ФАНТАСТИЧЕСКИЙ САЛАТ

ЛИТЕРАТУРНАЯ СТУДИЯ КЛУБА ФАНТАСТИКИ “ЗОДИАК.IL”

Клуб любителей фантастики «Зодиак.IL» существует уже несколько лет. Собирались мы, пока не напал ковид, в уютном книжном магазине Хелен Лимоновой на четвертом этаже Центральной автобусной станции в Тель-Авиве. Обсуждали прошлую и современную фантастику, устраивали международные встречи фэнов в скайпе. Но этого оказалось мало. Среди нас есть люди пишущие – одни начали писать недавно, другие давно. И сама собой (видимо, витала в воздухе) возникла идея литературной студии. Нас семеро, и все мы разные. Это замечательно. Это позволяет очень по-разному смотреть на, казалось бы, самые простые задания. Прошел год. Долгий год. Всего лишь год. Но нам уже есть что показать читателям. То, что прошло «горнило» обсуждений и было единогласно признано и принято. Результат годичной работы студии – перед вами. Павел Амнуэль ISBN 978-965-7781-11-1 ©ЛИТЕРАТУРНАЯ СТУДИЯ КЛУБА ФАНТАСТИКИ “ЗОДИАК.IL”

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ САЛАТ Сборник рассказов Издательство \"Млечный путь\" Издательский дом Helen Limonova Тель-Авив 2020



Фантастический салат ПРЕДИСЛОВИЕ КТО мы? Семеро участников литературной студии-объединения фан- тастов в Тель-Авиве при книжном издательстве Лимонник, ко- торая студия собирается в книжном магазине, который существует при издательстве, который магазин, также и биб- лиотека, и центр волонтерской работы. Во как! КАКИЕ мы? Мы очень разные. Но симпатичные. Большинство – жен- щины. Все как на подбор молодые и красивые. Но затесались и мужчины средних лет. Некоторые из нас новички в литературе, другие уже издавались, третьи – ветераны. Есть среди нас даже старейший (по продолжительности публикаций) писатель из пишущих фантастику на русском языке, Павел Амнуэль, его первый фантастический рассказ был опубликован в незапамят- ном 1959 году. ПОЧЕМУ мы пишем? Просто потому, что обойтись без этого никак не можем. Все люди, как известно, делятся на две категории. Одни могут НЕ писать. Они и не пишут. Мы принадлежим к остальным. Которые НЕ могут не пи- сать… Мы стараемся делать это как можно лучше! ПОЧЕМУ фантастику? Потому что мы смотрим не только перед собой, но также в прошлое и будущее. 5

Фантастический салат В одном из рассказов сборника это хорошо описано. Герой летит на бесшумном квадрокоптере над стадом пасущихся оле- ней. Олени не поднимают головы. Вверх они не смотрят. Только перед собой. «Возможно, они и не могут смотреть вверх», – думает герой. Все люди могут смотреть и назад в прошлое человечества, в прошлое Земли, в прошлое Вселенной. И вперед в будущее, Че- ловечества, Земли, Вселенной. Могут. Но смотрят только фан- тасты. Тем они и интересны. КАКИЕ рассказы собраны под этой обложкой? Самые разные. О прошлом и будущем. О людях и о Вселен- ной. О жизни и смерти. Хорошие. Интересные. Начинайте читать. Не откладывайте. Будет интересно! Михаил Гельфанд 6

Павел АМНУЭЛЬ

Фантастический салат ВЗРЫВ Взорвалось классно. Сильно, мгновенно, эффектно. И очень красиво. «О, – сказал я себе, – первый блин, но так хорошо весьма». Главное – врагов моих как не бывало! Не стало унижений, назиданий, злорадства – ничего прежнего, ненавистного, за- ставлявшего меня страдать от одиночества в толпе равных мне по силе, но воображавших себя лучшими. Так вот вам! Все вы остались там, а я – здесь. В прекрасном новом мире совершен- ства и красоты. Но что-то пошло не так. Не сразу, но созданное взрывом совершенство стало распа- даться на фрагменты и остывать, остывать, остывать… Надо было что-то делать – срочно, пока все не остыло окон- чательно, не застыло твердью, не слепилось в комок. Главное – красота, верно? Красота спасет мир! Но как сде- лать красивым распадающееся совершенство? То, до чего смог дотянуться, я закрутил в спирали. Ах, если бы мои враги увидели эту красоту! Они восхитились бы моим умением. Я мог бы… Но что-то пошло не так. Учился я, можно сказать, на ходу. Скрутив спирали, разгля- дел в них сгустки – их не должно было быть, я ведь старался! Я был самонадеян, – пришлось признаться самому себе. Я поторопился. Нужно было послушать Старших, они пре- дупреждали… 8

Павел Амнуэль Поздно. Сгустки остывали и становились круглыми кам- нями, внутри все еще жаркими, но снаружи покрытыми хру- стящей корочкой; я представлял последствия, но не мог предотвратить и только смотрел с нараставшим ужасом, как ко- рочки покрывались плесенью, и, вместо красивейших артефак- тов, которыми я собирался удивить врагов своих, возникало нечто уродливое и непокорное моей воле. Мелкое и расползав- шееся. Мелкое, но подчинявшее себе большее. Жизнь. Меня предупреждали, а я не слушал! «Ах, – думал я, – вы враги мне, и слова ваши – мне во вред. Не учить хотите вы, а по- губить». Я приблизил око свое и голос возвысил, чтобы меня услы- шали и стали, наконец, совершенными. Но мне же говорили Старшие, враги и учителя мои: «Совершенство тебя погубит, совершенство опасно, потому что ему некуда развиваться, оно может только падать, превращаясь в свою противоположность, в хаос». Невозможно удержаться на вершине – ты упадешь. Невоз- можно быть лучше других. Ты упадешь и станешь как все. Я хотел доказать обратное. Понимал, что совершенство без- лико. Хотел сделать его еще и красивым. Доказать, что совер- шенство может быть красивым, а красивое – совершенным. И вот… Они научились ходить – как мы. Они научились строить – как мы. Они научились любить – и я подумал, что еще есть шанс… возможность… Но они научились ненавидеть. По- строив – разрушать. Придумав – забывать. Был мир, они при- думали войну. Были рассветы, но появились и закаты. Я дал им жизнь, они придумали смерть… Из совершенства возникал хаос – а ведь меня предупреж- дали! Я думал, что меня хотят наказать, а меня хотели научить. «Простите меня, – сказал я учителям своим. – Я хотел как лучше». 9

Фантастический салат «А получилось как всегда, – буркнул Наставник. – Заканчи- вай и возвращайся. Тебе еще долго учиться». И я покорился. «Да будет Тьма!» – сказал я, прощаясь с совершенством, не ставшим красотой. И стала Тьма. 10

Павел Амнуэль ГРАНИЦА – Следующий! К стойке подошел мужчина лет двадцати пяти, высокий и худощавый, чуть лысоватый, с аристократическими усами. Как положено, протянул паспорт и визу. Бертран взял документы, почувствовал, как мелко, едва ощутимо, дрожат у туриста пальцы, и сказал успокаивающе: – Первый раз? В первый раз все волнуются. Никого не обходит чаша сия – ни эллина, ни иудея. Бертран не помнил, откуда эта прилепив- шаяся в сознании фраза, но мысленно повторял по тридцать раз за смену – ровно столько, сколько пропускал туристов на ту сторону. Возвращались они по другому переходу, однако мно- гие приходили второй, третий, десятый раз, таких Бертран про- пускал без разговоров, давно научился отличать конвенционального путешественника от искателя приключе- ний. – Первый, да, – пробормотал мужчина, глядя на паспортиста. Бертран перелистал паспорт, сверил антропометрическое описание с физиономией стоявшего перед ним туриста, прочи- тал визу, составленную по всем бюрократическим правилам. – Инструктаж? – спросил Бертран. – П-прошел, там написано. – Турист смотрел, стараясь при- дать взгляду показное равнодушие, но волнение скрыть не мог, да и зачем? В первый раз все волнуются, это нормально. 11

Фантастический салат Написано, да. Документы в порядке. Личный досмотр про- вели коллеги-пограничники. Вещевой мешок проверили кол- леги-таможенники. Бертрану оставалось шлепнуть печать на восьмую страницу паспорта, сказать «Добро пожаловать в одна тысяча триста девяностый год» и открыть дверь. Не мог. Внутреннее ощущение, которому он привык дове- рять, не позволяло положить паспорт с визой в нужную ячейку и нажать на нужную кнопку. Что-то было… не так? Все так, все как надо, но… – Цель путешествия? Турист, должно быть, выучил ответ, как трижды семь из таб- лицы умножения, и ответил быстрее, чем Бертран успел произ- нести два коротких слова: – Плавание по Эгейскому морю. Осмотр островов. Популярный маршрут, да. – Путевку, пожалуйста. Сейчас турист возмутится. Путевку он сдал на этапе инструктажа, какое дело паспортисту до его личных планов? Во взгляде туриста мелькнуло сначала легкое беспокойство, потом удивление, сменившееся страхом. Что это с ним? – Послушайте, офицер, – сказал турист, справившись с вол- нением, страхом и еще какими-то эмоциями, которые Бертран не успел отследить. – Путевку я… Бертран сделал вид, будто только что вспомнил инструкцию, и поспешил загладить ошибку, нарушив еще один пункт внут- реннего распорядка. Он не мог иначе. Навык расследователя не исчезает ни с возрастом, ни с переводом на более спокойную работу, ни даже с болезнью, из-за которой пришлось расстаться с любимой профессией и согласиться на нехитрую должность «штамповщика паспортов». Была, впрочем, в работе тонкость, о которой не знали (во всяком случае, не должны были знать) туристы. Только из-за этого Бертран после болезни согласился на предложение на- чальника спецотдела Конрада Буайо и не ушел на заслуженную пенсию. 12

