ограничением и частыми дневными остановками на йолустанках. Особенно замедлилось движение в Карпатах. Там железным до рогам наносили существенный урон диверсионные банды украин ских напноналистов-бендеровцев. Действовали они дерзко и на гло. Об одном случае хочу рассказать подробно. Январская ночь подходила к концу. Она была морозная и ветре ная. Тускло светила луна. Я нес караульную службу перед парово зом. Замерз основательно, озноб проникал до мозга костей. ТТ1и- нель нисколько не согревала, словно марлевая. “Не выстою до ос тановки”, - думал я отчаянно. Я понимал, что согреться CMOiy лишь в движении, пока не закоченел окончательно. Выкаблучивал ся на металлической площадке идущего паровоза, как мог. Кирзо вые сапоги сделались несгибаемыми деревянными колодками и гулко стучали по металлическому настилу. А паровоз, огибая слева крутую гору, пыхтел изо всех сил, поднимаясь в Карпаты все выше. С левой стороны однопутки, тесно прижатой к склону высокой горы, тянулся овраг с глубокой темной пропастью. Это место было осо бенно опасным для движения поездов. Ночь к тому времени стала отступать. Из темноты понемногу стали просматриваться горы, покрытые голыми деревьями и торчащими каменными глыбами, свисающими прямо над полотном. Вдруг впереди показалась гора, преградив путь, выгнув свою исполинскую спину до самых серых облаков. У подножия ее выделялся темный полукруг, к которому тянулось железнодорожное полотно. Я сразу догадался, что поезд подъезжает к туннелю. Стуча зубами от холода, невольно замер: показалось, что перед туннелем мелькнули несколько человечес ких фигур. Насторожился, забыв о холоде, всматриваясь в подо зрительное место. От напряжения и волнения даже перестал мерз нуть. Чем ближе подвигался состав, тем меньше оставалось со мнений: у туннеля просматривалось какое-то движение. Сразу же по телефону передал машинисту предупреждение: “Стоп! Впере ди диверсанты!” Сам же при этом думал, что в любой миг меня может сразить пуля диверсанта, пущенная натренированнойрукой бандита. При этом невольно взглянул в пропасть обрыва.... А тун нель приближался. Я четко увидел, как на гору быстро карабкались несколько человек. Пустил по ним очередь автомата, хотя знал, что на такое расстояние ни одна пуля не долетит. .’
Опытный машинист сумел остановить паровоз от места возмож ной трагедии всего в десяти метрах. Наступил рассвет Погода была предснежной, в горах погода могла смениться в любой миг. Но скверная погода не п п а ни в какое сравнение с той жуткой карти ной, которую оставили после себя диверсанты перед въездом в тун нель. Прямо на дорожном полотне лежали два изуродованных до неузнаваемости трупа часовых, охранявших, туннель. Третий из них, сержант, висел на дереве вниз толовой. Нельзя было без содрога ния и холодящего ужаса смотреть на искаженное муками, поси невшее до черноты лицо. Я не раз видел смерть, сам не раз мог погибнуть, когда в Грозном во время массированной бомбардиров ки врага распрощался со страхом. Но жуткая картина, увиденная мной, привела в холодный трепет. Выяснилось, что бандеровцы успели не только жестоко распра виться с охраной туннеля, но и разболтать стык рельса, располо женного на краю бездны. Развести рельсы они не успели, им поме щал наш состав, приближение которого и спугнуло бандитов. Не трудно представить, что могло бы произойти с эшелоном, если бы паровоз сошел с рельсов перед самым туннелем на краю оврага. В теплушку я возвращался с чувством .'законной гордости: моя бдительность спасла сотни жизней! Правда, мне никто из командо вания не сказал ни слова, лишь предупредили, что никто в вагоне не должен знать о причине остановки состава. Все вагоны были закрыты, вдоль эшелона следили за порядком только одни офице ры. Команда дежурного по эшелону: “Из вагонов не выходить''’ - строго выполнялась. А меня в теплушке ожидала скромная порция постного пюре из гороха и сухарь из ячневой муки. В жарко натопленном вагоне не возникало никакой другой мысли, кроме как о сне. Нашему батальону предстояло участвовать в операции по осво бождению Венгрии от фашизма. Только в конце января 1945 года прибыли за границу. Запомнилась румынская железнодорожная станция Бузеу, где долго стоял наш эшелон. Вагоны переводили на европейскую колею. Несмотря на запрет, к вагонам одна за другой подходили румынки с бубликами и батонами, продавая свой товар за советские деньги. Охотнее принимали купюры с портретом Ле нина. Для живших впроголодь бойцов предлагаемые торговками
хлебные изделия из белой, как снег, муки казались тогда несбы точной мечтой. Осталась в памяти красота уцелевших королевских дач в Карпа тах. Разнообразная архитектура зданий неповторимо вписывалась в горный рельеф и составляла красивую панораму. Раньше мне никогда не приходилось видеть подобное, чтобы так умело сочета лись творения человеческих рук и природы. Дальше наш эшелон двигался по недавно освобожденным мес там. Всюду виднелись страшные, разрушительные следы войны. Казалось, и воздух пропитан пороховым дымом и гарью. И снег по полям и болотам виделся не белым, а серым и черным. Чем ближе приближались к венгерской столице, тем чаще слышалась канона да тяжелой артиллерии. Нужно сказать несколько слов о взятии нашими войсками Бу дапешта. Военные события разворачивались в ожесточенной борьбе. Со 2 ноября 1944 года войска 2 Украинского фронта под командованием маршала Советского Союза Р.Я.Мапиновского неоднократно делали попытки ворваться в город Будапешт. Но 250-тысячная армия врага, обосновавшись в укреплениях, кото рых насчитывалось более трехсот, оборонялась с отчаянием смер тников . 12 декабря по следов ала по следняя директива Верховно- го Главнокомандующего Ставки об окружении столицы Венг рии силами двух фронтов —2-го и 3-го Украинских. После силь ного натиска, сломав упорное сопротивление врага, войска двух фронтов соединились в районе Эстергома. Будапештская груп пировка оказалась в кольце. Наступление продолжалось, и 18 января наши войска очистили от врага восточную часть Пешта. Наш состав по ночам проталкивали от станции к станции все ближе к Будапешту. К последнему месту назначения —Пешту — состав не рискнули толкать. Эда часть города сильно обстрели валась вражеской артиллерией. Было принято решение разгру зить эшелон на станции Кабанья. Комендант станции предупре дил комбата, что в любую минуту немецкая авиация может на крыть эшелон, поэтому принимались все меры, чтобы личный состав скорее был отправлен на боевые позиции. Рассредоточе ние постов батальона уже было определено командованием 9-го Сталинградского Краснознаменного корпуса ПВО, в подчине-
ние которого вотпла и наша часть. Командовал корпусом гене рал-майор артиллерии Ефим Александрович Райнин. Без промедления и лишних напутствий я, как и другие началь ники наблюдательных постов, получив в распоряжение по 6 че ловек подчиненных и материальное обеспечение, двинулся в раз ные стороны от горящего и громыхающего, утопающего в поро ховом дыму города. Это было 5 февраля 1945 года. Загрузив шись оружием, боеприпасами, катушками с кабелем, телефон ными аппаратами, батарейками КЛИП, радиостанцией и полу чив по десять сухарей из ячневой муки грубого помола, пешим порядком со своим малым гарнизоном направился к станции Луцаш, новому месту дислокации поста. Станция располагалась на железной дороге Будапешт-Мишкольц, в северо-восточном направлении к границе с Чехословакией. Двигались строем, при жимаясь к обочине дороги с сильно напряженным движением транспорта всех видов и военной техники. От дневной оттепели снег от беспрерывного перемешивания колесами превратился в грязное месиво. Обувь промокла, портянки—хоть выжимай, полы шинели были забрызгана; до самого пояса. Первые десять километров прошли относительно быстро, затем с каждым километром движение замедливалось. Бойцы шли мол ча, нахмурившись. Особенно у пяти девушек-боцов была заметна усталость. Я тоже чувствовал себя не в лучшей форме. Сильно ска зывалось почти месячное прозябание в болтающемся товарном вагоне без движения и ходьбы на весьма скудном й голодном про питании. Груз, который тащили на себе, тоже был непомерно тяже лым. Тяжело было мужчинам, а девушкам —и того больше. Тогда я впервые видел бойцов, которые так тонко стали понимать войну. И хотя мы не глядели ежедневно, ежечасно в лицо смерти, но мы на ходились рядом с этой роковой чертой. Начало темнеть небо, наступали сумерки, стало резко холодать. Мокрый снег на обочинах стал замерзать комками становясь до полнительной помехой в движении. Физической усталостью я пы тался подавить в себе неуверенность в благополучном исходе это го трудного марша. С наступлением темноты движение на дороге не ослабло, а наоборот —стало еще интенсивнее. Обгоняя пеших, машины следовали непрерывным потоком. Узкие лучи затемнен-
ных фар выхватывали обледеневшие полы шинелей и забрызган ные голени ща кирзовых сапог. Автомобили двигались и с пус гыми кузовами, но ни одна из них не остановилась при виде уставших, обвешанных грузом женщин. А ведь в кабинах маши н сидели пре имущественно офицеры. У девушек-бойцов иссякали последние силы. Я понимал и чувствовал их настроение, сам чувствуя чрез мерную усталость. Но мне не приходила иная мысль, кроме той, которая звала к быстрейшему выполнению боевой задачи. Чувство ответственности преобладало над всеми остальными, однако все му есть предел. Первой ко мне обратилась Татьяна Петровых. Она, как и все остальные девушки-бойцы, была из последнего пополне ния, мне ранее не знакомая. - Товарищ сержант, я натерла ноги, наверное, до самых костей, не могу идти дальше. Прошу вас сделать привал. Ее поддержали подруги. Было заполночь, появилась тусклая луна, мороз крепчал. Влажный снег уже покрылся твердой коркой. Мы отошли в сторону от дороги на более чистый снег, расположились на нем, как на мягкой подстилке, стали возиться с мокрой обувью. Меняли мокрые носки и портянки на сухие. Кто-то бинтовал стер тые ноги. От сильной усталости никому не хотелось говорить лиш нее слово. Было нудно и смутно на душе. Несмотря на голод, не все потянулись к сухарям. Это были суровые условия войны, которые говорят о многом. У меня сильно болели колени,«мучил давний ревматизм. Я понял, что это были признаки предстоящей переме ны погоды. А девушки начали ложиться прямо на снег, как первой сделала Петровых. Она легла на спину, раскинув руки Я глядел на ее тесно сжатую шинелью грудь и понимал, что трудно предуга дать, о чем думала в такой момент молодая женщина в военной форме, раскинувшаяся на грязном снегу. Девушки устраивались одна возле другой в надежде хоть немного поспать. Они укладыва лись рядком на снежной постели, не думая о голоде и холоде. Под морозным ночным небом всем было просторно, на войне без пре тензий. Рядом со мной сидел погруженный в полудрему белобры сый, с бесхитростным выражением лица молодой боец Сергей Черниговский. Он тоже был как выжатый лимон, и я разрешил при лечь и ему. Он тут же плюхнулся на снег, как дома на пуховую пери ну, и тут же захрапел. Я сидел один, вглядываясь в окружающий
меня ночной мир. На юге, в стороне Будапешта, грохотала военная гроза. Там же небо обагряло пожарище горящего города. Постепенно переутомление и сон стали брать верх над сознани ем. Все, движущееся по дороге, стало сливаться в бесформенные предметы, теряя очертание. Моя голова стала клониться к земле, и я тоже упал на снег, теряя последнее самообладание в борьбе со сном. И в эти короткие минуты тревожного сна приснилось мне, будто перед двором родительского дома остановилась кибитка цыган, набитая детворой. Старый цыган с большой черной боро дой схватил меня и стал прятать в тесный деревянный ящик. Я реально почувствовал сильную боль в руках и ногах, от боли стал кричать, звал на помощь отца. Но цыган сунул мне в ро г большой кусок сахара и принялся заколачивать надо мной крышку. И тут сон оборвался. Я очнулся, почувствовал, что кто-то отрывает при мерзшую к снегу шинель и зовет меня повелительным строгим голосом. С трудом открыв глаза, я вздрогнул не от холода, а от того, что меня держал за плечо майор: - Проснись, сержант. Я попытался вскочить на ноги и доложить по уставу, но не смог. Мокрые ноги сковал мороз, ног не чувствовал вообще. Руки шеве лились. Майор был не один, Над остальными спящими на снегу людьми возились еще двое военных. - Куда и зачем следуете? —спросил офицер. - На станцию Лудаш. Там я должен организовать пост наблю дения. - Из какой вы части? - 23 отдельный батальон ВНОС. - Впервые слышу такую службу, - удивился майор. - Расшиф руйте. - Воздушное наблюдение, оповещение и связь. Относимся к войскам ПВО, - ответил я, стараясь освободиться от рук офицера. Чувствуя резкую боль в ногах, все же устоял. - Почему следуете пешком? Имеется приказ Главнокомандую щего на этот счет. Вы обязаны были обратиться к первому регули ровщику, и вас бы отправили на транспорте к месту назначения. - Нас никто об этом не предупредил. Мы прямо с эшелона от правились в путь. Дали нам всего полчаса для сборов. Иначе бы
