от так и не постаревших глаз, немного лукавых, немного грустных… Тетя Роза, лучшая подруга моей мамы, умерла через несколь- ко лет после моего отъезда в Израиль. Она долго болела и много 41
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи страдала, а я была далеко и ничем не могла ей помочь, впро- чем, ей уже никто не мог помочь. Она никогда не оставалась одинокой, рядом с ней были ее муж, дядя Марк, дети и внуки, но мне хочется верить, что в свои последние дни перед смер- тью она вспоминала и меня, а иначе зачем же, проделав такой путь, она появилась в ту ночь на пороге моего дома. Тетя Роза и дядя Марк были самыми близкими друзьями моих родителей. Из-за возрастной разницы, которую в России при- нято обозначать стилистически, они так и остались для меня дядей и тетей. Даже теперь, когда этой разницы уже не суще- ствует, думая о них, я непременно добавляю эти слова — так уж уложилось в моем сознании. Кроме тети Розы и дяди Марка у родителей было много друзей, они часто встречались, не могли жить без общения друг с другом. Я обожала этот дружеский круговорот, толкот- ню в тесных квартирах, бесконечные разговоры и шутки, вечерние посиделки, плавно переходящие в ночные бдения за неиссякающей чашкой чая. Чувствовать себя частью этой жизни, хотя бы и мирно посапывающей на составленных стуль- ях, засыпать под звон рюмок, сдвигающихся над столом и об- разующих искрящийся разноцветными бликами шар, было огромным счастьем моего детства. Оглядываясь на те годы, я удивляюсь тому, что все эти «дяди» и «тети» были очень мо- лодыми. В них не ощущалось того, что приходит к человеку с возрастом: степенности, усталости от жизни, успокоенности и скуки, хотя жили они, как большинство советских людей, в нищете и неустроенности, и их память хранила страшные истории сталинских репрессий, под каток которых попали их родные, друзья, они сами. Собирались часто, большими ком- паниями вместе с детьми, спорили, хохмили, слушали Галича, Высоцкого, Окуджаву, обсуждали запрещенные книги. Все их встречи были освещены блеском интеллекта, неиссякаемого жизнелюбия и энергетической наполненностью. Юморили, даже вспоминая о самых черных днях своей жизни. 42
Проза • Неслучайные встречи Чаще всего собирались у Додиков, они были старшими в компании и жили в небольшой комнате двухкомнатной квар- тиры в районе Серебряного Бора. И эта комната каким-то таинственным образом начинала растягиваться, удлиняться и расширяться, абсолютно теряя границы и вмещая всех при- ходящих. Как туда набивалось такое количество народа, мне до сих пор непонятно, но похоже, вопросы вместительности и комфорта мало волновали хозяев и гостей этого дома, душой которого была Любовь Соломоновна Серебряник. Душа эта была громогласна, категорична, иронична до без- жалостности; в ее обращении с вещным миром царили аристо- кратическая небрежность и вдохновенный произвол, освобож- дающий от многих условностей. Сухощавая женщина с корот- кими вьющимися волосами и низким хрипловатым голосом, она курила, как и мой отец, «Беломорканал», и они вечно стреляли друг у друга папироски. В ней было что-то мужепо- добное, но при этом она держала себя как женщина, не сом- невающаяся в своем очаровании и неотразимости. Всплески ее темперамента порой напоминали бурлящий поток, неисто- вый и неуправляемый. Вокруг нее как-то само собой создава- лось поле вдохновения. Несмотря на ее стремление всегда быть в гуще людей и событий, в ней чувствовалась глубокая внутренняя свобода самодостаточного и уверенного в себе человека, через многое прошедшего и многое пережившего. Сталинские репрессии не обошли ее стороной. Ее арестова- ли, когда она была еще совсем молоденькой девочкой, сту- денткой. Узнала я об этом гораздо позже, незадолго до ее смер- ти. Моих родителей уже не было в живых, а ее безнадежно и мучительно приковала к постели болезнь сосудов. Тело отказывалось служить ей, но голова по-прежнему оставалась абсолютно ясной. Помню, как тихим осенним вечером я шла навестить ее, бормоча про себя строчки Маяковского: «Не домой, не на суп, а к любимой в гости, две морковинки несу за зеленый хво- стик». И чего они привязались ко мне, эти строчки? Никакой 43
