Оксана Костромина – Истоки. Шклинда и другие [2021]

«Истоки», «Шклинда» и другие *** Борис Зеркало на письменном столе. АСТАФЬЕВ Я пишу, поглядывая в небо Небо, отраженное в стекле. *** Облака летают – вот и мне бы! Как жестоко жизнь над нами смеется, – Зеркало направлено в окно Да живущие подхватят, услышав... За моей спиной. Перед глазами – А я построю дом – чтобы окна на солнце Зеркало направлено в окно; Высотою от пола до крыши. Голубое блюдо в желтой раме. Зеркало на письменном столе. Чтобы вширь они – от стенки до стенки, Это значит вместе я и небо. Без решеток (Память. Господи Боже!). Я и небо - только на земле. Чтобы в них друзья стучались да ветки, Я на фоне неба, я на небе. Да еще бы воробьи – ради крошек. Зеркало на письменном столе… Но опять в окно смотрю часами – И мой дом рассвет собою окрасит, В голубое небо на стекле: И луна постелит на пол дорожку... Небо, упакованное в раме. Все творенье завершив суток за семь, Как и прежде, будем жить - понемножку. (Красное Знамя.- 1991. – 23 июля) *** И придут, свернув палатки, из леса, Я помню, что со мною будет, Веселы, хотя немного усталы, Что было, так и не поняв. К нам охотники – до дружбы и песен: Я знаю, что такое люди, За плечами вместо луков – гитары. Скажите, что такое я. А за окном опять темнеет, Вместо стрел у них – И будет страшно до утра, стихи на листочках, Да, я вчера была добрее, Но все вчера, вчера, вчера... Души, лица - цвета ветра и солнца... И тогда улыбкой маленькой дочки (Братский Лесохимик – 1991. – 6 ноября) Провинившаяся жизнь - улыбнется. *** Такая тоска без грусти... А счастью надо учиться: Упали бессильно руки, Как с неба мертвые птицы. Но - теплый в груди комочек, Но держим за руки - милых, И в мыслях не ставим точек. А время - все время мимо. Неделя, еще неделя, А мы всё мгновенья ищем. Еще из окна глядели, Как дождик сечет по крышам, 199

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Еще разлюбить не в силах И – теплого пути... Все ужасы этого мира... Дойти. Еще?.. Мы так мало были. Вернуться. А время, а время - мимо. Ждут! *** Из книги Стихи моих друзей (Стихи моих дру- Не мне выбирать из свобод и оков, зей.- Санкт-Петербург- Братск: Издательство но жизнью отпущенной всей хочу быть среди милосердных врагов «Четверг». - 2001. –с.4-) и беспощадных друзей. *** *** То, что помним, то знаем, Как ветер переменился! И опыт мучителен. Всё же Шквал сменил дуновенье: То, что нас окружает, Мгновение сожаленья Ласкает, болит и тревожит. Сменилось бурей печали. И само по себе, И не знает, что делает с нами, И все снялись в расстоянья Вознесёт до небес, И сорвались в расставанья. И распнёт. И забудется. Память: Страданием обновился Как давали Лик немого отчаянья. За службу На день на копеечку хлеба, А где-то кому-то двадцать, Как глазами впивались в А где-то кому-то тридцать: На квадраты разъятое небо, Жалеющий улыбаться – Как давали нам тень Радость подарит свету: Добела раскалённые стены, Даже как в темноте Но – будет ли это сорок? Ждали нас распалённые стервы, Но будет ли это – ссорой? Как голодная кошка с котятами И надо ли – перемениться? Мчится на звук и на запах, ...Как переменился ветер!.. На пищащую мышь У кота в окровавленных лапах, *** Как умытые руки Опять сухие листья, До креста человека отринут, Опять сухие строчки... Как вздохнулось о друге Мгновенность красок чистых Вернувшимся в красную глину... Но дождик ставит точку. Это ж надо же сколько — за столько Пришлось и случилось, А дальше – многоточье Только слёзы и стоны, На много дней подряд. Да нож, да петлю научилась Ах, Осень – серы очи, Наша память терпеть, И сброшенный наряд Превращать каждый праздник Давно взлетевший дымом, На небеса поднятый! в поминки. Складно хочется петь, И человек любимый Изучать эту жизнь по картинке. Спешит, плащом объятый... Память, ты намалюй, Под утро – расставанье, На ночь песенку сладко напой мне, И холодно идти... Как болел я, как жил, как люблю... До скорого свиданья Как?!! Не помню. 200 (Сибирь. – 2008 №3 с.197)

«Истоки», «Шклинда» и другие Дам каждому зверю того, чего нужно, Чтоб жили в тайге они мирно и дружно. Денис Тайгу для потомков своих сберегу БЕРЕСТНЕВ И вам говорю: «Берегите тайгу!» ТАЕЖНАЯ СКАЗКА Знамя. – 1995. – 11 февраля Мечтаю уйти на природу в тайгу, Все реже я это позволить могу. ПОТЕРЯЛИ В СВЕТЛОЕ Дела не пускают, машина и дом, НАДЕЖДУ… Но все же нашел пару дней я с трудом. Взял лыжи охотничьи, нож, карабин Всю Россию на кол посадили! И поутру рано в путь вышел один. И, увы! Сие до фени всем! Иду я, бреду средь высоких берез, Мы добро как пятна выводили Приятно за щеки кусает мороз, И, быть может, вывели совсем. Скрипит еле слышно под лыжами снег, Нет добра, да и приличья нету – И вдруг я услышал: Это все правителям с руки. «Постой, человек! Их вранье за чистую монету Увидел зайчиху, а с нею зайчат. Принимаем, словно дураки. Из снега их белые ушки торчат. Потеряли в светлое надежду: Уставил на них удивленно глаза: Задавил Россию «новострой»,’ Пойти мне вперед или, может, назад? У Земли зеленую одежду Но тут из-за дерева выглянул лось, Мы сдираем вместе с кожурой... Сказал он мне грозно: Знамя. – 1995. – 11 февраля «Ружье свое брось! Не то как рогами поддам невзначай МОЛИТВА И крикну вдогонку: «Лети, не скучай!» Стою и не знаю: что делать-то мне? Помоги нам, Боже, Стряслось наяву это или во сне? выжить в этом мире, Ведь лоси умеют лишь только реветь. В обществе убогом Кряхтя из берлоги поднялся медведь:’ и в своей квартире. «В тайгу ты пришел не с добром» – Почему же, Отче, стал сей мир такой? говорит, Он ведь добрым создан И взгляд его гневом и злобой горит. был Твоей рукой. Вот тут я струхнул! Мир лишь из обмана, Стало страшно мне вдруг: бандитизма, краж, Одни говорящие звери вокруг! Здесь любовь - коварство, Услышал укор я от братьев меньших. а добро - мираж. Мне стыдно за то, что убить хотел их. Люди, словно черти, Забросил подальше ружье свое я с мутного пруда, И тихо сказал: «Все в порядке, друзья! Не боятся смерти, Не буду с ружьем я ходить страшного суда... Вразуми их, Отче, впредь в тайгу и направь на путь, И всем вам, чем только смогу – помогу: Но не дай им, Боже, Дам лосю я соли крупчатой комок, в ад с пути свернуть. А мишке дам мед, чтобы чай попить мог. Дай им света в душу Дам белке сушеных грибов, да и шишек, и просвет в судьбе, Чтоб было зимой чем Чтоб Тебя послушав, все пришли к Тебе. кормить ребятишек. Знамя. – 1995. – 11 февраля 201

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Марина Хочешь 16.12.94 КОГУТ немой песней в душе стану, ДОН-КИХОТАМ как сон вещий. Бросатели реплик, Все ж Искатели чуда, за клубок лести Попавшие в петли в чужом стане Рожденных прелюдий. торг неуместен. Заросшие с верхом Кустами полыни… В тончайших доспехах Из облака пыли. ВВЫСЬ После долгого сна - бред, 1.12.93 После завтрака - скудный обед. После жизни - другая жизнь, БЛЕФ Да за ангелом падшим - в высь... Непроизвольное проклятье молитвой спев. 26.1.95 Казалось, что в руках - распятье, ...вгляделась - блеф. ЛИШЬ БЫ ВЕРИТЬ... Успокоенье безрассудством?- Паруса зари... по чьим стопам? Ты готова? Ждать? И пусть заплеванные чувства Сотни-тысячи лет... - топтать - не дам! Все не ново: лишь бы знать – 30.10.94 хоть один секрет... Лишь бы верить – ВСЯ МОЯ ПРАВДА... в измерений всех Ласковость непорочная, беспредел. застигнутая врасплох. И навеет Вся моя правда - очи, буйных вех вся моя правда - вздох... страстность тел. Выдохнуть не успеешь?.. Главное - взлет постичь. 16.3.95 Смелою быть не смеешь, падая навзничь... В УНИСОН Улетевшая в поднебесье 3.11.94 - мне под стать... Напоившая камни песней *** ...чтоб-отстать. Пала- И одним из сгустков тумана стрелою в бездну стал твой сон, и неизвестно: Рассыпаясь небесной манной - во что теперь веришь... в унисон. «Даром, кричишь, – не надо 16.03.95 такой правды – петь дифирамбы...» НЕТ... Нет страха – 202 падать солнечным лучом. Нет чуда,

«Истоки», «Шклинда» и другие если мир весь в ореоле, МОНАХИНЕ Нет мифа ДОМИНИКАНСКОГО в том, что Вы к плечу плечом, Но горе, МОНАСТЫРЯ если Ты не волен. Домыслы, домыслы... ножницы острые. 3.6.95 Небом ниспослано – постриг... *** Кельи, кельи... (меню) - только постное; Неосознанная возвышенность, Гасится рвение белою простынью утонченность... Во умолчание, во избежание. И куда подевались вычурность, Ради раскаяния и покаяния. обреченность... (Педагогический Вестник Братска. И куда-то исчезли страхи – 1996. – 11 мая) и заботы, Светлана ПОТАПЧУК Но остались у крыльев - взмахи, ЛОНГФЕЛЛО. ЗОЛОТОЙ ЗАКАТ остались взлеты. Зеркальную гладь разостлал океан Под небо вечернего злотом, 3.6.95 Лишь света полоска бежит сквозь туман, Mеж сушей и небом заплата. БОЖЬЕ ДИТЯ Облако - словно скалы, скалы – как облака. Сладостные потоки; Растворился в блаженстве простора В самом центре небес катерок рыбака, реки кипящей лавы – Море с сушей менялись так скоро. Небеса отражаются в зеркале вод, в мгновение ока И глазам отличить невозможно, Где земля, а где небо и море, но, вот, стерли земные уставы. Солнце село, катясь осторожно. Канули в пропасть идолы, (Красное знамя. – 1994. –21 мая) сброшенные тобой; ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ томно вибрируя, «Опускайтесь скорее, листочки!..! Листьям ветер однажды сказал. издали, голос донесся: “Пой...” – Я бы с вами на этом лужочке Долго-долго бы в салки играл. 3.6.95 Покажите мне ваши наряды, Осень так разукрасила их! *** Вы, наверное, осени рады Жизни поцелуи, смерти поцелуи... 203 Сколько их повисло в тихом «аллилуйя». Сколько их застыло в стенах богоделен, Сколько их кипело в каждом твоем теле. 1.5.95 *** Тихо и несмело встанешь у порога, Будто бы молитву ты прошепчешь: «С Богом...» Только лишь глазами улыбнешься року. Только лишь губами скажешь: «Ну, в дорогу...» 31.8.95

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет В платьях пурпурных и золотых. Много скромней и чище Лето кончилось, осень с корзинкой Холод, чем летний зной. Уж пришла в засыпающий лес, Тот, кто покоя ищет, И покрылася лужица льдинкой, Скоро найдет покой. И косяк журавлиный исчез. Белая песня вьюги Будет звучать весь день. (Красное знамя. – 1994. –21 мая) Пусть далеко на юге Пышно цветет сирень. А ВАМ НЕ КАЖЕТСЯ?.. Мне до нее нет дела, А вам не кажется, что вы, Здесь у меня зима. Возможно, чуточку наивны? Вслед за метелью белой Что вы жестоки, даже злы, Город покроет тьма. Кому-то, может быть, противны? Нет, вам не кажется. Ведь так? (Знамя. – 1995. – 18 февраля) А впрочем, это вам не ново. ОДЕТАЯ В БЕЛЫЙ БАТИСТ Ведь вы же, право, не дурак, Опять наступила весна, Ведь вы же, право, мастер слова! И скоро распустится лист, Но юмор ваш не так хорош, А ты, как и прежде, одна, Он глуп, циничен, пошл и резок. Одетая в белый батист. Пусть не судья я ваш… и все ж Умытая каплей дождя, Он мал, ваш умственный отрезок. Обутая в листик травы, Немного еще погодя, (Красное знамя. – 1994. –21 мая) Уйдешь, не подняв головы. Уйдешь без мечтаний СТИХИ и снов, Стихи, как музыка из слов, Без слез, без друзей Луны, судьбы и звезд сплетенье, и родных, Как плод души и вдохновенья, Уйдешь без креста и венков, Как гнет незыблемых оков. Уйдешь от сомнений своих. Стихи, как песня из любви, А осень... Подарит она Пусть о любви в них нет ни слова. Лишь птиц улетающих свист. Стиха не может быть плохого, Ты кажешься очень бледна, Криви душою - не криви. Одетая в белый батист. Стихи, как первый вешний луч, Что жажду к жизни пробуждает. (Знамя. – 1995. – 18 февраля) Пускай он сам того не знет. Но он как животворный ключ. СЛУЧАЙНЫЙ ВЗГЛЯД Стихи, как матери рука. Бывает, случайный взгляд И пусть порой они накажут. Пронзает тебя насквозь. Но все же в ласке не откажут. Ты рад ему и не рад Без них никто не жил пока. Сквозь дымку невольных слез (Красное знамя. – 1994. –21 мая) И ты упадешь назад С собой прекратив борьбу. ЗИМА Бывает, случайный взгляд В чем-то простом и светлом Перевернет судьбу. Также светла сама, Вслед за безумным летом (Знамя. – 1995. – 18 февраля) Снова пришла зима. 204