нас накрыла немецкая артиллерия. Станция Кабанья, где выгру жался батальон, находилась под обстрелом. У майора было самое обыкновенное усталое лицо. И глаза его были совсем не холодные, как мне показалось в первый миг. Было два часа ночи, когда комендатура доставила нас в ближай шую медсанчасть. Эта картина запомнилась мне до мельчайших подробностей. Запомнилось, как дежурный медицинский персо нал проверил всех на наличие обморожений и оказал необходи мую медицинскую помощь. Затем по указанию коменданта мы сно ва оказались в машине. Майор, жестикулируя руками, о чем-то пе реговорил с шофером и захлопнул дверцу. Машина тут же набрала скорость. Поначалу двигались с затемненными фарами, освещая дорогу узкими лучами света. Следовали мы в длинной череде дру гих машин, следовавших в сторону Будапешта нескончаемым по током. Куда торопил своего шофера майор, я не знал. Прошло ме нее часа ночного времени, как мы оказались в части зенитной ар тиллерии. Чуть позднее выяснилось, что она тоже входила в состав 9-го Сталинградского корпуса ПВО. Майор знал, что делал. Здесь нас приняли, как своих. Накормили и разместили на отдых. Коман дир зенитчиков побеспокоился о нашем дальнейшем продвиже нии к месту назначения. Утром следующего дня, когда еще не со всем рассвело, мой боевой расчет находился в полувагоне. Помню, падал густой мокрый снег. С десяток пустых вагонов медленно тащил маленький венгерский паровозик с пискливым гудком. Мы были рады и этому. Хоть медленно, но не пешком с катушками и тяжелыми вещмешками на спинах. Молодой офицер, провожав ший нас, предупредил: - Товарняк следует только до следующей станции для погрузки. Там вас будет ожидать вездеход, который попутно доставит вас до населенного пункта Детки, а станция Лудаш находится в трех ки лометрах от него, там уже доберетесь пешком. Лейтенант дружески потрепал меня по плечу и добавил: - Местные власти Детки будут предупреждены о вашем прибы тии и окажут вам необходимые услуги. Все так и было, как сказал офицер. На следующей станции, до отказа забитой вагонами, нас встретил рослый, голубогла зый шофер: И
- Я в вашем распоряжении, товарищ сержант, - отрапортовал тот, заметно смущ аясь под взглядами лю бопы тны х девичьих глаз. Ш офер произвел на меня впечатление рассудительного челове ка. Человека войны в полном значении этого слова. О н толково объяснил мне предстоящую неблизкую дорогу. Рассказал о себе, в какой части служит. Узнал я, что он следует за получением очень важного груза. В пути следования произошла очень любопытная ситуация, ко торая осталась в памяти до сих пор. Ш офер сделал единствен ную вынужденную остановку у отдельно стоящего среди поля опрятного внешне дома. Пока тот возился у колодца, я реш ил с позволения солидного хозяина заглянуть в дом. Еще в прихожей обратил внимание на электросчетчик. В помещении была чис тота и порядок. В кухне красовалась эмалированная посуда, не то что наш и глиняные горш ки и закопченные чугунки. Н а столе, покрытом скатертью, лежала нарезанная большая буханка бело го хлеба, рядом с которой кусок сала. При одном виде такого достатка у меня потекла слюна. Сама по себе возникла злая мысль: “Так можно воевать”. В от тогда у меня появилось острое ощущение нашей полной бедности. Когда мы снова двинулись в путь, я приказал своим подчи ненным черепяные миски, деревянные ложки, латаные мешки и прочее убожество подготовить к уничтожению. Я приказал оставить только оружие и связь, заверив, что все, что есть у мадьяр, будет и у нас. В Детки мы прибыли в одиннадцать часов ночи. С шофером расстались у примарии. Здесь уже нас ждали представители не давно назначенной новой власти. Для ночлега предложили дом зажиточного хозяина, о чем говорила металлическая ограда вок руг усадьбы и наличие в ней двух добротных домов. Появление незваных гостей для владельца явилось крайне неожиданным обстоятельством. Хозяйка, открывш ая дверь местной полиции, тут же куда-то подевалась. Х озяина мы застали в постели в пол ной растерянности. Он стоял на широкой деревянной кровати в просторной белой сорочке до сам ы х пят. П оняв цель визита м е стной власти, успокоился и начал быстро одеваться. Я пош ел за личным составом наблюдательного поста, ожидавшего меня за
оградой, а полицаи отправились по своим делам. Л предупредил их, что завтра к пяти часам утра мне потребуются две подводы для доставки людей до станции Лудаш. Пожилые мадьяры и не полагали, что порог их дома перешагнут вооруженные автомат ами девушки в погонах. При их виде хозяйка от удивления всплеснула руками и, обернувшись к мужу, что-то прошептала. Хозяин на очень ломаном украинском языке перевел слова жены: ‘‘Девушкам детей рожать надо, а они пушки таскают’’. Позже я узнал что мадьяр в первую мировую войну был в пле ну на Украине. Шесть лет работал в Днепропетровске. В силу этих обстоятельств немного научился разговаривать на украинс ком. Но с тех пор утекло много воды, и бывший пленный успел изрядно подзабыть украинскую речь. Смысл сказанного удава лось понять с большим трудом. Хозяйка часто выбегала во двор, и хозяин пояснил, что она топи ла для нас баню. Я на всякий случай выставил на улице часового и строго предупредил Черниговского, чтобы был предельно внима тельным, прислушивался ко всякому подозрительному шуму, не спуская глаз с хозяев. Нужно было помнить, что мы находились на территории вражеской страны. Еще совсем недавно здесь хозяй ничали фашисты и что таилось в душах доброжелательных на вид владельцев дома, одному Боту известно. Шло время, каждый боец, согревшись, пьянел от усталости и домашнего уюта. Раз говорились дружней и отзывчивей. Вскоре мадьярка предложи ла мне, как старшему, идти в баню, величая меня капитаном. Но я предложил первыми идти девушкам. Хозяйка недоуменно по качала головой, но возражать не стала. Девушки стали дружно доставать из мешков чистое белье и вслед за мадьяркой пошли во двор. В комнате стало тихо. Стало слышно, как за окнами где- то в стороне шумела фронтовая дорога да под окном шагал ча совой. Я. с трудом воспринимал такое гостеприимство вчераш них врагов. Чего-то даже побаивался в этом гостеприимстве, вспомнил предупреждение комбата перед отправкой на перифе рию о соблюдении повышенной бдительности на чужой терри тории. Он несколько раз подчеркнул недопустимость каких бы то ни было контактов с местным наследием. Девушки не стали долго задерживать помывку остальных. Веко-
ре пришли свежие, порозовевшие и веселые. Одна из них, Тока рева, заменила часового на улице. Баня после пережитого за м е сяц казалась недосягаемым блаженством. Полоскались с Черни говским с огромным удовольствием, усердно отмывая грязь, на копившуюся на теле за месяц вагонной болтанки. Вернувшись в комнату, я был поражен богато уставленным столом, на котором было сало, ветчина, вермишель, свежий виноград и трехлитро вая банка сухого вина. Нарезанный хлеб из муки лучшего помола горкой возвышался посреди стола. Мадьяры не скупились на уго щение. Голодные глаза бойцов умоляюще глядели на меня, ожи дая разрешения приступить к еде. Пренебрегая инструктивным указанием командования, я не удержался от такого соблазна и раз решил сесть за стол. После полуголодного дорожного солдатско го пайка ужин был царским подарком. Все обошлось благополуч но, у хозяев не было и мысли отравить нас. Более того, ранним утром следующего утра мадьярка положила в повозку каравай хлеба и кусок сала. Ее доверчивое лицо подтверждало доброе намерение. Она как-то особенно вглядывалась в лица девушек. Когда повозки тронулись, старики долго махали нам вслед. Мы двинулись навстречу неизвестности на станцию Лудаш. Первые военные дни на венгерской земле Рассвет быстро набирал силу. В холодном морозном воздухе чувствовалось приближение весны. Под колесами подвод хру стели льдинки, которые днем, когда поднимется солнце, пре вратятся в талую воду. Здесь весна, как мне казалось, начина лась раньше обычного. Вокруг лежали такие же поля, как у нас на Полтавщине, с той лишь разницей, что они были разделены посадками акаций, каштанов, черешни. Это была частная соб ственность. Кое-тде уже чернели освободившиеся от снега пригорки:. По вос точному склону неба играли краски оранжево-красного рассвета. Но явные признаки весны не располагали к лирическому настрое нию. Рядом громыхал фронт, ежеминутно гибли люди, лилась че ловеческая кровь враждующих сторон. Молчали солдаты, молчал и я, думал и много курил. Только из- 14
редка скупо отвечал на вопросы своих подчиненных в юбках. Чаще других обращалась рядовая Петровых, которая была самая бойкая. - Товарищ сержант, как же так? На Полтавщине большин ство деревень фашисты сожгли дотла, а здесь все стоит невреди мым, словно и не было войны. - Вероятно, здесь не было сильных боев. Фашисты старались быстрее убежать в сторону Будапешта, - не совсем веря самому себе, отвечал я. Позже я узнал, что в своих предположениях был близок к ис тине. Именно на этой территории в районе города Экстергома 26 декабря 1944 года силами двух фронтов —2-го и 3-го Украин ских —была замкнута в кольцо Будапештская группировка про тивника. Позднее мне приходилось по долгу службы бывать в этом городе, вошедшем в историю войны. Он тоже мало постра дал от боевых действий. По складу ума я не всегда воспринимал за истину то, что писали газеты, если не видел того своими глазами. Меня очень тянуло к познанию этой феодальной, как тоща говорили нам в школе стра ны. Многое было для меня новым, мои представления школьных знаний менялись в корне. Я впервые увидел развитую европейс кую страну. И чем дальше разворачивались события на этой земле, тем больше возрастал мой интерес. Большое селение Дудаш, в котором наш боевой расчет вскоре оказался, представлялось городком районного подчинения. Доб ротные дома с ухоженными, усадьбами, в основном металли ческими оградами, ровные дороги, покрытые каменной щебен кой. В таком же приличном виде были тротуары и пешеходные дорожки. Несмотря на начало распутицы, не было привычного как у нас беспорядка на улицах и во дворах. Большинство из селян держали скот и лошадей, но навоз не лежал, где попало. Все своевременно убиралось и увозилось на поля. Здесь люди веками приучались к порядку и определенной культуре ведения хозяйства. Так жили их прадеды, так будут жить и их внуки. Я смотрел на разноцветные дома со злостью. По рассказу родите лей, мой хутор сжигали не немцы, а мадьяры вместе с власовца ми. За что? Хуторяне ничего не сделали чужим людям, не причи нили им никакого вреда. Но мадьяры-фашисты сожгли дома,