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи морковки я не несу, зачем она Любовь Соломоновне?! В моей сумке — ее любимый чернослив в шоколаде и только что вы- шедший сборник стихов Ахматовой. Было еще светло, хотя солнце уже садилось. Ветра не чувствовалось совсем, но дыша- лось легко. Бывают в Москве такие осенние вечера, когда лето ласково и тихо, без надрыва и драматизма прощается с землей, будто понимая, что расставание это не навсегда, а лишь до сле- дующего года. В голове моей проносились грустные мысли, а рука уже нажимала на кнопку звонка. Дверь мне открыл пле- мянник Любови Соломоновны, и сразу же я услышала ее голос, радостный, полный энергии и куража, как будто не ее тело бес- помощно распласталось под одеялом. В тот вечер мы о многом говорили, и она без устали читала наизусть стихи Пастернака, Ахматовой, Цветаевой, смакуя каждую строчку, рифму, алли- терацию. И все ее лицо блаженно расплывалось в музыке сти- ха. Не было ни старости, ни мучительной болезни, ни смерти, сторожившей каждый ее вздох. Лишь полное слияние с энер- гетикой стиха, глубочайшее вчувствование в поэзию… А потом мы пили чай с ее любимым черносливом в шоко- ладе, и вот под этот чай я и услышала историю ее ареста, рас- сказанную так уморительно, как будто речь шла о каком-то забавном юношеском приключении. Я уже упоминала, что арестовали Любочку Соломоновну, когда она была еще студенткой. Она шла на свидание с моло- дым человеком, одолжив нарядное платье у своей студенче- ской подруги, но зато в собственных туфлях на высоченной шпильке. Туфельки эти были свидетельством железной воли ее обладательницы. Вечерами, когда чувство голода доводило ее до тошноты, она садилась за пустой стол и начинала высту- кивать костяшками пальцев бравурные марши, чтобы заглу- шить возмущенное урчание просящего есть желудка. Вол- шебные башмачки сулили немало женских побед, и не одной только Любочке: на завтра они уже были обещаны Лариске, которая собиралась с их помощью поразить в самое сердце парторга факультета Ивана Сергеевича Тумакова. 44
Проза • Неслучайные встречи Итак, на своих заветных шпильках Любочка летела, едва касаясь земли, на романтическое свидание, когда рядом с ней неожиданно затормозил «воронок» и несколько молодцеватых ребят, грубо схватив ее за руки и ничего не объясняя, стали заталкивать внутрь машины, при этом они беспардонно на- ступали ей на ноги, оставляя на девственно чистой поверх- ности туфелек грязные следы и царапины. Оказавшись в ма- шине, Любочка первым делом сняла с ног бесценную обнов- ку, обезображенную и обесчещенную, прижала ее к груди и начала поносить сидящих рядом с ней такими отборными эпитетами, что всю дорогу до известного заведения машину трясло от жеребячьего хохота гэбэшников. Так она и появилась в кабинете следователя, босая, возмущенная, с прижатыми к груди туфельками. А потом были допросы, до идиотизма не- лепые обвинения, статья и долгая дорога в товарном вагоне, переполненном перепуганными и отчаявшимися людьми. Осужденных кормили одной селедкой, а пить почти не дава- ли. К концу пути ноги Любочки так отекли, что нечего было и думать о шпильках, с туфлями пришлось расстаться. Этой пары обуви она так и не простила сталинскому режиму. О каждом из друзей моих родителей можно было бы написать не одну книгу. Довольствуясь малым в материальном мире, они умели быть счастливыми и свободными от мещанства и вещизма, свято веря в то, что «душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь». Я часто вспоминаю всех, с кем были близки мои родители, много думаю об их судьбах, но никто из них мне не снится, только вот тетя Роза иногда приходит во сне. После таких снов не хочется просыпаться. Открываешь глаза и пони- маешь: все, это ушло безвозвратно, как ни цепляйся за прош- лое, оно ускользает, и бесполезно зарываться головой в по- душку, пытаться снова и снова втиснуть себя в безмерное про- странство исчезающего сна. Он, как солнце, опускающееся на закате в море, неумолимо погружается в другую стихию 45
