Оксана Костромина – Истоки. Шклинда и другие [2021]

«Истоки», «Шклинда» и другие *** Не чищу душу перед раем – *** Такой, как есть, явлюсь на суд. Заговори мне сердце, чтоб не ныло, Судьбы своей не выбираю, Чтобы ночами в грудь не колотило, Раскаянья не спасут. Спасаясь от сплошных кошмаров дня, Любое зло на совесть ляжет Заговори от совести меня. Мне, как надгробная плита... К снадобьям прибегать или к обману, Я знаю, божий суд не страшен — Заговори доверчивость, как рану. Людского берегусь суда. И руки приложив к моей любви, Ее от слез своих заговори. (Братский целлюлозник. – 1981. – 1 апреля) (Братский целлюлозник. – 1981. – 1 апреля) ДРУГУ-СОЛДАТУ *** Как дальше сложится, не знаю. Счастливый друг – плохой советчик. Как дальше жить, другой вопрос. Я знаю даже почему: Два эти года, я считаю, Он говорит «держись» при встрече, Как проба жизни на износ. Но мне от этого не легче - Хоть были грязными окопы, Ведь счастье выпало ему. И зубы стиснуты со зла, Ему – не мне пришло,как чудо. Но жизнь и дружба—высшей пробы, А это тяжелей вдвойне, У нас, по-моему, была. Когда стучатся в дверь к кому-то… Но ведь могло бы перепутать (Братский целлюлозник. – 1981. – 11 июля) Квартиру и зайти ко мне! ОБОРОНА МОСКВЫ (Братский целлюлозник. – 1981. – 1 апреля) Жизнь одна, и сто смертей на брата. *** Все равны, и взводный, И все же людям надо верить. и поэт. И как это ни тяжело, Шаг вперед. Через преграды и потери и ты уже оправдан. Переступать всему назло. Шаг назад... Пусть подлецов еще немало, Об этом речи нет. Смотри на сеет, а не во тьму. Не доверять кому попало – (Красное Знамя. – 1981. – 4 ноября) Не значит вовсе никому. ВЕСНА (Братский целлюлозник. – 1981. – 1 апреля) Апрельские краски чисты и ясны. в них, если вглядеться, черта человека - *** Проталин родимые пятна весны Крепки солдатские ладони Не белых щеках удивленного снега. Нежны солдатские сердца... А мысли наши все о доме, (Братский целлюлозник. – 1983. – 1 января) И нет им, кажется, конца, К работе мускулы привычны, ЖИЗНЬ И каждый вспомнит потому Пусть гнев не походит на милость, О чем-то памятном, о личном, И пропасть от смеха до слез. Что не известно никому. Все к лучшему, что б ни случилось, Пусть спины мокрые от пота, Все к лучшему, что б ни стряслось. Пусть руки ноют и саднят, Порой мне приходится худо, В душе своя идет работа. Она и делает солдат. 99 (Братский целлюлозник. – 1981. – 1 апреля)

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Но боли все перетерпи, *** Я все-таки верю; кому-то Вот такая бешенная тяга: Сейчас не хватает меня. Ничего поделать не могу – Ведь в том виноваты не боги, Вновь забила крыльями бумага, Что чьи-то пути разошлись. Зацепившись за мою строку. Чего не бывает в дороге — Темы есть доступнее и выше, В дороге с названием «жизнь»! Но ворвется ветер, зол и свеж, И средь белых волн опять увижу (Братский целлюлозник. – 1983. – 1 января) Паруса несбывшихся надежд. КОНИ-ОБЛАКА (Братский целлюлозник. – 1983. – 1 января) Катятся туманы по росистым травам. Вдалеке бормочет сонная река. НАЧАЛО Пить речную воду – сладкую отраву, Прилетают ночью кони-облака. Ну, ладно быв 15 - юность все же, И из-под своих копыт в речные струи Начнешь пораньше, далеко шагнешь. Рассыпают звезды кони на бегу, Но в 50, когда и век уж прожил, И звенят всю ночь серебряные сбруи Не много ли ты на себяберешь? В травах на речном высоком берегу. У юности есть силы и стремленье, А едва рассвет в тумане заклубится, И веры в чудо непочатый край, И восток зарей окрасится слегка, А у тебя – высокое давление, Вольные, как ветер, гордые, как птицы, И ко всему еще – своя мораль. Улетают в небо кони облака. Ты много жил. И видел тоже много, Еще багровы от войны рубцы... (Братский целлюлозник. – 1983. – 1 января) Но разве написать об этом смогут От лирики замлевшие юнцы? ЛЕБЕДИ А набело переписать страницу, В больную память обмакнув перо – Ах мы, лебеди, лебеди! Как перейти горящую границу Белый снег, белый свет! Меж тем, что есть и что уже прошло. Вы от нежности слепнете, Словно люди от бед. (Братский целлюлозник. – 1983. – 5 марта) В чистоте мы такие же Быть, наверно, должны. *** Но порой лишь на финише Горланил кто-то в подворотне песни. Понимаем: грешны! И мне вдруг ясен стал поэта путь: Не важно то, насколько ты известен, (Братский целлюлозник. – 1983. – 1 января) Куда важнее – как тебя поют. *** (Братский целлюлозник. – 1983. – 5 марта) Мечта своей призрачной целью *** У всех свои привычки. не ранит. У каждого свой бог... Сгорают дни, как спички. Не знаю, по чьей непрощенной вине Пустеет коробок. Растаяла юность, как мелочь в кармане, (Братский целлюлозник. – 1983. – 5 марта) Последней монетой любви прозвенев. (Братский целлюлозник. – 1983. – 1 января) *** Ты не сбылась, но все-таки была, Как были дни, поющие стрелой. Прости, что вспомнил, если не звала, Послышался мне, видно, голос твой. (Братский целлюлозник. – 1983. – 1 января) 100

«Истоки», «Шклинда» и другие *** Со зла не торопись влюбиться. *** Поймешь, как это шаг жесток. Хорошо жить, за спиной Когда однажды убедишься. У того, кто посильнее, Что все равно забыть не смог. Кто о прошлом не жалея, И как ты там ни бережешься. Может быть самим собой. Преследуемый по пятам, За спиной, как за стеной. К любви забытой прикоснешься, За спиной ветра потише. Как к оголенным проводам. Всем нам в спину кто-то дышит, Все за чьей-нибудь спиной. (Братский целлюлозник. – 1983. – 16 июля) (Братский целлюлозник. – 1983. – 5 марта) *** Придумаю волшебную планету *** И город, где ни разу не бывал. Нужно только уметь понимать, Поставлю с тихой музыкой кассету Понимать людей и сочувствовать, И приглашу тебя одну на бал. Словно пальцы в мороз разжимать, В воздушном замке, о каком мечтают Словно дружбой в дорогу Поэты и влюбленные порой, Я буду говорить с тобой цветами напутствовать. И трогать твои волосы рукой. Нет, не шире глаза раскрывать, А после бала посмотрю на небо Сколько их не таращь, не откроется, И вспомню говорящие цветы Почему так состарилась мать, В том городе, где я ни разу не был, Отчего у соседа бессонница, В воздушном замке, где осталась ты. Эти странности зла и добра. Когда ты, торопясь на свидание, (Братский целлюлозник. – 1983. – 16 июля) Вдруг поймешь, что любовь уплыла, Обрубив якоря ожидания. *** Не все дает, как образ схвачен, (Братский целлюлозник. – 1983. – 5 марта) С какой бы силой не писал. Картины гордые не плачут, *** Ты от бессилья плачешь сам. Тяжесть запахов. Легкость звуков. Дебри старого вишняка. (Братский целлюлозник. – 1984. – 23 мая) Ноги ветлам прохладой опутав. Замечталась о чем-то река. *** По тропинкам бродят туманы. Жизнь неулыбчива, как совесть, На завалинке дремлет кот... И беспросветна, как любовь. Для меня все дороги и страны Лишь прогибаются рессоры Начинаются с этих широт. Под тяжестью и дел, и слов, Что не забыть и не исправить. (Братский целлюлозник. – 1983. – 5 марта) Мы все умрём в конце концов, Оставив, как наследство, память МУЗЫКА ЗВУЧАЛА Все тех же дел своих и слов. А музыка звучала и звучала. (Братский целлюлозник. – 1984. – 23 мая) И заставляла думать о любви, Расставив сети тайные свои, *** Она нас в танце этом обручала. Покатилось под уклон И может быть, пленительная сводня Солнце медною монетой. Обманет нас своею ворожбой. Хмурый август, как Харон. Но мы простим за то, что мы с тобой В ее сетях так счастливы сегодня. (Братский целлюлозник. – 1983. – 5 марта) 101

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Перевез нас через лето. *** Дней тепло, как сок текло. Синяя краска печали моей… Из надкусанного плода... Ангельскн-белая кожа бумаги… С крон, как с золотых корон, Черный рысак благородных кровей… Облезает позолота. Желтые листья... Красные маки... (Братский целлюлозник. – 1984. – 15 сентября) Все это было уже до меня. Мир так огромен, *** А Вы так прекрасны... Есть дом и есть жена Жду, когда выпрыгнут, как из огня, И прочие заботы. Из опостылевших тюбиков краски. Но есть бездонный мир, И домик над волной, (Красное Знамя. – 1986. – 17 октября) Где прямо из окна Удачу ловит кто-то, *** Где строки и холсты Он юный, как юнга, бегущий по трапу. Страдают синевой. Я жилками всеми беру и нахрапом. А если жизнь моя Он пишет, как пашет, бумагу пластая, Покажется бесцельной, а я грохочу, словно бочка пустая... Я знаю, что спасут Кто их разберет и сведет воедино — Виденья жизни той: две разных, две равных моих половины? В твоих глазах сверкнут Огни святого Эльма, (Красное Знамя. – 1986. – 17 октября) И ночь в окно плеснет Соленой темнотой. ВЕСНА (Братский целлюлозник. – 1984. – 15 сентября) В глубоком обмороке веток Спит первой зелени волна. *** Листву в порыве обогнав, В силу лет Мой домик лепесток окна Мой силуэт Раскроит в сторону рассвета. Отпечатался на стенах Скользнет с небес, как птица в клетку, В атом доме запустенном, Луч солнца сонный и литой. Как заброшенный сонет. Весна не ведает про то, Я о встрече не молил, Что оживет стакан со льдом – Захотелось повстречаться — Последний штрих к ее портрету. Подышать одним. несчастьем С другом маленьким моим. (Красное Знамя. – 1987. – 1 мая) Но, сутул и угловат. Снизу вверх смотревший взросло, ВЕЧЕР За годами и за ростом, Он себя не узнавал. Вот и кончилось наше Вчера. Как с листа, с его лица, Отложи свои слезы до завтра. Я читал, дышать не смея, И не надо, мой милый соавтор, И немея, как пацан, Нашу повесть чернить и черкать. Жизнь, не ставшую моею. Наряжали героев своих, Словно в сказке, - в волшебные чары… (Братский целлюлозник. – 1984. – 15 сентября) Вот и наш пароходик отчалил От любовью омытой земли. (Красное Знамя. – 1987. – 1 мая) 102

«Истоки», «Шклинда» и другие ИСТОКОВЦЫ Александр *** БЕЛОГУР Виолончельною струной дрожит луна в воде речной. Инженер Братского завода отопительно- Она гудит на низкой ноте. го оборудования А может, это жук в полете кружится долго надо мной? (Красное знамя.-1978. – 22 сентября) *** *** В чахоточном румянце К небу шар земной привешен облака, на петельке радуги. больное солнце Как корзиночка с черешней… медленно заходит, Только вот не надолго. мои года грядущие выводит (Красное знамя.-1978. – 22 сентября) кукушка, не уснувшая пока. Ленивая Александр молочная река, РУЛЬ по берегам угрюмых сосен стены. Переводчик Братского отделения ВАО И нету «Интурист» ощущенья перемены, и даже дуновенья БЕЛЫЙ СВЕТ ветерка. Унылое В деревушке Белый Свет, что непода- круженье комаров, леку от Тангуя, в том памятном 1941 году а в остальном – было 22 домика. На защиту Родины ушли недвижность, нездоровье, из них 24 мужчины. Домой не вернулось укусов зуд 13… и запах свежей крови, и сладость хвои Где-то в Братском районе в дыме от костров. Я вспоминаю была деревушка прежнее жилье, вонзая зубы С необычным названием – Белый Свет, в мясо теплой дичи, и мы молчим, Были белы березы на зеленой опушке такой у нас обычай. Здесь для тоски Да сугробы такие, что белей в мире нет, у каждого свое. А когда на земле загремели раскаты, (Красное знамя.-1978. – 22 сентября) Поднялась деревенька за Россию горой, Все мужчины тогда уходили в солдаты, Половина ушедших не вернулась домой. 103

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Гибли в жарком бою, замерзали в окопе, ЛЮБОВЬ Стали черными избы от горя и слез, По листопаду, водопаду Мороз ударил серебром – И стоят обелиски по свободной Европе И снежный лес открылся взгляду, И скрылось море подо льдом. У таких же, как дома, Что есть милей, родней на свете, Чем этот снег и этот лес? снежно-белых берез. Милей их детство: лампа светит. Родней их юность: строил ГЭС. А сегодня в стране, И жил в палатке под сосною, Где так влюбился в Ангару, где не рвались снаряды, Что не разлить нас век водою, Не заковать и январю. Где урон той деревни – (Красное знамя. – 1977. – 2 апреля) под стать городам, В ОТПУСКЕ Палачам раздают за услуги награды, Из таежного края приехал Отдают преступления на откуп годам. И не верю: я дома иль нет? Степь колосьев и звонкое эхо, Пусть защитники И степной соловьиный рассвет На тропинке встречают, как дети. время в адвокаты не просят, Все бугры и овраги видны, Словно это со стенки портреты Для кровавой чумы – И мои, и всей нашей родни. Я спешу, чтоб скорее, как в детстве, срока давности нет! Повстречать и согреть мать и дом. Самому поскорее согреться, Даже если ветра над планетой проносят Обнимая все в крае родном. И сказать, рассказать все душевно И десятки, и сотни, и тысячи лет! Про тайгу, что открылась судьбе, Где я строю мосты, как деревни, В наше мирное время И в деревьях живу, как в избе. память снова и снова (Красное знамя. – 1978. – 4 июля) Возвращает к селению Белый Свет, Из таких деревень и слагалась основа Наших самых великих и малых побед! (Красное знамя. – 1985. – 12 мая) Александр ХРУЛЬКОВ ГРОЗА Гром по ухабам туч и зноя Скатился молнией в село И раскололся надо мною На дождь и свет, добро и зло. И снова треск, и тьма, как в трюме. В тайге и я грозой живу, Еще грозней живу я в думах И так же жить других зову. (Красное знамя. – 1977. – 2 апреля) 104