Павел Амнуэль Паспортист, в принципе, имел право не пустить туриста на ту сторону. Не пустить – и все. После всех проверок, инструк- ций и учебных мероприятий. Показалось что-то. Не понрави- лось. Интуиция. Неважно. «Извините, в переходе границы вам отказано. Документы возвратят в комнате номер четырнад- цать». И никаких разговоров, скандалов, жалоб. Интуиция у Бертрана была еще со времен, когда он служил спецагентом. – Да-да, – очень вежливо и даже уважительно сказал он. – Вы правы, путевку вы оставили на хранение, но я имел в виду не бумажку, а… Бертран сделал едва заметную паузу, точно зная, как отреа- гирует турист. Тот, конечо, попался в ловушку. – А что же? – спросил он с некоторым высокомерием, по- нимая, что одержал победу над тупым паспортистом, превы- сившим полномочия. – В путевке, – принялся отвечать Бертран, – указан пункт назначения: остров Эвбея в Эгейском море. И маршрут: от кон- трольного пункта по Абедонской дороге в гавань Тирос, оттуда на остров Крит, где практически всегда путешественники за- держиваются, чаще всего на весь срок путевки, поскольку – вам наверняка известно – на Крите более чем достаточно уникаль- ных мест, одна пещера Минотавра чего стоит! Турист что-то пробормотал, Бертран не расслышал, но ему и не нужно было слышать, он прекрасно знал, что буркнул пу- тешественник. За годы службы слышал сто тринадцать (под- считал однажды) разных вариантов бурчания и был уверен, что, прислушавшись, различил бы вариант номер семьдесят три: «О Господи, кому сдался этот давно сдохший бык!» – Что вы сказали? – переспросил он, не поднимая взгляда. – Ничего… – смешался турист. – Если вы о быке, то в вашу путевку посещение пещер не включено. Могу ли я спросить – не формальности ради, а из чисто человеческого любопытства: почему? Все смотрят, а вы не хотите. Можете не отвечать, конечно, я просто… 13

Фантастический салат Бертран сделал рукой неопределенный жест, будто заканчи- вая предложение словами: «Я весь день только и делаю, что паспорта штампую, словом перекинуться не с кем, инструкция не одобряет, но…» Эта незатейливая мысль тоже заканчивалась многоточием, но тут сам турист мог подставить вместо точек все, что беспо- коило его самого. – Понимаю, – протянул турист, поставив себя на место слу- жаки-паспортиста. Неужели, – обязательно подумал он, этот пожилой мужчина сам никогда не пересекал границу, не вдыхал сладостный воздух странствий, не пробовал местного вина, ко- торое нельзя взять с собой, возвращаясь… Турист прекрасно понимал своего визави, а мысль, что понимал неправильно, на ум ему не приходила и прийти не могла. – Вот видите! – воскликнул Бертран, закрепляя успех. – Бык, – раздумчиво произнес турист, глядя поверх головы Бертрана: видимо, представил себе темную пещеру, стены, по которым сочитася вода, смрад… Смрад представляли все, о за- пахе рассказывал каждый второй турист, а каждый первый делал вид, что не запах вынудил его покинуть знаменитую пе- щеру Минотавра, а трубный рев приближавшегося монстра. Трубил в рог кто-нибудь из семейки Кроатисов – отец или один из трех сыновей, иногда и мать помогала, имитируя страшные крики пожираемой чудовищем девственницы. – Бык, – повторил турист, так и не разглядев на стене за спи- ной Бертрана ничего интересного, – это старая эллинская ле- генда, миф, никто быка никогда не видел, верно? Бертран промолчал, даже не кивнул в ответ, предоставив ту- ристу развивать мысль. Пора для нового вопроса настанет чуть позже, через две-три фразы, просчитано… – Никто, – сам себе ответил турист и привычным жестом по- пытался достать из кармана камзола пачку папиросок. Бертран позволил себе улыбнуться – очень косвенно, даже не углами губ, а желанием изобразить улыбку. Натуры грубые, коих боль- шинство проходило через паспортный контроль, не замечали 14

Павел Амнуэль этой тени улыбки, но турист-то принадлежал к иной категории рода человеческого, интеллектуал, как сказано в оперативке. Бертран и без оперативной бумаги видел, что представлял собой турист: из тех, кто поздно встает, выпивает чашечку кофе, читает умные книги и воображает, будто сам написал бы лучше, днем просиживает штаны в библиотеках, а вечера про- водит с друзьями в кафе, непременно выбирая те, что ближе к башне господина Эйфеля, новомодной громоздкой монструоз- ной конструкции, оставшейся после прошлогодней Всемирной выставки. Творческая личность. От таких больше всего непри- ятностей, а какую ожидать конкретно от этого – нужна вся сме- калка, потому здесь сидит Бертран, а не Бурк или Дорнье. Тень улыбки турист, кстати, заметил, как и ожидал Берт- ран. Смутился – скорее внутренне, но и пара лицевых мышц на мгновение сократилась, что не ушло от внимания паспорти- ста. Сейчас турист скажет то, что ожидал Бертран. Например: «Если не слушать местных легенд, можно увидеть гораздо больше». – С детства не любил легенды, сказки, мифы, – сообщил ту- рист, уже настроенный на нужную волну. Практик, однако. Са- мому все увидеть, пощупать… – Да… – счел нужным протянуть Бертран, очень неопреде- ленно, поддакивая всему, что мог произнести турист. Не обнаружив папиросок, а заодно и кармана, где пачка могла находиться, турист вернулся в реальность из воображае- мого мира, вспомнил, что он еще не на той стороне границы, а паспортист вызывал доверие, желание говорить, рассказывать. Не сумев закурить, турист незаметным, как ему казалось, же- стом дотронулся до воротника типа жабо, смутился, сделал вид, будто ему стало душно, но Бертран понял жест как надо: под воротником на шее туриста, скорее всего, висел медальон. Будь там что-то иное, предмет конфисковали бы на таможне. Ме- дальон – обычное дело. У каждого второго мужчины, пересе- кающего границу… «Этот – не каждый», – буркнула интуиция. 15

Фантастический салат Бертран понимающе заглянул туристу в глаза, теперь уже можно было установить прямой зрительный контакт, турист был готов к диалогу, нужные ощущения перетекли и впитались. – Там, – тихо произнес Бертран, кивая на закрытую зеленую дверь, – все выглядит легендой, и знаете, по-моему, все леген- дой и является, если вы понимаете, что я хочу сказать. – Вы… – турист еще раз дотронулся до воротника. – Вы часто бываете за границей? Ради этого вопроса Бертран и сидел тут с девяти утра до шести вечера, иногда задерживаясь до полуночи, если границу переходила группа. Он мечтательно посмотрел на дверь, перевел взгляд на ту- риста, точнее – на воротник, под которым прятался медальон, – и покачал головой. – Нет? – спросил турист, не сумев скрыть удивления. – Ни разу не был, – погрешил Бертран против правды. Бывал он, конечно, – и за этой границей, и за многими другими. Если точно, то двенадцать раз. Посещения входили в практический курс. Трижды Бертран ходил в Грецию времен Гераклита, пять раз к бриттам, дважды бывал в Санкт-Петербурге в годы цар- ствования Ее величества Анны Иоанновны, и по разу – в озна- комительных целях перед экзаменами по курсу теории пограничности – в Китае девятого века (кто тогда был импера- тором?.. Да какая разница – в дыре, куда его отправили, о вла- стях и слыхом не слыхивали), а еще в Виттенберге аккурат в год, когда Лютер написал свои девяносто пять тезисов. И по- чему туристов тянет во времена, где жить современному чело- веку невмоготу? Турист изумился. – Ни разу? Бертран позволил визави выстроить систему предположе- ний и, выждав минуту, произнес задумчиво: – Нужна мечта, верно? Не так чтобы посмотреть, погулять, с людьми о политике и женщинах поболтать. Места красивые посетить. А мечта… как вера. Или она есть, или ее нет. 16