«Истоки», «Шклинда» и другие ЖУРНАЛ «ШКЛИНДА» В 1994 году к юбилею города админи- Это было хорошее время и очень интен- страция города выпустила сборник сти- сивная, азартная работа. Печатались стихи хов братских авторов «И пальцы тянутся и проза, критика и публицистика. Автора- к перу», который начал собирать Геннадий ми были не только шклиндейцы, не только Михасенко, но не успел. Заканчивал ра- братчане – от Владивостока и Магадана – боту над сборником журналист Владимир аж до Германии. Всем, чьи работы были ин- Монахов. Несмотря на смешки шклиндей- тересны и оригинальны, место в «Шклин- цев по поводу неблагозвучности названия, де» находилось и предоставлялось. Кто-то эта книжка до сих пор остается самым пол- раскрылся в новом качестве, например, ным собранием братских поэтов. проза Василия Орочона и Вадима Тимофе- ева. Появилось много новых имен, моло- А в 1995 году В.Шурдуков сделал тре- дежи, и не только поэты, но и художники, тью попытку реанимировать «Шклин- музыканты. Хотелось бы упомянуть Воло- ду». Он предложил… журнал-не журнал, дю Кривоноса, который верстал все жур- альманах-не альманах – литературное из- налы, Максима Лесковца, Елену Королеву, дание одноименного объединения. Впол- Ларису Дмитриеву, Виктора Гена – с ними не в шклиндейском духе. И так же, как в можно познакомиться на страницах этого «Шклинде» не было руководителя, в изда- журнала. И авторы – кто сознательно, а кто нии не было постоянного редактора. Хотя и невольно, становились шклиндейцами. основную работу и финансовые расходы Ведь «Шклинда» – это еще и образ жизни, тянул Виталий, все помогали, выискивая по крайней мере, творческой. авторов и материалы, редактируя и оформ- ляя выпуски. За полгода умудрились вы- Практически самым экспрессивным пустить шесть номеров. В первом номере был шестой тематический номер 1995 года было два раздела: Стихи и Нестихи. Стихи – Индейская война. Начинается он со сти- стояли на первом месте. хотворения, которое выражает идею всего номера и мироощущения «щклиндейцев» В. Орочон, Е. Разумовская, В. Кривонос, того времени: В. Шурдуков Моя война – индейская война, Но я сто раз не выстрелю на шорох – Я сотни слов воспламеню, как порох, Моя победа – не моя вина. Я – воин, Я кричу среди слепых, Когда на ощупь свищут томагавки, И страх наотмашь отворяет лавки, И нет в крови ни грешных, ни святых: Моя война – индейская война! На тему работали не только иллюстра- ции, колонтитулы с индейскими поговор- ками, были даже индейские частушки и сказки, а также доска объявлений «Индей- ская ярмарка». В этом номере впервые был напечатан рассказ Сильвестра Медведева «Долг», стихи Сергея Шаршова, Виктора 205

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Гена, Виталия Шурдукова. В этом номере стра Медведева и Василия Орочона, ори- увидела свет поэма Василия Костромина – гинальной «Хроникой времен Василия его знаменитая и неоцененная «Гордыня» Карловича» Сержа Настникова, большой - с окончательным названием «Дом в ко- подборкой А. Вовка и поэмой Василия Ко- тором растут деревья». О Севере и людях стромина «Сказка на вечер»: Севера, о реке Лене, о творчестве. – Воля, сладкая отрава, По выходу шестого номера состоялась прежде чем шагнуть направо – презентация издания, на которую Комитет ты налево посмотри. о культуре, молодежной политике и спор- Всех сторон – на три дороги. ту выделил миллион рублей (мы все тогда Чьи высокие пороги были миллионерами, помните?), за что им переступит каждый-три? и спасибо. Но все расходы на издание нес Кто с веселою сноровкой Шурдуков. Издание было безгонорарным и всю пройдет – заведомо убыточным, но с шестого номера легко и ловко – число авторов и тираж выросли втрое. За жизнь, чтоб памятной была? два года было издано одиннадцать номеров. Кто – кулак в кулак – сойдется, насмерть пальцами вплетется Игры в журнале тоже хватало. Это и в лиходейские дела?.. редакционные статьи с рассуждениями о Воздушная легкость рифм, простота литературных и общекультурных тенден- речи, созвучность и ритмичность, харак- циях, и наукообразные статьи о сущности терную для фольклорного стиля. любви, и, конечно же, маски-мистифика- Номер «Новый мир» решили сделать ции – Анатолий Вовк и Василий Иванович чисто женским. Но мужчины не могли не Иванов-Лингвинзон (оба – Василий Ко- поучаствовать – Вика Бусыгина и Анаста- стромин и Василий Орочон), Соня Юлевич сия Мелехина – маски, а попробуй отличи. (Оксана Горич), Вика Бусыгина (Василий Кроме журнала Виталий Шурдуков, как Костромин и Оксана Горич), Анастасия наиболее продвинутый в компьютерах, в Мелехина, Дядя, Веталюс, Левий Матвей то время занимался набором и версткой (все персонажи – Виталий Шурдуков). В поэтических книг. Книга четырех авто- журнале появилась возможность помещать ров Василия Костромина, Василия Оро- прозу, и ребята активно пользовались та- чона, Юрия Соколова и Ирины Гончарук кой возможностью. «Остров» была сверстана – сохранился один редакторский экземпляр, также как Все журналы «Шклинды» оригинально «Холодное солнце» Василия Костромина, оформлены. Каждый журнал оформлялся «Свет равноденствия» Ирины Гончарук с отдельно каким-нибудь художником, на- прекрасными иллюстрациями Ольги Ко- пример, Сержем Настниковым. Его ил- ротких. В библиотеке Русской литературы люстрации представляют собой что-то ХХ века им. Сербского есть рукописный фантастическое, наполненное яркими, отдел, где эти книжки не только сохранят, экспрессивными запоминающимися об- но и будут пользоваться. разами. Отлично рисует также Елена Раз- Рано или поздно все хорошее кончается. умовская. Её иллюстрации лиричны, име- Деньги тоже. По финансовым причинам ют особый смысл, они добры, их героини (точнее: за отсутствием денег) литиздание грустные, страдающие от любви, разлук «Шклинда» скончалось. Первое, пожалуй, или же от потери близкого человека. Ил- в области такое издание. Шклиндейцы люстрации Ольги Коротких выполнены в говорят: «Да мы и не распались. Просто «детском» стиле. Оформление такое же не- перестали собираться. Были разногласия в формальное, как мироощущение авторов и 90-е годы, т.к. у многих появлялись нелите- всё содержание журналов. ратурные интересы». Выпускались и тематические номера Оксана Костромина «Благие намерения» с рассказами Сильве- 206

«Истоки», «Шклинда» и другие Из журнала НЛО «ШКЛИНДА» №1 за 1995 год ВЕТАЛЮС пользу интуитивных ассоциаций. Посему ПРОДОЛЖЕНИЕ МИФОЛОГИИ в данном тексте останутся паузы и бреши, в которые попадется тот, кто попытается «Звезды иные у нас; небеса не такие, как в Риме, – опровергнуть идею – попадется и легко Смотрит Медведица здесь на неотесанный люд...» уляжется в ряд; дополнив общую картин- ку... Овидий «Письма с Понта» Рим разрушает свои мифы так же по- «Мифологическая действительность – следовательно, как греки их создают... Что есть подлинная реальная действительность...» ж, – но Римом здесь не пахнет – до Рима так же далеко, как от Иудеи; да и времена А. Ф. Лосев «Диалектика мифа» не те. Сегодняшнее местонахождение Рима – вообще, само по себе неопределенно-ми- Вообще-то это – не серьезное исследо- фическое; наше же место – конкретное, вание – подлинное исследование завело и мифология у нас своя собственная. Вот бы нас в такие дебри, что было бы легче и только бы выяснить, – какая? вовсе отказаться от идеи, прокляв дедуш- ку Фрейда и дедушку Юнга... Это всего В древние времена, когда цивилиза- лишь мозаика, составленная из собствен- ции не было и в помине, а шастали вдоль ных наблюдений и ощущений, – труд не речных берегов туда-сюда неприкаянные «поэтствующего» философа, а философ- гунны, киргизы и тунгусы с прочими дело ствующего поэта. которому свойствен- обстояло проще простого был огромный но пренебрегать логикой доказательств в Хозяин-Тайга, Отец-Байкал, Дочь-Ангара, духи камней и предков. Живя в ладу со всеми ландшафтными «родственниками» да духами, можно и с самим собой в ладу жить. Вообще, миф для того и нужен, чтобы ощутить какую-то всему сопричастность, а то как-то сам человек самой Природе на- фиг не нужен. А по нынешним временам – противопоказан. Пока аллегорический Рим разрушает мифы (аллегорических, конечно) греков, – в то же самое время иудеи (естественно, тоже аллегорические) с неменьшей настой- чивостью создают свои. Чем хуже жизнь. тем большей мифологичностью она зна- менуется (можно представить и так: миф – это то, что уму критическому представля- ется совершеннейшим идиотизмом, – как наша собственная жизнь). Сотворение собственной мифологии предполагает и собственный образ челове- 207

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет ка. Где мы будем искать мифологизирован- пишем. Фильмы – апокалипсисы снимаем, ного «братского человека»? – В вечерней – да вот сделать уже ничего не можем, по- электричке, набитой пьяными бразовца- рабски зависим от своих божеств, мечемся, ми?.. Вот он – один из явственно просту- беззащитные, между демонами индустрии пающих элементов мифа. Если реально и духами природы; замирая от первобыт- - сколько «лиц в нетрезвом состоянии» в ного ужаса, ждем – кто вперед нас накажет процентах приходится на всех пассажи- – то ли завод какой взорвется, то ли все к ров электрички с БрАЗа? Но мифический чертям потопнет. Неосторожное, от балды образ создан, и мифическое утверждение, сделанное, предсказание заезжего астроло- что – «каждый бразовец должен быть пья- га: «А вот рухнет плотина...», – заставляет ным...». Потому что вредное производство, отцов города созвать большое заседание и и еще потому,что жив дух романтиков- вызвать на ковер инженерное жречество первостроителей, правда, претерпевший (только что не устроить перед бетонным изрядные изменения (романтика – чистый монстром массовое поклонение с жертво- спирт по кругу у костра). Потому и «бээл- приношениями). пэковец» тоже пьяный, и даже декан ин- ститута. Плотина – начало сотворения индустри- альной мифологии. Объем бетон-булыж- А если он не пьян – в нем видится об- ника в ней – две пирамиды Хеопса. С пи- раз... нет, еще не врага, но уже чужого. Наш рамидами ее и сравнивают постоянно все, миф тяготеет к унификации человека во кому не лень, – самому. каюсь. на прогулке всеобщем запое. вдоль плотины пирамиды пригрезились... Пирамиды давно стали частью природы В то же время пространство мифологи- пустыни могла бы и плотина стать. да не ческой жизни человеков дробится на куски получилось отделить ее от последующих – системы и подсистемы, постмодерновую промышленных монстров. которые к при- кашу всех, отписанных Римом, мифов. роде вовсе кощунственно приписывать. А так вписывалась. Помните фотографии и Миф социальный вступает в противо- гравюрки по дереву – громадная сосна, а речие с мифом нравственным, экологиче- на заднем плане – вросшая в скалы плоти- ский – с индустриальным. миф культуры... на, и река бегущая (барашки белыми заго- Культура. вообще, более всего мифологи- гулинками)? Спилили ту сосну – наверно, зирована. Когда народ и деятели культуры за ненадобностью... в Империи сообща добивались свободы, они имели разное представление о ней. «Для меня Братская ГЭС является сим- Культура порывалась сложить с себя ми- волом света», – сказала мне кaк-то одна фотворческие обязанности, а народ хотел дама, курирующая городскую культуру. получить новый, более привлекательный, Солнце уже не является символом света; миф. В результате деятели культуры про- да и не всегда его видно зубы-трубы демо- водят свои тусовки в Копенгагене, народ нов застят его своей дымящей слюной. И смотрит «САНТА-БАРБАРУ» да ушкуйни- вообще, скоро превратится во врага, – вот чает на улицах. только озоновый слой окончательно при- кончим... Впрочем, от нас Копенгаген далек бо- лее всего, да и свободы особливой вроде не Впрочем, попытки «природной» мифо- особо жахается... логизации плотины все еще предпринима- ются. Есть и такое определение – плотина Обожествляем Братскую ГЭС, демо- является очень большим, грандиозным низируем БрАЗ... Когда-то сами строили, фаллическим символом, – положенным на а теперь эта мощь сверхъестественным реку. Вроде тянулся он от берега-Пурсея к образом нас и поработила. И рады бы ре- берегу – Журавлиной Груди, а беременной шить экологическую проблему лозунги всяческие выдвигаем, статьи-увещевания 208

«Истоки», «Шклинда» и другие оказалась Ангара – зря папа-Байкал Ша- Юрий ман-камнем швырялся, – все равно дочка СОКОЛОВ к жениху-Енисею не добежала девственни- цей. *** Ехать на собственной автомашине Недавно открытая (еще недостроенная) церковь нашла себе место в лесу, подобно лучше, чем идти пешком скитам старообрядческим, – вроде объ- Верная мысль. но звучит глупо. единилась с таежными духами-оберегами Дети играют в войну, (которые когда-то и протопопа Аввакума своим признали). Живое – в живом; а в бросаясь снежком – картине общего взаиморасположения всех Много удовольствия и нет трупов. объектов мифологии – как раз по другую Собака за ними бегает, озверев. сторону от машинизации и безверия мерт- Не понимая существующей суматохи вого в мертвом, мертвечины ожившей, зла удушающего. Сомкнуло кольцо деревьев причину. церковь – не видно, хранит от всякой па- Мы подчиняемся какой-то губы. непроходящей игре. «Город юности вырос на пнях В которой так иного двусмысленности выйдешь ночью – попутает бес заплутаешь в ползучих корнях и чертовщины. в черных космах растущих с небес» Кажется, мы живем потону, (Сергей Корбут) что это кому-то угодно. И часто пугаемся, Возвращение к природе – через цер- ковь?.. ощущая отсутствие дна. Проходят девушки, одетые не по сезону, А сотворение мифологии продолжается. Здесь возрождаются злобные гунны, кото- но модно. рых достал Рим со своим дерганьем и не- Разговаривая о любви понятно-куда-стремлением, Аттила вере- щит в колыбели и стучит по погремушкам в постельных тонах. деревянной саблей; какие-то казаки с на- Нам долго твердили, гайками собирают ясак с торгующих «бра- тов» и прочих «тунгусов», и чайный Китай что зачатие почти непорочно. оказался ближе чем по карте изучалось – И что коллектив несет на собственном рынке. Впрочем, город все равно «большое болото»... ответственность за грехи. Кто-то сказал, что у нашего поколения Но мифология продолжается... кривой позвоночник. МАЙ 95-го И, АНОНС» НЛО «ШКЛИНДА» готовит как все уродцы. к печати сборник «ОСТРОВ». Некоторые мы хорошо рисуем и пишем стихи. Фрагменты этой книги мы представляем в нашем номере. *** Нас измучила простуда. Непогода и беда. Разбиваются на счастье Самолеты и посуда. Небо остается птицам. И дорога в никуда Нам, пришедшим ниоткуда. 209