«Истоки», «Шклинда» и другие Леонид Нет лучше домашнего хлеба ЛЕБЕДЕВ Уже я не ел никогда. Вкуснее воды родниковой О МАТЕРИ Не пил я в далеких краях. Привет тебе, луг васильковый! Грустный вздох одичавшей калитки. Поклон тебе, поле в стогах! За туманом реки не видать. В старом платье, в цветастой накидке (Красное знамя. – 1979. – 12 января Ты меня выбегаешь встречать. Снова, мама, твой сын мимолетом. *** Что же делать – дела да дела. Я вернусь когда-нибудь на родину, Осчастливила встречей работа, В край глубинных солнечных озер, Видно, долго его ты ждала. Где пропахла августом смородина Все знакомо: цветы под окошком, И снегами – лиственничный бор. За глухою стеной лопухи. Где речушки, спрятавшись в распадках, Так же звонко шарманит гармошка, Отмеряют время звоном струй, Так же яро поют петухи. И глухарь в березовых посадках На соломе ворчит собачонка, Так тягуче тянет: по-це-е-лу-уй. Мол, кого еще там принесло?! По тропинке, от росы продрогшей, Из соседнего дома девчонка Я уйду на несколько ночей, Удивленно глядит сквозь стекло. Умыкну от шумных площадей Все как в детстве, но вдруг замечаю К той заветной старенькой строжке, Белый свет у тебя в волосах. Дремлющей у розовых ключей. – Постарела, сынок, ты ведь знаешь: Бабий век, как слезинка в глазах. (Красное знамя. – 1979. – 12 января Мама, мама, прости за разлуку И за то, что печали гоня, Геннадий Снятся ночью тебе твои внуки, МУРАВЬЕВ Что добрей и нежнее, чем я. *** (Красное знамя. – 1979. – 12 января) Где гавань та, в которой брошу я *** Моем мечты многопудовый якорь? Привет, васильковое поле! Поклон, золотое жнивье! С утопией пугливо заполошною Вы снова спасительной болью Наполнили сердце мое. Неужто сгинуть мне безвестным А сердце – мятежная память, А память – дыханье берез. забиякой? И цвет непокорных, как пламя, Заветренных маминых кос. Мучительно ползет к желанной Из детства летящие кони. Широкая поступь грозы. пристани Безудержность первой погони. Бесхитростность первой слезы. Мечта под парусом полупоэта. Какое высокое небо Вместили в себя те года. Довольно много мною понаписано, Но до обиды мало проку с этого! Но я творю с усидчивостью робота, Горжусь стихом, как нумизмат полушкою. Пусть далеко мне до Рождественского Роберта, Не говоря об Александре Пушкине. Но кто мне запретит надеяться? Авось, со временем, 105

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет вселенную обрадуя, Мелькает по стенам. И радостно нам: Железная печка вишневого цвета Под солнцем славы мирненько Гудит и пускает свой дым к облакам. погреюсь я... (Красное Знамя. – 1976. – 29 декабря) Не надо торопиться тризну праздновать! *** Милый край, село мое родное, За славой мне желаний нет охотиться, Лес за долом и в полях стога, На покосе пенье удалое – Презренны, В памяти остались навсегда. Вспоминаю те восходы солнца кто к величью жалко лижется. И дворы, где пели петухи, Малышом не раз глядел в оконце Но буду откровенен — очень хочется На табун, что гнали пастухи. Милый двор и двор, соломой крытый, Понюхать свою собственную книжицу! Ласточки кружились в вышине, Помню, двор был ими не забытый, (И пальцы просятся к перу: Сборник. /сост. Г.П. Не забытым все осталось мне… Михасенко. – Иркутск: Символ, 1994. – с.111) (Красное Знамя. – 1987. – 2 октября) НАПИШИ, МАМА!.. Анатолий Я понимаю — дел невпроворот, СУЛЬГИН Согласен — дом, и сад, и огород, Анатолий Антонович Сульгин участво- вал в составе 155-го отдельного саперного Ремонт, и тьма вредителей извечных. батальона Хинганской Краснознаменной стрелковой дивизии в войне с милитарист- И утро начинается с хлопот, ской Японией в 1945 году. В последние годы работал электрослесарем на Братском И в хлопотах подкатывает вечер. пивзаводе, на швейной фабрике. Выйди на заслуженный отдых, занимается в литера- Да тут еще подкидышей-внучат турном объединении при редакции газеты «Красное знамя». Умой, одень и шлепни, коль заслужат. В СУББОТНИЙ ДЕНЬ На батю тоже надо поворчать! В весенний день, в субботу, А день прошел, пора готовить ужин. Спешит, спешит народ. У всех свои заботы. Потом присядешь планы набросать К услугам: теплоход, Троллейбус, электричка, На завтра-послезавтра, все наметишь. Автобус и такси. И крутится привычно Тут вспомнишь, Земля вокруг оси. Кому-то, не иначе, что троим сынам писать! И руки опускаются, как плети (И пальцы просятся к перу: Сборник. /сост. Г.П. Михасенко. – Иркутск: Символ, 1994. – с.111-112) Руфин КАРАСЕВ НА ЛЕСОПОВАЛЕ Вот и опять я тружусь на повале, Утром в делянке встречаю рассвет. Здесь, в глухомани, куда нас послали, Еще не горит электрический свет. Закончив работу, спешим по опушке, По снежной тропинке на отдых идем. И радость в душе, как увидим в избушке Струится дымок… Тогда все нипочем. Зайдешь – твоя тень раздается от света, 106

«Истоки», «Шклинда» и другие Прервал будильник сон. Галина Спешат, спешат на дачи: БЕЛЬСКАЯ К реке, на Моргудон, К заливу, на Дунайку, *** К озерам под Бикей. В штормовках и фуфайках, Позволь мне убежать С детьми и без детей. из твоего пространства, С лопатами, с рассадой, Пока в разгаре май, из времени уйти, тихонько ускользнуть, Несут все то, что надо, Под новый урожай. быть перестать страною постоянства, Спешат в потоке этом Туристы, рыбаки, исчезнуть без следа, оставить этот путь. Несут к местам заветным Палатки, рюкзаки. Мне хочется взглянуть, Где смотрят в небо горы, чем это обернётся, Где чистый воздух, лес, В заливах и озерах – куда направится свободный твой полёт? На зорях рыбий всплеск. Как равнозначно мой уход заткётся, (Красное Знамя. – 1986. – 6 июня) или останется зиять мой чёрный ход? РОДНИК (Сибирь. – 2008 №3. – с.199) Уподошвы скалистой. Где белеет куржак, *** Бьет родник серебристый. Синь небес, боль любви, Веется змейкой вовраг. неизбежность разлуки. Между сосен и елей Дивный стан весь печалью обвит, Я срубил зимовье. сплетены его руки. Там ы косматых качелях Окольцована, взята в полон, Ветер песни поет. в путь-дорогу. Про звериные тропы, Вдалеке колокольчика звон Про веселый родник. всё зовет недотрогу. Что, зажатый меж сопок, Льдом звенит озорник. (Сибирь. – 2008 №3. – с.199) Даже краше там небо С мириадами звезд, Владимир А вода с черным хлебом ПОТАПОВ Бесподобна в мороз. *** (Красное Знамя. – 1988. – 17 мая) Повенчался с песней я, Как родился только. И поверьте мне, друзья, Не жалел нисколько! И поверьте, для меня Нету друга краше. Без нее прожить и дня Я не смог бы даже. Годы топали, спеша. Скороходы — братья. И росла моя душа С песнею в объятьях. 107

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Было разное в судьбе: Карусель моих дум многоцветных Горе и болезни. Словно в радужных бликах кружит. Помогала мне в борьбе Хорошо, когда жизнь схожа с ветром. Неизменно песня. Плохо, если безветрие – жизнь. Верное спутницей она В жизни оказалась. Невозможно назваться счастливым Из души гнала она Без полета высокой мечты, Робость и усталость. Если жизнь всю прожить без надрыва, И вертите хоть куда – Без познанья своей высоты. Жить с ней интересней. И поверьте, никогда Хорошо, когда пальцам привычна Не расстанусь с песней! Тяжесть молота, холод ключа, Когда можешь махнуть самолично (Красное Знамя. – 1983. – 17 сентября) По своей же гордыне – сплеча! МОЙ ДОМ (Красное Знамя. – 1986. – 6 июня) Я дом построил на краю села Людмила Не для того: моя, мол, хата с краю, ЯНЬКОВА А чтобы речка рядышком текла, А чтобы рядом – роща золотая. *** Пусть удачи придут, И окна прорубил в простор полей Все желанья исполнятся, Я, чтобы никогда не забываться, А печали уйдут, Что жизнь земная шире и светлей, Никогда не припомнятся. Чем это может « центре» показаться. Пусть в каком-то из случаев Вы чуть-чуть грубоваты, Я дверь открою в солнечный восход – Но вы самые лучшие, Наши ребята. Все учтено мной в планировке дома, Без забот и труда Никогда не бываете, И мои мысли ринутся в полет, Если нужно, тогда Есть и спать забываете. Как самолеты вдаль с аэродрома. Не поймет вас лишь тот, Кто не езживал с вами, А ночью небо в перекличке звезд, Кто в метель, в гололед За баранкой утрами Мне кажется, висит над самой крышей. Не сидел, не рулил, Не трудился ночами, Мой дом в природу, Из канавы не пил, Намотавшись с ключами. словно в землю, врос И дела, и мечты Пусть у вас будут светлыми, И оттого он стал намного выше. Километры пути Пусть бегут незаметными. (Красное Знамя. – 1986. – 6 июня) Чтобы были всегда Я ЛЮБЛЮ Я люблю, когда солнечный вечер, Завершая рабочий мой день, Как жар-птица летит мне навстречу, Отражаясь огнями в воде. Берег жизни моей не затянут Ни туманом, ни мутным дождем, И никем никогда не обманут, И тепло излучает мой дом. 108

«Истоки», «Шклинда» и другие Все машины – исправные. Тамара Не забудь, Ангара, ЛИТВИНОВА Имена эти славные! (Красное знамя. - 1984. - 27 октября) *** Я РИСУЮ Почему люблю я птичью стаю Я рисую бабин дом, И слагаю песню журавлю? Трубу и дым над ним, Почему по соловью скучаю? Большую елку под окном, Птицы любят Родину свою. Забор… Я все умею. Птицы никогда не изменяют: Солнце круглое, с лучами, Улетают на зиму порой, Платочком с неба машет, Но, прощаясь с нами, твердо знают, Баба с Жучкой нас встречает, Что вернутся к Родине весной. А я рисую дальше. Потому люблю лесную рощу, Стаю птиц, сиянье нежных роз, (Красное Знамя. – 1984. – 9 июня) Что они красивей нас и проще И что с ними жить мне привелось. В ДЕТСКОМ САДУ Накормят нас досыта, (Огни Ангары. – 1986. – 8 марта) Прогулка не забыта, С гимнастикой в ладу... СИБИРСКАЯ ОСЕНЬ Я в садик вновь пойду. Осень, осень, сибирская сказка, *** Разноцветным сияньем полна. Словно милая, детская ласка, В саду игрушки нам дают От которой так много тепла. И говорят, что важен труд. Вся тайга в желтых красках, зеленых, Ракету вырезал, приклеил... У рябины багряный наряд. Сказал: я в ней! И сам поверил. Грозди черные спелых черемух Как агаты на солнце горят. (Красное Знамя. – 1984. – 9 июня) Небо синее, солнце н море – Все единый осенний мотив, ПРОГУЛКА И звучит, будто музыке вторя, Любовь Михайловне привет! Светлых чувств вдохновенный порыв. Мы снова в детском саде Огоньками шиповник играет, Вы угадайте наш секрет: Облепихи оранжевый строй. Зачем бежим к ограде? Кедр под тяжестью шишек вздыхает, Не убежать хотели мы, Дятла стук раздается порой. А просто прокатиться Прелым запахом осени веет. Не зря, как видно, средь зимы Лист. Хрустящая грядка груздей. На землю снег ложится! Там полянка черники синеет И семейства опят среди пней. (Красное Знамя. – 1984. – 9 июня) Золотая сибирская осень, Благодатна своей добротой, НА УЛИЦЕ Царство пихт и развесистых сосен Идут по морю корабли Охраняет осенний покой. И на волнах качаются. Их руки сделали мои — (Красное знамя. - 1986. – 11октября) Неплохо получается! (Красное Знамя. – 1984. – 9 июня) 109