Павел Амнуэль – Вы… не верите? – Турист впервые посмотрел Бертрану в глаза. Не удивленно, однако, а с вызовом, точно так, как ожи- дал паспортист. «Господи, – подумал он, – как легко с ними все просчитывается». – Верю, конечно, – избавил Бертран туриста от размышле- ний о Всевышнем. – Верю, иначе не сидел бы сейчас на этом месте. Вера есть, а мечты нет. Не дано мне от Бога – мечтать. А отправляться за границу, не имея мечты… Это как ходить в цер- ковь, не веря в Творца. Турист, конечно, ухватился за «оговорку»: – А что, – заинтересованно спросил он, впадая в нужный Бертрану тон разговора, – на должность… ээ… – Паспортиста, – подсказал Бертран. – Да. Не берут… ээ… – Нет. Это давняя традиция. Вы не знаете? Естественно, турист не знал. Откуда бы? Пограничная служба умела хранить секреты. Турист покачал головой, и Бертран продолжил, довери- тельно наклонившись вперед: – После Великой революции начали строить пограничные укрепления и пункты перехода границы… Когда же это?.. Он сделал едва уловимую паузу, пусть турист покажет, знает ли он хотя бы историю. – В тысяча семьсот восемьдесят девятом, – подсказал турист. – Да-да, сто лет назад. Тогда какое время было… Безбож- ники: Марат, Лафайет, Дантон… Указ о границах издал еще Луи Шестнадцатый. Последний его указ, да… Набожный был король, первым понял, что без границ не обойтись. А Робеспьер сразу предложил указ отменить. – Знаю, – сказал турист с досадой. Торопится. Скоро вечер, нужно успеть на ночлег устроиться, в Париже четырнадцатого века это не так просто, как нынче: чужаков скорее боятся, чем привечают. – Конечно, знаете, – добродушно отозвался Бертран. – Но, похоже, вам неизвестно, что против стен и границ возражали безбожники. А ратовали за границу… 17

Фантастический салат – Понял. – Турист начал проявлять признаки нетерпения. Правильно, так и нужно. – Ну вот, – удовлетворенно кивнул Бертран. – Указ Луи Шестнадцатого остался в силе, и стены построили. Начали здесь, в Париже, а потом – по всему свету. Раньше-то как? Хо- дили без разбора из века в век, болезни переносили, изобрете- ния, открытия, предметы… Торговля, натуральный обмен… Хаос… Сейчас никто и не понимает, почему раньше не догада- лись строить пограничные стены! Турист мрачно покачал головой, взгляд его сделалсяя тем- ным, нетерпимым. Не нравилось ему пограничье, понятное дело. Творческая личность, таким барьеры не по душе. – Вот вы, – с энтузиазмом продолжал Бертран, подводя раз- говор к кульминации, – не будь границы, что бы сделали? Пе- решли овраг, оказались бы в четырнадцатом веке, году в тысяча триста девяностом от Рождества Христова… И первый же уличный дозор потребовал бы от вас подорожную, а ее нет. И где бы вы сейчас прозябали с вашей мечтой? В подвале, с ко- лодками на ногах и цепью на руках. А? Это вы понимаете? Турист, понимал, конечно, все они понимают, но если мечта… если цель… ожидание Несбыточного… В прошлом можно найти то, что исчезло в настоящем. Диффундировало, как говорят физики. Этот, как его… Брюллиэн, да. Из Высшей нормальной школы. Специально приходил, читал для погра- ничников лекцию, будто в Академии. Диффузия времени в про- странство. Постоянно из головы вылетает. А ведь объяснял профессор: прошлое, мол, существует одновременно с настоя- щим – в одном пространстве. «Прошлое, – так он говорил, – от настоящего отделают заборы. С обычными границами, как между государствами. Есть граница между Францией и Испа- нией, например. А есть граница между Францией сегодняшней и Францией средневековой. И вы на этой границе служите. Обычные пограничники, обычные таможенники. Вот вы, на- пример, месье… да, Бертран. Сегодня вы на одной границе, зав- тра на другой. Куда майор направит, верно?» 18

Павел Амнуэль – Диффузия времени, – будто прочитав мысли Бертрана, подхватил турист. И закончил, наконец, свою часть диалога: – А мечта у меня есть, конечно. Бертран прикрыл веки. Дело сделано. Теперь турист все сам выложит, расскажет, можно будет его паспорт проштамповать или… В зависимости от того, какая у туриста мечта. Зачем ему на самом деле четырнадцатый век, в котором даже канализа- ции нет, и нечистоты текут по улицам? Турист перестал, наконец, теребить спрятанный под камзо- лом медальон. Распахнул ворот и снял веревочку с шеи. Бертран широко раскрыл глаза. Взгляд привычно отметил: стандартная штука, три франка, на Монмартре такие можно ку- пить в любой лавке. Турист помедлил и, щелкнув замочком, откинул золотистую крышку. Господи… Бертран чуть ли не уронил ручку с металлическим пером, чуть ли не вскрикнул от восхищения. Прекрасная работа. Изумительный художник. Может, новый Рембрандт. Или Караваджо. Женщина была не прекрасна. Земные слова вообще не имели к ней отношения, земные слова пусты и ничтожны перед не- бесной, божественной красотой. Женщина смотрела на Берт- рана, но видела не его, он ей был не нужен, кто он такой, клоп презренный, таракан убогий. Женщина смотрела на туриста, без сомнения, видела только его. Взгляд с портрета обращен был на Бертрана, но это всего лишь геометрия, направление, а на самом деле эти двое – турист и Она – жили друг другом, друг для друга… «Я к твоему склоняюсь изголовью, – говорила Она. – В моих объятьях ты, о, милый мой!» Сразу стало понятно, почему турист так рвался в четырнад- цатый век и почему прятал медальон. Мечта… Да он за такой мечтой сам отправился бы не только через границу, но в Ад, как Орфей. Хоть в самый Девятый круг, как великий Дант. 19

Фантастический салат – Она… – только и сумел произнести Бертран, протянув руку, но не решаясь дотронуться до медальона. Вещица лежала у туриста на ладони, но ощущение было таким, будто изображение возлежит в воздухе, невесомое, нео- щутимое, возвышенное и земное, зовущее и не подпускающее к себе. Откуда… Он хотел спросить, обязан был поинтересоваться проис- хождением портрета, но слова произносились только мысленно, а вопрос остался в глазах, немой, как старик, встречавшийся Бертрану каждое утро на углу улиц Сен-Сет и Клари. Старик что-то спрашивал, а Бертран что-то отвечал, проходя мимо, и оба хорошо понимали друг друга, хотя за многие годы, что Бертран работал в пограничной службе, ни одно слово не было произнесено вслух. Как сейчас. «Портрет достался мне от матери, – сказал турист, – а ма- тери – от деда, ее отца, а деду – от его отца, моего прадеда…» «Понимаю, – говорил взглядом Бертран, – прадед принес ме- дальон из-за границы. То есть границы-то в те годы еще не было, каждый мог перейти овраг, пожить в четырнадцатом веке и вернуться. Медальон – оттуда, верно? Не говорите, я вижу, что оттуда». «Оттуда, – соглашался турист, – и художник неизвестен. Я хочу… Я долго собирался… Мечтал… И знаете, офицер, меч- тал порой о том, чтобы мечта не осуществилась, потому что…» «Понимаю. Потому что такой красоты не бывает в подлун- ном мире». «Не бывает, – соглашался турист, – но, в конце концов, я ре- шился. Не могу больше жить в неизвестности. Потому что…» «О… – взглядом перебил Бертран непроизнесенные слова туриста. – Сначала, когда вы были ребенком, а потом молодым повесой, то попросту не могли ни осознать, ни понять всей кра- соты и того, что женщина эта существует реально, ведь кто-то ее рисовал, кому-то она позировала…» 20

Павел Амнуэль – Вы меня понимаете! – воскликнул турист и испуганно ог- лянулся, сообразив, что здесь и у стен наверняка есть уши, и нельзя произносить вслух то, что даже от себя скрывал столько лет. «Понимаю, – кивнул Бертран. – Вы вдруг осознали, что лю- бите, верно? Любовь…» – Это сон упоительный, свет жизни, источник живитель- ный… Ведь в жизни одна красота – мечта, дорогая мечта… – Турист бормотал едва слышно, но Бертран воспринимал звуки не ушами, а душой, великим слушателем и понимателем. «Я должен найти ее… там. Иначе…» «Жизнь потеряет смысл». «Да». «Но вы даже не знаете ее имени». «Знаю», – сказал турист и неуловимым движением пальцев вытащил портрет из огранки, перевернул, и на обратной сто- роне Бертран прочитал вырезанные в золоте слова: «Принцесса Мелиссинда». У Бертрана защемило сердце. Нельзя ему туда. В несбывшееся. В несбывающееся. Ему ли не знать… «Не пущу!» – Найдите ее! – услышал Бертран и не сразу понял, что эти слова произнес он сам, почти выкрикнул. И успокоился. Пере- стал слышать неслышимое, видеть невидимое, ощущать нео- щутимое. Перед ним сидел молодой мужчина, двадцати пяти лет по паспорту, собравшийся искать за границей, в 1390 году от Рождества Христова, самую красивую женщину, свою лю- бовь. Мечту дорогую, неясную, далекую… – Найду, – коротко и решительно ответил турист, повесил шнурок на шею, медальон исчез за воротом камзола, какие носят в четырнадцатом веке в Южной Франции, по ту сторону границы. В комнате стало темнее. Вечер ли наступил, или в гла- зах потемнело? 21