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи и растворяется в ней. Его уже нет, а тоненькая полоска света все еще озаряет небо. 2 … Летом подмосковный дачный поселок опьянял ароматами. Сначала воздух наполнялся дурманящей черемухой, потом цветущими кустарниками сирени и шиповника, а уж когда цвели пионы и флоксы, то казалось, что нет большего блажен- ства и наслаждения, чем просто жить и дышать. Закрываешь глаза и представляешь себя изящной, почти невесомой феей в белом воздушном платьице, и все вокруг наполняется зву- ками вальса из балета Чайковского, а ты поднимаешься все выше и выше, и вот уже почти паришь, а деревья цепляются ветками за нежную кисею платья, как будто хотят улететь вслед за тобой. Мне было четырнадцать лет, моя мама умирала в больни- це от лейкемии, папа почернел от горя, а я шла по дороге под- московного дачного поселка, дышала полной грудью и была счастлива от того, что вокруг меня это небо, что деревья так зелены, что во всем моем теле упоительная легкость и вся я растворяюсь в ароматах и свежести лета. Я стыдилась сво- его счастья, выпирающего из каждой моей клеточки. Как же я была несчастна в этом своем счастье… Семья тети Розы: ее муж дядя Марк, дочь Ветка (вообще-то ее настоящее имя было Лиза, но так ее никто не называл) — каждое лето жила на подмосковной даче в Удельной. Валера, старший сын тети Розы, учился на физтехе и приезжал на дачу редко. В тот год он собирался с большой молодежной компа- нией в байдарочный поход и появлялся лишь наездами. Дач- ный участок и домик были государственной льготой, которую получал дядя Марк от своей работы. Сам он большую часть времени проводил в городе и приезжал в Удельную вечер- ней электричкой после рабочего дня. Тем летом тетя Роза 46
Проза • Неслучайные встречи и дядя Марк пригласили меня к ним на дачу. Мама, лежавшая в Институте гематологии и переливания крови, страшно пе- реживала, что душным московским летом я вынуждена сидеть в городе, а не отдыхать, как все нормальные дети. Ну что с того, что она доживала свои последние дни, но ребенок-то не дол- жен страдать! Сначала я не соглашалась ехать, боялась, что без меня в Москве все развалится: папа не справится, и мама будет скучать, но тетя Роза убедила меня, что так будет лучше для всех, а главное, для мамы — ведь она волнуется и хочет, чтобы после тяжелого года я набралась сил на свежем воз- духе. Ох уж эта вера в целительную силу свежего воздуха! За тот год так много упало на мои плечи и так много мне было доверено, что я чувствовала себя взрослой и равной взрос- лым по мере ответственности за свои поступки и по мере за- боты о близких людях. А тут вдруг оказалось, что я всего лишь маленькая девочка, и мою судьбу на лето уже решили без меня. С тех пор прошло много лет и столько воды утекло, но я люблю возвращаться памятью к тем летним месяцам, проведенным в Удельной. Казалось бы, ничего не происходило — мы про- сто жили на даче, и можно было бы забыть этот кусок жизни, как забылись многие другие, ан нет, не выходит. Часть моей жизни, моей неприкаянной души навечно осталась там, на де- ревянном крыльце незамысловатого домика, утопающего в зелени возвышающихся над ним сосен и берез. Как вчера, помню небольшую дачную терраску, оранжевый абажур над круглым столом, мытье посуды в миске с горячей водой, ола- душки с яблоками, горячие, прямо со сковородки, четыре клуб- ничные грядки, на которых по утрам мы с Веткой искали зре- лые ягоды и складывали их в глубокую суповую тарелку, ве- черние многочасовые бдения над крестословицей, и яркие звезды на темно-синем небе, и ощущение, что все еще будет хорошо, и мама поправится, и папа снова будет веселым, да и как может быть иначе, когда есть все это, весь этот мир с милыми и родными людьми вокруг. 47
Елена Фрейдкина • Неслучайные встречи Любовь Соломоновна, с которой, собственно, я начала свои воспоминания, все делала шумно, энергично, заразительно. Она не могла жить без людей. Люди ей служили зрителями, слушателями, обожателями, объектами дружбы и любви, иро- нии и презрения. В отличие от нее тетя Роза была очень тихим, деликатным человеком, абсолютно лишенным какой-либо манерности, театральности, тщеславия и суетливости. Тип ее духовности был абсолютно интровертным. Она просто жила в ладу с собой, не особо нуждаясь в том, чтобы производить впечатление. Двигалась она почти беззвучно, говорила мало, но рядом с ней никогда не возникало ощущение пустоты или отчуждения. Когда вечерами она уютно усаживалась с вязаньем в соломенное кресло с цветными