Лаванов А.Н. Тихоокеанцы на Севере

11

2

Алексей ЛавановТИХООКЕАНЦЫ НА СЕВЕРЕ РассказыЭксклюзив l Харьков l 3 2008 3

УДК 821.161.2-1 ББК 84(4УКР)-5 Л 13 Лаванов А.Н. Л 13 Тихоокеанцы на Севере: Рассказы. – Харьков: ТО Эксклюзив, 2008. — 144 с. «Тихоокеанцы на Севере» – первая книга воспоминаний Алексея Николаевича Ла- ванова, участника подводных сражений Северного флота в Великой Отечественной войне. Рассказывая о боевом пути экипажа Краснознаменной подводной лодки «С-51», Алексей Николаевич поневоле втягивает читателя в гущу описанных им будней воен- ной жизни, с большой теплотой раскрывает образы своих сослуживцев. Надеемся, что книга найдет живой отклик не только среди ветеранов-подводников, но и среди широкой публики, прежде всего молодежи. © Лаванов А.Н., рассказы, 20084

Листая страницы воспоминаний заслуженного человека, участника подводных сра-жений Северного флота в Великой Отечественной войне, скромного и талантливого пи-сателя Алексея Николаевича Лаванова, поневоле ощущаешь себя в гуще описанных имсобытий в книге «Со слезами на глазах». Ненавязчивый стиль, убежденность в правоте, отсутствие острословия и чрезмер-ной словоохотливости приближают его рассказы-воспоминания к лучшим произведе-ниям маринистики. Описанная им будничность подготовки к параду Победы в Москве 24 июня 1945 г.и проведение самого парада как бы подчеркивают историческую закономерность этогособытия, а итоги парада подводит сам народ, чествуя победителей, идущих с парада. Рассказывая о боевом пути экипажа краснознаменной подводной лодки «С-51», Алексей Николаевич с теплотой отзывается о своих сослуживцах. Это – и ко-мандование подлодки, и рядовой состав, особенно запоминается старшина командымотористов Дима Груздев, бывшей всегда первым в трудных ситуациях, Витя Базанов– рулевой, сигнальщик, ушедший добровольцем в отряд разведчиков и многие другие. Реально описана ситуация в подлодке, лежащей на глубине 120 м на грунте, когдашла ее бомбежка глубинными бомбами. Не страх, а уверенность и спокойствие руко-водят экипажем, – это и явилось залогом успешного возвращения подлодки на базу спобедой. Но не только о героизме людей: военных и гражданских пишет А.Н. Лаванов, в кни-ге много юмора. Это рассказы: «Не морочьте людей», «Баня» и др. Лирика и любовь клюдям звучат в рассказах: «Портрет», «Знакомство», «Медсестра». Надеемся, что прочитанные рассказы найдут живой отклик не только среди ветера-нов-подводников, но и среди широкой публики, прежде всего молодежи.Ветеран-подводник, С.В. Королевкапитан 2 ранга в отставке В.В. КоролеваПоэтесса, член творческой ассоциациилитераторов «Слобожанщина» 24.01.2008 г. 55

6

Моей дочери,Галине Алексеевне Лавановойпосвящается 77

8

«… Бригада продолжала пополняться, а 25 января 1943 годапришла в Полярный «С-51» под командованием капитана ІІІ рангаИ.Ф. Кучеренко. Это была первая посланница Тихоокеанского фло-та, прибывшая на север. По решению Государственного КомитетаОбороны с Тихого океана к нам в заполярье должны перебазировать-ся шесть подводных лодок. И вот, преодолев тысячи миль «С-51»первой прибыла на север. Потрепало ее в труднейшем походе черезтри океана здорово… Адмирал Н.И. Виноградов «Подводный фронт» Ц.В.М.А. Ф. 1Д. 36788 99

10

МОЙ ОТЕЦ Мой отец сейчас давно уже на пенсии, но продолжает активную общественнуюработу. Он – член харьковского общества подводников имени Героя Советского СоюзаИ.И.Фисановича и читает лекции в школах, рассказывая молодежи старших классов обоевых походах. Он доносит правду современной молодежи о Великой ОтечественнойВойне против фашизма и о массовом героизме советского народа. После лекции в старших классах Мой папа – неторопливый в работе, скуп на слова, всегда производит впечатлениечеловека дела. Мне хочется рассказать о нем совсем в ином плане – не о сегодняшних днях, абоевой молодости, незабываемых годах службы на краснознаменной подводной лодке«С-51». Для неискушенного человека этот номер подводного корабля мало, о чем скажет.Для Алексея Николаевича это не просто номер, не просто напоминание о подводнойлодке, это частица его жизни. В отсеках этой подводной лодки двадцатилетним красно-флотцем в годы войны держал он суровый экзамен на стойкость и мужество. 11 11

И отнюдь не случайно через 26 лет после войны Алексей Николаевич вместе с шестнадцатилетним сыном отправился туда, где прошли его фронтовые годы, туда, где не раз швартовалась у причала подводная лодка «С-51». Не мог ветеран не поделиться с сыном самыми дорогими и сокровенными вос- поминаниями. Но рассказы – одно дело... Совсем иное, когда дополняются они лично увиденным. В комнате боевой славы подплава сын листал боевые донесения командира подводной лодки С-51, боевые листки, читал в военных газетах тех лет корреспонден- ции, где писалось о его отце. Посчастливилось побывать и в настоящей подводной лод- ке. Да, есть что вспомнить, есть чем гордиться Алексею Николаевичу...12

13 13

О боевых действиях подводной лодки С-51 можно найти строки в книгах контр-ад- мирала Колышкина «В глубинах полярных морей» и капитана второго ранга В.И. Дми- триева «Подводники атакуют». А в газете «Правда» 24 апреля 1975 года под рубрикой «Навечно в памяти народной» были опубликованы воспоминания вице-адмирала в от- ставке Щедрина под заголовком: «Правительственное задание». В материале рассказы- валось о почти кругосветном переходе, совершенном дивизионом подводных лодок из Владивостока в Мурманск в тяжелый для Родины 1942 год. В состав дивизиона входила и подводная лодка «С-51». Затем, до самого Победного дня, она успешно выполняла боевые задания, принимала участие в охране транспортных караванов, ни раз и ни два выходила к берегам Норвегии для высадки отрядов десантников и разведчиков. Самой главной задачей подводников было торпедирование вражеских транспортов. И с этой задачей они справлялись отлично. Вот как пишет об этом вице-адмирал Щедрин, быв- ший командир «С-56»: «Наш дивизион отправил на дно примерно пятую часть тоннажа фашистских кораблей потопленных Северным Флотом». На личном же боевом счету «С-51» семь потопленных и семь поврежденных фа- шистских кораблей. За успешное выполнение боевых заданий командиру лодки Ивану Фомичу Кучеренко было присвоено звание Героя Советского Союза, а сама лодка на- граждена орденом Красного знамени. И еще одна интересная деталь: в музее Вооруженных Сил СССР хранится как ре- ликвия портрет В.И. Ленина, вышитый на ткани. Вместе с прославленным экипажем он прошел все боевые испытания, постоянно находясь в командирской рубке. Все эти факты, которые можно смело назвать достоянием истории, не могут, ко- нечно, не впечатлять. Но сколько же интересных деталей и подробностей довелось ус- лышать мне в беседах с моим папой – непосредственным участником боевых походов «С-51». Их не перечесть. «Наша лодка «С-51» трижды подрывалась на минах, получая при этом поврежде- ния, грозящие потерей живучести лодки. Что греха таить, видели гитлеровцы на поверх- ности и ее солярку. Дважды в сводках фашистского командования объявлялось на весь мир о потоплении нашей подводной лодки, а она все же возвращалась на базу». Был Алексей Николаевич и участником, описанного в газете «Правда» похода, связанного с выполнением Правительственного задания. 100 дней длился этот переход. Были пройдены три океана и девять морей, покрыто расстояние в 17,5 тысяч миль. Та- ких переходов в то время история не знала. «В 1942 году было приказано подготовить нашу лодку к длительному плаванию,14

а после выхода в море экипажу стало известно, что по приказу командования дивизиониз шести лодок должен перебазироваться из Владивостока в Северные моря нашей Ро-дины. Весь путь нашего дивизиона проходил через районы боевых действий флотов иавиации Японии и США, Германии и ее союзников. В любой момент могло случитьсянепоправимое: атака с моря или воздуха – бомбовый, торпедный или минный удар. Всеэто отлично понимали подводники и поэтому вели самое тщательное наблюдение за об-щей обстановкой: Только благодаря бдительности наших сигнальщиков лодке триждыудалось увернуться от торпед врага. К сожалению, несчастье все же случилось с наши-ми товарищами. На пути в Сан-Франциско была торпедирована лодка «Л-16». Спастикого-либо из экипажа не удалось. Только 25 лет спустя из иностранной печати сталоизвестно, что это подлое нападение совершила японская подводная лодка “И-25”». «Интересны были встречи с американцами на базах в Сан-Франциско и Датч Хар-боре. Это были радушные, теплые встречи. Американцы дарили русским морякам суве-ниры, просив угостить их черными сухарями и борщом. Были и необычайные просьбы.Ну, например, показать настоящего большевика с рогами. Американцы были удивленытем, что перед ними предстали подтянутые, выбритые, хорошо одетые, корректные рус-ские матросы. Чувствовалось, что они представляли наших моряков совсем иными. Из Сан-Франциско путь дивизиона пролег к Панамскому Каналу, на Кубу, черезКарибское море к берегам Канады в порт Галифакс. У берегов Кубы лодка “С-56” былаатакована неизвестной подводной лодкой. И только благодаря высокой выучке тихооке-анской школы “С-56” сумела отвернуть от двух торпед». «В американских водах нас застал сильный ураган. Такие ураганы обычно носятженское имя. Он трагически закончился для многих надводных кораблей различныхстран. Наш же отряд продолжал упорно идти к цели. Вот как описывает этот ураган В.И. Дмитриев в книге “Подводники атакуют”: “Крен доходил до 38 градусов и то вы-соко задирал нос подводной лодки, взбиравшейся на гребень очередной волны, то вверхвзлетала корма, и винты вхолостую рвали воздух...”». «Моряки прилагали неимоверные усилия, чтобы сохранить живучесть лодок, –продолжает свой рассказ папа. – Плохо было с водой. На каждого члена экипажа всутки приходилось всего по пол-литра пресной воды и два литра воды опресненной сморя. Если учесть, что внутри лодки при переходе температура воздуха поднималасьдо 40 градусов, нетрудно представить, как нелегко было всем нашим экипажам в этомпереходе. После Галифакса «С-51» пошла самостоятельно – одна в Исландию, порт Рейкья- 15 15