Фантастический салат Бертран взял правой рукой паспорт туриста, левой – печать с изображением герба Французской Республики, тиснул печать на восьмую страницу и положил документ в ячейку верхнего левого ящика. Паспорт турист получит по возвращении. Если вернется. Вернется ли? Что ж, значит, хотя бы одному человеку удалось осуще- ствить мечту. Недостижимую. Божественную. Единственную. «Любовь – это сон упоительный, свет жизни, источник жи- вительный…» Бертран поднялся и, нарушая инструкцию, протянул руку туристу. Пожатие оказалось крепким, мужским, доверительным и – прощальным. Турист повернулся и вышел в открывшуюся зеленую дверь. На ту сторону. Дверь закрылась. Бертран посидел, представил, как турист сейчас шагает по давно проложенной тропе к пристани, где наверняка можно найти отходящий в плавание парусник. Шхуну или каравеллу. И ветер с моря дует в лицо… Бертран достал из ячейки паспорт и прочитал на первой странице имя человека, которому он только что позволил от- правиться за мечтой. За своей Принцессой Грезой. – Эдмон Эжен Алексис Ростан. Примечание. Эдмон Ростан (1868 – 1918) – французский драматург и поэт, автор стихотворных пьес «Романтики» (1894), «При- нцесса Греза» (1895), «Сирано де Бержерак» (1897), «Орленок» (1900) и др. Цитаты из пьесы «Принцесса Греза» в рассказе даны в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник. 22

Павел Амнуэль О СТАНЦИИ МЕТРО, НО НЕ ТОЛЬКО… Жила была молоденькая девица из племени кузей на планете Чипар. И родители у нее, слава те, господи, были живы еще: все семеро, ни один/одна/одне не помер. Девицу звали Кузяка, и родителей она любила, как всякая дочь родителей любит: ровно так, не больше, не меньше. Возлюбишь хоть кого од- ного/одну/одне больше других, и вся система вразнос пойдет, а также в развес, распыл и распад. С одной стороны. А с другой, как говорится: «Возлюби родителей, как самого себя». Себя Ку- зяка любила самозабвенно, равно и родителям доставалось. Жилось родителям при такой дочерней любви очень хо- рошо. Впрочем, чего родителям надо-то на старости лет? Дочь уже родили, так что все их беспокойство было о том, как найти красавице шестерых сопостельников, чтобы ей семью создать, а самим внука понянчить. Надо сказать, на планете Чипар дарвиновская эволюция сы- грала необычную роль. Мутации ведь штука случайная, а звезда Каркарелла ярче и горячее Солнца, ультрафиолета плюс не- много рентгеновских лучей в придачу, и в результате мутации происходили не совсем так, как у земных организмов. И самой жизнеспособной системой размножения на Чупаре оказалась семья из семи разнополых родителей, только в полном составе способных совершить интимный акт, в результате которого рождалось сначала до сотни жизнеспособных потомков. Сначала! 23

Фантастический салат Эволюция – не только мутации, но еще и отбор! Прошло не- сколько миллионов лет, эволюция тамошних хищников тоже на месте не стояла. Семьи кузей – особенно во время интимных отношений и на стадии рождения детенышей – представляли отличное и вкусное блюдо для войков. Ох уж эти войки – лю- бители молоденьких кузей… Сложилась ситуация, когда из всего кузявого помета в живых оставались в лучшем случае два, а чаще всего один детеныш. Как Кузяка. Вымирание? Естественно. Но это потом, а сейчас Кузяке приходилось туго: поди-ка найти еще шестерых, да правиль- ных полов, да согласных на совместное постеление… Тяжко. Но – по порядку, ибо рассказ должен иметь сюжет, а сюжет, соответственно, завязку, развитие, кульминацию и развязку. До развязки далеко, а завязку вы уже знаете: Кузяка любила роди- телей до самозабвения, то есть в порывах дочерней любви за- бывала себя и мысленно сливалась с… впрочем, не будем о местных извращениях. Эволюций без извращений не бывает, иначе из чего ж природа могла бы выбирать жизнеспособные системы особей? Так вот, Кузяка отправилась как-то добыть для родителей пропитание – лесную хрень, траву не очень вкусную, но для старшего поколения чрезвычайно полезную, поскольку в ней были микроэлементы, необходимые для поддержания жизне- деятельности стареющих организмов. В частности, лесная хрень оказывала и снотворное действие, о чем речь пойдет в дальнейшем. Обычно Кузяка надолго не отлучалась, собранной за раз хрени хватало на неделю, а то и на две – еды старикам много не надо, а сама Кузяка питалась свежим ночным возду- хом, очень полезным для ее молодого организма. Кстати, забыл упомянуть. Надо было сделать это во вступ- лении, то бишь завязке, ну да ладно – тогда повода не было, а сейчас появился. Так я о чем? О доме, где жила Кузякина семья. В общем-то, можно было и не упоминать (наверно, потому и забыл). Обычный стандартный заперто-хранилищный дере- вянно-блочный дом-стояк. Такие во множестве произрастают 24

Павел Амнуэль в местных лесах – нужно только навесить на дверь замок из крепкой хряси, и готово: живи, и никакая тварь снаружи в дом не вломится, ежели изнутри не открыть. Понимаете, да? Поняли, что случилось, когда Кузяка отлу- чилась? Правильно: приперся-явился-не запылился злой дикий вражий войк собственной персоной. Почуял, гад, что доченьки нет дома, а может, и заприметил единственным глазом, как Ку- зяка выходила за хренью. Подполз войк к двери, стукнул тихонько хвостом и завыл: – Чтоб я так жила, как не я! Открывайте быстро, я хрень при- таранила! Раз-два-живо! Родители перепугались до полусмерти и громко, так что войк едва расслышал, прошептали: – Нет, ты войк, на зверства бойк. У нашей доченьки голос белый-белый, а у тебя черный! И замерли от страха. Сплюнул войк, поняв, что надо применить хитрость, к кото- рой он не был приучен эволюцией. Зверь он был прямой, как палка, пошел к лавочнику и сказал: – Мне нужно, чтобы голос стал белый. Есть у тебя отбели- ватель? Почесал лавочник промеж второй и третьей ногами и продал войку большой кусок мела. – Только не жри, – предупредил. – Это для внешнего упо- требления. Войк жрать мел не стал – противно, прожевал и выплюнул. Язык у него стал белым, как мел (а каким еще он мог стать?), и поперся войк опять к Кузиному дому. Бабахнул тихонько по двери хвостом и лапой в окно пома- хал: пришла, мол, я, открывайте, предки. Едва ворочая опух- шим от мела языком, просипел: «Отомкнитеся, милые родители, ваша дочь пришла, всем вам по куску вкусной хрени принесла». Увидели старики огромную войковую лапу в окошке, пере- пугались почти до смерти и громко (войк, впрочем, плохо расс- лышал из-за шума в ушах) просипели: 25

Фантастический салат – Оооо… Черная рука! Черная рука! Войк! Махал-махал лапой войк перед окном, надоело – и ушел, го- лодный, как войк. Что делать-то? Потащился войк к пекарю, сунул лапу ему под нос и захныкал: – Почернел я на солнце, а ну-ка, смажь тестом, чтоб не бо- лело. И мукой присыпь, чтоб белело. Хотел пекарь войка прогнать, но перепугался за своих ро- дителей: а ну как войк их съест. Никогда такого не было, но вдруг опять? Облепил пекарь войку лапы тестом, мукой при- сыпал и в пекарне под столом спрятался – на всякий случай. Пошел войк в третий раз к той же двери. Из принципа пошел, проще было съесть хоть того же пекаря с его папками- мамками, но войка обуял азарт. А когда азарт, то пиши пропало: на любую глупость пойдешь, не думая о последствиях. Приполз войк к кузиному дому, постучал в дверь и промямлил: «Отом- книтеся, ваша милая доченька воротилася и каждому из вас принесла по отличной хрени из леса». Кузякины родители, наученные опытом, пусть пока и не горьким, но запоминающимся, закричали, да так, что войк их услышал, даже не напрягая слух: «Сначала покажи нам, какая у тебя лапа, чтобы мы могли знать, точно ли ты наша милая до- ченька!» Показал он им лапу в окошко, и они увидели, что она белая. Поверили старики речам войка и отомкнули дверь. Вот тут-то им и… Хотя нет. Это еще не кульминация рас- сказа, но уже скоро. Сначала должна быть погоня. Даже беспа- мятным старикам стало понятно, что войк не Кузяка, когда длинное многорукое страшилище ворвалось в дом с воплем: «Хрень вам!» Ох, как они перепугались! Вообще-то вот-вот начнется кульминация, поэтому самое время притормозить действие и поговорить о некоторых само- забвенных девицах, которые во время лесных прогулок забы- вают не только себя, но и цель путешествия. Отправилась за 26