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет НОВЫЙ ГОД (Муза) *** Я тоже праздную душой Снег на окне, за окном снег. Свой тихий праздник небольшой. И от снега тень и свет. Когда колеблется заря Плещется, блещется снежинок бег. На взмахе крыльев декабря. В комнате никого нет. И снег, как затвердевший свет. В шкафу постукивает посуда. Лишенный звуков и примет. Страдая от поступи поездов. Вдруг утешает допьяна. Сяду на стул, ожидая чуда. Как рюмка светлого вина. Сорвав календаря последний листок. Я думаю, что тоже жил И в тихую комнату. где нет занавесок. По мере молодости сил – Где прячутся под крышкой стола И ел. как всякий человек. И хлеб, и серебристый хек. тараканы. Входит женщина, напоминающая *** Каждый несет свой крест. невесту. И в этом есть общая красота. Несет наполненные вином стаканы. Порою мне кажется, что Норд. Вест – Повеяло тихой музыкой отовсюду. Есть сущность заповедей Христа. Раздвинув пределы потолка и стен. Я не говорю, что умею верить в бога. Я отношу это к продолжению чуда – Наверное, и не надо этого делать. Женщина садится, не прикрывая колен. Если подходить обоснованно и строго. Она говорит, что родом издалека. То вряд ли душа предшествует телу. И что лет ей гораздо больше, чем мне. Но все же мне нравится Норд и Ост – И вот уже ложится на мое плечо рука. В них всегда есть независимость И вместе мы кружимся на и природная свобода. музыкальной волне. Так зачем через таежную реку мост. И я лица ее не вижу вблизи. Если руководствуемся чувством брода. И говорю ей какой-то И дышим воздухом, пролетевшим над взволнованный бред. северным океаном, Падает стул, и я останавливаюсь – Ловим капли заблудившегося дождя из в связи северных Гималаев, С тем, что в комнате никого нет. Не составляя никакого первоначального *** плана, Загнать овечек неба Любим, надеемся. В кошары лютой стужи. верим и умираем. Где черствый камень хлеба С улыбкой смерти дружен. Где пастухи укрылись Плащами звездной ткани. И псы. рыча, трудились Над костью под ногами. И. не смыкая веки. Душою не владея. Шли недочеловеки Тропою Водолея. 210

«Истоки», «Шклинда» и другие и нету вам покоя по ночам... А мне... все чаще нравится встречать Ирина на улицах свою земную тень. ГОНЧАРУК *** *** Я сегодня не зла. В нас столько мудрости всегда, не светла не горда. а хочется всего полслова. Я сегодня – беда. В объятия огней готова Я сжигаю свои города. упасть весенняя вода. Я сегодня превыше Ей нравится себя сломать несущих снега облаков, на сотни обручей хрустальных. потону что услышу И для нее звезда - не тайна, мелодию Ваших шагов. свет равноденствия в домах. Отвернуться ли мне, *** обернуться ли горькой печалью... Еще от факелов теплы снег... так значит, я –- снег... смоленые бутоны лодок. Значит, снегом я стану И тот, кто не устанет плыть, обгонит медленную воду. осеннему крепкому чаю. Но дрогнет над водой рука... *** Венок срывая обручальный, Что нас связало? Мы – острова, знать, что всему виной - река... дальний к близкий. И даже к берегу причалить. Самые ласковые слова – яркие блики. *** Чайную ложку соли Солнечных зайчиков на руке – чайную ложку соды – словно веснушек. словно от непогоды Я начертала звездой на песке: я ухожу от боли. «Станешь мне мужем.» Снова под зонт – укрыться, снова в плаще – согреться. Что нас связало? Вверх по тропинке - птица, Мы острова, близкий и дальний. вниз по дорожке – сердце. Самые ласковые слова? Сколько цветов и веток... Страшные тайны... Солнечной черепахой тени – с места на место... *** Солью в воздухе пахнет. Мы проведен златые дни. мы их обманем. *** Так расползаются огни Благодаренье богу, я вольна в сыром тумане. распорядиться и душой, и телом. Над миром слишком долго я летела, Все пропадает под зонтом, так долго, что осталась холодна. лишь выйдет в двери: Вы любите, вы ждете новостей, молочный зуб,молочный дом, молочный берег. 211

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Василий позднее, чем ты - ее), ОРОЧОН которой не будет ни в стыд, * * * ни в радость Сентиментальным ты стал. возвращенье твое. И все-таки Но ты вернешься – тебя не заставят рыдать на казнь или милость, ни тихие северные поселки. раскаявшийся сто раз, ни южные города. и вздрогнешь: Они тоской за горло не схватят, как она изменилась, - слезами глаза слепя. - как Сольвейг – ты их проходил, старым-стара. как завоеватель, - Ты к солнца кругу весел протянешь руки. силен твердя потрясенно: и пьян. - СОС! - Без имени, и пряча, словно ступени лестниц, словно проказы струпья, они ложились под шаг, струйки соленых слез. твоих отчаянных околесиц * * * в памяти не держа. В это время уходят баркасы Ты жил, на заре поднимать невода. спешил, В это время тускнеют рассказы следил на порогах, о делах, о страстях, о годах. не вытирая подошв; В это время, глухое и серое, в тех переулках как мгновенья затменья в кино, тебя не трогал распрощаться с надеждой и верою детства и с любовью - немудрено. слепой дождь. В это время предел одиночества Ах. сколько было перешагивает черту, встреч беспечальных в это время холодный ночи ствол и беспечальных разлук карамелькой кислит во рту. под небом, В это время дыхание рядом, где облака качали безмятежное и доверчивое – солнца спасательный круг. оправданием и наградой Но, лет в отливе, и спасением вам. памяти в рокоте, До вечера. медузой тебя обожжет ностальгия * * * по малой родине. Под елкой, в логове глубоком по той. живет волчонок голубой – что уже не ждет, клянусь соседской головой! по той. что тебя позабыла Он вырастет и будет добрым– (правда, о тон ему мурлычут кобры, и воет папа по ночам. 212

«Истоки», «Шклинда» и другие Он вырастет и станет сильным– Отменят скорбью обелиски он ест овсянку и компот когда-нибудь и в рог спиртного не берет. от васильков до василисков наш скользкий путь. Он вырастет, но будет честен, и этим – всей стране известен, и обжигает наши лица как уникальный экземпляр! огнем плевков обратный путь - от василисков * * * до васильков. Ходит слово – вокруг да около, до седой рассветной звезды. Василий Как на фотографии блеклой КОСТРОМИН чужды ретуши свежей следы, так же чужды его синонимы, * * * а звучат они все сильней – Надвигаются пыльные бури. пара фраз великой симфонии, Под ногами колышется мгла. к сожалению – не моей. Не грешно – опьяневшим от дури – сгинуть в солнечной топке котла... Ослепляя звезду далекую, в вихре струнной и духовой, Не на счастье прибита подкова. ходит слово вокруг да около Так хотелось хоть слово сберечь. тихой молнией шаровой. Но от горечи лета такого становилась тяжелою речь. ДОРОГИ. КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ Небесам нависать над лесами, задевая вершины огнем... Василию Костромину И от близости неба мы сами в этот каменный уголь уйдем. Напрасно царственное имя досталось нам, нам, подмастерьям пантомимы и клоунад. Паниковали принцы крови, * * * молясь богам, Ночами рвет висок когда сменяли мы короны и отступает днем на балаган. шиповник – как песок под мчащимся конем В лучах стекляшечного блеска была легка степное ремесло дороженька от василевса дотронешься стены – до василька. невероятны зло и пустота страны. Но, – сорняки, шуты, транжиры, цветя в пыли, * * * мы и сокровища чужие Среди открытых словарей не берегли. и замкнутых монет, под вспышки черных фонарей я отшатнулся от людей 213

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет и вытащил браслет И проходит камень сквозь ладонь, зимнего пространства. сквозь кривые мертвые мозоли, выкипевших слез шепотку соли, Я измеряю рост травы слизывает солнечный огонь. и каркаю в лицо, ведь я ценитель тетивы *** надломленной седьмой главы Тянется по небу улица шагающих в Бацзо желтыми псами рычит. по вершинам башен. поздний прохожий сутулится. кашель его нарочит. *** Я не слышу имени в себе, Дыму – зимы дуновение но его язык ной произносит, пепел – колосникам он как будто милостыню просит на перетянутой вене я в человечьей сумрачной избе. передвигаюсь к снегам. Сергей этого ни-ни, не играй больше. И не забудь МАТВЕЙЧУК поставить за меня свечку в соборе святого Доминика. ЗОЛОТОЙ ОБОДОК Рассказ Тото радостно закивал и побежал в трак- тир. Я шел по улице и увидел Тото Кутуньо. – Тото, это ты? А может, это был не Тото, а Пупо – веч- – Да, это я, – ответил Тото. но я их путаю. – Ну как, все поешь? – Нет, Палыч, не пою. Шлягеры эти. Потом я увидел Модильяни – он стоял кривлянье, – ложь и суета. Если честно, то под каштаном и продавал картинку. Навер- мучительно жаль бесцельно прожитых лет. няка он сегодня не ел, – подумал я, достал А ведь я всегда мечтал быть черепахой. из кармана 100 тысяч и купил ее. Мне его Мудро вглядываться в Время, неторопливо мазня – тьфу, просто не люблю, когда од- жить 300 лет и откладывать яйца в горячий ним – все, а другим – фига без масла. песок. Внимательно смотрю на него. Скверные – Спасибо Вам, – тихо сказал Модилья- дела. ни и пошел своей дорогой. – Извини, Тото, а, собственно, чем ты сейчас занимаешься? Не уверен, что это была та дорога, пото- Итальянец загрустил, – Проигрался я. В му что какие-то бродяги тут же напали на карты. него и отобрали деньги. – Ну и дела, вот горе-то. Однако, везун- чик ты, соловей, что меня встретил. Гово- Поднимаю беднягу с мостовой, – в це- ри, как у тебя с памятью? лом, в порядке парень, только, говорит, – Да так, есть вроде бы... ушибся сильно. – Тогда, кенарь, запоминай расклад: тройка, семерка, туз – верный шанс. Ста- Попрощался я с ним, сую руку в карман, рушка одна шепнула. Только все, после – два рубля с мелочью: подхожу к каштану, – картинку сперли. Что за городишко такой 214 паршивый. Потом я увидел Менделеева – он стоял посреди тротуара и думал. Люди обходи- ли Менделеева и злились. Понятное дело, – ходить мешает. Химик шевелил посинев- шими на ветру губами, раскачиваясь в такт упрямый мыслям. Я тронул его за плечо и

«Истоки», «Шклинда» и другие прочитал в пытливых глазах одноименную раз, – Ба-бах! Красота? Мерзость несус- таблицу. ветная? Не на шутку бабахнет, без дураков. Вернее, без этих дураков и не бабахало бы. Дмитрий Иванович, – сказал я, – Иди Страшная сказочка, только чую, дымом домой, поспи. вдруг запахло. Смотрю – костер тлеет, а подле прыщавый малый угли прутиком во- Менделеев кивнул и пошел домой. рошит. Что мне делать с этими вечно недопоня- тыми, вечно бунтующими сумасшедшими? Я к нему, – Что здесь было? Поэты среди них и полководцы, моряки и Малый прищурился, скосил глаза к носу бунтовшики. плотники и художники. Эта и хихикнул. дурь от профессии не зависит. Сказочка – Ты что, недоумок, русского языка не есть интересная. У кельтов-ли, гольдов-ли понимаешь, – разозлился я. древних. Одним словом, – рождается че- Тот перебежал на другую сторону и ловек, и белые духи одевают на его сердце гнусненько стал плевать словами: ободок из чистого золота. Живет себе че- – Ханку, Ханку сожгли! ловек, взрослеет и вдруг, – Ох! – тесно ему – Какую Ханку? становится, давит ободок, мешает. А даль- – И поделом, и поделом! ше у всех по-разному, не разберешь, отчего – Какую Ханку, бородавка?! – заорал я. и как. У одних он, как дерево над оградой, – Из Орлеана, из Орлеана! Хи-хи! жирком зарастает, помучаются они понача- ...Боже, почему так холодно и пусто? лу, а потом – ничего, даже не вспоминают. Почему я всегда не успеваю, почему при- С другими сложнее. Как начинает колеч- хожу, когда костер уже догорает и горький, ко стучалку сжимать, тут эти психи с ума синий дым растерянно кружит над голо- и сходят. Задыхаться начинают, мир им, вой?.. видите ли, в грудь не вмещается. Бьются – Что делаешь тут? – спрашиваю устало. сами с собой, по ночам не спят, – страдают. – Колечко, колечко Ханкино ищу! Кто кого одолеет? Либо сердце ободок со- – Какое колечко? крушит, либо наоборот, и тогда все, группа – Ободок золотой! Он власть, власть товарищей с прискорбием... Третьего не великую дает, – и, став вдруг серьезным, дано, тут уж – что крепче, – Обруч? Серд- принялся перетирать ладонями пепел. це? Ба-бах взрыв, – Любовь? Ненависть? А я пошел дальше. Шел, шел, да и взял Ба-бах еще, – Гений? Подонок? И в другой извозчика. – Куда изволите, барин? – В Верону, голубчик. – Не-е, до Вяроны мерин не дотянет. До Михайловского могу. – Ну давай хоть до Михайловского. – Но-о, ирод, в три погибель твою... – ве- село загудел извозчик, и упитанный ирод, тоже весело, побежал по дороге. За городом нас обогнала тройка. – Это Гоголь, – объяснил возница. – Он любит быструю езду. И опять мы были одни на нескончаемой, извилистой и разбитой дороге. Внезапно из-за березы показался пут- ник, – он шел навстречу и размахивал са- блей. Это был Брежнев. Он был в военной 215