уничтожили на полях последние снопы гречихи. За это мое сер дце наливалось тяжелой ненавистью к врагам. Не исключено, что на пожарищах тешился какой-нибудь преданный фашист из Лудаша. Среди недоброжелателей могли быть и его родители. Поэтому наш боевой расчет был готов ко всему. Наш малый гарнизон по решению местной власти разместили в просторном доме. Кроме основного дома, вытянутого в длину с двумя входами, во дворе находился чуть меньший по размеру флигель. Судя по постройкам, семья не относилась к беднякам. Возможно, в душах владельцев богатого хозяйства кипела проч ная закаменелая злость к русским. Тем не менее, приняли они нас без открытых признаков внешнего недовольства. Им пока залось странным видеть в своем доме вооруженных молодых русских женщин с опаленными огрубевшими лицами. Особен но это поразило не только стариков, но и двух их дочерей. С осо бым любопытством они украдкой бросали взоры на девушек- бойцов. Я заметил, что в глазах младшей из них мелькала злоб ность. Предупреждая какие-либо выпады недовольства против нас, я в присутствии полицая, серба по происхождению, знав шего кое-какие слова по-русски, объяснил хозяевам: - Мы своим присутствием долго обременять вас не намерены. Проквартируемся всего несколько дней. Когда серб с трудом все же перевел мои слова мадьярам, те вздох нули с заметным облегчением. На лицах появились натянутые улыб ки. Только на .лице старика, еще крепкого, не сгорбленного, не по явилось и малейшего потепления. Он вышел во двор, где за окнами стояла в упряжке лошадь, бросил на нас косой, откровенно недо брый взгляд. Он был настроен явно враждебно по отношению к нежданным квартирантам. Однако плохому отношению семьи я не придавал особого значения. У меня было полно своих проблем по организации боевой службы поста. Главная состояла в налажива нии телефонной связи с Будапештом, а точнее, с его пригородом Уйшпетом, где находился наблюдательный пост первой роты бата льона. В подключении телефонного аппарата к надежно действу ющим проводам оказали помощь военные связисты, которые об служивали на станции Лудаш правительственную связь. Разговор с командиром роты произошел коротко и довольно же-
стко. По грубому тону я не узнавал прежде спокойного и уравнове шенного лейтенанта Васина. Видимо, фронтовая обстановка на наблюдательных постах роты складывалась плохо. В заключение серьезного разговора в телефонной трубке послышались нервные слова командира роты: - Немедленно зарывайтесь в землю. Обеспечьге круговую оборо ну поста, для ускорения работ мобилизуйте мужчин населенного пункта! Завтра к исходу дня доложите о проделанной работе. Первая ночь в Лудаше была неспокойной. В фронтовом небе гудели моторы своих и вражеских самолетов. Помню, как ча совой-наблюдатель, усомнившись в опознании самолета, выз ы в а л а меня на пост. В скудном свете весенних звезд слышался . звук самолета. Боец Токарева не могла точно определить само- ЧО лет врага, следовавший на Будапешт. По певучему шуму мото- р О р а сразу определил бомбардировщика “Х енкель”. Донесение СО' поста оказалось безошибочным. Уже под самое утро меня поднял часовой у входа в дом и сооб щил, что со срочным донесением просит выйти полицай. Я вско чил, как ошпаренный. Село уже начинало пробуждаться лаем со бак. Серб-полицай нервно топтался у калитки двора. Из его трудно понятного сообщения я смог уловить главное: русские солдаты на окраине села что-то натворили неладное. Требовалось мое вмеша тельство. Выслушав полицейского, я заматерился и пошел за поли цаем, приказав часовому поднять Черниговского. В самом конце селения мы подошли к длинному складского типа строению. На лестнице, ведущей в подвал, сидел изби гый полицай. Он не кричал и даже не стонал, а только тяжело дышал. В просторном и доволь но чистом помещении подвала вдоль стен стояли разнотипные кро вати, в которых лежали женщины. Как объяснил серб, напуганные фашистской пропагандой, они в этом винном погребе скрывались от бесчинств и насилия русских солдат. Там же в подвале я увидел двоих наших военнослужащих. Один из них светил фонариком, другой стягивал одеяла, выбирая женщину красивее лицом и те лом. Рослые и красивые под стать друг другу насильники торопи лись. Я опешил от увиденного. Не помню, по какой причине мой указательный палец не оказался на курке автомата. Я был глубоко оскорблен гнусным поведением своих сограждан, одетых в воен- 17
ную форму, позорящих честь и достоинство советских фронтови ков. Задыхаясь от злости, я выкрикнул: - Ваши документы! Рыжеватый сержант с наглым лицом пошевелил губами, окиды вая меня свысока. Он явно не намеревался подчиняться. Уже с ме таллом в голосе я повторил: - Я —комендант этого населенного пункта. Требую документы. В случае неподчинения я вынужден вас задержать и отправить в ко мендатуру города Д еньдеша. Сержант бросил взгляд на дверь, где стояли с оружием наготове Черниговский и полицай. Потянулся в карман гимнастерки за до кументами. Спесь его сошла с лица. - Мы направляемся из госпиталя в часть, - протягивая докумен ты, сказал он. Подойдя к самой коптилке, я с трудом мог рассмотреть что-либо в справках. Судя по всему, документы подлинные, подписи и печа ти в порядке. Я, тем не менее, стал выговаривать: - Как вместо части вас занесло в подвал? Вы явно не дружите с воинской дисциплиной, а гем более с моралью. Сами понимаете, за такие делишки по головке не погладят. Виновники попытались что-то говорить в свое оправдание, но я безо всякого перехода показал на выход: - Я вынужден вас задержать. Ваша дельнейшая судьба будет за висеть от решения моего начальства. По дороге к наблюдательному посту я передумал всякое. Мысли противоречили друг другу. Одна предлагала отпустить задержанных, еще не успевших совершить большого греха. Другая, наоборот, решительно требовала жестких мер воздей ствия с моей стороны к нарушителям воинского долга. Я по нимал, что нельзя поддаваться влиянию мягкосердечного ха рактера. Последняя взяла верх. Я доложил о случившемся де журному по наблюдательному посту роты в Уйпеште. Там со бытия разворачивались бурно. Авиация врага, спасая от голо да окруженных в Будапеште фашистов, трудилась круглосу точно. Мое донесение оказалось слишком пустяковым по срав нению с тем, что творилось в небе. - Не велик грех, - быстро ответил дежурный офицер.—Выведи за
населенный пункт и отпусти с миром. Запиши номера частей и прочие детали для последующего запроса. Я приступил к выполнению указания. До основной дороги нужно было пройти улицей с километр, не больше. На востоке начал просыпаться рассвет. Холодный ветер шуршал по кры шам, раскачивая голые ветки деревьев. Шли, глядя себе под ноги. Говорить было не о чем. Однако надоело молчать, и я за дал сержанту вопрос: - А зачем полицейского избили? - Я его только за грудки тряханул, а он от страха и винтовку уронил, и в обморок 'гуть не упал. - Ясное дело, с твоей бычьей силой можно телеграфные стол бы ломать. - В тяжелую артиллерию хлюпиков не берут'. Приходилось и мне не раз пупок надрывать. Н а фронте всякое бывает. Однако чер товски люблю свою часть! - Не очень верится твоим словам. Любил бы, торопился бы к фронтовым товарищам, а не шастал по подвалам в поисках мадь ярских юбок. Как не стыдно! Изнасилование—тяжкое преступле ние! Молите Бога, что так все обошлось. Мадьяры с вами распра вились бы по-своему. Они имеют опыт, как раскалывать головы на наковальне. Я имел в виду случай расправы над нашими разведчиками из груп пы Плиева. Коротко коснусь этого. Первой конно-механизирован ной труппой командовал генерал, дважды Герой Советского Со юза, осетинец по национальности Исса Александрович Плиев. В состав его воинского подразделения входили самоходная артилле рия, танки, кавалерия. Группа 11лиева участвовала в Будапештской операции. Отличалась она своей стремительностью в наступатель ном порыве. Побеждает тот, у кого крепкая воля. Генерал Плиев обладал этим, нужным для командира качеством. Он был смелым и решительным. В таком духе воспитывал и своих подчиненных. Не терпел слабаков. Однажды разведчики Плиева в количестве твенадцати человек попали в засаду врага. Мадьяры взяли их в плен, а потом в одном из селений разведчиков казнили самым жестоким образом: в кузнице на наковальне молотом размочалили всем головы. Неслыханная 19
казнь товарищей по оружию вызвала у плиевцев страшное негодо вание. Они поклялись отомстить врагу. Лозунг: кровь —за кровь, - для плиевцев приобрел иной смысл. Гвардейцы теперь еще боль ше возненавидели врага лютой ненавистью, которой может нена видеть только человек человека. И враг испытал на себе людскую злобу. Все живое, что попадалось на сабли кавалеристов, навечно оставалось лежать на земле. Помню, как раз под вечер неожиданно появился в селении Лудаш всадник в черной бурке. Все мадьяры, кто был в этот момент на улице и во дворах, в страхе тут же скры лись по домам. Месть от обид на войне оказалась необходимой с врагом, который попирал международное право о военнопленных. Венгерские войска, участвовавшие на советском фронте на окку пированных территориях, по отношению к мирному населению проявляли жестокость не меньше, чем немцы. В некоторых случа ях даже превосходили фашистов. Помнится, рассказывала мать. После разгрома фашистских войск на Курской Дуге они, отступая, превращали города и села в груды пепла и руины. Такая трагическая участь постигла и мой хутор. Поджигали не одни строения, но и все, что могло гореть. В первую очередь сжигали неубранные и необмолоченные хлеба. Сжигали не только скирды, но и снопы, еще не убранные с полей. Под одной кучей снопов прятался от врагов 80-летний старик. Пер вая группа поджигателей из немцев не тронула старика и не по дожгла снопы над ним. А следом за немцами драпали мадьяры. Они не только подожгли снопы, но и застрелили просящего по щады старика. Это сделали люди с уродством души. Такие звери в человеческом обличье могли убить ребенка в утробе матери. Тот правдивый рассказ матери наложил неприятный о тпечаток. Находясь в Венгрии, я не забывал о зверском поступке хортис- гов, что вызывало к ним особую настороженность, может быть даже предвзятую подозрительность. На один аршин всех ме рять нельзя, но й от фактов уйти невозможно. Расположение наблюдательного поста в Лудаше воспринималось жителями без восторга. Часть из них при встречах на улице не да рила приятных улыбок. Взгляды бросали косые, недружелюбные. Как-то к посту прибежала, запыхавшись, в расстроенных чувствах молодая мадьярка. У дежурного солдата она требовала вызвать стар-
шего. Тот выполнил ее просьбу, позвал меня. У входа стояла моло дая мадьярка лет двадцати. Я с трудом смог сообразить из ее жес тов и непонятных слов, что она хотела от меня. Девушка с колючим взглядом, глотая от злости слова, показывала на свой дом. У меня сложилось впечатление о чем-то неприятном. Вызвал из примарки переводчика. Когда мы пришли во двор, она указала на цветник у дома. Там цвели ничем не привлекательные растения. После обиль ного ночного дождя на мокрой земле были четко видны следы муж ской обуви. Несколько веток были сорваны, и много кустов расте ний были переломаны ногами того человека. Полицай перевел слова жалобщицы, что соседи видели советского сержанта с букетом цветов. В душе у меня возникло негодование, что мети оторвали от дел из-за мелочного дела. Сдерживая себя, сказал: - Будем считать, что ничего не произошло. Дай, Бог, чгобы каж дая мадьярка встречала нас с букетами цветов, а не с автоматами. Переводчику же сказал, что потеря цветов —это не конец света. Что цветы отрастут, а мое потерянное время не вернуть. Я напра вился к выходу со двора. Мадьярка, выслушав переводчика, тара щила мне в след удивленные глаза. Опомнившись, онавьпфикнула мне вслед что-то злобное. Полицай перевел. Мадьярка обозвала меня варваром. Это слово настолько возмутило меты, что я не смог сдержать гнев: - Ты, фашистка, цветочков пожалела! А ваши солдаты на моей |тодине города и села превратили в руины и пепел. Тебе нужно еще раз родиться, чтобы стать другим человеком, с другой идеологией. Гы же ненавистью пропитана насквозь, с головы до ног. И язык я советую завязать не одним, а несколькими узлами, и покрепче. Иначе он заведет тебя далеко, откуда никто не возвращается. Было бы мое право, я бы заставил тебя выращивать цветы в Магадане. Когда полицай перевел сказанное мной, она побледнела и как-то (■.никла. Ничего не говоря, она словно окаменела. Выходя со двора, я сказал полицаю: - У такой особы когти просматриваются очень острые. Не сомне- |циось, что и в этом доме властвует культ фашизма. Возьму на осо- | >i.ni контроль, I oiюря это, я ничуть не сомневался, что полицейский передаст ей ( НОВОв слово.