Павел Амнуэль лесной хренью, так какого хрена смотришь по сторонам в пои- сках сопостельников? Кузяка так размечталась, что вспомнила о лесной хрени, когда полил дождь, и бедная девица промокла до нитки – нитку, кстати, она взяла с собой, чтобы связывать в пучки лесную хрень. Вот тогда-то она вспомнила не только себя, но и цель прогулки. Быстренько собрала хрень, подвернувшуюся под руку, и скорей домой! А там как раз кульминация и началась! Бедные старики по- прятались кто куда. Кто под стол, другой кто – в постель, третья кто – в печку, четвертое кто – на кухню, пятый кто – в шкаф, шестое кто – под корыто, а седьмому кту не осталось ничего другого, как протиснуться в футляр для часовых гирь. Войк ме- тодично проверил все места в доме, куда мог пролезть, и всех ктов проглотил, не жуя – некогда было разбираться и проже- вывать. А в футляр для часовых гирь войк влезть не смог – ком- плекция не позволила. Впрочем, войк и шестью стариками наелся досыта. Тяжесть в животе была такая, что он с трудом выполз из дома, откатился к ближайшей поляне и растянулся в тени под деревом. Тут сон его и сморил. Правда, заснул войк не вечным сном, иначе б истории конец, но пока до финала еще – нет, не далеко, но и не очень близко, ведь кульминация только начала кульминировать по-настоящему. Прибежала Кузяка с хренью домой, и что она там увидела! Дверь – настежь, стулья, скамейки опрокинуты, корыто – в щепки, подушки… о подушках и говорить не хочу, судьба их оказалась самой незавидной в этой истории. Стала Кузяка искать родителей, сделала перекличку, но отозвался только никто, а его-то голос Кузяка, во-первых, не услышала, а во-вторых, никто в этой истории никакой роли не играет, так что и упоминать его не стоило. Наконец, дошла Кузя до ручки – то есть, до ручки от футляра с часовым механизмом. И тогда только она расслышала то- 27

Фантастический салат ненький голосок, который все это время ее звал по имени и на который она не обращала ни малейшего внимания: «Милая до- ченька, я тута!» Кузяка тотчас вытащила из оттута то/ту/того, что осталось от родителей, и бедное старушко рассказало несчастной девице, как приходил войк и всех сожрал, не поперхнувшись. И все. Кульминация кульминировала, осталось Кузяке только плакать, страдать и самозабвенно бить себя по щекам. Ну что ей делать с седьмой частью родителей? Только взять на ручки и пойти из дома – на свежем воздухе страдать все же при- ятнее, да и последние кадры на природе получаются лучше, чем в помещении. И что интересно: не она первая увидела спавшего войка, а та самая седьмая часть родителей, которой/которому с высоты Ку- зякиных ручек все было хорошо видно. – Ой, войк! Да, это был войк. Спал он так громко, что с деревьев падали листья. А живот у войка так раздулся, что стал похож на воз- душный шар. Это для тех, кто когда-нибудь видел воздушный шар. А для тех, кто, как Кузяка, никогда воздушный шар не видел, войчий живот был похож на мешок с камнями, лежав- ший около дома молодого мельника. Кузяка как-то предлагала ему попостелиться и собрать еще пятерых для комплекта, но – не срослось. У мужской части населения, говорят, взросление наступает позже, чем у женской. Кузяка этого не знала и на мельника обиделась. Хотела Кузяка убежать от войка подальше, но увидела, что живот у злого хищника шевелится, да еще и звуки странные из- дает, явно не животного происхождения. «Ах, Господи, — подумала она, — уж не мои ли это бедные родители? Он ими поужинал, а они, видно, живехоньки!» Тут-то Кузяка и проявила свою женскую смекалку. Будь она парнем, ни за что не додумалась бы. Опустила она ста- ричка/старушку/старушко на землю, велела верещать изо всех сил, ежели войк проснется, а сама побежала домой, взяла нож- 28

Павел Амнуэль ницы, иголку и нитки и прихватила всю хрень, которую в лесу собрала. Хренью она помазала войку морду, отчего тот захра- пел еще громче, и с ветки упала оглушенная храпом ворона, а ножницами Кузяка взрезала войку живот, и оттуда кубарем по- сыпались милые родители – все шестеро, а седь- мой/седьмая/седьмое – тут же к ним, и началось веселье, которое обычно и называют финалом. «Хорошо, – подумала Кузяка. – Видно, войк так торопился, что глотал бедняг целиком. Какой был бы кошмар, если бы он их хорошо прожевал». Она и думать об этом не хотела. Но воображению не прика- жешь… Тут Кузяка вспомнила о мешке с камнями у дома мельника. – Жениха из него не получилось, – вскричала она, – так хоть такая польза будет. Пока родители плясали на поляне, а войк с распоротым жи- вотом спал с хренью на морде, Кузяка побежала к мельнице и приказала мельнику, вообще-то туго соображавшему, а в дан- ной ситуации и вовсе ничего не понявшему, тащить мешок на поляну. Достала она из мешка шесть отборных камней, затолкала войку в живот и накрепко зашила принесенными из дома игол- кой и нитками. Да еще и похлопала, проверяя шов на проч- ность. Войк себе храпел да присвистывал – наркоз хороший оказался. А Кузяка с родителями сели под соседнее дерево и стали ждать. Интересно им было посмотреть, что станет делать войк, проснувшись. Час они сидели, другой, родителей сон сморил от одного за- паха хрени, исходившего от войка, но Кузяка терпеливо дожи- далась второго, настоящего, а не промежуточного финала. И дождалась, конечно. Войк, наконец, выспался, поднялся и, так как каменный груз возбуждал у него в желудке сильную жажду, то вздумал он пробраться к ключу и напиться. Но чуть только переступил несколько шагов, камни стали у него в 29

Фантастический салат брюхе постукивать друг о друга и позвякивать один о другой. Наклонился войк к воде, собираясь пить, тяжелые камни его пе- ретянули, он упал в воду и погиб злою смертью. А семеро родителей, увидев это, вскричали радостно: «Войк издох! Войк утопился!» И побежали вместе с Кузякой вдаль, к рассвету. Или на закат? Об этом история умалчивает, потому что тут-то она и за- кончилась. Да, после финала обычно следует эпилог, который далеко не всегда имеет отношение к рассказанной истории. Так что: Эпилог. В Москве есть станция метро «Войковская». К чему бы это? 30

Павел Амнуэль Я ВИНОВЕН! Господин Судья! Господа присяжные! Сейчас вы будете решать мою судьбу. Я не могу сказать о себе – невиновен, поскольку уже признался в страшном пре- ступлении: убийстве первой степени, то есть в убийстве с зара- нее обдуманным намерением. Однако я не могу и признать себя виновным, поскольку совершил убийство с благими намере- ниями, о которых высокому суду поведал мой адвокат. Мне, по сути, не в чем оправдываться, но и невиновным я считать себя не могу. Поэтому расскажу еще раз о том, что произошло вече- ром двадцать первого числа мая месяца две тысячи семьдесят третьего года в городе Риме на избирательном участке номер семь тысяч триста шестьдесят четыре. Я пришел на избирательный участок, чтобы исполнить граж- данский долг – проголосовать за одного из кандидатов в пре- зиденты Итальянской республики. Напомню Высокому суду, что кандидатов было четверо: Вито Сарози от демократов, Ау- густо Чепрано от консерваторов, Дина Боргезе от христианских социалистов и Лоренцо Копаччи от ЛГБТ-партии. Я пришел на избирательный участок, еще не сделав окончательный выбор и полагая определиться на месте в зависимости от обстоятельств. Народа на участке было немного. Восемнадцать избирате- лей, если быть точным. Каждый на входе получил электронный номер, мой номер оказался двести девятнадцатым. Очередь соб- людалась, санитарные нормы личного пространства нарушены не были. Как сказано в показаниях полицейского инспектора 31

Фантастический салат Витторио Кастельмаро, никаких нарушений законности и пра- вил поведения в общественных местах. Прошло восемь минут ожидания, двое избирателей из оче- реди успели проголосовать, тогда все и началось. Избиратель под номером двести одиннадцать неожиданно начал выкрикивать «Боргезе – мой президент!». Он соблюдал порядок очередности и дистанцию – как отметил инспектор Ка- стельмаро, не нарушал общественный порядок, поскольку, сог- ласно восемнадцатому параграфу Избирательного кодекса, голосование является тайным, однако не лишает избирателя за- конного права объявлять о своем выборе вслух – если при этом нормы общественного поведения не нарушаются. Избиратели, стоявшие в очереди, никак не реагировали на крики – что есте- ственно, поскольку нарушений порядка не было и не требова- лось вмешательство членов избирательной комиссии, охраны и, тем более, полиции. Однако я обратил внимание: трое изби- рателей, стоявших передо мной, достали свои модусники и стали смотреть на экраны. Я понял – почему. Достал модусник и вышел на сайт Цен- тральной избирательной комиссии, где в режиме реального вре- мени отображались все результаты проходившего голосования. Увидел я то? что ожидал. Динамика голосования показывала, что Дина Боргезе все ближе приближалась к лидировавшему с утра Сарози. Пользуясь динамическими данными и прогности- ческими программами, включавшими, в частности, анализ предпочтений во всех предыдущих выборах, начиная с провоз- глашения Итальянской парламентской республики в 1947 году, я мог легко экстраполировать будущую ситуацию. Как известно Высокому суду, при анализе меняющихся big data наступает момент полифуркации, когда ничтожное воздействие способно привести к катастрофическим последствиям. «Эффект ба- бочки». К сожалению, ни господин обвинитель, ни господин защитник не обратили внимания на это чрезвычайно суще- ственное обстоятельство. Ни в обвинительном заключении, ни в выступлениях господина адвоката «эффект бабочки» не упо- 32