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет И УХОЖУ Я В ЛЕС Анатолий Березками поросший бугорочек КОРШУНОВ Нежданное тепло навеял мне... Как хорошо зайти порой лесочек НА УЛИЦЕ С природою побыть наедине. Мне мысли в повседневной суматохе Сумками нагруженный с работы Нет времени в порядок привести... Двигался по улице поток. И ухожу я в лес, когда мне плохо, Вдруг в толпе влепил кому-то кто-то Лес все поймет и тоже погрустит. В спину метко пущенный снежок. И прохожий вздрогнул от удара, (Красное Знамя. – 1989. – 15 ноября) Глянул, ощетинясь, точно еж, Но тотчас в глазах погасла ярость – Элина День вокруг уж больно был хорош! ЧЕРУХИНА И не то чтоб дать кому-то сдачи, Просто от избытка добрых сил *** Он слепил снежок и наудачу Тоже в чью-то шапку угодил. Руки искали руки, И поток прервал свое движенье. губы искали губы, Стали все, как есть, озорники. тело искало тело Закипело жаркое сраженье, смело и неумело. Замелькали в воздухе снежки. Счастье к нам залетело Самосвал застыл на перекрестке, бумажным змеем в окошко. Замерли спешащие такси. Нитку перекусила, Бились люди весело и хлестко, и вот оно — на ладошке. Как в былые годы на Руси. И | по забыла сразу. Позабыв житейские заботы, Что счастье е родстве с бедою. Свежестью морозною пьяны, Мне ли такое счастье Предавались игрищу с охотой, не разделить с тобою! Удали мальчишеской полны. Ты не гляди на небо, Все произошло в одно мгновенье, не говори про тучи. Даже растерялся постовой, Нет ничего на свете И забыв о правилах движенья, Комнаты этой лучше! Ждал, когда окончится сраженье, И бойцы отправятся домой. (Красное Знамя. – 1988. – 20 августа) (Красное Знамя. – 1983. – 18 марта) НАЧАЛО ЛЕТА *** Тревожит ветки легкий ветерок, Слегка травинки на земле качает. Сегодня снегу на дворе, И небосвод несказанно высок, Как в детстве – по колено! И облачко в далекой дымке тает. На крышах снег, Садится солнце уж за горизонт, На конуре – И день уходит снова до рассвета, Пушистый, А вечер теплый, чудный, словно сон, Взбит, И все пророчит нам начало лета. Как пена. И на деревьях белый цвет – (Красное Знамя. – 1992. – 13 июня) Ему не страшен холод. И я в свои полсотни лет 110

«Истоки», «Шклинда» и другие По-юношески молод! Альберт И не свожу с девчонки глаз, ИЛЬИНСКИЙ Готовый вновь влюбиться! Наверно, ВЕСЕННЕЕ Каждому из нас Дано на свете Весна взломала панцирь льда Хоть бы раз И понесла за льдиной льдину. Душой переродиться! Как в небо талая вода Спасибо, Неудержимою лавиной. Матушка-зима Земле в прозрачности зеркал. За добрые причуды! Ополоснувшись,утереться — Нет, нет Скорей выплескивай, река, Я не сошел с ума, Черемуху на полотенца! Я просто верю в чудо. (Красное Знамя – 1991. – 24 августа) (Красное Знамя. – 1984. – 1 апреля) *** ПОЛДЕНЬ В ночи, под. Звездною короной. Шел дорогой лесной Крестом фонарного столба. Ветерок-гулеванец, Жизнь вымеряет до микрона Затевал меж берез Неотвратимая судьба. Свой затейливый танец. За просто так сумеет выдать, Он пускался вприсядку Как дел запоенных мастера, Вкруг юной белянки, Свои нещадные обиды И, дивясь, Сегодня, завтра и вчера. Перед ним С опаской писем жду обратных, Расступались полянки. С пометкой: «Выбыл адресат» и глазмоих, всему квадратных. Весельчак Не отпускают небеса. Крутосклоном Спустился к речонке, (Красное Знамя – 1991. – 24 августа) Г де, купаясь, Смешливо визжали девчонки ФУТБОЛИСТЫ И смеялась вода На песчаной излуке, Мальчишка долго ставил мячик К небу вскинув И свой нацеливал улар. Тростинок Разбег, замах – мальчишка скачет, Певучие руки. А мяч не сдвинут никуда. Вратарь футбольный – наготове, Плыл корабликом сдуло вислую капель, Полдень Впрыжке кошачьем ловко ловит, – По синему зною, детства брошенный портфель. И цвела тишина Над землей золотою. (Красное Знамя – 1991. – 24 августа) (Красное Знамя. – 1986. – 19 июля) 111

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет *** И ежа все сторонятся. – С кем же, с елкой мне играть? Дремучий лес за тонкими болотами, Или щетку догонять? Навряд ли кто ступал в него ногой, – Для чего колючки мне Сосед по даче Лешим там работает. На боках и на спине? Его соседка — бабою Ягой. Для чего мне этот щит? – Помог бы бог, набрав запас терпения, Ежик маме говорит. Пройти тропой (авось не оступлюсь) Мама так ежа одела, За ними вслед ив крыльях вдохновения Чтоб лиса его не съела. в былинную и в сказочную Русь (Красное Знамя.- 1981. – 9 июня) (Красное Знамя – 1991. – 24 августа) МОЙ ГОРОД Юрий ЖЕРНАКОВ Немало мною видано красивых городов, ЗАКАЛКА В пустынях они строятся Стать моржом решил я, братцы, и в зелени садов, Хватит в ванне полоскаться! БУДУ в прорубь окунаться. А мой срубили в просеке мои сибиряки Чтоб простуды не бояться. В порогах раскрасавицы Ангары-реки. Только форточку открыл – Вдруг закашлял и простыл. Мой город – Как же так - моржи зимой Не боятся ледяной! это молодость седеющих отцов, (Красное Знамя.- 1980. – 16 сентября) Мечты дорог космических ПОЧЕМУ БЫ И НЕ ТАК? мальчишек-сорванцов. Послезавтра в парк ходили, В боях солдат проверенный, Лимонад и квас там пили. Завтра были мы в кино. надежный, рядовой В зоопарк пойдем давно. Будем с братом мы вчера И боевого подвига, и славы трудовой. На рыбалке до утра. Завтра я хочу сейчас, Я верю, Послезавтра — через час! Я хочу, чтоб в понедельник город вырастет в рекламах и огнях, Был воскресный четвердельник. В проспектах, солнцем залитых, (Красное Знамя.- 1980. – 16 сентября) в нарядных площадях, С кедровыми аллеями и зеркалом прудов, С пропиской ограниченной курортных городов. Через метель таежную сибирских непогод Вступает Братск уверенно в пришедший новый год! Тебе, тридцатилетнему, сегодня гимн поем: Снять наградам Родины на знамени твоем. (Красное Знамя.- 1986. – 8 января) ЕЖИК Ежик слезы проливает, Что никто с ним не играет. Уколоться все боятся 112

«Истоки», «Шклинда» и другие СОВРЕМЕННИЦЕ Галина Незаметно вечер подкрадется, КОНСТАНТИНОВА И душа захолонет в тоске, Почему никак не удается ПРИЗНАНИЕ Счастье удержать в своей руке? Я тебе признаюсь во всем, Все мечтаем, позабыв усталость, Ты еще не родной, но близкий. Но тревогу в сердце затая: Мы с тобою к плечу плечо, Сколько нам еще прожить осталось? Одинаковый возраст в списке. Жизни каравай вкусили малость — Тридцать лет. А ты возмужал! Обкусали только лишь края! Уж пеленки-палатки в прошлом. Где ж она, начинка, сердцевина? И рванулся, и побежал, То, к чему стремишься день и ночь? Молодой, современный, рослый. То ль работы бурная стремнина? Я тебе о любви не скажу. То ли замуж вышедшая дочь? Восемь лет я с тобой дружу... То ли споры до утра в запале? Я под небом. твоим живу, То ли платье, сшитое впервой? По дорогам твоим хожу. То ли внуков щебетанье в спальне? Все смотрю и понять хочу: То ли первый поцелуй шальной? Почему ты совсем чужой? Где она, вершина, миг случайный, Что еще тебе по плечу Где остановиться, не спешить, Юный сильный город-герой? Привести в порядок мыслей тайны Я гордиться хочу тобой, И решить, как дальше надо жить? Я влюбиться в тебя хочу, Мы теперь с единой судьбой. (Красное знамя. – 1987. – 2 октября) Отчего же я все молчу? Я хочу, чтоб ты был другим, НА КОНЦЕРТЕ Чтобы многое было не так, Чтобы ты рабочим своим В зале пела скрипка... Предоставил довольно благ. Дрожала тишина. Чтобы улицы парками стали, Замерли улыбки, Чтоб рекламы огнями блистали, Молчания — стена. Чтоб встречали кафе через дом Светом, музыкой и теплом. А она смеялась, Чтобы праздники улиц были, Плакала, звала... Чтобы люди тебя любили, В тишине казалось — Чтобы верил рабочий класс: Сказка ожила. Самый лучший город — у нас. Я влюблюсь в тебя, милый Братск! Звонкие капели, Верю в это я всей душой. Тихий плач берез, Я уже родила братчан, Снежные метели, Значит, ты уже не чужой. Карусели звезд — Значит, надо стараться нам Слов высоких не говорить, Скрипка в зале пела... Выбрать мерой свои дела, Смолкла — и хоть плачь! Нашим мыслям жить Что ж со мной ты сделал, Только в них. Паренек-скрипач!.. (Красное знамя. – 1987. – 7 августа) (Красное знамя. – 1988. – 20 апреля) 113

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Александр Что, в общем-то, к Игарскому причалу ЧЕСНОКОВ Не доберусь и с горем пополам… Вот потому томит меня тревога, ДРУЖЕСКИЕ ПАРОДИИ Все будоража, спать мне не дает: Боюсь, приснится снежная дорога… НА СТИХИ БРАТСКИХ ПОЭТОВ Нет! Это от лукавого идет. В. Скробот Окончилась в цехе ВЕРОНИКЕ Рабочая смена, Бригады идут События тревожат иногда В раздевалку степенно. И очень долго в нашей Идут, жизни светятся… По-хозяйски ступая, Пока я счет веду свой по годам, Особо, Моей дочурке лишь Идут в сапогах тринадцать месяцев И замасленной робе. На лицах усталость Я с логикой порою не в ладах. И радость на лицах, Где рифма – главное, Рабочая гордость Идет вереницей, там логика не вместится. Неведомы им Мои стихи людей тревожат… иногда… Безработья невзгоды, Но, к сожалению, они не часто светятся. Хозяева это Идут по заводу. Опять ко мне наведалась тревога: Днем будоражит, Окончилась в цехе Ночью – не до сна. Рабочая смена, А чуть вздремну – мерещится дорога И вот за столом И северного снега белизна. Я уселся степенно. И снова я готов собрать пожитки, Пишу по-хозяйски Оставить неудавшийся уют О тех «вереницах», И, посчитав оседлость пережитком, Что мимо проносят в очередной отправиться маршрут. Усталость на лицах. Друзья одернут: Неведомы мне - Где район привала? Безработья невзгоды, Что мне ответить? Когда есть под боком Я не знаю сам. Такие заводы! Возможно, у Игарского причала, Возможно, с теми, кто на трассе БАМ. В. Корнилов Мне хочется скорей собрать пожитки, Льняные волосы, светясь, Забросить опостылевший уют. Горят от солнца спиц, Оседлость для меня – страшнее пытки! Сквозь кофты кружевную вязь Да все боюсь, не подойдет маршрут. Я вижу дивных птиц. Друзья одернут: Две птицы гордые ее Отдохнуть пора, мол. Клюют прозрачный шелк, Что им ответить? Я ведь знаю сам, У Каждой – зернышко свое Глазами я нашел. 114

«Истоки», «Шклинда» и другие ПОСЛЕДНИЙ ЗАЛП Легонько взял я в руки птиц, Все. Осталось – огонь на себя. Их трепет перенял, Потому что не выйдет иначе, И не осталось вдруг границ Вызываю огонь на себя – Для песен и меня. И от бешенной ярости плачу. Ну скажите, зачем лезть Хочу открыть, в чем мой успех: под свой же снаряд? Мой глаз – алмаз, рентген. И зачем мне такая судьбина? Пишу я лирику для всех, Только залп тот Не покидая стен. уже не воротишь назад! Пишу про шелк, про вязь, про «птиц», Взрыв! Осколки… Дыханье затая, Я жив? Значит – мимо? И даже кой-каких границ Значит нужно попавку: Не стало для меня. левей – пол-ноль-пять В душе сомнения тая, И в эфир, в эфир ее! Срочно! Хочу я вам сказать, Снова залп… И опять Вдруг кто-то спросит у меня: не воротишь назад! «Чего же больше ждать?» Взрыв не вижу, но чувствую – точно… ОСЕННЕЕ (Красное Знамя. – 1981. – 4 ноября) Желтый ветер затаился в ситце, Складки платья шевеля рукой, *** Мне бы от обиды провалиться В который раз! Не понимаю… И не видеть дерзости такой. Мне снова снится этот сон: Не гляди, любимая, сурово: Мне скальпель душу отворяет, Сердце ветру я поостужу… И кто-то сердце вынимает Руками и кладет на стол. Я иду и вспоминаю снова, Что случилось? Ах, какой пассаж! В груди сквозняк, и в рану ветер Нет, я не хочу сказать худого, Торопится забить песок, Только ветер все-таки – не паж. Чтоб тромб был каменный. На веки. Кто ему дал волю, чтобы так-то Пытаюсь вырваться! Не смог… Платье милой дерзко теребить? Ох, поймаю я его, однако! (Сибирь.- 2008 №3.- с.215) Только как его мне изловить? Нет, даю я твердо слово: *** Сердце ветру я поостужу! Ну, не будь со мною так сурова! Всё началось, как с пустяка: Я обиделся. Ревную… Ухожу! Я слово, ты в ответ другое... И раздражение, пока, (Огни Ангары. – 1978. – 27 мая) Ещё не хлынуло рекою, Но ядом слов пропитан путь, Хоть сказана такая малость... И даже солнце заглянуть Нам в души утром побоялось. (Сибирь.- 2008 №3.- с.215) 115