Остался в памяти еще один недобрый случай о взаимоотно шениях с мадьярами. Произошел он раньше вышеупомянутого случая с цветами, в самый начальный период оборудования на блюдательного поста. Для выполнения приказа командира роты “зарываться в землю” предстояло в очень сжатые сроки выпол нить большой объем земляных работ. Такая трудная работа не для женских рук. Пришлось прибегнуть к помощи местного мужского населения. Новые местные власти отнеслись с пони манием к этому делу. Примария привлекла более десятка физи чески здоровых мужчин. Для полного контакта был подобран переводчик, слегка знавший украинский язык. Говорил он пло хо, а переводил и еще хуже. Слова коверкал до неузнаваемости. Вместе с языком пускал в ход жесты. Кое-как добирались до сути сказанного. В простой работе с землей особых объясне ний и не требовалось. Приходилось отрываться от оператив ных дел в рабочий день по несколько раз для контролирования хода работ. Один раз, уже отходя от котлована будущей землян ки, услышал за спиной подозрительный шум, быстро обернул ся. Один мадьяр не успел опустить штыковую лопату, занесен ную над моей головой. Я сразу и не понял, —ш утит ли он, или серьезно пытался нанести смертельный удар. Наружность муж чины соответствовала злобному взгляду. Его злобный взгляд, казалось, готов был пронзить меня насквозь. Я понял все, по дозвал к себе переводчика: - Я сейчас возьму его под охрану и отправлю в город Деньдеш в военную комендатуру. А там служат крутые парни. Они хорошо знают, что делать с такими недоброжелателями. В лучшем случае он загремит в Сибирь. Я знал, что мадьяры боятся Сибири не меньше, чем смертной казни. В их представлении это край вечных снегов, адского холода и многочисленных медведей. Я не знаю, насколько точно перевел мои слова переводчик, но, судя по лицам присутствовавших при этом понял, что были напуганы все. Мадьяр, с уже опущенной ло патой, стоял с восковым лицом, явно ошарашенный. Глаза вместо дерзких и наглых стали просящими. Виновник бросился ко мне, произнося непонятные мне слова, прикладывая руки то к груди, то хватался за голову. Я понял, что он просил прощения за свою дерз-
кую выходку. Мужчина в роли переводчика поспешил ему на вы ручку. Обращаясь ко мне, сказал: - Командир, он не буржуа. Шандор бедный, как церковная мышь Земли у него меньше десятины, а семья большая. Прости его. Он врожденный придурковатый. Весь Лудаш об этом знает. Глупости допускает с юных лет. Переводчик обратился за поддержкой к присутствующим. Все его поддержали. Версии с трудом верилось, но решение принял в пользу провинившегося. Обратившись к переводчику, сказал угро жающе: - Поверю для начала, но вынужден предупредить, что в случае повторения недопустимых действий, ему будет открыт верный путь в Сибирь без пересадок. Л* * Жизнь в Лудаше была полна сюрпризов очень серьезных и опас ных. О некоторых из них и пойдет речь далее. Памятный и смертельно опасный для меня день выпал на вторую половину февраля 1945 года. Уже сошел с полей снег, стояла пас мурная погода с положительной температурой наружного воздуха. Приближались сумерки. Вдруг к НП прибежал взволнованный полицай. Из его ломаной речи уловил одно: в Лудаше появилась группа военных, одетых в смешаную форму —советскую, немец кую и гражданскую. Их численность, по утверждению мадьяра, составляла 19 человек. Все они имели оружие, уже расстреляли 6 советских военных связистов, обслуживавших при станции высо кочастотную правительственную связь, и двух венгров—начальни ка станции и дежурного. Полицай предупредил, что они скоро на падут на нас. С этими словами он побежал по домам предупреж дать своих односельчан. В стороне станции слышались одиночные выстрелы. Положение для наблюдательного поста складывалось критическое. Из семи солдаттрое девушек были госпитализирова ны при части в Уйпеште. О сложившейся ситуации доложил на НП роты. Командир роты приказал принимать решения самостоятель но, в зависимости от обстановки. Он приказал: главное —сохра нить боеспособность наблюдательного п о ст.
Приказать легче, чем устоять четырем против девятнадцати. К тому же с учетом женщин, никогда не участвовавшим в открытом бою. Дежурная с наблюдательной вышки сообщила: - От железнодорожной станции к складам движется группа людей! Я тут же без промедления приказал девушкам-бйцам занять в окопах круговую оборону поста, не прекращая наблюдения за воздухом с земли. Я принял рискованное для себя решение дви нуться навстречу врагу с автоматом ППШ и двумя запасными дисками к нему, одной гранатой «лимонкой». Старшей на посту назначил рядовую Петровых. Очень исполнительную, смелую и решительную, прибывшую с последним пополнением в часть еще в Полтаве из колхоза “Ударник” Свердловской области. По кидая пост, дал наставление находящимся в окопах: “Нетрусить! Патронов и гранат не жалеть!”. Побежал к складам. Они располагались в трехстах метрах от на блюдательного поста. По слухам местных жителей в складах нахо дилось демонтированное заводское оборудование, которым зани малась 6-я Орловская дивизия. Так это было или иначе, меня не волновало. Следить за этими объектами меня никто не уполномо чивал. Когда я прибыл к ним, никакой охраны там не оказалось. Я занял позицию на углу одного из них, ближе стоящего к станции. Набежавшие плотные низкие облака вместе со сгущающимися сумерками создали совсем плохую видимость. Я с трудом разли чал силуэты неспешно приближающихся к складам людей. Когда услышал немецкую речь, пустил короткую очередь из автомата. От неожиданного обстрела опытные прижались к земле. В ответ пос ледовало в сторону складов несколько одиночных выстрелов. Со здавая видимость, что я не один, побежал к торцу второго склада и выпустил несколько патронов. Незамедлительно последовал град пуль со стороны наступающих. Противник уже охватывал склады полукольцом. Настроение мое стремительно падало. Ни о смерти, ни о жизни думать не хотелось. Понимал, что против такой силы мне одному не устоять. В тревожные минуты в голове работал толь ко инстинкт самосохранения. Спасительную соломинку, казалось, я нашел. На противоположной стороне от складов, за железнодо рожной линией, ведущей к Будапешту, простирался виноградник
на несколько сот метров. Там находились железобетонные чаны для винограда в период его массового сбора. Серый цвег бетона был заметен в темноте. Короткими перебежками я достиг задан ной цели. В железобетонном кольце почувствовал себя в более бе зопасном положении. Начал периодически, сохраняя запас патро нов, отстреливаться. Теперь на единственную цель противник на правил всю силу огня, которым он располагал. В эти критические мгновения для жизни я потерял счет времени в пространстве, в котором я находился. Превратился в комок злости, ненависти. Вот уже и второй диск патронов в автомате заканчивался. Вставляя последний, думал только об одном: живым не сдамся. У ног поло жил подготовленную к последнему бою гранагу. И тут произошло событие, на которое я твердо рассчитывал, еще уходя на встречу с превосходящим врагом. Где-то близко к населенному пункту я ус лышал шум моторов тяжелых вездеходов американского производ ства. Натренированный годами слух не подвел. Вскоре поспытпа- лась дружная стрельба из автоматов и из ручного пулемета со сто роны станционного здания. Пришла помощь из 6-й Орловской дивизии. Многократно обстрелянные солдаты прославленной в войне дивизии знали свое дело. Сразу отсекли от населенного пун кта Луцаш группировку врага. Погнали ее в степь ровную, как та релка, без единого бугорка. Сам не верил в то, что остался живым и невредимым, и наблюдательный пост нес службу в прежнем режи ме. А в степи вскоре стрельба прекратилась. То ли вражеских сол дат уничтожили, то ли пленили. В паутине еще полностью не прошедшего шока вернулся на НП. Служба продолжалась в нормальном режиме. В момент боя возле складов бойцы поста сильно тревожились за судьбу своего командира, оказавшегося в огневом кольце про тивника. Молили небо, чтобы все обошлось благополучно. Они хорошо понимали, что начальник поста рисковал не без крайней необходимости, а ради спасения НП с его личным составом. При четырехкратном превосходстве немцев и их сообщников по чис ленности нападавших на станцию, к тому же давно обстрелян ных в боях, им особог о труда не представляло уничтожить уком плектовэнную женщинами боевую точку ПВО. Понимая мое не лучшее душевное состояние, подчиненные не пытались задавать
лишних вопросов. Я был доволен лишь тем, что мне удалось неукоснительно выполнить требование инструкции, служившей для личного состава НП законом. Доложил по инстанциям о со бытиях, происшедших на посту. Получив одобрительную оцен ку командира батальона из Будапешта, почувствовав каплю ду шевной бодрости, занялся обычным служебным делом: от пита ния бойцов, до наведения необходимого порядка и боевого не сения службы. Более чем трехлетняя служба на войне научила меня держать голову холодной и в (рудные минуты армейской жизни. На следующий день вместе с личным составом, свобод ным от несения службы, как только стало совсем светло, пошли на место вечернего боя. М еня поразило не количество стреля ных гильз, а поврежденная поверхность бетонной емкости, в которой я находился. Практически со стороны ведения огня на падающих вся поверхность была повреждена пулями. Рядовая Петровых сказала, что думала: -Товарищ сержант, вы родились в счастливой сорочке. Все уди вились, каким чудом я уцелел. Вот истинно моя душа была в руках бога. Во время интенсивного обстрела фашистами я особенно бо ялся за тех двух, которые взобрались на ближние к бетонной емко сти черешни. Они были близки к цели заставить меня замолчать навечно. Я сам удивился собственной способности и умению в кри тические секунды защищаться. Не даром говорят, беда научит каж дого. У меня и в помыслах не было намерения выставлять себя выше бога. Просто в безумстве, как дьявол перед неминуемой смер тью, боролся за выживание. Оказавшись на моем месте другой, если только не пропитанный трусостью, делал бы также. Еще об одном случае, происшедшем в Лудаше, грозившем мне смертью, хочу рассказать. Неприятное событие произошло на не сколько дней позже до освобождения Будапешта в начале третьей декады февраля. Стояла лунная ночь. Казалось, ночное светило отдавало всю свою силу, перехваченную от солнца. Потерпев значительное поражение в Будапеште, гитлеровские войска сделали несколько ощутимых для наших войск контрнаступлений. Пришлось на некоторых участках фронта временно занять оборону. Фашис тские разведывательные самолеты сбрасывали тогда листовки