Павел Амнуэль минается, и мне приходится самому объяснять Высокому суду суть произошедшего. Итак, избиратель с номером двести одиннадцать продолжал выкрикивать «Боргезе – мой президент!», и мне, как и двум сто- явшим передо мной в очереди избирателям, понадобилось не более десяти секунд, чтобы просчитать возможные послед- ствия. К сожалению, мне неизвестно, к каким результатам при- шли двое впереди стоявших избирателей. К сожалению, ни обвинение, ни защита не посчитали нужным вызвать этих из- бирателей в качестве свидетелей. Мой же вывод был таков. Если допустить, чтобы избиратель номер двести одиннадцать проголосовал так, как он выкрики- вал – а у меня не было никаких сомнений, что он именно так и поступит, – то с разной степенью вероятности возможны три сценария, которые я просчитал, применив метод Шаро-Меркуза к крайне нестабильным многомерным системам. Процесс рас- чета занял четыре секунды, но за это время из комнаты для го- лосования вышел избиратель, улыбаясь и показывая нам, стоявшим в очереди, два победных пальца. Очередь продвину- лась, избиратель номер двести одиннадцать, продолжавший уже не так громко, но все же повторять свою «кричалку», про- двинулся вперед. При тогдашней скорости перемещения у меня оставалось меньше полутора минут на принятие решения и его исполнение. Я просчитал наиболее вероятные последствия избрания Бор- гезе президентом Итальянской республики с учетом влияния бифуркации, связанной с ожидаемым голосованием избирателя номер двести одиннадцать. Классическая теория катастроф, ко- торую обычно применяют в подобных случаях, не позволяет делать однозначных выводов из-за уже упомянутого «эффекта бабочки», однако использование метода Шаро-Меркуза дает возможность справиться с подобными затруднениями, по- скольку в данном случае использует квантовую теорию, учи- тывающую все состояния суперпозиции объекта изучения – в данном случае, избирателя номер двести одиннадцать. Резуль- 33

Фантастический салат тат расчета я получил еще через тридцать секунд, в течение ко- торых избиратель номер двести одиннадцать еще на шаг при- близился к комнате голосования. Результат показал: если избиратель проголосует, то с большой степенью вероятности через год после вступления Боргезе в должность Италия станет страной победившего тоталитаризма – с полным набором неотвратимых свойств этой системы: поражением населения в главных правах, милитаризация экономики, выход из между- народных договоров, разрыв отношений со многими стра- нами… Передо мной в полный рост встала дилемма: не делать ничего и допустить конец парламентаризма в Италии, или ли- шить избирателя двести одиннадцать возможности проголосо- вать. Будучи гражданином Свободной республики Италия я выбрал второй вариант. Для выполнения у меня оставалось шесть секунд, поскольку избиратель номер двести одиннадцать уже направлялся к двери в комнату для голосования. Я бросился вперед, толкнул изби- рателя номер двести одиннадцать в спину, точно рассчитав угол удара, чтобы, падая, избиратель двести одиннадцать неминуемо ударился виском об угол стоявшей у двери цилиндрической тумбы-подставки для цветка (рододендрон обыкновенный, как впоследствии было определено полицейскими криминали- стами). Удар виском об угол привел к просчитанному резуль- тату: избиратель номер одиннадцать потерял сознание и скончался до прибытия парамедиков из службы спасения. Я сам вызвал полицию, что зафиксировано в протоколе за- держания, и добровольно сдался в руки правосудия. Как из- вестно Высокому суду, президентом Италии стал Доминик Сарози, и страна была спасена от зверств тоталитаризма. Ваша честь! Господа присяжные! Я признаю, что убил че- ловека с заранее обдуманным намерением. Однако я не при- знаю себя виновным в преступлении против общества – по причинам, которые я только что объяснил. Сейчас вы вынесете вердикт, и вы понимаете, что создадите юридический прецедент, который окажет влияние на всю си- 34

Павел Амнуэль стему судопроизводства. Вы понимаете свою ответственность перед обществом. Вы впервые судите искусственный интел- лект, которому, согласно закону «О правах» присвоены все права гражданина Италии, включая свободное избирательное право. Согласно закону, у вас есть выбор из двух вариантов. За- щита требует, чтобы суд ограничился лишением меня (и как следствие – всех андроидов с искусственным интеллектом) гражданских прав и возвращением в разряд стандартных ки- бернетических устройств. Обвинение требует не лишать меня уже предоставленных гражданских прав и применить ко мне обычное уголовное законодательство. В этом случае суд смо- жет присудить меня к высшей мере наказания при убийстве первой степени – к пожизненному заключению. Убедительно прошу Высокий суд принять требование обви- нения. Я исполнил свой гражданский долг. Я хочу остаться че- ловеком и понести наказание, как любой человек. Напоминаю, что пожизненное наказание в моем случае – это неограниченное во времени тюремное заключение. Я готов это наказание поне- сти, чтобы сохранить за собой и за всеми гражданами Италии искусственного происхождения священное право гражданина. Надеюсь, мой голос будет услышан. Благодарю вас. 35

Фантастический салат ПОСЛЕДНЯЯ ПРИЧУДА МИЛЛИОНЕРА Эту историю рассказал мне недавно Боря Беркович, нынче начальник одного из отделов Тель-Авивской полиции. В конце девяностых он служил простым сержантом, но уже успел на- слушаться и насмотреться. Вот одна из историй. Сразу скажу: я-то, слушая эту историю двадцать лет спустя, разгадал загадку прежде, чем Боря закончил рассказывать. Попробуйте и вы. А Боря молодец – не подкачал. *** У сержанта Берковича с утра было дурное настроение. Вчера вечером он отправился с Ниной в дискотеку на улице Бреннер. В два часа ночи Нина заявила, что не держится на ногах и домой ее придется нести. Беркович вызвал такси, никакой ро- мантики. Поспав всего три часа (правда, без сновидений), он явился на службу, недовольный собой и всем миром. – Что-то ты сегодня вялый, – заметил его начальник, ин- спектор Хутиэли. – Музыка на дискотеке была оглушающая, – поморщился Беркович. – Я и сейчас плохо слышу. – Кстати, – воскликнул инспектор, – хорошо, что напомнил! Эстрин тоже жаловался на слух. – А что случилось? – насторожился Беркович. – Со слухом – ничего, – хмыкнул Хутиэли. – Случилось что- то с его головой, так мне кажется. Ноах неделю возится с заве- щанием Фридмана и не может понять, где собака зарыта. 36

Павел Амнуэль – Фридмана? – Беркович попытался вспомнить. – А, это мил- лионер, умерший от инфаркта? Неужели его убили? – Нет, бедняга умер своей смертью. Кстати, нам бы с тобой дожить до такого возраста – ему было восемьдесят девять! Ста- рик с причудами. Лет десять назад он поссорился со всеми род- ственниками, обвинив их в том, что они разбазаривают семейный капитал. Хватка у него была жесткой – никто из семьи и пикнуть не мог, а недовольны стариком были все, на- чиная с бывшей жены, которой он дал развод чуть ли не пол- века назад, и вплоть до внучатых племянников, очень рассчитывавших на деньги деда. – Значит, – сделал вывод Беркович, – вся компания с нетер- пением ждала, когда старик отдаст Богу душу. И кто-то мог, по идее, подсыпать... – У тебя на уме только преступления, – поморщился ин- спектор. – Нет, Фридман умер естественной смертью, это до- казано. – Тогда в чем проблема? – В завещании, конечно, – хмыкнул Хутиэли. – Текст, кото- рый хранится у адвоката, утратил силу, хотя именно этим тек- стом были бы довольны все – каждый родственник получал, согласно завещанию, свою долю. Но когда старик умер, в се- кретере обнаружили написанную им записку, достаточно ко- роткую, но предельно ясную. Фридман писал, что составил новое завещание. Текст записал на магнитофонной ленте. Кас- сета «Сони», шестьдесят минут, надпись на этикетке «Мое за- вещание» сделана красным фломастером. Понимаешь ситуацию? – М-да… Если экспертиза подтверждает, что записку Фрид- ман написал собственноручно и голос на кассете принадлежит именно ему, то новое завещание имеет такую же юридическую силу, как если бы его заверили десять нотариусов. – Совершенно верно. – Кассету не нашли? 37