вик, а остальные пошли в Англию для ремонта. Из Рейкьявика путь лежал в Мурманск с заходом в Ледовитый океан для сня- тия зимовщиков. Ближе к Ледовитому океану над поверхностью морской глади гуляли снежные бури. Всплывая на поверхность после погружения, лодка покрывалась льдом, напоминая собой плывучий айсберг. Помню, как после перехода через Ледовитый океан, а затем и Баренцево море, мы с волнением приветствовали одиноко торчавший из-под воды утес. Командир лодки разрешил это сделать, невзирая на постоянную опасность вражеского нападения. Командир Иван Фомич Кучеренко прекрасно знал, как важно это было нам, каждому члену экипажа, увидеть родную землю». «Из других боевых походов, особенно памятен поход осенью 1943 года. Проходя вдоль берега Норвегии в непосредственной близости от минных полей, вдруг заметили группу самолетов противника. Срочно ушли под воду. А вскоре подо- спел вражеский тральщик и два катера-охотника. Начали раздаваться взрывы глубин- ных бомб, причем через определенный интервал времени. – Готовят путь для каравана, – предположил наш командир, – подождем. Через некоторое время появился эсминец, два сторожевых корабля, тральщики. В середине каравана – два крупных транспорта. Над караваном самолеты охранения. – Идем ближе к минному полю, – решил командир. – Атаковать будем оттуда, откуда нас меньше всего ждут. Положение, конечно, было не из веселых: позади мины – впереди противник. На одном из транспортов на палубе фашисты, оркестр, военная тех- ника. Похоже, что все внимание врага направлено в сторону моря. Эсми- нец как гончая делает круги вокруг каравана. Командир приказывает: «Носовые аппараты, товсь! Интервал 4 се- кунды, глубина... Пли!!!». Последовали один за другим четыре толчка. Попадут или нет? Все в напряжении. Очень томительно ожидание этих нескольких десятков секунд. Но вот доносятся характерные для торпед взрывы. Один... два... три... четыре! Командир в перископ видит, как на- клоняется на борт транспорт с веселящимися фашистами, и как враже- ский эсминец идет ко дну с оторванной кормой.. Лодка пошла на погружение. Враг заметил ее. Над головой послышался шум вин- тов, всплески сбрасываемых бомб, а затем громовые взрывы. Чтобы оторваться от преследования командир принял необычное решение – уйти16

под минное поле на глубину ниже 80 метров. Слышно было, как фашистский тральщикустремился в нашу сторону, явно слышен шум его винтов у нас над головами. Вдруг,прогремел огромной силы взрыв и шум винтов тральщика прекратился. Он подорвалсяна своей же мине. “С-51” благополучно возвратилась к себе на базу и двумя залпамисалюта оповестила о своем прибытии к берегу Екатерининской гавани. Это было ра-достное возвращение. Ну, а однажды было совсем тяжело. Думали – конец... Шли на сближе-ние с вражеским караваном и вдруг были обнаружены самолетами охранения, ко-торые сразу же начали сбрасывать на нас бомбы. Но командир смело направил С-51 в кольцо охранения. Лодка поднырнула под него, вышла с другой стороны к транс-порту и дала торпедный залп. Танкер водоизмещением в 14 тысяч тонн загорелся и началтонуть. Корабли охранения бросились в преследование за нами. Более суток настигалилодку глубинные и авиационные бомбы. Казалось, что взрывы раздирают весь корпуслодки. В один из минутных перерывов, когда враг прощупывал локатором местонахож-дение лодки, услышали скрежет минного троса о правый борт. Скрежет прошелся относа до кормы. Слышно было, как трос соскочил с горизонтальных рулей. Вроде про-несло. Все облегченно вздохнули, как вдруг неимоверной силы взрыв потряс лодку. Еерезко подбросило вверх, а затем она под большим углом стала стремительно падать наглубину. В некоторых отсеках погас свет, из аккумуляторов полился электролит, началовытекать горючее из внутренних емкостей. На глубине 150 метров нос лодки ударился огрунт. В этот момент мы больше всего опасались, что могут взорваться свои же торпеды. К счастью смертельной беды не произошло. Вмешательство торпедистов Новико-ва и Воробьева предотвратило взрыв. А немцы, посчитав, что подводная лодка русскихподорвалась и погибла, потеряли к ней интерес и ушли к себе. Мы же, тем временем,вернулись на базу. Там узнали, что в месте торпедирования вражеского танкера продол-жает гореть море. Танкер вез горючее. Немецкое радио сообщило, что лодка русских,потопившая танкер в Варан-Гер Фиорде, уничтожена. Над этим сообщением моряки отдуши посмеялись». Приходилось Алексею Николаевичу участвовать в обезвреживании плавающихмин, оказавшихся на курсе наших судов. Представьте бушующее море, волны вздыма-ются высотой с двух - трехэтажный дом. В них пляшет рогатый шар – плавучая мина.Навстречу ей на «тузике» плывут четверо моряков. Их задача – приблизиться к мине,прикрепить боевой подрывной заряд, а затем, оттолкнувшись, отплыть от нее. Нужнанастоящая выучка, чтобы победить в таком единоборстве. – Чувство долга, ненависть к врагу руководили всеми нашими поступками. Для 17 17

каждого из нас главным было обеспечить безукоризненную работу всех механизмов и систем корабля. Находясь в своем отсеке во время похода, каждый из нас хорошо знал, что в нужный момент он услышит спокойный голос командира Кучеренко Ивана Фоми- ча, объявляющего приказ или поздравление с успешным выполнением поставленной задачи. А главное там, на базе, ждали нас только с победой. Капитан второго ранга Иван Фомич Кучеренко пользовался авторитетом, уважением и любовью всего экипажа “С- 51”. «Не скрою, я горжусь, что в общем успехе экипажа “С-51” есть и мой скромный вклад, – заканчивал свой рассказ ветеран. Командование высоко отзывалось о годах службы Алексея Николаевича. После окончания войны, в числе других североморцев он был послан в Москву для участия в Параде Победы 24 июня 1945 года. Сводный батальон моряков шел за колонной, кото- рая несла фашистские знамена. Он видел, как несли эти знамена и бросали к подножию Мавзолея. Это была самая величественная минута парада. Не забыть ему и ту радость, то ликование, которыми сопровождали победителей благо- дарные москвичи. «После Парада батальон моряков шел по улице Горького буквально в людском коридоре, нас забрасывали цветами, в строй забегали девушки и целовали мо- ряков. Многие плакали. Плакали и улыбались. У всех в глазах сиял восторг. Со всех сто- рон неслись приветствия, возгласы «Ура!», поздравления с Победой на протяжении всего пути нашего следования». Галина Лаванова18

I.Со слезами на глазах 19 19

20

О ПАРАДЕ ПОБЕДЫ В МОСКВЕ 24 июня 1945 г. Вскоре, после окончания майских праздников, в г. Полярном, близ Мурманска,где базировались подводные лодки Северного флота, часть моряков-подводников быланаправлена в распоряжение местного полуэкипажа при комендатуре. Это унылое стро-ение, окруженное забором, охватывающее изрядную территорию плаца, покрытого ще-бенкой, где – два-три служебных строения и еще клуб, именуемый среди молодежи,особенно среди девчат, клубом «трех коней». Ореолом таинственности было покрыто это название – «трех коней». Туда с удо-вольствием ходили ребята и девчата на танцы, да краснофлотцы, когда получали уволь-нение на четыре часа, не более. Это, несмотря на войну – все темно, маскировка, авозле клуба горит синяя лампочка, потому как синий свет для самолетов неразличим, аМурманск – вот он, рядом. На каждую ночь несколько бомбежек, да таких, что длятсячасами. Много домов в Мурманске зияло пустыми черными проемами окон и дверей,но город жил, работал, боролся, защищался. Молодожены рожали детей, несмотря навойну. Так вот, оказалось, что клуб «трех коней» назван потому, что в больших городахсуществует морской экипаж, формирующий состав военных на корабли, а здесь – по-луэкипаж. В пересчете на конный экипаж высокопоставленных чиновников, в которыйзапрягали шестерых лошадей, на полуэкипаж выпадало только три лошади, отсюда иназвание: «три коня». Так вот: мы отправились вольным строем от подводников в полуэкипаж. Старшегоназначить нам не успели или забыли. Пока на ходу мы договаривались, кому быть стар-шим, нас остановил военный патруль из ополченцев – очень пожилой солдат с лычкойефрейтора на погонах, с винтовкой на плече и красной повязкой на рукаве. Ох, как мыне любили этих солдат-ополченцев, которые были грозой для нас во время случайныхсамоволок за проходную на свидание с любимой девчонкой. Война уже закончилась, новоенное положение еще действовало, и это давало патрулю очень большую власть. Длянас он – «дедушка» потребовал «старшего», а поскольку его не оказалось, то приказалследовать за ним в комендатуру. Выручил капитан-лейтенант, Герой Советского Союза, командир дивизиона кате-ров, который знал многих из нас. Разобравшись в чем дело, он назначил старшего и подсвою ответственность приказал ефрейтору отпустить нас. В полуэкипаже мы, моряки, 21 21

хватили лиха – с утра до обеда и с обеда до ужина осваивали науку царицы войны пехо- ты. Иногда, даже перед сном, на вечерней прогулке строем лупили ногами природную щебенку огромного двора. Многие не выдерживали. Пользуясь присутствием своих ко- раблей в бухте, под разными предлогами убывали из нашего состава. А тем, кто служил не на кораблях, или вроде нас, стояли на ремонте, деваться было некуда. И так почти до конца мая. Вообще, если посмотреть со стороны на наш вид, то картина была довольно-таки печальная. Все усталые, похудевшие, но загорелые, одеты по-разному – у кого форма светлая, у кого темная или старая. Ботинки у всех разбитые. Во второй половине мая началась подготовка к параду Победы в Москве. Раз готовят к параду, то должны одеть. Однако только закончилась война, и боти- нок хромовых не оказалось. Мы получили новую форму, финскую. Такую же, как и у нас, но шинели – грубые и очень тяжелые. Зато форменки и все остальное было отече- ственное и очень хорошего качества. Перед поездкой в Москву в нашем составе оказались в основном москвичи или те, кто из Подмосковья. А из состава нашей подводной лодки «С-51» всего несколько чело- век: Коля Жмотов, Коля Верегин, Паша Хазов, Коля Федосов, да и вот я. И кто сказал, что состав подбирали строго по росту, не ниже 175? 175 было только у Коли Жмотова, у остальных 170 и меньше. У Федосова всего 168. Он у нас числился маленьким. Перед отправкой в Москву стало холодно, и мы с удовольствием носили тяжелые, но очень теплые финские шинели. В пассажирских вагонах ехали в Москву с радостным настроением свободные от корабельной тесноты, корабельных дел. В Москве нас определили в Московский экипаж на Соколе, и мы вошли в состав сводного морского батальона. Служба была однообразная – строевая подготовка с утра до вечера. Питание – не ахти какое, но калорийное, и никаких увольнений в город. Вози- ли нас тренироваться в Химки, на площадь у речного вокзала. А тренировал нас майор Лобода, вечный майор, уже много лет в этом чине. Он всегда готовил моряков на парад и имел 6 именных часов за эту работу лично от К.Е. Ворошилова. Неутомимый, с веселым характером он гонял наши шеренги, редко давая передохнуть. Но зато во время каждого перекура вынимал из кармана еще не начатую пачку папирос «Казбек», брал себе одну папиросу, а остальные отдавал нам на растерзание. В Москве было жарко и нам очень доставалось в этих финских шинелях. Балтий- цам и черноморцам было легче. У них была форма в бушлатах, подогнанных по фигуре.22