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет форме и с чувством глубокого удовлетво- Вот и город. Скоро ночь. Улица, разби- рения. Ордена тянули плечи к земле и ме- тый фонарь, аптека. Аптека! шали махать саблей. Генсек останавливал- ся, по-цыгански тряс грудью. и монистами Надо купить цитромону, – раскалывает- звенели регалии, возвращая китель на кру- ся голова. тую генсековскую фигуру. Поздний покупатель расплачивается у – Кто это? – спросил кучер. кассы. Кафтан, парик, башмаки с пряжка- – Брежнев, маршал. ми, в руках склянка. Дзинькнул дверной – A-а – понятливо протянул мужик, колокольчик. Тихо. Покупаю цитромон и сплюнул и перекрестился. В Михайлов- спрашиваю кассира: ском на усадьбе висела табличка. И тут опоздал. На 150 лет. И крыльца лежало раз- – Извините, тут товарищ вышел, вы слу- битое корыто и стоял такой же телефон. Я чайно имени его не знаете? – лицо больно достал двушку и стал звонить в Хиросиму. знакомое... – Алло, Алло! Это Хиросима?! Мэра, пожалуйста! Что! Нет, срочно! Отмените – Как?! Это же гениальный композитор, банкет. Это из СССР звонят! Да, да, из Рос- сеньор Сольери. сии! Нет, не Кремль, из Михайловского. По стеклу постучали. Крепкий парень с – Что он купил? васильковыми глазами манил пальчиком. – То. что и всегда, – флакончик с луч- – Чего тебе? шим, самый дорогим ядом. Он – наш по- – Выйдите, товарищ. стоянный покупатель. – А в чем,собственно... – А куда, куда он пошел? – Капитан Серпунин. Комитет Государ- – Сеньор Сольери очень любит ходить ственной Безопасности. Мы не разреша- в гости. Вероятно, его пригласил какой-ни- ем звонить вам в Хиросиму, – мягко, но будь приятель. У него много друзей. Это настойчиво, сказал он. Настойчиво, но не большая честь – принимать такого госпо- так мягко, я послал его... На что услышал: дина... – Гражданин, вы не правы, у нас ЗАПРЕ- Бросаюсь на улицу, – никого. пробегаю ЩЕНО звонить во враждебные державы. проходной двор и... автоматная очередь В порядке исключения? Нет, в этом по- раскрошила кирпич над головой. Падаю и рядке тоже есть правила. Вы должны пред- отползаю за угол. ставить нам текст разговора в трех экзем- На плошали останавливаются броневи- плярах, характеристику с места работы. ки и вытряхивают из себя людей с авто- подробную автобиографию, выписки из матами. Идет стрельба по большому кра- домовой книги, психо-неврологического и сивому зданию. Вертолеты висят над ним, кожно-венерического диспансеров... пожар танцует в его комнатах. – Но там же сейчас – Бомба! Откуда это все знакомо? Надо вспом- – Гражданин, вы меня не поняли... нить. Вдруг, как прикосновение, – чей-то Очнулся я в липкой маслянистой глине. взгляд, оттуда, сверху. Поднимаю глаза, Гудела голова, по лесной тропинке уходил – у окна стоит человек - большие, в пол- капитан Серпунин. унося на спине будку лица, очки, на ушах неуклюжая каска. Все, телефона. Я поглядел на часы и заплакал. вспомнил. Непослушные ноги вывели на трассу. – Президент! – ору через весь этот ад, – Мимо проносились экипажи, машины. ра- Продержись минуточку! кеты,- час пик. Кто в наше время остано- Он долго и внимательно смотрит на вится на загородном шоссе? меня, кивает, и отходит от окна. Я вскаки- Что делать, обочина - тоже дорога, толь- ваю, готовлюсь бежать, но в этот момент ко не скоростная. сбоку, из двора. выбегают трое парней. Они стреляют, стреляют, они несутся в 216 мою сторону. Но вдруг падает один, и поч- ти сразу второй, последний не добегает до

«Истоки», «Шклинда» и другие подворотни несколько шагов. Пуля проби- Но сосед обмяк и выскальзывал на зем- вает ему голову, отколов кусок черепа. Как лю. Пришлось пристроить на лавку. Вдруг хорошо виден розовый, вздрагивающий он дернулся и завалился набок. Я посмо- мозг, кровь, стекающая на землю. А чер- трел ему в лицо и испугался, – останови- ный автомат – вот он, подползти и взять... лись у него глаза, остыли... – Президент, я знаю, чем это кончится. Потом приехала скорая и пыталась что- Что с того, буду я рядом или нет? Зачем то сделать. Подошел доктор, спросил: – еще и я, – уже ничего не исправить. Если Родственник? бы раньше, президент... Извини. – Да, – глупо соврал я, – брат. Извиваясь как червяк. проползаю про- – Похож. На, возьми, – и сунул мне в ла- ходной двор. Там, на другой стороне, све- донь желтенькое колечко. тит солнце, тихонько сплетничают листья. – Что это,доктор? И мой дом – вот он, наискосок. Навстречу – Что-что? Золотой ободок, вот что. Ви- – знакомая с детства морда – Витек, сан- дишь, какой маленький, сердце-то и пере- техник. давил. Он махнул рукой и уехал, и увез Витька. – Здорово, Витек, как делишки? Витек, где теперь будет бродить твоя про- – Че? спиртованная душа? – Как жизнь, спрашиваю, бьет разво- Какие небесные краны будут перекры- дным да по голове? вать твои золотые, вечно трясущиеся руки? – Че? Дай три рубля. Вонючий подъезд, холостяцкая кварти- Вот, он всегда такой, – Нету трех, Витек, ра. Носки под стул, горячий душ. И оттаи- два есть. вает все, и размягчается, и затихает. К чер- – Дай два рубля. ту, к дьяволу, расслабиться надо. Вскрываю – Держи, дорогой, не жалко. Вечерок-то новогодний НЗ – «Арарат», небесный. каков, а? Хлоп рюмочку, а потом без перерыва еще, Но слова улетают вдогонку, – через пять хлоп-хлоп, кнопку щелк и на диван. А ди- минут точка закрывается – понимать надо. ванчик новенький, квадратненький, как Я и понимаю. потому и не обижаюсь. обувная коробочка. еще не выучивший Моя улица. двор, где ничего не случает- обводы моего тела. Собственно, что мне ся, дом, который никто никогда и во веки за забота этот сантехник? Так, здравствуй веков не взорвет – сам развалится. Скорее, – до свиданья, в одном подъезде живем; и скорее домой. Подхожу к подъезду, а возле дернуло родственником назваться, – еще него «кривой» довольный Витек с бутыл- искать начнут. С расстройства еще хлоп- кой бормотени. Ну проныря, – так бы по нул, полегчало. Ну, еще одну – успех за- квартирам бегал. крепить, и на диванчик, пусть запоминает. – Держи, Палыч, – сует он мне отпи- – Не бренчи, не забуду, голубой ты мой, тую пол-литру, – Ты мужик – поискать. – Спать, теперь спать. И проваливаюсь, и Вечерок-то каков, а? лечу, и кружусь... Я его знаю, теперь не отстанет. И просыпаюсь среди ночи. Луна такая – Хорошо, дружище, за тебя. Будь здо- огромная, в пол-неба, свет от нее сирене- ров. Ух! Теперь ты. вый, по всей комнате. А это еще откуда? На Сантехник запрокидывает голову и как столе, разливая тяжелое, желтое сияние, пеликан, громко глюкая кадыком, допива- лежит золотой ободок, алкаша беспробуд- ет. Сейчас, думаю, и бутылочку проглотит. ного колечко. Нет, бред, чушь песья. Нервы Нет, не проглотил, выбросил и повис у это, нервы. Диван, скотина, жесткий, да и меня на руках. пить пора поменьше. – Витек, ты что? Ноги-то переставляй, Не мальчик уже. дошли почти, Витек! 1989 г. 217

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Из журнала НЛО«ШКЛИНДА» № 2 за 1995 год Анатолий *** ВОВК Полешки, сложенные в ряд. червонным золотом горят, предчувствуя печной огонь, *** клюют занозами ладонь. И больше ничего. Для бродяги много загородок, Потом но бродяге хочется всегда полешки ходят ходуном, отыскать огромный самородок, предчувствуя свою судьбу, растранжирив лучшие года. летят насмешливо в трубу. Сколько умудрились растерять и А перед этим, верь-не верь. сколько дров сумели наломать, скрипит распахнутая дверь. сколько схоронили наших братьев – За дверью – дом, помнят Воркута и Колыма. за домом – сад, Специально вспоминать не стоит за садом двадцать лет подряд и шутя не стоит вспоминать. скрипит распахнутая дверь... Медный грошик слишком много стоит – слишком дорого его терять. За дверью – саблезубый зверь. 218 *** Здравствуй. Вздрогни. Я вернулся. Кое-как, но улыбнулся - непобритый, неумытый, на обратку не забритый. Без меня, но - здравствуй, здравствуй. Не сочувствуй. Не участвуй. Успокойся, не волнуйся. Я вернулся. Я вернулся...

«Истоки», «Шклинда» и другие * * * Ходил туда, ходил сюда * * * и ниоткуда наизусть. Падают и падают опилки Текла холодная вода, и не те не те не те не те не те в себе предполагая грусть. И пресловутая вода это я разбил свою копилку ломала мельницы окрест. растворил монетки в кислоте И в черной небе иногда сиял для посвященных крест. у ручья остановился ножик потону что сделан из ручья * * * жизнь была похожа на прохожих зряшная нездешняя ничья Все качусь и качусь по наклонной – без ума. без стыла, без рублей. * * * Я умру, молодой и голодный, Пять минут, как нерабочие, на суровой колымской земле. без пяти минут бичи. Похоронят меня без оркестра, Тридцать третьи ни прострочены. только два полупьяных бича, трудовые горячи - на горбушку посыпав соль «экстра» как с такими сваришь кашу? - – Не отдал три рубля! – проворчат. спросят сразу: Кто таков? И раздавят фуфырьна газоне Пропадай потуги наши на помин многогрешной души, за двенадцать медяков! и промолвит топограф Сазонов: – Говорил дураку: не пиши!.. Кореш в ближнюю аптеку за флакухой побежал. Ждал его, как человека, но куда-то он слинял. С горя взял билет в трамвае, но и в этом счастья нет, полвагона отоварил, все кричал, что я поэт. Не поверили, дешевки, и два дюжих мужика отвели меня в ментовку, по пути намяв бока. И лежу я с битой мордой (нары - это не кровать). Вот к чему приводит мода тридцать третие давать! 219

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет ПОЛЕВОЕ БЕССИЛИЕ И зубопротезные посты. ПОРОЧНАЯ СВЯЗЬ ТОПОГРАФА Но прокурор заводит дело на Фининспектора отдела, САЗОНОВА и, выпуская лишний пар, бежит в Швейцарию швейцар. Необструганный стол Имея нервы некрофила, имел он также взгляд орла, из смолистых жердей но злая муха-дрозофила его карьеру прервала. и настой из дремавшей А что архив библиофила о данной мухе (дрозофила) под снегом брусники, имеет, если не секрет? Об этом также данных нет, а в транзисторе - голос далеких людей но, если гром великий грянет над сворой псов и палачей, с Филлипин, из Японии и Танганьики. для нас все так же солнце станет сиять огнем своих лучей! А по рации - хрипы и бульканье тех, ЗЕМЛЯНАМ кто сейчас нам гораздо нужнее и ближе, Как в рублевских иконах – и сквозь сети помех, атмосферных потех на три сантиметра грунтовки. как у Пушкина их не хуже, чем всю заграницу, рукописей черновики. как ружейное масло – расслышим. всего приложенье к винтовке – эти дни. Пьем настой, не имея покрепче чего – эти годы и эти стихи. с горя будешь хлебать Эти черные и никому неподвластные строки. и несвежую воду – эти ночи - в сомненьях. мы докатимся скоро уже до того, в мученьях. без сна – что забудем весь русский язык с неба нас возвращали, как парашютные стропы, за полгода. на привычную землю, что нам, словно воздух, нужна. - Эй. на связи, крутите скорей тумблера! И когда наши души вернутся в высокое небо, Мы от крика охрипли, поди-ка. пусть тела остаются последний подарком земле. - Колыма. Колым а! – Разломите над нами краюху бессмертного хлеба мы взывали вчера... и стихи прочитайте над нами, которые наших сильней. - Танганьика моя. Танганьика... ПРОТУБЕРАНЕЦ Когда мы видим воплощенный в советских буднях идеал, кипит наш разум возмущенный и сотрясает пьедестал. Карман бывает очень звонким, штанину тянет капитал, когда обтянут шелком тонким. Кто капитала капитан? Об этом точно неизвестно, хотя добавить здесь уместно, что Карл Маркс тут не при чем (не сожалеем мы об чем). На две руки - одна контора. Рукав мундира прокурора швейцару лапать не с руки: они - два берега реки, они друг другу не перечат и улыбаются при встрече, и, без перил, горят чисты, 220

«Истоки», «Шклинда» и другие Елена Я никогда не уеду отсюда. КОРОЛЕВА Я не помню, как я спросила, любишь ли ты меня, и что было перед этим, какой-то МАТРЕШКА тяжелый, никак не кончающийся сон, тя- Привет. Я не знаю, к кому я обращаюсь, гучий кошмар из висящих фраз, пустых может, тебя уже и нет. Я привожу в поря- взглядов, поворотов «ну, я пошла», из дру- док сейчас свои старые <...>; оказывается, гих, на удивленье реальных (можно было это трудно – они до сих пор живые. Прямо пощупать) людей. перепечатываю со слезами на глазах. Нет. Неожиданно все приобрело резкость, правда трудно. как после настройки, когда закончилась Поймала себя на мысли, что не хотела, фраза: «...любишь меня?» чтобы ты видел их. Поэтому, Господи, ка- В этот кой ужас, я разговариваю с тобой, с тем, момент что во мне; я давно знаю нелепость этого; одиночество но я не знаю, что с этим делать. Да. я знаю, достигло предела. Я оторвалась что ты другой, что у тебя другие причины, стала свободной. Хорошо. Поэма Мая- но не может же быть все это. неправдой. ковского. Я тебе говорила, что не принадле- Оказалось, что ты вне меня. До этого ты жу себе. Ты так скучно спросил – а кому был частью меня (или я – частью). Оказа- же. Вот этому. Из того, что я есть, я де- лось, что ты – человек. У тебя есть ноги, лаю вот такие вещи. И почему-то считаю руки, вообще, тело – ты когда-то говорил, (чувствую),что это – главное. Я даже чув- что это имеет какое-то значение, что за это ствую себя предателем(не то слово, но что тебя любят, или не любят; тебя вполне мо- -то нечестное). гут полюбить за это какие-то женщины. Это все настоящее. Интересно, как это у них получится. А, Это все литература. впрочем, не все ли равно. Я давно подо- Если это получилось, это должно быть зревала, что у тебя это есть (тело), а также тебе неприятно (но это какие-то женские высокие душевные качества. Подозрения мысли). Понимаешь, я это все однажды оказались не напрасны, тут-то оно все и уже пережила; а сейчас – то же самое, нет, открылось. хуже, потому что тогда еще поняла, что это Ты остался там. Я – здесь. Ты – морячка, будет повторяться. Сейчас, переписывая, я – моряк? ты – рыбачка... Нет, наоборот. я вижу, что так оно и есть. Господи, какой Ты: семья – это зашибись (и так далее на бред, зачем все это еще раз? пяти страницах), а дети – так воще. А ста- «Что долгам чувствовать человек, рики и старухи... Ты прав. Идут пионеры физически ощущающий вращение Зем- – салют мальчишу... ли... Это приступ тошноты. Наверное, приступы тошноты.» Ты бросил меня июльским зимним вече- *** ром. Здесь такая длинная зима, что продол- Я упала и рассыпалась на сотни диа- и жается и летом. Хоть небо и белое, и ба- монологов. рашки облаков: и листья вроде бы зеленые, И в сотый раз узнаю я – все равно снег. О том, А тебе идет этот пейзаж. За твоим ле- Что ты меня не любишь. вым плечом. Рваный горизонт – сопки, со- Итак, начали - акт третий, явление пят- сны, и такая холодная вода. надцатое, с пятой цифры, пожалуйста. 221