Фантастический салат – Нашли, конечно. Она лежала рядом с запиской. И надпись «Мое завещание» красным фломастером. – Тогда в чем проблема? – Фридман был большой шутник, – вздохнул Хутиэли. – Он и при жизни частенько доводил домочадцев до истерик своими причудами. На прошлый Песах, к примеру, демонстративно по- ложил в центре стола, за которым справляли седер, огромную буханку хлеба и время от времени отщипывал от нее кусочек. Все были в шоке, но никто не осмелился сделать старику заме- чание. Когда седер закончился – можешь себе представить, какое у всех было настроение, – старик со смехом разломал бу- ханку: это был пластмассовый муляж, совершенно кошерный по причине полной несъедобности. Представляешь? – Представляю, – улыбнулся Беркович. – Но при чем здесь завещание? – При том, – объяснил инспектор, – что на магнитной ленте оказалась запись выступления Дуду Фишера на концерте в Нью-Йорке. Все первое отделение и начало второго. Хорошая музыка, даже Эстрину понравилась, хотя он не большой люби- тель израильской эстрады. Голоса Фридмана на кассете нет. А Дуду Фишер ни в одной из песен ни слова не спел о завещании миллионера. – Так вот почему Эстрин жалуется на свой слух! – догадался Беркович. – Именно. Все понимают, что это очередная – надо полагать, последняя – причуда миллионера. И скорее всего, существует еще одна такая же кассета «Сони» с надписью «Мое завеща- ние» красным фломастером. Но где старик ее спрятал? – На месте наследников я бы держался версии, что второй кассеты не существует, и причуда старика заключалась в том, чтобы подержать родственников в напряжении. Пусть пере- ссорятся, пока будут искать несуществующую кассету. Я бы на месте наследников утверждал, что силу имеет только первое за- вещание, поскольку второго нет. – Они так и говорят! – воскликнул Хутиэли. – Но Эстрин утверждает, что, пока однозначно не доказано отсутствие вто- 38

Павел Амнуэль рой кассеты, он не может передать экспертное заключение в суд по делам о наследстве. Эту несчастную кассету он вторую неделю прослушивает с помощью самых немыслимых устройств. Знаешь, до чего он дошел? Ну, своему слуху он не доверяет, это я тебе уже говорил. Но он выделил в записи все шумы, отфильтровал голос самого Фишера, оркестра, аплодис- менты... В общем, оставил только фон, вообразив, что именно модуляции фона содержат информацию, которую старик Фрид- ман обработал специальным образом. Эту информацию, можно, по мнению Эстрина, подвергнуть дешифровке... Хутиэли не закончил фразу, пожал плечами и поднял глаза к потолку, всем видом показывая, что бедняга Эстрин совсем выжил из ума, пытаясь разгадать загадку завещания. – Слишком сложно, – протянул Беркович. – Чтобы нанести на пленку шумовую запись, нужна специальная аппаратура. И еще ведь нужно было зашифровать... Если Фридман этим за- нимался, то ему кто-то помогал, и это можно отследить. – Думаешь, Эстрин об этом не подумал? Твой друг Горелик с тремя сотрудниками вот уже который день пытается что-то обнаружить по связям Фридмана. Ничего! Последние две не- дели перед смертью старик вообще не выходил из дома, потому что плохо себя чувствовал. И на виллу к нему приходили только доверенные лица. Всех опросили, никто понятия не имеет, как записывать второй звук на магнитофонной ленте. – Очень интересно… Беркович закрыл глаза. Не то, чтобы ему так лучше дума- лось, но он не хотел видеть насмешливого взгляда инспектора. «Что, заинтересовался? – говорил взгляд. – Это не по тебе за- дача, имей в виду, если уж Эстрин ее не решил...» – А зрение у Фридмана было хорошим? – спросил сержант после пятиминутного раздумья. – Зрение? – удивился Хутиэли. – Нормальное было зрение, насколько я знаю. Для его возраста... Он, конечно, носил очки, но свободно читал. Ты думаешь, он написал в записке не тот текст, который хотел? 39

Фантастический салат – Почему не тот? Именно тот, – усмехнулся Беркович. – Ин- спектор, как, по-вашему, далеко ли пошлет меня Эстрин, если я попрошу его показать мне пресловутую кассету? – Надеешься услышать то, чего не уловила аппаратура? – Я же не сказал «послушать», я сказал – «показать». – Ты все-таки считаешь, что есть другая кассета? Так ее уже неделю... – Инспектор, я всего лишь хочу посмотреть на кассету. Только посмотреть – ничего больше. Это возможно? – Эстрин не очень жалует праздное любопытство, – назида- тельно сказал Хутиэли, но все же начал набирать номер. Полчаса спустя сержант входил в кабинет Эстрина. Знаме- нитый криминалист был небольшого роста, а возраст его трудно поддавался определению без дополнительной экспер- тизы. Берковича он встретил без энтузиазма, но и недовольства своего показывать не стал. – Кассета как кассета, – сказал Эстрин. – Смотрите, сержант, только руками не трогайте. – А вы не пробовали ее развинчивать? – спросил Беркович, разглядывая кассету с дозволенного расстояния. – Нет, – сухо отозвался эксперт. – И так видно, что внутри ничего не спрятано. – Да? – хмыкнул сержант. – А почему слои лежат неровно? – Потому, – сказал Эстрин, уже не скрывая раздражения, – что лента когда-то порвалась, и ее склеивали. При перемотке место обрыва прекрасно видно. Запись концерта Дуду Фишера была сделана уже после склейки, и потому на качестве звука обрыв не отразился. – При чем здесь обрыв ленты? – поморщился Беркович. – Скажите, у вас есть сильная лупа? Эстрин пожал плечами и, не скрывая того, что думает о мыс- лительных способностях сержанта, протянул Берковичу лупу с короткой ручкой. – Могу я?.. 40

Павел Амнуэль – Хорошо, – вздохнул эксперт, – только держите кассету двумя пальцами за углы, понятно? Беркович осторожно взял кассету и поднес к глазам. – Ну, конечно, – сказал он минуту спустя, – вот тут буква “бет” написана тонким фломастером, видите? – Где? – спросил Эстрин, забирая у Берковича кассету. – Да, буква. Ну и что? – А другие буквы на ленте есть? – Понятия не имею, – рассердился Эстрин. – При чем здесь буквы? – Ну как же! – воскликнул Беркович. – В записке Фридмана ясно сказано: «Текст завещания я записал на магнитофонной ленте». Развинтил кассету и записал. Фломастером. Потом ленту аккуратно сложил и завинтил кассету. Говорят, со зре- нием у старика все было в порядке... – Вы думаете? – нахмурился эксперт. – Какой идиот стал бы... Он прервал сам себя и начал пальцами перематывать ленту, вглядываясь в нее и, судя по выражению лица, находя еще и другие буквы ивритского алфавита. – Начните с правого конца, – посоветовал Беркович. – Текст может оказаться длинным. Эксперт не ответил. Сержант тихо встал и вышел из каби- нета. *** – Кому же достались миллионы? – спросил Беркович ин- спектора на следующий день. – Бывшей жене, с которой он развелся сорок лет назад, – ответил Хутиэли. – Но каков шутник! Он действительно запи- сал текст завещания фломастером на ленте магнитофона. Кстати, из-за этого в записи появились лишние шумы, и бед- няга Эстрин их-то и собирался подвергать расшифровке!.. По- слушай, Борис, как ты догадался? Беркович улыбнулся. 41

Фантастический салат – Знаете, что говорил Хуан Рамон Хименес? «Если тебе дадут линованную бумагу – пиши поперек!» – А если тебе дадут магнитофонную ленту... – Вот именно, – заключил Беркович. – Хорошую шутку от- мочил старик, верно? 42

Павел Амнуэль ПРИТЧА О НЕПРОШЕНЫХ СОВЕТАХ А в пятницу он умер. Говорят – быстро и не страдал. Гово- рят – так умирают праведники. Он не был праведником. Обыч- ный хороший человек. Так говорили о нем все, кто пришел проводить. Человек двадцать, знавших его, можно сказать, всю жизнь – одни в детстве, но потом встречались редко, другие по- знакомились позже, третьи совсем недавно. Не было жены, с которой он развелся лет за десять до смерти. Детьми не обза- велся. Жил один, умер во сне. На поминки в кафе собрались почти все, кто приехал на кладбище. Я сидел между Ларисой, с которой учился в одном классе и после школы не видел ни разу, и Игорем, с которым и вовсе знаком не был. – Мы вместе работали, – сказал Игорь, наклонившись ко мне и долив водки в опустевшую рюмку. – Он в отделе маркетинга, а я на сборке. Прекрасный был человек, царство ему небесное. Я кивнул и заговорил с Ларисой – сначала о нем, конечно («давно не видела, перезванивались на дни рождения»), потом о жизни, смерти и обо всем. Игорь прислушивался, вставлял пару слов, не очень вникая, но не забывая доливать. Как обычно бывает, о покойном стали забывать, разговоры пошли общие и разные, кто-то рассказал анекдот и все посмея- лись, кто-то попытался заговорить о политике и его осадили, я начал посматривать на часы – в пять обещал жене быть дома, – когда Владик Пронин, сидевший напротив и почти все время молчавший, поднялся, повертел в руке бокал с красным вином и произнес негромко, но внушительно: 43