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Валерий МАСТЕР ПО СВЕТУ РЯСНЫХ Простой, как парус, крепко сшитый. *** Открылся занавес. Пора! В распеве распутиц осенних и улиц Включайте ближние софиты Внезапная радуга встала, сутулясь. И дальние прожектора. Оглядывать стала просторы, где ухнув. Локальней высветить предметы. Упал гром последний и больше ли слуху. Героев лица, времена — Доступно мастеру по свету, Размытым оврагам и мокрым лощинам Такая честь ему дана. Прибавила свету из звездных песчинок. Большая сыгранность актеров, В леса заходила, раскрасив урочья, Костюмы—лучше не найти. И в омут глубокий, Но свет, как главная опора, Искусству на его пути. как а тайный подстрочник, И веришь нужной сцене этой, Успев оценить за короткое время Найдя как будто в ней свое, И землю, и радость без всяких полемик. И вместе с мастером по свету Болеешь тоже за нее. (Красное Знамя. – 1984. – 20 июля) И кто там главный иль ведущий — ВОРОНА Неважно, сцена — хороша. С лучом, корабликом плывущим, Топь да зыбь, да сосен кроны, Плыви и ты, моя душа Дым вечернего костра — Все подметишь обостренно, (Красное Знамя. – 1986. – 6 июня) Синих сумерек сестренка, Темна полымя сестра. MAPТ Синий март, тепла не пряча, Птица русская ты очень, Луч копьем метнул в сугроб… Веешь сказкой древних стрел, Шумных галок одурачив, Волка ль в гости ждешь, хлопочешь. Пригласил для кинопроб. Ковыляя у проточин, Ну, а ветру в трубной саже Где брусничник заалел. Пачкаться не запрещал, Так загадочнее даже И под солнышком и тучей, Дым свивать, где обещал, Под вишневою зарей, Разводил плохое с добрым, В день веселый иль плакучий Страсти с одурью сводил. Ты всегда верна дремучей И расспрашивал подробно Стороне своей лесной. Обо всем у вешних сил. И как только вышиваньем Не зловещей силой хлесткой Занималася заря, Твое карканье полно — Был в прочтеньи дарований Это бури отголоски, Расторопен и упрям. Хлюпь трясин да шум березки, Что в душе слились в одно. (Инженер Севера. – 1987. – 1 октября) (Красное Знамя. – 1984. – 20 июля) 116

«Истоки», «Шклинда» и другие Ирина ГОНЧАРУК Татьяна ЛЕСИНА БРАТСКУ ПОСВЯЩЕНИЕ В. …Словно я свое рожденье нынче Ни ризой монаха, праздную Ни властью монарха, Не будешь доволен вполне. Вместе с будущим, подаренным тобой. Коль нет в твоей шпаге Столько было всякого и разного, Ни капли отваги Но впервые город стал судьбой. И если ты не на коне. (Красное знамя. – 1986. – 4 августа) А если забота, Тоска и зевота Я ЛЮБЛЮ ЭТОТ ГОРОД Тебя доведут, заедят, – Зови на подмогу Я люблю этот город Опасность с тревогой, С его сутолокой, Надежней нет этих ребят. С вереницей машин И лесов штабелей Они заведут тебя Этот город строителей, К черту на вертел Город рабочих, В далекий неведомый край. Этот город отважных Вы только поверьте, И добрых людей. Мой друг, о, поверьте — Дал своих он министров Что ад тоже чуточку рай. И своих дирижеров, Здесь сынов своих лучших А жизнь чрезмерно Воспитала страна, Порой равномерна С самых первых шагов От будней мы в сказку бежим. Утверждались стажеры – Где счастье в тревоге, В лучшем званьи страны – Где вечны дороги, Человека труда. В которых мы зло победим. Из далеких поездок, То счастливых, (Красное Знамя. – 1987. – 1 мая) То трудных, Как к любимому другу, Возвращаюсь сюда. Я люблю этот город, Спокойный и мудрый. Я люблю его имя – Синоним добра. (Красное знамя. – 1986. – 4 августа) 117

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет ШКЛИНДА Неформальное литературное объединение С. Жариков, Т. Буйная, Л. Подобай, Самый-самый взлет «Истоков» при- В. Костромин, Г. Костромина. Сидит В. Орочон шелся на 1979-80 гг. И нелегко пришлось весной 79 года Анатолию Кобенкову и (из архива В. Орочона) Любови Сухаревской, проводивших в Братске поэтический семинар перед оче- Осенью 1987 года в Братске было за- редной конференцией МТС. Вместо двух- мечено появление НЛО. При ближайшем трех кандидатов на нее набралось никак не рассмотрении оказалось, что это не не- меньше пяти. опознанный летающий объект, а попросту неформальное литературное объединение. А в 80 году, осознав свою литератур- Со звонким, но непонятным названием ную малограмотность, наиболее активные «Шклинда». Название интриговало своей истоковцы организовали литературный непонятностью, некоторых раздражало. ликбез по университетскому курсу «Вве- Особливо раздражали ответы шклиндей- дение в литературоведение». Не всем это цев. Что это слово пока не значит абсолют- пришлось по душе, не всем оказалось по но ничего. Как и любое слово ничего не силам, но ликбез работал около года, Сво- значит само по себе. ими силами, по очереди, готовили лекции, проводили студийные занятия, осуждение А вот что стояло за этим словом… подборок стихов. Учеба проходила на кух- Но, по порядку. не Саши Чеснокова. Он был редактором Много лет до появления этого безоб- газеты «Инженер Севера», где печатал ми- разия в Братске существовало городское ни-книжки ребят. литературное объединение при редакции газеты «Красное Знамя». В 1975 году оно Дальше больше…. Возникла неудовлет- стало просто литобъединением «Истоки». воренность работой и самих «Истоков», и Хорошее было лито, особливо для провин- руководителя. И после споров-раздоров, циального города. И бывали в нем и Петр некогда такие дружные, Истоки» распа- Пиница (помните его знаменитое: «Ах ты, лись на два отделения. Все, как у людей…. сука романтика, ах ты, Братская ГЭС!..»), Впрочем, разделению способствовала еще и Петро Прихожан, и Юрий Черных, и Ва- и географическая разбросанность города – лерий Скрипко, много-много менее извест- «берег левый, берег правый». ных, но хороших и разных. Пишущих, в основном, стихи. Года с 1982 разделение пошло глубже: от территориального к идейному. Левый 118 берег, – за развитие творчества посред- ством литературной учёбы, грамотных об- суждений, поиска и привлечения талантов; публикаций – в городской газете «Красное знамя» – подборки, лит.страницы составля- лись обычно самими членами лито (иници- ативная группа) без вмешательства редак- ции… Газета несколько раз нарушала этот принцип – втискивала «варягов» – но па- ритет всё-таки существовал. Естественно,

«Истоки», «Шклинда» и другие что в связи с вышеперечисленным и среди В. Костромин, В. Орочон, Н. Матьяш, нас были обиженные, и «обиженные», но С. Жариков, Г. Костромина уже можно было говорить об уровне ли- (из архива В. Костромина) тературного объединения. Правый берег в лице своих лучших представителей – оста- поэтов, Женя Жарикова, когда была ма- вался на прежних позициях: выступления, ленькая и училась разговаривать, произ- как правило, стихийные, разговоры «возле несла слово Шклинда, и оно понравилось литературы», пробивание от имени «Исто- поэтам. ков» своих трудов. В качественном отно- шении достаточно привести пример того, Вот так сами шклиндейцы объясняют что на конференциях «Молодость. Творче- появление Шклинды. Они действительно ство. Современность.» молодых представ- позиционировали себя как неформальное ляла только наша сторона. Такое положе- литературное объединение, так как в осно- ние вещей сохранялось до 1987 года. ве – противопоставление себя официаль- ному литобъединению, ярко выраженный Ко второй половине восьмидесятых де- принцип протеста, собственное творческое ятельность литоъединения несколько захи- кредо. Шклиндейцы считали, что настоя- рела. И свелась к чтению, почти без осуж- щий патриотизм не в том, чтобы всё время дения, новых «творений» да к подготовке в своих произведениях употреблять слова все более и более редких литературных Родина, Отчизна и т.д. Главное – творить страниц в местной печати. и своим творчеством развивать культуру родного края, привносить в неё что-то но- А в марте 1987 вернулись из Иркутска вое, своё. с очередной конференции МТС очень не- довольная и весьма нахальная троица: Ва- Кто были основателями Шклинды? Это силий Костромин, Сергей Жариков и Ва- Сергей Жариков, Василий Орочон, Васи- силий Кисилев. На собрании «Истоков» в лий Костромин. очень критических тонах рассказав о кон- ференции, они принялись «гнать волну»: Сергей Жариков – самый молодой, ак- тивный, в стихах – легкость и авангард до – Дальше так жить нельзя, надо что-то формализма. делать! Василий Орочон – традиции, походная и Попробую пояснить, чем недовольны геологическая романтика и точность пись- были эти трое (да и не только они – участ- ма. ники МТС из Саянска и Усть-Илимска, Черемхово и Свирска, из Иркутска были Василий Костромин с его умением умно солидарны с нами): работа секции поэзии молчать и незаметно становиться центром МТС-87 свелась к такому же формализму, всего происходившего еще искал свой как и работа «Истоков» только в областном язык. масштабе. Доходило до того, что вместо обсуждения рукописи очередного участни- К троице примкнули совсем юные Ва- ка просто заявлялось: дим Коврыга (сейчас его стихи печатают- – Снимите шляпы – Поэт пришел! 119 Вот в результате недовольства всеоб- щим формализмом, самими собой, жажды изменить все к лучшему и возникло к осе- ни НЛО «Шклида» Что обозначает название? Можно ска- зать, что слово это просто понравилось шклиндейцам. Хотя историю слова всё- таки можно проследить. Дочка одного из

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет В. Костромин, Н. Матьяш, В. Орочон, шинописные сборники, много выступали Э. Черухина, С. Жариков в библиотеках и школах. Много читали, (из архива В. Костромина) писали и спорили. В архиве много стихов с посвящением, например, целая подборка ся в США), Алексей Серебряков, Ирина стихов Жарикова, посвященных Костроми- Гончарук, Оксана Горич, более старший ну. Юрий Соколов и крепко пожилой Альберт Ильинский (он просил: «Ребята, возьмите А из посвящений Орочона можно соста- меня к себе – они там все старые, скучно вить книжку с ними!»). Немного позже появился Вадим Тимофеев (Сильвестр Медведев) С другом Василием Орочоном они близ- ко сошлись в Сеймчане на Колыме – оба Шклиндейцы написали свой устав, ко- работали топографами. «Бродили по по- торый был опубликован в газете «Крас- сёлку и по очереди выдавали строчки ное знамя» 23 августа 1988 года. Они не- шкодных виршей. Потом записали, пере- угомонно экспериментировали. Сонеты и делывая и шлифуя вместе, – вспоминает венки сонетов, верлибры и палиндромы, Василий Орочон. Но им этого показалось октавы, рондо, гекзаметры – чего только мало они создали поэта Анатолия Вовка ни писалось. И в чисто школярских целях, со своей биографией и стихами, не похо- и вполне всерьез. Были и шутки-прибаут- жими на собственные. И долго окружаю- ки, и коллективные стихи, и литературные щие были уверены в существовании этого мистификации. Конечно, во всем этом хва- поэта. Вышел даже сборник стихов Вовка тало озорства, игры, эпатажа, шкоды. Но «Тригопункт «Сирота». Начинается сбор- это не было самоцелью – шло от избытка ник со стихотворения Землянам творческих сил и молодого задора. Их хва- тало на все. Хватало и самоиронии - неда- Второй сборник «Воля», собранный и ром эмблемой «Шклинды» стало бревно, сверстанный, так и остался в компьюте- стремящееся к звездам. ре. Были и другие поэтические мистифи- кации: Василий Иванович Лингвинзон, Они собирали и оформляли своими ри- Вика Бусыгина и Самсон Полундра. У сунками литературные страницы в газету каждой мистификации своя судьба, харак- «Красное знамя», делали небольшие ма- тер, Взгляды на жизнь, свой творческий почерк. Публикации, подписанные их име- нами, появлялись в газетах и «шклиндов- ских» сборниках. «Шклиндой» интересовались, ей удив- лялись, ее хаяли и пародировали, негодо- вали на нее, показывали по областному ТВ. Редактор братской газеты «Инженер Севе- ра» Александр Чесноков охотно публико- вал ее изделия, а писатель Г.П.Михасенко свою кошку назвал Шклиндой. Василий Орочон Оксана Костромина 120

«Истоки», «Шклинда» и другие Положение о неформальном литературном объединении «Шклинда» В данное положение могут быть вне- – членом литературного объединения сены изменения, дополнения по решению «ШКЛИНДА» может быть каждый, зани- большинства на общем собрании «Шклин- мающийся литературным трудом (самодея- ды» тельным или профессиональным), призна- ющий данное положение и выполняющий Литературное объединение - товарище- решения общего собрания — высшего ру- ство, основанное на творческих началах. ководящего органа НЛО «ШКЛИНДА». Идейность, художественность и ориги- нальность – три кита, на которых держать- ПРАВА: ся ему надлежит. Графомания, конъюн- – член литературного объединения име- ктура, невежество – три силы, с которыми ет право свободно обсуждать вопросы, свя- вести надлежит непримиримую борьбу - занные с деятельностью «ШКЛИНДЫ», без скидок на возраст и положение челове- вносить конк¬ретные предложения и тре- ка, занимающегося литературным трудом. бовать ответа по существу своего обраще- ния, открыто высказываться и отстаивать 1. Задачи и основные направления: свое мнение до принятия решения, лично личное творчество, литературная учеба. участвовать в любых собраниях и заседа- ниях литературного объединения. Быть знаменитым – некрасиво. ОБЯЗАННОСТИ: Не это поднимает ввысь. – член литературного объединения обя- Не надо заводить архива, зан соблюдать данное положение, своевре- Над рукописями трястись... менно выполнять требования и поручения Цель творчества – самоотдача, общего собрания, быть объективным в от- А не шумиха, не успех. ношении товарищей и себя. Позорно, ничего не знача, Деятельность НЛО «ШКЛИНДА» пре- Быть притчей на устах у всех! кращается в случае признания общим со- бранием необходимости его ликвидации Борис ПАСТЕРНАК. или реорганизации (слияние, разделение или присоединение). 2. Права и обязанности членов литера- турного объединения: 121