На этой жаре во время тренировок некоторые даже падали. Конечно, мы съедали свойобед молниеносно. А кто там сказал, что ежедневно выдавали всем по 100 г. спиртногона обед? Ничего подобного. После обеда опять в Химки, на тренировку. А после ужина– скорее бы до койки. Перед генеральной репетицией 2 дня подгоняли форму. И нам тут повезло, погодатеплая. Форма одежды летняя. Шинели отменяются. Бескозырки в белых чехлах и голу-бые воротнички форменок. Первую генеральную репетицию Лобода устроил у нас на Химках, оттачивая рав-нение в рядах и шеренгах – шаг длиной в 1 м 20 см, со скоростью 120 шагов в минуту.Нашей роте довелось быть при винтовках на плече, а потом по команде, кидать ее «наруку», как во всех традиционных морских парадах. А эта, под пять килограммов штука,вначале оттягивала руку, болталась с примкнутым штыком. Но потом тяжесть винтовкиперестаешь чувствовать совершенно, и она спокойно стоит у тебя на ладони, не шелох-нувшись. Прибалтийцы маршировали только с автоматами, висевшими на шее. Ох, изавидовали мы им. Автомат… Тогда это была полусказочная мечта каждого моряка. И вот генеральная репетиция. Привезли нас в летней форме до Белорусского вок-зала. В четыре часа утра. Прохладное утро. Сидим в открытых грузовиках «Додже» потридцать человек. Машин много и со стороны смотреть очень красочно, правда, на ско-рости очень мерзнем, но не показываем вида, не согреваемся прижавшись. А потом долгий путь до Красной площади с остановками и ожиданиями. Различ-ные перестроения. И, наконец, на своем месте – у «ГУМа» с левой стороны, лицом кмавзолею. А затем все как всегда: рапорт, поздравление и маршировка перед мавзолеем. Всеэто показано и описано не один раз. По суждению экспертов мы, моряки, прошли оченьхорошо и красиво и, как оказалось, лучше, чем потом на параде. После прохожденияКрасной площади нас дожидались грузовики где-то у площади Ногина. Теперь опять подгонка, чистка обмундирования. Нам выделили, наконец, хромо-вые ботинки. И вот сюрприз: на подушке, у каждого лежала новая медаль «За победунад Германией». Она была впервые выдана только участникам парада с обязательнымее ношением на груди. Затем день отдыха. И вот 24 июня. Опять 4 утра и опять движение по улице Горь-кого. Но теперь быстро, почти без задержек. На своем месте ожидаем долго и, кажется, 23 23

что очень долго. А часы на Спасской башни – вот они, напротив. Но вот – команда. Все замерли. Никакого кашля или чихания. Торжественность и строгость как бы царили над Красной площадью. Это ощущение, а не красные слова. Вот и Жуков на коне. Рапорт, объезд войск. Мы восторженно кричим трехкрат- ное «Ура!». Начался марш. Проходим вдоль ГУМа, поворот к историческому музею, затем поворот вдоль мавзолея и трибун. Только выровняли шеренги, как вдруг неожи- данная заминка. Неожиданная потому, что мы не знали, что будет происходить впереди. Когда мы стояли в шеренгах перед маршем, то видели перед нами колонну солдат с опущенными флагами в руках. Флаги были разные – черные, серые, красные с черной свастикой, с гербом, серебряные с орлами и набалдашниками, большие и малые, бо- гато и скромно отделанные, длинные и короткие, расписанные золотом и отделанные мишурой. Некоторые порваны, видимо побывали в боях. И почти на всех фашистская свастика. Поскольку в ожидании мы стояли «вольно», то есть: с мест не сходить, громко не разговаривать, не курить, то мы сначала не очень обратили внимание на эту колонну и потихоньку обсуждали, что это могло бы значить. Досталось несколько колких шу- точек ребятам, держащим эти штандарты, – настолько в нашем сознании была сильна ненависть ко всему фашистскому. В процессе дальнейшего марша эти знаменоносцы оказались впереди, а, уделяя внимание на равнение и чеканный шаг, ожидая команду переброски винтовок с «плеча» на «руку», мы уже не могли за ними наблюдать. И вдруг эта колонна сходу поворачивает направо и идет к мавзолею, неся свои флаги на вытянутых руках и касаясь ими земли. Вот это была заминка в нашем марше для пережидания, когда будут брошены фаши- стские знамена к подножию мавзолея и колонна вернется на свое место. Марш про- должался, а у нас появилась гордость за этих ребят, которым посчастливилось бросать знамена побежденных к ногам победителей. Минутная заминка прошла. Да она и не была замечена со стороны трибун и мав- золея. Прошли мы под аплодисменты не только трибун, но и присутствовавших на мав- золее. Конечно, каждый искал глазами И.В. Сталина. Он был на трибуне мавзолея. Как только прошли мавзолей, начался дождь. Вначале редкий, а когда мы повер- нули влево от Спасской башни, то припустил сильнее, но пришлось все равно идти в строю, теперь уже вольно, без равнения, почти бегом. Дождь шел недолго, такой летний,24

не очень холодный и не очень сильный, не грозовой. Нельзя сказать, что мы промоклидо нитки. Но промокли. И опять у площади Ногина мы собрались сводным морским батальоном и мар-шем, под оркестры, чеканным шагом и строгим равнением прошли Дзержинскую и Те-атральную площади, затем Охотный ряд. Всюду была уйма народу. Подходя к улицеГорького, мы шли буквально в людском коридоре. Улица Горького была запружена на-родом. И тротуары, и вся проезжая часть. Нам оставалась только узкая полоска околоправого тротуара. Теперь шли более свободной колонной, по 4 в ряд. За нами шли ле-нинградские моряки с оркестром, что очень помогало идти. Оркестр не умолкал. Но нетолько это помогало идти. Мы шли до самого стадиона «Динамо» под несмолкаемыеаплодисменты стоящего стеной с обеих сторон народа, под несмолкаемое разноголосое«Ура», в котором звучали переливы женских голосов. От гостиницы «Интурист» и досамого района грузинских улиц. В строй постоянно врывались девчата, целовали кого-ни-будь из нас. Целовали и женщины в возрасте. А кто постарше, провожали нас и плакали.Некоторые – крестили, плакали и расцеловывали. Это были слезы народного ликования.Особенно досталось нашим крайним рядам, их постоянно расцеловывали девчата. И ча-сто забегали в середину рядов, ломая строй. Было очень сложно сохранить тот чеканныйшаг и равнение. Но мы старались. Гордые, счастливые, недоступные, я бы сказал – в ве-личии, в нашем строю победителей. И цветы. В строй все время летели букетики цветов.Небольшие, зачастую скромные, полевые. Не было шикарных, не было роз и гвоздик. Даи тюльпаны не запомнились. А вот по скромным цветам мы прошли до самого стадиона«Динамо». Недалеко от Белорусского вокзала свернули влево на боковую улицу, чтобыкак-то передохнуть. Да и с 4 часов утра появились потребности. Но где там… Народ бы-стро разобрал нас на кучки, расспрашивал. Многие старались пожать руки, погладить поплечу. Дети просто легонько и робко притрагивались. Все старались поздравить, обнять ирасцеловать. Переулок узкий. Во всех домах раскрыты окна. В них гроздьями сидят иливысовываются люди, зовут пить чай, приглашают в гости. Девчонки выбегают из домов ибуквально тащат «зайдите на минутку попить чайку…». Но куда там с нашей винтовкой.Вот окружили одну из групп. Подняли нашего Федосова, и давай подбрасывать вверх. Изаразительно пошло. То там, то здесь, начинали качать одного за другим моряка – качатьпо русскому обычаю. И опять приветствия, поцелуи. И слезы, слезы. И смех, и улыбки.Смеха, поцелуев и улыбок конечно гораздо больше. А слезы у всех молчаливые. И в мо- 25 25

крых глазах сквозь слезы светится счастье от окончания этой священной войны и горе от личных потерь. Это надо было видеть, надо было пережить, в этом принять участие. И нам выпала эта честь. Во время короткого отдыха, мне с Федей Гаврюшиным, моим другом, вначале не довелось побывать в гостях. Потому что нам выпало охранять составленные в козлы винтовки. Это когда винтовки ставят на землю прикладами под углом, а штыки соединя- ют вместе. Мы при этих пирамидах – часовые. Народ, стоящий вокруг нас стеной, ува- жает нас, и поэтому близко не подходит. Только ребятишки 5-7 лет смотрят на винтовки и на нас восторженными глазенками. Некоторые, что посмелее, подбегают рывком к винтовкам, погладят их рукой и обратно бегом к родителям. Вот тихонько подошла ко мне девчушка в косыночке, постояла рядом, вплотную. Потом дотронулась до моей правой руки, левая была занята винтовкой «на плечо». Дев- чушка прижала мою руку к глазам своим и, осмелев, уже двумя ручками ухватила по два моих пальца. В этой позе стояла несколько минут, глядя голубыми бездонными глазами в слезах в мое лицо. Эту сцену прервала другая, тоже худенькая девчушка. Она реши- тельно подошла к нам, слегка надула свои щечки, толкнула боком первую девчушку и ухватила своими ручонками мой свободный пятый палец. Она горделиво оглядывала окружающих – вот, дескать, какая я смелая. Потом махнула рукой, и к нам подбежали еще несколько ребятишек, а затем еще и еще…! Вскоре нас с Федей буквально облепила ребятня. Начали подходить и взрослые. Но к оружию не подходили. Вот подошла, на мой взгляд, тогда, бабушка, женщина лет пятидесяти. Улыбается, но в глазах слезы. Тихонько спрашивает: «…Морячок, а моего случайно не встречали? Григорьев Николай... На море воевал…, давно не пишет… Может, слышали?..» А моего – не встречали?.. Этот вопрос звучал не один десяток раз, а сотни, на всем протяжении нашего пути следования с Красной площади до района Сокола где мы ба- зировались. А это пешком в строю около трех часов. «… Может, видели… по случаю… Может..? Может??!» Вот подошла бабушка с платочком скромным в руках, трижды перекрестила меня и прошептала «...А мой в танкистах… пол года нет писем… Грищенко Витя, из-под Харькова…, может быть Вам доводилось с ним?.. по случаю?..» Что ответить на эти вопросы? По разному? Нет, не случалось… Нет, не встре- чал… Не доводилось… Тихо… Горестно… Первым нашелся Федя Гаврюшин: «А как же, видел. Это который высокий? Ху-26