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет 1. А потом был ужас. Эта пошлая обста- Чужая комната. Утро. Как всегда, до от- новка вызвала весь обвал слов, что были вращения трезвое, более трезвое, чем хоте- когда-то сказаны в тех же положениях. лось бы. Вспышки стробоскопа. Встали так, взя- ОН: понимаешь, так нельзя; нельзя ло- лись за ручки: теперь – «я так устал(а) без мать свою жизнь. Семья - это... Дети - это... тебя…» Потом, когда повзрослеешь, все поймешь. Сейчас, конечно, можно наломать дров, а Потом, если чувство серьезное, надо потом... слиться в экстазе. Вести себя можно, ко- Я: да, да, я все понимаю. нечно, как дома, но не забывать. Наутро, конечно же, нежная чашечка кофе: потом 2. можно поиграть в серьезный разговор. В И еще раз. современных традициях это так – отдель- Чужая комната. Утро. ные ничего не значащиеся реплики, про- OH: понимаешь, я не смогу уйти. Да я износимые редко среди одной большой тебе все уже говорил. Лучше, пока не позд- паузы; этот хвост тишины за ними напол- но, сейчас разойтись. Потом будет только няет их глубинным смыслом; ну и конечно, хуже. между ними можно всунуть что-то вроде Я: да, ты прав, только надо постель сна- «господи, как же мы дальше...» или еще чала убрать. чего. Очень украшает обстановку. 3. Это приступ тошноты. И еше раз. Утро... *** OH: конечно, но у тебя семья... Не надо Еще раз вспомнить, как же это было. ее трогать. Ты еще потом мне спасибо ска- Я училась говорить. Я узнавала слова, жешь. Хотя, конечно, я тебя никогда не за- что они означают. Ты учил меня. Ты ум- буду. ный. Любовь, верность, предательство... Я: - Азбука. Каждая женщина должна через это пройти (из гинекологии). *** Эти круги повторяющегося сюжета. ЛЮБОВЬ Сюжет простой - ты был женат. А я… Это не слово: за ним ничего нет: каждый А я тебя любила. меняет его, как хочет: поэтому им так ред- Это для совсем тупоголовых. Которые ко пользуются; это часть фразы-пароля: «я любят, чтобы кто-то встал, пошел. Нет, ни- люблю тебя». Это означает: ты мне нужен. кто никуда не пошел. Может быть, только А вот зачем?.. на фиг. Я говорила это тебе? Да. говорила, но *** помню,- когда начинала, голос становился Я помню. За несколько дней до этого я ужасно неестественный, и чувствую, что была у тебя; как всегда, снегу навалило по вру, и все-таки договариваю, и знаю, что самые окна: ты слушал музыку - ты взял ты тоже чувствуешь эту фальшь. Откуда пластинку, она оказалась той, первой: она она?.. Ты мне нужен: ты и сам это знаешь, опять начинала ряд. который ты только что но молчишь, и все мои слова становятся закончил. пустыми, глупыми и ненужными – это мо- Итак, снова, с пятой цифры? Круг зам- нолог. «О бессмысленности монологов». кнулся. Теперь ты снова будешь их прослу- Конечно, ты знаешь больше, знаешь, что шивать. И прочитывать старые книги. Как надо делать и как будет; ты знаешь много в зоопарке - кружение по клетке... слов, а я, какое ни возьму, – там или ничего нет, или все рассыпается. Наверное, я про- 222 сто дура.

«Истоки», «Шклинда» и другие Нет, впрочем, ты объяснил мне, что та- заняться. Полы помыть, постирать. кое трахаться, это я поняла. А дальше... Я Этого слова я так и не выучила. Меня, не могу угнаться за полетом твоей мысли, когда ты объясняешь мне, что я, конечно, наверное, надо обучать по какой-то другой ничего, но, конечно, нельзя касаться свято- программе. Рассчитанной на умственно от- го – семьи, долга перед потомством и про- сталых. чего, прочего. СМЕРТЬ ПРЕДАТЕЛЬСТВО «Смерть, она, конечно, веселит и прида- «...ты трижды отречешься от меня...» ет определенную живость ощущениям...» На глазах у всех совершалось предатель- ство. Каждый вечер ты возвращался туда. Кажется, я отравилась. Давно еще, ког- Да, да, ты сказал, что ни-че-го не будет, да любила. Да Бог с ним, я его плохо пом- чтобы я вернулась в семью, чтобы я люби- ню, мне нельзя помнить то, что было там. ла и жила. «Вы оставили меня жить, но не Здесь это запрещено. Здесь давно оценили сказали, зачем...» – это не я, это Хан Кокто все. всю жизнь; и присудили. Я, кажет- (тоже, наверное, порядочный кретин). ся, попала в ад; самоубийцам ведь только Я не могу разобраться в таких сложных сюда. Впрочем, я не знаю, где я, да и сейчас вопросах долженствования – кто, кому и только догадываюсь, мне ведь никто не го- сколько; я не могу понять, почему ты что- ворил, но, наверное, это – ад. то должен; я даже не знаю, нужна ли я тебе или нет – ты не удостаиваешь меня даже Здесь все то же, что было. Все так же. отрицательным ответом, ты считаешь, что Я даже не заметила ничего, когда попала я ничего не должна знать. Так... сюда. Только люди стали ласковее, добрее. А откуда я знаю, что ты предал меня? Как ангелы. Мой дом, мой муж: да, я была Как-то само собой узналось. Каждый ве- замужем, когда ушла оттуда. Я уходила и чер, когда ты возвращаешься туда, ты вы- от него; но он здесь опять меня встретил, бираешь ее. Каждый вечер я прохожу круг но такой добрый. Я плакала, он меня ла- твоего отречения - от твоего «я тебя не скал, говорил, что любит, все время гово- забуду никогда». Фразы, сказанной еще в рил, что любит, любит, любит. самом начале, фразы, в которой уже был холод ухода, до твоих последних «нет, нет, Потом появился ты. За все мои потери никогда». NEVERMORE. Никогда более. на земле... Ты спал со мной. Да, конечно, Да, я знаю, ты был честен. Перед всеми. это было что-то вроде счастья. А потом... У Ты хотел уйти один раз. Но не получилось. тебя было что-то с ногой. Начались какие- Ты учил немецкий. В английском языке то странные командировки. Приходил есть Форма Present Continues. Действие не муж; он откуда-то знал про меня все. Он закончено. The boyis... Мальчик уходящий. знал, смеялся и спрашивал: ну что, сегодня И это продолжается, повторяясь каждый было так? И добавлял – так он мне сам рас- раз сначала. Ты учил немецкий... сказал. Потом опять говорил, что любит, любит, любит. ВЕРНОСТЬ Говорят, верность - это когда спят толь- А ночью был опять ты, и я, как в кошма- ко с одним. Или с одной. ре, не могла освободиться от сияния твоих Я не хочу спать с ними. Нет, конечно, глаз, и ничего не могла поделать, и опять можно, но, во-первых, надо себя заставить, верила тебе. Правда, в последнее время ты во-вторых, это больно, гадко и вообще бес- стал приводить с собой каких-то жирных смысленно. Лучше уж чем-нибудь другим женщин, и занимался с ними любовью, по- том тихо ложился ко мне и говорил: ну что ты, девочка, не обижайся. Поскольку мы все умерли, то присужде- ны так жить вечно. 223

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Лиза Яркий, режущий свет. Привычка для глаз. Темнота. И как на фотобумаге - проявляют- СВЕТЛОВА ся цвета. Сколько красок. Я их не знаю... Нет. знаю. Осколок чего-то, задел. Больно. СОЛО Привычка для тела. Острая, душащая боль. Ничего. Пустота. Где я?! Меняющаяся то- ... - Хорошо, я мигом, - Садитесь, толь- нальность, длительность. Давит. Давит. ко на всех места не хватит, вот если в при- Давит. Со всех сторон. Я - сгусток боли. цеп...- Все в машину, я - в прицеп, так даже Дайте вздохнуть! лучше. Прыжки в тележке, танцующей польку по ухабам. Крутой поворот. Раз- Звук рвущейся бумаги. Открыла глаза. жала пальцы, не из-за боли; промелькну- Лопнула струна. Чьи-то глаза, огромные. ла мысль и, тут же, решение: лучше пеш- В них - ужас, страх, недоумение? Какой ком дойду, чем так. Видела, как он бросал странный смех... Мой. Откуда-то издалека. взгляд в зеркало заднего обзора, быстро,- «А ведь в психушке тебе самое место.» лишь бы я не заметила. Медленно начинаю собирать вещи. Ги- Как странно, вылетела, как птичкой вы- тару не забыть. Последний взгляд. Чужое. порхнула. Боли нет. Оказалась в кустах, Все чужое. Звук, меняющий тональность, кругом мусор. Выступ бетонного колодца, длительность. Давит. Давит. Пусти!!! Воз- кровь. Наверное, моя. Откуда это? Как со дух, где воздух?.. Вязкая, липкая жидкость стороны - взгляд в зеркале, полный... чего? вливается в жаждущий рот, нос. Не за- Ужаса? Страха? Недоумения? Там - меня хлебнуться бы. Нет, невозможно. Это воз- нет. Но почему я вижу? дух. Мало. Не хватает. Какой он тяжелый. Солнце. Не вижу. Кругом туман... Музыка. Внезапно взорвавшаяся пыль. Взгляд, Я на асфальте. Это я играю. Передо мной шарящий иступлено по местности. Пульса- старичок –«А ведь в психушке тебе самое ция в голове: «Господи! Не может быть...» место». Все растекается. Это слезы на гла- зах. Белые халаты. Суетящиеся лица. Что- Отползаю вглубь чего-то. Перетягиваю то дают пить. Что-то тыкают в тело. Пусто- порез. Безразличие. Уже сзади - эхо. Не ви- та. Душераздирающий крик, куда-то бегу. дит. Вновь пустота. Белый потолок. Привкус крови на губах. Не могу пошевелиться. Где Опять со стороны: отчаянье в глазах. руки, ноги? Чьи-то строчки: Боль, боль, боль. Кругом боль. Душно. По- чему не видит?! Вот - я. Задыхаюсь. Свет звезды далек и ласков... Пыль в лицо. Звездная пыль. Сумасшед- Куда-то проваливаюсь. Люблю. Тебя. ший восторг. Лечу!!! Где ты? - Палата номер шесть. Тело в морг. - Довели человека. Кто я? Где? Стены. Кругом стены. Зна- комое что-то. Тронула - звук. Звук натяну- - Повезло же... того нерва. Всплыло видение, неясное, как в тумане. Еще звук. Как стон. Еще. Боль! ЛИЗА - лопнула. О, как мне... Вспомнила. Тяжко становится, понимаешь... Прижимаюсь к гитаре. Пальцы быстро Все глубже и глубже погружаюсь в не- задвигались. Как будто кто-то ведет. Сразу изменно близкую мне пустоту. Она меня - обрушилось. уже знает. Зовет. К пропасти - ухнуть вниз. Поэтому бросаюсь к столу... и пишу, пишу. ...Вижу. Маленькие искорки на черном. Это как таблетка, проверенная временем - Мигают. Нет, это с глазами что-то. Искорки говорят, помогает. ближе. Звезды. Звезды и я. Легкость. При- Помогает. Иногда. ятно. Свист. Все сильней. Переходит почти Вот тебе и повод заварить крепкий чер- в грохот. Привычка для ушей. Щелчок. Ти- ный кофе и из маленькой чашечки - неболь- шина. Мысль - лопнули перепонки. Пыль в лицо. Звездная пыль. Звезды - шарики. 224

«Истоки», «Шклинда» и другие шими глотками, запивая холодной водой. И трела в ее глаза, мы целовались, как сумас- чтобы музыка - эхом. шедшие, что взять с пьяных, и ее парень был не помеха. Тогда пустота заполняется воспомина- ниями. Ты смотришь на них, усмехаясь не- Новый год я встретила одна. Яблоки понятно чему. И, может, позволяешь себе были разбросаны по полу, там же стояло вновь прожить их. Может быть. три свечи. Правда, во время боя часов го- рело уже только две: красная и синяя... Впрочем, депрессивное состояние вовсе не такая уж плохая штука, вот, - даже пишу. Месяца через полтора у нее появилась Будет, что почитать. А то бывает такое, что новая работа. Новые знакомства, новые ин- на кровать - и пустой взгляд в потолок. тересы. Даже обидно - столько времени впустую. Я не смогла без нее. Целыми днями, Вообще-то все эти маразматические уволившись, изводилась от тоски, ожидая размышления ни к чему не приводят. Если вечера, когда, возможно, мы встретимся, человеку плохо, значит, ему чего-то не хва- если она не сильно устанет, или ее не пере- тает - витаминок там, или движения. Мне- хватит ее же парень. то чего не достает? В конце концов оказалось так, что ради Налью-ка я еще чашечку кофе да сделаю нее я забыла своего мужчину, она же отка- музыку погромче, - все равно не уснуть... залась от всех своих друзей... ...Как странно, мне вдруг стало ясно, она Это извращение - женщине любить боится, и поэтому пытается сделать мне женщину... И, вероятно, платим... Горечь и больно. Страх наводит - обо мне узнают, боль накатывают солеными волнами. Толь- тебя тоже коснется. До сих пор думает, что ко с ней я поняла, ощутила состояние: ког- мне тяжело «борюсь сама с собой». Просто да сердце сжимается. меня убивает неясность, неопределенность - теперь ничего нет. Такого. После плохого С ней я узнала настоящую ревность. О, всегда приходит хорошее - закон Природы, как не хотела я ее делить с кем-то. А ведь она а «люблю, любовь, любимые» - в другой рождена женщиной, предназначенной для плоскости и под другим углом. мужчины. Я это знала, но где-то со стороны, не прикладывая к себе. Хотелось верить. И хорошо пить черный кофе, и забивать голову музыкой. если в голове на данный Мы строили планы. Заранее обставляли момент пустота. свою квартиру, распределяли обязанности, почти уверенные в том, что так все и будет. - Ты только не обижайся. Видно, не стоило загадывать. - На что? Было бы... Счастливо!.. оста- ваться... ...С ее подачи я стала работать вместе с Когда же все это началось? Да, в тот са- ней. Тот день стал первым в перемене на- мый год - интересно и так подходяще про- ших отношений. Вроде ничего не измени- званный годом Голубой Собаки. лось, но вечерние встречи отменились за До... мы просто прикасались друг к дру- ненадобностью. гу, поглаживали испуганно и нерешитель- но. Потом вдруг поссорились на целый Тогда я стала для нее Лизой. месяц, хотели друг к другу подойти, но Лиза с острова Лесбос. только сдержанно здоровались. И был разговор. Последний. Помирились. Я часто провожала ее до- - Тебе нужна моя любовь?.. мой. Вероятно, тогда я поцеловала ее в - Не обижайся... первый раз. Теперь даже даты не помню. ... Мне ночь на шее шарфик затянула. Была уверена в себе до невозможности. И уксусом разъело мне глаза... Все было так несерьезно. И вот. пью кофе и твержу - я не люблю Как же так получилось? тебя. На вечеринке я видела только ее, смо- Люблю тебя. Люблю. Тебя. Эта история заняла полгода моей жизни и всего десять листов в дневнике. 225