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Сергей мельтешенье врачей, ЖАРИКОВ и созвездья невзятых высот. *** Милая, такое время года, (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) Загнанное, словно старики. Снегом, почерневшим и негодным, *** Тают на углях черновики. Припомнится пустынная тетрадь, Дымным жаром дышат ветерки. где некогда стреноженные строки Облака летят, как анекдоты. скакали неуклюже, без дороги, Жалко, что не пишутся стихи. желанья не имея – выбирать. Милая, такое время года. Сейчас я знаю видимость дорог под перехлестом наставлений строгих. (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) Мне не догнать тех позабытых строк уставших, но бредущих без дороги. БУКВА ЗАКОНА (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) Памяти Осипа Мандельштама *** Я – не ко времени, Временно – чужд. Приспичило – и каждый демократ. Знаю – догонишь, Убьешь ли – не знаю; И режем по кусочкам правду-матку. Что ты шепнула, На свет вылезая, И морщим нос на старую заплатку, Буква, Букашка, и не желаем с кровью отдирать, Ползучая, Чушь... Молчит «Аврора», маузер молчит. (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) А завтра, как уже сказали, поздно *** И под шумок, вы слышите, – строчит Леопардовой шкурой зацвел тротуар. Шар земной надувают ветра. доброжелатель копии доносов. Затянулся прощальной поры ритуал, где концовка нежданно светла; Мне страшно и меня не убедят слоено белою сажей из белых печей до бескрайних краев занесет, слова, что так убийственно играют. словно резь по глазам, Решенья – есть. Но из примеров – знаю, как «кошки-мышки» превращались – в травлю и в спину надрывался автомат (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) *** Глухо, как в бочку. живешь – не живешь. Дни пролетят – только свист перелета. В мерзлых лесах объявляется дрожь перед забвением и непогодой. Жить напоследок мы обречены неистолкованно, неизречимо. Слаще на ощупь и проще начинка вод родниковых и слов ключевых. (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) 122

«Истоки», «Шклинда» и другие *** *** В направлении ветра – предчувствую шторм – Сохнут полынные травы он пошлет утешеньекому-то. От кипящей волны в течение суток, укрываться смешно – и дрожат твои губыпод утро. горечь скопилась в домах, По слезем не понять, где была, не была, не надеясь на ветер, с кем роднилась любовно и кровно. Не во сне – наяву – падает яблочный Спас световая волна приземлилась,ударив по кронам. из корзиновых веток, (Красное Знамя. – 1988. – 20 августа) домик себе заплету, *** прививая как будто Позабудем, отодвинув шторы, тяжесть короткого дня, где застала и в каком году что не завтра наступит, полночь. Невидимки-светофоры изо дня в день осторожно глядится апельсины жаркие крадут. под ноги (Красное Знамя. – 1988. – 20 августа) яблочный Спас, *** Я кончил Серьезную Речь. на траве располневшие соки Я выдумал все, что сумел. За правду о зле и добре тлеют бочком на Луну по-черному выкрошен мел. И сладостью манит Калач. и ведерком на рубль. И в двери вгрызается Ключ И в мяч надувается Плач, (Красное Знамя. – 1989. – 20 января) И скачет, и льется из Туч *** (Красное Знамя. – 1989. – 20 января) Зарыться, а пух и прах понятного романа: В себя не приходить и не сходить с дивана, Природу пропускать, пришпоривать коня Туда, где ста страниц, предсказанных названьем, Захватческой войной захватаны края: И умереть в бою за времена иные. Где памятник-герой и копи соляные. (Красное Знамя. – 1989. – 27 июля) 123

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет *** *** По всем мелодиям известно: По-городскому – жить во сне: Какая муза укусила, глотать морозный дым Какое розовое тесто и сладко таять по весне Скаталось в вылитого сына. ознобом золотым. Еще маячит сбоку бантик... А ты не спрашивай: – Зачем? Невидимая цель вопроса – так надо, может быть, Как стойкий оловянный братик, судьба валит – сгореть свече, Стянувший море у матроса. чтоб новую слепить и в эту комнату внести (Красное Знамя. – 1989. – 27 июля) и оживить огнем, и славно время провести *** с любимою вдвоем. Это – встали с трубой На военную ногу парады. (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) Это – хлеб дармовой И от счастья голодные взгляды. *** Это – пахнет тюрьмой Насквозь промокшие дожди. И прямым попаданием в списки. Сырое время – быстротечно, – Это – мир за стеной: и лист оторванным сердечком, За великой, как путник, кружится в груди. За нашей – Но ты постой, не уходи, Российской. еще послушай, друг сердечный, как холодок ложится вечный (Красное Знамя. – 1989. – 27 июля) снежком рождественским в груди. *** (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) Есть города по назначенью. Я в этом городе живу. *** Так привыкают к заключенью, Чужая жизнь как решето. Так легче жить – по одному. Утихли споры мировые. Я этот город затвердил, И типы а кожаных пальто Пропитанный очередями, Обходят улицы кривые. Где, разругавшиеся в дым, Студеный воздух у ларьков Два раза в год встают под знамя. Стучит сухими плавниками. И с этим твердым убежденьем, И нет знакомых берегов – Зажатый в каменной руке, Свечу негоднику поставить! Я говорю на языке И слушаю произношенье. (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) (Красное Знамя. – 1989. – 27 октября) *** Я с ума сойду, я знаю – *** так с лица спадает снег Гуси-лебеди невозвращенцы и течет вода живая, Полегли по чужим берегам. словно слезы из-под век: Рассчитавшись с морозом крещенским так – по улицам, прохожих Перестуком сухих телеграмм. перебежкам невпопад, Что ты, господи! – в наших границах деревянные подошвы, Виноватых и правых искать – словно перышки, скрипят. Все равно, что живым возвратиться И к родным небесам привыкать. (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) (Красное Знамя. – 1989. – 27 октября) 124

«Истоки», «Шклинда» и другие *** *** Какие годы-вывески сегодня на дворе – Что-то к нам не приходят качает ветер питерский в собачьей конуре. друзья-господа?! Зеленые смотрители. Холодные мосты. – В это время – такое бывает всегда. И тени подозрительно выходят на холсты. – Им давно уж пора – вот и листья летят! (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) – Ничего, задержал их в пути листопад. – Я, неверно, не прав, я навстречу пойду! – Эта ночь – не последняя е этом году. Завтра, может быть, ветер, попутный как раз. *** Не спеши, до утра есть надежда у нас Вы жалких слез (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) за окнами не прячьте – вас пожалеют – вы еще поплачьте, *** Печальные лица как дождик плачет с самого утра! уже не хочу вспоминать. Весна возвратится. Пусть никогда вас больше не пугает И все повторится опять. Растают печали. чертовка-жизнь вопросом попугая Наполнится влагой цветок. И в небо отчалит и в грудь к вам не стучатся доктора! короткой любви завиток. Что вам еще? Живите, ради бога! (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) Бог вам судья! – но пусть не слишком строго он судит вас! Счастливого пути! Простите мне мои слова-печали: я тоже жил и также ждал – в начале – под Новый год, в двенадцать, без пяти. (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) *** Запоминаю вечер тихий, *** как свечи, тающие лики Мы учимся-мучимся буквы писать. и одеяния святых, Но буквы устали под дудку плясать, и то ли всхлипы, то ли крики и снова ползут по бумажке; сопровождающие их. букашки, жуки, таракашки. Запоминаю на удачу. За палочкой – хвостик, И ничего уже не значу. За хвостиком – мостик. И понимаю: жизнь — пуста. на мостике – клякса сидит Гляжу на луковки и плачу. и крылышком машет, А после — долго руки прячу. и фигушки кажут, Смеюсь и нет на мне креста. ну, в общем, здоровью вредит! Вот первые буквы созрели на ветках. (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) Вот первые люди идут по земле. А вот и слова появляются в клетках: вот мама, вот папа, вот чай на столе. (Красное Знамя – 1991. – 7 марта) 125

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет *** Между небом и землею – Дорога далека – Tонкий проводок – Далёка, Наше гнездышко слюною Как долгая строка – Склеивает Бог. Сорока. Чьи вы? Чьи вы? Да ничьи – Дорога без конца, Божие овечки!.. Без края, В неба крылышко звучит Ни одного лица – Одинокой свечки! Прямая. Дорога завела, (Красное Знамя – 1991. – 23 июля) Забыла. И руки развела *** Могила. Ни слова вечного, о Боже, Дорога в никуда – зачем ты выдумал слова? – Куда-то, они, как люди, не похожи, Где не был никогда а между ними - трын-трава. Когда-то. И если тайна есть во мне, (Красное Знамя – 1991. – 23 июля) Она, как камешек, на дне – по все печальней и бледней... * * *. и воды черные над ней. Знаю утро, знаю вечер, Знаю тыщи мелочей. (Братский Лесохимик – 1991. – 6 ноября) Знаю дымчатые свечи Занавешенных ночей. *** Знаю: рано или поздно – Не думал, что это — всерьез, Человечек небольшой – но катятся вешние слезы, Стану этим небом звездным, и сердце теплеет от слез... Этой огненной душой. Морозы, конечно, морозы. В этом страхе преисподнем, А если слеза пролилась, В этом всплеске глубины то просит забвения тело... Люди разные сегодня, Стреляют, конечно же, в нас, – Словно руки, сведены. за дело? конечно, задело! Господи! Мы – только дети! Да, что они там говорят? – Ты прости в последний раз! трубите хмельную побудку! – Эти слезы – звезды эти – конечно, такое творят! – Так и просятся из глаз! и... залп в снегириную грудку!.. (Красное Знамя – 1991. – 23 июля) Народная газета. – 1991. – 6 декабря *** Птичка маленькая дышит: Разевает рот, Что-то видит, что-то слышит – Обо всем поет. Так ли это? Так-так-так, И опять сначала! Птичка — это божий знак, Огонек с причала! 126

«Истоки», «Шклинда» и другие *** Василий Снегопад – ОРОЧОН на судьбы и пороги. Невдомек, *** невнятно, Вот я опускаюсь на дно невпопад – последней печальной любви все огрехи наши и пороки и пью золотое вино чистотой покроет снегопад. с любезными сердцу людьми. К небу И я опускаюсь на дно, приобщает эта пряжа и меркнет сияние дня, наши приземленные труды. и волны пройдут надо мной, Все покроет. уже не волнуя меня. Оправдает даже. А там – высоко надо мной – До весны. сардина идет в невода, До бешенной воды. и в вантах трепещет звезда, и ветер свисту ледяной... (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) Удачи – плывущим во мгле, удачи – летящим во мгле, *** дороги – спешащим к земле, Нас воспитали (может быть неверно?), покоя – лежащим на дне. рассказы старших с привкусом легенд, тропические песни о тавернах, (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) лирические песни о тайге. Мы уходили от цивилизаций, от пут официального вранья. Мы уходили быть, а не казаться себе самим и найденным друзьям. Наверное, мы дорого платили за веру – баз оглядки – в чудеса; и выцветали паруса флотилий, и высыхала соль на волосах. Мы не нашли земли обетованной – в тайга, в морях за краешком земли. В тумане шли. Гонялись за туманом. Себя нашли. Похожа, что нашли. (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) *** Надеюсь, что к лучшему все переменится... Что этому чем-то сумею помочь. Надеюсь, что старая чертова мельница когда-нибудь смелет последний помол. Не перестаю уповать и надеяться, и веру озябшую кутать в слова, а старая мельница, чертова мельница, со скрипом, но крутит свои жернова. (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) 127

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет НАЧАЛО СОТВОРЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ Никто ничего не знает. Катер кричит у причала. – На остром моем необитаемом – Криком туман пронзает. ни пальмы, ни березы, ни куста – Подкрадывается начало. сырой песок, седой гранит, нетающий в распадке снег, на сопке – два креста. Это – начало романа! Конечно, очень туго дело с топливом: Это – начало книги! уходит уйма времени на то, Сгибают людей тумана чтоб выловить в волках обломок тополя непрошенные вериги. и думать о полезности крестов. Когда южак особенно пронзителен, Циничней и злей фиги солярой дышит печь до тошноты, В черном чулане кармана – я злобно обзываю паразитами окончание саги – обещанье обмана. огромные никчемные кресты. Но все это – после, после. Когда и кто поставил их — неведомо, могилы это или створный знак? Сейчас об этом – не надо. Седые, обкогтенные медведями, Начинается повесть стоят они. Зачем мне больше знать? ожиданьем награды Последний шторм (не награды – подарка, четыре дня свирепствовал. Потом прибило к берегу волной не подарка, а чуда), подарок, неожиданный и редкостный, – пусть после меня, подранка, огромное дубовое бревно. бухта баюкать будет. То утро было очень даже ласковым, а океан астматиком сипел... Катер кричит скорбно. Мальчишеское, мелкохулиганское Гадюкой ползет чалка. занятие придумал я себе: Убирается сходня. о смерти и бессмертии не думая Начало! (хоть времени и поводов — вагон), полмесяца тесал свой крест из дуба я, (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) а стружками кормил живой огонь. Вот, сам себе произнеся напутствие, *** и уподобясь рыжему Христу, В слепящем сне — метель такая! понес я крест, кряхтя в богохульствуя, В ее кипящем молоке на небольшую хоть, но высоту. бредут олени, спотыкаясь, На полдороге охнул; а не бросить ли? в предсмертной падая тоске. Кому он нужен, этот мой кураж? Разрежен воздух и разрезан Ну, подивятся, скажем, люди взрослые: клинками свищущих снегов, какой дурак корячил крест на кряж? – неузнаваем и безбрежен Но дотащил. И водрузил. Ни слова я, мир слитых с небом берегов. мол, топлива лимит, а я – дурак. был день и ласковым, и летним, Но три креста огромные, суровые... разнежась, грелись валуны... Нет, в этом что-то есть. Остылые глазе оленьи Да будет так! обидой детскою полны. Еще не скоро остров свой покину я, Зарядов жала — злее пули, но потчевать экзотикой готов: будь, проклят снег среди июля поведаю любовно-детективную и день что снегом занесен! легенду о Вершине Трех Крестов. ...Не надо криков — это сон... (Братский Лесохимик. – 1988. – 2 ноября) (Красное знамя. - 1988. – 20 августа) 128