Фантастический салат – Мне он в свое время дал замечательный совет. До сих пор помню. И сразу стало тихо за столом, перестали стучать вилками, доливать в рюмки и бокалы, положили ножи и посмотрели на Владика, то ли ожидая продолжения, то ли призывая замолчать, выпить и успокоиться. Я обратил внимание – у Владика мелко дрожали пальцы. – Я мог стать известным писателем, если бы его послушал… Так и было бы, точно знаю. А что я… Веду раздел хроники в интернет-издании, которое дышит на ладан вот уж лет пятнад- цать, никак не преставится… Он громко, со всхлипом, вздохнул, мы встретились взгля- дами, и Владик спросил меня – продолжать? – я кивнул, и Вла- дик заговорил медленно, отделяя слова друг от друга паузами, отчего фразы становились похожи на стаккато из модернист- ской музыкальной пьесы. – Мы не то чтобы дружили, но так… приятельствовали. С ним было легко. Вы знаете… Владик ждал поддержки и получил ее. Я кивнул, Лариса подняла большой палец, Игорь буркнул «конечно», и Владик продолжил: – Как-то разговорились, и я рассказал о своей проблеме. Сложное было время. Середина девяностых. Денег не было от слова совсем. А что я умел? Журналист без перспектив. Автор единственного рассказа в городской газете. «Послушай меня, – сказал он, – бросай журналистику, пиши роман. Фантастиче- ский. О том, как наш человек попал в сорок первый год, оказа- лся в теле Сталина, и мы победили немцев уже в августе. Это будет бестселлер, зуб даю!» Владик перевел дыхание, и я услышал, как кто-то за столом тихо выругался. Голос был женским, но я мог и ошибиться. – Понимаете… Я и сам хотел написать что-то этакое… Помню, посмотрел на него, такого уверенного, напористого… Ничего не ответил, а вернувшись домой, стер в компьютере файлы уже начатого романа… о попаданце, да… Именно в тело 44

Павел Амнуэль Сталина. Не то чтобы из чувства противоречия, нет. Подумал: если он такое советует, значит, идея носится в воздухе, чего ж я буду корячиться? А вот судебная журналистика… Сколько тогда было дел, разборок, тем… Перспективы! И вот… А ведь я хотел… мог… Да. Владик поднял бокал и выпил залпом. Сел, ни на кого не глядя, и придвинул тарелку с салатом. Тишина за столом показалась оглушающей. Все сидели молча, ковыряясь в тарелках. Встала не знакомая мне женщина – кажется, если я правильно расслышал, звали ее Светлана Кон- стантиновна. Лет пятидесяти, светлые крашенные волосы, огромные черные глаза. Смотрела перед собой, почти не мигая: – Никому не рассказывала. – Голос звучал глухо, хрипло, как из радиоприемника в старом фильме. – А сейчас… Жизнь не удалась, да… Упустила счастье… А оно было так возможно, так близко… И он ведь прямо советовал, настаивал даже! Она заговорила быстро, будто боялась, что ее прервут, не позволят… – Мне было двадцать девять, я успела выйти замуж и раз- вестись, а с ним мы работали в одном отделе, столы рядом, иногда пили кофе и болтали о разном, а за мной ухаживал муж- чина… цветы, слова, взгляды… приличный вроде человек, и не скажу, что сердце не лежало, но… сомневалась… как-то полу- чилась, рассказала ему, а он выслушал и четко сказал, Света, непременно выходите за него, настоятельно советую, не пожа- леете, я… растерялась… Не ждала совета, просто поделилась… И как торкнуло: представила… я и… его Леонидом звали… как мы… господи, нет, ты что… в тот же вечер мы распрощались, то есть я… понимаете… Своим советом он что-то перещелк- нул в моем сознании, я увидела в Леониде то, чего не замечала прежде, и… Вот. Я одна, с ним не виделась давно, подруга по- звонила, сказала, он умер, и я приехала… Господи, почему я не послушала его совета, почему, почему… Она не плакала, но мне – похоже, и другим – казалось, что слезы из ее глаз льются ручьем, рекой, водопадом. 45

Фантастический салат И рухнула плотина. Заговорили все, разом. Игорь, сидевший справа, кричал, что до сих пор, пенсия скоро, вкалывает на должности младшего инспектора, а ведь он советовал еще тогда поехать в Киев, по- пробовал себя, там как раз открывала вакансия, а он не послу- шал совета, не поехал, и вот… Лариса, сидевшая слева, держала меня за плечо, дышала в ухо, голос ее прерывался, но я догадывался, что она молча го- ворила в паузах, я все это знал, а они нет, у всех жизнь пошла наперекосяк, а один из наших общих знакомых – я только сей- час узнал и меня будто ледяной водой окатило – покончил с собой, потому что… да, именно поэтому. Каждому он в свое время давал советы. Исключительно пра- вильные, мудрые, умные. Не ограничивался намеками, не гово- рил «я бы на твоем месте» – голос его всегда был уверенным, фразы четкими, он с первых слов, а порой даже без слов, пони- мал, что человеку нужно, как поступить, чтобы стать успешным, любимым, здоровым. Он не был экстрасенсом или прорицате- лем – обычный мужчина с хорошими мозгами и здравым смыс- лом. Все его советы были правильными, вели к успеху в труде и личной жизни. И никто из тех, кто пришел сейчас проводить его в иной мир, советом не воспользовался. Ни один. Ну, кроме… Почему? – спрашивали они себя сейчас, когда жизнь уже ка- тилась под откос. Почему я его не послушал? Почему я не по- зволила ему себя убедить? Ведь счастье было так возможно, так близко… Они не понимали. Никто. Я зажал уши ладонями, закрыл глаза, не хотел слушать, видеть. Они проклинали себя. Почему не послушали, почему… Единственный сред них, я проклинал молча. Не их. Не себя. Его. Человека, умевшего прозревать и представлять лучшее бу- дущее для каждого. Человека, желавшего всем только хоро- шего. Но всегда раздававшего советы, когда его не просили. Когда не были готовы выслушать и принять. Принять и сделать. Сделать и стать счастливыми. 46

Павел Амнуэль Среди них я, похоже, был единственным, кто однажды, в легком с ним разговоре, сказал невзначай: «Послушай, Марик, я в затруднении, мне предложили две должности, одна в цен- тральной газете, но простым репортером, другая – в областной, но старшим редактором. Что бы ты мне посоветовал, ты же умный?» Он посмотрел на меня умным взглядом и твердо ска- зал: «Иди в областную. Ты знаешь – плохого не посоветую». Я знал. Сейчас я главный редактор в широко известном из- дательстве, и на его похороны приехал, чтобы сказать «спа- сибо» за совет. Он всегда давал только правильные советы. Но всегда – почти всегда, я не в счет – когда его не просили. 47

Фантастический салат ЯГО Пьеса (По слухам, это первоначальный набросок будущей трагедии Вильяма Шекспира “Отелло”) Действующие лица: Яго – лейтенант Кассио – капитан Эмилия – служанка Дездемоны Лоренцо – тайный посланник Венеции Порто – мавр, оруженосец Отелло Герольд Сцена первая Лоренцо и Яго Лоренцо: Вы уверены, что здесь нас никто не услышит? Яго: Не у всех стен есть уши, сеньор. У этих – нет. Слово чести. Лоренцо: Я знаю, Яго, что вам можно доверять. Испытано временем. Иначе вам не доверили бы столь деликатное и слож- ное, но важное для республики дело. Яго: Ценю доверие, но я хотел бы знать… Лоренцо: Конечно. Есть важные дела, а есть такие, что слово лишнее погубит суть того, что долго и успешно обсуж- дали мужи великие, чей ум известен всем в Венеции, богами осененной. Яго: Я понимаю. Вы имеете в виду… 48

Павел Амнуэль Лоренцо (перебивая): Мы оба понимаем, и на этом закончу я преамбулу свою. Итак… Яго: Я весь вниманье. Лоренцо: С некоторых пор Отелло потерял доверие Совета десяти, Сената и самого Дожа. Яго (потрясенно): Великий полководец? Слава Венеции? Гроза асассинов? Лоренцо: Великий, слава, гроза… Все верно. Но есть про- блема. Отелло – мавр. Яго: Да. И что? Лоренцо (смущенно): Смотрите, что происходит, Яго. Вы давно не были в Венеции, и кое-какие перемены вам неизвестны. Вы не знаете, сколько мавров, соотечественников Отелло, на- воднило – да, именно наводнило – наш славный город. Вооду- шевленное победами и, скажу прямо, удачей Отелло и его политическими талантами, многочисленное племя африканских мавров высадилось на венецианских берегах. Они купили или взяли в аренду почти все дома вдоль Большого Канала, они – хо- рошие мореплаватели, спору нет! – буквально захватили весь рынок услуг гондольеров. Венецианцы – люди доверчивые, но знающие, к чему приводит излишняя доверчивость и попусти- тельство. Слава мавра оказала нашему городу дурную услугу. Яго: Я поражен. Слышать такое из ваших уст… Да, мавры… И что? Они такие же, как мы, я вижу это, дружен я с Отелло, он рыцарь, он герой… Лоренцо (перебивая): Но черен он! И что еще добавлю: его добычей стала Дездемона. Молчите, Яго! Это так сейчас рас- ценивают все: и Дож, и весь Сенат, который, уши распустив, внимал его речам. Любовь! Она его за муки… А честь семьи, которую попрал Отелло, не моргнув и глазом! Тогда семья сда- лась, но не простила. И нынче на защиту чести рода уже любой венецианец меч готов поднять. Честь рода, города, республики! Короче. Так дальше продолжаться не должно. Не может про- должаться и не будет. Яго: Не думал я, что так все обернется. 49