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Из журнала НЛО«ШКЛИНДА» №3 за 1995 год Веталюс но. Их идеи смешны, обычаи вздорны. Они, как и я, люди. Жители этого города. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ Жители этой страны... Сумеречный мир, в котором правит бал серость. «Я работаю пять дней подряд я всем доволен и всему рад...» Я не такой как они, когда сажусь за письменный стол. В это время они садятся «Крематорий» (или ложатся) у телевизора. Я читаю Сар- тра и слушаю «Крематорий». Они смотрят Когда я иду по улице, я ничем не выде- мыльные оперы. Я составляю предложения ляюсь - я такой же как они. Я зарабатываю и фразы, они продолжают смотреть мыль- хлеб насущный рядом с ними на предпри- ные оперы. Когда я представлю результат ятии, физиологически я им идентичен - так сидения за письменным столом, они ни же ем, пью, сплю и трахаюсь. Абсолютная черта не поймут. Примут, возможно, уди- мимикрия... Многие мои друзья время от вятся, но - не поймут. Я буду бродячим ми- времени попадают в психушку. Мои друзья фом. - психи. Я пока не попал под колпак психи- атра, хотя иногда так хочется взорвать весь Впрочем, плюнем на мифологию. Это этот мир к чертовой матери. То, что они слово стало излюбленным среди культуро- считают важным, для меня несуществен- логов и прочих им подобных. Все, что не физиология - то мифология, причем и сама 226 мифология - миф и большая иллюзия. Луч- ше читать труды академика Павлова. В сегодняшней жизни творчество не должно быть элитарным, оно должно быть утилитарным. На голодный желудок «моя твоя ваще не понимает», а на сытый хочет- ся чего-нибудь легкоусвояемого, готового к употреблению, в разжеванном виде. В цене ли сейчас творчество? Скажем, мне лично некий коммерсант сделал заманчивый за- каз - написать рекламу в стихах для его фирмы. Писать хоть бы что, но обязатель- но чтобы фигурировали бананы, ибо «ба- наны - на сегодня основное направление нашей деятельности». Или не так давно - отметить высокопоставленного юбиляра... И чего это я брыкаюсь и говорю о привер- женности «искусству для искусства»: дав- но бы заработал кучу денег и прибавил в известности. Спрос на меня все рос бы и рос... Утопия. А последних могикан чистого искусства все так же травили бы, как во все времена.

«Истоки», «Шклинда» и другие «На фиг вы херню непонятную пишете о не требуются. Хотя... смотря в чьем пони- том, чего не существует в обыденной жиз- мании. Я ни на кого не обижен. «Если Бог ни.» Когда бананы можно потрогать, поню- кого-то хочет наказать...» К счастью, не хать и слопать. меня. Мы можем погибнуть, но каково дру- гим жить в собственной серости? Впрочем, Литературного утиля и без меня доста- тоже, наверное, к счастью - они этого не точно. У нас не одно поколение выучилось понимают. Идиллия... И нет в том никако- воспевать товары народного потребления, го зла - просто такова исконная сущность от бананов до ГЭС. Когда-то это назы- человеческая и ее не исправить. Просто валось соцреализмом, а сейчас мы стали мы, которые думаем и видим по-другому - банановой республикой, и как это теперь инопланетяне, и цели у нас не на земле, а в называется, я не знаю. Может, до сих пор Космосе. Здешний мир - давно пропащий, называется «сеять разумное-доброе-веч- законченный, а в Космосе творение еще ное»... продолжается: и наши призрачные слова, сказанные здесь, становятся реальными Вообще, мы можем смеяться, но такая мирами Там. фигня щедро финансируется как разно- го рода спонсорами, так и властями. Осо- бливо всякие «датские» поделки. Во всех видах искусства... Впрочем, я отошел от стиля. В школе мне ставили двойки и выгоня- ли из класса за то, что я имел свое мнение и любил поспорить. Время показало, что прав был я, но с тех пор ничего не измени- лось. Все построено на жестком програм- мировании, и ходят вокруг люди-роботы с жесткой программой... У кого она по- обширнее, занимают высокие посты, а те, кому мозги вычистили, но заполнить забы- ли, заполняют пробелы на улице и стано- вятся правонарушителями. Но все они так похожи... Как-то жарким летним днем я бродил по пляжу нетрезвый и орал: «Кто- нибудь вру- бается здесь в высокое искусство?!» Никто не врубался, а лежачие красно-коричневые тела дико косились в мою сторону и пола- гали, что я посылаю их на три заветных на иностранном языке. Один знакомый сказал мне по пьяни: «Лучшие люди погибают от невостребо- ванности». Объявление: «Такой-то органи- зации требуются...» Лучшие люди никому 227

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Лариса неописуемой, ДМИТРИЕВА неожиданной Красоты. Вот и еще один кактус Расцвел. *** ЛИСТЬЯ Тому, кто бродит Они по капле медленно впитывали яд, вокруг гигантской груды пока не стали совсем прозрачными, ржавого металлолома пока не упали, не пристало наполненные его янтарной сомневаться в выборе тяжестью. Он один – И навстречу им с земли поднялся туман. кругами * * * А ну-ка давайте кругами Дружно Слаженно кругами Все – в воздух Не нужны больше Нас поднимут и понесут Попы плащей ни железо, ни сталь. Выше, выше Еле слышное лязганье туда, где ни одна кошка не перебежит нам дорогу. Ржавчина въелась в кожу Пусть они развлекаются с воробьями внизу, Рельсы завязаны узлом оставляя кучи перьев... В тополиной листве запутаются Кроты нарыли норы семечки из наших карманов... Выше Прорастает трава выше... но, если сорвешься, Выпотрошенные чучела никакая листва тебя не удержит. сгребают опилки – ветер разносит, они сгребают опять *** Недалеко Ненадолго В бездонный колодец, Давно наполненный до краев, Где в плотном холоде мерцают и гаснут Отраженные Голоса. КАКТУСЫ * * * Есть города, Зной. Их упрямо и нежно Под прямыми лучами Строили беломраморные боги Разрываясь от избытка сил и Перебитыми руками. Восторга И когда последние мосты Расцветают старые, темные грузно повиснут над пропастью, Кактусы. На белых камнях, Несколько часов им предстоит Розовея, Блаженствовать Замрет солнце откровенно дурея от собственного аромата и необыкновенной, 228

«Истоки», «Шклинда» и другие КАМЕННЫЕ САДЫ Возвращается этим летом Дождь, В каменных садах стук и грохот Не боясь повториться, Тяжелые волны накрывают Не чувствуя под собой холодные цветы Жирный блеск Острые мелкие брызги высекают искры Мокрого тротуара Из лепестков Скользить с дождем Трава не вянет и не растет Она крошится, если с яблони * * * На нее упадет яблоко – О розовом и голубом, И булыжники падают. о намереньях и планах. В каменных садах стук и грохот О взаимной бдительности, Серая пыль висит облаками башнях в тумане И о многом другом. * * * О любви и привычках, Он давно стоит на какой-то маленькой просветлении и пустоте, Станции, где поезда О тугих узелках, которые рвутся сами, почти не останавливаются, О том, что слова тебе не нужны, То ли недостроенный, дела бестолковы, то ли недоломанный Горизонт на месте и ты до него Дом со стенами неопределенного цвета. не дойдешь. Пол давно сгнил, крыша... О том, что уже все равно и врать А, может, крыши никогда и не было? так привычно Только рамы с остатками стекол И начинается скука. Кто-то заляпал голубой краской. Это ее запах смешался с запахом * * * Под утро опустился снег Мокрой травы, пыли и плесени. Он был серо-синим как твои глаза А тебя уже не было Здесь жили? Мои глаза стали как этот снег И всегда, когда он падает, Здесь можно было жить? Ты уходишь от меня снова и снова А я остаюсь тебя ждать * * * Август рассматривал на солнце * * * Сухую, горячую пыль Где-то совсем рядом, Мягкую, словно пепел. Среди надоедливого звона, Медленно плыли его загорелые ладони. Исходя дымом Августу было сто лет, Подожженных пустырей, Но дни становились короче, Угасает весна. Отражаясь в карих глазах К ней уже не успеть. Осени. Не торопись. * * * Плавно, легко, бесследно Скользить, не отрывая ног Туда и обратно, Возвращаясь в сотый раз Как в сотый раз 229

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет *** *** Дорога ляжет на снег Все повторяется, Широкой полосой – Черное на белом. но ничего нельзя повторить. Миллионы чьих-то следов, Ставших грязью. Убрать сквозняк. *** Который гонит по дому Я верну тебе мир, В котором надеялась, Сонное гудение мух Я верну тебе мир, В котором надеюсь, И запах черемухи. Я возвращаю тебе все – Даже узел, Убрать и черемуху: Затянутый у меня на шее. от нее болит голова, *** Так рано – горечь во рту, звон льда под моим много мусора каблуком и совсем никакой красоты. Убрать, Просто выбросить прямо в форточку Вместе с трехлитровой банкой И несвежей водой. А останется Горсть ее лепестков на столе – Сухих и белых. И не поднимется рука Смахнуть... Все повторяется, * * * но ничего нельзя повторить. Солнечный вечер Теплый и тихий Ничего. После промозглого дня Вот он опрокинулся в окна, *** Растекается по крышам, Тает... Вслушаться * * * Как гудят Рыба торопилась дышать На песке длинные И слились раскаленное небо И песок доски Навсегда Стали большим Мокрого Красным глазом, Душной пылью, деревянного Лихорадочным дыханьем. тротуара * * * Раз! Весной Два! или осенью Три! И тогда надо слушать часы, Рядом Когда каждая секунда или где-то Отскакивает от твоей головы, Гудят Как резиновый и раскачиваются Мячик! Темные от сырости. Разваливаясь на глазах. 230

«Истоки», «Шклинда» и другие *** Рассыпается с легким стуком * * * сухая бесплотная речь Все омыто покоем Бросают горстями и небо тихо под ноги и в лицо покачивается Ее так много на тонком стебельке Ее никто не станет собирать растрепанного после нас одуванчика Старая игра: под ноги и в лицо. * * * себе и другим Мимо цветных луж Горстями мимо искристых потеков старая развалина * * * гремит на поворотах разбитыми вагонами В темноте телефонных проводов * * * запоздалые новости Я не вспоминаю тебя каждый день и вчерашние сплетни каждый час каждую минуту чужие секреты и еще много чего интересного - *** как в необъятном запущенном чулане, Несколько десятков барабанов и еще один барабан и мне надоело кричать лишний, но громкий и веселый сквозь этот хлам на долгом пути и долгие сумерки * * * Когда свободы нет, ее выдумывают. нечеловеческими усилиями напрягая душу. Из старого тряпья – и серой бумаги из боли и ужаса топота и гнили рождается хилый урод с темным ликом и движениями-судорогами Он не живет – он корчится в болезнях и, содрогаясь, сплевывает горечь – чтобы не захлебнуться. 231

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет * * * *** Я обронила твое имя Тишина пересыхает на губах и не могу его найти. до сегодняшнего окостенения. Такая досада. Мутной стеной, Хуже нет, соленым валом когда что-нибудь надвигается вселенская сушь невзначай потеряется Будет трудно уснуть и трудно проснуться, * * * собирать себя воедино, Порой чудится выскребать из бесчисленных что-то кромешное трещин, в тесном пространстве из сетей, твердых пустых площадей от боли. там, где гуляет * * * только ветер Праздники не состоялись Алые ленты * * * на гладких столбах У нее была шуба Оркестры глушат ворон цвета бездомной кошки, и глохнут сами сапоги без набоек, А мы так ждали, неубиваемое время... а нам так Я еще не забыла не повезло походку ее и смех, и голос, Ну и пусть... не разорванный на клочки, на неровные пятна * * * Я не смотрю по сторонам, Муравей замер в густой смоле когда перехожу улицу. накануне вечной терпкой невесомости, вечного таяния запахов и боли, * * * черной сладости хвойных россыпей Серая бабочка под пестрым колпаком два лепестка - полупрозрачные тени Время настаивалось, как вино слабо раскрытых створок маленькой фарфоровой раковины * * * на затерянном побережье, Я все выплакала, где дни усыпаны перламутром, все до капельки, воздух влажный и горький, ничего не осталось, где нет ни времен года, ни соринки в глазу, ни серых бабочек. ничто не мешает, легкость не тяготит за порогом. * * * Слишком крепкий чай остывает нетронутым на полупустом столе в полупустой комнате 232

«Истоки», «Шклинда» и другие Татьяна БЕЗРИДНАЯ *** А полнолуния не было * * * свет застывал Первый страх отзывается смехом: на каменной лестнице разучилась душа трепетать. Ступени срывались Гулко мечется нервное эхо, и падали, порываясь за мной по пятам. Падали руки с перил, Только я от него убегаю, Падало сердце я над собственной болью смеюсь: в пролет, я другая, другая, другая! Пространство – Я уже ничего не боюсь!.. в квадрат, Луна – * * * в зеркальце Ну и что ж, что я бездомна. Последняя Ну и что ж, что это больно: ступень скоро попривыкну к роли стерта исполнительницы долга, осквернительницы счастья * * * (дар - испортить всякий праздник). На краю света Ну и что, что рвусь на части – сиднем сидит старый скряга свет от света. Грязь от грязи. и собирает в большой мешок все, что ветер приносит к его ногам. С полной подборкой стихов Татьяны Он облысел и сгорбился, Безридной Вы познакомитесь в следую- цепляясь за землю, как сухое дерево, щих номерах. мешок по-прежнему пуст, с каждым годом все ветреней. * * * Когда подземные реки несут к подземным морям осколки звезд и кости динозавров, на поверхности рушатся горы и болят головы. Когда подземные воды выходят из берегов, непрерывный шум, обступая и обволакивая, поглощает и душит, и невыносимо бьет в висках. Ничего, кроме шума. 233