денький?» – Нет, он не высокий, но худенький… Федей зовут. – Как же мой тезка.… А что высокий – так видно подрос… и худенький. Женщина охнула, как-то присела, глаза ее широко раскрылись. Красивые, кру-глые, карие. Они, глаза, наполнились неописуемой радостью и счастьем. – Неужели?! Правда?! И жив?!! Мой Федя, сынок, жив!! – Да, конечно, мы еще закуривали с ним, у меня была махорка, и я его угощал…– твердил Федя. Женщина уступает место другим, потихоньку отходит, но еще долго слышно еегромкий радостный голос: «Федя, сынок мой, жив!!» Ко мне пробирается, на вид неказистая, скромно одетая, с измученным выраже-нием лица, высокая женщина, с поблекшими от слез серыми глазами. останавливаетсярядом и нерешительно, как бы извиняясь, говорит быстро-быстро надтреснувшим го-лосом: – Мне пришла похоронка на моего Андрюшу… Под Берлином… Как раз в Деньпобеды, 9 мая… Вот только недавно, 3 дня… Может быть ошибка? Ведь правда говорят,что потом человек оказывается в госпитале и возвращается домой живой, хотя бы и ка-лека… Вы не знаете а, морячек? Я твердо говорю: «Да! Знаю! Ждите должен вернутся ваш Андрюша живой». Женщина согласно кивает головой… «Я мама его Ксения Петровна. Вот соседитоже говорят, чтобы непременно ждала, ведь всякое бывает…» Наши беседы прерываются пришедшей нам сменой. Мы уходим с поста и момен-тально окруженные ватагой девчат и подростков, втаскиваемся во двор, а с оставленно-го поста доносится очередное: «… А моего не встречали… Случайно..?» В тесной московской квартире еле успеваем отвечать на беспрерывные вопросы.Вокруг меня склонилось человек двадцать, образуя как-бы шатер. Стояли сзади на та-буретках и стульях… Угощают соленой килькой и жареной на воде картошкой. И чайвприкуску с кусочками сахара, поколотого маленькими никелированными щипчиками.От души!.. И водка «сучек». Одна пол-литра на всю компанию… Мы от водки отказались. Кильку с картошкой попробовали, похвалили: «Вкусно».А бледный чай вприкуску с удовольствием выпили. Девчата к нам прижимаются, стараются прильнуть ближе к лицу. То и дело слы-шен восторженный шепот: «Морячок…» 27 27

В это время в открытое окно доносится громкая команда: «Станови…и…и…сь!!!» Продолжаем наш путь в строю дальше. Опять в сплошном людском коридоре. А на случайных кратковременных остановках опять и опять вопросы: «А моего не встре- чали… случайно..?» И так сквозь скопления людей, под крики: «Ура!» и «Привет победителям!..». По букетикам цветов, до самого Сокола, где базировались.28

ДЛЯ ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ Командир краснознаменной подлодки «С-51» и его экипаж Герой Советского Союза Иван Фомич Кучеренко Был в действиях нашей подводной лодки одним из первых на тихоокеанском фло-те в различных ситуациях: Утопил учебную торпеду, что грозило потерей карьеры. Но мы ее достали с глу-бины 30 метров, сами. Признан лучшим по исполнению торпедных атак. Попал в свои противолодочные сети у острова Аскольд и своротил набок носовуюпилу – «украшение» подводных лодок типа «С», а так же протаранил деревянную баржу иэто именно в праздник дня Военно-морского флота в 1942 году. Премирован показательным выстрелом – боевой торпедой. Проник в японскую военно-морскую базу для разведки. В которой однажды лод-ку, среди дня выбросило на поверхность бухты, где стояли сотни военных кораблей Япо-нии. Вел флагманскую лодку во время перехода подводных лодок из Владивостока вМурманск через 9 морей и 3 океана – через Америку. Разрешил экипажу купаться в океане на ходу лодки при подходе к Панаме, дер-жась за «пилу», несмотря на опасность быть атакованными лодками или авиацией про-тивника. Совершил лихую перешвартовку под дизелями в Датч-Харборе на Алеутскихостровах – в американской военно-морской базе. Совершил подрыв плавающей мины шлюпочной командой. В одной встрече с врагом потопил четыре вражеских корабля. Первым салютовал в Полярном о победе – не холостым, а боевым зарядом и избольшой пушки. Первым опробовал беспузырную стрельбу залпом из 4-х торпед. Первым осуществил связь с самолетом при нахождении лодки на перископной 29 29

глубине. Первым из тихоокеанских лодок назначенный командиром дивизиона лодок типа «С», затем ставший командиром подлодок Прибалтики, а в дальнейшем начальником штаба подплава СССР. Высокого роста, хорошо сложенный, с открытым взглядом, немного мясистым носом и густыми бровями Иван Фомич сразу же привлекал к себе внимание. Не очень разговорчивый, но умеющий внимательно слушать собеседника, не перебивая, кто бы он не был. Иван Фомич не был скор на руку, наоборот, у него всегда была какая-то вы- держка или пауза, прежде чем он примет решение. Он не терпел вранья, и горе тому, кто начинал изворачиваться, врать или обвинять другого в своих грехах. Наша команда почти полностью состояла из молодых ребят призыва 1940 года, в основном из Москвы и центральных городов России, кроме главстаршин и офицеров. Иван Фомич ко всем относился по-отечески и в процессе совместной службы стал бли- зок нам по-отцовски. Он не был служакой. Все его действия, поступки и команды несли отпечаток какой-то теплоты, сердечности. У него была человеческая привычка: перед принятием важного решения на не- сколько секунд задуматься, затем пару раз крякнуть, как бы прочищая горло, затем по- трогать свой великоватый нос, обязательно почесать за правым ухом и только потом громко неторопливо высказать свое решение. Я не помню случая, чтобы в таких ситуациях решение отменялось или изменя- лось. У Ивана Фомича была отличная выправка, широко расправленные плечи и высоко поднятая голова. Несмотря на крупную фигуру, он ловко спускался и взбегал наверх по узкому трапу, а так же втискивался в рубочные люки. Выходец из опытных штурманов надводных кораблей, наравне с его напарниками Щедриным, Луниным, Маринеску и другими Иван Фомич прошел, курсы подготовки командиров подводных лодок и успеш- но завершал боевые походы. Нашим первым старпомом был Григорий Непомнящий. Человек из морской ин- теллигенции, старой «парусной» закалки, от которой осталось все: и громоподобные команды с раскатистым р…р!, пропитанные честностью и ясностью, сразу понимае- мые теми к кому они относятся, и высокая культура, и интеллигентность в разговорах и поступках, и жесткая требовательность, совмещенная с редкой справедливостью и четкостью, и настойчивость в требованиях к подчиненным, – все это одновременно со30

способностью привить высокий профессионализм в своем деле. Это был невысокий человек с крупной головой, длинными руками, кажущейсянебольшой, но очень крепкой фигурой. Он редко улыбался. Казалось, что он ни на когоне смотрит. Но он всех и все видел, как оказалось, – насквозь. Гриша, как мы звали егоза глаза, был по званию капитан-лейтенант. Все мы думали, что это наш будущий коман-дир. Но прислали Кучеренко Ивана Фомича в звании старшего лейтенанта. И в такомположении мы провели всю зимовку за кромкой льда в 1941-42 годах. Командир былпо званию ниже, чем старпом. Но ни разу не было замечено в обращениях между нимини превосходства, ни неприязни. А спустя некоторое время старпомом к нам назначилистаршего лейтенанта Юдовича. Юдович – красавец, мужчина во всех отношениях – высокий, стройный с оченькрасивым лицом, мягким голосом и слегка вкрадчивой речью, даже ласковой, можносказать. Мы ни разу не слышали, чтобы Юдович повысил голос, в отличие от ГришиНепомнящего. Юдовичу было конечно легче вписаться в наш экипаж, потому что онполучил в свое распоряжение личный состав вышколенный, качественно обученный, доавтоматизма исполняющий безупречно свои обязанности, даже в мелочах. Уже спустя десятилетия, на встрече, будучи ветеранами, через 30 лет после вой-ны мы вспоминали жестокую школу Григория Непомнящего с благодарностью. Ведь,я думаю, что благодаря именно им привитой нам выучки мы смогли уцелеть в боевыхпоходах. А на мягких в обращениях командиров нам везло. Таким был и комиссар лодкиСергей Миронов. Слегка надменный, с бледным выхоленным лицом, с постоянно под-рагивающими губами он никогда не вникал в дела командира лодки. Но к остальнымобращался подчеркнуто-поучительным тоном. Это был грамотный комиссар, вероятно,выходец из потомственной учительской среды. Мягким по характеру также был и старший лейтенант Петр Прокопчук, коман-дир торпедно-артиллерийской части. Неразговорчивый, почти замкнутый в себе артил-лерист, прекрасно владеющий своей специальностью, Прокопчук никогда не торопился.Даже по тревоге бегал по трапу как-то медленно. На вид он был каким-то недоступными непривлекательным для собеседника. Но за всем этим скрывалась высокая требова-тельность в служебных отношениях и дружеское расположение. Среднего роста, с мешковатой фигурой, белобрысый, с слегка одутловатым ли-цом, плавными движениями рук он производил контрастное впечатление со своим глав-ным помощником, старшим комендором. 31 31