подушками, всеми нами овла- девало чувство умиротворения и покоя. Мерно постукивали спицы, и каждый, думая о своем, не ощущал одиночества. В этой семье удивительными образом сочетались самодостаточность и умение быть частью другого. Живя своей внутренней жизнью, каждый оставлял открытой дверь для близких. Несколько раз в неделю тетя Роза оставляла нас с Веткой одних и уезжала в Москву «по делам». Одним из таких дел было посещение мамы в больнице. Она привозила ей свежие ягоды с дачного участка и рассказывала, как мы живем; мама ждала ее, как ждут самого близкого и родного человека, кото- рому можно даже ничего и не говорить, а просто посмотреть в глаза и все понять. Тетя Роза была для нее глотком свежего воздуха, так необходимого для человека, заточенного на дол- гие дни в больничных стенах онкологического отделения, впитавших в себя затхлость неизлечимости. Эти поездки да- вались тете Розе нелегко. Она старалась не подавать виду, но, каждый раз возвращаясь на дачу, впадала в глубокую задум- чивость, и на переносице между бровями обозначались две симметричные морщинки. Иногда ее боль и тревога за маму вырывались наружу, и тогда она слегка покачивала головой, а с губ ее срывалось: «Мусенька, Мусенька…» В кругу друзей моих родителей еще не было смертей, и мама, самая молодая 48
Проза • Неслучайные встречи среди них, уходила первой. И если у кого-то еще были какие- то надежды, то тетя Роза знала всю правду и тщательно обе- регала меня, стараясь отдалить неизбежное. Но разве это было в ее силах?! Тогда я мало знала о жизни тети Розы, мне просто легко дышалось рядом с ней, я любила ее и была благодарна за все, что она делала для меня, мамы и папы. Вечерами, когда Ветка уже спала, мы часто говорили о разных вещах. С ней можно было без всякого стеснения делиться своими мыслями, даже если они были не совсем словесно одетыми, по-детски смеш- ными и наивными или, наоборот, чересчур депрессивными. Теперь я думаю, что на тетю Розу выплескивалась часть моей дочерней любви, не достигавшая больничных стен, за кото- рыми почти постоянно находилась мама. Маму нельзя было тревожить, для нее я заранее готовила благополучные расска- зы, оберегая от боли и страха, не покидавших меня с начала ее болезни. Иногда, когда приезжал Валерка, мы устраивали ве- чера поэзии, каждый читал свое любимое. Читали все: дядя Марк, Ветка, Валерка и я, только тетя Роза была слушателем. Но стоило кому-то из нас забыть строчку, как она тут же за- полняла образовавшуюся паузу недостающими словами. Она знала такую бездну самых разных стихов наизусть, что даже Валерка восхищенно пасовал перед ней: «Ну, мать, ты даешь!» Тогда я об этом не думала, но сейчас, прожив большую часть своей жизни, не перестаю удивляться, как и когда она успе- вала прочесть и запомнить, быть в курсе всего нового, только нарождающегося и никем не оцененного. Ее вел по жизни бе- зупречный вкус, и все совершенное оставляло ее неравнодуш- ной и запечатлевалось в ее незаурядной памяти. После смерти мамы меня часто тянуло в Серебряный Бор, Любовь Соломоновна была уже на пенсии и мало выходила из дому из-за болезни ног. К этому времени она уже овдовела, жила одна и страшно радовалась моим визитам, просто вся све- тилась и преображалась, а я за чашкой чая вприкуску подпиты- валась ее оптимизмом и набиралась антисоветских взглядов. 49
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- 207
- 208
- 209
- 210
- 211
- 212
- 213
- 214
- 215
- 216
- 217
- 218
- 219
- 220
- 221
- 222
- 223
- 224
- 225
- 226
- 227
- 228
- 229
- 230
- 231
- 232
- 233
- 234
- 235
- 236
- 237
- 238
- 239
- 240
- 241
- 242
- 243
- 244
- 245
- 246
- 247
- 248
- 249
- 250
- 251
- 252
- 253
- 254
- 255
- 256
- 257
- 258
- 259
- 260
- 261
- 262
- 263
- 264
- 265
- 266
- 267
- 268
- 269
- 270
- 271
- 272
- 273
- 274
- 275
- 276
- 277
- 278
- 279
- 280
- 281
- 282
- 283
- 284
- 285
- 286
- 287
- 288
- 289
- 290
- 291
- 292
- 293
- 294
- 295
- 296
- 297
- 298
- 299
- 300
- 301
- 302
- 303
- 304
- 305
- 306
- 307
- 308
- 309
- 310
- 311
- 312
- 313
- 314
- 315
- 316
- 317
- 318
- 319
- 320
- 321
- 322
- 323
- 324
- 325
- 326
- 327
- 328
- 329
- 330
- 331
- 332
- 333
- 334
- 335
- 336
- 337
- 338
- 339
- 340
- 341
- 342
- 343
- 344
- 345
- 346