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Из журнала НЛО «ШКЛИНДА» № 4 за 1995 год целостное произведение. Тот же принцип лежит в основе подбора иллюстраций. Последние призваны составить целое не только с текстом, но и между собой. Все иллюстрации, начиная с обложки, выдер- живаются в одном стиле и направлении. Наш эксперимент продолжается даль- ше. Мы намерены предоставить возмож- ность иллюстрировать журнал различным художникам города. При этом, придержи- ваясь еще одного принципа – номер иллю- стрируется целиком одним автором. Данный номер представлен работами Сергея Настникова. Думаем, он не нужда- ется в особом представлении, т.к. его рабо- ты уже выставлялись на городских выстав- ках. Благодаря журналу, Вы, уважаемые читатели, сможете ближе познакомиться с художественным творчеством этого разно- сторонне развитого автора. Эксперимент продолжается. От редакции Думаем, что читатели журнала уже об- ратили внимание на оформление первых трех номеров. Наше издание является экспериментом не только в области лите- ратуры, но и в области художественного иллюстрирования. Первые номера были проиллюстрированы Виталием Шурдуко- вым. В основе лежит идея абстрактного рисования, когда рисунки, представленные на иллюстрации, не отображают непосред- ственно содержания текста, рядом с кото- рым они размещены, но обнаруживают ас- социативную связь с текстом и тем самым составляют с ним одно целое. При подготовке каждого номера лите- ратурный материал подбирается таким об- разом, чтобы выпуск представлял собой 234

«Истоки», «Шклинда» и другие Галина КРАВЕЦ «Вот приоткроется душа, И стих родится...» * * * За окном дрожит синева – Ночь прижалась к стеклу руками. И звенят в тишине слова, Что не сказаны между нами. * * * Когда бессонница стучит в мое окно, И дети сладко спят давным-давно, Среди захватанных вещей, привычных дел Так горек свой покажется удел. Моя бессонница пока нечастый гость. Несчастных дней пока скупая горсть. Но к зеркалам уже с опаской подхожу, И, если только можно, не гляжу. Я одиночества ночного не боюсь: Легко бессонная слеза растопит грусть. Страшнее сны, когда сознанью вопреки. Я жарко чувствую тепло твоей руки. * * * Позвольте представить – Галина Кра- Заласканные, вечные слова вец... Нам вслух произносить Перед вами лишь один цикл её стихов. Возможно скоро будут опубликованы дру- как будто лишне. гие подборки — стихи «философские», «материнские» …А пока вот: тема любви. Но в письмах обретают все права Да что это я, Вы и сами видите – стихи перед Вами. А об авторе... Человек улы- Объемной и оформившейся мысли. бается, он приветлив и жизнерадостен. Это Она. А что за улыбкой? И всегда ли до И потому, разлуку не любя, нее?.. Она в стихах. Она вся здесь. Начнем Живу в каком-то нереальном мире. сначала: «Позвольте представить...» Держу на расстоянии тебя И писем жду, что мне тебя открыли. Рита Шестакова 235

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет *** * * * В трепете рождения зари Скрипки чарующий звук... Разбивая волны о песок, Тайна разбуженных нот... Нежность бирюзовую таит Там, где нас больше не ждут, Речки полинялый поясок. Тают следы наших ног. И такая тишь. И свой восторг, Предвкушая пробужденье дня. Там, где нас больше нет, Я бы криком яростным исторг. Палой листвы не жгут... Будь я зверем, алчущим тебя Двадцать прошедших лет В памяти все сотрут. ПИСЬМО Только у глаз и рук Память своя. Своя... Тебе писать - конечно это блажь, Рвется забвенья круг Радостью бытия. Вторгаться в мир, где все давно сложилось. Но жизнь моя, как призрачный коллаж, РАССТАВАНИЕ Обжигающе горячи На «до» и «после» четко разделилась. Слезы горечи и разлуки, И безумствует, и кричит Ты будь спокоен. И письма не жди. Взгляд о горькой сердечной муке. Правит бал на перроне грусть – Я не отправлю ни одной страницы. Изумительная кокетка. «К жизни я уже не вернусь», - Но вновь грустят осенние дожди, Шепчет розочка из букета. Изучающе глубоки, И я пытаюсь в детство возвратиться. Эти взгляды украдкой ранят. Уходящие прочь шаги... В тот чудный мир, наполненный тобой, Розы копятся и дурманят. Тут вступают в противоречье. Твоими телефонными звонками, Обнажаются суть и ложь. Обещающий снова встречу Где первых чувств неистовый прибой Опустевший перрон. И дождь. И первые касания губами. Как птица перелетная на юг, Моя душа опять домой стремится. Я верю в чудо. Прилечу, и вдруг Наш мир случайный в прошлое сместится... ...Хочу камин. Чтоб грезить у огня. Чтоб две свечи мерцали у камина. Чтоб ты однажды вспомнил про меня. * * * Случайный нежный взгляд – Прости за все. Мосточек ломкий. Десяток слов сгорят Всегда твоя. Копной соломки... А в колыбельке плод Галина. Любви. Пропащий! Орет, разинув рот, * * * Как настоящий! Как мы умеем делать больно друг другу. * * * Я – это остров. бездной объятый по кругу. Свою бессонницу несу Шаг или два – и отпрянешь от края невольно... На кончике карандаша. Как мы умеем делать друг другу больно! Какое счастье! Я не сплю! Вот приоткроется душа, И стих родится... 236

«Истоки», «Шклинда» и другие От дыхания слабый Язычок у свечи Владимир Робко клонится на бок. КРИВОНОС Светлячок из ночи Вырывает кусочек. МЫ РИСУЕМ Шевелится земля. На большой, большой планете Карта-дура не хочет Мы рисуем на рассвете Лечь у ног короля. Сине-розовую вату На сиреневом просвете. * * * На большой, большой планете Сегодня мы курим и пьем, Капли моря мы рисуем А завтра, возможно, умрем. И на них усердно дуем, Сегодня едим мы спагетти, Вызывая дождь и ветер. А завтра мы будем как ветер На большой, большой планете Над смертными гордо летать, Мы себя нарисовали. С улыбкой стихи сочинять. Пригляделись и узнали: Сегодня мы в вечных делах, Все мы - маленькие дети А завтра развеет наш прах На большой, большой планете. По свету бессовестный ветер. Да...а, вкусные были спагетти. * * * Тени стали длиннее, * * * Поползли по стенам. Я снова строю замки на песке, Но не стало темнее Я строю их из самых хрупких мыслей В этих сумерках нам. Они в безбрежном воздухе повисли На кисточке, на тонком волоске. Я снова строю замки из мечты. Я знаю, их разрушит слабый ветер. Но расставляю их по всей планете, Чтоб в этих замках поселилась ты, Поверив в мои детские мечты. * * * Возвращаемся на кухню, Чтобы вновь писать стихи, Чтобы вместе с чаем тухнуть От базарной шелухи. И бродить в воспоминаньях Лабиринтом городов, Делать новые признанья И поглаживать котов. * * * Ухожу в неизвестность. Ухожу в никуда. Там забавная местность, Там спокойно всегда. Там не видно заводов, 237

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Там не слышно людей, ПОРТРЕТ Там сплошная свобода От безумных идей. Я рисую твой портрет... Дождик тщательно смоет Листья желтые летят... Мной оставленный след. Карандашный черный след... Сколько жизнь эта стоит, Кружит белый снегопад... Если счастья в ней нет? Нежный профиль, ясный взгляд * * * Дождь смывает проливной... Люди в чертиков играют Я портрету был бы рад, Из себя изображают Если б ты была со мной. Скоморохов и поэтов, Обещая чудо света * * * Люди в дьяволов играют, А мне так важно Притворяя двери Рая Не потерять Тебя, И с приветливой гримасой Не потерять Обворовывают кассы. Твой взгляд, А еще играют в детство, Не потерять Но закрывшись от соседства Твое волшебное дыханье В темноте и только ночью, Жизнь разбрасывая в клочья. И я молю Лишь только об одном, * * * Чтоб темными Не тревожьте вы, пожалуйста, меня, и страшными ночами Я прошу, меня сегодня не тревожьте- Тебя хранил бы сладкий Пролетела жизнь, звеня, нежный сон, Я остался без огня И чтобы Ты И в делах теперь я ваших не помощник. была совсем не одинока. Не тревожьте мою серую печаль, Мою душу, разрисованную в ранах; Неужели вам не жаль, Я умчусь в седую даль, Но вернусь я или поздно, или рано. Не тревожьте волю вольную мою, И оставьте, я прошу, меня в покое. Я сегодня на краю Самой пропости стою, И толкать меня совсем сейчас не стоит * * * Еще не знает о себе цветок, Что родился из хрупкого бутона. И пролетел звенящий голосок Над ним, всего лишь выше на пол-тона. Еще не знает таинства ночи, Еще не знает крошечной вселенной. А голосок ласкающе звучит Внутри его, взлетая постепенно. 238

«Истоки», «Шклинда» и другие Из журнала НЛО «ШКЛИНДА» №5 за 1995 год Веталюс В отличие от литературоведов старой за- кваски, я не прихожу в ужас, читая нынеш- ЭКЛЕКТИЧЕСКИЙ ПЕВЕЦ них - нас. Более того, мне нравится. Еще СЕРЖ НАСТНИКОВ более того, когда начинаешь это исследо- вать. И понимать. Самые абстрактные, от- (опыт медитативного разбора вязные тексты приобретают логическую одного стихотворения) доказательную стройность. Странные - до непереводимости - каббалистические ма- «И когда войдешь там в город, встретишь гические знаки образов становятся точным сонм пророков, сходящих с высоты... и описанием мира - ибо так же непереводим найдет на тебя Дух Господень и ты мир - Е=mc2 – только так; смехотворны по- будешь пророчествовать с ними и пытки перевести его в другие понятия, со- сделаешься иным человеком...» ответственные, скажем, уровню мышления 1-я Книга Царств амебы. «...Читаешь нынешних поэтов и в ужас приходишь...» Современная физика частиц давно уже не вгрызается в то, что происходит в мо- С. Саунин, местный «культурный деятель» мент столкновения, скажем, протона и ан- типротона, хотя точно знает, что из этого получается. Процесс схематически обозна- чается так: в центре - пустой кружочек. Что в нем происходит в реальности? Встреч- ный вопрос: а существует ли там сама ре- альность? Либо в этом кружочке, беско- нечно малом пространственно-временном узле существуют все события - рождают- ся и умирают Вселенные, скручиваются и раскручиваются гигапарсеки пустоты, триллионы тонн звездной массы, милли- арды лет эволюции... А потом... остается маленький пион и маленький пион с про- тивоположным знаком. Впрочем, разговор не о физике, а о литературе, поэтому тему точных наук развивать дольше не будем. Слово Сержу Настникову: (1) Наш мир, он тоже необыкновенен (2) Как ты и я - таинственный союз. О том, что было сказано выше; но Серж идет дальше - всего в двух строках выявле- на связь, тождество между всем объемом взаимодействий «частиц мира» и взаимо- отношениями двух людей. Таинственный 239

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет союз: тот же знак - рождения Вселенных. здоровью и жизни больного, каковые при- (3) С тобой всегда я буду откровенен. падки происходят, как надо полагать, от Так от познания мира мы плавно пере- ежедневного хождения в должность. Посе- му, в предотвращение припадков, я считаю ходим к личности самого Сержа Настни- за нужное прекратить на время г. Обломову кова (под его водительством). Личности, хождение на службу и вообще предписы- проявленной в творчестве. ( Но саму эту ваю воздержание от умственного занятия и строчку мы не будем разбирать - там где всякой деятельности...» («Обломов») «Он касается только двоих, читатель - наблюда- терялся в приливе житейских забот и все тель - должен остаться за кругом. И у каж- лежал, ворочаясь с боку на бок. По време- дого есть свой собственный.) нам только слышались отрывистые вос- клицания: «Ах, боже мой! Трогает жизнь, (4) В другой стране бедняга Урфин везде достает». (Там же) Джюс Слово древнему римлянину Овидию, (Тот, кто знаком с Волшебной Страной, ссыльному: знает, о чем идет речь...) «...Видел я сам: подо льдом недвижим (5) Строгал тупоголовых дуболомов был Понт необъятный. Стылую воду давил (6) И открывал двадцать девятый фронт. скользкою коркой мороз...» «29-й фронт» - почему, например, не 9-й или там 45-й? Ответ первый, поверхност- («Скорбные элегии») ный: потому что ритмически ложится в «...Здесь не бывает весны, венком цве- строку. А только ли? А почему именно это точным увитой, число так удачно в строку ложится? Отку- Здесь не увидишь в полях голые плечи да приходят к нам те или иные знаки, над жнецов, которыми стоит помедитировать тайновид- Осень в этих местах не приносит кистей цам-нумерологам? И зачем я морочу вам винограда – голову? Но это - лунное, пусть нерасшиф- Холод безмерный всегда держится в рованное - число пришло оттуда... этой земле». Там происходят события особой важно- («Письма с Понта») сти, там происходит такое, что нам непре- Ощущаете связь? Казалось бы, чистой менно надо бы при этом присутствовать и воды выпендреж, а вдруг выясняется, что в этом участвовать. К сожалению. Волшеб- вскрываются целые культурные пласты, ная Страна - другая... и одновременно доказывается тождество (7) А в нашем городе все дни полны об- «изящной словесности» с ее рафиниро- ломов. ванным языковым багажом и (подогреем (8) А жизни нет - какой-то серый понт. ужас) языка повседневного, подзаборного, Вот тут классически образованный де- матом перемежаемого. ятель культуры и пришел бы в ужас. Мы, Тот, кто считает по-иному, заблуждает- как уже было сказано, не приходим, и даже ся, или попросту врет. «Изящная словес- попробуем совершить небольшой экскурс ность» используется утилитарно - чтобы к истокам происхождения некоторых слен- выделить себя, возвысить: я лучше их говых понятий. (всех остальных), чище; собственнически: Слово Ивану Гончарову: мне дозволено, потому что я говорю краси- «Я, нижеподписавшийся, свидетель- во, а ты не замай! ствую, с приложением своей печати, что «И мне давали добрые советы, коллежский секретарь Илья Обломов одер- Чуть свысока, похлопав по плечу, жим отолщением сердца с расширени- Мои друзья - известные поэты: ем левого желудочка оного (Hipertrophia - Не стоит рифмовать «кричу – торчу»... cordis...), а равно хронической болью в пе- (Владимир Высоцкий) чени... угрожающею опасным развитием 240