Комендор был высокого роста, мощного телосложения с раскосыми глазами, большим, как луна круглым лицом, маленьким носиком, с черной шевелюрой на голове и очень смуглой кожей, бурят по национальности, Николай Дерябин. А наш штурман Вадим Комиссаров смотрелся как молодой паренек. С круглым небольшим личиком, забавными веснушками под глазами, пухленькими губами и щеч- ками. Казалось, что глаза его все время смеются, несмотря на почти мальчишескую на- пускную серьезность. У него была спортивная фигура, как у гимнаста, да он и был гим- настом – имел высокий разряд в этом виде спорта. Комиссаров постоянно возился со своим помощником – штурманским электриком, ремонтируя свой гирокомпас. К этой паре у остального экипажа было особое, умильное отношение. Не только из-за сложности обслуживания этой техники, но и в связи воз- можностью расходовать для ее ремонта особую жидкость с высокими градусами, запах которой распространялся по всему центральному посту. А еще был Кочуров – командир пятой боевой части – механик корабля. Когда бы ни проходил он через пятый отсек – всегда тыкал пальцем в живот вахтенному мотори- сту, а каждому члену экипажа задавал какой-либо каверзный вопрос из знаний долж- ностной техники или истории флота. На невразумительный ответ он хохотал, запроки- дывая голову, резко обрывал хохот и чеканил: «…Не знаешь! Скажи своему старшине, чтобы он обучил тебя…». На скуластом, худощавом с кривыми ногами Кочурове форма висела, как на ого- родном чучеле и вечно за что-то цеплялась. Но он был умницей, ходячей энциклопедией. Он все знал, о чем бы его ни спросили. Но рассказывать не любил. Во время затрудни- тельных ситуаций в разговоре задирал голову вверх, сжимая крепко губы, слегка прич- мокивал, прикрывал глаза и замирал в этой позе. Так он мог стоять минутами, чем оза- дачивал собеседника. Прерывая эту стойку, выкладывал с хохотом четкий ответ. Или же опять-таки с хохотком и причмокиванием говорил: «… Нет, не знаю…». Он вечно опаз- дывал к столу в кают-компанию во второй отсек. Робко подходил и тихонько говорил: «– Можно к столу?». Кучеренко слегка кивал головой, давно смирившись с этой привыч- кой механика. Но комиссар Миронов обязательно делал ему внушение: «Опять опаздыва- ете…». Кочуров извинялся и тихонько усаживался за стол. Так в кают-компании повто- рялось ежедневно все года службы на «С-51». Еще одним офицером на лодке был старший военфельдшер Савченко. Выходец из глубокой деревни, судя по поведению, был очень забавный на вид. В его распоряже- нии, кроме оказания медпомощи, было снабжение продуктами питания и соблюдение32

полного рациона на протяжении всего плавания. Из всех нас он был самый жадный. Некурил и спиртного в рот не брал. Его, не запоминающееся лицо с пухлыми, всегда мо-крыми, как у младенца, сосущего пустышку, губами, вызывало веселые шуточки средиэкипажа. У него почему-то все время подрагивали и потели руки сильнее, чем у комис-сара Миронова. Говорил очень слащаво и медленно, сюсюкая. Наш кок Самохвалов Федя на гражданке был искусным кузнецом, а, здесь, рабо-тая коком, все время ворчал на военфельдшера: «Опять выдал одну банку на четверыхтушенки (или сгущенки, или …)». Но Федя Самохвалов всегда умильно улыбался свое-му начальнику, видимо потому, что Савченко иногда поощрял кока стопочкой из морско-го пайка, сочувствуя его изнурительному ежедневному труду у плиты. Правда, всегда соговоркой и назиданием. И еще. Военфельдшер не переносил качки. Как только волназа бортом достигала всего лишь трех баллов, он бледнел, ложился на койку, брал пакети пластом валялся, пока не заканчивался шторм или лодка уходила под воду. Качку не переносили, не могли перебороть ее или противостоять ей комиссар Ми-ронов, старшина торпедистов Новиков, старший радист Осьминкин и военфельдшерСавченко. Осьминкин и шифровальщик Коля Жмотов для нас были загадкой и таинствен-ностью. Оба высокого роста, красавцы. Даже лицами чем-то похожи, они редко выходилииз своей маленькой радиорубки, где было царство секретности. Любимцем всей команды был командир группы движения лейтенант Карпет-ченков Иван. Как офицер и командир он ничем не выделялся среди личного составалодки, но его обаяние и товарищеская симпатия к нему выделяла его из всех. Симпа-тичный Ваня Корпетченков при первой же встрече становился другом для собеседника. Мы в команде часто играли в шахматы, устраивали турниры. Но Ваня Корпетчен-ков всегда отказывался принимать в них участие. Однажды во время дальнего походамы в лоб задали ему вопрос: «Почему? Ведь вы играете в шахматы!..». Иван ничего неответил и ушел на центральный пост. После обеда пришел к нам в пятый отсек и сказал:«Ну, давайте, сколько у вас здесь чемпионов?..». Нас оказалось пятеро. Расставили фи-гуры на шахматной доске, установили ее на регенерационной тумбочке… Нашему удивлению не было границ, когда Ваня сел спиной к шахматной доске, ипроизнес: «е-2, е-4 и Ваш ход…». Так сидя спиной, не глядя на доску, он – один противпятерых «чемпионов» – за двадцать ходов влепил нам мат. 33 33

И еще маленький секрет, который мы тщательно и наивно скрывали друг от друга. У Корпетченкова в Полярном в нашей бригаде подводных лодок работала парикмахер- ша, как оказалось – жена нашего Ивана. Чуткая, очень красивая, обаятельная, молодая женщина, с ласковыми нежными руками и большими карими глазищами. К ней всегда была очередь. Мы всегда стремились попасть на ее кресло и после бритья обязательно сделать массаж, чтобы почувствовать ласку и тепло ее нежных рук. В дальнейшем Ваня Корпетченков получил тяжелую травму, описанную мной в рассказе «Медсестра» и уже, будучи командиром пятой боевой части нашей подводной лодки, был по состоянию здоровья переведен на берег. Командиром группы движения был назначен молодой лейтенант Завадский. Мой старшина мотористов Дима Груздев, улыбчатый и смеющийся по любому поводу с золотой фискалкой на зубах и полу блатными замашками, вероятно, был одес- ситом. В его лице было что-то цыганское. Но, похоже, что он был трусоват перед началь- ством. Невысокого роста, с тихой кошачьей походкой он любил шутливо подначивать всех и вся. За это на него многие сердились. Но Дима Груздев всегда был первым в труд- ных ситуациях. Во время сильного шторма в Татарском проливе, несмотря на огромную волну, грозящую выбросить за борт нашу шлюпку «тузик», укрепил на кормовой палубе сорванный волнами трап и щит. Когда во Владивостоке мы утопили учебную торпеду, он принимал участие в ее розыске и подъеме с глубины 30 метров. А когда мы запу- тались в противолодочных сетях, Груздев распутал металлический трос, обвившийся вокруг правого винта. При выходе из строя 4-го цилиндра левого двигателя, опять-таки Дима Груздев настоял перед Кочуровым делать ремонт во время пятибалльного штор- ма в открытом море перед подходом к берегам Сан-Франциско. И отремонтировали на ходу, не останавливаясь. Качественно, за три дня. Мне довелось сдерживать болтающу- юся крышку цилиндра двигателя весом в 470 кг. Втиснувшись между шпангоутами и, пружиня ногами во время переваливания лодки с волны на волну, я старался уравнове- шивать подвешенную на тали эту тяжеленную махину. Благодаря сделанному ремонту лодке не потребовалось заходить в Англию на ремонт, а мы смогли идти сразу из Ислан- дии в Мурманск. Старшина группы электриков Сигалов Леонид, высокий – самый высокий, под два метра с лишним ростом, угловато-прямолинейными руками, коленями и движения- ми напоминающий богомола – большого кузнечика, всегда учтивый и добрый ко всем не только в служебных вопросах, был в числе других евреев, числящихся на С-51. Да мы и не знали, не различали кто еврей, кто татарин или грузин, только разве при очень харак- терной внешности. У нас на лодке было одиннадцать национальностей. Леонид выде-34

лялся крупными чертами лица, очень крупной удлиненной кучерявой головой, густымибровями и мягкой обворожительной улыбкой. Был у Лени один недостаток – если онполучал нагоняй по службе, то срывал всю злость на первом встречном. А потом ис-кренне раскаивался. У нашего боцмана Брагина была бритва «опасная» с деревянной ручкой произ-водства артели «Труд» г. Вача. Ее особенность, вопреки немецким «Солингерам» илиамериканским «Жиллетам», состояла в том, что она быстро правилась на ремне и легкобрала любую бороду. Правда быстро тупилась. Вся команда, забросив заморские лезвия,одалживала побриться у боцмана Брагина. Он, добрая душа, никогда не отказывал. Этот, неказистый, щупленький, деревенского склада человек, кажущийся намногостарше своих лет, с очень прямой походкой, как будто у него не ноги, а ходули, с хи-тровато-добродушной улыбкой, был прекрасным горизонтальщиком. Он умел держатьлодку по горизонтали на абсолютном нуле искуснее всех знакомых боцманов. Брагин неустоял перед просьбой Иосифа Фридьева – старшины рулевых – «подержать» лодку нануле. В результате лодку выбросило на поверхность в самой середине Японской воен-но-морской базы, где мы несли разведывательную службу. А Сигалов, получив пустяковое замечание от старпома, в гневе вернулся в свойотсек и не обнаружил там, на штатном месте зеркала. Его все мы снимали при поль-зовании боцманской бритвой. Заглянув в 7 отсек, где я как раз завершал бритье, Леня сехидцей спросил: «А кто разрешил?..» Я оправдывался, что все и всегда и я не раз, такбреемся боцманской бритвой. Но Сигалов больше распалялся «Сейчас зеркало! А потомкомпрессора запустите!! А потом главные электромоторы включите!!!» И Сигалов пошелискать моего старшину Груздева, чтобы пожаловаться. Но Груздев был уже на берегу, амой командир отделения – Володя Корчагин, посмеялся вначале над случившимся, затемшироко раскрыл глаза и сказал: «А ведь, правда – сегодня зеркало, а завтра дизеля запу-стит…» Через полчаса на мостике мы повстречались с Сигаловым. Сам он не курил, новсегда имел при себе «Беломор» для друзей. Он отобрал мою самокрутку из махорки,протянул пачку «Беломора» в честь примирения и тихо сказал: «Не обижайтесь…». Ка-кая уже здесь обида, пустяк. И мы с Витей Базановым, сигнальщиком из рулевых, лиходокуривали содержимое «Беломорканала» целый день. Витя Базанов – рулевой, сигнальщик. Это он ушел добровольцем с нашей лод-ки в отряд разведчиков при штабе Северного Флота. Витя при взятии укреплений приЛиинахамари получил ранение осколком от снаряда и остался без правого глаза. По вы- 35 35