«Истоки», «Шклинда» и другие мечтая о средневековье. В мою бы шкуру вам попасть! ЛЕГЕНДА О ФРАНСУА ВИЙОНЕ Ведь если с голоду, бывает, я в церкви украду свечу, До отправленья дилижанса меня в темницу запирают, осталось ровно пять минут. бросают в лапы палачу. Жаль – рифмоплетов-дилетантов в средневековье не берут. Мои стихи – на стенках камер, Вот колокольчик затрезвонит, им площадь Гревская – цена. рванутся кони сгоряча… Не вам невинными руками Позвольте, сударь, ах, позвольте такие трогать письмена – в средневековье, хоть на час! они писались грязью, кровью, в ваш век дойти им – не дано… Там дамы – профилем – камеи, Вот вам мое средневековье! и, хоть мужья у них грубы, Ну, как вам нравится оно?.. их обожатели умеют красиво гибнуть и любить; (Красное знамя. – 1989. – 20 января) там все еще в чести отвага, бесчестье – высшая из мер, ПЛОХАЯ СКАЗКА верховный суд – стальная шпага, а слово чести – документ. Гвардейскую доблесть поступков И правды высокой слова Упряжкой правит кучер строгий Могучим дыханьем остудит (наверное, с похмелья он). Дракон о семи головах. Вот повстречался на дороге Застынут и время, и люди. поэт и висельник Вийон. И, как святотатцев на суд, Он ловко вспрыгнул на запятки, – Сердца — самых лучших — на блюде хоть с головы до ног в пыли, На завтрак Дракону снесут. не путешествует за плату И будут бессонно, бесстыже тот, кто уходит от петли. В холодных скорлупах домов Задачу «хоть «как-то, но выжить» Вот он гнилые зубы скалит, Решать миллионы умов. вступая в разговор со мной: ...Вот стал скакуном жеребенок, - В каких романах отыскали Вот меч не ржавеет, лучась, вы эти прелести, друг мой? Вот вырос боец из пеленок В каких балладах усмотрели И ждет предназначенный час, бред этот, честно говоря, - На подвиг и смерть обреченный. в продажных песнях менестрелей Он ринется жизнь защищать. иль в сочинениях дворян? И люди вздохнут облегченно И блюдо пойдут начищать. Дворянам, да – пиры, турниры, а нам - сума или тюрьма. (Красное знамя. – 1989. – 27 октября) Молчат растоптанные лиры средь человечьего дерьма. 129 Тут с бедняка дерут три шкуры, здесь дамы моются в год раз, а их амуры, шуры-муры… Жаль, я по-русски не горазд!.. Вы пьете утром сладкий кофе, не натощак ложитесь спать,

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Василий *** КОСТРОМИН Когда никто по сладу лыжному в зарю, как в зеркало, войдет — *** ему, возлюбленному, ближнему, Я мечтаю скрыться от надзора, природа правило найдет… бдительных забот о человеке, Медвежий угол. Одиночество, уходя за тонкие озера, крюк маятника на стене… где живут крылатые калеки... – Верни мне имя, дай мне отчество, Мне они - бродяги — помогли бы за все, что истинно в вине! снова стать непомнящим Иваном, И хочется кидаться на стены, чьи глаза мерцают, словно рыбы, дыханьем землю согревать, тронутые теплым океаном... и некому перед ненастьями в потемках ставни закрывать... (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) На два окна — одно со шторами. Родник подземный норовит *** сжечь горы, ночью пред которыми Я поселюсь на краешке, реки. свеча лепечуще горит. Я стану шить береговые сумки, чтоб их менять на детские рисунки (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) товарному обмену вопреки. *** Когда заступит заберег зима Ни ж чему не подступаться. и скроет мою небыль подо льдами, Потому что понятые и весь базар закончится рядами — Глубоко на темных лицах я усмехнусь, чтоб не сойти с ума. Помнят клювы золотые. Луч пылающего снега. Не миновать мне света из окна. Штормовое время года. Не миновать двери. И за порогом Рыбье солнце. Голод неба. не миновать беседы, где дорога Птичий холод телефона. за каждым словом медленным видна. Я кричу в огонь могилы, И речное дно темнеет: (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) «Мы причалим! Мы – дебилы! Нас никто не пожалеет...» Все проходит. Корни – крона. Сердцевина – страны спета. Годовые кольца грома С темной трещиною ветра (Братский Лесохимик. – 1988. – 2 ноября) 130

«Истоки», «Шклинда» и другие *** Я ворую тебя, ворую: Ирина ведь и первую, и вторую - ГОНЧАРУК сотни прежних твоих любовей я венцом, – себе в изголовье. *** Я ворую тебя, ворую, В квартире непривычно тесно вместо прежних себя дарую. и золотится пыль столбом, Словно в светлом сухом бору я – и тени оседают в креслах – свет вершинный в лицо. – Все замедляется... На том Ворую… конце луча – заря клубком, на этом – в позолоте лица. (Красное знамя. – 1989. – 20 января) Чуть теплится огонь на том, на этом не угомонится... *** И утро в острие луча А мне так легко выбирать однажды покидает дом, сегодня меж небом и Небом, - а вечером — лучом с плеча... что крошки со лба утирать, — И все кончается на том. меж хлебом насущным и Хлебом. Недаром легко выбирать (Инженер Севера. – 1988. - 29 марта) меж вздохом и воздухом в легком. Одно за другим умирать *** заставить дрожащие стекла. Какое мне дело до ваших обид и потерь... (Инженер Севера. – 1989. – 13 июня) И как я посмела стучаться в закрытую дверь? *** Застенчивость сбросив Снег шел, не замечая лиц прохожих. и гордость, как тяжесть одежд, Снег падал в прошлогодние ладони. подмешивать в осень И это ему нравилось, похоже. мажорные краски надежд. И это все, что он тогда запомнил... Все было бы просто, Стеченье обстоятельств и кварталов, когда бы не зимние сны, стечение всех линий на запястье. когда бы не звезды, Вот также год назад его не стало. что так холодны и ясны. Вот также… год назад... не стало... к счастью. (Инженер Севера. – 1988. - 29 марта) (Инженер Севера. – 1989. – 13 июня) *** Эти слезы бессилья – *** они ни о чем. Воистину, он белый – этот мел Эти образы блеклы, и стыд в лице шута и пилигрима. влекомые Летой. И нет нужды срывать остатки грима, Это – знак равнодушья, Ведь нет лица – лишь зеркальце в суме... когда за плечом – Холщовый горб на сомкнутых плечах, Ни крыла, ни плаща, где зеркальце готово к созиданью, ни звезды до рассвета... где маски, одержимые рыданьем и восковая бледность на свечах. (Братский Лесохимик. – 1988. – 2 ноября) (Инженер Севера. – 1989. – 13 июня) 131

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Когда мы вошли в эту ночь, месяц выгнулся боком. А нам показалось: он выгнулся в рог изобилья. И звезды действительно шли косяком и потоком, их падшие души в высокие звонницы бились. У дерева жизни – могучие гладкие корни. У древа желаний – высокая, пышная крона. И мы, зачастую, причины деланий не помним, созревших плодов не едим – и легко нам. (Инженер Севера. – 1989. – 13 июня) *** *** Ночь на улице жила. Ей нечем и незачем жить? (Век в домах не доживала) Рассказывай сказки чужие: Лунной крошки пожевала, Как луковой скорбью ножи снежной мутью запила. Охвачены – расскажи ей. И, поправивши слегка Сама эту быль расскажу: воротник эаиндивелый, Прихожая с воздухом горьким, слепо в окна поглядела... Жучка в апельсиновой корке В паутине ночника Качает оранжевый жук. свет дрожал на волоске. Я в дом, как домой,прихожу: Кто-то пел, а кто-то плакал. Прихожая с воздухом прежним, Кто-то сон зажал в руке, И девочка плачет в манеже, как сладчайшее из лакомств. И так ей в ответ прожужжу: Черный пепел в парике, «Желаешь, жука покажу звездный гребень частый-частый... На выжатой, выжженной корке, Обрывая чье-то счастье, В прихожей, где в воздухе горько, ночь уходит налегке Где мается розовый жук, Желаешь, жука покажу». (Инженер Севера. – 1989. – 13 июня) (Красное знамя. – 1989. – 27 июля) *** Пока мы молчали, *** И тогда я спросила огонь: мы ночи глушили по-совьи. «Что простится тебе раньше смерти?» И певчие клювы сошлись за спиной «Только вертел, унизанный вертел, Налегающий на ладонь». крючкотворно. И тогда я спросила ладонь: И стебли тянулись к луне, «Что простится тебе раньше смерти?» «Только дети, уснувшие дети, словно пальцы к снотворным. Не узнавшие ласки другой...» А только замками уже тяготились (Красное знамя. – 1989. – 27 июля) засовы. 132

«Истоки», «Шклинда» и другие *** *** Да будет пухом нам земля: Снег не растает до утра. Младенцам и седым старухам. И темнота оставит крыши Мы обратимся в тополя, белеть или казаться выше, И семя наше станет пухом... или висеть в семи ветрах. Зароют в землю якоря, И станет легче света свет И только ветреные души и город... Будет легче снега Вдали от берега сгорят, гореть в сатурновом числе Но пепел возвратят на сушу. январской радуги - омега. Да будет пухом им земля. Когда они придут обрушить (Красное знамя - 1991. – 23 июля) Свои седеющие души В серебряные тополя... *** Не будет сегодня снега, (Красное знамя. – 1989. – 27 октября) ни дождика, ни даже ветра. А только полоска света – *** Зато от земли до неба. Да, я любила, так давно, что листья падали на губы. Так полночь приходит в город Их ветер гнал в одежде грубой - со многими чудесами... он гнался по пятам за мной. А крыши с домов свисают и звезды ссыпают в горы. Все это было: по воде плыла рябиновая ветка (Братский Лесохимик – 1991. – 6 ноября) к своей серебряной звезде, и листья вспыхивали редко. *** Что написано пером, Тянуло ягоды на дно, к сожаленью, не летает. звезда глубинная померкла. Свечка, медом налитая, ...И лишь мгновение одно не сравнится с топором. над ней кружила водомерка. И ни строчки не живет на ее плечах покатых. (Красное знамя - 1991. – 23 июля) Только девочка-соната до утра при свечке шьет. Обещай любить ее, сказки сказывать до света... Все чадит венок сонетов, все покоя не дает. (Братский Лесохимик – 1991. – 6 ноября) 133

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Юрий ОКТЯБРЬСКАЯ СОКОЛОВ И, выплывая из забвенья, *** Вставая из могил – молчи... Осень тихая покорно Мы все цепи единой звенья – Подчинена своим законам, Вожди, их жертвы, палачи. Сомнений и надежды зерна Роняя в мире заоконном. И день был – ночь. А я уйду в лиловом свете Земля летела QT предназначенной судьбы, В тумане снега и дождя, Пока в кубическом рассвете И пионерка в клубе пела Лучей расходятся столбы. О слове партии — вождя. Пока живое дышит время И полон черноты зрачок, И, в телогрейках, потный зал И продолжается творенье — Молчал и думал об Отчизне, Жужжит и кружится волчок. И транспарант вверху сиял: «Вперед, к победе коммунизма!» (Инженер Севера. – 1989. – 13 июля) После концерта шли домой. Вблизи разрушенного храма *** Крестились бабы: «боже мой», Какое в мире беспокойство. Смеялась атеистка-мама. Знак Козерога вышине. Надежней человека свойства А возле чайной дрались двое. В осеннем, медленном огне. И крыли матом мир честной— Любовь без запаха и цвета Иван с оторванной рукою, Касается лица Земли. Степан с оторванной ногой. Прекрасна Атомная Леда, Печален Сальвадор Дали. Кричали вороны на крыше, Все, облетая, отцветает, Был участковый начеку, Освободясь от мишуры, И дурень деревенский, рыжий, И не лице его не тают Просил подать копеечку. Снежинок хрупкие миры. А дома брагу наливали (Инженер Севера. – 1989. – 13 июля) И вспоминали о былом, Потом смеялись и блевали, *** И, горько плакали потом. Стоит в волнистых облаках Корабль летнего рассвета. Дорога светлая блестела, Прибрежной чайкою задето, Нас в будущее уводя... Качнулось время на часах И день был — ночь, земля летела Еще мелькали маски снов — В тумане снеге и дождя. К ним руки детские тянулись, Из запредельности без слов (Инженер Севера. – 1989. – 13 июля) Мы не вполне еще вернулись. Луна смотрела близоруко, Летели к фонарям, легки, В пятно магического круга Самоубийцы, мотыльки. (Инженер Севера. – 1989. – 13 июля) 134

«Истоки», «Шклинда» и другие Вадим ТИМОФЕЕВ Вадим КОВРЫГА *** В мелодии нежной – фальшивая трель, Я весь кусок боли, И сердце мертво для мелодий. Возьмите меня, Казалось: вчера канителил апрель, Бросьте в воду. А ныне – снега на подходе. Чтоб я зашипел, погас, На пустоши голой и скудной земли. Чтоб превратился в кусок Где трупики листьев повсюду, Угля, С холодной усмешкой глядит издали. И этим стал похож на вас! Косматый и рыжий Иуда. (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) (Красное Знамя. – 1989. – 13 июня) *** КРЕСТ На мышь серую Завален вечер, под крышу, сором... По-разному смотреть можно, Косые взгляды швырнув окрест: для кого-то это вредная животина, «Графиня Роза, мадам Изора! Для меня природы удачная находка, Прошу Вас; будьте звездой небес! Вот к примеру моя луженая глотка Пронизан сумрак тоской и негой. колют только петь фальшиво. Скорлупкой утлой скользит луна... А мышка ничего зря не делает, О, эти руки белее снега! Нет на это лишнего времени. О, эта грудь — что за белизна! У нее прочно закодировано в темени – Мадам Изора, вы — запах розы. Что созрело, а что недозрелое. Экзот бесценный из дальних мест. Одна из. лучших фантазий Греза…» *** Мадам Изора капусту ест. Грязные хлопья снега Точно белье грязное. (Красное Знамя. – 1989. – 13 июня) Покрывают мертвую землю. Ветер злобно стучит в ГОРОДУ Свинцовый люк. Не «пить коньяк небесных звезд» И даже губ не омочить! Бывало на свете разное, Ответом на больной вопрос. Теперь ничего не будет! Ножи точить! Ножи точить! Только мерный стук Мертвых эр по дорогам истории. О, Всемогущий Водолей! В твоих мехах — отрава... Где вы, убийцы себя И сталь зазубренных ножей И живого всего? Звучит и зло, и ржаво. В ответ ничего. Тень играющей девочки Твердей рука, металл острей,— Мехов пропорем шкуру. Еще различима в тени Пусть кровь омоет горячей Когда-то живого дома. Сосудов арматуру... За что? А в ответ ничего, Кроме мертвого грома. (Красное Знамя. – 1989. – 13 июня) (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) 135