следующего содержания: .. .“Жукова в Берлин пущу, а Толбу хина в Дунае втоплю” . .. Гитлер придавал важное значение со хранению последнего его союзника в лице Хорти-венгерского главы государства. Это было заметно по увеличившемуся ко личеству военных составов, движущихся в сторону Будапешта с войсками и техникой. Сделал для себя вывод, что нашим за Дунаем приходится туговато. На тяжелые участки фронта для искупления своей вины перед государством направлялись и штрафники. Я не следил, когда и какой эшелон останавливался на станции. Они следовали один за другим, то с людьми, то с техникой, то с вооружением. Вечером того дня пришел поли цай и сообщил, что на станции находится эшелон со штрафни ками. Информацию принял, как должное, ничего в этом особо го не подозревая. Я знал, что в пути следования штрафников, как и заключенных, всегда сопровождают усиленные конвои. Наступило ночное дежурство поста в усиленном составе воз душного и наземного наблюдения. Какая-то шальная мысль за ставила меня это сделать. Среди ночи позвонил связист, обслу живающий ВЧ из с ганции, и сообщил тревожную весть. В эше лоне заключенных бунт. Силой расправившись с конвоем и начальством эшелона, изъяв у них оружие, массой бросились в поселок. Подняв по тревоге лич ный состав, приказал занять круговую оборону поста. Доложил командиру в Будапешт. Тот дал указание оказать силой помощь в наведении порядка в селении, не в ущерб охране поста. Словно у меня не семь человек, а целая рота. Следующего поставил в извес тность коменданта города Деньдеш. Мэр поселка тоже принимал меры по своей линии. А в селении уже вовсю бесчинствовали штрафники. Спытпа пись крики и вопли людей, лай озлобленных во дворах собак, частая стрельба то в одном конце селения, то в другом. Когда я направился в спешном порядке к дому, откуда слышался отчаянный крик людей, уже штрафников в нем не застал. На полу открытой террасы дома лежали застреленные старик и старуха в нательном белье. Тусклый свет луны выхватывал лужи крови вок руг их тел. Как в последствии выяснилось, причиной жестокой рас правы над хозяевами дома явился копченый окорочок, висевший
на чердаке. Старики пытались препятствовать его хищению, за что жестоко поплатились. У следующего шумного двора меня встре тили два штрафника уже в сильном опьянении. Один сходу наста вил на меня дуло карабина: -Эй ты, сука продажная, врагов защищаешь! Сейчас ты пойдешь червям на корм! Второй, еще не совсем доведенный хмельным до безумия, взма хом руки по стволу наклонил его книзу. Последовал выстрел. Пуля вошла в землю. -Он же на службе, паря, —буркнул второй. Подхватил слабо владеющего собой напарника, и они поплелись дальше по улице творить пакости. Если б не подоспело вскоре воинское подразделение для усмире ния штрафников, не представляю, чем бы мог закончиться этот бунт преступников. Другой оценки с моей стороны мародеры-убийцы, опозорившие честь советских людей, не заслуживают. Эшелон не последовал в сторону Будапешта, а в обратном направлении. Воз можно, в сторону Магадана, без пересадки. Почему-то взбрела в голову мысль. Возможно, в этом эшелоне мог находиться бывший начпрод батальона старшина Плохотин, осужденный трибуналом за липкие руки к солдатском пайкам. Осужденный с помощью меня и офицера медицинской службы Демченко. Виновность его была доказана целой группой свидетелей, имевших дело с его службой. То, что произошло, на свалку не выбросишь... В Дудаше приходилось мне встречаться и с молодежью. Без стрельбы, в нормальной обстановке. На одной нежданной оста новлюсь. Мне часто приходилось отлучаться за пределы поста. Это было связанно с решением вопросов, касающихся жизнедеятель ности поста с помощью местных властей и также тех, которые по ступали из высших инстанций. А проблем в бывшей, враждебной к.нам стране, хватало до макушки. Не все складывалось гладко, как на помытой тарелке. У многих людей еще живучая философия фашизма. Нередко за ехидной улыбкой скрывалось смертельное жало змеи. Работать с людьми, годами сильно подверженными враждебной идеологией, не простое дело. Методы устрашения на казанием или применением силы не являлись всегда лучшими по мощниками для осуществления намеченной цели. Приходилось
иногда снисходительно лавировать, прибегая к верному помощни ку —собственному разуму. Однажды после очередной отлучки, вер нувшись на НП, дежурная-наблюдатель Токарева доложила: -На пост приходил полицай Андрей, просил зайти к нему домой. -По какому вопросу? -Ничего не сказал, - ответила Токарева, хитро улыбнувшись. Был апрельский день с тихим южным ветерком. Земля заметно просы палась от зимней спячки. Начала дружно выбиваться на поверх ность зеленая трава. Полицай встретил меня у калитки своего дво ра. Я обратил внимание на его праздничную одежду. Оказавшись в его доме, слегка обескуражился и насторожился. В прихожей на диване сидела молодая особа моих лет, одетая в на рядное платье из просвечивающей ткани, с модной прической во лос каштанового цвета. Девушка показалась с первого взгляда очень красивой лицом. Полицай представил незнакомку мне: -Двоюродная сестра моей жены Анна. Гостя, не смутивпгись, весело улыбнувшись, предложила сесть рядом с ней. Помню, на коленях держала маленькую книжку. Сначала я ее принял за молитвенник, в действительности в ру ках находился венгеро-русский словарь. Я сел на указанное де вушкой место с правой стороны. Она тут же задала мне несколь ко вопросов при помощи словаря и жеста рук. Они сводились к ознакомлению лично моей жизни, не касаясь служебных дел. Таким же способом и примерно такого же содержания задавал вопросы я. Наблюдая со стороны и слушая наш разговор, сведу щий человек в киноискусстве мог бы написать юмористический сценарий для кинокомедии. Как трудно находиться, общаться с людьми в чужой стране, не зная языка. Обводя взором помещение, не мог не заметить через открытую дверь смежной комнаты празднично накрытый стол. Только тогда я вспомнил, что в то памятное воскресенье католики праздновали пасху. Как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров. Дальше разговор приобрел уже политическую окраску. Анна достала из стопки лежавших на полу журналов, издававшихся при фашистском режиме Хорти, верхний из них и сунула его мне в руки. Случайный он был или подобранный ею, мне не известно. Девуш ка просила дать мне оценку содержанию рисунка на первой облож-
ке журнала. Рисунок врезался в память, как бельмо в глазу. До сих пор помню его. Была нарисована с худущими босыми ногами в заплатанной одежде девушка —украинка, несущая на коромысле два деревянных ведра с водой. -Я с Украины, но таких ведер не видел отродясь. А в части бед ности, так это фашисты немецкие и ваши венгерские ограбили не только Украину, но и Россию тоже. В отношении красоты, украин ки - одни из лучших в мире. А не такие, как показаны на этой мазне, - с болью высказал в е т ерке правду. Моя собеседница покачала одобрительно головой. Затем достала следующий. На обложке этого журнала была на рисована карикатура. Сталин и Молотов, находясь по самые головы в засасывающем их болоте, пытались, будто бы выбраться на сушу, где рядом пара худосочных волов тащили пушку с кривым стволом. Эта грязная стряпня фашистской пропаганды, главаря Венгрии Хорти, нанося щая оскорбление моему правительству, вызвала в душе еще боль шее негодование. Я уже с нескрываемой злобой произнес: -И ты чтой мерзости веришь? Если бы напечатанная от бессилия фашистов ложь в пакостной форме соответствовала бы действи тельности, то Советская Армия не находилась бы на вашей терри тории. Анна схватила оба журнала и со злостью бросила в угол, произ нося: -ПТок. Шок. Пропаганда! Много. Много пропаганды. Во избежания больших неприятностей я предложил сжечь жур налы и другие публикации фашистского полка, находящиеся в доме. Исполнительный по службе полицай пообещал выполнить мое требование неукоснительно. После разговора, испортившего мое первоначальное настроение, хозяева пригласили за стол. Учиты вая значимость для каждого христианина праздника, решил, будь что будет, а сяду за стол. Несмотря на обилие закусок и вина, за праздничным ужином не засиделся. Я понимал, что совершил глу пость на пустом месте. Мое поведение находилось на грани воз можных неприятностей. Андрей предложил провести Анну домой. Это еще бы больше усугубило мое положение. Наотрез отказался:
-Оставим нашу встречу на День Победы. Она уже не за горами. Дай Бог выжить в этом неустойчивом мире. П обеда Утром 8-ого мая к проходной НИ пришло несколько десятков венгров с явно выраженными радостными лицами. Когда я вышел к ним навстречу, они почти в один голос восторженно восклицали: -Командор.! Командор! Война капут. Гитлер капут! Один из присутствующих, знавший несколько десятков русских слов, сказал: -Лондон. Лондон радио. Черчилль говорил —капут война. Я оказался в недоумении. Но ответил так: -Мы подчиняемся не Лондону, а Москве. Когда она объявит о конце войны, тогда и буцем вместе с вами праздновать Победу. Оказывается, события по окончанию войны разворачивались сле дующим образом. 8 мая 1945 года представители фашистской Германии в лице фель дмаршала В. Кейтеля, генерал-полковника авиации Г. Штумттфя, адмирала морского Флота Г. Фриденбурга подписали Акт о безо говорочной капитуляции. Советское Верховное Главнокомандо вание на этой исторической процедуре представлял Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. От Верховного Командования Великобритании —главный марш ал авиации А. Теддер, от Во оруженных Сил СШ А - генерал Г. Спаатс, от французского командования генерал Ж. Де Латтр де Тасиньи. Несмотря на подписанный 8 мая в КАРЛХОРСТЕ Акт о безоговорочной капитуляции, немецко-фашистские войска в Чехословакии с благословения так называемого правительства продолжили во енные действия, сея смерть и разрушения. Советское прави тельство решило разгромить чехословацкую группировку войск внезапным ударом силами 1,2, 4, Украинских фронтов. В 10 часов утра П рага бы ла очищена от фаш истских войск. В ходе операции было взято в плен 800 тысяч солдат и офице ров, 1,8 тысячи танков и штурмовых орудий, 1,1 тыс. самоле тов и много другого вооружения. Окончательная зачистка го рода продолжалась до 11 мая. Именно в этом и крылась вся причина М олчания М осквы о победе над врагом 8 мая 1945
года, когда еще в жестоких боях с фашизмом обильно лилас кровь советских воинов в Чехословакии. Действительно, жители Лудашга были правы. 8 мая по лондонскому рад ио выступал с речью премьер Велико ритании У. Черчилль. Из его речи приведу только выдержку':.. “С годняшним днем мы, вероятно, будем думать главным образом самих себе. Завтра мы воздадим особую хвалу нашим русским т варищам, чья доблесть на поле боя явилась одним из великих вкл дов в общую победу”. .- Данное выступление У. Черчилля послужило поводом посещ ния венграми наблюдательного поста 8 мая. А в ночь с 8 на 9 м дежурная по связи поста рядовая Петровых Таня меня, спящег сильно потревожила. Подняться сразу не смог. Она навалилась меня всём своим, неистраченным любовью, пышным телом, с и бытком радости доложила: -Товарищ начальник поста, война закончилась! Таня, безмерно охваченная ликованием, начала меня целоват заливаясь слезами. Опомнившись, соскочила, дала мне в руки н ушники, из которых четко слышались победные слова из москов кого радио. Затем последовал звонок из Будапешта. Слышался трубке голос командира роты лейтенанта Васина: -Поздравляю личный пост с Днем Победы. Проведите его дос тойно, не нарушая службы, и не теряйте бдительности. Подал я команду тревоги. Тревоги радостной, волнующей, дол гожданной. Тревоги Великой Победы. Выскочили все из землянк на свежий весенний воздух. В светлой лунной ночи расцвела, пер вая малиновая ракета. Вслед за ней последовала вторая, разноцве ная, раскрываясь в чистом небе пышным веером, слышались всю ду выстрелы из стрелкового оружия. А какое прекрасное утро выдалось здесь 9 мая 1945 года! Со нечное, тихое. Захватывающий душу воздух, насыщенный аром том цветущих акаций с тонким , едва уловимым запахом цветов ве герской сирени. Казалось, и природа дарила свою щедрость людям, настрада шимся от губительной кровавой четырехлетней войны. Войны и смертоносного металла, пожарищ и крови. Наконец, пали оков которыми фашисты пытались заковать человечество.