здоровлении он пришел из госпиталя в бригаду лодок, в родной «С-51». По тем строгим правилам ему уже не дозволено было быть на лодке. Тем более что лодке была объяв- лена готовность № 1, когда уже нельзя выходить из отсеков наверх. Но мы все-таки по очереди на пару минут выбегали на пирс, где сидел печальный Витя, и совали ему на прощанье консервы и вино из морского пайка. Витя Базанов – мой друг и соратник до конца его службы на «С-51». Затем мы потеряли друг друга. У меня сохранился наш обоюдный портрет сделанный перед пере- ходом лодки из Владивостока в Мурманск через Америку. На этом портрете Витя – за- долго до ранения. Помнится: вскоре после полученного сообщения о попытке торпедирования на- шей напарницы «С-56» у берегов Кубы произошло следующее: Мы шли своим курсом и средним ходом. Довольно-таки покачивало. В такое вре- мя на мостике лодки находятся только вахтенные. Остальным выход наверх запрещен. Курить разрешается по очереди и только в боевой верхней рубке, у рубочного люка. У управления рулем сидит Витя Базанов, наверху вахта: старший лейтенант Петр Прокоп- чук и сигнальщик Паша Поздняков. Временами Прокопчук справляется у рулевого: – На Румбе?.. – На румбе 120, – раздается голос Вити. – Так держать!.. – Есть держать 120. – И так периодически. Лодка ритмично переваливается с борта на борт. Чувствуется ее стремительное движение. Мы с Колей Веригиным, радистом, докуриваем свои сигареты. Надо готовить- ся к вахте. Я уже взялся за поручни трапа, чтобы соскользнуть вниз в центральный отсек, как вновь раздалось спокойное и громкое Прокопчука – На Румбе?.. – На рум…, – ответ прерывается резким выкриком. – Право на борт! Стоп правый дизель! Левый дизель полный, самый полный. – Правый мотор назад! Самый полный!! Еще обороты, до предела!! Витя едва успевает перекладывать руль, выполнять команды по телеграфу, сооб- щая об этом на мостик. Боевая тревога! Моментально все на местах… Вот промелькнул командир Куче- ренко – бегом по трапу на мостик. А я стремительно, не помню как, оказался в пятом отсеке у своего дизеля…36

Лодка содрогается от резкого поворота и накреняется при циркуляции… А было так: Паша Поздняков утомленно поворачивал голову, старясь превозмочьусталость, и видит: вдали на поверхности моря что-то ярко блеснуло, как солнечныйзайчик и вокруг него, в пене вздыбилась морская вода. – Справа торпеда!!! Глаза неотрывно прикованы к бегущему прямо на лодку пенному следу. Теперьвсе зависело от команд Прокопчука, действий рулевого Базанова, а так же дизелистов иэлектриков. Нос лодки круто поворачивается, корпус накреняется вправо от смертонос-ного следа. – Торпеда прошла вдоль борта!.. – кричит Паша Поздняков. И опять – Слева по борту торпеда! Еще одна!!! Лодка оказывается между двумя пузырчато-пенистыми дорожками, оставленны-ми торпедами… – Руль прямо, оба дизеля самый полный!!! – это уже командир Кучеренко. – Есть руль прямо! Руль прямо. Оба дизеля на пределе! – это уже Витя Базанов. – Артрасчету наверх! Артиллерийская тревога!! – это Кучеренко. Мы выбегаем к своим пушкам. На поверхности моря ничего не просматривает-ся… – Держать курс 120! – это Кучеренко. – Есть держать курс 120! На румбе курс 120, – это Базанов. Лодка несется на предельных оборотах вперед к своей цели. Описывая членов экипажа «С-51», я никогда не думал, что встреча с одним из нихздесь, в Харькове, будет так реальна спустя почти 60 лет. В одном из номеров газеты «Слово ветерана» за январь 2005 г. я натолкнулся настатью «Побратимы» журналиста Георгия Семенова. Журналист Г. Семенов – ветеран той бригады подводных лодок в Полярном, гдебазировалась «С-51». Чем-то родным для меня повеяло со строчек статьи. Мурманским холодным ве-терком, сопками в ложбинах со снежком даже в августе… А вот говорится и о нашей«С-51». О подвиге двух разведчиков отряда Леонова. Один из них Виктор Базанов – мой 37 37

друг и соратник. Именно он ушел в 1944 году в отряд Леонова и в одном из боев потерял глаз. А на фотографии, где мы вместе сняты он был еще до ранения, полностью зрячий. Судя по статье, Базанов жил в Харькове. Я своим долгом считаю необходимым отыскать друга и к 60-летию Победы подарить ему или его родственникам эту фотогра- фию. В статье «Побратимы» приложена групповая фотография разведчиков Леонова среди сопок на подступах к Лиинахамари. Это фото сделал спец. фотограф отряда Мак- симов по прозвищу «Макс». В том же подразделении служила добровольцем и моя жена Татьяна Федосеевна Синякова-Лаванова. Мы очень хорошо знали Максимова и других героических разведчиков. К сожалению, с Г. Семеновым не удалось довести разговор до конца. Георгий не- давно ушел из жизни. К статье «Побратимы» я хотел еще добавить, что за взятие Лиинахамари Базанов сражался на суше, а остальные члены нашего экипажа прорывались со стороны моря. Витя Базанов и команда «С-51» в числе других наград получили личную благодар- ность главнокомандующего И.В. Сталина. Дорогие мои боевые друзья! Вы проходите сейчас перед моими глазами как жи- вые! Вы все Герои Великой Отечественной Войны. Своими боевыми подвигами укре- пляете и сейчас нашу Веру в Победу над любыми захватчиками нашей страны. Я очень надеюсь, что судьба подарит мне еще несколько времени и даст возмож- ность написать об остальных членах экипажа «С-51». Харьков, 2005 март НА ГЛУБИНЕ 120 МЕТРОВ ПОД ВОДОЙ 7 октября 1942 года шесть подводных лодок Тихоокеанского флота «С-51», «С-54», «С-55», «С-56», «Л-15» и «Л-16» отправились из Владивостока в Мур- манск через Америку для пополнения бригады подводных лодок действующего Север- ного флота. Через 100 дней подводная лодка «С-51», на которой я служил мотористом, первой38

прибыла в порт назначения. Остальные задержались в портах Англии для ремонта. Оста-лось только 5 лодок, т.к. «Л-16» на переходе от Алеутских островов к Сан-Францискобыла потоплена неизвестной подводной лодкой. В процессе боевых походов тихоокеанцы успешно воевали, имея на своем счетуизрядное количество потопленных и поврежденных кораблей противника. К концу вой-ны «С-51» стала краснознаменной, а «С-56» – Гвардейской лодками. О реакции членов экипажа во время попытки фашистских кораблей уничтожить«С-51» – мои воспоминания: После нашей успешной торпедной атаки все море над нами было буквально вспа-хано глубинными и авиационными бомбами кораблей и авиации противника. От на-ших торпед затонул эсминец, а подбитый танкер был еще на плаву и разливал горящуюнефть в морские волны. Все это объясняло ярость противника. А мы лежали на грунтена глубине 120 метров под водой, притаившись. Все механизмы выключены, оставленотолько аварийное освещение. А «глубинки» рвутся вокруг нас все ближе и ближе. Внутри самой лодки – тишина… Нельзя громко разговаривать. Не дай бог что-ли-бо передвинуть по железной палубе, акустики преследующих нас кораблей моменталь-но засекут этот звук и тогда беда. Только слегка поют свою «песню» главные электромо-торы, да шуршат горизонтальные рули, удерживая лодку в нужном положении. Вот открывается переборка в наш 5 отсек и из 4 отсека тихонько входит наш ко-миссар Сергей Миронов. Он очень тщательно и осторожно запирает переборку. Лицо егобледное, глаза настороженные, а фигура почему-то сгорбленная. Он оглядывает всех наси шепотом спрашивает: «Ну, как, товарищи! Страшно?..». Голос его слегка приглушен, асамого пробирает нервная дрожь. В это время за бортом раздается очередной грохот…Дзинь!!! Дзинь! Лодка содрогается, а у комиссара начинает подрагивать нижняя челюсть.Мы вразброд отвечаем, что ничего, вроде бы, обойдется, и он ободряюще покивав голо-вой, проходя в соседние отсеки под грохот взрывов, выполняя свой комиссарский долг. И опять серии взрывов над головой и снизу под нами, на грунте. К этому грохотунельзя привыкнуть, т.к. сознание невольно подсказывает, что очередной – может бытьпоследним. Это – как гром после молнии во время сильнейшей грозы над тобой. Его ждешь,– вот-вот, а он громыхнет над тобой, раздирая ушные перепонки с раскатом и целой се-рией этих ударов. А здесь десятки, даже сотни таковых. В детстве моя бабушка в такойситуации говорила: «Это боженька на колеснице по облакам катится, как по булыжноймостовой…», а сама быстро отходила подальше от окна. 39 39

Мы в 5 отсеке сидим кто на чем. Здесь не положено никаких стульев или табуре- ток – они мешают во время вахты. Кто на кингстоне, кто на ступеньке перед дизелями или просто на корточках. Дима Груздев и Володя Корчагин стоят. Реакция на взрывы ря- дом с лодкой у всех разная. Дима Груздев ощеряется в своей улыбочке, показывая свою фискалку на верхней челюсти с торчащей в ней спичкой. Спичка почему-то все время ломается и падает, но тут же заменяется другой, целой. Жора Карасев, в пример рассказов бывалых подводников-Североморцев, пытает- ся раскладывать спички по количеству взрывов бомб-глубинок. Но где там, когда сразу в нескольких сторонах и сериями одновременно по три и даже семь грохотов. Жора сбивается, чертыхается в несколько этажей и начинает снова. А Коля Бубнов почему-то задумчиво, очень усердно ковыряет в своем курносом носу, постоянно поворачивая ку- черявую голову в сторону раздающихся взрывов. Его крупные темно-карие глаза расши- рены и кажутся огромными. У Феди Гаврюшина лицо покрылось ярко-розовыми пятна- ми, белесые глаза стали голубыми, брови нахмурились, и сам он стал каким-то важным и недоступным. Володя Корчагин, облокотившись на пусковой маховик дизеля, низко опустил голову, и что-то шепчет и шепчет все время себе под нос. Его рябоватое лицо побледнело, а ямочки на лице от перенесенной оспы стали серо-зелеными. Пальцы его левой руки выбивают на маховике не то мелодию, не то какую-то дробь. «Наш батя» Аполинарий Зюркалов, прозванный так за свою голову с обильной лысиной и возраст – постарше нас, сидел у переборки в шестой отсек, повернувшись к нам спиной, положив руки между колен. Лица его не было видно. Он слегка подпрыгивал при каждом близ- ком разрыве, и сильно потирал руки, как бы показывая удовлетворение что и «эта» не попала. Я сидел на маховике шестого кингстона под вытяжным вентилятором, а левая нога пяткой выбивала дробь. Я не ощущал ни страха, ни боязни того, что в любой мо- мент очередная глубинка разорвет отсек, но унять подрагивание ноги никак не мог, хотя и старался. Очень боялся, что это увидят мои товарищи. Но внешне под брюками это- го заметно не было. Да еще иногда по спине бегали «мурашки». А главное то, что все старались показывать вид, что ничего особенного не происходит, в том числе и я. Это выражение было на лицах у всех и в то же время просматривалось, что оно напускное. Переборка четвертого отсека рывком открывается, через нее стремительно прохо- дит командир лодки Кучеренко Иван Фомич. Он не обращает на нас внимания и направ- ляется на корму, перешагнув через сидящего на ступеньке настила Зюркалова. Мы бы- стро закрываем за командиром переборки, продолжая вслушиваться в очередные взры- вы за бортом. Это даже не назовешь вслушивание, а скорее ожидание – где взорвется. И40