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет ВОСКРЕСЕНИЕ В ПЕЧАЛИ Владимир ЭКСПРЕСС Волны сна меня качали... Избавленье ото она... На покинутом причале Бочка ржавая видна И волна ласкает сонно Тины мокрые бородки. Что обжили беспардонно Черный киль дырявой лодки... Я ее проконопатил *** Романтическим задором И покрыл, как есть, снаружи, Горьким светом голубым залит потолок. Акварелями мечты. Долго плел тугие снасти Видно, слишком много думал, Из обрывков сновидений... И лирическим правилом оттого и занемог. Вооружал ее корму. И поставил мачту также Видно, Возле прочной, в центре, банки, А заместо парусины слишком много пил я и в любовь играл Я одел ее в стихи. Вот, готово все к отплытью, И любви взаимной, К неизвестному: «Что будет?» вечной оттого не знал. Кучкой – скудные пожитки под нотами у меня: И горчит мне мысль такая: Здесь – душа с большою ручкой, Славный ковшик — воду черпать, что уйду когда, Вера – крашеная лопасть (Вдруг сломается весло), То ни в чьих глазах девичьих И большой пучок фантазий, Грязной паклей перевитых: не мелькнет беда. Может, так надольше хватит – В сердце дырки затыкать. С легким сердцем, А надежду – будто вымпел. Поднял я на самый клотик: без болезни мне махнут рукой. Пусть полощется вольготно В струях ветра голубых. И никто вослед не скажет: (Красное Знамя. – 1989. – 13 июня) «все равно ты мой». (Красное знамя. – 1989. – 27 октября) *** Ты ушла с печальными глазами. Все, что было, – полустанка миг в степи. И те губы, что некрепко нас связали, Чей-то свет счастливей ослепит. Для тебя все было развлеченьем, Суетой сквалыги-жизни дней. Словно горьковатое печенье К чаю жизни, ты была моей. Да теперь боюсь себя спросить, Знать не знал, где мне сдавать экзамен, Храма нет, но, как иконы на Руси, Ты во мне с печальными глазами. (Красное знамя. – 1989. – 27 октября) 136

«Истоки», «Шклинда» и другие бим-бом, бим-бом. Музыка?! Именно стакан, а не чашка. Алексей Дымится и стынет мысль СЕРЕБРЯКОВ вместе с мутным чаем. Взгляни в будущее *** через телефонную трубку. Будет еще попытка очищения. А он развел руками и Какая. Третья. Слова – как шаги, хлопнул челюстью. шаги – как слова. Мне тяжело, просто тяжело, Дверь скрипела петлями и но мне трудно поверить, что я читаю свои собственные слова. сверкала льдом. Кряк!!! – яичная скорлупа. Откуда она в телефоне? Нужно идти, хотя холодно и не хочется Исповедуйся ему, не набирая номер. Это не сложно, - сложно – Поскользнуться на том, не обращать внимания на гудки, как все, хотя и не знают. Кроме… что вчера еще было дождем. Тс-с. Я не умер, просто сплю. Не надо воды. Пусть я говорю о себе чаще, Проснусь, когда научусь говорить. Говорить, но не молотить языком чем о звездах, сюды-туды. Говорить – родить – пить – выть. зато я искал их сквозь крышу и потолок. (Инженер Севера. - 1988. – 29 марта) Но он уже вышел и уже на полпути, и забывать нельзя. Ведь снег намертво лег. Дождь – коварная штука. Он несет перспективу сыграть в мусорный ящик долгий и бездонный. Будь готов к гололеду и удару в открытую спину. Удара с тыла тогда, когда ты в загоне. *** Но выйти нужно во что бы то ни стало. В трансформаторной будке гудит ток, Дело чести – шагнуть мимо ступеней, Ток гудит, как кровь в набухших жилах. и я делаю шаг, хотя твердо знаю, Я видел натруженные руки – как жаль, что каждый из них может быть Что я так поздно их увидел. последним. Эти пальцы были тонкими и мягкими, Спасенье в одном: выходить со свечкой, Что обескровило чувственность? чтобы светить и себе и другим. Ведь я же знаю, какие они добрые. Ведь свечка – Но сам редко даю повод для нежности. от слова свет, а он бесконечен. Не хочу, чтобы они остыли и А светом я сполна обеспечен. покрылись инеем. (Инженер Севера. - 1988. – 29 марта) Сколько тяжести, сколько огня. *** Зачем умирать тому, Знаю только одно – чашка стояла, одиноко, как дом что должно пережить меня. окнами в небо, считающий огни. И я хотел сказать так много, А мне все некогда думать о них. но всем существом содрогнулся от хрипа и сам охрип. Что это? Снова мой дом, снова дом, Я не помню и никогда не забуду. Кто это? Это я в переплетении пальцев. Когда это? Вечно было и будет. Милые, бедные руки. Страдальцы. (Красное Знамя. – 1988. – 20 августа) 137

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Элина День промчался, словно в сказке. ЧЕРУХИНА И, подобные цветам, Звезды днем светили нам. Дом кружился в вихре пляски. В НАЧАЛЕ ЛЕТА Но настал прощанья час, И они перед дорогой Мне в начале лета моего Мне сказали у порога: – Ты не забывай о нас! Вечер школьный выпускной приснился. Голубой вагон умчал Было от черемухи светло, Кукол, плюшевых зайчишек. Косолапый милый Мишка В вальсе наш десятый класс кружился. Долго лапой мне махал… Я не скрою: ужасы войны (Красное Знамя. – 1985. – 18 мая) Знаю по кино и понаслышке. *** Это я себя нарисовала Уходили в битву пацаны, здесь на нелинованном листе. Вышла так, как будто бы слетала Озорные милые мальчишки. к неоткрытой голубой звезде. Сравнивают с гордою гречанкой, Музыка играла очень громко; с дикой Барой, с бабою Ягой, и с богиней, с инопланетянкой, И девчонки, стоя у окна, с королевой диско... Боже мой! Я тогда себя нарисовала, Говорили и смеялись звонко – разглядела образ на листе. И тогда лишь только я узнала: Оборвала все вдруг тишина. нет такой и не было нигде! Вместе с нею в класс вошли солдаты (Красное Знамя. – 1986. – 17 октября) (Видела таких я лишь в кино) *** Летит невзрачно серый снег – В гимнастерках форменных, Последний плач зимы. Ручьи сотрут последний след, в бушлатах. Что проложили мы. Чужие люди этот путь, Сердце сжалось, дрогнуло оно. Где были мы с тобой, Затопчут. Я уж как-нибудь И перед доской в строю застыли, Смирюсь с моей тоской... Слеза сверкнула в тишине – Кто-то крикнул: «Началась война!» Мне некуда спешить. Еще мне кажется: люблю, …Сон давил тяжелой, страшной былью. Но некого любить… Я проснулась — страх и тишина... (Красное Знамя. – 1987. – 11 апреля) А ведь так на самом деле было. Сорок с лишним лет тому назад — Вся страна в одном строю застыла. Провожая в бой своих солдат. (Красное Знамя. – 1985. – 8 марта) ГОСТИ Старые мои друзья – Куклы, плюшевые мишки. Длинноухие зайчишки Навестили вновь меня. Вместе сели мы в кружок И из крошечной посудки Под веселый смех н шутки Пили мы томатный сок. Вспоминали наше детство. Оказалось, что они, Эти годы, эти дни. Там и жили по соседству. 138

«Истоки», «Шклинда» и другие Не поток наводнений, не Виктор жаркое пламя пожара, ХАРИТОНОВ Не война и не голод и даже не вечная тьма. И остались открытыми двери, *** пустыми – объятья, Когда глаза устанут от цветов И обратятся к символам и датам, И в пространство ночей ни Когда привыкнем мы с тобой к палатам Больничным, переполненным, как ров, одно не светило окно. Что отделяют города от трав Водою черной, грязной и кровавой, В гардеробах остались Когда они воинствующей лавой Осаждены. И прав ты иль не прав, висеть ненадетые платья, Но ты займешь положенное место На бастионе или у котла, А в граненых стаканах Когда метет кровавая метла И месится поднявшееся тесто. осталось непитым вино. (Красное знамя.- 1991. – 23 июля) По изогнутым улицам ветры гуляют свободно, Ты хотела такого сама и теперь получай. Ты теперь в этом городе можешь творить что угодно, Хочешь – просто ходи и пустые качели качай. *** (Красное знамя.- 1991. – 23 июля) Я разбит и растерян, твой город покинули люди, *** Вот мой глаз на раскрытой ладони, Повела их не дудка, не Вот мой рот на стене нарисован И таинственный камень сардоникс скрипка и не барабан, Бережет от жестокого слова. Я в отъезде, ко мне не спешите, И не крепкие вина, не Я приеду в прошедшую среду, А на стенах моих общежитий сладкие щедрые блюда, Нарисованы рожки победы. И не ветхий и новый завет, (Красное знамя.- 1991. – 23 июля) не талмуд, не коран. И не щедрая плата, не самая страшная кара Заставляет людей покидать обжитые дома, 139

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Лариса СЮЖЕТ ПОДОБАЙ А можно мечтать *** и придумывать новый сюжет Любимый мой, моя бессонница, О том, как... О том, что ... Как быстро сыплется в песочнице О том, чего, собственно, нет. Прозрачных маленьких часов Придумывать город, где мы Бесценный золотой песок! повстречались, и дом. Песчинка – день, с тобою прожитый, Где мы не однажды с тобой Песчинка – ночь, когда ворожится, оставались вдвоем. Песчинка – вечер без тебя, Песчинка – утро без тебя... Где наши шаги осторожно Как светится лесок на солнышке! вошли в тишину, Любимый мой, моя бессонница, Где тени — твоя и моя Пусть мое сердце остановится. превратились в одну... Как наше время остановится… Там мы навсегда поселились. Здесь нас больше нет. (Красное Знамя. – 1988. – 20 августа) Мы были вчера, только вдруг изменился сюжет. ЗИМНИЙ МОНОЛОГ Осталось «вчера», а должно было «завтра» настать... В белом городе властвуют черные дохи Но сколько же можно И немаркие серого цвета пальто, пустые страницы листать?! Согревают мороз чьи-то теплые вздохи, Не буду мечтать. А А смеяться в мороз не желает никто. придумывать сил больше нет. Ну а я... Оставьте на память себе Я как все: тоже хвост пистолетом, непридуманный мною сюжет Вот и снег завизжал от моих каблуков, Вот бы в баню сейчас (Красное знамя – 1991. – 27 апреля) аль на печку с соседом… *** Ну и мысли, ей-Богу! А я все молю о дожде, Сосед не таков! Но падает снег мне на плечи, ...А мороз –35, дует ветер упрямо, И длится неистовый день, Задубело лицо, околела нога, И мнится несбывшийся вечер. Ну и дожили мы, я замечу вам прямо: Мне темное светит окно, Не найти для сугрева теперь мужика. И чудится голос беззвучный, Этот дважды герой, Мне в душу хмельное вино Плеснул привередливый случай. этот трижды женатый, В февральскую злую весну Этот важный до жути – Мне солнце незримое светит, Я встану и дверь распахну, он теперь депутат, А там только небо и ветер. А другому нельзя согреваться по штату, У четвертого — дюжина малых ребят... (Красное знамя – 1991. – 23 июля) Я бегу по морозу в немаркой шубейке И мечтаю о рюмочке и о борще, Прискочу я домой, прислонюсь к батарейке: Так зачем перестройка тогда? И вообще… (Красное знамя – 1991. – 5 января) 140

«Истоки», «Шклинда» и другие Утром схватил и развеял их ветер-нахал... ОСЕННЯЯ СКАЗКА Тополь уснул, Божья коровка на тополе старом жила, чтобы снова проснуться в апреле. Деток имела двоих, (Красное знамя – 1992. – 10 октября) что любили на листьях качаться, В общем, неплохо ее продвигались дела, ДЕТСТВО ВОЗВРАЩАЕТСЯ Только вот лето имеет способность Детство возвращается ко мне кончаться. Девочкой, что на меня похожа. Она тоже говорит во сне, Как-то пошли мы проведать Никого не слушается тоже. знакомых своих, Вместе с нею я теперь расту. Тополь стал зябнуть и листья его Бабушке с двоими нету сладу, пожелтели... Ведь она к обеду варит суп, Ну а мы поели б шоколада. Он прошептал еле слышно, что нет больше их: Мы б хотели завести кота Или маленького крокодила, Божьи коровки на зиму на юг улетели. Отвечает бабушка: «Тогда Я бы на порог вас не пустила». Грустно ему одному все желтеть и желтеть, Бабушка не верит, что во сне Мы в который раз вдвоем летаем. Не с кем теперь переброситься Все равно как повезло-то мне: даже полсловом, Говорили, детство раз бывает! Он вдруг промолвил: «А может, (Красное знамя – 1992. – 10 октября) и мне улететь, Может, сумею догнать своих божьих коровок?» Ночь напролет он упрямо ветвями махал, Падали листья и грустно на землю летели. 141