«Истоки», «Шклинда» и другие Странно жить и не чувствовать жизни. Серж Чувствовать жизнь - страшно. Пытаешь- НАСТНИКОВ ся сохранить свой мир, объединить его с окружающим, но окружающий мир сам * * * дробится и разваливается. Горизонт сужа- 1. ется от строки к строке. Смотрите сами: Окунусь привычно «мир» - «страна» - «город»... и конечная В облака табачного дыма. точка: я - один. Мне не скучно – лично: душа пилигрима (9) Мне по ночам такие вещи снятся! Зовет и плачет (10) Валеджио достойные картины. К далеким, как небо, странам. Справка: Борис Валеджио - американец Эх, жизнь собачья! латиноамериканского происхождения, по- Покатилась пустым стаканом’ пулярный, модный, ныне живущий худож- По столу семейных неурядиц, ник. Спорный художник, в сонм великих Роняя серые пряди ниц. мастеров не зачислен (это привилегия по- А быть собою еще трудней, койников). Присутствие этого имени рядом Тем более, между двух огней со словом «достойные» у меня сначала вы- Или трех, но хватит, - звало большие сомнения, но позже я поду- Маски долой! мал, что имя любого почившего - от Бос- На кровати ха до Дали было бы реверансом в сторону Мучитель мой ханжей от «изящной словесности», а луч- Делит на радость и боль ночи, ше быть последовательным до конца. А днем остаться со мной не хочет. Валеджио рисует Волшебную Страну, но главное - красоту человека в ней... Я рассматриваю репродукции и любу- юсь линиями женского тела. И думаю: как глуп, и сер, и грязен окружающий мир. Не- смотря на акции GREENPEACE’a, занима- ющийся саморазрушением. (11) Когда драконы стаями примчатся (12) В мою страну - они найдут руины. Многое не досказано, что-то осталось «за бортом», но все-таки надо ставить точ- ку. А дальше - читай сам, читатель, и раз- мышляй сам... 241

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет 2. *** Когда фонари разбивают свет О каменные глаза этажей, - Луна наблюдает за мастером Меня на этой улице нет, Бегущего от ножей. уличных драм. Ушел с крючка, бросив наживу В тихую заповедь одиночества. Поникли деревья е предчувствии Ничего не хочу – быть бы живу, - Другого не хочется. сцены кровавой. Как тяжело достается опыт, - Где бы найти учителя, Стемнело. Чтобы верные тропы К небесной обители Допела красотка Указал желающим, Райские кущи, Прощальную песню ножам, В тучах тающие – Призрак сущий. И вечер закончился криками дикой облавы. За каждым окном – раздражение или отчаяние, А будет ли завтра такое же солнце над миром? Устало Пыталась красотка Вернуть свое очарование, 3. Но образ ее воронье Когда голодный наестся досыта, Тогда по воде пойду, как посуху. по кустам растащило. Слезами дождя напою пустыни, Сердцем выжгу на ветках иней, Смеялись враги, Выращу улыбки на лицах. И если успею проститься а друзья улыбались печально, Со всеми Любимыми в гареме, А время лечило, или убивало надежды. Оставлю на память воздушный поцелуй, Запах азартной игры и вкус победы. Поверить, Если не можешь честно, воруй Любовь, не изобретая велосипеда. Что двери закрыты, Бог в помощь! Руки не отрубят, Но головы можешь лишиться. Тебе суждено изначально. Бывает, знаешь, как любят! – Даже могут разбиться, И мира трансформер не сделать Упав с неба птицей, сжегшей крылья В атмосфере насилия. таким же, как прежде. А вновь так больно любви родиться! * * * Циркулем ног метишь циферблат Двенадцати комнат. Рок-н-ролл мертв, читай назад И вечно помни. Андеграунд, вылазь наверх, Там солнце светит. Один тайм-аут, играем в смех И детский лепет. *** Тучи прочь, месяц дотянем Цепями в небо мы, Моих фантазий призрачных венец Будет ночь, сегодня станем Теми, кем не были. Перенесу на холст почти мгновенно... Твой образ - дым, из тысячи колец, Твой взгляд - стекло разбившейся Вселенной. 242

«Истоки», «Шклинда» и другие аплодисментами. *** А если звон кандалов вынырнет Стемнело. Ухожу в пустынь. Там нет сильфид и одалисок. Из кармана, - В глазах у сфинкса неба синь Подскажет мне, что путь не близок. выплачу с воем. Цивилизаций антураж Забуду. Диким туарегом Свободы сердцу На первобытный Эрмитаж Уйду стремительным набегом. и той Среди поверженных картин – Твои мерцающие очи, нет, Фантом, растаявший как дым, Мне не дает покоя ночью. Так что оставьте меня в покое! * * * * * * Разлейся винной каплей по столу, Со всех сторон давят Официант небрежно сменит скатерть. Молчанием похожий на скалу, сердце, Калекой нищим тянешься на паперть. а тесно ему – Давай свободу! – А там темно и пусто по углам, Бескрылая покинула темницу. И вот уже вдребезги В истлевших сундуках ненужный хлам Забытый незаслуженно пылится, дверцы, Огонь головы под холодную воду Остыть, И пауки плетут во мраке сеть, Напрасно в сей обители скитаясь. наглотаться атмосферы, Пойми, ей нужно было улететь, Чтоб выжить, одинокой притворяясь. Сил набраться неимоверных… Эй, вы, кто там,– * * * Я так боюсь цари Люциферы! – Несбывшихся надежд, Неношеных одежд, Вот я, Заносчивых невежд. вышел, один из первых. Руки тянутся злобно когтистые… Я так хочу Твою любовь узнать, – Нет! – Опять счастливым стать И больше не искать. оскалились хищно рты. Я так устал Глаза От невеселых слов, От неспокойных снов, кровавыми аметистами От грубых голосов. Сжигают в лицах добра черты. Лозунг – Оставьте меня в покое! – Буквами с метр Я так люблю Смотреть в твои глаза, флуоресцентными Мечтать о парусах И крыльях в небесах. Выпишу, пусть государство любое Встретит меня 243

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Я буду петь * * * О том, чего хочу, Стиралась грань в порыве бешенства, О том, что по плечу, Визжала дикая симфония. О том, как полечу. Капризный мальчик долго мучился, Пока не кончилась агония. Я буду жить Своей судьбе назло. * * * Тени скачут мустангами, А время не спасло, Танцуют предсмертно Когда не повезло. В духе старого ретро Забытое танго. * * * Забавляясь красочной игрой, На войне - как во сне, Я соединил огонь и лед. А во сне - как в аду, Женщина, придуманная мной, Выбираю одну Вне судьбы и времени живет. Песнь из сотни песней. * * * Наконец-то пою, Деревья гнулись Наслаждаясь агонией, И шумел камыш. Убежав от погони Я спал, как мышь, В неравном бою. В своей уютной норке. Коты вернулись – Пропасть - ближе и круче, Царская охрана, На краю мифологии; А утром рано Под ногами пологие Наведем разборки. Стены падают в тучи. Мне снился сыр А я падаю вниз Швейцарский и голландский, Апельсиновым пламенем, И вкусный завтрак И завернутым в знамени Пинчер-доберманский. Верных подлиз. О Боже - как прекрасен Этот мир! Это было знамение, Ненавязчиво кроткое. Луна в окно Опоенное водкою Светила, как фонарь. Новое поколение,- Я съел букварь И дедушкины кеды. В джинсо-кожаных шкурах, А, все равно– В безделье и деле, Семь бед - один ответ. Еле-еле доели Куплю билет Классицизм на шампурах. И в Магадан уеду. Каннибальный синдром * * * Двадцать первого века... Я зашью свое сердце заплатами боли, И безумный калека Я одену очки слепого солдата, Взмахнет топором. Я возьму костыли у нищего брата И пойду погуляю по сытой неволе. 244

«Истоки», «Шклинда» и другие Елена РАЗУМОВСКАЯ Этот принцип не нов, Или - необратим. СТИХИ Вечный странник Гольфстрим На вершинах Голгоф. Объясни - я люблю оттого, что болит, или это болит оттого, что люблю?.. * * * Сто ночей одиноких, А.Башлачев Сто молитв в небеса. Буду обманутым, * * * Поверю в грамоту, Что сам себе написал Е.Р. При свете звезд далеких. Как понять мне тебя, Пламя свечей разгоняет Хмурь ненастного дня. Как тебя разглядеть? Россыпью звездною Тени холодные... Может, ты не любя Не пожалею огня – Пусть меня охраняет. Хочешь душу погреть? Взором, полным укора, У живого огня, В серый день окунусь. Тайными тропами А потом - умереть, Мысли протопали К песне с именем Грусть, Умереть для меня?.. В окнах застыли укором. Может быть, ты устал, Как пройдет, не заметишь, День за днем без следа. Может, ищешь родник – Волосы в инее, Морщатся линии Потому и к губам Около глаз и рта,- Время расставило сети. Ты так жадно приник. Набираешься сил, Освежаешь себя, Ничего не спросив, Никого не любя. Ну, а если не так? Если - хочешь меня Не на миг, и во мрак, Навсегда, навсегда... Как тебя разглядеть, Как понять мне тебя? * * * Минуту каждую - ценить. Ведь Завтра может и не быть... И не бояться быть смешной, Дарить себя, пока с тобой. Пока ты жив, пока могу Упасть в объятья на бегу! Кричать, шептать, молчать: «Люблю!» Чтоб вместе было, как в раю. Спасать друг друга от невзгод... Кто не терял, тот не поймет Что счастье - это просто жить, Быть рядом, ссориться, любить. Не ждать чудес, а принимать Обычный день как благодать... 245

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет * * * *** Время может опоздать, Океан Ностальгия, Не всему оно свое. Жемчужная чистота… Ты привык его не ждать, Грустных волн литургия. А оно к тебе придет. Океан, я твоя. Ты на кухне варишь суп, Кто живет настоящим? Ты давно уже не тот. Может, эта листва… И в ответ на поздний стук Я – всегда во Вчерашнем. Барабан в душе не бьет. Ностальгия и я. Открываешь дверь: стоит Седовласый господин. ПРОЩАНИЕ С ОГНЕМ Старомодно фрак пошит, Водой своей - на твой огонь. На лице полно морщин. Святою - на святой! И неловко скрипнет пол, Летящий белогривый конь Моль на лампочку взлетит. Не мой. Не - твой. Ты подумаешь: пришел... У меня там суп кипит! Небес зовущая ладонь... Зачем ей прах? * * * Была - Вода, и был - Огонь, И страсть, и страх. Однажды я просто устану любить, Устану послушной и ласковой быть. Устану смотреть на часы без конца, Но - не поймут и не простят. Проклятья боль. Устану от лучшего в мире лица. Уголья мокрые шипят. ...Вода - Огонь. Придешь, как обычно, на сорок минут, Без тени сомнений, что любят и ждут. Лениво погладишь рукой по щеке, Но я не прижмусь, улыбаясь, к * * * ...Не знаю, поймешь ли, Е.Р. единственный мой, Говорили ли Вам Какой одинокой я стала с тобой. под музыку тающего воска, * * * Что лучшие в мире свечи – Ваши глаза. А.К. *** В твоих руках - гитарой быть Прошлое - можешь забрать. Изгибом каждым прижиматься То единство, что не состоялось, Звенеть дрожать боготворить И крыла, на которых леталось И отдаваться Лишь мгновение... отдаваться Вспоминать? Гетерой девочкой собой Нет! Отдать для других полетов, К тебе прильнуть в изнеможеньи Не до шуток, ведь снова лето И вдруг - наполниться тобой Отведет синевой рассветы, На бесконечное И усталостью. мгновенье Мимолетной... 246

«Истоки», «Шклинда» и другие * * * Случайная встреча, крушение мира, Презрение Бога, улыбка сатира. Бескрайне-бесправное в сердце: «а если...» Надежда на чудо, желание мести. Но все перекроется просто любовью, И жаждой припасть к твоему изголовью, Тебя целовать, ни о чем не мечтая, А утром заплакать, тебя провожая. * * * Легкий наклон головы, Полузакрыты глаза. Есть ли любовь у травы? Кто бы мне рассказал... Вот я и стала рекой, Хочешь напиться воды? На теплом песке покой Твои сохранит следы. Белой звезды лучи Ночью осветят их. О чем же трава молчит На берегах моих? * * * А я не стала Маргаритой. И никогда уже не стану. 247

Литературная жизнь города Братска в последней четверти ХХ века по страницам городских газет Из журнала НЛО «ШКЛИНДА» Спец выпуск №6 за 1995 год ИНДЕЙСКАЯ ВОЙНА Под ред. В. Орочона, В. Костромина, В. Шурдукова Василий ОРОЧОН Анатолий К ВОПРОСУ ОБ ВОВК ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ ИЛИ ПЬЯНЫЙ БАЗАР *** Моя война – индейская война, - Да... Как тебе сказать? Вот мама моя, но я сто раз не выстрелю на шорох – да, была батрачкой, потом комсомолкой- я сотни слов воспламеню как порох, активисткой, потом студенткой-комсомол- моя победа – не моя вина. кой, потом ее из педтехникума и комсомо- ла вышибли, как племянницу попа, хотя Я – воин, племянницей попу тому она была назван- я кричу среди слепых, ной, а сам поп в колчаковщину не только когда наощупь свищуют томагавки, венчал, отпевал и крестил, а и из «макси- и страх наотмашь отворяет лавки, ма» белых и крестил, и венчал, и отпевал... и нет в крови ни грешных, ни святых: Правду сказать, разобрались потом все же, восстановили маму... Ну, это я - в сто- - Моя война – индейская война! рону. Короче, - мама моя - из интеллиген- тов советских первого поколения. С отцом 248 сложнее. Журналист. Сел. Отсидел. Стал и остался бухгалтером. С вечной тягой к гуманитарным наукам и занятиям. Найди в шестидесятые годы учителя, чтобы он карты географические сам цветными ка- рандашами рисовал. Отец рисовал. Учите- лей в поселке не хватало: бежали бедные выпускницы ВУЗов педагогических от той непедагогической поэмы, что сочиняло им в та поры наше государство. Отец препо- давал по совместительству географию. Не знаю уж (мал тогда был) безвозмездно (с него хватило бы), за мзду ли (семья-то - пя- теро детей!), но я до сих пор думаю, что