конечно в глубине души – надеждой, что взорвется не на лодке. Командир возвращается к нам из шестого отсека. Он слегка похлопывает по плечупытающегося встать Зюркалова, усаживает его на место и со строгостью в голосе спра-шивает: «Ну что?!». Затем оглядывает молча каждого из нас по очереди и уже мягко сдушевной теплотой продолжает: «Страшновато, да?». Все в один голос пробормоталикто что: «Да нет еще», «Ничего особенного», «Подумаешь», «Пронесет», «Да не по-пасть им в нас». Но Жора Карасев шепотом твердо произнес: «Да, страшновато». Дима Груздевразвел руками, сделал на лице гримасу, дескать, ничего не поделаешь. Командир ухмыльнулся, по привычке потрогал свой крупный нос, почесал заты-лок, твердо сказал: «Ладно! Держитесь!!!» – и прошел в центральный пост. *** Мы вернулись благополучно на базу, двумя залпами из большой пушки оповестивоб очередной победе все Полярное. На ужин, вечером, команда получила два жареных поросенка – по традиции под-водников – за два уничтоженных корабля фашистов. А подбитый танкер горел еще три дня, закрывая черным дымом половину Нор-вежского неба. 18.09.2007 41 41

МИНА Как-то, заканчивая свой срок нахождения на боевой позиции, наша подводная лод- ка “С-51” ушла от берегов Норвегии далеко в море для зарядки аккумуляторных батарей. Обычная будничная работа в районе, где нет вражеских кораблей. Под утро зарядка за- кончилась, и мы уже собирались вернуться в свой квадрат, где нам надлежало продол- жить охоту на немецкие корабли. Видимость была плохая, небольшая волна балла на четыре и какая-то изморозь. Закончили все приготовления, готовились пустить двигатели и по команде «все вниз» находящиеся на палубе и мостике поспешили внутрь лодки. В это время раздался крик вахтенного сигнальщика: «Слева по борту мина!.. » Черный шар с рогульками плясал на волнах, приближаясь к нашему кораблю, ко- торый тоже слегка покачивался. Ничего не оставалось, как отталкивать его шестами, стараясь не задеть за его рогульки, пока лодка потихоньку уходила от соприкосновения с миной. Это была мина старого образца, давно видно сорвавшаяся со своего якоря и теперь в вольном плавании искала встречи со своей жертвой. Мы наготове с шестами напряженно смотрели, как она поднимается на волне, а потом рывком волна подбрасы- вала ее к нашему левому борту. Вот уже и рубка минула этот грозный шар, начиненный взрывчаткой в полтонны, вот уже и три четверти кормы прошло, как очередная волна подняла мину и швырнула ее к корме, но тут же утянула обратно, чтобы поднять на очередной гребень. В душе каждого была тревога. Казалось, что лодка очень медленно уходит и почему-то не может быстрее… Очередная волна подбросила мину на свой пенистый гребень и швырнула на лод- ку… Скорость лодки опередила черную смерть всего-навсего на несколько метров… С момента, как раздался крик сигнальщика и до последнего броска мины на лодку, про- шла… 1 минута и 20 секунд… Но по международным морским правилам военный корабль, повстречавший плаву- чую мину обязан ее уничтожить. Поэтому, пройдя на расстояние, чтобы видеть эту мину, была вызвана «наверх» шлюпочная команда. Спустили «тузик» – маленькую шлюпку, в которой помещалось только четыре человека. Мы с Колей Федосовым на веслах, на носу «тузика» сигнальщик, а на корме – штурман корабля лейтенант Комиссаров. Вадима42

Комиссарова любила вся наша команда. Небольшого роста, нос курносый, вокруг носамного веснушек, лицо улыбчивое и мягкий голос. Сам белобрысый и брови тоже светлые,рыжеватые. Ему бы в цирке выступать. А он – штурман подводной лодки, да еще и класс-ный специалист. Таким составом мы медленно подгребали к этому смертоносному шару.Все ближе и ближе. Мина пляшет на волне непредсказуемо, а шлюпка тоже пляшет, ноуправляемая нами. У штурмана приготовлен подрывной патрон с петлей. Вадим засучи-вает рукава, вытягивает вперед руки с растопыренными пальцами и потихоньку дает намкоманду. Вот мина совсем рядом с кормой, то поднимается, то опускается вниз и беспре-станно крутится. У Вадима напряжено все тело и он старается руками делать движениенавстречу мине так, чтобы спружинить толчок от нее и не дать ей удариться о шлюпку.Вот мина совсем у кормы. Бросок телом вперед и обе руки Вадима прилипли к черномукорпусу этого шара. Руки сгибаются или вытягиваются, не отрываясь в такт пляшущеймины. Теперь дело за нами, чтобы удержать штурмана в этом положении и не дать емуоторваться от корпуса мины. Нам с Колей это удается. Теперь Вадим почувствовав уверенность, отрывает однуруку от мины и получает от нас подрывной патрон. Мы ждем его команды и, получив ее,делаем рывок веслами в тот момент, когда Вадим отталкивается с силой от мины. Ото-рвавшись на несколько метров, штурман поджигает шнур, а мы, дай бог мочи, усиленногребем к лодке. Только успели пришвартоваться и зайти на палубу, как вдали раздалсягрохот, вода поднялась каким-то пенистым горбом, и из нее вырвался водяной огромныйфонтан. Потом на досуге шутили… «А если бы сломалось весло…» P.S. Современники спрашивают: почему не расстреляли мину из оружия? Потому,что из имеющихся средств, при плохой видимости и штормовом море, нельзя было по-дойти близко. А стрелять из пушки по мине – все равно, что по воробьям. Харьков, 17.10.02. Больница ЛЕОНОВЦЫ Война! На Кольском полуострове, а это Полярное, что под Мурманском, здесьдаже в июле среди сопок в ложбинках не растаивает снег. Рыхлый полу дед. После су-ровых боевых походов к берегам Норвегии доводилось в августе играть в снежки, когдаэкипажи подводных лодок находились на отдыхе. Среди ягод – черники и голубики, 43 43

много грибов, неизвестно почему растущих здесь, на скалистых сопках покрытых мхом. Глянешь издали на сопку, а она вся усыпана шляпками оранжевыми и коричневыми раз- ных оттенков. Подосиновики и белые грибы в основном. А ведь другой растительности фактически нет. Так – реденькие кустики карликовой березки по колено, иногда – до пояса. А осинки – даже кустиков не видно. Иногда появляется еще оранжевая ягода, ког- да спелая, – морошка. И мох кругом, камень и мох. И играть в ледовые, тяжелые снежки очень приятно. Ну а если этот снежок по голове, то чувствительно. И загар лучше, чем черноморский. Здесь, в Тюва-губе, дом отдыха подводников. И игры в снежки в трусах – одно из лучших развлечений. В бригаде подводных лодок начальник политуправления Торик, строго следил за физическим воспитанием подводников. И верно. В суровых походах кому нужны слаба- ки и хлюпики? Различные физкультурные соревнования в бригаде лодок были обычным явлением. И это все, несмотря на войну. На стадионе с очень ровным футбольным полем, но довольно-таки каменистым, с природными трибунами из огромных валунов, покрытых мхом часто проводились фут- больные встречи не только с корабельными командами, но и с моряками союзных войск Англии, США и Канады, находящихся в то время, 1943 – 45 годах, в большом количе- стве в Полярном. Во время одной из таких футбольных встреч я впервые увидел отряд разведчи- ков-леоновцев. Футбольная встреча шла в полном разгаре. На валунах природных трибун было черно от большого количества болельщиков в морской форме. Футбольное поле одними воротами почти упиралось в морскую гавань со стоящими там военными кораблями, а другие ворота так же, почти вплотную, – в скалистую арку моста, соединяющего две части Полярного. Слева от моста – параллельные улицы, ступенчато поднимающиеся на сопку. Справа – тоже вверх по сопке – здание Дома флота и центральный госпиталь. По этому мосту, проходил какой-то строй моряков. И вдруг раздался мощный, громкий, со стройными голосами напев. Вставай страна огромная Вставай на смертный бой! Идет война народная С фашистскою ордой! Все присутствующие на стадионе замерли, повернувшись к идущему строю. По44

количеству их было – примерно рота. Шли, четко чеканя шаг и соблюдая равнение. Это были леоновцы – разведчики отряда Леонова, наводящие ужас в тылу у нем-цев. Они шли в полной экипировке, тяжело нагруженные боеприпасами и всем необхо-димым. Шли туда – в тыл врага. Игра приостановилась. Мы знали, куда идут эти ребята. От мощного звучания го-лосов, поющих марш, мороз пробегал по спине. И пока эта рота не скрылась за виднев-шимся вдали Домом флота – мы провожали ее взглядом и сочувствием. В глубине душижелали всем вернуться с победой! А главное – живыми. И так совпало, что через много дней, собираясь в очередной поход в море к бере-гам Норвегии, туда, куда уходили леоновцы по суше, мы оказались опять на стадионе. Со стороны Дома флота и военного госпиталя к мосту по сопке спускался стройморяков. Видно было, какие измотанные и усталые эти люди! Шли они опять строем, ноусталым шагом. И без песен. Некоторые на плечах несли по два автомата, многие с бин-товыми повязками. Иные прихрамывали. Мы опять провожали их глазами. Было явно видно, что они возвращаются не все. Разведчики вели двух долговязых немецких офицеров с завязанными глазами– трофейных «языков». И, кроме того, в первой шеренге шли трое ребятишек лет се-ми-восьми. Дети держали моряков за руки, и все время крутили головами в разные сто-роны. Это были осиротевшие дети погибших норвежских патриотов. Разведчики приве-ли их с собой, чтобы дети не погибли у себя на родине. Этих ребятишек мы потом повстречали зимой, когда Полярное было засыпаноснегом. Мы стояли на ремонте, а в свободное время, катались на лыжах в глубоком оврагеоколо чертова моста, окруженного крутыми склонами сопок. Постепенно мы привыклик этим почти вертикальным спускам. Но то, что выделывали эти малыши из Норвегии– уму не постижимо! У мальчишек были небольшие лыжи, загнутые с обоих концов. Без лыжных бо-тинок и палок, но на поперечных ремешках, в обыкновенных башмаках, они лихо взби-рались на верхушку оврага и с еще большей лихостью стремительно скатывались вниз.Им не была помехой оголенная местами от снега каменная глыба. Через нее они, шутя,перепрыгивали. Многих из наших лыжников пытавшихся повторить лихость маленькихнорвежцев, неизбежно постигала участь падения или скатывания вверх ногами. Через много лет, побывав с моим сыном Леонидом в бригаде подводных лодок 45 45