Теперь рядом слышались вместо свиста свинца и воя снарядов и бомб возбужденные и радостные .людские голоса. Казалось, этот ликующий гул объял не только воздух и землю. Ожил довоенный певучий поток женских голосов, прославляющих в песнях нашу Родину-мать. В душе у каждой, служившей на посту, истосковав шейся по любви и ласке, проснулась надежда на желанное будущее. И ни в ком в этот, для каждого бойца значимый в жизни день, не возникало желание потревожил, память о плохом. Все обнимались, целовались, смеялись и плакали от радости одновременно. Каждо му из нас запомнился день и час 9 мая 1945 года на венгерской земле. И у каждого из нас витала в голове главная мысль—ВЫЖИЛ! День победы и события после него Еще рано утром 9 мая представители местной власти, при бывшие на НП с поздравлением в честь Победы, пригласили на торжества, организованные мэрией Лудаша по случаю велико го праздника. Мэр показал мне на часы, пальцем указал на число одиннадцать и сказал на венгерском языке: -Шепдо фалуба, шецко фалуба. Я понял, что торжество начнется в одиннадцать часов дня в клу бе в конце селения. Являясь единственным постоянным начальни ком хоть и маленького военного гарнизона советских военнослу жащих в селе, обязан был находиться на проводимых особо важ ных торжествах. Среди населения я пользовался определенным авторитетом, и люди Лудаша обращались ко мне по многим вопро сам. В пределах, наделенных мне по службе прав и возможностей, старался оказать необходимую помощь. Мне было небезынтересно знать, как же будут праздновать люди села, которые десятилетиями подвергались обработке фашизма или близкой к ней пропаганде вражды к советскому народу, так много пролившему крови ради уничтожения фашизма на земле. Ведь сотни тысяч венгров, воевавших на стороне Гитлера, оста лись лежать навечно на русской земле. И село Лудаш не обходили стороной похоронки. Венгрия, возглавляемая фашистом Хорти, являлась одной из верных и последних союзников Германии. Вме сто обещанного Гитлером Хорти венгерского рая за счет украинс-
ких и русских земель получилось с точностью наоборот. Для меня интерес представлялся не столько с точки зрения политических соображений, а с чисто человеческих познаний народа чужой для меня страны. Как он поведет себя не в условиях военного времени, а в праздничной обстановке? В обстановке непринужденности, раскованности, общего ликования. Все хотелось увидеть и услы шать собственными глазами и ушами. Очень дорога мне память о Дне Победы. Запомнились не только часы, а мгновения. Когда я подходил к точно назначенному времени к клубу, на улице были сотни людей всех возрастов. Оркестр из двенадцати венгерских цыган слаженно заиграл гимн Советского Союза. То ли из-за гор дости к своей Родине, то ли от чрезмерной радости, что пришел конец испьп аниям и бедам, то ли из-за того, что остался в живых, или из-за всего вместе взятого, появились слезы на глазах. А воло сы поднялись дыбом, чудом не спала фуражка с головы. От слад кой истомы кружилась голова. У каждого клуба своя история, но история клуба в Лудаше —особая. Что мне запомнилось навсегда? После исполнения гимна люди стали радостно выкрикивать при ятные слова в адрес нашей страны-победительницы. Затем по ука занию мэра все приглашенные направились в помещение клуба. Еще до того, как мне с представителями мэрии зайти в зал, мэр с помощью переводчика сказал, что я должен с наполненным бока лом вина прикоснуться к бокалам всех сидящих за столами мадь яр. Вроде, такой у них в Лудаше принят обычай при больших тор жествах и встречах с важными людьми. Так или иначе, я согласил ся. Хотя подумал, в душе важной персоной мне никогда в жизни себя не считать. Я зашел в огромный зал в сопровождение мэра. Небывалое воодушевление овладело всеми сидящими за столами по периметру помещения. Затем зал встал, выпрямился, подчиня ясь бессловесной команде. Затем после жеста мэра все уселись по местам. Привлекший к себе внимание, я чувствовал себя не совсем удобно. Однако испытал человеческую гордость за свою могучую непобедимую советскую державу. Четыре долгих года я верил, что наступит счастливый День Победы. Даже не верилось, что у людей бывшей враждующей с нами стра ны читалось на лицах неподдельное торжество. Располагались присутствующие в зале еще по старой привычке
- по сословиям. Богатые сидели за столами вдоль поперечной сте ны, молодежь и бедные мадьяры - раздельно, вдоль продольных стен зала. Я начал поздравления не богатых людей, как предлагал мэр, а с молодежи: -Молодежи строипъ будущее Венгрии. Глава примарии не обладал повышенным честолюбием, согласил ся. Может быть, ему с детства не внушали культ богатства. Если это предположение, верно, то только по этой причине он оказался мэ ром при установлении вместо фашизма демократической власти. После выпитого уже не по одному бокалу на лицах людей в зале крепко заиграло лукавое вино. Наступало еще больше раскованно сти и больше радостного настроения. Оркестр цыган заиграл сла женно, задорно любимый венгерский танец чардаш. Дружно напе вая, стремительно закружились пары. Темпераментный по натуре к музыке и танцам, я тоже испытывал человеческую волю и жела ние оказаться в таЕшующем водовороте людей. Словно сердце сво дило от горячего обжига и шептало: -Черта всем в рог немытого, иди а круг. Ответственность преобладала над порывами души. Я находился не только па празднике, но и на службе, любуясь весельем. Суще ствовавшая черная ненависть, такая как раньше, до взятия Бу дапешта к этим людям, теперь уже не давила душу тяжелой пли той. Н а все Етроисходящее в зале смотрел простым доброжела тельным взором. И уловил важное, что венгры праздновали День Победы от души. По мере выпитого вина веселье набирало больший оборот. А весе литься кульгурно без брани и кулачных потасовок они умели. Но все же не обошлось без маленькой неприятности для меня. В са мый разгар праздничного оживления в клубе появились четыре военнослужащих Советской Армии в значительной степени опья нения. Среди них находился майор со своим ординарцем, лейте нант и младший командир в звании старшего сержанта. У венгров о время исполнения самого любимого танца чардаша существо ала традиция - каждый мужчина мог потанцевать с любой жен щиной. Достаточно красивого жеста рук и головы с произнесени м слова “сабат, сабат” и женщины менялись мужчинами рядом с анцующими парами. Слово «сабат» означало —свобода. Пользу-
ясь удобным для знакомства обычаем мадьяр, наши русские воен ные выбрали миловидных женщин, которые не смели победите лям отказать. Начали “танцевать”. На танец человека без умений и опыта, едва державшегося на ногах, практически висевшего на плечах женщины, глядеть было тошно. Я думал, что от стыда сквозь землю провалюсь. Для них уже традиции не существовало. И ник то из мужчин не пытался делать обмен танцорками. На лицах ма дьяр появились насмешливые улыбки с ехидным холодком. Я тоже не испытывал никаких чувств кроме раздражения и стыда за своих соотечественников. Когда оборвалась музыка, пересекая весь зал, ко мне подошла уже знакомая Анна. Едва заметно скрывая внут реннее волнение, сказала: -Комендант, пали нэме русски офицер. Нэме. Что означало: нехорошо ведет себя русский офицер. Венгры, использовав паузу, уселись за столы для дальнейшей де густации вина. Они умеют его делать и разумно пить. Полгода я был в Лудаше, но ни разу не приходилось видеть “в стельку” пья ного мадьяра. Пьют, как воду, не пьянея. Они пристально следили за мной после замечания, сделанного мне самой очаровательной девушкой, которая казалась не красивой, а ангельски красивой, ожццая дальнейших действий. Под обстрелом глаз мадьяр подо шел к захмелевшему майору, отдал, как положено по уставу, честь: -Товарищ майор, я начальник поста ВНОС, дислоцирующейся на этой территории. Вы пьяны. Прошу покинуть этот зал. Одурманенный алкоголем, старший офицер посмотрел на меня с высоты своего роста, как аист на лягушку, дрожащую на кочке, го товый проглотить ее мгновенно. Ехидно сотворив улыбку, сказал: -Како еще в нос, может, дать тебе в губы. Мне стало совсем скверно: -Плохо, что вы, дослужившись до чина майора, не знаете всех родов войск противовоздушной обороны нашей Армии. Затем, переведя дыхание, добавил с волнением: -Здесь много свидетелей, лучше нам поговорить на свежем воз духе, товарищ майор. -Ты не закручивай холода в мое поросячье ухо. Где это видано, чтобы старший сержант делал замечание майору? Сейчас дам ко манду своим подчиненным и сходу загремишь к нам на гауптвахту.