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Рита букетом твой приход отмечен, ШЕСТАКОВА Смотрю на дивные цветы, все не решаюсь сжечь мосты — *** Построить их гораздо легче. Зайчики е лучах играют, Мне одиноко в этот вечер. Блики пляшут на воде. У меня сейчас туманы (Красное Знамя.- 1991. – 23 июля) И Есенинв голове. *** Облака бегут по небу – Зеркало на письменном столе. Белые на голубом, Я пишу, поглядывая в небо И обкатывают берег Небо, отраженное в стекле. Волны с ветерком. Облака летают — вот и мне бы! Зеркало направлено в окно Облака бегут по небу За моей спиной. Перед глазами — Как верблюдов караван. Зеркало направлено в окно; В голове еще с неделю Голубое блюдо в желтой раме. На рассеется туман. Зеркало на письменном столе. Это значит вместе я и небо. (Красное Знамя. – 1989. – 27 октября) Я и небо - только на земле. Я на фоне неба, я на небе. *** Зеркало на письменном столе… Мне не понять тебя, увы, Но опять в окно смотрю часами – И не пытаться лучше: В голубое небо на стекле: На небе я открыла мир, Небо, упакованное в раме. А ты там видел тучи. (Красное Знамя.- 1991. – 23 июля) Ты не поймешь -меня никак. Кто знает – лучше, хуже ль, *** Но только звезды вижу там, Все куда-то ушли Где ты увидишь лужу. Мимо этого дня, Мимо этой земли Нам не понять друг друга, нет. И мимо меня. Поскольку оба слепы — Все куда-то спешат, Ты звезд не видишь на земле, Я на место одна... Я – темных туч на небе. Я стою у окна - Самолеты летят... (Красное Знамя. – 1989. – 27 октября) (Братский Лесохимик – 1991. – 6 ноября) *** *** Мне одиноко в этот вечер Я помню, что со мною будет, Стоять у призрачной черты, Что было, так и не поняв. А в вазе – вот они! – цветы, Я знаю, что такое люди, Но красота живет не вечно. Скажите, что такое я. А за окном опять темнеет, Я знаю, что примчишься ты, И будет страшно до утра, И вновь нелаской будешь встречен. Да, я вчера была добрее, Мне одиноко в этот вечер Но все вчера, вчера, вчера... Стоять у призрачной черты. (Братский Лесохимик – 1991. – 6 ноября) 142

«Истоки», «Шклинда» и другие о даре вечного покоя? Вот лунная ночная гать. Олег Нет смысла ни хитрить,ни лгать. КУЗЬМИНСКИЙ И пес безмолвный под рукою НАБРОСОК АВТОПОРТРЕТА (Красное знамя. – 1989. – 20 января) Поскребыш послевоенный, РАПИД воробышек мирных дней наедине со Вселенной Московский бойкий говорок. хотел бы запеть смелей. Московский умник и знаток Волшебная сила слоев Баб, спорта, сплетен,дефицита, и страшная ритма власть Цен на бензин и на Дюма... при тленье всего живого Не то чтоб баловень ума, одни не дадут пропасть. Так – порожденье быта,сбыта. Но все же привык со всеми И шебутной, и заводной чирикать общую песнь, Любимец публики пивной, за редкими исключениями Делец и прощелыга. довольствуюсь тем,что есть. Ловкач, трепло, трюкач,жучок. Но редкие исключения, А что в душе? как редкие взмахи крыл Молчок. Щелчок. покажут: я все-теки был. Шесток. И дверь закрыта. Набросок автопортрета, Прорвется где-то за столом – попытка подняться ввысь… Фуфло, ловчила, дуролом, Не то, что б судьба поэта, Но тоже жизнь, и тоже дом, но путь: и полет, и жизнь. И жить-то надо? – Мол, сын растет там или дочь... (Красное знамя. – 1989. – 20 января) Да нынче их понять не в мочь. Растишь, ловчишь. А двери – в ночь. БЕСЕДЫ ПОД ЛУНОЙ И вся награда. Скрипит телега бытия. Твердеет лунная река. Жизнь – не сложней, чем воробья Так плавны легкие ступени. Житье под крышей. Тиха беседа и сладка. Тепло. Кусок. И закуток. Земли не видно: облака – Да ну! Давай пивка глоток. внизу влекут бесшумно тени. – А бог не фраер, да,браток. Пес водит черною башкой Да нас не слышит. с хозяина на гостя в белом. Над миром, ночью и рекой (Красное знамя. – 1989. – 27 июля) нездешний движется покой. Пространство выбелено мелом. 143 Нам их беседа не слышна, Она нетороплива – вечность в расплату, в дар ли им дана. Одна холодная Луна, их слыша, светит в бесконечность. Что может человек узнать

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Оксана Есть сила знать. ГОРИЧ Дай силу – изменить. *** *** Легкой палочкой полынной Звездный сумрак тасуют спицы – По воде – изломы ливней. Невесомое млечное облако. Ломкой рисовой бумагой Снова заполночь и не спится, Белопенная отвага. Мысли вьются вокруг да около. Мерный рокот океана Все, что было и все, что не было, Равновесие обмана. Что - прошло и что - не сбылось… Ночи бархат – лучик света, Чуть мерцает нитью неведомой Как иллюзия ответа. Время, пройденное насквозь. *** *** Печаль горчит, Опять поземка заметает, Как пепел на волне, Колючей крупкой порошит. Звездой в ночи, Багрянцем небо рассветает Черемухой в окне. И низким пологом висит. (Братский лесохимик – 2001.- 25 декабря) Еще снег сыплет, а не тает, Еще морозно по ночам – *** А воробьи слетелись в стаю Зачем глядеть в глаза тебе, И о конце зимы кричат. Где плещется иное пламя, И на совсем иной земле *** Я больше истины не знаю… Прощай, прощай… Я не могу иначе. От вечности на волосок Ни слез не будет, ни ломанья рук… Сметает меж зеленых пальцев Тебя тревожит вольный дух бродячий Судьбы сиреневый песок, И не удержит освещенный круг. Фасеток радужные пяльца Лети вперед, И волн багряные струи. всей грудью в неизбежность Иной судьбы… Пойми, окликни – назови. Иные зеркала Не отразят печаль мою и нежность *** К твоим рукам и жизни, что была. Дохнет полынью, мокрой шерстью, (Братский лесохимик – 2001.- 25 декабря) дымом С неведомых, но близких берегов, *** И обернется знанием глубинным – Зачем язвить, обманываться, жаждать, Случайным даром свергнутых богов. И тем гневить седые небеса, Вот ключ в руках – играют, Когда разлука солью по глазам, Когда потеря в повороте каждом. бьются блики, Все знаю наперед: томит и манит Мешает ясно видеть яркий свет. Подспудное предчувствие Пути. Все двери настежь: вот он – И снова невозможно не идти, Чтоб успокоить вздрогнувшую память. дар великий – Успел спросить – уже готов ответ. (Братский лесохимик – 2001.- 25 декабря) Забыть пределы! И несутся кони, Стремясь спасти, избавить, сохранить… …Вновь просыпаюсь в маятной истоме, 144

«Истоки», «Шклинда» и другие МИСТИФИКАЦИИ Анатолий В сомненьях. ВОВК Без сна – С неба нас возвращали, ИСПОВЕДЬ Как парашютные стропы, СЛОМАННОГО МОЛОТА На привычную землю, Что нам, ...Когда отчаянно Словно воздух, Я бил в рельс, Нужна. Я был ничем, И когда наши души Я был порожним рейсом, Вернутся в высокое небо, Но в этот миг Пусть тела Я был, как страшный сель, Остаются Сметающий со склонов Последним подарком Земле. Эдельвейсы. Разломите над нами Но в этот миг Краюху бессмертного хлеба, Смятения, беды, А стихи Слепого полыхания пожара, Прочитайте над нами, Я бил в набат, Которые наших сильней. Я был нужней воды И, значит, (Братский Целлюлозник. – 1987. – 1 января) Жизнь потеряна недаром. В ЮНОСТИ... (Братский Целлюлозник. – 1984. – 15 сентября) ...горько, когда раскусишь миндаль, ЗЕМЛЯНАМ горько, когда обман поймешь, горько, когда летят поезда, Как в рублевских иконах – билет на которые – не возьмешь. На три сантиметра грунтовка, Скользкой косточкой с гладких рельс Как у Пушкина – вылетает сплющенный гвоздь, Рукописей черновики, звеня налету: «На рожон не лезь Как ружейное масло – и не рассчитывай на авось. Всегда приложение Сладко-горький запах у шпал, к винтовке – сладко себя зажалеть до слез, Эти дни, но, если – тебе – на рельсы Эти годы упасть, – И эти стихи. как я, – ты не выскользнешь Эти черные из-под колес...» И никому неподвластные строки, (Инженер Севера. – 1988. – 29 марта) Эти ночи – В мученьях, 145

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет РИСК Самсон ПОЛУНДРА У бездомья жестокого – в годы длиною дорога. *** У бездымного пороха – И дали всем по. яблоку, яркая, краткая жизнь. и стали асе. красавицы – Тянет плот, пахучие и яркие, как железо к магниту, как розовые – всадницы. к речному порогу, Ах, листики трясучие, тянет, как безоружных родное невезение. порой – А наша совесть – жгучее на ножи. по мере угрызения. Перекаты играют, как узкие острые финки, (Инженер Севера. – 1989. – 13 июня) словно пороха вспышки: перекат, *** перекат, Козе под хвост – колючки приключений. перекат... В туманностях настенных изречений – Будет дом, будет сад. такая соль израненной душе, А покуда – в лице – что я читаю Пушкина уже. ни кровники, И покинутой женщиной (Инженер Севера. – 1989. – 13июня) за спиною рыдает река. *** Всякой твари жить осталось (Братский Лесохимик. – 1988. – 2 ноября) сколько выплыло. Тюрьма с допотопного холма очень просто открывалась: спрыгнул с ветки голубок, старец, выживший рассудком, знал молитву на зубок; и выглядывали жутко чьи-то ноги из сапог. (Инженер Севера. – 1989. – 13июня) *** Стихотворенье не дается, не сдается, не отдается, и не издается. (Инженер Севера. – 1989. – 13июня) 146

«Истоки», «Шклинда» и другие Извините, семенит К магазину, где витрина ОТРЫВКИ ИЗ ИНСТРУКЦИИ Заменяет образа, ДЛЯ ПРОДВИЖЕНИЯ Где всплывала осетрина, Где случалась колбаса; ...А кому не дали ходу – У нее трясутся губы, Путь один: любить свободу, И гадает наперед: И усиленно зевоту То ль пошлют куда-то грубо? На работе не скрывать; То ли бог чего пошлет? Будет мнение: «Зевает, Вот так радость: на сосиски Значит, время не теряет, Записалась, чуть жива... Значит, что-то понимает – И летят по небу списки За него голосовать!..» На законные права. ...А кому давно за сорок, Но еще скрипят рессоры, (Красное знамя. – 1989. – 27июля) Дать для творчества простора – Пусть за Родину творит; *** Если в небе не витает – Окна. Двери. Дождь. Луна. Уложите путь цветами, Руки. Губы. Нож. Спина. И стихи о Нашей Даме Снег. Следы. Слепая кошка. Запускайте в буквари... Карты. Дальняя дорожка. ...Если кто седой и. древний Господин. Товарищ. Барин. Не вылазит из деревни – Карабин. Судья. Татарин. Он мечтает о царевне – Стройка века. Ветерок. В академики его: Две портянки. Восемь ног. Пусть попишет, подиктует, «Мировой пожар раздует» (Красное знамя. – 1989. – 27июля) И публично арестует Магомето и его в... *** ...Кто совсем не слазит с койки, Сколько, жаждущих и пьющих: Но еще товарищ стойкий – Инженер, колхозник, грузчик. Поработает на стройке, Малолетка и старик... Не испортит борозды; Комсомол, Пусть лежит, но, честь по чести, Вперед смотри, С трудовым народом вместе, Чтоб не видеть отстающих! А умрет на ровном месте, Значит, помыслы чисты... (Красное знамя. – 1989. – 27июля) ...Остается руководство Для товарищей с погоста: *** Быть в гробу, согласно ГОСТу, Да здравствует бессилье! (Т. е. мертвым – не живым), Долой крысиный яд! Чтоб щекотки не бояться, Я складываю крылья – Никуда не избираться, И карлики летят! И с завидным постоянством Не вылазить из травы... (Красное знамя. – 1989. – 27 октября) (Красное знамя. – 1989. – 27июля) *** Подземным холодом зима *** Обтянет седловину стула. Бабка, «божий одуванчик», Зубная боль, моя акула, Дунь — на небо улетит — Ты – смерть сама! Раньше всех встающих скачет, Безаппетитно, на корню 147

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Гниют фамильные эмали... *** И вы мне зубы вырывали В молочных реках первого удоя За песнь мою! купала Ева тело молодое. Кормила с ложечки и выносила к свету (Красное знамя. – 1989. – 27 октября) До синевы побритую планету. А на обратной стороне медали *** Черты потусторонние витали, Очень правильно живем – И незнакомый голос хрипловатый Словно шарики плывем, Перечислял названия и даты. Надрываемся от смеха: Лопнуть что ли? – вот потеха! (Красное знамя. - 1991. – 23 июля) Все смеются наугад – *** Чтобы видели и знали, Рак на горе подозрительно Что и ты чему-то рад – свистнет. Горлышко перевязали. Птица во сне закричит. Кто-то придет и карманы А внутри у каждого – обчистит. Видимость неважная; (Бедное сердце молчит). То ли камень, то ли дым, То ли морда страшная. Самое важное и дорогое – прячется в сердце живом, (Красное знамя. - 1991. – 23 июля) вижу незримое, слышу глухое в зеркале этом кривом. *** День разыгрался как по нотам: Силы небесные. Ударил дождь холодным потом, Воды морские Еще не выветрилась пыль, А сказка превратилась в быль, Время по трубам стучит. И сразу осень наступила, Капают-капают слезы мужские. Листву берез позолотила. (Бедное сердце молчит). И предсказал огонь берез В семнадцать градусов мороз! (Братский Лесохимик – 1991. – 6 ноября) (Красное знамя. - 1991. – 23 июля) *** Под крылом самолета – *** о чем ты поешь? – Бог ты мои, от молитв полупьяный, Скажи мне, кудесник? Ты однажды сорвешься на крик: Хочешь, я подарю Раскачаешь за хвост обезьяну, тебе ломаный грош Сбросишь наземь, привяжешь к банану, И маленький крестик? Чтобы путь к совершенству возник. Помолись на своих Выйдешь на- люди – мудрый и древний, старомодных богов, – Когда всех благородных простят: леса да болота – Обезьяны на атомном древе, я бы тоже, наверно, не смог Как плоды совершенства висят. без стихов дурачить кого-то. (Красное знамя. - 1991. – 23 июля) Да, спроси ты у них, коль не трудно, когда 148