в Полярном, мы посетили этот мост. Проходя у чертова моста под отвесными стенами оврага, я ужаснулся: «Неужели мы тогда в 1943 скатывались по этим крутым стенам?» Да! Тогда, по молодости, так и было. А вот по тем оврагам, где норвежские пацанята спускались – нет. Не могли. Мне показалось, что Леня, сын все-таки мне не поверил – это немыслимо. Так казалось. Уходя в очередной боевой поход, когда лодка уже уходила из гавани, мы снова увидели отряд леоновцев. В разрыве на берегу между «циркульным» домом и коменда- турой взору открылось футбольное поле. В этом просвете виден был тот мост. И по нему шел отряд леоновцев. Но теперь уже не рота, а целый батальон. И теперь – с оркестром и с той же песней. До нас доносилось приглушенное расстоянием: Пусть ярость благородная Вскипает как волна... Пару минут, пока лодка проходила мимо этого просвета, мы провожали леонов- цев взглядом со щемящим сердцем. Они шли туда же, куда и мы. Они по суше, а мы по морю... В тыл врага! г. Харьков. Госпиталь46

И ВСЕ-ТАКИ НЕ ПОПАЛИ Глубокая осень 1943 год. Война. Мурманск весь разбит немецкой авиацией. Всеглавные улицы зияют черными проемами окон, лестничных клеток. Дома без крыш иэтажей, без подъездов. Но коробки кирпичной кладки еще держатся у многих домов.Когда зайдешь в эти коробки через груды битого кирпича, стекла и штукатурки, то мож-но увидеть в некоторых местах висящие обломки стен отдельных квартир и комнат. По-толков и полов нет. Все разрушено. Кое-где на бывших этажах висят обломки зацепив-шейся мебели или одежды. Мурманск немцы бомбят ежедневно, по нескольку раз, приурочивая по времени,когда люди идут на роботу или с работы. И особенно ночью. Обязательно. И не только главные улицы. Здесь уже не осталось ни одного целого кирпичногодома. Вокзал разрушен. Его быстро восстановили, а через два дня – снова стерли с лицаземли. Но Мурманск жил, работал, защищался. Заводские цеха – без крыш и окон, без теп-ла, а станки работали. Ремонтировали корабли и паровозы. Рыбный порт был разрушен,но рыбаки все равно выходили в море и ловили рыбу – треску и крабов, в основном. Ра-бота и жизнь кипела между бомбежками, затихая и укрываясь перед их началом. А рабо-чие за станками работали, игнорируя смертельную опасность. И военный порт работал,несмотря на разрушения. Несмотря на страшные бомбежки, в оставшихся разрушенныхчастях домов можно было встретить заставленные мешками входы в бомбоубежища. Даи не только. Вот проходишь ночью или днем в полярную ночь и видишь – у груды по-луразрушенного здания, обставленного пузатыми мешками с песком, стоит женщина скрасной повязкой на рукаве. На уцелевшей двери кнопкой приколот тетрадный листок:«к/ф «Антон Иванович сердится»». Над дверью горит синяя лампочка. Светит слабо, носиний свет самолетам не заметен. Женщина эта – контролер кинотеатра. Цена билета 15копеек. А еще попадется, где-нибудь такое же «сооружение» с той лишь разницей, чтона тетрадном листке будет надпись: «Парикмахерская». Несмотря на войну, жизнь шласвоим чередом. Люди влюблялись, рожали детей, сопротивлялись насилию. В остав-шихся маленьких хибарках вокзальных сооружений было все: и дежурный по вокзалу,и билетная касса, и кипяток в цинковом бачке, с прикованной к нему цепью кружкой,сделанной из консервной банки, и тележки с отправляемой багажной рухлядью. …Состав небольшой: всего три вагона. А народу уйма, на все шесть вагонов. Впе- 47 47

реди паровоза прицеплена платформа. На платформе молодые девчонки степенно поха- живают вокруг зенитной пушки и двух зенитных пулеметных установок. В каждой по четыре пулемета. За последним вагоном такая же платформа с такими же девчатами в полушубках и с таким же вооружением. Мне был предоставлен отпуск, и я с трудом втиснулся в вагон, преодолевая сопро- тивление «мешочников» – людей, у которых не было чемоданов, а багаж был в мешках. Отправляясь в отъезд, я как-то не обратил внимания на слова старшины, который сказал «Ну-ну поезжай. Если доедешь». Уже потом, в вагоне, мне рассказали пассажи- ры: «Любой поездной состав где-то в районе Кандалакши немцы обязательно бомбят. И проскочим – если повезет». Уставшие в вагоне пассажиры постепенно угомонились и начали засыпать. Да и я заснул уже где-то за полночь. Спал крепко на своей третьей полке-«люкс», упираясь ногами и головой во втиснутые на мою «территорию» узлы. Сквозь сон начали доноситься громкие, почему-то казавшиеся мне отчаянными гудки нашего паровоза, от которых я проснулся. Поезд набирал скорость. Вагон бросало из стороны в сторону, иногда от толчков с верхних полок падал чей-то багаж. А паровоз- ный гудок все кричал и кричал... Я заглянул в окно вагона. Черная непроглядная ночь. Ничего не видно. Однако на закруглении дороги начал показываться светлым пятном паровоз. Потом больше и больше. Так он появился среди ночи весь со сверкающими огнями – похожий на чудо- вище. Из его трубы вываливался целый поток красных искр. Этот длинный горящий хвост тянулся вдоль всего состава. А поезд все набирал скорость и от этого звездный поток над нашим составом был еще ярче. Это было очень красивое зрелище. Если бы не было какого-то угнетенного состояния, предчувствия. Поезд все шел по какой-то дуге. Паровоз виден как-бы в ореоле, а вагоны неслись за ним еле угадываемой тенью. Вдруг впереди, совсем рядом, справа, что-то ухнуло. Короткая фиолетовая вспышка, вместе с оранжевым огнем поразила темноту. В мгновении этой вспышки глаз уловил поднявшу- юся чернее ночи глыбу земли. И сразу после этого взрыва ухнуло слева еще сильнее и дальше – раз за разом. После первого взрыва в вагон влетели камни и земля. Забараба- нило и по крыше. Все проснулись и сидели в тиши и напряжении. Даже, заплакавший было груд- ной ребенок, сразу утих, видимо, подчиняясь общему настроению. А паровоз вместе с огненным хвостом все ускорял и ускорял свой бег. Эту тишину в вагоне разорвали лаю- щий звук зениток и раскаты пулеметных установок – они продолжались беспрерывно. Это стреляли девчонки из своих пушек и пулеметов. И как-то стало немножко радостнее48

во всем вагоне. Почему? Может быть, каждый в душе молился на тех юных красавиц,что стреляли с платформы. Каждый надеялся, что они попадут в самолеты ночью. Безпрожекторов! И вот снова справа у огненного паровоза опять сине-фиолетовая с оран-жевым лучом огненная вспышка. И еще. И еще. Все видно на повороте. Сразу по двевспышки. И грохот оглушительный, свистящий, жесткий и дробь по крышам вагоновкомьев земли, камней и металла. Во время очередного взрыва в тамбуре нашего вагонараздался треск и лязг железа. В тамбуре что-то упало, разламываясь, задребезжало подколесами вагона. Это продолжалось недолго. Уже не было частых взрывов, а только оди-нокие вспышки. Примерно полчаса. Всего заходов было шесть. Взрывы прекратились.Но девчата на платформах продолжали стрелять. Они прекратили свою боевую работутолько после того как над вагонами с завыванием пронеслись пять самолетов друг задругом, строча из своих крупнокалиберных пулеметов. А поезд все мчал и мчал вперед,выжимая из своей паровой машины как можно больше сил. Прошло еще, какое то время в тишине. Потом опять заплакал ребенок. Кто-точихнул, закурил, и на него зашикали. Кто-то достал кусок хлеба и начал со смаком егожевать... Вскоре поезд начал сбавлять скорость. Остановился. Через два часа, когда небостало заметно светлеть, на остановке мы увидели развороченный тамбур нашего вагона,сорванную справа боковую входную дверь, оторванные ступеньки и огромный желез-ный кусок, торчащий в крыше над туалетом. А дальше начались разговоры. Все оживились, у всех было радостное настроение.На лицах было явно написано: «пронесло». За нашим составом, как оказалось, былоразрушено железнодорожное полотно на протяжении нескольких километров. Саперык следующему рейсу должны были все восстановить. Обязательно. Этого требовала во-йна. Я продолжал ехать в отпуск, в Москву, с ликованием в душе: а все-таки не попали!Повезло! апрель 2007 г. госпиталь г. Харьков 49 49

МЕДСЕСТРА Как-то мы стояли в плавучем доке, в Мурманске, осенью 1944 года. Док – это плавучее сооружение, которое затапливается, в его середину заходит корабль, и затем это сооружение всплывает, и корабль поднимается вместе с ним выше уровня моря и остается в этой коробке, как на суше. Это для того, чтобы провести наружные работы корпуса. На лодке, при очередной бомбежке, была повреждена лопасть правого винта. И эту работу проводили срочно для осуществления очередного похода. Порядок таков, что после окончания работ экипаж должен убрать по местам все оборудование и приспособления, которые применялись для работы. Завершая эту работу, группа мо- ряков не удержала консольную лебедку, и она упала, ударив по голове старшего лейте- нанта Ивана Корпетченкова. Была полярная ночь, сумерки, и с мостика лодки, высотой – метров девять, не ясно было, что произошло. Командир послал меня узнать. Карпетченков лежал на боку, из глубокой раны на голове сочилась кровь, а моряки стояли растерянные, обвиняя друг друга в происшедшем. Приподняв Ивана и поставив его на ноги, я перекинул его руку через плечи, и мы двинулись наверх по узким ступень- кам вертикальных стенок дока. Я боялся, как бы не уронить Ивана и не сорваться вниз. А он все больше тяжелел и меньше передвигал ногами. На мостике еще не понимали в чем дело и не стремились помочь. ...Вот и стык между носом лодки и настилом дока, расстояние около полутора метров перекрытое узким трапом без перил. А Иван все тяжелеет. Я глянул вниз и на мгновение представил себе: «А что, если сорвемся? Если справа, со стороны Ивана, – то разобьемся об железный корпус дока. Если слева, – то может посчастливится упасть в воду…». Вот и трап. Всего надо сделать три шага. Всего три, чтобы оказаться на палубе лодки. Первый шаг. Иван своей тяжестью клонит меня вправо, а я стараюсь его прижать к себе. На втором шаге он цепляется ботинком за перекладину трапа и провисает на моей шее... Опять взгляд вниз, а там, в просвете, вода. Остановились посередине тра- па, покачиваемся. Я потихоньку прошу его: «Ваня, только один шаг, всего один… Ну, давай!..». А сам чувствую, что моя шея намокает его кровью. На мостике уже заволно- вались и поспешили на помощь. Но нам нужен этот последний шаг: «Ну, давай, Ваня, один шаг, рванем. Раз... два... три!..». Мы почти падаем на палубу лодки, удержавшись50