-Но все же лучше поговорим на улице. Не будем портить празд ничного настроения людям, - совершенно спокойно предложил офицеру. Он смотрел на меня потускневшими глазами пренебрежительно и дерзко. Не проронив ни слова, круто повернулся к выходу: На утице я показал свое удостоверение. Тот сразу смягчился во взоре: -Как же вы, майор, могли дискредитировагь наш 240 миллион ный многострадальный советский народ в обществе бывших на ших врагов? Вы же опозорили офицерскую честь, выступая пья ным в роли шута. Советские воины встречают День Победы по-разному, но не так, как вы . . . полагаясь на ваше благоразумие, прошу принять мое пред ложение. Вслед за моим патрулем следуйте всей своей компанией в расположение нашего НП. Там имеется и вино, и гармошка, и русские девушки. Там весело продолжите праздник. Иступленный взор майора потеплел. Он принял мое предложе ние. Хотя я далеко не орел, опнако удалось избежать возможного неблаговидного поступка человека, который, как я полагал, и трез вый не имел прочных нравственных основ в жизни. Под самый конец праздничного торжества снова приблизи лась ко мне Анна, улыбнувшись, грубо каверкая русские сло ва, с помощью жестов, уловил суть ее предложения. Она при глашала меня посетить дом ее родителей, который находился вблизи клуба по той же улице. Девушка убеждала меня, что ее родители не “буржуа”. Отец работал связистом, обслуживаю щим воздушную линию связи от Лудаша до города Деньдеш. Ее родители, мол, хотели со мной лично познакомиться, осо бенно дедушка, работающий в полиции и меня хорошо знав ший. Неожиданное предложение меня ошарашило. Почувство вал холодок, словно комок снега с крыши дома свалился слу чайно на голову. Война уже научила меня ни чему не удив ляться. Но призадумался. Один неверный шаг мог привести к серьезным осложнениям по службе. Мысленно прикидывал в голове: “Какую же выгоду от моего посещ ения пытается из влечь она?”. Девушка упорно ждала ответа, в душе разгады вая мои мысли. В ее облике, манере говорить, смотреть, в жесте рук, движении
тела я чувствовал не только красивую, но и волевую молодую осо бу европейского покроя. Хотя я был расчетлив и скуп в своих действиях и поступках, все же уступил воле соблазнительницы. Не прошло и пяти минут, как мы оказались у металлической ограды усадьбы ее родителей. Я обратил сразу внимание на ухо женность дома, хозяйственных строений и благоустройство дво ра. Во всем чувствовались заботливые и умелые руки. В доме чи стом и уютном, обставленным мебелью и всем необходимым с европейским вкусом, находилось трое жильцов. Девушка пред ставила мне всех по очереди. Седой пожилой человек был ее де душка. Дедушка по линии матери был сербом по национально сти. С ним было легче разговаривать. Мать, уже пополневшая с годами, выглядела еще моложаво, без признаков морщин на лице. Видно, в молодости сербиянка покоряла парней. Отец, по проис хождению мадьяр, среднего роста, подвижный, улыбчивый чело век. Хозяева по случаю Дня Победы предложили мне сесть с ними за стол. Закуски преобладали мясные с мучными гарнирами, фрук ты. Из выпивки полинка-самогонка из виноградного сока, сухое вино разных годов хранения. Я не стану загромождать память читателей подробностями раз говора. Затрону только одну его часть. Старый серб, настойчиво и убежденно пытался меня угово рить остаться в Венгрии после демобилизации. Он рисовал совместно мое будущее с Анной, единственной его внучкой, в радужных тонах. Не скрывал, что имел капитал, где-то надеж но хранившийся. Гарантировал полную финансовую поддер жку для получения высшего образования и изучения венгерс кого языка. В Будапеште давно располагал приличной кварти рой, которая будет передана нам. Вот так без меня меня жени ли. Не знал старый серб только моих планов на будущее, кровно связанных с родной землёй, но не с Венгрией. Не знал он и строгих советских законов на этот счет. Что если бы даже воз никла шальная идея, на пути ее стояло тысячи непреодоли мых препятствий. Не хотел, чтобы дальше серб находился в плену иллюзий, прервал ненужную для меня беседу. Отблаго дарил за гостеприимство, отправился туда, откуда приходил в
мадьярский дом. У каждого свой снег и своя весна. Это моя история военных лет, и она останется м оей историей, и я не в праве ее выбросить из памяти, как ненужную вещь, на помой ку. Н а первы х м и н утах о предлож ении, вы сказанном в п оки нутом уже доме, подумал, что в нем скрывалось добро или зло. Если зло, то оно должно иметь возвратный характер, а если добро, то оно необратимо. М ысль моя больше склоня лась к п о сл ед н ем у ... Н аступили первые послевоенные дни —спокойные, однооб разные. В небе уже больше не появлялась вражеская авиация с бомбовыми грузами. Только советские самолеты начали боль ш ими и малыми звеньями улетать в сторону родной земли, на восток. Девуш ки-бойцы чащ е стали поговаривать о родном доме, сильно истосковавшись о нем. И х можно было понять. Четыре долгих года воевать мужчинам надоело, а женщинам — тем более. Цветущие годы молодости уш ли на войне. И снова за га д о ч н о е ж ен ско е с е р д ц е —н а п у ти к в о зр о ж д е н и ю л ю б в и и счастья. Разговор о будущем между ними проходил общий, но у каждой свой. Токарева из Северной Осетии жила своей меч той, студентка третьего курса из Харькова думала о другом. А Петровых, из колхоза “Ударник” Свердловской области Режев- ского района в голове вынаш ивала свои надежды и планы. Все они были полны энергии и стремились использовать свой женский потенциал. Теперь командованием батальона перед наблюдательными постами ставилась иная задача. Обнаружение и обезврежи вание, а в случае необходимости, уничтожение прорвавших ся из окружения фашистов, власовцев, дизертиров, бандитов и прочих негодных элементов, которые наносили определен ный вред восстановлению нормальной жизни в Венгрии. При ш лось столкнуться и личному составу поста с бандитами-ди- зертирами. Однажды дежурная-наблюдатель Тотоева позвонила мне в зем лянку: -Товарищ начальник поста, в селе появилась подозрительная по возка. Н а ней находится два человека в немецкой форме. Сейчас заехали во двор полицая.
Не теряя времени, выскочил из землянки. Двор полицая находил ся напротив землянки, расположенной в центре сельской площа ди, осенью распаханной для каких целей, мне не известно. В счи танные минуты в сильном возбуждении я оказался в доме полицая. Неизвестные мужчины вместе с полицаем уже сидели за столом. По лицам приметил, что уже прикоснулись к бокалам с вином не один раз. Мое неожиданное появление встревожило сидевших. Полицай забеспокоился тоже, обратив внимание на свое озабочен ное лицо. Обошелся без вступительной речи. -Ваши документы, —обратился к старш ему по годам. Тот су нул мне в руки потрепанную книжечку, вроде солдатского удо стоверения. Одним наметанным глазом сразу заметил грубую подделку, а не печать. Потребовал от второго, совсем молодого парня, документ. Он ничем не отличался от первого, настоящая “липа”. Убедившись в подозрительности заезжих мужчин, повелительным тоном задал старшему вопрос: -Зачем и куда следуете? Тот, с видом явно жуликоватым, глазом не моргнув, ответил: -Демобилизовались. Едем домой. -Ты что, меня за круглого идиота принимаешь? С каких это пор установились в Советской Армии анархические порядки демобилизации военнослужащих. Чтобы конюх ехал до мой на повозке, летчик на самолете, танкист на танке, артиллерист на штурмовом орудии? Твоя версия не стоит истертого подметка. Теперь в моей голове других сомнений не возникало: передо мной находились дизерпиры-мародеры. Чувствуя, что они “влипли по самые уши”, сильно забеспокои лись. Они метали в мою сторону злые косяки. -В какой части служили? -Пехоте, - последовал нерешительный ответ. -Конкретно номер полка и почтовый ящик? Старший, по смешанной на нем одежде портупеями, напоминал мне Папацдапуло из опереты “Свадьба в Малиновке”, замялся, ту шуясь, ответил враньем. Оба незнакомца переглянулись. Мне не трудно было догадать-
ся. И х мысли крутились вокруг одной оси, как бы от меня, безо ружного, избавиться и скорее безнаказанными выбраться из за падни. Я тоже думал, как бы мне отсюда ускользнуть живым. Перед уходом схитрил: -Сейчас проверю. Если ваша часть находится в Венгрии, к вам претензий не будет. С богом следуйте домой. Когда я уже оказался на перепаханной площади, каждую се кунду ожидал пулю в спину. И даже представлял в этой чужой земле свою могилу, на которую и никто не принесет цветы, и не оплачет мать горькими слезами. Только успел поднять личный состав по тревоге, как повозка с преступниками оказалась уже на дороге. Вместе с двумя бойцами: Токаревой и Исамбаевым бросились вдогонку. Все мы были вооружены автоматами 1II 1ТТТ Сильная лошадь быстро потащила повозку по укатанной гра вийной дороге. А мы с трудом вытаскивали сапоги из размок шей после обильного весеннего дождя пахотной земли. Я дал предупредительную короткую очередь в воздух. Преступники стали из короткоствольного оружия стрелять на поражение. Я не заметил, когда с правой стороны от меня не стало Исамбаева. На миг оглянулся, увидел его в глубокой борозде, прижавшегося пониже к земле, как клещ. А рядом с наставленным на него авто матом стояла Токарева: -Подымайся, гад трусливый! Опоздай я окриком секунду, и она бы в безумстве пустила в него пулю. Случилось бы ЧП, последствие которого для меня трудно было предугадать. Бросили трусливого казаха, продолжили погоню, на встречу летевшему со свистом свинцу, а, может быть, и смерти. Банди гы отстреливались до последнего патрона. Одна из пуль, по сланная из автомата, легко задела сзади лошадь. От резкой боли она круто повернула повозку и остановилась. В метрах двадцати от повозки, боясь, что преступники могут бросить гранату, в рез кой форме, не жалея глотки, подал команду сидящим в повозке: -Руки вверх! При малейшем движении патронов не пожалею! Токарева стояла рядом, наставив автомат с взведенным курком, а я обыскивал бандитов. Тут, как из под земли, (видно, где-то прятались во дворах) по-
явились два полицая с винтовками. Одному я дал указание дос тавить повозку на НП, а второму найти ветврача для оказания лошади помощи. Обезоруженных преступников доставили на НП. Сразу сделали обыск. После изъятия всего, что находилось при них, задержанных закрыли в небольшой досчатый сарай, служивший кладовой и дровяником одновременно, и взяли под усиленную охрану. В повозке оказались нетронутые рулоны в фабричной упаковке шерстяных тканей для верхней и нижней одежды, а также рулоны хромовой кожи черного цвета. А в по левых сумках, над которыми так тряслись задержанные дизер- тиры-воры, в чем уже не было сомнений, драгоценности из зо лота, серебра, драгоценных камней, о которых представления не имел, не то что видеть, что существует такая роскошь в мире. По моим скудным представлениям, высыпанная на стол куча сокровищ, переливаясь разноцветными отливами, казалась не сметным богатством. У меня кроме удивления не было других чувств. По моему указанию вызвали на допрос старшего: -Как оказались огромные ценности в ваших сумках? -В Вене ограбили музей и ювелирный магазин, - спокойно отве тил вор без капли смущения на лице, Как будто он вытащил у ста рухи из сумки потрепанный рубль. -И все? -Нет. По дороге пополнились за счет чехословацких магазинов, - отвечал тот в том же русле невозмутимости. -Как же вам это безнаказанно удалось. Вроде, перед вами двери свободно открывались? Дезертир-мародер, ехидно скривив губы, представляя себя в роли героя, сказал: -Ловкость рук —и никакого мошенничества. -Как я понял, ты в армию попал из воровского мира? -Скрывать не стану, имел такой грех. Среди других вопросов особую важность приобрело то, что за держанные являлись опасными преступниками. Перед тем, как нашему разговору подошел момент поставить точку, допрашивае мый полушепотом произнес: -Заберите это все себе. Хватит не только вам, детям вашим и вну кам останется для безбедного существования. Только отпустите нас.
-Я не продаюсь и не покупаюсь. Вы получите то, что заслужи ли. Дизертирам и ворам нет места в порядочном обществе. Даль нейшую судьбу вашу решит военный трибунал. А сокровища, наворованные вами, достанутся государству, если не найдутся их владельцы. Дальнейший допрос для меня уже не представлял никакого инте реса. Моя мысль в дальнейшем была сосредоточенная на главном, скорее преступников доставить в комендатуру, так как световой день клонился к вечеру. По выданному раньше моему распоряжению в мэрию полицаи уже прибыли к НГ1 с молодым, резвым конем вместо раненой ло шади. Со связанными руками задерженных в сопровождении двух крупных мадьяр, увенчаных полицейскими повязками, вооружен ных винтовками, я отправил в комендатуру города Деньдеша. По жилой хозяин ездовой лошади не понукал, а наоборот, придержи вал застоявшегося коня. Далекий 60-километровый путь с доброго шага. Резвый конь легко понес повозку с награбленным имуще ством по асфальтированной дороге, обсаженной с обеих сторон тутовниками. Стояла тихая сказочно светлая лунная ночь. Обста новка для присутствующих людей в повозке не располагала к раз говорам. У каждого была своя миссия. У задерженных —одна, у сопровождающих —другая. На полпуги дороги в повозке произошло непредвиденное тре вожное событие. Опытный, натренированный во всех случаях ди- зертир —старший, незаметно для сидевших сзади него полицаев от неплотно затянутой веревки освободил руку. И мгновенно из голе нища сапога немецкого образца выхватил небольшой металличес кий предмет, вмещающийся в ладони. При лунном свете отражал блеск. У меня мелькнула мысль—нож. Изо всех сил я нанес удар по руке стволом автомата. Полицаи навалились сзади, заломили руку преступника так, что тот от боли заорал крутым матом: -Что вы делаете, костоломы? Мать вашу.,. Оказался не нож, а миниатюрный дамский пистолет датского производства. Когда я обыскивал на посту преступника, по нео пытности допустил оплошность, которая могла стоить мне жизни, а может бьпъ, и не только мне. Тот бандит был не лучше затравлен ного волка. Наверняка, они не обошлись без “мокрых дел”. Может
быть, не одного покойника оплакивали в семьях Австрии и Чехос ловакии, не исключено и Венгрии. В два часа ночи, помню как сей час, прибыли в комендатуру города Деньдеша. Дежурный офицер с удивлением встретил далекого запоздалого дизертира. А когда я доложил о цели своего прибытия, удивился вдвойне: -Ты же “Наполеона” задержал. Мы давно его разыскиваем в го родах Мишкольце, Егере, Хатване. Проверяем и сельскую мест ность, ближе к Чехословацкой границе. Когда я сообщил о ценнос тях, привезенных в комендатуру, офицер с повышенным интере сом согласился принять их по описи. Передача ценностей, достой ных нескольких миллионов рублей, оформленная дежурным про стой бумажкой, меня сильно насторожила. Я категорически отка зался от такой процедуры. -Я отдам все привезенное только представителю Министерства финансов страны. Есть такое указание моего вышестоящего ко мандования в соответствии с приказом Верховного Главнокоман дующего. Офицер, мол, был бы не против, но сослался на позднее время. -За такое сокровище можно из Москвы прилететь для оформле ния документов надлежащим образом, - так подумал, но сказал иное: -Я подожду хоть до утра. Дежурный лучше меня понимал, как необходимо поступить в таких случаях. Благодаря своей напористости сообщил, возможно, по телефону или через связного, но вскоре явился пожилой чело век в чине майора. Обратил на себя мое внимание сосредоточенно стью и немногословием. На бланках гербовой бумаги Министер ства финансов СССР начал делать опись. Сначала ценностей, ко торые находились в полевых сумках воров, а затем - промтоваров в повозке. Процедура длилась не меньше часа. Вручая мне копию документов, в заключение сказал: -Товарищ старший сержант, вы достойны правительственной награды. М ы побеспокоимся об этом. Только значительно позднее мне поведал один из писарей штаба, что в наградном листе не учинил свою подпись кэгэбист батальо на. Как я полагал, из-за обиды, что при донесении о важном случае в штаб батальона, я “смержа” обошел стороной. Так или иначе, результат был налицо, к сожалению, не в мою пользу. Государство,
надеюсь, получило ценности баснословной стоимости, а я - нуль черту на пот еху. Главное, что ни одна пуля бандитов не продыряви ла мне голову. Теперь, из-за более чем полувековой давности, трудно найти кон цы. Значительно труднее, чем из плотного грунта вьггащигь мор ковь, у которой оторвалась ботва... Чем дальше отделяло время от Дня Победы, тем спокойнее ста новилась служба на посту. Вскоре я был вызван в штаб батальона. Получил новое назначение. Стал старшиной учебной роты. Рота была создана из молодых солдат разных частей 9-го Краснозна менного Сталинградского корпуса ПВО. Не каждый командир от правлял в другую часть лучших из лучших. В основном руковод ствовались одним, извечным принципом: “Получите, боже, что нам негоже”. Много было крутых парней. Пришлось командованию роты приложить немало усилий по наведению уставных порядков в роте. Больших хлопот доставляли самоволки. Но постепенно бойцы притерлись друг к другу, усвоились с жестким распорядком дня и повышенной требовательностью к воинской дисциплине. И подготовка младших командиров пошла в соответствии с утверж денной командованием программой. В начале августа в роте про изошло значимое событие. Командование батальона проводило прощальный торжественный вечер по случаю демобилизации 232 девушек-добровольцев в Будапеште. Вместительный зал девушки украсилипо своему усмотрению. Им разрешили, кто имел возмож ность, одеть гражданскую одежду. Многих в нарядных платьях и модных прическах просто было не узнать. Гремел оркестр. Кружились лихо пары. Смеялись, пели, веселились от души. Для некоторых были и горькие минуты рас ставаний. На прощанье выступил комбат Е.Н. Пет ров. Он с волне нием произнес слова: -Завтра опустеет родная казарма. Не будет рядом боевых подруг, которым пришлось все пержить, но будет жить их слава и честь, стойкость и мужество. Ваша служба войдет золотыми страницами в историю вашей части. Счастливого вам пути, боевые подруги... В самый канун нового, 1946 года, батальон прибыл на родную землю. В город Сталине (Донецк). А 10 февраля 1946 года меня демобилизовали. На пере: ружей-
них железных дорогах не так просто было добраться до Полтавы. На станции Жмеренки пришлось ночевать у самой двери вокзала на бетонном полу в длительном, неопределенном ожидании нуж ного поезда. А посадка была не посадка, а демонстрация физичес кой силы уставших людей с билетами на руках. Не только трещала одежда по всем швам от давки в дверях вагона, но кости хрустели от напряжения. Главенствующее место занимала сила и наглость, а не билет. Некоторые пассажиры уже делали вторую попытку при посадке в поезд. Особенно страдали пожилые люди, женщины с детьми. Никакое увещевание кондукторш, призывающих к поряд ку растревоженных до предела .людей, не имело успеха. Сравни тельно небольшое расстояние на перекладных поездах удалось с трудом преодолеть до Полтавы за двое суток. Помню, в Жмерснке шел дождь, а в Полтаве была пурга с морозом. Я обрадовался тому, что успевал на пригородный поезд, следо вавший через нужную мне станцию Божково, из которой еще в 1940 году уезжал служить в армию. Вышел на привокзальную площадь станции Южная города Полтавы. Мало что изменилось с того момента, когда часть была направлена на фронт. Еще также стояло большинство коробок станционных зданий, сожженных отступающими фашистами. Не дымилась и электростанция города. Гулявший ветер в мертвых коробках из кирпича издавал звук, на поминающий едва уловимый человеческий стон. Становилось еще больше тоскливо. Больно было вспоминать о том, что еще недавно богатый памятниками и архитектурой, а главное —историей про шлого, прекрасный город превращен врагом в пепелище и кладби ще пустых коробок. Я вглядывался в лица людей, подходивших к станции. Больше женщин в ватниках и больших крестьянских платках. Надеялся уловить хотя бы в одном из них знакомые черты. Все они проходили мимо, и ни одно лицо не откликнулось на мое желание. Из оцепенения вывел паровозный гудок проходящего товарняка. Поспешил к пригородному, до отправления которого оставалось полчаса. В шумном товарном вагоне было холодно и неуютно. Немногочисленные пассажиры вышли на ближних остановках к городу. А в вагон никто не входил. Н а станции нас вышло трое. Двое рабочих и я. Они оказались мне попутчиками до хутора Свин- 46
ковка. Как выяснилось из непринужденного разговора, отец и сын работали в паровозном депо. И так—каждый день: рано вставали к поезду и поздно приезжали с работы. Тяжеловата нагрузка. Прак тически время оставалось в родном очаге на неполный сон и все А жена не только работала в колхозе, но и вела домашнее хозяйство. А если бы она не являлась колхозницей, семья лишилась большого огорода. Когда я свои мысли выразил вслух, старший попутчик ответил следующее: -Так работают многие, живущие вблизи станций и полустанков. В колхозах мало зарабатывают. А жены работают ради приусадебного участка и содержания живности, без чего прожить в наше время трудно. Затем разговор закрутился о трудностях послевоенного периода и моей демобилизации. Погода к ночи еще больше стала портиться. Усилился снегопад вместе с резким северным ветром. Когда мы вошли в Свинковку, отец молодого попутчика предложил: -Куда же ты в такую пургу на ночь собираешься в глухую степь? После войны остался живым, а тут или замерзнешь, сбившись с пути, или волки загрызут. Этого зверья развелось здесь столько, что уже стаями появляются возле ферм. Оставайся у нас на ночь. -Я тут все полевые дорожки знаю. -Это когда было? Теперь все поля перекроили. Прежние дороги, которые ты знал, давно перепахали. А хутора Страшки на твоем пути после войны не стало. От нашего места до самой Владими ровки одни поля, заснеженные глубоким, нетронутым снегом, и никаких дорог, которые ты представляешь, не существует. Обра тись к своему разуму. Неужели тебе собственная жизнь не дорога? Не доведи Господь, если случится непоправимая беда с тобой не на войне, а рядом с родным домом. Родители не перенесут такого горя. Если не желаешь ко мне в хату, перекоротай ночь в парной, на жи вотноводческой ферме. Там молодые доярки не только обогреют, но еще и напоят парным молоком. Я как будто в душе соглашался, а безумная мысль толкала на другое. Не послушался добросердечно- Iо человека. Повинуясь глупому упорству, миновал ферму, напра вился беде навстречу. Бессонная ночь в набитом до отказа пасса жирами общем вагоне, глубокий снег и встречный ветер делали
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- 207
- 208
- 209
- 210
- 211
- 212
- 213
- 214
- 215
- 216
- 217
- 218
- 219
- 220
- 221
- 222
- 223
- 224
- 225
- 226
- 227
- 228
- 229
- 230
- 231
- 232
- 233
- 234
- 235
- 236
- 237
- 238
- 239
- 240
- 241
- 242
- 243
- 244
- 245
- 246
- 247
- 248
- 249
- 250
- 251
- 252
- 253
- 254
- 255
- 256
- 257
- 258
- 259
- 260
- 261
- 262
- 263
- 264
- 265
- 266
- 267
- 268
- 269
- 270
- 271
- 272
- 273
- 274
- 275
- 276
- 277
- 278
- 279
- 280
- 281
- 282
- 283
- 284
- 285
- 286
- 287
- 288
- 289
- 290
- 291
- 292
- 293
- 294
- 295
- 296
- 297
- 298
- 299
- 300
- 301
- 302
- 303
- 304
- 305
- 306
- 307
- 308
- 309
- 310
- 311
- 312
- 313
- 314
- 315
- 316
- 317
- 318
- 319
- 320
- 321
- 322
- 323
- 324
- 325
- 326
- 327
- 328
- 329
- 330
- 331
- 332
- 333
- 334
- 335
- 336
- 337
- 338
- 339
- 340
- 341
- 342
- 343
- 344
- 345
- 346
- 347
- 348
- 349
- 350
- 351
- 352
- 353
- 354
- 355
- 356
- 357
- 358
- 359
- 360
- 361
- 362
- 363
- 364
- 365
- 366
- 367
- 368
- 369
- 370
- 371
- 372
- 373
- 374
- 375
- 376
- 377
- 378
- 379
- 380
- 381
- 382
- 383
- 384
- 385
